Агитация в рабочей среде
В 1875г. было провозглашено создание "Всероссийской социально-революционной организации". Создана она была в результате объединения двух неформальных революционных групп - кружка студентов - кавказцев (Джабадари, Цицианов, Зданович и др.) и кружка девушек, обучавшихся в Швейцарии, преимущественно на медицинском факультете, и оказавшихся вынужденными вернуться в Россию, не закончив обучения, из-за царского указа.
История этого последнего кружка была такова. Высшее образование на тот момент в России женщинам не давали, и, чтобы приобрести полезную для народа профессию и затем работать на пользу народа, можно было учиться только за границей. По такому пути приобретения образования пошла группа девушек, происходивших из более или менее богатых семей (Софья Бардина, Ольга Любатович, Бетя Каменская и др.). Учась в Швейцарии, они поражали тамошних профессоров и тамошних филистеров как рвением к науке, так и строгостью нравов. Однако Швейцария была центром русской революционной эмиграции, и люди, всерьез хотевшие работать на пользу народа, не могли ограничиваться изучением медицины, но естественным образом занимались и изучением социальных наук. Встревоженное этим царское правительство издало в июле 1873г. указ, обязующий русских студенток в Швейцарии, не кончив обучения, немедленно вернуться в Россию, под угрозой в противном случае лишения возможности работать или учиться в России. Не довольствуясь обвинением студенток в революционных стремлениях (что было сущей правдой), царский указ черным по белому утверждал кроме того, что учеба для них является лишь предлогом для того, чтобы "предаваться порочным утехам свободной любви" (В действительности в этом отношении нравственные нормы революционного народничества были, скорее, чрезмерно строги. Для Перовской не было худшего ругательства, чем "бабник", активиста кружка чайковцев Александрова, несмотря на все его прошлые заслуги, исключили из организации за аморалку. Сами же бывшие швейцарские студентки, при создании "Всероссийской социально-революционной организации", потребовали внесения в Устав параграфа о полном отказе от личной жизни вплоть до победы революции, но это требование было провалено мужской частью организации).
Первой реакцией студенток было намерение не возвращаться. Но сразу же возникал вопрос: если мы хотели учиться наукам не ради самих наук и не ради личной карьеры, а для того, чтобы, получив знания, работать на пользу народа, то неужели мы, даже из тысячу раз справедливого протеста против беспардонного оскорбления со стороны царизма, откажемся возвращаться в Россию и работать там на пользу народа - хотя бы работу эту приходилось осуществлять и не в тех формах, которые мы планировали первоначально?
Работать на пользу народа они решили, пойдя ткачихами на ткацкие фабрики Москвы (каким адом были ткацкие фабрики в тогдашней России, мы уже видели на примере города Иваново и тамошних высыхающих мальчиков). Вера Фигнер, будущий лидер "Народной воли" и сестра одной из активисток Московской организации, Лидии Фигнер, напишет о социальном происхождении актива московской группы следующее:
"Из женщин три Субботины были очень богатыми помещицами Курской и Орловской губерний; Батюшкова - дочь действительного статского советника, владелица капитала в 40 тыс. рублей; две Любатович были дочерьми московского фабриканта; Александрова - дочь московского купца; Хоржевская - дочь одесского домовладельца; Бардина, Л. Фигнер и Туманова - дочери землевладельцев. Из мужчин князь Цицианов обладал на Кавказе обширными поместьями" (Блестящая плеяда. М., 1989, сс. 526 - 527).
И чего не жилось людям?, - удивится современный обыватель. Объяснять ему это мы не будем, так как он все равно не поймет...
Пропагандистская работа в рабочей (как и в крестьянской) среде со стороны девушек-народниц встречала дополнительные сложности сравнительно с работой пропагандистов - мужчин. Дело в том, что работницы - ткачихи, с которыми пропагандистки имели возможность свободного регулярного общения, по причине своей задавленности и присущего патриархальной культуре презрительного отношения к женщинам, никак не могли выполнять инициативную роль в классовой борьбе, а общение с мужчинами-ткачами было для пропагандисток весьма затруднительно по различным бытовым и психологическим причинам. Удивительно, но они сумели этот барьер сломать - особенно получалось это у Бардиной и Каменской. Каменскую, бывшую человеком совершенно не от мира сего, ткачи искренне считали святой пророчицей, тогда как Бардина, действовавшая не по наитию, а по разуму и расчету, изо дня в день находила все новые способы, чтобы познакомившись поближе с какой-то ткачихой и придя к ней в гости, сказать при случае несколько истин ее мужу, разъясняя по священному писанию (мы уже говорили, что, для того, чтобы объяснить свою необычность, ей приходилось выдавать себя за раскольницу) и по здравому смыслу всю неправду окружающей жизни. Кончилось это все равно плохо - толчком к полицейскому разгрому организации послужил донос некой жены ткача, сдуру приревновавшей своего мужа к Бардиной...
