Иоников Евгений Терентьевич : другие произведения.

Старик

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В повести рассказывается о судьбе Василия Семеновича Пыжикова - командира партизанской бригады "Старик", предпринявшего осенью 1942 г. попытку объединить в дивизию отряды северо-восточной части Минской области. Его несанкционированная партийным руководством деятельность привела к длительному конфликту с Пантелеймоном Пономаренко. Конфликт завершился лишь в мае 1943 года, после роспуска дивизии (декабрь 1942), расформирования бригады єСтарик" (май 1943) и ареста Василия Пыжикова (1 мая 1943 года)

   Предисловие автора.
  
   0x08 graphic
О партизанском комбриге Василии Пыжикове долгое время умалчивали историки и редко упоминали в мемуарах участники событий. Даже его реабилитациия в 1955 году лишь отчасти изменила ситуацию. Первые сообщения о Старике ограничивались, как правило, признанием факта его участия в партизанском движении, при этом практически все источники не вдавались в подробности развернувшейся на Палике в 1942-1943 годах драмы. К тому времени, похоже, в отечественной историографии окончательно сформировался крайне осмотрительный подход к описанию неоднозначных эпизодов прошедшей войны. В соответствии с ним возникла и до сих пор поддерживается гладкая и бесконфликтная концепция развития событий в Борисовской партизанской зоне в самый сложный период ее становления.
   0x08 graphic
В таком ключе историю Старика описывали едва ли не все авторы первых послевоенных десятилетий. В наиболее кратком, концентрированном виде ее изложил бывший командующий партизанским соединением Борисовско-Бегомльской зоны Роман Мачульский. В своих воспоминаниях он уделил Василию Пыжикову пол страницы текста. Ссылаясь на состоявшуюся у него беседу с Петром Лопатиным (командиром партизанской бригады "Дядя Коля"), Мачульский следующим образом рассказал о произошедшем: "В сентябре [1942 г.] ... состоялось совещание командиров и комиссаров трех соседних бригад -- "Старика", "Дяди Коли" и "Дяди Васи". Василий Семенович [Пыжиков], выступая на совещании, правильно говорил о необходимости объединения партизанских сил для нанесения более мощных ударов по оккупантам. Но достаточного опыта у командиров тогда еще не было, и они по совету некоторых военных товарищей решили создать соединение на армейский лад, точно скопировав форму стрелковой дивизии Красной Армии. На первый взгляд, это вроде и неплохо: три бригады имеют единое командование, общие тыловые службы, действуют по единому плану. Но то, что хорошо для армейских фронтовых частей, оказалось непригодным для условий, сложившихся в тылу противника. Получилось громоздкое, неповоротливое формирование.
   ЦК КП(б)Б и Белорусский штаб партизанского движения отменили решение совещания и предложили Пыжикову расформировать партизанскую дивизию.
   Василий Семенович вернулся к руководству бригадой "Старика"".
   Справедливости ради отметим, что Роман Мачульский не принимал прямого участия в событиях, он появился в Борисовской зоне (у озера Палик) лишь во второй половине 1943 года, но с ситуацией, безусловно, он был знаком. В соответствии с озвученной выше концепцией Мачульский вполне благожелательно отзывается о Пыжикове, но сглаживает острые углы в весьма непростых взаимоотношениях Старика с партийными властями: "Это был толковый командир, коммунист с 1917 года, настоящий боец ленинской закалки. ... Мы многому научились у Василия Семеновича ... Правительство высоко оценило боевые заслуги В. С. Пыжикова, наградив его в канун 50-летия Великого Октября орденом Ленина".
   Увы - в контексте воспоминаний Мачульского невозможно судить о том, как разворачивались дальнейшие события - а это и погром, устроенный в отношении бригады "Старика", и арест командира, и его реабилитация. Замалчивание этих фактов в биографии Василия Семёновича Пыжикова делает совершенно непонятными причины проведенных против него репрессий.
   Даже в изданной уже в 1990 году энциклопедии "Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне. 1941 - 1945" статья о Старике содержит лишь общие сведения о его довоенной биографии и никак не прокомментированное сообщение об аресте комбрига. Ненамного больше информации этот источник дает и о судьбе партизанской бригады, созданной Стариком - энциклопедия лишь констатирует факт ее расформирования в мае 1943 года.
   И сегодня, когда большинство существовавших в советские времена гласных и негласных ограничений сняты, многие из хранящихся в архивах документов рассекречены, а в городе Борисове его именем названа улица, о Старике известно не много и говорить о нем не принято. И хотя в официальных изданиях, в научных трудах и мемуарах время от времени появляются упоминания о Старике, но это все еще отрывочные сообщения, связанные со второстепенными событиями, которые позволяют составить только поверхностное представление о разворачивавшихся на Палике в период с августа 1942 по май 1943 года событиях. До сих пор не существует ни одного отдельного посвященного ему исследования - только несколько упоминаний в книгах, написанных о других героях.
   В нескольких предлагаемых Вашему вниманию главах мы расскажем о деятельности Василия Пыжикова (Старика) на протяжении девяти месяцев 1942 - 1943 гг. и, надеюсь, сможем заполнить отдельные пробелы в биографии этого человека, устранив тем самым некоторую недосказанность в истории партизанского движения на Палике.
   Все сколько-нибудь значимые суждения, содержащиеся в нашем исследовании, мы сделали на основании доступных архивных материалов. В основном это несколько десятков дел из фондов Национального архива Республики Беларусь - документы партизанских формирований Минской области (приказы командования, отчеты вышестоящим штабам и инстанциям, дневники боевых действий и другая внутренняя информация из отрядов и бригад - Фонд N 1405), а также документация Белорусского штаба партизанского движения (Фонд N 1450: приказы и распоряжения штаба, отчеты партизанских формирований, протоколы собеседований с прибывшими из-за линии фронта партизанами и т.п.). Третий большой пласт информации содержится в фондах бывшего партархива при Институте истории партии ЦК КП(б)Б, в основной своей массе это документы фонда N 4п.; опись N 33а этого фонда аккумулировала в себе относительно редкие сведения о развитии партизанского и подпольного движения и представляет в этой связи особый интерес для нашего исследования. О взаимоотношениях партизан с минским подпольем говорят документы фонда N 1346.
   Положение дел на оккупированной территории в этот период (мероприятия оккупационных властей и местных администраций, сотрудничавших с ними, информация о немецких гарнизонах и опорных пунктах полиции, о жизни гражданского населения на подконтрольных немецким властям территориях и партизанских зонах и т.д.) мы изучали на основе материалов и документов, хранящихся в Минском областном архиве.
   Довольно широко мы использовали также воспоминания участников событий - в основном это мемуары партийных и военных руководителей действовавших в Борисовской зоне партизанских формирований.
   Ни сам Старик, ни кто-либо из его близкого окружения не написали воспоминаний, если не считать нескольких страниц Бориса Бывалого, комиссара бригады Старика, помещенных в вышедшем в 1970 году сборнике "Сквозь огонь и смерть". В этом отношении отличились скорее его оппоненты, однако их мемуары были написаны уже после реабилитации Василия Семеновича, поэтому содержат своеобразную доброжелательно-негативную характеристику его деятельности. В первую очередь, это относится к книге давнего оппонента Старика Ивана Титкова, нетерпимо и крайне отрицательно относившегося к нему в годы войны и сменившего гнев на милость в книге "Бригада "Железняк". Впрочем, в послевоенных партизанских мемуарах можно встретить и прямое и безоговорочное восхищение Стариком, - например у Ивана Дедюли, что, собственно, тоже объяснимо, так как последний являлся протеже и ставленником Старика в должности комиссара партизанского отряда "Смерть фашизму". В связи со сказанным мы остерегались доверять оценочным суждениям мемуаристов, а использовали только содержащиеся в их книгах факты.
   Исследования отечественных и зарубежных историков также применялись нами только в качестве источника информации - начиная от довольно интересных сведений о партизанах 1941 года, собранных работниками архивов для книги Лаврентия Цанавы и вплоть до диссертации белорусского историка Семена Грабовского - в той ее части, в которой речь идет о Старике.
   При этом мы вполне отдавали себе отчет в том, что архивные материалы, а тем более мемуары участников событий далеко не всегда объективны - и в том и в другом случаях они создавались людьми - с их амбициями, интересами и оценками событий. Исходящая от них информация в большинстве случаев носит субъективный, а иногда и предвзятый характер - по понятным причинам в своих воспоминаниях, письмах, отчетах и показаниях они должны были защищать свою позицию, что в некоторых случаях неизбежно вело к искажению фактов.
   Мы надеемся, однако, что достаточно широкий выбор изученных документов позволил нам беспристрастно и достоверно рассказать о происходивших на Палике событиях. В описании случившегося мы старались придерживаться нейтральной позиции, по большому счету ограничив свое участие в исследовании всего лишь тем, что расположили имевшуюся в нашем распоряжении информацию в хронологической последовательности.
   В своем исследовании мы использовали документы, исходящие из двух лагерей - как из лагеря Пыжикова и его сторонников, так и от его оппонентов. Полагаем, что такой подход позволил нам взаимно проверять, подтверждать или опровергать поступившую от сторон информацию. Впрочем, многое в нашем изыскании осталось недосказанным, поскольку происходившие в годы войны события были настолько сложны, а переплетение интересов их многочисленных участников настолько многогранно, что установить истину во многих случаях оказалось нам не по силам.
   0x08 graphic
События, ставшие предметом нашего изучения, разворачивались с середины лета 1942 по май 1943 года на небольшом по площади уголке Беларуси на северо-востоке Минской области. Его границы приблизительно ограничиваются треугольником Борисов - Бегомль - Лепель. Западная сторона этого треугольника проходит по реке Березине (точнее, лежит чуть западнее реки), две другие ограничены дорогами: шоссе Бегомль - Лепель (северная сторона) и большаком Лепель - Борисов (восточная).
   Примыкающие с востока к этому региону территории (восточная часть Холопеничского района вместе с административным центром - собственно Холопеничами) практически лишены крупных лесных массивов, ее земли составлены в основном равнинами с невысокими каменистыми холмами, поросшими кустарниками и редкими перелесками с обилием озер, крупнейшими из которых являются Селява и входившее в состав района Лукомльское озеро. Западнее от условной линии, по большей части, совпадающей с большаком Лепель - Борисов, леса и болота постепенно берут свое и переходят в сплошной лесной массив озера Палик (на старых довоенных картах озеро обозначено как "Пелик"). На берегах этого озера были разбиты базы Василия Пыжикова (Старика), именно здесь развернулись основные события, ставшие предметом нашего повествования.
   Глава 1. Василий Пыжиков. Отряд "Старик".
   Василий Семенович Пыжиков родился 15 декабря 1893 года на застенке Ершовка (Ерошовка, Ерошевка), расположенном недалеко от Холопеничей, на полпути между деревнями Хотюхово и Клен по идущей на Докудово дороге. Их семья не отличалась особым достатком, в юности Василий Пыжиков нанимался на сезонные работы в имение Хотюхово Холопеничской волости, а чуть позже, в 1908 году, перебрался в Борисов, работал строгальщиком на местном лесопильном заводе. Образования он практически не получил - окончил 3 класса сельской школы. В годы первой мировой войны был призван в армию, с 1914 года служил на Западном фронте (с его слов - "старшим строителем саперно-минерного дела"), потом окончил учебную команду и получил унтер-офицерский чин. В 1915 году попал под газовую атаку немцев и был контужен, год спустя получил ранение. В личном деле Василия Семеновича имеются сведения о том, что он дважды (в 1916 году царским правительством и в 1917 - правительством Керенского, точнее, военно-полевым судом) за революционную деятельность приговаривался к расстрелу, оба раза "сподрасстрелу" бежал.
   В том же 1917 году Пыжиков командовал отрядом красной гвардии в г. Симбирске, в декабре вступил в РКП(б). В 1918 году возглавлял партизанский отряд, действовавший в северной части Борисовского уезда против немецких оккупационных войск. В 1919 - 1920 годах служил в Красной армии, в которой последовательно занимал должности комиссара полка, а затем - бригады в 17 стрелковой дивизии. С 1921 по 1923 гг. партизанил уже в Дальневосточной республике. После гражданской войны занимал ряд должностей в партийных и советских органах власти, в основном районного масштаба: от главы волостного комитета партии в Лошнице (Борисовский район) в 1922 - 1923 гг. до секретаря Самохваловичского (1927 - 1928) и Полоцкого (1931 - 1932 гг.) районных комитетов партии. Пиком его карьеры была должность первого секретаря Зейского обкома в 1936 - 1937 годах, но это была скорее должность руководителя ликвидационной комиссии, поскольку в это время шел процесс ликвидации Зейской области (а, следовательно, и обкома) и присоединения ее к Читинской области Забайкалья. После завершения этой реорганизации он возглавлял отдел в Читинском обкоме.
   В феврале 1938 года Василия Семеновича Пыжикова арестовали. Обвиняли его, между прочим, в измене Родине (статья 58 - 1а УК РСФСР) и организации и подготовке (ст. 58 - 11) вооруженного восстания (ст. 58 - 2), подрыва государственной промышленности (ст. 58 - 7), теракта (ст. 58 - 8), а также в причинении вреда на транспорте (58 - 9). Это были статьи расстрельные, но на этот раз дело закончилось с минимальными последствиями для него: "...по клеветническим материалам [он был] заключен под стражу органами НКВД, где просидел 20 месяцев [в Читинской тюрьме] под следствием и был освобожден за отсутствием состава преступления".
   После освобождения Пыжиков был восстановлен в партии с сохранением непрерывного партийного стажа и вернулся на родину, в БССР, где занимал должности заведующего отделом Минского обкома (1939-1940 гг.) и председателя ревизионной комиссии Белкоопсоюза (1940-1941). К началу войны ему исполнилось 47 полных лет, в 1937 году он прошел воинскую аттестацию и в соответствии с занимаемыми постами в партийной иерархии получил звание батальонного комиссара. Согласно Закону СССР "О всеобщей воинской обязанности" политработники такого уровня до пятидесятилетнего возраста числились в первой категории запаса и с началом войны подлежали мобилизации в первую очередь. Однако, скорее всего по состоянию здоровья, Василий Пыжиков не был призван в армию и вплоть до февраля 1942 года проживал в Саратовской области, куда эвакуировался в июне 1941 года из Минска вместе с семьей (жена Лодзята Александра Игнатьевна и дочь Пыжикова Нина Васильевна, 1929 года рождения). Все это время Василий Семенович занимал скромную должность пропагандиста в Воскресенском райкоме партии.
   Деятельная натура Василия Пыжикова, конечно, не могла смириться со столь рутинным для него делом, и он предпринял ряд шагов по партийной линии, пока не был востребован в феврале 1942 года Минским обкомом, а затем и ЦК КП(б)Б в качестве партизанского командира - считалось, что он имеет в этом деле богатый опыт времен гражданской войны. При этом в ЦК далеко не сразу уступили его настойчивости: ответственных товарищей смущал почтенный возраст Василия Пыжикова. Как утверждал уже после войны бывший начальник Белорусского штаба партизанского движения Петр Калинин, "...он настолько патриотически воспринял это дело, говорил: "Я знаю Минск, кадры, людей ...", что его и послали" во главе партизанского отряда в глубокий тыл противника. Соответствующее решение ЦК КП(б)Б было принято 4 апреля 1942 года.
   Жена и дочь Пыжикова оставались в селе Воскресенском Саратовской области и им не угрожала опасность подвергнуться репрессиям со стороны немецких властей за деятельность их мужа и отца. Однако, в Холопеничском районе (под оккупацией) оставался его брат, да и законы жанра требовали соблюдения правил конспирации и Пыжиков в тылу врага использовал сразу два псевдонима. Будучи не таким уж и старым человеком, он взял себе партийную кличку "Старик", что могло быть навеяно одним из дореволюционных псевдонимов Ленина, на несколько личных встреч с которым он ссылался.
   Вторым конспиративным именем Пыжикова в тылу врага была нейтральная фамилия "Владимиров" - так он подписывал документы в качестве командира партизанского отряда, а затем бригады и дивизии. При этом ряд документов подписан сразу двумя псевдонимами: "Владимиров", а в скобках - "Старик".
   12 июня 1942 года Северо-Западной группой ЦК КП(б)Б (находилась при штабе Калининского фронта) был создан партизанский отряд "Старик". Личным составом отряд комплектовался за линией фронта (на немецкой стороне) в деревне Заполье Суражского района Витебской области. В это время еще не были закрыты Витебские (Суражские) ворота и связь между советским тылом и оккупированными территориями была налажена в обоих направлениях. В немецком тылу примыкающую к разрыву в линии фронта местность контролировали партизанские бригады Шмырева и Дьячкова (Первая и Вторая Белорусские соответственно). Эти бригады прикрывали подступы к "воротам" с севера (Шмырев) и с юга (Дьячков), а также должны были помогать идущим в тыл врага отрядам и разведывательным группам в их продвижении на запад. В нашем случае из состава партизанских бригад Шмырева и Дьячкова было выделено по одному взводу бойцов, которые, собственно, и составили отряд "Старика". Всего вместе с командованием в отряде насчитывался 71 человек. Комиссар отряда Кузьма Потапенко и начальник штаба Николай Расторгуев также были прикомандированы к Старику из состава Второй и Первой Белорусских бригад.
   На следующий же день после завершения формирования, 13 июня 1942 года отряд выдвинулся в Борисовский район, северная часть которого была выделена ему для базирования и ведения боевых действий. На время рейда состав отряда значительно увеличился, так как вместе с ним шли три оперативные группы. Диверсионные группы Попковича и Шамрая (по 6 человек каждая) должны были работать во взаимосвязи со Стариком в Борисовском и Крупском районах на магистралях Минск - Москва. 3-я группа Павловского в составе 7 человек двигалась с отрядом Пыжикова лишь до Борисова, после чего должна была направиться для диверсионных целей на Осиповичский узел по линии железнодорожных и шоссейных дорог Минск - Осиповичи, Осиповичи - Бобруйск, Осиповичи - Могилев.
   Еще несколько человек, не включенных в состав отряда, но подчиненных Старику на время перехода, часть пути шли вместе с ним. Всего, таким образом, под руководством Пыжикова на момент отправления числилось 103 человека. Относительно высокой боеспособностью из них отличались только прикомандированные к отряду диверсионные группы. Остальной состав отряда был укомплектован в основном бойцами из числа мобилизованной Шмыревым и Дьячковым в Полоцком районе молодежи, военному делу не обученной и никогда не державшей в руках оружия.
   Вооружены партизаны Старика были в основном винтовками, имелось также два ручных пулемета (Дегтярева и трофейный немецкий), противотанковое ружье, один ППД, и один трофейный немецкий миномет.
   Накануне выдвижения командованию отряда пришлось решать несколько неожиданных вопросов - бойцам недоставало белья, обуви, табаку, сахару. В результате 10 человек выходило в рейд совершенно без обуви. 50 пар белья "взаимообразно одолжили у т. Шмырева".
   Еще хуже обстояли дела со связью. Отряд Старика не обеспечили радиостанцией. Отвечавшая за Минское направление служба Северо-западной группы ЦК КПБ, предписывала Пыжикову поддерживать связь посредством курьеров, которых тот должен был отправлять из каждого района, лежащего по пути следования. По прибытию на место базирования для поддержания непрерывной связи Старик должен был каждые 3 - 4 дня в обязательном порядке отправлять за линию фронта связного.
   Рейд по тылам противника редко проходил без осложнений. Обычно отряды держались лесистой местности и двигались, как правило, по ночам, из расположения одного отряда к другому. Во избежание недоразумений в отношениях с местными партизанами командование рейдового отряда имело соответствующие документы, выданные в обкоме партии или даже в ЦК.
   Проложенный заранее для отряда Старика маршрут предполагал форсирование Западной Двины чуть выше Витебска, в районе деревни Курино, чтобы затем уже беспрепятственно двигаться в юго-западном направлении (Сенно - Черея - Холопеничи). По имевшимся на день выхода данным берега Двины в окрестностях Курино контролировалась партизанами из отряда Райцева, и переправа через реку не сулила особых затруднений. Однако уже на второй день пути стало известно, что противник, двигаясь вдоль Двины от Суража к Витебску, вытеснил партизан из этих краев и сжег расположенные на правобережье населенные пункты, в том числе и Курино. Это вынудило штаб Старика на ходу менять планы, отряд в своем движении начал резко забирать вправо, стремясь через Городокский и Меховский районы выйти к Полоцку и уже оттуда поворачивать на Ушачи, Лепель и Борисов. Такой маршрут намного увеличивал путь, но, как полагал штаб отряда, давал выигрыш в безопасности, поскольку пролегал по территории, в значительной степени контролируемой бригадами Шмырева и Дьячкова. На этом безопасном пути, правда, лежали две охраняемые железнодорожные магистрали (Витебск - Ленинград и Полоцк - Витебск). Кроме того, на новом маршруте предстояло форсировать две водные преграды - помимо Западной Двины еще и реку Оболь. Обремененному тяжелым снаряжением отряду сделать это было не просто (боеприпасы, взрывчатку и другое имущество бойцы несли в вещевых мешках).
   В дневнике боевых действий отряда об этом рейде имеется всего несколько записей: 16 июня он был окружен возле деревни Шаши (на самом деле - у деревни Орля Полоцкого района), 22 числа с боем форсировал реку Оболь, а 27 и 29 июня вел бои у деревни Медведовка Лепельского района и у шлюза Березинского канала.
   На деле, однако, все прошло не так складно. О некоторых особенностях этого перехода можно судить по рассказам его участников. Так, например, следовавший часть пути с отрядом Старика связной ЦК КП(б)Б по Червенскому району Юшкевич составил по итогам перехода докладную записку на имя Пономаренко. В ней он конкретизирует маршрут движения - от отряда Воронова (Городокский район) - к отряду Волкова (Меховский район) - и, наконец, к бригаде Марченко. В деревне Орля, согласно его донесению, немцы попытались окружить расположившийся на короткий отдых отряд, благо что были своевременно обнаружены дозорами. Несмотря на то, что после короткого боя Старик сумел без потерь оторваться от противника, Юшкевич делает вывод, что у его бойцов нет опыта ведения боя и их нужно серьезно обстреливать.
   Санинструктор отряда К. Иванова прошла весь путь с отрядом Старика. В своем донесении в Минский обком, составленном 1 сентября 1942 года, она указывает на ряд особенностей этого рейда. Отряд благополучно дошел до Полоцкого района. В Полоцком районе часть партизан из числа местных уроженцев покинула Старика и разошлась по домам, проще говоря, дезертировала.
   В этой же местности несколько человек отстало от отряда. Произошло это, по утверждению Ивановой, по вине командира, который отпустил шестерых партизан навестить родственников, проживающих в расположенной по маршруту движения деревне. Почти сразу же после их ухода отряд вынужден был покинуть место дневки ввиду появившихся вблизи немецких дозоров. Ушедших на побывку бойцов не ждали и даже не оставили для них связного.
   Самым сложным оказался участок маршрута на выходе из Полоцкого района. Лежащие параллельно железная дорога и шоссе Полоцк - Витебск, в этой местности вплотную подходят к реке Оболь, образуя тем самым, тройное препятствие. В штабе "Старика" приняли решение преодолеть его в одну ночь. Сначала, в 23.00 22 июня отряд форсировал железную дорогу и, хотя был обстрелян патрулями, все же сумел без потерь выйти к деревне Берковичи, в которой Витебское шоссе пересекало реку Оболь. При отправлении Пыжикова в тыл врага секретарь ЦК КП(б)Б Эйдинов категорически запретил ему вступать в бой с противником в пути следования. Несмотря на это и вопреки возражениям комиссара отряда Потапенко и начальника штаба Расторгуева, Старик принял решение разгромить гарнизон противника, охранявший в Берковичах мост через Оболь, вместо того, чтобы форсировать ее вброд.
   На решение Старика, вероятно, повлияли полученные от местного партизанского отряда сведения о готовившейся операции по взрыву этого моста. Он вызвался помочь в этом деле, для чего выделил подчиненную ему группу Шамрая. Предполагалось, что эта группа снимет часовых и отряд сможет по мосту переправиться через реку, после чего местные партизаны его взорвут. Однако с самого начала дело не заладилось. В 2 часа ночи 23 июня группа Шамрая выдвинулась к мосту, но немецкий караул обнаружил крадущихся партизан. В завязавшейся перестрелке был ранен Шамрай. Основные силы отряда двинулись на помощь ведущей бой группе, но были обстреляны с моста пулеметным огнем. Неопытные партизаны Старика растерялись и поддались панике, отряд вел лишь беспорядочный огонь во всех направлениях. Спас положение начальник штаба Расторгуев, отыскавший на реке в полукилометре от моста брод, что позволило ему вывести отряд из ловушки. При этом на вражеском берегу были оставлены раненые. Также не успели отступить вместе с отрядом занятая их перевязкой Иванова и прикрывавшие отступление пулеметчики. Группа диверсантов с тяжело раненым Шамраем осталась охранять своего командира, но на рассвете тот умер от ран. Наутро всех отставших подобрали в лесу подрывники местного отряда. Позднее они присоединились к "Старику".
   Остаток ночи и следующий день отряд провел в зажатом между Оболью и Западной Двиной лесу, скрываясь от прибывшего с близлежащей железнодорожной станции отряда карателей. Наконец, 25 июня в три часа ночи у деревни Шаши отряд успешно форсировал Западную Двину, боеприпасы и тяжелое снаряжение переправили на плоту, бойцы переплыли реку вплавь и отряд вырвался, наконец, в Ушачский район. В результате всех этих событий его состав сократился до 62 чел.
   Очередные проблемы возникли уже в Лепельском районе. При входе на территорию района, в деревне Воронь местной полицией была задержана разведка Старика. После допроса разведчиков началось постоянное преследование отряда, пока у деревни Медведовка противник его не настиг. В течение 3 часов "Старик" вел бой в окружении, но сумел вырваться из кольца после того, как Пыжиков застрелил руководившего операцией немецкого офицера, что вызвало некоторое замешательство среди нападавших. Бросив часть припасов, отряд ушел в болото, и, двигаясь по пояс в воде, оторвался от преследования.
   Другие участники событий несколько иначе описывает этот бой. По словам К. Ивановой, отряд находился в лесу на привале, когда дозоры обнаружили продвигавшихся в сторону Медведовки немцев. Старик решил дать бой и на въезде в деревню устроил засаду. Противник, однако, на дороге не появился, а ударил в тыл находящимся в засаде бойцам. В перестрелке были убиты пулеметчик, два бойца из отряда "Старика" и девушка из оперативной группы Павловского. Второй пулеметчик сдался в плен. Была пленена также разведчица отряда, позже ее повесили в Лепеле. Отряд отступил в беспорядке, бросив повозки с сумками и боеприпасами.
   О недостатках в организации этой засады рассказывает и связной ЦК КП(б)Б Юшкевич. По его словам, организовав засаду, приближения противника ждали более часа. Уставшие и голодные бойцы Старика уснули. Немцы обошли отряд с тыла, бесшумно сняли секрет, и открыли огонь. В этом ненужном бою Старик потерял 9 человек убитыми и ранеными, при этом раненые в условиях разразившейся паники не были подобраны; еще трое бойцов Старика попали в плен. Потери противника точно установить не удалось, в штабе отряда лишь предполагали, что с его стороны тоже были убитые.
   При переходе через Березинский канал пропала без вести разведка Старика - никто из высланных к шлюзу разведчиков не вернулся с задания, и их судьба осталась неизвестной. Отряд был вынужден форсировать канал без надежных разведданных и, в результате, на шлюзе еще раз попал в засаду и был оттеснен противником в болота. Обстановка складывалась катастрофическая, канал, а затем и шоссе Минск - Витебск пришлось преодолевать днем, под обстрелом, но риск, вероятно, был оправдан: отряд оторвался от преследования и "вывалился" в Бегомльские леса. По Бегомльскому, а затем и по Холопеничскому районам движение было уже более свободным, без преследования. Партизанских отрядов в Холопеничском районе Старик не обнаружил.
   9 июля шедшие с отрядом диверсионные группы отделились от него, и отправились в предназначенные им районы. Со Стариком оставалось всего 33 человека, с которыми он совершил последний переход рейда, между Прудами и Старым Янчиным перешел через большак Борисов - Лепель и остановился в Пупеличском лесу, назначенном ему в качестве места базирования.
   Глава 2. В Пупеличском лесу.
   На первый взгляд, месторасположение этого района рядом с важнейшими магистралями, ведущими к линии фронта, делало его привлекательным для дислокации партизанского отряда. Однако, прибыв на место, Старик установил, что район насыщен гарнизонами противника. Известны как минимум 5 опорных пунктов полиции, полукольцом охватывавших место базирования его отряда - в Лошнице, Неманице, Зачистье и Новоселках Борисовского, а также в Хотюхово Холопеничского района. В Барани (тоже Холопеничский район) была расквартирована небольшая немецкая воинская часть. Кроме того, на железнодорожных станциях Приямино, Крупки и Бобр несли службу охранные части, что делало проблематичным ведение диверсионной работы ведущих к Москве магистралях.
   Ко всему прочему, отведенная Старику для расположения лагеря и ведения боевых действий местность лежала на периферии массивной лесной зоны и была отделена от нее большаком Борисов - Лепель, временно "оседлать" который партизанам удастся лишь к 1944 году.
   0x08 graphic
   Несколькими месяцами ранее в этих краях уже были разгромлены отряды Ивана Яроша и Василия Попова. Не последнюю роль в их поражении, вероятно, как раз и сыграло неудачно подобранные места базирования. Достаточно высокая активность этих отрядов, проявленная ими осенью 1941 года, вызвала ответные меры оккупационных властей и в ноябре месяце они были поочередно и при схожих обстоятельствах разбиты в болотистой и безлесной местности возле деревни Каменка (Хотюховская волость Холопеничского района). Сначала, 4 ноября 1941 года, отряд Попова вел в этой местности с немцами затяжной бой, в результате которого его остаткам лишь разрозненными группами удалось выйти к своим базам возле Зачистья. Одна из таких групп присоединилась к Ярошу. Впрочем, в конце ноября в бою под той же Каменкой отряд Ивана Яроша был также рассеян, а часть бойцов попала в плен. (Помощник Ивана Яроша Ходоркевич в своем отчете датирует это событие 26-м сентября). Позднее немногочисленным выжившим удалось выйти к Пупеличам и командование смогло собрать их воедино, но достичь былой мощи (95 человек при 9 пулеметах по состоянию на 5 сентября 1941 года) отряд уже не смог.
   Эти отряды пережили зиму, но весной 1942 года были окончательно уничтожены. Иван Ярош в феврале заболел тифом и был оставлен в землянке в лесу у Пупеличей. 26 февраля прочесывавший лесной массив отряд карателей обнаружил его убежище, Ярош принял бой и был в нем убит. В эти же дни был разгромлен и его отряд. По утверждению В. Тарасенко, одного из бойцов Яроша, немногочисленные выжившие поодиночке и небольшими группами "...были подобраны отрядом Панова" (речь, возможно, идет об отряде Попова). С 10 марта по 15 апреля этот отряд маневрировал между Пупеличами и Зачистьем, пытаясь с боем вырваться из блокированного лесного массива. В конце концов, по решению командования отряд был распущен и, как сообщает энциклопедия "Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне" небольшими группами покинул зону боев и прекратил свое существование.
   Пыжиков знал о судьбе Ивана Яроша и Василия Попова, об этом ему сообщили два бойца, сумевших пережить разгром и присоединившихся позднее к Старику. Их сведения, однако, были не вполне достоверными и носили отрывочный характер. В своем донесении на имя Пономаренко Старик сообщает о том, что в зоне, которую он "...должен обслуживать отрядом...", ранее оперировало три отряда: Яроша (Старик называет его Ярушем, Ярушевым), Попова и Васи. Не вполне ясно, кого он имел в виду под последним именем, возможно, речь идет о группе окруженцев, к которой присоединился заместитель Яроша Хадаркевич после событий у Каменки. Он, кстати, достаточно негативно оценивает действия этой группы (мародерство, низкая боевая активность), а их предводителя называет "Васькой".
   По данным Старика все три отряда были полностью уничтожены карательными экспедициями противника, командиры отрядов расстреляны, а "командир отряда тов. Попов повешен в г. Борисове".
   Вынужденный базироваться в малопригодных для этого местах, Старик осторожничает. Ко всему прочему, у него не складываются отношения с жителями окрестных деревень. Еще во время движения он сетовал на недружелюбное отношение крестьян к его отряду. Возможно, такое отношение было спровоцировано самими партизанами, которые, по мнению партийных инстанций, инспектировавших позднее деятельность Старика, неправильно проводили политику взимания продуктов питания с населения - вплоть до реквизиции последних коров. Если такие утверждения соответствуют действительности, то рассчитывать на помощь Пыжикову не приходилось. "Население партизан боится ... сильные репрессии со стороны полиции и немцев ... Крупнейшие деревни заполнены полицией, партизанских отрядов абсолютно нет", - так обрисовывает ситуацию в районе начальник штаба "Старика" Николай Петрович Расторгуев.
   В своих донесениях Старик скупо упоминает о трех проведенных его отрядом боевых операциях и о четырех диверсиях на железной дороге Минск - Москва на участке Борисов - Крупки.
   Подробнее о некоторых из них пишут другие участники событий. Получив от своих агентов из деревни Лесины данные о том, что в соседней деревне Михайлово (Михалово, Михаловы хутора) Житьковской волости образован отряд самообороны ("самааховы"), Старик решил ее разоружить. На второй год войны в силу участившихся насилия, реквизиций и грабежей со стороны скрывавшихся в лесу бывших окруженцев, партизан и откровенных бандитов, в том числе и из числа местных жителей, во многих деревнях стихийным образом начали возникать группы самообороны. На первых порах они создавалась населением на свой страх и риск. Немецкие власти хоть и смотрели сквозь пальцы на подобного рода инициативы, однако не позволяли отрядам самообороны иметь оружие - об этом, в частности, упоминают в своих мемуарах проживавший в оккупированном Полоцке профессор, искусствовед Павел Дмитриевич Ильинский, а также исследовавшие тему на основе западных источников Бернгард Кьяри и Марк Бартушко.
   В 1942 году, однако, ситуация изменилась. Участившимся нападениям партизан на деревни оккупационная администрация попыталась противопоставить крестьянскую "самаахову" и дала разрешение на ее частичное вооружение. Летом этого года оккупационные власти предприняли попытку поставить под контроль этот стихийный процесс и начали повсеместную централизацию местной "самообороны".
   Начальник штаба "Старика" Николай Расторгуев указывает, что немецкими властями перед этими отрядами ставилась задача "...охранять свою деревню, свое имущество и себя от партизан". Отряд самообороны в Михалово включал в себя все мужское население деревни (23 человека) и был вооружен французскими винтовками. Организовал его председатель местного колхоза, бывший кандидат в члены ВКП(б).
   К. Иванова рассказала, как было проведено разоружение этого отряда. Предполагая, что сколько-нибудь серьезного сопротивления жители Михалова оказать не смогут, Старик на рассвете ввел отряд в деревню, однако никого из мужского населения на месте не оказалось, все спрятались в лесу. Начальник штаба Расторгуев через женщин приказал им принести и сдать оружие, что и было исполнено на следующий же день. Однако, сетует Иванова, Старик не стал этого дожидаться и увел отряд из Михалова. Принадлежавшие самообороне французские винтовки впоследствии были изъяты полицией.
   На лавры "победителя" отряда самообороны деревни Михалово претендует еще один участник этих событий - командир взвода Добринин (позднее - начальник разведки в бригаде "Старика"), который утверждает, что вопреки приказаниям Пыжикова он с группой бойцов из пяти человек "разогнал самоохранную полицию ... в д. Михайлова Борисовского района и потом приказал в течение суток сдать оружие, угрожая сжечь деревню". Как и Иванова, Добринин утверждает, что Старик не стал дожидаться выполнения этого требования, в результате крестьяне сдали оружие в волость.
   В штабе "Старика" не отрицали того факта, что винтовки, которыми была вооружена "самаахова", в конечном итоге были сданы крестьянами местным властям. В донесении на имя Пономаренко Расторгуев сообщал, что после короткой перестрелки большая часть "самааховы" разбежалась, после чего партизаны предложили жителям Михалова впредь оружия в руки не брать, а имеющееся сдать властям в двухдневный срок, что и было ими исполнено: они снесли "...оружие в Борисов и там заявили, что больше боятся вооружаться".
   Не вполне рациональное с точки зрения его оппонентов (Иванова, Добринин) поведение Старика в описанном выше эпизоде (партизаны приказали членом "самааховы" сдать оружие оккупационным властям), вероятнее всего объясняется тем, что Василий Пыжиков все же не рассматривал крестьянскую самооборону в качестве полноценного противника. Как сообщает тот же Расторгуев, "эти дружины небоеспособны и при первых пулеметных очередях разбегаются".
   Кроме того, Старик своим распоряжением ограждал самооборону Михалова (то есть, всю мужскую часть населения деревни) от возможных репрессий со стороны оккупационных властей за передачу оружия партизанам. Это выглядит вполне вероятным мотивом, учитывая, что за сохранность винтовок члены самообороны отвечкали головой: из их числа для этой цели назначались заложники.
   Не лучшим образом обстояли дела у Старика и с операциями на железной дороге. Диверсионные группы были посланы без надлежащей разведки, взятые в близлежащих деревнях проводники первую из них вывели прямо к сторожевой будке. Вторая попытка была более удачной - удалось установить мины, но они были обнаружены и обезврежены патрулями. При разминировании, правда, произошел взрыв, несколько охранников погибло.
   Впрочем, так или иначе, но отряд обнаружил себя, и это привело к ответным репрессивным мерам. Иванова говорит о проведенной 22 июля объединенными силами нескольких местных полицейских гарнизонов операции, в результате которой отряд понес большие потери и покинул занимаемый район. Сама она отстала от отряда и вынуждена была вернуться за линию фронта, с чем, собственно, и связано написание ею упомянутого донесения в Минский обком.
   В свою очередь, Старик упоминает о четырех операциях, предпринятых за это время немецким гарнизоном Борисова против его отряда. Последняя из них, самая крупная, датируется им 30-м июля 1942 года (а не 22-м, как у Ивановой). Рано утром вблизи деревни Новое Янчино немецкое подразделение из Борисова и полиция двух волостных управ - Зачистской и Новоселковской - с трех сторон атаковали отряд. Старик сумел вырваться из полукольца, потеряв при этом 9 человек пропавшими без вести. В их числе были начальник штаба Расторгуев и, вероятно, Иванова. Попытки их отыскать не увенчались успехом. Как потом выяснилось, Расторгуев с четырьмя бойцами попытался подобрать брошенное имущество, затем, отстреливаясь, сумел оторваться от противника. Трехдневные поиски не дали результата, он не нашел Старика и решил возвращаться за линию фронта. В одной из деревень Сенненского района группу Расторгуева обстреляли местные полицаи, трое его спутников были убиты, а один дважды ранен. Расторгуев сумел вынести раненого. Уже в Бешанковичском районе их подобрали партизаны и перевели через линию фронта. Осенью Николай Расторгуев вернется в бригаду Шмырева и в октябре месяце возглавит один из входящих в ее состав отрядов.
   Глава 3. Отступление на Палик.
   После июльских событий в отряде у Старика осталось всего 18 человек. Такими силами удержать "режимный", по его выражению, Борисовский район было невозможно, и он принял решение увести отряд в заповедник, расположенный на территории Холопеничского и Бегомльского районов. Как позднее будет отражено в подготовленной для Пономаренко справке на Пыжикова, обстановка в Борисовском районе для его отряда оказалась сложной, Старик был напуган режимом немцев, наличием немецких гарнизонов и полиции и увел отряд на Палик.
   Глава образованного 9 сентября 1942 года Белорусского штаба партизанского движения и, одновременно, второй секретарь ЦК КП(б)Б Петр Калинин не менее раздраженно отреагировал на произошедшее. В его донесении, составленном для Пономаренко, говорится: Пыжиков вместо пересмотра своих действий, как это требовалось директивными телеграммами ЦК и ЦШПД, решил только передислоцироваться и направился в Бегомльский район.
   Требование любой ценой удерживать район диктовалось, вероятно, все еще сохранявшейся в руководстве партизанским движением стратегией, направленной на равномерное распределение небольших партизанских отрядов по всем административно-территориальным единицам оккупированной территории. Эту тенденцию подметил еще в 1950-е годы Джон Армстронг, который в своем исследовании партизанского движения в СССР полагал, что засылка партизанских отрядов в тыл врага без учета особенностей местности, на которой им предстоит действовать, была явно ошибочной и считал, что к началу 1942 года эта практика постепенно сходила на нет. И хотя его замечания большей частью касались бедных лесами степных районов СССР, мы видим, что отряд "Старика" (а до того и отряд Яроша) был послан в бедную лесами часть Борисовского района, тогда как в двух десятках километров на северо-запад лежали труднопроходимые территории, на которых в конечном итоге и начнется формирование партизанской зоны в этих краях.
   В этой связи отступление Старика из региона выглядело вполне оправданным с тактической точки зрения, однако противоречило установке ЦК и привело к возникновению первых трений в его отношениях с партизанским начальством и белорусским партийным руководством. До середины осени возникшие противоречия не будут носить еще явного характера, но позднее, ближе к зиме, Старик даст целый ряд новых оснований для их обострения и Петр Калинин, а затем и Пантелеймон Пономаренко все чаще начнут выказывать прямое недовольство деятельностью Пыжикова.
   А пока Старику удалось найти решение, которое разом улучшило его позиции, несмотря на фактический разгром, учиненный ему противником в Пупеличском лесу.
   Еще в ходе своего марша от линии фронта, проходя через Березинские болота, он был наслышан о крупном партизанском отряде, стоявшем недалеко от Палика. Из деревни Глубочица Холопеничского района, в которой его отряд несколько дней отдыхал после пережитых в Лепельском районе злоключений, на Палик была отправлена разведка, но обнаружить партизан в тот раз Старику не удалось.
   Как позже выяснилось, в восьми километрах северо-западнее озера, на хуторе Смолянка долгое время стояла прибывшая из-за линии фронта спецгруппа лейтенанта Кузина (НКВД СССР). В окрестных лесах располагалось несколько небольших партизанских отрядов, созданных при участии и поддержке Кузина в основном из числа проживавших в районе окруженцев.
   Оказавшись отрезанными летом 1941 года за линией фронта, тысячи красноармейцев и их командиров вынуждены были осесть на оккупированной территории.
   На первых порах далеко не все из них считали себя партизанам, даже наиболее патриотично настроенные "окруженцы" стремились выйти за линию фронта для соединения с частями Красной Армии. Многим действительно удавалось "догнать" фронт. Другие по различным причинам застревали во вражеском тылу.
   Эта часть бывших красноармейцев уже не видела особого смысла в сопротивлении противнику, она пряталась в деревнях, а иногда даже совершенно открыто проживала в них в качестве приписников. И только те, кому не удавалось устроиться в деревнях, скрывались в лесах и болотах. Там они для самозащиты и добычи пропитания собирались в отряды. Это были малочисленные, плохо вооруженные, не организованные и недисциплинированные группы и отряды. Их количество было невелико, они не имели связи не только с Москвой, но и между собой.
   Как справедливо, на наш взгляд, отмечает Джон Армстронг, подобные спонтанно возникавшие отряды были почти целиком озабочены проблемой выживания. Их нападения на деревни и атаки против созданных там немцами из местного населения вспомогательных полицейских сил в первую очередь имели целью добычу продовольствия- свидетельства непосредственных участников событий тех лет вполне подтверждают подобные прагматичные умонастроения большинства оставшихся на оккупированной территории бойцов и командиров РККА.
   "Кустарничество, анархия, отсутствие целеустремленности в борьбе преобладало. Партизаны вступали в бой по преимуществу только тогда, когда противник приходил на базу и навязывал этот бой", - такую характеристику партизанскому движению на этом этапе дает Пыжиков.
   Зима 1941 - 1942 гг. явилась для подобных групп одним из самых серьезных испытаний. Вот как описывает ситуацию Григорий Линьков, зимовавший с небольшим отрядом в лесах на границе Лепельского и Холопеничского районов:
   "С наступлением тепла "вытаяли" из-под снега такие партизанские группы, которые перезимовали в лесу, не обнаруживая никаких признаков жизни и не имея связи с местным населением.
   Одна такая группа из семи бойцов, попавших в окружение, всю зиму провела в Березинских болотах неподалеку от озера Палик. На небольшом холмике люди построили себе землянку, заготовили соли, мяса, муки, зерна, достали в деревушке ручную мельницу, сложили русскую печку и заперлись в землянке, как медведи в берлоге, на всю зиму.
   Постов они не выставляли, караульной службы не несли. "Зато на ночь, -- рассказывал потом один из этих зимовщиков, -- изнутри закрывали землянку на надежный крюк".
   Одну из главных ролей (если не главную роль) в приобщении таких полупартизанских "ватаг" скрывавшихся в лесах красноармейцев к борьбе сыграли спецгруппы, заброшенные в район Палика из советского тыла. Поздней зимой 1941 - 1942 года сюда начали прибывать небольшие, но неплохо оснащенные и подготовленные отряды, создаваемые 4-м отделом (с 18 января 1942 года - 4-е Управление) НКВД СССР, перед которыми в качестве одной из основных ставилась задача организации партизанского движения в регионе. Одна из таких групп - отряд "Победа" под руководством лейтенанта Кузина - 22 января 1942 пересекла линию фронта и на лыжах выдвинулась в Борисовский район. Это подразделение насчитывало всего 36 человек, однако Иван Матвеевич Кузин сумел отыскать в лесах Бегомльского, Холопеничского и Борисовского районов несколько перезимовавших групп окруженцев и по своему каналу связи зарегистрировать их в Москве в качестве партизанских отрядов.
   Далеко не все группы "окруженцев" были позитивно настроены к вовлечению их в реальное противостояние с противником. В лесах Палика (как, наверное, и повсеместно) скитались, в том числе и откровенно бандитские группы мародеров из числа попавших в окружение или бежавших из плена красноармейцев. Стоявший во главе диверсионно-разведывательного отряда лейтенант Кузин не имел особых возможностей для выяснения подноготной истории скрывавшихся на Палике групп окруженцев. В качестве партизанских, надо полагать, он регистрировал всех. Стать на учет отказывались немногие, поскольку командиры присланных из-за линии фронта отрядов имели соответствующие полномочия - вплоть до расстрела "анархиствующих атаманов с бандитскими наклонностями", по образному выражению Станислава Ваупшасова, прибывшего в Борисовскую зону чуть позже Кузина с аналогичной миссией. Рядовых участников таких мародерствовавших групп распределяли по здоровым отрядам.
