Нечаев
Студенческие волнения начала 1869г. были направлены против запрета царским правительством студенческих сходок, касс взаимопомощи и дешевых столовых. Наиболее радикальная часть студенчества, однако, считала недостаточным ограничиваться чисто студенческими требованиями и настаивала на необходимости готовиться к крестьянской революции, наступление которой ожидалось в 1870г., когда крестьяне получали возможность отказываться от земли и уходить на заработки в города. Лидеров самого крайнего крыла студенчества стал 21-летний Сергей Нечаев, студент - заочник и учитель приходского училища.
Много лет спустя известная русская революционерка Вера Засулич, знавшая Нечаева в то время, даст ему следующую характеристику:
"Нет достаточно данных, чтобы проследить, как сложился этот бесконечно дерзкий и деспотичный характер, и на чем именно выработалась его железная воля; несомненно, однако, что главнейшая роль принадлежит тут происхождению, исключительной личной судьбе Нечаева. Самоучке, сыну ремесленника пришлось, конечно, преодолеть массу препятствий, прежде чем удалось выбиться на простор, и эта-то борьба, вероятно, и озлобила, и закалила его. Во всяком случае, ясно одно: Нечаев не был продуктом нашей интеллигентной среды. Он был в ней чужим. Не убеждения, не взгляды, вынесенные им из соприкосновения с этой средой, были подкладкой его революционной энергии, а жгучая ненависть, и не против правительства только, не против учреждений, не против одних эксплуататоров народа, а против всего общества, всех образованных слоев, всех этих баричей, богатых и бедных, консервативных, либеральных и радикальных. Даже к завлеченной им молодежи он если и не чувствовал ненависти, то, во всяком случае, не питал к ней ни малейшей симпатии, ни тени жалости, и много презрения. Дети того же ненавистного общества, связанные с ним бесчисленными нитями, "революционеры, праздноглаголящие в кружках и на бумаге", при этом гораздо более склонные любить, чем ненавидеть, они могли быть для него "средством или орудиями", но ни в коем случае не товарищами, и даже не последователями..." (Революционный радикализм в России. М., 1997, сс. 520 - 521).
Сергей Геннадиевич Нечаев родился в сентябре 1847г. в городе Иваново, центре русской текстильной промышленности (что это значит, мы сейчас увидим). Отец его был незаконным сыном помещика и крепостной крестьянки, причем помещик не только не дал своему ребенку вольную, но вскоре продал его вместе с матерью другому помещику. Подобное семейное воспоминание никак не могло способствовать любви к существующим порядкам. Выкупившись на волю, Геннадий Нечаев работал рисовальщиком вывесок и официантом, в последнем своем качестве подвергаясь всяческим унижениям со стороны гуляющих купчин.
О том, за счет кого последние развивали отечественную промышленность, можно судить из очерка об ивановских фабриках, написанного Ф.Д. Нефедовым, другом юности Нечаева:
"Я раз спросил одного фабриканта, что за люди выходят впоследствии из всех этих мальчуганов, работающих на сушительных барабанах, в зрельных и на вешалах. Он, немного подумав, дал мне такой ответ:
- Бог знает, куда они все деваются, мы уж как-то их не видим после.
- Как не видите?!
- Да так, высыхают они.
Я принял это выражение за чистую метафору.
-Вы хотите сказать, что впоследствии они переменят род своих занятий или перейдут на другую фабрику?
- Нет, просто высыхают, совсем высыхают! - отвечал серьезно фабрикант" (Штурманы будущей бури. М., 1987 ,с.215).
Под влиянием таких житейских впечатлений и складывались характер и мирочувствование Сергея Нечаева, которому благодаря стечению обстоятельств удалось не оказаться в числе высохших на текстильных фабриках ивановских мальчиков, забывать о которых он, однако, не собирался.
Благодаря случайной встрече с хорошим учителем, неукротимой воле к знанию и железному характеру Нечаеву удалось получить образование. О себе самом и о таких, как он, вышедших из народа разночинных интеллигентах он напишет так:
"... Мы из народа, со шкурой, прохваченной зубами современного устройства, руководимые ненавистью ко всему ненародному, не имеющие понятий о нравственных обязанностях и чести по отношению к тому миру, который ненавидим и от которого ничего не ждем, кроме зла...
Мы - дети голодных, задавленных лишениями отцов, доведенных до отупения и идиотизма матерей.
Мы, взросшие в среде грязи и невежества, среди оскорблений и унижений; с колыбели презираемые и угнетаемые всевозможными негодяями, счастливо живущими при существующем порядке.
