Inspektorpo... : другие произведения.

Gottesvision

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 2.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Заклинаю Вас, остерегайтесь ходить по Лесу в ночное время, когда силы Зла властвуют безраздельно", - гласит древнее предостережение.
    Его знают все: и стар и млад; его повторяют все: и священник на воскресной молитве, и заботливые матери детям, к случаю и без него.Все знают, но каждый год кто-то пропадает, попадаясь в цепкие лапы Зла, только и ждущего, как бы сцапать очередного глупца, посмевшего ослушаться вековой мудрости. Возможно, он всего лишь хотел проверить правдивость предостережения: так ли безраздельно Зло властвует в ночном лесу, или все же есть слабые места. Но Злу это безразлично: оно без малейшего сожаления, беспристрастно, не моргнув и не проронив ни единой слезинки, перемалывает любого: будь то мужчина или женщина, старик или ребенок, господин или крестьянин, праведник или грешник.
    Зло есть Зло.
    Зло было Злом.
    Зло будет Злом.

Gottesvision

Der du von Gottern abstammst, vom Goten oder vom Kot.
So sied ihr Gotterbilder auch zu Staub1

 "Заклинаю Вас, остерегайтесь ходить по Лесу в ночное время, когда силы Зла властвуют безраздельно", - гласит древнее предостережение.
 Его знают все: и стар и млад; его повторяют все: и священник на воскресной молитве, и заботливые матери детям, к случаю и без него. Все знают, но каждый год кто-то пропадает, попадаясь в цепкие лапы Зла, только и ждущего, как бы сцапать очередного глупца, посмевшего ослушаться вековой мудрости. Возможно, он всего лишь хотел проверить правдивость предостережения: так ли безраздельно Зло властвует в ночном лесу, или все же есть слабые места. Но Злу это безразлично: оно без малейшего сожаления, беспристрастно, не моргнув и не проронив ни единой слезинки, перемалывает любого: будь то мужчина или женщина, старик или ребенок, господин или крестьянин, праведник или грешник.
 Зло есть Зло.
 Зло было Злом.
 Зло будет Злом.
 Но разве можно не поддаться магии Леса? Любой, кому не чуждо чувство прекрасного, лишь раз побывав в Лесу, попадает под его очарование. Разве можно забыть запах черных елей, сквозь ветки которых пробиваются лучи солнца, или скачущих по ветвям белок, или неожиданно открывающиеся поляны, где можно прилечь и бесконечно долго смотреть на проплывающие по небу облака? Если вы скажете, что не хотели бы посмотреть на всю эту красоту ночью, при лунном свете, то бессовестно соврете, а говоря неправду, открываете путь Злу к бесценной душе.
 Поэтому не осуждайте парня и девушку, что в лучах закатного солнца пробираются между елей. Этой - а может следующей - осенью они сыграют свадьбу, девушка обернется женщиной, матерью, из чрева которой выпорхнет с десяток детишек, но встретить первую зиму удастся лишь половине, если Господь смилостивится. Их жизни сольются в похожие друг на друга зимы, весны, лета и осени, пока они не состарятся, познав радость нянчить внуков, а после умрут не в один день и лягут в землю кость к кости, прах к праху.
 Если Господь смилостивится.
 А так жена может умереть при родах, оставив миру в наследство ребенка, обреченного никогда не узнать радости подлинной материнской любви.
 А так муж может погибнут, отправившись в лес - нет, не темной ночью, а светлым днем, - нарвавшись на стаю волков или голодного медведя, и тогда заливающаяся слезами вдова вправе спросить: если после заката в лесу властвуют силы Зла, то когда же там правят силы Добра, и есть ли оно, это Добро, если позволило ненаглядному любимому быть растерзанным.
 А так жена, покрыв себя и семью несмываемым позором, может сбиться с праведного пути, провалившись в омут страсти с другим мужчиной, ведь вокруг столь много соблазнов, много даже в простой деревне, и, как бы любовники ни скрывались, тайное станет явным - а так уж заведено, что всегда становится, - и тогда разъяренный муж, имея на то полное право, расправиться с некогда любимой, восстановив поруганную честь и вселенскую справедливость.
