Негромкий шум со стороны конюшни повторился, он точно был не во сне, а наяву, и Аяна вынырнула из сна и резко распахнула глаза. Она несколько мгновений беспокойно оглядывалась, щурясь и пытаясь сообразить, где находится, потом она увидела резную раму зеркала, которое отец поставил к стене, кувшин на столике, деревянный шкафчик с дверцами и ящиками, и воспоминания обняли и окружили её, словно светлое покрывало с новой кровати, мягко укутывая ощущением покоя и уединения, такого нового и непривычного.
Звук ещё раз повторился, сбрасывая с плеч ощущение покоя. Шум был похож на шорох шагов и теперь перемещался вдоль северной стены. Может, близнецы вернулись? А может, это лиса ходит вдоль стены птичника?
Аяна нахмурилась, вспоминая, как сильно, до слёз, в прошлый раз мама расстроилась, увидев на полу белые перья в пятнах красной крови после такого вот ночного гостя. Она решительно натянула сапоги и выбежала из комнаты. В стене конюшни есть дверь, через неё быстрее всего можно попасть к стене, откуда доносится шум. Надо спешить! Птицы не должны пострадать. Она выскочила из комнаты, пробежала к двери, толкнула её и перелетела лесенку, спрыгнув на солому на полу конюшни, в холодный ночной воздух.
Два лёгких шага. "Тпеннь" - звонко щёлкнула задвижка дверки.
Дверка распахнулась со скрипом, и направо, за угол, вдоль стены метнулась какая-то тень. Это не было похоже на лису, ни размерами, ни шорохом шагов, и Аяна, недоуменно и подозрительно вглядываясь в темноту, припустила, пытаясь догнать и рассмотреть убегающего, но он был гораздо быстрее неё, и, завернув за угол, она уже никого не увидела. Она стояла и растерянно озиралась, потом со вздохом пожала плечами. Ладно. Главное, что это не лиса. Кому надо бегать в темноте вокруг дома? Наверное, опять Лойка. Точно, Лойка. Интересно, что учудит на этот раз?
На сапоги падал свет, и она задумчиво наклонилась к окну, откуда он лился.
Это было окно купальни, и оно было открыто.
И внизу был Конда.
Аяна окаменела, распахнув в ужасе глаза, и кровь мгновенно бросилась к лицу. Она зажала рот рукой, боясь шелохнуться или разогнуться, и собиралась тихо шагнуть назад, в темноту, но под кожаной подошвой сапога на каменной плите дорожки вдруг почувствовала небольшой шатающийся камешек. Если сейчас этот камешек выстрелит в стену дома, и Конда обернётся, он решит, что Аяна пришла подглядывать за ним. Сердце бешено застучало в горле, она осторожно нагнулась, двумя пальцами вытащила камешек из-под края подошвы и сунула его в карман. Уф... Опасность миновала. Она покосилась на Конду, - не заметил ли он её, - и замерла.
Он стоял у самого окна, напевая какую-то песенку, и крутил ворот, доставая очередное ведро воды, потом двумя руками легко поднял его и поставил на каменный край колодца. Капли воды, падая с мокрых волос, сверкнули на его ключицах в отблесках огня, и у Аяны вдруг свело скулы и запылали уши. Она, в ужасе от того, что делает, перевела взгляд на его плечи и вдруг поняла, что на них лежали не тени от колеблющегося пламени. Вязь пепельно-чёрных символов стекала полосками по необычно смуглой коже плеч к локтям, от шеи сзади до лопаток и ниже, и двигалась вместе с тем, как он двигался сам.
В голове стало пусто, пусто до звона в ушах. Аяна не могла пошевелиться, лишь стояла и смотрела, оцепенев, чувствуя, как горит лицо и сердце пытается выпрыгнуть из горла. Конда взял с деревянного сиденья своё мыло и потер его между ладонями. Его брусок мыла был почти чёрным, но пена была белой и обильной, и до Аяны снова донёсся тот странный, необычный, незнакомый запах, который она почувствовала на лодке, когда он прикоснулся к её лицу. Он намылил шею и плечи, и на миг показалось, что рисунки на его коже вот-вот смоются, но они не смылись. Он положил мыло обратно и стал тщательно мыть руки, растопыривая пальцы и промывая между ними, потом почистил ногти друг об друга, сполоснул пену и вытянул обе кисти вперёд, рассматривая их, и надел кольцо, лежащее рядом на сиденье, и эти движения будто заворожили её. Аяна стояла с пылающим лицом и не могла оторваться от окна, хотя внутри будто бушевал пожар, а в голове стучала мысль: то, что она делает - неправильно, неправильно, неправильно.
Она смотрела на его влажное смуглое тело. Это было так же приятно, как смотреть и прикасаться к тому сине-зеленому материалу, который встретил подушечки её пальцев ласкающей прохладой, и ей захотелось коснуться его кожи. В голове метались обрывки мыслей, которые пугали её и обжигали. Какие они на ощупь, эти рисунки на его плечах? Они слегка выпуклые или совсем не выступают над кожей? Его ладонь была горячей, как песок на пляже, нагретый летним солнцем. Может быть, он весь горячий на ощупь? Обожжёт ли Аяну его рука, если он сожмёт её шею сзади, вот тут, под волосами, как тогда сделал Алгар?
Губы вдруг пересохли, она облизнула их. Капелька пота стекала по виску, а жар в животе был почти невыносим. Конда плеснул на себя ещё ковшик воды, смывая остатки пены, и шагнул за полотенцем. Её взгляд скользнул ниже, ей стало дурно, перед глазами потемнело, и она тихо отодвинулась от окна, пользуясь тем, что Конда стоит к ней спиной. Перед глазами стояло одно бесконечно повторяющееся движение двух смуглых рук, гибких кистей, сплетённых длинных подвижных пальцев.
Как в густом обжигающем тумане, шатаясь, мало что замечая вокруг, она вернулась через скрипучую дверку в конюшне наверх, в дом, и, открывая свою дверь, услышала, как одновременно негромко хлопает внизу дверь купальни. По телу пробежала волна жара, а перед глазами всплыли полоски пепельной вязи на его руках. Какой-то неуловимый миг она ждала, что скрипнет ступенька лестницы, ведущей наверх, но тут же ужаснулась этой мысли и захлопнула дверь. Ей было жарко и невыносимо душно, и она залпом выпила половину воды из кувшина, захлёбываясь и обливаясь, прислоняя ладони к горящему лицу.