Мы, для которых семья была преддверием каторги, для которых лучшая пора юности прошла в борьбе с нищетой и голодом, пора любви, пора увлечений в суровой погоне за куском хлеба.
Мы, у которых все прошлое переполнено горечью и страданиями, в будущем тот же ряд унижений, оскорблений, голодных дней и бессонных ночей, а в конце концов суды, остроги, тюрьмы, рудники или виселица.
Мы находимся в положении невыносимом, и, так или иначе, хотим выйти из него.
Вот почему в изменении существующего порядка общественных отношений заключаются все наши желания, стремления, все заветные цели.
Мы можем хотеть только народной революции.
Мы хотим ее, и мы произведем ее" (Революционный радикализм в России. М., 1997, сс. 236, 296).
Доподлинная, из всего жизненного опыта приобретенная ненависть к угнетателям и кровопийцам народа была движущим мотивом Нечаева. Однако, чтобы быть хорошим революционером, недостаточно одной ненависти, требуются, в придачу к ней, и другие качества, которыми Нечаев не обладал. Он плохо разбирался в людях, и потому обращался не к их лучшим, а к их худшим сторонам, будучи сторонником системы мистификаций и шитого белыми нитками иезуитизма. Желая приобрести себе полезный, как он считал, для дела, авторитет, он распустил слух, что якобы был арестован полицией, но сумел сбежать из тюрьмы, и, после этой своей мистификации, в марте 1869г. уехал за границу. Там он смог убедить Бакунина и Огарева - но не Герцена! - что является представителем якобы существующей в России мощной подпольной организации, и с помощью Бакунина и Огарева отпечатал массу прокламаций, которые по открытой почте рассылал в Россию всем известным и неизвестным адресатам. То, что адресаты будут иметь крупные неприятности от полиции, Нечаев знал прекрасно, однако действовал в том расчете, что полицейские репрессии выкуют из играющих в революцию баричей настоящих борцов. В сентябре 1869г. Нечаев нелегально вернулся в Россию и, действуя от имени мифического революционного Комитета, смог создать в Москве организацию под названием "Народная расправа". Целью Нечаева было создание централизованной революционной организации, способной возглавить ожидавшееся им к весне 1870г. крестьянское восстание. О том, что предварительно не мешало бы проверить, а будет ли вообще это восстание и можно ли в конкретных условиях 1869г. создать готовую к немедленной схватке с самодержавием революционную организацию, Нечаев не задумывался.
Такая организация - "Народная воля" - возникнет через 10 лет в результате естественного развития революционного движения. Без такого естественного развития дело должно было кончиться кровавым выкидышем. Организацию свою Нечаев создавал из людей случайных, объединена она была только его собственной неукротимой волей и грандиозной мистификацией, никакой деятельности всерьез проводить не могла и не пыталась. Когда один из членов организации, студент Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии Иван Иванов усомнился в существовании "Комитета" и заявил о выходе из "Народной расправы", Нечаеву стало понятно, что это начало конца, начало развала организации. Чтобы пресечь развал, он убедил нескольких активистов "Народной расправы", что Иванов - провокатор, и 21 ноября 1869г. Иванов был убит. Через несколько дней убийство было раскрыто, Нечаев успел эмигрировать за границу, а остальные участники убийства были арестованы.
Процесс по нечаевскому делу состоялся в 1871г. У царского правительства были все шансы представить на нем революционеров кровожадными чудовищами, эти шансы оно вовсю пыталось использовать, но пыталось в высшей степени бестолково. Оно решило убить одним выстрелом двух зайцев: осудить за компанию по одному процессу с участниками убийства Иванова десятки участников студенческих волнений 1869г. Но, так как суд был открытым, из этого ничего не вышло, и большую часть участников студенческих волнений пришлось оправдать.
Более того. На суде то и дело всплывали всякие эпизодики, нелестно характеризующие само царское правительство. Выяснилось, например, что Петр Успенский, ближайший помощник Нечаева и участник убийства Иванова, стал в сентябре 1869г. создавать вместе с Нечаевым подпольную организацию в т.ч. по той причине, что сестра Успенского, 15-летняя девочка, была арестована в апреле 1869г. "на всякий случай", и просидела таким образом почти год. Знакомому Нечаева в его юности, далекому от революционного движения учителю Капацинскому царское правительство предложило поехать излавливать Нечаева в Западной Европе, а когда Капацинский резонно заметил, что на это дело есть жандармы, то его безо всякого суда направили в ссылку, где он и умер. И т.д. и т.п.
