Ильинский Дмитрий Сергеевич : другие произведения.

Небесный карт-бланш

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   ДМИТРИЙ ИЛЬИНСКИЙ
  
   НЕБЕСНЫЙ КАРТ-БЛАНШ
  
   Роман
  
   Человек умер. В раю выяснилось, что он не прожил одну ночь на Земле. Ваши действия?

- Ума не приложу, как это могло получиться, - апостол Пётр в очередной раз потёр висок карандашом и снова углубился в вычисления. - Здесь чёрным по белому написано: Джеймс Беверидж родился 5 августа 1964 года, а умер 13 сентября 2000 года, то есть сегодня. Может, мы что-нибудь перепутали, Джон? Его собеседник, святой Иоанн, пришёл в канцелярию за новой обложкой для Книги Жизни. Он был в отличном настроении и не ожидал никакого подвоха. Но едва он ознакомился с документами, как у него сразу начался приступ кашля. Апостолу Петру пришлось налить ему бокал вина. После того, как святой Иоанн выпил его, он снова смог говорить. - Мы не могли допустить ошибку, Пётр. Когда Джеймса Бевериджа вносили в Книгу Жизни, я проследил, чтобы в канцелярию поступили правильные сведения. Ты же знаешь, как ответственно я отношусь к своей работе, Пётр. Вот уже полчаса святые разбирались с бумагами Джеймса Бевериджа, которого застрелила его собственная жена. - Может быть, ты что-нибудь перепутал, Пётр? - осторожно спросил святой Иоанн. - Да нет же, чёрт возьми! - крикнул апостол Пётр и схватил со стола толстую папку с бумагами. - В личном деле Бевериджа всё расписано по минутам. Согласно первому пункту он должен был родиться 5 августа 1964 года в 00 часов 00 минут, а умереть 13 сентября 2000 года опять таки в 00 часов 00 минут. Ему было суждено прожить 13 тысяч 187 дней. И вот теперь я нахожу противоречия в наших документах. Пока апостол Пётр листал злополучное дело, святой Иоанн просматривал на экране сцены из жизни Джеймса Бевериджа. За последние двадцать лет его поведение совершенно не изменилось. Он почти всё время лежал в постели с пьяными проститутками. От просмотра этого порнофильма нимб над головой святого Иоанна постепенно начал пропадать. Вовремя опомнившись, он выключил компьютер, вернул нимб на место и побежал к апостолу Петру. - За всё время моей работы ни одного подобного случая здесь ещё не было, - подытожил апостол Пётр. - Мы с тобой, Джон, отвечаем за документы суровой отчётности. Если кто-нибудь узнает, что мы допустили такую оплошность, нас выдворят обратно на землю. А меня такая перспектива не устраивает. - Меня тоже, - вздохнул святой Иоанн. - Давай ещё раз сверимся с Книгой Жизни. Но сколько бы они не листали Книгу жизни, ничего нового им найти не удавалось. В Книге жизни была указана цифра 13 187, а в ведомостях апостола Петра к ней была добавлена непонятная запись '1/4 суток' с пометкой 'ночь'. И ничего поделать с этим было нельзя. - Нам придётся вызывать Азраила, - сказал апостол Пётр. - Если мы и от него ничего не добьёмся, нужно будет приглашать сюда Джеймса Бевериджа, чтобы он тоже давал объяснения. Но мне меньше всего хочется разговаривать с этой ошибкой природы. Азраил прилетел через тридцать секунд после звонка апостола Петра. Он надел белую мантию и платиновый шлем с золотыми крылышками. По всей вероятности, ему захотелось отдохнуть на Гавайях, чтобы потом со свежими силами приступить к работе. Но срочный вызов в администрацию нарушил его планы. - Что у тебя происходит? - спросил апостол Петр, когда Азраил появился на пороге. - И почему ты носишь эту дурацкую одежду? Ты что, в Красный Крест устроился работать? - Вовсе нет, - засмеялся Азраил. - Ты разве не слышал? Комитет Мучительной Смерти сегодня был переименован в Комитет Беззаботной Жизни. - Посмотрим, останется ли у тебя желание шутить, когда ты прочтёшь дело Бевериджа, - сказал апостол Пётр, отдавая бумаги Азраилу. Вначале Азраил не понял, в какую ужасную историю его пытаются втянуть. Он уселся на диван и принялся сравнивать выписку из Книги Жизни с канцелярской ведомостью. Но потом он сообразил, насколько всё серьёзно, и улыбка исчезла с его лица. С неподдельным ужасом Азраил отбросил документы и поднял глаза на апостола Петра. - Но ведь я... - начал оправдываться он, но апостол Пётр прервал его на полуслове. - ...действовал по инструкции. А ты можешь вспомнить, что в ней было написано? Через секунду на столе появился список людей, которые должны были умереть тринадцатого сентября 2000 года от Рождества Христова. Джеймс Беверидж был среди них и в положенное время прекратил своё существование. Но, к великому сожалению, в списке было указано то же самое время, что и в Книге Жизни. - У меня сейчас начнётся мигрень, - устало сказал апостол Пётр. - Кто-нибудь может предложить, что нам делать? - С мигренью или с Джеймсом Бевериджем? - спросил святой Иоанн, подбирая свой нимб с пола. - С Бевериджем, конечно, - вскрикнул апостол Пётр, но тут же замолчал. - Ребята, я придумал гениальный план, - сказал он секунду спустя. - Слушайте меня внимательно, если не хотите, чтобы начальство спустило с нас три шкуры за эту ошибку. В канцелярском бланке написано, что Бевериджу полагается прожить ещё одну ночь на земле. Так давайте отправим его обратно в Нью-Амстердам, чтобы он провёл эту проклятую ночь в обществе шлюх. А под утро ты снова заберёшь его, Азраил. - Я не желаю выполнять ваши преступные приказы, - возмутился Азраил. - Мы не имеем права... - ...возвращать души умерших людей в их тела, - снова договорил за него апостол Пётр. - Но ведь другого выхода нет. Начальство рано или поздно узнает о нашей ошибке, и тогда мы все будем подметать дворы где-нибудь на земле. - Что, все трое? - спросил святой Иоанн, у которого нимб теперь крутился, как пропеллер. - Да, все трое, - обречённо сказал апостол Пётр. - Соглашайтесь, господа, иначе я буду вынужден рассказать об этом происшествии Господу Богу. Вот так Джеймс Беверидж опять вернулся на землю, чтобы весело прожить подаренную ему ночь. Работники небесной канцелярии без колебаний отправили его в путешествие по Нью-Амстердаму. Они надеялись, что через шесть часов их проблемы решатся сами собой.

Когда апостол Пётр предлагал воскресить Джеймса Бевериджа, он не учёл одно важное обстоятельство. Жена Джеймса уничтожила его тело, чтобы отвести от себя подозрение. Она приготовила своему мёртвому мужу отличную ванну с серной кислотой. Поэтому Азраилу пришлось долго думать, где достать новое тело для Джеймса. В конце концов, ангел смерти решил не мучить себя и засунул душу Джеймса в первое попавшееся в морге тело.

- Кто я? И что со мной, чёрт возьми, произошло? - спросил мальчик тринадцати лет, глядя на свои окровавленные руки. В ответ мальчик не услышал ни слова, так как в переулке в это время никого не было. Только сирены полицейских машин завывали где-то невдалеке.
  - Что ж, раз ответа нет, надо отсюда убегать, - сказал мальчик самому себе. - Копы, наверно, давно гонятся за тобой, Джеймс.
  Последние слова он произнёс уже на бегу. То место, где он только что стоял, освещал один единственный фонарь. Но даже в его тусклом свете можно было прочесть, что написано на обрывке газеты, которую ветер, как нарочно, поднёс к фонарному столбу. Всю первую полосу занимала фотография мальчика в чёрной рамке, а под ней большими буквами был напечатан заголовок: 'Жестокое убийство школьника Виктора Бартона никого не оставит равнодушным'...  

  
  
   Полицейская машина неожиданно сломалась в пятистах метрах от городского морга. Её водитель, толстенький полисмен, вынужден был всё оставшееся расстояние пробежать со скоростью спринтера. Поэтому он не сразу понял, о чём идёт речь, когда пожилая дежурная попыталась объяснить ему суть дела. Он просто стоял, наслаждался отдыхом, и всё пытался понять, где звенит сильней: в помещении морга, в котором сигнализация трезвонила без умолка, или в его собственной голове. Придя к выводу, что сирена в помещении звучит сильнее, полисмен тряхнул головой и побежал следом за дежурной, которая оставила тщетные попытки что-нибудь втолковать стражу порядка.
   Вдвоём они ворвались в комнату, в которой находились холодильники с трупами. Дверца одного из них была широко открыта. Полисмен заглянул внутрь, но ничего не обнаружил, кроме пустого выдвижного ящика.
   - Я не знаю, что здесь произошло, сержант, - донёсся до полисмена голос дежурной, - но, по-моему, была предпринята попытка ограбления морга. На мой взгляд, все факты свидетельствуют в пользу этого.
   - А пошла ты к чёрту, - подумал полисмен, потихоньку приходя в себя от звона в ушах. - Говорила мне мама в молодости: тренируй сосуды, сынок, авось потом беды не случится. И вот тебе и раз. Так и инсульт можно получить...
   Сделав над собой колоссальное усилие, полисмен, наконец, заговорил.
   - Простите меня, миссис, за то, что я не сразу понял, о чём идёт речь. Просто пока я бежал к вам, у меня в голове всё перевернулось. Так вы говорите, что здесь произошло ограбление?
   - Именно это я и имела в виду, - сказала дежурная, удивленно приподнимая бровь. В её голове промелькнула мысль: "Надо меньше есть и пить, скотина. Тогда и слова будут доходить быстрей. А то вон какой живот себе отъел".
   - А вы не можете посмотреть, миссис, - спросил полисмен, опускаясь на стул, - тело какого человека лежало в том отсеке, который я только что осмотрел?
   - Конечно, могу, - ответила дежурная, с трудом подходя к холодильнику. - Кстати, вы не представились, сержант.
   - Грегори Фулборн, полиция Нью-Амстердама, - монотонно произнёс полисмен.
   - Очень приятно. А меня зовут миссис Паттон.
   Пока дежурная проводила осмотр холодильника, взгляд Грегори Фулборна лениво скользил по осколкам, лежавшим на полу. Судя по всему, между ними и выбитым оконным стеклом была какая-то связь. Пытаясь связать эти факты воедино, полисмен почувствовал себя совсем плохо. Если бы в дверях прозекторской не показался его напарник, Томас Чаттер, Фулборн наверняка потерял бы сознание.
   - Уже приступили к осмотру, шеф? - радостным голосом спросил Том.
   "Как я ненавижу его звонкий фальцет" - с тоской подумал Грегори, а вслух сказал:
   - Том, старина, позаботься о том, чтобы до приезда эксперта здесь никто ничего не трогал. А я, пожалуй, пойду. Что-то мне сегодня нездоровится.
   - Вы слишком эмоциональны, шеф, или у вас в биополе образовалась брешь, - рассудительно сказал Том, помогая Грегори подняться. - Я думаю, на вас так действует энергия, оставленная здесь ангелом смерти, которым, как известно, был Азраил.
   Кто знает, куда бы завели Тома дальнейшие пророческие рассуждения, но в тот момент, когда он уже собирался начать свою лекцию о влиянии негативной энергии на карму, пожилая дежурная в ужасе вскрикнула:
   - Я нашла бирку с именем покойника, которую преступники оставили в холодильнике. В ней значится некий Виктор Бартон, мальчик тринадцати лет.
  
  
  
   Виктора Бартона было сложно назвать подростком из-за его маленького роста и детского выражения лица. Вечером, 12 сентября 2000 года, он надел свои огромные очки и, в очередной раз, отправился на улицу искать себе друзей. В школе он был первым отличником и, к тому же, подающим надежды скрипачом. Уже два раза он выступал в городском оркестре на день города, и каждый раз его хвалил сам мэр. Сверстники ненавидели Виктора, дразнили его "ботаником" и постоянно норовили столкнуть с дороги в грязь. Так произошло и этим вечером, только вместо обычного молчания Виктор вдруг закричал во весь голос: "Что я вам сделал, негодяи? За что вы меня бьёте?" И сейчас же холодный, усыпляющий укол ножа в шею лишил его чувств.
  
  
  
   - Значит, вы утверждаете, что никаких следов на месте преступления вор не оставил? - спросил эксперта Том Чаттер.
   - Да нет, почему же, - смутился старичок-эксперт Самнер Хоукс. - На стенке выдвижного ящика были найдены отпечатки пальцев преступника, а на осколках оконного стекла я заметил пятна крови.
   - А кроме этих следов ещё какие-нибудь улики на месте преступления обнаружены? - продолжал настойчиво спрашивать Том.
   Самнер Хоукс на минуту задумался, а потом отрицательно покачал головой. Да, всё же интересно, как преступник мог не оставить отпечатков обуви, если прямо под окном, которое он разбил, была огромная лужа.
   - Вот дактилоскопическая карта, - сказал помощник эксперта, поднимаясь с колен. - На ней отчётливо видны отпечатки пальцев правой руки, да и часть ладони тоже пропечаталась хорошо. Отпечаток большого пальца был найден на внутренней поверхности выдвижного ящика, а отпечатки остальных четырёх пальцев - на внешней. К анализу крови наши ребята ещё не приступали.
   - Забавно, забавно, - пожевал губами Самнер. - Никогда в жизни мне не приходилось видеть ничего подобного. Мистер Чаттер, - обратился он к полицейскому, - я хочу спросить у вас одну вещь. Когда человек достаёт из холодильника выдвижной ящик, как он должен держаться за его стенку?
   - Что вы имеете в виду? - от удивления глаза у Тома полезли на лоб.
   - А то, - с сожалением сказал Самнер, - что большой палец в таком случае должен быть расположен на внешней стенке ящика, а остальные четыре - на внутренней.
   В анатомическом зале наступила полная тишина. С задумчивым видом Самнер Хоукс поднялся с пола, по которому он ползал в поисках осколков, прошёл в другой конец зала и открыл шкафчик с одеждой покойников. Он долго рылся в нём, стараясь найти бирку с нужным именем, а когда нашёл, то чуть не заплакал от радости.
   - И вещички с собой прихватил, - прокричал Самнер на весь зал.
   - Что вы имеете в виду? - повторил Том свой предыдущий вопрос.
   Самнер Хоукс ничего ему не ответил. Он стоял возле шкафа с одеждой и сравнивал дактилоскопическую карту Виктора Бартона с отпечатками пальцев, найденными на стенке выдвижного ящика. Потом он засмеялся таким смехом, от которого у Тома мороз прошёл по коже, и ехидным голосом заговорил:
   - Нынешняя молодёжь также невнимательна, как и в то время, когда я только начинал работать криминалистом. Ответ лежит у вас под носом, мой друг. Судебный медик спешил закончить свою смену и решил отложить проведение экспертизы до утра. В своём отчёте он написал, что зашил рану на шее Виктора Бартона и взял образец его крови для исследования. Он также дактилоскопировал труп, но забыл отдать отпечатки пальцев в архив. А вы, молодой человек, вместо того, чтобы сравнить две дактилоскопические карты, задаёте мне глупые вопросы.
   - То есть, - спросил Том Чаттер, внимательно вглядываясь в дактилоскопические карты, - вы хотите сказать... - и тут его рука задрожала, и он уронил свой портфель на пол.
   - Да, именно это я и хочу сказать, - кивнул Самнер Хоукс. - Отпечатки на двух предъявленных вам карточках одинаковы. А это значит, что мёртвый Виктор Бартон самостоятельно открыл изнутри холодильник, вылез из него и пошёл гулять по белу свету. Да ещё и приодеться успел на дорожку.
   Тьма, которая появилась перед глазами Тома при сравнении двух карточек, разрослась до чёрной тучи, забралась к нему в уши и в рот, так что он не смог даже крикнуть, а потом полностью поглотила его мозг, не оставив ни одного проблеска сознания.
  