Она рухнула на кровать и схватилась за голову. Зачем она смотрела на него? Почему не ушла сразу? Ани сказала... Как же она сказала... Некоторым парням бы понравилось, если бы за ними подглядывала девушка. Как это может понравится? Что если бы Конда подсматривал за ней? Разве бы ей такое понравилось?
Её будто обдало кипятком, а потом окатило ледяной водой. Она резко встала и сдёрнула с зеркала полотенце. Что, если бы он подсматривал за ней... А понравилось бы ему то, что он видит? Она в спешке развязала поясок и расстегнула застежки безрукавки, стянула штаны и, мгновение поколебавшись, сняла рубаху.
Она стояла перед зеркалом и впервые в жизни смотрела на себя вот так, целиком, с головы до ног. Её тело в свете пламени светильника выглядело непривычно, совсем иначе. Поток воздуха из приоткрытого окна холодными пальцами подталкивал пламя, заставляя его колебаться, и странные тени двигались у неё на лице, превращая его в чужое, незнакомое. Рука сама потянулась к гребням, Аяна дёрнула их, вытаскивая, один за другим, и волосы рассыпались по плечам и спине, стекая прохладной пеленой, как та сине-зелёная ткань. Она снова схватила себя за пылающие щёки. Он тогда тоже положил руку на щёку, вот так.
Что, если бы он скользнул пальцами дальше, в гладкую прохладу её волос, к бьющейся жилке на шее?
Её сердце снова сбилось с ритма, и перед глазами опять потемнело. Она зажмурилась и бросилась на кровать.
Всю ночь она крутилась на кровати, мучаясь от невыносимых, иссушающих приливов жара, и наутро пришла к очагу совершенно разбитая, с путающимися мыслями и красными глазами, и все звуки казались слишком резкими, а прохладный воздух - слишком колючим. Она уныло устроилась на скамье, подтянув колени к груди, за столом напротив мамы.
Та задумчиво сидела, зябко кутаясь в тёплый длинный зелёный кафтан, и глядела на склоны гор вдалеке и на туман, поднимавшийся над миром, и Рафу, который грыз ножку стола, лёжа у её ног, казался живым кусочком этого тумана, и даже пар из маминой чашки поднимался, тоже пытаясь притвориться туманом.
- Айи, солнышко, ты не заболела? - спросила мама, вглядываясь Аяне в лицо и пододвигая к ней чашку с горячим питьём. - Давай-ка постепенно перебираться к зимнему очагу. Ты себя хорошо чувствуешь? Сегодня после совета мы идём на общий двор работать.
- Мара будет с малышами?
- Нет, Сола. Мара идёт за молоком, а после присоединится к нам.
- Я не хочу есть. Но возьму с собой еды, - поспешила добавить Аяна, потому что брови мамы поползли вверх. Хочу навестить Тили. Отец забрал Пачу?
- Да. Он уехал за солью, которую начали добывать в пещере. Потом он вернётся сюда, надо смазать все двери и укрепить два столбика лестницы, которая ведёт в кладовую. Ещё он хотел проконопатить северную стену и смазать створки ставней и окон верхнего этажа, чтобы не проржавели за зиму.
- Дел много... Мне можно прийти на совет?
- Думаю, да. Мы будем обсуждать там, сколько дополнительной работы возьмёт на себя каждый двор.
- Дополнительной?
- Да. Вчера наши гости привели своего мастера, Таканду. Он посмотрел ткани, которые мы ткали в прошлом году, и показал мне, какие ткани им подходят. Мне нужно будет собрать все наши дворы. Им невероятно повезло, что у нас в этом году хороший урожай власки и много рабочих рук, а с прошлого года ещё осталось очень много пряжи. Я отправила Лойку к северным дворам, чтобы она обошла всех. Потребуются прялки и станки верхней деревни. Если доберёшься до Вагды раньше Лойки, передай, пожалуйста, чтобы она зашла к нам. Я хотела взять Вайда в керио и сходить сама, но у меня болят ноги. Лучше я посижу дома до полудня, а потом сразу пойду на совет.
- Мама, я думаю, нам нужна вторая лошадь. Маленькая лошадка, как у Калди, чтобы возить тебя в небольшой повозке.
- Я подумаю об этом, солнышко.
Аяна допила травяной настой и поспешила прочь со двора. Убирая на ходу лепёшки в поясную сумку и расправляя рукава рубашки под стеганой курткой, она вбежала в подворотню и чуть не столкнулась с Кондой. Он вынырнул из тумана неожиданно, будто появился из ниоткуда, и выставил вперёд обе руки, ловя её за плечи и не давая врезаться в него. Аяну обдало ароматом трав, перца, сладкого смолистого дыма и ещё каким-то терпким, немного животным запахом, от которого у неё кровь прилила к лицу.
- Кирья! - улыбнулся он, удивлённо поднимая брови. - Доброе...
Она отчаянно вывернулась из его рук, пряча глаза, и убежала в туман. Конда посмотрел ей вслед и пошёл во двор, зябко запахивая полы кожаной безрукавки.
Тили сидела за столом у зимнего очага, лицо её было бледным.
- Айи... отец заболел, - сказала она, и Аяна, не выспавшаяся, сбитая с толку внезапной встречей в подворотне, почувствовала, как земля уходит у неё из-под ног. Она тяжело опустилась на стул напротив подруги и оперлась лбом на ладони.
- Это очень похоже на то, чем болеет Коде. Мы с мамой даём ему кислую ягоду и все травы, которые должны помогать от жара... должны, но не помогают. Я сейчас зайду к Соле, а потом пойду к Нети. Сола дома?
- Да. - Аяна подняла голову с ощущением, что всё происходящее - дурной сон. - Тили, это всё неправильно. Так не должно быть.
- Если бы я могла, Айи, я столько бы запретила в этом мире! Болезни, смерть, злобу! - глаза Тили наполнились слезами. - Если бы ты знала, какое отчаяние охватывает иногда от собственного бессилия! Если бы я могла, как та девушка из сказания Нарто, взять это отчаяние и с его помощью изменить хоть что-то! Но оно бесполезно. И надо вставать и делать что-то, в чем есть хоть какой-то смысл. Помоги мне, пожалуйста. Мама с ночи не отходит от отца, а сестра сидит с малышами. Можешь испечь лепёшки и запарить кашу для отца? А я пока схожу к Нети. Я попросила бы тебя сходить к ним, но если я останусь тут ещё чуть-чуть, я начну терять рассудок.
