Человек умер. В раю выяснилось, что он не прожил одну ночь на Земле. Ваши действия?
- Ума не приложу, как это могло получиться, - апостол Пётр в очередной раз потёр висок карандашом и снова углубился в вычисления. - Здесь чёрным по белому написано: Джеймс Беверидж родился 5 августа 1964 года, а умер 13 сентября 2000 года, то есть сегодня. Может, мы что-нибудь перепутали, Джон?
Его собеседник, святой Иоанн, пришёл в канцелярию за новой обложкой для Книги Жизни. Он был в отличном настроении и не ожидал никакого подвоха. Но едва он ознакомился с документами, как у него сразу начался приступ кашля. Апостолу Петру пришлось налить ему бокал вина. После того, как святой Иоанн выпил его, он снова смог говорить.
- Мы не могли допустить ошибку, Пётр. Когда Джеймса Бевериджа вносили в Книгу Жизни, я проследил, чтобы в канцелярию поступили правильные сведения. Ты же знаешь, как ответственно я отношусь к своей работе, Пётр.
Вот уже полчаса святые разбирались с бумагами Джеймса Бевериджа, которого застрелила его собственная жена.
- Может быть, ты что-нибудь перепутал, Пётр? - осторожно спросил святой Иоанн.
- Да нет же, чёрт возьми! - крикнул апостол Пётр и схватил со стола толстую папку с бумагами. - В личном деле Бевериджа всё расписано по минутам. Согласно первому пункту он должен был родиться 5 августа 1964 года в 00 часов 00 минут, а умереть 13 сентября 2000 года опять таки в 00 часов 00 минут. Ему было суждено прожить 13 тысяч 187 дней. И вот теперь я нахожу противоречия в наших документах.
Пока апостол Пётр листал злополучное дело, святой Иоанн просматривал на экране сцены из жизни Джеймса Бевериджа. За последние двадцать лет его поведение совершенно не изменилось. Он почти всё время лежал в постели с пьяными проститутками. От просмотра этого порнофильма нимб над головой святого Иоанна постепенно начал пропадать. Вовремя опомнившись, он выключил компьютер, вернул нимб на место и побежал к апостолу Петру.
- За всё время моей работы ни одного подобного случая здесь ещё не было, - подытожил апостол Пётр. - Мы с тобой, Джон, отвечаем за документы суровой отчётности. Если кто-нибудь узнает, что мы допустили такую оплошность, нас выдворят обратно на землю. А меня такая перспектива не устраивает.
- Меня тоже, - вздохнул святой Иоанн. - Давай ещё раз сверимся с Книгой Жизни.
Но сколько бы они не листали Книгу жизни, ничего нового им найти не удавалось. В Книге жизни была указана цифра 13 187, а в ведомостях апостола Петра к ней была добавлена непонятная запись '1/4 суток' с пометкой 'ночь'. И ничего поделать с этим было нельзя.
- Нам придётся вызывать Азраила, - сказал апостол Пётр. - Если мы и от него ничего не добьёмся, нужно будет приглашать сюда Джеймса Бевериджа, чтобы он тоже давал объяснения. Но мне меньше всего хочется разговаривать с этой ошибкой природы.
Азраил прилетел через тридцать секунд после звонка апостола Петра. Он надел белую мантию и платиновый шлем с золотыми крылышками. По всей вероятности, ему захотелось отдохнуть на Гавайях, чтобы потом со свежими силами приступить к работе. Но срочный вызов в администрацию нарушил его планы.
- Что у тебя происходит? - спросил апостол Петр, когда Азраил появился на пороге. - И почему ты носишь эту дурацкую одежду? Ты что, в Красный Крест устроился работать?
- Вовсе нет, - засмеялся Азраил. - Ты разве не слышал? Комитет Мучительной Смерти сегодня был переименован в Комитет Беззаботной Жизни.
- Посмотрим, останется ли у тебя желание шутить, когда ты прочтёшь дело Бевериджа, - сказал апостол Пётр, отдавая бумаги Азраилу.
Вначале Азраил не понял, в какую ужасную историю его пытаются втянуть. Он уселся на диван и принялся сравнивать выписку из Книги Жизни с канцелярской ведомостью. Но потом он сообразил, насколько всё серьёзно, и улыбка исчезла с его лица. С неподдельным ужасом Азраил отбросил документы и поднял глаза на апостола Петра.
- Но ведь я... - начал оправдываться он, но апостол Пётр прервал его на полуслове.
- ...действовал по инструкции. А ты можешь вспомнить, что в ней было написано?
Через секунду на столе появился список людей, которые должны были умереть тринадцатого сентября 2000 года от Рождества Христова. Джеймс Беверидж был среди них и в положенное время прекратил своё существование. Но, к великому сожалению, в списке было указано то же самое время, что и в Книге Жизни.
- У меня сейчас начнётся мигрень, - устало сказал апостол Пётр. - Кто-нибудь может предложить, что нам делать?
- С мигренью или с Джеймсом Бевериджем? - спросил святой Иоанн, подбирая свой нимб с пола.
- С Бевериджем, конечно, - вскрикнул апостол Пётр, но тут же замолчал. - Ребята, я придумал гениальный план, - сказал он секунду спустя. - Слушайте меня внимательно, если не хотите, чтобы начальство спустило с нас три шкуры за эту ошибку. В канцелярском бланке написано, что Бевериджу полагается прожить ещё одну ночь на земле. Так давайте отправим его обратно в Нью-Амстердам, чтобы он провёл эту проклятую ночь в обществе шлюх. А под утро ты снова заберёшь его, Азраил.
- Я не желаю выполнять ваши преступные приказы, - возмутился Азраил. - Мы не имеем права...
- ...возвращать души умерших людей в их тела, - снова договорил за него апостол Пётр. - Но ведь другого выхода нет. Начальство рано или поздно узнает о нашей ошибке, и тогда мы все будем подметать дворы где-нибудь на земле.
- Что, все трое? - спросил святой Иоанн, у которого нимб теперь крутился, как пропеллер.
- Да, все трое, - обречённо сказал апостол Пётр. - Соглашайтесь, господа, иначе я буду вынужден рассказать об этом происшествии Господу Богу.
Вот так Джеймс Беверидж опять вернулся на землю, чтобы весело прожить подаренную ему ночь. Работники небесной канцелярии без колебаний отправили его в путешествие по Нью-Амстердаму. Они надеялись, что через шесть часов их проблемы решатся сами собой.
Когда апостол Пётр предлагал воскресить Джеймса Бевериджа, он не учёл одно важное обстоятельство. Жена Джеймса уничтожила его тело, чтобы отвести от себя подозрение. Она приготовила своему мёртвому мужу отличную ванну с серной кислотой. Поэтому Азраилу пришлось долго думать, где достать новое тело для Джеймса. В конце концов, ангел смерти решил не мучить себя и засунул душу Джеймса в первое попавшееся в морге тело.
- Кто я? И что со мной, чёрт возьми, произошло? - спросил мальчик тринадцати лет, глядя на свои окровавленные руки.
В ответ мальчик не услышал ни слова, так как в переулке в это время никого не было. Только сирены полицейских машин завывали где-то невдалеке.
- Что ж, раз ответа нет, надо отсюда убегать, - сказал мальчик самому себе. - Копы, наверно, давно гонятся за тобой, Джеймс.
Последние слова он произнёс уже на бегу. То место, где он только что стоял, освещал один единственный фонарь. Но даже в его тусклом свете можно было прочесть, что написано на обрывке газеты, которую ветер, как нарочно, поднёс к фонарному столбу. Всю первую полосу занимала фотография мальчика в чёрной рамке, а под ней большими буквами был напечатан заголовок: 'Жестокое убийство школьника Виктора Бартона никого не оставит равнодушным'...
Полицейская машина неожиданно сломалась в пятистах метрах от городского морга. Её водитель, толстенький полисмен, вынужден был всё оставшееся расстояние пробежать со скоростью спринтера. Поэтому он не сразу понял, о чём идёт речь, когда пожилая дежурная попыталась объяснить ему суть дела. Он просто стоял, наслаждался отдыхом, и всё пытался понять, где звенит сильней: в помещении морга, в котором сигнализация трезвонила без умолка, или в его собственной голове. Придя к выводу, что сирена в помещении звучит сильнее, полисмен тряхнул головой и побежал следом за дежурной, которая оставила тщетные попытки что-нибудь втолковать стражу порядка.
Вдвоём они ворвались в комнату, в которой находились холодильники с трупами. Дверца одного из них была широко открыта. Полисмен заглянул внутрь, но ничего не обнаружил, кроме пустого выдвижного ящика.
- Я не знаю, что здесь произошло, сержант, - донёсся до полисмена голос дежурной, - но, по-моему, была предпринята попытка ограбления морга. На мой взгляд, все факты свидетельствуют в пользу этого.
- А пошла ты к чёрту, - подумал полисмен, потихоньку приходя в себя от звона в ушах. - Говорила мне мама в молодости: тренируй сосуды, сынок, авось потом беды не случится. И вот тебе и раз. Так и инсульт можно получить...
Сделав над собой колоссальное усилие, полисмен, наконец, заговорил.
- Простите меня, миссис, за то, что я не сразу понял, о чём идёт речь. Просто пока я бежал к вам, у меня в голове всё перевернулось. Так вы говорите, что здесь произошло ограбление?
- Именно это я и имела в виду, - сказала дежурная, удивленно приподнимая бровь. В её голове промелькнула мысль: "Надо меньше есть и пить, скотина. Тогда и слова будут доходить быстрей. А то вон какой живот себе отъел".
- А вы не можете посмотреть, миссис, - спросил полисмен, опускаясь на стул, - тело какого человека лежало в том отсеке, который я только что осмотрел?
- Конечно, могу, - ответила дежурная, с трудом подходя к холодильнику. - Кстати, вы не представились, сержант.
- Грегори Фулборн, полиция Нью-Амстердама, - монотонно произнёс полисмен.
- Очень приятно. А меня зовут миссис Паттон.