   К середине лета 1942 года под управлением Ивана Кузина находились, вероятно, все партизанские силы Бегомльского района. В оперативной сводке Северо-Западной группы ЦК КП(б)Б (до 9 сентября 1942 года выполняла по сути функции Белорусского штаба партизанского движения), подготовленной 10 августа для СНК БССР, говорится, что под его началом числилось три отряда: собственно, группа Кузина (отряд "Победа"), выросшая до 80 человек, а также отряды Дьякова (47 человек) и Бычкова (69 человек), оба из числа зазимовавших в Бегомльском районе окруженцев. В их создании принимал участие бывший третий секретарь Бегомльского райкома Степан Манкович, оставленный летом 1941 года в тылу противника для организации сопротивления. Манкович, собственно, и отыскал весной 1942 года группу Кузина, что во многом и предопределило ход дальнейших событий.
   Еще несколько небольших отрядов, сохраняя большую самостоятельность, находились под влиянием лейтенанта Кузина и располагались неподалеку от его лагеря. В их числе назовем базировавшийся в лесу у деревни Горелый Луг отряд Михаила Джагарова и стоявший у Савского Бора отряд Алексея Дрантусова. Отряд Джагарова (его самоназванием долгое время было "Белоболотники" - по наименованию места работы его организаторов, расположенного на Белом болоте торф завода "Красный Октябрь") также был создан при непосредственном участии лейтенанта Кузина, присутствовавшего на его организационном собрании в деревне Пустой Мстиж в апреле 1942 года.
   Начало второму из упомянутых отрядов было положено в начале лета жителями деревни Савский Бор братьями Кузьмой и Иваном Автушко, а также их шурином Иваном Янковским. С присоединением к ним нескольких окруженцев во главе с лейтенантом Дрантусовым Алексеем Ивановичем их группа также была учтена Кузиным в качестве партизанского отряда.
   Это были крохотные партизанские формирования, что в значительной степени ограничивало их возможности в самостоятельных действиях. И Джагаров, и Дрантусов свои вылазки старались проводить совместно с диверсантами Кузина, и это естественным образом ставило их в зависимое от него положение.
   Из числа зимовавших в землянках на Палике окруженцев и бежавших из плена красноармейцев следует упомянуть группы Николая Балана и Сергея Долганова. Их также обнаружил в лесах Березинского заповедника Иван Кузин. Он же помог этим группам стать на ноги после трудной зимовки.
   Вот с этими партизанскими силами и планировал увязать свои действия отступающий на Палик с остатками своего отряда Старик. Что он подразумевал под словами "увязать действия" остается только догадываться, поскольку Кузина и подчиненных ему отрядов здесь он уже не застал.
   В конце июня 1942 года Иван Кузин собрал в своем лагере совещание. На нем присутствовали командиры и комиссары всех созданных при его участии отрядов, в том числе Манкович с Дьяковым, Балан с Мормулевым, Дрантусов, Бычков, Джагаров, а также Сергей Долганов.
   Как утверждает участвовавший в этом совещании Михаил Джагаров, Кузин сообщил собравшимся, что он получил шифровку из Москвы с приказом вывести часть отрядов Бегомльского и Борисовского районов за линию фронта (оставив на местах небольшие группы по 10 - 15 человек). Из числа присутствовавших на совещании лишь Степан Манкович и Сергей Долганов высказали сомнение в целесообразности такой акции. Остальные партизанские командиры даже с некоторым энтузиазмом восприняли предложение Кузина.
   Большинство представленных на совещании отрядов были созданы и состояли в основном из бойцов Красной Армии, попавших в окружение или в плен еще летом 1941 года, которые считали за благо выйти в тыл, присоединиться к Красной армии и продолжить борьбу на фронте.
   В этой связи Василий Семенович Пыжиков (Старик) сетовал, что идея выхода за линию фронта была весьма распространена среди партизан летом 1942 года, и это негативно сказывалось на моральном духе всех отрядов, стоявших в лесах по обоим берегам Березины. Шок, полученный во время трудной зимовки 1941-1942 годов на Домжерицких и Березинских болотах, был, вероятно, настолько велик, что делал весьма привлекательной идею выхода в советский тыл.
   Для перехода Кузин подчинил себе практически все партизанские группы Бегомльского района. В конце июня 1942 года он двинулся к Суражским воротам. В пути следования Кузин провел несколько боев, но эти столкновения, вероятно, носили случайный характер и не имели большого значения, ни для партизан - поскольку не причинили врагу особого урона, ни для противника - по той же причине.
   В лагере Кузина оставался лишь Степан Манкович, дожидавшийся с небольшой группой бойцов возвращения основных сил, которые во главе с командиром отряда Романом Дьяковым проводили заготовки продовольствия в Вилейской области. Уже после войны в письме к Ивану Титкову Манкович писал буквально следующее: "Да будет тебе известно, что я сам вместе с Дьяковым, когда Кузин из ... [других] отрядов формировал бригаду для выхода за линию фронта, едва не ушел туда вместе с ним в июле 1942 года. Не ушли мы вместе с Кузиным только потому, что половина нашего отряда находилась в Западной Белоруссии на операциях...".
   Именно в это время Старик и привел остатки своего отряда на Палик. Он предложил Дьякову и Манковичу "под их партийную и государственную ответственность" базу на озере Палик не оставлять. К этому времени, кстати, ими было получено письмо от Минского обкома партии (легального, находившегося в советском тылу) на имя Кузина, в котором сообщалось о скором прибытии на Палик тройки Минского обкома, на которую возлагалось руководство партизанским движением всего этого региона. Вероятнее всего, в этом сообщении речь шла о подпольном межрайонном партийном центре Борисовской зоны, который будет создан в августе месяце и прибудет на Палик в начале октября 1942 года. Своим уходом отряд Дьякова обнажал базу, делал ее, а, следовательно, и межрайпартцентр, доступными для карателей, Старик же был не в состоянии своим крохотным отрядом закрыть подступы в лесной массив озера Палик.
   Не взирая на эти вполне резонные доводы, Роман Дьяков и Степан Манкович оставили базу и ушли на восток догонять Кузина.
   Позже участники организованного Кузиным рейда высказывали мнение, что тот шифровки из Москвы о выводе партизанских отрядов на большую землю не получал и допустил самоуправство. Степан Манкович в этой связи даже утверждал в письме к Титкову, что Кузин "... за вывод партизан сужден и отправлен в штрафной батальон", что, впрочем, не подтверждается другими источниками.
   Глава 4. Дядя Коля и Дядя Вася.
   После ухода Ивана Кузина за линию фронта на Палике оставались совсем небольшие партизанские силы. По официальным данным с Кузиным ушло шесть отрядов, 294 человека, Василий Пыжиков говорит даже о 336 покинувших зону бойцах. Так или иначе, после этого демарша на восточном берегу Березины, помимо Старика, партизан вовсе не оставалось.
   На западном (правом) берегу Березины дела обстояли несколько лучше. Весной 1942 года, чуть позже Кузина, из-за линии фронта сюда прибыла еще одна группа, созданная по линии НКВД СССР. Ее привел в Борисовский район сержант госбезопасности (соответствовало армейскому званию лейтенант) Петр Лопатин. В свое время он командовал отделением, а затем и взводом у Дмитрия Медведева (отряд "Митя"), действовавшего зимой 1941 - 1942 годов в немецком тылу на территории Могилевской, Смоленской и Орловской областей. После возвращения отряда Медведева за линию фронта Лопатин получил уже самостоятельное задание. Его группа ("Бывалые") насчитывала всего 21 бойца, но в большинстве состояла из опытных Медведевцев, в основном - как и сам Лопатин - из бывших работников Минского железнодорожного узла. Дело в том, что Петр Лопатин в период службы в НКВД (1934 - 1935 гг.) первичной парторганизацией при отделе связи НКВД г. Минска был исключен из рядов ВКП(б), что, вероятно, повлекло за собой и увольнение из органов. Поводом для неприятностей послужил довольно-таки неординарный проступок: чтобы скрыть родственные связи с братом, который на родине (село Излегоще Липецкой области) "был обложен индивидуально" (то есть, имел зажиточное хозяйство, которое подлежало повышенному налогообложению), Петр Лопатин в партийном билете исправил свою фамилию.
   С момента увольнения (с мая 1935 года) он работал на станции Минск-пассажирский проводником вагонов, а позже возглавлял бригаду проводников на международных направлениях. С началом войны был возвращен в систему НКВД и вместе с несколькими сослуживцами-железнодорожниками проходил службу в Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Дзержинского, сперва, как мы уже говорили, под началом Медведева, а затем во главе самостоятельной группы. Из Москвы его группа выехала 17 марта 1942 г., линию фронта перешла через Суражские ворота в районе Торопца и 12 мая Лопатин без потерь довел ее до Паликовского леса, где и разбил лагерь недалеко от деревни Уборок, на берегу впадающей в Березину реки Мрай.
   Рядом с ним дислоцировались несколько таких же крохотных партизанских отрядов, с некоторыми из которых нам необходимо познакомиться поближе.
   Незадолго до прибытия группы Лопатина Иван Кузин отправил сержанта госбезопасности Верховодко Спиридона Викентьевича из отряда Николая Балана в район озера Палик для организации там партизанского отряда. 4 апреля из Боровлян и Заосино Верховодко вывел 7 человек военнопленных, что, собственно, и послужило началом формирования партизанского отряда, называвшегося на первых порах отрядом Верховодко, а позднее - имени Сталина.
   Чуть позже, в ночь на 23 апреля 1942г. из деревни Замошье Бегомльского района местный учитель Жуковский Яков Яковлевич вывел в лес такую же небольшую группу (10 человек). К 1 мая в ее состав входило уже 20 вооруженных бойцов. Так было заложена основа будущего отряда имени Чапаева.
   Летом 1942 года неподалеку от мест базирования этих отрядов появилось (в некоторой степени даже случайно) еще два партизанских формирования - группа Анатолия Томашевича и прибывший из советского тыла отряд "Буря" - Лопатин отсоветовал его руководству продолжать рейд вглубь Борисовского района и, как тогда говорили, "задержал" отряд на своей территории. Что касается Томашевича, то изначально его бойцы входили в состав отряда Николая Балана, но отделились от него в июле месяце, не пожелав присоединяться к Кузину для выхода в советский тыл. Эта группа состояла в основном из жителей Бегомльского и Борисовского районов. Возглавивший ее старшина Анатолий Томашевич также был местным уроженцем, и по не подтвержденным сведениям до войны работал секретарем суда в Зембине. В отличие от диверсантов Кузина или бойцов-окруженцев Балана, члены этой группы не испытывали особой тяги к эвакуации на восток. Из донесения, посланного Томашевичем в Москву со связником ЦК КП(б)Б 27 июля 1942 года, явствует, что под его началом в немецком тылу осталась большая часть бойцов Балана - 40 человек из 78, числившихся до того в отряде. На вооружении имелись винтовки и 5 ручных пулеметов, однако ощущался острый недостаток боеприпасов, особенно к трофейным французским винтовкам.
   Оставшись на Палике, отряд Томашевича, как и другие упомянутые выше отряды, попал под влияние и опеку Петра Лопатина.
   В это же время много западнее Палика, уже в Логойском районе проявили себя еще несколько партизанских отрядов, которым предстояло сыграть свою роль в дальнейших событиях. История их возникновения уходит своими корнями в осень 1941 года, когда тысячи красноармейцев и их командиров из разбитых частей Красной Армии определялись с дальнейшей своей судьбой. Среди них была небольшая группа из числа комсостава РККА, которая, попав в окружение, "... в плен не пошла, осталась в Логойском районе" и скрывалась в лесу в районе деревни Кондратовичи. Старшим по званию среди них был майор Воронянский, он же и подчинил себе 11 июля 1941 года этих людей. 25 сентября он провел с ними собрание, на котором было принято решение за линию фронта не выходить, а начать подготовку к созданию партизанского отряда.
   Впрочем, в состав группы входило лишь 11 человек и нет никаких оснований полагать, что она имела в это время какие-либо возможности для увеличения своей численности. Получалось, что без внешней помощи Воронянскому было не обойтись. Учитывая это, он уже в начале осени начал искать поддержку у подпольщиков Минска.
   Крупный город притягивал оказавшихся в окружении бойцов и командиров Красной Армии. Здесь проще было затеряться под видом горожан, получить медицинскую помощь и оформить поддельные документы. Военные лучше умели организовываться для оказания помощи товарищам по несчастью. Вероятно, не был случайным тот факт, что летом и ранней осенью 1941 года именно бывшие военнослужащие проявили себя в качестве наиболее активной части зарождавшегося в Минске сопротивления. Уже в сентябре месяце ими был создан Военный Совет партизанского движения (ВСПД), первая крупная подпольная организация в городе. Во главе ВСПД стоял интендант 3-го ранга (соответствует званию капитана) Иван Рогов, начальником штаба организации был Иван Белов. Важную роль в деятельности ВСПД играл также адъютант и заместитель Рогова Петр Антохин.
   Первоначально цель своей деятельности Военный Совет ограничивал помощью скрывавшимся в Минске окруженцам и бежавшим из лагерей военнопленным. При содействии горожан ВСПД обеспечивал их документами, гражданской одеждой, продовольственными карточками и иными атрибутами, позволявшими легализовать их пребывание в городе под видом гражданских лиц. На конспиративной квартире Военного Совета, которая располагалась в районе товарной станции, нуждающихся обеспечивали документами с фотокарточками. В Совете работал хороший фотограф, документы для военнопленных оформлялись в течение получаса, после чего их устраивали на работу в городе или его окрестностях.
   Второй секретарь ЦК компартии Белоруссии тех лет Петр Калинин полагал, что Военный Совет стремился создать из числа оказавшихся в Минске командиров Красной Армии специальное подразделение, вывести его из города и прорваться на восток, через линию фронта. Если такая цель и ставилась Роговым перед своей организацией, то с течением времени она естественным образом трансформировалась в более реалистичную в тех условиях концепцию. Вплоть до момента своего разгрома в марте 1942 года ВСПД занимался главным образом организацией партизанских групп из числа военнослужащих, их экипировкой, вооружением и выводом в окрестные леса.
   Как видим, интересы Василия Воронянского и организации Ивана Рогова полностью совпадали, им оставалось только найти друг друга. Сразу выйти на Военный Совет, однако, группе Воронянского не удалось. В сентябре 1941 года под видом крестьянина Минск несколько раз посетил его ближайший помощник старший политрук Александр Макаренко. Его контакты с различными подпольными группами (и, в частности, с группой Федора Кузнецова из железнодорожного депо) привели в конечном итоге к знакомству с руководством Военного Совета.
   В ноябре месяце на квартире Владимира Омельянюка Иван Рогов созвал совещание руководителей небольших партизанских групп, созданных усилиями ВСПД. (По утверждению Ивана Тимчука - на тот момент одного из участников Минского подполья - встреча состоялась 5 декабря). На ней по приглашению руководства ВСПД присутствовал и майор Воронянский. На совещании было решено объединить под его командованием все действующие в северо-восточных окрестностях Минска группы. Комиссаром отряда Воронянского был назначен Александр Макаренко.
   Выводить людей в лес накануне зимы, однако, Воронянский не стал. Как это видно по дневнику боевых действий отряда, в декабре 1941 - январе 1942 гг. в его группе еще только велась "...работа по подготовке вывода ..." будущих партизан (военнопленных и рабочих) из Минска в Логойский район.
   В целом, к весне 1942 года в городе скопилось большое количество людей, желающих уйти в лес. В первых числах февраля Рогов поручил лейтенанту Анатолию Соколову и недавно бежавшему из немецкого лагеря майору Якову Чумакову вывести из Минска в район Старого Села (Заславльский район) группу в составе 30 человек. Отряду Соколова, однако, не суждено было состояться, его группа, вероятнее всего, была разгромлена, так как через неделю Соколов с Чумаковым вернулись в город без людей.
   В конце февраля 1942 года, наконец, и Воронянский отдал приказ о выводе в лес первой части своего отряда - тридцати трем скрывавшимся в городе военнопленным под руководством лейтенанта Прочко. Чуть позже к ним присоединился Тимчук, а затем - еще одна группа минских подпольщиков. 25 февраля по приказу Рогова в лагерь Воронянского прибыли с небольшой группой из 10 человек и Соколов с Чумаковым. Невзирая на имевшиеся претензии в связи с разгромом их Старосельского отряда, Воронянский назначил Соколова своим заместителем, а Якова Чумакова - командиром роты, а позже - начальником разведки отряда.
   Практически одновременно с группой Василия Воронянского Военный Совет сформировал в Минске еще один отряд. Некоторая задержка с его выводом из города объяснялась отсутствием подходящей кандидатуры на должность командира. В конечном итоге выбор пал на капитана Осташенка (по другим данным Асташенка). В начале войны он был ранен, попал в плен, но бежал из лагеря и скрывался в Минске. К моменту знакомства с подпольщиками Осташенок выздоровел и готовился прорываться за линию фронта. Когда ему предложили возглавить готовый к выходу в лес отряд, он после некоторых размышлений дал на это свое согласие. В начале февраля отряд был благополучно выведен в Логойский район и действовал "параллельно" с отрядом "Дяди Васи" (майора Воронянского).
   А в апреле месяце отряд Осташенка был разгромлен. Судя по всему, немцы спланировали и провели операцию против "Дяди Васи". Как сообщает секретарь партбюро отряда Иван Тимчук, немцы блокировали подходы к деревням в местах базирования отряда и начали обстреливать лагерь Воронянского. Вырваться удалось лишь через 15 дней, форсировав залитый половодьем луг.
   Базировавшийся неподалеку отряд Осташенка тоже попал под удар, возможно даже случайно. При передислокации в новый лагерь он попал в засаду и был рассеян. Командира в это время с отрядом не было - он ушел со своим адъютантом к новому месту расположения лагеря. Это вызвало определенного рода подозрения в отношении капитана Осташенка. Среди партизан Борисовской зоны зрело убеждение, что тот бросил свой попавший в ловушку отряд. По некоторым данным Иван Сацункевич, комиссар отряда "Разгром", обнаружил Осташенка уже в Червенском районе, арестовал его и отправил в группу Градова к Мельникову (группа Градова (Ваупшасова) - из 4-го управления НКВД, лейтенант госбезопасности Мельников - представитель этой группы, возглавлял в ней разведку и контрразведку - особый отдел), но Осташенок сбежал. Впрочем, подозрения в его адрес возникли уже после разгрома ВСПД, когда его руководство было обвинено в предательстве, следствием чего становилось поголовное недоверие к лицам, имевшим контакты с Военным Советом.
   Выжившие партизаны Осташенка разошлись по деревням Логойского района, скрывались в лесах. Более настойчивые присоединялись к другим партизанским группам. Политрук Евгений Егоров увел семь человек из распавшегося отряда в восточную часть Логойского района и стал лагерем в лесу возле хутора Мыльница - это уже на границе со Смолевичским районом, чуть западнее Антополья, Лядов и Суток. Эта группа решила действовать самостоятельно, то есть создавать свой отряд.
   Спустя несколько дней, 30 апреля к группе Егорова присоединился с несколькими своими товарищами Степан Харций. 85-я стрелковая дивизия, в которой он служил накануне войны, 28 июня 1941 года была разбита на реке Неман. С ее остатками Харций отходил на восток. 1 июля под Заславлем для выхода из окружения сформировалась небольшое полупартизанское соединение, почти полностью состоявшее из комсостава 85-й дивизии. Лейтенант Харций занял в ней должность начальника штаба. 17 июля около деревни Колодница Заславльского района по оплошности караула этот отряд был разгромлен, а сам Харций тяжело ранен в руку, в ногу и в висок. Командир отряда вынужден был оставить раненых в правлении колхоза деревни Колодница на попечение местных жителей.
   Силой оружия оставшиеся заставили хозяина квартиры найти подводу и доставить их в больницу соседнего села Буцевичи. Ее главврач через посредничество немецкого доктора сумела достать для Степана Харция (как на гражданское лицо) пропуск в Минскую больницу. Там ему ампутировали руку и, как не имеющего документов, отправили в госпиталь для военнопленных, откуда, подлечившись, Харций сбежал. Несколько недель он бродил со случайными товарищами в окрестностях Минска. В Смолевичском районе их остановила полиция, которая "...приказала им остаться где-нибудь жить, не бродить, угрожая в противном случае расстрелом". В деревне Прилепы их приписали к колхозу им. Сталина как инвалидов.
   В скором времени через местных жителей Харций узнал о существовании группы Воронянского. Перед Октябрьскими праздниками он ушел в Логойский район, разыскал ее, однако Воронянский отказал ему в просьбе и не взял в свой отряд. Причиной тому, вероятно, послужила инвалидность Харция; ему предложили создавать самостоятельную группу. Он вернулся в Прилепы, где и провел зиму. Здесь он в скором времени познакомился с Иосифом Будаевым и Петром Санковичем, которые создали в Прилепах подпольную организацию и имели тесную связь с минским подпольем. Сам Будаев в это время проживал в Минске, но неоднократно посещал эту деревню. Во многом его усилиями в Прилепах была создана своего рода перевалочная база, через которую минские подпольщики отправляли людей в отряды, а идущие в Минск партизанские связные снабжались пропусками.
   Становление отряда Евгения Егорова ("Железцов", "Женя") проходило при явной поддержке этой подпольной группы. Насколько можно судить по Докладной записке Будаева, поданной им в Минский обком 7 декабря 1942 года, они пополняли группу за счет местной молодежи и приписанных к волости пленных, снабжали ее собранным в окрестностях Прилеп оружием, даже направляли в нее людей из Минска. Вероятнее всего и Степан Харций влился в отряд Егорова при посредничестве Прилепских подпольщиков. Степан Харций в отряде занял должность заместителя командира, и только во время отсутствия последнего подменял его в должности.
   Через некоторое время на отряд Егорова натолкнулась разведка "Дяди Коли" - такое название дал Лопатин отряду, выросшему из его группы ("Бывалые"). Лопатин предложил Егорову "быть при "Дяде Коле" параллельным отрядом", тот дал на это свое согласие и в конце июня передислоцировался в Борисовский район. К этому времени у него в отряде насчитывалось 45 человек.
   Зимовавшую на Палике группу Сергея Долганова в начале апреля 1942 года "обнаружил" в лесах Бегомльского района Градов (Станислав Ваупшасов), командир еще одной разведывательно-диверсионной группы ("Местные"), с которой он прибыл в Борисовский район из-за линии фронта. 10 апреля в лагере Долганова Градов собрал обитавших в окрестностях окруженцев и объединил их в отряд "Борьба". Он по рации зарегистрировал этот отряд в Москве, Долганова назначил его командиром, а в качестве зоны для проведения боевых и хозяйственных операций определил ему Логойский и Плещеницкий районы.
   Возможно, такой расклад повлиял на решение Долганова, и он, тяготея к Ваупшасову, отказался от участия в затеянном Кузиным рейде за линию фронта. Вскоре после проведенного Кузиным совещания в июне 1942 года Долганов отвел свой отряд вслед за группой Градова в Плещеницкий район. Неподалеку - в Логойском районе - дислоцировался и Воронянский, первоначально его отряд так и называли - Логойским отрядом Дяди Васи. С момента регистрации в Москве все тем же Градовым (с 29 апреля 1942 г.) он получил название "Мститель". С тех пор отряды Воронянского и Долганова располагались по соседству и часто действовали совместно, отчитывались в своих действиях перед Градовым и по его рации посылали сводки в Москву.
   Примерно 15 - 16 июля Воронянский и Долганов вместе с Ваупшасовым вели бой с немцами в районе деревни Валентиново, где была оборудована площадка для приема грузов, сбрасываемых на парашютах для спецгруппы Градова. Здесь отряды попали в окружение, но сумели прорвать блокаду. После этого, 17 июля 1942 года Ваупшасов ушел в Смолевичский район, а Воронянский с Долгановым отступили в Бегомльские леса, где, вероятно, пробыли весь август и большую часть сентября.
   К концу лета 1942 года, таким образом, в Борисовской зоне располагалось несколько партизанских группировок, каждая из которых "тяготела" к своему лидеру.
   Вытесненные из Логойского района отряды Воронянского и Долганова заняли лесной массив у озера Гнюта - на границе Бегомльского и Плещеницкого районов. Формально эти отряды ("Мститель" - бывший "Дяди Васи" Василия Воронянского и "Борьба" Сергея Долганова) считались равноправными, однако, накануне своего отступления на юг Градов провел с их командованием совещание и фактически возложил на Воронянского исполнение своих обязанностей по руководству партизанами Логойского и Плещеницкого районов. Таким образом, Долганов оказался в неформальном подчинении у Дяди Васи.
   Неподалеку располагалось еще два отряда. Евгений Егоров после передислокации в Борисовский район разбил свой лагерь в д. Сухой Остров, однако через 4 дня перевел свой отряд в Плещеницкий район, к деревне Горелый Луг; неподалеку стоял и Яков Жуковский. Некогда в этих местах располагался лагерь "Белоболотников", но, как нам известно, в июле месяце они ушли вместе с Кузиным за линию фронта. Восточнее, но еще на правобережье Березины, стояло еще несколько партизанских отрядов. В урочище Остров Багун (чуть западнее озера Палик и севернее деревни Селец) базировался отряд Спиридона Верховодко. Отряд Буря с 30 июля строил землянки и оборудовал свой лагерь на острове недалеко от отрядов "Дяди Коли" и Верховодки. Отряд Анатолия Томашевича базировался рядом с "Дядей Колей" - в лесу возле деревни Уборок.
   Сохраняя формальную независимость, эти отряды находились под влиянием Петра Лопатина - поддерживали по его радиостанции связь с Москвой, проводили совместно с его отрядом и под его руководством отдельные операции.
   На левобережье Березины, на хуторе Старина располагалась база Старика. Его отряд выглядел довольно блекло даже на фоне тяготевших к Лопатину незначительных партизанских формирований (напомним, что на Палик Владимиров привел всего лишь 18 человек), однако, на наш взгляд, не могло быть и речи, чтобы Старик стал действовать "под общим руководством" Дяди Коли - в большинстве известных нам случаев подобное сотрудничество заканчивалось тем, что неформальный лидер подчинял попавших под его влияние менее самостоятельных командиров. В случае со Стариком это едва ли могло произойти. Он прибыл из-за линии фронта по направлению ЦК КП(б)Б для организации партизанского движения в Борисовской зоне и это уравнивало его в правах с Петром Лопатиным. Более того, наличие такого преимущества превращало Старика в одно из главных действующих лиц на Палике - даже независимо от его личностных качеств и талантов. Впрочем, и в этом отношении у него все было в порядке. Василий Пыжиков был сильным лидером, пожалуй, даже более сильным, чем Лопатин и в назревавших на Палике переменах (объединении крохотных партизанских групп и отрядов в бригады под единым руководством) он не стал бы играть подчиненную роль.
   В сложившихся обстоятельствах ему недоставало лишь случая, который, впрочем, и представился Василию Семеновичу Пыжикову 12 августа 1942 года.
   Глава 5. Создание партизанских бригад на Палике
   20 июля 1942 года в расположение отряда Евгения Егорова прибыло несколько подпольщиков из Минска. Это были знакомые Степану Харцию руководители подпольной группы в Прилепах Иосиф Будаев и Петр Санкович. Под поручительство Харция прибывших допустили в лагерь Лопатина.
   По мнению Харция минские подпольщики прибыли для установления связи с партизанами. Сам Будаев конкретизирует причину своего посещения Палика. В упомянутой выше Докладной записке в адрес Минского (легального) обкома он сообщает, что еще в июне месяце Минский городской подпольный комитет партии поручил ему установить связь с ЦК КП(б)Б. Сделать это было крайне важно, поскольку в Москве, в силу сложившихся обстоятельств, Минскому горкому не доверяли, Пономаренко держал паузу и, как полагают некоторые историки позднего советского периода, не отвечал на просьбы минских подпольщиков об установлении прямой двусторонней связи.
   Объяснялось это тем весьма неопределенным положением, которое сложилось в первый год войны во взаимоотношениях Минского подпольного комитета с партийным (а позже и с партизанским) руководством БССР. В 1941 году Минск был сдан 28 июня, но еще за три дня до этого ЦК КП(б)Б, Минский обком и правительство Белоруссии без объявления населению об эвакуации тайно ночью покинуло город. При этом, эвакуация населения и материальных ценностей из Минска не были организованы. В городе остались почти все промышленные предприятия и около 150 тысяч жителей, не сумевших выехать или уйти на восток. "... Поспешно выехав из Минска, руководящие партийные органы никого не оставили в нем для организации подпольной работы", - к такому выводу пришла комиссия ЦК КПБ, изучавшая в 1959 году историю становления и развития коммунистического подполья в Минске. По этой причине движение сопротивления в городе начало создаваться само собой, не организованно, "снизу". В этих условиях стихийно возникавшие в июле и августе 1941 года подпольные группы не имели связи одна с другой, работали самостоятельно, по своей инициативе. Лишь в конце 1941 года несколько крупнейших подпольных организаций (группы Казинца, Зайца, Кузнецова, ВСПД Ивана Рогова, подполье в гетто и др.) объединились в городской подпольный комитет (горком).
   Для целей нашего исследования не имеет особого значения ответ на вопрос, разделивший на исходе советской эпохи белорусских историков: по чьей инициативе и под чьим руководством (Исая Казинца или Ивана Ковалева) произошло объединение минского подполья. Отметим лишь, что ни тот, ни другой не имел на это полномочий от вышестоящих партийных властей. Позже, 4 декабря 1942 года Пантелеймон Пономаренко напишет по этому поводу заместителю Наркома внутренних дел СССР Абакумову, что Минский "...подпольный горком ... не является оставленным нами для подпольной работы и не включал в себя ни одного человека, известного нам и оставленного для работы в тылу. Весьма возможно, что этот подпольный горком был подставным для выявления и арестов оставленного для работы партийного актива".
   Недоверие белорусского партийного руководства к минскому подполью родилось не на пустом месте и, конечно, проявилось не сразу. Целый ряд трагических событий, произошедших в оккупированном Минске в 1942 году, в значительной степени способствовал формированию такой позиции. В начале весны 1942 года подполью был нанесен сокрушительный удар. 25 марта были арестованы руководители Военного Совета Рогов и Белов, несколько дней спустя такая же участь постигла и Антохина. Вместе с ними были задержаны десятки рядовых членов их организации. Вскоре после этого аресты распространились от военных и на городское подполье, в том числе 27 марта был схвачен Исай Казинец, чуть позже - члены подпольного горкома Степан Заяц и Георгий Семенов.
   Такая последовательность событий породила недоверие к руководству ВСПД. Среди уцелевших минских подпольщиков уже весной 1942 года сложилось мнение, что, арестованные раньше, некоторые из членов ВСПД на первых же допросах не выдержали пыток и начали выдавать один другого, а затем и знакомых им членов городского комитета. Основные обвинения в измене были выдвинуты против руководства ВСПД - Рогова, Белова и Антохина. Одним из поводов для подозрений стало неожиданное освобождение из тюрьмы председателя ВСПД Ивана Рогова, произошедшее буквально спустя несколько дней после его ареста. В условиях некоторой паники, вызванной массовым провалом подполья, в отряде "Дяди Васи" был расстрелян начальник штаба ВСПД Иван Белов, которому за несколько дней до того удалось бежать из-под стражи. Комиссар отряда Александр Макаренко не поверил Белову и расстрелял его как засланного шпиона.
   Вероятно, основываясь на поступавших из Минска противоречивых и неубедительных высказываниях и предположениях отдельных подпольщиков, уже в конце года 1942 года Пантелеймон Пономаренко сообщал Абакумову, что может предоставить в его распоряжение материалы, подтверждающие, что состав выделенного горкомом для руководства партизанским движением Минской области Военного Совета, был "...целиком провокационным".
   Аресты подпольщиков продолжались вплоть до первых чисел апреля. По официальным данным, озвученным в начале 60-х годов, в эти дни в Минске было задержано 404 человека.
   7 мая 1942 года 28 руководителей и активных участников минского подполья были повешены в центральном сквере. В числе повешенных был и член горкома Исай Казинец. Семенов и Заяц были расстреляны. Данные о количестве расстрелянных в эти дни подпольщиков значительно разнятся. Член Минского подпольного горкома Алексей Котиков со ссылкой на немецкую прессу говорит о 150 расстрелянных участниках сопротивления. Институт истории партии при ЦК КПБ и институт истории АН БССР в 1961 году назвали намного большую цифру - 251 человек.
   Нескольким членам подпольного комитета удалось избежать задержания и выйти в ночь арестов за город. Позднее (уже в апреле) они вернулись в Минск, однако последствия мартовских событий пагубным образом сказались на дальнейшей судьбе всего минского подполья.
   Связи с якобы уличенным в предательстве руководством ВСПД (в декабре 1941 года Иван Рогов был введен в состав горкома, а один из руководителей горкома Иван Ковалев, в свою очередь, вошел в состав Военного Совета) не могли не вызывать подозрений и, естественно, усугубили имевшиеся у белорусских партийных властей сомнения в благонадежности самого подпольного комитета.
   А в мае 1942 г. член горкома Алексей Котиков через связную "Тетю Нюру" получил письмо от знакомого ему "... начальника партизанского отряда, оперирующего в западных областях Белоруссии "Жоры", который сообщал, что подполье в марте выдал некто "Невский" - под этим псевдонимом после мартовских событий скрывался Иван Ковалев. Как полагает исследовавший тему белорусский историк Константин Доморад, без серьезной проверки эту информацию руководители некоторых спецгрупп и партизанских бригад передали в ЦШПД и ЦК КП(б)Б и там склонны были ей поверить.
   Для восстановления репутации необходима была связь с Пономаренко. Горком предпринял ряд попыток сообщить о себе в ЦК. В начале 1942 года минские подпольщики попробовали сделать это по радиостанции спецгруппы НКВД капитана Гвоздева, чуть позже - в мае - по рации спецгруппы ГРУ Вишневского, однако руководство ЦК не пошло на контакт с Минским ГК.
   Летом 1942 г. Ковалев предпринял еще одну попытку достучаться до Москвы - с этой целью Иосиф Будаев и был отправлен на Палик. Зная, что в отряде Лопатина имеется радиостанция, Будаев заготовил пропуск в Борисовский район и через знакомый ему отряд Евгения Егорова связался с Дядей Колей. Из-за неустойчивой работы радиостанции, однако, сообщить в Москву о деятельности Минского горкома на этот раз не удалось.
   Спустя несколько дней попытка была повторена. На сей раз вместе с Будаевым на Палик прибыл человек по имени Глеб, его фамилии и полномочий Харций не знал. Тем не менее, не вызывает сомнений, что это был начальник военного отдела Минского подпольного комитета Алексей Котиков: в Минске он пользовался паспортом на имя Жарова, но за пределами города, когда уходил в бригаду, называл себя Глебом (иногда Глебовым).
   Котиков прибыл на Палик по распоряжению секретаря Минского подпольного комитета партии Ивана Ковалева с той же целью - чтобы по радиостанции "Дяди Коли" установить связь с ЦК КП(б)Б.
   Лопатин передал в Москву просьбу Минского подпольного горкома об установлении связи. Дожидаясь ответа из Москвы, Будаев и Котиков приняли участие в знаковом для развития дальнейших событий мероприятии. Пользуясь случаем (присутствие членов Минского горкома) Василий Пыжиков созвал совещание командования шести действующих на западной стороне Березины отрядов. Восточное побережье представляло командование единственного базировавшегося там отряда - собственно отряда "Старик". Совещание состоялось 12 числа, на нем Пыжиков выступил с докладом, в котором, ссылаясь на полученные от Пономаренко полномочия, предложил объединить мелкие разрозненные партизанские отряды и группы в более крупные формирования - партизанские бригады. Котиков и Будаев от имени Минского подпольного комитета поддержали предложение Старика.
   В результате на совещании 12 августа 1942 года было принято решение объединить действующие в зоне Логойска и Плещениц отряды и создать из них бригаду под командованием Дяди Васи; на западном берегу реки Березина создать вторую бригаду под руководством Дяди Коли; третью бригаду создать на восточном берегу Березины под руководством Владимирова (Старика).
   Это было закономерным шагом. Наилучшим способом выживания для небольших партизанских формирований, не имевших в своем составе компетентных командиров, становилось их добровольное подчинение сильному лидеру, желательно обладавшему соответствующими полномочиями от военных или партийных властей и связь с Москвой.
   Вот как описывал происходившие на Палике в тот период процессы Старик: "...начались поиски десантных групп, имевших радиостанции. В поисках "руководства" иные отряды передвигались по 100-150 км. Руководить и объединять отдельные отряды стали диверсионные группы, заброшенные разными ведомствами - штабом РККА, штабами фронтов, 4-м управлением НКВД и т.д. ...".
   Создание партизанских бригад на Палике с точки зрения существовавших в ту пору правил произошло не худшим образом. Лопатин и Пыжиков имели полномочия как минимум на организацию партизанского движения в Борисовской зоне от НКВД и ЦК КП(б)Б соответственно, Воронянский согласно указанию Ваупшасова (Градова) был наделен правом подчинять себе действовавших в Логойском и Плещеницком районах партизан. Кроме того, решение о формировании бригад в Борисовской зоне было одобрено Минским горкомом партии - единственным на тот момент партийным комитетом в тылу врага, с которым Воронянский, Лопатин и Пыжиков имели связь. Базировавшийся в Любанском районе Минский подпольный обком во главе с Василием Козловым на Палике к этому времени никак себя не проявил.
   В этих условиях полученное от представителей Минского горкома разрешение на объединение партизанских отрядов в бригады придавало процессу необходимую законность. Как констатировалось в Справке "... о Минском партийном подполье...", составленной уже в декабре 1959 года в ЦК КПБ с участием ведущих историков того периода, "Минский комитет КП(б)Б, несмотря на свою оторванность от вышестоящих партийных органов, в основном, правильно решал вопросы организации партизанского движения. Так, например, комитетом своевременно был поднят вопрос об объединении мелких партизанских групп в отряды, а отрядов в более боеспособные партизанские соединения - бригады". О тактике горкома, направленной на укрупнение партизанских сил, упоминается и в отчете подпольщицы Хаси Пруслиной, которая в начале сентября 1942 года по заданию Ивана Ковалева пыталась установить связь с Минским подпольным обкомом (Василий Козлов).
   Миссия членов минского горкома с созданием бригад на Палике не закончилась. Ответа на их радиограмму из ЦК КП(б)Б не было. 23 августа Котиков через связного "Старика" Скивко отправил секретарю ЦК Пономаренко краткий отчет о работе горкома. Он предлагал прислать в бригаду "Старика" или "Дяди Коли" "тройку" Минского обкома (легального, из-за линии фронта) - для проверки и ознакомления с ситуацией на месте. Минские подпольщики сообщали также об имеющейся возможности оборудовать в Минске радиостанцию и просили для этой цели выслать в их распоряжение радиста с передатчиком. "... 20 сентября с секретарем городского комитета т. Ковалевым ... будем в бригаде "Старика" или "Дяди Коли", желательно, чтобы к этому времени явилась в эти бригады областная тройка", - писал Котиков в своем сообщении.
   Вместе с донесением Котикова Старик послал в адрес Пономаренко письмо следующего содержания: "Уважаемый Пантелеймон Кондратьевич, довожу до Вашего сведения, что мне удалось связаться с Минским подпольным центром, который о своей деятельности пишет Вам короткую информацию. Направляю вам эту информацию связным и убедительно прошу Вас ускорить командирование руководящей тройки центра и тройки для руководства Минской области. Условия для работы им будут созданы. Прошу держать со мной тесную связь и помогать мне оружием и людьми. Я приму все меры к тому, чтобы выполнить приказ вождя нашей партии тов. Сталина ... С ком. приветом Владимиров. /Василий/".
   Отчет Алексея Котикова и письмо Старика секретарь Минского обкома КПБ (базировался на Калининском фронте) Иван Климов получил в середине сентября, 14 числа он направил эти документы в ЦК КПБ, куда они поступили лишь 5 октября 1942 года. 21 октября на тексте поданного ему письма Старика Пономаренко налагает резолюцию, которая говорит даже о некотором оптимизме в деле установления связей с минским партийным подпольем: "1. Тов. Сергеенко: через этот отряд [отряд "Старика"] можно в Минске развернуть дело; 2. тов. Авхимович: на Минск надо уполномоченного ЦК".
   Увы, промедление в буквальном смысле слова стало подобно смерти. Две недели Алексей Котиков ждал в бригадах у "Старика" и "Дяди Коли" представителей обкома или хотя бы радиограммы из Москвы, однако безрезультатно. Не дождавшись ответа из ЦК, он 26 сентября вернулся в Минск, в этот же день он был арестован минским СД. В скором времени был арестован Иван Ковалев, и все члены горкома, а также еще около 150 человек. Это был второй, сентябрьский, провал минского подполья. Он привел к полному разгрому действовавшего в городе подпольного горкома партии, что, вероятно, и убедило партийное руководство республики (и ведомство Лаврентия Цанавы) в необходимости "откреститься" от "подставного" "лжегоркома".
   Спору нет, для Минского подпольного комитета в существовавших тогда условиях создание партизанских бригад на Палике имело второстепенное значение - отнюдь не за этим дважды посещал Алексей Котиков эти края. Произошедшее 12 августа объединение небольших партизанских отрядов под командованием неординарных командиров, однако, придало необходимый импульс не только развитию партизанского движения в регионе, но и положило начало формированию самой партизанской зоны в современном ее понимании. Пройдет несколько месяцев и географическое прежде понятие - Борисовская зона - приобретет все необходимые для этого атрибуты.
   А тогда, в середине 1942 года, образованные на Палике бригады не отличались особой мощью и требовали значительного организационного и материального усиления.
   На западном берегу р. Березина из действующих там отрядов Верховодко, Жуковского, Шеремета (бывший Егорова), "Буря" (прислан из-за линии фронта - Особый белорусский сбор), "Дяди Коли" (4-й отдел НКВД) была создана бригада под руководством сержанта госбезопасности Петра Лопатина - бригада "Дяди Коли". На первых порах отрядам Лопатина были присвоены порядковые номера, а позднее они получили более громкие наименования.
   У Василия Воронянского дело с созданием бригады несколько затянулось. Его попытки включить в состав своего формирования действовавший в Логойском и Заславльском районах отряд "Штурм" не увенчались успехом - стоявший во главе отряда лейтенант Борис Лунин (бывший взводный Осташенка) ответил ему отказом, мотивируя его тем, что он уже работает "от Бородача" (возможно, речь шла об отряде капитана Василия Щербины, действовавшем западнее Минска на территории Барановичской области). "Бородач", имея связь с Москвой, обеспечивал Лунина оружием и боеприпасами, а бойцов отряда - наградами.
   Другому отряду отказал, судя по всему, уже сам Воронянский - из-за его низкой боевой активности и недисциплинированности входящих в его состав бойцов. Позже этот отряд под названием "За Отечество" присоединится к Лунину, когда тот в декабре месяце будет формировать свою собственную бригаду.
   В конечном итоге с Воронянским остался лишь отряд "Борьба" Сергея Долганова. Для окончательного объединения отрядов "Мститель" и "Борьба" в единую бригаду Воронянскому требовалось лишь формально оформить сложившийся к тому моменту порядок, поскольку, как мы помним, Станислав Ваупшасов перед своим отступлением в Смолевичский и Червенский районы поставил Долганова в подчиненное от Воронянского положение. Однако произошло это формальное объединение отрядов только 23 сентября 1942 года. В этот день в лесном массиве в районе озера Гнюта (на границе Плещеницкого и Бегомльского районов) Василий Воронянский сформировал командование партизанской бригады "Дядя Вася" (с 1 июня 1943 года - "Народные мстители", с 9 января 1944 года - "Народные мстители" имени Воронянского).
   На момент формирования бригада "Дяди Васи" состояла из двух сильных отрядов (общая численность на момент создания - 520 человек), ее естественным образом возглавил сам Василий Воронянский. Комиссаром бригады стал Лопин Леонид Степанович, старший батальонный комиссар, пограничник. Иван Тимчук не получил должности в бригаде, оставаясь комиссаром отряда "Мститель".
   Командиром этого базового отряда вместо Воронянского был назначен Анатолий Соколов, что, вероятно, вызвало ревность явно претендовавшего на этот пост начальника штаба отряда капитана Серегина: в развернувшемся вскоре противостоянии Воронянского с Тимчуком, тот однозначно поддержит последнего.
   В штабе отряда "Борьба" создание бригады кадровых изменений не вызвало - Сергей Долганов остался во главе своего отряда, его комиссар Иван Ясинович и начальник штаба Алексей Филатов также остались при своих должностях. Подчинив отряды в бригаду, Воронянский по радио через "Старика" донес об этом в Москву Пономаренко.
   И, наконец, на восточном берегу реки Березина базировалась бригада "Старика". Первоначально в ее состав вошло лишь два небольших отряда - собственно отряд "Старика", с которым, как мы помним, Василий Пыжиков отступил на Палик из Борисовского района, и отряд Томашевича, на который вполне мог претендовать Лопатин, даже по территориальному принципу - отряд стоял на западном берегу Березины. Учитывая, что отряд Старика насчитывал всего 18 человек, для начала строительства бригады и, вероятно, с согласия Томашевича и Лопатина этот отряд был передан в его подчинение. Помимо этого, Лопатин выделил в помощь Владимирову группу своих партизан под руководством бежавшего из плена и примкнувшего к нему в мае 1942 года старшего лейтенанта Москвина Геннадия Всеволодовича. Приказом от 13 августа Старик поручил последнему сформировать новый, третий по счету, отряд. Имеются сведения также о том, что Роман Дьяков со Степаном Манковичем выделили позднее в помощь формируемой Стариком бригаде 15 человек. Последнее утверждение, правда, вызывает некоторое сомнение, учитывая проявившиеся к тому времени весьма серьезные разногласия Василия Пыжикова с этими людьми.
   Впрочем, главный приз в руки Старику упадет чуть позже - во второй половине августа, когда из южных районов Минской области (Руденский, Пуховичский, Червенский районы) на Палик выйдут два отряда - "Белорусь" под командованием Николая Покровского и "Большевик" Николая Дербана. Это были крупные по тем временам отряды, они насчитывали в своем составе по 120-140 человек, имели на вооружении по сотне винтовок и по десятку ручных пулеметов. Отряд "Старика" хоть и вырос к этому времени численно до 44 человек, бледно выглядел на фоне этих формирований, к тому же имел проблемы с вооружением, в нем насчитывалось лишь 20 винтовок и 2 ручных пулемета.
   Отряды Покровского и Дербана сыграют важную роль в дальнейшем развитии событий на Палике, поэтому в следующих двух главах мы подробнее расскажем об истории их возникновения, а также о причинах, побудивших их передислоцироваться к Палику.