- Конечно. Я думала пойти на совет, но не выспалась, и чувствую себя просто отвратительно.
- Испеки, пожалуйста, так много, как только сможешь. Мама вряд ли в ближайшее время займётся стряпнёй, а сёстрам надо следить за малышами. Ты не выспалась из-за ваших новых жильцов? - спросила Тили, ставя перед ней мешок муки и горшок с закваской.
Аяна вспомнила, как стояла у окна купальни и смотрела туда, куда ей не полагалось смотреть, и опустила голову, пряча от подруги лицо.
- Вроде того. Они ни при чём, я сама виновата.
- Сколько их у вас? Мама сказала, их трое.
- Должно было быть трое, но один пока не появлялся. А двое - те, которые спускались к нам в лодку.
- А, помню. Айи, я пойду. Если мама будет искать меня, скажи, что я ушла за травами.
Аяна кивнула ей и вернулась к стряпне, запарила кашу и убрала её под печь. Во дворе Вагды печь была большая, и она замесила тесто в крупной деревянной кадушке. От возни с мягким серым тестом в тишине и и полном одиночестве мысли сначала бешено разбегались, но потом неожиданно ей стало спокойнее, и напряжение, мешавшее уснуть, прошло. Она начала беспрерывно зевать и зевала всё время, пока подходило тесто и лепёшки расстаивались под полотенцами.
Бесконечная ходьба вокруг стола не помогала, а уютный жар разожжённой печи навевал дремоту. Она щипала себя за уши и тёрла щёки, но глаза слипались и слезились. Вынимая последний противень из печи, она поняла, что всё-таки две последние бессонные ночи не прошли бесследно. Сил хватило лишь на то, чтобы сложить лепёшки в плетеный ларь, закрыть крышку и лечь на деревянную скамью возле тёплого бока печи. Аяна закрыла глаза и моментально погрузилась в густой, мягкий, как тесто для сдобы, обволакивающий сон.
18. Когда ты рядом
Тили шагала к дому подруги и считала шаги, чтобы отвлечься от тревожных мыслей. Коде, а теперь отец... Может, есть какое-то средство, чтобы они поправились скорее? Нужно будет спросить у олем Нети, известна ли ей эта болезнь. Потная лихорадка, так назвал её Конда. Как там Коде? Она даже не спросила Аяну, как он там. Но, наверное, она сама бы сказала, если его состояние бы улучшилось. Или если бы оно...
Тили помотала головой. Нет, она сейчас пойдёт к Соле и спросит её, а если Сола не знает, то она пойдёт к олем Нети и к арем Дэну и спросит у них. Кто-то же должен знать, как вылечить их.
Она зашла во двор и сразу же увидела человека, который сидел за столом у летнего очага. Тили издали поняла, что это кто-то из новоприбывших, потому что никто, кроме них, не носил коричневые и чёрные кожаные безрукавки поверх рубашек и такие высокие сапоги.
Она подошла поближе, на расстояние, с которого могла рассмотреть его лицо.
- Воло! Приветствую тебя. Пусть этот день и эта пища будут тебе на благо.
- Спасибо.
- Меня зовут Тили.
- Спасибо, кирья Тили. Ты хочешь разделить со мной трапезу?
- Нет, я пришла к Соле.
- Хорошо. А то я пока не разобрался в ваших обычаях.
- Ничего страшного. Обычаи очень важны для поддержания порядка, но ведь глупо было бы требовать от маленького ребёнка их соблюдения. А вы сейчас будто маленькие дети, только-только пришедшие в наш мир, поэтому ничего удивительного, что вам многое в диковинку. Думаю, попади я в ваши края, я бы чувствовала себя не менее странно.
- Кирья, прости, но тебе точно всего шестнадцать лет? Ты выглядишь как девочка, но рассуждаешь, как моя мать, - изумился Воло.
- Мне почти семнадцать, - сказала Тили. - Я привыкла, что меня путают с ребёнком, особенно, если рядом Коде... мой высокий приятель.
- Я помню его, - сказал Воло. - Он был с вами на лодке. Не хочешь ли ты сказать...
- Да, он наш с Аяной ровесник. - Она развела руками. - То, что не досыпали мне, досталось ему.
Она улыбнулась впервые с того вечера, как Коде заболел, и Воло с удивлением наблюдал, как меняется её лицо, когда его освещает улыбка, пусть и слегка грустная.
- Ладно, я пойду. Мой отец заболел тем же, что и Коде. Мне нужно взять травы для него.
- Твой отец? - Воло поднялся. - Я скажу Ретосу, чтобы он зашёл к вам. Покажи, пожалуйста, где ваш дом... двор.
Он вынул из нагрудного кармана куртки аккуратно сложенный лист с картой, которую передал ему Миир, развернул, разгладив, на столе, и Тили показала свой двор.
- Хорошо, кирья Тили. Я пришлю к вам Ретоса сегодня.
Тили поднялась на крыльцо и услышала голоса на первом этаже.
- Сола, доброе утро. Вы не перебирались в зимние комнаты?
- Вчера перебрались. Но детям жарко там играть, поэтому днём они бегают здесь. Я постелила ковёр, чтобы Вайду было где ползать.
Она внимательно посмотрела ни Тили.
- Тили, что случилось?
- Отец заболел. У него жар. И всё остальное, что и у Коде. Травы не помогают.
- А что вы ему уже давали?
Тили перечислила, и Сола нахмурилась, задумчиво покусывая губы.
- Есть ещё сильные средства от жара, но порошки для них хранятся у олем Нети. Я сварю сегодня снадобье. Тили, я должна предупредить, что от него может болеть живот. Дадите его отцу, только если до завтрашнего вечера жар не спадёт.
- Хорошо. Я могу сходить к олем Нети и взять для тебя необходимое.
- В этом нет нужды, я буду готовить там. Мне нужны определённые бутылки и маленький очаг. Нужно будет перегнать горючку. Как только вернётся кто-то, с кем я могу оставить детей, я пойду и займусь этим. Возвращайся домой, я сама приду к вам.
