Эйдан Мерфи проснулся от громкого стука в дверь. Он лежал неподвижно, пытаясь решить, было ли у него похмелье или он просто устал. Раздался еще один, более громкий стук. Он перевернулся и посмотрел на радиочасы. 10:31 . Почему его мать не открыла дверь? Стук превратился в грохот, и кто-то выкрикивал его имя.
Он вылез из постели, подобрал с пола футболку и трусы и медленно спустился вниз. Двое мужчин были снаружи. Старшим был Мэлоун. Другого он не знал. Крупный, с темной щетиной и смуглой кожей он выглядел испанцем.
— Босс хочет вас видеть, — решительно сказал Малоун.
'Что теперь?' Эйдан смутился. Он должен был быть на работе в три — нельзя ли было подождать до тех пор?
— Ага, сейчас, — прорычал Малоун. Темноволосый ничего не сказал.
Эйдан пожал плечами. — Я оденусь, — сказал он и вернулся наверх в свою спальню. Второй мужчина остался у открытой двери, а Малоун стоял у подножия лестницы, расположившись так, чтобы он мог следить за дверью в спальню Эйдана.
О чем это тогда? — задумался Эйдан, увидев в зеркале свою тощую грудь. Он почувствовал вспышку тревоги. Сохраняй спокойствие, сказал он себе; ты не сделал ничего плохого.
Он накинул рубашку, свежую из ящика стола, аккуратно выглаженную матерью. Жить дома было выгодно, даже когда тебе было двадцать три года. Он закончил одеваться, провел расческой по волосам, затем схватил куртку и спустился вниз.
Он последовал за незнакомцем к красной «воксхолл-вектре» с гоночными шинами, припаркованной перед домом. Ему не нравилось, как Малоун шел рядом с ним. Это слишком напомнило ему о том времени, когда в детстве он был арестован полицией за кражу в магазине. Двое мужчин сели на передние сиденья, Мэлоун за рулем. Эйдан расслабился – если бы он попал в беду, один из них сел бы с ним сзади.
Малоун резко тронулся с места, и они помчались по монотонной террасе домов из красного кирпича, направляясь к центру города. Ни один из мужчин не произнес ни слова, и, чтобы нарушить молчание, Эйдан спросил: «Вы видели «Селтик» на коробке?» Малоун покачал головой, а другой мужчина даже этого не сделал. К черту их, подумал Эйдан и молча откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди, и посмотрел в окно.
Они свернули на Дивис-стрит, мимо квартир, где погиб его отец, расстрелянный на лестничной площадке британскими солдатами. Он был снайпером ИРА и погиб, выполняя свою работу. Эйдан хотел последовать за своим отцом на Прово, чтобы отомстить за его смерть, убив британских солдат, но сейчас они заключили перемирие, поэтому вместо этого он нашел Братство. Или они нашли его.
Его рекомендовал Дермот О'Рейли — старый Дермот, интернированный в Лабиринте вместе с отцом Эйдана; Дермота, которого дважды судили по обвинению в хранении оружия, но каким-то образом удалось избежать еще одного тюремного срока. Его националистическая репутация не подвергалась сомнению , и когда он сказал, что «Братство» не то, чем его называют, подмигнув Эйдану, Эйдан сразу понял, что он имеет в виду.
Братство претендовало на роль «политического консультанта», что Эйдан воспринял как код для ведения борьбы. У него был достаточно хороший фальшивый фасад, с шикарными новыми офисами в центре города и американцем ирландского происхождения, называвшим себя Пигготтом, странным человеком, у которого было больше ученых степеней, чем вы могли бы поколебать палку.
Вскоре Эйдан узнал, что прибыльный бизнес Братства не имеет ничего общего с консультациями, а связан со всем, что связано с поставками: наркотиков, оружия и даже женщин. Как бы он ни старался золотить его, его собственная работа была курьером: он доставлял посылки в пабы, рестораны, букмекерские конторы, а иногда и в частные дома. Из обрывков, которые он слышал от других членов Братства, Эйдан знал, что он вез с собой кокаин, экстази, метамфетамин, кристаллический метамфетамин и иногда пистолет, а на обратном пути много наличных в больших, запечатанных, мягких книгах. сумки, в которые он никогда-никогда не заглядывал.
Поначалу его это не беспокоило, поскольку О'Рейли заверил его, что эти коммерческие сделки финансируют другой бизнес - ведение войны против врагов Ирландии. Но Эйдан так и не приблизился к настоящему делу, и он знал, что его отец, который, как и все хорошие бойцы ИРА, страстно не одобрял наркотики, содрал бы с него кожу заживо, если бы он знал, чем занимается Эйдан. Должно быть, это здорово, что у меня есть причина умереть.
Они подъехали к обычному повороту к конторе на Касл-стрит, но Малоун поехал прямо. 'Что происходит?' — спросил Эйдан, не в силах скрыть страх в голосе.
— Расслабься, малыш, — сказал Малоун, глянув в зеркало заднего вида. «У нас есть немного драйва. Расслабьтесь и наслаждайтесь этим. Говорят, скоро выглянет солнце.
Какая-то надежда. Пока они ехали на юг по дороге с двусторонним движением, все оставалось серым и мрачным. Куда они шли? Эйдан решил не спрашивать — он был почти уверен, что Мэлоун просто скажет ему «подожди и посмотри», — а потом он вспомнил, как двое его коллег упомянули, что у Пигготта есть дом на побережье в графстве Даун. Один был там, чтобы забрать партию «вещей». Это было странное место для республиканского активиста, если он им был, потому что это была протестантская страна; но, возможно, выбран только из-за этого. Это было бы последнее место, где сотрудники службы безопасности ожидали бы найти его.
Эйдан не испугался. Почему он должен быть? Он не сделал ничего плохого. Помогая с распределением товаров, он не нес никакой ответственности, кроме как выполнять заказы. Что он и делал добросовестно и без жалоб. Ну, почти. Это правда, что он ясно дал понять некоторым своим друзьям и коллегам, что ему не нравится Братство. Он сказал им, что все это делалось ради денег и, насколько он мог видеть, никаких действий. Но он был осторожен с тем, кому жаловаться, всего лишь к нескольким близким друзьям в задней комнате паба Пэдди О'Брайена. Дермот О'Райли иногда бывал там, но ему можно было доверять. О'Рейли тоже не мог поверить, что война закончилась. Нет, сказал себе Эйдан, даже если бы он открыл рот, он разговаривал с друзьями, которые думали так же, как и он.
Внезапно вдалеке он увидел Ирландское море, выходы скал и щели песчаного пляжа, горы Морн в милях справа от них, тяжелые и темные. Они проехали несколько миль вдоль побережья, через серую каменную деревню у широкой бухты, с ее длинной улицей, почти безлюдной, с закрытой на зиму лачугой-мороженщиком.
В конце поселка машина замедлила ход и резко свернула на узкую тропинку, огибающую залив. Отлив закончился, обнажив обширные просторы песчаных дюн, испещренные травой маррам, мокрый песок блестел в сером свете. Они пересекли узкий мост и подошли к закрытым воротам с пятью решетками. Мэлоун нажал кнопку на электронном устройстве, которое держал в руке, и ворота со скрипом отворились, позволив им пройти прямо перед небольшим викторианским домом с высокими остроконечными крышами, воротами к поместью, которое тянулось вверх по пологому склону земли. вдали от моря. Мимо дома дорога превратилась в колею, и Малоун медленно ехал, не сводя глаз с зеркала заднего вида. Инстинктивно Эйдан оглянулся. Никто не следовал.
Через четверть мили, через еще одни ворота и небольшую рощу, тропа кончалась перед большим каменным домом. Машина остановилась с внезапным хрустом шин о гравий. Малоун направился к входной двери. Пожилая женщина в фартуке, повязанном вокруг талии, впустила их, опустив голову и отведя глаза, пока они шли в большой зал.
Мэлоун сказал: «Подожди здесь», и Эйдан встал с испанцем, а Малоун прошел в дверной проем сбоку. Вернувшись через минуту, он указал на заднюю часть дома.