   Глава 6. Николай Покровский
   26 июня 1941 года в 19.00 со станции Руденск отошел последний эшелон с семьями служащих железной дороги и партийно-советских работников. В восемь часов вечера первый секретарь райкома Николай Покровский отправил на восток на трех машинах с милицейской охраной партийные документы, ценности госбанка и сберкассы. В 4 часа утра 27 июня он и сам выехал в Могилев. Правда, вскоре секретарь Могилевского обкома Макаров информировал его, что эвакуация была преждевременной, и Покровский вынужден был возвращаться обратно в свой район.
   Наступающие немецкие части, однако, опередили его и 1 июля заняли райцентр. Переодевшись в гражданское платье, зарыв партийные документы на кладбище деревни Ганутка Червенского района, с одним паспортом, Покровский двинулся по Могилевскому шоссе к Руденску.
   Организация партийного подполья в сложившейся обстановке не представлялась возможной, ибо в районе почти не осталось коммунистов. В этих условиях Покровский принял решение привлекать в подпольные группы большее количество беспартийных и окруженцев. Позднее он планировал вывести эти группы в лес и сформировать из них партизанский отряд.
   Довольно быстро ему удалось создать на территории Руденского района несколько таких групп и даже провести до середины осени их силами ряд боевых операций. В основном это были мелкие диверсии (дважды рвали телефонную связь, из засады обстреляли автомашину противника). 1 октября 1941 года Николай Покровский вывел часть своих людей (9 человек из деревни Слободка) на остров, расположенный посреди болота около деревни Пиличи на границе Руденского и Узденского районов.
   На следующий день из Озерич и других деревень к Покровскому присоединилось еще несколько групп и к 3 октября под его началом насчитывалось уже около двадцати человек. С этого момента, в сущности, и начинается история партизанского отряда "Белорусь", хотя свое название он получит гораздо позднее - в середине 1942 года. Его структура на первых порах имела предельно простой характер. Во главе отряда стоял штаб в составе командира (сам Покровский), его заместителя и начальника штаба. Личный состав был сведен в 4 группы - по деревням, из которых прибыли люди. Позднее такие группы, естественно, были разбавлены уроженцами других деревень и оставшимися в немецком тылу бойцами Красной Армии и, таким образом, были преобразованы во взводы, а затем - в роты.
   4 октября Покровский разыскал в окрестностях своего лагеря еще один небольшой отряд под командованием младшего лейтенанта госбезопасности Сергеева (отряд "Лихого"). На состоявшейся вскоре встрече командного состава отрядов было принято решение действовать в контакте друг с другом, сохраняя при этом самостоятельность.
   Незадолго до этих событий, в конце сентября месяца в Руденском районе поселились два довольно необычных для этих мест человека. Это были прибывшие из Минска военнослужащие РККА в довольно больших чинах: полковник Владимир Ничипорович и батальонный комиссар Борис Бывалый. У старосты деревни Вороничи они сумели получить справки о постановке их на учет в качестве лиц, работающих в местной сельскохозяйственной артели имени 10-летия БССР. До обоснования в Вороничах оба они некоторое время скрывались в Минске, куда попали почти одновременно вследствие следующих обстоятельств.
   Полковник Владимир Ничипорович до войны командовал 208-й механизированной дивизией, которая в июне 1941 года стояла в Белостокской области. Войну дивизия встретила в процессе перевооружения, поэтому отражать первые атаки немцев пришлось в качестве стрелкового подразделения - главным образом ручными гранатами и ружейно-пулеметным огнем. Отступая на восток, части дивизии в течение трех суток держали оборону на рубеже Наревка -- Свислочь под Волковыском. В ночь на 2 июля, находясь в арьергарде отходящих частей дивизии, Ничипорович попал в окружение. Во главе полка, насчитывавшего к тому времени всего около четырехсот человек, он стал отходить к Минску, однако город к этому времени был уже занят немцами. Последний бой остатки 208-й дивизии (60 человек) дали неподалеку от Фаниполя, где и были окончательно рассеяны. Владимир Ничипорович остался в Минске на нелегальном положении.
   Как следует из послевоенных воспоминаний Павла Деева, одного из участников тех событий, в Минск полковник Ничипорович пришел потому, что до войны некоторое время служил здесь, хорошо знал город и имел в нем много знакомых. Тут жила его теща Прасковья Антоновна Будзилович. Она, вероятно, выправила Ничипоровичу документы на имя Будиловича Владимира Семёновича (по крайней мере в Вороничах он был приписан к колхозу под этой фамилией; Бывалый жил в деревне под своим настоящим именем). Прасковья Будзилович находилась в родственных связях с семьей Вороновых (отца и сына, в будущем активных участников подполья), работавших в типографии. Вороновы в свою очередь, были знакомы с семьей Омельянюков. Такие родственные и дружеские связи его тещи позволили Ничипоровичу войти в круг общения с активными участниками минского подполья.
   Белорусский историк Яков Савельевич Павлов в статье, посвященной судьбе полковника Ничипоровича, ссылаясь на сообщение Ничипоровича военному Совету Западного фронта от 2 июля 1942 г., упоминает о его намерении готовить освобождение Минска силами скрывавшихся в городе военных - возможно, таким образом Ничипорович трактовал цели и задачи Военного совета Ивана Рогова, членом которого он состоял. Скорого подхода Красной Армии, однако, не произошло и подпольная организация действовавших в Минске военных (ВСПД) перешла к партизанским методам борьбы.
   Борис Бывалый в Красную Армию вступил добровольно в 13 лет (в марте 1919 года он был зачислен в автобронеотряд ВЧК Южного фронта, затем, с 1922 по 1925 служил политбойцом в 25 Чапаевской дивизии). В 1929 году в составе группы добровольцев в средней Азии участвовал в подавлении националистического движения (борьба с "басмачами"). На службу вернулся в 1932 году, продвигался по политической линии, к началу войны имел звание батальонного комиссара и должность комиссара 724 противотанкового истребительного полка в 10-й армии, дислоцировавшейся в Белостокском выступе. 27 июня 1941 года под Волковысском был ранен (касательно в ногу, затем его переехала "полуторка"). Отлежавшись четверо суток на белорусском хуторе, добрался до Столбцов и, смешавшись с беженцами, 15 июля поездом прибыл в Минск. Получить медицинскую помощь он не мог, поскольку ему отказали все больницы - они обслуживали только раненых и больных военнопленных, а он себя военнослужащим не называл, так как был комиссаром и евреем. Спасли Бывалого две женщины (позднее активные участницы подполья Эмилия Цитович и Софья Гордей), которые приютили его в своем жилище и помогли получить в Минской городской управе временное удостоверение на проживание в городе. (Население оккупированного Минска, не имевшее паспортов, могло получить их "... [по поручительству] 2 - 3 человек, знавших получателя в лицо - выдавался паспорт с красной полоской, являющийся временным 6-месячным удостоверением"). За Бывалого поручились обе его спасительницы, и он получил такой документ.
   После этого он мог сравнительно беспрепятственно передвигаться по городу, что позволило установить связь с несколькими командирами, находившимися в Минске в таком же положении, что и он, в том числе и с полковником Ничипоровичем. К этому времени Ничипорович уже имел связь с Иваном Роговым (ВСПД), сам стоял во главе небольшой группы из числа военнослужащих и готовил ее к выводу в лес. Такая же небольшая группа военнослужащих в скором времени объединилась и вокруг Бориса Бывалого.
   В Руденский район они перебрались для установления связей с партизанами, о наличии которых в этих краях им стало известно. Более месяца прожили Ничипорович с Бывалым в Вороничах, но связи с партизанами установить не могли - население, вероятно, не доверяло им. Отчаявшись, Борис Бывалый 16 ноября вернулся в Минск - по его словам, для налаживания контакта с группой Воронянского. Ничипорович остался в Вороничах.
   Слухи о необычном конюхе (в колхозе он числился конюхом), все же дошли до Покровского. Произошло это в некоторой степени случайно. Как сообщает Борис Бывалый, начальник штаба отряда Покровского лейтенант Денисевич в эти дни навещал в Вороничах родственников, познакомился с полковником и свел его с Покровским. Узнав о проживающих в Вороничах старших командирах Красной Армии, тот установил с Ничипоровичем связь и, по некоторым данным, в течение месяца вел с ним переговоры об условиях присоединения его группы (и группы Бывалого) к отряду.
   Получив известие о контактах Ничипоровича с Покровским, Борис Бывалый начал готовить людей к выходу в лес. Вскоре к нему присоединился и Ничипорович. Первая попытка, однако, оказалась неудачной. Из Минска вышли 13 декабря двумя группами. Одна из групп заблудилась в ночном лесу и вернулась в Минск. Вторая, во главе с Бывалым, не дождалась в условленном месте связного от Покровского - посланный для этой цели лейтенант Денисевич попал в засаду и был в ней убит. Бывалый вернулся в город, а Ничипорович снова ушел в Вороничи для того, чтобы убедить Покровского прислать проводника прямо в Минск.
   В процессе переговоров с Покровским полковник Ничипорович говорил о якобы имеющемся у него значительном количестве самого разнообразного вооружения: ручных и станковых пулеметах, патронах к ним, упоминал даже о нескольких танках, стоящих в полной готовности в районе Красного Урочища, а также обещал вывести из Минска неограниченное количество бойцов и командиров Красной Армии, желающих драться с врагом.
   Покровский с недоверием отнесся к его рассказам и, видя такое настроение, Ничипорович стал просить принять в отряд хотя бы его лично. 24 декабря 1941 года он прибыл в лагерь Покровского, из обещанного вооружения, конечно, ничего не было доставлено, да и сам Ничипорович, по утверждению Покровского, явился в отряд даже без личного оружия. Тем не менее, тот предложил ему должность начальника штаба (вместо погибшего Денисевича) и Ничипорович принял это назначение.
   В конце декабря Бывалый сумел переправить к Покровскому 18 человек из числа находившихся в Минске членов их с Ничипоровичем групп. Через подпольщицу Ядвигу Глушковскую, работавшую на радиозаводе переводчицей, в городской управе удалось выписать разрешение на выезд из города (якобы в лес за дровами) и путевку на автомашину (Глушковская почувствовала слежку и тоже ушла в отряд). Отъехав по шоссе Минск - Слуцк километров 30, машину бросили и ушли к Покровскому.
   Произошло это в самом конце месяца, а уже 1 января 1942 на общем партийном собрании, проведенного у ночного костра, было принято решение объединить дислоцировавшиеся рядом отряды Покровского и Сергеева, а также группы Ничипоровича - Бывалого в один отряд. По предложению Покровского Ничипорович был избран командиром отряда, Покровский - комиссаром, Сергеев - начальником штаба (другие источники говорят, что Сергееву досталась должность начальника 3-го отдела, ведущего работу НКВД, а начальником штаба был назначен кто-то из военных, пришедших с Ничипоровичем). Борис Бывалый занял должность секретаря партбюро.
   По словам Бывалого, "... название отряду дали не сразу, на первом собрании этот вопрос даже не стоял. А потом уже Ничипорович предложил руководству назвать его 208-м Красным партизанским отрядом. [Чуть позже] прибавилось имя вождя, имя Сталина. Почему 208? Потому, что он хотел как-то сохранить хотя бы название своей мотострелковой дивизии. Он командовал 208 мотострелковой дивизией. Так как разницы не было как его называть, 208 или 802, так и было принято, так и обнародовано в приказах".
   Чуть позже из Минска в отряд прибыли еще два героя нашего повествования - майор Рябышев и младший лейтенант Кабушкин. История их появления в городе в общих чертах повторяет эпопею Ничипоровича и Бывалого.
   3-й Кубано-казачий полк 6-й кавалерийской дивизии, начальником штаба которого служил майор Иван Захарович Рябышев, был разгромлен рано утром 28 июня все там же под Волковысском. С небольшой группой бойцов Рябышев пошел на восток, пытаясь догнать фронт. Сделать это удалось только в августе месяце уже под Смоленском, но две попытки перейти линию фронта оказались неудачными. В сентябре Рябышев, потеряв всех своих товарищей, ушел назад к Минску, где проживали родители его супруги. В город он прибыл уже в октябре месяце. От знакомых он узнал, что его жена, Рябышева Любовь Александровна, с трехлетним сыном пешком пришла в Минск из Ломжи, где стоял до начала войны полк Рябышева. Через Минских подпольщиков (через ВСПД) Рябышев получил поддельный паспорт на имя Гармазинского Сергея Георгиевича, в паспорте был указан непризывной возраст. Это дало ему возможность стать на учет на бирже труда и прописаться в бараках по Студенческой улице.
   Через биржу он получил работу подсобного рабочего в ремонтно-строительной конторе жилищного отдела Минской городской управы, работал на строительстве гаража у здания Гебитскомиссариата (университетский городок). Позднее ему удалось познакомиться с уполномоченным Минского подпольного горкома партии старшим лейтенантом Анатолием Соколовым, впоследствии командиром отряда "Мститель" в бригаде Воронянского. В ноябре 1942 года минские подпольщики связали его с отрядом Покровского, однако ни к Дяде Васе, ни в 208-й отряд в декабре уйти он не смог: Воронянский своих людей выведет из города лишь в феврале 1942 года, а посланный для связи в Минск от Покровского начальник штаба его отряда, как мы уже говорили выше, попал в засаду и был убит полицейским.
   Еще во время своего пребывания в Минске, ранней осенью 1941 года Борис Бывалый познакомился с одним подпольщиком из числа скрывавшихся в городе военных - "неким Жаном". Как потом выяснилось, этим именем представлялся младший лейтенант Иван Кабушкин. Кабушкин к моменту призыва в РККА был шофером, в армии служил в танковых войсках, воевал на финской (согласно Павлову - воентехником разведдивизиона 86 дивизии). Главное Управление Кадров МО СССР в январе 1960 года на запрос Партархива при ЦК КПБ сообщало, что накануне войны младший лейтенант Кабушкин служил в должности помощника начальника 31 полевого автохлебозавода 86 стрелковой дивизии, об этом же, ссылаясь на личные беседы с ним, говорит и майор Рябышев.
   Кабушкин, вероятно, чуть раньше осел в городе, по крайней мере Бывалый говорит, что к моменту их знакомства Жан уже стоял во главе небольшой группы из числа военнослужащих и имел связи с городскими подпольщиками. Группа Кабушкина специализировалась на проведении мелких диверсий в городе. Кроме того, за городом, на дорогах Минск - Логойск и Минск - Столбцы она устроила несколько засад на немецкие автомашины. Нанесенный врагу урон не был значительным (Кабушкин говорит о 7 сожженных автомобилях и уничтожении 9 человек командного состава и 7 рядовых), однако такая активность сделала Жана довольно популярной фигурой в среде Минских подпольщиков.
   Вероятно, в это же время Иван Кабушкин знакомится и с Роговым. В адресованной Минскому обкому и ЦК КП(б)Б объяснительной записке, составленной 13 декабря 1942 года, Жан пишет, что по поручениям Рогова он занимался диверсиями в городе и уничтожал вражескую агентуру. В частности, он упоминает о восьми уничтоженных по заданию Рогова агентах, не считая пяти девушек, ушедших на службу к немцам - вполне понятно, кого он при этом подразумевал. К этому времени у Жана в Минске имелась большая сеть конспиративных квартир и надежных людей, помогавших ему медикаментами, оружием, одеждой. Наряду с этим Кабушкин пытался установить связь с окрестными партизанскими отрядами, для поиска которых он время от времени высылал в разных направлениях от Минска людей из своей группы - в общей сложности было послано 11 человек. Именно Жан отрекомендовал Бывалого Исаю Казинцу, Константину Григорьеву и Георгию Семенову, которые вокруг треста "Главнефть" создали одну из первых подпольных организаций в Минске и, вероятно, руководству Военного Совета - но об этом Бывалый по понятным причинам умалчивает.
   Выше мы упоминали, что накануне Нового года Бывалый побывал в Минске - он организовывал отправление группы военнослужащих и узников гетто в отряд к Покровскому. Однако, ни Рябышев, ни Кабушкин в эту группу не были включены. Лишь 19 января 1942 гола Борис Бывалый вывел майора Рябышева из города вместе с очередной группой подпольщиков.
   Как оказалось, в 1925 году Рябышев служил в одной части с Ничипоровичем - взводными командирами в расквартированной в Минске дивизии. В отряде Ничипоровича - Покровского, однако, Иван Рябышев не сразу получил оружие и должность. До конца января он выполнил несколько спецзаданий в Минске. Спустя несколько часов после своего прибытия, он получил приказ от Ничипоровича переправить в Минск (на лечение к минским врачам) раненого в этот же день лейтенанта Грачева. Рябышев ночью привез его в город и поселил в доме двоюродного брата своей жены, а через несколько дней его родственники прописали Грачева под чужой фамилией (на случай проверки документов) в своем доме. После выполнения этого не простого задания Рябышев был назначен помощником начальника штаба отряда по разведке. Уже в этой должности он еще несколько раз посетил Минск: доставлял в город продукты для проживавших там семей партизан, а также переправил в отряд рацию и питание к ней.
   В феврале месяце к отряду присоединился и Иван Кабушкин. Обострение обстановки вокруг его конспиративной квартиры - проведенный в его отсутствие обыск и последовавшее вскоре после этого покушение (на улице в Кабушкина стрелял неизвестный) - вынудило Жана отпроситься у комитета и уехать в этот отряд. Как сообщает Я. С. Павлов, ссылаясь на протокол допроса Ничипоровича органами СМЕРШ в середине 1943 года, произошло это случайно - Кабушкин "пристал" к возвращавшейся с задания разведке 208 отряда и прибыл с нею в лагерь. Проверяли Кабушкина через его сослуживца по 86 дивизии - бывшего комиссара одного из полков, который лично младшего лейтенанта не вспомнил, но подтвердил достоверность его ответов на вопросы относительно довоенного положения дел в этой дивизии.
   Первоначально Кабушкин был зачислен рядовым в первую роту, а позже переведен в разведвзвод, сначала тоже рядовым бойцом, но уже к концу февраля он занял должность заместителя начальника разведки - у майора Рябышева. По свидетельству последнего Кабушкин вел в отряде агентурную разведку, в основном, по городу Минску. Войсковая разведка и охрана лагеря оставались за Рябышевым. Навестив однажды по просьбе Рябышева в Минске его жену, Кабушкин затем часто использовал дом ее родителей в качестве пристанища в городе - из предосторожности, правда. спать ложился во дворе, где тесть Рябышева Ломако Александр Михайлович стелил ему на верстаке.
   Боевая мощь объединенного отряда в значительной степени возросла. Согласно донесению, отправленному Покровским в августе 1942 года за линию фронта в ЦК КП(б)Б, к началу 1942 года численность его отряда достигала 80 человек при 4 станковых и 8 ручных пулеметах. Соседствующий с ним отряд Сергеева насчитывал в своем составе 69 бойцов и имел на вооружении 2 "максима", 1 станковый пулемет ДС и 18 ручных пулеметов. Объединенный 208-й отряд имени Сталина к концу зимы насчитывал в своем составе уже более 500 человек.
   Имеющиеся в Журнале боевых действий записи позволяют сделать вывод о значительном росте активности объединенного отряда. В январе - марте 1942 года отряд разгромил немецкую комендатуру в местечке Нитва Руденского района, вел наступательный бой на деревню Развал Кличевского района. 5 - 7 марта в лесах возле деревни Клинок отряд вел бой в окружении с превосходящими силами противника и сумел вырваться из кольца без серьезных для себя последствий. В это же время проводится ряд не таких масштабных, но весьма дерзких операций. Боевая группа отряда, переодевшись в форму немецких солдат, осуществила, по меньшей мере, два налета на полицейские гарнизоны - 19 февраля в Пуховичах и 29 марта в местечке Гродзянка Осиповичского района. Краткое описание последней операции приводит в "Белорусской военной газете" от 19.08.2015 г. Николай Смирнов:
   "Утром 29 марта на четырех санях в Гродзянку въехало 14 партизан, экипированных в форму полицейских. Возглавлял их майор И. З. Рябышев в мундире германского офицера. Его сопровождала партизанка Ядвига Глушковская, выступавшая в роли переводчицы. На полном серьезе, приняв гостей за высокое немецкое начальство, начальник полиции и староста всячески старались их ублажить, одновременно докладывая о своих мнимых и действительных кровавых заслугах в борьбе с партизанами...". В результате этой операции полиция Гродзянки была "разоружена, арестована и расстреляна".
   Глава 7. Николай Дербан
   История отряда Николая Дербана своим началом также уходит к первой военной осени. В сентябре 1941 года несколько командиров Красной Армии, осевших в качестве приписников в деревнях на границе Березинского и Борисовского районов, созвали нелегальное собрание окруженцев из близлежащих населенных пунктов. Собрание было проведено в школе деревни Новая Князевка Березинского района. Об инициаторах этого начинания мы знаем немного, повествующий о нем архивный документ не сохранил даже имен этих людей - известно лишь, что это были капитан и старший лейтенант. Оба они спустя некоторое время были арестованы по доносу местного председателя колхоза и расстреляны. Тем не менее, достигнутые на собрании договоренности сыграли свою роль - работу по организации пассивных приписников образца осени 1941 года в партизанские группы продолжил Дербан Николай Леонтьевич, уроженец деревни Локоть Борисовского района. Накануне войны он служил инструктором по партучету Белостокского укрепрайона, имел звание техника - интенданта 1-го ранга, что соответствовало армейскому званию старшего лейтенанта. Из Белостокского котла Дербан сумел добраться до родной деревни, где и провел зиму.
   Ему, вероятно, удалось сагитировать нескольких бойцов-окруженцев, из числа которых к весне 1942 года сложилось несколько готовых к выходу в лес групп. В это же время Дербан связался с начальником полиции местечка Березино бывшим политруком (по другим данным - старшиной-артиллеристом) Леонидом Шунейко и бургомистром Мощаницкой волости Евгением Ермолкевичем, которые готовили в Березинском районе вооруженное восстание против немцев. К сожалению, нам не много известно об участниках этого заговора. Судя по всему, они имели лишь косвенное отношение к коммунистическому подполью. Некоторые белорусские исследователи склоняются к той точке зрения, что Шунейко и Ермолкевич были представителями редкого для Восточной Беларуси некоммунистического (даже националистического) патриотического движения. Вследствие этого их группа длительное время не признавалась в качестве подпольной антифашистской организации. Лишь в 1964 году, после обращения бывших партизан Березинского района к первому секретарю ЦК КП(б)Б К. Т. Мазурову с письмом, в котором довольно подробно рассказывалось о деятельности этой группы, заговорили о восстановлении доброго имени ее участников.
   Сделать это было не просто, так как все руководители Березинского подполья занимали довольно значительные должности в коллаборационистских структурах районной власти:
   Шунейко Леонид Бернардович - начальник районной полиции Березино; Гансовская Елизавета Ефимовна - переводчица в немецкой комендатуре; Ермалкевич Евгений - староста Мощанской волости Березинского района; Глинский Федор Федорович - редактор Березинской районной газеты; Пекарь Альберт Герасимович - помощник начальника Мощанской волости. Большинство рядовых его участников служили в местной полиции.
   На своих должностях они оказались в силу различных обстоятельств и по собственной инициативе. Вот что пишет о мотивации самого Шунейко исследовавший тему еще в советские времена Василий Зеленский: "По званию ... старшина. Артиллерист. Служил под Львовом, попал в плен, бежал, добрался до Минска, до войны там жила сестра, но дом оказался пустой. Документов нет, просидел неделю как мышь под веником. Нашлись добрые люди, посоветовали обратиться в Гебитскомиссариат... Там сказали идти в полицию. [Он] и пошел - выбирать не приходилось".
   Пользуясь своим служебным положением, с конца 1941 до весны 1942 года Шунейко и, его товарищи оказывали помощь попадавшим под немецкие репрессии жителям Березино и окрестных деревень, включая и коммунистов, с которыми, в силу сказанного, имели мало общего. В частности, подписавшие письмо Мазурову партизаны сообщают о том, что в 1941 году группа спасла многих советских бойцов, бежавших из плена, пробиравшихся на восток окруженцев, местных коммунистов.
   Шунейко лично освободил более 10 приписников, арестованных командиром отряда Мощанской полиции за связь с партизанами и под охраной отправленных в Березинскую комендатуру - ему удалось перехватить конвой и отменить отданный приказ. Чуть позже он освободил из-под ареста довоенного третьего секретаря Березинского РК Шумского Н. Д.
   Елизавета Гансовская, ведая выдачей пропусков, снабжала документами людей, чье пребывание в районе было незаконным с точки зрения оккупационных властей, спасая тем самым их от преследования (в том числе обеспечила пропуском в Гомель выполнявших задание ЦК КП(б)Б коммунистов Корика и Сарвиро, а также выдала пропуск Галине Финской (Быковой), которая в 1943 году будет участвовать в покушении на Вильгельма Кубе).
   Весной 1942 года Шунейко принял решение о переходе к открытой борьбе с оккупантами. С этой целью подпольщики приступили к подготовке в Березино вооруженного восстания. Их план состоял в том, чтобы привлечь на свою сторону отряды полиции из волостей. Предварительно Шунейко максимальным образом укомплектовал их своими людьми. Предполагалось, что накануне выступления он вызовет полицейские отряды из верных ему гарнизонов якобы для общей акции против партизан и ударит по комендатуре, жандармерии, овладеет оружием на складах и уйдет в лес.
   Одна из проблем заключалась в том, что Березино стоит на правом, бедном лесами берегу Березины. Для успешного завершения операции следовало вывести людей на левобережье Березины - оттуда открывались пути к удобным для базирования лесам так называемого "малого полесья". Для обеспечения переправы Шунейко через бургомистра Мощаницкой волости Евгения Ермалкевича и связался с Николаем Дербаном, который как раз в этих краях создавал свой отряд. Подпольщики, вероятно, предложили ему поддержать выступление (речь шла об организации переправы через реку), но Дербан отказался от участия в восстании, посчитав его преждевременным, а свой отряд еще не готовым к серьезным боевым действиям.
   Позже Шунейко встретился Василием Бережным, который, как и Дербан, пытался сформировать в Березинском районе отряд из числа окруженцев. (Летом 1942 года это ему удастся и в июле месяце на основе его группы будет создан партизанский отряд "Месть". В мае 1943 года Василий Бережной погибнет в бою).
   А пока, в отличие от Дербана, Бережной одобрил предложение Березинских подпольщиков, и даже высказался за прямое участие своей группы в восстании, но Шунейко отсоветовал - он рассчитывал справиться силами подчиненной ему полиции из районного центра и из Мощаницы, Погоста и некоторых других волостей - с их командирами он имел соответствующие договорённости. Шунейко лишь просил Бережного помочь восставшим форсировать Березину у д. Жуковец, и тот твердо обещал переправить их на другой берег.
   Выступление было назначено на 19 апреля, подпольщики заранее отпечатали в типографии районной газеты (Федор Глинский) пятитысячный тираж листовки, рассказывающей о репрессиях оккупационных властей по отношению к гражданскому населению и призывающей народ к сопротивлению.
   Восстание в Березино, однако, не состоялось: один из участников заговора предал своих товарищей и в конце марта 1942 года подполье было разгромлено. В Березино арестовали его руководство и выявленных участников из числа местной полиции, в волости также были отправлены отряды гитлеровцев для ареста тамошних полицейских; в том числе на пути из Мощаниц в Березино был арестован и Евгений Ермалкевич. После непродолжительного следствия организаторы подполья (Леонид Шунейко, Елизавета Гансовская, Федор Глинский, Евгений Ермалкевич и жена Шунейко Зинаида Майорова) 23 апреля были публично повешены в Березино, остальные участники (в основном давшие согласие на участие в восстании полицейские - всего от 60 до 70 человек) были расстреляны несколькими днями позже. Среди расстрелянных были и, в общем-то, непричастные к подполью жены Ермалкевича и Глинского.
   Николай Дербан не пострадал в ходе расправы с заговорщиками - во избежание провала он покинул деревню Локоть (вблизи Мощаниц), в которой открыто проживал до этих событий, и ушел в лес.
   В это время возле деревни Демешовка Борисовского района скрывалась небольшая группа (9 человек) евреев из Борисова. Ее возглавлял уроженец города, бывший инструктор райкома партии в Вилейской области Пруссак Михаил Пейсахович. К ним и ушел Дербан. Остальные члены его группы, в меньшей степени связанные с событиями в Березино, несмотря на то, что были уже готовы к выходу, решили ждать, когда растает снег.
   Возвращаясь к вопросу привлечения к партизанской борьбе зимовавших в немецком тылу красноармейцев, отметим следующее. К весне 1942 года немецкие власти изменили отношение к военнопленным, в достаточно большом количестве почти свободно проживавших до сих пор в деревнях. Речь идет о части военнопленных (в основном раненых и больных), отпущенных прошлой осенью из лагерей на излечение. По два-три человека они расселились по деревням под присмотром местных властей. По выздоровлении их труд использовался в колхозах, а иногда и в частных хозяйствах местного населения. К зиме "вольноотпущенники" прижились на территории района (как и окруженцы-приписники) и вполне слились с местным населением: вместе с молодежью посещали вечеринки, женились на местных девушках. Судя по всему, вначале лишь незначительная часть этого контингента бывших красноармейцев откликнулась на агитацию Дербана и его предшественников и дала согласие на участие в их партизанской группе.
   Однако в начале апреля ситуация изменилась. Началось поголовное преследование проживавших на таких льготных условиях военнопленных, полиция ловила их и направляла в Борисов для дальнейшей пересылки лагеря. Эта акция не была инициативой местных (Борисовской или Березинской) комендатур, она проводилась на всей оккупированной территории Белоруссии в соответствии с принятым в марте месяце решением командования Вермахта о возврате приписанных к колхозам военнопленных обратно в лагеря. Известный белорусский коллаборационист Евгений Колубович, вероятно, справедливо называл такую политику немецких властей едва ли не главной причиной, побудившей тысячи бывших окруженцев и военнопленных примкнуть к набиравшему силу партизанскому движению.
   Это подвигло и остававшихся до сих пор в деревнях участников инициативных групп, организованных Дербаном в течение зимних месяцев, примкнуть к своему лидеру. 5 апреля 1942 года в лагерь Михаила Пруссака (лесной массив урочища Галайщина в четырех километрах на север от деревни Локоть) пришли первые несколько человек военнопленных и окруженцев. Вместе с группой Пруссака, таким образом, в этот день здесь собралось 25 человек. Считается, что это событие послужило началом истории партизанского отряда "Большевик". Весь месяц к Дербану прибывали люди и к маю месяцу отряд насчитывал уже 60 бойцов. В основном это были бывшие военнослужащие: группа Руденко из деревень Черневка и Оздятичи (9 человек), группа младшего лейтенанта Алексеева из д. Малая Ухолода, другие группы военных и одиночки, в том числе, представители местного актива. Первое время отряд не имел наименования и назывался просто "зеленовцы", "зеленовцы" Дербана.
   Отряд базировался в Березинском районе, но к лету 1942 года сфера его деятельности постепенно смещается севернее. До августа месяца отряд действовал на территории Борисовского и Крупского районов - не пересекая железнодорожной и автомобильной магистралей Москва - Минск. Как и у большинства недавно сформированных отрядов, впрочем, на первых порах операции были обращены в основном против местных коллаборационистов, что выражалось в разгроме волостных управ и экономических диверсиях, направленных в первую очередь на обеспечение отряда провизией. Так, 7, 12 и 13 июня 1942 года были разгромлены соответственно Метчанская, Орешковичская и Оздятичская волостные управы Борисовского района, а 21 числа был произведен налет на полицию, сопровождавшую мобилизованных немцами лошадей из д. Тальянка (сейчас Унтальянка), Дроздино, Леоново и Метча (лошади были отняты и розданы гражданам). Из действительно боевых операций этого периода Журнал боевых действий отряда упоминает о нападении на опорный пункт службы порядка (полицейских гарнизон) в д. Велятичи, осуществленный 17 июня 1942 года. Согласно документу, в этот день отряд вел 9-часовой бой с окруженными в здании Велятичской школы полицейскими, которых насчитывалось 80 человек, 12 из них было убито и более 30 человек ранено. Собственных потерь отряд не имел - в операции был легко ранен всего лишь один боец.
   Даже с учетом явно завышенного количества противостоящих партизанам полицейских сил (на начало апреля Велятичский гарнизон насчитывал 37 человек полицейских), этот бой был одним из первых в районе, направленных на разгром полицейского гарнизона.
   С появлением в северных районах Борисовской зоны группы Градова ("Местные", Ваупшасов) из 4-го управления НКВД, в отряд к Дербану пришел его представитель лейтенант госбезопасности Мельников. Он созвал представителей всех отрядов, действовавших в это время южнее железнодорожной и шоссейной магистралей, и "дал всем названия" (так упрощенно партизаны Дербана понимали регистрацию отрядов в Москве, постановку их на учет). Отряд Дербана получил название "Большевик". К этому времени он насчитывал в своем составе 297 человек и представлял собой довольно боеспособную единицу. Тогда же, точно таким образом, появились отряды "Разгром" Ивана Сацункевича и "Белорусь" Николая Покровского.
   Глава 8. Бригада "Старик".
   После объединения отрядов Покровского и капитана Сергеева ("Лихого") под началом Ничипоровича в образовавшемся формировании произошли весьма значительные количественные и качественные изменения, породившие конфликт в его руководстве. Став во главе объединенного отряда, полковник Ничипорович начал создавать его по образцу и подобию воинской части, подчиняя при этом действовавшие по соседству группы и отряды в качестве взводов и рот, сведенных позднее в батальоны (в 1943 году отряд и будет реорганизован в партизанский полк четырехбатальонного состава).
   Как сообщал в своем отчете уполномоченный ЦК КП(б)Б Кардович, к осени 1942 года в "хозяйстве" Ничипоровича и вовсе сложилась практика разделения отрядов на "военные" и "гражданские". Военные отряды преимущественно состояли из военнообязанных, во главе их ставились военные командиры, им отдавалось предпочтение при распределении дефицитных вооружения и боеприпасов. Гражданские отряды формировались в основном из гражданского населения, снабжались они по остаточному принципу.
   М. Сарычев, еще один уполномоченный ЦК, в июле 1042 года вылетавший в отряд Ничипоровича для вручения наград, также обращал внимание Пономаренко на отсутствие в нем всякой работы по организации партизанских отрядов из числа местного населения. В своем отчете он обращает внимание на тот факт, что "военные" партизанские отряды имеют дело с населением только тогда, когда им требуются продукты. В качестве примера Сарычев упоминает, как во время тяжелых боев, которые Ничипорович вел в условиях вражеской блокады, тот категорически отказал местному населению в просьбе дать им оружие и командиров и запретил пускать гражданских в отряд.
   При назначении командиров рот или даже взводов полковник Ничипорович все чаще начинал отдавать предпочтение кадровым военным. Местные партизаны, стоявшие у истоков создания отряда, не вполне вписывались в создаваемую им структуру, их все чаще стали обходить при назначении на должности. Естественно, это не могло не привести к кризису во взаимоотношениях полковника Ничипоровича с Покровским и той частью бойцов отряда, которая еще в середине осени 1941 года вышла с ним в леса.
   Сам Покровский, имел воинское звание старшего политрука, Сергеев - младшего лейтенанта госбезопасности, что соответствовало армейскому званию капитана. Как бывшие организаторы отрядов, ставших ядром 208-го партизанского отряда имени Сталина, они заняли в нем высокие должности (комиссара и начальника Особого отдела, соответственно). А у Ничипоровича рядовыми бойцами служили батальонные комиссары (например, Бывалый) и капитаны с майорами (майор Рябышев; правда, в феврале он возглавит разведку.)
   Вскоре бывший командир отряда Сергеев ("Лихой") посчитал себя фактически отстраненным от участия в руководстве отрядом. К весне ситуация настолько обострилась, что 1 марта во главе группы автоматчиков из 8 человек он покинул отряд и двинулся к линии фронта, имея целью ее перейти - формально для установления связи с фронтовыми частями. (Дальнейшая судьба Сергеева и его группы оставалась неизвестной - по всей вероятности, эта группа полностью погибла, так как впоследствии сведений о ее существовании в отряд Ничипоровича не поступало. Кроме того, не поступало сведений и из-за линии фронта даже после того, как в мае 1942 года была налажена устойчивая двухсторонняя связь с "Большой землей").
   После этого у командира испортились отношения и с комиссаром отряда Покровским. В качестве основной причины произошедшего полковник Ничипорович называл полное моральное разложение Покровского. Прибывшему в июле 1942 года к нему в отряд для вручения наград уполномоченному ЦК КП(б)Б Сарычеву он сообщил о ежедневных пьянках, устраиваемых комиссаром с группой близких ему командиров, о сожительстве с женщинами, которых тот менял едва ли не каждый месяц. По словам Ничипоровича, Покровского даже хотели судить в отряде, но тот взял часть людей, и ушел с ними обратно в Руденский район.
   Понятно, что Николай Покровский причину произошедшего выносит за рамки морально-бытовых отношений с сослуживцами и женщинами. Еще в августе 1941 года он получил достоверные сведения о гибели семьи - во время эвакуации под Бобруйском при бомбежке моста. В марте 1942 г. он официально сошелся с девушкой из своего отряда, что в сложившихся условиях вряд ли можно было считать слишком большим прегрешением
   Причину конфликта Покровский видит в чрезмерной амбициозности полковника. "Борьба в тылу - бесперспективна, если бы я был в армии, я был бы уже генерал-лейтенантом", - так говорил Ничипорович командиру одного из соседствующих с ним партизанских отрядов. Как писал Покровский Пантелеймону Пономаренко, Ничипорович рвался за линию фронта, а он (Покровский) этот порыв сдерживал.
   Исследовавший вопрос Яков Павлов в упомянутой выше статье цитирует слова Покровского, сказанные им в Москве на следствии (по делу Ничипоровича): "Ничипорович - неплохой командир, волевой, решительный. Но, наряду с этим, он является большим властолюбцем, стремившемся только к чинам и заслугам ... Ничипорович ... полностью игнорировал меня как командира, группируя вокруг себя бывших военнослужащих и, в конце концов, поставил вопрос на общем собрании партизан - или он в отряде главный, или я".
   Ничипорович был жестким человеком. Близко знакомый с ним Борис Бывалый характеризует его как волевого, решительного командира, безусловного патриота и, вместе с тем, указывает на чрезмерную жестокость полковника по отношению к подчиненным - за незначительную провинность "... он был готов его буквально смять и выбросить ... такой характер был ..., несколько с налетом самодурства ... Если человек ему не нравился, то можно быть спокойным, Ничипорович найдет время и место для того, чтобы от него избавиться. Так ему многие товарищи не понравились, и он нашел возможность заменить этих людей, отделаться от этих людей".
   Эти черты характера полковника Ничипоровича вполне подтверждаются фактами. Покровский утверждает, что "... в марте 1942 г. он хотел бросить под деревней Маковьем 66 человек, в числе их женщины, евреи, обмороженные и тяжело раненые. Я категорически возражал и, пользуясь правами комиссара, запретил это делать. После этого случая началось полное игнорирование меня как комиссара отряда".
   К середине весны кризис в значительной степени обострился. В апреле 1942 года в действовавший под общим руководством Ничипоровича отряд Ливинцева рядовым бойцом был принят бригадный комиссар (генерал-майор) Яковлев. Ничипорович немедленно забрал его к себе. Учитывая, что должность комиссара отряда все еще оставалась за Покровским, разрыв стал неизбежным.
   "В связи с тем, что за последнее время в 208 красном партизанском отряде создалась обстановка, при которой командир отряда полковник Ничипорович и остальная группа командного состава систематически принижала роль комиссара отряда и лучшей части партполитработников, игнорировали и в отдельных случаях притесняли старых партизан бывших отрядов тт. Покровского и Сергеева, которые явились основным ядром отряда, работать и вести борьбу в таких условиях стало невозможно.
   Основываясь на принципе абсолютной добровольности группы партизан, пожелавшей следовать за мной, я решил выйти из 208-го партизанского отряда и продолжать борьбу с ненавистными немецко-фашистскими захватчиками в составе отдельного отряда" - так сформулировал причину разрыва Николай Покровский в Приказе N 1 "О выходе из 208-го партизанского отряда". Разделение отрядов состоялось 23 апреля 1942 года. Его постарались провести при максимальном соблюдении приличий. В этот день 208-й отряд был выстроен поротно на поляне в лесу неподалеку от деревни Дуброва. Ничипорович и Покровский сделали обход рот, довели до сведения бойцов, что между командиром и комиссаром возникли расхождения по целому ряду вопросов, поэтому они решили разделиться. Желающим присоединиться к Покровскому полковник Ничипорович предложил выйти из строя. По этой команде вышло 60 человек, которых Покровский увел за 3 километра от лагеря 208-го отряда, где и организовал свою временную базу.
   Новый отряд получил название 85-го красного партизанского отряда имени И. В. Сталина. Комиссаром отряда, кстати, был избран ушедший вместе с Покровским батальонный комиссар Борис Бывалый. Причина, по которой Бывалый сделал выбор не в пользу Ничипоровича, возможно, заключается в том, что после ухода Покровского он вряд ли бы занял комиссарскую должность в 208-м отряде - она естественным образом доставалась старшему по званию бригадному комиссару (генерал-майору) Яковлеву. Чуть позже, 26 апреля, к отряду Покровского присоединился и майор Рябышев, у которого, по сообщениям некоторых источников, также испортились отношения с Ничипоровичем. Иван Титков, командир бригады имени Железняка, в своем сообщении на имя начальника штаба партизанского движения Западного фронта даже утверждал, что майор Рябышев был приговорен Ничипоровичем к расстрелу - якобы за проявленную в бою трусость, повлекшую за собой гибель двух подчиненных ему разведчиков. Касаясь этого эпизода, Яков Павлов приводит выдержку из заявления Ничипоровича относительно поведения Рябышева в трехдневном (2 - 5 марта 1942 г.) Клинокском бою: имея надежную информацию о количестве полицейских в одной из деревень, тот не атаковал их, а предпочел перепроверить разведданные и отправил для этого в расположение противника двоих партизан. В результате разведчики погибли, и, хотя противник был из деревни выбит, Рябышева обвинили в нерешительности. Ничипорович отдал Рябышева под суд командирской чести, но о расстреле речи не велось: было принято решение перевести бывшего командира разведки в один из находившихся в оперативном подчинении Ничипоровича отрядов. Рябышев не подчинился этому решению и самовольно ушел в отряд Покровского.
   Не имея достоверной информации из другого лагеря, нам трудно судить, что же на самом деле явилось причиной разрыва. Уточнение полученных из третьих рук разведданных (на чем, по сути, и строились обвинения) в общем-то, является первейшей обязанностью начальника разведки. Учитывая его предыдущие заслуги (выполнение заданий в Минске, Гродзянская операция и др.) предъявление обвинений майору Рябышеву в трусости выглядят надуманными. Кроме того, в феврале месяце полковник Ничипорович представил Рябышева к награде - ордену Красной звезды, что несколько противоречит его позднейшим утверждениям. (Николай Покровский 5 мая возобновит ходатайство о награждении Рябышева и осенью 1942 года тот получит свой орден).
   В 85-м партизанском отряде Покровского Иван Захарович Рябышев получил должность начальника штаба.
   После разделения отряд Ничипоровича оставался сильнейшим партизанским соединением в регионе - он насчитывал свыше 400 человек личного состава, а к июлю месяцу его численность достигла 700 бойцов. Вскоре он отошел в Климовичские леса Могилевской области. 3 апреля 1942 года в деревне Усокино Ничипорович собрал совещание командного состава действующих здесь отрядов (128-й Свистунова, 277-й Кличесвский, 620-й Сырцова, 752-й Ливенцова и 760-й Колбнева), на котором было принято решение объединить их под оперативным руководством 208-го отряда - это означало, что его командование и штаб взяли на себя функции руководства партизанским соединением. Первоначально это решение было оформлено лишь приказом Ничипоровича, чуть позже, в июле месяце Военный Совет Западного фронта подтвердил его полномочия. И, наконец, 2 сентября 1942-го года Пантелеймон Пономаренко утвердил произошедшее и преобразовал созданную Ничипоровичем структуру в Кличевский оперативный центр.
   85-й отряд вскоре после своего выхода из подчинения Ничипоровича тоже покинул Руденские леса и вплоть до августа месяца 1942 года действовал на территории Березинского и Смолевичского районов. 15 июня отряд вошел в оперативное подчинение старшему лейтенанту ГБ Градову - командиру спецгруппы 4-го отдела НКВД "Местные" Станиславу Ваупшасову. В это же, вероятно, время Покровский познакомился с Николаем Дербаном. 17 июня Градов по своей рации поставил на учет в Москве оба эти отряда, при этом 85-й отряд был переименован в "Белорусь", а отряду Николая Дербана, как мы уже отмечали, дали название "Большевик".
   А вскоре после этого Покровский принял довольно неожиданное решение на вывод отряда за линию фронта и 3 августа выступил к Суражским воротам. В пути следования Покровский встретился с Николаем Дербаном, отряд которого в это время дислоцировался в районе озера Песочное (граница между Борисовским и Березинским районами).
   4 - 5 августа противник с трех направлений начал продвижение к местам его расположения: от Новоселок и Черневки - на Черневичи наступали 2 подразделения французов (286 охранная дивизия) численностью по 250 человек каждая, а со стороны местечка Березино в район озера Песочное двигался Погостский карательный отряд (до 1000 человек), который занял в скором времени деревню Величаны. В это же время со стороны деревни Клинника появились литовцы, которые заняли деревню Стриево.
   Не ввязываясь в бои, Дербан решил отступать дальше на юг - к д. Короб Червенского района. В этот момент на пути к линии фронта к Песочному и подошел отряд "Белорусь". Детально ознакомившись с обстановкой, Покровский предложил Дербану вместе выходить за линию фронта. Тот склонялся согласиться с Покровским, и готов был вывести отряд в советский тыл - отдохнуть, довооружиться и получить руководящие установки относительно дальнейшей деятельности, однако весь его штаб выступил против: комиссар Руденко, начальник штаба Дроздовский, секретарь партбюро Прусак. Судя по всему, сначала было принято компромиссное решение - отступить севернее железной дороги - в район Бабьего Леса (Смолевичский район), но уже вовремя этого перехода Дербан с Покровским и его комиссаром Бывалым приняли окончательное решение вести отряды за линию фронта.
   Это решение привело к расколу. Начальник штаба отряда Дроздовский, узнав о решении, стал категорически возражать, его поддерживала часть бойцов, главным образом, из числа местного населения. В ночь с 14 на 15 августа в момент перехода через железную дорогу Москва - Минск Дроздовский, находившийся во главе тылового охранения, "отстал" от общей колонны и с двумя взводами (66 человек) направился в деревню Стриево. К нему стали стекаться отдельные оторвавшиеся от отряда партизаны и вскоре под его началом собралось до 130 бойцов.
