Челябинск, крупный промышленный центр, удален от Москвы примерно на девятьсот миль. Несмотря на это, расположенный рядом с городом охотничий домик в свое время считался любимым местом отдыха у высшего руководства Советского Союза. На эту дачу приезжали круглый год: весной и летом она превращалась в праздник садовых и диких цветов у подножия гор, осенью и зимой становилась охотничьим раем. После крушения Политбюро новые правители сохранили дачу в неприкосновенности, выделив ее семье одного из выдающихся российских ученых, физика-ядерщика Дмитрия Юревича. Юревич, человек вне политики, был жестоко убит. Его заманили в чудовищную ловушку те, у кого гений Юревича, которым он хотел поделиться со всем человечеством, вызывал не уважение, а одну только бессильную ярость. И неважно, откуда пришли убийцы, – установить это так и не удалось, – ими двигала бесконечная злоба.
Седая, лысеющая старуха лежала в кровати у огромного окна, из которого открывался вид на первый снег, выпавший необычно рано для этих мест. За двойным стеклом все было таким же белым, как ее волосы и сморщенная кожа. Под тяжестью первозданной морозной свежести гнулись ветви деревьев. Выглянувшее солнце наполняло весь мир ослепительным светом. Протянув руку, старуха с трудом взяла с ночного столика бронзовый колокольчик и позвонила.
Через минуту в дверях появилась дородная женщина лет тридцати, темноволосая, с живыми карими глазами.
– Да, бабушка, что я могу для тебя сделать? – спросила она.
– Ты и так делаешь для меня все, что в твоих силах, дитя мое.
– Может быть, принести чаю?
– Чай потом, внучка, приведи ко мне священника, и неважно, какого.
– Бабушка, тебе нужен не священник, тебе нужно основательно подкрепиться.
– Боже мой, ты сейчас прямо вылитый дед. Тот тоже вечно спорил, всегда пытался докопаться до самой сути…
– Вовсе я не спорю, – прервала старуху Анастасия Солатова, внучка Юревичей. – А ты действительно ешь меньше воробышка!
– Да воробышек, пожалуй, каждый день съедает столько, сколько весит сам… Что-то у нас в доме сегодня слишком тихо. Где твой муж?
– Пошел на охоту. Сказал, что по свежей пороше легко выслеживать дичь.
– Боюсь, как бы он не отстрелил себе ногу. Да и съестного у нас достаточно, – заметила старуха. – Москва не обижает.
– Пусть только попробовала бы! – усмехнулась Анастасия.
– Не бойся, дорогая, нас не посмеют оставить без внимания.
– Баба Маша, так о чем ты говорила?
– О священнике. Приведи ко мне попа. Пора готовиться на тот свет.
Настя сделала протестующий жест.
– Иди же! – Внучка поняла, что на этот раз спорить с бабушкой бесполезно.
Пожилой православный священник, облаченный в черную рясу, стоял у кровати. Симптомы не вызывали сомнений: ему уже много раз приходилось присутствовать при этом. Старуха умирала; ее дыхание становилось все более прерывистым и частым, и с каждой минутой дышать ей было все труднее.
– Вы желаете исповедоваться в своих грехах, дочь моя? – спросил священник.
– Да не в своих, осел! – ответила Мария Юревич. – Тот день был чем-то похож на сегодняшний – выпал свежий снег, охотники с ружьями за плечом… Он был убит в такой же день, как этот; его буквально разорвал на части разъяренный раненый медведь, которого натравили на него безумцы…
– Да-да, мы наслышаны о вашей трагической потере, Мария Юрьевна…
– Сначала утверждали, что это дело рук американцев, потом стали говорить, что за этим стоят недоброжелатели моего мужа из Москвы – его завистливые соперники, однако и первое, и второе объяснения не имеют ничего общего с истиной.
– Мария Юрьевна, все это произошло так давно… Успокойтесь, господь вас ждет. Он примет вас в свои объятия и утешит…
– Болван, истину нужно открыть. Позднее я узнала – мне звонили из всех уголков земного шара, ни одного написанного слова, все только устно, – что и я сама, и мои дети, и дети моих детей не доживут до следующего дня, если я только когда-нибудь заговорю о том, что мне рассказал мой муж.
– И что же это было, Мария Юрьевна?
– Мне трудно дышать! За окном темнеет!
– Что это было? Говорите же.
– На свете существует сила, более опасная, чем все воинственные террористические группировки на земле…
– Что это за «сила», Мария Юрьевна?
– Матарезе… высшее зло…
Старуха уронила голову на подушку. Она была мертва.
Огромная сверкающая белая яхта длиной больше ста пятидесяти футов от носа до кормы медленно подходила к причалу в Эстепоне, северной части роскошного испанского курорта Коста-дель-Соль, места, куда перебираются отошедшие от дел и удалившиеся на покой сильные мира сего.
В фешенебельной каюте в обитом бархатом кресле сидел высохший старик, возле которого стоял личный слуга, не разлучающийся с ним на протяжении уже почти трех десятилетий. Слуга, давно ставший близким другом, готовил престарелого владельца яхты к самому важному совещанию за всю его жизнь, растянувшуюся на девять десятков лет. Свой истинный возраст старик хранил в тайне, ибо большую часть жизни он провел, сражаясь с теми, кто был гораздо моложе его. Зачем давать этим алчным индюкам лишний козырь – повод позлословить о том, что их оппонент впал в старческий маразм, который на самом деле представлял собой богатейший опыт нескольких поколений? Три пластические операции превратили лицо старика в безжизненную маску, но все это было лишь внешним, обманчивым обликом, вводящим в заблуждение многочисленных противников, которые при малейшей возможности попытались бы прибрать к рукам его финансовую империю.
Империю, которая больше ничего не значила. Этот бумажный колосс стоимостью свыше семи миллиардов американских долларов – семь тысяч раз по миллиону – был построен на деятельности давно забытой организации. Началось все с предвидения, осенившего одного человека; впоследствии подручные, которые не видели дальше собственного носа, извратили великое начинание, наполнив его сатанинской жестокостью.
– Антуан, как я выгляжу?
– Замечательно, мсье, – ответил слуга.
Протерев подбородок и щеки старику мягким лосьоном после бритья, он убрал простыню, открыв строгий костюм-тройку, дополненный галстуком в полоску.