  
  
   Было просто удивительно, что судебный медик зашил рану на шее Виктора Бартона и вообще привёл его тело в нормальный вид. С таким телом можно хоть сейчас идти в казино или в бордель. Кровь, которой его накачал ангел смерти, просто играла в жилах, а гормонов в ней было столько, что хватило бы на лечение импотенции во всём мире. Так что новому владельцу тела, Джеймсу Бевериджу, уже не терпелось попробовать все удовольствия, которые в избытке предлагал ночной город. С этой целью он и отправился бродить по кварталам, пока не наткнулся на один магазинчик с зеркалами вместо окон. Увидев себя в одном из них, шикарный самец Беверидж оторопел от неожиданности. Картина, которая представилась его взору, была и в самом деле ужасна для опытного обольстителя, но прекрасна для любой двенадцатилетней девочки из музыкальной школы.
   - Мать честная! - закричал тринадцатилетний мальчик, глядя на себя в зеркало. - И это я, Джеймс Беверидж, гроза всех женщин Нью-Амстердама? Да по сравнению со мной лилипут и тот смотрелся бы лучше. Неужели все проститутки, с которыми я когда-либо занимался сексом, были слепыми от рождения? Или со мной за это время произошли какие-нибудь перемены?
   Последняя мысль, высказанная Бевериджем, и вправду была дельной. Действительно, как объяснить взрослому мужчине то, что он за один вечер превратился в очкарика-недомерка? Но ангел смерти позаботился даже об этом. Едва Джеймс отошёл от зеркала, он сразу же позабыл и свой ужасный облик, и все мысли, которые его недавно мучили. Дело было в том, что Азраил действительно хотел дать Джеймсу шанс поразвлечься, а думать о прошлом и развлекаться было делом нелёгким. Поэтому ангел смерти заранее стёр всю и без того небогатую память Джеймса, оставив в ней лишь код идентификации собственного я. После такой процедуры мозг Джеймса работал точно так же, как работают процессоры роботов, выпускаемых на японских фабриках. Никакой памяти о прошлом обеспечивает максимальную концентрацию на будущем. Видели вы когда-нибудь робота, который помнит, что было год назад? Вот так и Джеймс. Решил позаниматься сексом - изволь осуществить.
   Подходящий случай вскоре представился. Возле витрин магазинов всегда собирались проститутки, которые зазывали клиентов томными взглядами или попросту обнажали некоторые пикантные части тела. Ни одного знакомого лица Джеймс здесь не увидел. Он просто никогда не имел дела с проститутками из нижнего города, так как всегда усматривал в общении с ними нечто зазорное. Однако теперь его глаза просто налились кровью от лакомых кусочков, которыми женщины были готовы поделиться с каждым, кто имел хотя бы пятьдесят долларов. Не теряя времени даром, Джеймс подошёл к одной из них и развязно спросил:
   - Ну что, детка, пригласишь меня к себе на диван попрыгать?
   Проститутка смерила Джеймса недоверчивым взглядом и, в свою очередь, тоже задала вопрос:
   - Мальчик, а тебе ещё не рано этим заниматься?
   - Да ну брось, детка, - сказал Джеймс, надувая, как маленький, губы. - В мои годы такие вопросы задавать неприлично.
   - Действительно неприлично, - отозвалась с другого конца улицы ещё одна проститутка. - Тебе сейчас надо подгузник поменять и спать лечь, а не шататься по улицам и отвлекать людей от работы. Моему сыну столько же лет, сколько тебе, а он о таких вещах даже и не думает.
   - Раз он о них не думает, значит, он либо кастрат, либо педик, - сказал Джеймс и захохотал на всю улицу.
   - Ну и поведение, - сказала высокая блондинка, которая стояла неподалёку и, казалось, до этого момента не обращала на Джеймса никакого внимания. - А ещё говорят, что мы, бедные люди, плохо воспитываем своих детей. Да вы посмотрите на него, - он же сущий дьявол. А сам, наверно, из приличной семьи. Его мама и папа, скорее всего, и не знают, где их сынок сейчас находится. А ну быстро пошёл вон отсюда, иначе я сейчас позову Здоровяка Билли, он тебя живо в кровать уложит.
   - Мои мама и папа уже давно не лезут в мои дела! - закричал Джеймс на всю улицу. - А вам я сейчас покажу, как отказывать взрослому гражданину Соединённых Штатов в осуществлении его законного права на личную жизнь. Тоже мне нашлись сёстры милосердия. А ну раздевайся, сволочь! - крикнул он блондинке и в порыве ярости сорвал с неё блузку.
   Блондинка охнула и с каким-то суеверным ужасом посмотрела на перекошенное злобой лицо мальчика. Остальные проститутки тем временем окружили плотным кольцом бушующего мальчугана и пытались связать ему руки и ноги своими чулками. Когда им, наконец, удалось засунуть в рот Джеймсу носовой платок и тем самым прекратить его вопли, вдали уже завывала полицейская сирена. Услышав знакомые звуки, Джеймс снова предпринял отчаянную попытку освободиться от завязанных в узел колгот. Но тут он увидел, как из подворотни, откуда недавно валил густой чёрный дым, вышел человек высокого роста и направился в его сторону. В правой руке он держал какой-то предмет, похожий на бейсбольную биту. Когда Джеймс понял, что его ждёт, он сразу обмяк и подумал: "Мне пришёл конец". Он оказался прав. Две секунды понадобилось Здоровяку Билли, чтобы ударом огромной дубины уложить подростка наповал. Мир разбился перед глазами Джеймса на сотни мелких осколков, и последнее, что он запомнил, было лицо блондинки, с которой он так бесцеремонно сорвал блузку.
  
  
  
   Сколько бы Джеймс не пытался пошевелить рукой, боль всё равно крепко держала его в своих объятиях. В голове у него, подобно миражам, появлялись и вмиг исчезали тысячи фантастических образов. Вот он с какой-то женщиной, которую зовут Синтия, стоит у алтаря и клянётся быть верным ей до конца жизни. А вот он лежит в постели с совсем другой женщиной, которой говорит то же самое, и она, похоже, верит ему ничуть не меньше, чем та, которая стояла у алтаря. Образы многочисленных любовниц постоянно возникали в подсознании у Джеймса. Среди них были сексуальные мулатки, утончённые японки и даже две негритянки, с которыми он познакомился во время отдыха в Тунисе. Они по очереди ходили к нему в номер, и как только одна из них выходила, другая сразу же приходила ей на смену. На все предложения заняться любовью втроём негритянки реагировали отрицательно, и Джеймс вскоре перестал их уговаривать. Как он потом узнал, его партнёршами были мать и дочь, поэтому у него так ничего и не вышло с ними двумя. Но зато с двумя студентками с факультета журналистики, Линдой и Джеки, всё получилось гораздо лучше. Да, были времена, о которых нельзя забыть. Сколько женских лиц пронеслось в памяти Джеймса, как проносится перед глазами поезд, битком набитый знакомыми людьми, и все тебя узнают и машут тебе на прощанье. Но вот промчался последний вагон и на станции снова стало пусто.
   Джеймс открыл глаза и посмотрел в потолок, по которому ползли красные и синие пятна. Догадавшись, что травма головы как-то повлияла на зрение, он приподнялся на кровати и увидел, что источником света служит одна маленькая лампочка, а сам он находится в небольшом подвальном помещении. Кровавая пелена, которая застилала Джеймсу глаза, помешала ему разглядеть ещё одну деталь: напротив него в деревянной детской кровати лежала девочка лет четырнадцати, которая всё время, пока он лежал без сознания, внимательно следила за ним. Увидев, как Джеймс пошевелился, а затем и вовсе сел на кровати, она сказала мелодичным голосом:
   - Мама, иди сюда. Мальчик, которого принёс дядя Билли, уже очнулся.
   От неожиданности Джеймс чуть не упал с кровати. Оказывается, он тут не один. А в проклятой памяти, как нарочно, остались только лица случайных любовниц. А кто такой дядя Билли, мама, которую только что позвали, и кому принадлежит голос, который звал, Джеймс совершенно не мог вспомнить. Вот что значит быть человеком с дыркой в голове.
   При других обстоятельствах Джеймс мог бы посмеяться над этой историей, но теперь он решил, что пора делать ноги. Неизвестно, кто там сейчас зайдёт, мама или не мама, поэтому надо как можно быстрей добежать до двери и выбраться в коридор, если он вообще существует. На всё про всё оставались считанные секунды, и Джеймс постарался потратить их с толком. Он вскочил на ноги и попытался дойти до двери. Каждый шаг отдавал тупой болью в голову, но, несмотря на все препятствия, он довольно быстро добрался до своей цели, как вдруг дверь сама распахнулась ему навстречу, и в комнату вошла та самая блондинка, которую он успел запомнить перед тем, как его ударили дубиной по голове. От неожиданности Джеймс не успел вовремя остановиться и врезался лбом в кромку двери. От удара красные пятна вновь поплыли у него перед глазами, и он бессильно осел на пол, стараясь снова не потерять сознание.
   Несколько секунд в помещении царила полная тишина, нарушаемая лишь щелчками ключа в замке. Затем, когда Джеймс, наконец, решился открыть глаза, он увидел самое необычное зрелище в своей жизни. Облокотившись на косяк двери, блондинка беззлобно смеялась над ним, а её белые кудри всякий раз рассыпались градом брызг при появлении новой волны смеха. Её дочка тоже хохотала от души, прикрывая рот ладошкой. Обе женщины, по-видимому, от души веселились, глядя на Джеймса, а он сидел на полу красный, как бурак, и старался не смотреть им в глаза.
   - Ох, давно я так не смеялась, - сказала блондинка после продолжительного кашля, вызванного смехом. - Я, к сожалению, не знаю, как тебя зовут, маленький буян, но я надеюсь, ты не будешь сердиться, если я дам тебе воды и положу на голову компресс.
   Ради глотка холодной воды Джеймс был готов простить этой женщине всё, что угодно. Поэтому он охотно взял грелку, наполненную льдом, и приложил её к огромной шишке на лбу. Новый приступ боли заставил его закрыть глаза, но как только он открыл их, то сразу увидел, что зрение улучшилось. Красный туман стал понемногу рассеиваться, и вскоре Джеймс уже мог чётко рассмотреть то место, куда он попал.
   Помещение действительно было подвальным, так как нигде он не увидел ни одного окна. В одном из углов комнаты стоял ржавый таз, в который всё время капала вода. Недалеко от кровати, на которой только что лежал Джеймс, стоял старенький письменный столик, на котором не было ничего, кроме закопченной электроплитки. Больше никаких предметов меблировки в комнате не было. В ней отсутствовали тумбочки, шкафы, стулья и прочие предметы, без которых мы не мыслим своего существования. На полу не было линолеума, а обои давным-давно отклеились из-за сырости в помещении, оставив на память о себе мутные разводы на стенах. Общую мрачную картину довершала та самая маленькая лампочка, которая висела прямо под потолком.
   Непосредственно от изучения обстановки в комнате Джеймс перешёл к наблюдению за двумя женщинами, которые уже давно пытались заговорить с ним. Блондинка несколько раз проходила мимо него, стараясь невзначай дотронуться своей изящной туфелькой до носка его ботинка. Девочка, которая так ни разу и не встала с кровати, пока Джеймс сидел на полу, не сводила с него своих глаз, словно пыталась отыскать в его душе нечто скрытое от всех остальных людей. От этого взгляда Джеймса невольно бросило в дрожь, так как глаза у девочки были совсем взрослые, без всякого намёка на детство. Одно время он зачарованно в них смотрел, но потом не выдержал и отвёл взгляд.
   До сих пор никто из них не решался нарушить то гнетущее молчание, которое установилось в комнате с появлением Джеймса. Должно быть, хозяйка комнаты обиделась на Джеймса за его безобразное поведение и теперь ждала от него извинений. Но, как и любому обидчику, который знает, что он не прав, Джеймсу было нелегко просить прощения у человека, которого он самым жестоким образом оскорбил. - К тому же, кто она такая? - думал он, лёжа на полу и прикрывая ладонью глаза, будто бы прячась от света, а на самом деле - сгорая от стыда. - Подумаешь, дешёвая проститутка. Да с неё каждый день блузки снимают, и что, она теперь должна на всех в Верховный Суд подавать? Нет, пусть сама извиняется за то, что её сутенёр чуть не разбил мне голову.
   Затянувшуюся паузу прервал звонкий голос девочки, которая только что так печально смотрела на Джеймса:
   - Мамочка, скажи, пожалуйста, скоро будет готов ужин, а то я сильно проголодалась, пока тебя не было.
   - Вечно ты, Нэнси, с капризами, - сказала блондинка и подошла к электроплитке, чтобы разогреть суп. - Всё тебе не так. То ужин поздно приносят, то завтрак рано подают. Всегда виновата одна я. А то, что мне пришлось успокаивать одного буяна, - тут блондинка укоризненно посмотрела на Джеймса, - так это тебя не волнует. Благо, что Билли нас подвёз, а иначе у тебя сегодня не то, что ужина, мамы могло не быть!
   - Прошу прощения, но вы говорите неправду, мисс, - сказал Джеймс, поднимаясь с пола. - Я вас убивать не собирался, а вот ваш друг меня хорошенько избил. Даже не знаю, как я с такой головой в клубе теперь покажусь. Ну ничего, я сообщу своим друзьям координаты вашего притона, и они быстро вас разгонят, а вашему Билли и вам я собственноручно сверну шеи.
   Блондинка с недоумением посмотрела на Джеймса, а потом опять засмеялась:
   - Нет, ты посмотри на него, Нэнси. Опять начал хорохориться, как петух. Своим друзьям он сообщит. А кто твои друзья, мальчик? Неужели та самая шайка из младшей подгруппы детского садика, которая уже три года устраивает налёты на магазины с игрушками? Ой, как я испугалась!
   - К вашему сведению, мисс, - тут Джеймс подбоченился и гордо посмотрел вокруг, - моими товарищами являются самые влиятельные люди в Нью-Амстердаме, в том числе и губернатор.
   - В самом деле? Как интересно. А я до сих пор не знала, что в детском саду выбирают губернатора. Как-нибудь пригласи меня на выборы, я хочу узнать, какая программа у вашего губернатора. Если он обещает всем детям бесплатные игрушки и конфеты, то я, так и быть, за него проголосую.
   Сражённый нахальством блондинки, Джеймс стоял и молча глотал воздух. Совсем недавно вера в его идеалы казалась непоколебимой, а теперь какая-то проститутка стоит и во всю ругает губернатора, на которого молится весь Нью-Амстердам. Нет, нужно срочно принять меры и сообщить властям, чтобы они наказали вольнодумцев, оскверняющих светлый лик демократии.
   К счастью, Джеймс не успел высказать до конца все свои мысли. Едва он раскрыл рот, собираясь сказать, кому он намерен жаловаться, как Нэнси снова жалобно попросила поесть, и её мама лихорадочно забегала между столиком и кроваткой девочки. Очевидно, что Нэнси принимала пищу, не вставая с кровати. Но Джеймсу до этого не было никакого дела. Единственным его желанием было поскорее убежать отсюда, и поэтому его взгляд блуждал от двери к дамской сумочке, в которую блондинка предусмотрительно спрятала ключи после того, как заперла дверь. Улучив момент, когда она поправляла подушку своей дочери, Джеймс незаметно открыл сумочку и тут же увидел нечто такое, что заставило его закричать на всю комнату.
   На поверку сумочка оказалась не совсем обычной. В ней не было ни широких отсеков, ни тех маленьких карманчиков, которые так любят женщины. Зато в ней была косметика. Причём всех самых известных фирм в мире. Тут были представлены и Tina Richi, и LencТme, и Clement Clein и многие другие модные дома мира. Разумеется, все вышеуказанные бренды в данном случае были подделкой, но общего впечатления это совсем не снижало. Однако самым главным украшением сумочки оказалось зеркало, закреплённое на пластмассовой подставке рядом с тенями для глаз. Судьба снова жестоко разыграла Джеймса, подсунув ему вместо ключа к спасению дамскую косметичку, в которой, кроме всего прочего, оказалось ещё и зеркало.
   Пока Джеймс привыкал к своему новому образу, Нэнси и её мама испуганно переглядывались, не зная, что заставило их гостя кричать во всё горло. Когда первый шок, наконец, прошёл, мама Нэнси силой оторвала Джеймса от зеркала и усадила его к себе на колени.
   - Первый раз вижу, как дети кричат при виде дамской сумочки. У тебя что, мальчик, и вправду с головой не в порядке? У Нэнси зубы стучат от твоего крика. Признавайся, ты хотел меня обворовать? У тебя что, нет денег добраться домой?
   - Да нет же, мисс, нет... Моё лицо... Что с моим лицом? - в ужасе кричал Джеймс.
   - Если ты говоришь о том синяке, который оставил тебе на память Билли, то я думала, что для тебя это давно не новость. А если ты имеешь в виду что-то другое, то, пожалуйста, потрудись объяснить.
   - Моё лицо, моё лицо, - всё повторял Джеймс, качая головой. Теперь ему всё стало понятно - и презрение проститутки к тринадцатилетнему подростку, который решил её снять, и слова Нэнси о мальчике, которого принёс дядя Билли. До этого момента он ничего не знал о себе, кроме собственного имени - Джеймс Беверидж, а теперь всё прошлое разделилось перед его мысленным взором на два уровня. От удара дубиной по голове воспоминания ожили и начали возвращаться к нему. Полчаса назад, лёжа в обмороке, он ясно видел и свою жену, и всех любовниц, которые у него были. А сейчас вид лица маленького Виктора Бартона заставил его вспомнить все события от момента собственной смерти до внезапного воскрешения в больничном морге. Все эти обстоятельства настолько ошеломили его, что он сидел и плакал, как маленький ребёнок, а блондинка прижимала его к себе и вытирала слёзы, которые капали прямо ей на платье.
   Минут через пять Джеймс, не поднимая глаз от пола, решился заговорить. Голос его был хриплым и часто прерывался:
   - Мисс, пожалуйста, простите меня за то, что я так недостойно вёл себя с вами. Мне искренне жаль, что всё так вышло, и если бы я мог, то всё сделал, чтобы того инцидента между мной и вами не было. Кроме того, я был так невежлив, что даже не узнал ваше имя...
   - Меня зовут Катрин, - сказала блондинка и почему-то сильно покраснела, - а это моя дочь Нэнси.
   - Очень приятно, а я - Джеймс. Я надеюсь, что теперь вы позволите мне уйти, чтобы я не омрачал вам ужин своим присутствием?
   - А вот и нет, - сказала со смехом Катрин, - этот номер у тебя не пройдёт. Ты останешься с нами, поешь как следует, а потом я найду способ доставить тебя домой. Тем более, мне кажется, что ты неизвестно почему стал трезво смотреть на вещи и больше буянить не будешь. Слушай, меня осенила догадка. Тебе по дороге к нам для храбрости ничего не давали? Я имею в виду сигареты, спиртные напитки или какие-нибудь порошки.
   - Нет, ничего такого не было, мисс, - сказал Джеймс, понимая, что Катрин ему не поверит. Правдоподобного объяснения его выходкам всё равно не существовало, поэтому каждый мог думать то, что ему заблагорассудиться.
   - Меня зовут Катрин. Изволь ко мне обращаться по имени, без всяких мисс. Здесь этикета не существует.
   - Хорошо, мисс, то есть я хотел сказать Катрин, - прошептал вконец растерявшийся Джеймс. - Только уже поздно, - добавил он, глядя на свои разбитые часы, - поэтому я, пожалуй, обойдусь без ужина и как-нибудь сам найду дорогу домой.
   - Нэнси, он думает, что у меня железные нервы. Заладил, как попугай, одно и то же - без ужина обойдусь, домой пойду сам. Любой, кто на законных основаниях находится у меня дома, получит здесь приют и еду. Так что бери свою тарелку и становись в очередь. У нас так заведено, что первой еду получает Нэнси. Следующим за ней будешь ты. И смотри не зевай, а то я ненароком заберу твою порцию.
   Уловив в голосе Катрин смешливые нотки, Джеймс впервые за весь вечер улыбнулся и с готовностью взял в руки железную миску. После того, как ему налили суп с мясом, Джеймс стал искать место, где можно было сесть и спокойно поужинать. Обнаружив, что в комнате нет стульев, он с недоумением посмотрел на Катрин, но потом решил у неё ничего не спрашивать и сел на кровать. Через некоторое время к нему присоединилась Катрин со своей тарелкой горячего супа.
   - Скажите, Катрин, - спросил Джеймс после того, как прожевал огромный кусок мяса, который попался ему в супе, - почему у вас в комнате, кроме тумбочки, на которой разогревают еду, нет больше никакой мебели?
   - А какая мебель здесь, по-твоему, должна быть?
   - Мне кажется, у вас в помещении не хватает самых обычных предметов меблировки. Например, стульев.
   - Джеймс, детка, нам с Нэнси не нужны стулья.
   - Как, а разве вы всегда ужинаете, сидя у себя на кроватях?
   В помещении на несколько секунд установилось неловкое молчание. Казалось, что Катрин была озадачена вопросом Джеймса и не знала, как на него ответить. На помощь ей внезапно пришла Нэнси.
   - Мама, Джеймс всё правильно спрашивает. Давай не будем его стесняться и расскажем ему всё, как есть.
   С большой неохотой Катрин снова заговорила, но теперь в её голосе не слышалось того веселья, которое уже успело понравиться Джеймсу.
   - Всё дело в том, что Нэнси - лежачая больная. В детстве она перенесла полиомиелит. Врачи делали всё возможное и невозможное, и девочка выжила. От разрушительного воздействия болезни её смог спасти только экспериментальный препарат, который ни разу не испытывали на людях. Мы с мужем отдали за него последние деньги, и чудо всё-таки случилось. Наша малютка пошла на поправку, и уже через три недели врачи констатировали, что все функции мозга, включая мимику и речь, у неё восстановились. Она могла говорить и думать как обычный человек. Расплата наступила позднее, когда обнаружилось, что её суставы так и остались искорёженными и неподвижными, как у сломанного робота. Мой муж Фред и я голодали, чтобы спасти её, но на полный курс лечения денег нам всё равно не хватило. К тому же, врачи сказали нам, что вернуть Нэнси способность двигаться они не смогут. Ни один препарат не в состоянии заново вырастить ребёнку суставы. Ходят слухи, что такие поражения суставной ткани можно устранить с помощью операции, но у нас нет денег даже на поддерживающую терапию, и с каждым годом дела у Нэнси идут всё хуже. Денег у нас хватает только на еду, ничего другого мы себе позволить не можем. От истощения у меня умер муж, и теперь я не хочу, чтобы со мной или с Нэнси случилось что-нибудь подобное. Боже, как вспомню его лицо в тот момент, когда он от голода упал на лестнице, так мне больше жить не хочется.
   Всё то время, пока длился рассказ Катрин, Джеймс бессмысленным взглядом смотрел в пространство. Только теперь до него дошло, какая трагедия разворачивалась в течение многих лет в маленьком заброшенном подвале. Он увидел, как Нэнси пытается едва движущимися пальцами взять ложку, зачерпнуть из миски немного супа и поднести его ко рту. Маленькие пальчики плохо слушались девочку, и капля супа иногда падала на повязанную вокруг её шеи салфетку. Возможно, что раньше руки у Нэнси работали чуть лучше, но теперь, по прошествии многих лет, она едва могла ими шевелить. Пройдёт ещё год или два, и она совсем не сможет выполнять даже элементарные движения. Наступит полная мышечная атрофия, которая заставит её суставы замереть раз и навсегда.
   Теперь Джеймс не сомневался, что его пребывание в этом подвале тоже является тщательно спланированным ходом в божественной игре. Он поднял глаза к потолку, то есть туда, где, по его мнению, должен находиться Бог, и постарался осознать, какой замысел был у Всевышнего, когда Он отправлял его обратно на землю. Ведь прежде ни для кого из смертных такое исключение не делалось. Возможно, Господь хотел показать ему всё убожество тех идеалов, которыми он жил, а может, хотел ещё раз унизить человечество и возвеличить тем самым себя. Поскольку Джеймс был человеком недалёким, он не понимал, что Бог и так уже является великим, и ему незачем повышать свою самооценку даже за счёт самых праведных людей.
   Однако в душе у Джеймса Бевериджа всё-таки случился переворот. По логике вещей получалось, что между ним и Богом теперь можно было поставить знак равенства. Ведь оба они после смерти воскресли, а Джеймс вдобавок смог вернуться на землю раньше, чем Бог всех христиан, у которого на аналогичную процедуру ушло три дня. Такая идея могла кого угодно вознести на вершину тщеславия, но тут же низвергнуть в пропасть отчаяния. - Куда мне до Бога, - размышлял Джеймс, отставив в сторону тарелку с супом. - Бог может одним взмахом руки исцелить больную девочку. А может обойтись и без всяких жестов. Просто сказать ей: Встань и ходи. На то он и Бог, чтобы творить чудеса. К тому же, Бог бессмертен, а я через несколько часов умру. Так, по крайней мере, сказал высокий мужчина в белом и те двое, что были с ним. Как вот только их звали? Апостол Пётр? Святой Иоанн? Азраил?
   - Джеймс, ты больше не хочешь есть? - спросила Катрин, забирая у него миску.
   - Нет, Катрин, я уже не голоден, - сказал Джеймс и с жалостью посмотрел на неё. Бедная. Она не взяла себе ни кусочка мяса, всё отдала детям.
   - Тогда я пойду, вымою наши миски и кастрюли, а ты пока присмотришь за Нэнси. Договорились?
   - Конечно, Катрин.
   - Только смотри, - промурлыкала себе под нос Катрин, - не вздумай рассказать Нэнси, где мы с тобой познакомились.
   - Я всё понимаю, - ответил ей Джеймс.
   После того, как Катрин ушла, Джеймс принялся рассматривать коридор через щелку в двери. Судя по всему, ванная комната и туалет были общими и находились в конце подвала. Сейчас там выстроилась очередь из женщин, которые были похожи друг на друга как две капли воды. Все они были в поношенной, старой одежде, с растрёпанными волосами, без макияжа на лице. Нужда и горе заставили их жить вместе, но вовсе не сплотили в единый коллектив. Среди жителей подвала было деление на касты, и в зависимости от принадлежности к одной из них, человек мог рассчитывать на те или иные привилегии. Порядочные женщины, которые работали уборщицами, санитарками, лифтёршами, не могли позволить себе занять очередь за проститутками. Они расталкивали падших женщин, чтобы первыми подойти к рукомойнику. Бледное лицо Катрин то появлялось, то исчезало в дверном проёме, и Джеймс понял, что ей придётся очень долго ждать возможности попасть в ванную комнату. Более наглые проститутки тоже старались оттеснить своих товарок, и из коридора то и дело слышалась отборная брань. Чтобы Нэнси не слышала всех подробностей ночной жизни подвала, Джеймс потихоньку прикрыл дверь и погасил ту маленькую лампочку, которая горела на потолке. Он подумал, что девочка слишком утомлена таким поздним ужином и наверняка захочет спать. Но он ошибся. Через секунду в помещении вспыхнул яркий свет, и Нэнси направила прямо ему в глаза слепящий луч карманного фонарика.
   - Не приближайся! Мама предупреждала меня, что ты буйный!
   На мгновение Джеймс зажмурился, но потом привык к свету, и, широко раскрыв глаза, направился прямо к Нэнси. Вскоре фонарик упёрся ему в лоб, как дуло пистолета.
   - Моя жена когда-то сделала точно также! - рассмеялся Джеймс и сел на кровать рядом с Нэнси.
   - Врёшь ты. Нет у тебя никакой жены и быть не может. Сколько тебе лет, мальчик?
   - Не обращай внимания, я так шучу. На самом деле мне тринадцать лет и я ужасно боюсь девочек вроде тебя. А фонарик у тебя действительно очень страшный.
   - Правда? Это мама купила мне его, чтобы я всегда могла в темноте найти ночной горшок. Ни на что больше он не годится.
   - Ты знаешь, кем работает твоя мама?
   - Конечно, знаю. Она работает счетоводом в налоговой инспекции. Следит за тем, чтобы владельцы фирм и предприятий вовремя платили налоги. У них очень дружный коллектив, и они вместе наблюдают за порядком в стране.
   - Почему же вы с мамой живёте так бедно, если все в стране вовремя платят налоги?
   - Понятия не имею. Но, возможно, что часть налогов идёт на другие цели, не связанные с благополучием людей.
   "А ведь девочка права, - подумал Джеймс. - Кому, как не мне знать, куда на самом деле идут бюджетные деньги. Интересно, получают ли Катрин и Нэнси помощь как малообеспеченная семья? Или Катрин настолько гордая, что не станет обивать пороги государственных учреждений?"
   Следующий вопрос Джеймс задал очень осторожно, чтобы ненароком не причинить боль ребёнку.
   - Скажи, Нэнси, мама никогда не говорила тебе о том, что случилось с твоим папой?
   - Почему же нет. Говорила. Мой папа сейчас находится в раю. У нас на земле тоже есть места, похожие на рай. Там круглый год стоит жаркое лето, на деревьях растут апельсины, мандарины и шоколадки. А ты что, не знал, что шоколад растёт на деревьях? - спросила Нэнси, увидев, что Джеймс с недоверием взглянул на неё. - Мне мама рассказывала, что там каждый день на завтрак, обед и ужин дети едят только сладкое.
   - Нет, нет, просто я немного задумался и пропустил твои слова мимо ушей.
   - Хорош гусь, - обиженным тоном сказала Нэнси, - сам начал беседу и теперь слушать не хочет.
   - Ты меня неправильно поняла, - засмеялся Джеймс. - Я вовсе не хотел тебя обидеть. Просто я никак не могу понять, как вы столько лет живёте без папы.
   - Так и живём. Он улетел далеко на небо, а у нас нет денег, чтобы купить туда билет.
   Эти слова окончательно ошеломили Джеймса, и он закрыл глаза ладонями, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься от того кошмара, который он услышал. Его сердце обливалось кровью при мысли о том, что Катрин воспитывает не ребёнка, а комнатный цветочек, который привык видеть за окном только солнце и не знает, что там есть ещё и лютый мороз, и седой туман.
   Видимо, Нэнси была тронута печалью Джеймса, потому что она приподнялась на своей кровати и нежно-нежно погладила его по голове. И хотя маленькая ручка плохо слушалась свою хозяйку, Джеймс в полной мере ощутил ту душевную теплоту, которая исходила от маленькой девочки.
   - Не беспокойся обо мне, Джеймс, - радостно прошептала она. - Ничего плохого со мной не случится. Моя мама всегда со мной, а если её задерживают на работе, то она присылает одну из своих сменщиц, чтобы та покормила меня. Кроме того, нас много раз выручал дядя Билли. Он всегда дарит мне пирожные с кремом, а по воскресеньям мы с ним играем в разные весёлые игры, и я всегда его побеждаю. А он сначала хмурится, а потом достаёт из кармана конфеты и отдаёт их мне со словами: "Вот чертовка, опять обыграла".
   И, заметив, что Джеймс по-прежнему закрывает руками глаза, Нэнси, всё больше воодушевляясь, выдала ему самую заветную свою тайну:
   - Ты думаешь, что мама окончательно потеряла надежду на моё выздоровление? Нет, Джеймс, она не такой человек. Недавно я видела, как она ночью выходила в коридор, пересчитывала там зелёные бумажки, а потом зашла в комнату и спрятала их за спинкой кровати. Так что я скоро опять смогу выходить на улицу и гулять по лесным тропинкам. Ты только маме не говори, что я всё знаю, а то она готовит мне сюрприз, и будет очень расстроена, если ты ей расскажешь.
   Бывают минуты, когда в сознании человека происходит некий переворот, который толкает его на самые необдуманные поступки. Впервые в жизни Джеймс почувствовал, что нечто подобное свершилось и в его душе. В словах Нэнси он, как будто, угадал руководство к действию. Уже одна фраза о том, что надежда ещё не потеряна, породила в душе у Джеймса настоящую бурю эмоций. Он понял, что ночь развлечений, о которой ему говорил апостол Пётр, безвозвратно потеряна. Оставалось всего несколько часов до того, как приговор вступит в силу, и он навеки покинет любимую землю, которая и без него будет нежиться в лучах восходящего солнца. Но за эти несколько часов он в состоянии сделать то, на что никогда бы не решился в обычных условиях. Чувство сострадания подсказало ему, что он может подарить возможность ещё не раз встретить рассвет маленькой девочке, которая сидит рядом с ним. Его жизнь была загублена навеки, а у неё всё только начиналась. И, возможно, когда-нибудь, сидя на песке возле моря и слушая шум набегающих волн, уже не девочка, а женщина, будет нянчить своё дитя, которое появится на свет тоже благодаря Джеймсу. Под влиянием этих мыслей, Джеймс наклонился к Нэнси и прикоснулся губами к её маленькому, детскому лобику. Затем он вскочил с кровати и решительно пошёл к двери. Но перед тем как покинуть комнату, он услышал тихий, мечтательный голос Нэнси, заставивший его вздрогнуть всем телом:
   - Ты был первым мальчиком, который поцеловал меня, - с улыбкой произнесла она.
  