Кроме пропагандистских талантов и энергии Бардиной, Каменской и их подруг, определенным успехам Московской организации способствовало и еще одно немаловажное обстоятельство. "Всероссийская социально-революционная организация" не была чисто интеллигентской группой, и девушки - пропагандистки составляли численно ее наиболее значительную, но не единственную часть. Еще в начале 1870-х годов в Петербурге к чайковцам пришел молодой ткач Петр Алексеев и попросил помочь ему научиться геометрии, которая, почему-то интересовала его тогда больше всех других наук. Петр Алексеев был сыном бедного крестьянина Смоленской губернии и в 9 лет был отдан своим отцом работать на ткацкую фабрику. Как и большая часть русских ткачей того времени, он сохранял тесную связь с деревней, куда возвращался каждый год на время полевых работ. Это был полурабочий-полукрестьянин, социальный тип, наиболее любимый народниками того времени, и они не оставили без внимания его просьбу о помощи в изучении геометрии, заодно передавая ему всякие знания из прочих, прежде всего социальных, наук.
Петр Алексеев стал самостоятельным пропагандистом - революционером. В 1874г. он принял участие в "хождении в народ", для чего ему, в отличии от революционеров из интеллигенции, не надо было притворяться не тем, кем он был. Когда в том же 1874г. пропагандистская работа в деревне сделалась весьма затруднительной из-за усиления полицейского надзора, он переехал в Москву. Тогда можно было устроиться работать на фабрику на один день, на неделю, на месяц и т.п. Петр Алексеев переходил работать с фабрики на фабрику, повсюду устанавливая контакты и организуя рабочие кружки. Таким же образом действовало и несколько других ткачей-революционеров, поэтому Московскую группу можно считать замечательным примером совместной, на равных революционной работы стремившихся к орабочению интеллигенток и поднимавшихся к человеческой мысли рабочих.
Суд над Всероссийской социально-революционной организацией состоялся в 1877г. С весьма хорошей речью выступила на нем Софья Бардина:
"...как бы то ни было и какова бы ни была моя участь, я, господа судьи, не прошу у вас милосердия и не желаю его. Преследуйте нас, как хотите, но я глубоко убеждена, что такое широкое движение, продолжающееся уже несколько лет сряду и вызванное, очевидно, самим духом времени, не может быть остановлено никакими репрессивными мерами...
Председатель суда сенатор Петерс: Нам совсем не нужно знать, в чем вы убеждены.
Бардина. Оно может быть, пожалуй, подавлено на некоторое время, но тем с большей силой оно возродится снова, как это всегда бывает после всякой реакции подобного рода; и так будет продолжаться до тех пор, пока наши идеи не восторжествуют. Я убеждена еще в том, что наступит день, когда даже и наше сонное и ленивое общество проснется и стыдно ему станет, что оно так долго позволяло безнаказанно топтать себя ногами, вырывать у себя своих братьев, сестер и дочерей и губить их за одну только свободную исповедь своих убеждений! И тогда оно отомстит за нашу гибель... Преследуйте нас - за вами пока материальная сила, господа, но за нами сила нравственная, сила исторического прогресса, сила идеи, а идеи - увы! - на штыки не улавливаются!"(там же, сс. 533 - 534).
Но совершенно изумительное, небывалое доселе явление представляла речь Петра Алексеева. Таких речей господствующим классам Российской Империи слышать от рабочих еще не приходилось:
"Мы, миллионы людей рабочего населения, чуть только станем сами ступать на ноги, бываем брошены отцами и матерями на произвол судьбы, не получая никакого воспитания за неимением школ и времени от непосильного труда и скудного за то вознаграждения. Десяти лет - мальчишками - нас стараются проводить с хлеба долой на заработки. Что же нас там ожидает? Понятно, продаемся капиталисту на сдельную работу из-за куска черного хлеба, поступаем под присмотр взрослых, которые розгами и пинками приучают нас к непосильному труду; питаемся кое-как, задыхаемся от пыли и испорченного, зараженного разными нечистотами воздуха. Спим где попало - на полу, без всякой постели и подушки в головах, завернутые в кое-какие лохмотья и окруженные бесчисленным множеством разных паразитов...В таком бедственном положении некоторые навсегда затупляют свою умственную способность и не развиваются нравственные понятия, усвоенные еще в детстве; остается все то, что только может выразить одна грубо воспитанная, всеми забытая, от всякой цивилизации изолированная, мускульным трудом зарабатывающая хлеб рабочая среда. Вот что нам, рабочим, приходится выстрадать под ярмом капиталиста в этот детский период! И какое понятие мы можем усвоить по отношению к капиталисту, кроме ненависти?...
