Аннотация: Я чувствую, что и ты чувствуешь. Стоит ли быть добрым?
Парма.Я чувствую, что и ты чувствуешь. Стоит ли быть добрым?
Для одних - это смерть Виннету в фильме Карла Майа, для других - смерть Рут в фильме "Жареные зелёные помидоры", а для третьих - убийство профессора Дамбледора в Гарре Поттере. Мы плачем и расстраиваемся при просмотре фильма или чтения печальной книги, потому что мы сопереживаем вместе с героями и фактически чувствуем их страдания как наши собственные. Мы смеемся вместе с персонажами и испытываем страх перед чудовищами и психо-убийцами в фильмах так, как будто мы были бы действительно в опасности. Каждый из нас знаком с этим явлением. Но как это происходит? Почему мы можем чувствовать и сопереживать с другими? Почему бегут по коже мурашки, когда мы сидим в кинозале полностью вне опасности? Почему чувства других людей воспринимаются нами?
Ответ прост: мы сочувствуем, потому что чувства других ( настоящие или сыгранные в кино) вызывают в нас такие же чувства. И, весьма вероятно, это происходит не только у людей. Например, одна из макак, за которыми наблюдал Франс де Ваал, явно чувствовала страх и боль страдания своей сестры. Несмотря на то, что сопереживание и сочувствие к другим очевидны, до недавнего времени для науки они оставались полной загадкой. И человек, который первым дал убедительный научный ответ на это, на удивление остается до сих пор совсем неизвестным в мире, за исключением определенного круга экспертов.
Джакомо Риззолатти часто и охотно сравнивают с Альбертом Эйштейном: буйно торчащие седые волосы, такие же седые усы и озорная улыбка. Но похожи они не только внешне. Многие нейробиологи считают эмоционально живого итальянца одним из великих в их научной области и человеком, который открыл новые горизонты. Причем для множества коллег его область исследований была второсортной. Более двадцати лет занимался Риззолатти изучением функций нервных клеток, которые управляют поведением, так называемые "поведенческие нейроны" (Handlungsneuronen). По всей видимости, это достаточно скучная область науки, так как Кортекс моторики, который вызывает поведенческие акты, считался приглушенным регионом мозга. Интересны ли для нас простые движения, если мы такие сложные области как речь, мышление или чувства можем изучать? Так рассуждало большинство научных исследователей.
И так казалось всем. Но в 1992 году произошел перелом в мнениях и совсем неожиданно. Риззолатти работал в Парме в одном из старейших университетов Европы. Несмотря на это, медицинский факультет университета расположен в совершенно современном белоснежном комплексе зданий на окраине города. В начале 90-х годов некоторые исследователи во главе с Риззолатти занимались там необычным проектом. Им было известно, что определенное поведение и некоторые поступки бывают "заразительными". Смех, зевание или даже положение тела собеседника могут вызывать повторение их и у других людей. То же самое происходит с некоторыми обезьянами. Некоторые виды из них как раз очень известны тем, что все повторяют. Но ученые решили проводить опыты с одним видом макак, Macaca nemestrina, особи которого как раз не занимаются повторением поведения своих сородичей. Риззолатти и его молодые сотрудники: Галлесе, Фогасси и ди Пеллегрино подсоединили электроды к мозгу макаки. Затем положили орех на пол перед ней и наблюдали активную реакцию, "отстрел", определенного поведенческого нейрона в тот момент, когда обезьяна без промедления хватала орех. Пока все нормально, ничего удивительного. Но потом произошла сенсация: ученые посадили эту же макаку за стеклянную перегородку. В этот раз она не могла схватить орех. Вместо этого ей пришлось наблюдать как один из сотрудников Риззолатти брал с пола орех. И что случилось в мозге обезьяны? В то время, когда она видела, как кто-то другой берет ее орех, "выстреливал" тот же самый поведенческий нейрон как и в ситуации, когда она сама брала орех. Ученые не могли поверить своим глазам. Или обезьяна сама в действительности делала движение, или это движение проигрывалось мысленно - в обоих случаях действовали нервные клетки одинаково.