  
  
   На то, чтобы выбраться из подвала у Джеймса ушло пять минут. Ему пришлось активно поработать локтями, прежде чем он добрался до лестницы, ведущей наверх. Со всех сторон на него сыпались удары, а какая-то дородная женщина разразилась страшным потоком брани, когда увидела, что Джеймс идёт в сторону рукомойника. И только когда он выбежал на лестницу, страсти понемногу улеглись.
   Очутившись на улице, Джеймс первым делом подумал, а хорошо ли он поступил, оставив Нэнси одну? Вдруг с ней что-то случиться, пока его не будет. Кроме того, он нигде не мог найти Катрин, чтобы предупредить её о своём уходе. Спасительница Джеймса как сквозь землю провалилась. Её не было ни в подвале, ни на улице, куда время от времени выходили покурить занявшие очередь проститутки. Чем больше Джеймс размышлял, тем абсурднее ему казался тот план, который он разработал для спасения Нэнси. Но поскольку вернуться в подвал означало потерпеть поражение и навеки остаться ничтожеством, Джеймс взял себя в руки и принялся действовать. В его распоряжении оставалось всего два часа.
   Прежде всего, нужно было установить адрес того места, где он сейчас находился. Сделать это оказалось несложно, так как на торце дома висела табличка с надписью "Улица Западная, дом N 9". Анализируя полученную информацию, Джеймс пришёл к выводу, что его привезли в самый неблагополучный район Нью-Амстердама - Нижний Вест-Сайд. Выбраться отсюда ночью без машины было невозможно, потому что автобусы прекращали ходить ровно в двенадцать ночи. Значит, ему придётся идти пешком.
   В последний раз Джеймс окинул взглядом серый фасад дома и постарался запомнить все мельчайшие детали, которые были вокруг. Затем он повернулся к дому спиной и быстрым шагом пошёл в сторону центра города. Теперь всё зависело от того, в правильном направлении он идёт или нет.
   Через некоторое время вдали показалась автобусная остановка, и Джеймс перешёл с шага на бег. Он понимал, что надо экономить силы для обратного пути, но ему не терпелось узнать, какая дорога в центр города является наиболее короткой. Ориентиром могла послужить карта с обозначением маршрутов автобусов. Такие карты были почти на каждой автобусной остановке в Нью-Амстердаме.
   Всё получилось именно так, как Джеймс и предполагал. Карта висела на своём месте и имела вполне приличный вид. Кроме разбитого стекла, которое предохраняло её от порчи, никаких серьёзных изъянов она не имела. По ней Джеймс легко отыскал кратчайшую дорогу в центр города. Правда, на то, чтобы добраться туда, у него мог уйти целый час, но игра в данном случае стоила свеч.
   На остановке, кроме Джеймса, был ещё один человек. На той лавке, где пассажиры обычно ожидают автобус, спал пьяный бомж. Из газетного ящика он достал вечерний номер "Нью-Амстердам Тайм" и положил его на лавку в качестве подстилки. Одеялом спящему человеку служила ещё одна газета, более потрепанная, чем та, на которой он лежал. В то время, когда Джеймс рассматривал карту, поднялся сильный ветер и сорвал импровизированное одеяло со спящего. Пьяный недовольно забормотал во сне, но потом перевернулся на другой бок и захрапел с новой силой.
   На какой-то момент Джеймсу стало жалко пьяного бродягу. Ведь если бы не гостеприимство Катрин, он тоже сейчас спал бы на какой-нибудь скамейке в парке. Движимый любовью к своему собрату, Джеймс выбежал на проезжую часть, поднял газету и вернулся на остановку, чтобы укрыть пьяницу. По дороге он даже не удосужился просмотреть её содержание. И лишь когда Джеймс вновь укрыл спящего бродягу газетой, ему в глаза неожиданно бросились слова с передовицы: "Сегодня вечером в Нью-Амстердаме был убит ученик музыкальной школы Виктор Бартон". Прямо под заголовком была помещена фотография мальчика лет тринадцати со скрипкой в руках. Взглянув на фотопортрет, Джеймс чуть не закричал от ужаса. Убитый ребёнок был его двойником.
   Из заметки Джеймс узнал, что убийство произошло около восьми часов вечера в одном из престижных районов города. Как утверждают свидетели, преступников было двое. Один из них намеренно попытался столкнуть Виктора с парапета, а когда тот возмутился и начал кричать, второй негодяй с размаху всадил ему нож в горло. После убийства преступники мгновенно скрылись. На вид убийцам можно было дать не более двенадцати лет. Заканчивалось заметка стандартно: "Если вам стала известна какая-либо информация о данном происшествии или местонахождение преступников, просим вас сообщить в ближайшее отделение полиции или позвонить по телефону 911".
   Информация, которой обладал Джеймс, не представляла никакого интереса для полиции, но в научном мире его появление произвело бы сенсацию. Во всём мире нашлось бы немало людей, готовых заплатить любые деньги, дабы узнать, что их ждёт после смерти и какую взятку надо дать апостолу Петру за воскрешение в своём или чужом теле. Кроме того, Джеймс мог обзавестись целой толпой последователей, которые, без сомнения, назовут его новым Христом. Что и говорить, перспективы были просто ошеломляющие. Вот только как успеть воплотить их в жизнь, если электронные часы на соседнем здании неумолимо крали время у новоиспеченного Христа.
   Времени на раздумья у Джеймса почти не было. Сейчас любой будильник был его злейшим врагом. На сговор с неумолимым ангелом смерти не пошли только часы Виктора Бартона. Они разбились в тот миг, когда их хозяин упал на асфальт с перерезанным горлом. Сквозь разбитое стекло можно было увидеть, что стрелки часов по-прежнему показывают половину восьмого. По ним работники морга безошибочно определили момент смерти ребёнка.
   Подобные мысли могли кого угодно довести до полного отчаяния. Но Джеймс усилием воли стряхнул с себя оцепенение и придал своему лицу выражение жёсткой решимости. Во что бы то ни стало, он должен выполнить свой план и отомстить за всех обманутых людей. Теперь его список пополнился ещё одной жертвой всеобщего равнодушия - маленьким скрипачом Виктором Бартоном.
   После того, как Джеймс покинул остановку, идти стало значительно труднее. На каждом шагу ему попадались какие-то пьяные люди, которые норовили обозвать его "слизняком" и другими нехорошими словами. Вдобавок ко всему у Джеймса начала сильно болеть шея. Зашитая грубыми нитками артерия очень сильно давала о себе знать. Время от времени Джеймс останавливался, чтобы унять сильно бьющееся сердце, и тогда он чувствовал, как за шиворот капает сукровица. Рана на шее сильно кровоточила и вдобавок ко всему начала гнить по краям. Невесёлые мысли о том, что труп Виктора Бартона потихоньку начал возвращаться к своему прежнему состоянию, не давали Джеймсу покоя.
   Теперь он шёл по ярко освещённым улицам центра города. Здесь больше не было пьяниц, но за каждым углом его подстерегали иные опасности. Заслышав шуршанье шин одинокой машины, он сразу сворачивал на соседнюю улицу или прятался в переулке, чтобы ненароком не попасться на глаза полиции. Обычно его плохие предчувствия не сбывались, но пару раз патрульная машина всё-таки проехала в опасной близости от него.
   В такое позднее время людей в центре города почти не было. Только иногда Джеймсу встречались редкие прохожие, но, заслышав звуки их шагов, он сразу переходил на другую сторону улицы. Два раза ему пришлось убегать от собак, которые чувствовали идущий от него запах крови. К тому же, у него появилась одышка и боль в суставах. Но он продолжал идти, останавливаясь только для того, чтобы попить из водосточной трубы. Наконец, он совсем выбился из сил и остановился отдохнуть возле какого-то дома. Рассеянным взглядом он посмотрел на табличку с адресом и не поверил своим глазам. Оказывается, он почти у цели. То место, которое он искал, находилось двумя домами дальше.
  