Пока дежурная проводила осмотр холодильника, взгляд Грегори Фулборна лениво скользил по осколкам, лежавшим на полу. Судя по всему, между ними и выбитым оконным стеклом была какая-то связь. Пытаясь связать эти факты воедино, полисмен почувствовал себя совсем плохо. Если бы в дверях прозекторской не показался его напарник, Томас Чаттер, Фулборн наверняка потерял бы сознание.
- Уже приступили к осмотру, шеф? - радостным голосом спросил Том.
"Как я ненавижу его звонкий фальцет" - с тоской подумал Грегори, а вслух сказал:
- Том, старина, позаботься о том, чтобы до приезда эксперта здесь никто ничего не трогал. А я, пожалуй, пойду. Что-то мне сегодня нездоровится.
- Вы слишком эмоциональны, шеф, или у вас в биополе образовалась брешь, - рассудительно сказал Том, помогая Грегори подняться. - Я думаю, на вас так действует энергия, оставленная здесь ангелом смерти, которым, как известно, был Азраил.
Кто знает, куда бы завели Тома дальнейшие пророческие рассуждения, но в тот момент, когда он уже собирался начать свою лекцию о влиянии негативной энергии на карму, пожилая дежурная в ужасе вскрикнула:
- Я нашла бирку с именем покойника, которую преступники оставили в холодильнике. В ней значится некий Виктор Бартон, мальчик тринадцати лет.
Виктора Бартона было сложно назвать подростком из-за его маленького роста и детского выражения лица. Вечером, 12 сентября 2000 года, он надел свои огромные очки и, в очередной раз, отправился на улицу искать себе друзей. В школе он был первым отличником и, к тому же, подающим надежды скрипачом. Уже два раза он выступал в городском оркестре на день города, и каждый раз его хвалил сам мэр. Сверстники ненавидели Виктора, дразнили его "ботаником" и постоянно норовили столкнуть с дороги в грязь. Так произошло и этим вечером, только вместо обычного молчания Виктор вдруг закричал во весь голос: "Что я вам сделал, негодяи? За что вы меня бьёте?" И сейчас же холодный, усыпляющий укол ножа в шею лишил его чувств.
- Значит, вы утверждаете, что никаких следов на месте преступления вор не оставил? - спросил эксперта Том Чаттер.
- Да нет, почему же, - смутился старичок-эксперт Самнер Хоукс. - На стенке выдвижного ящика были найдены отпечатки пальцев преступника, а на осколках оконного стекла я заметил пятна крови.
- А кроме этих следов ещё какие-нибудь улики на месте преступления обнаружены? - продолжал настойчиво спрашивать Том.
Самнер Хоукс на минуту задумался, а потом отрицательно покачал головой. Да, всё же интересно, как преступник мог не оставить отпечатков обуви, если прямо под окном, которое он разбил, была огромная лужа.
- Вот дактилоскопическая карта, - сказал помощник эксперта, поднимаясь с колен. - На ней отчётливо видны отпечатки пальцев правой руки, да и часть ладони тоже пропечаталась хорошо. Отпечаток большого пальца был найден на внутренней поверхности выдвижного ящика, а отпечатки остальных четырёх пальцев - на внешней. К анализу крови наши ребята ещё не приступали.
- Забавно, забавно, - пожевал губами Самнер. - Никогда в жизни мне не приходилось видеть ничего подобного. Мистер Чаттер, - обратился он к полицейскому, - я хочу спросить у вас одну вещь. Когда человек достаёт из холодильника выдвижной ящик, как он должен держаться за его стенку?
- Что вы имеете в виду? - от удивления глаза у Тома полезли на лоб.
- А то, - с сожалением сказал Самнер, - что большой палец в таком случае должен быть расположен на внешней стенке ящика, а остальные четыре - на внутренней.
В анатомическом зале наступила полная тишина. С задумчивым видом Самнер Хоукс поднялся с пола, по которому он ползал в поисках осколков, прошёл в другой конец зала и открыл шкафчик с одеждой покойников. Он долго рылся в нём, стараясь найти бирку с нужным именем, а когда нашёл, то чуть не заплакал от радости.
- И вещички с собой прихватил, - прокричал Самнер на весь зал.
- Что вы имеете в виду? - повторил Том свой предыдущий вопрос.
Самнер Хоукс ничего ему не ответил. Он стоял возле шкафа с одеждой и сравнивал дактилоскопическую карту Виктора Бартона с отпечатками пальцев, найденными на стенке выдвижного ящика. Потом он засмеялся таким смехом, от которого у Тома мороз прошёл по коже, и ехидным голосом заговорил:
- Нынешняя молодёжь также невнимательна, как и в то время, когда я только начинал работать криминалистом. Ответ лежит у вас под носом, мой друг. Судебный медик спешил закончить свою смену и решил отложить проведение экспертизы до утра. В своём отчёте он написал, что зашил рану на шее Виктора Бартона и взял образец его крови для исследования. Он также дактилоскопировал труп, но забыл отдать отпечатки пальцев в архив. А вы, молодой человек, вместо того, чтобы сравнить две дактилоскопические карты, задаёте мне глупые вопросы.
- То есть, - спросил Том Чаттер, внимательно вглядываясь в дактилоскопические карты, - вы хотите сказать... - и тут его рука задрожала, и он уронил свой портфель на пол.
- Да, именно это я и хочу сказать, - кивнул Самнер Хоукс. - Отпечатки на двух предъявленных вам карточках одинаковы. А это значит, что мёртвый Виктор Бартон самостоятельно открыл изнутри холодильник, вылез из него и пошёл гулять по белу свету. Да ещё и приодеться успел на дорожку.
Тьма, которая появилась перед глазами Тома при сравнении двух карточек, разрослась до чёрной тучи, забралась к нему в уши и в рот, так что он не смог даже крикнуть, а потом полностью поглотила его мозг, не оставив ни одного проблеска сознания.
Было просто удивительно, что судебный медик зашил рану на шее Виктора Бартона и вообще привёл его тело в нормальный вид. С таким телом можно хоть сейчас идти в казино или в бордель. Кровь, которой его накачал ангел смерти, просто играла в жилах, а гормонов в ней было столько, что хватило бы на лечение импотенции во всём мире. Так что новому владельцу тела, Джеймсу Бевериджу, уже не терпелось попробовать все удовольствия, которые в избытке предлагал ночной город. С этой целью он и отправился бродить по кварталам, пока не наткнулся на один магазинчик с зеркалами вместо окон. Увидев себя в одном из них, шикарный самец Беверидж оторопел от неожиданности. Картина, которая представилась его взору, была и в самом деле ужасна для опытного обольстителя, но прекрасна для любой двенадцатилетней девочки из музыкальной школы.
- Мать честная! - закричал тринадцатилетний мальчик, глядя на себя в зеркало. - И это я, Джеймс Беверидж, гроза всех женщин Нью-Амстердама? Да по сравнению со мной лилипут и тот смотрелся бы лучше. Неужели все проститутки, с которыми я когда-либо занимался сексом, были слепыми от рождения? Или со мной за это время произошли какие-нибудь перемены?
Последняя мысль, высказанная Бевериджем, и вправду была дельной. Действительно, как объяснить взрослому мужчине то, что он за один вечер превратился в очкарика-недомерка? Но ангел смерти позаботился даже об этом. Едва Джеймс отошёл от зеркала, он сразу же позабыл и свой ужасный облик, и все мысли, которые его недавно мучили. Дело было в том, что Азраил действительно хотел дать Джеймсу шанс поразвлечься, а думать о прошлом и развлекаться было делом нелёгким. Поэтому ангел смерти заранее стёр всю и без того небогатую память Джеймса, оставив в ней лишь код идентификации собственного я. После такой процедуры мозг Джеймса работал точно так же, как работают процессоры роботов, выпускаемых на японских фабриках. Никакой памяти о прошлом обеспечивает максимальную концентрацию на будущем. Видели вы когда-нибудь робота, который помнит, что было год назад? Вот так и Джеймс. Решил позаниматься сексом - изволь осуществить.
Подходящий случай вскоре представился. Возле витрин магазинов всегда собирались проститутки, которые зазывали клиентов томными взглядами или попросту обнажали некоторые пикантные части тела. Ни одного знакомого лица Джеймс здесь не увидел. Он просто никогда не имел дела с проститутками из нижнего города, так как всегда усматривал в общении с ними нечто зазорное. Однако теперь его глаза просто налились кровью от лакомых кусочков, которыми женщины были готовы поделиться с каждым, кто имел хотя бы пятьдесят долларов. Не теряя времени даром, Джеймс подошёл к одной из них и развязно спросил:
- Ну что, детка, пригласишь меня к себе на диван попрыгать?
Проститутка смерила Джеймса недоверчивым взглядом и, в свою очередь, тоже задала вопрос:
- Мальчик, а тебе ещё не рано этим заниматься?
- Да ну брось, детка, - сказал Джеймс, надувая, как маленький, губы. - В мои годы такие вопросы задавать неприлично.
- Действительно неприлично, - отозвалась с другого конца улицы ещё одна проститутка. - Тебе сейчас надо подгузник поменять и спать лечь, а не шататься по улицам и отвлекать людей от работы. Моему сыну столько же лет, сколько тебе, а он о таких вещах даже и не думает.
- Раз он о них не думает, значит, он либо кастрат, либо педик, - сказал Джеймс и захохотал на всю улицу.
- Ну и поведение, - сказала высокая блондинка, которая стояла неподалёку и, казалось, до этого момента не обращала на Джеймса никакого внимания. - А ещё говорят, что мы, бедные люди, плохо воспитываем своих детей. Да вы посмотрите на него, - он же сущий дьявол. А сам, наверно, из приличной семьи. Его мама и папа, скорее всего, и не знают, где их сынок сейчас находится. А ну быстро пошёл вон отсюда, иначе я сейчас позову Здоровяка Билли, он тебя живо в кровать уложит.
- Мои мама и папа уже давно не лезут в мои дела! - закричал Джеймс на всю улицу. - А вам я сейчас покажу, как отказывать взрослому гражданину Соединённых Штатов в осуществлении его законного права на личную жизнь. Тоже мне нашлись сёстры милосердия. А ну раздевайся, сволочь! - крикнул он блондинке и в порыве ярости сорвал с неё блузку.