Еще никогда и никто не наблюдал, как мозг имитирует определенные движения, которые в действительности совсем не присходят. Первый, кто понял, что произошло, был Леонардо Фогасси. Но слава полагалась всей исследовательской группе. Риззолатти изобрел новый термин. Он назвал нервные клетки, которые при пассивном воспроизводстве вызывают такие же реакции в мозге как и во время реального действия, зеркальными нейронами. Родилось новое магическое слово. Сразу же многие нейробиологи сначала Италии , а затем университетов и исследовательских центров всего мира бросились изучать зеркальные нейроны. Если это открытие верно, то человеческий мозг не делает никакого различия между тем, что мы сами испытываем и переживаем, и тем, что мы интенсивно наблюдаем и сопереживаем. Не есть ли это ключ к пониманию нашего социального поведения?
По меньшей мере являются зеркальные нейроны важным составляющим. Эти нейроны находятся в префронтальном Кортексе лобовой части мозга, в регионе , который называют "остров". Однако этот "остров" отличается от "социального центра", ветромедиального региона, о котором мы говорили до сих пор. И это понятно, ведь зеркальные нейроны связаны с бессознательной эмпатией, сопереживанием, но не связаны с планированием, осознанными желаниями и принятием решений. Как эти регионы взаимодействуют, остается до сих пор главным образом неизвестным. Особенно заряженны интересом были специалисты 6 лет назад (2001 г. от ред.), когда Риззолатти с помощью метода сьемок смог показать, что зеркальные нейроны человека находятся вблизи центра Брока, одного из двух регионов, ответственных за нашу речь. К тому же, недавно нейробиологи голландского университета в Гронингене открыли тесную взаимосвязь между восприятием различных шумов и реакцией зеркальных нейронов. Люди, которые слышали звуки открывающейся пивной баночки, реагировали в мозге так же, как если бы они сами на самом деле ее открывали. Достаточно уже этого определенного шума, чтобы пережить всю ситуацию. При чем, люди, у которых мозг во это время был в наибольшей степени активен, считали себя лицами, способными глубоко сопереживать, понимать и сочувствовать с другими людьми. В тоже время некоторые ученые США обследовали детей с проблемами общения с окружающими людьми. Они установили, что дети с заболеванием аутизма очевидно имеют проблемы с зеркальными нейронами: у таких больных они либо слабые, либо совсем не активны.
Потвердится ли в дальнейших экспериментах ожидание того, что зеркальные нейроны являются режиссерами наших чувств, остается открытым вопросом. Исследования в этой научной области находятся только в начальной стадии. И очень велика надежда на то, что понимание зеркальных нейронов и их функции есть важная составляющая часть для понимания нашего сопереживания, нашей речи и пожалуй так же нашего социального поведения и нравственности. Если зеркальные нейроны как во время собственных поступков, так и во время наблюдения чужих - одинаково реагируют, то можно предположить, что воспроизведение чувств других людей зависит от собственной способности чувствовать. Кто чувствителен к самому себе, у того и лучшие предпосылки быть чувствительным к другим. Но как уже сказано:предпосылка того, что человек использует свою чувствительность или нет, остается неопределенной и свободной и является совсем другим вопросом. Зеркальные нейроны, возможно, обьясняют "техническую" сторону нашей общей нравственной способности. Исследование морали могло бы показать, как наше сочувствие, сопереживание действует. Этот процесс считал Кант неподдающийся описанию и обьяснению. Чего еще не хватает в этой теме, так это ответа на вопрос, почему стоит быть сочувствующим человеком, и на основе этого определить общие рекомендации поведения или даже правила.
В течении нашей эволюции выполняла мораль, как уже сказано, определенную службу: регулировать социальную жизнь определенной группы. Чтобы это функционировало, члены группы должны были быть в состоянии уметь приноравливаться к другим и понимать чувства и возможно даже мысли других. Вполне очевидно, что зеркальные нейроны помогали им в этом, а так же давали возможность быть альтруистически. Корни альтруистического поведения так глубоки, что люди не только помогают друг другу, но более того, они на уровне чувств воспринимают это как выгодно, поощрительно. Нас охватывает чувство радости и удовлетворения, когда мы успокаиваем плачущего ребенка, когда мы его обнимаем, гладим, и возможно нам удается, чтобы он улыбнулся. Сочувствие есть инстинкт, который присутствует у каждого здорового человека. По всей видимости, сначала возникли нравственные чувства и лишь затем моральные принципы.
