Но уже через неделю Зоржель почувствовала, что ее угнетает бестолковщина, как она назвала это свое состояние. Она ничего не делала, не могла влиять на решение вопросов, которые касались ее. В загородном доме Иосифа была неопределенность и ожидание скорейшего выезда, здесь же, в Испании, это чувство еще больше обострилось. Они жили на седьмом этаже красавицы - гостиницы, за пределы которой не выходили - было опасно. И только с балкона им открывался прекрасный вид на море, всегда людные ресторанчики на побережье и... на рассвет. Это восхитительное зрелище - рассвет начиналось там, где встречалось небо с морем, на далеком горизонте, где первой появлялась скоба, за которую как будто кто-то вытягивал красное, круглое огниво... И вот оно, огромное, как бы зависало над горизонтом, а потом медленно начинало подниматься все выше и выше и, озаряя мир, отдавало с ярким светом частички своего красного, само, превращаясь в бледно - желтый кружочек. Зоржель любовалась этим зрелищем еще в Брюсселе, но здесь, на море это было ярче, сочнее и выразительнее. Это бывало утром, когда она могла часами стоять и смотреть, а днем, особенно в отсутствии Ярни, они с Вероникой сидели в закрытом номере и никому не открывали, даже обслуживающему персоналу. И только поздними вечерами, когда уже было темно, он выходил с ними на улицу. И тогда, в эти минуты появлялось хорошее настроение, хотелось жить, что-то полезное делать.
- Потерпите немного, так надо, - просил Ярни неоднократно.
Как-то, прогуливаясь босиком по песку опустевшего пляжа, он спросил Зоржель, где бы она хотела жить, в какой стране, в каком городе. Она долго думала и неожиданно ответила:
- Знаешь, я бы хотела жить там, где тишина и покой, устала я от всего. А где - это не важно, - но через минуту поправила себя: - Нет, я не права, для человека важно, где он живет. Очень важно любить это место, и чтобы к тебе относились с уважением.
Они сели на скамейку.
- А где конкретно, ты не знаешь? - допытывался Ярни.
- Не знаю, не думала... Наверное, вначале мы должны где - нибудь обстроиться, да и самим определиться - я имею в виду определить наши с тобой отношения, - она посмотрела на него, а он продолжал сидеть и смотреть на нее, как будто она говорила не о нем, а о ком-то другом.
- Ты слышал, что я сказала? - удивленно спросила она.
- Конечно, слышал. А что ты имеешь в виду: - "определить наши отношения?"
- Хотя бы, кто я тебе - подруга, любовница - сожительница, спутница жизни или кто? - она сделала паузу. - Не обижайся, но я явно не жена тебе. Согласись.
- Согласен и не обижаюсь. Ты явно мне не жена, но это не моя вина, если так можно сказать.
Она смотрела на него, ожидая продолжение объяснения, оправдания, а он сидел, раскинув руки на спинке скамейки, и молчал.
- Ты опять молчишь? - теперь уже раздраженно спросила она.
- Я сейчас не готов продолжать этот разговор, ибо мне не хочется тебе напоминать, что совсем недавно ты была Президентом "Rozenbank", а сейчас - "наследница солидного капитала", как сказал Иосиф. А я... Кто я такой? Обычный солдат и не тебе говорить, какова судьба у таких, как я. Сегодня мы здесь, завтра - кто его знает где, а иногда сразу, без очереди попадаем прямо к Богу, кому как повезет. Думаю, ты это уже хорошо усвоила.
- Так значит ли это, что наши отношения - это флирт в пути, приехали и разбежались? Если так, - продолжала она. - То, когда будем пить отходную? - не дружелюбно усмехаясь, она смотрела на мужчину, с которым последнее время разделяла постель. - Неужели он подлец, - мелькнуло у нее.
- Не нужно смотреть на меня так.
- Как?
- С подозрением и иронией... Что с тобой, что случилось? Тебе нужно успокоиться, у меня нет никакого желания лгать тебе, но и ты разберись, чтобы не обманула сама себя, не пожалела потом об этом.
- Не пожалела о чем? - она сделала вид, что не поняла его.
Он усмехнулся, подошел к ней и обнял за плечи.
- Если вдруг станешь женой... моей женой, - он смотрел ей прямо в глаза.
Это продолжалось какое-то мгновение, и она отвернулась.
- Ты прав, теперь я буду думать - хочу ли я, могу ли я...
Они повернули к гостинице. В номере они опять вернулись к этому разговору.
- Разговор, к сожалению, у нас не получился. А я от этого безделья скоро буду выть на луну, - она начала ходить по комнате. - Отсюда мы должны выехать на Кипр? - она повернулась к Ярни.
- Да, - ответил он.
- Так почему мы не едем, почему ты ничего не говоришь? Вы решаете мой вопрос без меня. Почему? - раздраженно продолжала она. Он почувствовал, что она начала сдавать.
- Успокойся, дорогая, сейчас наши люди проверяют можно ли туда ехать.
- В Larnaca, если мне память не изменяет. Да? Там жил Фрэнк и там он похоронен, а сейчас живет Натали. Ведь ты говорил, что мы сможем быть там пару недель, а уже потом ехать в Израиль. Мы же обсудили это, - она смотрела на него, а он до конца так и не мог понять, что ей не ясно. Казалось, все просто.
- Ты же знаешь, что на Кипре сейчас много русских - и отдыхающих, и работающих, и мафия, и коллеги наши,- наступила пауза, - твои коллеги. Ты хочешь встретиться с ними? - он старался говорить как можно спокойнее.
Она не ответила, а только махнула рукой, мол, не о чем говорить.