— Пошли, — сказал он, ведя их по коридору, через большую кухню с массивной Агой в одном конце. В коротком коридоре за кухней он щелкнул выключателем, и они последовали за ним вниз по крутой лестнице.
Они находились в подвале, сырой пустой комнате с голыми кирпичными стенами и грубым бетонным полом. Было темно, почти как в подземелье, и Эйдан снова почувствовал тревогу. К одной стене был прикреплен металлический шкаф, который Мэлоун открыл ключом. Он нажал выключатель, и тотчас же с пронзительным жужжанием дальняя стена подвала медленно отодвинулась в сторону, открывая за собой комнату.
Эта комната была обставлена удобно, почти роскошно. Пол был покрыт сизалевым ковром, поверх которого лежало несколько маленьких восточных ковров, а в дальнем конце стоял стол партнера из красного дерева с настольной лампой с зеленым абажуром в углу. От потолка до пола в книжных шкафах стояли старые тома в кожаных переплетах, а на других стенах висели пейзажи.
Комната могла быть кабинетом богатого книжного человека, но если это так, подумал Эйдан, зачем прилагать такие усилия, чтобы скрыть ее существование?
— Садитесь, — сказал Малоун, указывая на деревянный стул, стоявший напротив стола партнера. Он звучал напряженно.
Когда Эйдан сел, он услышал шаги на лестнице из кухни, а затем по твердому полу подвала позади него. Кто-то вошел в комнату, и Эйдан увидел, как высокая худощавая фигура Шеймуса Пигготта обходит стол и садится в кожаное кресло позади него.
— Здравствуйте, мистер Пиггот, — сказал Эйдан, выдавливая слабую улыбку. Он разговаривал с этим человеком только один раз, когда его впервые взяло на себя Братство, но видел его несколько раз, когда тот был в белфастском офисе по делам — чтобы забрать то, что ему велели позвонить. «материалы» или вернуть мягкие конверты с наличными.
Пигготт, в очках без оправы и с коротко остриженными волосами, был похож на профессора, и Эйдан знал, что ему суждено стать умником, блестящим ученым, аэрокосмическим инженером, который в молодости, еще в Штатах, проектировал ручные ракеты, который ИРА использовала, чтобы попытаться сбить вертолеты британской армии. Но они сказали, что он был странным, слишком умным, чтобы быть нормальным, и то, как он смотрел сейчас — холодно, почти аналитически, с видом полной отстраненности — заставило Эйдана понять, почему.
— Ты доволен своей работой, Эйдан? — сказал он мягким и почти бесцветным голосом.
О чем это было? Эйдан не верил, что Пигготт заинтересован в удовлетворении своей работой. Но тем не менее энергично кивнул. 'Да. Я, мистер Пигготт.
Пиггот продолжал смотреть на него, и на мгновение Эйдан задумался, был ли услышан его ответ. Затем Пигготт сказал: «Поскольку как генеральный директор этой организации я должен чувствовать, что мои сотрудники полностью готовы к работе».
— Я на борту, мистер Пиггот. Со мной очень хорошо обращаются». Эйдан испугался, и во рту у него пересохло.
Пиггот кивнул. — Я так и думал. И все же слышали, как вы жалуетесь.
'Мне?' — спросил Эйдан. О господи, подумал он, вспоминая свою неосмотрительность в ресторане Пэдди О'Брайена. Кто на земле мог купить его?
— Я не буду тратить на тебя много времени, Эйдан. Вы — очень маленькая часть моей операции, но даже от вас я требую полной беспрекословной лояльности, а я ее не получил. Вы жаловались, — повторил он. Пиггот наклонился вперед в своем кресле и бросил карандаш на стол. 'Почему?'
Что почему? Эйдан почти спросил, хотя прекрасно знал. И вместо того, чтобы попытаться объяснить или опровергнуть это, он поймал себя на том, что говорит: «Простите, мистер Пигготт».
— Извините, — сказал Пиготт, сжав губы и кивнув головой. В этом проявлении понимания было что-то, чему Эйдан не доверял. «Извините, это хорошее место для начала», — мягко добавил Пигготт, и его голос стал холодным. — Но на этом все не заканчивается. И впервые он отвел взгляд от Эйдана и резко кивнул двум другим мужчинам.
Когда Эйдан повернул голову к испанцу рядом с ним, он почувствовал, как рука Мэлоуна внезапно сжала его руку. — Не… — начал было он возражать, но теперь его другую руку тоже схватили. Темноволосый человек хмыкнул, нависая над ним.
'Что?' — спросил Эйдан, не в силах сдержать страх в своем голосе.
— Дай ему руку, — сказал Малоун.
И когда Эйдан поднял левую руку с подлокотника кресла, он обнаружил, что испанец сжимает ее. Казалось, его пальцы были в тисках, которые начали проворачиваться. Когда давление возросло, Эйдан задохнулся. 'Останавливаться-'
Но хватка все усиливалась. Эйдан попытался вырвать руку, но не смог. Когда давление на его пальцы усилилось, Эйдан вскрикнул, а затем почувствовал и услышал, как хрустнул его безымянный палец, когда одна из костей сломалась.
Мучительная боль наполнила его руку. Наконец испанец отпустил его, и рука, как тряпка, шлепнулась на подлокотник кресла.
Слезы навернулись на глаза Эйдана, и он едва мог дышать. Он посмотрел на свои пальцы, красные и сжатые от силы хватки испанца. Он попытался переместить их одну за другой. Его третий палец не двигался.
Эйдан откинулся на спинку стула, пытаясь не заболеть. На мгновение в комнате воцарилась полная тишина, затем он услышал шум ребенка, всхлипывающего и всхлипывающего. Он понял, что издает звуки. Подняв голову, он моргнул, чтобы очистить глаза от слез, и обнаружил, что Пиггот смотрит на него через стол. Мужчина кивнул, словно в лаборатории, довольный тем, что его эксперимент удался.
Пиггот встал, отряхнул рукав своей куртки, словно избавляясь от ненужного пуха. Не глядя снова на Эйдана, он вышел из-за стола и направился к открытой стене в подвал. Когда его шаги раздались по бетонному полу, он крикнул Малоуну и испанцу: «Прежде чем вы отвезете его обратно в Белфаст, сломайте еще один. Мы не хотим, чтобы он думал, что это был просто несчастный случай.
2
Лиз Карлайл была удивлена, обнаружив, что церковь полна. Он располагался в месте, которое когда-то было настоящей деревней, а теперь стало одним из звеньев в цепи богатых пригородов, простиравшихся на юг и запад от Лондона вдоль реки Темзы.
Она предположила, что церковь, должно быть, была нормандской по происхождению, судя по ее прекрасной квадратной башне, хотя огромные размеры нефа свидетельствовали о более позднем расширении — само количество скамеек напомнило Лиз шерстяные церкви Восточной Англии, массивные здания, построенные, когда больше не на что тратить бараньи деньги. Теперь обычно он был на три четверти пуст, а по воскресеньям сводился к крошечному собранию старых верующих.
Однако в этом собрании ничего не уменьшилось. По беглому пересчету рядов она подсчитала, что там должно быть триста или четыреста человек. Она знала, что на этой панихиде будет много коллег из Темз-Хауса, поскольку Джоанна Уэтерби проработала в МИ-5 более десяти лет и никогда не теряла связи с друзьями, которых приобрела тогда (и, конечно же, ее муж продолжал дружить с ней). сервис). Здесь был генеральный директор вместе с директором Б, Бет Дэвис, отвечавшей за все кадровые вопросы и вопросы безопасности. Присутствовали практически все остальные высокопоставленные сотрудники МИ-5 и несколько человек из МИ-6. Она заметила Джеффри Фейна, его высокая фигура, похожая на цаплю, возвышалась над рядом. Но чего Лиз не осознавала, так это того, сколько друзей, соседей и членов семьи также будет здесь сегодня.
Впереди она могла видеть только Чарльза Уэтерби в первом ряду, в окружении двух его сыновей и других, предположительно родственников. В ряду позади них была женщина, элегантно одетая в темно-синий костюм и элегантную черную шляпу, которая, наклонившись вперед, что-то шептала младшему сыну Чарльза, Сэму. Должно быть, она еще одна родственница, подумала Лиз.