Блондинка охнула и с каким-то суеверным ужасом посмотрела на перекошенное злобой лицо мальчика. Остальные проститутки тем временем окружили плотным кольцом бушующего мальчугана и пытались связать ему руки и ноги своими чулками. Когда им, наконец, удалось засунуть в рот Джеймсу носовой платок и тем самым прекратить его вопли, вдали уже завывала полицейская сирена. Услышав знакомые звуки, Джеймс снова предпринял отчаянную попытку освободиться от завязанных в узел колгот. Но тут он увидел, как из подворотни, откуда недавно валил густой чёрный дым, вышел человек высокого роста и направился в его сторону. В правой руке он держал какой-то предмет, похожий на бейсбольную биту. Когда Джеймс понял, что его ждёт, он сразу обмяк и подумал: "Мне пришёл конец". Он оказался прав. Две секунды понадобилось Здоровяку Билли, чтобы ударом огромной дубины уложить подростка наповал. Мир разбился перед глазами Джеймса на сотни мелких осколков, и последнее, что он запомнил, было лицо блондинки, с которой он так бесцеремонно сорвал блузку.
Сколько бы Джеймс не пытался пошевелить рукой, боль всё равно крепко держала его в своих объятиях. В голове у него, подобно миражам, появлялись и вмиг исчезали тысячи фантастических образов. Вот он с какой-то женщиной, которую зовут Синтия, стоит у алтаря и клянётся быть верным ей до конца жизни. А вот он лежит в постели с совсем другой женщиной, которой говорит то же самое, и она, похоже, верит ему ничуть не меньше, чем та, которая стояла у алтаря. Образы многочисленных любовниц постоянно возникали в подсознании у Джеймса. Среди них были сексуальные мулатки, утончённые японки и даже две негритянки, с которыми он познакомился во время отдыха в Тунисе. Они по очереди ходили к нему в номер, и как только одна из них выходила, другая сразу же приходила ей на смену. На все предложения заняться любовью втроём негритянки реагировали отрицательно, и Джеймс вскоре перестал их уговаривать. Как он потом узнал, его партнёршами были мать и дочь, поэтому у него так ничего и не вышло с ними двумя. Но зато с двумя студентками с факультета журналистики, Линдой и Джеки, всё получилось гораздо лучше. Да, были времена, о которых нельзя забыть. Сколько женских лиц пронеслось в памяти Джеймса, как проносится перед глазами поезд, битком набитый знакомыми людьми, и все тебя узнают и машут тебе на прощанье. Но вот промчался последний вагон и на станции снова стало пусто.
Джеймс открыл глаза и посмотрел в потолок, по которому ползли красные и синие пятна. Догадавшись, что травма головы как-то повлияла на зрение, он приподнялся на кровати и увидел, что источником света служит одна маленькая лампочка, а сам он находится в небольшом подвальном помещении. Кровавая пелена, которая застилала Джеймсу глаза, помешала ему разглядеть ещё одну деталь: напротив него в деревянной детской кровати лежала девочка лет четырнадцати, которая всё время, пока он лежал без сознания, внимательно следила за ним. Увидев, как Джеймс пошевелился, а затем и вовсе сел на кровати, она сказала мелодичным голосом:
- Мама, иди сюда. Мальчик, которого принёс дядя Билли, уже очнулся.
От неожиданности Джеймс чуть не упал с кровати. Оказывается, он тут не один. А в проклятой памяти, как нарочно, остались только лица случайных любовниц. А кто такой дядя Билли, мама, которую только что позвали, и кому принадлежит голос, который звал, Джеймс совершенно не мог вспомнить. Вот что значит быть человеком с дыркой в голове.
При других обстоятельствах Джеймс мог бы посмеяться над этой историей, но теперь он решил, что пора делать ноги. Неизвестно, кто там сейчас зайдёт, мама или не мама, поэтому надо как можно быстрей добежать до двери и выбраться в коридор, если он вообще существует. На всё про всё оставались считанные секунды, и Джеймс постарался потратить их с толком. Он вскочил на ноги и попытался дойти до двери. Каждый шаг отдавал тупой болью в голову, но, несмотря на все препятствия, он довольно быстро добрался до своей цели, как вдруг дверь сама распахнулась ему навстречу, и в комнату вошла та самая блондинка, которую он успел запомнить перед тем, как его ударили дубиной по голове. От неожиданности Джеймс не успел вовремя остановиться и врезался лбом в кромку двери. От удара красные пятна вновь поплыли у него перед глазами, и он бессильно осел на пол, стараясь снова не потерять сознание.
Несколько секунд в помещении царила полная тишина, нарушаемая лишь щелчками ключа в замке. Затем, когда Джеймс, наконец, решился открыть глаза, он увидел самое необычное зрелище в своей жизни. Облокотившись на косяк двери, блондинка беззлобно смеялась над ним, а её белые кудри всякий раз рассыпались градом брызг при появлении новой волны смеха. Её дочка тоже хохотала от души, прикрывая рот ладошкой. Обе женщины, по-видимому, от души веселились, глядя на Джеймса, а он сидел на полу красный, как бурак, и старался не смотреть им в глаза.
- Ох, давно я так не смеялась, - сказала блондинка после продолжительного кашля, вызванного смехом. - Я, к сожалению, не знаю, как тебя зовут, маленький буян, но я надеюсь, ты не будешь сердиться, если я дам тебе воды и положу на голову компресс.
Ради глотка холодной воды Джеймс был готов простить этой женщине всё, что угодно. Поэтому он охотно взял грелку, наполненную льдом, и приложил её к огромной шишке на лбу. Новый приступ боли заставил его закрыть глаза, но как только он открыл их, то сразу увидел, что зрение улучшилось. Красный туман стал понемногу рассеиваться, и вскоре Джеймс уже мог чётко рассмотреть то место, куда он попал.
Помещение действительно было подвальным, так как нигде он не увидел ни одного окна. В одном из углов комнаты стоял ржавый таз, в который всё время капала вода. Недалеко от кровати, на которой только что лежал Джеймс, стоял старенький письменный столик, на котором не было ничего, кроме закопченной электроплитки. Больше никаких предметов меблировки в комнате не было. В ней отсутствовали тумбочки, шкафы, стулья и прочие предметы, без которых мы не мыслим своего существования. На полу не было линолеума, а обои давным-давно отклеились из-за сырости в помещении, оставив на память о себе мутные разводы на стенах. Общую мрачную картину довершала та самая маленькая лампочка, которая висела прямо под потолком.
Непосредственно от изучения обстановки в комнате Джеймс перешёл к наблюдению за двумя женщинами, которые уже давно пытались заговорить с ним. Блондинка несколько раз проходила мимо него, стараясь невзначай дотронуться своей изящной туфелькой до носка его ботинка. Девочка, которая так ни разу и не встала с кровати, пока Джеймс сидел на полу, не сводила с него своих глаз, словно пыталась отыскать в его душе нечто скрытое от всех остальных людей. От этого взгляда Джеймса невольно бросило в дрожь, так как глаза у девочки были совсем взрослые, без всякого намёка на детство. Одно время он зачарованно в них смотрел, но потом не выдержал и отвёл взгляд.
До сих пор никто из них не решался нарушить то гнетущее молчание, которое установилось в комнате с появлением Джеймса. Должно быть, хозяйка комнаты обиделась на Джеймса за его безобразное поведение и теперь ждала от него извинений. Но, как и любому обидчику, который знает, что он не прав, Джеймсу было нелегко просить прощения у человека, которого он самым жестоким образом оскорбил. - К тому же, кто она такая? - думал он, лёжа на полу и прикрывая ладонью глаза, будто бы прячась от света, а на самом деле - сгорая от стыда. - Подумаешь, дешёвая проститутка. Да с неё каждый день блузки снимают, и что, она теперь должна на всех в Верховный Суд подавать? Нет, пусть сама извиняется за то, что её сутенёр чуть не разбил мне голову.
Затянувшуюся паузу прервал звонкий голос девочки, которая только что так печально смотрела на Джеймса:
- Мамочка, скажи, пожалуйста, скоро будет готов ужин, а то я сильно проголодалась, пока тебя не было.
- Вечно ты, Нэнси, с капризами, - сказала блондинка и подошла к электроплитке, чтобы разогреть суп. - Всё тебе не так. То ужин поздно приносят, то завтрак рано подают. Всегда виновата одна я. А то, что мне пришлось успокаивать одного буяна, - тут блондинка укоризненно посмотрела на Джеймса, - так это тебя не волнует. Благо, что Билли нас подвёз, а иначе у тебя сегодня не то, что ужина, мамы могло не быть!
- Прошу прощения, но вы говорите неправду, мисс, - сказал Джеймс, поднимаясь с пола. - Я вас убивать не собирался, а вот ваш друг меня хорошенько избил. Даже не знаю, как я с такой головой в клубе теперь покажусь. Ну ничего, я сообщу своим друзьям координаты вашего притона, и они быстро вас разгонят, а вашему Билли и вам я собственноручно сверну шеи.
Блондинка с недоумением посмотрела на Джеймса, а потом опять засмеялась:
- Нет, ты посмотри на него, Нэнси. Опять начал хорохориться, как петух. Своим друзьям он сообщит. А кто твои друзья, мальчик? Неужели та самая шайка из младшей подгруппы детского садика, которая уже три года устраивает налёты на магазины с игрушками? Ой, как я испугалась!
- К вашему сведению, мисс, - тут Джеймс подбоченился и гордо посмотрел вокруг, - моими товарищами являются самые влиятельные люди в Нью-Амстердаме, в том числе и губернатор.
- В самом деле? Как интересно. А я до сих пор не знала, что в детском саду выбирают губернатора. Как-нибудь пригласи меня на выборы, я хочу узнать, какая программа у вашего губернатора. Если он обещает всем детям бесплатные игрушки и конфеты, то я, так и быть, за него проголосую.