В общем, на суде над нечаевцами моральной победы самодержавия не получилось. Не пропускавший ни одного заседания суда монархист и дипломат, поэт Ф.И. Тютчев с горечью должен был убедиться, что лишенной всяких идеалов правительственной власти нечего противопоставить "заблуждающимся, но пылким убеждениям революционеров". Аналогичным образом весьма консервативный либерал литератор Никитенко записал в дневнике: "...Говоря о причинах наших печальных волнений, нельзя не сказать того, что в юношах невольно зарождается ненависть и презрение к такому порядку вещей. И что тут действует не одна нравственная распущенность, но и кое-какие благородные побуждения" (А.М. Турков. Ваш суровый друг. Повесть о М.Е. Салтыкове-Щедрине. М, 1988, с.182).
В то же время нечаевское дело стало для начинающих революционеров - народников противоядием против того тупикового пути, на который искренне хотел завлечь революционное движение С.Г. Нечаев.
Следует сказать несколько слов о дальнейшей судьбе Нечаева. Он был выдан царскому правительству Швейцарией в 1872г. - выдан за убийство Иванова, как уголовный преступник. Судом, где он вел себя исключительно мужественно, Нечаев был приговорен к 20 годам каторжных работ, однако царь распорядился отправить его "навсегда в [Петропавловскую] крепость", в связи с чем современный биограф Нечаева, либерал Ф.М. Лурье, пишет:
"Что же тут комментировать? Один [т.е. С.Г. Нечаев] призывает к насильственному свержению существующего политического устройства, другой [т.е. А.Н. Романов], получив решение суда, действовавшего в соответствии с утвержденным монархом законами, перечеркивает судебное решение и отправляет осужденного "навсегда в крепость" - состязание произвола с произволом" (Ф.М. Лурье. Нечаев. Созидатель разрушения. М., 2001, с.282).
В Петропавловской крепости Нечаев сумел сделать то, что ни до, ни после него не удавалось сделать ни одному революционеру - переагитировал всех солдат-охранников. С их помощью ему удалось в январе 1881г. установить контакт с народовольцами и предложить им план своего побега из крепости. Но народовольцы как раз в это время напрягали последние силы, готовя убийство царя, и осуществить два грандиозных дела одновременно было для них невозможно. По некоторым воспоминаниям, они предложили самому Нечаеву выбрать, что важнее, и он дал такой ответ, который и следовало ждать от человека, которому ради отмщения угнетателям было не жалко ни своей, ни чужих жизней. Нечаев отказался от свободы и жизни ради того, что считал необходимым для дела революции.
Контакты Нечаева с волей были раскрыты в ноября 1881г. из-за предательства сидевшего вместе с ним Л. Мирского, принадлежавшего к заслуженно нелюбимой Нечаевым категории игравших в революцию баричей. Распропагандированные Нечаевым солдаты - охранники пошли в Сибирь, сохранив к Нечаеву неподдельное уважение и симпатию, режим же содержания его был резко ужесточен, и он умер в Петропавловской крепости.
Реальный Нечаев не имел ничего общего с карикатурой на него, нарисованной ренегатом Достоевским в "Бесах". Трагедию Нечаева, его безмерной ненависти ко всем угнетателям и кровососам, нельзя понять, если забывать о его деде - помещике, продающем своего незаконного сына, и о сохнущих на текстильных фабриках Иваново мальчиках-ткачах - и уж никак не ренегат Достоевский мог эту трагедию понять. Но, при всем личном бескорыстии и фанатизме Нечаева путь, предлагавшийся им, путь иезуитчины и революционного генеральства, вел, каковые бы ни были субъективные намерения самого Нечаева, не к освобождению угнетенных масс от всяческого гнета, но лишь к смене одного гнета другим. Это прекрасно поняли революционеры - народники 1870-х годов. В изданной ими в 1875г. брошюре "Сытые и голодные" есть исчерпывающая характеристика Нечаева, которой и следует завершить отдел о нем:
"Нечаев мало знал историю человеческого общества. Не ведал он, что захватывали власть разные люди, но народа не облагодетельствовали. Не знал он, что если сам рабочий люд не спасет себя, то не спасут его никакие доброжелатели. Такие люди, как Нечаев, сами того не замечая, постепенно делаются врагами тех, за кого хотят жизнь свою положить. Нечаев был враг вольного союза общин трудящегося народа; он не доверял здравому смыслу и воле народа; он считал народ рабочий бессмысленной толпой, которой надо командовать.." (цит. по Ф. М. Лурье. Нечаев. Созидатель разрушения. М., 2001, с.266).