Она не видела Чарльза с тех пор, как умерла Джоанн, и почувствовала внезапную боль, увидев его сейчас, такого явно опустошенного. Она, конечно, написала ему, но хотела бы сделать больше, чем просто послать несколько строк.
Он ответил, поблагодарив ее. Мальчики, как он сказал, были столпами силы, хотя, естественно, он беспокоился о них, и он будет особенно пристально следить за Сэмом, младшим из двоих, все еще больше мальчиком, чем мужчиной. Чарльз закончил, сказав, как сильно он с нетерпением ждет возвращения к работе.
Лиз надеялась, что это означает, что он тоже с нетерпением ждет встречи с ней. Она скучала по нему на работе, и как по начальнику (лучшему, что у нее когда-либо было), и как… по чему именно? Она только недавно призналась себе, насколько сильны ее чувства к Чарльзу, но они ни разу не обменялись даже поцелуем. Она задалась вопросом, изменится ли это сейчас, но тут же почувствовала себя виноватой из-за того, что воображает будущее с Чарльзом, которого у Джоанны Уэтерби никогда не будет.
Рядом с Лиз друг ее матери Эдвард Треглоун положил на колено аккуратно сложенную служебную бумагу и что-то прошептал матери Лиз с другой стороны. Лиз была поражена тем совпадением, что Эдвард, знавший ее мать всего пару лет, был другом детства Джоанн Уэтерби. Выяснилось, что они вместе выросли в одном городке в графстве Кент. Во взрослом возрасте они потеряли связь, но возобновили общение — как ни странно, из-за Лиз.
После того, как несколько месяцев назад Лиз сильно пострадала во время расследования заговора с целью сорвать мирную конференцию по Ближнему Востоку, она отправилась к своей матери, чтобы выздороветь. Обеспокоенный ее безопасностью там, Чарльз Уэтерби связался с Эдвардом; встретившись в Лондоне, они сразу же полюбили друг друга, даже до того, как узнали о прежней дружбе Эдварда с Джоанн. К этому времени Джоанна была уже очень больна, но Лиз поняла, что Эдвард и ее мать не раз навещали обоих Уэтерби. Если Сьюзан Карлайл или Эдвард и догадывались о чувствах Лиз к Чарльзу, они держали их при себе.
Прелюдия Баха кончилась, и в церкви воцарилась леденящая тишина, единственный шум дождя, бьющего ветром по витражам. Затем викарий встал перед прихожанами, и служба началась. Это было традиционно, со старыми заставками для гимнов и краткой оценкой старого друга Джоанны. Было два чтения, данные сыновьями; Голос Сэма дрожал, когда он дошел до конца «Оды осени» Китса, любимой песни его матери, как он рассказывал переполненной церкви. У многих на глазах стояли слезы, когда он решительно собрался с духом и закончил сильным, звучным голосом:
Красногрудый свистит с грядки,
И щебечут ласточки в небе.
Финальный гимн и служба завершилась. Когда навязчивый звук органа, играющего на Перселле, заполнил неф, прихожане встали и начали медленно расходиться. Мелкая морось закончилась, и небо слегка посветлело, превратившись в меловую смесь серых тонов, когда Чарльз стоял возле церкви с мальчиками рядом с ним. Лиз позволила Эдварду и ее матери пойти первыми, чтобы выразить соболезнования. Затем пришла ее очередь.
— Лиз, — сказал Чарльз, крепко сжимая ее руку. «Приятно видеть вас. Большое спасибо, что пришли. Как твои дела?'
— Я в порядке, Чарльз, — сказала она так весело, как только могла. Для него было характерно спрашивать, как она .
— Вы уже встречали Сэма раньше, — сказал он, слегка поворачиваясь, чтобы включить своего сына. Мальчик застенчиво улыбнулся и пожал ей руку. Женщина в черной шляпе, которую Лиз заметила в церкви, подошла к другому сыну и успокаивающе положила руку ему на плечо. Она была тетей? Чарльз сказал: «Лиз, я хочу познакомить тебя с Элисон».
Женщина подняла глаза и улыбнулась. У нее было красивое, но дружелюбное лицо с высокими скулами, острым носом и необычными фиолетовыми глазами. — Лиз, — сказала она. — Я так много о вас слышал.
Действительно? — с удивлением подумала Лиз. От Чарльза? Или от Джоанны?
Чарльз объяснил: «Элисон живет по соседству с нами. Мы были соседями много лет.
'Да. Джоанна принесла мне торт в тот день, когда мы переехали. Она ласково посмотрела на Сэма. — Вы тогда еще даже не родились, молодой человек.
Другие люди ждали, чтобы поговорить с Чарльзом, поэтому Лиз пошла дальше. Она была приглашена вместе с другими на обед в дом Уэтерби за несколько миль отсюда, но сейчас она не могла выдержать большого собрания — она хотела увидеть Чарльза, но она хотела увидеть его наедине. Ее присутствия или отсутствия не будет ни здесь, ни там среди десятков людей, которые наверняка будут найдены в Уэтерби.
Попрощавшись с матерью и Эдвардом, она уехала, решив сразу вернуться в Темз-Хаус и заняться своими делами. Вскоре она увидит там Чарльза. Лиз чувствовала, что если бы ему сегодня нужно было с кем-то поговорить, его соседка Элисон была бы счастлива заменить его.
3
Что-то удерживало их. Их водитель нетерпеливо барабанил пальцами по рулю, а Бет Дэвис смотрела в окно на неоднородный лес, окаймлявший автомагистраль A307 к югу от Ричмонда. У нее было запланировано две встречи на этот день, и она гадала, вернется ли она вовремя к любой из них.
Она взглянула на сидящего рядом с ней Д.Г. Он выглядел душой терпения. Типично для него, подумала Бет. Бог знает, сколько встреч он, должно быть, запланировал, но на собрании после службы в доме Чарльза он был образцом такта: заботливым с Чарльзом, вежливым со множеством друзей и родственников, которым его представили, никогда не любые признаки того, что у него есть неотложные дела в другом месте.
Машина медленно двинулась вперед, колеса взбивали слякотные кучи листьев в канаве дороги. — Прекрасное обслуживание, — сказал Д. Г. с легким вздохом.
— Мальчики прекрасно читают, — сказала Бет, и Д. Г. кивнул. Она продолжала: «Должно быть, им ужасно тяжело, особенно сейчас, когда они садятся на борт».
«Я думаю, что только старший еще находится на борту. И посадка может быть хорошей вещью. Они заняты, много отвлекающих факторов, все их друзья вокруг них. Быть дома может быть намного сложнее. Слишком много призраков; слишком много напоминаний».
— Я полагаю, ты прав. Тем не менее, Чарльзу будет сложнее, когда они оба будут в отъезде. Бродить по этому дому в полном одиночестве.
ДГ тихонько хмыкнул. Через мгновение он сказал: «Наша компания сделала из этого хорошее шоу, я думаю».
'Да. Должно быть, в Темз-Хаус несколько часов не хватало персонала.
«Я не видел, чтобы кто-то уходил со службы, так что будем надеяться, что обошлось без кризисов». ДГ улыбнулся, затем посерьезнел. — Я не видел Лиз Карлайл.
'Я сделал; она была в церкви, с матерью. Однако в дом она не пошла. Должно быть, она должна была вернуться прямо сейчас.
ДГ кивнул и задумался. Бет почувствовала, о чем он думает — не секрет, что Лиз и Чарльз были близки, хотя они оба, без сомнения, верили, что никто другой этого не заметил. Но как можно было не заметить их очевидное взаимное влечение? То, как светилось лицо Чарльза, когда Лиз присоединялась к собранию, которое он возглавлял. Восторженное выражение лица Лиз, когда Чарльз говорил. Вы были бы слепы, если бы пропустили это.
Чувства пары друг к другу не были бы проблемой, если бы Лиз работала на кого-то другого. Но теперь она снова докладывала Чарльзу, так как он взял на себя управление контрразведкой, и здесь дело осложнилось.
