Полуденное солнце неистово обнимало плодородную землю. Слепящие лучи, словно руки матери, скользили по головам подсолнухов. И те, будто малые дети, тянулись за лаской и теплотой. Изо всех сил пытались вырасти выше "братьев", чтобы быть поближе к светилу. Простые полевые цветы даже не пытались конкурировать с ними, а скромно заняли полянку вокруг старого дуба, чей возраст и крючковатость веток внушали уважение.
Под дубом, скрываясь в тени от палящего солнца, сидела девочка в голубом сарафанчике. Рядом с лесным великаном, они казалась не по возрасту маленькой, почти крохотной. Белые пальчики ловко доплетали венок. Надо было торопиться - уже звонил колокол, - наступило время обеда. А она так далеко ушла от приюта. Мария, наверное, уже спохватилась и пошла искать ее. Впрочем, Лиза была уверена, Мария не будет сердиться. А когда увидит венок, с заботой и усердием сделанный для нее, и вовсе похвалит - нежно погладит по голове.
- Готово. - Смех девочки был подобен звону колокольчиков. Даже птицы приостановили звенящие трели, посматривая с веток на малышку. - Посмотрите, птички. Хороший, да? Я так старалась...
Договорить она не успела. С яростным свистом пролетел в воздухе камень, ударяя в грудь одной из птиц. Остальные в ужасе встрепенулись в небо, слишком быстро и оттого роняя перья и задевая листву. Мгновение, за которое Лиза успела лишь вздрогнуть, а потом, выронив венок, метнуться к распростертой на траве птице. Упасть на колени. Поднять хрупкое тельце в раскрытых ладонях. Но оно не шевелилось. Птица была мертва.
- Почему? - Вокруг стало нестерпимо тихо. Даже легкий ветер на миг перестал шевелить крону дуба. И, словно ответом на вопрос, за спиной раздался голос.
- Что? Умерла?
Первое, что заметила Лиза, повернув голову - смуглая рука, сжимающая рогатку. Девочка подняла глаза и встретилась взглядом с Даниилом. Ровесник Лизы, он будто был ее полной противоположностью. Загорелый, темноволосый, вечно взъерошенный и угрюмый, Даниил никогда не улыбался и словно ненавидел весь мир, вместе с нежно-голубым небом, ярким солнцем и пением птиц. Вот и сейчас его лицо было хмурым и почти беспристрастным. Назвать уменьшительно-ласкательным именем "Данька" паренька не решался никто.
- Если умерла, то уже не весело. - Проронил Даниил, скрестив руки на груди. Продолжая смотреть исподлобья на Лизу, так, словно это была ее вина, что "уже не весело".
- Почему? Она так красиво пела! - Все еще прижимая к себе мертвое тельце птицы, Лиза поднялась с колен. Отчаянье девочки вырвалось криком. Слезы брызнули из глаз. Однако, ни крик, ни слезы не достигли Даниила. Его взгляд, казалось, был задумчивым, даже отрешенным.
- Чем красива птица, которая поет для всех? - Не вопрос, а лишь утверждение. - Я хочу, чтобы птицы пели только для меня.
Девочка закрыла глаза. Бесполезно говорить что-либо, объяснять, переубеждать. Даниил не понимает, не видит - просто стоит и смотрит безучастно на свершенное собственными руками зло. Слезы продолжали катиться по щекам. И тут на дрожащие плечи Лизы легли теплые успокаивающие руки.
- Мария!
Девушка за спиной Лизы была одета в льняное белое платье. Распущенные волосы струились по плечам и стекали ниже, как золотой водопад, переливаясь под солнечными лучами. Но огромные карие глаза светились ярче - сколько заботы было в них, доброты, нежности и спокойствия. Они словно говорили "все будет хорошо, не переживай", и в подтверждение Мария улыбнулась ободряющей улыбкой. Осторожно взяла из рук Лизы птицу и легонько подула на ее белоснежные перышки. В тот же миг птичка ожила, и легко выпорхнула из ладоней.
- Как это получилось? - Лицо Лизы осветилось восхищением. - Это волшебство, Мария? - Но та в ответ лишь прикоснулась пальчиком к губам, лукаво улыбаясь - "секрет".
Даниил внимательно смотрел на девушку, не проронив ни слова. Его губы сжались, брови нахмурились, а костяшки смуглых пальцев побелели. Затем он развернулся и все также молча, быстрым шагом, с силой впечатывая следы в траву, направился к приюту.
Теплый ветер гулял над землей. Колыхалось на веревках свежее белье. Словно белоснежные паруса надувались наволочки, как флаги других государств трепетали разноцветные футболки и шортики. Пожилая женщина с волосами, небрежно заколотыми на затылке, улыбалась жаркому солнцу и молодой девушке.