Неужели мы не видим, как вокруг нас все богатеют и веселятся за нашей спиной? Неужели мы не можем сообразить и понять, почему это мы так дешево ценимся и куда девается наш невыносимый труд? Отчего это другие роскошествуют, не трудясь, и откуда берется ихнее богатство?...
...крестьянская реформа 19 февраля 1861г....не обеспечивает самые необходимые потребности крестьянина. Мы по-прежнему остались без куска хлеба с клочками никуда не годной земли и перешли в зависимость к капиталисту...Если мы, к сожалению, нередко бываем вынуждены просить повышения пониженной самим капиталистом заработной платы, нас обвиняют в стачке и ссылают в Сибирь - значит, мы крепостные! Если мы со стороны самого капиталиста вынуждены оставить фабрику и требовать расчета вследствие перемены доброты материала и притеснения от разных штрафов, нас обвиняют в составлении бунта и прикладом солдатского ружья приневоливают продолжать у него работу, а некоторых как зачинщиков ссылают в дальние края - значит, мы крепостные! Если из нас каждый отдельно не может подавать жалобу на капиталиста и первый же встречный квартальный [т.е. полицейский] бьет нас в зубы кулаком и пинками гонит вон - значит, мы крепостные! Из всего мною вышесказанного видно, что русскому рабочему народу остается надеяться только самим на себя и не от кого ждать помощи, кроме от одной нашей интеллигентной молодежи...
Председатель суда (вскакивает и кричит): Молчите! Замолчите!
Алексеев (возвысив голос, продолжает): Она одна братски протянула к нам свою руку. Она одна откликнулась, подала свой голос на все слышанные крестьянские стоны Российской Империи. Она одна до глубины души прочувствовала, что значат и отчего отовсюду слышны эти крестьянские стоны. Она одна не может смотреть равнодушно на этого изнуренного, стонущего под ярмом деспотизма угнетенного крестьянина. Она одна как добрый друг братски протянула к нам свою руку и от всего искреннего сердца желает вытащить нас из затягивающей пучины на благоприятный для всех стонущих путь. Она одна, не опуская рук, ведет нас, раскрывая все отрасли для выхода всех наших собратьев из этой лукаво построенной ловушки до тех пор, пока не сделает нас самостоятельными проводниками к общему благу народа. И она одна неразлучно пойдет с нами до тех пор, пока (говорит, подняв руку) подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда...
Председатель суда (волнуется и вскочив, кричит): Молчать! Молчать!
Алексеев (возвышая голос) ...и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах" (там же, сс. 536 - 540) .
По приговору суда наиболее активные деятели Московской группы были приговорены к каторге, которая для женщин была заменена ссылкой. Бетя Каменская в тюрьме сошла с ума еще до суда, была выпущена на поруки и вскоре умерла. Бардина бежала из ссылки в 1880г. Общего языка с народовольцами она, народница-пропагандистка, не нашла, и потому эмигрировала за границу, где в 1883г. застрелилась во время приступа депрессии. Петр Алексеев отбыл свои 9 лет каторги, после чего был направлен в ссылку в глухие якутские края, откуда собирался бежать, но в 1891г. был убит местными жителями, ошибочно вообразившими, что у такого человека должно храниться немало, по местным меркам, денег. Как можно судить по его речи на суде, произойди в 1870-е годы в России революция, ткач-самоучка Петр Алексеевич Алексеев сумел бы сделать в ней очень многое, не меньше, чем в других революциях сделали Махно или Дуррути...
Несмотря на большую роль Петра Алексеева и нескольких его товарищей - ткачей, Московская организация все же оставалась по преимуществу группой интеллигентов - пропагандистов в рабочем классе. По-другому обстояло дело с созданным в том же 1875г. в Одессе Южно-Российским союзом рабочих. В нем был всего один интеллигент, правда, игравший решающую роль в работе организации. Этим интеллигентом был Евгений Заславский, многие обстоятельства жизни которого так и остались неизвестны.