– Не лишнее ли все это? – спросил элегантный старик, указывая на свой наряд.
– Вовсе нет. Как-никак, сэр, вы председатель, и те, кого вы сейчас примете, должны будут сразу это почувствовать. Любое противостояние вам необходимо подавить в зародыше.
– О, мой старый друг, никакого противостояния не будет. Я намереваюсь отдать распоряжение всем отделениям своей корпорации готовиться к деструктуризации. Я собираюсь щедро вознаградить всех тех, кто отдавал свои силы и время деятельности, о которой им, по сути дела, ничего не было известно.
– Дорогой Рене, обязательно найдутся те, кто посчитает ваши распоряжения неприемлемыми.
– Отлично! Наконец-то ты отбросил формальности. Надеюсь, сейчас ты скажешь мне что-то важное. – Оба негромко рассмеялись, и старик продолжал: – Должен честно признаться, Антуан, мне давно следовало бы назначить тебя главой какого-нибудь комитета. Не могу припомнить, чтобы твое суждение оказалось ошибочным.
– Свои мысли я высказываю только тогда, когда вы об этом просите, и только в тех случаях, как мне кажется, когда я понимаю все обстоятельства. Я ни разу не высказывался по поводу ведения деловых переговоров, в которых абсолютно ничего не смыслю.
– Ты разбираешься только в людях, правильно?
– Скажем так, Рене, я стараюсь не дать вас в обиду… Ну а теперь позвольте помочь вам перебраться в кресло-каталку…
– Ни в коем случае, Антуан! Возьми меня под руку, и я сам войду в зал заседаний… Кстати, что ты имел в виду, сказав, что найдутся те, кто будет не рад моим распоряжениям? Я щедро отблагодарил всех. Все те, кто на меня работал, до конца своих дней не будут ни в чем испытывать недостатка.
– Друг мой, обеспеченность в жизни – это совсем не то же самое, что и активное участие. Разумеется, простые рабочие будут счастливы, но вот высшее руководство, возможно, отнесется к вашему решению иначе. Берегитесь, Рене, – к этой категории относится кое-кто из тех, кто будет присутствовать на предстоящем совещании.
Просторный обеденный зал яхты представлял собой точную копию одного знаменитого парижского ресторана, только потолки были ниже. На стенах, расписанных в духе импрессионистов, были изображены виды Сены, Триумфальной арки, Эйфелевой башни и других достопримечательностей французской столицы. Рядом с круглым столом из красного дерева стояли пять кресел, из которых четыре были заняты, а одно оставалось свободным. За столом сидели четверо мужчин в строгих деловых костюмах; перед каждым стояло по бутылке минеральной воды, пепельнице и пачке сигарет «Голуаз». Две пепельницы использовались по назначению, остальные были решительно отодвинуты в сторону.
Дряхлый старик вошел в зал в сопровождении своего преданного слуги, с которым не расставался уже двадцать восемь лет. Все присутствующие уже знали Антуана по предыдущим встречам. После обмена приветствиями слуга усадил старика в председательское кресло, а затем сам устроился у него за спиной, у самой переборки. Никто не возражал против этого; впрочем, никто и не смог бы ничего возразить, потому что это была традиция, освященная временем.
– Итак, здесь собрались все мои поверенные. Mon avocat1 в Париже, ein Rechtstanwalt2 в Берлине, mio awocato3 в Риме и, разумеется, наш корпоративный юрист в Вашингтоне. Мне очень приятно снова видеть всех вас. – Присутствующие молча закивали; старик продолжал: – По вашей бурной реакции видно, что вы не в восторге от нашего совещания. Что достойно сожаления, потому что мои распоряжения будут выполнены, нравится вам это или нет.
– Вы позволите, герр Мушистин? – заговорил поверенный из Германии. – Мы получили ваши зашифрованные распоряжения, которые в настоящий момент надежно заперты в наши сейфы, и, надо признаться, мы пришли в ужас! Мало того, что вы намереваетесь продать ваши компании вместе со всеми их активами…
– Разумеется, за вычетом весьма крупных сумм, причитающихся вам за ваши профессиональные услуги, – резко и твердо прервал его Рене Мушистин.
– Мы очень признательны вам за вашу щедрость, Рене, однако нас беспокоит не это, – сказал поверенный из Вашингтона. – Нельзя не думать о том, что последует дальше. На многих фондовых рынках начнется паника, стоимость акций взлетит до небес… и обязательно возникнут неприятные вопросы! Не исключено, кое-кто потребует провести тщательное расследование нашей деятельности… нам придется очень несладко.
– Чепуха. Все вы только выполняли приказы неуловимого Рене-Пьера Мушистина, единоличного владельца всех предприятий. Малейшее неповиновение грозило вам немедленным увольнением. Господа, в кои-то веки скажете правду. Скажите правду, и вас никто пальцем не тронет.
– Но, монсеньор, – воскликнул итальянский адвокат, – вы собираетесь продавать активы по ценам значительно ниже рыночных! С какой целью? Тем самым вы просто подарите миллионы и миллионы безликим «никто», не способным отличить лиру от немецкой марки! Вы что, вдруг прониклись идеями социализма и задумали изменить мир, при этом уничтожив тысячи тех, кто верил в вас, кто верил в нас?
– Вовсе нет. Вы являетесь частью великого дела, которое началось за много лет до того, как вы появились на свет, начало которому положил наш великий хозяин барон Матарезе.
– Кто? – переспросил французский адвокат.
– Герр Мушистин, сказать по правде, я смутно помню, что уже слышал это имя, – признался немец. – Однако оно для меня ничего не значит.
– В этом нет ничего удивительного. – Рене Мушистин быстро оглянулся на своего слугу Антуана. – Вы все – ничто, лишь паутина, сплетенная пауком, нанятая этим пауком, для того чтобы его деятельность внешне выглядела законной, ибо вы были представителями закона. Вы обвиняете меня в том, что я возвращаю миллионы проигравшим, – но откуда, по-вашему, происходят мои богатства? Мы превратились в обезумевшую алчность.
– Мушистин, вы не можете так поступить! – крикнул американский юрист, вскакивая с места. – Меня схватят за шкирку и заставят отчитываться перед Конгрессом!