- Я хотела навестить Коде, - сказала Тили. - Я не видела его с того вечера, как мы вернулись домой. Ты была у него, Сола?
- Да, Анкан вчера после совета сказал мне о его болезни, и я зашла к ним. Я осмотрела его и ничего угрожающего жизни не нашла. Правда, он упорно рвался к тебе, и Риолте пришлось пригрозить, что она больше не испечёт ни одного пряника, если Коде выйдет из комнаты. Тили, а Анкан и правда надумал жениться? Риолта сказала мне, что он привёл к ней девушку и представил своей женой.
- Да, мы все были очень удивлены. Он признался и спросил прямо на лодке, при всех, и это было неожиданно. А Ани так же спокойно согласилась. Я очень рада за них, - улыбнулась Тили. - Мне кажется, они удивительно подходят друг другу. Забавно, но это всё началось с того, что Дорти сказала, как они с Брином уже четыре года ходят вокруг да около.
- Ну, это не редкость, - мягко улыбнулась Сола. - А ещё бывает, что детская дружба перерастает в крепкую и сильную любовь, но люди не хотят признаваться в этом даже себе, не то что друг другу.
Она глянула на Тили, которая сосредоточенно ковыряла ноготь на указательном пальце, на её внезапно порозовевшее лицо, и вдруг недоверчиво улыбнулась.
- Тили! Не может быть! Неужели?..
Тили смущенно кивнула. Но её выражение лица навело Солу на ещё одну догадку.
- Тили, моя хорошая, как ты себя чувствуешь? - Сола подсела к ней и взяла за руку, обнимая за плечи.
Тили всхлипнула, потом повернулась и уткнулась в мягкое плечо Солы.
- Уже ничего... всё уже прошло. Сола... Что если он... он... - рыдала она, и на рубашке Солы расплывалось мокрое пятно.
- Тили, он не умрёт, обещаю. Коде крепкий и здоровый, и тебе не о чем беспокоиться. Да, у него был сильный жар, но недолго, и он постепенно проходит. Паррита следит, чтобы он пил достаточно воды. Уверена, что через пару дней он будет на ногах. Сходи к нему, чтобы он не беспокоился о тебе. Можешь взять в кладовой медовые тянучки.
- Я взяла из дома коврижку, - улыбнулась Тили, вытирая слёзы.
- Ну вот и хорошо. Тили, ты всегда можешь обратиться ко мне, Оланне или олем Нети, если вдруг тебе понадобится совет или помощь... Ты понимаешь, он довольно крупный парень, а ты очень хрупкая.
Тонкая, нежная кожа Тили расцвела густым румянцем, таким ярким, что веснушки полностью скрылись в нём.
- Нет, Сола... Он был очень... заботлив, - сказала она. - Спасибо. Прошу, не говори никому... Коде хочет поскорее устроить праздник, но вокруг слишком много всего происходит, и я не хочу, чтобы мама или Аяна думали ещё и об этом. Тем более теперь, когда отец болеет. Я скажу Коде, что хочу подождать до мартовских праздничных дней.
Сола обняла её и поцеловала в лоб.
- Иди, моя хорошая. Я никому не скажу. Пусть этот день будет тебе на благо.
Улицы были необычно людными, и Тили встретила по дороге нескольких знакомых, каждый из которых жаждал поделиться с ней сплетней или слухом. Деревня жужжала, как растревоженный улей, казалось, не было никого, кто ещё не сходил к затону и не посмотрел на корабль, а гул голосов на общем дворе, где обсуждали в том числе и то, сколько пряжи готова отдать олем Ораи на изготовление парусов, доносился и в соседние дворы.
Во дворе Риолты было, наоборот, на удивление пусто, хотя обычно внизу был хоть кто-то из семьи Риолты и Ванко или бегали ребятишки из семьи Парриты, тоже жившей в этом дворе.
Тили поднялась в спальню Коде и тихо приоткрыла дверь. Он мирно спал на своей большой кровати. Она обошла комнату и задернула плотные занавески на обоих окнах, чтобы свет не тревожил его, потом присела на корточки рядом и просто смотрела, как он спит.
Коде что-то снилось, его глаза двигались под закрытыми веками, а ноздри то и дело расширялись. Она с улыбкой наблюдала за ним, потом села на коврик у кровати и вздохнула, прислонившись головой к его матрасу. Тревога немного отступила, потому что Коде не выглядел тяжело больным. Она осторожно прикоснулась ладонью к его большому лбу, а второй рукой потрогала свой лоб, и убедилась, что жар у Коде действительно почти прошёл.
Коде внезапно открыл глаза и увидел перед собой её лицо.
- Тили! - радостно воскликнул он. - Я на миг подумал, что мой сон продолжается! Ты действительно пришла ко мне!
- Да, я пришла. - она поцеловала его и села на кровать рядом с ним. - Я скучала. Сола сказала, что была у тебя, и считает, что ты поправишься через пару дней.
- Да, она мне тоже так сказала. Я хотел пойти к тебе, но она посмотрела на меня вот так, - он нахмурился и сделал очень свирепое лицо, - и сказала, что если я ослушаюсь её и встану, она скажет матери, что моя болезнь - из-за сладкого.
- Ох, Коде, Коде! - рассмеялась Тили, доставая из сумки коврижку. - Держи. Надеюсь, твоя болезнь никак не связана с коврижками. Не представляю, как ты будешь жить без них.
- Я не смогу жить без тебя, - вдруг серьезно сказал он, откладывая угощение, сел на кровати и взял её за подбородок. - Тили, без тебя мне не нужны пряники и коврижки. Знаешь, как я испугался, когда узнал, что ты тоже болеешь?
Она сжала его лицо обеими ладонями и целовала лоб, щёки, виски и губы, а он закрыл глаза, запустив пальцы в её волосы.
- Тили, я хотел спросить. Ты переберёшься сюда или хочешь, чтобы я перевёз сундук к Вагде и Даро? Я собираюсь сказать родителям вечером.
Тили слегка отстранилась и попыталась разгладить его непослушные вихры.
- Коде, я хочу попросить тебя подождать до весны. Отец заболел. У него жар, и травы не помогли. Сейчас не время устраивать праздник. Пока он выздоровеет, осенние праздничные дни уже закончатся.