Это не было неизвестной или даже необычной ситуацией. В службе понимали, что секретность работы затрудняет налаживание отношений с кем-либо «снаружи», а потому служебные романы неизбежны. Сама Джоанна Уэтерби работала на Чарльза, вспомнила Бет, хотя, как только Джоанна и Чарльз начали встречаться, ее отправили — на самом деле, работать на Д. Г., когда он еще был директором.
Ожидалось, однако, что участники служебных романов сразу заявят о себе, и поймут, что кого-то из пары придется подвинуть. Силу любви можно принять, но нельзя принять ее неизбежное влияние на рабочие отношения.
Насколько было известно Бет, Лиз и Чарльзу нечего было декларировать. Если бы кто-нибудь сказал ей, что в обеденное время они вдвоем тихо ушли в отель «Сити-Инн» на Джон-Айлип-стрит или встретились на выходных в гостинице типа «постель и завтрак» в Уэст-Кантри, она бы им не поверила. Чарльз был слишком честным, слишком преданным своей жене, чтобы сделать что-то подобное. А Бет просто не могла видеть Лиз в роли любовницы, беспокойно ожидающей у телефона звонка от своего женатого любовника. Бет была уверена, что у этих двоих не было никакого незаконного романа. И в этом была проблема: под поверхностью все бурлило.
ДГ снова вздохнул, на этот раз громче, что обычно служило признаком того, что его мысли вот-вот найдут выражение в голосе. Они уже были в Путни, собирались пересечь реку. DG сказал: «Я думаю, у нас возникла небольшая проблема».
Бет кивнула; ему не нужно было говорить, в чем проблема. Она терпеливо ждала, и наконец он добавил: «Это может быть очень трудно для них обоих». Он вскинул руку, показывая свою амбивалентность. — Я имею в виду, теперь их ничто не остановит, не так ли?
— Наверное, нет, — сказала Бесс.
«Хотя мой отец говорил, что «запретный плод выглядит менее привлекательным, когда он снят с дерева».
Бет фыркнула. — При всем уважении к вашему отцу, я не думаю, что взаимное влечение уменьшится. Это другие вещи, которые будут мешать».
ДГ серьезно потрогал свой галстук. 'Как, например?'
— Как чувство вины, пусть даже неоправданное. И я полагаю, страх, что то, чего ты так долго хотел, может наконец стать твоим.
'Страх?'
'Да. Не то, чтобы не получилось то, что ты хотел, а то, что ты как-то этого не заслуживаешь. Они говорят, что заключенные, отбывающие длительный срок, часто испытывают ужас, когда приближается дата их освобождения. Это уже слишком — перспектива получить то, чего вы так долго желали, слишком пугающая».
— Думаешь, этим двоим может быть так плохо?
Бет пожала плечами. Ей платили за то, чтобы она понимала людей, но она уже давно усвоила, что такое понимание ненадежно, и его никогда нельзя предполагать. Она сказала: «Мне хотелось бы думать, что нет».
— Но вы не уверены, — сказал Д.Г., и это не было вопросом. — В этом случае их работа почти наверняка пострадает. Так что я думаю, что они могли бы извлечь выгоду из перерыва.
Бет, должно быть, выглядела испуганной, как будто он предложил приказать двоим вместе отправиться в недельный отпуск в Париж, потому что он поспешно добавил: «Я имею в виду перерыв друг от друга».
— О, — с облегчением сказала Бет.
— Да, — сказал ДГ.
Что теперь? — с опаской подумала она. Персонал и размещение были в ее ведении, и он редко вмешивался напрямую. Но теперь она могла видеть, что он принял решение. Она не хотела ссор, поэтому надеялась, что сможет согласиться с любым его решением.
Он многозначительно сказал: «Я думаю, что Лиз следует отправить в командировку — по крайней мере, на время, пока Чарльз устроится на работе. Знаешь, ему многое предстоит сделать, — сказал он почти обвиняюще, как будто думал, что она может подумать, что он излишне резок.
— Куда вы хотите ее поместить? спросила она. Она представила себе борьбу с терроризмом. Это то место, где раньше была Лиз. Работал на Чарльза, когда он был там директором.
— Нам придется это решить, — сказал он, к ее удивлению. Если он уже решил, как она подозревала, он явно не был готов сказать. «Это должно быть что-то сложное. Я не хочу, чтобы она думала, что это понижение в должности. Это было бы несправедливо по отношению к Лиз.
— Хотя нет… — и Бет замялась. Когда ДГ вопросительно посмотрел на нее, она вздохнула. — Боюсь, она так и увидит.
'Наверное.' ДГ слегка пожал плечами. — Но ничего не поделаешь. И если мы позаботимся о том, чтобы ее новая должность была достаточно жесткой, она скоро застрянет. Она слишком хороший офицер, чтобы этого не делать.
4
Звонок раздался совершенно неожиданно, и Дэйв не узнал имя.
— Фил Робинсон, — повторил мужчина на другом конце телефона английским голосом. — Я надзиратель Национального треста. В прошлом я был в контакте со специальным отделом RUC. Мне сказали позвонить вам.
Дэйв Армстронг был в Северной Ирландии пару месяцев. Он был частью команды, которая постепенно заполняла шикарные новые офисы МИ-5 в дворцовых казармах, армейском штабе в нескольких милях к северу от центра Белфаста. Когда разделение власти в Северной Ирландии сделало первые ошеломляющие шаги, новая Полицейская служба Северной Ирландии, пришедшая на смену Королевской полиции Ольстера, передала разведывательную работу в провинции МИ-5.
С этой передачей власти исчезли все записи большой конюшни агентов - людей, которые снабжали RUC информацией внутри республиканских и лоялистских вооруженных групп во время Неприятностей. Это была слишком секретная информация, чтобы хранить ее в полицейской службе, поскольку она могла оказаться подотчетной министрам правительства или членам полицейского управления, которые когда-то сами были частью вооруженных групп. Последнее, чего хотела новая полицейская служба, — это серия убийств из мести или сведения счетов.
Итак, Дэйв и пара его коллег из отдела по работе с агентами команды МИ-5 должны были отсортировать список источников, которые они унаследовали, закрыть многие бесполезные в будущем и познакомиться с теми немногими, кто мог бы продолжают представлять ценность. Хотя так называемый «мирный процесс» был хорошо налажен и угроза безопасности в Северной Ирландии изменилась, она не исчезла. Временная ИРА, возможно, распустила свои вооруженные группы и списала свое оружие, но среди ее бывших рядов все еще были те, кто — и лоялисты по другую сторону водораздела — не поддерживали мирный процесс. Для них война еще не закончилась, а это означало, что Дейв и его коллеги следили за несколькими группами ренегатов, решивших сделать все возможное, чтобы война продолжалась.
Фил Робинсон. Теперь это имя звучало как звоночек. Он выпал из списка старых источников из-за ссылки на Национальный фонд. Эта связь казалась маловероятной, но Дейв знал, что объекты Национального фонда в прошлом были целью атак ИРА. В 1973 году двое молодых добровольцев ИРА взорвали себя в поместье Касл-Уорд бомбой, которую они пытались заложить. После этого силы безопасности стали уделять больше внимания имуществу Треста в Северной Ирландии, и Робинсон был одним из тех, кого наняли в качестве советника.
'Чем я могу помочь?' — спросил Дэйв.
«Что-то случилось. Интересно, могли бы мы встретиться?
«Конечно», — сказал Дэйв, радуясь, что есть чем заняться. Он находил утомительной рутинную работу по просмотру старых файлов и замораживанию старых дел. Может быть, это и окажется пустяком, но Робинсон звучал разумно. Итак, Дэйв сказал: «Как насчет сегодня днем?»