Сражённый нахальством блондинки, Джеймс стоял и молча глотал воздух. Совсем недавно вера в его идеалы казалась непоколебимой, а теперь какая-то проститутка стоит и во всю ругает губернатора, на которого молится весь Нью-Амстердам. Нет, нужно срочно принять меры и сообщить властям, чтобы они наказали вольнодумцев, оскверняющих светлый лик демократии.
К счастью, Джеймс не успел высказать до конца все свои мысли. Едва он раскрыл рот, собираясь сказать, кому он намерен жаловаться, как Нэнси снова жалобно попросила поесть, и её мама лихорадочно забегала между столиком и кроваткой девочки. Очевидно, что Нэнси принимала пищу, не вставая с кровати. Но Джеймсу до этого не было никакого дела. Единственным его желанием было поскорее убежать отсюда, и поэтому его взгляд блуждал от двери к дамской сумочке, в которую блондинка предусмотрительно спрятала ключи после того, как заперла дверь. Улучив момент, когда она поправляла подушку своей дочери, Джеймс незаметно открыл сумочку и тут же увидел нечто такое, что заставило его закричать на всю комнату.
На поверку сумочка оказалась не совсем обычной. В ней не было ни широких отсеков, ни тех маленьких карманчиков, которые так любят женщины. Зато в ней была косметика. Причём всех самых известных фирм в мире. Тут были представлены и Tina Richi, и LencТme, и Clement Clein и многие другие модные дома мира. Разумеется, все вышеуказанные бренды в данном случае были подделкой, но общего впечатления это совсем не снижало. Однако самым главным украшением сумочки оказалось зеркало, закреплённое на пластмассовой подставке рядом с тенями для глаз. Судьба снова жестоко разыграла Джеймса, подсунув ему вместо ключа к спасению дамскую косметичку, в которой, кроме всего прочего, оказалось ещё и зеркало.
Пока Джеймс привыкал к своему новому образу, Нэнси и её мама испуганно переглядывались, не зная, что заставило их гостя кричать во всё горло. Когда первый шок, наконец, прошёл, мама Нэнси силой оторвала Джеймса от зеркала и усадила его к себе на колени.
- Первый раз вижу, как дети кричат при виде дамской сумочки. У тебя что, мальчик, и вправду с головой не в порядке? У Нэнси зубы стучат от твоего крика. Признавайся, ты хотел меня обворовать? У тебя что, нет денег добраться домой?
- Да нет же, мисс, нет... Моё лицо... Что с моим лицом? - в ужасе кричал Джеймс.
- Если ты говоришь о том синяке, который оставил тебе на память Билли, то я думала, что для тебя это давно не новость. А если ты имеешь в виду что-то другое, то, пожалуйста, потрудись объяснить.
- Моё лицо, моё лицо, - всё повторял Джеймс, качая головой. Теперь ему всё стало понятно - и презрение проститутки к тринадцатилетнему подростку, который решил её снять, и слова Нэнси о мальчике, которого принёс дядя Билли. До этого момента он ничего не знал о себе, кроме собственного имени - Джеймс Беверидж, а теперь всё прошлое разделилось перед его мысленным взором на два уровня. От удара дубиной по голове воспоминания ожили и начали возвращаться к нему. Полчаса назад, лёжа в обмороке, он ясно видел и свою жену, и всех любовниц, которые у него были. А сейчас вид лица маленького Виктора Бартона заставил его вспомнить все события от момента собственной смерти до внезапного воскрешения в больничном морге. Все эти обстоятельства настолько ошеломили его, что он сидел и плакал, как маленький ребёнок, а блондинка прижимала его к себе и вытирала слёзы, которые капали прямо ей на платье.
Минут через пять Джеймс, не поднимая глаз от пола, решился заговорить. Голос его был хриплым и часто прерывался:
- Мисс, пожалуйста, простите меня за то, что я так недостойно вёл себя с вами. Мне искренне жаль, что всё так вышло, и если бы я мог, то всё сделал, чтобы того инцидента между мной и вами не было. Кроме того, я был так невежлив, что даже не узнал ваше имя...
- Меня зовут Катрин, - сказала блондинка и почему-то сильно покраснела, - а это моя дочь Нэнси.
- Очень приятно, а я - Джеймс. Я надеюсь, что теперь вы позволите мне уйти, чтобы я не омрачал вам ужин своим присутствием?
- А вот и нет, - сказала со смехом Катрин, - этот номер у тебя не пройдёт. Ты останешься с нами, поешь как следует, а потом я найду способ доставить тебя домой. Тем более, мне кажется, что ты неизвестно почему стал трезво смотреть на вещи и больше буянить не будешь. Слушай, меня осенила догадка. Тебе по дороге к нам для храбрости ничего не давали? Я имею в виду сигареты, спиртные напитки или какие-нибудь порошки.
- Нет, ничего такого не было, мисс, - сказал Джеймс, понимая, что Катрин ему не поверит. Правдоподобного объяснения его выходкам всё равно не существовало, поэтому каждый мог думать то, что ему заблагорассудиться.
- Меня зовут Катрин. Изволь ко мне обращаться по имени, без всяких мисс. Здесь этикета не существует.
- Хорошо, мисс, то есть я хотел сказать Катрин, - прошептал вконец растерявшийся Джеймс. - Только уже поздно, - добавил он, глядя на свои разбитые часы, - поэтому я, пожалуй, обойдусь без ужина и как-нибудь сам найду дорогу домой.
- Нэнси, он думает, что у меня железные нервы. Заладил, как попугай, одно и то же - без ужина обойдусь, домой пойду сам. Любой, кто на законных основаниях находится у меня дома, получит здесь приют и еду. Так что бери свою тарелку и становись в очередь. У нас так заведено, что первой еду получает Нэнси. Следующим за ней будешь ты. И смотри не зевай, а то я ненароком заберу твою порцию.
Уловив в голосе Катрин смешливые нотки, Джеймс впервые за весь вечер улыбнулся и с готовностью взял в руки железную миску. После того, как ему налили суп с мясом, Джеймс стал искать место, где можно было сесть и спокойно поужинать. Обнаружив, что в комнате нет стульев, он с недоумением посмотрел на Катрин, но потом решил у неё ничего не спрашивать и сел на кровать. Через некоторое время к нему присоединилась Катрин со своей тарелкой горячего супа.
- Скажите, Катрин, - спросил Джеймс после того, как прожевал огромный кусок мяса, который попался ему в супе, - почему у вас в комнате, кроме тумбочки, на которой разогревают еду, нет больше никакой мебели?
- А какая мебель здесь, по-твоему, должна быть?
- Мне кажется, у вас в помещении не хватает самых обычных предметов меблировки. Например, стульев.
- Джеймс, детка, нам с Нэнси не нужны стулья.
- Как, а разве вы всегда ужинаете, сидя у себя на кроватях?
В помещении на несколько секунд установилось неловкое молчание. Казалось, что Катрин была озадачена вопросом Джеймса и не знала, как на него ответить. На помощь ей внезапно пришла Нэнси.
- Мама, Джеймс всё правильно спрашивает. Давай не будем его стесняться и расскажем ему всё, как есть.
С большой неохотой Катрин снова заговорила, но теперь в её голосе не слышалось того веселья, которое уже успело понравиться Джеймсу.
- Всё дело в том, что Нэнси - лежачая больная. В детстве она перенесла полиомиелит. Врачи делали всё возможное и невозможное, и девочка выжила. От разрушительного воздействия болезни её смог спасти только экспериментальный препарат, который ни разу не испытывали на людях. Мы с мужем отдали за него последние деньги, и чудо всё-таки случилось. Наша малютка пошла на поправку, и уже через три недели врачи констатировали, что все функции мозга, включая мимику и речь, у неё восстановились. Она могла говорить и думать как обычный человек. Расплата наступила позднее, когда обнаружилось, что её суставы так и остались искорёженными и неподвижными, как у сломанного робота. Мой муж Фред и я голодали, чтобы спасти её, но на полный курс лечения денег нам всё равно не хватило. К тому же, врачи сказали нам, что вернуть Нэнси способность двигаться они не смогут. Ни один препарат не в состоянии заново вырастить ребёнку суставы. Ходят слухи, что такие поражения суставной ткани можно устранить с помощью операции, но у нас нет денег даже на поддерживающую терапию, и с каждым годом дела у Нэнси идут всё хуже. Денег у нас хватает только на еду, ничего другого мы себе позволить не можем. От истощения у меня умер муж, и теперь я не хочу, чтобы со мной или с Нэнси случилось что-нибудь подобное. Боже, как вспомню его лицо в тот момент, когда он от голода упал на лестнице, так мне больше жить не хочется.
Всё то время, пока длился рассказ Катрин, Джеймс бессмысленным взглядом смотрел в пространство. Только теперь до него дошло, какая трагедия разворачивалась в течение многих лет в маленьком заброшенном подвале. Он увидел, как Нэнси пытается едва движущимися пальцами взять ложку, зачерпнуть из миски немного супа и поднести его ко рту. Маленькие пальчики плохо слушались девочку, и капля супа иногда падала на повязанную вокруг её шеи салфетку. Возможно, что раньше руки у Нэнси работали чуть лучше, но теперь, по прошествии многих лет, она едва могла ими шевелить. Пройдёт ещё год или два, и она совсем не сможет выполнять даже элементарные движения. Наступит полная мышечная атрофия, которая заставит её суставы замереть раз и навсегда.
Теперь Джеймс не сомневался, что его пребывание в этом подвале тоже является тщательно спланированным ходом в божественной игре. Он поднял глаза к потолку, то есть туда, где, по его мнению, должен находиться Бог, и постарался осознать, какой замысел был у Всевышнего, когда Он отправлял его обратно на землю. Ведь прежде ни для кого из смертных такое исключение не делалось. Возможно, Господь хотел показать ему всё убожество тех идеалов, которыми он жил, а может, хотел ещё раз унизить человечество и возвеличить тем самым себя. Поскольку Джеймс был человеком недалёким, он не понимал, что Бог и так уже является великим, и ему незачем повышать свою самооценку даже за счёт самых праведных людей.