   Дербан посылал связных к Дроздовскому с приказом, чтобы он и вся отставшая группа двигался к месту дислокации основных сил, однако тот не подчинился. Позднее Дроздовский зарегистрировал у Сацункевича (член Минского Обкома КП(б)Б и комиссар отряда "Разгром") свою группу в качестве самостоятельного отряда и получил от него (судя по всему, задним числом) разрешение не идти на соединение с Дербаном. Сацункевич же дал отряду название "Победа".
   На пути в советский тыл в районе деревни Броды Борисовского района, отряды "Большевик" и "Белорусь" столкнулись с немецкой разведкой. Пытаясь обойти противника болотами, они стали забирать восточнее и в районе озера Палик натолкнулись на бригаду "Старика". Старик запретил Покровскому и Дербану выводить свои отряды за линию фронта. Он информировал их, что является уполномоченным ЦК для объединения отрядов и предложил им влиться в его бригаду. Покровский и Дербан дали на это свое согласие.
   Позднее партизанское руководство (в частности начальник Белорусского штаба партизанского движения Петр Калинин) будет обвинять Старика в том, что тот начал создавать партизанскую бригаду, не имея на то полномочий, насильно объединяя и подчиняя себе действующие отряды, а также группы, идущие мимо его бригады по приказанию ЦК и ЦШПД в другие районы.
   Действительно, Василию Семеновичу Пыжикову нельзя было отказать в некотором пренебрежении к формальностям. Он вполне мог козырнуть несуществующими полномочиями, якобы полученными им от ЦК и от самого Пономаренко или ссылаться в личных беседах на знакомство с Лениным. Вполне мог Пыжиков и насильно подчинить себе ту или иную партизанскую группу или даже отряд. Но, похоже, не в данном случае. Выход отрядов за линию фронта противоречил тактике и даже стратегии, проповедуемой самим партизанским руководством в Москве. Идущие за линию фронта отряды Минский обком к этому времени начал разворачивать, а успевших выйти в советский тыл - отправлять обратно. В таких условиях деятельность Старика, запретившего двум весьма сильным по тем временам отрядам выходить в советский тыл, носила вполне рациональный характер.
   Кроме того, само появление на Палике отрядов Дербана и особенно Покровского вызывает ряд вопросов.
   Как явствует из приказа Владимирова (Старика) о включении отрядов "Белорусь" и "Большевик" в состав бригады, отход этих отрядов из Рованичских лесов Червенского района произошел в момент их переподчинения от старшего лейтенанта госбезопасности Градова (Ваупшасова) командиру 208 Красного партизанского отряда имени тов. Сталина под командованием полковника Ничипоровича, что дает основания предположить - уж не от Ничипоровича ли уходил на север Покровский, а заодно с ним и Дербан? Если Старик в своем утверждении не ошибается, и решение о вхождении отряда Покровского в состав Климовичской группировки действительно существовало, то совершенно очевидным видится стремление Покровского подальше увести свой отряд и избежать тем самым вторичного подчинения полковнику Ничипоровичу. Зная подоплеку их апрельского конфликта и решительность, с которой Покровский его разрешил, трудно даже предположить, чтобы он согласился с таким положением дел. Как сообщал 23 октября 1942 года в БШПД представитель действовавшей в южной части Борисовского района бригады "Разгром" Радин (Орлов), в сентябре месяце Палик посетили связные полковника Ничипоровича, которые, разыскивали партизанский отряд. Вероятнее всего, речь шла об отряде "Белорусь", который Ничипорович и стремился вернуть в Кличевские леса. Впрочем, Старик не дал разрешения на вывод отряда, более того, он задержал в своей бригаде и самих связных Ничипоровича, предложив им должности в своей бригаде.
   Не вызывает сомнений также и тот факт, что Покровский ни при каких обстоятельствах не подчинился бы даже малейшему нажиму со стороны Пыжикова, попытайся тот учинить произвол в отношении его отряда. В конце концов, в момент своего появления на Палике Покровский стоял во главе куда более сильного партизанского образования, что на первый взгляд вполне давало ему формальное основание претендовать даже на ведущую роль в формируемой Стариком бригаде - даже без учета дружественного по отношению к Покровскому отряда Дербана. Этого, однако, не произошло. Нам ничего не известно ни о малейших попытках с его стороны оспорить лидерские позиции Старика. Отряды Покровского и Дербана вошли в состав бригады наравне с куда менее боеспособными отрядами "Старик" и Томашевича (отряд Москвина, по сути, так и не будет до конца сформирован и в полном составе вольется в отряд "Старика").
   Приказ о включении отрядов "Белорусь" и "Большевик" в состав бригады "Старик" не датирован, но, судя по всему, это произошло не ранее 25 августа 1942 года. Николай Покровский в Докладной записке Минскому обкому прямо утверждает, что его отряд (как и отряд Дербана, надо полагать) в этот день вошел в подчинение Старику. Возможно, это произошло даже несколько позже, поскольку 25 августа произошел встречный бой отряда с немецкой разведкой при форсировании Березины у деревни Броды, следствием чего стала лишь встреча со Стариком, но, скорее всего, еще не вхождение в состав его бригады.
   Сам Пыжиков говорит, что отряды "Белорусь" и "Большевик" присоединились к нему 27 августа. В этой связи еще большие сомнения вызывают как фигурирующая в Кратком справочнике по истории партизанских бригад Минской области дата 20 - е августа 1942 года, так и утверждение комиссара партизанского отряда "Большевик" Николая Руденко о том, что в состав бригады "Старик" их отряды вошли 23 или 24 августа 1942 года - то есть до столкновения с противником у деревни Броды, чего быть по логике разворачивавшихся событий просто не могло.
   Так или иначе, объединение состоялось и к концу августа месяца партизанская бригада "Старик" имела в своем составе 5 отрядов и представляла собой довольно серьезную для середины 1942 года силу.
   Штаб бригады разместился на хуторе Старина в шести километрах северо-западнее озера Палик. Здесь же были построены лагеря Покровского и Дербана, отряды "Старик" (его возглавил бывший комиссар Потапенко) и Москвина располагались чуть севернее - на хуторе Смолянка. Отряд Томашевича некоторое время оставался на западном берегу реки Березина, по соседству с бригадой Лопатина (Дяди Коли). Для ведения боевых действий и хозяйственных заготовок приказом по бригаде от 31 августа Старик разделил между отрядами территорию Борисовского, Крупского и Холопеничского районов0x08 graphic
0x08 graphic
.
   В дальнейшем структура бригады, названия входивших в ее состав отрядов и ее командный состав неоднократно менялись. Первые изменения произошли уже в августе и сентябре. Сначала Старик предложил Покровскому и Ивану Рябышеву должности комиссара и начальника штаба бригады соответственно. При этом, Николай Покровский назначался комиссаром бригады, сохраняя за собой и пост командира отряда "Белорусь". Впрочем, он так и не приступил толком к исполнению своих новых обязанностей. Как сообщал уже после войны бывший начальник Белорусского штаба партизанского движения Петр Калинин, Покровский "...оставил свой отряд у Пыжикова, а сам с небольшой группой вышел за линию фронта". Оформлен этот демарш был приказом по бригаде от 11 сентября 1942 года: Старик откомандировал его за линию фронта - для разрешения ряда вопросов, связанных с жизнью и боевыми действиями бригады. Исполнять обязанности командира отряда на время отсутствия Покровского был назначен Кремко. Еще несколько дней спустя Старик забрал из отряда "Белорусь" и Бориса Бывалого, назначив его на должность комиссара бригады. Как мы убедимся позже, и Бывалый и Рябышев на своих новых постах не только весьма удачно впишутся в создаваемые Стариком партизанские формирования, но и станут весьма активными сторонниками проводимой им политики.
   Чуть позже были переименованы два входивших в состав бригады отряда. 15 сентября 1942 года отряд Потапенко (бывший отряд "Старик") получил название "За Родину", а отряд Томашевича - "За Отечество".
   Глава 9. Конфликт Старика с Манковичем и Дьяковым.
   Покинувший Борисовскую зону отряд Романа Дьякова до места назначения так и не дошел. По словам Манковича еще у Западной Двины комиссар двигавшегося навстречу им в немецкий тыл отряда автоматчиков передал Дьякову распоряжение руководителя оперативной группы Минского обкома в Прифронтовой зоне Климова: в советский тыл не выходить, а возвращаться в Бегомльский район.
   Возвращение не было триумфальным. Уходя вслед за Кузиным в июле 1942 года за линию фронта, Дьяков с Манковичем оставили оборудованные базы на хуторе Смолянка (чуть севернее Старины). В конце августа, когда они вернулись назад, ситуация вокруг Палика кардинальным образом изменилась. Левобережье Березины на стыке Бегомльского, Борисовского и Холопеничского районов в основном контролировалась Стариком, бригада которого заняла базы в Старине и Смолянке, а сам Василий Пыжиков на глазах превращался в главное действующее лицо в регионе.
   Трения, возникшие между Стариком и Дьяковым с Манковичем в июле, еще больше обострились. Обнаружив свою базу занятой, Дьяков вынужден был перебазироваться на остров посреди Домжерицкого болота, в трех километрах от деревни Кветча. Пробраться на остров можно было только по деревянным кладкам, спрятанным под водой. Впрочем, дневки Дьяков с Манковичем старались проводить в Кветче. Где их и посетил новый начальник штаба Старика Иван Захарович Рябышев.
   30 августа 1942 г. Старик отправил его в Кветчу - чтобы установить, с какой целью прибыл отряд Романа в зону действия их бригады. Это посещение могло показаться Манковичу с Дьяковым несколько унизительным и завершилось скандалом. Как отметил в своем рапорте на имя Старика Рябышев, командование отряда и прибывшие с ним командир группы автоматчиков Мельников и комиссар Пантилеенко (те самые, которые повернули Дьякова от линии фронта), а так же корреспондент Московской газеты Щеглаков прямо на улице д. Кветча, "казуистическим тоном" начали обвинять Пыжикова и его штаб в присвоении полномочий, в самовольном, без Постановления ЦК КП(б)Б формировании бригады исключительно из идущих в тыл врага и насильно задерживаемых групп и отрядов. Далее последовали обвинения в "отсиживании" бригады Старика в безопасных лесах Палика и в мародерстве его партизан, отбиравших у крестьян последний скот и "шаривших" по сундукам у колхозников. Происходило все это в присутствии старосты деревни Кветча, что было недопустимо с точки зрения морального воздействия на население. Рябышев, по его словам, в вежливой форме просил их в присутствии хозяев дома и в присутствии старосты о таких вещах не говорить, а с возможными случаями мародерства партизан их бригады предложил разобраться особым порядком, для чего пригласил всех присутствующих командиров и комиссаров посетить базу бригады, но те отказались.
   Позже встреча Старика с командованием отряда Романа Дьякова, по всей видимости, все же состоялась. Об этом, в частности, пишет в своем донесении в ЦК КП(б)Б (читай Пономаренко) парторг отряда Романа Чернов. (По непонятной причине письмо подписано бывшим парторгом Чермюлевым, тогда как достоверно известно, что уже в июне месяце "парторгом был избран ... политрук Чернов").
   По его свидетельству, встретившись со Стариком, Роман Дьяков и Степан Манкович помимо распоряжения Климова, предъявили тому приказ N 20 от 20 августа 1942 года некоего подполковника Посвенчука, "командира партизанского отряда глубокого тыла", как тот сам себя именовал. Не вполне ясно, какое отношение имел подполковник Посвенчук к их отряду, однако он также предписывает Роману Дьякову вернуться в Бегомльский район и, одновременно, наделяет их с Манковичем чрезвычайно широкими полномочиями на закрепленной за ними территории.
   Посвенчук приказывает им к 1 сентября создать единый штаб Бегомльского партизанского отряда и объединить все партизанские отряды и группы в единую партизанскую бригаду.
   Все уже существующие партизанские отряды и группы, отказывающиеся от регистрации (вхождения в состав формируемой бригады), Посвенчук приказывает партизанскими не считать, разоружать, а личный состав и командование привлекать к ответственности.
   На основании этого приказа Манкович с Дьяковым потребовали от Старика отказаться от отрядов, которые ранее действовали в Бегомльском районе, и передать их в распоряжение формируемой ими бригады. Старик, естественно, отклонил это требование, так как не считал Посвенчука уполномоченным отдавать такого рода приказы и, в свою очередь, предложил Дьякову присоединиться к бригаде "Старик" и действовать совместно. Дьяков с Манковичем позицию Старика сочли вредной, и "...с этого времени вместо плодотворной работы против общего врага начались склоки и клеветническая брехня друг на друга. ... Вот уже месяц, как эти люди кричат друг на друга, пишут письма в ЦК и обком, посылают посыльных, а толку от этого ни на грош", - такими словами писал об этом конфликте парторг Чернов. Честно говоря, не совсем понятно, какие отряды требовали вернуть Манкович с Дьяковым, так как ни один из пяти отрядов бригады "Старика" не был сформирован и не действовал в их зоне - если только не считать того факта, что хутор Старина, на котором располагалась база бригады, территориально относился к Бегомльскому району. В таком случае Старик должен был отдать Дьякову всю свою бригаду, за исключением отряда Томашевича, дислоцировавшегося несколько западнее.
   Следует отметить, что в лесах Палика в середине 1942 года никто не знал подполковника Посвенчука. Позднее многие участники событий будут признавать этот приказ сомнительным и вредным, а партийные функционеры, накапливая компрометирующие материалы на Василия Семеновича Пыжикова, даже припишут ему авторство над этим провокационным документом(!), что и найдет свое отражение в соответствующей справке на Старика.
   Старик, естественно, не писал этого приказа, он точно подписан подполковником Посвенчуком. Более того, Старик прекрасно понимал, что этот приказ в руках Манковича и Дьякова был направлен в первую очередь против него. В Письме на имя Пономаренко он обращает внимание на тот факт, что Посвенчук, "...не имея ... никаких полномочий партии и правительства...", поручил Дьякову сформировать бригаду на территории Бегомльского района, что дало возможность "...последнему долгое время [терроризировать] партизанские отряды и их командование, желая подчинить их себе".
   Седения о происходящием, однако, в Московские штабы поступали из разных источников. Командир бригады имени Чапаева (Ушачский район) Владимир Мельников в своем донесении от 3 сентября сообщал, что Пыжиков "...самовольно назначил себя командиром бригады, требует подчинения всех отрядов". Из бригады "Разгром" в БШПД также поступает информация, основанная на достаточно вольной интерпретации известных нам фактов. "Командир бригады "Старик" до августа месяца командовал ... отрядом. В августе месяце его отряд был рассеян, в отряде осталось около 20 человек. ... Командир партизанского отряда Дьяков взял отряд "Старика" под свою опеку и вывел его из Борисовского района. После этого "Старик" объявил себя командиром бригады и начал насильно присоединять к себе все отряды, проходящие мимо: отряд "Большевик", отряды Томашевича и Потапенко".
   Как мы уже установили, на момент знакомства с Пыжиковым Дьяков готовился к выходу за линию фронта, что вряд ли позволяло ему взять отряд "Старика" под свою опеку. Что касается отряда Потапенко, то он, как мы понимаем, представлял собой не что иное, как отряд "Старика".
   Впрочем, на первых порах в конфликте с командованием отряда Романа Дьякова Старик владел, вероятно, даже некоторой инициативой. В начале сентября он посылает в Москву копию отчета Рябышева об инциденте в Кветче и рапорт на имя Пономаренко, в котором называет поведение Манковича и Дьякова игрой "в Наполеоны", а их июльский демарш с уходом за линию фронта - дезертирством.
   Спор за людей и за территорию, происходивший между Пыжиковым и Манковичем с Дьяковым в самом конце лета возник не на пустом месте. После разгрома в Пупеличских лесах Старик, возможно, и не прочь был бы присоединиться к Дьякову на приемлемых условиях - не засобирайся тот в тыл.
   Сейчас соотношение сил, да и в целом ситуация в Борисовской зоне коренным образом изменились. Похоже, у Старика к этому времени уже окончательно созрела идея собрать под своим началом вообще всех партизан Палика. С этой целью Василий Пыжиков, вероятно, и предпринял попытку привлечь Дьякова и Манковича к сотрудничеству на своих условиях, посещение их лагеря Рябышевым, скорее всего, говорит о попытке "прощупать" командование отряда Романа на предмет возможного его присоединения к формируемой Стариком структуре. Прозондировав почву и убедившись, что Дьяков с Манковичем заняты приблизительно тем же - собирают под своим началом партизан Бегомльского района - Пыжиков на некоторое время потерял интерес к отряду Романа Дьякова и начал привлекать на свою сторону других, более перспективных с его точки зрения партизанских командиров. Правда, в отличие от действовавших на основе сомнительного приказа N 20 подполковника Посвенчука Романа Дьякова и Степана Манковича, Старик не мог предъявить соответствующих полномочий ни от военных, ни от партийных властей на "собирание" партизанских сил. Он действовал на свой страх и риск - и, как это будет показано ниже, преуспел в этом.
   Глава 10. Межрайком
   Ежедневный партийный контроль над отрядами и бригадами на местах должны были осуществлять подпольные партийные органы - подпольные обком КП(б)Б и райкомы. Однако, базировавшемуся в Любанском районе Минскому подпольному Обкому КП(б)Б руководить партизанами северной части Минской области было затруднительно даже в силу географической отдаленности региона. Подпольные же райкомы в области в середине 1942 года еще только предстояло создать. В силу сказанного, охватить своим влиянием все партизанские формирования партийным властям было невозможно. В этих условиях ЦК КП(б)Б принял решение о создании на оккупированной территории подпольных межрайонных партийных комитетов - межрайкомов. Это были не предусмотренные уставом партии промежуточные (между обкомом и райкомами) партийные органы, которые должны были руководить деятельностью партизан и подпольщиков в нескольких расположенных рядом районах.
   11 августа 1942 года Минским (легальным) обкомом был создан Борисовский межрайонный партийный центр (одновременно со Слуцким и Минским межрайонными партийными комитетами; разница между центром и комитетами была незначительной, поэтому для простоты изложения мы позволим себе иногда называть партийный центр межрайкомом).
   Как сообщалось в докладной записке обкома в ЦК КП(б)Б, Борисовский межрайпартцентр должен был развернуть партийно-политическую работу по созданию прочного партийного подполья на территории Борисовского, Бегомльского, Холопеничского, Крупского, Смолевичского, Логойского и Плещеницкого районов.
   Кроме того, перед межрайкомом в качестве основной ставилась задача активизации боевой деятельности партизанских отрядов. Для этого предполагалось передислоцировать отряды ближе к железнодорожным и шоссейным магистралям, ведущим к фронту. Декларировалось также, что деятельность межрайпартцентра должна быть направлена на развитие партизанского движения в Борисовской зоне - вплоть до вооруженного восстания трудящихся зоны.
   0x08 graphic
Во главе межрайпартцентра был поставлен Павел Антонович Жукович, уроженец Борисова, карьера которого была типичной для руководителя среднего уровня тех лет: рабочий, затем мастер на Борисовском стеклозаводе; образование - рабфак и Высшая школа профсоюзного движения, что позволило продвинуться и по общественной линии, а с 1939 года он занял должность заведующего отделом Чашницкого райкома КП(б)Б, с 1940 -  3-й, затем 1-й секретарь Куренецкого райкома КП(б)Б Вилейской области. С началом войны находился на фронте, затем в распоряжении ЦК КП(б)Б.
   Членами Борисовского межрайпартцентра были утверждены Смирнов и Василий Пыжиков.
   С организацией подпольных партийных органов на вверенной ему территории и с управлением ими Межрайком вполне мог справиться. Сложнее было с руководством партизанским движением. Павел Антонович Жукович, как и всякий партийный работник того времени, имел соответствующее звание в системе политорганов РККА, а после введения единоначалия в Красной Армии ему даже будет присвоено воинское звание подполковника. Однако, не менее очевидным представляется и тот факт, что для непосредственного руководства боевой деятельностью партизанских отрядов межрайкому требовалась помощь профессиональных военных. Для этого при Борисовском межрайкоме был сформирован оперативный центр во главе с полковником Абрамовым.
   В состав оперативного центра было включено несколько командиров и политработников, прошедших курс двухмесячной подготовки организаторов партизанской войны в Барвихе. Первоначально ее готовили для заброски в Смоленскую область в расположение оказавшихся в окружении частей кавалерийского корпуса генерала Белова - с целью организации там партизанских формирований. Однако, к моменту завершения обучения ситуация на этом участке фронта изменилась и группу передали в распоряжение ЦК КП(б)Б.
   В ее состав входили:
   Полковник Абрамов - начальник Оперативного центра;
   Старший политрук Семенов - комиссар;
   Старший лейтенант Титков - начальник штаба;
   Старший лейтенант Тихонов - начальник разведки;
   Лейтенант Гоникман - начальник диверсионного отдела;
   Старший политрук Лихтер и старший лейтенант Пустовит придавались центру в качестве резерва на должности комиссара и командира партизанской бригады Борисовской зоны (которую предстояло создать).
   Перед отправкой в тыл работников межрайкома (и, судя по воспоминаниям Ивана Титкова, их группу) лично принимал Пономаренко. В качестве одной из важнейших была поставлена задача разобраться с положением дел в партизанском движении, взять партизанские отряды под свое руководство, закрепив каждый партизанский отряд за конкретным районом.
   Для защиты межрайкома и его Военно-оперативной группы на марше и непосредственно в районе базирования (на озере Палик) был создан партизанский отряд имени Кирова. Его сформировали из числа курсантов Особого белорусского сбора. Еще в апреле 1942 года по решению ЦК КП(б)Б были образованы специальные курсы по подготовке организаторов партизанского движения в Белоруссии. Расположилась эта школа в 18 километрах от г. Мурома Владимирской области, руководил сбором капитан Деревич. Программа обучения была рассчитана на несколько недель и была утверждена Наркоматом обороны СССР. За время его существования (до ноября 1942 года) через сбор прошло 2865 человек.
   Школа готовила руководителей партизанских групп и отрядов (командир, комиссар, начальник штаба), специалистов узкого профиля (в основном подрывников и инструкторов минного дела). Остальным курсантам прививались простейшие умения и навыки для ведения борьбы в тылу врага. Судя по всему, эта подготовка включала в себя изучение трофейного оружия и боевые стрельбы из различных его видов, главным образом, из автоматического (пулемет MG-34, пистолет-пулемет MP - 38, пистолет "Парабеллум"). Практиковались также метание немецких ручных гранат и, в виде исключения - показательные стрельбы из миномета.
   Первый выпуск сбора состоялся в середине июня, то есть обучение продлилось едва ли больше двух месяцев. Всего было подготовлено и отправлено в немецкий тыл 12 партизанских отрядов, четыре из них было отправлено в Минскую область, в том числе три - в Борисовскую зону. Отряд "Гвардеец" (командир Синьков, комиссар Исаченко) должен был действовать в Крупском районе, отряд "Смерть фашизму" (командир Сиваков, комиссар Панкевич) - в Смолевичском районе и, наконец, отряд "Буря" (командир Ловарчук, комиссар Мурашко) - в Борисовском.
   Отряд имени Кирова несколько выделяется из этого ряда, поскольку создавался для выполнения специфической задачи - для охраны межрайонного партийного центра. Иван Титков полагает, что этот отряд был сформирован из комсомольцев-спортсменов Кировской области - отсюда, мол, и его название. Начальник штаба этого отряда Василий Шарков в своих воспоминаниях уточняет, что отряд проходил подготовку на Муромском сборе, а сам Шарков - в его офицерской роте.
   В отряде насчитывалось 48 бойцов, его командиром был назначен младший лейтенант Гамезо Алексей Михайлович. Он родился в соседнем Березинским районе и, кроме того, до войны учился в Борисовском русском педагогическом училище, так что можно даже предполагать некоторое его знакомство с будущим местом дислокации отряда.
   Заведуя однокомплектной начальной школой, Алексей Михайлович в 1936 году был обвинен в растрате и следующие два года провел в исправительном трудовом лагере НКВД на Байкало-Амурской магистрали, правда, в должности инструктора-методиста в школе для взрослых. В 1939 году был призван в РККА, до августа 1941 года служил в 44 отдельной местной стрелковой роте в должности заведующего складом боепитания, до апреля 1942 года - в 97 запасном стрелковом полку 1-й запасной стрелковой дивизии, в котором окончил курсы младших лейтенантов. На особом белорусском сборе у капитана Деревича он уже был назначен командиром взвода курсантов, а затем, как видим, возглавил партизанский отряд имени Кирова.
   Комиссаром отряда имени Кирова был назначен М. П. Петухов, а начальником штаба стал Василий Антонович Шарков.
   На примере других отрядов мы видели, что продвижение от линии фронта до Палика занимало в среднем около месяца. В нашем случае рейд прошел ненамного быстрее. Из деревни Бор (в нашем тылу) вышли 10 сентября 1942 года, удачно преодолели линию фронта, добрались до бригады Дьячкова, совместно с бригадой Шмырева все еще удерживавшей Витебские ворота (они будут окончательно закрыты лишь 25-28 сентября 1942 г.). В бригаде Дьячкова взяли маршрут, и после непродолжительного отдыха выступили в поход. Почти сразу же возникли и проявились некоторые противоречия между партийным руководством и военными участниками рейда. Павел Жукович в своем дневнике сетует, что Военно-оперативная группа отделилась от партцентра, а несколько заносчивое поведение командного состава в пути следования мешало переходу.
   При продвижении по тылам противника как обычно отряду было запрещено вступать в стычки с противником. Однако без потерь добраться до Палика, где должны были расположиться межрайком и Кировский отряд, не удалось и в этом случае. В целом путь пролегал по маршруту, проделанному в июне месяце отрядом Старика (через Полоцкий район) и Павлу Жуковичу предстояло познакомиться с некоторыми "узкими" местами того рейда. Если железную дорогу Витебск - Невель преодолели под прикрытием затеянной бригадой Дьячкова перестрелки с противником, то переход железнодорожного полотна Полоцк - Витебск 20 сентября привел к столкновению разведки Кировского отряда с немецкими патрулями и гибели одного из разведчиков. Несколько следующих попыток пересечь эту магистраль тоже не принесли успеха, так как на дороге происходило весьма интенсивное движение эшелонов к линии фронта, и немцы усилили ее охрану, устраивая на подходах многочисленные засады. При следующей попытке перейти дорогу в ночь на 23 сентября разведка отряда имени Кирова столкнулась с группой партизан, сопровождавшей за линию фронта мобилизованную в Витебской области молодежь. В ходе возникшей перестрелки потерь не было, однако переход был сорван. Пересечь железную дорогу удалось лишь сутки спустя.
   К этому времени у железной дороги собралось несколько отрядов и групп, продвигавшихся тем же курсом, в том числе группы Балабуткина, Купчени и Пасекова. Двое последних направлялись в Гомельскую область для работы по партийной линии, а группа Балабуткина представляла собой не что иное, как Минский межрайком и направлялась в Червенский район к месту своего базирования.
   По крайней мере, до Палика эти группы вполне могли продвигаться вместе с Жуковичем под охраной Кировского отряда. Однако, после преодоления железной дороги Семен Балабуткин увел своих людей вперед и самостоятельно добрался до Борисовской зоны, намного опередив основные силы, участвующие в этом рейде. По свидетельству лейтенанта Гоникмана, участника перехода в составе военно-оперативной группы полковника Абрамова, Балабуткин миновал базы "Старика" на Палике и расположил свою группу на дневку в деревне Мстиж. Его бойцы вели себя чересчур беспечно, они разместились в деревне как дома, даже пошли на деревенскую вечеринку без оружия. Сам Балабуткин с командным составом ушел в штаб бригады "Старика". В это время в Мстиж нагрянули немцы. В результате, уже согласно сообщениям Пыжикова, группа была рассеяна, а радиостанция, шрифт для типографии и семь подвод взрывчатых веществ и боеприпасов брошены. В группе имелись убитые и раненые, а немцы учинили расправу над местным населением -- погибло почти все мужское население деревни, а сама она была сожжена (в первый раз за время оккупации; вторично это произойдет в 1943 году). В бригаде "Старика" в связи с произошедшими событиями была отпечатана листовка под названием "Новое кровавое злодеяние". Делая естественный акцент на жутких особенностях произошедшего, политработники Старика почти не сообщают о сопутствующих ей обстоятельствах и вовсе не упоминают о разгроме в Мстиже группы Балабуткина: из контекста рассказанной ими истории остается неясным, вела ли она бой, и, если вела, то каковы были его результаты. В листовке сообщается лишь о налете карателей на деревню: захватив всю молодежь, немцы заперли 50 юношей в сарай и подожгли его. Все они заживо сгорели. 40 человек мужчин загнали в окоп, расстреляли там, а затем раненых добивали гранатами. Женщин с детьми, старых и молодых, заперли в помещение сельмага и три дня держали там без хлеба и воды.
   Более информативной в этом отношении является рассказ Нины Бузо, проживавшей осенью 1942 года в сросшихся с Мстижом Волоках. 1 октября, в субботу, в деревне остановился Московский отряд десантников (речь, вероятнее всего, идет не о десантниках, а об отряде, сопровождавшем Минский межрайком из-за линии фронта -- своего рода аналоге отряда Алексея Гамезо). Бойцов распределили по домам. Предполагалось, что группа покинет деревню вечером того же дня, но она задержалась вплоть до воскресенья. В середине дня 2 октября на деревню налетели каратели из Плещеницкого немецкого гарнизона. Завязался бой. Жестокая перестрелка длилась минут 10--15. Группа Балабуткина, как нам известно, была разгромлена, но людские потери были и у немцев -- "...вскоре по улице на телегах везли убитых немцев", -- пишет Бузо.
   Позже каратели забрали всех мужчин от мала (13 лет) до стариков и увели за деревню. Там их держали до вечера. Часов в шесть вечера выгнали из домов всех женщин, сказали быть на улице около своих домов. Когда стало темнеть, всех мужчин строем погнали в центр деревни. Из отряда московских десантников задержаны были медсестра и один партизан, их расстреляли возле сельсовета.
   Женщин и детей закрыли в здании магазина, мужчин -- в конюшне, но в ней все не поместились, поэтому остальных заперли в старом здании сельсовета. В полночь конюшня вместе с людьми была подожжена. Запертых в сельсовете по одному выводили в ледник и расстреливали, выстрелов не было слышно в сельсовете, поэтому запертые там узники думали, что людей уводят на допрос, а не на расстрел.
   Женщин в магазине держали без еды и воды три дня и тоже готовились поджечь. В среду в полдень неподалеку приземлился самолет и прилетевший на нем из Плещениц высокий чин, судя по всему, отменил это решение, отдав карателям приказ сняться и уходить. Дверь магазина была открыта и узникам было сказано расходиться по домам.
   Эпизод расправы над Мстижем вошел также в книгу Алеся Адамовича, Янки Брыля и Владимира Колесника "Я из огненной деревни". Рассказанная ими история в целом совпадает со сведениями Нины Бузо.
   Член Минского подпольного горкома Алексей Котиков в объяснительной записке относительно своего ареста Минским СД и побега из города сообщает, что 5 или 6 октября 1942 года его (вместе со связной "Дяди Коли" Олей) вывозили в Мстиж для очной ставки с "пойманным во время боя командиром бригады". С большой долей вероятности можно предполагать, что речь в данном случае шла об одном из участников группы Балабуткина. Это подтверждается вполне удовлетворительной датировкой событий (2 октября - налет карателей на деревню, 5 или 6 - очная ставка), а также неудачным (для Минского СД) ее результатом: ни Котиков, ни схваченный партизанский командир не опознали друг друга (и не могли опознать, если речь шла о недавно прибывшем из-за линии фронта человеке).
   Самого Балабуткина и остатки его группы проводники Старика благополучно провели в Червенский район к месту их работы. Трофим Радюк, уполномоченный Минского обкома, отправленный осенью 1942 года с инспекторской проверкой в Борисовскую зону, в своем первом отчете Климову уточнил основную причину этого разгрома (пьянство), понесенные группой потери (более 20 человек) и, самое важное - сообщил, что Балабуткин потерял шифр, скрывал этот факт, благо, что шифр был найден и уничтожен одним из местных партизанских отрядов (Радюк не уточняет, каким именно; Павел Жукович говорит, что шифр нашли крестьяне и передали его в отряд "Мститель" бригады Воронянского).
   Руководителем межрайонного партийного комитета Минской области, как известно, стал "довоенный" член Минского обкома, создатель и комиссар партизанского отряда "Разгром" Иван Сацункевич. В своих послевоенных воспоминаниях, однако, он сообщает, что узнал о решении ЦК КП(б)Б создать на оккупированной территории сеть межрайкомов только в октябре 1942 года, прибывший в Червенский район Семен Балабуткин, собственно говоря, об этом ему и сообщил. Учитывая, что Минский межрайком был сформирован в тот же день, что и Борисовский - 11 августа - представляется маловероятным, чтобы Сацункевич не знал о своем назначении вплоть до прихода группы Балабуткина.
   Индюков Яков Ульянович 28 августа получил от секретаря Минского обкома Ивана Климова специальное задание пробраться в Червеньский район, отыскать партизанский отряд "Разгром", и установить связь с его комиссаром, довоенныым секретарем Минского обкома Сацункевичем. 13 октября Индюков встретился с Сацункевичем и передал ему решение ЦК КП(б)Б и Минского обкома о том, что на днях к нему прибудет с группой Семен Балабуткин для организации Минского межрайкома (выделено мной - Е. И.).
   Буквальное прочтение высказывания Ивана Сацункевича и докладной записки Индюкова в адрес Пономаренко вынуждает нас предположить, что первоначально во главе Минского межрайкома был поставлен Семен Лукьянович Балабуткин, однако после описанных выше событий во Мстиже это решение было изменено. 3 октября секретарем Минского межрайкома был назначен Иван Сацункевич, а Балабуткин вошел в его состав рядовым членом. Некоторые сомнения в такой интерпретации произошедшего вызывает лишь расхождение в датировке событий у Сацункевича (создание межрайкома 3 октября) и у Индюкова, согласно которому 13 октября произошла лишь его встреча с командованием паризанского отряда "Разгром".
   Другая, "Борисовская", часть участников рейда несколькими днями позже Балабуткина сумела добраться до Палика. Днем 24 сентября, сразу же после перехода железной дороги Полоцк - Витебск, была форсирована Западная Двина, через которую переправились с помощью местных партизан. А в ночь на 30 сентября попала в засаду группа Михаила Пасекова. Случилось это в деревне Жары, на границе Ушачского и Лепельского районов. По мнению Жуковича, жители деревни, зная о засаде, не предупредили высланную туда разведку об опасности, и группа была разгромлена, ее потери составили 22 человека.
   Сам Пасеков в этом бою был тяжело ранен (навылет в грудь). Он говорит, кстати, о пяти погибших своих товарищах, притом, что в его группе всего числилось 10 человек Вероятнее всего, Павел Жукович под "группой Пасекова" подразумевал несколько продвигавшихся под его руководством небольших подразделений - такое их подчинение на время рейда опытному командиру было обычным явлением.
   После ранения и фактического разгрома группы Михаил Пасеков получил от Пономаренко разрешение прервать продвижение в Жлобинский район и оставаться в распоряжении Павла Жуковича. 20 октября он был назначен секретарем только что созданного Холопеничского райкома и, одновременно, комиссаром отряда "Старика" - вместо Кузьмы Потапенко, возглавившего этот отряд после формирования бригады.
   Глава 11. Создание дивизии.
   По понятным причинам сведения от партизан поступали к Пономаренко с некоторым запозданием. В этой связи вполне объяснимой выглядит немного замедленная реакция партизанских штабов на деятельность Старика. Москва в целом негативно относились к образованию бригад путем объединения самостоятельных отрядов, предпочтение отдавалось выделению из крупных партизанских подразделений людских и материальных ресурсов (инициативных групп) и создание на этой основе новых отрядов, сводившихся позднее в бригады и полки. Еще в начале сентября Пономаренко весьма прохладно реагирует на поступавшие из немецкого тыла сообщения (радиограммы от 4.09.1942) о "бесчинствах" Старика, который "... произвольно назначил себя командиром бригады, предъявляя несуществующие полномочия, задерживая отряды и спецгруппы и зачисляя их в бригаду...". Резолюция начальника ЦШПД на эту информацию была недвусмысленной: "Пыжикову никаких бригад не составлять объединением отрядов. Может расти за счет населения, правильно проводя политику...".
   Спустя некоторое время, однако, ЦШПД де факто был уже готов отступить от собственного правила и наделить Старика в этом отношении некоторой привилегией. 20 сентября 1942 года заместитель Петра Калинина по БШПД и, одновременно, руководитель Северо-Западной оперативной группы ЦК КП(б)Б Григорий Эйдинов положил на стол Пономаренко более подробную информацию о созданной Стариком на Палике бригаде: пять отрядов, более четырехсот человек личного состава - это уже сила, с которой нужно было считаться. На просьбу Старика сбросить самолетом на посадочную площадку хутора Старина боеприпасов и вооружения (50 автоматов, 250 гранат, 60 тысяч винтовочных патронов, полтонны взрывчатки и др.) Пантелеймон Пономаренко налагает достаточно доброжелательную резолюцию: "Старик - это Пыжиков, ушел с отрядом в июле отсюда к Минску. Теперь дошел и действует. Надо помочь через Белорусский штаб. 21.9.42.".
   Впрочем, на создании бригады Старик не остановился. Еще в процессе ее формирования он готовит почву для дальнейшей концентрации партизанских сил под своим началом. Вот что по этому поводу говорится в Справке на Пыжикова, составленной уже весной 1943 года для ЦК КП(б)Б: Старик и после организации бригады не прекращает сводить вокруг себя еще большее количество отрядов. В результате в конце сентября 1942 года Василий Семенович Пыжиков "...объявляет себя командиром партизанской дивизии, а комиссаром называет тов. Бывалого".
   Старик, впрочем, приводит вполне удовлетворительные основания для объединения нескольких партизанских бригад под своим руководством. К середине 1942 года многим командирам и комиссарам партизанских отрядов стало ясно, что для борьбы со значительно укрепившимся на оккупированной территории противником стало уже недоставать сил, оружия и боеприпасов партизанских бригад. "Нужна более крупная, лучше вооруженная, хорошо организованная и руководимая более опытными командирами и политработниками партизанская единица", писал в этой связи 1 января 1943 года Старик Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину (копия - Пономаренко; письмо подписано также и Борисом Бывалым).
   Контакты Старика с командирами обитающих вокруг Палика партизанских отрядов и бригад продолжались весь август и сентябрь. Закономерным итогом этих контактов стало еще одно совещание, проведенное Пыжиковым не позднее 25 сентября 1942 года. На нем присутствовали наиболее авторитетные командиры и комиссары, круг которых ограничивался командованием партизанских бригад "Старика", "Дяди Коли", и "Дяди Васи". Некоторые источники сообщают, что давние оппоненты Пыжикова - Роман Дьяков и Степан Манкович также приглашались к участию, но, по понятным причинам, отказались.
   Перед присутствующими выступил Старик и поставил вопрос об объединении всех наличных сил под единым руководством. Предложение Старика приняли "единодушно" и, таким образом, было положено начало формированию партизанской дивизии имени Чапаева. В дивизию были сведены три базировавшихся на Палике бригады: "Дяди Коли", "Дяди Васи" и "Старика". Василию Пыжикову было поручено создать штаб дивизии - "для координации и усиления боевых действий". Признавая, что по численности и вооружению она была еще далека от регулярной дивизии РККА, Старик полагал, что у этого формирования были большие перспективы. Так, уже на организационном собрании присутствующие на нем командиры распределили между бригадами районы боевых действий, определили формы и средства усиления борьбы, договорились о создании основных, дополнительных и скрытных баз на зимний период, о заготовках продовольствия, о распределении оружия, боеприпасов, взрывчатки и других ресурсов между входящими в состав дивизии бригадами.
   Принято считать, что форму этого объединения, копирующую структуру стрелковой дивизии РККА с единым командованием и общими тыловыми службами, тоже предложил Пыжиков, ему, собственно, будут ставить в вину и это. Правда, Роман Мачульский, ссылаясь на состоявшуюся у него в 1943 году беседу с командиром бригады "Дядя Коля" Петром Лопатиным, утверждает, что такую форму организации партизанского соединения приняли по совету "некоторых военных товарищей", впрочем, не называя их по фамилиям.
   О решениях совещания Старик по рации штаба Калининского фронта радиограммой от 26 сентября 1942 года сообщил в Москву, Пономаренко. Так как ответа на эту радиограмму с запретом или одобрением не последовало, Старик счел вопрос решенным и, не мешкая, приступил формированию дивизии имени Чапаева. Уже 25 сентября 1942 года он вступил в командование дивизией. Ее комиссаром, как мы уже упоминали, стал Борис Бывалый, на должность начальника штаба дивизии Старик забрал у Воронянского майора Якова Чумакова - в числе прочих преимуществ перед другими возможными кандидатами у него было одно неоспоримое - он три предвоенных года учился в Академии Генерального штаба РККА (заочно - по месту службы в Смоленске).
   Чумаков Яков Власович родился в 1903 году в Смоленской губернии. В 1914 году окончил 3 класса сельской школы, в 1925 году был мобилизован в РККА, через год отучился в полковой школе и дорос до старшины роты, а затем кавалерийского эскадрона. С 1929 по 1931 г. - курсант нормальной кавалерийской школы, в 1934-1935 гг. - слушатель Курсов усовершенствования командного состава (КУКС), до начала войны служил командиром эскадрона, а затем - занимал должность командира 73-го Отдельного разведывательного батальона (ОРБ) 64-й стрелковой дивизии, расквартированного в районе Заславля под Минском. Российский исследователь Дмитрий Егоров в своей книге приводит весьма любопытный эпизод из боевой деятельности подчиненного Чумакову разведбата. В первые дни войны, 25 июня майор Чумаков силами двух рот (мотострелковой и танковой - 3 бронеавтомобиля БА-20 и 5 танкеток) проводил разведку в направлении Радошковичи -- Красное -- Молодечно.
   В ходе операции он обнаружил и разгромил колонну оперативной группы штаба 39-го моторизованного корпуса вермахта. Среди захваченных документов оказалась карта с нанесенным на нее планом первой фазы наступательной операции группы армий фельдмаршала фон Бока. Спустя несколько дней эта карта буквально перевернула все представления руководства СССР о планах германского командования. Именно она стала одним из важнейших звеньев в цепи доводов, которые позволили маршалу Б. М. Шапошникову убедить Сталина в том, что главный удар нанесен немцами в Белоруссии, а не на юге страны.
   Впрочем, на судьбе Якова Чумакова этот эпизод никак не отразился. Наград за героический поступок он не получил, в августе 1941 года был назначен начальником второй части (разведка) 149-й стрелковой дивизии 43-й армии, сформированной 31 июля 1941 г. в Кировске. В ноябре месяце 1941 года дивизия держала оборону в районе Климова завода в Смоленской области (ныне - Калужская область РФ). 15 ноября Чумаков был тяжело ранен и попал в плен. Из лагеря, расположенного в Минске, бежал в декабре 1941 года, до февраля 1942 года скрывался в городе. Вероятно, в это же время он познакомился с уполномоченным Минского подпольного горкома Анатолием Соколовым, с которым по поручению Военного Совета партизанского движения (по поручению Рогова) пытался вывести из города в район Старого Села Заславльского района группу минских рабочих из 30 человек (для создания партизанского отряда). Группа, как мы уже упоминали, была разгромлена и неделю спустя Чумаков с Соколовым вернулись в город без людей. Позднее некоторые участники тех событий поставят в вину этот факт Соколову и Чумакову, хотя для предъявления конкретных обвинений им явно не будет доставать фактов. Спустя несколько дней (23 февраля 1942 года) Рогов отправил Чумакова (в составе группы Соколова) в партизанский отряд "Мститель". Воронянский вначале назначил его командиром роты, а затем и начальником отрядной разведки - в соответствии с его армейской специализацией.
   В связи со своим переходом на должность комдива, Владимиров предложил Николаю Покровскому возглавить бригаду "Старик", даже выходил с соответствующим рапортом на Пономаренко, однако Покровский, как нам известно, находился уже в Москве, он вернется на Палик лишь к весне 1943 года. В результате исполнять обязанности комбрига стал начальник штаба бригады майор Рябышев. Должности комиссара бригады и начальника штаба (после ухода в штаб дивизии Бориса Бывалого и перемещения на должность комбрига Ивана Рябышева) некоторое время оставались вакантными, а с октября месяца исполнять эти обязанности стали Ефим Яковлевич Лихтер (пришел на Палик в составе оперативной группы полковника Абрамова) и Николай Алексеевич Курочкин (бежал из плена), соответственно.
   Глава 12. Старик vs Жукович.
   В первых числах октября Борисовский межрайком в сопровождении группы Абрамова и под охраной Кировского отряда Алексея Гамезо достиг территории, на которой ему предстояло работать. 5 октября колонна Павла Жуковича вошла в деревню Кветча Бегомльского района. Неподалеку, как нам известно, базировались три отряда формирующейся в это время бригады Романа Дьякова. Местом дислокации для межрайкома был избран располагавшийся южнее лесной массив у озера Палик - достаточно безопасная и удобная для базирования местность. К моменту прибытия Жуковича, однако, в самом удачном пункте этого края - на хуторе Старина - располагались штаб бригады "Старика" и командование дивизии, а в окружающих лесах стояли подчиненные Владимирову отряды. Получалось, что Жукович должен был разместиться на базах Старика. Это, конечно, ни к чему его не обязывало, однако давало Пыжикову вполне осязаемые преимущества перед другими партизанскими командирами.
   В расположении Дьякова Жукович задержался на сутки. На следующий день после прибытия, 6 октября 1942 года, он провел в Кветче первое заседание межрайонного партийного центра Борисовской зоны, что дало основание считать эту дату днем начала деятельности партцентра. В повестку дня был поставлен вопрос о расстановке партизанских формирований Борисовской зоны. Констатировав, что имеющиеся в регионе партизанские силы сосредоточены далеко от важнейших коммуникаций противника, межрайком сделал вывод об "отсиживании" партизан на своих безопасных базах (занимаются в основном мелкими и хозяйственными операциями в ущерб диверсионной борьбе на ведущих к линии фронта дорогах). В итоге партийный центр потребовал приблизить места дислокации отрядов и районы их действий к важнейшим коммуникациям противника - для нанесения по ним ударов специально созданными для этого диверсионными группами.