* * *
Они договорились встретиться в центре города. Дэйв взял из гаража одну из исправных машин и поехал, пробиваясь сквозь пробки, в сердце Белфаста, занятый даже днем. Когда он впервые прибыл, было приятным сюрпризом обнаружить, что центр города оживленный, оживленный, бурлящий жизнью. Образы, на которых вырос Дейв — солдаты с автоматическим оружием, баррикады и колючая проволока, опасения на лицах людей — были заменены кишащими магазинами, пешеходными зонами (въезд на которые автомобилям теперь был запрещен по причинам, не связанным с безопасностью). ), и оживленная ночная жизнь. Трудно было поверить, что не так давно город был во всех смыслах зоной боевых действий. И хотя работа внушала Дэйву здоровый скептицизм по поводу новообретенного мира, жители Белфаста, казалось, были слишком сосредоточены на наслаждении «нормальной жизнью», чтобы позволить нескольким кровожадным бунтовщикам пустить все под откос.
Он жил в одной из арендованных службой квартир в пригороде Холивуда, недалеко от дворцовых казарм. Это был район города, который во время Неприятностей был вполне безопасным, но теперь, для человека, живущего в одиночестве, вроде Дэйва, он был довольно унылым и одиноким. У него была девушка в Лондоне, Люси. Они были вместе два года, что для него было долгим сроком. Но было трудно поддерживать это, когда они были так далеко друг от друга. Он был слишком занят, чтобы ездить в Англию каждые выходные, и не было особого смысла приезжать к нему Люси, если ему приходилось работать. Но он серьезно относился к ней, а это означало, что он не собирался встречаться с девушками в барах оживленной ночной жизни Белфаста — он не присоединялся к своим младшим коллегам, когда они отправлялись на вечеринки.
Но он только что услышал новость, которая подняла ему настроение. Майкл Биндинг, глава отделения МИ-5 в Северной Ирландии, сообщил всем тем утром, что Лиз Карлайл приедет возглавить отдел по работе с агентами. Дэйв знал, что у Биндинга не так много времени на Лиз, а у нее на него. Но Дэйв питал к ней и привязанность, и уважение, хотя теперь, когда она станет его боссом, он задавался вопросом, изменятся ли их отношения. Не то чтобы последние пару лет они были очень близки. Лиз перевели из отдела по борьбе с терроризмом, и по счастливой случайности они недавно работали вместе — в Шотландии, в Глениглсе, над заговором с целью сорвать жизненно важную мирную конференцию. Было хорошо снова поработать с ней; она была грозна, сама того не осознавая, прямолинейна, ясна, решительна.
Это было не все, конечно. Какое-то время, пять или шесть лет назад, они были не только хорошими коллегами по работе, но и близкими друзьями. Возможно, они были даже больше, но некоторые взаимные колебания удерживали их. «Более «взаимно» для нее, чем для меня», — с грустью подумал Дэйв, потому что с тех пор он понял, что часть его сожалеет о том, что они не встретились. Ну, теперь это было исключено. Во-первых, он был с Люси, а во-вторых, у тебя не было второго шанса с кем-то вроде Лиз. Как бы то ни было, он знал, что струны ее сердца связаны с кем-то другим — с Чарльзом Уэтерби. Когда Джоанна умерла два месяца назад, первой мыслью Дэйва было то, что Лиз и Чарльз будут вместе. Так с какой стати Лиз приехала в Белфаст?
Какова бы ни была причина, он был в восторге. И только отчасти потому, что он с нетерпением ждал, когда она расправится с Майклом Биндингом.
Фил Робинсон был высоким мужчиной с седеющими волосами. Он говорил без намека на ольстерский акцент в голосе, а в своем твидовом пиджаке и клетчатой рубашке Вийелла выглядел совершенно англичанином, чем-то напоминая отставного государственного служащего, который провел утро, помогая своей жене ухаживать за розами. Он казался неуместным в Северной Ирландии, подумал Дэйв, и как бы в ответ на эту мысль Робинсон сказал ему, что он приехал в Северную Ирландию из Англии для работы в Национальном фонде на временной должности тридцать лет назад — и остался.
«Я влюбился в это место, несмотря ни на что, — сказал он с легкой ухмылкой. «Потом я встретил свою жену и тоже влюбился в нее. Только, пожалуйста, не говорите ей, что это было именно в таком порядке.
Они сидели в кофейне в Сент-Джорджес-Гарденс, за углом от отеля «Европа», который после многих лет пребывания в Европе, казалось, процветал. Когда Дейв проходил мимо, длинная очередь японских бизнесменов стояла в очереди за такси, а иностранные гости всех мыслимых рас и национальностей — индийцы, арабы, выходцы с Востока — входили и выходили из больших вращающихся дверей. Только швейцар, стоявший прямо за трибуной у входа, выглядел достаточно бледным, чтобы быть ирландцем.
Робинсон объяснил, что теперь он работает только неполный рабочий день в Национальном фонде.
— Консультации? — вежливо спросил Дэйв, поскольку именно так все, казалось, описывали любую работу, которую они выполняли после выхода на пенсию.
Фил Робинсон самоуничижительно рассмеялся. 'Едва ли. Я помогаю с подсчетом перелетных птиц в Антриме и помогаю, когда слишком много надзирателей уезжает в отпуск одновременно. Но моя самая большая работа находится к югу отсюда, в графстве Даун. Рядом с Ньюкаслом.
— Что делать? — вежливо спросил Дэйв.
«Мы с женой присматриваем за дачными коттеджами в поместье Дригиллон — я пошутил насчет крупного куска. Их отпускают на неделю-две, а иногда и на короткие перерывы на две-три ночи. В поместье их трое, так что работы прилично, особенно летом, когда они все время заняты».
— Так почему ты хотел меня видеть?
— Я скажу вам, что это такое. Один из коттеджей — это не совсем коттедж; это дом, старая сторожка в поместье — перед ней есть ворота, которые обычно закрыты. Он работает в электронном виде. Если у вас есть устройство дистанционного управления, оно открывается автоматически, а затем закрывается за вами. У некоторых местных членов Национального фонда, которые любят гулять по поместью, есть пульты для открывания ворот, и каждый, кто останавливается в коттеджах, получает его. За последние шесть месяцев или около того несколько человек, которые останавливались у ворот, жаловались, что люди открывали ворота в неурочные часы ночью — при закрытии они производили довольно грохот — и проезжали машины мимо дома в усадьба. Конечно, наши арендаторы часто жалуются на то или иное — один даже жаловался на качество мыла — так что я сначала не обратил особого внимания. Но когда несколько жильцов сказали одно и то же — машины подъезжают в три часа ночи, — я почувствовал, что должен обратить на это внимание».
Дэйв кивнул, но внутренне задавался вопросом, почему это потребовало звонка в МИ-5. Конечно, местная полиция должна была быть первым портом захода.
Робинсон, казалось, почувствовал его скептицизм. — Я знаю, может быть, и ничего, — скромно сказал он.
— Но что-то подсказывает вам, что это не так? — мягко спросил Дэйв. Пока не было смысла списывать историю этого человека.
Робинсон кивнул и сказал: — Да. Мы с женой останавливались в сторожке на пару ночей, между отпусками. Вэл подумал, что я сошла с ума, но это казалось лучшим способом узнать, происходит ли что-нибудь. И действительно, однажды ночью ворота открывались и закрывались, и в четыре часа утра мимо проезжали машины. Затем, после завтрака, двое из них вернулись на трассу. Я гулял с нашим терьером.
Дэйв кивнул. — Есть ли в поместье другие дома, куда они могут направляться?
— Просто старый фермерский дом. Но это не принадлежит Доверию. Тот, кто владеет им, проделал с ним большую работу год или около того назад. Тогда по трассе проезжали грузовики строителей. Но не посреди ночи. Сначала я подумал, что это молодые люди устраивают рейв или принимают наркотики, но я не видел никаких признаков порчи в поместье или мусора — пустых бутылок, шприцев или чего-то в этом роде».
Робинсон продолжил: «Это еще не все. Видите ли, когда после завтрака две машины проехали по трассе, я был как раз у ворот. Они притормозили, ожидая, пока откроются ворота, и я узнал одного из мужчин в машинах. По крайней мере, я думаю, что видел – я не очень хорошо его разглядел. Но я почти уверен, что это был Терри Мэлоун, старый сотрудник ИРА. Сомневаюсь, что вы слышали о нем, но раньше он был здесь хорошо известен. Он был довольно высоко в Временном составе, и у него был брат Симус Мэлоун, который перешел на другую сторону, когда ИРА раскололась в семидесятых — он был официальной ИРА. Когда Симуса убили в Дублине, прикол в том, что его собственный брат — это Терри — выставил его убийцами. Кто знает? Но я почти уверен, что видел в машине Терри Мэлоуна.