– И меня! – подхватил адвокат из Берлина. – Бундестаг потребует провести парламентское расследование!
– Я не собираюсь оправдываться перед Палатой депутатов! – воскликнул парижанин.
– А я попрошу наших коллег из Палермо убедить вас пересмотреть свое решение, – угрожающим тоном произнес поверенный из Рима. – И вам придется согласиться с их доводами.
– Почему бы вам не сделать это самому? Или вы боитесь немощного старика?
В бешенстве вскочив на ноги, итальянец сунул руку за пазуху сшитого на заказ пиджака. Но это было все, что он успел сделать. Фьють! Одна пуля из пистолета с глушителем, выпушенная Антуаном, разнесла ему лицо. Адвокат из Рима упал, пачкая пол кровью.
– Да вы с ума сошли! – в ужасе завопил немец. – Он только собирался показать вам газетную статью, в которой утверждалось о связях кое-каких из ваших компаний с мафией, что, кстати, соответствует действительности. Вы просто чудовище!
– Странно слышать это именно от вас, особенно если вспомнить Освенцим и Дахау.
– Да меня тогда еще на свете не было!
– Почитайте историю… Антуан, а ты что скажешь?
– Это была оправданная самооборона, мсье. Как старший осведомитель французской тайной полиции «Сюрте», я упомяну об этом в своем отчете. Этот человек попытался достать оружие.
– Проклятие! – заорал адвокат из Вашингтона. – Ты нас подставил, сукин сын!
– Вовсе нет. Я просто хотел убедиться, что вы в точности выполните мои распоряжения.
– Но мы не можем! Во имя всего святого, неужели вы это не понимаете? Это же будет конец для всех нас…
– Для одного из вас определенно, но мы избавимся от трупа, бросим его за борт на корм рыбам.
– А вы действительно сумасшедший!
– Все мы лишились рассудка. Но начинали мы нормальными людьми… Антуан, берегись! Иллюминаторы!
За маленькими круглыми иллюминаторами внезапно появились лица, закрытые резиновыми масками. Неизвестные один за другим разбили своим оружием стекла и открыли ураганный огонь без разбора по всему, что находилось в каюте. Антуан, не обращая внимания на простреленное плечо, увлек Мушистина под сейф, который стоял у переборки. Однако у его господина и друга грудь была продырявлена в нескольких местах. Преданный слуга понял, что человек, которому он отдал почти тридцать лет своей жизни, уже не жилец на этом свете.
– Рене, Рене, – запричитал Антуан. – Дышите глубже, дышите во что бы то ни стало! Эти люди уже ушли! Я отвезу вас в больницу!
– Нет, Антуан, слишком поздно. – Мушистин поперхнулся, отхаркиваясь кровью. – С адвокатами все кончено, и я не сожалею о своем конце. Я жил во зле и умираю, отвергая его. Быть может, где-нибудь для кого-нибудь это будет иметь какие-то последствия.
– О чем это вы, mon ami,4 мой дорогой друг, самый близкий на земле человек?
– Разыщи Беовульфа Агату.
– Кого?
– Наведи справки в Вашингтоне. Там должны знать, где он. Василий Талейников погиб, это так, но Беовульф Агата остался в живых. Он знает правду.
– Какую правду, мой самый ближайший друг?
– Матарезе! Они вернулись. Каким-то образом они проведали про это совещание. Мои зашифрованные распоряжения не имеют никакого смысла без ключа. Матарезе должны были остановить меня, поэтому ты должен остановить их!
– Но как?
– Веди с ними войну не на жизнь, а на смерть! Скоро ее пламя разгорится повсюду. Идет зло, предвещанное архангелом преисподней, носителем добра, который стал прислужником сатаны.
– Я вас не понимаю. Я ничего не смыслю в Священном Писании…
– В этом нет необходимости, – прошептал умирающий Мушистин. – Мысль обладает большей движущей силой, чем соборы и храмы. Она живет тысячелетия, дольше, чем камень.
– Черт побери, о чем это вы?
– Разыщи Беовульфа Агату. Он – ключ к разгадке.
Рене Мушистин судорожно дернулся вперед, но тут же обмяк, уронив голову назад на переборку. Его последние слова, произнесенные шепотом, прозвучали отчетливо:
– Матарезе… воплощение зла.
Старик, хранивший страшную тайну, умер.
Глава 1
За шесть месяцев до этого
В корсиканских горах, неподалеку от города Порто-Веккио на Тирренском море, затерялись развалины поместья, бывшего когда-то величественным и роскошным. Наружные каменные стены, построенные на века, сохранились в основном нетронутыми, но вся внутренняя обстановка была уничтожена пожаром еще несколько десятков лет назад. Дело близилось к вечеру; черные тучи, затянувшие небо, предвещали неминуемый проливной дождь – это вдоль побережья надвигался со стороны Бонифачо зимний шторм. Вскоре воздух и земля промокнут насквозь, повсюду разольется жидкая грязь, а по заросшим, едва различимым тропинкам, которые окружают громадный особняк, придется не ходить, а передвигаться вброд.
– Padrone5, я бы посоветовал поторопиться, – сказал коренастый широкоплечий корсиканец в куртке с капюшоном. – Дорога до аэродрома в Сенетозе трудна и в хорошую погоду, – добавил он с сильным акцентом по-английски – по молчаливой договоренности разговор велся именно на этом языке.
– Сенетоза подождет, – ответил худощавый мужчина в дождевике, чья речь выдала его нидерландское происхождение. – Все подождет до тех пор, пока я не доведу до конца начатое!.. Будь добр, дай мне план северной части поместья.
Сунув руку в карман, корсиканец достал лист плотной бумаги, сложенный несколько раз. Он протянул его человеку из Амстердама, и тот, быстро развернув план, прижал его к каменной стене и принялся изучать. То и дело отрываясь от листа бумаги, голландец оглядывался по сторонам, и на какое-то мгновение окружающий вид полностью пленял его. Начался дождь, и холодная морось быстро переросла в сплошной ливень.
– Сюда, padrone, – воскликнул провожатый из Бонифачо, указывая на арку в каменной стене. Служившая входом в давно заброшенный сад, она выглядела очень необычно, поскольку при ширине чуть больше четырех футов имела толщину почти шесть футов. Похожая на тоннель странная арка заросла диким плющом, который, вскарабкавшись по стенам, словно закрывал вход от непрошенных гостей. Тем не менее здесь можно было укрыться от непогоды.