 А так может прийти голод или хворь, они ведь никогда не спрашивают разрешения, а без приглашения и стука взрываются в дом, срывая двери с петель, собирая обильную жатву из человечьих жизней.
 Перечисленного уже немало, а может случиться, что какому-нибудь королю или барону вздумается - в приступе непомерной гордыни или просто алчности - приумножить владения. Он соберет армию из таких же гордых, жаждущих славы и крови вояк, и просто несчастных крестьян, облаченных в доспехи. Тогда женщин и девушек выволокут из пылающих деревенских домов, чтобы обесчестить, а мужья, отцы и братья, вооружившись топорами, косами и вилами, врубятся в строй таких же несчастных, обреченных убивать по одной лишь господской воле.
 Когда очередная бойня уляжется, и сильные мира сего решат, кому бедный крестьянин будет выплачивать оброк ближайшей осенью, возможно, тогда кто-то спросит у священника: "Чем же мы, простые люди, провинились? Мы пашем, сеем, жнем. Почему должны умирать по воле господ?" "Так уж завел Господь", - скупо ответит святой отец. "Но ведь Господь завещал жить в мире и согласии, прощать врагов своих!" - возразит несчастный, а священник, лишь пожевав губами, отпустит, может даже, грехи.
 Словом, шансы на счастливую жизнь у нашей деревенской парочки близки к нулю. Но если все же Господь смилостивится, то ближе к старости они будут вспоминать именно этот вечер и эту ночь. Он расскажет ей, как долго выбирал, под какой елью предложить руку, сердце и судьбу. Она же будет чаще возвращаться в прошлую ночь, когда они пробрались на сеновал и впервые познали блаженство плотской любви. Вспоминать, как она извивалась на окрасившемся красным сене, и как он предложил следующей ночью сходить в Лес, посмотреть на само Зло. Тогда они громко смеялись, еще не подозревая, с чем шутят, еще не подозревая, что возможно в чреве зародилась новая жизнь, и в Лес они пойдут уже втроем.
 Стройные ряды елей обрываются, и двое выходят на дорогу, узкую, но достаточную, для одного всадника. Парень поворачивается, рассматривает веснушки не ее лице, думает: "А может, не надо елей, не надо ждать ночи, а прямо тут на дороге". Раскрывает рот, гладит языком зубы, как бы перекатывая еще непроизнесенные слова, но слышит вдалеке шаги. Хватает Ее за руку, тащит обратно в лес. И оказывается прав.
 По дороге медленно едет всадник. Закатные лучи переливаются на отливающем золотом шлеме, личине, скрывающей лицо, на каждом колечке кольчуги, на огромном копье, закрепленном на правом боку коня.
 Парень думает: "Хорошо, что успели убежать, от этих господ неизвестно чего ждать: могут и проверить на бедном крестьянине остроту копья, они же нас, простой люд, ни во что не ставят, что им одним пахарем меньше, одним больше". Она переполняется восторгом от пяток до макушки: настоящий всадник, на настоящем коне, таком красивом, в шлеме, в доспехах, со щитом и копьем. Он замечает улыбку, светящееся радостью лицо, и уголки Его губ тоже невольно приподнимаются, но через несколько мгновений рушатся вниз, вместе с отвисающим подбородком, он резко хватает ртом холодный воздух, закрывает губы девушки ладонью, чтобы ненароком не вырвался крик удивления, смешанного со страхом и ужасом. Чем ближе всадник, тем яснее видны рваные раны на боках коня: огромные, отливающие ядовито-красным; шкура свисает ошметками, видны кости, внутренние органы, продолжающие работать. Кажется, что личина всадника отливает ликом той дамы с косой, что однажды приходит за каждым.