Пока Робинсон допивал свой кофе, Дэйв подумал об этом, а затем спросил: «Что вы предлагаете? Как вы думаете, может ли в этом доме быть какой-нибудь отступник из ИРА?
Робинсон пожал плечами. «Все эти приходы и уходы могут означать что угодно. Очень много бывших Временных находят жизнь довольно трудной - все деньги организации в эти дни идут на предвыборные брошюры Шинн Фейн, а не на Армалитов. Эти ребята затевают всевозможные махинации, чтобы попытаться собрать деньги, чтобы война продолжалась».
— Сторожка сейчас занята?
— Да, до середины следующей недели. Но потом у нас есть неделя, когда он пуст. Мы всегда выделяем неделю в январе на весеннюю уборку, но это займет у нас всего пару дней. Я могу дать тебе ключ на конец недели, если ты хочешь сам убедиться.
— Спасибо, — сказал Дэйв. — Думаю, это может быть очень полезно.
5
Когда шина лопнула, машина Лиз внезапно свернула вправо под углом сорок пять градусов. Она знала, что на скорости пятьдесят миль в час все может пойти по другому пути: машина может выйти из-под контроля, и ей ничего не остается, кроме как надеяться, или есть шанс, что она сможет справиться с ситуацией, если будет действовать решительно и немедленно. .
Инстинктивно Лиз вцепилась обеими руками в руль и уперлась предплечьями, изо всех сил пытаясь удержать руль, когда он боролся с ней с огромным крутящим моментом. Машина пронеслась по медленной полосе, врезавшись в черный фургон, который с визгом затормозил, а затем яростно загудел.
Сейчас она приложила все свои силы, и буксующая машина едва не врезалась в бетонный барьер на твердой обочине дороги; затем, как если бы у него был собственный разум, машина двинулась вправо, обратно на дорогу. Чуть уворачиваясь от спортивной машины, которая вильнула и ускорилась, она направилась на этот раз к центральному барьеру, но незадолго до того, как столкнуться с ним на скорости, руль слегка ослаб. Лиз удалось резко развернуть машину, а затем проехать в результате заноса один, два, затем три раза, петляя по полосам, пока другие машины отчаянно сворачивали, чтобы избежать ее. Наконец машина замедлила ход, как сбежавшая лошадь, понявшая, что ее поймали, и Лиз резко остановила ее на твердой обочине.
Она присела на мгновение, сильно дрожа, ожидая, когда барабанная дробь в ее сердце стихнет. Затем она вышла и, осмотрев повреждения, увидела, что одна из задних шин практически разрушилась, ее вулканизированная резина теперь свисала клочьями с черного комка вокруг металлического колеса. Она вполне могла сменить шину — отец учил ее еще девочкой-подростком, прежде чем позволить ей водить машину одной, — но деформированная масса вокруг колеса требовала большего, чем домкрат, спрятанный в багажнике.
Когда ее страх утих, он сменился гневом. Машину оставили ей, чтобы она забрала ее в аэропорту, ее новые коллеги из офиса Дворцовых казарм. Какого черта они делали, оставив ей машину с сомнительными шинами? Она схватила свой мобильный телефон и набрала номер секретаря Майкла Биндинга. Набирая цифры, она посмотрела на дорогу и увидела знак, обращенный к движению. Его веселое сообщение гласило: «Добро пожаловать в Белфаст » .
Семь дней назад Лиз сидела в кабинете директора Б в Темз-Хаусе. Низкое зимнее солнце заглянуло в окна; В полумиле вниз по реке она могла видеть постмодернистскую штаб-квартиру МИ-6, залитую золотым светом.
Бет Дэвис была настроена дружелюбно, хвалила ее недавнюю работу, но тут же обронила сенсационную бомбу: Лиз направили в штаб-квартиру МИ-5 в Северной Ирландии. — Ты нужен нам там, чтобы возглавить отдел работы с агентами. У тебя будет гораздо больше ответственности, Лиз. Все бегуны агентов будут отчитываться перед вами. Им предстоит большая работа – там еще многое предстоит сделать – и нам нужен кто-то с вашим опытом, чтобы определить приоритеты. Все они полны энтузиазма, но некоторые из них не так давно служат; им нужно руководство.
Она продолжала несколько минут, тщательно формулируя свои слова, но Лиз было трудно понять, почему ее выбрали. Она знала, что из всех новых региональных отделений службы Белфаст был самым важным, потому что он собирался действовать как резервный штаб на случай террористической атаки на Дом Темзы в Лондоне. Но даже несмотря на то, что она ненадолго проработала в бюро Северной Ирландии, когда только поступила на службу, на самом деле ее никогда туда не посылали, поэтому она не могла понять, почему ее выбрали для этой работы.
— Когда я начну? — спросила она, думая о приготовлениях, которые ей придется сделать. Если она собирается быть там какое-то время, возможно, ей следует подумать о том, чтобы сдать свою квартиру.
— Майкл Биндинг ждет вас на следующей неделе.
О Боже, подумала Лиз, стараясь не реагировать. Она и Биндинг не раз скрещивали мечи; она воображала, что он будет наслаждаться тем, что сможет указывать ей, что делать.
Бет сказала: «Позвони сегодня днем в отдел объявлений, Лиз; они выяснят детали.
«Хорошо, что Бет нашла время, чтобы подбодрить меня», — кисло подумала Лиз, уходя. Тогда она приказала себе взять себя в руки. Должна быть причина для этой публикации, хотя хоть убей она, она не могла понять, что это может быть. И почему так быстро? Она знала, что это было настоящим жалом в хвосте — не потому, что у нее были какие-то крупные незавершенные дела на работе, а потому, что… Давай, признай это, сказала она себе. Потому что Чарльз должен был вернуться на работу со дня на день, и она очень хотела его увидеть. И теперь ей просто повезло покинуть Темз-Хаус всего за несколько дней до его возвращения. Казалось, что Бет Дэвис очень хотела убрать ее с дороги, пока Чарльз не вернулся.
«Не будь такой глупой, — сказала себе Лиз. Они не могли знать о ее чувствах. Она никогда никому о них не рассказывала и всегда действовала с Чарльзом совершенно профессионально. Нет, она была уверена, что хорошо сохранила свой секрет. Что-то еще происходило в связи с этой публикацией.
Пока она размышляла об этом, рядом с ней на жесткой обочине остановилась машина, и она узнала Морин Хейс из A4 за рулем, а рядом с ней сидел молодой человек.
— Привет, Лиз. Я получил ваше сообщение от секретаря Майкла. Это выглядит довольно противно. С тобой все в порядке?'
— Ну, теперь я, — сказала Лиз. 'Рад тебя видеть. У вас здесь много машин с резиновыми шинами?
— Я поражена, — ответила Морин. — Этот обслуживался на прошлой неделе, и я сам отвез его в аэропорт, чтобы отвезти к вам. Тогда казалось нормально. Садись, я провожу тебя в офис. Давайте принесем ваш багаж, а Том будет ждать здесь пикап. Находится в пути.'
«Я подумал, что вы хотели бы сначала осмотреть свой офис», — сказала помощник Майкла Биндинга, худощавая молодая женщина с торчащими пепельными прядями волосами. Она повела Лиз по коридору, пока не остановилась у открытой двери. Комната была приличной, но с пустым письменным столом, высоким стальным шкафом и двумя стульями с вертикальной спинкой выглядела совершенно унылой.
— Вам причитаются стол для совещаний, стулья и пара кресел. У нас есть и искусство, — сказала она. — Если хочешь, я принесу несколько фотографий. Вы можете выбрать парочку, чтобы место выглядело немного по-домашнему».
Лиз кивнула и посмотрела в окно на вид на полупустые казармы. Вдалеке она увидела автомагистраль А2, по которой машины мчались в сторону Белфаста, находящегося в десяти милях от нее.