«Padrone», мужчина лет сорока с небольшим, нырнул в тесное укрытие и снова тотчас же прижал развернутый план к расползающейся паутиной листве; достав из кармана дождевика красный фломастер, он очертил большой круг.
– Вот здесь, – крикнул голландец, перекрывая стук дождя по каменным стенам. – Этот участок нужно отгородить, запечатать, так, чтобы ни один посторонний не мог попасть сюда! Это понятно?
– Если таков ваш приказ, можете считать, дело сделано. Но, padrone, речь идет о сотне с лишним акров.
– Это имеет значение? Мои представители будут постоянно проверять, как приказ выполняется.
– Сэр, в этом нет необходимости. Я сделаю все так, как вы скажете.
– Очень хорошо. В таком случае, выполняй.
– Ну а насчет остального, grande signore?6
– Мы все обсудили в Сенетозе. Все должно быть в точности воспроизведено по оригинальному плану, составленному двести лет назад, который хранится в Бастии, – разумеется, дополненному с учетом современных удобств. Любые материалы и оборудование, которые потребуются, будут по первому требованию доставлены кораблями и транспортными самолетами из Марселя. У тебя есть номера и коды моих телефонов и факсов, которые не значатся ни в одном справочнике. Выполни то, о чем я прошу – что я требую, – и ты сможешь удалиться на покой обеспеченным человеком, не заботясь больше о будущем.
– Padrone, это огромная честь – служить вам.
– И ты понимаешь, что все это необходимо хранить в строжайшей тайне.
– Naturalemente, padrone!7 Вы – необыкновенно богатый чудак из Баварии, которому вздумалось поселиться в этих восхитительных горах в окрестностях Порто-Веккио. Это все, что будут знать люди.
– Отлично. Замечательно.
– Но позвольте обратить ваше внимание, grande signore, когда мы остановились в деревне, вас увидела старуха, хозяйка той убогой таверны. Так вот, она рухнула на колени на кухне и возблагодарила Спасителя за ваше возвращение.
– Что?
– Если помните, нам долго не подавали завтрак, и я, отправившись на cucina,8 застал старуху на коленях. Обливаясь слезами, она громко причитала, что узнала вас по глазам, по лицу. «Барон Матарезе вернулся», – снова и снова повторяла она. – Корсиканец произнес титул на итальянский манер, «barone di Mataresa». – Старуха благодарила Господа за ваше возвращение, повторяя, что вместе с вами в здешние горы вернутся счастье и величие.
– Это происшествие должно быть начисто стерто из твоей памяти, это понятно?
– Разумеется, сэр. Я ничего не слышал.
– Вернемся к восстановительным работам. Они должны быть полностью завершены через шесть месяцев. Не жалей средств, мне нужен конечный результат.
– Я сделаю все, что в моих силах.
– Если твоих сил окажется недостаточно, ты не сможешь удалиться на покой ни богатым, ни каким бы то ни было, capisce?9
– Понятно, padrone, – сглотнул комок в горле корсиканец.
– А что касается старухи из таверны…
– Да?
– Прикончи ее.
Прошло шесть месяцев и двенадцать дней, наполненных истеричной суетой, и величественное поместье семейства Матарезе было восстановлено в первозданном виде. Результат получился впечатляющим, чего можно добиться, лишь вложив миллионы долларов. Огромный особняк с просторным обеденным залом снова предстал таким, каким его замыслил в начале восемнадцатого века архитектор, создатель первоначального проекта, – только массивные бронзовые канделябры сменились хрустальными люстрами, и вообще в дом пришли современные удобства, такие, как водопровод, канализация, кондиционеры и, естественно, электричество.
Территория поместья была расчищена; на пустыре перед особняком, заросшим сорняками, зазеленел ухоженный газон поля для крокета. Длинная грунтовая дорога, отходящая от шоссе на Сенетозу, была асфальтирована, и вдоль нее появились спрятавшиеся в траве светильники, горящие всю ночь. Все машины, которые подъезжали к мраморным ступеням парадного подъезда, встречали слуги в дорогой униформе. Вот только посетители не догадывались, что каждый слуга являлся профессиональным телохранителем, за плечами у которого была служба в войсках специального назначения армий самых разных стран. У каждого был спрятан в руке электронный сканер, способный на расстоянии трех метров обнаруживать оружие, фотоаппараты и звукозаписывающую аппаратуру.
Приказ, полученный охранниками, был предельно ясным. Любого посетителя, который попытается пронести вышеперечисленные предметы, следует задержать и, если потребуется, с применением силы, отвести в специальную комнату, где ему предстоит ответить на несколько вопросов. Если же ответы покажутся неудовлетворительными, в комнате имелось оборудование, как электронное, так и механическое, предназначенное для того, чтобы добиваться более приемлемых ответов. Матарезе вернулись во всей своей сомнительной славе и могуществе.
Смеркалось. Горы в окрестностях Порто-Веккио озарялись последними лучами заходящего солнца. Именно в этот час и начали съезжаться лимузины. Охранники в костюмах от Армани почтительно встречали гостей, любезно помогали им выходить из машин, при этом незаметно ощупывая и обыскивая их. Всего длинных роскошных машин приехало семь: семеро гостей, и больше не будет. Шесть мужчин и одна женщина, все в возрасте от тридцати до шестидесяти, уроженцы разных стран, которых объединяло одно: все были несказанно богаты. Гости поднимались по мраморным ступеням парадного крыльца виллы Матарезе, где каждого встречал отдельный охранник, который провожал новоприбывшего в обеденный зал. Посреди просторного помещения стоял длинный стол, перед ним – семь кресел с визитными карточками, четыре справа и три слева, на расстоянии не меньше пяти футов одно от другого. Во главе стола стояло еще одно пустое кресло; перед ним была установлена небольшая кафедра. Два официанта в ливреях расторопно обошли гостей, принимая заказы на напитки и закуски. Перед каждым креслом появились изящные хрустальные вазочки с белужьей икрой, зал наполнился негромкими чарующими звуками фуги Баха.