- Как ты появилась, так сразу дни стали солнечными. Да, это очень хорошо. - Бабушка засмеялась. Мария помогала ей во всем. Вот и сейчас старой воспитательнице одной ни за что бы не развесить белье так быстро. - Дети каждый день пачкаются. Вот сорванцы!
Мария лишь кивала головой и продолжала улыбаться. Ее молчание напомнило женщине о недуге своей молодой помощницы.
- Так ты и в самом деле не можешь говорить? Жалость-то какая. - Девушка лишь отрицательно покачала головой, и не понятно было: к какой именно фразе относился ее жест.
Их "диалог" был прерван шумным появлением детей. С громкими криками и улюлюканьем они прорвались прямо сквозь влажный заслон развешенного белья и мгновенно окружили Марию. Каждый из них старался полностью овладеть ее вниманием, схватиться за фартук, подставить голову под ласковую руку. И, конечно, гвалт стоял страшный.
- Возле горы есть красивый ручей!
- И там много рыбок!
- Пойдем-пойдем, Мария!
- Ну, пойдем скорее, Мария!
- Опять хотите украсть мою помощницу? - Старая женщина уперла руки в бока и наиграно-сердито воззрилась на детей. Те притихли в напряженном ожидании. - Ну, ладно-ладно, забирайте. Если, конечно, - бабушка хихикнула, - она сама хочет с вами пойти.
Мария радостно кивнула, и радостные крики детей вновь наполнили двор перед приютом.
- Только не забудь вернуться, поможешь приготовить ужин. - И опять только кивок: "хорошо".
- Ой, спасибочки! - За нее ответили дети и потянули девушку за руки. - Пошли!
И лишь один Даниил стоял в сторонке, даже не пытаясь подойти ближе. Его вид был угрюм и неприветлив, как всегда.
Дружный стук ложек о тарелки заполнил помещение столовой. Набегавшись за день на свежем воздухе, дети уплетали все без разбора. Сквозь общие чавкающие звуки иногда доносилось чье-то довольное хихиканье или скрип стула, но в целом никто не отвлекался.
- Мы много наготовили. - Под внимательным взглядом пожилой воспитательницы и строгим - худой чопорной учительницы, дети чуть притихли, - Кто захочет добавки: поднимет руку. - Несколько рук сразу метнулись вверх, и бабушка поспешила к ним с большой парящей кастрюлей.
Мария скромно стояла в сторонке и присматривала за самыми маленькими - вдруг кто чихнет в тарелку или обольется? Или уронит ложку на пол? Место рядом с Лизой пустовало. На лице Марии выступило беспокойство - куда мог подеваться Даниил? Всю вторую половину дня его не было видно, и на ручей с ними он не ходил. Может, что-то случилось?
Близился вечер. Сквозь мозаику окон красный закатный свет проникал в небольшую церковь, расслаиваясь на отдельные лучи. Разноцветные солнечные зайчики скользили по деревянному полу, играли между скамьями, но словно обходили стороной две человеческие фигуры, стоящие неподвижно друг перед другом. Маленького смуглого мальчишки. И каменной статуи Девы Марии. Наконец, мальчик придвинулся ближе, осторожно протянул руку.
- Холодная... - Разочарованно прошептал он. Поверхность статуи и впрямь была холодна как лед. Гладкий, мертвый камень. Но, повинуясь внезапному порыву, Даниил прижался к статуе, обнимая ее изо всех сил. Впиваясь пальцами в высеченные складки одежды. Закрывая глаза. Так хорошо, так спокойно...
Звук за спиной заставил его очнуться. От неожиданности Даниил резко отпрянул от статуи и с испугом посмотрел в сторону входа, туда, где с фонарем стояла Мария, не святая, а живая из плоти и крови. Их взгляды встретились: обеспокоенный - девушки и растерянный - мальчишки. Прошло несколько секунд, прежде чем лицо Даниила покраснело. Гнев, стыд, обида - все эти чувства краской разлились по щекам, ушам и шее, заставляя прятать лицо рукой, рвануться к выходу. Так неловко и порывисто, что предательская нога то ли зацепилась за что-то, а то и вовсе подвернулась не вовремя. И мальчик, громко ойкнув, неуклюже повалился на пол. Острая беспомощность смешалась с чувством горькой боли, пока он поднимался, зажимая руками разбитую коленку. Рана саднила и жгла кожу, не давая выпрямить ногу, даже шага ступить.