— Майкл хотел быть здесь, когда вы приехали, но его неожиданно вызвали в Стормонт. Я дам вам знать, как только он вернется.
Девушка покачала головой. «Я знаю, что он хочет поздороваться, но он кое с кем встречается. Он сказал передать тебе, что увидит тебя завтра. Несколько бегунов с агентами уже дома — их офис находится прямо в коридоре.
Примерно через час Лиз почувствовала себя лучше. В комнате бегунов агентов было несколько знакомых лиц, и прием был теплым, как и кофе. Потом ассистент высунула голову из-за двери.
«Майкл вернулся».
Лиз последовала за ней по коридору, мимо центральной шахты лифта, пока они не пришли к большому офису в углу. Вид здесь, заметила Лиз, был на фермерские поля, уходящие вдаль волнистыми кривыми.
— Ах, Лиз, — сказал высокий широкоплечий мужчина, вставая из-за стола и без улыбки пожимая ей руку, — мне очень жаль слышать о вашей автомобильной аварии. Вождение здесь обычно такое безопасное.
Он выглядит иначе, подумала Лиз. Майкл Биндинг всегда предпочитал образ деревенского сквайра — твидовый спортивный пиджак, клетчатая рубашка и полированные коричневые броги. Но теперь на нем был пуловер цвета хаки с длинными рукавами и кожаными заплатками на рукавах, узкие вельветовые брюки странного блекло-розово-красного оттенка и коричневые замшевые туфли. Его волосы, ранее короткие и аккуратные, теперь сбивались с воротника. Лиз поняла, что он превратился из оруженосца в офицера. Она села и стала ждать, что предвещает новый образ.
Она знала Биндинга как умного, но нетерпеливого человека, чье нетерпение достигало наибольшей степени, когда ему приходилось работать с коллегами-женщинами. На самом деле, больше, чем нетерпение, поскольку он покровительствовал им в такой анахроничной и умопомрачительно грубой манере, что ему это каким-то образом сошло с рук. Он прославился этим во всем Темз-Хаусе, и, не обижаясь, большинство женщин, с которыми он работал, терпели это и относились к этому как к шутке, обмениваясь историями о случаях, когда он называл их «милые» или громко вздыхал и поднимал брови, когда с ним не соглашались. Женщины в Темз-Хаусе обсуждали, что заставило его сделать это. Большинство думало, что это, вероятно, потому, что его жена командовала им дома.
Лиз никогда раньше не приходилось работать на него, но несколько лет назад ей пришлось брать интервью у Биндинга в ходе расследования — того самого, что раскопал крота на высоком уровне МИ-5. Биндинг был трудным, настойчивым, возражал против ее расспросов, пока Лиз не предупредила его, что приведет Д.Г., если Биндинг не будет сотрудничать, что он неохотно и угрюмо тогда сделал.
После этого она держалась от него как можно дальше, и когда их пути время от времени пересекались, он относился к ней с осторожной обидой. Поэтому теперь она с опаской наблюдала, как он отреагирует на ее присоединение к его штату.
— Должен сказать, — начал он, — я надеялся, что мне пришлют кого-нибудь с опытом работы в Северной Ирландии. Я понимаю, что у вас очень мало.
Лиз спокойно смотрела на него, решая, что ответить. — Не так уж и много, — сказала она наконец бодрым, веселым голосом. «Но, как я уверен, вы знаете, у меня большой опыт работы с агентами, и я предполагаю, что именно поэтому меня выбрали для этой конкретной работы».
Биндинг какое-то время молчал. «Первая кровь для меня», — подумала Лиз про себя. Затем, изменив тактику, сказал: «Здесь больше народу, чем вы думаете». Он говорил защищаясь, как будто чувствовал скептицизм. — Я знаю, что здесь мало что освещают на материке, но Неприятности далеко не ушли. Иногда мне кажется, что СМИ не хотят сообщать о каких-либо проблемах в надежде, что они просто исчезнут».
«Какие именно проблемы?»
«Ну, не будучи родом из Северной Ирландии, вы можете оказаться в невыгодном положении в понимании текущей ситуации».
Лиз заставила себя не отвечать и сохраняла бесстрастное выражение лица, пока он продолжал.
— Обычный, только в гораздо меньшем масштабе. По нашим оценкам, на стороне республиканцев все еще действуют более ста военизированных формирований. Они, слава богу, не особенно хорошо организованы — они принадлежат к почти такому же количеству отколовшихся группировок, как и членов».
— Тем не менее, сотня особей может нанести большой ущерб, — сказала Лиз.
— Именно, — сказал он педантичным тоном, который помнила Лиз, чтобы она почувствовала себя ученицей, которой ставят отметки на контрольной. «Не менее тревожно и то, что они могут вызвать реакцию с другой стороны. На данный момент группы лоялистов сложили оружие, но несколько сектантских убийств могут изменить это за одну ночь.
«Откуда эти маргиналы берут ресурсы, чтобы жить дальше? Есть ли еще иностранная поддержка?
— Не то, чтобы мы знали. «Аль-Каида» сюда не въезжает, если вы об этом думаете, — добавил он с тяжелым сарказмом.
— Вообще-то я им не была, — сухо сказала Лиз. «Я думал о финансировании и оружии — из Штатов, басков, Северной Африки, Южной Америки, откуда угодно».
Он выглядел немного удивленным тем, что она знала что-либо о прошлых источниках оружия ИРА. «Насколько нам известно, их финансирование теперь местное. Но ничего из этого не является законным. Преступность всех видов – наркотики, проституция, грабежи. Бог знает что еще.
— Каково наше освещение их деятельности? Есть ли у нас достойные источники? — спросила Лиз, переводя разговор на свою сферу ответственности.
'Разумный. Как всегда могло быть и лучше, — сказал Биндинг. — Насколько я понимаю, вы только что познакомились с некоторыми беглыми агентами. У меня был Дэйв Армстронг, который руководил командой. Но Дэйв человек действия. Он предпочитает заниматься своими собственными делами.
Чем, по его мнению, я занимался большую часть своей карьеры? подумала Лиз. Но он явно думает, что свет исходит из глаз Дейва. Не то чтобы она была с этим не согласна. «Я работала с Дейвом раньше, — ответила она. 'Он хорош. Мне определенно понадобится его помощь, пока я не наберусь опыта.
Биндинг посмотрел на часы с нескрываемым нетерпением. — Тогда почему бы тебе не залезть под стол, не устроиться в квартире, не поговорить с Дэйвом? Затем через день или два мы снова встретимся, и вы сможете поделиться со мной своими первыми впечатлениями».
«И ты дашь мне знать, где они ошибаются», — подумала Лиз. Другая должность, другое место, другая одежда. Тот же Майкл Биндинг.
6
— Я ухожу, — крикнул Дермот О'Рейли, выходя из дома. Это было настолько, насколько он держал жену в курсе своего местонахождения, обычная секретность, которая возникла во время Смуты, когда было безопаснее не сообщать ей, что он задумал.
Тем не менее у нее была хорошая идея, и когда в тот день в 1975 году раздался стук в дверь и пять человек из ККО увели его, она не очень удивилась. «Не унывайте», — сказала она во время своего первого визита в H-Blocks в «Лабиринте». «Думай об этом как об отдыхе от меня».
«Каникулы» длились два года и были особенно тяжелыми для Кэт. Он знал, что жить с ним было грубым человеком, и он никогда не любил показывать эмоции, но он был по-своему предан своей жене и понимал, насколько она многострадальна. Тем более что после того, как его освободили, он прождал менее сорока восьми часов, прежде чем возобновить деятельность, из-за которой его и интернировали.
Он был офицером по снабжению роты Б Белфастской бригады, оружие которого хранилось в полудюжине убежищ и тайников под полом амбаров и навесов. Теперь он с полуулыбкой вспоминал странную смесь огнестрельного оружия, на которое им приходилось полагаться в первые дни конфликта — до того, как полковник Каддафи из Ливии прислал им корабли, полные новейшего всего и наличных денег, чтобы идти с ними. Американцы ирландского происхождения тоже были постоянным источником дохода. Неужели все эти пьяницы в бостонских барах действительно верили, что, когда они бросают свои деньги в ведра для сбора денег, они достанутся вдовам и сиротам борьбы? Симус Пиггот должен был знать об этом все, поскольку босс Братства был из Бостона.