Поскольку никто из гостей не догадывался о целях этого странного собрания, общий разговор никак не вязался. Однако и здесь обнаружился общий знаменатель: все присутствующие владели английским и французским. Поэтому были задействованы оба языка, но вскоре и этот небольшой перечень был сокращен до одного английского, поскольку двое американцев, говоривших по-французски медленно и сбивчиво, не чувствовали себя в достаточной степени уверенно, когда разговор велся на этом языке. Беседовали ни о чем: обычная великосветская болтовня о том, кто с кем знаком и какая восхитительная погода в Сан-Тропе, на Багамах, Гавайях и в Гонконге. Никто не осмеливался задать главный вопрос: «Зачем мы собрались здесь?» Шесть мужчин и одна женщина никак не могли избавиться от страха. И у них были на то причины. У каждого в прошлом имелось нечто такое, о чем не хотелось вспоминать в настоящем.
Внезапно музыка умолкла. Огромные люстры погасли, а на ограждении балкона вспыхнул небольшой прожектор, выхвативший своим ярким лучом кафедру во главе стола. Появившийся из алькова худощавый мужчина из Амстердама медленно прошествовал в полумраке к залитой светом кафедре. В луче прожектора его приятное, хотя и неброское лицо казалось бледным, но его глаза притягивали к себе взгляд. Бурлящие жизнью и проницательные, они поочередно на краткий миг задерживались на лицах присутствующих. Хозяин кивнул гостям, здороваясь с ними.
– Благодарю вас за то, что вы приняли мое приглашение, – начал он, и в его голосе прозвучала странная смесь льда и сдержанного жара. – Надеюсь, в дороге вы имели возможность насладиться тем комфортом, к которому привыкли. – Последовали утвердительные восклицания, которые, однако, никак нельзя было назвать полными воодушевления. – Я прекрасно понимаю, – продолжал человек из Амстердама, – что мне пришлось нарушить привычное течение вашей жизни, как деловой, так и светской, однако выбора у меня не было.
– Зато теперь он у вас есть, – холодно прервала его единственная присутствующая женщина. Лет тридцати с небольшим, она была в дорогом черном платье, украшенном нитью жемчуга стоимостью не меньше пятидесяти тысяч долларов. – Вот мы здесь, так что извольте объяснить, зачем мы собрались.
– Приношу свои извинения, мадам. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что вы направлялись на ранчо «Мираж» в Палм-Спрингс на встречу с партнером вашего нынешнего супруга по брокерской фирме, которая на самом деле занимается чистой воды вымогательством. Не сомневаюсь, вам можно опасаться, что в ваше отсутствие произойдут какие-либо неприятности, поскольку без финансирования с вашей стороны не было бы самой фирмы.
– Прошу прощения!..
– Пожалуйста, мадам, не надо, я чувствую себя очень неуютно с попрошайками.
– Что касается меня, – заговорил лысеющий португалец средних лет, – я здесь, потому что вы пригрозили мне серьезными неприятностями в том случае, если я проигнорирую ваше приглашение. Полагаю, я правильно истолковал ваши двусмысленные аллегории.
– На самом деле; в моей телеграмме было лишь упомянуто название «Азоры». Судя по всему, этого оказалось достаточно. Возглавляемый вами консорциум погряз в коррупции, от взяток, которые вам приходится переправлять в Лиссабон, пахнет откровенной уголовщиной. В том случае, если вам удастся прибрать к рукам Азорские острова, вы получите контроль не только над неоправданно завышенными тарифами авиаперевозок, но и над акцизными сборами с туристов, которых приезжает больше миллиона ежегодно. Должен признать, очень продуманный ход.
Присутствующие в зале заговорили разом, намекая на различные деловые предприятия сомнительного характера, которыми, возможно, и объяснялся приезд семерых гостей в это уединенное поместье, затерявшееся в горах в окрестностях Порто-Веккио.
– Достаточно, – повысив голос, остановил их человек из Амстердама. – Вы ошибаетесь, гадая о причинах вашего появления здесь. О каждом из вас мне известно больше, чем знаете о себе вы сами. Это мое наследие – а наследниками являетесь все вы. Мы – потомки Матарезе, источника происхождения ваших состояний.
Пораженные гости умолкли, оглядывая друг друга так, словно их связали невидимые узы.
– Смею предположить, мы никогда не используем и не упоминаем эту фамилию, – наконец сказал англичанин, облаченный в костюм от лучших лондонских портных. – Ни моя жена, ни дети никогда ее не слышали, – тихо добавил он.
– Зачем воскрешать все это? – подхватил француз. – Матарезе больше нет – все давно умерло и забыто, остались лишь смутные воспоминания, которые нужно поскорее похоронить.
– Разве вы умерли? – удивленно спросил голландец. – Разве вас нужно поскорее похоронить? Мне кажется, нет. Ваше огромное состояние позволило вам достичь вершин финансового влияния. Все вы возглавляете, лично или через подставных лиц, крупнейшие корпорации и конгломераты, которые и составляют суть философии Матарезе. И вы, все до одного, избраны мной, для того чтобы воплотить эту философию в жизнь, что предначертано судьбой.
– Какой судьбой, черт побери? – спросил один из американцев, чье произношение выдало уроженца Юга. – Вы что, новоявленный Хьюи Лонг?10
– Едва ли, однако тот интерес, который вы проявляете к казино, расположенным в нижнем течении Миссисипи, заставляет подумать то же самое про вас.
– Вся моя деятельность чиста перед законом как стеклышко, приятель!
– Мне очень нравится ваша образная речь…
– Какой еще судьбой? – вмешался второй американец. – Фамилия Матарезе никогда не появлялась ни в одном юридическом документе, связанном с недвижимостью, которую получила в наследство наша семья.
– Если бы дело обстояло наоборот, сэр, я был бы в ужасе. Вы являетесь одним из ведущих юристов крупнейшего банка Бостона, штат Массачусетс. У вас за плечами юридический факультет Гарвардского университета, magna cum lauda…11 при этом вы – самый активный деятель пронизанной коррупцией и взяточничеством организации, которая вымогает деньги, добывая компрометирующие материалы на чиновников всех уровней, как избираемых, так и назначаемых. Должен вас поздравить: в своем деле вы не имеете равных.