- Мы можем не устраивать праздник. Я просто переберусь к тебе.
- Нет. Мама очень любит, чтобы всё, что происходит в семье, было согласовано с ней и сделано в соответствии с обычаями. Ты же помнишь, как она переживала, когда сестра уехала к мужу и не хотела устраивать праздник. Мама всё равно настояла на своём, и праздник был, но никто особо не веселился. Я не хочу так. Не хочу на собственном празднике думать ни о чём, кроме тебя и меня.
- Тили...
Коде сгрёб её и повалил на кровать, обнял сзади и закинул сверху ногу.
- Я не отпущу тебя. Останься со мной. Не могу думать ни о чём, кроме тебя. Знаешь, как я страдал весь вчерашний день и всю эту ночь?
Он зарылся лицом в её волосы, наткнулся на гребень и раздраженно вытащил его.
Тили повернулась к нему, съёжилась и уткнулась носом в тонкую рубашку на его груди, ощущая тепло его большого тела.
- Я останусь с тобой ненадолго, но потом мне нужно идти домой. К нам придёт тот лекарь с корабля, чтобы осмотреть отца. Я хочу послушать, что он скажет.
- Хорошо. Но пока ты ещё здесь, я не отпущу тебя.
Он расстегнул застёжку её куртки, потом ещё одну.
- Коде... - прошептала она, слыша, как участилось его дыхание.
Ступени лестницы заскрипели, и Коде замер, прислушиваясь.
- Это Паррита, - прошептал он. - Пришла проверять, не слинял ли я к тебе.
Тили испуганно зажала рот рукой, а другой попыталась собрать рассыпавшиеся волосы.
- Она расскажет матери, если увидит меня... с тобой!
- Не увидит, - уверенно прошептал Коде, приподнимаясь на руке и в одно движение накрывая себя и её одеялом. - Только, прошу тебя, не шевелись, иначе я не смогу притворяться спящим.
Его шёпот был таким умоляющим, что она захихикала, прикрыв рот второй рукой.
- Тихо, я пытаюсь спать, - шепнул он и зажмурил глаза. Тили под одеялом прижалась к его груди и замерла, слушая, как бьётся его сердце.
Дверь тихонько открылась, и половицы скрипнули под шагами Парриты. Несколько мгновений было тихо, потом она вздохнула.
- Спи, спи, бедный малыш, - сказала она негромко.
Половицы снова скрипнули, дверь закрылась, легонько стукнув о косяк, послышались удаляющиеся шаги, а потом и скрип ступеней лестницы.
Коде прижал к лицу подушку и от души хохотал.
- Тише, тише, а то она услышит и подумает, что с тобой случилась корча, - смеялась Тили, - бедный малыш!
Он бросил на пол подушку и перевернулся, оказавшись прямо над Тили. Он уже не смеялся, его глаза блестели, зрачки расширились, а дыхание стало горячим. Он поцеловал её и снова приподнялся на локтях.
- Тили, у меня от тебя голова идёт кругом. У меня внутри всё горит, когда ты рядом.
Тили подняла руки и обняла его за шею. Его кожа была очень горячей, и она тут же пришла в себя.
- Коде, да у тебя опять жар! Пусти меня, я открою окна и налью тебе воды!
Он выпустил её и сокрушённо рухнул на кровать. Тили подняла его подушку с пола и сунула ему под голову, налила воды из кувшина и приоткрыла окна, а он следил за ней печальным взглядом.
- Вернись ко мне, пожалуйста, - жалобно сказал он. - Прошу тебя.
Она села рядом и гладила его непослушные волосы, и он стал дышать ровнее, а потом и вовсе задремал. Тили осторожно вытащила свой гребень из простыней, заплела волосы и заколола их наверх, потом накрыла Коде лёгким одеялом, застегнула куртку и села поглубже на кровать, прислонившись к его животу. Она сидела так, всей спиной ощущая, как на каждом вдохе вздымается его грудь, потом свернулась калачиком на одеяле рядом с ним и тоже задремала.
Её разбудила Паррита, которая пришла проверить Коде.
- Тили, моя малышка, - шептала она, трогая за плечо. - Просыпайся. Ты заснула, милая. И когда ты только пришла? Я вроде всё время была рядом.
Тили села на кровати и потёрла лицо ладонями. Паррита потрогала лоб Коде и поправила подушку.
- Ох ты, маленькая моя. Всем бы таких друзей, чтобы носили лакомства, коли болеешь, - сказала она, доставая из-под подушки коврижку. - Где он найдёт такого заботливого друга, когда ты выйдешь замуж и станешь заботиться о собственном муже.
Тили с улыбкой пожала плечами.
- Паррита, мне нужно идти. Я думаю, обязательно найдётся девушка, которая станет заботится о нём.
- Надеюсь, ох, надеюсь... Телом-то он вон какой вымахал, а в душе - совсем ещё дитя. Боюсь я, как бы не разбили ему сердечко, - вздохнула она.
- Я лично прослежу, чтобы такого не случилось, - тихо, но твёрдо сказала Тили. - Обещаю.
Она вышла на улицу. День близился к закату, и она заволновалась. Из-за того, что она заснула рядом с Коде, она наверняка пропустила приход Ретоса. С другой стороны, с отцом постоянно находилась мама, а Коде остался считай что один, и она просто не могла уйти. Да и не хотела. Откровенно говоря, больше всего на свете ей хотелось сейчас вернуться к нему и больше никогда и никуда не уходить. Но она вспомнила взгляд мамы, холодный, как ледники, из которых брала начало Фно, и праздничный стол, за которым все молчали, и каждому из гостей невыносимо хотелось быть где угодно, только не на этом... празднике.
В воротах их двора она нагнулась погладить Ашту, которая лениво зевнула, мяукнув, и сразу исчезла за углом. В отличие от Шоша, она была почти неуловима, хотя мышей уничтожала исправно и частенько складывала их у двери кладовой, как бы показывая свою ценность для всего двора.
Тили прошла мимо летнего очага к зимнему, с благодарностью взглянула на полный ларь лепёшек, обернулась проверить заслонки печи и ахнула, увидев подругу, спящую на узкой скамье у печи.