Однако в душе у Джеймса Бевериджа всё-таки случился переворот. По логике вещей получалось, что между ним и Богом теперь можно было поставить знак равенства. Ведь оба они после смерти воскресли, а Джеймс вдобавок смог вернуться на землю раньше, чем Бог всех христиан, у которого на аналогичную процедуру ушло три дня. Такая идея могла кого угодно вознести на вершину тщеславия, но тут же низвергнуть в пропасть отчаяния. - Куда мне до Бога, - размышлял Джеймс, отставив в сторону тарелку с супом. - Бог может одним взмахом руки исцелить больную девочку. А может обойтись и без всяких жестов. Просто сказать ей: Встань и ходи. На то он и Бог, чтобы творить чудеса. К тому же, Бог бессмертен, а я через несколько часов умру. Так, по крайней мере, сказал высокий мужчина в белом и те двое, что были с ним. Как вот только их звали? Апостол Пётр? Святой Иоанн? Азраил?
- Джеймс, ты больше не хочешь есть? - спросила Катрин, забирая у него миску.
- Нет, Катрин, я уже не голоден, - сказал Джеймс и с жалостью посмотрел на неё. Бедная. Она не взяла себе ни кусочка мяса, всё отдала детям.
- Тогда я пойду, вымою наши миски и кастрюли, а ты пока присмотришь за Нэнси. Договорились?
- Конечно, Катрин.
- Только смотри, - промурлыкала себе под нос Катрин, - не вздумай рассказать Нэнси, где мы с тобой познакомились.
- Я всё понимаю, - ответил ей Джеймс.
После того, как Катрин ушла, Джеймс принялся рассматривать коридор через щелку в двери. Судя по всему, ванная комната и туалет были общими и находились в конце подвала. Сейчас там выстроилась очередь из женщин, которые были похожи друг на друга как две капли воды. Все они были в поношенной, старой одежде, с растрёпанными волосами, без макияжа на лице. Нужда и горе заставили их жить вместе, но вовсе не сплотили в единый коллектив. Среди жителей подвала было деление на касты, и в зависимости от принадлежности к одной из них, человек мог рассчитывать на те или иные привилегии. Порядочные женщины, которые работали уборщицами, санитарками, лифтёршами, не могли позволить себе занять очередь за проститутками. Они расталкивали падших женщин, чтобы первыми подойти к рукомойнику. Бледное лицо Катрин то появлялось, то исчезало в дверном проёме, и Джеймс понял, что ей придётся очень долго ждать возможности попасть в ванную комнату. Более наглые проститутки тоже старались оттеснить своих товарок, и из коридора то и дело слышалась отборная брань. Чтобы Нэнси не слышала всех подробностей ночной жизни подвала, Джеймс потихоньку прикрыл дверь и погасил ту маленькую лампочку, которая горела на потолке. Он подумал, что девочка слишком утомлена таким поздним ужином и наверняка захочет спать. Но он ошибся. Через секунду в помещении вспыхнул яркий свет, и Нэнси направила прямо ему в глаза слепящий луч карманного фонарика.
- Не приближайся! Мама предупреждала меня, что ты буйный!
На мгновение Джеймс зажмурился, но потом привык к свету, и, широко раскрыв глаза, направился прямо к Нэнси. Вскоре фонарик упёрся ему в лоб, как дуло пистолета.
- Моя жена когда-то сделала точно также! - рассмеялся Джеймс и сел на кровать рядом с Нэнси.
- Врёшь ты. Нет у тебя никакой жены и быть не может. Сколько тебе лет, мальчик?
- Не обращай внимания, я так шучу. На самом деле мне тринадцать лет и я ужасно боюсь девочек вроде тебя. А фонарик у тебя действительно очень страшный.
- Правда? Это мама купила мне его, чтобы я всегда могла в темноте найти ночной горшок. Ни на что больше он не годится.
- Ты знаешь, кем работает твоя мама?
- Конечно, знаю. Она работает счетоводом в налоговой инспекции. Следит за тем, чтобы владельцы фирм и предприятий вовремя платили налоги. У них очень дружный коллектив, и они вместе наблюдают за порядком в стране.
- Почему же вы с мамой живёте так бедно, если все в стране вовремя платят налоги?
- Понятия не имею. Но, возможно, что часть налогов идёт на другие цели, не связанные с благополучием людей.
"А ведь девочка права, - подумал Джеймс. - Кому, как не мне знать, куда на самом деле идут бюджетные деньги. Интересно, получают ли Катрин и Нэнси помощь как малообеспеченная семья? Или Катрин настолько гордая, что не станет обивать пороги государственных учреждений?"
Следующий вопрос Джеймс задал очень осторожно, чтобы ненароком не причинить боль ребёнку.
- Скажи, Нэнси, мама никогда не говорила тебе о том, что случилось с твоим папой?
- Почему же нет. Говорила. Мой папа сейчас находится в раю. У нас на земле тоже есть места, похожие на рай. Там круглый год стоит жаркое лето, на деревьях растут апельсины, мандарины и шоколадки. А ты что, не знал, что шоколад растёт на деревьях? - спросила Нэнси, увидев, что Джеймс с недоверием взглянул на неё. - Мне мама рассказывала, что там каждый день на завтрак, обед и ужин дети едят только сладкое.
- Нет, нет, просто я немного задумался и пропустил твои слова мимо ушей.
- Хорош гусь, - обиженным тоном сказала Нэнси, - сам начал беседу и теперь слушать не хочет.
- Ты меня неправильно поняла, - засмеялся Джеймс. - Я вовсе не хотел тебя обидеть. Просто я никак не могу понять, как вы столько лет живёте без папы.
- Так и живём. Он улетел далеко на небо, а у нас нет денег, чтобы купить туда билет.
Эти слова окончательно ошеломили Джеймса, и он закрыл глаза ладонями, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься от того кошмара, который он услышал. Его сердце обливалось кровью при мысли о том, что Катрин воспитывает не ребёнка, а комнатный цветочек, который привык видеть за окном только солнце и не знает, что там есть ещё и лютый мороз, и седой туман.
Видимо, Нэнси была тронута печалью Джеймса, потому что она приподнялась на своей кровати и нежно-нежно погладила его по голове. И хотя маленькая ручка плохо слушалась свою хозяйку, Джеймс в полной мере ощутил ту душевную теплоту, которая исходила от маленькой девочки.
- Не беспокойся обо мне, Джеймс, - радостно прошептала она. - Ничего плохого со мной не случится. Моя мама всегда со мной, а если её задерживают на работе, то она присылает одну из своих сменщиц, чтобы та покормила меня. Кроме того, нас много раз выручал дядя Билли. Он всегда дарит мне пирожные с кремом, а по воскресеньям мы с ним играем в разные весёлые игры, и я всегда его побеждаю. А он сначала хмурится, а потом достаёт из кармана конфеты и отдаёт их мне со словами: "Вот чертовка, опять обыграла".
И, заметив, что Джеймс по-прежнему закрывает руками глаза, Нэнси, всё больше воодушевляясь, выдала ему самую заветную свою тайну:
- Ты думаешь, что мама окончательно потеряла надежду на моё выздоровление? Нет, Джеймс, она не такой человек. Недавно я видела, как она ночью выходила в коридор, пересчитывала там зелёные бумажки, а потом зашла в комнату и спрятала их за спинкой кровати. Так что я скоро опять смогу выходить на улицу и гулять по лесным тропинкам. Ты только маме не говори, что я всё знаю, а то она готовит мне сюрприз, и будет очень расстроена, если ты ей расскажешь.
Бывают минуты, когда в сознании человека происходит некий переворот, который толкает его на самые необдуманные поступки. Впервые в жизни Джеймс почувствовал, что нечто подобное свершилось и в его душе. В словах Нэнси он, как будто, угадал руководство к действию. Уже одна фраза о том, что надежда ещё не потеряна, породила в душе у Джеймса настоящую бурю эмоций. Он понял, что ночь развлечений, о которой ему говорил апостол Пётр, безвозвратно потеряна. Оставалось всего несколько часов до того, как приговор вступит в силу, и он навеки покинет любимую землю, которая и без него будет нежиться в лучах восходящего солнца. Но за эти несколько часов он в состоянии сделать то, на что никогда бы не решился в обычных условиях. Чувство сострадания подсказало ему, что он может подарить возможность ещё не раз встретить рассвет маленькой девочке, которая сидит рядом с ним. Его жизнь была загублена навеки, а у неё всё только начиналась. И, возможно, когда-нибудь, сидя на песке возле моря и слушая шум набегающих волн, уже не девочка, а женщина, будет нянчить своё дитя, которое появится на свет тоже благодаря Джеймсу. Под влиянием этих мыслей, Джеймс наклонился к Нэнси и прикоснулся губами к её маленькому, детскому лобику. Затем он вскочил с кровати и решительно пошёл к двери. Но перед тем как покинуть комнату, он услышал тихий, мечтательный голос Нэнси, заставивший его вздрогнуть всем телом:
- Ты был первым мальчиком, который поцеловал меня, - с улыбкой произнесла она.
На то, чтобы выбраться из подвала у Джеймса ушло пять минут. Ему пришлось активно поработать локтями, прежде чем он добрался до лестницы, ведущей наверх. Со всех сторон на него сыпались удары, а какая-то дородная женщина разразилась страшным потоком брани, когда увидела, что Джеймс идёт в сторону рукомойника. И только когда он выбежал на лестницу, страсти понемногу улеглись.
Очутившись на улице, Джеймс первым делом подумал, а хорошо ли он поступил, оставив Нэнси одну? Вдруг с ней что-то случиться, пока его не будет. Кроме того, он нигде не мог найти Катрин, чтобы предупредить её о своём уходе. Спасительница Джеймса как сквозь землю провалилась. Её не было ни в подвале, ни на улице, куда время от времени выходили покурить занявшие очередь проститутки. Чем больше Джеймс размышлял, тем абсурднее ему казался тот план, который он разработал для спасения Нэнси. Но поскольку вернуться в подвал означало потерпеть поражение и навеки остаться ничтожеством, Джеймс взял себя в руки и принялся действовать. В его распоряжении оставалось всего два часа.