– Вы ничего не сможете доказать…
– Господин советник, не вынуждайте меня делать то, о чем потом пожалеете. Однако я собрал вас в Порто-Веккио не для того, чтобы лишь похвастаться тем, насколько доскональными были мои исследования, хотя, должен признаться, они являются неотъемлемой частью общего замысла. Если так можно выразиться, «кнут и пряник»… Первым делом, позвольте представиться: я – Ян ван дер Меер Матарейзен. Не сомневаюсь, моя фамилия говорит вам о многом. Я являюсь прямым потомком барона Матарезе; если точнее, он приходится мне родным дедом. Не знаю, известно вам или нет, но барон держал свои любовные связи в строжайшем секрете, и то же самое можно сказать про плоды этих связей. Однако этот великий человек никогда не забывал про свои обязанности. Все его многочисленные отпрыски были распределены по лучшим семействам Италии, Франции, Великобритании, Португалии, Америки и, как это видно на моем примере, Нидерландов.
И снова ошеломленные гости молчали. Затем, медленно, осторожно, они обвели взглядом остальных собравшихся – украдкой, исподтишка, словно опасаясь открыть какую-то страшную тайну.
– Черт побери, на что вы намекаете? – наконец не выдержал широкоплечий здоровяк из Луизианы. – Вываливайте все начистоту, дружище!
– Согласен, – присоединился человек из Лондона. – К чему вы клоните, старина?
– Полагаю, кое-кто из вас уже наслышан обо мне, – позволив себе тень улыбки, сказал Ян ван дер Меер Матарейзен.
– В таком случае, говорите же, голландец! – потребовал предприниматель из Лиссабона.
– Ну хорошо, слушайте. Как и я, вы все являетесь детьми детей барона Матарезе. Как выразился бы старинный английский бард, все мы побеги одного корня. Каждый из вас – наследник по прямой барона Матарезе.
Все присутствующие как один повскакивали с мест. Зал огласился гневными восклицаниями вроде: «Мы слышали о Матарезе, но это что-то из ряда вон выходящее!» и «Это какой-то абсурд! Моя семья сама нажила свое состояние!» и «Только взгляните на меня! Я же натуральная блондинка, во мне нет ничего от смуглых уроженцев Средиземного моря!». Протестующие крики продолжались до тех пор, пока гости не выдохлись. Наконец Ян Матарейзен, освещенный лучом прожектора, поднял руки, и в зале снова наступила полная тишина.
– Я могу конкретно ответить на все ваши возражения, – спокойным тоном произнес он, – если вы только пожелаете меня выслушать… Надо признать, ненасытные аппетиты барона Матарезе были весьма разнообразными. Ваших бабушек доставляли к нему, словно к капризному арабскому шейху; однако ни одна из них не подверглась насилию, ибо все они сразу же признавали в бароне человека выдающегося, великого. Но я, и только я один являюсь законным наследником барона Матарезе в глазах церкви. Он обвенчался с моей бабушкой.
– В таком случае, кто такие мы? – заорал американец из Нового Орлеана. – Ублюдки во втором поколении?
– Сэр, ваша семья хоть когда-нибудь испытывала недостаток в средствах? Вы не смогли получить надлежащее образование, вам приходилось терпеть нужду?
– Нет… ничего подобного не было.
– А ваша бабушка была – и остается по сей день – женщиной поразительной красоты. Недаром в прошлом ее снимки украшали обложки таких журналов, как «Vogue» и «Kosmopolitan», не так ли?
– Полагаю, вы правы, хотя бабушка не слишком распространяется об этом.
– Ей это ни к чему. Она быстренько вышла замуж за сотрудника страховой компании. Дела компании тотчас же пошли в гору, а сотрудник этот вскоре стал ее президентом.
– Вы не просто предполагаете – вы утверждаете, что все, кто здесь присутствует, являются родственниками! – воскликнул юрист из Бостона. – Какие у вас имеются доказательства?
– В северо-восточной части поместья на глубине шести футов был закопан маленький железный сундук, а в нем лежал пакет, завернутый в промасленную бумагу. Мне потребовалось пять месяцев на то, чтобы его отыскать. В этом пакете хранился список с именами всех детей барона, с указанием новой родины каждого. Надо отдать должное, барон был педантичен во всем… Да, мой дорогой гость из Бостона, мы все – родственники. Двоюродные братья и сестры, нравится вам это или нет. И мы являемся наследниками Матарезе.
– Но это же какой-то бред! – воскликнула блондинка из Лос-Анджелеса.
– На самом деле, это дешевая комедия, – поправил ее человек из Рима в облачении служителя церкви. Кардинал из Ватикана.
– Вы правы, – согласился Матарейзен. – Я так и думал, что от вас не укроется скрытая ирония всего этого. Вот вы, священник-изгой, пользуетесь расположением его святейшества, однако Святая коллегия вас ненавидит.
– Нам необходимо вести церковь в двадцать первый век. Я не делаю никаких поблажек.
– Однако вы делаете большие деньги, управляя банками, которые принадлежат папскому престолу, разве не так?
– Действительно, я принимаю участие в решении важнейших вопросов финансовой деятельности, однако, подчеркиваю, лично я не получаю от деятельности ватиканских банков никакой выгоды.
– Если судить по моим источникам, это весьма спорное утверждение. Разумеется, я имею в виду особняк на берегах озера Комо.
– Этот особняк принадлежит моему племяннику!
– Который тот получил, вторично женившись, после того как вы незаконно расторгли его первый брак. Ну да ладно, не будем останавливаться на этом. Поверьте, у меня нет ни малейшего желания стыдить кого-либо из вас. В конце концов, мы – одна семья… Вы здесь, потому что все вы уязвимы, а самым уязвимым, несомненно, являюсь я сам. Раз все ваши не совсем чистые начинания удалось раскопать мне, это смогут сделать и другие. В конечном счете все сводится к вопросу времени, желания и любопытства, не так ли?
– Вы говорите чертовски много, но так ни черта и не сказали! – возбужденно произнес американец с Юга. – Что у вас в повестке дня, приятель?
– «Повестка дня». Мне это нравится. Это вполне вяжется с вашим образованием. Вы ведь защитили диссертацию в области бизнеса и финансов, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь. Вы можете называть меня грубым, простоватым южанином, и это будет недалеко от истины. Но глупцом я никогда не был. Продолжайте.