Изначально Заславский был народником - лавристом. Для Бакунина и Ткачева немецкая марксистская социал-демократия являлась скопищем предателей революции и агентов буржуазии в рабочем классе, Лавров же и его последователи относились к деятельности немецкой социал-демократии того времени с критической симпатией. Этим идейным происхождением Заславского объясняется протомарксистская тенденция, заметная в деятельности Южно-российского союза рабочих (по мнению единственного активиста организации, дожившего до 1920-х годов, Сквери, ставшего в начале 20 века меньшевиком, в условиях буржуазной демократии Южно-Российский союз рабочих развился бы в обыкновенный профсоюз, и только условия царского режима придали его деятельности революционный характер. Насколько Сквери был прав, мы судить здесь не беремся).
Одной из особенностей Заславского была свойственная ему, как и некоторым другим кающимся левым интеллигентам разных эпох, резко выраженная интеллигентофобия. Он не допускал "своих" рабочих к контактам с интеллигентами - народниками, а когда летом 1875г. в Одессу приехали активисты московской организации Георгий Зданович и Ольга Любатович с целью налаживания сотрудничества между рабочими организациями Москвы и Одессы, Заславский решительно воспрепятствовал их встрече с рабочими из Южно-Российского Союза.
Впрочем, личные странности Заславского не отменяют того факта, что 60 одесских пролетариев, составлявших костяк Южно-Российского Союза рабочих и 200 пролетариев, сочувствовавших и помогавших организации, эти пролетарии, организовывавшие стачки, печатавшие нелегальную литературу и успевшие незадолго до разгрома организации создать ее филиальные группы в Ростове-на-Дону и в Таганроге, не были марионетками не любящего интеллигенцию интеллигентного вождя, но действовали по собственной воле. Более того. Игравшие, наряду с Заславским, решающую роль в руководстве организацией литейщик Ян Рыбицкий и железнодорожник Федор Кравченко настаивали на сотрудничестве с революционерами - народниками, и когда это не прошло, вышли ранней осенью 1875г. из организации.
В программном документе Южно-Российского союза рабочих говорилось:
"Сознавая, что установившийся ныне порядок не соответствует истинным требованиям справедливости относительно рабочих; что рабочие могут достигнуть признания своих прав только посредством насильственного переворота, который уничтожит всякие привилегии и преимущества и поставит труд основою личного и общественного благосостояния; что этот переворот может произойти только при полном сознании всеми рабочими своего безвыходного положения и при полном их объединении, - мы, рабочие Южно-Российского края, соединяемся в один союз под названием "Южно-Российский Союз Рабочих", постановляя себе целью: во-первых - пропаганду идеи освобождения рабочих из-под гнета капитала и привилегированных классов; во-вторых - объединение рабочих Южно-Российского края; в-третьих - для будущей борьбы с установившимся экономическим и политическим порядком" (цит. по В.И. Невский. История РКП(б). Краткий очерк.//. Бюллетень "Интернационалист", приложение. Ноябрь 2006).
Южно-Российский союз рабочих был разгромлен в том же 1875г. На суде Заславский был приговорен к 10 годам каторги, Рыбицкий и Кравченко - к 5 годам, остальные подсудимые получили меньшие срока. Заславский умер вскоре после суда, в 1878г., в тюрьме от туберкулеза, Кравченко - отбыв каторгу в ссылке в Якутии, следы Рыбицкого теряются, такие активисты организации, как Наддачин, Наумов и Сквери, продолжали революционную деятельность и в последующий период.
При всех странностях Заславского он воспитал в Одессе слой грамотных рабочих, слой, сохранившийся и после гибели Южно-Российского союза и продержавшийся в городе вплоть до разгула полицейского террора в начале 1880-х годов.
В конце 1878г. в Петербурге тамошние передовые рабочие создали Северный союз русских рабочих, насчитывавший до 200 человек. В его программном заявлении говорилось:
"К русским рабочим!
Сознавая крайне вредную сторону политического и экономического гнета, обрушивающегося на наши головы со всей силой своего неумолимого каприза, сознавая всю невыносимую тяжесть нашего социального положения, лишающего нас всякой возможности и надежды на сколько-нибудь сносное существование, сознавая, наконец, более невозможным сносить этот порядок вещей, грозящий нам полным материальным лишением и парализацией всех наших духовных сил, мы, рабочие Петербурга, на общем собрании от 23 и 30 декабря 1878г. пришли к мысли об организации общерусского союза рабочих, который, сплачивая разрозненные силы городского и сельского рабочего населения и выясняя ему его собственные интересы, цели и стремления, служил бы ему достаточным оплотом в борьбе с социальным бедствием и давал бы ему ту органическую внутреннюю связь, которая необходима для успеха борьбы...