 В Его голове в мгновение ока проносятся все заклинания - не ходить ночью в Лес - потому что они узрели Зло. Он еще крепче прижимает ладонь к Ее лицу, чувствует, как по тыльной стороне бегут две влажные дорожки, как трясется Ее рука. Он делает пару шагов, увлекая за собой подругу, чтобы глубже скрыться среди еловых веток, и задерживает дыхание, чтобы - не дай Бог - не привлечь внимание. Если бы эти несмышленые молодые люди, решившие просто вкусить запретного плода, хотя бы догадывались, кого имеют право лицезреть!
 Не знал этого и юноша, парой часов ранее прибежавший на поляну, где расположились пятеро мужчин: трое грызли кости, четвертый перебирал стрелы в колчане, над ними возвышался еще один, сидящий на чурбаке перед костром. Чурбак чем-то напоминал трон, но человек вряд ли сошел бы за короля, хотя и был вожаком. Бандитским. При желании в испещренном шрамами и затянувшимися ожогами лице можно узнать Гайдина, всего пару лет назад державшего в страхе все деревни вокруг Леса.
 Гайдин собирал с крестьян свой оброк: забирал из домов рослых, сильных юношей. Банда росла, превращаясь в войско. Гайдин строил планы похода на господский замок, но Карстен - местный барон - оказался проворнее: нанес удар первым: напал на лесное логово Гайдина армией в десяток воинов и сотню крестьян. Те, решив, что два оброка не потянуть, с радостью вышли в поход, хотя Карстена люто ненавидели. Бандитов, оставшихся в живых, барон приказал повесить во дворе замка, а Гайдина пытал собственноручно: избивал кнутом, прижигал лицо каленым железом. Карстен - человек великодушный, поэтому решил повесить Гайдина на следующее утро, даровав ночь жизни. Гайдин великодушием воспользовался: несмотря на раны, бежал, прибив пару охранников. Остатки банды нашлись быстро: пятеро парней решили не возвращаться в родные деревни, боясь, что их тут же поднимут на вилы.
 Корбл. Бернд. Вольф. Адлар. Ерс.
 Не самые лучшие. Точнее, худшие. Они и остались живы только потому, что побежали первыми. Но сейчас - за неимением лучшего - и эти сойдут. Хотя вот, Ерс заприметил на дороге одинокого всадника. Доспехи. Оружие. Конь. За это городские торговцы предложат хорошую сумму.
 Действовали по проверенной схеме, не дававшей сбоев.
 Ерс, спрятавшись между деревьями, всадил первую стрелу в левое плечо, вторая вошла ниже сердца, третья повыше. С двадцати шагов. Из тугого лука. Никаких шансов.
 Всадник, завалившись вправо, выпал из седла. Жаль, стрелы испортили кольчугу, но заменить поврежденные колечки не составит труда. Гайдин вышел на дорогу, властно обошел лошадь, за спиной засеменили Бернд и Вольф с петлями, готовые накинуть их на шею коня. Гайдин несказанно удивился, обнаружив всадника стоящим. С пробитыми легким и желудком он обязан корчиться на земле, проклиная миг, когда решил свернуть на эту дорогу, и вымаливать у Господа прощения всех грехов.
 Всадник уверенно стоял на ногах. Гайдин жестом подозвал Корба и Адлара. Те, выпрыгнув из зарослей, с топорами наперевес, стали заходить с флангов. Ерс занял позицию за спиной главаря. Гайдин, выставив меч, осторожно приближался. Ерс всадил еще пару стрел в грудь неподвижно стоящего. Гайдин усмехнулся: можно утыкать его как ежа, да он и так еле стоит, тяжело дыша, прощается с жизнью. Главарь подскочил к всаднику и излюбленным приемом - вонзая меч снизу вверх, пропуская под кольчугу - вспорол живот.
 Как же Гайдин любил этот момент, когда доспех меняет цвет на красный, когда теплые кишки бесформенной кучей вываливаются на ноги. Гайдин отчетливо представлял, что чувствует всадник. Холод боли врывается внутрь, взрывом разносит тело. Воздух молнией возносится из центра груди, через горло выплевывается вместе с кровью. Холод медленно выходит, исчезает, но боль остается. Нужно напрячь бедра, живот, чтобы удержать внутренности, но по ногам уже течет и все валиться, оставляя ощущение выпотрошенности, ощущение, что тела ниже груди уже нет.