  
  
   "Золотой Павильон" был самым дорогим клубом Нью-Амстердама. Внешне он ничем не отличался от двух десятков точно таких же клубов, которые расположились неподалёку. Однако простому человеку дорога туда была закрыта. В "Золотой Павильон" не имели доступа даже дети нью-амстердамских банкиров и политиков. Здесь могли отдыхать только их высокопоставленные родители. Если отбросить всякие шутки и двусмысленности, это было настоящее заведение для взрослых.
   Всё, что происходило по ночам в "Золотом Павильоне", хранилось в строжайшей тайне. Тем не менее, по городу уже давно ходили слухи, что развлечения там и в самом деле недетские. В клубе свободно распространялись наркотики и психотропные вещества, способные удовлетворить самого взыскательного клиента. Богатые развратники и развратницы могли без проблем уединиться в отдельной комнате с девушкой или с юношей. Кроме того, посетители заведения по немыслимым ценам покупали выпивку и закуски. Один бокал шампанского мог обойтись богатому кутиле в тысячу долларов. А если сосчитать те деньги, которые за время существования клуба были проиграны в рулетку, то само Федеральное казначейство США могло позавидовать такой сумме. Одним словом, "Золотой Павильон" полностью оправдывал славу самого богатого клуба в Нью-Амстердаме.
   В "золотом котелке", как называли клуб не лишённые чувства юмора банкиры, варилась самая элитная публика. Последнее время сюда начал заходить сам губернатор Нью-Амстердама в сопровождении некоторых приближённых особ из своего ведомства. Не брезговал окунуться в котелок наслаждений и мэр Нью-Амстердама, которому по должности полагалось следить за соблюдением прав избирателей во всех заведениях своего города. И хотя губернатор и мэр были политическими оппонентами и принадлежали к разным партиям, в "Золотом Павильоне" они заключали временное перемирие. В знак своего хорошего отношения друг к другу они снимали одну девицу на двоих и по очереди занимались с ней сексом. Таким образом, обычная проститутка могла за один час сделать то, что не удавалось народу целой страны. Она могла примирить двух заклятых врагов и объединить их силы в борьбе за благо человека. Жаль, что избирателям так и не довелось увидеть, на благо какого именно человека стараются мэр и губернатор.
   В последние годы своей жизни Джеймс часто бывал в "Золотом Павильоне". Там он обзавёлся полезными связями, познакомился с видными политиками и значительно улучшил условия своего бизнеса. Неудивительно, что в один прекрасный день он стал таким же матёрым развратником, как и его лучшие друзья, губернатор и мэр. Но Джеймс считал, что может пожертвовать ради карьеры всем, чем угодно - даже семьёй. В итоге к 36 годам у него не было детей, да и жену он давно перестал считать за человека. "Золотой Павильон" стал для него планетой обитания, где губернатор был солнцем, а мэр - луной.
   В тот роковой день, 12 сентября 2000 года, ровно в 23 часа 00 минут, Джеймс Беверидж сидел в "Золотом Павильоне" и играл с мэром в карты. На кону были деньги из городского бюджета, и по иронии судьбы Джеймс как раз выиграл десять тысяч долларов из фонда охраны здоровья. Недовольный таким поворотом дела, мэр захотел отыграться, но в это время подошёл администратор и сказал Джеймсу, что его просит к телефону жена. После разговора с женой Джеймс вернулся в зал и сообщил, что его благоверная заболела и просит оказать ей помощь. Проститутки подняли Джеймса на смех, а одна из его многочисленных любовниц сказала с издёвкой: "Передай ей от меня привет и пожелай скорейшего выздоровления". Под гомерический хохот публики Джеймс Беверидж покинул "Золотой Павильон", обещая прийти через час. Кто б мог подумать, что он вернётся сюда только после своей смерти.
   Оглядываясь на свою прошлую жизнь, Беверидж был готов задушить себя собственными руками. Он только сейчас начал понимать, что все эти годы ни разу не видел себя со стороны. Также ему стало ясно, что все сказки о том, что людей после смерти ждут наказания за их грехи, являются не более чем выдумкой. Он не знал, как Бог оценивает степень вины того или иного умершего человека, но чувствовал, что его случай, пожалуй, самый уникальный. Он стал судьёй в своём собственном деле, что недопустимо по меркам земного правосудия, но вполне реально для царства небесного. И от того, какой выбор он сейчас сделает, зависит его дальнейшая судьба. Фактически, бог действительно поставил его на одну ступеньку вместе с собой, но не дал ему власти над временем, а значит и над смертью. И теперь Джеймс должен был сам вынести себе приговор.
   Попасть в помещение клуба через центральный вход не представлялось возможным. Ни один охранник не узнает в маленьком, оборванном подростке прежнего красавца Джеймса Бевериджа. В лучшем случае его просто вышвырнут из заведения, как бродячую собаку. А в худшем - вызовут полицию и начнут допытываться, кто он такой и зачем сюда пришёл.
   К счастью, Джеймс успел запомнить все подробности ночной жизни в клубе. В частности, он знал, что в игровом зале недавно сломался кондиционер, и администрации пришлось распечатать два окна, чтобы хоть как-то проветривать клуб. После очередного проветривания администратор не всегда запирал окна на замок, так как в скором времени посетители могли опять потребовать открыть их. По своему опыту Джеймс знал, что после двух или трёх кальянов воздух в клубе становился непригодным для дыхания, и публика снова требовала открыть окна. А это значит, что у него есть шанс попасть в клуб без всяких помех.
   Для того чтобы вспомнить, куда выходят окна игрового зала, Джеймсу пришлось напрячь воображение. Память подсказала ему, что за зданием клуба находится переулок, который заканчивается тупиком. Всякий раз, когда курильщики открывали окна, Джеймс видел там недостроенный дом. Он мог послужить своеобразным ориентиром для того, чтобы найти нужные окна. Вот только как попасть в переулок, если все промежутки между зданиями огорожены колючей проволокой? На всякий случай Джеймс решил проверить, нет ли где-нибудь в изгороди отверстия, через которое он мог бы пролезть.
   Джеймс обследовал четыре дома подряд, но везде он натыкался на сплошную колючую проволоку. Никаких зазоров или отверстий в ней не было и в помине. Очевидно, что искать дорогу в переулок надо в начале или в конце главной улицы. А на это могло уйти очень много времени.
   И вот когда Джеймс окончательно потерял надежду на чудо и уже собирался попробовать перелезть через заграждение, ему на глаза попался старый деревянный ящик с садовыми инструментами. Дело в том, что промежутки между домами были идеальным местом, куда местные жители сносили всякий хлам. Здесь была старая поношенная одежда, разбитые умывальники, ржавые трубы и прочие не нужные в хозяйстве предметы. Но зачастую даже такие бесполезные вещи могут сослужить хорошую службу, если найти им правильное применение.
   За время своего пребывания под открытым небом деревянный ящик успел сгнить до основания. Боковая стенка у него была разбита, и некоторые инструменты высыпались наружу и тоже подверглись разрушительному действию влаги. Вероятно, что задолго до прихода Джеймса над ящиком поработали местные бомжи, которые забрали с собой все приличные вещи. Но Джеймс, в отличие от них, не интересовался тяпками, мотыгами и лейками. Он молил бога о том, чтобы в куче ржавых инструментов нашлись садовые ножницы, способные перерезать металлическую проволоку. И действительно, через пару минут в руках у Джеймса оказались превосходные ножницы, которые с одинаковой лёгкостью могли резать и стебли растений, и металлическую проволоку.
   Для того чтобы вырезать отверстие подходящей величины, Джеймсу пришлось потратить около двадцати минут. Поначалу ножницы очень сильно скрипели, и Джеймс боялся, что в соседних домах услышат скрежет и, не долго думая, вызовут полицию. Но по собственному опыту он знал, что жителям Нью-Амстердама наплевать на то, что происходит вокруг них. Даже если на улице будут кричать "Убивают!", ни один человек не выйдет из дома и не защитит жертву насилия. А вызывать полицию в таких случаях было как-то не принято. Каждый гражданин Америки знал, что перед тем, как стать обвиняемым, надо сначала побыть свидетелем. Поэтому в США никто не спешил защищать от опасности незнакомого человека.
   Когда дыра в изгороди достигла нужных размеров, Джеймс остановился и глубоко вздохнул. Ещё одна преграда на пути к цели была устранена. Теперь оставалось вытереть с ножниц отпечатки пальцев и проникнуть в переулок, пока на улице не появились прохожие. В ящике с инструментами он нашёл несколько пар строительных перчаток и тщательно вытер ими ручки садовых ножниц. Потом он взял относительно чистые рукавицы и надел их себе на руки. Пришла пора действовать.
   Джеймс очень легко пролез в проделанное им самим отверстие и сразу побежал по переулку. За то время, пока он возился с оградой, ссадины и раны на его лице начали сильно кровоточить. Труп Виктора Бартона буквально трещал по швам, и ничего поделать с этим Джеймс не мог. Оставалось только ругать последними словами тех, кто нанёс телу Виктора столько повреждений.
   Примерно через пять минут Джеймс стоял прямо напротив окон игрового зала клуба "Золотой павильон". С виду окна казались крепко запертыми, но на самом деле посетители могли просто закрыть створки до упора. Через жалюзи пробивался слабый свет, и Джеймс счёл это добрым предзнаменованием. Раз в клубе ещё кто-то есть, то он может рассчитывать на хороший куш в игре с безжалостной судьбой. Поэтому, не долго думая, Джеймс вспрыгнул на подоконник и сильно ударил ногой в то место, где створки плотно прилегали к раме. Раздался скрип, и окно легко распахнулось.
   Поначалу Джеймс вообще не понял, куда он попал. Всё помещение было наполнено клуба?ми кальянного дыма. Похоже, что с того момента, как Джеймс ушёл, клуб ещё ни разу не проветривали. Волна свежего воздуха впервые всколыхнула дымовую завесу, и Джеймс увидел, что публика в зале совсем не изменилась. На ломберных столах сидели голые проститутки, а возле стойки бара лежали мэр и губернатор. При появлении Джеймса губернатор даже не пошевелился, а мэр нашёл в себе силы приподнять голову и тут же снова уронил её на грудь какой-то пьяной проститутке. На лбу у мэра красной помадой было выведено целое предложение: "босс - поцелуй взасос".
   У Джеймса не было времени приветствовать своих старых друзей. Пользуясь тем, что девушки по вызову ещё не оправились от шока, вызванного его внезапным появлением, он бросился к стойке бара и схватил самый увесистый портфель с деньгами. Скорей всего, в нём лежала львиная доля денег из бюджета города, розыгрыш которого мэр устраивал каждый вечер. Но внезапно на пути у Джеймса встала одна из проституток с бокалом в руке.
   - Мальчик, куда ты спешишь? - спросила она у Джеймса. - Неужели ты не выпьешь с нами по коктейлю, а?
   В следующий миг Джеймс узнал девушку. Это была Маргарита - его постоянная любовница в клубе. Большая часть золотых украшений, которые были на ней, принадлежала жене Джеймса. До сегодняшнего вечера они с Маргаритой были не разлей вода, но сейчас, когда старый Джеймс умер, ни о каких тёплых чувствах между ними и речи быть не могло. С чувством исполненного долга маленький мальчик взмахнул портфелем и одним ударом сбил взрослую женщину с ног. И сейчас же в клубе поднялся страшный крик. Все наперебой звали администратора, а мэр густым басом прорычал в грудь своей партнёрше слово "полиция". Джеймс понял, что медлить больше нельзя, и стремглав побежал к открытому окну.
   Как ни странно, его никто не пытался задержать. Одна из проституток, черноволосая девушка лет двадцати, давясь от хохота, прокричала ему вслед:
   - Мальчик! Верни, пожалуйста, мэру деньги! Иначе тебя посадят в тюрьму за казнокрадство.
   Тем временем из-под стола выбралась ещё одна женщина с бокалом шампанского в руках и нежно поцеловала в губы брюнетку. Обе проститутки залились громким смехом, и Джеймс услышал, как одна из них сказала нараспев:
   - Оставь его, Лили, он знает, что делает. Те деньги, которые он забрал, были выделены мэром на борьбу с проституцией.
   - Ну что ж, - сказала брюнетка, крепко обнимая свою подругу, - выходит, что теперь у мэра не осталось средств бороться с нами, - и, довольные таким двусмысленным высказыванием, подружки снова начали целоваться.
   У Джеймса оставалось в запасе пара свободных минут, и он решил потратить их с толком. Стоя на подоконнике, он повернулся лицом ко всему залу и во весь голос стал кричать:
   - Подлецы и негодяи! Я погиб по вашей вине! Вам было недостаточно моей крови, ну что ж, получайте ещё! То тело, в котором я сейчас нахожусь, никогда мне не принадлежало! Хотите узнать, где я его взял? Что ж, извольте. Я получил его после своей смерти от апостола Петра и святого Иоанна. Они отправили меня догнивать на землю из-за ошибки в канцелярском бланке. Но страшнее всего то, что ребёнок, в теле которого я нахожусь, тоже погиб по вашей вине. Вы убили его своим равнодушием. Но он хотя бы попадёт в рай, а меня уже заждались в аду. И всё благодаря вам. Одно послужит мне утешением, когда я буду гореть синим пламенем. Сегодня ночью два человека найдут свой путь к спасенью благодаря этому паршивому портфелю с деньгами. И спасу их именно я - Джеймс Беверидж!
   Больше медлить было нельзя. Откуда-то с улицы послышались крики и хлопанье дверей. Полусонные жильцы домов выбегали на балконы, чтобы узнать, что происходит. Более сообразительные люди сразу бросились к телефонам вызывать экстренные службы. Через две минуты вдали уже зазвучали сирены полицейских машин. Но второпях никто из жителей района не заметил, что из тёмного переулка рядом с клубом выскочил мальчик лет тринадцати и опрометью бросился бежать. В руках он нёс кожаный портфель.
  
  
  