Путем неутомимой и деятельной пропаганды в среде своих собратьев Северный союз надеется достичь тех результатов, которые выдвинут и у нас рабочее сословие и заставят его заговорить о себе, о своих планах; посему на обязанности каждого члена союза лежит священный долг вести посильную агитацию в угнетаемой и отзывчивой на требования справедливости рабочей массе. Услуга его не останется забытой потомством, и славное имя его... занесется в летописи истории.
Рабочие, вас мы зовем теперь, к вашему голосу совести и сознанию обращаемся мы.
Великая социальная борьба уже началась, и нам нечего ждать: наши западные братья уже подняли знамя освобождения миллионов, и нам остается только примкнуть к ним. Рука об руку с ними пойдем мы вперед, и в братском единении сольемся в одну грозную боевую силу...
На нас, рабочие, лежит великое дело - дело освобождения себя и своих братьев, на нас лежит обязанность обновления мира, утопающего в роскоши и истощающего наши силы, - и мы должны дать его... мы идем обновить мир.
...Рабочие! Становитесь смело под наше знамя социального переворота, сомкнитесь в дружную братскую семью и, опоясавшись духовным мечом истины, идите проповедовать свое учение по городам и селам!
Ваше будущее лежит в этой спасительной пропаганде, и ваш успех зависит от нравственной силы вашей, с нею вы покорите мир. Знайте, что в вас заключается вся сила и значение страны, вы - плоть и кровь государства, и без вас не существовало бы других классов, сосущих теперь вашу кровь. Вы смутно сознаете это, но у вас нет организации, нет идеи, которой вы бы руководились, нет, наконец, нравственной поддержки, столь необходимой для отпора врагу. Но мы, рабочие - организаторы "Северного союза" даем вам эту руководящую идею, даем вам нравственную поддержку в сплочении интересов, и, наконец, даем вам ту организацию, в которой нуждаетесь вы. Итак, за вами, рабочие, последнее слово, от вас зависит участь великого союза и судьба социальной революции в России".
Среди практических требований программы Северного союза русских рабочих были:
"1). Ниспровержение существующего политического и экономического строя государства, как строя, крайне несправедливого.
2). Учреждение свободной народной федерации общин, основанных на полной политической равноправности и с полным внутренним самоуправлением на началах русского общинного права.
3). Уничтожение поземельной собственности и замена ее общинным землевладением.
4). Правильная ассоциационная организация труда, предоставляющая в руки рабочих - производителей продукты и орудия производства" (В.А. Соболев. Степан Халтурин. Киров, 1973, сс. 65 - 68 и В.А. Прокофьев. Степан Халтурин. М., 1958, сс. 134 - 138).
К созданию Северного союза русских рабочих интеллигенты - народники непосредственного отношения не имели и, более того, сразу же после своего возникновения Северный союз начал полемику на равных с "Землей и волей" по важнейшему вопросу о соотношении борьбы за демократию с борьбой за социализм (землевольцы тогда еще считали, что демократическая политическая революция будет всего лишь подчиненным эпизодом всеохватывающей социальной революции, деятели Северного союза не исключали возможность, что может получиться так, что сначала будет свергнуто самодержавие, и лишь потом всерьез начнется борьба за социализм). Однако организационная независимость Северного союза русских рабочих от народнического движения не означает, что рабочие активисты дошли до своих идей, движимые непосредственными рефлексами, непосредственным отражением своей пролетарской экономической ситуации.
Ядро Северного союза составили рабочие активисты, прошедшие многолетнюю школу в народнических пропагандистских кружках, активисты, которые именно с помощью народнической литературы пришли к пониманию своего классового положения и путей борьбы за его изменение. Неформальными лидерами Северного Союза были 30-летний слесарь Виктор Обнорский и 22-летний столяр-краснодеревщик Степан Халтурин, которые, наряду с ткачом Петром Алексеевым, являются крупнейшими рабочими-революционерами рассматриваемого периода, да и вообще всей истории революционного движения в России. И Обнорский, и Халтурин по уровню знаний, по организаторским способностям, по беспредельной преданности делу освобождения угнетенных классов ничем не уступали лучшим революционерам из интеллигенции. Обнорский приобрел первоначальное политическое образование в кружке чайковцев, жил и работал за границей, знал три иностранных языка. О Халтурине, одном из самых привлекательных по всем своим качествам героев русского революционного движения, речь пойдет дальше...