Мария подбежала к мальчику, а тот лишь в растерянности смотрел, как она обвязывает колено своим носовым платком. Белая тонкая ткань мгновенно пропиталась кровью. Жутковато. Но узкая ладонь с длинными пальцами уже легла поверх алого пятна. Горячо. Даниил понял взгляд на лицо девушки - безмолвные губы шевелятся, на лице крайняя сосредоточенность. Что она делает? Читает молитвы или заклинания? Когда колено под ладонью перестало гореть, а боль ушла, Мария убрала руку. Платок в крови, ладонь тоже, но рана... Не веря своим ощущениям, Даниил стянул самодельную повязку и изумленно воззрился на абсолютно чистую кожу. Раны не было. Девушка улыбнулась, счастливо и облегченно.
Чувство гнева вновь вернулось к Даниилу. Стыд, ярость, даже ненависть. Да не просил он о помощи! Нашлась тут добродетельница, святая дева! Не нужна ему жалость и постоянная опека! Хватит, он не маленький ребенок, не бедная сиротка, заблудшая овечка, которая просит о сочувствии! Когда же все это поймут и оставят его в покое? Оттолкнув Марию, он быстро вскочил на ноги и изо всех сил припустил к выходу. Вслед ему с удивлением смотрели две женские фигуры - каменной на постаменте и живой на полу у подножия.
Утро снова встретило людей безоблачным небом и лучистым солнышком. Дети, отдохнувшие за ночь, с утроенной энергией бегали босиком по лугу, играли в салки и прятки среди высоких подсолнухов.
- Эй, Мария! - Кричали они и махали руками, стоило им завидеть девушку в белом платье. Мария радостно улыбалась им в ответ. Но один ребенок по-прежнему вызывал у нее тревогу. Ни на кого не обращая внимания, в сторону раскидистого дуба шел Даниил, сжимая рогатку в руках. Достигнув цели, он тут же выбрал следующую жертву и прицелился в белую птицу, которая беззаботно щебетала над его головой. Но выстрелить не успел - перед ним встала Мария, закрывая собой намеченную мишень. Отрицательно покачала головой: "нельзя".
- Что, нельзя? - неуверенно переспросил Даниил, и тут же вспылил, - Почему?!
Но Мария не могла ему ответить, не могла объяснить словами все то, что хотела сказать. Она лишь стояла перед ним и жест ее сцепленных, как при молитве, пальцев умолял мальчика не делать непоправимых ошибок. "Пожалуйста, не надо". Огромные добрые глаза, блеск золотых волос на солнце, развивающееся при легком ветерке платье - сейчас она один в один напоминала Даниилу статую из церкви. И его решимость дрогнула.
- Понятно. - Насупившись, произнес он. - Я больше не буду.
Мария радостно улыбнулась. Все-таки она смогла достучаться до него! Как хорошо.
- Но... - Взгляд Даниила посуровел, и по голосу, с которым он стал произносить слова, стало понятно, что он максимально серьезен, - тогда научи меня волшебству. Тому, которое оживило птицу. Тому, которое залечило рану. Это же волшебство? Если ты расскажешь: как это делать, то я обещаю, что не буду больше убивать.
Мария виновато опустила голову и отрицательно покачала головой. И дело было даже не в том, что "рассказать" она и не смогла бы...
- Почему? - Вновь разозлился Даниил, и с отчаянной силой оттолкнул девушку в сторону, вновь направив рогатку на птицу. Раз она не хочет объяснять, значит ей все равно, и он сделает это! Он...
Однако, девушка вновь закрыла собой птицу. "Злись на меня", - говорили ее глаза: "Стреляй в меня". "Но эта птица ни в чем не виновата". "Нельзя убивать, нельзя причинять зло".
Они стояли и смотрели друг на друга, не отрываясь. И Даниилу показалось, что он слышит нежный ласковый голос Марии.
"Ты - молния. Клинок, в тени рожденный и освещенный слепящим светом. Ты вспыхнуть можешь на мгновенье, но больше жить не сможешь ты".
Птицы метнулись в небо. А мальчик и девушка продолжали смотреть друг другу в глаза и вокруг них как послание ангелов падали белые перья.
- Хватит... - В этой странной игре в "гляделки" Даниил проиграл. - Я... я ненавижу тебя! - Прокричал он изо всех сил и убежал.
И бежал вперед, куда глаза глядят, не желая останавливаться. Не желая признавать, что убегает от самого себя. Вперед, пока не задохнулся от слез, и не подкосились ватные ноги. Тогда только он упал на траву и заплакал, размазывая зелень, грязь и слезы по лицу.
Ночью, когда уже все спали, а Даниил равнодушно рассматривал потолок, к нему в темноте прокралась Лиза. Села на краешек кровати и нервно поежилась.