   К этому времени Павел Жукович явно был наслышан о создании дивизии имени Чапаева. Как считал сам Пыжиков, в отряде Романа Дьякова его "... неправдиво, а в ряде случаев и клеветнически..." информировали о шагах, предпринятых Стариком в этом направлении, и межрайком весьма негативно отнесся к самой идее объединения партизанских бригад под единым командованием. Старик полагал, что Жукович во время своего пребывания в Кветче убедил Абрамова издать приказ, запрещавший ему сводить в дивизию действующие в Борисовской зоне бригады - об этом Старик в январе 1943 года писал Сталину.
   Своего рода альтернативой крупным партизанским формированиям межрайком считал систему взаимодействия бригад и отрядов при проведении боевых операций. Помимо этого, партийный центр предложил создать в зоне "...центральную ударную, легко подвижную бригаду, вменив ей в обязанность оказание помощи в проведении операций другими бригадами". Такая невразумительная структура вряд ли была жизнеспособной и, как мы убедимся ниже, боевые операции, проводившиеся совместными усилиями нескольких отрядов и бригад, очень редко бывали успешными. Что касается создания так называемой "ударной" бригады, то, вероятно, до реальных шагов по ее формированию дело так и не дошло.
   7 октября 1942 года межрайком прибыл на Палик. Штаб дивизии и бригада "Старик" стояли рядом, на хуторе Старина. Иван Титков пишет, что встретили их там довольно прохладно, несколько часов они провели на дальнем посту, пока не появился майор Рябышев и не отвел их в расположение бригады. Павел Жукович утверждает, что Старик не допустил их вечером в расположение "дивизии" и ночевать межрайкому пришлось в болоте.
   Впрочем, Титков не подтверждает этого. В своих воспоминаниях он сообщает о том, что пришедших разместили в двух землянках, в одной - межрайком, во второй, недостроенной - военно-оперативную группу и командование отряда имени Кирова. Пыжикова они обнаружили на тропинке, ведущей от лагеря в сторону Палика - ее в бригаде называли "тропой размышлений". Старик обычно расхаживал по ней с кем-либо и обсуждал дела. "Был он уже достаточно пожилым, но еще крепким на вид человеком. Строгая бородка, усы густые, глаза быстрые, колючие. Одет в куртку защитного цвета. На боку пистолет с граненым стволом "Смит и Вессон", в руках - суковатая палка, которая... всегда была при нем".
   0x08 graphic
0x08 graphic
Начальник штаба Кировского отряда Василий Шарков также описывает эту встречу и также упоминает пистолет с граненым стволом и суковатую палку. Однако, в его изложении глаза у Старика не колючие, а умные, и встретил он посланцев "Большой земли" гораздо радушнее.
   8 октября 1942 года, на сей раз в расположении бригады "Старика" состоялось второе заседание партийного центра Борисовской зоны. На нем Владимиров фигурирует уже в качестве полноправного члена Межрайкома, более того, он выступает с докладом. Заслушав его информацию о создании дивизии, партцентр в корне меняет свою позицию и признает дивизию в качестве основной ударной силы партизанских формирований Борисовской зоны. Кроме того, явно с подачи Старика на заседании было признано целесообразным и в дальнейшем формирование партизанских дивизий - при наличии соответствующих благоприятных условий. В этот же день произошло распределение основных обязанностей между членами Межрайкома, на Старика была возложена ответственность за руководство военными вопросами в партизанской борьбе. Комиссара дивизии Бориса Бывалого партийный центр утвердил руководителем пропагандистско-агитационной работы среди партизан и населения Борисовской зоны - при том, что тот не входил в состав межрайкома.
   Проявленная Жуковичем покладистость на первых порах притушила зарождавшийся конфликт интересов между командованием дивизии и руководством партийного центра. Включение Владимирова в состав Межрайкома на некоторое время позволяло избежать намечавшегося двоевластия. Дивизия формально вошла в подчинение партийному Центру, так как Жукович имел полномочия от ЦК на руководство всем партизанским движением в Борисовской зоне. Старик же, хотя и ссылался неоднократно на какие-то особые права, якобы данные ему в Москве для сведения отдельных отрядов в крупные формирования, не был в состоянии подтвердить их документально. Тем не менее, он стоял (пусть и формально) во главе почти всех наличных партизанских сил на Палике и с этим нельзя было не считаться.
   На следующий день, 9 октября 1942 года, сдал свои позиции и полковник Абрамов. Он отменил свой приказ о запрете на создание дивизии и подтвердил ее формирование. Согласно его приказу N 10 было утверждено и командование дивизии (Владимиров - комдив, Бывалый - комиссар, Чумаков - начальник штаба).
   Впрочем, для Старика ситуация развивалась отнюдь не просто. На первых порах он вполне успешно противостоит притязаниям Жуковича и Абрамова на лидерство, однако у него не заладились отношения с людьми из собственного окружения.
   Буквально через несколько дней после сформирования дивизии Петр Лопатин, что называется, дезавуировал свое в ней участие. 28 сентября он ставит Старика в известность о выходе бригады "Дяди Коли" из состава дивизии, ссылаясь при этом на полученную из Москвы рекомендацию воздержаться от участия в ее формировании.
   Это был, конечно, серьезный удар. "Мне не понятно Ваше несерьезное поведение ..., - пишет в ответ Лопатину Пыжиков. - Не понятно также, почему Вы, будучи, вызванным для объяснения в штаб дивизии в 12.00 28.9.42 г. не явились, а прислали ... записку явно негативного содержания.
   Требую немедленно предоставить мне письменное объяснение Вашего поведения и копию радиограммы из Москвы, на которую Вы ссылаетесь.
   О Вашем поведении будет донесено правительству и партийным органам, т.к. в тылу врага в самый серьезный для Родины момент игра в солдатики не допустима".
   Поведение Петра Лопатина только на первый взгляд выглядело легкомысленным, в данном случае Старик, явно заблуждался. Созданная на основе спецгруппы "Бывалые", бригада "Дяди Коли" вплоть до лета 1944 года только формально подчинялась Центральному и Белорусскому штабам партизанского движения. На деле она руководствовалась указаниями 4-го Управления НКВД/НКГБ и отчитывалась в своей деятельности перед соответствующими службами этого ведомства. Даже в мае 1944 года руководство БШПД вынуждено было обращаться к Наркому ГБ СССР Меркулову с просьбой о предоставлении сведений о личном составе бригады - для удовлетворения обращений партизан и их родственников по поводу назначения денежных пособий и пенсий - в партизанских штабах не имели списков партизан этой бригады. Упомянутая выше радиограмма с запретом на вхождение бригады "Дядя Коля" в состав дивизии была получена Петром Лопатиным вероятнее всего от своего непосредственного начальства по линии НКВД: разумеется, что его переподчинение Старику в 4-м Управлении не планировалось.
   В любом случае, демарш Дяди Коли был крайне несвоевременным, поскольку в это время (начало октября 1942 года) Старик вел весьма непростые переговоры с Жуковичем сначала по поводу признания самого факта существования дивизии, а затем и относительно ее дальнейшей судьбы. В сложившейся ситуации важно было показать, что формирование дивизии поддерживают самые авторитетные партизанские командиры Борисовской зоны. Выход бригады Лопатина из ее состава, состоявшийся незадолго до прибытия межрайкома, значительно ухудшал позиции Старика в полемике с Жуковичем.
   В это же время у Старика, похоже, возникают разногласия с отдельными командирами в его собственной бригаде. Николай Дербан заявил, что, если до 1 октября он не получит материальной помощи от бригады, и, если от находящегося в Москве Покровского не будет никаких сообщений об оказании помощи, он уведет отряд "Большевик" из бригады назад, на старое место дислокации в южной части Борисовского района. И это, похоже, не было пустой декларацией. Как заявили позже в БШПД в беседе с помощником начальника информационного отдела капитаном Коссым бывший комиссар этого отряда Руденко и заместитель начальника Особого отдела Дзамашвили, отколовшийся от них в августе месяце отряд Дроздовского готовил в это время на прежнем месте базирования новый лагерь в расчете на воссоединение с отрядом Дербана.
   Но и этот удар Старик держит неплохо.
   10 октября 1942 года он подписывает приказ о выделении из состава дивизии бригады "Дяди Коли" в самостоятельное подчинение военно-оперативному центру Борисовской зоны. Параграфом номер два этого же приказа Владимиров выводит отряд "Большевик" из состава бригады "Старик" и на его основе формирует новую партизанскую бригаду имени Щорса (под командованием Николая Дербана) и подчиняет ее штабу дивизии. Местом дислокации для новой бригады устанавливается лесной массив у озер Песочное и Рыбачье (недалеко от мест формирования отряда Дербана весной 1942 года), а районом проведения боевых действий - южная часть Борисовского района.
   Подтвердив своим приказом свершившееся (выход Лопатина из состава дивизии и "сепаратизм" Дербана по отношению к бригаде "Старик"), Пыжиков сумел на некоторое время предотвратить наметившийся развал этого соединения, продлив его существование в изначальном виде - в составе трех бригад (бригада имени Щорса заменила в составе дивизии бригаду "Дяди Коли").
   Николай Дербан уведет свой отряд к определенному Стариком месту дислокации уже 12 октября 1942 года. Там к нему присоединится отряд "Победа", что, собственно и положит начало формированию бригады имени Щорса. Командир "Победы" Дроздовский Виктор Павлович, пойдя на примирение, получит должность начальника штаба новой бригады и прослужит под началом Дербана вплоть до сентября 1943 года.
   Комиссар отряда "Разгром", а с октября 1942 года глава Минского межрайкома Иван Сацункевич, "приютивший" в августе месяце отколовшуюся от Дербана группу Дроздовского, естественно претендовал на вхождение его отряда в состав сформированной к этому времени бригады "Разгром". Возвращение отряда "Большевик" в родные края привело к конфликту Дербана с Сацункевичем. В конце 1942 года тот обращается к Павлу Жуковичу с "...просьбой вмешаться и прекратить преступные действия тов. Дербана. ... по возвращении ... с Палика он начал "формирование" [бригады им. Щорса] тем, что ... силой оружия присоединил к себе часть отряда "Победа", который ранее входил в бригаду "Разгром".
   Впрочем, ни Жукович, ни даже московские партизанские штабы, в которые также жаловался Сацункевич, повлиять на Дербана так и не смогли. Отряд "Победа" вплоть до соединения с частями Красной Армии в июле 1944 года будет входить в состав его бригады, которая, в свою очередь оставалась в подчинении у Владимирова до расформирования дивизии в декабре 1942 года. Позднее, в 1943 году, бригада имени Щорса все же отойдет в ведение Минского межрайкома (Сацункевича) - территориально она располагалась и действовала практически в Минской зоне и была отделена от Палика магистралями Минск - Москва.
   В партизанских штабах (и в Центральном у Пономаренко и в Белорусском у Калинина) к деятельности Старика на этом этапе отнеслись крайне негативно. Пантелеймон Пономаренко своей радиограммой от 4 октября 1942 года категорически запретил Старику сводить бригады в дивизию.
   Похоже, это был ключевой момент. Пыжиков мог подчиниться, пойти на попятную, и последующие события вошли бы в совершенно иное русло. Однако Старик избирает другой вариант поведения. Несмотря на запрет, "...т. Пыжиков дивизию не расформировал", - напишут весной 1943 года в своем отчете побывавшие с инспекционной поездкой в Борисовской зоне Уполномоченные ЦК и БШПД Ключинский и Киселев.
   Позднее последует еще целый ряд окликов из Москвы, прежде чем Старик окончательно сдаст свои позиции. Но все это произойдет чуть позже. А в октябре, после подтверждения межрайкомом и военно-оперативной группой Абрамова полномочий Старика в качестве командира партизанской дивизии, возникала весьма непростая коллизия.
   Политическое руководство происходящими в Борисовской зоне процессами, естественно, оставались в ведении Борисовского межрайкома. Штаб дивизии, хотя во многих отношениях и формально, стоял во главе практически всех партизанских сил региона - за исключением бригады Романа Дьякова, которой, впрочем, еще только предстояло сыграть заметную роль в партизанском движении. (Выход из состава дивизии бригады Петра Лопатина был документально оформлен лишь 10 октября).
   Вступив в соприкосновение с партизанскими формированиями Борисовской зоны, полковник Абрамов отрекомендовался руководителем военно-оперативного центра, якобы созданного для оперативного управления партизанскими отрядами в регионе. У Старика, пожалуй, не было бы шансов отстоять свои полномочия, если бы Абрамов на самом деле стоял во главе сформированной для руководства партизанскими силами структуры. Однако, таких полномочий Абрамову никто не давал. После прибытия группы в штаб дивизии у всех ее членов были проверены документы (выданные Минским обкомом). При этом выяснилось, что "...никто полковника Абрамова командующим не назначал, что никаких полномочий и приказов главной Ставки он не получал и не имел". Позднее стало известно, что Пономаренко запретил создавать в тылу врага подобного рода органы управления.
   Судя по всему, Старик быстро сориентировался в происходящем и извлек из этого максимальную выгоду. Иван Титков в своей книге рассказывает о случайно подслушанном разговоре Старика с Борисом Бывалым, состоявшемся в октябре месяце на "тропе размышлений". Комиссар предлагает Старику настаивать перед Жуковичем на упразднении военно-оперативного центра. При наличии штаба дивизии этот орган становился совершенно ненужным. Пыжиков, как оказалось, уже говорил с Жуковичем на эту тему и, похоже, убедил того в целесообразности расформирования военно-штабной группы и передаче ее функций штабу дивизии.
   Уступив в начале октября Старику в вопросе сохранения дивизии, Абрамов сделал дальнейшее существование военно-оперативного центра Борисовской зоны бессмысленным. Он просуществует еще некоторое время в качестве военно-оперативной группы, позднее трансформируется в военный отдел Межрайкома, но никаких значимых свершений за ним обнаружено уже не будет.
   В ноябре 1942 года на радиограмму Абрамова с просьбой о выделении в прямое подчинение военно-оперативному центру нескольких партизанских отрядов руководитель ЦШПД налагает уничижительную резолюцию: "Абрамова надо отозвать. Никто никаких центров во главе с Абрамовым не утверждал".
   Впрочем, еще в октябре месяце прибывшие с Абрамовым офицеры начали получать новые назначения вне военно-оперативной группы. Инициатором подобных перемещений во многих случаях, вероятно, был Старик. Став членом межрайпартцентра, он получил серьезные преимущества перед другими партизанскими командирами Борисовской зоны и попытался использовать это в своих непростых отношениях со многими из них. В первую очередь это относилось к проявившему строптивость Петру Лопатину, а также к давним конкурентам Пыжикова Манковичу с Дьяковым. Как сообщает в своей докладной записке на имя Пантелеймона Пономаренко Павел Жукович, Старик обвинил Лопатина в неспособности руководить партизанской бригадой в силу его необразованности и добивался согласия на замену комбрига "Дяди Коли" другим, более способным командиром. Осторожничая, Жукович все же не дал прямого согласия на смещение Лопатина. Для проверки положения дел в бригаде Лопатина полковник Абрамов послал своего представителя. Вероятнее всего, эту роль должен был исполнить Федор Пустовит, который, однако, только короткое время пробыл начальником штаба у "Дяди Коли" и, одновременно, представлял там военно-оперативный центр. Несколько дней спустя старший лейтенант Пустовит получил назначение на должность начальника штаба в отряде Томашевича ("За Отечество" - в бригаде "Старика"). Тем самым вопрос о компетентности Дяди Коли был решен положительно и Лопатин оставался во главе своей бригады вплоть до июля 1944 года.
   В эти же дни (первая половина октября 1942 года) Старик, судя по всему, предпринял очередную попытку подчинить своему влиянию отряды формирующейся бригады Романа Дьякова. Он поставил перед партийным центром вопрос о снятии Романа Дьякова и Степана Манковича с работы, характеризуя их как "...бездарных авантюристов, не способных руководить" крупным партизанским формированием. Как сообщает Павел Жукович, и в этом случае проверка показала, что Манкович и Дьяков - "прекрасные руководители". Правда, создатель и командир отряда Роман Аполлонович Дьяков не сумел удержаться в должности и в скором времени был все же смещен с поста командира бригады. Его место занял Иван Титков. Степан Манкович сохранил за собой место комиссара, а Роман Дьяков был понижен в должности до заместителя комбрига по строевой части. 16 октября старший лейтенант Титков прибыл в Кветчу и приступил к исполнению своих новых обязанностей. Сам Титков объяснял свое назначение болезнью Дьякова, но, конечно же, причины произошедшего лежали несколько глубже - приход на должность такого сильного и амбициозного командира, каким без сомнения являлся Иван Филиппович Титков, должен был активизировать ее деятельность, а, возможно, и "спасти" бригаду от ее поглощения дивизией Старика.
   Еще один член военно-оперативной группы лейтенант Гоникман также получил должность в бригаде имени Железняка - такое название в скором времени получила бывшая бригада Романа. Титков назначил его командиром одного из трех имевшихся в ней на тот момент отрядов. По мнению Гоникмана назначение Титкова, помимо прочего, имело еще одну причину, субъективную - полковник Абрамов отправил того командовать бригадой из ревности к своему подчиненному: "...Титков по званию старший лейтенант, но он умнее полковника, он указывает полковнику [Абрамову]. Полковнику это не понравилось, тогда Титкова послали комбригом им. Железняка".
   Титков тоже не жаловал Абрамова. 31 октября он пишет в штаб партизанского движения Западного фронта:
   "Начальник центра полковник Абрамов - из запаса, абсолютно не знает военное дело ... не знает топографической карты, 54-х лет, слабый, не волевой, совершенно лишен самостоятельности и не дает работать другому, ... целыми сутками сидит за картой, приставив карандаш ко лбу, и не дал ни одного указания, отвергая предложения других. Пыжиков прекрасно учел бездарность полковника и с тех пор ... последний единолично подписывает приказы, продиктованные Стариком-Пыжиковым".
   Конечно, изменение в руководстве бригады проходили не просто.
   Назначением Титкова был недоволен не только ее прежний командир и основатель Роман Дьяков, но и Манкович, который за несколько месяцев хорошо с ним сработался. Парторг отряда Чернов характеризовал их отношения как весьма тесные - в том отношении, что они дополняли один другого, а иногда и покрывали некоторые слабости друг друга (например, чрезмерное влечение Дьякова к женщинам и злоупотребление спиртным у Манковича).
   В беседе во втором (информационно-разведывательном) отделе БШПД Гоникман сообщает о весьма интересной детали во взаимоотношениях командования бригады после назначения Титкова. На вопрос Коссого об отношении партизан к Дьякову он отвечает, что народ его уважает. И далее: "Титков хотел расстрелять одного старого партизана, Дьяков не допустил, потом хотел еще расстрелять, Дьяков опять не допустил. ... Титков очень легко относится к расстрелам".
   Исаак Хаимович Гоникман, родился в 1922 году в Турове, учился в Пинске в учительском институте. С началом войны попал в десантный парашютный отряд, был выброшен с десантом в районе Минска, где действовал до весны 1942 г. После выхода в советский тыл некоторое время работал в особом отделе НКВД в Москве, затем во главе группы в 15 человек снова был десантирован в Полоцкий район. После выполнения этого задания был награжден орденом Красной звезды и зачислен в резерв, а позже - в военно-оперативную группу Борисовской зоны.
   Партийный центр не мог не замечать трений между Титковым с одной стороны и Манковичем с Дьяковым с другой. Увещевания Павла Жуковича, однако, долгое время ни к чему не приводили. Вопрос о негативном отношении Романа Дьякова и Степана Манковича к назначению Ивана Титкова комбригом даже рассматривался на заседании межрайкома. Жукович категорически потребовал от них в дальнейшем деловой сработанности, однако прежнее руководство бригады создавало "... препятствия в действиях [Титкова] как командира" на протяжении всего периода, пока Роман Дьяков оставался в бригаде.
   Для предотвращения этого конфликта необходимо было принимать кардинальное решение. Уже 23 ноября работавший в Борисовской зоне с проверкой Трофим Радюк сообщает в Минский (легальный) обком Климову, что в кратчайшее время вопрос с Дьяковым будет улажен. Что именно подразумевалось под этой уверенностью, стало понятно чуть позже. В декабре 1942 года Дьяков был отозван за линию фронта. Позднее во главе спецотряда N 550 он снова отправится в тыл врага. После войны Роман Аполлонович Дьяков будет служить в органах МВД.
   Таким образом, к середине осени на Палике сложилась довольно сложная ситуация. Как сформулировал капитан Коссой в беседе с лейтенантом Гоникманом, военно-оперативный центр стал на путь "саморасформирования". Во многом это соответствовало действительности. Члены военно-оперативной группы "шатались там без дела", пока не получали назначений в другие партизанские формирования. Так, Ефим Лихтер до возвращения на должность Бориса Бывалого исполнял обязанности комиссара бригады "Старик", а его коллега старший политрук Василий Семенов был откомандирован в бригаду "Дяди Васи" к Воронянскому, у которого заменил убывшего на излечение в Москву Леонида Лопина в должности комиссара. Лейтенант Тихонов, вероятно, состоял при Титкове, который использовал его для выполнения отдельных деликатных поручений: "...пошлет ... Тихонова, даст ему 5-6 человек - иди, учини допрос и действуй по своему усмотрению", - так характеризовал его деятельность лейтенант Гоникман.
   Наконец, 11 ноября 1942 года на очередном заседании межрайпартцентра Жукович заявил, что военно-оперативная группа не обеспечивает руководства партизанским движением в Борисовской зоне, в связи с чем этот орган был упразднен, а его начальник полковник Абрамов отозван в распоряжение межрайкома. Старик, как мы помним, рассчитывал сосредоточить в своих руках оперативное руководство партизанским движением в зоне. Этого, однако, не произошло, после расформирования довольно аморфной структуры полковника Абрамова бразды правления перешли к партийному центру.
   Пыжиков расценил этот шаг как своего рода самоуправство: "...после того как перестал существовать военно-оперативный центр, т. Жукович явочным порядком без санкций и утверждения сверху создал центр партизанского движения Борисовской зоны и назначил себя начальником этого центра".
   Впрочем, амбиции Старика на руководство партизанским движением тоже не были до конца обоснованными. Он не смог тотчас же заменить военно-оперативный центр штабом своей дивизии. Близкие ему люди, его соратники (Бывалый, Чумаков) высказывали позднее мнение, что им просто не хватило времени для создания полноценной штабной структуры. Ведь, по сути, дивизия имени Чапаева так и не была создана и никогда не существовала, а приказы ее штаба в большинстве случаев уходили в воздух. В этом отношении, вероятно, прав был Степан Манкович, считавший дивизию "...бумажной, портфельной". Примечательно, что ни у кого из командования партизанской дивизии имени Чапаева (Василий Пыжиков, Борис Бывалый, Яков Чумаков) в личных делах (в листках по учету кадров) нет никаких записей относительно их службы в этом партизанском формировании - значатся только должности, занимаемые ими в партизанских отрядах ("Старик", "Белорусь" и "Мститель", соответственно) и сразу после этого - посты в составе бригады "Старик"; дивизии как бы и не существовало.
   Бригада Лопатина, как мы знаем, входила в ее состав лишь формально и лишь в течение нескольких дней (с 25 сентября по 10 октября 1942 года). Этот факт позволял Лопатину позднее утверждать, что его бригада никогда и не числилась в дивизии Старика, действовала самостоятельно, а сам Лопатин никаких приказов штаба дивизии не выполнял. Бригада Василия Воронянского "Дядя Вася" также считалась в составе дивизии лишь номинально, она действовала в основном самостоятельно и, за исключением нескольких первых недель существования, в своем регионе. Сразу после передислокации в южную часть Борисовского района стала действовать независимо от Старика и созданная на основе отряда "Большевик" бригада имени Щорса.
   Показательным в этом отношении является издание и исполнение первого боевого приказа по дивизии, подписанного Стариком еще 26 сентября. В этом приказе перед командирами бригад ставятся задачи разгромить к началу октября гарнизоны противника в Бегомле ("Дядя Вася" Воронянского), Зембине ("Дядя Коля" Лопатина) и Жортае, Барани, Клетном ("Старик" Рябышева).
   Увы - нам ничего не известно о действиях бригады "Дяди Васи" против Бегомльского гарнизона. Лопатин, хотя и осуществил, в конце концов, налет на Зембин, но произошло это намного позже, уже в конце года (6 декабря), с участием отрядов Томашевича ("За Отечество") и имени Кирова. О других операциях бригад дивизии, осуществленных под руководством ее штаба, также ничего не известно.
   В этих условиях лишь о бригаде "Старик" можно говорить, как о формировании, реально подчинявшемся Владимирову. Эта бригада входила в состав дивизии в качестве опорной, но она, по мнению очевидцев, исполняла роль своего рода большого комендантского взвода, обеспечивавшего штаб дивизии и близкий к нему штаб бригады продовольствием и обустраивая быт командования. В конечном итоге, правда, только эта бригада выполнила упомянутый выше приказ комдива и разгромила полицейский гарнизон в Жортае и вела бои с немецкими гарнизонами Барани и Клетного. Но об этом мы поговорим подробнее в следующей главе нашего повествования.
   Глава 13. Бои в Холопеничском районе.
   До осени 1942 года серьезных боевых действий в Борисовской зоне партизаны практически не вели. Крохотные группы, зимовавшие в Березинских болотах, летом ушли в советский тыл с Кузиным, а присланные из-за линии фронта новые партизанские подразделения проходили довольно длительный этап адаптации к местным условиям - с поиском и обустройством удобных мест для базирования, установлением связей с местным населением и неожиданно проявившимися противоречиями по поводу первенства в руководстве движением. К середине осени значительную часть Борисовской зоны контролировали находившиеся под непосредственным руководством Старика отряды и бригады, однако какой-либо активности они в это время не проявляли, а, по образному выражению лейтенанта Гоникмана, занимались лишь заготовками, сидели и кушали.
   Об этом же свидетельствуют и другие источники. В отчете Минского подпольного горкома, подписанном Котиковым, Козаченком и Сайчиком в декабре 1942 года, говорилось, что бригады "Старика" и "Дяди Коли" все лето провели в болотах Палика, лишь изредка высылая за 100 километров подрывные группы. При этом, "Дядя Коля" и его комиссар заявляли, что за 16 дней августа ими спущено под откос до 20 эшелонов с живой силой и грузом противника, тогда как при тщательной проверке через железнодорожников минские подпольщики установили, что за этот период было повреждено только 2 паровоза и 1 уничтожен. На предложение побывавшего несколько раз на Палике Котикова перебазироваться поближе к вражеским коммуникациям и активизировать согласно приказу ЦШПД свою деятельность, у "Дяди Коли" ответили, что "приказы Пономаренко [на них] не распространяются, [они] подчинены только наркомату НКВД", а Старик и вовсе заявил, что "... Пономаренко не видно из Москвы, где мне ... пирату Палика ... располагать мою бригаду".
   Как мы уже показали выше, базируясь на Палике, бригада "Старика" должна была проводить свои операции на территории Борисовского и Холопеничского районов. Действовавший на правобережье Березины отряд Томашевича ("За Отечество") в скором времени тоже был переведен на восточный берег реки и с октября месяца бригада всеми своими отрядами все чаще выходила в северные волости Холопеничского района.
   Впрочем, на первых порах о партизанах в этих местах слышали мало. Слухи носили туманный характер, в основном речь шла о ночных визитах небольших групп в лесные деревни, целью которых по большей части была добыча продовольствия. Ночные рейды партизан иногда сопровождались незначительными диверсиями, выражавшимися чаще всего в мелком хозяйственном вредительстве - разрушении не охраняемых мостов, молочно-сливочных пунктов, поджогах принадлежащих местным властям зданий и производственных объектов. При этом трудно не согласиться с утверждениями тех историков, которые полагали, что в первый год оккупации партизаны не представляли особой угрозы для оккупационных властей, и их деятельность вовсе не тревожила оккупационные власти.
   Сохранившиеся в архивах документы районных и волостных управ подтверждают в целом случайный характер активности партизан вплоть до глубокой осени 1942 года. Начальник государственно-полицейского (второго) отдела Службы порядка Холопеничского района в своем рапорте о состоянии партизанского движения на подотчетных ему территориях говорит о небольших группах партизан (от 15 до 20 человек), которые всегда приходят из-за деревни Гурба и грабят деревни Жортайской и Баранской волостей. Среди пострадавших называются общины Долгий Помет, Барань, Обча, Старина, Обез, Дуброва, Жортайка, Студенка, Гурба, Глубочица. События, как правило, разворачивались по следующему сценарию: партизаны забирали у крестьян продукты питания и увозили награбленное к урочищу "Большой реки" (правильно - "Великой реки" - в 15 км. от деревни Гурба). Один из главных маршрутов для продвижения таких групп пролегал лесными дорогами от деревни Крацевичи через Лютец, Клетное, Заверетенку, Глубочицу и на деревню Гурба. В этих деревнях партизаны мобилизовывали крестьян-извозчиков и оставляли их в Гурбе, а через 2-3 дня возвращали им лошадей. Исходя из географических признаков можно сделать уверенное предположение, что в этом донесении речь шла о партизанах "Старика", лагеря которого располагались в районе хуторов Старина и Смолянка - как раз за реками Гурба и Великая, если смотреть со стороны Холопеничского района.
   Некоторое усиление партизанского движения происходит лишь осенью 1942 года. Это подтверждается информацией с мест. И хотя в отчетах волостных бургомистров районному начальству о вылазках "бандитов" сообщается как о разорительных, но все еще разовых акциях, в сентябре, октябре и ноябре 1942 года происходит своего рода экспансия партизан из Паликовских лесов, главным образом, в северо-восточную часть Холопеничского района, на примере которого мы и проследим за событиями.
   Так, например, в сентябре месяце партизаны появлялись в деревнях Страшное и Поросятники, солдаты расквартированной в Барани немецкой воинской части выезжали для их поимки, но безрезультатно.
   В октябре и ноябре месяцах партизаны дважды посетили Трояновскую волость. 5 октября в 5 часов вечера в деревне Осово они сломали молотилку и трактор, которые были подготовлены к обмолоту хлеба. Тем же вечером и, вероятно, та же группа, в соседней деревне Стотковщина ограбила население, забрав у ее жителей два полушубка, две шапки и овцу. Меры к ним, по сообщению бургомистра, не применялись, так как при волости в это время находилось всего трое полицейских.
   3 ноября около 15 человек партизан появились в деревне Погорелое, взяли одну овцу. На этот раз отряд полиции из Трояновки (к этому времени здесь уже был размещен опорный пункт службы порядка) оцепил Погорелое, но "бандиты" успели уйти в лес и скрыться.
   В окрестностях Краснолук партизаны были замечены в деревнях Гороховка, Забоенье, Бордиловка, Михалово. Полиция на их поимку, однако, не выезжала в связи с малочисленностью гарнизона в Краснолуках.
   В Хотюховской волости события развивались более драматично. 26 октября 1942 в деревне Игрище в результате нападения партизан был сожжен дом одного из местных полицейских. Мать другого полицейского была убита, а его семилетняя сестра ранена. Прибывшие из Хотюхова полицейские в завязавшейся перестрелке сумели убить одного из нападавших партизан.
   В большинстве случаев партизанам противостояли местные полицейские силы. Служба порядка Холопеничского района по состоянию на 24 августа насчитывала в своем составе чуть более 250 человек, распределенных по шести взводам и расквартированных по семи волостям (Латыголичский взвод был разделен между Краснолуками и собственно Латыголичами).
   На вооружении полицейских имелись трофейные (для немцев) винтовки французского и русского образцов, по одному ручному пулемету и по одному или даже по два автомата ППД (не во всех взводах). Территориальное размещение взводов (кроме Холопеничей, это Кащино, Дубы, Хотюхово, Жортай и Латыголичи по состоянию на 24 августа) говорит о все еще недооцениваемой опасности давления, которое партизаны начнут оказывать на район осенью 1942 года от Березины и Палика, в первую очередь на Жортайскую, Баранскую и Латыголичскую волости. Противостоять двумя гарнизонами (Жортай и Латыголичи), даже одной только бригаде Старика они, как это будет показано ниже, не смогут, несмотря на некоторое увеличение сил в этой части района.
   Количественный состав членов службы порядка (Орднунг Динст -- OD), размещенных в опорных пунктах (полицейских гарнизонах) до середины осени также не мог внушать партизанам особых опасений. По состоянию на 24 августа 1942 года число задействованных в гарнизонах полицейских не превышало нескольких десятков человек:
   Холопеничский взвод (Холопеничи) насчитывал 57 членов службы порядка при штатной численности 45 человек, Хотюховский (д. Хотюхово) взвод -- 33 полицейских (по штату -- 35), Жортайский взвод (Жортай) -- 40, Дубовский -- 44, Кащинский -- 38, Латыголичский -- 38.
   Кроме указанных выше взводов, расквартированных в опорных пунктах, ко всем волостным управам района были прикомандированы от 2 до 7 полицейских; при Холопеничской районной управе несли службу 22 полицейских, распределенных между четырьмя отделами районной службы порядка.
   Немецких воинских частей на территории района в это время было немного. Оперативная сводка N18 Северо-Западной группы ЦК КП(б)Б от 10 августа 1942 года называет лишь 2 карательных отряда в Холопеничах (300 немецких солдат и офицеров, в том числе 40 полицейских) и карательный отряд в Краснолуках (90 человек, из них до 25 полицейских). Вероятнее всего в документе речь идет о подчиненной Холопеничскому коменданту 1-й роте 237 охранного батальона, расквартированной в районном центре и Краснолуках; в этом случае количество военнослужащих в сводке сильно завышено. В свою очередь, о немецких воинских частях в Барани и Клетном этот документ умалчивает.
   В целом сведения партизан о противнике не отличались особой достоверностью. Николай Покровский в докладной записке в адрес Минского обкома достаточно качественно анализирует обстановку в Борисовской зоне, называет практически все противостоящие бригаде "Старика" с юга и востока опорные пункты противника, правда, его осведомленность в значительной степени основывалась на завышенных оценках.
   Так, согласно Покровскому, в начале осени отрядам "Старика" противостояли полицейские гарнизоны в Жортайке и Латыголичах (100 - 150 человек с автоматическим оружием). В Краснолуках и Клетном, стояли немецкие гарнизоны численностью до 100 - 200 человек, а в Барани - до полка мотопехоты с танкетками и артиллерией. Кроме того, в районном центре партизанская агентура насчитала 300 человек немцев и полиции, а в Сивом Камне (в Латыголичской волости имелось две деревни с таким названием; в данном случае не ясно, какую из них имел в виду Покровский) стоял карательный отряд из числа литовской полиции силами до 250 - 300 человек.
   Комиссар отряда "Большевик" Николай Руденко, вышедший в начале ноября 1942 года в советский тыл, подтверждает сведения о расквартированной в Барани немецкой воинской части, но в его отчете речь идет о пехотном батальоне, частично размещенном в Баранских Прудах, с бронемашинами и артиллерией. Кроме того, согласно его данным, в Клетном стояло до 200 немцев - для охраны ведущей к озеру Палик гати, предназначенной для вывоза леса; подступы к деревне были укреплены ДЗОТами. Березинский канал охраняло человек 30 немцев.
   Нельзя сказать, что районные власти не замечали надвигающейся угрозы. Начальник Холопеничского района Альбаум считал, что сложившаяся к середине осени ситуация начинала приобретать уже критический характер. В своем отчете местной комендатуре за сентябрь - октябрь месяц 1942 года он говорит о значительном усилении действий партизан. Активных мероприятий против них, однако, не предпринималось ввиду отсутствия необходимых сил, происходили лишь единичные бои между отделами службы порядка и партизанами.
   Это приведет в конечном итоге к тому, что расположенные в этих местах волости (Жортайская, Латыголичская и, отчасти, Баранская) будут разорены партизанами, а волостные управы эвакуированы в другие, менее подверженные риску нападения деревни. Кроме того, по сведениям, полученным от старшин волостей (бургомистров), Альбаум пришел к выводу, что население Жортайской, Баранской и особенно Латыголичской волостей, где партизаны в двух деревнях забрали весь скот, не могло без внешней помощи дожить до нового урожая.
   Для подобного рода заявлений имелись довольно серьезные основания. Вытеснение партизанами органов местной власти и прикрывавших их деятельность сил службы порядка из западной части Холопеничского района началось сразу же с наступлением осени. В первых числах сентября сюда впервые вышли крупные партизанские формирования. Впрочем, основной их целью оставалась добыча пропитания.
   Два партизанских отряда, только недавно вошедших в состав бригады "Старика" - "Белорусь" Николая Покровского и "Большевик" Николая Дербана - с 25 августа базировались в районе хутора Старина Бегомльского района. В отрядах насчитывалось в общей сложности более трехсот человек, что вызывало довольно серьезную проблему с их продовольственным обеспечением. Утративший вследствие передислокации на Палик экономическую базу отряд Покровского решил восстановить ее посредством проведения боевой операции. Для ее проведения была намечена деревня Селец Латыголичской волости Холопеничского района. Судя по боевому приказу, отданному Покровским на осуществление операции, в деревне проживало 17 семей полицейских и старост волости, "...которые в угоду немецким властям терроризируют население и выкачивают продовольствие". Согласно разработанному плану, отряд должен был силами трех взводов уничтожить проживавших в Сельце полицейских и пополнить запасы продуктов за счет имущества их семей.
   Налет на Селец был осуществлен 2 сентября 1942 года, в операции участвовал также находившийся в аналогичном продовольственном положении отряд Николая Дербана. Комиссар этого отряда Николай Руденко вслед за Покровским называет эту операцию налетом не на гарнизон, а на полицейских в деревне Селец. Не ясно, по какой причине он утверждает, что большинство жителей этой деревни состояли в полиции, возможно, тем самым обосновывалась правомерность проведенных в деревне реквизиций.
   Впрочем, несмотря на отсутствие в Сельце крупных полицейских сил, эту операцию партизан трудно признать успешной. Участвовавший в налете комиссар отряда "Белорусь" Руденко объяснял это поспешностью в подготовке к ее проведению (приказ получили в два часа, а в пять уже выступили), без должной разведки, что в незнакомой местности привело к неудаче: проживавшие там полицейские обошли выставленные засады и, судя по всему, вырвались из деревни.
   Журнал боевых действий отряда "Большевик" приводит несколько дополнительных штрихов нападения на Селец. В результате этого налета был убит писарь волостной управы и ранен один полицейский. В завязавшейся перестрелке с полицией были убиты два партизана отряда "Большевик" и ранен боец отряда "Белорусь" - его ударил кинжалом (вероятно, все же ножом) один из местных жителей.
   В документах участвующих в операции отрядов ничего не говорится о выполнении поставленной задачи, то есть о том, была ли восстановлена экономическая база отрядов. Имеются, однако, косвенные свидетельства того, чем закончилось дело.
   Работник Особого отдела бригады "Старик" Яков Кондыба в беседе во втором отделе БШПД на предложение рассказать о случаях мародерства в отрядах бригады упоминает об изъятии партизанами отряда "Большевик" в Сельце и Студенке большого количества овец и стада коров в 16 голов, но сомневается, можно ли этот случай считать мародерством, так как реквизиции были проведены по приказанию штаба бригады.
   Роман Дьяков и бывший начальник штаба его отряда (а с ноября 1942 г. заведующий военным отделом межрайкома) подполковник Николай Коваленко в беседе в том же втором отделе БШПД рассказывают, как группа партизан из отряда Старика увела из деревни Селец Холопеничского района стадо овец в 150 голов. Межрайком, кстати, предложил Старику немедленно вернуть весь скот крестьянам, так как часть его принадлежала семьям партизан, но тот отказался выполнить это требование, мотивируя свой отказ тем, что ему местное население якобы добровольно отдало скот.
   Разорение Латыголичской волости произошло в самом начале октября месяца, когда в район Палика начали прибывать отряды 1-й Минской бригады. Эта бригада была создана из сводной группы Ивана Кузина сразу же после ее выхода в советский тыл (18 августа 1942 года в Усвятском районе). Работавшие в прифронтовой полосе представители Минского обкома переформировали прибывшие с Кузиным группы в три отряда под командованием Черменева (сменил заболевшего лейтенанта Бычкова), Джагарова и Дрантусова. Бригада получила наименование Первой Минской, ее командиром был назначен все тот же лейтенант Иван Кузин.
   Группа Николая Балана была преобразована в партизанский отряд "Буревестник", который, однако, по просьбе его командира получил право действовать самостоятельно.
   Уже в начале сентября бригада вышла к местам своей дислокации в южных районах Минской области (треугольник Червень - Минск - Пуховичи). Для продвижения был выбран маршрут, пролегающий через Борисовскую зону: от Витебского коридора - на Палик - Крупки - Погост - Червень.
   Иван Кузин так и не вступил в командование бригадой. С места ее расположения в Усвятском районе он уехал для отчета по линии НКВД в Москву и не возвратился к моменту выдвижения. В виду отсутствия назначенного комбрига Минский обком поручил вести бригаду Михаилу Джагарову. Первыми ушли отряды Балана и Черменева, затем и сам Джагаров с Дрантусовым.
   В лесах Холопеничского района для продвигавшихся по самостоятельным маршрутам отрядов было назначено место встречи. Здесь они должны были объединиться для последующего выхода в Червенский район. Лейтенант Кузин в бригаде так и не появился и не принял командования над ней. По инициативе Джагарова должность комбрига была предложена Балану - взамен на присоединение его отряда к 1-й Минской бригаде. 30 сентября 1942 года тот дал на это свое согласие и включил отряд "Буревестник" в ее состав. На должности командира Балана сменил его напарник по зимовке на Палике Михаил Мормулев.
   На следующий день после вступления Николая Балана в должность, 1 октября 1942 года находившаяся на отдыхе после марша бригада силами всех отрядов совершила нападение на полицейский гарнизон в деревне Латыголичи Холопеничского района. Участники налета оценивали силы гарнизона в 74 человека, еще 20 полицейских находилось в Латыголичах проездом из Холопеничей. Со стороны партизан в операции участвовало около 80 человек, что позволяет сделать вывод о равенстве сил.
   В "Сведениях о количественном составе службы порядка по волостям и взводам Холопеничского района" говорится, однако, что по состоянию на 24 августа 1942 года Латыголичский взвод имел в своем составе 34 человека, рассредоточенных к тому же между Латыголичами и Краснолуками. На его вооружении имелось двадцать три французских и пять русских винтовок, один автомат ППД и один пулемет РПД с одним диском патронов к нему. Впрочем, осенью все же шел процесс увеличения полицейских сил в районе и эта информация, возможно, устарела.
   Так или иначе, 1 октября в 17.00 гарнизон был атакован. Налет оказался неожиданным для противника и дал результат: он пришелся на время обеда личного состава, вследствие чего сопротивления партизанам оказано не было. Оставив на поле боя до 20 человек убитыми, полицейские бежали, гарнизон был взят, а здания полицейского и волостного управлений, а также две казармы и церковь - сожжены, имущество семей полицейских - конфисковано. Среди трофеев помимо прочего указывается и стадо коров (70 голов), которых, согласно Истории возникновения Первой Минской бригады, "...полиция забрала у крестьян".
   Другой источник информации о разгроме Латыголичского гарнизона - из отряда "Буревестник" - также упоминает об этом трофее, называя его "стадом полицейских коров". Судя по всему, речь в данном случае может идти о бывшем колхозном скоте, не разделенном между жителями деревни и с весны 1942 года перешедшем в собственность Общинного хозяйства, образованного вместо колхоза. Вполне вероятно также, что именно этот факт подразумевал в своем рапорте начальник Холопеничского района Альбаум, сожалея о захваченном партизанами в Латыголичской волости скоте, без которого две деревни этой волости не могли перезимовать.
   Через три дня после налета на Латыголичи был разгромлен и Жортайский гарнизон, а вместе с ним и Жортайская волостная управа. За день до создания дивизии, 24 сентября 1942 года Старик подписал приказ о разгроме Жортайской волости и гарнизонов в Жортайке и Клетном. Сразу же после вступления в должность командира дивизии (25 сентября), он продублировал этот приказ, поручив исполняющему обязанности командира бригады "Старик" майору Рябышеву разработать план операции по разгрому Жортайского гарнизона, что и было исполнено - 2 октября он издал соответствующий приказ по бригаде.
   Согласно плану, операция была проведена 3 октября. Судя по всему, Рябышев задействовал в ней силы всей бригады. Более того, есть основания полагать, что в операции участвовали силы всей дивизии, за исключением, бригады "Дяди Коли". Об этом, в частности, говорит один из непосредственных участников событий этого дня. Командир отряда в бригаде "Старика" Геннадий Москвин на собеседовании в Москве сообщает, что в сентябре - начале октября дивизия всем составом провела бой с немцами и полицейскими в районе д. Жортай. (Москвин, кстати, является одним из немногих участников этой операции, кто связывает ее с Жортаем, а не Жортайкой - деревней, расположенной в трех километрах южнее; в пользу его версии говорят и документы районных властей, согласно которым центр Жортайской волости, а вместе с ним и опорный пункт службы порядка располагались не в Жортайке, а в Жортае).
   Кроме бригады "Старика", таким образом, на участие в разгроме этого гарнизона претендует бригада "Дяди Васи", входившая в это время в состав дивизии. Подтверждение этому можно найти в истории боевой деятельности этой бригады. В ней говорится, что 3 октября 1942 года силами обоих имевшимися на тот момент в бригаде отрядов ("Мститель" и "Борьба") была проведена операция против вражеского гарнизона в д. Жортайка. Никакой конкретной информации при этом в документе не содержится, а заявленные в нем потери противника (100 человек убитыми и ранеными) в два с половиной раза превышают все наличные силы полицейских в этом опорном пункте.
   Общее представление об операции дает изданный 2 октября в отряде "Белорусь" приказ о разгроме этого гарнизона. Николай Кремко, возглавивший отряд после отъезда в Москву Николая Покровского, полагал, что в этом опорном пункте располагались Жортайская волостная управа и полицейский гарнизон в составе до 70 человек. Согласно составленному в его штабе плану рано утром 3 октября (в 5 часов), отряд должен был сосредоточиться для атаки за 500 метров от деревни с северной ее стороны. 1-й взвод должен был атаковать улицу деревни с запада и захватить расположенный там полукапонир противника; 2-й взвод с северной стороны атаковал перекрестки улиц и должен был уничтожить расположенные в полукапонирах огневые точки врага. И, наконец, 3-й взвод должен был захватить здания волостной управы и общежитие полиции, уничтожить находящуюся там живую силу противника, все ценности и документы.
   Со стороны Барани, где размещалась немецкая воинская часть, операцию прикрывал отряд "За Родину" (до 15 сентября 1942 года назывался "Старик"). В Журнале боевых действия этого отряда значится, что подкрепление Жортайскому гарнизону, выдвинувшееся на автомобилях из Барани, было обстреляно ружейно-пулеметным огнем из засады, устроенной у деревни Будище. Оставим без комментариев утверждение о количестве убитых в засаде немецких солдатах и офицерах (сорок человек), однако с возложенной на него задачей отряд вполне справился - противник не стал ввязываться в бой и отступил к Барани.