 Гайдин ждет, когда всадник упадет на колени, когда станет перебирать теплые кишки, и, когда они проскользнут сквозь пальцы, поверженный вскинет голову, взглядом моля об ударе милосердия.
 Всадник продолжает стоять.
 Гайдин, порядком раздраженный живучестью противника, выхватывает из сапога нож, вонзает в темную глазницу личины. Удар молниеносный, а клинок настолько длинный, что острие должно пропороть мозг, кромсая извилины, и коснуться затылка с обратной стороны. Гайдин ухмыляется, вынимая клинок, смотрит на абсолютно чистый светлый металл. Брови наползают на лоб, лезут до самой макушки, потому что Гайдин не понимает, кто перед ним. Ерс опускает лук, Корб и Адлар крепче сжимают топоры. Бернд и Вольф, накинув петли, готовятся оттащить коня в лес.
 Всадник поднимает правую руку, откидывает личину.
 Черная глазница. Гайдин знает, что опустошил ее не он, это произошло задолго до того, как молодой разбойник ограбил первую деревню. В сознание ураганом врывается имя того, кто стоит перед ним.
 Всадник, подхватив свисающие кишки, петлей накидывает на шею Гайдина. Тот хрипя, жадно хватает ртом воздух. Меч падает на землю, руки вскидываются, впиваясь пальцами в кисти душителя.
 Конь вздымается над Берндом, обрушивая всю тяжесть четырех копыт на лицо. Вольф отскакивает, увидев, как лицо товарища превращается в кровавое месиво. Но веревка сама оборачивается петлей на локте. Конь, громко заржав, срывается с места, волоча Вольфа и Бернда.
 Гайдин чувствует, как сокращаются кишки вокруг горла, как по ним течет перевариваемая пища. Он думал, что перед смертью вспоминают прошедшую жизнь, но времени остается только на один эпизод: Гайдин в темной избушке деревенской ведьмы. Молодая девушка говорит: на его челе написано: ты умрешь от рук бога. Гайдин уже тогда понимал, какой он подонок и злодей, но сомневался, что сам Господь спустится с небес, чтоб покарать именно его. Тогда Гайдин не знал, что ведьма говорит о совсем другом боге, но теперь осознает: ведьма права: от того, что суждено, от того, что написано на роду, не уйдешь. Последнее, представшее перед взором Гайдина, - шлем с орлиной головой.
 Конь резко разворачивается, меняя направление на противоположное. Вольф летит по широкой дуге, со всего маху ударяется о ствол ели. Хруст ребер и треск ломающихся костей. Конь мчится к хозяину, волоча уже два безжизненных тела.
 Корбл и Адлар не могут сдвинуться с места, будто ноги пустили корни и вросли в землю. Всадник одной рукой хватает поводья подлетевшего коня, другой снимает копье. Невидимые оковы спадают, Корбл и Адлар пятятся, поворачиваются и бегут в разные стороны, что есть силы. Копье пронзает спину Корбла, выходит из груди. Бандит падает, делает пару выдохов, испускает дух. Всадник в пару прыжков - кишки разворачиваются гирляндой - оказывается у ставшего единым орудия-тела, хватает древко, и не целясь, с разворота, вместе с истекающим кровью Корблом, бросает в сторону Адлара. Тот уже почти скрылся между деревьев, но копье - оно никогда не промахивается - пригвождает Адлара к стволу.
 Завораживающая скульптура: Корбл, уткнувшийся в затылок Адлара, оба нанизаны на древко, будто куски мяса на вертел.