Дермот не любил Пигготта. Он не доверял ему. Что делал американец, ведя борьбу? Что он надеялся получить от этого? Но Дермот присоединился к Братству, когда к нему обратились, потому что из всех отколовшихся групп это казалось самым обеспеченным ресурсами, самым профессиональным.
Сначала он был главным офицером по целеуказанию. План состоял в том, чтобы убить полицейского из новой PSNI, чтобы показать им, что, хотя они и переименовали себя, для настоящих республиканцев, таких как он, они по-прежнему враги. Пиггот раздобыл список адресов, а Дермот провел несколько холодных и сырых дней в слежке, наблюдая, как полицейские и их семьи прибывают и уходят, планируя наилучший способ нападения.
Откуда бы у Пигготта ни был этот список, и он, конечно же, не открывал его Дермоту, он, похоже, был старым. Некоторые из домов, которые наблюдал Дермот, не имели явной связи с полицией, поэтому он предположил, что они перешли из рук в руки. В других жители были среднего возраста или явно пенсионеры. Он догадался, что список поступил от RUC до того, как он был передан PSNI, и что его целью была не нынешняя передовая полиция. Когда он упомянул об этом Пигготту, похоже, ему было все равно. «Они все ублюдки, а ублюдки не уходят на пенсию в моей книге», — был его ответ.
В наши дни Дермот был слишком стар, чтобы лежать в канавах, направляя свой бинокль на дома и гаражи, поэтому он был рад, когда Пиггот приобрел пару фургонов для наблюдения, в которых он мог сидеть в относительном тепле, припаркованный, с камерой, направленной через разрез в боку. Фургоны часто перекрашивали, поэтому их не замечали.
Он прошел по объездной дороге и в Андерсонстаун. Впереди он увидел на углу бар Падди О'Брайена. Некоторое время он пытался подстричься, признавая новое богатство города, на короткое время даже предлагая меню гастропаба. Но открытая враждебность его заядлых клиентов обескуражила клиентов из среднего класса. В течение шести месяцев это место вернулось к тому, чем, по убеждению его завсегдатаев, оно должно было оставаться всегда — к мужскому салуну.
Бармен уже налил пинту «Мерфи», прежде чем Дермот вошел в дверь. Когда густой коричневый стаут был наполовину налит в пинту, бармен сделал паузу, чтобы пена осела, а затем наполнил его доверху. Деревянной лопаткой он срезал возвышающуюся кремовую пену и поставил пинту на стойку.
Дермот хмыкнул в знак благодарности и оглядел паб. Ему нравилось приходить сюда, находя в этом месте успокаивающее, почти ностальгическое удовольствие. Это было неформальное место встречи многих бывших добровольцев Временной ИРА, с которыми он служил, особенно тех, кому не повезло. Кое-кто уже был здесь, склонившись над газетой и пинтой, которую они будут пить в обеденный перерыв. Я скоро буду таким, подумал он с сильной горечью. Он не собирался сегодня работать, не после последнего разговора с Пигготтом.
Над барной стойкой висела в рамке черно-белая фотография участника голодовки Бобби Сэндса с подписью внизу: « Верность » .
Верность : слово превратилось в пепел во рту Дермота. Когда-то это было правилом его профессиональной жизни — верность делу, организации, начальству в иерархии. Это был принцип, который он перенес в Братство, развеяв свои сомнения насчет Пигготта; помогло, должен был признать он, тем фактом, что деньги были так хороши. На государственной пенсии далеко не уедешь — едва пьешь деньги — и в своих новых ролях политиков от истеблишмента Джерри Адамс и Мартин МакГиннесс, похоже, не были заинтересованы в создании фонда для пехотинцев, которые доставили их туда, где они были.
У Дермота никогда раньше не было денег, и он понял, как легко привык к комфортной жизни: спутниковая тарелка на крыше приносила ему все спортивные программы «Скай», какие только можно было смотреть, и Кэт, ее любимые фильмы; отпуск на побережье Коста-Брава каждый февраль, спасаясь от серого, промозглого холода. И перспектива уединения в маленьком коттедже в Донегале, о котором они с Кэт часто мечтали. Еще два года с The Fraternity, и он был бы свободен и чист. Только теперь его отодвинули в сторону.
Пиггот был клиническим. — Мне нужен молодой человек, отвечающий за операции. Отныне ты будешь руководить охраной.
Безопасность в прежние времена была большой и важной задачей, когда повсюду была британская разведка и требовались строгие меры предосторожности, чтобы не допустить полного проникновения во Временную ИРА. Теперь это, казалось, означало просто следить за тем, чтобы машина Пигготта и водитель приезжали вовремя, или запирать офисные столы, чтобы уборщицы не могли шпионить за ними. Это была собачья работа, и Дермот был уверен, что за нее придется платить собаке. Ему будут так же плохо платить и обращаться с ним, как Малоуну, который был всего лишь головорезом.
Пиггот даже не соизволил сказать ему, кто его заменяет. Или смягчить удар, похвалив его работу. В голосе Пигготта не было чувства, не было беспокойства, понравится ли это изменение Дермоту.
Бармен внезапно снова оказался там, хотя Дермот едва прикоснулся к своей пинте. Он посмотрел на него со своего барного стула, и на его лице отразилось недовольство.
— Жаль слышать об Эйдане Мерфи, — сказал бармен, протирая стакан кухонным полотенцем.
'Что ты имеешь в виду?'
— О, — сказал бармен, ставя чистый стакан на полку над стойкой. — Я думал, ты знаешь. Когда вы работаете вместе и все такое.
Дермот оттолкнул свою пинту, и она небрежно расплескалась по красному дереву на барной стойке. Он сердито сказал: «Почему бы тебе не выплюнуть это, ведь ты так много знаешь, а я нет?»
Бармен поднял извиняющуюся руку. — Прости, Дермот. Его рука была вся разбита. Он сказал, что попал в аварию…
Дермот уставился на бармена. 'Что ты говоришь? Если это не был несчастный случай, то что?
Бармен пожал плечами, как бы говоря: «Вы мне скажите». -- Все, что я знаю, это то, что они, -- спохватился он, -- это то, что его рука была сломана наполовину вдребезги. Он больше никогда не сможет полностью использовать его. Бармен громко вздохнул. — И он такой молодой.
И он пошел к бару, чтобы проверить другого клиента, в то время как Дермот обдумывал сказанное. Он потянулся за пинтой и осушил половину содержимого скорее в лечебных целях, чем ради удовольствия. Господи, подумал он, что они сделали с ребенком? Ладно, у него большой рот, и ему следует научиться держать его закрытым, но не таким образом. Ему не нужно было преподать урок.
Это Пиггот, подумал он.
Ему плевать , понял он со злостью, которую не испытывал уже много лет. Ну, это мы еще посмотрим, сказал он себе.
7
Квартира находилась на втором этаже дома из красного кирпича, всего в четверти мили от университета, в тихом переулке, упиравшемся в тупик у черной железной ограды небольшого парка.
На первом этаже дверь вела в другую квартиру, но Лиз поднялась прямо по лестнице и вошла через свою входную дверь.
Она поставила свои сумки и быстро осмотрела свое новое жилище. Две спальни — место, где ее может навещать мать, — подумала она, — большая гостиная, просто, но удобно обставленная, с кухней и небольшой нишей для завтрака. Идеально — ничего слишком большого, чтобы поддерживать порядок; ничего такого маленького, чтобы чувствовать себя стесненным. Кто-то даже вошел и поставил чай и кофе на кухонную столешницу, а свежее молоко — в холодильник.
Из большой спальни открывался приятный вид на парк, где дети резвились на качелях и горках. Она начала распаковывать и только закончила, когда услышала слабый скрип двери в квартиру. Потом шаг, и еще шаг.