19. Верделл
Аяна проснулась от возгласа Тили и почувствовала, что тело будет по меньшей мере до завтра припоминать ей каждую дощечку этой несчастной скамьи, на которой её угораздило заснуть. Она сморщилась, потирая шею руками, потом встала и попробовала хоть немного размять затёкшие конечности. Тили пыталась ей помочь, тиская руки и ноги, и в конце концов Аяна смогла разогнуться и даже потянуться.
- Ты давно тут спишь? - спросила Тили. - Как ты умудрилась тут заснуть? Айи, тебе нужно срочно в купальню, как следует размять тело в тёплой воде.
Аяна вспомнила купальню. По её телу пробежали мурашки.
- Айи, что с тобой? Ты чего молчишь? Просыпайся, я вернулась! Ты не видела, Ретос или Сола приходили?
- Я не видела. Я заснула сразу после того, как вынула лепёшки из печи.
- Ничего себе. Кстати, спасибо тебе большое за помощь. Возьми с собой несколько.
- Не надо, я завтра испеку у нас. Подожди, это что же, уже вечер? - изумилась Аяна, выглянув в окно. - Сколько же я спала?
- Не знаю, но совет ты точно проспала. Я проходила мимо общего двора, и там было очень много народа.
- Ну вот, а я хотела пойти и послушать. Тили, я пойду домой, пусть хоть мама мне расскажет.
Аяна расстроенно сгорбилась и сунула руки в карманы. Её пальцы нашарили на дне кармана что-то небольшое и жесткое, она вытащила предмет наружу и с удивлением осмотрела. Это был небольшой круглый камешек. Какое-то мгновение она пыталась понять, как этот камешек мог оказаться в её кармане, но вдруг внезапное воспоминание поразило её, как удар молнии. Она вздрогнула и резко бросила его на пол.
- Айи, что с тобой? - Тили удивлённо наблюдала за подругой, которая вдруг на миг замерла, а потом с отвращением передёрнулась и швырнула на землю какой-то маленький предмет. - Что это?
- Это напоминание о том, что я делала мерзкие вещи, - сказала Аяна, в очередной раз задаваясь вопросом, почему там, у купальни, она не ушла сразу, а продолжала смотреть. - О том, как низко я могу пасть. Тили, ты просто не представляешь, с кем ты дружишь. Я лучше пойду. Прости меня.
Она вышла из комнаты, и Тили, проводив её изумлённым взглядом, нагнулась над полом пол. Мама будет ругаться, если наступит у очага на что-то. Она любит, когда пол чисто выметен. Наконец она нашла и подняла то, что бросила Аяна, и, увидев всего лишь маленький камешек, пнула его ногой на улицу, взяла лепёшку и направилась к маме, жуя на ходу.
Аяна шла домой нога за ногу. Она понимала, что, проспав так долго днём, вряд ли быстро заснёт ночью. А ещё мама говорила, что после совета они должны были пойти на общий двор работать, и ей было стыдно за то, что она вместо работы дремала у печи на скамейке. При мысли об этой скамейке спина заныла, и Аяна чуть не заплакала. Всё вокруг шло как-то не так, криво, косо, неправильно.
Подходя к воротам, она прислушалась. Во дворе было тихо, она вошла в подворотню и вспомнила, как на этом самом месте Конда поймал её за плечи. А за несколько дней до этого на этом же месте Нэни и Миир...
Аяна в отчаянии схватилась за голову. Такое бывало, когда она вязала шнурок из цветных ниток и где-то подхватывала петлю не того цвета, а через несколько рядов вязания обнаруживала ошибку и распускала шнурок до неверной петли. Где же теперь случилась та неверная петля? Сегодня, когда она уснула у печи? Вчера, когда она нагнулась к окну купальни? Или тогда, когда она вскочила, не дав Алгару поцеловать её, и показала на огонёк вдали?
Она зашла к Пачу и обняла его. Ох, надо было взять лепёшки, которые предлагала Тили. Можно было бы порадовать его сейчас. Она поцеловала Пачу в бархатный нос, а он нежно ухватил её за волосы губами. Она вспомнила, что обещала Тили научить его опускаться на колени.
- Прости, мой хороший. Завтра угощу тебя, - сказала она и вдруг услышала какой-то звук сверху, с сеновала.
Аяна бросила встревоженный взгляд на Пачу, но он был спокоен. Она тихо закрыла за собой денник и кинулась наверх по лестнице, вспоминая, как вчера из-за медлительности упустила источник шума.
В этот раз ей повезло. В полутьме она разглядела, что в сене, закутавшись в одеяло, сидел кто-то коротко стриженый и вихрастый.
- Ты кто? - испуганно, но громко спросила она. - А ну выходи!
- Бить будешь?
Голос был тонким и звонким, и принадлежал, насколько она могла судить, мальчишке, ровеснику близнецов. Аяна была огорошена вопросом.
- Зачем мне тебя бить? Что ты делаешь у нас на сеновале? Ты кто?
- Не знаю. Меня часто бьют. Я тут сплю. Я Верделл.
- Верделл? - Аяна вспомнила, что Конда упоминал это имя. - А! Но почему ты спишь здесь? У вас же есть комната!
- Я не могу там спать. Вчера я пришёл поздно ночью, и Тамир с Аретом показали мне, что у вас где, а сами пошли спать. Я пришёл вниз, в спальню, но как же там у вас жарко! Воло считал что-то на бумажке и ругался, а кир Конда опять писал свои ноты и мычал, и мне мешал его свет. Потом Конда пошел мыться, я встал на стол, открыл окно и задул его светильник, при этом случайно уронил его ноты. Воло сказал мне, что все, кого что-то не устраивает, могут валить на сеновал и спать там, потому что на сеновале и прохладно, и темно. Я пошел на сеновал и лёг тут, но быстро замёрз. Тогда, чтоб согреться, я начал ходить туда-сюда, но на меня из темноты накинулся какой-то зверёк и больно укусил. Я бросился за ним, он кинулся в подворотню, выбежал прочь из двора и драпанул наутёк вдоль стены. Я бежал за ним, но потерял сапог, и он сильно обогнал меня. Я к этому моменту был уже так зол на весь белый свет, что решил всё равно во что бы то ни стало догнать этого мелкого паршивца, который кусает людей. Я думал, это какой-нибудь хорёк пришёл охотиться на мышей, но он свернул в чьи-то освещённые ворота, и я увидел, что это простой кот. Обратно на сеновал мне не хотелось, потому что ваша собака, которая спит внизу, очень громко храпит и стонет во сне, и я пошёл спать на корабль. Но когда я наконец пришёл к затону, чтобы взять шлюпку и забраться наверх, на меня из темноты начали орать какие-то люди. Они орали: "Да когда же ты угомонишься, Лойка, драли бы духи тебя по твоей непоседливой заднице в четыре розги" и ещё много чего разного про этого Лойку, и я решил, что надо найти более тихое место. Но тут наступило утро, я пошёл обратно на ваш двор, чтобы поспать, пока кира Конды и Воло нет в комнате. По дороге встретил Тамира и Арета, и мы поехали на телегах в какие-то пещеры, где мне дали кирку и показали, где ковырять, и я ковырял, пока какой-то парень не подошел и не сказал: "Ну и яростно же ты лупишь. Тоже, небось, для бодрости представляешь себе девчонку, которая бросила тебя ради кузнеца?". Мы какое-то время работали рядом, и он при каждом ударе бранил какую-то Дорти. Потом он спросил, откуда я, и я сказал: "Из Ордалла". Тогда ко мне подошли люди, посадили на телегу и вместе с мешками отвезли обратно в деревню, и я пришёл сюда спать. Я ничего не понял и очень устал, но было интересно.