 Ерс, до этого, словно под дурманом, завороженный развернувшимся действом, только сейчас вспоминает, что в руках лук, а в колчане еще остались несколько стрел. Первая впечатывается в грудь надвигающегося всадника, отбрасывая на пару шагов, но он продолжает движение. Вторая вонзается в правую ногу. Третья выпадает из трясущихся рук. По щекам Ерса текут слезы, он что-то причитает, всматриваясь в черноту пустой глазницы всадника, стоящего в шаге. Тот, подтянув кишки, набрасывает петлю на шею, вскакивает на коня, сильно ударяет пятками по бокам. Лошадь, вздернув головой, несется, что есть сил, разворачивая цепь кишок, увлекая Ерса. Зеленый лес смазывается в пятно, спина и ноги вспыхивают жаром. За пару мгновений до того, как петля затягивается, на Ерса, словно ливень, обрушивается знание - до этого скрываемое, словно за волшебной завесой: огромные кровоточащие раны коня и восемь ног. За мгновение до того, как петля затягивается, Ерс понимает, что же хрипел Гайдин перед смертью.
 Вотан! Вотан! Вотан!
 К счастью, для парня с девушкой, лицо всадника вновь скрыто за личиной, про орла на шлеме они не знают, как и про восемь ног Слейпнира, на Гутгнире не написано имени. Словом, Вотан для них не более чем материализовавшееся Зло, сошедшее из Преисподней.
 Рубаха насквозь пропитана потом, взмокшее тело чешется, ладонь влажна от Ее слюней, в башмак заползает червяк, комары садятся на лицо, больно впиваясь, высасывая кровь. Рука ощущает округлости груди, но сейчас это ни капли не возбуждает. Сейчас Он проклинает миг, когда решился сбежать в лес ночью, и отдал бы все, лишь бы перенестись обратно в деревню.
 Вотан знает, что между деревьями притаились парень с девушкой, сгорающие от страха, но ему нет до них никакого дела. Он вообще все знает, по крайней мере, так считал раньше. Вотан не почувствовал боли, когда холодная сталь вошла в пустую глазницу, но это словно разбудило воспоминания. Он опять возвращается в прошлое и задает себе один и тот же вопрос.
 Мимир предстал как живой. Вотан вновь попросил разрешения испить из источника. Мимир назвал цену, и Вотан, не раздумывая, согласился.
 Огромные пальцы Мимира, на удивление легко, проникают под веко. Краткий миг боли - связывающие глазное яблоко нити рвутся. Вотан прикладывает край рукава к опустевшей глазнице, чувствует, как одежда намокает, прилепляется к руке. Мимир бросает глаз в колодец, уходит, оставляя Вотана один на один с источником мудрости. Кровь перестает течь. Всеотец отнимает руку, подходит к колодцу. Ладони ложатся на холодный камень, пальцы ощупывают выпуклости и впадины. Один глаз Вотана смотрит на другой глаз Вотана. Глаз Вотана смотрит на глаз Вотана. Вотан смотрит на Вотана. Всеотец жадно припадает к источнику мудрости. Намокают нос, усы и борода.
 Вотан раз за разом вспоминает эти мгновения.
 Как он, захлебываясь, алчно пил, чувствовал, как в горло входит мудрость, как она растекается по всему телу, захватывает каждую клеточку, как обретаются знания о будущем, от сегодняшнего дня до последнего.
 Мудрость достается только жертвой.
 Вотан девять дней и ночей висел на Иггдрасиле, пронзенный копьем, глядя в неизмеримые, ужасающие глубины Нифльхейма. Всеотец познал таинство рун, которые вырезал на зубах Слепнира и древке Гунгрира.
 Вотан еще раз проводит пальцами по знакомым линиям, и снова задается вопросом: "А правда ли все это?". Ведь то, что он знал - оказалось ложью.
  Вотан знал, что умрет, знал, что умрут все, кто его окружает. Он знал это, и он желал этого.
 Он ждал того дня, когда услышит громкий клич Гьяллархорна и, вооружившись, вскочит на Слепнира, предвкушая радость битвы. Пересечет Биврест, и, оставляя позади вихри, ворвется на Вигрид, чтобы увидеть на противоположной стороне вражеское войско во всей красе: Ермунганд, за которым вздыбятся волны, на которых к берегу примчится Нагльфар, с борта которого выпрыгнут мертвые, готовые броситься в атаку; корабль Хрюма появится из-за облаков, полный инеистых великанов, давно ждавших дня, когда смогут вновь сойтись в битве с асами. Вотан знает, что сыновья Сурта побегут по Бивресту и тот обрушится под копытами коней.