   В то время как Джеймс таким вот образом развлекался на земле, небесное правительство переживало настоящий кризис. Блестящие планы успешного карьериста апостола Петра рушились как карточный домик, а святой Иоанн, на голову которого теперь падали все шишки, бледный, как привидение, бегал по всем ведомствам и собирал данные о предках Бевериджа. Апостол Пётр непременно хотел знать, не было ли среди них великомучеников, блаженных или святых, которые могли помочь своему живущему в двадцать первом столетии потомку. Также тщательно отрабатывалась версия о вмешательстве из ада, ибо сатана всегда мечтал очернить слуг божьих в глазах Самого Главного. Одним словом, работы у всех было невпроворот.
   Ровно в пять часов утра двери в кабинет апостола Петра в последний раз открылись и закрылись, и наступила тишина, которую лишь изредка нарушали отдалённые звуки хорала.
   - Ну, что там у тебя? - спросил апостол Пётр после того, как святой Иоанн сложил в углу очередную кипу бумаг.
   - Можешь не смотреть, Пётр, ничего. У Джеймса Бевериджа не было никаких могущественных родственников ни по нашей линии, ни по линии нечистого. Он самый обычный человек из всех, какие только есть на земле. Я говорю в том смысле, что одна половина его родственников - дерьмо, а вторая половина... Впрочем, относительно второй половины сведения в аду давать отказались.
   - Ты намекаешь, что в его роду нет ни одного праведника?
   - Если не считать Адама, Ноя, Иакова, Иосифа, Моисея, Аарона...
   - Перестань говорить ерунду. Это общие предки каждого человека. У всех без исключения есть наследственная память о них.
   - Тогда я больше ничем не могу тебе помочь, Пётр.
   Апостол Пётр, который за последние пять часов земного времени превратился в глубокого старика, встал с кресла и с кряхтением налил себе в бокал вино. Потом он наполнил бокал своему товарищу по несчастью, и они оба уселись на мягкий диван, который стоял чуть поодаль.
   - Подумать только, ещё четыре часа назад на этом диване сидел Азраил и читал нам свою инструкцию, - сказал святой Иоанн, выпив добрую половину бокала. - Пётр, как насчёт того, чтобы нам с тобой покурить немного ладана?
   - Давай, - равнодушно сказал апостол Пётр и вынул из кармана жёлтый, смолистый шарик. Святой Иоанн бережно взял его в руки и достал из кармана две трубки. Через минуту густой дым заволок комнату.
   - На доклад к Главному ещё не вызывали? - осведомился немного погодя апостол Пётр.
   Иоанн отрицательно покачал кудрявой головой.
   - Как только меня вызовут, - продолжал апостол Пётр, - я ему сразу всё расскажу. Тебя с Азраилом я упоминать не буду. Выкручивайтесь сами, а я больше не могу. В конце концов, на земле не так уж плохо, а в Райском информационном бюро мне сказали, что никаких глобальных катаклизмов в ближайшие сто лет не предвидится.
   - Ты считаешь, что нам не удастся замять историю с Джеймсом Бевериджем и Всевышний обо всём узнает?
   - Да уж, - сплюнул апостол Пётр, - от него ничего не скроешь. Он же у нас всевидящий.
   - Тогда почему он нас до сих пор не вызвал? - осторожно спросил Иоанн.
   - Вероятно, готовит материалы на увольнение. Характеристику пишет или печать в трудовую книжку ставит. А может, готовит расчёт по зарплате. Хотя какая тут может быть зарплата. Даже тем семи ангелам, которые должны уничтожить землю, не могут дать полный расчёт. Господь им всё платит понемножку, а они ему ровно столько и делают. То землетрясение паршивое где-нибудь устроят, то воду в реках ураном отравят.
   - И не говори, - подхватил святой Иоанн, - я сколько раз ангелам говорил, что пора построить царство истины, а они ни в какую. Дескать, на фундамент деньги нашли, а потом строительство заморозили. Ты, говорят, Иоанн, нам не советуй. Мы вон кредитов в аду понабирали, до сих пор отдать не можем. Хорошо, что поручителем за нас выступило человечество, а то сейчас сами б грешили беспробудно.
   - Ладно, всё, поговорили и хватит. - Апостол Пётр поднялся с дивана и подошёл к столу. - Пора, наконец, узнать, как этот мерзавец Беверидж использовал предоставленную ему ночь. Держу пари, нам сейчас придётся несладко.
   По мановению руки апостола Петра на стене появился плазменный телевизор. Святой Иоанн взял со стола пульт и начал настраивать звук и изображение. После того, как всё было сделано, святые угодники замерли в своих креслах. Начался просмотр.
   Первое время из кабинета апостола Петра не доносилось ни звука. А потом всё здание администрации рая потряс оглушительный вопль, от которого тут же потрескались оконные стёкла, зеркала и тарелки.
   - Приведите ко мне Азраила! Немедленно! - кричал апостол Пётр, захлёбываясь от ярости. - Пусть он даст ответ, чем он думал, когда выполнял моё поручение!
   Должно быть, крик апостола Петра долетел даже до ада, потому что после этих слов в кабинете появился призрачный силуэт, который со временем обрёл облик Азраила. Вместе с ним одна за другой материализовались две абсолютно голые девицы, которые своими телодвижениями выражали рабскую покорность ангелу смерти. На каждой из девушек, как успел отметить апостол Пётр, было больше золота и бриллиантов, чем на любой из самых богатых дам мира.
   - Явился, наконец-то! - закричал апостол Пётр и с размаху запустил в Азраила бокалом с недопитым вином.
   - Я не понимаю, почему ваша милость оказывает мне столь нелюбезный приём, - скороговоркой запел Азраил.
   - Сейчас узнаешь! - закричал апостол Пётр и бросился к телевизору. На бегу он выхватил из рук святого Иоанна пульт и принялся перематывать видеозапись в обратном порядке. Как только на экране крупным планом появилось лицо Виктора Бартона, апостол снова повернулся к Азраилу и звенящим шёпотом спросил:
   - Тебе знаком этот человек или нет? Отвечай мне немедленно!
   - Ваше Святейшество, я знал, что вы меня неправильно поймёте...
   - Я же тебя за это звания лишу. Отныне можешь забыть о том, что ты - ангел смерти. Сегодня же позабочусь о том, чтобы тебя снова перевели в разряд стажёров. Будёшь умертвлять хомячков в вивариях.
   - Ваше Святейшество, выслушайте меня внимательно. Я не хотел превращать Джеймса Бевериджа в ребёнка. Дело в том, что жена Джеймса растворила его тело в ванне с серной кислотой. Не знаю, какими мотивами она руководствовалась, но факт на лицо. А в морге вечером ни одного порядочного трупа не найдёшь. К двенадцати часам ночи все покойники уже были выданы тем людям, которые желали их похоронить. В холодильнике остался только неопознанный труп семидесятилетней бабушки и труп подростка, лицо которого я только что видел на экране. Он подлежал дальнейшей экспертизе и списанию только на следующий день. Вот я и подумал, что если выбирать между подростком и бабушкой...
   - Всё, хватит, - прервал его апостол Пётр. - К утру напишешь прошение об увольнении. Я тебе ясно приказал - обеспечить Бевериджу целую ночь развлечений. А единственно доступными развлечениями в тринадцать лет являются кино, цирк и американские горки.
   - Но, Ваше Святейшество, как так можно. Я ведь ничего не сделал.
   - Вот именно, что ты ничего не сделал. Да будет тебе известно, что кроме городского морга есть ещё больничные морги, что труп человека можно найти не только в прозекторской, а и в любой подворотне, и что Нью-Амстердам - это не единственный город мира, в котором пока ещё умирают люди.
   - Но я хотел, чтобы Джеймс чувствовал себя как дома.
   - Вон отсюда, - апостол Пётр стал белым, как стена. - А иначе я за себя не отвечаю.
   - Подожди, Пётр, - сказал святой Иоанн и схватил своего друга за руку. - Сколько сейчас времени на земных часах?
   - Около пяти утра, Джон, а что?
   Не говоря ни слова, святой Иоанн показал рукой на то место, где совсем недавно было окно. Осколки, которые торчали из оконной рамы, уже сверкали, как алмазы, в медно-красном свете зари.
   - Боже мой! Я пропал, - прошептал апостол Пётр. - В канцелярском бланке было написано - "одна ночь". Если Бевериджа сейчас же не забрать с земли, то весь ход истории будет нарушен. Живой мертвец, которого рано или поздно поймает полиция, в один момент обесценит все библейские каноны. И тогда меня отправят не на землю, а прямиком в ад, жариться в солярии.
   - Как я понял, - елейным тоном сказал Азраил, - вам понадобились мои услуги. Ну что ж, я согласен оказать вам помощь. Только пообещайте, что не разжалуете меня в стажёры и не отправите на землю усыплять хомячков.
   Апостол Пётр и святой Иоанн мрачно переглянулись, а потом утвердительно кивнули.
   - Хорошо, тогда я приступаю. Только мне сейчас нужно вернуться на Гавайи и взять там своё снаряжение. Не волнуйтесь, это не займёт много времени. Красавицы, вы со мной? - и ангел смерти тут же растаял в воздухе в сопровождении двух своих помощниц.
   Святой Иоанн ещё некоторое время смотрел на то место, где только что стоял Азраил и его танцовщицы, потом сочно плюнул и сказал с презрением в голосе:
   - Отныне царство истины закрывается на неопределённое время в связи с капитальным ремонтом.
  
  
  
   Подгоняемый криками людей и завыванием сирен полицейских машин, Джеймс бежал, сломя голову, в сторону Нижнего Вест-Сайда. Обратный путь стал для него тяжёлым испытанием. Он всё время боялся забыть дорогу, которая вела к Западной улице. По нескольку раз он пробегал одни и те же аллеи, на которых ему стали встречаться люди, разбуженные пронзительным воем сирены. Они пока не понимали, что к чему, и не обращали внимания на окровавленного ребёнка, державшего под мышкой кожаный портфель. Но со временем играть в подобные игры стало опасно, и Джеймсу пришлось разрабатывать новый маршрут. По его расчётам выходило, что правильная дорога лежит всего в двух кварталах от него, но показываться там было небезопасно. Вполне возможно, что полицейские уже оцепили район, и попытка вернуться на старый путь может стоить ему жизни. Поэтому Джеймс с головой окунулся в омут тёмных переулков.
   Прошло не меньше часа, прежде чем в розоватом свете зари он увидел, что забрёл на край города и дальше начинаются пустыри. Глухое отчаяние охватило его при виде алой полоски на востоке, которая отвоевала себе изрядный кусок неба. Ночная тьма уже не казалась сплошной и непроницаемой. С востока на неё наступал свет, заставляя покидать завоёванные рубежи. И чем больше росла заревая кайма, тем сильнее становилось отчаяние Джеймса, который понимал, что его пребывание на земле подходит к концу. Душа его вовсе не стремилась в небесные сферы. Она была переполнена жизнью, но не своей, а чужой, которая тоже должна рано или поздно оборваться по вине Джеймса.
   Он уже не бежал, а шёл нормальной походкой, понимая, что опоздал. Теперь смерть может настигнуть его в любой момент, и он останется лежать на тротуаре с целой сумкой денег. Прохожие, которые найдут его труп, заберут драгоценной портфель, а ненужное тело выбросят на помойку. За прошедшую ночь он убедился, что жители бедных кварталов Нью-Амстердама способны на всё.
   Где-то вдалеке замаячил одинокий фонарь, который не погас, как все остальные, с наступлением утра. Он находился как раз на рубеже замусоренного пустыря и очередного серого квартала. Джеймс уныло побрёл в его сторону, так как идти за город не имело никакого смысла. Когда он поравнялся с фонарным столбом, ему бросилась в глаза табличка на одном здании, и в рассеянном свете фонаря он прочёл: "Улица Западная, дом N 1".
   Всё, что мучило Джеймса до этого момента, теперь не имело никакого значения. Благодаря подсказке судьбы он опять обрёл смысл жизни и с новой силой пустился бежать. На бегу он пытался разобрать вывески на остальных зданиях. Но особой нужды читать их у него не было, так как он очень хорошо запомнил внешний вид дома N 9.
   Через минуту он уже стоял перед серой громадой такого знакомого дома. Сам дом, казалось, неприветливо смотрел на него двумя жёлтыми огоньками окон под самой крышей. В этот момент острая боль впервые пронзила его сердце. Но Джеймсу было всё равно. Он распахнул настежь железную дверь подъезда и побежал по мокрым ступеням в подвал. Позади него послышался хлопок закрывающейся двери и чья-то ругань по поводу бомжей из подвала, которые не дают людям спать.
   Боль в сердце всё нарастала, пока Джеймс бежал по узкому коридору. Он помнил, что комната Катрин находится далеко от того места, где жители подвала моют посуду. Раза два он стучал в двери, но оттуда доносилась лишь отборная брань, и он сразу понимал, что ошибся. Наконец, в самом конце коридора он увидел приоткрытую дверь и, не задумываясь, юркнул в неё, спасаясь от всех кошмаров прошедшей ночи. Свет из коридора на миг осветил кровать, на которой Джеймс недавно сидел вместе с Катрин и ел приготовленный ею суп. Бросив портфель на пол, Джеймс попытался одним рывком добраться до заветной кровати. Он ещё мечтал отлежаться после погони и потом поговорить с Нэнси о её планах на будущее, но тут пришла смерть и заставила его замолчать навеки.
  
  
  