Аяна беззвучно хохотала, держась за живот, пока у неё не заболели щёки от смеха.
- Слушай, как тебя там... У вас тут есть что поесть? Я немного пошарил у вас около стола, но нашел только кашу с какими-то потрохами. Она была совсем несолёная и её было очень мало, - сказал Верделл, почесывая голову.
- Меня зовут Аяна. Верделл, ты съел кашу нашей собаки, которая громко стонет и храпит во сне.
Верделл замолчал, потом грустно вздохнул.
- Пойдём, я соберу тебе поесть, - предложила Аяна. - Ты случайно не знаешь, кто уже вернулся, а кто ещё нет?
- Да, я видел, как вернулась женщина с короткими волосами, её муж и ребёнок. Ещё пришла та красивая высокая кира с длинными волосами, вроде бы её зовут олем Лали, а потом кир Або, которого я видел сегодня в пещере. Дети были в детской с Солой, они постоянно орали её имя, стоило ей выйти во двор, но она их в конце концов уложила спать, - сообщил он, пока шёл за ней через двор. - Тамир и Арет не придут, они ночуют у сына столяра. Их младший брат хотел пойти с ними, но его не взяли, поэтому он подождал, пока они уйдут, и пошёл за ними сам. Ещё одна сестра Тамира и Арета, кирья Айи, должна была вернуться, но не пришла, и я слышал, как кир Або сказал, что она, наверное, осталась у подруги.
Они зашли к зимнему очагу, он уселся за стол, и Аяна принесла из кладовой блюдо с копченой рыбой, завернутым в тряпицу хлебом и варёными клубнями соланума, потом представила, как он махал киркой в выработке, и вынесла ему большой кусок сыра, стакан молока, твёрдый медовый пряник, орехи и немного тянучек.
Она наконец могла рассмотреть его при свете. Верделл был худой, некрупный, ростом на палец выше её самой, а довольно коротко остриженные тёмные волосы бодро торчали в разные стороны. Она поставила на стол кружку и заварник, села и подвинула ему блюдо, отломив немного сыра и себе.
- О, спасибо! - сказал он, набивая рот всем сразу. - Если у вас так питаются катьонте в деревне, то что же едят кир и кира?
- Что такое катьо...нты?
- Ну, те, кто прислуживает киру, кире и их детям. Как вас называют?
- Воло называл меня "кирья", а то слово, что ты сказал, я не понимаю.
Верделл вскочил, оправляя кожаную безрукавку и кланяясь.
- Прости меня, кирья, я, наверное, перепутал твоё имя. Мне показалось, ты сказала, что тебя зовут Аяна, и я подумал, что ты катьонте в этом доме. Я мало спал и ещё меньше пока тут понимаю. Никак не разберусь, кто есть кто.
- Всё правильно, меня зовут Аяна, но моё ласковое имя - Айи. Верделл, кто такие катьонте?
Верделл вытянул губы трубочкой и поднял брови, при этом разглядывая верхнюю застёжку на своей безрукавке и теребя пояс штанов.
- Верделл!
- Прости меня, кирья, но Конда настрого запретил нам говорить с тобой и с любой другой кирьей на эту тему.
Аяна сильно удивилась, услышав это, но потом подумала, что, возможно, ослышалась.
- Что? Конда запретил вам разговаривать с нами?
Верделл развел руками и пожал плечами.
- Ладно! - Аяна отчего-то сильно разозлилась. - Хорошо! На эту нельзя, давай поговорим на другую. Скажи, пожалуйста...
- Не-не-не, - он покачал головой, щелкая языком и подняв указательный палец. - На эту тоже нельзя.
- Я же ничего не успела сказать!
- Вообще-то, он запретил мне говорить с юными кирьями на любые темы. - Он покачал головой, и на лице читалось разочарование. - Прости.
- Но его тут нет, - подумав, сказала она. - А что, если я пообещаю тебе, что он не узнает об этом разговоре? И о том, что ты назвал меня... это... Катьонте?
Он искоса посмотрел на неё и отрицательно помотал головой.
- Не, - сказал он. - Не-не-не.
- А если...
- Ни в коем случае. Нет - значит нет.
Он выглядел вполне уверенным в своём решении слушаться Конду, и Аяна с сожалением подумала, что теперь, наверное, ничего не узнает об их традициях.
- А вот ты, кирья, можешь мне рассказывать что угодно, - вдруг сказал Верделл, вкрадчиво придвигаясь поближе, и Аяна с недоумением воззрилась на него, не понимая, к чему он клонит.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, например, кто такой этот Лойка и чем он так насолил всей округе. И как его найти.
Верделл явно был заинтересован в знакомстве с неуловимым забиякой и дебоширом, но Аяне внезапно расхотелось продолжать беседу.
- Раз ты не хочешь со мной говорить, то и я тебе ничего не скажу, - сказала она. - Я найду кого-то, кто ответит на мои вопросы.