 Асы, ваны и эйрихи против Локи, Хель, Гарма, Фенрира, Ермунганда и инеистых великанов.
 Ненависть, копившаяся веками, вырвется наружу. Враги схлестнуться, как в былые времена: лицом к лицу, без пощады. Фенрир против Вотана, Тор против Ермунганда, Тюр против Гарма, Фрейр против Сургута, Хеймдалль против Локи.
 Всеотец знает: как бы отважно ни сражался, ему суждено пасть.
 От грома битвы с Фенриром сотрясется все вокруг, Вотан будет принимать на щит острые клыки, разить копьем, оставляя глубокие раны, но волк будет становиться все больше, до тех пор пока не закроет небо и землю, и тогда Фенрир броситься на Вотана, а тот не сможет ничего сделать, проглоченный вместе с Слепниром и Гунгриром.
 Вотан пил и видел, как пылающий меч Сурта пронзит Фрейр, как замертво упадает Локи, Тор огромным молотом расплющит Ермунганда, но утонет в яде, вытекающем из пасти чудовища, Видар отомстит за отца, разорвав пасть Фенрира, Сурт метнет огонь, от которого воспылают все девять миров: Асгард, Ванахейм, Йотунхейм, Льесальвхейм, Мидгард, Муспелльхейм, Нифльхейм, Свартальфхейм, Хельхейм погибнут в гигантском пожарище.
 Душа Вотана также горит, скорбя о мире, которому суждено погибнуть. Но Всеотец видит, как из рощи, где дано откровение о Рагнареке, выйдут Лив и Ливтрасира, как Вали и Видар, Моди и Магни, Хенир, Бальдр и Хед начнут новую жизнь, выстраивая мир, лучший, чем прежде. Вспомнят они и Вотана, до последнего сражавшегося с волком, с яростью волка, стяжавшего славу в тысячелетиях.
 Всеотец раз за разом вспоминает все это и раз за разом задается вопросом: "Что же это было? Неужто Мимир - старый великан - обманул, неужто глаз пожертвован зря? Неужто, все, что знал - ложь?".
 Колодец, конечно, не обманул: битва была: жесточайшая рубка, море крови, и Всеотец сражался храбро, и Тор с Хеймдалем не отступили ни на шаг, и асы пали, но сражались они не с теми, кого ждали. Против асов выступили не мертвенно-бледные воины Хель, не Ермунганд, от дыхания которого гибнет все живое. Был корабль, но не Нагльфар, состоящий из ногтей мертвецов.
 Вотан не слышал рога Хеймдаля, но почувствовав приближение чего-то, вышел на Биврест и ослеп. Ослеп от света, льющегося из-за облаков. Всеотец прикрыл глаз и сквозь пальцы увидел огромный корабль: с парусами из облаков, с корпусом из самого света; увидел сходящих по трапу огромных существ с крыльями, в одеждах, белых как снег, с вьющимися волосами, желтыми, как рожь, с голубыми, как море, глазами. Они выныривали из-за облаков и, размахивая крыльями, летели к входу в Асград.
 Слейнир вырастает перед Вотаном словно из ниоткуда, Всеотец, вскочив на коня, несется по чертогам, поднимая богов на битву, потому что чувствует: несмотря на прекрасные лики, несмотря на источаемый свет, пришельцы идут убивать, они летят уничтожать.
 Вотан врывается в Вальхаллу, поднимая на бой эйнхериев. Тысячи павших воинов выходят из пятисот сорока дверей. Сверкающее копье Вотана взмывает над головами отчаянных рубак, бесстрашно бросающихся в атаку на ангелов, врывающихся в чертог.