- Послушай... ты действительно ненавидишь Марию? - Даниил не ответил. А Лиза продолжила с робкой улыбкой, - А я люблю ее. Она так хорошо пахнет, и когда я с ней, мне так тепло...
Мальчик перевел взгляд с потолка на девочку. Лиза казалась такой счастливой, стоило ей заговорить о Марии. Это выводило его из себя. Ужасно раздражающий разговор, даже ночью не дадут побыть в одиночестве!
- Знаешь, если бы моя мама была здесь, то я бы, наверное, чувствовала то же самое. - Глупая девчонка с бестолковыми разговорами. Даниил понимал, что вот-вот потеряет терпение.
- Как будто я хочу ее в матери! - Прошипел он.
- Но...
- Не говори больше со мной! Все, отправляйся спать! - Почти выкрикнул он, и отвернулся, с головой закрываясь одеялом.
Послышались тихие шаги. Лиза ушла. Но сон и не думал появляться. На душе стало еще тоскливее. Противное состояние! В голову лезли непрошенные мысли о Марии. Воспоминания о том, как она всего за пару минут остановила его кровь и вылечила рану, не пожалев белоснежного платка. И руки тоже испачкала... Да что же это такое! Даниил покрепче зажмурил глаза - он уже не ребенок и все решает за себя сам. И сейчас он будет спать!
На следующий день он снова взял рогатку и направился на охоту. Но то ли бессонная ночь повлияла на его реакцию, то ли птицы пошли шуганные, он так и не успел выстрелить ни по одной. И это окончательно испортило мальчику настроение. Он двинулся обратно, стараясь не попадаться никому на глаза. Еще не хватало шумной компании.
На скамейке с восточной стороны приюта сидели Мария и Лиза. Тоже мне, парочка! На коленях Марии лежала раскрытая книга - зачем она ей, если она немая? Вслух почитать, ха! Даниил замер, наблюдая тайком за предметом своих кошмаров. Тем временем одна за другой бабочки продолжали садиться на страницы книги и просто кружить вокруг девушки.
- Удивительно! Твое волшебство просто восхитительно! - Лиза во все глаза следила за бабочками, восторженно прижав руки к груди. В этот момент Мария отрицательно покачала головой, показывая на девочку. - Моя? Это моя сила? Но как?.. - В ответ девушка сделала странный жест руками, словно хотела обнять весь мир. - Любовь? Это правда, Мария? Ух ты! Значит добро и любовь способны творить чудеса?
Мария улыбнулась одобрительно. Погладила девочку по голове, и та вновь засмеялась. Они сидели, прижавшись друг к другу, как закадычные подружки, а вокруг них порхали и порхали бабочки.
Даниил не заметил, когда прокусил до крови губу. Не заметил, что так сильно сжал рогатку, что сломал ее пополам. Ненависть с новой силой всколыхнулась внутри и требовала выхода наружу. Ненавижу ее, ненавижу! Добро! Любовь! Да за кого она себя принимает!
Глубокой ночью Даниил дождался всеобщего, тихого сопения и поднялся с кровати. Тихо проскользнул в коридор. Он покажет ей "добро"! Она не захотела научить его волшебству! Пусть рассказывает байки про "любовь" глупой Лизе. Обещание не убивать - он не давал его!
Девушка спокойно спала в своей постели, когда бесшумная тень скользнула к ее изголовью. Холодным блеском отраженной луны блеснул у шеи кухонный нож. Даниил специально припрятал его после ужина. Лишь бы она не просыпалась! Или нет, проснулась и посмотрела испуганно. Закричала бы в ужасе немыми губами. Словно почувствовав присутствие мальчика, Мария открыла глаза. И чуть удивленно улыбнулась. Она что, не соображает, что он с оружием?!
- Почему? - Даниил собрал остатки смелости и ярости, которые норовили вовсе развеяться как пепел под взглядом этих огромных глаз, - Почему ты не научишь меня? Почему? Какая ты же волшебница - даже себя не можешь вылечить! Скажи что-нибудь! - Он поднес лезвие совсем близко к нежной коже, судорожно сглотнув, словно нож был приставлен к его горлу. - Отвечай!
Ответом ему была тишина и взгляд, наполненный жалости, теплоты и сочувствующей боли. А потом Мария и вовсе закрыла глаза, будто подчиняясь его решению. Раскатным громом раздался в тишине звук падающего на пол ножа. Боль, давящая на сердце, вырвалась из груди, хлынула слезами. Он как грудной ребенок рыдал на груди этой странной девушки.
- Я хотел, чтобы ты любила только меня... Меня одного... - Повторял он раз за разом, а Мария гладила его по голове. И если бы могла говорить, то назвала бы его ласково "Данька". Но Даниилу казалось, что он слышит ее нежный голос, произносящий это имя.