   Мы знаем, что к моменту включения в состав бригады "Старик" отряд Томашевича (с 15 сентября - "За Отечество") базировался на правом берегу Березины, неподалеку от "Дяди Коли". К началу октября он был выведен в Холопеничский район, подтверждение этому можно найти в документах штаба бригады. В частности, уничтожение в д. Осово трактора и молотилки, "...производивших обмолот зерновых для нужд германской армии", произошедшее, как это видно из отчета бургомистра Трояновской волости 5 октября, - дело рук бойцов этого отряда.
   Его участие в Жортайской операции двумя днями ранее, однако, остается под сомнением. Единственным и весьма неоднозначным подтверждением тому, что отряд "За Отечество" мог быть задействован каким-то образом в этих событиях, является приказ майора Рябышева о вынесении Анатолию Томашевичу выговора за очковтирательство: тот представил к награде своего командира взвода, который якобы 3 октября разбил из засады под деревней Барань две машины с немецкими солдатами, тогда как на самом деле взвод в этот день пьянствовал в деревне Уборок - за 40 километров от предполагаемого места засады.
   Из Клетного на помощь Жортайскому гарнизону также выходил немецкий отряд, в журнале боевых действий отряда "Белорусь" его количественный состав определяется в 200 человек. Впрочем, и эта попытка отбить партизанское нападение не принесла успеха противнику.
   Позднее Борисовский межрайонный партийный центр довольно скептически высказался по поводу результатов этой операции, утверждая, что Старик и его штабные структуры в бригаде и дивизии переоценивали ее значение. Основанием для подобного рода заявлений послужило на самом деле имевшее место значительное преувеличение понесенных противником потерь - в отчетах заявлялось до 80 убитых полицейских и немецких солдат и офицеров. На деле, как указывает глава военного отдела межрайкома подполковник Коваленко, Жортайский гарнизон потерял всего 8 человек убитыми - об этом сообщил участвующий в бою на стороне противника "народник", перебежавший позднее в Кировский отряд к Алексею Гамезе. Второй участник этого боя (со стороны партизан) Геннадий Всеволодович Москвин оценивал потери противника в 7 человек.
   Впрочем, измерять успех боевой операции только лишь величиной потерь противника, на наш взгляд, не вполне правильно. Основным критерием здесь выступает степень выполнения боевой задачи, величина нанесенного противнику урона имеет вторичное значение. С этой точки зрения первые бои, проведенные Стариком в Холопеничском районе, были, безусловно, успешными.
   В результате разгрома Жортайского гарнизона оккупационные власти лишились контроля над северо-западной частью района. Опорный пункт в Жортае был ликвидирован и впоследствии оккупационными властями не восстанавливался. Граница контролируемой ими территории была отодвинута к большаку Борисов - Лепель, а волостные управы из разгромленных партизанами территорий были переведены в безопасные деревни с сильными гарнизонами, в которых группировались по нескольку штук. Это вызывало немалые трудности для управления, так как для выезда в свои волости бургомистрам требовалась сильная полицейская охрана, которая не могла быть предоставлена одновременно нескольким чиновникам и им приходилось ждать своей очереди.
   В скором времени был эвакуирован и немецкий гарнизон из Клетного. 9 октября отряд Николая Дербана вошел в оставленную противником деревню, сжег обе оставленные казармы и разрушил возведенные возле них оборонительные сооружения. Укрепления, расположенные рядом с деревней, Дербан через старосту приказал разрушить местному населению, что жители Клетного и осуществили в ночь на 10 октября. В эту же ночь были взорваны мост через р. Жортайку на дороге Барань - Жортай и два ДЗОТа на плотине через эту же речку. В результате этих мероприятий возможное возвращение в Клетное немецкого гарнизона численностью в 300 (!) человек не состоялось. По завершении операции Николай Дербан, как мы уже установили, увел свой отряд в южную часть Борисовского района, воссоединился с Дроздовским и приступил к формированию бригады имени Щорса.
   Утрата контроля над западной частью Холопеничского района вынудила оккупационные власти предпринять ряд мер по укреплению полицейских сил. К 21 декабря 1942 года общая численность районной службы порядка была несколько увеличена и достигла 375 человек (335 рядовых и 40 человек командного состава -- отделенные и взводные командиры). Часть этих сил была сосредоточена в опорных пунктах службы порядка, при этом вместо разгромленных гарнизонов образовывались новые (вместо опорных пунктов в Латыголичах и Жортае были поставлены гарнизоны в Трояновке и Краснолуках):
   -- Холопеничский взвод -- 65 человек;
   -- Слободской взвод -- 59 человек;
   -- Краснолукский взвод -- 77 человек;
   -- Трояновский взвод -- 61 человек;
   -- Хотюховский взвод -- 22 человека;
   -- Узнацкий взвод -- 14 человек.
   Всего -- 298 полицейских.
   Кроме того, еще несколько десятков полицейских продолжали нести службу при волостных управлениях.
   Опорные пункты достаточно серьезно укреплялись, в них сооружались соединенные траншеями окопы и блиндажи с ведущими к казармам ходами сообщения. Места расположения огневых точек в каждом опорном пункте определялись немецкими офицерами, что гарантировало нужный сектор обстрела.
   Увы, проводимые оккупационными властями меры уже не могли кардинально изменить соотношение сил, сложившееся в Холопеничском районе к концу 1942 года. Как это было показано выше, партизанам здесь могли противостоять немногим менее трех сотен полицейских, рассредоточенных к тому же по шести опорным пунктам. Даже с учетом того, что в Холопеничах и Барани стояли немецкие гарнизоны, а Николай Дербан к этому времени уже увел свой отряд "на ту сторону железной дороги", оставшихся партизанских сил в районе вполне доставало для дальнейшего выдавливания гарнизонов противника из лесов Борисовской зоны. Помимо бригады "Старика" в это время здесь оперировали отряды имени Кирова и "Гвардеец" (создан Белорусским особым сбором); в скором времени и Михаил Мормулев выведет отряд "Буревестник" из состава 1-й Минской бригады и вернется на Палик - так что численный перевес будет оставаться на стороне партизан - за исключением кратковременных периодов проведения немецкими властями масштабных карательных операций.
   В этих условиях комдив Владимиров предпринял попытку продолжить наступление на опорные пункты полиции - в том числе и для того, чтобы выбить козыри из рук членов межрайкома, обвинившего в бездеятельности входившие в дивизию бригады.
   Первым в очереди стал полицейский гарнизон в Трояновке.
   Наличие шестидесяти одного полицейского в этом опорном пункте (лейтенант Гоникман утверждал, что в нем насчитывалось 75 человек, из них 15 немецких солдат) вряд ли позволяло ему противостоять одной только бригаде "Старика", в четырех отрядах которой к этому времени насчитывалось более пятисот бойцов. Тем более что по данным дивизионной разведки, дислоцировавшаяся в Барани немецкая воинская часть (пресловутый мотопехотный полк), выехала к этому времени в направлении Борисова. Учитывая эти благоприятные изменения, комдив Владимиров отдал приказ комбригу "Старика" майору Рябышеву провести рекогносцировку гарнизона в Трояновке и к 19 октября 1942 года разработать план операции по его разгрому. Для достижения успеха требовалось изолировать Трояновку от близлежащих гарнизонов, поэтому разработанный план предусматривал обеспечение фронта операции со стороны Холопеничей и флангов от Барани и Краснолук сильными засадами.
   Выполнение этой задачи, однако, было несколько отсрочено. Межрайком поставил перед дивизией новую задачу - блокировать вывоз продовольствия из Холопеничского района в Борисов. Рябышев получил приказ из штаба дивизии в период с 24 октября по 4 ноября перекрыть дороги Холопеничи - Трояновка (посредством засад в районе деревни Гальки) и Борисов - Барань (засады в районе Баранских Прудов и сожжение моста через реку Сха).
   Результативность устроенных засад была не высокой. Известно лишь об уничтожении 27 октября неподалеку от Старины одной автомашины с войсками, в результате чего было убито 5 немецких солдат. Командовавший операцией командир отряда старшина Анатолий Томашевич был представлен к очередному воинскому званию младшего лейтенанта, соответствующее отношение было направлено Рябышевым в штаб Западного фронта. Участвовавшим в операции комиссару (заместителю командира по политчасти) отряда Василию Петриченко и начальнику штаба Федору Пустовиту Рябышев объявил благодарности.
   Вероятно, только в первых числах ноября 1942 г. майор Рябышев приступил к практической подготовке бригады к операции по разгрому Трояновского гарнизона. Как сообщал в ЦК КП(б)Б подполковник Коваленко, в штабе бригады был разработан неплохой план ее проведения, партизаны имели превосходство над противником в живой силе и вооружении. Для усиления межрайком выделил в помощь Рябышеву отряд имени Кирова (45 человек). Тем не менее, эта операция была проведена провально. Ее осуществление было возложено на второстепенных лиц, командир бригады и командиры отрядов в ней не участвовали, а передоверили ее проведение начальникам штабов. Майор Рябышев непосредственное проведение операции поручил своему начальнику штаба капитану Курочкину.
   Капитан Николай Алексеевич Курочкин, начальник штаба 494 полка 17 стрелковой дивизии, был взят в плен 5 августа 1941 года под Великими Луками. Из лагеря для военнопленных, расположенного в Каунасе, бежал 3 июня 1942 года, в бригаде "Старика" объявился 2 сентября и по настоянию Рябышева (после соответствующей проверки через БШПД) был назначен начальником штаба: в прошлом, до войны, Курочкин учился в Академии Генштаба. Как утверждал работник особого отдела "Старика" Яков Кондыба, в качестве начальника штаба бригады Курочкин проводил некоторые боевые операции, но, как правило, все они кончались провалом.
   Ничем не проявил себя Курочкин и при проведении Трояновской операции. Можно считать, что она вовсе не состоялась. В день получения приказа от Старика, когда бригада уже была готова выступить в поход, к месту ее дислокации прибыл начальник военно-оперативной группы полковник Абрамов, проверил готовность бригады, побеседовал с партизанами о предстоящем бое и убыл. Через несколько минут после этого Старик перенес операцию на два дня, мотивируя это тем, что не были отпечатаны листовки к полицейским, без которых трудно было достичь необходимого эффекта от налета на гарнизон. Только через 5 дней бригада вышла на операцию. На марше, не дойдя 7-8 километров до Трояновки, партизаны встретились с противником, который устроил на дальних подступах к деревне засаду. Потерь Курочкин, вероятно, не имел, поскольку быстро отвел бригаду на 1,5 километра и только после этого открыл ответный огонь по противнику. Впрочем, тот не стал ввязываться в перестрелку и не преследовал партизан.
   Судя по всему, причиной срыва этой операции была утечка информации из бригады либо даже из дивизии. На это указывает то обстоятельство, что противнику было известно время выступления партизан и их маршрут - они верно определили место для засады. Об этом же, вероятно, свидетельствует и еще один факт. Как позже выяснилось, в то время как разворачивались описанные выше события, противник на автомашинах с живой силой курсировал в районе между Холопеничами и Моисеевщиной, то есть в контроперации были задействованы силы не только Трояновского гарнизона, но и как минимум, немецких войск из Холопеничей.
   Партизанское руководство, впрочем, во всем обвинило командование бригады "Старик". Главные обвинения были направлены в адрес командира бригады Рябышева, который не участвовал в операции, а оставался в расположении лагеря, причем в день ее проведения организовал в своей землянке вечер танцев, с пьянкой и женщинами.
   Глава 14. Отряд "Смерть фашизму".
   Еще 24 августа к Старику с Большой земли прибыли радисты с радиостанцией, однако ее мощности недоставало для поддержания устойчивой двухсторонней связи с Москвой. В этих условиях "одергивать" Старика партизанским штабам приходилось опосредованно, рассылая ему шифровки через радиостанции, которые были расположены ближе к линии фронта.
   Первая "запретительная" радиограмма Старику была отправлена 4 октября 1942 года через державшего связь с его бригадой представителя ЦШПД на Калининском фронте. В ней Пономаренко категорически запретил сводить отряды и бригады в дивизию. Как мы уже знаем, Пыжиков пренебрег этим распоряжением. 30 октября, на этот раз через радиостанцию Градова (Ваупшасова) начальник ЦШПД вторично потребовал от Старика "...немедленно предоставить отрядам полную самостоятельность действий. Полномочия на объединение отрядов Вам не предоставляем". Это требование Москвы было проигнорировано Стариком точно так же, как и первое. К этому времени, правда, Борисовский межрайком успел некоторым образом сориентироваться в обстановке - Жуковичу стала очевидной позиция московского руководства относительно сформированной партизанской дивизии. Как мы уже установили, Старик убедил Павла Жуковича подтвердить ее создание решением межрайкома, что поставило его в весьма двусмысленное положение: выполнить посыпавшиеся из Москвы требования о роспуске дивизии теперь можно было, только отменив постановление партийного центра, то есть свое собственное решение. Позже Жукович признает допущенную оплошность, 12 апреля 1943 года он напишет Пономаренко: "...не ознакомившись с положением дел в зоне, не проверив боевые дела дивизии, [мы] вынесли решение (допустили ошибку), поверив на словах Пыжикову (Протокол N2 от 8.10.42)". На исправление допущенного промаха, однако, потребовалось немало времени.
   Наступившее затишье Старик сполна использовал для укрепления формируемой дивизии. И, следует отметить, в этом направлении он действовал весьма настойчиво. Ни один из базировавшихся в Борисовской зоне отрядов и ни одна из проходивших через ее территорию диверсионно-разведывательных групп не избежали его внимания. Это вызывало крайнее раздражение в Московских штабах, поскольку Старик нередко присоединял к отрядам своей дивизии диверсионные группы, идущие из-за линии фронта для выполнения конкретных боевых задач в различных регионах Белоруссии. Так, например, 15 октября 1942 года к отряду "За Родину" была присоединена посланная Белорусским штабом партизанского движения в западные области диверсионная группа в составе 11 человек.
   А в начале ноября месяца на Палик прибыл связной из действовавшего в Смолевичском районе отряда "Смерть фашизму". Этот отряд был сформирован на Муромском сборе капитана Деревича и в ночь на 7 июля вместе с идущими одним маршрутом отрядами "Гвардеец" и "Буря" в районе Усвят был переправлен фронтовыми разведчиками через линию фронта. При переходе через железнодорожную дорогу Витебск - Ленинград отряды были обстреляны из засады, в результате чего вынуждены были бросить обоз (взяли только выпряженных из повозок лошадей). Это, надо полагать, пагубно сказалось на дальнейшей судьбе этих отрядов.
   В особенно трудном положении оказался при этом отряд "Смерть фашизму". К Домжерицким болотам отряд вышел в двадцатых числах июля, но ему предстояло продвинуться еще дальше в юго-западном направлении - в Смолевичский район. На подходе к местам базирования отряд оказался в зоне проведения немцами операции против местных партизан. Дислоцировавшийся на границе с Борисовским районом отряд Евгения Егорова (будущий отряд N2 в бригаде "Дяди Коли") несколько раз был атакован немцами, которые 28, 29 и 31 июля обстреливали его лагерь из артиллерии и стрелкового оружия. Отряд вынужден был покинуть свою базу и маневрировать в лесах. Отступавший через эти места отряд "Белорусь" Николая Покровского в конце июля также был атакован противником. В конечном итоге в начале августа эти отряды были "выдавлены" в Борисовский район, к Палику. Получилось так, что командование отряда "Смерть фашизму" (командир Павел Сиваков, комиссар Игнатий Панкевич и начальник штаба Андрей Кисляков) привело свой отряд в эту местность в разгар боев. Как пишет в своих послевоенных воспоминаниях парторг отряда (на тот момент) Иван Дедюля, немцы методически прочесывали один квартал леса за другим, неумолимо приближаясь к месту их расположения. Заняв круговую оборону, отряд дождался наступления ночи и, не приняв боя, сумел прорваться в Смолевичский район, пробежав за пять часов около 30 километров. Командир отряда Сиваков при этом, по словам Дедюли, проявил психологическую неподготовленность к сложным ситуациям, что сильно озадачило его бойцов.
   К месту своей дислокации (неподалеку от деревень Сухой Остров и Бабий Лес) отряд прибыл лишь к 25 августа. К этому моменту он оказался в очень сложном положении. Как сообщалось в составленной капитаном Коссым сводке о вооружении белорусских партизан, в отряде практически полностью вышли боеприпасы, на 39 винтовок насчитывался всего 161 патрон и вовсе не было гранат, мин и взрывчатки. Это не позволяло проводить даже хозяйственные операции и вынуждало бойцов голодать и страдать от болезней в лесу. Как доносили в БШПД Петру Калинину из действовавшей неподалеку партизанской бригады "Разгром", в отряде "Смерть фашизму" отсутствовала дисциплина, командование не справлялось с ситуацией. Много бойцов дезертировало, оставшиеся заявляли о готовности перейти в любой другой отряд, как только появится такая возможность. До ноября месяца отряд не провел ни одной боевой операции. Однажды неподалеку от лагеря Сивакова противник обстрелял разведку из бригады Разгром. Отряд "Смерть фашизму" в панике бежал с места расположения, бросив остатки тола и противотанковые ружья.
   Командир отряда Сиваков не видел иного выхода, кроме немедленной посылки связного за линию фронта для доклада о положении дел и получения указаний, а также для организации помощи по воздуху из Центра. В противном случае отряду грозила ликвидация и рассредоточение личного состава по другим, более сильным отрядам.
   Пробираться за линию фронта выпало Ивану Дедюле, на тот момент рядовому бойцу и парторгу отряда. В первых числах ноября, взяв пистолет с имевшимися к нему четырьмя патронами и карту, он отправился на Большую землю.
   К линии фронта, однако, Дедюля не пошел. По совету секретаря соседнего Плещеницкого подпольного райкома И. И. Ясиновича он обратился за помощью на Палик - в межрайком. Ясинович же показал ему и дорогу на хутор Старина. Здесь его внимательно выслушали и, судя по всему, дальнейшие события разворачивались уже под контролем Старика.
   9 ноября Павел Жукович провел заседание партийного центра. Выступивший на нем с информацией член межрайкома Владимиров представил дело таким образом (нужно полагать, основываясь на предоставленных Иваном Дедюлей фактах), что отряд сидит в лесах и бездействует, а командир отряда Сиваков и комиссар Панкевич "...не принимают мер к изжитию недостатков, а сами стали на путь мародерства и пьянства, потеряли авторитет" среди бойцов и командиров. Исходя из сказанного, партийный центр снял их с должностей, а отряд подчинил бригаде "Старика".
   Для реализации решения партийного центра комдив Владимиров в скором времени выехал в Смолевичский район. Первоначально это поручалось Борису Бывалому, но, вероятно, Старик посчитал, что затеянное дело потребует его личного присутствия. 11 ноября в 12 часов дня под охраной выделенного отрядом "Белорусь" взвода он покинул базу на хуторе Старина. Эта командировка Старика вызвала много толков в Борисовской зоне, впоследствии некоторые "следователи" будут расценивать ее как попытку отсрочить решение о роспуске дивизии: Пыжиков, мол, "умышленно ушел ... и умышленно не являлся в бригаду". Подобная интерпретация событий, однако, является, на наш взгляд, чересчур вольной. Отсутствовать на Палике Старик будет ровно месяц, но это того стоило: в противном случае присоединение отряда "Смерть фашизму" к бригаде могло и не состояться.
   На следующий день после того, как Старик покинул Палик, 12 ноября 1942 года, в партийный центр прибыл секретарь Смолевичского райкома Довгаленок, который опроверг выдвинутые в адрес Сивакова и Панкевича обвинения и попросил межрайком оставить командование отряда на своих местах. Жукович отправил Довгаленка обратно с запиской для Старика, в которой рекомендовал тому приостановить (до завершения проверки) решение о снятии с постов командования отряда.
   Однако это решение запоздало. В день прибытия в отряд Владимиров вызвал Сивакова и Панкевича, обезоружил их и направил в распоряжение партийного центра. Командиром отряда он назначил заранее подготовленного и приведенного из бригады "Старик" лейтенанта Тарунова - тогда как на заседании межрайкома было принято решение в случае необходимости подобрать командира на месте из числа проявивших себя командиров взводов. Комиссаром отряда был назначен Иван Дедюля. После прибытия Довгаленка с запиской от Жуковича Владимиров отказался отменять свое решение.
   В конечном результате это решение Старика окажется знаковым. Вообще, следует отметить, что его кадровые назначения во многих случаях были достаточно сильными. Под руководством Тарунова отряд "Смерть фашизму" встал на ноги, окреп и получил известную долю славы, в некоторой мере даже неоднозначной, как это будет показано ниже.
   Василий Федорович Тарунов родился в 1914 году в деревне Старинки Горьковской области, коммунист, бывший рабочий-сталевар, с 1937 года служил в армии. Перед войной был командиром саперного взвода 128 стрелкового полка, дислоцировавшегося на территории Белоруссии. В июле 1941 года был ранен, попал в плен, бежал из лагеря под Могилевом, с 10 июня 1942 года - в отряде "Белорусь", на следующий же день после зачисления назначен Покровским командиром 1-го взвода. Незадолго до вхождения в состав бригады "Старика" Николай Покровский назначил Тарунова командиром диверсионной группы и представил его к награде - ордену Красного Знамени (в Московских штабах, как это часто бывало, уровень награды немного понизили - 13 ноября Тарунов получил орден Красной звезды и стал первым орденоносцем в отряде "Смерть фашизму").
   Вскоре после инцидента инструктор Минского обкома Белисов проверял факты на Сивакова и Панкевича - и не нашел им подтверждения. 13 декабря межрайком своим Постановлением N 15 признал, что материалы, поданные в партийный центр на командира и комиссара отряда "Смерть фашизму", обвиняющие их в пьянстве, мародерстве, отсутствии дисциплины в отряде, и послужившие основанием для снятия их с работы, были сфабрикованы группой лиц для компрометации командования. Владимиров без должной проверки на основании этих фактов снял с работы Сивакова и Панкевича.
   Многочисленные уполномоченные и проверяющие, зачастившие к концу осени на Палик, увидели в проведенных в отряде "Смерть фашизму" переменах провокацию, затеянную Стариком с единственной целью - присоединить отряд к своей бригаде.
   Так, специально прибывшие в Борисовскую зону уже в марте 1943 года для проверки поступавших на Старика сигналов уполномоченные Белорусского штаба партизанского движения Ключинский и Киселев сделали вывод, что Старик оклеветал руководство отряда "Смерть фашизму", обвинив его в низкой боевой активности, отсиживании и в отсутствии дисциплины в отряде и "... отдал приказ о снятии командира, комиссара и начальника штаба с работы, а вместо них на эти должности назначил своих людей, подчинив, таким образом, отряд себе".
   Трофим Радюк, заворготделом Минского обкома (прибыл на Палик в ноябре 1942 года в качестве представителя БШПД), в отчете на имя Пономаренко утверждает, что "...Пыжиков, пользуясь тем, что ... давно работает в тылу и является членом партийного комитета, представил клеветнические материалы и добился снятия с работы командира партизанского отряда "Смерть фашизму" т. Сивакова и комиссара т. Панкевича и подчинил отряд своей бригаде".
   Павел Жукович также возлагает на Старика ответственность за случившееся, утверждая, что тот, будучи членом межрайкома, "...представил материалы [на Сивакова и Панкевича] и добился их снятия... и подчинения отряда бригаде "Старик". Себя Руководитель партийного центра не посчитал причастным к этому решению.
   Вернуть ситуацию в прежнее русло было весьма непросто. По крайне мере, Павлу Жуковичу этого сделать не удалось. Старик запретил допускать кого бы то ни было (из прежнего руководства) в отряд "Смерть фашизму" без его ведома. Межрайком в этой ситуации решил оставить все на своих местах, некоторое время Сиваков и Панкевич находились при партийном центре без должностей, а позднее Жукович предоставил им работу в другой бригаде.
   Сторонники Старика, естественно, присоединение отряда "Смерть фашизму" к его бригаде истолковывали в ином свете - как меру вынужденную и необходимую, к тому же осуществленную с санкции межрайкома. По словам самого Пыжикова, в отряде "Смерть фашизму" к ноябрю месяцу очень серьезно осложнилась обстановка, поэтому решением межрайонного партийного центра отряд был включен в состав бригады "Старик", а смена его руководства объяснялась как необходимая мера по укреплению отряда командными кадрами.
   Иван Прохорович Дедюля в своих воспоминаниях умалчивает о мотивации Владимирова, но утверждает, что присоединение их отряда к бригаде "Старика" на деле было спасительным. Из полуразвалившегося к тому времени отряда (80 вооруженных и около 30 безоружных партизан) Старик сформировал две роты. Первую, из числа не утративших боеспособности людей во главе с Иваном Деминым, оставил действовать в Смолевичском районе. Вторую роту, скомплектованную, по словам Дедюли из оставшихся двух взводов и невооруженной группы из числа местной молодежи, Старик отправил на Паликовские острова для военной подготовки и строительства запасной базы отряда и стационарного госпиталя. На старом месте был оборудован добротный лагерь с землянками, кухней и баней - по образцу и подобию баз "Старика" на хуторе Старина.
   Из Смолевичского района Старик выехал к Николаю Дербану, чья бригада имени Щорса стояла на границе Червенского и Борисовского районов. Эта поездка привела к конфликту Старика уже с руководством Минской партизанской зоны и с главой Минского межрайкома Иваном Сацункевичем. Дело в том, что Николай Дербан не ограничился претензиями на входившую ранее в его отряд группу Дроздовского (отряд "Победа"). После своего возвращения с Палика Дербан начал усиленно "вербовать" действовавшие в Червенском районе отряды в свою бригаду - среди них Сацункевич называет отряды "Искра" и "Коммунист" из бригады "Разгром".
   Этому предшествовали следующие обстоятельства. В мае 1942 года из состава отряда "Разгром", комиссаром которого до октября месяца являлся Сацункевич, была выделена инициативная группа из 18 человек для создания нового отряда. Во главе группы был поставлен Василий Деруго. В июне 1942 года отряд Деруги получил от Ваупшасова название "Коммунист" и к середине лета насчитывал в своем составе 150 человек. Во всех подобных случаях априори подразумевалось, что вновь созданное подразделение должно оставаться в подчинении командования "материнского" отряда, выделившего инициативную группу, в том числе и в целях последующего возможного объединения с ним в составе партизанской бригады.
   Деруго нарушил такой справедливый, в общем-то, принцип взаимоотношений со штабом отряда "Разгром" и в июле месяце вышел из его подчинения, запил, начал поощрять мародерство и разлагать дисциплину. В октябре месяце Минский межрайком (во главе его стоял, как мы помним, Сацункевич) на базе отряда "Разгром" сформировал одноименную бригаду, в состав которой был включен и отряд "Коммунист", при этом межрайком рекомендовал Деруге устранить недостатки в дисциплине и активизировать боевую деятельность, однако тот продолжил пьянствовать, мародерствовать и расстреливать ни в чем не повинных людей. Командир бригады "Разгром" Павел Тимофеевич Клевакин 21 декабря 1942 года снял Деругу с должности, но тот не подчинился приказу и в ночь на 22 декабря в пьяном виде поднял бойцов по тревоге, бросил штаб и все отрядные документы и увел отряд в расположение бригады имени Щорса. Николай Дербан принял его и сразу назначил своим заместителем. Так выглядит конфликт в изложении Ивана Сацункевича.
   В бригаде Дербана, естественно, ситуацию преподносили несколько иначе - во-первых, слияние произошло по "...желанию бойцов и командиров отряда "Коммунист", зашедших с ходатайством о включении отряда в состав бригады", во-вторых, датируется это событие 20-м декабря 1942 года. Получается, что Павел Деруга был снят Клевакиным с должности не до, а после его перехода к Дербану - если только комбриг "Разгрома" не фальсифицировал дату приказа, издав его "задним числом". Впрочем, Иван Сацункевич не подтверждает такой вероятности: "Как теперь стало известно тов. Дербан включил отряд "Коммунист" в состав своей бригады еще до совещания, т.е. с 20 декабря", - сообщает он в письме Павлу Жуковичу (копия - секретарю ЦК КП(б)Б тов. Пономаренко и члену Минского обкома тов. Климову).
   Не изъявившие желания войти в состав бригады имени Щорса комиссар отряда (на момент описываемых событий - заместитель командира по политической части) старший политрук Базылевич, начальник штаба капитан Короткий и уполномоченный особого отдела политрук Качан от занимаемых должностей были освобождены, и исключены из списков бригады. Все они вернулись в бригаду "Разгром" к Клевакину.
   Сацункевич обратился в Борисовский межрайпартцентр с просьбой оказать содействие и вернуть отряд Деруги в Минскую зону. Павел Жукович, естественно, предложил Дербану вывести отряд "Коммунист" из состава бригады, но тот категорически отказался.
   Напрямую обвинить Старика в незаконном присоединении отряда Деруги было невозможно, формально оно состоялось уже после расформирования дивизии и, следовательно, после приобретения самостоятельности Николаем Дербаном. В этой связи Сацункевич упрекает Старика в потворстве своему выдвиженцу Дербану, который приютил у себя отряд "Коммунист".
   Впрочем, и без заступничества Пыжикова Дербан смог удержать отряд у себя даже после того, как его бригада в начале 1943 года вошла в подчинение Минскому межрайкому. Василий Деруго прослужит под началом Дербана более года, а в марте 1944 даже сменит его на посту комбрига.
   Глава 15. Расформирование дивизии.
   Строго говоря, шансов сохранить дивизию у Старика не было. С созданием 30 мая 1942 года Центрального, а вслед за ним республиканских и областных штабов партизанского движения партийные органы (как учредители штабов) начали сосредотачивать в своих руках руководство партизанской борьбой - оттесняя на задний план военных и представителей спецслужб. Глава разведывательно-диверсионной работы в тылу врага по линии госбезопасности первых военных лет Павел Судоплатов в своих воспоминаниях показывает, что уже с лета 1942 года начался процесс передачи партизанским штабам созданных их ведомством отрядов - за исключением разведывательно-диверсионных групп специального назначения и резидентуры в немецком тылу - в соответствии с принятой в НКВД директивой от 13 июля.
   Военные продержались несколько дольше, однако попытки назначенного 6 сентября 1942 года на должность Главнокомандующего партизанским движением при Ставке ГКО маршала Ворошилова "военизировать" партизанское движение не имели успеха. Начальник ЦШПД Пантелеймон Пономаренко увидел в предложениях маршала угрозу своему положению. В развернувшемся соперничестве он одержал верх над Ворошиловым и 19 ноября должность Главнокомандующего была упразднена.
   Закономерным итогом завершившегося кризиса стало объединение всех действующих в партизанских зонах бригад и отрядов не в дивизии, корпуса или армии (как предлагали военные), а в так называемые партизанские соединения, во главе которых в большинстве случаев стояли секретари подпольных партийных комитетов (обкомов и межрайкомов). Отметим, что Борисовский межрайком еще 25 ноября 1942 года постановил "...высшей формой партизанского формирования считать бригаду с подчинением [всех бригад] партийному центру Борисовской зоны".
   И хотя окончательно такая система на Палике оформится только к середине 1943 года, когда Роман Мачульский возглавит партизанское соединение Борисовской зоны в качестве представителя БШПД и, одновременно, в качестве секретаря Минского обкома, Старику, с его претензией на общее руководство партизанскими силами в регионе в этой системе не было места уже осенью 1942 года.
   В конце осени 1942 года в ЦК КП(б)Б и в партизанских штабах (читай - у Пономаренко) было принято окончательное решение о расформировании дивизии и дальнейшие события на Палике разворачивались в соответствии с этим решением.
   14 ноября Пономаренко посылает Старику очередную шифровку. Рация в дивизии все еще не работает, поэтому радиограмма направляется через Жуковича: "Я дважды уже предлагал Вам прекратить создание всяких дивизий. Линия, занятая Вами на создание дивизий, может принести только вред делу и представляет собой погоню за внешним эффектом. Бригады сводить в дивизии категорически запрещаю". В отсутствии Старика шифровка была передана замещавшему его комиссару дивизии (заместителю командира по политчасти) Бывалому. Тот, однако, заявил, что указания Пономаренко - это еще не указание всей партии и отказался распускать дивизию. Обоснование Бывалым своего поступка вызвало бурю возмущения у присутствовавших при этом работников межрайкома: в радиограмме, мол, указано дивизии не создавать, тогда как она уже создана. Прибывший незадолго до этого на Палик Трофим Радюк напомнил, что обком еще раньше запретил Пыжикову формирование дивизии, на что Бывалый отвечал: "Обком - это еще не партия".
   Нельзя сказать, что межрайком не пытался исполнить полученные из Москвы установки. Однако его усилия в этом направлении на первых порах сводились к давлению на командование дивизии - с тем, чтобы оно добровольно выполнило требования Пономаренко и приступило к расформированию дивизии. Кульминацией противостояния, вероятно, следует считать события, произошедшие сразу же после описанного выше спора Бориса Бывалого с партийным руководством Борисовской зоны. В тот же день, 14 ноября 1942 г. Петр Лопатин представил на утверждение план нападения на Зембинский гарнизон и обратился к партийному центру за поддержкой, попросив в усиление один отряд из бригады "Старика". Как утверждает Радюк, Лопатин просил в помощь не любое подразделение, а знакомый ему еще с лета отряд Анатолия Томашевича "За Отечество". В его составе было много местных жителей, не только хорошо знавших расположение улиц в Зембине, но имевших много знакомых среди тамошних полицейских и их семей. Дядя Коля полагал, что эта особенность могла иметь значение в ходе ночного налета на гарнизон противника.
   Жукович дал свое согласие на передислокацию отряда "За Отечество" на правобережье Березины, однако Борис Бывалый отменил это распоряжение и отослал Томашевича в Холопеничский район на проведение хозяйственных заготовок. Павел Жукович и Трофим Радюк, естественно, обвинили Бывалого в попытке срыва Зембинской операции, однако, как нам представляется, у того в описанном выше эпизоде была иная и достаточно очевидная мотивация для вывода отряда Томашевича подальше от глаз партийного начальства.
   Дело в том, что еще 3 ноября Дядя Коля обращался к полковнику Абрамову с ходатайством о переводе в свою бригаду отряда "За Отечество", выделенного "...временно в помощь бригаде "Старика"". К указанному рапорту Лопатин прилагал выписку из приказа N2 от 12 августа 1942 года (день создания бригад "Дяди Коли" и "Старика"), в которой речь шла о временном выделении отряда Томашевича в состав бригады "Старик".
   В дивизии оспаривали законность подобных требований Дяди Коли, имея в виду, что отряд Томашевича никогда не входил в состав его бригады. Лопатин же, скорее всего, ссылался на распоряжение Ивана Кузина, переподчинившего ему в июле 1942 года группы, отказавшиеся выходить с ним в Советский тыл - об этом, в частности, говорит в своей книге воспоминаний Михаил Джагаров. В виду сказанного, Борис Бывалый вполне мог расценить запрос Петра Лопатина на участие отряда Томашевича в Зембинской операции как попытку вывода его из подчинения бригады "Старика".
   Дальнейшие события вышли из-под контроля их основных участников. Анатолий Томашевич протестовал против распоряжения Бывалого и пожаловался на него Жуковичу. Партцентр отменил приказ штаба дивизии и все же отправил отряд "За Отечество" к Дяде Коле. Прибыв к Лопатину, Томашевич ушел в штаб бригады с докладом и за необходимыми указаниями от комбрига. В этот момент старший политрук Василий Петриченко (комиссар отряда, прибыл в бригаду Рябышева из плена вместе с капитаном Курочкиным) увел его обратно в лагерь Старика.
   Как раз в этот период на Палике дискутировался вопрос о единоначалии в партизанском движении. После того как Главнокомандующий партизанскими силами маршал Ворошилов распространил действие Указа Президиума Верховного Совета СССР (от 9 октября 1942 г. - об упразднении института комиссаров) на партизанские формирования, в дивизии Старика очень болезненно реагировали на вмешательство партийных органов в дела бригад и отрядов. 14 октября комдив Владимиров издал приказ, требовавший "...работу партаппарата и взаимоотношения между командирами и политработниками строить в соответствии с Указом Президиума ВС СССР и указаниями, данными мною и моим заместителем по политической части батальонным комиссаром тов. Бывалым".
   В этих условиях исходящие из партийного центра указания в штабах Старика воспринимались весьма неоднозначно. Никто не оспаривал притязаний партийного комитета на политическое руководство движением - например, определение целей и задач партизанской борьбы, ведение пропаганды и агитации и т.п. Попытки Жуковича "руководить" входящими в дивизию бригадами и отрядами у Старика пресекались тотчас же. Так, например, 9 ноября межрайком своим решением снял с должности командира бригады "Старик" майора Рябышева - за "отсиживание" бригады в лесу и замену боевой работы хозяйственными операциями. Бывалый, естественно, отменил это решение и восстановил Рябышева в должности.
   В эпизоде со срывом Зембинской операции действия межрайкома в дивизии также сочли прямым вторжением в компетенцию командования дивизии, а отданные через голову Бывалого распоряжения незаконными.
   На Палике в связи с провалом Зембинской операции разразился очередной скандал. Для "расследования" случившегося 25 ноября 1942 года Павел Жукович созвал заседание партийного центра. В произошедшем межрайком обвинил командование дивизии, за что исполнявшему обязанности комбрига Борису Бывалому вынес выговор, а Василия Петриченко сместил с должности. Бывалый, вместо того, чтобы подчиниться, отстранил от должности Томашевича и даже издал приказ о его расстреле. Узнав об этом, Томашевич увел отряд из расположения лагерей.
   Такую интерпретацию произошедшего предложил Павел Жукович в своем Донесении на имя Пономаренко. Такого же мнения придерживались и многие другие участники событий, по разным причинам выступавшие против Старика и команды его сторонников. Начальник военного отдела межрайкома Николай Коваленко полагал, что Томашевич "забрал ... отряд и ушел действовать самостоятельно" после отстранения от должности. Трофим Радюк указывает, что, приобретя независимость от Старика, Томашевич тем самым смог избежать ареста.
   Другие документы, однако, свидетельствуют о некоторой односторонности, если не сказать предвзятости в истолковании инцидента в приведенных выше источниках.
   Во-первых, приказа о расстреле Томашевича в дивизии не издавали - позднее это подтвердил и сам Жукович, сделав в своем дневнике запись о том, что командира отряда "За Отечество" в бригаде "Старика" "...сняли с работы и пустили слух о его расстреле".
   Во-вторых, приказ об освобождении Томашевича от командования отрядом был издан в штабе дивизии еще 22 ноября 1942 года, за три дня до проведенного Жуковичем заседания партийного центра. При этом Томашевичу инкриминировались вовсе не Зембинские события (его неподчинение приказу Бывалого), а последовавшая вслед за ними попытка увести отряд без ведома командования и унести оружие - иначе говоря, речь шла о самовольном выходе отряда из состава бригады.
   Если это так и мы не ошиблись в восстановлении хронологической последовательности событий, то этот демарш Анатолия Томашевича предшествовал его смещению с должности, то есть явился причиной отстранения, а не его следствием. Слухи о готовящемся в бригаде аресте Томашевича, надо полагать, явились лишь реакцией ее командования на проявленный "сепаратизм" последнего.
   О причинах, реально подвигнувших Томашевича к уходу от Старика, можно только догадываться. Назначенный было майором Рябышевым на его место лейтенант Гоникман в беседе во втором отделе БШПД с капитаном Коссым рассказывал: "Ко времени моего ухода [22 декабря - за линию фронта] ... Томашевич со своим отрядом ушел от Старика, он сказал, что я сидеть без дела не могу, я сам белорус, и мы должны защищать Белоруссию, а не сидеть ... действует отряд самостоятельно. ... Дислоцируется в 5 км. от местечка Мстиж".
   Окончательный разрыв Томашевича с бригадой "Старика" произошел 26 ноября 1942 года. В этот день, вернувшись с частью бойцов с задания, Томашевич взял остатки своего отряда и ушел в Уборки - это уже на правобережье Березины, неподалеку от мест базирования отрядов "Дяди Коли".
   Произошедший инцидент до предела обострил ситуацию на Палике. Одновременно с рассмотрением вопроса о причинах срыва Зембинской операции, в тот же день (25 ноября 1942 года) межрайком принял постановление о роспуске дивизии: отметив, что создание дивизии путем подчинения ее штабу уже существующих бригад и отрядов не дает эффекта, партийный центр отменил свое решение от 8 октября и "реорганизовал" ее (судя по контексту, под реорганизацией подразумевалось расформирование дивизии). Ее командование (командир т. Владимиров, комиссар (не заместитель по политчасти (!)) т. Бывалый, начальник штаба т. Чумаков и начальник особого отдела т. Брановицкий) отзывалось в распоряжение партийного центра, туда же передавалось и все имущество дивизии.
   На этом же заседании было принято решение высшей формой партизанского формирования считать бригаду с подчинением ее Межрайонному партийному центру Борисовской зоны.
   Как и следовало ожидать, Борис Бывалый категорически отказался выполнять постановление межрайкома и на следующий же день (26 ноября) созвал "широкое совещание командно-политического состава отрядов и бригад, входящих в состав дивизии". На нем указание партцентра о ее роспуске было признано антипартийным, все его решения в этом отношении были отменены, а хождение подчиненных в межрайком (напомним, партийный комитет располагался на хуторе Старина, фактически на базах Старика) категорически запрещено. Вокруг лагеря были выставлены караулы, несшим караульную службу бойцам было приказано не выпускать работников партийного центра из лагеря. Когда созданная Жуковичем комиссия по приему дел дивизии попыталась 28 ноября приступить к выполнению своих обязанностей, Бывалый и Чумаков ее в расположение штаба не допустили. Дивизия, таким образом, фактически вышла из подчинения межрайпартцентра.
   Жукович в этих условиях обращается за помощью к Москве. 1 декабря он сообщает Пономаренко о решении партийного центра Борисовской зоны расформировать штаб дивизии "как излишнюю надстройку" и просит того срочно подтвердить это решение. Что начальник ЦШПД без проволочек и делает (Резолюция Пономаренко на радиограмме Жуковича состоит из одного слова: "Утверждается").
   Мгновенная реакция Москвы, однако, конфликта не погасила. 6 декабря Жукович вновь радирует в ЦШПД: "...комиссар дивизии Бывалый, начальник штаба Чумаков организовали вокруг себя группу политсостава, вынесли решение, что роспуск дивизии - это антипартийные действия центра, все решения центра отменить и выйти из подчинения центра. Прошу Вашего указания, как поступить с дивизией и лицами, противопоставившими себя против партийного центра. Старик ушел в Смолевичи и умышленно не является. Жукович". Реакция Пономаренко на ситуацию становится все более раздражительной: "т. Калинину, т. Эйдинову. Это все действия Старика и немецкого гестапо. Надо послать туда ответственного представителя ЦК и штаба".
   Помимо Бывалого и Чумакова, в упомянутую группу входило практически все руководство бригады "Старик" - исполнявшие обязанности командира бригады, его комиссара и начальника штаба Иван Рябышев, Ефим Лихтер и Николай Курочкин, а также редактор бригадной газеты Василий Бочаров. На требования Жуковича о безусловном исполнении распоряжения Пономаренко о роспуске дивизии эта группа устами Рябышева заявила: "...для нас Пономаренко не партия, и он нам не руководитель, а мы подчиняемся лишь т. Ворошилову". (С 6 сентября по 19 ноября 1942 года Ворошилов занимал пост Главнокомандующего партизанскими силами; возможно, Бывалый, Рябышев и другие "оппозиционеры" видели в деятельности Ворошилова реальный рычаг давления военных профессионалов на партийное руководство партизанским движением). "Какое дело ЦК [компартии] Белоруссии вмешиваться в партизанское движение? Продали немцам Белоруссию, а теперь хотят нами руководить..." - эти слова майора Рябышева как нельзя лучше объясняют точку зрения "военной партии" на развитие партизанского движения.
   Батальонный комиссар Бывалый, как заместитель командира дивизии в своем выступлении "...не только не осудил такую позицию Рябышева, ... а наоборот, еще больше и глубже развел антисоветскую и антипартийную демагогию. ... Бывалый заявил, что решение ЦК КП(б)Б и Минского обкома - это не решение партии. Мы военные и будем делать по-военному, без всякого вмешательства [и давления] на военных...".
   По свидетельству находившихся в бригаде "Старика" инструкторов ЦК ВЛКСМ Барановой и Крицкой группа Бывалого на совещании 29 ноября даже приняла решение арестовать Борисовский партийный центр во главе с Жуковичем и отправить его членов за линию фронта. Оно не было выполнено лишь в связи с отсутствием в это время командира дивизии - Владимирова.
   Упоминает об этом и Трофим Радюк, правда, он не столь категоричен в описании этого эпизода. В докладной записке на имя Пономаренко он лишь сообщает, что один из участников группы Бывалого - Рябышева, лейтенант Заляндаев, заявил: "дайте мне разрешение, я сейчас же арестую и свяжу этих самозванцев (имел в виду межрайпартком)".
   Приказа на арест или иного официального решения по этому поводу все же не последовало и мятеж не состоялся.
   12 декабря, наконец, вернулся из командировки Старик. Как пишет в своем дневнике Павел Жукович, в тот же день он пришел в партцентр и "...предъявил требование: на каком основании и кто имел право ликвидировать дивизию?". Ему разъяснили, что на этот счет есть указание т. Пономаренко, ознакомили с имеющимися документами и решениями. После ознакомления с документами Старик, похоже, сорвался и "устроил истерику". Он "...разъяренно начал кричать, что Пономаренко не в курсе дела, как в гражданскую войну создавалась дивизия Чапаева, 1-я Конная армия и никаких решений ЦК на этот счет не требовалось. Это вы, жулики и авантюристы, стремитесь развалить все, что мною здесь создано". Павел Жукович даже утверждает, что в гневе Старик "... разъяренно выхватывал парабеллум".
   За спиной у Павла Жуковича, однако, была очень сильная поддержка. В этот же день Пономаренко отправил в Межрайком очередную радиограмму: "Передайте Старику, Бывалому и другим товарищам с дивизии следующее указание ... Вторично подтверждается запрещение создавать дивизию и соответствующие органы управления дивизии. Дивизия скует силы, без необходимых средств управления и связи будет малоподвижной и трудно управляемой. Кроме того, снабжение отрядов, объединенных в дивизию, представляет трудности и неизбежные трения с местным населением. Сейчас, в зиму, более целесообразно рассредоточиваться на более маневренные отряды и активно действовать отрядами".