– Хорошо. Повестка дня – наша повестка дня заключается в том, чтобы довести до конца дело Матарезе, воплотить в жизнь пророчество нашего великого деда Гийома де Матарезе.
Взгляды всех собравшихся были прикованы к голландцу. Не вызывало сомнений, что, несмотря на внешнюю сдержанность, все семеро наследников были заинтригованы – хотя и предпочитали соблюдать осторожность.
– Поскольку, судя по всему, вы знакомы гораздо лучше нас с этим «пророчеством Матарезе», не могли бы вы выражаться яснее? – неуверенно спросила блондинка.
– Как вам прекрасно известно, в настоящее время завершается глобальная интеграция мировой финансовой системы. То, что происходит с американским долларом, обязательно сказывается на немецкой марке, английском фунте стерлингов, японской йене и остальных мировых валютах, которые, в свою очередь, также влияют друг на друга.
– Разумеется, это нам прекрасно известно, – подтвердил португалец. – Полагаю, многие из вас неплохо греют руки на колебаниях обменных курсов.
– Но вам ведь приходилось и нести убытки, разве не так?
– Незначительные по сравнению с выигрышем, как выразился бы мой «кузен» из Америки, приводя в пример прибыли своих казино по отношению к тому, что теряют игроки.
– Тут вы совершенно правы, кузен…
– По-моему, мы отклоняемся от темы, – вмешался англичанин. – Предлагаю вернуться к повестке дня, вы не возражаете?
– Наша главная цель – контроль над мировыми рынками, регулирование международных финансов. Именно к этому стремился великий прорицатель, известный как барон Матарезе. Передать деньги в руки тех, кто сумеет ими распорядиться, – не правительствам, которые умеют только тратить, сталкивая одно государство с другим. Весь мир и так объят войной, непрерывной экономической войной, однако кто в этой войне победитель? Помните, тот, кто контролирует экономику государства, контролирует его правительство.
– И вы хотите сказать… – подался вперед португалец.
– Да, – остановил его Ян Матарейзен. – Мы это сможем. Наше суммарное состояние превышает триллион долларов – этих денег для начала достаточно, причем в географическом плане наши деньги распределены по всем мировым финансовым центрам. Наше влияние будет стремительно распространяться вместе с каждой переброской многих миллионов долларов с одного финансового рынка на другой. Действуя вместе, мы обладаем силой, способной создать экономический хаос или поднять мир из руин – на благо всех вместе и каждого в отдельности.
– Это будет славная игра! – воскликнул предприниматель из Нового Орлеана. – Мы не можем проиграть, поскольку у нас все козыри!
– За исключением нескольких, – уточнил внук Матарезе. – Как я уже говорил, вы были избраны, потому что я нашел у вас слабые места, которые были мне на руку, – кажется, я назвал это «кнутом и пряником». Я пытался найти подходы и к другим, возможно, при этом раскрыв больше, чем следовало бы. Все они высказались категорически против моих предложений, пригрозив немедленно предать огласке любые действия, которые предпримут наследники Матарезе… Их трое, двое мужчин и одна женщина, ибо всего у барона десять внебрачных внуков. Так что от глобального переходим к отдельным личностям. К этим троим очень влиятельным людям, готовым нас уничтожить. Следовательно, мы должны нанести удар первыми. И здесь все вы можете оказаться полезны… Господа и милая дама, этих людей необходимо устранить до того, как мы начнем действовать. Но сделать это надо изобретательно, так, чтобы не оставить следов, ведущих к нам. Был еще один человек, не нашей крови, древний старик, однако настолько могущественный, что легко уничтожил бы любого из нас. К счастью, он больше не является для нас препятствием; но остались другие. Они единственные, кто стоит у нас на пути. Итак, предлагаю перейти к конкретным вопросам. Или среди вас есть те, кто хочет покинуть этот зал прямо сейчас?
– Мне почему-то кажется, что эти бедняги, если они и найдутся, не смогут добраться и до шоссе на Сенетозу, – задумчиво произнесла женщина.
– Вы приписываете мне больше, мадам, чем я приписываю себе сам.
– Продолжайте, Ян ван дер Меер Матарейзен, – усмехнулся кардинал. – Пророчества – это моя епархия.
– В таком случае, ваше преосвященство, представьте себе вот что, – сказал Матарейзен. – У нас есть жесткие временные рамки, если угодно, последний срок. С сегодняшнего дня начинается неумолимый обратный отсчет. До начала нового года осталось всего несколько месяцев. К этому времени мы должны установить глобальный контроль, контроль Матарезе.
Глава 2
Хэмптонс, Нью-Йорк, 28 августа
Восточная часть Лонг-Айленда находится меньше чем в часе пути от Манхэттена, в зависимости от типа частного самолета, на котором лететь. «Хэмпс» навеки останется в памяти как вымышленный округ, созданный воображением писателя Ф. Скотта Фитцджеральда, – как место, где живут те, кто летает на частных самолетах. Это богатый, ухоженный район, застроенный солидными особняками, которые окружены тщательно постриженными лужайками, сверкающими голубой гладью бассейнами, теннисными кортами и дикой красотой английских садов, буйствующих цветами под жарким летним солнцем. За последние десятилетия богатые выскочки заметно потрепали аристократическую заносчивость здешних мест. В наши дни самыми уважаемыми жителями Хэмптонса являются евреи, итальянцы, латиноамериканцы и чернокожие, которых раньше сюда не подпускали на пушечный выстрел. А сейчас они мирно сосуществуют с до сих пор не пришедшими в себя белыми англосаксами протестантского вероисповедания, наследниками родовых владений.
Всех уравнивают деньги. Суммы членских взносов различных клубов существенно уменьшились вследствие обильного притока тех, кто желает в них вступить; а их щедрые пожертвования, идущие на модернизацию различных объектов недвижимости, принимаются с огромной признательностью.
Здесь навечно поселился Джей Гэтсби,12 со своей Дейзи или без нее, и с Ником, олицетворением совести своей эпохи.