Но откуда появляется чувство внутреннего вознаграждения? Что рождает в нас чувство радости, счастья, когда мы приносим радость и счастье другим? Что делает нас удовлетворенными, когда мы нравственно хорошо поступаем? Если спросить об этом нейробиологов, то они укажут на очень маленькую, но особенную область в мозге : амигдалу (русс: миндалины), о которой уже шла речь в главе о наших чувствах. Она является центром удовольствий и эмоциональных расстройств, огорчений, и к тому же, более изучена чем зеркальные нейроны. Многие исследовательские группы обнаружили, что добрые, радостные лица вызывают сильные реакции в левой миндалине. Она производит в нас чувство удовольствия и хорошего настроения. Хмурые, сердитые и угрожающие лица возбуждают особенно правую миндалину, которая в свою очередь производит чувство страха, огорчения и безрадости. Эти и подобные результаты наблюдаемы при помощи магнитно-резонансной томографии (МРТ) и являются очень показательными. Естественно делает МРТ только снимки определенных моментов, а не целостный фильм. Но все же то, что когда мы приносим другим радость, призводит у нас хорошее настроение, выглядит очевидным. Улыбка и сияющие лицо вознаграждают нас за хороший поступок. Делать добро - вызывает как правило хорошее настроение, и прежде всего тогда, когда мы можем видить или достаточно хорошо представить результат нашего поступка на лице человека.
Альтруистическое поведение базируется в основном на самовознаграждении. Быть мне добрым выгодно для меня и выгодно для всего сообщества, если тоже выгодно для каждого в отдельности. Возможно, что это то, чего недооценил Кант. Он считал, что доброжелательность на основе чувства долга нравственее доброжелательности на основе склонности и предрасположенности. И это не совсем ошибочно. Но можно ли положиться на чувство долга? В сомнительных случаях выйдет, пожалуй, хуже. Ведь выполненый долг вызывает, скорее всего, слабое чувство удовлетворения, сравнивая его с чувством радости и счастья, когда мы приносим радость и счастье другим.
Перед Кантом многие философы основывали нравственность как обязательство перед Богом. Кто жил и поступал богоугодно, тот был нравственно положительным, и жизнь его была правильной. Но Кант освободил мораль от обязательства людей перед Богом. Вместо того, чтобы быть обязанным Богу, человек должен быть обязан самому себе. Это была суть и "изюминка" его представления о "моральном законе внутри меня" (от ред. "Himmel über mir (und moralisches Gesetz in mir)"). Психологически рассматривая, это означает: желать поступать нравственно или безнравственно является вопросом самоуважения. И в этом пункте Кант, без сомнения, прав. Хотя, как мне кажется, удовольствие от сделанного добра более присуще людям, чем внутренний долг делать добро. Но моралью это станет тогда, когда я из испытанных мной удовольствии и удовлетворений создам базис общих дружелюбных правил поведения на основе самоуважения. Однако надо признаться, насколько выгодно быть добропорядочным зависит от общества, в котором находится человек. Используя категорический Императив, будет нелегко в тюрьме или в Бронксе. Самоуважение сталкивается там с нуждой и необходимостью самоутверждения. Но все же принципиально верно, что нравственная способность является важной часть людей. Общество, в котором отсутствуют понятия "хорошо" и "плохо", возможно самое страшное, что мы можем себе представить, если это вообще представимо.
Понятие "человечность" - христианское наследство, которое соблазняет нас рассматривать нравственность как решающую, главную сущность человеческих существ. Но видимо человек от природы с самого начала не является полностью жестоким или полностью благородным, он в действительности и то, и другое. Травма черепа Финеаса Гейджа раскрывает нам кое-что о контрольном центре морали в мозге, а зеркальные нейроны показывают, как, очевидно, действуют наше сочувствие и сопереживания на уровне нервных клеток. Но все же, никакой химический процесс не создает в одиночку, сам по себе симпатии, любовь и ответственность. Это должны мы делать сами, и не только из-за того, что это нам выгодно в плане чувств. Остался единственный важный вопрос, на который нам надо еще ответить: получаем ли мы знания о том, что быть добрым выгодно, посредством жизненного опыта? Или это знание в нас уже с рождения? Появляемся ли мы на свет действительно с чем-то подобным "сборнику нравственных правил", как считал Кант? Ведь все-таки большинство из нас способно без долгих раздумываний сказать, хорош или плох тот или иной поступок. Вполне очевидно, что мы чувствуем это интуитивно. Так что же представляет из себя эта "интуитивная нравственность"?