   13 декабря 1942 проводится очередное заседание межрайпартцентра. Помимо его членов (Жукович, Пыжиков и Смирнов) на совещании присутствовали находящиеся в Борисовской зоне уполномоченный ЦК и БШПД Трофим Радюк и инструктор Минского обкома Белисов. Уже в начале заседания Старик заявил, что он не будет выполнять телеграфное указание т. Пономаренко о роспуске дивизии до тех пор, пока не получит по этому поводу решения ЦК КП(б)Б, куда он посылал подробную докладную; решение партийного центра о расформировании дивизии он также посчитал недействительным, поскольку оно принималось всего двумя его членами (по утверждению самого Пыжиков - это личный сговор двух членов центра). "Мне в центре нет чего делать", - сказал он и демонстративно ушел с заседания.
   На следующий день, 14 декабря Старик созвал свое совещание командно-политического состава дивизии; на нем еще раз было подтверждено несогласие с решением ЦК и межрайкома о роспуске дивизии. Старик призвал всех бойцов и командиров выполнять приказы и распоряжения штаба дивизии и угрожал расправой тем, кто посмеет не выполнять приказа дивизии.
   Не отставал от Старика в своих действиях и Жукович. 16 декабря он проводит еще одно заседание партийного центра, на котором Пыжикову было предложено безоговорочно выполнить директиву ЦК о роспуске штаба дивизии. Возможно, Старик устал от борьбы - он все еще держит удар, но сопротивление его ослабевает: "...мне эти директивы не понятны. Я послал обстоятельную докладную т. Пономаренко. Если будет после этого специальное решение, тогда я распущу дивизию", - заявил он Межрайкому и опять демонстративно ушел с заседания.
   В отсутствии Старика межрайком постановил считать штаб дивизии распущенным и обязал всех командиров и комиссаров, входивших в состав дивизии подразделений, беспрекословно выполнить приказ ЦШПД и ЦК КП(б)Б и выйти из подчинения ее штаба.
   Сам Старик за непартийный поступок, выразившийся в невыполнении решений ЦК и демонстративный уход с заседания, был выведен из состава межрайонного партийного центра Борисовской зоны. Помимо прочего, Павел Жукович поставил ему в вину противопоставление себя партийному центру и, одновременно, объявление партийного центра антипартийным. Прибывший еще 12 ноября в Борисовскую зону уполномоченный ЦК КП(б)Б в ЦШПД Трофим Радюк, предполагавший после завершения работы в бригадах "Дяди Коли" и "Старика" перебраться на юг - к Сацункевичу и Балабуткину, вынужден был задержаться на Палике вплоть до июля 1943 года, так как его ввели в состав межрайонного партийного центра вместо попавшего в опалу Пыжикова.
   Таким образом, хотя и со второй попытки (первая была предпринята 25 ноября, Постановление N 10) межрайонный партийный центр Борисовской зоны справился со Стариком. Накануне решающего заседания межрайкома, 15 декабря 1942 года Павел Жукович провел длительную беседу с командиром бригады "Народные мстители" ("Дядя Вася") майором Воронянским. Беседа, по словам Жуковича, была внушительной. После ее завершения Василий Трофимович Воронянский отдал приказ о выходе своей бригады из состава дивизии. Это заявление во многом предопределило исход противостояния - до сих пор Дядя Вася неизменно поддерживал Старика. Бригада имени Щорса была "отсечена" от Палика магистралями Минск - Москва, вследствие чего Николай Дербан с запозданием мог реагировать на происходящее - после решения Воронянского особого резона для поддержки идей Старика он уже, вероятно, не видел.
   19 декабря 1942 года красная партизанская дивизия имени Чапаева прекратила свое существование. В этот день Владимиров (Старик) подписал последний приказ по дивизии: "Во исполнение ... приказа (имеется в виду процитированная выше радиограмма Пономаренко от 14 декабря) сформированную [2]5.09.1942г. на основе единодушного и добровольного объединения 3-х бригад дивизию расформировать впредь до получения новых указаний от правительственных органов и главного командования партизанского движения.
   Бригадам "Старик" (командир Рябышев), дядя Вася (Воронянский), Щорс, входившим в состав дивизии им. Чапаева, действовать самостоятельно в своих районах".
   С этого же дня штаб дивизии считался расформированным. Командование дивизии вопреки первоначальному замыслу Жуковича отозвать его членов в распоряжение межрайкома (Постановление партийного центра N 10 от 25.11.1942 г.) в полном составе ушло в бригаду "Старик": Владимиров естественным образом вернулся на должность комбрига, а Борис Бывалый - его заместителя по политчасти. Яков Чумаков не стал возвращаться к Воронянскому в бригаду "Дяди Васи", а остался у Старика начальником штаба бригады.
   Прежнее руководство бригады оказалось не у дел. Старик предложил бывшему командованию должности, но, естественно, с понижением. Некоторых такое положение дел, вероятно, вполне устраивало. Ефим Лихтер, например, лишившись места заместителя командира бригады по политчасти, получил аналогичную должность в отряде "За Отечество", затем был комиссаром в отряде имени Кутузова бригады "Смерть фашизму" и погиб на Палике в июньской блокаде 1944 года.
   Майор Рябышев и капитан Курочкин, лишившись постов командира и начальника штаба бригады, промаявшись несколько дней в бригаде без дела в скором времени ушли за линию фронта.
   По сообщению работника особого отдела бригады "Старик" Якова Кондыбы, составленному им в апреле 1943 года в Белорусском штабе партизанского движения, Курочкин еще в конце ноября сформировал в бригаде (с санкции Рябышева и Старика, разумеется) "инициативную группу" из 15 человек для организации партизанского отряда имени Пархоменко. С этим отрядом он должен был выйти за линию фронта для пополнения боеприпасами и вооружением, а также для получения указаний от штабов партизанского движения и ЦК, после чего группа должна была вернуться в бригаду.
   В первых числах декабря капитан Курочкин (отряд имени Пархоменко) вышел с Палика. Движение проходило в условиях повального пьянства командного состава (а вместе с Курочкиным шел, кстати, и бывший комиссар отряда Томашевича старший политрук Василий Петриченко). Не дойдя даже до Двины, Курочкин лишился всех лошадей из своего обоза, обменяв их в деревнях Ушачского и Ветринского районов на самогон.
   На правобережье Западной Двины, уже в расположении бригады Мельникова Курочкин задержался, так как проходы через линию фронта оказались закрытыми - Витебские ворота немцы ликвидировали еще в сентябре месяце.
   Здесь же его догнал и майор Рябышев, которого после отставки с должности комбрига Старик отправил в Советский тыл с донесением в ЦК и БШПД. На Большой земле их ждала неопределенность и, по свидетельствам очевидцев, в бригаде Мельникова Рябышев с Курочкиным пустились во все тяжкие. Они целыми днями пьянствовали, подчиненные им партизаны и они сами "переженились" на местных девушках. Мельников, видя, что пришедшие ведут разгульный образ жизни и разлагают его бригаду, дважды разоружал Рябышева и хотел отправить группы обратно в бригаду "Старика", но в скором времени все же появилась возможность переправить их через линию фронта и тот поспешил ею воспользоваться. Иван Рябышев с небольшой группой охраны из 7 - 8 человек ушел на восток.
   Капитан Курочкин отстал от Рябышева. Притворившись больным, он "... ушел путешествовать по деревням". Как сообщает руководитель межрайонного комсомольского центра Борисовкой зоны Ефим Гуля, капитану Курочкину было поручено вывести за линию фронта группу еврейского населения из 30 человек. Курочкин бросил ее на полпути, разрешив остаться с отрядом лишь четверым - они заплатили за эту возможность золотыми часами, которые тот, впрочем, тоже в скором времени пропил. Пытавшихся идти вслед за отрядом остальных участников этого перехода отпугнули оружием. Дальнейшая судьба этих людей не известна.
   Спустя некоторое время один из местных партизанских отрядов (отряд Жарова) вел переговоры с Курочкины на предмет присоединения его группы к своему формированию, однако, познакомившись с ним поближе, Жаров передумал и отправил того обратно в бригаду "Старика".
   По прибытию на Палик Курочкин остановился в деревне Хоново, где продолжил пьянствовать и грабить местное население. Позднее его "подберет" выросшая из отряда имени Кирова одноименная партизанская бригада, с 29 мая 1943 года капитан Курочкин будет числиться в ней даже заместителем командира одного из отрядов.
   Майор Рябышев успешно перешел линию фронта, и некоторое время находился в деревне Хворостьево, в которой белорусские партизаны проходили первоначальную проверку при выходе из немецких тылов. Здесь Иван Захарович написал автобиографию (датирована 21 февраля 1943 года) и в скором времени был вызван в Москву в распоряжение Белорусского штаба партизанского движения. Помимо бесед в оперативном и информационном отделах штаба 28 февраля он написал дополнение к автобиографии - в ней более подробно было освещено его пребывание в оккупированном Минске осенью 1941 года - получение от подпольщиков паспорта на чужое имя, устройство на работу через биржу труда в строительную контору и проживание в бараках студенческого университетского городка - по всей вероятности, у проверяющих возникли вопросы к бывшему комбригу "Старика".
   Глава 16. Промежуточные итоги
   Сразу после расформирования дивизии вопрос о репрессиях против Василия Пыжикова, видимо, еще не ставился. Его прегрешения в этот период были многочисленными, но не преступными. В сжатом виде их содержание изложил в своем дневнике Павел Жукович. Если говорить коротко, то суть предъявляемых Старику претензий сводилась к следующему.
   Формирование дивизии привело к тому, что на Палик были стянуты все партизанские силы Борисовской зоны, это, в свою очередь, привело к снижению боевой активности бригад, их отсиживанию и, в силу ограниченной продовольственной базы этих территорий, к мародерству отдельных партизан и целых отрядов. Для создания дешевого авторитета на командные должности Старик назначал не внушающих доверия лиц, что в сочетании с крайне низким уровнем партийно-политической работы в отрядах неизбежно приводило к деградации и разложению подчиненных ему подразделений и, как следствие, к его противостоянию партийным властям.
   Заявленные выше проступки требуют хотя бы простейшего анализа. Рассмотрим их по отдельности.
   Первое. Концентрация партизанских сил на Палике.
   Проводимая Стариком политика сосредоточения партизанских формирований на труднодоступных для противника базах не была одобрена ни в ЦК КП(б)Б ни в партизанских штабах. Господствовавшая в европейском движении Сопротивления тактика концентрации сил для будущих решающих сражений не получила распространения на оккупированных территориях СССР. Довольно спорный с позиции сегодняшнего дня тезис о преимуществах действий мелкими партизанскими группами и отрядами, рассредоточенными по всем административным районам, осенью 1942 года считался единственно верным. Более того, призывы к созданию крупных партизанских формирований зачастую расценивались у Пономаренко и Калинина как провокационные, инспирированные немецкими спецслужбами. По свидетельствам участников тех событий осенью 1942 года в контролируемых партизанами районах Минской области получила распространение листовка, якобы составленная командованием Красной Армии, призывавшая партизан не распыляться на мелкие действия, которые истощают и обескровливают движение. В противоположность этому, листовка предписывала партизанам накапливать силы для предстоящих совместных с регулярной Красной Армией боев и ждать от командования РККА соответствующего приказа. Бывший начальник Белорусского штаба партизанского движения Петр Калинин полагал, что создание крупных партизанских соединений выгодно противнику, поскольку делает их уязвимыми при проведении противником карательных операций: сконцентрировав свои соединения в Минске, Борисове, Орше и Вилейке немцы могли одним ударом ликвидировать собранные на Палике партизанские бригады.
   В этой связи позиция комдива Владимирова становилась крайне уязвимой. Старик не скрывал, что "...всегда был и ... [оставался] на точке зрения концентрации и сохранения партизанских сил". Одним из мотивов объединения действующих по берегам Березины отрядов как раз и было удержание лесного массива вокруг озера Палик, где находилась удобная для партизан база. За нее он в дальнейшем и держался. Здесь были оборудованы основные и дополнительные лагеря, разбит госпиталь, создана типография, различные тыловые службы. Отряды и бригады, входившие в состав дивизии, действовали на территории нескольких районов (Смолевичский, Логойский, Плещеницкий, Борисовский, Бегомльский и Холопеничский) и после выполнения своих заданий возвращались в безопасные леса Палика. Наличие такой удачно расположенной базы, по мнению Владимирова, - "...это то, к чему и должны стремиться все партизанские отряды в глубоком тылу".
   Даже один из самых активных оппонентов Старика Трофим Радюк в своих послевоенных воспоминаниях восторгается Паликовскими базами, ни словом не упоминая при этом заслуг построившего их Пыжикова: "Основной центр партизанского движения и партийного подполья находился в районе озера Палик (хутор Старина). Там же базировался и подпольный межрайком, а на расстоянии 15 - 30 километров располагались отряды и бригады. Борисовские партизаны имели свою радиостанцию ... Позднее была оборудована типография ... Была построена также баня, прачечная, и сапожные мастерские. Тут же раскинулся и центральный госпиталь".
   Созданная Стариком система дислокации партизанских сил в общих чертах сохранилась и после расформирования дивизии, стремление партизанских отрядов и бригад к базам на Палике никоим образом не уменьшилось. По состоянию на 1 февраля 1943 года в районе хутора Старина все также базировались бригады имени Кирова (ее отряды располагались восточнее Палика в деревнях Глубочица, Гуки и Сивый Камень Холопеничского района) и "Старика", зона ответственности которого переместилась в северную часть Борисовского района (но восточнее Березины). Здесь же, в районе хутора Старина, размещались отряд "Гвардеец", а также штаб бригады и тыловые службы "Дяди Васи" (входящие в состав бригады отряды "Мститель" и "Борьба" действовали в Логойском и Плещеницком районах). Чуть в отдалении, уже в Холопеничском районе, у деревни Хоново располагался лагерь Мормулева ("Буревестник"), а на противоположном берегу Березины (4 километра южнее Старины) между деревнями Уборок, Улесье, Селец (Борисовского района) стояли отряды "Дяди Коли".
   По мере развития ситуации в Борисовской партизанской зоне происходили значительные количественные изменения, при этом многие партизанские формирования из числа вновь образованных стремились осесть на Палике; сюда же после поражений от карательных экспедиций противника стремились выйти отряды и бригады из других регионов - в частности, из Лепельско-Ушачской партизанской зоны и даже из Вилейской области весной и летом 1944 года.
   Второе. "Отсиживание".
   Обвинения в отсиживании подчиненных Владимирову бригад в этой связи стали общим местом: "Стянув значительные партизанские силы в Бегомльские леса, [Пыжиков] ... на протяжении шести месяцев не провел ни одной операции, по местному выражению он превратился в болотного пирата", - доводил эту мысль до ведома Пономаренко в своем донесении Петр Калинин.
   Ближе к зиме проводимую Стариком политику в Белорусском штабе партизанского движения расценили как установку на бездеятельность. В вину Старику ставилось уже не просто отсиживание его партизан на безопасных базах Палика, но и установление своеобразного нейтралитета с немцами.
   Начальник БШПД Петр Калинин отмечал, что такая политика способствовала приливу в отряды лишь "трусов, желающих за счет местного населения прожить весь срок войны и вдобавок получить почетное звание партизана".
   Следует понимать, однако, что в это время (вторая половина 1942 года) партизаны в Борисовской зоне еще не могли оказывать сколько-нибудь заметного давления на противника - нужно полагать, как раз из-за недостатка сил. Вопреки утверждениям начальника БШПД, свои первые бои в Холопеничском районе Старик провел в начале октября месяца, при этом успех операции по разгрому Жортайского гарнизона был обусловлен явным количественным преимуществом партизан над противником: силами двух бригад ("Старика" и "Дяди Васи") дивизия не только разогнала полицейский гарнизон, но и обеспечила прикрытие операции со стороны Барани и Клетного, в которых располагались немецкие воинские части.
   Базировавшиеся в зоне, но не входившие в состав дивизии бригады "Дяди Коли" и имени Железняка в октябре и ноябре особой активности в давлении на противника в своих районах еще не проявляли. Основной причиной их пассивности в этом отношении вполне можно считать недостаток сил для ведения наступательных боев против опорных пунктов полиции, тем более, против немецких гарнизонов. Так длилось вплоть до декабря месяца, когда Петр Лопатин все же атаковал Зембин (6 числа), а Ивану Титкову удалось захватить Бегомль (18 - 20 декабря).
   При этом Дядя Коля не смог удерживать местечко более трех дней, как полагал начальник военного отдела межрайкома подполковник Коваленко - из-за слабого заслона со стороны Борисова. Попытка этой бригады разгромить немецкий гарнизон в Ляховке завершилась примерно так же, как и Трояновская операция "Старика": противник упредил партизан и встретил их на дальних подступах к гарнизону.
   Иван Титков взял Бегомль измором. В течение месяца три отряда его бригады держали в напряжении райцентр, блокировав две ключевые точки противника - его гарнизоны на Кальницком и Сергучском (Бузнянском) мостах. В конечном итоге охрана мостов вынуждена была бросить охраняемые объекты. После этого, 17 декабря бригада ворвалась в местечко и овладела им - невзирая на попытки прибывшего из Минска подкрепления деблокировать окружённый в тюремном дворе гарнизон Бегомля.
   Впрочем, судя по рассказу лейтенанта Гоникмана, до ноября месяца командовавшего одним из отрядов бригады, события носили куда менее пафосный характер, чем это показано в книге Ивана Титкова. Бегомльский гарнизон противника насчитывал 12 человек немцев и 80-90 полицейских. Бригада "Железняк" имела значительный перевес над противником - 350 бойцов вместе со штабными службами. Некоторую помощь Титкову оказали бригады Воронянского и Дубова, прикрывавшие операцию со стороны Минска и Лепеля соответственно. Партизаны дважды (ночью 18 и 20 декабря) врывались в местечко, уничтожали склады, жгли здания гражданских и полицейских районных учреждений (в том числе сожгли здание местной комендатуры), а с наступлением рассвета отступали в окрестные леса и деревни. Личный состав Бегомльского гарнизона все эти дни просидел, укрепившись, в здании райисполкома, не рискуя оказывать нападавшим активного сопротивления. Впрочем, Титков тоже не пытался штурмовать противника, засевшего в кирпичном строении, так как первоначальная цель этой операции ограничивалась нанесением максимального материального ущерба противнику (по словам Гоникмана, "...задача была - все спалить").
   Действительность, однако, превзошла ожидания. В ночь на 21 декабря со стороны Борисова в местечко вошли значительные силы противника (Иван Титков говорит о прибывшем из Минска украинском полицейском батальоне). Гоникман упоминает о 50 автомашинах из Борисова. Так или иначе, немцы взорвали имевшиеся здесь укрепления и, довольно неожиданно для партизан, эвакуировали гарнизон Бегомля.
   Третье. Мародерство.
   Больше других обвиняют Старика и в потворстве мародерству, процветавшему в отрядах его бригады. Побывавший с проверкой на Палике майор Ключинский уличил его партизан в насильственных реквизициях у крестьян коров и лошадей для дальнейшего их обмена на самогон. "Крестьяне партизан "Старика" не уважают и боятся", - сообщал Ключинский в своем донесении в БШПД и в качестве примера рассказывал, как жители одной из деревень отказались подвозить его в лагерь бригады из-за опасения потерять там и лошадь, и сани; "...а если лошадь негодная, то заберут хомут...", сетовал возчик.
   Действительно, входившие в состав дивизии отряды и бригады в этом отношении, вероятно, отличались не в лучшую сторону. Выше мы показали, как в сентябре 1942 года происходило "восстановление экономической базы" отрядов Покровского и Дербана за счет жителей деревни Селец Холопеничского района - деревня была объявлена "полицейской" со всеми вытекающими для ее жителей последствиями: под реквизиции попали даже семьи партизан. Следует понимать, однако, что партизанское руководство под мародерством подразумевало лишь незаконные действия отдельных недисциплинированных бойцов при попустительстве их командиров. Между тем, проблема едва ли ограничивалась такими разовыми злоупотреблениями, корни явления крылись явно глубже.
   Сразу после формирования бригады Старик подал "Начальнику Центра партизанского движения Белоруссии тов. Пономаренко заявку на предметы вещевого и санитарного имущества" из расчета на 500 бойцов-партизан, стоявших в тот момент под его началом - от телогреек и обуви до нательных рубах и кальсон. Увы, подобного рода запросы партизанские штабы оставляли, как правило, без внимания. Как это следует из воспоминаний Пономаренко, Сталин не советовал питать иллюзий по поводу централизованных поставок партизанам. Он ориентировал их на то, чтобы даже оружие и боеприпасы они добывали в боях, захватывая трофеи, а также собирая брошенное на полях былых сражений. Обеспечение партизан продовольствием, фуражом, вещами домашнего обихода, одеждой и прочим необходимым для выживания имуществом, надо полагать, полностью ложилось на местное население.
   Между тем, осенью 1942 года вокруг Палика базировалось несколько партизанских бригад, одни только входящие в дивизию имени Чапаева формирования насчитывали в своем составе по нескольку сотен человек. Здесь же базировались и другие, не менее многочисленные партизанские бригады (например, "Дяди Коли"), а также долго стояли идущие в советский тыл соединения (например, бригада Никитина), и возвращавшиеся из-за линии фронта бригады (Первая Минская). Совершенно очевидно, что высказанные Павлом Жуковичем сомнения в возможностях снабжения скопившихся на Палике отрядов выглядят вполне обоснованными. Разоренные войной деревни оказывались не в состоянии прокормить собранных на Палике партизан. По этой причине Старику приходилось проводить так называемые "хозяйственные операции" на территориях, подконтрольных соседним партизанским соединениям. Это уже вело к конфликтам не только с местным населением, но и с отрядами и бригадами, считавшими эти территории "своими".
   Позже командир бригады имени Железняка Иван Титков следующим образом выскажется по этому поводу: "Большое скопление партизан на границах Бегомльского района вызвало необходимость взять под контроль деятельность ... отрядов ... бригады "Старик", так как со стороны этих отрядов имели место вопиющие факты мародерства, проводились открытые грабежи населения, процветало самогоноварение. В целях борьбы с мародерством и контроля во всех населенных пунктах нами были созданы команды самообороны", что дало свои положительные результаты. В результате Старик перенес свои хозяйственные операции в Докшицкий и Долгиновский районы, причем, зачастую проводил их от имени бригады "Железняк", так что Титкову пришлось направить туда вооруженную силу для наведения порядка.
   При этом нет особых оснований полагать, что снабжение других партизанских формирований происходило гладко и без эксцессов. Утверждение Пантелеймона Пономаренко о том, что крестьяне поставляли партизанам свою продукцию исходя из патриотических убеждений, а различного рода конфискации допускалось проводить лишь у "изменников Родины, полицейских, появившихся старых и новых помещиков и колонистов", верно лишь отчасти. Выстроить относительно справедливые взаимоотношения с населением партизаны моглим было только на подконтрольной им территории. Руководство Борисовской партизанской зоны, например, пыталось упорядочить взимание с ее жителей продовольствия путем введения своеобразного налога на крестьянские хозяйства - его величина в большинстве случаев зависела от размеров земельного надела, предоставленного оккупационными властями в ходе аграрной реформы 1942 - 1943 гг.
   Совершенно очевидно, однако, что за пределами партизанской зоны реализация подобных схем была невозможной. Хозяйственные операции партизан в занятых противником районах носили разовый характер и вынуждали их действовать быстро и жестко - в течение одной ночи.
   Например, угон скота из-под стен вражеских гарнизонов фиксируется в журналах боевых действий практически всех партизанских формирований на всех стадиях развития партизанского движения едва ли не ежемесячно. Особых возможностей для определения его принадлежности при этом просто не существовало. Вероятнее всего, по умолчанию подразумевалось, что находящиеся под охраной полицейского гарнизона стада принадлежат "изменникам Родины, полицейским, помещикам и колонистам". Возможная их принадлежность местным жителям, а также населению близлежащих деревень, которые для сохранности держали скот в гарнизонах, как правило, не принималась во внимание.
   Четвертое. О всенародном партизанском движении
   Точка зрения Старика относительно накапливания людских и материальных ресурсов и их сосредоточения на выгодных базах противоречила озвученной Пономаренко установке поднять на вооруженную и другие формы борьбы десятки миллионов советских граждан, находящихся на оккупированной территории. 5 сентября 1942 года вышел Приказ Наркома обороны Сталина "О задачах партизанского движения". В приказе речь шла о превращении партизанского движения во всенародное. Для этого следовало привлечь к сопротивлению большие массы мирного населения, в том числе создавать из населения оккупированных районов партизанские резервы - не должно быть ни одного города, села, где бы не существовало такого резерва из числа их жителей.
   Старик, впрочем, как и многие другие партизанские командиры (например, полковник Ничипорович), довольно скептически относился к вовлечению в партизанское движение больших масс гражданского населения. Для этого существовало достаточно много оснований. Всеобщую воинскую обязанность в СССР ввели только в 1939 году и до начала войны из Красной Армии не было проведено ни одной демобилизации, так что количество обученных военному делу мужчин призывного возраста среди миллионов проживающих в оккупации граждан было крайне мало - оно ограничивалось, по сути, незначительным числом лиц, прошедших в тридцатые годы через систему военных сборов в рамках территориально-милиционной (территориально-кадровой) системы комплектования РККА. Кроме того, отношение жителей окрестных деревень к партизанам вообще и отрядам Старика в частности было весьма неоднозначным, еще летом Пыжиков сообщал в Москву Пономаренко о том, что население Лепельского, Бегомльского и Холопеничского районов "...исключительно плохо относится к партизанам, деревни насыщены провокаторами и полицией, в деревни заходить опасно. ... В полицейских отрядах исключительно молодежь призывного возраста, основная задача - борьба с партизанами, причем никакой агитации не поддается ... партизан считает своим злейшим врагом".
   В этих условиях при формировании и пополнении партизанских отрядов и бригад преимущество отдавалось окруженцам и бежавшим из лагерей военнопленным. При этом, инициативные группы, привлекавшие в 1942 году бывших бойцов РККА в партизанские отряды, вполне могли апеллировать к их воинскому долгу и присяге, которую никто не отменял. В дальнейшем предпочтение и вовсе отдавалось распропагандированным полицейским и различного рода "народникам", а не мирному населению - те, по крайней мере, имели военную подготовку. Впоследствии эта практика приобретет и необходимое идеологическое обоснование. Белорусккий историк Алексей Литвин обращает внимание на тот факт, что 9 июля 1943 года Центральный штаб партизанского движения (Пономаренко) издал специальную директиву, обязывавшую партизан активизировать разложение антисоветских военно-полицейских формирований - с привлечением их личного состава ("обманутых системой демагогии и шантажа бывших советских граждан") к борьбе с противником в рядах партизанских отрядов. Общее количество перешедших на сторону партизан из разных антисоветских формирований военнослужащих историк (со ссылкой на данные БШПД) оценивает в 30 тысяч человек, а это почти 10 процентов от количества белорусских партизан - даже по скромным подсчетам.
   Тем не менее, Старику ставится в упрек его прагматичный подход к способам пополнения своих отрядов. Как сообщал в своей докладной записке Павлу Жуковичу бывший начальник разведки в бригаде "Старика" младший лейтенант Добринин, "...до прихода в ... район межрайонного центра ... запрещалось брать местных жителей в партизанские отряды ... не выполняя [тем самым] приказ правительства превращения партизанского движения во всенародное".
   Это был, конечно, весьма упрощенный взгляд на позицию комбрига Владимирова. Старик вовсе не отрицал народного характера партизанского движения, но трактовал его иначе, чем это преподносилось существовавшим в те времена идеологическими установками. Пантелеймон Пономаренко, давая определение народному характеру партизанского движения, исходил из того, что "...оно строится на других условиях, чем Красная Армия ... Народные массы включаются в активную партизанскую борьбу не по приказам [как в армии], а по призыву партии и ... добровольно".
   Старик в своей практике исходил из реального положения вещей. Его позицию по этому поводу пересказал в своем донесении Трофиму Радюку комсомольский вожак Борисовской зоны Ефим Гуля: Пыжиков полагал, что "...партизанское движение, как движение сугубо народное, патриотическое, возникло не в результате организующей роли партии и ее представителей, а в результате деятельности, инициативности командиров и политработников Красной Армии, оставшихся в оккупации".
   Процитированное высказывание Старика не было лишено оснований. Как это было показано выше, подавляющее большинство партизанских отрядов в 1941 - 1942 гг. в Борисовской зоне было образовано зазимовавшими в немецком тылу окруженцами и привлечены к борьбе заброшенными из советского тыла спецгруппами 4-го управления НКВД. Из позднейших отчетов партизанских бригад видно, что местное население становится основным источником пополнения партизанских формирований лишь с января 1943 года - во многих случаях за счет достаточно широкой мобилизации (призыву "по приказу, как в армии") местных жителей в отряды. Анализ списочного состава действовавших на Палике бригад показывает, что соотношение добровольцев и мобилизованных среди пришедшего из деревень пополнения составляет приблизительно один к одному (например, в бригаде имени Кирова). При этом представляется очевидным, что провести мобилизацию среди населения подконтрольных партизанам территорий не составляло особого труда. Жители расположенных за пределами партизанских зон деревень, напротив, в большинстве случаев могли поступить в партизанский отряд лишь добровольно, но у них было не много шансов для этого - без надежной рекомендации особые отделы заранее видели в них "гестаповских шпионов".
   Как видим, позиция Старика в заочном споре с Пантелеймоном Пономаренко о народности партизанского движения противоречила идеологически выверенным взглядам секретаря ЦК КП(б)Б. К тому же мнение Василия Пыжикова в этом отношении явно перекликалось с точкой зрения Клима Ворошилова на ускоренную военизацию партизанского движения. Это делало Старика еще более уязвимым в его полемике с Пономаренко.
   Четвертое. О доверии к окруженцам и пленным.
   Недооценка Стариком роли партии в организации партизанского движения привела к засилью на командных должностях в его бригаде "...окруженцев, а не присланных из-за линии фронта товарищей". В ходе кампании по ликвидации дивизии, недовольные его деятельностью члены Борисовского межрайкома, прибывавшие из-за линии фронта уполномоченные, отдельные представители соседствующих со "Стариком" отрядов и бригад повели настоящую травлю людей из штаба дивизии, а затем и из штаба бригады "Старика". Как нам представляется, делалось это скорее для дискредитации самого Пыжикова, чем для того, чтобы опорочить работавших под его началом командиров. По утверждению Старика основанием для такого массового недоверия к его подчиненным был факт их пребывания в плену или окружении - при том, что подобные факты имелись в биографиях едва ли не большей части личного состава всех партизанских соединений того периода.
   Достается всем соратникам Старика. У каждого из них имеется свой грешок и каждому из них потворствует Старик. Например, он ходатайствует о присвоении очередного звания майору Чумакову, а бывший его сослуживец начальник штаба партизанского отряда "Мститель" у Воронянского капитан Серегин сообщает в штаб Западного фронта о пребывании того в плену и предлагает разобраться в обстоятельствах его побега из лагеря.
   Он же обвиняет Якова Чумакова в причастности к гибели Старосельского отряда и приписывает ему (совместно с Соколовым) попытку разложения отряда Воронянского: по заданию предателя Рогова они должны были "...сформировать отряд при нашем отряде" (вероятно, речь шла о создании "инициативной группы") и вывести его из подчинения Воронянского. Вместо того чтобы "сломать ему голову", Воронянский назначил Чумакова сначала командиром роты, а затем и начальником разведки. После создания дивизии Старик забрал скомпрометированного командира в свой штаб.
   Иван Титков в октябре 1942 года писал начальнику штаба партизанского движения Западного фронта: "Пыжиков приютил целый ряд [людей из числа] командного состава, которые в свое время побросали полки и дивизии и с ними творит преступления". Сменив к этому времени на посту комбрига Романа Дьякова, Титков, похоже, унаследовал их с Манковичем крайне негативное отношение к Старику и утверждает, что тот, незаконно представив к награде более сотни командиров, привлек тем самым на свою сторону многих искателей счастья. Например - майора Ивана Захаровича Рябышева.
   Одно только нахождение того в оккупированном Минске осенью 1941 года дает Титкову основание для обвинения Рябышева, а вместе с ним и Старика, чуть ли не в сговоре: "...в бывшем командир полка (на самом деле - начальник штаба), затем официант фашистского комиссара Кубе..." был назначен Стариком на должность комбрига и представлен к награде.
   Отозванные в Москву Роман Дьяков и бывший начальник его штаба (впоследствии - начальник военного отдела межрайкома) подполковник Коваленко утверждают, что Иван Рябышев в начале войны попал в плен к немцам, и находился там длительное время, "...сколько именно не знаем, но известно, что Рябышев работал в Минске при Кубе в качестве дворника или повара. Работая в этой должности, как он сам рассказывал, ... имел большой авторитет, свободный доступ к Кубе".
   Подобного рода утверждения, как представляется, выглядят откровенно предвзятыми, нарисованными исключительно в черных тонах. В жизни, как это часто бывает, все обстояло намного сложнее. Во-первых, в личном деле майора Рябышева нет ни малейшего намека на его пребывание в плену. Впрочем, во-вторых, нет там и упоминаний о его работе у Кубе, упоминается лишь о его участии в строительстве гаража Гебитскомиссариата.
   Связник ЦК КП(б)Б Гайдук, побывавшая в оккупированном Минске, в беседе с Эйдиновым перечисляет признаки существования антифашистского подполья в городе и, между прочим, упоминает о поддельных документах, которыми подпольщики обеспечивали осевших в Минске бывших военнослужащих РККА. Майор Рябышев, согласно ее утверждению, получил от подпольщиков паспорт и справку о благонадежности, что позволило ему устроиться уборщиком в Генеральный комиссариат, где он убирал кабинет Кубе и расположенный там же кабинет жандармского генерала. На вопрос Эйдинова, заслуживает ли Рябышев доверия, связная уверенно дает положительный ответ: "Заслуживает, конкретными делами в партизанском отряде".
   Утверждая обратное, Дьяков с Коваленко вольно или невольно принижали положение майора Рябышева в тылу врага - сами они в плену не находились, были "всего лишь" окруженцами, причем подполковник Коваленко сумел сохранить партийный билет и орден, что в значительной степени повышало его статус среди партизан.
   Одному из ближайших помощников Старика, комиссару дивизии батальонному комиссару Борису Бывалому помимо обвинений в проживании под видом красноармейца в деревне, как раз и ставилась в вину утрата партийного документа. В последнем случае мы имеем дело с довольно массовым явлением: оказавшиеся в окружении или в плену коммунисты вынуждены были уничтожать или прятать свои партийные билеты и далеко не всем впоследствии удавалось их разыскать. Борис Бывалый в хранящейся в его личном деле объяснительной записке указывает, что удостоверение личности, партийный билет и другие документы он зарыл на хуторе под Волковысском, где несколько дней отлеживался после ранения в июне 1941 года.
   Естественно, в те времена подобного рода эксцессы вызывали к окруженцам недоверие со стороны коммунистов, не имевших проблем с документами (а это, как правило, лица, прибывшие из-за линии фронта - как тот же Титков). К созданным Стариком штабам отрядов и бригад, сплошь укомплектованным командирами, пришедшими из окружения или плена, они относились с подозрением, считали, что Старик привечает людей с темным прошлым, чуть ли не "...контрреволюционеров, которые предали партию и игнорируют свой партийный долг". В этой связи Пыжиков апеллирует к самому Сталину, утверждая, что подобного рода измышления в отношении его подчиненных не только являются клеветническими, но и продолжают осужденную партией политику.
   Впрочем, на деле эту проблему Старик (вероятнее всего совместно со своим комиссаром Борисом Бывалым) решает в принятом у него стиле. Вопреки требованиям партийных догматиков он практикует в своих бригадах упрощенное рассмотрение персональных дел коммунистов, партийные организации отрядов без особой волокиты восстанавливают их в партии. Заведующий военным отделом партийного центра Николай Коваленко в характеристике, подготовленной для БШПД на Бориса Бывалого, в качестве одного из важнейших его недостатков в бытность комиссаром дивизии и бригады называет механический прием в партию и восстановление в ней лиц, бежавших из плена.
   Это же относится и к комсомольцам. Ефим Гуля сетует, что комсомольские организации в отрядах бригады "Старик" создавались с нарушениями элементарных принципов организационного построения комсомола: утратившие комсомольский билет бойцы восстанавливались в комсомоле на основании их собственного заявления - без предварительной проверки и изучения человека. На требование Гули рассматривать каждое заявление индивидуально, с выяснением в какой организации комсомолец состоял на учете, где и при каких обстоятельства утратил билет, Бывалый потребовал письменного распоряжения ЦК ВЛКСМ на этот счет, заявив, что требование межрайкома комсомола (Гули) не является требованием ЦК.
   Пятое. Антипартийные взгляды Василия Пыжикова.
   Вполне здравая позиция Старика в решении организационных вопросов по партийной линии усугубила и без того непростые его отношения с партийными организациями. В конечном итоге это вылилось, пожалуй, в главное обвинение из целого ряда инкриминируемых Василию Семеновичу Пыжикову на этом этапе: в проведении и отстаивании антипартийной линии. В объемной докладной записке "О фактах деятельности бывшего командира партизанской бригады "Старик", поданной 11 сентября 1943 года Секретарю ЦК КП(б)Б Пономаренко, Трофим Радюк упоминает о конфликте Старика с Ефимом Гулей. Помимо целого ряда обвинений, Гуля упрекает его в том, что "... Пыжиков пытался сделать партизанское движение беспартийным", стремился "...организовать Советскую власть без коммунистов".
   Это было не так. Взаимоотношения Старика с партийными руководителями едва ли свидетельствовали об антипартийной направленности политических взглядов Василия Семеновича Пыжикова - в некотором отношении он был скорее даже ортодоксальным коммунистом. В ходе описанного выше спора с комсомольским вожаком Борисовской зоны "...Пыжиков со всей яростью набросился на комсомольца Гулю, готов был избить его, заявив: я - коммунист, я - с Лениным революцию творил, а эти лозунги - это лозунги Милюкова...".
   Не стоит искать особых противоречий между мировоззрением Старика и его вполне независимыми суждениями и поведением при решении большинства конфликтов, возникших у него с партийным руководством Борисовской зоны, а потом и с высшим партийным руководством Белоруссии в лице Пономаренко и Калинина. Василий Семенович Пыжиков, вероятно, вполне осознано придерживался простейших марксистских доктрин, но здравый рассудок и крепкий крестьянский ум не позволяли ему следовать некоторым устоявшимся в обществе идеологическим принципам и стереотипам, в частности - "затирать" или даже преследовать побывавших в окружении или в плену командиров. Умный и малообразованный, Старик дает должности в дивизии и бригаде грамотным командирам. Учившиеся в Академии имени Фрунзе Яков Чумаков и Николай Курочкин (оба из плена) поочередно занимали должность начальника штаба в бригаде "Старик" (Чумаков - с перерывом на время существования дивизии), Борис Бывалый, похоже, и вовсе был главным идеологом проводимых на Палике преобразований. Большинство назначенных Стариком на должности командиров и политруков не затерялось в Борисовской зоне и после опалы Василия Пыжикова и расформирования бригады "Старика" - включая возглавивших отряд "Смерть фашизму" Василия Тарунова и Ивана Дедюлю, скомпрометировавших себя участием в "заговоре" против межрайкома Василия Бочарова и Ефима Лихтера и "отличившихся" не в лучшую сторону Василия Петриченко и Николая Курочкина.
   Резюме.
   Как это видно из сказанного, большинство инкриминируемых Старику прегрешений преступлениями не являлись даже в те времена. Тяготение к безопасным базам на Палике и "отсиживание" на них, особенности взаимоотношений с населением окрестных деревень, даже попытки выйти из-под опеки партийных властей были присущи если не всем, то большинству партизанских командиров - по сути это был их образ жизни в тылу противника. Василий Пыжиков открыто отстаивал свою позицию и поплатился за это.
   Глава 17. Жан
   И без того непростые отношения Василия Пыжикова с партизанским и партийным руководством еще больше обострились в конце 1942 г. в связи с начинавшимися гонениями на минских подпольщиков. После второго, осеннего разгрома городского подполья в Минске, избежавшие арестов его участники пытались вырваться из города и укрыться в партизанских отрядах. Однако, отношение большинства партизанских командиров к прибывавшим к ним членам минского сопротивления диктовалось уже из Москвы: во многих случаях ини видели в них провокаторов, участников ложного, "подставного" горкома, якобы созданного немецкими спецслужбами для выявления действующих в Минске подпольных групп.
   2 ноября 1942 года Пантелеймон Пономаренко разослал поддерживающим с Москвой связь бригадам радиограмму, в которой рекомендовал для "...предотвращения проникновения в отряды вражеской агентуры [из "подставного" горкома] ... с представителями каких бы то ни было организаций г. Минска в связь не вступать и данных о дислокации, численности, вооружении и действиях отрядов не давать. Появляющихся представителей [подпольного] центра проверять, внушающих сомнения - задерживать".
   Командование большинства партизанских отрядов и бригад в духе времени восприняло это распоряжение начальника ЦШПД. В отдельных случаях оно не ограничивалось задержанием подозрительных с точки зрения контактов с "подставным" горкомом лиц, некоторые современные историки сообщают о случаях незаконных расстрелов партизанами прибывавших к ним подпольщиков. Так, например, Константин Доморад полагал, что в бригаде им. Фрунзе была расстреляна 17-летняя Нина Одинцова, дочь активного участника минского подполья, содержавшего явочную квартиру, на которой жил одно время Иван Ковалев. Выше мы упоминали о том, как в бригаде Штурмовая 1-2 января 1943 года была расстреляна разведгруппа Вишневского (по их рации в мае 1942 года Минский горком выходил на связь с ЦК КП(б)Б).
   Борисовский межрайонный партийный центр в этом отношении усердно исполнял роль "длинной руки Москвы" - Павел Жукович и заменивший Старика в межрайкоме Трофим Радюк прибывающих в партизанские отряды Борисовской зоны минских подпольщиков отправляли за линию фронта. В частности, на Палике были задержаны и затем отправлены в Москву Старик (Василий Сайчик, не путать с Пыжиковым, руководитель паспортного стола Минского подпольного горкома, обеспечивавший подпольщиков и партизан поддельными документами) и знакомые нам по августовскому совещанию у Лопатина Котиков и Будаев. Алексей Котиков сумел бежать из-под наблюдения агентов Минского СД во время его "вождения" по городу, прибыл в бригаду Лопатина и 30 октября по вызову ЦК КПБ вместе с названными выше Будаевым и Сайчиком был отправлен за линию фронта, а в декабре арестован органами Госбезопасности по обвинению в принадлежности к ложному горкому и, одновременно, в выдаче Минскому СД некоторых его членов. Был осужден на 15 лет. После длительных допросов в НКВД был арестован и Василий Сайчик. 13 октября 1943 года Особым Совещанием при НКВД СССР он получил пятилетний срок за работу в "созданном немцами в провокационных целях" подпольном комитете и связь с изменниками Родине Ковалевым и Котиковым.
   Иван Кабушкин сумел избежать эвакуации в советский тыл и вероятного ареста. Этому в значительной степени поспособствовали его близкие отношения со Стариком.
   После отделения группы Николая Покровского от 208-го отряда (апрель 1942), и выхода Ничипоровича в Кличевские леса, Иван Кабушкин (Жан) остался с Ничипоровичем. Ближе к осени, однако, уже после присоединения отряда Покровского к "Старику", он познакомился с Пыжиковым и продолжил работу в Минске уже "от его бригады".
   Вот как об их знакомстве рассказывает Роман Дьяков в беседе с Коссым, состоявшейся в БШПД 23 марта 1943 года. Первая встреча с Жаном у Дьякова состоялась летом 1942 года на хуторе Смолянка, в бригаде "Старика". Кабушкин вместе с Котиковым прибыл из Минска на Палик. Старик созвал командиров партизанских отрядов - Дьякова с Манковичем, Дядю Васю, Дядю Колю. На этом совещании Жан сообщил, что готов вывести из города группу в 6000 вооруженных на 40 - 45 процентов человек. Для проведения этой операции он просил у партизан военной поддержки, и Старик взял на себя обеспечение вывода группы из Минска.
   Похоже, Иван Кабушкин и Василий Пыжиков понравились друг другу. Уже после завершения совещания, когда все разошлись, Жан остался со Стариком наедине и они продолжали беседу, но о чем именно говорили, ни Роман Дьяков, ни присутствовавший здесь же Степан Манкович, не знали.
   По всей вероятности, эта встреча состоялась в конце августа или даже в первой половине сентября, во время очередного посещения представителями Минского горкома бригад "Старика" и "Дяди Коли". В ожидании связи с ЦК КП(б)Б, Алексей Котиков (Глеб) с Жаном заручились в этих бригадах поддержкой относительно вывода людей из города. Как сообщал в своем отчете о работе Минского подпольного комитета Котиков, на Палике готовы были принять пополнение в 2 или 3 тысячи человек.
   Не дождавшись ответа из ЦК КП(б)Б на просьбу об установлении связи, член горкома Алексей Котиков и Иван Кабушкин 26 сентября 1942 года вернулись в Минск. В этот же день Котиков сообщил о достигнутой со Стариком договоренности секретарю горкома Ивану Ковалеву, тот дал указание немедленно известить об этом секретарей подпольных райкомов Минска и начать подготовку людей для отправки их в партизанские отряды. Увы, этой операции, не суждено было состояться. В городе начались массовые аресты подпольщиков, 26 сентября (по другим данным 27) был схвачен Котиков, а позднее Ковалев и остальные члены горкома. Всего в эти дни в Минске было арестовано более 150 человек.
   Иван Кабушкин сумел избежать ареста, но осуществить задуманный вывод подпольщиков на Палик в сложившейся ситуации был не в состоянии, поскольку не имел связи с лицами, готовившими людей к выходу.
   Отправив 23 октября из Минска к партизанам нескольких подпольщиков (Бежавшего из СД Котикова, Сайчика и Будаева), Жан на некоторое время задержался в городе. По его словам, требовалось завершить начатое (распространение уже отпечатанного тиража листовок и т.д.). Бывалый и Чумаков утверждают, что Жан остался в Минске для того, чтобы убить Ивана Ковалева, которого многие - и сам Жан - подозревали в предательстве: "Виновником сентябрьского провала 1942 года является Ковалев, бывший секретарь Заславльского райкома по кадрам. Это мной установлено из показаний и личного наблюдения", - сообщал Кабушкин в своей объяснительной записке в Минский обком.