- Как хочешь, - пожал плечами Верделл, - дело твоё. Только выбор у тебя небогатый. Кир Конда всем матросам запретил и стряпчему тоже, Таканда любит поговорить, но вряд ли время найдёт, он парусный мастер, и дел у него сейчас - ого-го. И остаются у тебя, кирья, только кирио Конда и Воло. Воло вообще болтать не любит, он больше по цифрам и учёту... Да и после просьбы кира Конды ты его не уговоришь, так что уговаривай кира Конду, может, и расскажет что. Ну, я пошёл, кирья, бывай.
Он встал и исчез за дверью, прихватив медовые тянучки.
Аяна в задумчивости встала и убрала остатки еды. Возле двери раздался шорох, она выглянула и обнаружила обиженного закрытой дверью Шоша, который скрёбся, чтоб его пустили в дом. Аяна подняла его и стала гладить, пока её мысли не пришли в относительный порядок.
- Ты удивительное создание, - сказала она, сажая его на стул. - Я глажу тебя, и на душе становится легче.
Она дала ему маленький кусочек сыра, Шош съел его и сел в уголке умываться.
Аяне хотелось узнать, что говорилось на совете, но ей было слишком неловко идти к маме. Та стала бы спрашивать, почему вдруг её дочь заснула днём у чужого очага, и пришлось бы придумывать какую-то причину, а Аяна ненавидела лгать. Ей хотелось узнать больше о родных краях Конды и Воло, но Воло так резко разговаривал, а Конда... Она вспомнила жар, приливающий к лицу, капли воды и пепельную вязь на смуглой коже... Зачем? Зачем она это сделала? Уныние, стылое, омертвляющее, оглушающе серое, охватило её, и она поплелась в купальню. Там она поняла, что у неё начались женские дни, и наконец от души, не сдерживая себя, разревелась.
20. Я не трону и не обижу тебя
Мама, конечно же, спросила с утра, почему Аяна не пришла на совет, и Аяна отговорилась женскими днями, из-за которых якобы почувствовала себя нехорошо и заснула у Тили в гостях.
- Солнышко, скажи Соле или возьми сама в кладовой, ты же знаешь, что нужно пить, если у тебя вдруг случилось недомогание в такое время. - Мама смотрела на неё серьёзно. - Ну, надеюсь, это у тебя не повторится. У меня есть хорошие новости относительно нашей работы. Этот их мастер Таканда съездил в верхнюю деревню к олем Ораи и сказал, что всё, что они пряли прошлой зимой на том большом станке, подходит. И самое главное, что второй такой станок уже почти готов. Теперь уточные нити будем прясть так же быстро, как у олем Ораи во дворе. Стой да крути колесо, а пряжа сама мотается на веретёнца. Гарто из столярного должен стать арем за эту затею с прядильным станком, как только появится первый внук. Но вот ткать нам придётся много.
- Сколько им нужно холстов?
- Таканда сказал, не меньше трети ранда. И это при ширине в полтора па.
- Треть ранда?! - Аяна прикинула, сколько это холста, и ужаснулась.
- Да. Но самое главное - холсты ему нужны частые.
- Насколько частые?
- Пятьдесят па холста должны весить по меньшей мере пол-тюка.
- Из тех ниток олем Ораи с нового станка? Они же тонкие!
- Да, Айи. Он показал, как должны идти нити. Уток должен быть так плотно набит, чтобы основа изгибалась под ним. Тогда парус сохранит плотность, если его растянет ветром, - мама руками показала, что имеет в виду, и Аяна поняла.
- Но наши рыбаки не требовали таких парусов, - с сомнением сказала она.
- Наши рыбаки не ходят далеко в море. А этим парусам нужно будет нести большой корабль под сильным ветром далеко и долго, чтобы люди смогли добраться до дома. Ладно, я пойду. Надо работать. Останься дома, присоединишься к нам через пару дней. Сола оставит Вайда в общем дворе с другими малышами, с ними сегодня сидят старшие девочки.
Когда мама ушла, Аяна занялась уборкой у очага, потом вывела Пачу пастись и пошла в мастерскую - там её ждал недошитый зимний кафтан для Витара. Работа увлекла её, отгоняя ненужные мысли, и день пролетел незаметно, а вечером к ней зашла Тили.
- Ретос заходил вчера с одним из матросов, пока меня не было. Он осмотрел отца и сказал, что в таком возрасте люди от этой болезни не умирают. Потом он спросил, есть ли у отца ещё какие-то болезни, и мама вспомнила, что он недавно кашлял. Айи, мама сказала, Ретос как-то нехорошо нахмурился, когда это услышал, но потом всё равно сказал, что не видит причин для волнения.
- Тили, а травы помогли?
- Нет. Мама дала ему снадобье Солы, и сейчас жара нет. Но она предупредила, что часто нельзя давать, иначе у него будет болеть живот.
- А как Коде?
- Я зашла к ним, но Риолта сказала, что он спит. Со вчерашнего дня у него пока больше не было жара. Айи, у Дарена во дворе заболел сын и два маленьких внука. Дарен вроде поправляется, но он кашляет.
- Больше никто не заболел?
- Я не знаю. Я была в маленькой комнате, и мы работали вместе весь день, никто не менялся. Так что это всё, что мне известно.
- Понятно. Я присоединюсь к вам только послезавтра, - сказала Аяна. - Мама сказала пока отдохнуть.
Тили понимающе кивнула.
- Ты хотя бы действительно отдыхаешь, а не гоняешься за Тарно по двору, - улыбнулась она. - Я пойду, Айи.
Весь следующий день Аяна провела за мелкими домашними хлопотами вместе с отцом, который остался, чтобы проверить станки в мастерской. Станков в их дворе было десять: девять больших и один маленький, для полотен не больше па в ширину, который теперь стоял в малой мастерской между рядами мешков с тканями. Все были исправны, и отец занялся окнами в большой мастерской. Аяна вывела Пачу во двор и немного повозилась с ним, пытаясь научить вставать на колени, потом приготовила ужин и села за простёжку кафтана для сына Мины. Когда стемнело, она ушла к зимнему очагу, зажгла там свет и сидела, погруженная в свои мысли, пока её не отвлёк Верделл.
- Добрый вечер, кирья Аяна, - сказал он, приглаживая вихры и озираясь. - Почему ты не сказала мне, что Лойка - твоя сестра? Я думал, это парень.
Аяна глянула на него, не поднимая головы.
- Ты отказался разговаривать со мной, и я тоже не стала тебе ничего говорить.