Конец 1870-х годов сопровождался определенным подъемом рабочей борьбы в Санкт-Петербурге. Наиболее крупными проявлениями этой борьбы были 2 стачки - 1878 и 1879г. на Невской бумагопрядильне. Второй из них, наряду с "Землей и волей", активно содействовал Северный союз русских рабочих.
Эта самостоятельная организация питерских пролетариев не смогла стать тем, чем могла бы стать, не в силу каких-то собственных просчетов, а из-за полицейских репрессий. Уже через месяц после создания организации был арестован Виктор Обнорский, выданный провокатором Рейнштейном. Рейнштейна уничтожит землеволец Михаил Попов, но потери Обнорского это не возместит. Дальше аресты следовали за арестами. Уже на излете Северного Союза, эта рабочая организация сумела все-таки устроить собственную типографию и напечатать первый номер газеты "Рабочая заря", однако типография была раскрыта полицией, и большая часть тиража погибла. Не мудрено, что Халтурин, изо всех сил пытавшийся спасти организацию и сперва резко враждебно относившийся к тактике индивидуального террора, уже к осени 1879г. пришел к выводу, что в существующих условиях пропагандистская работа невозможна, что необходимо цареубийство, которое либо станет сигналом к социальной революции либо, во всяком случае, заставит правительство прекратить отправлять людей на каторгу за социалистическую пропаганду. Приняв решение о неизбежности террора, Халтурин бесстрашно пройдет по избранному пути до конца...
Обнорского приговорили к 10 годам каторги. Отбыв срок, он остался в Сибири, к участию в революционном движении не вернулся, работал кузнецом. Ему повезло умереть в счастливое время - в 1919г. - не раньше и не позже, когда могло казаться, что то, за что боролся он сам в молодости, за что погибли лучшие его товарищи, сбывается на глазах. В 1917г. старый рабочий - революционер ожил, он активно участвовал в революционных событиях в Сибири, сражался в красных партизанских отрядах против Колчака, и умер в 1919г. от тифа. В последние 2 года своей жизни Виктор Павлович Обнорский любил в свободные минуты напевать "И мы не праздно в мире жили...".
Заканчивая главу о рабочих организациях 1870-х годов, сделаем еще несколько замечаний. Русские рабочие того времени делились на две сильно различающиеся категории - "фабричных" и "заводских". "Фабричными" называли преимущественно рабочих легкой промышленности, сохранявших тесные связи с деревней и живших в невыносимых условиях, о которых дает представление речь Петра Алексеева. "Фабричные" были своего рода полурабочими - полукрестьянами, тогда как сравнительно хорошо оплачиваемые, грамотные и высококвалифицированные "заводские", прежде всего рабочие - металлисты, до какой-то степени являлись полурабочими - полуинтеллигентами. Как можно судить по воспоминаниям П.А. Кропоткина и М.Р. Попова, многие народнические пропагандисты не любили "заводских" рабочих и отдавали предпочтение сохранявшим крестьянский общинный дух "фабричным". Современному историку приходится сделать другой вывод. При всех революционных заслугах таких ткачей, как Петр Алексеев или активист Северного Союза русских рабочих, будущий лидер Морозовской стачки 1885г. Петр Моисеенко, грамотные и думающие "заводские" рабочие были гораздо более, чем ткачи, способны к самостоятельной систематической деятельности, именно "заводские", а не "фабричные" рабочие образовывали ядро Южно-Российского и Северного рабочих союзов, а затем - рабочих организаций "Народной воли"...
Представители крайне оппортунистического течения в русском марксизме конца 1890-х годов - т.н. "экономисты" утверждали, что русские рабочие - это такие бездуховные скоты, которых интересует только прямой экономический интерес - борьба за зарплату и лучшие условия труда, и именно через этот прямой экономический интерес и надо втягивать рабочих незаметным для них самих образом в революционную борьбу. Подлинная история русского рабочего движения опровергает это мнение. Передовые рабочие-кружковцы жадно стремились к знаниям, причем к знаниям не только социально-политического, но и естественнонаучного характера (пример того, как молодой ткач Петр Алексеев захотел выучиться геометрии и к чему это привело, мы уже видели). В 1890-е годы ремесленники-кружковцы Вильно окажут отчаянную оппозицию плану "экономистских" интеллигентов ограничить задачи кружков организацией борьбы за экономические интересы и вплотную подойдут к идее интегральной революционной организации, которая одновременно и ведет экономическую и политическую борьбу, и распространяет знания в рабочем классе, содействует его духовному самоосвобождению (эта история с позиций, враждебных вильнюсским рабочим-кружковцам, описана в воспоминаниях Мартова).