Прежде всего, нужно было установить адрес того места, где он сейчас находился. Сделать это оказалось несложно, так как на торце дома висела табличка с надписью "Улица Западная, дом N 9". Анализируя полученную информацию, Джеймс пришёл к выводу, что его привезли в самый неблагополучный район Нью-Амстердама - Нижний Вест-Сайд. Выбраться отсюда ночью без машины было невозможно, потому что автобусы прекращали ходить ровно в двенадцать ночи. Значит, ему придётся идти пешком.
В последний раз Джеймс окинул взглядом серый фасад дома и постарался запомнить все мельчайшие детали, которые были вокруг. Затем он повернулся к дому спиной и быстрым шагом пошёл в сторону центра города. Теперь всё зависело от того, в правильном направлении он идёт или нет.
Через некоторое время вдали показалась автобусная остановка, и Джеймс перешёл с шага на бег. Он понимал, что надо экономить силы для обратного пути, но ему не терпелось узнать, какая дорога в центр города является наиболее короткой. Ориентиром могла послужить карта с обозначением маршрутов автобусов. Такие карты были почти на каждой автобусной остановке в Нью-Амстердаме.
Всё получилось именно так, как Джеймс и предполагал. Карта висела на своём месте и имела вполне приличный вид. Кроме разбитого стекла, которое предохраняло её от порчи, никаких серьёзных изъянов она не имела. По ней Джеймс легко отыскал кратчайшую дорогу в центр города. Правда, на то, чтобы добраться туда, у него мог уйти целый час, но игра в данном случае стоила свеч.
На остановке, кроме Джеймса, был ещё один человек. На той лавке, где пассажиры обычно ожидают автобус, спал пьяный бомж. Из газетного ящика он достал вечерний номер "Нью-Амстердам Тайм" и положил его на лавку в качестве подстилки. Одеялом спящему человеку служила ещё одна газета, более потрепанная, чем та, на которой он лежал. В то время, когда Джеймс рассматривал карту, поднялся сильный ветер и сорвал импровизированное одеяло со спящего. Пьяный недовольно забормотал во сне, но потом перевернулся на другой бок и захрапел с новой силой.
На какой-то момент Джеймсу стало жалко пьяного бродягу. Ведь если бы не гостеприимство Катрин, он тоже сейчас спал бы на какой-нибудь скамейке в парке. Движимый любовью к своему собрату, Джеймс выбежал на проезжую часть, поднял газету и вернулся на остановку, чтобы укрыть пьяницу. По дороге он даже не удосужился просмотреть её содержание. И лишь когда Джеймс вновь укрыл спящего бродягу газетой, ему в глаза неожиданно бросились слова с передовицы: "Сегодня вечером в Нью-Амстердаме был убит ученик музыкальной школы Виктор Бартон". Прямо под заголовком была помещена фотография мальчика лет тринадцати со скрипкой в руках. Взглянув на фотопортрет, Джеймс чуть не закричал от ужаса. Убитый ребёнок был его двойником.
Из заметки Джеймс узнал, что убийство произошло около восьми часов вечера в одном из престижных районов города. Как утверждают свидетели, преступников было двое. Один из них намеренно попытался столкнуть Виктора с парапета, а когда тот возмутился и начал кричать, второй негодяй с размаху всадил ему нож в горло. После убийства преступники мгновенно скрылись. На вид убийцам можно было дать не более двенадцати лет. Заканчивалось заметка стандартно: "Если вам стала известна какая-либо информация о данном происшествии или местонахождение преступников, просим вас сообщить в ближайшее отделение полиции или позвонить по телефону 911".
Информация, которой обладал Джеймс, не представляла никакого интереса для полиции, но в научном мире его появление произвело бы сенсацию. Во всём мире нашлось бы немало людей, готовых заплатить любые деньги, дабы узнать, что их ждёт после смерти и какую взятку надо дать апостолу Петру за воскрешение в своём или чужом теле. Кроме того, Джеймс мог обзавестись целой толпой последователей, которые, без сомнения, назовут его новым Христом. Что и говорить, перспективы были просто ошеломляющие. Вот только как успеть воплотить их в жизнь, если электронные часы на соседнем здании неумолимо крали время у новоиспеченного Христа.
Времени на раздумья у Джеймса почти не было. Сейчас любой будильник был его злейшим врагом. На сговор с неумолимым ангелом смерти не пошли только часы Виктора Бартона. Они разбились в тот миг, когда их хозяин упал на асфальт с перерезанным горлом. Сквозь разбитое стекло можно было увидеть, что стрелки часов по-прежнему показывают половину восьмого. По ним работники морга безошибочно определили момент смерти ребёнка.
Подобные мысли могли кого угодно довести до полного отчаяния. Но Джеймс усилием воли стряхнул с себя оцепенение и придал своему лицу выражение жёсткой решимости. Во что бы то ни стало, он должен выполнить свой план и отомстить за всех обманутых людей. Теперь его список пополнился ещё одной жертвой всеобщего равнодушия - маленьким скрипачом Виктором Бартоном.
После того, как Джеймс покинул остановку, идти стало значительно труднее. На каждом шагу ему попадались какие-то пьяные люди, которые норовили обозвать его "слизняком" и другими нехорошими словами. Вдобавок ко всему у Джеймса начала сильно болеть шея. Зашитая грубыми нитками артерия очень сильно давала о себе знать. Время от времени Джеймс останавливался, чтобы унять сильно бьющееся сердце, и тогда он чувствовал, как за шиворот капает сукровица. Рана на шее сильно кровоточила и вдобавок ко всему начала гнить по краям. Невесёлые мысли о том, что труп Виктора Бартона потихоньку начал возвращаться к своему прежнему состоянию, не давали Джеймсу покоя.
Теперь он шёл по ярко освещённым улицам центра города. Здесь больше не было пьяниц, но за каждым углом его подстерегали иные опасности. Заслышав шуршанье шин одинокой машины, он сразу сворачивал на соседнюю улицу или прятался в переулке, чтобы ненароком не попасться на глаза полиции. Обычно его плохие предчувствия не сбывались, но пару раз патрульная машина всё-таки проехала в опасной близости от него.
В такое позднее время людей в центре города почти не было. Только иногда Джеймсу встречались редкие прохожие, но, заслышав звуки их шагов, он сразу переходил на другую сторону улицы. Два раза ему пришлось убегать от собак, которые чувствовали идущий от него запах крови. К тому же, у него появилась одышка и боль в суставах. Но он продолжал идти, останавливаясь только для того, чтобы попить из водосточной трубы. Наконец, он совсем выбился из сил и остановился отдохнуть возле какого-то дома. Рассеянным взглядом он посмотрел на табличку с адресом и не поверил своим глазам. Оказывается, он почти у цели. То место, которое он искал, находилось двумя домами дальше.
"Золотой Павильон" был самым дорогим клубом Нью-Амстердама. Внешне он ничем не отличался от двух десятков точно таких же клубов, которые расположились неподалёку. Однако простому человеку дорога туда была закрыта. В "Золотой Павильон" не имели доступа даже дети нью-амстердамских банкиров и политиков. Здесь могли отдыхать только их высокопоставленные родители. Если отбросить всякие шутки и двусмысленности, это было настоящее заведение для взрослых.
Всё, что происходило по ночам в "Золотом Павильоне", хранилось в строжайшей тайне. Тем не менее, по городу уже давно ходили слухи, что развлечения там и в самом деле недетские. В клубе свободно распространялись наркотики и психотропные вещества, способные удовлетворить самого взыскательного клиента. Богатые развратники и развратницы могли без проблем уединиться в отдельной комнате с девушкой или с юношей. Кроме того, посетители заведения по немыслимым ценам покупали выпивку и закуски. Один бокал шампанского мог обойтись богатому кутиле в тысячу долларов. А если сосчитать те деньги, которые за время существования клуба были проиграны в рулетку, то само Федеральное казначейство США могло позавидовать такой сумме. Одним словом, "Золотой Павильон" полностью оправдывал славу самого богатого клуба в Нью-Амстердаме.
В "золотом котелке", как называли клуб не лишённые чувства юмора банкиры, варилась самая элитная публика. Последнее время сюда начал заходить сам губернатор Нью-Амстердама в сопровождении некоторых приближённых особ из своего ведомства. Не брезговал окунуться в котелок наслаждений и мэр Нью-Амстердама, которому по должности полагалось следить за соблюдением прав избирателей во всех заведениях своего города. И хотя губернатор и мэр были политическими оппонентами и принадлежали к разным партиям, в "Золотом Павильоне" они заключали временное перемирие. В знак своего хорошего отношения друг к другу они снимали одну девицу на двоих и по очереди занимались с ней сексом. Таким образом, обычная проститутка могла за один час сделать то, что не удавалось народу целой страны. Она могла примирить двух заклятых врагов и объединить их силы в борьбе за благо человека. Жаль, что избирателям так и не довелось увидеть, на благо какого именно человека стараются мэр и губернатор.
В последние годы своей жизни Джеймс часто бывал в "Золотом Павильоне". Там он обзавёлся полезными связями, познакомился с видными политиками и значительно улучшил условия своего бизнеса. Неудивительно, что в один прекрасный день он стал таким же матёрым развратником, как и его лучшие друзья, губернатор и мэр. Но Джеймс считал, что может пожертвовать ради карьеры всем, чем угодно - даже семьёй. В итоге к 36 годам у него не было детей, да и жену он давно перестал считать за человека. "Золотой Павильон" стал для него планетой обитания, где губернатор был солнцем, а мэр - луной.