   Спускаясь по лестнице в подвал, Катрин внезапно ощутила легкое покалывание в сердце. Она только что вернулась с работы и была далеко не в лучшем настроении. Здоровяк Билли заставил её дорабатывать оставшиеся несколько часов ночной смены, которые она прогуляла по вине Джеймса. Вдобавок ко всему её очень удручало внезапное исчезновение этого странного подростка. Стоило Катрин ненадолго зайти к соседке, у которой она покупала дешёвую косметику, как он тут же убежал и оставил Нэнси одну. Будь она в коридоре, Джеймс дальше порога её комнаты и шагу не смог бы сделать. А теперь она должна беспокоиться о том, куда он пропал и что с ним может случиться.
   Чувство тревоги, которое родилось вслед за болью в сердце, заставило Катрин ускорить шаг. В душе у неё внезапно возникло ощущение, что кто-то невидимый только что был в коридоре и столкнулся с ней на лестнице. Ничего хорошего от этой встречи ждать не приходилось, потому что в последний раз она испытывала подобное волнение в день смерти своего мужа. Слепой материнский инстинкт подсказывал Катрин, что её дочь находится в опасности.
   Вот, наконец, и дверь родной комнаты. Катрин всегда оставляла её незапертой на тот случай, если её дочери понадобится экстренная помощь. В подвале у Катрин были знакомые, которые всегда могли откликнуться на зов Нэнси. Остальные соседи давно убедились, что скудного заработка проститутки едва хватает, чтобы прокормить маленького ребёнка. Поэтому охотников что-то украсть у беспомощной Нэнси за все годы их жизни в подвале так и не нашлось.
   Дверь в комнату была приоткрыта, и Катрин сразу поняла, что в её отсутствие у Нэнси были гости. Волноваться по такому поводу было бессмысленно, потому что любая из её подруг могла зайти к Нэнси и развлечь малышку чтением сказок. Катрин молила бога, чтобы так оно и было. Но материнский инстинкт сложно обмануть, и когда Катрин зашла в комнату, она мысленно приготовилась к самому худшему.
   Выключатель негромко щёлкнул, и под потолком зажглась та самая неяркая лампочка, которая была единственным источником света в маленькой комнате. Первое, что бросилось в глаза Катрин, было распростёртое на полу тело ребёнка. И лишь затем она увидела Нэнси, живую и невредимую, спящую в своей кроватке. О, какое это счастье, обмануться в своих предчувствиях и снова прижать своего ребёнка к груди! Правду говорят, что любовь к своему малышу затмевает для матери весь мир!
   Возвращение мамы стало для Нэнси настоящим праздником. Катрин осыпала свою дочь поцелуями и дарила ей конфеты. Нэнси неуклюже брала их и тут же роняла на пол, чтобы освободившейся ручкой вновь крепко обнять маму. В подвальном помещении отныне царила настоящая семейная идиллия, и ничто не могло её омрачить. Даже труп маленького мальчика, который лежал неподалёку.
   Через некоторое время Катрин окончательно пришла в себя от внезапного счастья, которое свалилось ей на голову. Она ещё немного поиграла с Нэнси, шепча ей на ухо разные ласковые слова, а потом вырвалась из её объятий и пошла переодеваться. Сейчас надо было заняться приготовлением завтрака.
   Когда Катрин подошла к своей постели, она вдруг поняла, что всё это время в её комнате находился посторонний человек. Радость от того, что её дочери не угрожает никакая опасность, заставила Катрин забыть обо всём на свете. И теперь она с удивлением разглядывала распростёртое на полу тело, пытаясь вспомнить, как оно тут оказалось. Невысокий рост и маленький размер одежды указывали на то, что возле её кровати лежит ребёнок. Своё лицо он почему-то закрыл ладонью, как будто пытался спасти свои глаза от ослепительной вспышки света. По всей видимости, ребёнок долго путешествовал, прежде чем попал в её комнату. От усталости он просто не смог добраться до кровати и заснул прямо на полу.
   В голове у Катрин, словно молния, промелькнула мысль о Джеймсе. Как она могла не узнать своего случайного гостя?! Значит, маленький бродяга вернулся и во время её отсутствия был рядом с Нэнси. Но где он мог так испачкать свою одежду?
   Стараясь не разбудить Джеймса, Катрин потихоньку начала снимать с его лица очки. Она боялась, что во сне он может разломать хрупкую пластмассовую оправу и поранить себе лицо стеклом. Но как только на лицо ребёнка упал луч света, Катрин невольно вскрикнула от ужаса. Перед ней был труп того, кого она так хорошо знала под именем Джеймс.
   Лицо её маленького мучителя навеки застыло под маской запёкшейся крови. Тонкие линии подбородка и губ больше не выражали никаких чувств, кроме презрения и отчуждённости. В них нельзя было увидеть ни тени обиды или раскаяния, которые так часто находят в образе умерших людей. Скорей на лице у покойного было написано: "Я сделал всё, что надо, теперь мне пора уходить".
   Беспомощным взглядом Катрин смотрела на маленькое, тщедушное тело мальчика, которое как будто съёжилось под страшным взглядом ангела смерти. Она не могла заплакать, потому что впервые столкнулась с таким ужасным горем, и в замешательстве не знала, что делать. Потом она опомнилась и лихорадочно начала закрывать мёртвые глаза, подёрнутые мутной пеленой. Надо было срочно избавиться от мёртвого тела.
   Дальнейшие действия Катрин могли кому-то показаться необычными, но они были продиктованы её опытом жизни за гранью закона. Специальной салфеткой для снятия макияжа она за считанные секунды стёрла с лица Джеймса струпья засохшей крови, а потом подняла бездыханное тело с пола и положила его к себе на кровать. Придать покойнику позу спящего человека не составило никакого труда. Затем Катрин укрыла останки Джеймса одеялом и погасила свет в помещении. Со стороны могло показаться, что заботливая мама только что уложила спать своего непослушного ребёнка.
   Весь этот спектакль Катрин разыграла главным образом для Нэнси. Маленькой девочке ни к чему было знать о том, что у них в комнате находится мёртвое тело. Для своих лет Нэнси была очень наивной, и доверить ей такую тайну Катрин не могла. Оставалось надеяться, что Нэнси и в самом деле поверила в то, что Джеймс крепко заснул.
   Несмотря на опасения Катрин, всё прошло гладко. Нэнси включила свой карманный фонарик и, направив его свет себе в лицо, приложила указательный палец к губам. В пользу того, что Нэнси не поняла в чём дело, говорил тот факт, что она ни разу с момента прихода Катрин не произнесла ни слова. Похоже, что Нэнси действительно боялась разбудить Джеймса.
   Убедившись, что никакой опасности вокруг нет, Катрин вышла в коридор и плотно закрыла за собой дверь. Надо было немедленно позвонить Билли, чтобы он приехал к ней. К счастью, телефон-автомат находился недалеко от подъезда, и Катрин не понадобилось много времени, чтобы позвонить Билли. В это время суток он почти всегда был дома.
   Обстоятельства смерти Джеймса до сих пор оставались для Катрин загадкой. Она не могла понять, как мёртвое тело оказалось в её комнате. По всей видимости, Джеймс снова полез в какую-то авантюру, и на этот раз ему не удалось выйти сухим из воды. Судя по многочисленным ранам в области лица и шеи, Джеймс пытался вырваться из рук убийцы, и нож беспорядочно кромсал ему кожу. Но, в конце концов, убийце повезло, и он умудрился всадить нож глубоко в горло своей жертве. Катрин видела глубокую рану на шее Джеймса и понимала, что шансов выжить после такого ранения у него не было. Как развивались события дальше, она не знала, но предположила, что убийца скрылся с места происшествия после того, как убедился в смерти мальчика. Однако Джеймс каким-то чудом остался жив и вместо того, чтобы позвать на помощь, побежал к её дому. Но когда он прибежал в подвал, было уже слишком поздно. От сильной кровопотери он скончался прямо в её комнате. Такая версия казалась Катрин правдоподобной, но её смущало отсутствие пятен крови перед подъездом и на лестнице. Выходит, в её рассуждения вкралась ошибка, которая может стоить ей жизни.
   Катрин стало страшно, когда она подумала, что Джеймс мог приехать к её дому на такси. Если у него были деньги, то он мог договориться с любым таксистом, а израненное горло закрыть воротником, чтобы кровь не капала на асфальт. В таком случае таксист наверняка доложит в полицию, что он подвозил раненого ребёнка на улицу Западную к дому номер девять. А если Джеймс сказал ему номер комнаты, где жила Катрин, то её дела и в самом деле очень плохи.
   Пока Катрин что есть силы бежала к себе, у неё в голове рождались самые жуткие версии по поводу того, как труп оказался в её доме. А вдруг у Джеймса не хватило сил выйти из машины, и он действительно назвал таксисту номер её комнаты, чтобы тот донёс его на руках? В таком случае полиция уже должна была задержать Катрин как подозреваемую в совершении убийства. Но, с другой стороны, Нэнси полностью поверила её неуклюжим попыткам выдать Джеймса за спящего. Значит, в комнату никто не заходил, и Джеймс действительно пришёл сам. Но тогда ей нельзя терять ни минуты. Если повезёт, то она успеет избавиться от трупа уже в самое ближайшее время.
   Придя к себе в комнату, Катрин обнаружила, что Нэнси крепко спит, повернувшись лицом к стене. Чтобы не будить дочку, Катрин тихонько подошла к её кровати и взяла карманный фонарик. Она хотела осмотреть личные вещи Джеймса, чтобы найти какие-нибудь данные о нём. Не исключено, что на подкладке одежды у покойного может быть пришита бирка с его домашним адресом и полным именем. Некоторые родители часто так делали, чтобы потом отыскать свою драгоценную пропажу. В случае обнаружения такой бирки, Катрин решила анонимно сообщить родителям Джеймса, где она оставит тело их сына. Любой человек на её месте поступил бы точно также. Вот только во время разговора с Джеймсом она так и не догадалась спросить, есть ли у него папа и мама. Сейчас Катрин горько жалела об этом.
   Осмотр одежды покойного ничего не дал. Никакого удостоверения личности или записки с адресом Катрин так и не нашла. Всё скудное имущество Джеймса составляли разбитые часы, стрелки которых показывали половину восьмого. Катрин попыталась их завести, но у неё ничего не вышло. Ни одна стрелка даже не сдвинулась с места. По всей видимости, время для её маленького гостя остановилось навеки.
   Как только Катрин стало ясно, что она больше ничего не может сделать для Джеймса, все её мысли сразу переключились на спасение собственной жизни. Скоро должен был приехать Билли, и ей совсем не хотелось, чтобы он подумал, будто это она убила ребёнка. В дальнем углу Катрин нашла половую тряпку и обильно намочила её водой из кастрюли. Потом она принялась вытирать кровавые пятна на полу возле кровати.
   После того, как последнее пятно было смыто, Катрин решила ещё раз проверить, нет ли в комнате других следов крови. Поочерёдно освещая каждый участок комнаты, Катрин обратила внимание, что в самом тёмном углу, куда не доставал свет крохотной лампочки, лежит какой-то предмет, которого она раньше не видела. Яркий свет фонаря на миг выхватил его очертания из мрака, и Катрин с ужасом увидела, что в промежутке между стеной и спинкой кровати лежит кожаный портфель. Как он туда попал, она не знала, но тотчас догадалась, что здесь не обошлось без участия Джеймса. Она осторожно приблизилась к тому месту, где лежал портфель, и решила внимательно его рассмотреть.
   С виду это был один из тех кожаных портфельчиков, которые так любят носить бизнесмены. Его элегантность подчёркивала статус владельца и внушала деловым партнёрам приятные мысли о денежном содержимом такого портфеля. Обычный менеджер не мог себе позволить такую дорогую вещь, да и зачем она ему нужна, если в этот портфель нельзя положить каталог продукции мало-мальски приличной фирмы. Вот и получалось, что подобный портфель мог принадлежать только высокопоставленному чиновнику. Но тогда как он попал к маленькому оборванцу по имени Джеймс?
   Про себя Катрин отметила, что за всю прошедшую ночь она так и не узнала ни одного факта из жизни Джеймса. За свою невнимательность ей уже пришлось заплатить слишком дорогую цену и, судя по всему, до окончательного расчёта было ещё слишком далеко. Оставалось только открыть портфель и посмотреть, какие неприятности появятся на этот раз из ящика Пандоры. Долго собираться с духом ей не пришлось.
   Поскольку от Джеймса можно было ожидать чего угодно, Катрин не удивилась бы, обнаружив в портфеле атомную бомбу. Но то, что она увидела, поразило её до глубины души. В каждом отсеке портфеля были аккуратно сложены пачки 100-долларовых купюр.
   От изумления Катрин чуть было не закричала на весь подвал, но вовремя опомнилась и зажала рот рукой. Её заветная мечта сбылась. Теперь ей больше не придётся стоять в подворотне и обнажаться перед первым встречным ради того, чтобы собрать деньги на операцию дочери. Многолетняя полоса бед и невзгод закончилась, и впереди их ждёт только счастье. Жаль только, что маленький Джеймс не может встать с постели и порадоваться вместе с ней.
   При одном воспоминании о Джеймсе сердце Катрин зашлось, как от холодной воды. Внутренний голос подсказывал ей, что неприятности ещё не кончились. Ведь Джеймса больше нет в живых, и вместе с ним умерло очень много тайн. Сказать по правде, Катрин не очень радовал тот факт, что деньги попали к ней таким необычным путём. Она могла только догадываться, кто их владелец, и на какие цели их собирался потратить покойный Джеймс. К тому же, какой богатый человек в здравом уме доверит мальчику тринадцати лет столько денег? Значит, Джеймс просто украл этот портфель, и теперь все претензии неизбежно будут предъявлены Катрин. А если деньги принадлежат крупному мафиози, то разговор с ней будет недолгим.
   Всё ещё пребывая в состоянии шока, Катрин встала с пола и бросила портфель с деньгами на кровать. Никогда в жизни ей не приходилось получать подарки от покойников. Хотя вряд ли Джеймс собирался подарить ей столько денег. Скорей всего, он просто хотел отсидеться у неё пару дней, пока его не перестанут искать, а потом заплатить мизерную сумму за предоставленное ему убежище. Но поскольку Джеймс умер, Катрин невольно становилась его неофициальной "наследницей", что было равносильно попытке совершить самоубийство. В мафиозных кругах словом "наследник" называют человека, который случайно оказался на месте преступления и забрал награбленное добро у убитого вора. Такой счастливчик, по выражению одного мафиозного босса, мог больше не беспокоиться за свою жизнь, ибо с этого момента она ему уже не принадлежала. Общеизвестно, что бандиты не любят "наследников" и делят деньги только по справедливости. А справедливость в данном случае означает смерть.
   Катрин прекрасно понимала, что, кто бы не шёл сейчас по следу Джеймса, ей всё равно грозит неминуемая смерть. За убийство ребёнка и кражу в особо крупных размерах законом предусмотрена смертная казнь. А когда её найдут бандиты, они поступят точно также, как и любой федеральный судья, то есть попросту уничтожат её. Вся разница заключалась только в способе, которым её лишат жизни. А по большому счёту никакого отличия между мафией и судом в Америке не было.
   От этих страшных мыслей Катрин чуть было не разрыдалась. Всю жизнь она стояла на самом краю пропасти отчаяния и каждый день ожидала падения вниз. Балансировать на краю бездны ей помогала мысль о том, что рано или поздно она накопит достаточно денег и вернёт своей дочери все радости жизни. И вот теперь, когда на другом конце бездонной пропасти наконец-то появился какой-то луч света, она по-прежнему вынуждена сидеть на самом краю и всё время ждать падения вниз. Все попытки обойти пропасть отчаяния по кругу заранее обречены на неудачу. Рано или поздно ты всё равно вступишь на скользкий путь и не успеешь оглянуться, как окажешься на дне ущелья. Во сне Катрин много раз падала в пропасть и разбивалась насмерть. Похоже, что теперь все её кошмары начали сбываться наяву.
   Обеими руками Катрин сжала виски и заставила себя успокоиться. Из любой ситуации должен быть выход, и она обязана найти его немедленно. От проповедников-мормонов она слышала, что через пропасть отчаяния переброшен мост, имя которому - Надежда. Люди боятся ходить по нему, так как подобное путешествие может стоить им жизни, если мост окажется ненадёжным. Но если верить в свою судьбу, то рано или поздно можно перейти через пропасть и выйти прямо к огню своего счастья, такому же яркому, как звезда, которая загорелась в день рождения Спасителя.
   Сама Катрин не верила рассказам о боге, как и все люди, с которыми судьба обошлась слишком жестоко. Но после того, как в её комнате оказался портфель с деньгами, она готова была поверить во всё, что угодно. Дрожащими пальцами она достала из сумки сигареты и бессильно опустилась на пол. Чтобы собраться с мыслями, ей нужно было хотя бы несколько минут покурить в одиночестве.
   Когда Катрин опомнилась, на её часах уже было семь часов утра. Она не сразу поняла, что всё ещё сидит в подвале, куда не проникает солнечный свет. Но уже в следующее мгновение она вскочила и с проклятьем на устах затушила сигарету. Здоровяк Билли должен был вот-вот прийти, а ведь у неё даже не собраны вещи.
   Первым делом она открутила спинку кровати и достала оттуда все имеющиеся у неё деньги. В них она была уверена на сто процентов. Те купюры, которые принёс Джеймс, вызывали у неё опасения. Возможно, их номера известны полиции и тогда Катрин поймают при первой попытке сбыть одну из них с рук. Она знала, что у Здоровяка Билли есть знакомый в одном из крупных банков Нью-Амстердама. За определённую плату он сможет найти список купюр, которые находятся в розыске. Но сейчас ей нужно думать о том, где лучше всего можно спрятаться от возможных преследователей.
   Буквально за две минуты Катрин уже собрала все вещи Нэнси и принялась искать свою сумочку. Всю кухонную утварь она сложила в один мешок и спрятала под кровать. Брать с собой тяжёлые вещи она не собиралась. Достаточно того, что ей придётся нести своё главное сокровище - маленькую Нэнси. На портфель с деньгами она почти не обращала внимания.
   Перед самым приходом Билли, Катрин открыла свою сумочку и достала оттуда небольшой дамский револьвер. Она немного полюбовалась, как он блестит в неверном свете фонарика, а потом нажала на рычаг возле дула. Раздался угрожающий щелчок, как будто захлопнулись челюсти акулы, и револьвер открылся. Катрин прокрутила барабан. Все шесть патронов были на месте. С удовлетворением она закрыла его и оставила курок на взводе.
   К тому моменту, когда на лестнице раздались тяжёлые шаги, Катрин была полностью готова. Она схватила в руки мешок с вещами и свою сумочку. Пистолет она предусмотрительно спрятала в карман платья. Мало ли что может взбрести в голову Здоровяку Билли, когда она представит ему свой вариант развития событий.
   К счастью, никаких вопросов у Здоровяка Билли не возникло. Едва он вошёл в комнату, Катрин приложила палец к губам, приказывая ему молчать. Затем она подвела его к кровати, на которой лежало тело Джеймса, и приподняла одеяло. Катрин нарочно не стала включать верхний свет, чтобы Билли не заметил рану на шее у покойника. Узкий луч карманного фонарика осветил лишь гематому на голове мёртвого подростка. Ничего больше ей показывать не пришлось. Здоровяк Билли понял её без слов. Удара дубиной по голове оказалось достаточно, чтобы мальчик через некоторое время умер от кровоизлияния в мозг. Нужно было срочно избавиться от трупа, пока он не начал разлагаться.
   Пока Катрин будила Нэнси, Билли уже успел завернуть труп в одеяло. Для того чтобы сделать его похожим на мешок с бельём, Здоровяк Билли предварительно согнул труп в пояснице, так, чтобы голова находилась на уровне коленей. Обмотать одеяло бельевыми верёвками не составило для него большого труда. Когда дело было сделано, он взял одеяло с трупом под мышку и вышел в коридор, чтобы дать Нэнси возможность одеться.
   Жители подвала подозрительно выглядывали из своих помещений, пока Катрин и Билли шли по коридору. Кто-то с лицемерной радостью поздравлял Катрин с переездом, а кто-то шептал ей вслед ругательства. А она улыбалась и тем, и другим, потому что держала на руках своё бесценное сокровище - маленькую Нэнси. Ради неё Катрин была готова стерпеть сотню таких же ужасных ночей, как эта. Лишь бы только наступил рассвет, и они снова встретились с Нэнси.
   Все расчёты с хозяйкой подвала Здоровяк Билли взял на себя. Катрин и Нэнси должны были ждать его возле машины. Уже взошло солнце, но на улице по-прежнему было холодно. Со стороны пустыря налетел сильный ветер. Он гнал по земле жёлтые листья. С шорохом они пролетали мимо и уносились вдаль, влекомые неподвластной им силой. Один из листочков запутался в волосах у Нэнси. Он был ещё совсем зелёным, только по краям уже появились жёлтые пятна. Полусонная Нэнси досадливо смахнула его на землю, и он остался лежать в луже воды.
   Как только Здоровяк Билли показался на пороге подъезда, Катрин сразу же бросилась к машине и стала открывать двери. Она посадила Нэнси на переднее сидение и завела двигатель. Здоровяк Билли сложил её вещи в багажник, а потом сам сел в машину. Завёрнутый в одеяло труп он положил рядом с собой на заднее сидение.
   Примерно через двадцать минут после описанных событий в районе автозаправочной станции в десяти километрах от Нью-Амстердама остановился старенький "форд". Его хозяйка, женщина лет тридцати, попросила заправить полный бак. Через грязные окна машины заправщик увидел на переднем сидении девочку лет тринадцати, укрытую старой шалью. Судя по всему, девочка безмятежно спала. Позади неё сидел мускулистый мужчина с выбритой на лысо головой. Рядом с ним на заднем сидении лежал какой-то чёрный предмет, по-видимому, мешок с вещами. - Обычная, ничем не примечательная семья, - подумал заправщик, когда светловолосая женщина расплачивалась с ним за бензин.
   Когда машина отъехала на достаточное расстояние, и заправка уже скрылась из виду, Катрин нажала на тормоз и вышла из машины. Вдвоём с Билли они вытащили труп Джеймса из машины и с размаху бросили его в кювет. С глухим стуком мёртвое тело покатилось по склону и упало в яму с водой. Там оно и осталось лежать среди всякого мусора как ещё один отход человеческой жизнедеятельности.
   Между тем время неумолимо шло вперёд. Часы на запястье Катрин продолжали громко тикать. Минутная стрелка уже догоняла часовую. Они вот-вот должны были приблизиться друг к другу, чтобы показать половину восьмого. Именно в этот момент что-то заставило Катрин полезть в карман своего платья. Скорее всего, она хотела достать оттуда сигареты, но наткнулась на какой-то незнакомый предмет. С удивлением она достала из кармана разбитые часы Джеймса. Они случайно остались у неё, когда она собирала вещи. Катрин уже хотела выкинуть их на дорогу, но тут она увидела, что они показывают одинаковое время вместе с её наручными часами. Она с недоверием встряхнула разбитые часы, и, к её изумлению, они снова пошли. Секундная стрелка нехотя пошла на обгон, и уже через минуту часы Джеймса показали правильное время: 7.31. Катрин сочла это хорошим предзнаменованием и положила разбитые часы в бардачок. Должно быть, время, которое остановилось для Джеймса, начало новый отсчёт для неё.
   О себе Катрин нисколько не волновалась. Здоровяку Билли не было никакого смысла убивать её как ненужного свидетеля. Ему гораздо проще договориться с ней о молчании. Катрин знала, что все соседи по подвалу без колебаний подтвердят, что видели их вместе утром 13 сентября 2000 года. Кроме того, сам Билли никогда бы не совершил преднамеренное убийство, не имея на то веских оснований. А таким основанием мог послужить только портфель с деньгами, который лежал в багажнике. Но Здоровяк Билли не знал о его содержимом, хотя сам нёс его от подъезда до машины.
   Итак, вперёд! Что бы ни случилось давить на газ и ехать подальше от Нью-Амстердама. На оставшиеся деньги можно снять небольшой коттедж возле моря и жить там, пока не прояснится ситуация с теми деньгами, которые принёс несчастный Джеймс. Воспоминание о нём вызвало у Катрин грустную улыбку. Она невольно протянула руку к бардачку и достала оттуда детские часики. На разбитом циферблате ещё оставались комочки сухой земли. Катрин бережно очистила часы от грязи и снова спрятала их в карман. Вдалеке уже показались ряды приморских коттеджей.
  
  
  