 Веками павшие воины пировали, наслаждаясь медовым молоком Хейдрун и плотью Сэхримнира, веками павшие воины сражались друг с другом, повторяя ратные подвиги, принесшие славу в земной жизни, но смертельные раны чудесным образом заживали. Веками павшие воины ждали часа, когда Вотан призовет их на бой.
 И этот миг настал.
 Эйнхерии настолько привыкли к чудесному возрождению, что, когда им вспарывают животы, отсекают ноги и руки, рубят туловища, они не понимают, почему жизнь покидает тело. Павшие воины гибнуть снова, на этот раз навечно. Вотан вселяет в них ярость берсеркера, и они сражаются смело, отважно, не щадя ни себя, ни врагов, без счета уничтожая ангелов. Всеотец разит врагов из лука, выпускающего по десятку стрел за раз, и каждая поражает по врагу. Пол Вальхаллы устилают тела павших героев, кровь разливается тошнотворным красным озером, устланном перьями. Строй защитников чертога сломлен, воины разбиты на отдельные группы, планомерно уничтожаемые. Хугин и Мунин, Гери и Фреки сражаются отважно, но гибнут под ударами мечей.
 Вотан, ударив Слейпнира по бокам, быстрее ветра бури проносится через ряды ангелов, выбираясь из Вальхаллы. Всеотец несется в Фенсалир. Но для чего? Чтобы увидеть, что все благоверные жены и мужья убиты. Чтобы увидеть, как ангел с шестью крыльями вонзает меч в грудь любимой Фригг.
 О, Фригг!
 Скольких женщин знал Вотан! Ерд, Ринд, Саг, Грид, Гуннлед, Скади. Он изливал семя в саму матушку-землю и сразу в девять великанш-волн. Но всегда и везде Вотан любил только Фригг.
   И теперь он видит, как красное пятно разливается по ее одежде, как она падает на колени перед шестикрылым великаном, как он вытаскивает из ее груди меч, а она, из последних сил, бросается на свой, чтобы окончить муки.
 Вотан выпускает десятки стрел, но все принимает щит архангела. Неожиданно перед шестикрылым вырастает строй ангелов. Вотан врубается в него, разит направо и налево, не замечая получаемых ран, не обращая внимания, что копье не тяжелеет с каждой новой жертвой, не задаваясь вопросом: сколько ангелов может уместиться на кончике копья.
 Вотан мог бы сражаться бесконечно, но останавливается, когда чувствует, как начинает оседать Слейпнир. Всеотец оглядывается назад: ангелы оттеснили на край Асгарда, сзади только бездонная пропасть, на дне которой Нифльхейм. Вотан чувствует алчные взгляды мертвецов, только и ждущих, когда в их холодные руки падет сам Всеотец. Вотан представляет, как Хель со злобной улыбкой скажет: "Добро пожаловать!".
 Из мыслей о будущем вырывает фырканье Слейпнира, получившего очередной тычок клинком. Вотан копьем отгоняет атакующего ангела. Всеотец смотрит на коня, чьи бока сплошь усеянные глубокими рваными ранами, куски шкуры свисают до самой земли, кровь сочится из порезанного горла. Неожиданной болью напоминают о себе раны самого Вотана. Всеотец смотрит на обступивших полукругом ангелов, прикрывающихся щитами. Можно броситься в последнюю атаку и погибнуть, но Вотан знает: так не должно быть, этого нет в известном будущем, он должен погибнуть в пасти Фенрира.
 Рука извлекает из кармана Скидбладнир. Корабль разворачивается в мгновение ока, Слейпнир перепрыгивает через борт. Невидимая сила разворачивает парус, весла взмахивают, унося Вотана от края Асграда. Ангелы, развернув крылья, устремляются в погоню, но Скидбладнир все же самый быстрый корабль в мире, поэтому их попытки безуспешны.
 Вотан облетает Асгард, надеясь найти выживших богов и воинов, чтобы собрать силы в единый кулак, чтобы залечить раны, чтобы нанести удар по захватчикам.
 Но все кончено. Все убиты и пленены.
 Тор, Тюр, Браги, Идунн, Фригг, Ньёрд, Фрейр, Фрейя, Уль, Форсети, Хеймдалль, Хермод, Видар, Вали.