В тот роковой день, 12 сентября 2000 года, ровно в 23 часа 00 минут, Джеймс Беверидж сидел в "Золотом Павильоне" и играл с мэром в карты. На кону были деньги из городского бюджета, и по иронии судьбы Джеймс как раз выиграл десять тысяч долларов из фонда охраны здоровья. Недовольный таким поворотом дела, мэр захотел отыграться, но в это время подошёл администратор и сказал Джеймсу, что его просит к телефону жена. После разговора с женой Джеймс вернулся в зал и сообщил, что его благоверная заболела и просит оказать ей помощь. Проститутки подняли Джеймса на смех, а одна из его многочисленных любовниц сказала с издёвкой: "Передай ей от меня привет и пожелай скорейшего выздоровления". Под гомерический хохот публики Джеймс Беверидж покинул "Золотой Павильон", обещая прийти через час. Кто б мог подумать, что он вернётся сюда только после своей смерти.
Оглядываясь на свою прошлую жизнь, Беверидж был готов задушить себя собственными руками. Он только сейчас начал понимать, что все эти годы ни разу не видел себя со стороны. Также ему стало ясно, что все сказки о том, что людей после смерти ждут наказания за их грехи, являются не более чем выдумкой. Он не знал, как Бог оценивает степень вины того или иного умершего человека, но чувствовал, что его случай, пожалуй, самый уникальный. Он стал судьёй в своём собственном деле, что недопустимо по меркам земного правосудия, но вполне реально для царства небесного. И от того, какой выбор он сейчас сделает, зависит его дальнейшая судьба. Фактически, бог действительно поставил его на одну ступеньку вместе с собой, но не дал ему власти над временем, а значит и над смертью. И теперь Джеймс должен был сам вынести себе приговор.
Попасть в помещение клуба через центральный вход не представлялось возможным. Ни один охранник не узнает в маленьком, оборванном подростке прежнего красавца Джеймса Бевериджа. В лучшем случае его просто вышвырнут из заведения, как бродячую собаку. А в худшем - вызовут полицию и начнут допытываться, кто он такой и зачем сюда пришёл.
К счастью, Джеймс успел запомнить все подробности ночной жизни в клубе. В частности, он знал, что в игровом зале недавно сломался кондиционер, и администрации пришлось распечатать два окна, чтобы хоть как-то проветривать клуб. После очередного проветривания администратор не всегда запирал окна на замок, так как в скором времени посетители могли опять потребовать открыть их. По своему опыту Джеймс знал, что после двух или трёх кальянов воздух в клубе становился непригодным для дыхания, и публика снова требовала открыть окна. А это значит, что у него есть шанс попасть в клуб без всяких помех.
Для того чтобы вспомнить, куда выходят окна игрового зала, Джеймсу пришлось напрячь воображение. Память подсказала ему, что за зданием клуба находится переулок, который заканчивается тупиком. Всякий раз, когда курильщики открывали окна, Джеймс видел там недостроенный дом. Он мог послужить своеобразным ориентиром для того, чтобы найти нужные окна. Вот только как попасть в переулок, если все промежутки между зданиями огорожены колючей проволокой? На всякий случай Джеймс решил проверить, нет ли где-нибудь в изгороди отверстия, через которое он мог бы пролезть.
Джеймс обследовал четыре дома подряд, но везде он натыкался на сплошную колючую проволоку. Никаких зазоров или отверстий в ней не было и в помине. Очевидно, что искать дорогу в переулок надо в начале или в конце главной улицы. А на это могло уйти очень много времени.
И вот когда Джеймс окончательно потерял надежду на чудо и уже собирался попробовать перелезть через заграждение, ему на глаза попался старый деревянный ящик с садовыми инструментами. Дело в том, что промежутки между домами были идеальным местом, куда местные жители сносили всякий хлам. Здесь была старая поношенная одежда, разбитые умывальники, ржавые трубы и прочие не нужные в хозяйстве предметы. Но зачастую даже такие бесполезные вещи могут сослужить хорошую службу, если найти им правильное применение.
За время своего пребывания под открытым небом деревянный ящик успел сгнить до основания. Боковая стенка у него была разбита, и некоторые инструменты высыпались наружу и тоже подверглись разрушительному действию влаги. Вероятно, что задолго до прихода Джеймса над ящиком поработали местные бомжи, которые забрали с собой все приличные вещи. Но Джеймс, в отличие от них, не интересовался тяпками, мотыгами и лейками. Он молил бога о том, чтобы в куче ржавых инструментов нашлись садовые ножницы, способные перерезать металлическую проволоку. И действительно, через пару минут в руках у Джеймса оказались превосходные ножницы, которые с одинаковой лёгкостью могли резать и стебли растений, и металлическую проволоку.
Для того чтобы вырезать отверстие подходящей величины, Джеймсу пришлось потратить около двадцати минут. Поначалу ножницы очень сильно скрипели, и Джеймс боялся, что в соседних домах услышат скрежет и, не долго думая, вызовут полицию. Но по собственному опыту он знал, что жителям Нью-Амстердама наплевать на то, что происходит вокруг них. Даже если на улице будут кричать "Убивают!", ни один человек не выйдет из дома и не защитит жертву насилия. А вызывать полицию в таких случаях было как-то не принято. Каждый гражданин Америки знал, что перед тем, как стать обвиняемым, надо сначала побыть свидетелем. Поэтому в США никто не спешил защищать от опасности незнакомого человека.
Когда дыра в изгороди достигла нужных размеров, Джеймс остановился и глубоко вздохнул. Ещё одна преграда на пути к цели была устранена. Теперь оставалось вытереть с ножниц отпечатки пальцев и проникнуть в переулок, пока на улице не появились прохожие. В ящике с инструментами он нашёл несколько пар строительных перчаток и тщательно вытер ими ручки садовых ножниц. Потом он взял относительно чистые рукавицы и надел их себе на руки. Пришла пора действовать.
Джеймс очень легко пролез в проделанное им самим отверстие и сразу побежал по переулку. За то время, пока он возился с оградой, ссадины и раны на его лице начали сильно кровоточить. Труп Виктора Бартона буквально трещал по швам, и ничего поделать с этим Джеймс не мог. Оставалось только ругать последними словами тех, кто нанёс телу Виктора столько повреждений.
Примерно через пять минут Джеймс стоял прямо напротив окон игрового зала клуба "Золотой павильон". С виду окна казались крепко запертыми, но на самом деле посетители могли просто закрыть створки до упора. Через жалюзи пробивался слабый свет, и Джеймс счёл это добрым предзнаменованием. Раз в клубе ещё кто-то есть, то он может рассчитывать на хороший куш в игре с безжалостной судьбой. Поэтому, не долго думая, Джеймс вспрыгнул на подоконник и сильно ударил ногой в то место, где створки плотно прилегали к раме. Раздался скрип, и окно легко распахнулось.
Поначалу Джеймс вообще не понял, куда он попал. Всё помещение было наполнено клуба?ми кальянного дыма. Похоже, что с того момента, как Джеймс ушёл, клуб ещё ни разу не проветривали. Волна свежего воздуха впервые всколыхнула дымовую завесу, и Джеймс увидел, что публика в зале совсем не изменилась. На ломберных столах сидели голые проститутки, а возле стойки бара лежали мэр и губернатор. При появлении Джеймса губернатор даже не пошевелился, а мэр нашёл в себе силы приподнять голову и тут же снова уронил её на грудь какой-то пьяной проститутке. На лбу у мэра красной помадой было выведено целое предложение: "босс - поцелуй взасос".
У Джеймса не было времени приветствовать своих старых друзей. Пользуясь тем, что девушки по вызову ещё не оправились от шока, вызванного его внезапным появлением, он бросился к стойке бара и схватил самый увесистый портфель с деньгами. Скорей всего, в нём лежала львиная доля денег из бюджета города, розыгрыш которого мэр устраивал каждый вечер. Но внезапно на пути у Джеймса встала одна из проституток с бокалом в руке.
- Мальчик, куда ты спешишь? - спросила она у Джеймса. - Неужели ты не выпьешь с нами по коктейлю, а?
В следующий миг Джеймс узнал девушку. Это была Маргарита - его постоянная любовница в клубе. Большая часть золотых украшений, которые были на ней, принадлежала жене Джеймса. До сегодняшнего вечера они с Маргаритой были не разлей вода, но сейчас, когда старый Джеймс умер, ни о каких тёплых чувствах между ними и речи быть не могло. С чувством исполненного долга маленький мальчик взмахнул портфелем и одним ударом сбил взрослую женщину с ног. И сейчас же в клубе поднялся страшный крик. Все наперебой звали администратора, а мэр густым басом прорычал в грудь своей партнёрше слово "полиция". Джеймс понял, что медлить больше нельзя, и стремглав побежал к открытому окну.
Как ни странно, его никто не пытался задержать. Одна из проституток, черноволосая девушка лет двадцати, давясь от хохота, прокричала ему вслед:
- Мальчик! Верни, пожалуйста, мэру деньги! Иначе тебя посадят в тюрьму за казнокрадство.
Тем временем из-под стола выбралась ещё одна женщина с бокалом шампанского в руках и нежно поцеловала в губы брюнетку. Обе проститутки залились громким смехом, и Джеймс услышал, как одна из них сказала нараспев:
- Оставь его, Лили, он знает, что делает. Те деньги, которые он забрал, были выделены мэром на борьбу с проституцией.
- Ну что ж, - сказала брюнетка, крепко обнимая свою подругу, - выходит, что теперь у мэра не осталось средств бороться с нами, - и, довольные таким двусмысленным высказыванием, подружки снова начали целоваться.
У Джеймса оставалось в запасе пара свободных минут, и он решил потратить их с толком. Стоя на подоконнике, он повернулся лицом ко всему залу и во весь голос стал кричать:
- Подлецы и негодяи! Я погиб по вашей вине! Вам было недостаточно моей крови, ну что ж, получайте ещё! То тело, в котором я сейчас нахожусь, никогда мне не принадлежало! Хотите узнать, где я его взял? Что ж, извольте. Я получил его после своей смерти от апостола Петра и святого Иоанна. Они отправили меня догнивать на землю из-за ошибки в канцелярском бланке. Но страшнее всего то, что ребёнок, в теле которого я нахожусь, тоже погиб по вашей вине. Вы убили его своим равнодушием. Но он хотя бы попадёт в рай, а меня уже заждались в аду. И всё благодаря вам. Одно послужит мне утешением, когда я буду гореть синим пламенем. Сегодня ночью два человека найдут свой путь к спасенью благодаря этому паршивому портфелю с деньгами. И спасу их именно я - Джеймс Беверидж!