   Начальник главного управления нью-амстердамской полиции Рональд Сэвидж встретил рассвет у себя в кабинете. Ещё одна бессонная ночь прошла, и теперь он с удовольствием смотрел, как голуби у него на подоконнике приводили себя в порядок. Одна из птиц, которая выделялась среди всех остальных красотой своего оперения, что-то настойчиво искала у себя под крылом. Создавалось впечатление, что это был генерал армии голубей, и сейчас он ищет в потайном кармане своего кителя секретный приказ для солдат. И точно, как только бравый голубь привёл себя в порядок, он тут же захлопал крыльями, и все остальные птицы как по команде снялись со своих мест и полетели навстречу солнцу. Вскоре их чёрные силуэты раз и навсегда исчезли в лучах дневного светила.
   Солнечный свет грел лицо полковника Сэвиджа и заставлял его забыть обо всех неприятностях. Полковник очень любил тёплые осенние дни, когда солнце ненадолго выходит из-за туч, чтобы немного согреть жителей земли своим присутствием. В такие минуты у него на душе тоже как будто становилось светлей, и все проблемы временно отступали. Несмотря на то, что Рональд Сэвидж был очень строгим человеком, его можно было легко обрадовать неожиданным подарком или удачной шуткой. Именно таким подарком стало для него утро 13 сентября 2000 года.
   Когда Рональд Сэвидж встал с кресла и застегнул свой китель до последней пуговицы, часы мелодично прозвенели восемь раз. Потягиваясь, он подошёл к окну и распахнул его настежь. В тот же миг к нему в кабинет ворвался прохладный утренний ветер. Рональд Сэвидж с удовольствием вздохнул полной грудью и посмотрел в окно. На его глазах начал пробуждаться огромный город.
   Нельзя сказать, чтобы Рональд Сэвидж испытывал радость, глядя на то, как в его город пришла осень. Просто за прошедшую ночь он услышал много небылиц, которые до сих пор не укладывались в его голове. И сейчас он хотел привести свои мысли в порядок. А яркое солнце и прохладный ветер как нельзя лучше способствовали отдыху от невесёлых размышлений.
   Надышавшись воздухом, Рональд Сэвидж закрыл окно и вернулся к своим повседневным делам. Только что у него в кофейнике закончился кофе, и он подумывал заварить себе новую порцию душистой "Арабики". Обычно Рональд Сэвидж никогда не варил сам себе кофе. За него это делала секретарша, которую он вышколил по самым строгим правилам. Но дело в том, что рабочий день у секретарши начинался только в девять часов, а прожить один час без кофе Рональд Сэвидж не мог. Поэтому он взял с собой сахарницу и пошёл в приёмную. Там висела ширма, за которой стоял чайник и поднос с чашками. В чайнике ещё оставалось немного воды со вчерашнего вечера. Рональд Сэвидж включил его в розетку и нажал на кнопку выключателя. Негромкое шипение возвестило, что вода начала закипать.
   После того, как Рональд Сэвидж выпил горячий кофе, у него в голове наступила полная ясность. Никакой путаницы в мыслях больше не было. Все события прошедшей ночи с этого момента представлялись ему вполне логичными. Даже явные несоответствия в протоколах можно было устранить с помощью железной логики и холодного ума. Именно сейчас Рональд Сэвидж был готов установить истину в одном из самых сложных дел в своей практике. В порыве вдохновения он снял телефонную трубку и вызвал на доклад своего заместителя, майора Говарда Джонсона.
   Майор Джонсон не заставил себя долго ждать. Он вошёл в приёмную сразу после телефонного звонка своего шефа. На вид Говарду Джонсону можно было дать лет сорок, хотя на самом деле он едва разменял третий десяток. Тяжёлая работа выжала из него все соки и сделала похожим на сухое дерево, на котором даже весной ничего не растёт, кроме колючек. Он уныло проследовал вслед за своим начальником в кабинет. Судя по его выражению лица, ничего хорошего от этой встречи он не ждал.
   Вопреки всем ожиданиям, Рональд Сэвидж был настроен очень миролюбиво. Он похлопал Говарда Джонсона по плечу, усадил его в кресло и угостил сигарой. От удивления майор не мог сказать ни слова. Он впервые видел своего начальника в таком хорошем настроении.
   - Ну что, Говард, - сказал Рональд Сэвидж после того, как все формальности были улажены, - у тебя есть новые сведения по делу об убийстве Виктора Бартона?
   - Да, сэр. Мне только что звонили наши сотрудники из тринадцатого округа. Двое полицейских на патрульной машине обнаружили в предместье труп подростка. Он был завёрнут в одеяло и туго перевязан верёвками. Преступники сбросили его в придорожную канаву и уехали. Сейчас на месте происшествия работают эксперты. Они выслали мне по электронной почте фотографии лица покойника. Сомнений быть не может. Это Виктор Бартон.
   - Я не могу себе представить, зачем кому-то понадобилось похищать труп Виктора Бартона из морга? Может быть, у тебя есть какие-нибудь предположения, Говард?
   - На мой взгляд, сэр, к похищению с большой долей вероятности могут быть причастны убийцы Виктора Бартона. Как утверждают очевидцы, их было двое или трое. Нам пока не удалось задержать ни одного из них, но я уверен, что в ближайшее время мы их найдём. Что касается мотивов похищения, то я полагаю, что убийцы могли вспомнить о существовании на трупе улик, которые могут повлиять на ход расследования. Чтобы избежать этого, они выкрали труп из помещения морга и удалили с него следы своей преступной деятельности.
   - Твои слова кажутся мне правдоподобными, - сказал Рональд Сэвидж, попыхивая сигарой. - Но в них есть одна неточность. Если преступники так стремились уничтожить улики, то они могли просто сжечь труп. Почему они так заботливо завернули его в одеяло и оставили лежать возле дороги?
   - Да, но ведь я только выдвинул свою версию. Вполне возможно, что в эпизоде с похищением тела могли действовать совсем другие люди, преследовавшие неизвестные нам цели.
   - Вот именно, - подхватил последние слова своего подчинённого Рональд Сэвидж. - Преступникам ни к чему проявлять такую заботу о трупе. Для них судьба тела после уничтожения улик не имеет никакого значения. Значит, тут замешаны совсем другие силы.
   - Я не понимаю, о чём вы говорите, - пожал плечами Говард Джонсон. - Неужели вы верите в те сказки, которые рассказывает полисменам эксперт Самнер Хоукс? Я имею в виду его слова о трупе, который сам, без чьей-либо помощи, оделся и ушёл из морга.
   - Я не верю ни одному слову этого полоумного старика, - сказал с расстановкой Рональд Сэвидж. - Его шутки годятся лишь для того, чтобы пугать неопытных полисменов. Это же надо придумать, что покойник сам вылез из морозильной камеры и отправился гулять по Нью-Амстердаму. Но хуже всего то, что нашлись люди, которые ему поверили.
   - Да, бедняга Томас сейчас лежит в больнице. Врачи диагностировали у него нервный срыв, - сочувственно сказал Говард Джонсон. - Кстати, мистер Самнер Хоукс тоже разделил его участь. Он был помещён в отделение для буйно помешанных. Говорят, что после нескольких часов беспрерывного хохота, он, наконец-то, впал в кому.
   - Туда ему и дорога, - с облегчением сказал Рональд Сэвидж. - Не будет больше пугать моих подчинённых. Но вернёмся к разговору о трупе. Я подозреваю, - сказал Рональд Сэвидж, переходя на шёпот, - что похищение трупа могли организовать высокопоставленные чиновники.
   - Почему вы так думаете? - спросил Говард Джонсон после долгой паузы.
   Рональд Сэвидж всем телом подался вперёд и взволнованно зашептал на ухо своему заместителю:
   - Ты что, не понимаешь, о чём идёт речь? Так я тебе объясню. На прошлой сессии городского совета некоторые депутаты попытались заблокировать трибуну и не пустить в зал мэра. А это значит, что кресло под нашим уважаемым городским головой зашаталось. И приложил к этому руку один из руководителей правящей партии. Не исключено, что в заговоре участвует и губернатор. Он до сих пор не может смириться с тем, что на выборах мэра Нью-Амстердама победил кандидат от оппозиции. Не мне тебе объяснять, что будет, если наш мэр покинет свой пост. В лучшем случае тебя и меня просто отправят подметать дворы где-нибудь на окраинах города.
   - Я всё прекрасно понимаю, - дрожащим голосом сказал Говард Джонсон, - но объясните мне, ради бога, при чём тут убийство тринадцатилетнего мальчика из музыкальной школы? Тем более что весь город знает о том, что губернатор и мэр лишь формально являются врагами. На самом деле они каждый вечер ходят в один и тот же клуб и снимают там одну и ту же женщину. Кстати, её зовут Маргарет, и она является нашей осведомительницей.
   - Так вот, дорогой Говард, именно Маргарет и доложила мне сегодня утром, что в клубе произошёл неприятный инцидент. По её словам, около пяти часов утра в клуб проник один знакомый нам человек, который украл огромную сумму денег. Как ты думаешь, кто это был?
   - Ума не приложу, - растерянно сказал Говард Джонсон. - Может быть, кто-нибудь из депутатов?
   - Нет, мой друг, тут дело гораздо сложнее. Маргарет утверждает, что похитителем был не кто иной, как убитый вчера вечером Виктор Бартон.
   После этих слов в кабинете ещё некоторое время царила тишина. Потом Говард Джонсон издал нечленораздельное блеянье и надолго утратил способность говорить. Он сидел и смотрел в одну точку, словно перед ним вот-вот должен был предстать оживший мертвец. Тем временем, Рональд Сэвидж снова откинулся на спинку кресла и принялся раскуривать погасшую сигару. В его глазах блестели искорки смеха. Похоже, что он был очень доволен испугом своего заместителя и теперь пытался как-то загладить последствия своей шутки.
   - Ну, Говард, не надо так, - сказал Рональд Сэвидж, наливая обомлевшему майору стакан виски. - Вот, возьми и выпей. Это тебя взбодрит, старина.
   Стуча зубами об ободок стакана, Говард Джонсон влил себе в рот виски и блаженно обмяк в своём кресле. Рональд Сэвидж ещё некоторое время помолчал, а потом заговорил с прежней невозмутимостью:
   - Всё, что я сейчас рассказал тебе, Говард, удивительным образом подтверждает версию Самнера Хоукса. Но в таком случае я, с тем же успехом, могу называть себя апостолом Петром. Не правда ли, смешно? А если говорить серьёзно, то мне и самому в первые минуты было не до смеха. Однако не прошло и часа, как я разобрался со всеми мистификациями, и теперь я могу поведать тебе истину. Ты сможешь меня выслушать?
   Слабым движением головы Говард Джонсон подтвердил свою полную готовность внимать словам начальника.
   - Ах, если бы в библии всё было написано так же просто, как в моём годовом отчёте о деятельности полиции. Тогда все люди на земле были бы счастливы. Никто не гонялся бы за двусмысленностями. Так нет же, кому-то понадобилось наплести туда кучу мистификаций. Как ты думаешь, пророки могли курить марихуану? Если это так, то мне всё понятно.
   Рональд Сэвидж затянулся сигарой и продолжил излагать свои мысли:
   - На самом деле всё очень просто, Говард. Я предполагаю, что всем посетителям клуба раздали наркотик, и они увидели одни и те же галлюцинации. Тем более что все предпосылки к этому у них были. Вечерние газеты на все лады писали об убийстве Виктора Бартона. Его имя было на устах у каждого жителя Нью-Амстердама, начиная от проститутки и заканчивая мэром. Поэтому внешний вид реального вора никто не запомнил. Воспалённый мозг Маргарет придал ему внешность Виктора Бартона. А для большей убедительности труп мальчика заранее выкрали из морга. Вот и получается, что преступникам надо было выставить своё злодеяние в мистическом свете. Они разыграли изумительный спектакль с похищением трупа, следами крови на полу и загадочным отпечатком ладони на стенке выдвижного ящика. Вдобавок ко всему, они ещё и разбили окно изнутри, а не снаружи, что подтверждает версию о наличии у них дубликатов ключей. Ты согласен со мной, Говард?
   Говард Джонсон уже настолько пришёл в себя, что даже смог пошевелить рукой в знак согласия. Вдохновлённый таким поворотом дела, Рональд Сэвидж решил завершить своё откровение.
   - У меня есть подозрение, - сказал он, - что похищение денег могла организовать одна из проституток по заданию высшего руководства страны. Для этого она добавила во все напитки галлюциногенное вещество. Затем в помещение проник вор, разыграл эффектную сцену и скрылся со своей добычей. Я уверен, что такими действиями правящая партия пытается запугать оппозицию. Конгрессмены считают, что наш мэр с перепуга сразу же подаст в отставку. Но они ошибаются. Я сегодня же вызову всех проституток из "Золотого Павильона" и устрою им перекрестный допрос. Посмотрим, что они у меня запоют, когда я предъявлю им обвинение в краже двух миллионов долларов.
   - Господин полковник, вы гений, - прохрипел майор Джонсон, пожимая своему боссу руку. - Благодаря вам мы сможем избавить руководство города от компромата.
   - Да, я был на высоте, - скромно сказал Рональд Сэвидж, но тут же спохватился и снова заговорил стальным голосом: - Майор Джонсон, я приказываю вам изучить все материалы об убийстве Джеймса Бевериджа. Кто знает, может в деле этого мерзавца появятся факты, которые смогут пролить свет на события в "Золотом Павильоне". Ведь он тоже мог входить в число заговорщиков. И ещё одно: сохраните в тайне имена всех людей, которые в эту ночь развлекались в "Золотом Павильоне". Никто из посторонних не должен ничего о них знать. Журналисты и так ведут себя как собаки, которые взяли след. Ни одна лишняя капля информации не должна просочиться в прессу. Тому, кто заказал это преступление, наверняка нужен публичный скандал. Мы с вами должны постараться, чтобы его не было. Вы всё поняли?
   - Так точно, господин полковник. Разрешите идти?
   - Идите.
   Когда майор Джонсон уже подходил к дверям, Рональд Сэвидж внезапно вскочил с кресла и подбежал к своему заместителю. В глазах полковника горел озорной огонёк.
   - Эта Маргарет, она ведь была постоянной любовницей Бевериджа, не так ли? - спросил он у майора.
   - Да, она действительно состояла с ним в интимных отношениях, - подтвердил майор Джонсон.
   - То-то я и смотрю, что она говорила мне какую-то чушь, будто похититель чемодана, которым в её представлении был Виктор Бартон, кричал что-то о Джеймсе Беверидже. У неё в голове, скорее всего, произошло наложение нескольких образов.
   - Между прочим, у меня в кабинете сейчас сидит жена Джеймса Бевериджа, - сказал Говард Джонсон. - Этой ночью она пришла в полицию и созналась в убийстве своего мужа. Самое главное, что она растворила его тело в ванне с серной кислотой. Сейчас в их доме все трубы дали течь.
   Оба полицейских неизвестно почему прыснули от смеха и быстро выбежали в коридор. Но им тут же пришлось принять строгий вид, так как навстречу им шли мужчина и женщина в траурных одеждах. На их лицах застыло выражение неподдельного горя. Время от времени женщина заваливалась на бок и начинала безудержно рыдать. Мужчина пытался сохранять спокойствие, но ему это плохо удавалось. По его лицу время от времени тоже начинали течь крупные слёзы.
   Рональд Сэвидж тут же догадался, что перед ним стоят родители убитого Виктора Бартона. Он незаметно толкнул своего заместителя локтём в бок и бросился помогать матери Виктора удержаться на ногах. Говард Джонсон прекрасно понял своего шефа. Он в ту же секунду принял озабоченный вид и с огромной скоростью побежал по направлению к лестнице. Вслед ему неслись крики несчастной женщины и растерянное лепетание Рональда Сэвиджа. - Мистер и миссис Бартон, ну нельзя же так, - говорил начальник полиции безутешным родителям. - Успокойтесь, пожалуйста, и зайдите ко мне в кабинет. Там для вас найдётся глоток воды. Да-да, уверяю вас, мы раскроем убийство вашего сына. Убийцы будут найдены и наказаны...
   Все эти обещания Говард Джонсон слышал каждый день, и они были для него привычны. Но тем неожиданней прозвучали на их фоне последние слова несчастной матери, которая не требовала, как все потерпевшие, небесной кары для убийц. "Боже мой, - кричала она, - позаботься о том, чтобы мой сын попал в рай! Ведь он не успел сделать и десятой доли тех добрых дел, для совершения которых Ты послал его на землю!"
   Спустя несколько минут Говард Джонсон уже был в своём кабинете и с удовлетворением наблюдал, как молодой лейтенант допрашивает жену Джеймса Бевериджа. Ужасная сцена уже начисто изгладилась у него из памяти. Он снова был бодр и жизнерадостен. Чуть позже на его мобильный телефон поступило сообщение от Рональда Сэвиджа. Начальник полиции, как всегда, был предельно краток. "Семью Бартонов я немного успокоил, - говорилось в сообщении, - теперь дело за тобой. Постарайся предъявить журналистам труп Виктора, чтобы они убедились в его подлинности. И не забудь упомянуть о том, что, по нашему мнению, тело выкрали убийцы для уничтожения улик. Во всём остальном ссылайся на тайну следствия. Рональд Сэвидж". Всё это Говард Джонсон должен был сделать незамедлительно.
   Около девяти часов утра в коридоре вновь раздались шаги. Это возвращались мистер и миссис Бартон. Они больше не плакали, но выражение скорби навеки изменило их лица. Говард Джонсон уже хотел выйти к ним со словами соболезнования, но в последний момент что-то отвлекло его. Возможно, он услышал слова жены Джеймса Бевериджа, которые она произнесла, когда супруги Бартон проходили за дверью: "Всё дело в том, что мой муж за всю жизнь не сделал ни одного хорошего поступка". Говарду Джонсону показалось, что миссис Бартон недоуменно подняла глаза и встретилась взглядом с вульгарно накрашенной брюнеткой, которая без всяких эмоций рассказывала о том, как она убила своего мужа. "Интересно, как её супруг сможет оправдаться на Страшном Суде?", - подумал Говард Джонсон и снова углубился в работу. Он даже не подозревал, что Джеймс Беверидж уже сделал самое главное благодеяние в своей жизни.
   На выходе из здания супруги Бартон встретили секретаршу Рональда Сэвиджа, рыжеволосую девушку с модельной фигурой. Она доставала из сумки ключи и даже не удостоила взглядом двух убитых горем людей. Громко стуча каблуками, она прошла по первому этажу, а вслед за ней спешили на работу остальные сотрудники полиции. Время от времени они бросали восхищённые взгляды на секретаршу босса, но никто из них не осмеливался заговорить с ней. В гордом одиночестве красавица прошествовала в приёмную и закрыла за собой дверь. Рабочий день начался.
  
  
  