 Все.
 Все!
 Все!!!
 Раны на телах поверженных чудесных образом затягиваются, они оживают. Но лишь, чтобы подвергнуться ужасающим пыткам. Их прижигают каленых железом, хлещут бичами, поджаривают на костре, окунают в чаны с магмой, пока кожа не становится чернильно-красной, пока прекрасные лики не обратятся в тошнотворные рожи, пока на голове не вырастут рога, а за спиной хвосты, пока прекрасные боги не превратятся в ужасных демонов. Их заковывают в цепи и тащат вниз.
 Всеотец смотрит на Мидгард, где в очередной кровавой бойне гибнут люди. Две армии: одна под знаменем Вотана и богов, другая под стягом с крестом и ликом человека. Всеотец вспоминает людей, вдохновляющих на бой второе войско.
 Когда-то они пришли в Мидгард, проповедуя новую Веру, нового Бога, отдавшего жизнь за грехи всех людей. Вотан не предал происходившему значение, не посчитал их опасными: ведь этого не было в будущем, о котором он знал, об этом ничего не говорила мудрость колодца Мимира.
 Как и в Асгарде, армия нового Бога одерживает победу. Люди обращаются в новую веру. Жгут святилища, рубят статуи его - Вотана, проклинают богов, которых еще вчера почитали. На месте старых святилищ возводятся новые: с крестами на вершине.
 Вотан впивается руками в край борта так, что белеют костяшки пальцев. Изнутри съедает бессилие. Мука хуже смертной разрывает грудь.
 Мир меняется.
 Нити норн оборваны и более никогда не сплетутся. Отныне каждый человек определяет судьбу сам.
 Вотан не понимает этого.
 Раньше человек мог быть бездарем, неумехой, убийцей, пьяницей, но в этом не было его вины: так сплелись нити судьбы. Конечно, человек мог стать великим полководцем, успешным торговцем, отважным воином, великим ученым, мог в конце концов, прожить достойную жизнь: честно трудиться, быть верным супругом, даровать миру большое семейство. Но и здесь все не более, чем воля богов.
 Теперь все иначе.
 За то, как человек проведет жизнь, отвечает лишь он, и никто другой.
 Мир меняется.
 Иггрдрасиль - прекрасный, вечнозеленый - гибнет в пожарище, рушится, погребая под собой все девять миров.
 Все разделяется на Землю, Ад и бессчетное - Вотан не способен определить сколько - число небес.
 Боги проиграли битву за Мир, за людей. Если бы Вотан мог плакать, то зарыдал бы так, что содрогнулись бы горы, моря и океаны. Но боги не плачут. Даже павшие.
 Вотан может лишь спуститься на землю, сложить в карман Скидбладнир, и скитаться, пытаясь найти способ, как подняться в Ад, чтобы освободить богов, вернуть им прекрасный облик. Всеотец мог бы залечить раны: и свои, и Слейпнира, но не делает этого: чтобы всегда помнить о поражении, о том, как славно проливал кровь: не погиб, не попал в плен, а отступил только, когда все было решено.

 Закатный диск солнца уже близок к краю горизонта и почти не виден за деревьями. Парень, уже отнявший руки от девушки, смотрит в след исчезающему за поворотом всаднику и возносит хвалу Господу, показавшему Зло, но уберегшему от него.
 До полного захода еще есть немного времени, и, если поспешить, то можно успеть до наступления темноты. Он и Она осторожно - стараясь быть незамеченными - пробираются между елями в сторону деревни.
 Сегодня они убедились в мудрости предков, поэтому и своим будущим детям, которые их обязательно не послушают, будут повторять старую, как мир, истину:
 "Остерегайтесь ходить по Лесу в ночное время, когда силы Зла властвуют безраздельно".


  1Происходишь ли ты от богов, от готов или от грязи, - все идолы обращаются в прах. К тексту


 28.03.2012 - 09.04.2012, Львов
Оценка: 2.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"