Больше медлить было нельзя. Откуда-то с улицы послышались крики и хлопанье дверей. Полусонные жильцы домов выбегали на балконы, чтобы узнать, что происходит. Более сообразительные люди сразу бросились к телефонам вызывать экстренные службы. Через две минуты вдали уже зазвучали сирены полицейских машин. Но второпях никто из жителей района не заметил, что из тёмного переулка рядом с клубом выскочил мальчик лет тринадцати и опрометью бросился бежать. В руках он нёс кожаный портфель.
В то время как Джеймс таким вот образом развлекался на земле, небесное правительство переживало настоящий кризис. Блестящие планы успешного карьериста апостола Петра рушились как карточный домик, а святой Иоанн, на голову которого теперь падали все шишки, бледный, как привидение, бегал по всем ведомствам и собирал данные о предках Бевериджа. Апостол Пётр непременно хотел знать, не было ли среди них великомучеников, блаженных или святых, которые могли помочь своему живущему в двадцать первом столетии потомку. Также тщательно отрабатывалась версия о вмешательстве из ада, ибо сатана всегда мечтал очернить слуг божьих в глазах Самого Главного. Одним словом, работы у всех было невпроворот.
Ровно в пять часов утра двери в кабинет апостола Петра в последний раз открылись и закрылись, и наступила тишина, которую лишь изредка нарушали отдалённые звуки хорала.
- Ну, что там у тебя? - спросил апостол Пётр после того, как святой Иоанн сложил в углу очередную кипу бумаг.
- Можешь не смотреть, Пётр, ничего. У Джеймса Бевериджа не было никаких могущественных родственников ни по нашей линии, ни по линии нечистого. Он самый обычный человек из всех, какие только есть на земле. Я говорю в том смысле, что одна половина его родственников - дерьмо, а вторая половина... Впрочем, относительно второй половины сведения в аду давать отказались.
- Ты намекаешь, что в его роду нет ни одного праведника?
- Если не считать Адама, Ноя, Иакова, Иосифа, Моисея, Аарона...
- Перестань говорить ерунду. Это общие предки каждого человека. У всех без исключения есть наследственная память о них.
- Тогда я больше ничем не могу тебе помочь, Пётр.
Апостол Пётр, который за последние пять часов земного времени превратился в глубокого старика, встал с кресла и с кряхтением налил себе в бокал вино. Потом он наполнил бокал своему товарищу по несчастью, и они оба уселись на мягкий диван, который стоял чуть поодаль.
- Подумать только, ещё четыре часа назад на этом диване сидел Азраил и читал нам свою инструкцию, - сказал святой Иоанн, выпив добрую половину бокала. - Пётр, как насчёт того, чтобы нам с тобой покурить немного ладана?
- Давай, - равнодушно сказал апостол Пётр и вынул из кармана жёлтый, смолистый шарик. Святой Иоанн бережно взял его в руки и достал из кармана две трубки. Через минуту густой дым заволок комнату.
- На доклад к Главному ещё не вызывали? - осведомился немного погодя апостол Пётр.
Иоанн отрицательно покачал кудрявой головой.
- Как только меня вызовут, - продолжал апостол Пётр, - я ему сразу всё расскажу. Тебя с Азраилом я упоминать не буду. Выкручивайтесь сами, а я больше не могу. В конце концов, на земле не так уж плохо, а в Райском информационном бюро мне сказали, что никаких глобальных катаклизмов в ближайшие сто лет не предвидится.
- Ты считаешь, что нам не удастся замять историю с Джеймсом Бевериджем и Всевышний обо всём узнает?
- Да уж, - сплюнул апостол Пётр, - от него ничего не скроешь. Он же у нас всевидящий.
- Тогда почему он нас до сих пор не вызвал? - осторожно спросил Иоанн.
- Вероятно, готовит материалы на увольнение. Характеристику пишет или печать в трудовую книжку ставит. А может, готовит расчёт по зарплате. Хотя какая тут может быть зарплата. Даже тем семи ангелам, которые должны уничтожить землю, не могут дать полный расчёт. Господь им всё платит понемножку, а они ему ровно столько и делают. То землетрясение паршивое где-нибудь устроят, то воду в реках ураном отравят.
- И не говори, - подхватил святой Иоанн, - я сколько раз ангелам говорил, что пора построить царство истины, а они ни в какую. Дескать, на фундамент деньги нашли, а потом строительство заморозили. Ты, говорят, Иоанн, нам не советуй. Мы вон кредитов в аду понабирали, до сих пор отдать не можем. Хорошо, что поручителем за нас выступило человечество, а то сейчас сами б грешили беспробудно.
- Ладно, всё, поговорили и хватит. - Апостол Пётр поднялся с дивана и подошёл к столу. - Пора, наконец, узнать, как этот мерзавец Беверидж использовал предоставленную ему ночь. Держу пари, нам сейчас придётся несладко.
По мановению руки апостола Петра на стене появился плазменный телевизор. Святой Иоанн взял со стола пульт и начал настраивать звук и изображение. После того, как всё было сделано, святые угодники замерли в своих креслах. Начался просмотр.
Первое время из кабинета апостола Петра не доносилось ни звука. А потом всё здание администрации рая потряс оглушительный вопль, от которого тут же потрескались оконные стёкла, зеркала и тарелки.
- Приведите ко мне Азраила! Немедленно! - кричал апостол Пётр, захлёбываясь от ярости. - Пусть он даст ответ, чем он думал, когда выполнял моё поручение!
Должно быть, крик апостола Петра долетел даже до ада, потому что после этих слов в кабинете появился призрачный силуэт, который со временем обрёл облик Азраила. Вместе с ним одна за другой материализовались две абсолютно голые девицы, которые своими телодвижениями выражали рабскую покорность ангелу смерти. На каждой из девушек, как успел отметить апостол Пётр, было больше золота и бриллиантов, чем на любой из самых богатых дам мира.
- Явился, наконец-то! - закричал апостол Пётр и с размаху запустил в Азраила бокалом с недопитым вином.
- Я не понимаю, почему ваша милость оказывает мне столь нелюбезный приём, - скороговоркой запел Азраил.
- Сейчас узнаешь! - закричал апостол Пётр и бросился к телевизору. На бегу он выхватил из рук святого Иоанна пульт и принялся перематывать видеозапись в обратном порядке. Как только на экране крупным планом появилось лицо Виктора Бартона, апостол снова повернулся к Азраилу и звенящим шёпотом спросил:
- Тебе знаком этот человек или нет? Отвечай мне немедленно!
- Ваше Святейшество, я знал, что вы меня неправильно поймёте...
- Я же тебя за это звания лишу. Отныне можешь забыть о том, что ты - ангел смерти. Сегодня же позабочусь о том, чтобы тебя снова перевели в разряд стажёров. Будёшь умертвлять хомячков в вивариях.
- Ваше Святейшество, выслушайте меня внимательно. Я не хотел превращать Джеймса Бевериджа в ребёнка. Дело в том, что жена Джеймса растворила его тело в ванне с серной кислотой. Не знаю, какими мотивами она руководствовалась, но факт на лицо. А в морге вечером ни одного порядочного трупа не найдёшь. К двенадцати часам ночи все покойники уже были выданы тем людям, которые желали их похоронить. В холодильнике остался только неопознанный труп семидесятилетней бабушки и труп подростка, лицо которого я только что видел на экране. Он подлежал дальнейшей экспертизе и списанию только на следующий день. Вот я и подумал, что если выбирать между подростком и бабушкой...
- Всё, хватит, - прервал его апостол Пётр. - К утру напишешь прошение об увольнении. Я тебе ясно приказал - обеспечить Бевериджу целую ночь развлечений. А единственно доступными развлечениями в тринадцать лет являются кино, цирк и американские горки.
- Но, Ваше Святейшество, как так можно. Я ведь ничего не сделал.
- Вот именно, что ты ничего не сделал. Да будет тебе известно, что кроме городского морга есть ещё больничные морги, что труп человека можно найти не только в прозекторской, а и в любой подворотне, и что Нью-Амстердам - это не единственный город мира, в котором пока ещё умирают люди.
- Но я хотел, чтобы Джеймс чувствовал себя как дома.
- Вон отсюда, - апостол Пётр стал белым, как стена. - А иначе я за себя не отвечаю.
- Подожди, Пётр, - сказал святой Иоанн и схватил своего друга за руку. - Сколько сейчас времени на земных часах?
- Около пяти утра, Джон, а что?
Не говоря ни слова, святой Иоанн показал рукой на то место, где совсем недавно было окно. Осколки, которые торчали из оконной рамы, уже сверкали, как алмазы, в медно-красном свете зари.
- Боже мой! Я пропал, - прошептал апостол Пётр. - В канцелярском бланке было написано - "одна ночь". Если Бевериджа сейчас же не забрать с земли, то весь ход истории будет нарушен. Живой мертвец, которого рано или поздно поймает полиция, в один момент обесценит все библейские каноны. И тогда меня отправят не на землю, а прямиком в ад, жариться в солярии.
- Как я понял, - елейным тоном сказал Азраил, - вам понадобились мои услуги. Ну что ж, я согласен оказать вам помощь. Только пообещайте, что не разжалуете меня в стажёры и не отправите на землю усыплять хомячков.
Апостол Пётр и святой Иоанн мрачно переглянулись, а потом утвердительно кивнули.
- Хорошо, тогда я приступаю. Только мне сейчас нужно вернуться на Гавайи и взять там своё снаряжение. Не волнуйтесь, это не займёт много времени. Красавицы, вы со мной? - и ангел смерти тут же растаял в воздухе в сопровождении двух своих помощниц.
Святой Иоанн ещё некоторое время смотрел на то место, где только что стоял Азраил и его танцовщицы, потом сочно плюнул и сказал с презрением в голосе:
- Отныне царство истины закрывается на неопределённое время в связи с капитальным ремонтом.