В.И. Ленин в "Что делать" пишет об отношении передовых рабочих - кружковцев к попыткам "экономистов" урезать задачи рабочего движения борьбой за его "прямой экономический интерес" следующее:
"...Наши "экономисты", и в том числе "Рабочее Дело", имели успех благодаря тому, что подделывались под неразвитых рабочих. Но рабочий - социал-демократ, рабочий-революционер (а число таких рабочих все растет) отвергнет с негодованием все эти рассуждения о борьбе за требования, "сулящие осязательные результаты", и проч., ибо он поймет, что это только варианты старой песенки о копейке на рубль. Такой рабочий скажет своим советчикам из "Р. Мысли" и из "Раб. Дела": зря вы суетитесь, господа, вмешиваясь чересчур усердно в то дело, с которым мы и сами справляемся, и отлынивая от исполнения ваших настоящих обязанностей. Совсем ведь это неумно, когда вы говорите, что задача социал-демократов придать самой экономической борьбе политический характер; это только начало, и не в этом главная задача социал-демократов, ибо во всем мире и в России в том числе полиция нередко сама начинает придавать экономической борьбе политический характер, рабочие сами научаются понимать, за кого стоит правительство. Ведь та "экономическая борьба рабочих с хозяевами и правительством", с которой вы носитесь, точно с открытой вами Америкой, - ведется в массе русских захолустий самими рабочими, слышавшими о стачках, но о социализме почитай-то ничего и не слыхавшими. Ведь та "активность" нас, рабочих, которую вы все хотите поддерживать, выставляя конкретные требования, сулящие осязательные результаты, в нас уже есть, и мы сами в нашей будничной, профессиональной, мелкой работе выставляем эти конкретные требования зачастую без всякой помощи интеллигентов. Но нам мало такой активности; мы не дети, которых можно накормить кашицей одной "экономической" политики; мы хотим знать все то, что знают и другие, мы хотим подробно познакомиться со всеми сторонами политической жизни и активно участвовать во всяком и каждом политическом событии. Для этого нужно, чтобы интеллигенты поменьше твердили то, что мы и сами знаем, а побольше дали нам того, чего мы еще не знаем, чего мы сами из своего фабричного и "экономического" опыта и узнать никогда не можем, именно: политического знания [курсив мой - М.И.]. Это знание можете приобрести себе вы, интеллигенты, и вы обязаны доставлять нам его во сто и в тысячу раз больше, чем вы это делали до сих пор, и притом доставлять не в виде только рассуждений, брошюр и статей (которые часто бывают - простите за откровенность! - скучноваты), а непременно в виде живых обличений того, что именно в данное время делает наше правительство и наши командующие классы во всех областях жизни. Исполняйте-ка поусерднее эту свою обязанность, и поменьше толкуйте о "повышении активности рабочей массы". У нас активности гораздо больше, чем вы думаете, и мы умеем поддерживать открытой, уличной борьбой даже требования, никаких "осязательных результатов" не сулящие! И не вам "повышать" нашу активность, ибо у вас самих как раз активности-то и не хватает. Поменьше преклоняйтесь пред стихийностью и побольше думайте о повышении своей активности, господа!"
("Что делать", глава III . v . в) ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОБЛИЧЕНИЯ И "ВОСПИТАНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОЙ АКТИВНОСТИ". См., например, В.И. Ленин. Сочинения, издание 3-е, т. IV , М. - Л., 1929, сс. 417 - 418)
При всем при том нужно понимать, что передовые рабочие, входившие в подпольные кружки, изучавшие геометрию и биологию, читавшие "Происхождение видов" и "Капитал", составляли все же малое меньшинство рабочего класса. Однако были проблемы, не связанные с "непосредственными экономическими интересами" всей рабочей массы, однако задевавшие ее чрезвычайно остро. Это прежде всего, проблема полицейского деспотизма, принимавшего в отношении низов общества прямые, грубые и зримые формы избиений и поборов.
В своей полемике с "Землей и волей" о соотношении борьбы за политическую свободу с борьбой за социализм, деятели "Северного союза русских рабочих", подчеркивавшие важность борьбы за политическую свободу, не руководствовались марксистской схемой, что пролетарской революции должна предшествовать революция буржуазная. Халтурина и его товарищей взбесило подозрение, что даже революционеры из интеллигенции могут считать задавленных нуждой рабочих "сысойками", озабоченными только экономическим вопросом жратвы, что интеллигенты могут не понимать, что для человеческого достоинства рабочего полицейская зуботычина оскорбительнее даже нищенской зарплаты...