   Как всегда, утро в раю началось с неразберихи. За? ночь на первом этаже административного корпуса собралось слишком много душ умерших людей, которыми никто не занимался. Предоставленные самим себе, они ходили по выставочным залам и рассматривали шедевры таких великих художников, как Рембрандт, Тициан, Веласкес, Матисс. Изумлённый вздох вырывался из уст каждого, кто видел, насколько правдоподобно нарисованы все картины. К тому же, любой желающий мог без труда войти внутрь картины и познакомиться с её персонажами. Для многих такая возможность стала настоящим подарком. В толпе ожидающих нашлись и смелые донжуаны, и робкие любители природы. Не прошло и двух минут, как стайка опытных обольстителей уже вовсю жеманничала перед Данаей, а какой-то франт, ещё не растерявший остатки земного великолепия, пытался соблазнить стыдливую Венеру Урбинскую. Поклонники пейзажной живописи проникли в картины Архипа Куинджи, Ивана Айвазовского и Михаила Лебедева. Они наслаждались то лунной ночью на Днепре, то девятым валом, грозившим разбить в щепки деревянный корабль, и после всех приключений шли отдыхать в район Аррича близ Рима. Там черноволосая итальянка в красном платье, обольстительно улыбаясь, предлагала каждому услуги экскурсовода по Риму. Многие пытались за ней ухаживать, но она была неприступна и соблазнительна одновременно, и поэтому все попытки пригласить её на ужин оказались безуспешными.
   Те души умерших людей, которые при жизни были представительницами прекрасного пола, вели себя гораздо сдержанней мужчин. Они не стали обсуждать достоинства и недостатки обнажённой Венеры, а гурьбой переселились в ресторан Мулен-Руж, столь блистательно изображённый на картине великого Тулуз-Лотрека. Там они вели серьёзные разговоры о моде, изредка позволяя себе немного пофлиртовать с местными красавцами. Такое необычное поведение женщин объяснялось тем, что все они устали от назойливых ухаживаний мужчин, и теперь им хотелось найти себе новых подруг.
   К девяти часам утра в вестибюле появились первые работники администрации рая. В их числе был и строгий апостол Фома, который занимал в раю должность администратора. Назначили его с тем расчётом, что Фома никому не верил, и любая попытка подкупить его, заранее была обречена на неудачу. Он быстро навёл порядок в толпе человеческих душ и отправил их на приём к апостолу Петру. На все просьбы замолвить за грешников словечко, Фома отвечал отказом, так как умершие люди не вызывали у него никакого доверия. Хотя, что можно вообще сказать о человеке, который в незапамятные времена не поверил самому Господу Богу.
   Тем временем очередь под кабинетом апостола Петра всё увеличивалась. С каждой секундой сюда прибывали всё новые и новые души умерших людей. Бестелесные субстанции шумно спорили между собой, кто пойдёт первым, а кого следует отправить в последнюю очередь. Возле дверей приёмной собралась небольшая группа праведников, которым не приходилось волноваться о своей дальнейшей судьбе. По мнению всех собравшихся в коридоре, они должны были идти первыми, чтобы умилостивить строгого апостола.
   Ровно в девять часов тридцать минут по всему коридору волной прокатился шёпот: "Идёт! Идёт!". И уже через секунду души умерших людей расступились и пропустили к дверям приёмной секретаршу апостола Петра, высокую стройную блондинку, неизвестно как попавшую в рай. Восторженный вздох прозвучал среди мужской половины человеческих душ, но блондинка пресекла все попытки заговорить одним строгим взглядом своих небесно-голубых глаз. Потом она достала ключи из сумки, открыла дверь и, изящно покачивая бедрами, зашла в приёмную, так никого за собой и не впустив. Среди теней поднялся возмущённый ропот.
   В это самое время апостол Пётр был занят другой, не менее важной работой. Он собирал чемоданы. Два самых больших он уже сложил, оставался ещё один поменьше. В него апостол Пётр уже успел уложить пляжные шорты, гавайскую рубашку, солнечные очки и крем для загара. Видимо, апостол надеялся, что начальство учтёт его преклонный возраст и отправит отбывать наказание на Гавайи, но не исключал возможность получения туристической путёвки в лимб.
   Когда все чемоданы уже были собраны и готовы к транспортировке, в дверь кабинета внезапно постучали. Апостол Пётр подпрыгнул в своём кресле от неожиданности, но вовремя взял себя в руки и сказал: "Войдите". При виде Ангелины, своей секретарши, он не удержался и вздохнул с облегчением.
   - У вас какое-то дело ко мне, Ангелина? - спросил апостол Пётр как можно более спокойно. - А то я, знаете ли, собрался в отпуск.
   - В отпуск? - глаза у Ангелины округлились, и она даже перестала жевать жвачку. - Но, Ваше Святейшество, там за дверью целый сонм душ умерших людей, которые нуждаются в распределении. Толпа состоит из новоприбывших, которые жалуются, что ими никто не занимается. А без вашего разрешения ни один гид не согласится проводить с ними ознакомительную экскурсию по раю.
   - Ангелина, деточка, поймите меня правильно. Я уже тысячу лет не отдыхал, а тут подвернулся удобный случай. Господь Бог по безграничной милости своей тоже готов предоставить мне кое-какую экскурсию, - тут апостол Пётр немного замялся и закончил фразу так: - В общем, я ухожу в бессрочный отпуск и у вас, моя дорогая, будет новый начальник.
   - Новый начальник? - от изумления глаза у Ангелины расширились сверх всяких пределов. - Какое удивительное совпадение! Только что звонила моя подруга из центрального комитета по делам смертеводства и сказала, что на должность ангела смерти взяли другого специалиста. Такой проворный парнишка, я его знаю. Он до переселения в лучший мир был евреем и вместе с Моисеем занимался поисками земли обетованной. Звали его как-то странно, Измаил, кажется. А вы не знаете, куда делся предыдущий?
   - Был уволен за аморальное поведение на работе. Теперь усыпляет бездомных собак и кошек.
   - Вот кошмар какой. Нет, Измаил действительно хороший парень. По крайней мере, с ним всегда можно договориться. Он так давно мечтал занять должность ангела смерти и даже писал прошения самому Господу Богу. Я рада за него. Теперь он наконец-то развернётся. Я слышала, что он собирается оказывать широкий спектр услуг по увеличению продолжительности жизни. Одна из его программ будет проходить под лозунгом: "Купи страховой полис у ангела смерти и получи в придачу к нему ещё пять дополнительных лет жизни!" Вот красота какая будет!
   Апостол Пётр не нашёлся, что ответить на эту непревзойдённую наглость и решил переключить своё внимание с разговора на саму Ангелину. Он только сейчас заметил, что из одежды на ней есть только облегающее платье и белые туфельки с кокетливыми крылышками из лебяжьего пуха. Увлёкшись разговором, Ангелина забыла о правилах приличия и поставила одну ногу на стул. В такой позе она казалась исчадием ада, и апостол Пётр уже собрался с духом, чтобы объявить ей выговор за аморальное поведение, но тут в дверь снова постучали.
   - Ой, это, наверно, стекольщики пришли, - весело сказала Ангелина и пошла открывать. Апостол Пётр ещё сильней вжался в кресло.
   Дверь открылась, и в комнату вошли два дюжих ангела с огромным стеклом в руках, а следом за ними впорхнул на крыльях счастья святой Иоанн. Два ангела и святой сначала задержали свои взгляды на Ангелине, которая, напевая тропарь, направилась в приёмную, и только потом занялись своими делами.
   Пока стекольщики возились с окном, святой Иоанн внимательно читал бумаги, с которыми он пришёл в кабинет к апостолу Петру. После того, как окно приобрело нормальный вид, а два ангела раскланялись и ушли, святой Иоанн одним мановением руки захлопнул дверь и повернулся лицом к своему другу.
   - У тебя самая лучшая секретарша, Пётр, - лукаво заметил святой. - Даже у Самого Главного нет такой красавицы. Ох, меня просто в жар бросает от той мегеры, которая сидит у него в приёмной. Всю душу из тебя вытрясет, пока не узнает, по какому вопросу явился. Ну и натерпелся я с ней сегодня.
   - Как, ты был на приёме у Главного? - изумлённо спросил апостол Пётр. - Почему же ты мне сразу не сказал? Я здесь сижу, волнуюсь как мальчик перед первым свиданием, а ты молчишь о самом интересном. Нехорошо, братец мой.
   - Нечего катить на меня бочку, - сухо сказал святой Иоанн. - Попробовал бы ты посидеть с ним один на один после того, что случилось.
   - Мне это ещё предстоит, - с тяжёлым вздохом промолвил апостол Пётр. - Я уверен, что уже скоро у меня на столе зазвонит коммуникатор, и его мегера вызовет меня на допрос.
   - А вот и нет, - улыбнулся святой Иоанн. - На сей раз ты просчитался, Пётр. Он велел не отвлекать тебя от работы с душами новопреставленных. Сказал, чтобы ты как можно быстрее разобрался с той толпой, которая заполонила весь первый этаж. К обеду прибудет новая партия бестелесных субстанций, так что времени у тебя в обрез.
   - Как, он что, ни слова не сказал тебе о событиях прошедшей ночи?
   - Наоборот, мы только об этом с ним и говорили.
   - Ничего не понимаю, - удивлённо сказал апостол Пётр. - Я думал, что первым он вызовет меня и устроит такой скандал, от которого земля содрогнётся и камни завоют. А он, как ни в чём не бывало, рекомендует мне поторопиться с приёмом душ умерших людей. Неужели нашему боссу наплевать на то, что происходит в его ведомстве?
   - Вовсе нет, - обиженно сказал святой Иоанн. - Сначала он очень сильно меня отругал и даже пригрозил понижением в должности. Но постепенно его гнев пошёл на убыль, и к концу разговора мы опять были лучшими друзьями. Он даже приказал оставить Джеймса Бевериджа в раю за то, что тот целую ночь не грешил. Тем самым он показал нам, что милость господняя поистине не имеет пределов. А тебе он велел передать, что любой фильм надо досматривать до конца.
   - С меня хватит! - ударил кулаком по столу апостол Пётр. - Я больше так работать не могу. До этого случая у меня была хоть какая-то надежда, что в раю есть один порядочный человек, который каждому воздаст по заслугам. Но после того, что ты сейчас сказал, моя дальнейшая карьера просто не имеет смысла. Подумать только, оставить в раю извращенца. Я столько лет мирился с сомнительной репутацией некоторых святых, я даже перестал обращать внимание на вульгарные наряды моей секретарши, за которой ухаживают все праведники. И теперь он насмехается надо мной и советует смотреть фильмы о любовных похождениях Бевериджа. Нет, так больше продолжаться не может.
   - По-моему, ты слишком серьёзно смотришь на вещи, Пётр. Я согласен, что тебе нужно отдохнуть и пересмотреть свои взгляды на жизнь. Так зачем ты создаёшь себе проблемы? Просто пойди к нему на приём и попроси себе путёвку на Гавайи. Я уверен, что в такой мелочи он тебе не откажет.
   - Я не собираюсь больше плясать под твою дудку, Джон. Отныне я сам решаю, что и как мне делать. И если место мерзавца Бевериджа в раю, то меня уже давно заждались в аду. Именно туда я сейчас и отправлюсь. Вот только напишу заявление об увольнении по собственному желанию, раз он не хочет меня выгонять.
   - Ты поступаешь неправильно, - сурово сказал святой Иоанн, направляясь к двери. - Из-за пустяковой ошибки в канцелярском бланке ты губишь свою превосходную карьеру. Между прочим, у Главного не так много людей, на которых можно положиться.
   - Подожди, как ты сказал? Из-за пустяковой ошибки? А почему вчера вечером ты не считал путаницу в документах суровой отчётности незначительным происшествием? Неужели за прошедшую ночь что-то изменилось? Или тебе кто-то внушил подобную мысль?
   - Да как тебе сказать, - замялся святой Иоанн. - Со временем ты всё узнаешь. А пока относись ко всему случившемуся так, как того хочет наш Бог. Я, во всяком случае, всегда принимаю его точку зрения.
   Дверь за святым Иоанном закрылась, и апостол Пётр остался один. Невидящим взглядом он смотрел перед собой и всё пытался понять смысл последних слов своего друга. Потом он тряхнул головой и продолжил писать заявление на увольнение. Но уже скоро он отбросил перо и встал из своего кресла. Нужно было выяснить одну деталь.
   Личное дело Джеймса Бевериджа лежало на книжной полке. Апостол Пётр рассеянно просматривал до боли знакомые страницы и не находил ничего, что могло пролить свет на загадочные события прошлой ночи. Выходит, он ищет не там, где надо. Сумрачным взглядом апостол посмотрел на свой стол и вдруг увидел, что святой Иоанн забыл на нём какие-то бумаги. Когда апостол приблизился к столу, он увидел две тоненькие папки без каких-либо надписей на наружной стороне. С неподдельным удивлением он взял их в руки и начал рассматривать.
   Обе папки относились к разряду личных дел и, по идее, должны были храниться в архиве. Но сегодня утром кто-то по неизвестным причинам забрал их оттуда. На ордере, который лежал в каждой папке, было написано стандартное земное время - 09 часов 30 минут и дата: 13 сентября 2000 года. Роспись в талоне на получение была выполнена иероглифическим письмом, и разобрать её апостол Пётр так и не смог. Но вот как расшифровывается одно словосочетание, он всё-таки вспомнил. Первое слово в подписи означало Иса.
   К великому неудовольствию апостола Петра, видеостраницы в папках не работали. Кто и почему отключил эту опцию, оставалось загадкой. Следовательно, просмотреть каждое дело как видеозапись у него не получится. Апостол Пётр тяжело вздохнул и включил привычный для многих ангелов старой закалки печатный текст. Он надеялся, что чтение не займёт у него много времени.
   На первый взгляд ничего интересного в покрытых пылью бумагах не было. Апостол Пётр установил имена людей, на которых были заведены личные дела. Ими оказались Катрин Галлахер и Нэнси Галлахер, обе родом из Нью-Амстердама. На двадцатой странице дела Катрин Галлахер упоминалось, что она в 1987 году родила дочку Нэнси. Номер ссылки, которая стояла сразу после имени дочери Катрин, совпадал с номером дела Нэнси Галлахер. Значит, это были мать и дочь, а не просто однофамильцы. Дальнейшее сравнение двух дел показало, что судьба Катрин тесно переплетается с судьбой её дочери. Когда малышка стала болеть, Катрин истратила последние деньги, чтобы вернуть её к жизни. А после того, как у Катрин умер муж, она вынуждена была заниматься проституцией, чтобы прокормить себя и Нэнси. И вот тут апостол Пётр наткнулся на самый интересный факт. У каждого дела в середине было вырвано по две страницы.
   От такого открытия волосы на голове апостола Петра зашевелились, и он надолго утратил способность трезво оценивать ситуацию. Вырвать несколько страниц из личного дела живого человека было также невозможно, как убрать из печати одну или две страницы "Войны и мира" или "Анны Карениной", посчитав их несущественными. Тот, кто отважился на подобный поступок, должен был иметь поистине неслыханное могущество. И тогда смутная догадка зародилась в голове апостола Петра.
   Всё ещё не веря своим глазам, он вновь взял в руки две папки и убедился, что все записи в них обрываются после полуночи 13 сентября 2000 года, а возобновляются ровно через 6 часов, то есть с приходом рассвета. Таким образом, ещё два человека неизвестно как прожили ночь на земле.
   И тут на апостола Петра, наконец, нашло озарение. Он вспомнил, как в дни своей молодости изучал мусульманскую доктрину, которую позже разлюбил из-за жёсткости и бескомпромиссности по отношению к грешникам. Перед его глазами возник коранический текст, и он отыскал в нём до боли знакомую подпись получателя личных дел. Иса, сын Мириам, рождённый от Духа. Тот, кого мы называем Спасителем. В его власти было совершить любой поступок ради спасения человека. Сегодня ночью Он уберёг от ранней смерти двух ни в чём невиноватых людей.
   Апостол Пётр впервые за прошедшие десять часов вздохнул с облегчением. Наконец-то всё стало на свои места. Оказывается, в деле Бевериджа тоже отсутствовало несколько страниц, которые должны были поставить точку во всей его жизни. Их просто не успели дописать в силу того, что это дело было всё время на виду. А жизни Катрин и Нэнси Галлахер отныне были переписаны великим автором, перу которого принадлежат все без исключения человеческие судьбы.
   Теперь волноваться за свою судьбу не было никакого смысла. Оставалось лишь досмотреть фильм, а вернее начать смотреть его сначала. Апостол Пётр одним движением руки вызвал плазменный телевизор и установил его прямо у себя на столе. Настал момент истины.
   Где-то в приёмной ещё слышался лёгкий шёпот человеческих душ и громкий смех Ангелины. По-видимому, святой Иоанн решил поухаживать за красавицей секретаршей, и его нимб в очередной раз слетел с головы и закатился под шкаф. В любое другое время эта смешная сценка могла позабавить апостола Петра, но сейчас он был занят совсем другим делом. Перед его глазами разворачивалась картина далёкого будущего.
   После того, как телевизионная антенна настроилась на приём волны из будущего, апостол Пётр взял в руки личное дело Нэнси Галлахер и набрал на пульте дистанционного управления целую комбинацию цифр: сначала номер её личного дела, а потом и дату: 25 декабря 2012 года. На экране тотчас же появилась прямая трансляция из знаменитого Мюзик-холла. Зрелище, которое увидел апостол Пётр, заставило его затаить дыхание и полностью отдаться во власть рождественской сказки.
   На сцене стояла красивая девушка в голубом платье и играла на скрипке. Её ровные тонкие пальчики безошибочно угадывали настроение скрипки, заставляя инструмент отзываться то нежным контральто, то густым басом. В зале стояла полная тишина, изредка нарушаемая восхищённым шёпотом "Боже! Как она играет!" И действительно, заворожённые игрой девушки, слушатели, казалось, поднялись вместе с ней на небо и постигали красоту земли глазами Господа Бога. Не было ничего такого, что могло укрыться от их внимания. Когда прозвучал последний аккорд, некоторое время в зале царила недоверчивая тишина. Слушатели ещё не могли прийти в себя и каждую секунду ждали продолжения чудесной мелодии. Но, убедившись, что божественный мир потерян для них навсегда, они вскочили со своих мест и принялись аплодировать девушке со скрипкой. А она смущенно кланялась переполненному залу, украдкой вытирая слёзы. Ей казалось несправедливым, что она подарила людям золотое видение, а потом беспощадно вернула их к реальности. Но внутренний голос подсказывал ей, что она поступила правильно. Благодаря тому, что счастье людей недолговечно, они сохраняют веру в творца, который способен снова подарить им радость. Для многих людей блаженство - это короткое мгновение в жизни, которое отделяет одно страдание от другого. Для них неважно, в каком масштабе ты творишь. Главное, чтобы твои чувства были истинными.
   После концерта Нэнси Галлахер (именно так звали молодую скрипачку) за кулисами ждала целая толпа поклонников. Ей дарили букеты цветов, а она растерянно улыбалась и всё искала глазами какого-то человека. Но вот её лицо прояснилось, лоб разгладился, и она пошла навстречу очередной группе людей, которые несли ей цветы. Среди них шла маленькая девочка с букетом крохотных цветочков, очень похожих на подснежники. Она самая первая побежала навстречу Нэнси и с криком "Мама!" прыгнула к ней в объятия. Все люди, которые это видели, почему-то опять зааплодировали молодой скрипачке. Под неутихающие аплодисменты Нэнси взяла дочку на руки и подошла к своей маме и мужу. Вчетвером они пошли к парадному входу. На лестнице к ним присоединился маленький мальчик в больших очках и со скрипкой в руках. Его появлению очень обрадовалась дочка Нэнси. Она шёпотом попросила маму и бабушку отпустить её поиграть с ним в прятки. Катрин и Нэнси переглянулись между собой и смущённо кивнули головами. Схватив мальчика за руку, маленькая черноволосая девочка пустилась бежать с ним вприпрыжку по вестибюлю Мюзик-холла. Они стремительно приближались к открытым настежь входным дверям, за которыми так ярко светило солнце. Девочка и мальчик со смехом перепрыгнули через порог и растаяли в потоках света, как два ангела в воротах рая.
  
  
  
   Изречения некоторых персонажей романа
  
   Ангелина: Что мешает девушке быть по-настоящему сексуальной даже в раю?
  
   Джеймс Беверидж до перевоплощения: Женитьба для мужчины - это всё равно что покупка золотого кольца на один размер меньше, чем вам нужно. Его очень легко одеть, но снять практически невозможно.
  
   Джеймс Беверидж после перевоплощения: Вера в Спасителя становится по-настоящему сильной тогда, когда ты уже не чаешь обрести прощение за свои грехи.
  
   Апостол Пётр: Никто не в силах осознать всю глубину замысла Божьего.
  
   Святой Иоанн: Человек так устроен, что спасению от смерти он радуется больше, чем избавлению души от греха.
  
   Азраил, ангел смерти: Если смерть считается величайшим злом, то вдвойне злодеем является тот, кто причинит её другому человеку, и тот, кто пожелает её себе.
  
   Катрин Галлахер: Люди не любят смотреть на себя в зеркало. Взгляд со стороны превращает мнимые достоинства в сплошные недостатки. Этим отчасти объясняется то, что человечество уничтожает своих гениев. Они, как зеркала эпохи, отражают не то, что видят остальные. Человеческие поступки, если снять с них одежды приличия, неприглядны в своей наготе.
  
   Нэнси Галлахер: Человеческое сердце - это алтарь милосердия. Попробуйте украсить его самыми прекрасными цветами - любовью, терпением и состраданием, - и вы сразу увидите, как светло станет всем, кто вас знает.
  
  
   No Дмитрий Ильинский, 2012
  
   dmitriyilinskiy@yandex.ru
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"