Прошло десять дней, как они приехали в Барселону. Вечером, во время прогулки, Ярни сказал, что ехать прямо отсюда на Кипр они не могут, а нужно ехать через какую-то другую страну, например, через Грецию или Турцию, но лучше Грецию из соображений безопасности.
- Ты просила, чтобы я с тобой согласовывал вопросы, ну, вот сейчас нам нужно принять решение, - и он подробно объяснил ей обстановку.
Прямого их преследования замечено не было, однако в Риме, в одной центральной гостинице некими людьми были даны приметы разыскиваемой женщины с девочкой, очень похожих на Зоржель и Веронику. Вполне возможно, что такие приметы даны и в других гостиницах, и в местах, где работают их агенты.
- Ну, стратег наш - Наполеон Бонапарт, что решим? - Ярни, смотрел внимательно на нее. Он хотел перевести все в шутку, но у него не получилось.
- Ты решил теперь всю ответственность возложить на меня? Нет уж, дорогой, Иосиф поручил тебе обеспечить нашу безопасность, будь добр и выполняй. А я бы хотела знать в каждом конкретном случае, что ты думаешь делать. Вот, собственно, и все.
- Так бы и сказала, а то: - "Вы решаете мой вопрос без меня". Так вот, и в дальнейшем голосовать мы не будем. Я получаю информацию и я принимаю решение, за что и несу ответственность. По-моему, я понятно сказал, - он развернулся и отошел от них в сторону.
- Обиделся? Ну и по делу... это я что-то слюни распустила. А он молодец, он мужчина, надежный мужик, он не заслужил. Соберись, милая, и поклонись ему в ножки, - начала укорять она себя.
- Не уходи, пожалуйста, - Зоржель пошла за ним. - Ты столько для нас сделал. Я хотела сказать - для меня сделал, что стал дорогим мне человеком. Не хотела тебя обидеть. Извини. Просто, нервы начали сдавать, ты прав, конечно, я тебе полностью доверяю, - она взяла его за руку.
Он остановился, повернулся к ней и поцеловал.
- Забыли... не было этого, будем пробиваться дальше, - он посмотрел на Веронику, с кислым лицом приближающуюся к ним.
- А ты чего раскисла?
- Не обижай Зоржика - это грех, пожалуйста, - ответила девочка и взяла Зоржель за руку.
- Он меня не обижает. С чего ты взяла?
- Ладно, на всякий случай. Так мы будем гулять или стоять и разговаривать, - и она потянула Зоржель за руку.
Отношения у Вероники с окружающими складывались по-разному. После гибели отца, узнав и осмыслив, насколько она могла сделать это своим детским умом, что осталась одна в этом мире, она три дня сидела в комнате на диване, практически ничего не ела и... плакала. Успокоилась только тогда, когда Зоржель села с ней рядом и рассказала немного о своей жизни, о том, что она тоже одна и что теперь они должны быть вместе столько, сколько им суждено жить на этом свете. Называть ее она может, как угодно - тетя, Зоржель или еще как, но мама у нее была и есть - Мэри или Мария по-русски, а папа - Пьер или Валентин.
- А можно я буду называть тебя Зоржик?
- Пожалуйста, только не коржик, а то еще ненароком скушаешь, - и они обе рассмеялись.
Перелом в их отношениях наступил, когда Зоржель показала Веронике последнее письмо ее отца. Она прочитала его и, ничего не сказав, поцеловала Зоржель. Ярни она немного ревновала к Зоржику, видимо, все-таки опасаясь, что он заберет что-то, что уже принадлежит ей, Веронике.
В Athens они прилетели поздно ночью. В аэропорту их встретил небольшого роста мужчина в кепке. Он что-то сказал Ярни, и все пошли к стоянке машин, где была припаркована и его машина. Это был старенький драндулет неопределенной марки. Минут через тридцать - сорок они выехали из города и еще ехали куда-то часа два. Определить, куда именно, было трудно, так как населенные пункты попадались редко, а вокруг была сплошная темнота и только по напряженной работе двигателя машины, можно было предположить, что они едут по гористой местности. Все это время водитель молчал, да и им не хотелось ни о чем говорить. Наконец, дорогу перегородили условные ворота - две палки снизу и сверху и сбитые поперечины по бокам. Водитель вышел, убрал их в сторону, и машина въехала во двор.
Когда они вышли из машины, ощущалась резкая прохлада.
- Идите, идите в дом, двери дома должны быть открыты, - сказал Ярни.
- Почему так холодно, где мы, в горах? - спросила Вероника, но никто ей не ответил.
Вокруг было темно, и только видна была дорожка к дому, которую освещали фары машины. Когда они вошли в дом, их никто не встретил. Мужчина показал, где они могут расположиться. Через несколько минут его машина уже выезжала со двора. Ночь была тревожная, и Зоржель почти не спала, все время, прижимаясь к теплому телу сопящего Ярни. Утром, когда она встала и зашла в другую комнату, ее встретила приветливая старушка и сказала
по-гречески:
- Доброе утро, как Вам спалось?
Ничего не поняв, Зоржель ответила на английском
- Good morning, madam, how is fresh air here,* - и они обе заулыбались, хотя было видно, что старушка тоже ничего не поняла.
Она вышла во двор. Вокруг были горы, солнце уже поднялось чуть выше хребта и освещало удивительно зеленую растительность. Было сыро - роса покрывала все вокруг, но чувствовалась свежесть, и легко дышалось.
- Надо их будить, пусть посмотрят на эту прелесть, - решила она и вошла в дом.
Через пять дней под чужими фамилиями они вылетели с аэропорта Kalamata на Кипр.