Интеллигент - пропагандист середины 1880-х годов В.А. Бартенев вспоминал о своих первых впечатлениях от бесед с рабочими-кружковцами:
"Что меня сначала немного удивляло, так это то, что политический гнет чувствовался рабочими, пожалуй, даже острее, чем тяжелое экономическое положение. Против правительства и полиции были настроены хуже, чем против представителей капитала. Рабочий из нашего кружка Крутов и его товарищи страшно возмущались, что каждый городовой может тянуть в участок за шиворот и бить по морде. Мне иногда казалось, что полицейский гнет они чувствовали даже острее, чем мы, студенты, с нашим юмористическим к нему отношением. Вероятно, это происходило от того, что полицейский гнет проявлялся относительно рабочих в более грубых формах; с нами, интеллигентами, все-таки стеснялись" (А.И. Ульянов и дело 1 марта 1887г. Сборник, составленный А.И. Ульяновой-Елизаровой. М.-Л., 1927, сс. 28 - 29).
Вот два высказывания рабочих-народовольцев, хорошо выражающих важные элементы их психологии, психологии революционного рабочего движения в России.
В 1882г. на "процессе 20-ти", крупнейшим народовольческом процессе предатель - рабочий В. Меркулов (разные бывают люди, разные и рабочие) скажет, будто народовольцы заманивали рабочих к себе в партию деньгами, водкой и т.п. Рабочий-народоволец Макар Тетерка даст ему пощечину и скажет:
"Я при своей деятельности руководствовался не деньгами, не пирушками, а просто злобой ко всему, меня окружавшему [т.е. классовой ненавистью], и людям, благодаря которым я попал в партию, я, несмотря на грозящую мне ответственность, буду всегда благодарен" (цит. по Н.А. Троицкий. "Народная воля" перед царским судом (1880 - 1894). Саратов, 1983, с. 87).
Макар Тетерка был достаточно известным революционером и произнес свои слова во время своего последнего открытого боя (его приговорят к смертной казни, замененной вечной каторгой, и он скоро умер в крепости). А вот что писал в личном письме своему дяде - рабочему - народовольцу М.Лебедеву сагитированный последним молодой рабочий Иван Бондаренко:
"Не на то нас мать родила, чтобы горе горевать, а на то родила родная, чтобы начальство искоренять и рабочих возвышать" (цит. по С.С. Волк. Народная воля. 1879 - 1882. М-Л., 1966, с. 369).
И последнее замечание о раннем рабочем движении в России. Революционер-большевик, троцкист и очень хороший литературный критик А.К. Воронский в своих воспоминаниях описывает следующую историю, произошедшую осенью 1905г., когда молодой большевистский агитатор "Валентин" (т.е. сам Воронский) выступал на рабочих собраниях. После одного из таких собраний к нему подошел немолодой рабочий и пригласил в гости, на чашку чая.
За чаем пожилой рабочий рассказал молодому большевику свою историю. На их заводике небольшой, всего из 4 рабочих, революционный кружок был создан еще в конце 1870-х годов, народниками. После того, как "Народная воля" была разгромлена, кружок потерял все связи с внешним революционным миром. Из 4 рабочих один отошел, засосанный бытовухой, 3 других регулярно собирались, перечитывали потрепанные до дыр старые народнические брошюры - свое главное сокровище, обсуждали текущие политические события, вспоминали Тимоху Михайлова (этот молодой рабочий-народоволец, казненный вместе с другими первомартовцами, был очень популярен среди рабочих Санкт-Петербурга за свою всегдашнюю готовность встать за товарища и в темном углу избить ненавистного мастера, память о нем в рабочей среде Петербурга дожила по меньшей мере до середины 1890-х годов) - и изо дня в день, из года в год, вели у себя на заводе осторожные, но опасные разговоры на тему о хозяине-живоглоте и о царе-вешателе. Так продолжалось более 10 лет, пока с ними не установили контакт революционеры следующего поколения.
Имени своего гостеприимного хозяина и 2 его товарищей Воронский то ли не спросил по конспиративным причинам (была только осень 1905г.), то ли забыл за давностью лет. Между тем без них и без таких, как они, неизвестных героев революции победа революции была бы точно так же невозможна, как невозможна она была бы и без известных и куда более ярких революционеров вроде Степана Халтурина. Революция - это и геройский подвиг, за который платят собственной жизнью, и незаметная, сама по себе незначительная, тяжелая, не дающая непосредственных результатов работа изо дня в день - причем за такую работу классовый враг, когда он о ней узнает, тоже по головке не гладит и пряниками не кормит...