Игра в поло в охотничьем клубе «Грин-Мидоу» была в разгаре. Лошади и всадники обливались потом, неистово колотили по земле копыта, а стремительно мелькающие длинные клюшки пытались попасть по юркому белому мячу, который то опасно скрывался под брюхами гарцующих скакунов, то летел через все зеленое поле. Внезапно один из игроков пронзительно вскрикнул. В пылу борьбы он потерял шлем. Голова его была залита кровью; судя по всему, у него был проломлен череп.
Игра немедленно прекратилась. Всадники, спешившись, устремились к упавшему игроку. В их числе оказался врач, аргентинский хирург. Заставив остальных расступиться, он опустился на колено перед распростертым на земле телом. На него устремились выжидающие взгляды.
Наконец врач поднял взгляд.
– Он мертв, – объявил он.
– Ну как такое могло произойти? – воскликнул капитан «Красного отряда», команды, за которую выступал умерший игрок. – Я могу понять, что деревянная клюшка оглушила его, – видит бог, всем нам пришлось пройти через это, – но раскроить череп – это что-то немыслимое.
– Это был удар не деревянным предметом, – возразил аргентинский врач. – Я бы сказал, это было что-то гораздо тяжелее – железо или, быть может, даже свинец. – Они стояли в углу огромных конюшен, куда были приглашены два полицейских в форме и местная бригада «Скорой помощи». – Обязательно должно быть вскрытие, и в первую очередь нужно будет сосредоточить внимание на черепно-мозговой травме, – продолжал врач. – Пожалуйста, подчеркните это в своем отчете.
– Хорошо, сэр, – ответил один из полицейских.
– Луис, к чему вы клоните? – спросил другой наездник.
– Все совершенно ясно, – ответил полицейский, что-то записывая в блокнот. – Он хочет сказать, что мы, возможно, имеем дело не с несчастным случаем, я правильно вас понял, сэр?
– Это решать не мне, сержант. Я врач, а не полицейский. Я лишь делюсь своими наблюдениями.
– Как фамилия погибшего и есть ли у него здесь жена или другие родственники? – вмешался второй полицейский, выразительно кивая своему напарнику с блокнотом.
– Джанкарло Тремонте, – ответил один светловолосый наездник, чей говор говорил о классическом образовании старой школы.
– Это имя мне знакомо, – заметил первый полицейский.
– Вполне вероятно, – продолжал светловолосый игрок. – Семейство Тремонте из Милана известно в мире. У них серьезные интересы в Италии и во Франции и, разумеется, у нас в стране.
– Нет, я имел в виду именно Джанкарло, – прервал его полицейский с блокнотом.
– Да, его имя часто мелькало в газетах, – подтвердил капитан «Красного отряда». – Причем не всегда в уважительном тоне, хотя репутация у него безукоризненная – была безукоризненной.
– В таком случае, почему же его имя часто упоминалось в газетах? – спросил второй полицейский.
– Полагаю, потому что он был несказанно богат, постоянно появлялся на светских и благотворительных мероприятиях и любил женщин. – Предводитель «Красного отряда» бросил на полицейского многозначительный взгляд. – Сержант, третьеразрядных журналистов хлебом не корми – дай только написать про таких людей, однако едва ли это можно считать грехом. В конце концов, бедняга Джанкарло не выбирал себе родителей.
– Да, вы правы, но, похоже, сами о том не догадываясь, вы только что ответили на один из моих вопросов. Жены нет, а подружки если и были, то они поспешат срочно унести отсюда ноги. Естественно, чтобы ускользнуть от третьеразрядных журналистов.
– Тут я ничего не могу вам возразить.
– Я был уверен в этом, мистер… мистер?..
– Альбион, Джеффри Альбион. Мой летний домик в Галл-бей, на самом берегу… И, насколько мне известно, в здешних краях у Джанкарло никаких родственников нет. Я так понимаю, он приехал в Штаты для того, чтобы блюсти здесь интересы семейства Тремонте. Когда Джанкарло снял поместье Веллстоун, мы, разумеется, с радостью приняли его в «Грин-Мидоу». Он очень способный игрок в поло… был им… Вы позволите нам перенести его тело?
– Сэр, мы накроем его простыней, однако не будем ничего трогать до тех пор, пока не прибудет наше начальство и судебные медики. Лучше все оставить как было.
– Вы хотите сказать, нам придется оставить беднягу на земле, на глазах у зевак? – недовольно произнес Альбион. – Если так, я буду возражать. Уже от одного того, что вы оградили желтой лентой то место, где упал Джанкарло, пахнет безвкусицей.
– Мы просто выполняем свою работу, сэр. – Первый полицейский убрал блокнот в карман. – Страховые компании в таких случаях бывают очень дотошными – особенно когда несчастный случай приводит к увечью или гибели. Они стремятся изучить все.
– Кстати, – добавил второй полицейский, – нам будут нужны клюшки игроков обеих команд – всех, кто был на поле.
– Они висят на стене, вот здесь, – объяснил светловолосый наездник. У него было безукоризненно поставленное произношение, хотя он и говорил слегка в нос. Во всю стену, на которую он указал, тянулись разноцветные вешалки, на которых, подобно столярным инструментам, были развешаны деревянные клюшки. – Сегодня был матч с участием игроков красной секции, это крайняя вешалка слева, – продолжал светловолосый игрок. – Конюхи окатили их из шланга, но они все на месте.
– Окатили из шланга?.. – Первый полицейский снова достал блокнот.
– Надо же смыть грязь и пыль, старина. Клюшки должны храниться в чистоте. Видите, с некоторых до сих пор капает вода.
– Да, вижу, – тихо подтвердил второй полицейский. – Значит, клюшки просто поливают водой из шланга, да? Не отмачивают в моющих средствах, ничего подобного?
– Нет… но вы подбросили отличную идею. – Еще один наездник сначала покачал головой, затем закивал.
– Обождите минутку, – остановил его полицейский, подходя к стене и внимательно разглядывая клюшки. – Сколько их должно быть в красной секции?
– Все зависит… – снисходительно ответил Альбион. – Игроков восемь: четыре на поле и резерв, плюс запасные клюшки. Вот этот передвижной желтый колышек отделяет тех, кто принимает участие в матче, от тех, кто сегодня свободен. За всем этим следят конюхи.
– Это и есть тот желтый колышек? – уточнил полицейский, указывая на ярко-желтый круглый деревянный бочонок.