   Только в начале ноября он прибыл на Палик. Пыжиков в это время, как нам известно, совершал поездку по Смолевичскому и Червенскому районам. В отсутствие комдива Жан недолго пробыл в бригадах Лопатина и Старика и также уехал в Червенский район. Сам Кабушкин объясняет этот демарш следующим образом: узнав, что в Червенском районе находится руководитель партийного центра Минской зоны, "...присланный от ЦК тов. Сацункевич", он решил установить с ним связь и выполнять его поручения. (Занимавший аналогичное положение в Борисовской зоне Павел Жукович по какой-то причине не вдохновил Жана на сотрудничество).
   Однако и в Минском межрайкоме, у Сацункевича, отношение к выходящим из Минска подпольщикам было построено на продиктованном из Москвы недоверии к ним. Знакомый нам по событиям во Мстиже член Минского межрайкома Семен Балабуткин заявил о подозрительном поведении Жана и о принятом решении в дальнейшем не использовать его на подпольной работе в Минске и отправить за линию фронта - со всеми вытекающими из этого последствиями.
   Отправить Кабушкина в Москву, однако, не смогли: в скором времени в Минскую зону прибыл Старик и забрал Жана с собой, заявив, что в дальнейшем сам сопроводит его на Большую землю.
   На самом деле, как утверждают в своей Докладной записке секретарю ЦК КП(б)Б Пономаренко Павел Жукович и Трофим Радюк, это был лишь маневр. Пыжиков привез Жана в штаб дивизии и задержал его там. Ни о какой отправке в советский тыл не было и речи. Более того, Пыжиков предоставил Жану возможность посетить многие отряды и бригады Борисовской зоны, а также бригаду Кирпича, действующую в Лепельском районе. Свобода передвижения, предоставленная Стариком Жану, в условиях повальной подозрительности и недоверия партизан к минским подпольщикам сильно взволновала недоброжелателей Пыжикова. Жукович и Радюк хотя и бездоказательно, но весьма уверенно проинформировали Пантелеймона Пономаренко, что у них нет никакого сомнения в измене Жана, поскольку тот "...перед уходом в Минск проявлял исключительную активность в изучении дел в партизанских отрядах только в целях передачи этих сведений гестапо, других целей у него не могло быть".
   Чрезмерное любопытство Кабушкина вызывало подозрения у окружающих и бросало тень на его опекуна - Старика. "...новые [на Палике] товарищи, Смирнов, Абрамов и другие не знали его и поэтому предъявили претензии Старику, что он умышленно или не умышленно показал Жану все бригады и отряды", - заявлял в этой связи Борис Бывалый в состоявшейся у него в 1959 году беседе в ЦК КПБ. Между тем, получить сведения о дислоцировавшихся на Палике отрядах и бригадах вполне можно было и без Жана: в те времена "... любой колхозник ... знал, кто где действует, как называется, кто командует ... это секретом не было. У немцев не было возможности взять нас, а знать о том, что мы существуем, об этом они знали", - утверждает Борис Бывалый.
   Возможно, у руководства Борисовской зоны существовали и другие, более весомые претензии к Ивану Кабушкину - достаточные для его отправки за линию фронта. В открытых архивных источниках, однако, по большей части хранятся лишь смутные намеки на существование таких оснований. Так, например, в начале ноября 1942 г. секретарь Смолевичского РК КП(б)Б Довгаленок говорил уполномоченному особого отдела бригады "Старик" Якову Кондыбе о том, что на Ивана Кабушкина имеются компрометирующие материалы. Когда об этом стало известно комдиву Владимирову, тот забрал его к себе в расположение дивизии, где Жан и прожил до середины месяца. Затем Старик направил его в отряд "Смерть фашизму" для использования в Минске. При этом Старик утверждал, что Жан уже проверен им собственноручно и с ним можно смело работать.
   Последний раз на Палике его видели в декабре 1942 года, причем во время этого последнего посещения Борисовской зоны Уполномоченный ЦК Трофим Радюк встречался с Жаном и, вероятно, опрашивал его.
   Эта встреча происходила наедине, Жан рассказал о работе Минского подпольного комитета, затем Радюк предложил ему письменно ответить на ряд вопросов. Жан обещал дать ответы на следующий день, но тотчас же после этого разговора ушел в бригаду "Старика", пробыл там некоторое время и, как утверждали Коваленко и Дьяков, скрылся. Упомянутая выше объяснительная записка Ивана Кабушкина Минскому обкому, между тем, датирована 13-м декабря 1942 года, местом ее составления Жан указал бригаду "Старик". Этот факт с большой долей вероятности позволяет нам предполагать, что указанная записка и представляет собой не что иное, как ответы Кабушкина на вопросы, заданные ему Трофимом Радюком: других контактов с обкомом или ЦК КП(б)Б Жан не имел, следовательно, не имел и другой возможности составить и передать в партийные органы свою объяснительную записку - кроме как через Радюка.
   После этой беседы, вероятно, Старик и отправил Жана в отряд "Смерть фашизму" - от греха подальше: этот входивший в состав бригады отряд базировался в Смолевичском районе, за 75 километров от Палика. Отсюда в том же декабре 1942 г. уполномоченный особого отдела бригады Яков Кондыба дважды отправлял Жана в Минск для выяснения масштабов провала подпольного комитета. Первый раз Жан вернулся через 6 дней, не выполнив задания, правда, принес из города дефицитные медикаменты. В конце месяца его снова отправили в город с той же задачей. Это было роковое решение.
   В начале февраля 1943 года связная отряда "Смерть фашизму" бригады "Старик" по Минску Ирма Лейзер на пути в город была задержана полицией. При обыске у нее обнаружили листовки и записку уполномоченного особого отдела отряда "Смерть фашизму" Чуянова к Жану, в которой тот просил достать патроны к немецкому пистолету "парабеллум". Полицейские отправили Лейзер в Минское СД, там ее пытали, и она назвала дату и место встречи с Жаном (4 февраля 1943 года у нее на квартире). В устроенной засаде Жан был арестован.
   Взяв в залог мать и сестру, врача Эльзу Лейзер (они были фольксдойче), Ирму вынудили пойти на сотрудничество и вернуться в отряд для получения новых записок к связным в Минске. Однако в отряде Ирма сразу призналась Тарунову в том, что была завербована врагом. В Минск ее больше не отправляли, она осталась в отряде "Смерть фашизму", как утверждает Бывалый - под наблюдением.
   Другая связная этого отряда Трифонова Г. М. в целом подтверждает этот рассказ, уточняя, что после произошедшего она с Ирмой Лейзер все же дважды ходила с заданиями в Минск, оба раза от армейской разведгруппы капитана Николаева.
   Уже после войны Борис Бывалый уточнил дальнейшую судьбу девушки. Ее мать и сестра погибли в Минске - их, вероятно, как заложниц расстреляли немцы. Некоторое время спустя в штабе бригады "Старика" все же было принято решение переправить Ирму Лейзер в советский тыл на самолете. Бывалый сам провожал ее с аэродрома. Арестованный в мае 1943 года Василий Пыжиков потом встречал ее в тюрьме, более того, ей с ним устраивали очную ставку, она была еще жива, но была в жутком состоянии.
   Получилось так, что, оградив Ивана Кабушкина от отправки за линию фронта и, вероятнее всего, от ареста, Старик не смог спасти его от смерти. Иван Кабушкин погиб в Минской тюрьме весной 1943 года, однако возникшие в его отношении подозрения после этого лишь усилились, так как долгое время никто не мог подтвердить факт его гибели. Дьяков с Коваленко утверждают, что проверкой через их агентуру было установлено, что Жан ни в одной Минской тюрьме никогда не содержался. "Вероятно, он находится где-то на нелегальном положении и данные о том, что Жан арестован, были ... легендой самих гестаповцев", - предполагают они.
   Даже Борис Бывалый на собеседовании у капитана Коссого утверждал, что с момента ареста Кабушкина у них возникли подозрения в его отношении - на том основании, что, хотя немцы его и пытали, но не расстреляли: через агентуру в бригаде знали, что он еще более месяца находился в Минской тюрьме, даже намечал побег. В скором времени Жан бесследно исчез из тюрьмы, среди повешенных и расстрелянных его также не было, что также вызывало немало вопросов.
   Эти подозрения укрепились после того, как совершенно случайно на почте в Хворостово было обнаружено адресованное Жану письмо от некой Наталии Лысенко. Это было, на первый взгляд, сентиментальное послание наивной девушки, в котором она признавалась в нежных чувствах к малознакомому человеку - Жану. Письмо датировано 13 марта 1943 года и адресовано Жану Кабушкину на адрес полевой почты N 629, которая обслуживала станцию снабжения 4-й Ударной армии (и, вероятно, партизанские формирования в тылу врага). Из его контекста проистекает, что Наталия Лысенко виделась с Жаном в городе Торопце - эта встреча состоялась, якобы, незадолго до его отправления с заданием обратно во вражеский тыл.
   Борис Бывалый указывает, что письмо было "... изъято из почты нашим уполномоченным ОО т. Кондыба и сдано начальнику разведотдела БШПД". А далее он утверждает, что в течение второй половины 1941, всего 1942 и начала 1943 гг. Жан не мог быть в советском тылу - об этом в бригаде "Старика" знали твердо. Получалось, что его возможное пребывание в Торопце могло состояться только после ареста в Минске, то есть, по заданию немецких спецслужб.
   Эта Беседа Якова Чумакова и Бориса Бывалого в БШПД с капитаном Коссым состоялась 1 июня 1943 года. Много лет спустя, 11 декабря 1959 года в ходе работы комиссии ЦК КПБ по вопросам деятельности Минского партийного подполья, в ЦК КПБ состоялась еще одна беседа с Борисом Бывалым, специально приехавшим для этой цели из Киева, где он проживал после войны. Беседа носила весьма обстоятельный характер.
   Председательствовавший на этом собеседовании заведующий партархивом Института истории партии при ЦК КПБ Сергей Почанин в числе прочих задал Бывалому и такой вопрос: "Не припомните ли, не ходил ли Жан за линию фронта?" Понятно, что это было не праздное любопытство. От выяснения того факта, бывал ли Иван Кабушкин в 1942 году в советском тылу, а тем более в Торопце, где его могла видеть Наталия Лысенко, зависело дальнейшее к нему отношение исследователей, общественности и руководства страны: положительный ответ на этот вопрос в значительной степени снимал с Жана имевшиеся в его отношении подозрения.
   На этот раз Борис Бывалый дал однозначный утвердительный ответ: "Ходил. Это я ... твердо знаю ... попал в Торопец, там [находилась] прифронтовая группа штаба партизанского движения. Это было место, куда ходили все связные из отрядов, все бригады посылали туда людей ... Не было буквально ни одного отряда и бригады, которые бы не посылали и не пытались установить связь".
   В предоставленных в том же 1959 году в партархив Почанину воспоминаниях Бывалый конкретизирует это утверждении и заявляет, что в конце лета 1942 года Иван Кабушкин был послан с документами через линию фронта. Правда, о том, кто отправлял Жана, Бывалый говорит весьма неопределенно: был послан "по заданию партизанского командования", но это однозначно не было командование бригады "Старика".
   Упоминает о походе Жана через линию фронта в своих послевоенных записках и боец из отряда Ничипоровича Василенок. Этот рейд Жан проделал в составе разведгруппы 208-го отряда, он длился с 20 апреля до десятых чисел мая 1942 года. При этом, из воспоминаний Василенка, не вполне даже ясно, достигла ли группа Кабушкина Большой земли; еще большие сомнения вызывает возможное посещение Торопца - учитывая удаленность этого города от Кличевской зоны и сроки выполнения этой операции (максимум 20 дней).
   Уже после окончания войны были обнаружены письма Ивана Кабушкина из тюрьмы Минского СД - в городских тюрьмах Жан действительно не содержался. Записки адресованы подпольщице Александре Янулис, через которую он установил связь с сестрами Книговыми - девушками из гетто, которые работали уборщицами подвальных помещений в здании СД. Кроме того, в Национальном архиве РБ хранятся записки Кабушкина одной из сестер - Фриде Книговой (через нее он готовил побег), а также письма сестер к Янулис. По понятной причине посылаемые Жану сообщения этих женщин не сохранились.
   Первые записки Жана были написаны в первых числах марта (3 марта и др.), последние - сразу после 17 апреля 1943 г. 11 ноября 1959 г. в КГБ при СМ БССР была проведена почерковедческая экспертиза записок Кабушкина, которая установила, что "...5 посмертных записок [переданных на экспертизу]... выполнены Кабушкиным Иваном Константиновичем".
   Такая датировка и заключение экспертизы доказывают, что Наталия Лысенко не могла видеть Жана в Торопце в первые месяцы 1943 года; если такая встреча имела место, то состоялась она намного раньше - возможно, в конце лета 1942 года - как и утверждал Борис Бывалый.
   Как это видно из переписки Ивана Кабушкина с подпольщицами, Фрида Книгова сумела передать ему ампулу с ядом, которой Жан и воспользовался после того, как у него не осталось шансов на побег. Уже в шестидесятые годы произошла частичная реабилитация Минского подполья и в 1965 году Ивану Кабушкину в числе первых пяти подпольщиков Минска было присвоено звание героя Советского Союза.
   Глава 18. Последние бои Старика
   После вытеснения полицейских гарнизонов из Латыголичей и Жортая и последовавшей вслед за тем эвакуации немецкой воинской части из Клетного северо-восточная часть Холопеничского района оказалась свободной от присутствия противника. К зиме незримая граница между территориями, контролируемыми партизанами и оккупационными властями, в этих местах прошла по большаку Борисов - Лепель: лежащая левее, западнее этой дороги местность в основном контролировались партизанами, направо, на восток от нее преимущество оставалось за противником. А после того как в декабре месяце капитан Титков (бригада имени Железняка) взятием Бегомля перерезал кратчайший путь сообщения между Минском и Витебском этот большак стал считаться одним из важнейших связующих звеньев между тылами 3 и 4 немецких армий. Начиная с этого времени борьба за контроль над дорогой Борисов - Лепель на много месяцев - вплоть до освобождения Борисовской зоны Красной Армией в 1944 году - в некоторой степени предопределила ход дальнейших событий в регионе.
   При всей важности этой коммуникации оккупационным властям не сразу удалось создать полноценную систему ее защиты. Непосредственно на большаке стояло лишь несколько гарнизонов - в их числе полицейские в Житьково и Кострице (Борисовский район) и сильный немецкий гарнизон в Барани (Холопеничский район). Расположенные в непосредственной близости от дороги Зачистский, Трояновский и Краснолукский опорные пункты службы порядка учреждались скорее для защиты территории района, чем для контроля над дорогой. В целом слабая система ее обороны, тем не менее, позволяла оккупационным властям реагировать на действия партизан и поддерживать дорогу в рабочем состоянии, привлекая местное население к расчистке ее от снега, ликвидации устроенных партизанами завалов и ремонта сожженных на большаке мостов.
   По этой причине основные усилия вышедших зимой 1942 - 1943 годов в Холопеничский район бригад и отрядов, и были направлены как раз на оказание давления на упомянутые немецкие гарнизоны и опорные пункты полиции. К этому времени, однако, партизаны еще не способны были силами отдельных отрядов (и даже бригад) вести наступательные действия - для штурма укрепленных под руководством немецких офицеров опорных пунктов как минимум требовалось иметь численное превосходство перед оборонявшими их гарнизонами. После роспуска партизанской дивизии имени Чапаева большинство действовавших в Холопеничском и Борисовском районах партизанских формирований такого преимущества не имело. Стоявшие здесь отряды насчитывали в своем составе по 70 - 80 человек (например, в одном из самых боеспособных отрядов имени Кирова по состоянию на 17 декабря числилось 79 человек, на вооружении имелось 57 винтовок, 19 автоматов и 3 пулемета). Численный состав противостоящих партизанам полицейских гарнизонов также редко превышал 70 человек. В условиях количественного равенства необходимое для атаки гарнизонов преимущество достигалось совместными действиями нескольких партизанских отрядов, а то и бригад. Такую стратегию партизанам предложил Пантелеймон Пономаренко еще осенью 1942 года, обосновывая необходимость расформирования дивизии имени Чапаева. "Если по обстановке возникает необходимость действовать более крупными силами, чем один отряд, следует проводить операции несколькими отрядами, установив на время операции между ними контакт", - радировал он Старику 30 октября 1942 года.
   И на самом деле, зимой 1942 - 1943 годов целый ряд партизанских операций был проведен коллективными усилиями всех или нескольких партизанских отрядов, базировавшихся на Палике. Общее руководство ими осуществлял, вероятно, Борисовский партийный центр и его военный отдел под командованием подполковника Коваленко. Как свидетельствуют архивные документы, почти все попытки партизан разгромить прикрывавшие эту важную коммуникацию гарнизоны, на разных стадиях завершились неудачей, в том числе и по причине слабой координации действий бригад и отрядов.
   В большинстве зимних операций, проводившихся партизанами в районе большака Борисов - Лепель, принимал участие и Старик, совместно с другими отрядами и самостоятельно, силами одной только своей бригады. Впрочем, его претензии на руководящую роль уже не являлись неоспоримыми: его бригада действовала наравне с другими партизанскими отрядами и, наравне с ними ничем особенным блеснуть не смогла, к тому же участие Старика в этих операциях было довольно ограниченным. Ближе к зиме Василию Пыжикову приходится бороться с межрайкомом уже за сохранение бригады, что естественным образом ограничивало активность его действий против гарнизонов. Старик все меньше вмешивается в текущие дела. Планированием и проведением немногочисленных боевых операций занимаются его помощники - сначала майор Рябышев, а после его откомандирования за линию фронта - Яков Чумаков. Возможно, по этой причине операции в его штабе готовились поспешно, что вело к плачевным последствиям.
   В середине января 1943 года Старик попытался разгромить полицейский гарнизон в Зачистье (Борисовский район, в этой местности действовал отряд Старика в июле 1942 года). Следует учитывать, что в реальном подчинении у комбрига Владимирова в этот период было всего два отряда - "За Родину" Харланова и "Белорусь" Кремко. Отряд "Смерть фашизму" действовал в Смолевичском районе и подчинялся Старику в определенной степени только "политически" - Тарунов в основном самостоятельно проводил операции в своем регионе, планируя их зачастую даже без ведома Старика - в силу отдаленности от штаба бригады.
   Нападение на опорный пункт службы порядка в деревне Зачистье было намечено на 18 января 1943 года. По мнению многих участников событий отряды Старика в значительной степени были засорены агентурой противника. В этих условиях не вызывает особого удивления тот факт, что гарнизон Зачистья явно был осведомлен о готовившемся налете. Эффекта неожиданности Старику достичь не удалось, противник заранее занял оборонительные позиции. Павел Жукович даже полагал, что накануне нападения партизан в гарнизоне произвели своеобразную рокировку личного состава: из Зачистья было выведено 20 полицейских, а на их место прибыло до 50 немцев.
   Противник встретил отряды Старика сильным огнем. При 37-градусном морозе партизаны залегли в снегу и все попытки командиров поднять их в атаку были безрезультатными. Продвижение вперед стало невозможным, но и приказ об отходе запаздывал. Дело в том, что командный пункт Старика был оборудован в четырех километрах от Зачистья, а непосредственно операцией руководил Кремко, который, по утверждению Жуковича не решился дать приказ об отходе и послал связного на командный пункт. Посланным с линии огня связным понадобилось три или даже четыре часа для того, чтобы добраться до комбрига и доставить в цепи приказ об отходе. В результате операция провалилась, весь личный состав был обморожен, из них до 30 человек имело обморожение 3 степени - такую драматическую историю рисует Павел Жукович в своем донесении на Большую землю. Начальник военного отдела Межрайкома подполковник Коваленко среди причин провала Зачистской операции называет следующие: подход отрядов в исходное положение не был произведен скрытно, огонь по противнику из стрелкового оружия был открыт с расстояния полутора километров, и, наконец, операция проводилась в сильный мороз (Коваленко говорит о 23-х градусах), что привело к обморожению 30 человек.
   Командовавший атакой командир отряда "Белорусь" Кремко потери гарнизона оценивает в 11 человек (в том числе, 1 офицер) погибшими и 25 ранеными и обмороженными. Свои потери он не называет.
   Журнал боевых действий отряда "За Родину" этому событию уделил несколько слов: "18.01.1943 г. Бой с гарнизоном д. Зачистье".
   В конце января настал черед гарнизона в Краснолуках. Операцию по его разгрому планировали, готовили и проводили силами нескольких базировавшихся в Холопеничском районе партизанских отрядов - вероятно, под общим руководством межрайкома (его военного отдела). В ней участвовали отряды имени Кирова, "Гвардеец", "Буревестник" и "За Родину" (бывший "Старик"), при этом, атаку на Краснолуки проводили силами двух отрядов - "Гвардеец" (командир Синьков) и "Буревестник" (Мормулев). Алексей Гамезо (отряд имени Кирова одноименной бригады) и Федор Харланов ("За Родину") прикрывали операцию со стороны Холопеничей и Трояновки, соответственно.
   Разведка опорного пункта в Краснолуках, похоже, сумела довольно точно определить и состав гарнизона, и систему его оборонительных позиций. В частности, было установлено, что гарнизон насчитывал в своем составе 10 человек немцев и 70 полицейских - такое соотношение, похоже, становилось классическим для опорных пунктов полиции в Холопеничском районе. По периметру укреплений гарнизона было оборудовано четыре ДЗОТа. Разведданные говорили также о наличии в опорном пункте 4-х пулеметов (по числу ДЗОТов, что несколько нивелирует наши сомнения). Личный состав гарнизона был вооружен винтовками. Охрана выставлялась по двум главным улицам деревни. На колокольне Краснолукской церкви был обустроен наблюдательный пункт. Полиция располагалась в здании бывшего детдома, подразделение немецких солдат занимало отдельную казарму и имело телефонную связь с местной комендатурой в Холопеничах.
   Павел Жукович в своем дневнике, однако, сетует, что разведка гарнизона была проведена не качественно и партизанам не удалось в полной мере выявить систему обороны противника. На состоявшемся накануне совещании командир Кировской бригады Федор Пустовит даже предлагал по этой причине перенести на более поздний срок ее проведение. Присутствовавший на совещании начальник штаба "Старика" Яков Чумаков, по словам Жуковича, обвинил Пустовита в нерешительности и настоял на проведении атаки.
   Операция была назначена на 6 часов утра 28 января. Правда, основные силы отрядов "Гвардеец" и "Буревестник" не сумели к назначенному сроку выйти к месту сбора, и ее начало пришлось отложить на два часа. Начинало светать, и наблюдатели в гарнизоне обнаружили выход партизан на исходные позиции. Подвела нападавших и артиллерия - мало того, что часовые выявили изготовившийся к стрельбе расчет единственного участвовавшего в нападении орудия и подняли тревогу, так еще и первый снаряд, пробивший стену казармы, не разорвался. В результате оборонявшиеся успели занять позиции в ДЗОТах, после чего исход операции был предрешен: отряды вышли из боя.
   Избежать потерь все же не удалось. Дневник боевых действий отряда "Гвардеец" говорит о погибшем пулеметчике и заявляет о 4 убитых и трех раненых полицейских. Отчеты отряда "Буревестник" говорят о более серьезных последствиях налета на гарнизон противника (12 убитых и 5 раненых в обороне немцев против двух погибших в атаке партизанах).
   Участие в этой операции бригады "Старика" ограничилось прикрытием ее со стороны Трояновки. Расположенный в семи километрах южнее Краснолук, сильный Трояновский гарнизон мог (и, вероятно, должен был) ударить в тыл увязшим в уличном бою партизанам. Как это было показано выше, в ноябре 1942 года его уже пыталась разгромить бригада "Старика". После той, неудачно проведенной Рябышевым и Курочкиным операции, в гарнизоне было окончено возведение оборонительных сооружений. Кроме обычных окопов и блиндажей, окружавших казарменные, складские и штабные помещения, в нем было устроено так называемое предполье, представляющее собой протянувшиеся вокруг окопов засыпанные землей завалы из бревен. Высота завалов превышала 1 метр, в будущем планировалось также устроить и проволочное заграждение вокруг опорного пункта, но к моменту описываемых событий районные власти не имели в наличии достаточного количества колючей проволоки.
   2 января 1943 года партизаны произвели повторное нападение на Трояновский опорный пункт. Михаил Мормулев обстрелял гарнизон из имевшихся у него четырех 76-мм орудий, однако большого проку эта акция не имела. После первых же разрывов немецкая часть гарнизона успела занять позиции и открыть ответный огонь по нападавшим. Серьезной атаки со стороны партизан, надо полагать, так и не последовало, дело ограничилось перестрелкой. Тем не менее, документы отряда зафиксировали 8 убитых и 13 раненых фашистов против двух легкораненых партизан и убитого "... коня из-под пушки".
   Согласно плану прикрытия Краснолукской операции, отряду "За Родину" из бригады "Старика" надлежало не просто выставить заслон со стороны Трояновки, но и навязать ее гарнизону бой. Дневник боевых действий отряда говорит об огневом налете, совершенном 28 января 1943 года на Трояновский опорный пункт. Согласно отданному командиром отряда Харлановым приказу операция проводилась силами двух взводов. Первый взвод обеспечивал ее путем насаждения засад со стороны Холопеничей и Краснолук (Барань противник оставил еще 26 декабря). Второй взвод должен был непосредственно осуществлять налет. В 5 часов утра 28 января отряд занял исходное положение возле деревни Ясная Горка и выдвинулся к Трояновке. Чаще всего под "огневым налетом" подразумевался обстрел противника с дальней дистанции. Не была исключением, вероятно, и эта операция. В 7 часов утра Трояновский опорный пункт был обстрелян с юго-западного направления, "...противник был вынужден сидеть в окопах в течение 4-х часов и понес потери (1 полицейский убит и один ранен)", - сообщает по этому поводу Харланов. Имея в виду стоящую перед отрядом основную задачу (прикрытие атаки на Краснолуки) вполне можно полагать ее успешно выполненной.
   Отряд имени Кирова прикрывал Краснолукскую операцию со стороны районного центра. В ночь на 28 января его партизаны на протяжении 300 метров спилили несколько телефонных столбов вдоль дороги Краснолуки - Холопеничи, уничтожив тем самым связь гарнизона с райцентром.
   Кульминацией зимних событий в восточной части формирующейся Борисовской партизанской зоны стали бои за овладение и удержание Барани. Как свидетельствует Василий Шарков, Барань пала 26 декабря 1942 года. Рано утром отряд имени Кирова атаковал деревню с двух направлений - с севера (от Моисеевщины) и с востока (со стороны Страшного) и после непродолжительного сопротивления гарнизон бежал и лишь "... немногим удалось добраться до Борисова". Журнал боевых действий отряда под этой датой (26 декабря) говорит о сожжении деревянного моста через Сху неподалеку от деревни и здания школы заодно с несколькими принадлежащими семьям полицейских домами - не упоминая при этом о каких-либо боевых действиях. В данном случае, вероятно, партизанами была применена довольно распространенная при нападениях на гарнизон тактика: по опорному пункту открывался сильный огонь изо всех видов оружия и, если у противника не выдерживали нервы, тот бежал из деревни, для чего ему оставляли открытым путь к отступлению (в описанном случае - через Баранские Пруды на Борисов).
   Тем не менее, движение по большаку было остановлено до 15 февраля, что в целом может свидетельствовать об успехе, как примененной тактики, так и всей операции в целом.
   В межрайкоме отдавали себе отчет в том, что немцы попытаются вернуть Барань. Для защиты этой ключевой позиции военный отдел Борисовского партийного центра (подполковник Коваленко) разработал план его удержания. Расчеты строились на том, что возможный удар по Барани противник мог нанести только с двух направлений - либо из Борисова, либо от Холопеничей, в том и в другом случаях силами расквартированных там подразделений 286 охранной дивизии. Военному отделу, вероятно, не был досконально известен замысел противника, поэтому разработанный подполковником Коваленко план предусматривал блокировку подходов к деревне с обоих направлений.
   Комсомольско-молодежная бригада имени Кирова должна была перекрыть подступы к Барани от Холопеничей через Трояновку и Моисеевщину, для чего ей было приказано занять и удерживать позиции в 3 - 4 километрах севернее Барани (Обча).
   Отряд "Гвардеец" должен был прикрывать подходы к Барани со стороны Холопеничей с востока - в районе деревень Страшное и Курган.
   Бригада "Старик" получила указание занять грунтовую дорогу южнее Барани, в 3-4 километрах от нее, в районе Прудов (Пруд-Барани) - на случай атаки противника от Борисова.
   Прикрывать Барань с западной стороны не стали, так как на этом направлении лежали Паликовские леса, откуда уже были изгнаны органы местной власти и прикрывавшие их гарнизоны в Жортае и Клетном. Считалось, что противник с западного направления появиться не мог.
   Все участвовавшие в этой оборонительной операции партизанские силы были тактически подчинены на время ее проведения капитану Пустовиту - командиру бригады имени Кирова.
   Наступление на Барань немцы повели со стороны Борисова - в зоне ответственности Старика - силами 202 пехотного батальона. Оборонительная операция у объединившихся для ее проведения партизанских бригад и отрядов не удалась. 15 февраля 202 батальон без боя вошел в деревню (отряд имени Кирова заявляет об обстреле противника из засады, но это произошло уже в момент прибытия противника в деревню).
   Подполковник Коваленко в состоявшейся весной 1943 года беседе в ЦК КП(б)Б обвинил Старика в том, что тот оставил позиции при первом же появлении немцев: "Пыжиков за 3-4 часа до подхода противника со стороны г. Борисова самовольно снялся со своего района действия и всю бригаду отвел к д. Крацевичи и оз. Пелик (14 км. от Барани)".
   Это было серьезное обвинение. Правда, дневник боевых действий отряда "За Родину" говорит, что еще до подхода к Барани основных сил противника Старик вел бои с карателями у деревень Баранские Пруды (13 февраля) и Хрост (14 февраля), а энциклопедия "Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне" даже утверждает, что в результате этих столкновений Старик спас от уничтожения жителей двух названных деревень.
   Вероятнее всего, 13 и 14 февраля Старик вел бои с авангардом (или разведкой) противника. Противостоять же на следующий день двумя отрядами немецкому батальону (Коваленко определяет его численность в 300 человек) Старик, вероятно, не сумел и, по-видимому, на самом деле отвел отряды к Палику.
   Некоторые вопросы по поводу причин провала операции возникают и к разработанному подполковником Коваленко плану защиты Барани: перекрыв наиболее вероятные пути подхода, партизаны не оставили гарнизона в самом населенном пункте. Это позволило противнику беспрепятственно войти в деревню. Из описания этого эпизода Василием Шарковым вообще следует, что немецкий батальон, двигаясь колонной из Борисова, стал в Баране на отдых, ни о каком плане Коваленко в его книге даже не упоминается.
   Так или иначе, пропустив немцев в Барань, партизанские командиры весьма серьезно усложнили стоявшую перед ними задачу. Не удержав деревню, они "поменялись" с противником местами и в свою очередь попытались выбить врага из этого пункта, важного с точки зрения контроля над дорогой. Как свидетельствует Василий Шарков, участвующие в операции командиры отрядов приняли решение атаковать Барань, однако эта попытка, судя по всему, не была настойчивой. Вот как описывает происходившие события Дневник боевых действий отряда "Гвардеец": 17 февраля все три его взвода прибыли к Барани и заняли позицию между Прудами и Баранью. Артиллерийский и минометный обстрел деревни не дал результата, немцы "...из деревни не вышли". Штурмовать же населенный пункт, в котором по данным Дневника "... находилось 500 (!) вооруженных до зубов немцев и полицаев", было бессмысленно. На совещании командиров отрядов было решено блокировать укрывшегося в Барани противника. С этой целью был составлен график дежурства отрядов по блокированию, после чего свободные на первых порах от дежурства отряды снялись с позиций и ушли в места своего постоянного базирования.
   В блокаде засевшего в Барани 202-го батальона участвовали бригада имени Кирова (два отряда - имени Кирова и имени Фрунзе, всего 208 человек по состоянию на 1 февраля), бригада "Старик" (два отряда - "За Родину" и "Белорусь", всего 229 человек), а также два отдельно действовавшие в районе отряда - "Гвардеец" (67человек) и "Буревестник" (70 человек). Блокада сопровождалась беспокоящими обстрелами деревни ружейно-пулеметным огнем, противник отвечал минометным огнем по позициям партизан.
   Немцы предприняли всего лишь одну попытку выручить попавший в ловушку батальон. С этой целью военный комендант Холопеничского гарнизона на третьи сутки блокады направил в Барань сводный отряд, состоящий из дислоцировавшихся в райцентре немецких подразделений и нескольких полицейских взводов из близлежащих гарнизонов. Общая численность продвигавшихся из Холопеничей через Трояновку и Моисеевщину на Барань колонны составляла около 150 человек. Между деревнями Старина и Моисеевщина противник угодил в засаду, устроенную отрядом имени Кирова, и вынужден был отойти, не сумев деблокировать Барань.
   Чем завершилась история с блокадой немецкого батальона в Барани, как это ни странно, не вполне понятно. Василий Шарков сообщает, что 23 февраля отряды их бригады (имени Кирова и имени Фрунзе) совместными усилиями с бригадой "Старика" (отряды "За Родину" и "Белорусь"), при участии отдельнодейстующих отрядов "Буревестник", "Гвардеец" и "За Отечество" (Анатолий Томашевич) повторили нападение на Барань и разгромили-таки 202 батальон.
   Однако внутренние документы упомянутых в качестве участников этой операции отрядов (Журналы и Дневники боевых действий отрядов) не содержат никакой информации о повторном штурме Барани партизанами.
   Наиболее странным обстоятельством, впрочем, остается отсутствие информации о разгроме 202 батальона в документах отряда имени Кирова, начальником штаба которого в этот момент был Василий Шарков и, надо полагать, журнал боевых действий заполнялся под его контролем. После сообщения об установлении блокады Барани и обстрелах расположенного в ней немецкого гарнизона документ гласит, что установить результаты обстрелов деревни не представилось возможным, так как 202-й батальон в скором времени оставил Барань и выехал обратно в Борисов.
   Глава 19. Борьба за сохранение бригады.
   С роспуском дивизии конфликт Старика с партийным руководством Борисовской зоны и с партизанскими штабами в Москве не был исчерпан. Первоначальная причина этого противостояния вовсе не была устранена - Старик продолжал вести себя чересчур независимо, а попытки Межрайкома его обуздать не имели успеха: "Тов. Пыжиков продолжал не подчиняться партийному центру, проявляя такую самостоятельность, которая шла вразрез общей линии партийного руководства", - говорилось в Справке на комбрига "Старика", подготовленной, судя по всему, не ранее марта 1943 года (документ не датирован).
   В определенном смысле "непартийное" поведение Старика было ответной реакцией на ставшее к этому времени совершенно очевидным намерение Центрального и Белорусского штабов партизанского движения (Пантелеймон Пономаренко и Петр Калинин) вслед за дивизией расформировать и партизанскую бригаду "Старика". Делалось это руками Павла Жуковича, что неизбежно вело к дальнейшему обострению его конфликта с Пыжиковым. В декабре и январе месяцах партийный центр предпринял целый ряд попыток по формальным предлогам вывести из состава бригады "Старик" несколько отрядов и тем самым лишить Старика его относительного могущества.
   Созданная лично Стариком, с его выдвиженцами во главе (даже в отряде "За Родину" (бывший "Старик") Пыжиков заменил ненадежного Кузьму Потапенко в меру амбициозным Харлановым), бригада оставалась, пожалуй, последним верным ему подразделением, что, собственно, и было подтверждено в ходе противостояния с партийным руководством в период расформирования дивизии. В той ситуации единственной реальной опорой Пыжикову, Бывалому и Чумакову была позиция командования бригады и большинства входящих в ее состав отрядов. Как в Московских штабах, так и в партийном центре Борисовской зоны ясно видели такой расклад. Старик к этому времени, вероятно, настолько скомпрометировал себя неуступчивостью, что у Пономаренко вполне могли принять решение расформировать его бригаду - чтобы выбить опору из-под ног Пыжикова.
   Сначала Старик обращается к логике и здравому смыслу. 21 декабря 1942 года он пишет Жуковичу: "Считаю, что если отряды "За Отечество", "Белорусь" и "Смерть фашизму" будут выделены из бригады "Старик", то, во-первых, бригада перестанет существовать, во-вторых, для борьбы с врагом в чрезвычайно важном Борисовском районе партизанских сил останется недостаточно". Увы, подобной аргументации уже не доставало для того, чтобы остановить запущенную машину.
   Прежде всего, угроза нависла над отрядом "Смерть фашизму". Еще 11 декабря 1942 года Пономаренко шлет руководителю Минского межрайкома Ивану Сацункевичу радиограмму следующего содержания: "Отряд Сивакова ["Смерть фашизму"] возьмите под свой контроль, оздоровите руководство, поставьте свои задачи отряду. Не допускайте влияния Старика".
   Старик недоумевает. Включение этого отряда в состав бригады было оформлено решением межрайонного партийного центра Борисовской зоны и подтверждено приказом полковника Абрамова еще 11 ноября 1942 года, он укрепил отряд командными кадрами за счет бригады и, ко всему прочему, территориально Смолевичский район, где базировался отряд, входит в Борисовскую зону, тогда как его хотят отдать в Минскую.
   Последний нюанс, вероятно, учел и Павел Жукович. 26 декабря межрайком своим постановлением выводит отряд "Смерть фашизму" из состава бригады "Старика", но не передает его все же в подчинение Сацункевичу, а оставляет "...самостоятельно действующим в Смолевичском районе". Занятую строительством лагеря на Палике роту Кислякова Жукович также отправляет обратно к месту расположения отряда.
   Естественно, Старик не мог подчиниться и такому компромиссному решению, так как изъятие отряда "Смерть фашизму" из состава его бригады неминуемо вело к ее развалу - не зависимо от того будет ли он передан в Минскую зону или останется самостоятельным в зоне Борисовской. На этой стадии конфликта исход споров решила позиция нового руководства отряда (его ставленников Василия Тарунова и Ивана Дедюли) - оно, надо полагать, остерегалось уходить в подчинение к Сацункевичу, осознавая, что означало в складывавшейся обстановке предложенное Москвой "оздоровление руководства" и поддержало Старика.
   Давление на бригаду нарастало по мере того, как Старик сдавал позиции в деле сохранения дивизии. За день до ее роспуска, 18 декабря 1942 года Жукович подписывает приказ по межрайонному партийному центру о выводе из состава бригады отряда "За Отечество". И хотя этот приказ, по сути, лишь подтверждал сложившуюся к тому времени ситуацию (Томашевич, как мы уже знаем, в результате конфликта со штабом бригады "Старика" вышел из подчинения майора Рябышева и увел отряд на правобережье Березины), тем не менее, Старик считает решение межрайкома не оправданным и не справедливым: отряд вошел в состав бригады добровольно при ее формировании, вырос в ее составе и вооружился на подконтрольной Старику территории.
   Одновременно на отряд "За Отечество" начинает претендовать Петр Лопатин. Как это было показано выше, после отделения от Николая Балана отряд Томашевича находился в оперативном подчинении у Дяди Коли и, как полагал Лопатин, был выделен в помощь Пыжикову лишь временно. Старик счел притязания Дяди Коли на отряд "За Отечество" не обоснованными и опять воспротивился решению поддержавшего Дядю Колю межрайкома. Правда, зная о подоплеке конфликта Томашевича с командованием бригады "Старика" (срыв Зембинской операции) и учитывая, насколько далеко этот конфликт зашел, можно только догадываться, на каких условиях могло бы состояться примирение. В конечном итоге отряд Томашевича некоторое время оставался самостоятельным, однако, базируясь на правобережье Березины, был обречен на "поглощение" Лопатиным. 6 декабря совместно с его отрядами Томашевич участвовал в состоявшемся, в конце концов, нападении "Дяди Коли" на Зембинский гарнизон, а несколько дней спустя, в том же декабре 1942 года, отряд "За Отечество" перешел в подчинение бригады Лопатина.
   23 февраля 1943 года Дяде Коле поступит сообщение о гибели Анатолия Томашевича. В этот день было замечено продвижение противника из Зембинского гарнизона на Скупино. Стоявшие неподалеку отряды Якова Жуковского и Анатолия Томашевича заняли Скупинскую школу и попытались удержать деревню, но в скором времени вынуждены были отойти, так как у бойцов иссякли боеприпасы. В этом бою Анатолий Томашевич был убит - это была единственная потеря среди защищавших Скупино партизан. После гибели командира отряд "За Отечество" сумеет просуществовать лишь некоторое время, и будет расформирован в июне 1943 года.
   Следующим в очереди на вывод из подчинения Старика стоял отряд "Белорусь". По поводу сохранения этого отряда в составе бригады спор у Пыжикова разгорелся уже не только с Жуковичем, но и с партизанскими штабами в Москве, а также с руководством Минской партизанской зоны (Руденский, Червенский, Дзержинский и Минский сельский районы). Межрайонный партийный комитет этой зоны (во главе с Иваном Сацункевичем, а с 15 марта 1943 г. - И. П. Паромчиком) потребовал "возвращения" отряда "Белорусь", то есть его передислокации в Руденский район - на том основании, что там он был создан и, следовательно, должен действовать в Минской зоне и подчиняться Минскому межрайкому. Это требование поддержал и Петр Калинин. Еще в октябре 1942 года он пытался вывести отряд из подчинения Старика. С этой целью 3 октября, в день разгрома Жортайского гарнизона противника, Петр Калинин подписал приказ БШПД N 3 "О создании партизанской бригады "Белорусь" в Минской области". В соответствии с этим приказом, на базе отряда "Белорусь" создавалась одноименная бригада во главе с его прежним руководством - командир Покровский, комиссар - Бывалый, начальник штаба - Рябышев. Бригада создавалась путем подчинения ей ряда действовавших на Палике отрядов и диверсионных групп, в том числе и отрядов 1-й Минской бригады, которая, совершая марш в Минскую зону, находилась в это время на отдыхе в Холопеничском районе.
   По замыслу Калинина, создание бригады гарантированно выводило отряд Покровского из подчинения набиравшего авторитет Старика. Этому намерению, однако, не суждено было осуществиться. Создание бригады на таких экзотических условиях противоречило интересам всех основных участников событий: командир 1-й Минской Николай Балан терял свою независимость, а Старик - достаточно боеспособный отряд. Сам Николай Покровский все это время (до марта 1943 года) находился в Москве и не мог участвовать в процессе создания бригады. Бывалый и Рябышев, намеченные на должности комиссара и начальника штаба бригады, вероятно, не имели особого желания уходить от Старика с понижением в должностях. Замещавший Покровского в отряде "Белорусь" Кремко ничего не выигрывал от формирования бригады - в лучшем случае он оставался на своем месте.
   В конечном итоге 1-я Минская бригада сохранила свою самостоятельность и в середине октября Николай Балан вывел ее в Червенский район. Петр Калинин, однако, в ноябре месяце отдает новое распоряжение о переформировании отряда "Белорусь" в бригаду с последующей ее передислокацией в Руденский и Пуховичский районы. Более того, БШПД включает эту пока еще мифическую бригаду в план боевой деятельности партизан Минской области на зимний период 1942 - 1943 гг. и ставит перед ней боевые задачи в Руденском районе.
   Между тем, достоверно известно, что отряд "Белорусь" всю зиму 1942 - 1943 годов оставался на Палике. При этом, справочник "Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны" указывает, что отряд Покровского вышел из подчинения Старика и с декабря 1942 года действовал самостоятельно. Из отчета Павла Жуковича о развитии партизанского движения в Борисовской зоне, однако, явствует, что вплоть до весны 1943 года межрайком учитывал отряд "Белорусь" в качестве подразделения "Старика". Бывший начальник военного отдела межрайкома Борисовской зоны подполковник Коваленко в собеседовании во втором отделе БШПД также утверждал, что до марта 1943 г. отряд "Белорусь" входил в состав бригады "Старика".
   В ином случае аргументы, приведенные Стариком в поддержку своей позиции относительно "задержания" у себя этого отряда, вполне могли бы сработать. Он полагает, что начальник Белорусского штаба партизанского движения бригадный комиссар Петр Калинин, поддержавший требование Минского партийного комитета, был введен в заблуждение людьми Сацункевича, поскольку отряд "Белорусь" только начал свое формирование осенью 1941 года в Руденских лесах, а весной, после отделения от 208 - го отряда Ничипоровича, покинул те территории. Ко времени разгоревшегося скандала в отряде почти не осталось людей из Руденского района: значительная их часть погибла, некоторые были отправлены в советский тыл, а часть перешла в другие отряды. Старик утверждает, что на 60-70 процентов отряд уже состоял из людей "экстерриториальных" (так он называет бывших окруженцев и военнопленных), а на 30 - 40 процентов - из населения деревень Борисовской зоны. Анализ списка личного состава отряда "Белорусь" вполне это подтверждает: уже на момент выхода на Палик в августе 1942 года подавляющее большинство его бойцов и командиров составляли уроженцы различных областей РСФСР (88 человек из 133), а Минскую партизанскую зону представляли всего лишь 12 человек из Руденского, Червенского, Узденского, Березинского и Пуховичского районов БССР.
   Отряд давно оставил свои базы в Руденском районе и, по мнению Старика, утратил в этой местности свою агентурную сеть. В Борисовской же зоне он имел хорошую агентуру, связь с населением, скрытые резервы, оборудованную базу и запасы продовольствия, что крайне важно в зимнее время. Исходя из сказанного, Пыжиков считал переброску отряда "Белорусь" на юг несвоевременной, нецелесообразной и не вызванной никакими серьезными обстоятельствами. Эти мысли он изложил в довольно резком послании в Борисовский межрайком.
   Павел Жукович, однако, не стал поддерживать своего комбрига. Заинтересованные в "насаждении" партизанского движения на подконтрольной им территории, партийные комитеты, как правило, выступали против передачи "своих" отрядов в подчинение соседей. В нашем случае Павел Жукович не проявил особой заинтересованности в сохранении отряда в зоне - ни в качестве подразделения бригады "Старика", ни даже в качестве самостоятельно действующего отряда - все те несколько месяцев, в течение которых Пыжиков отстаивал отряд, партийный центр Борисовской зоны высказывался в поддержку требований Сацункевича и Московских штабов, правда, достаточной активности при этом он не проявлял.
   Как это было показано выше, в тот раз Старику удалось удержать отряд "Белорусь" в своем подчинении. Старик и Бывалый отказались выводить отряд и вплоть до 3 марта удерживали его в своем подчинении. Этому способствовала, вероятно, позиция командования отряда. Павел Жукович сетовал в этой связи, что замещавший Покровского командир отряда Кремко еще в ноябре 1942 года категорически отказался выполнять распоряжение партизанских штабов и выводить отряд в Руденский или Червенский район.
   Впрочем, ни Минский межрайком, ни Калинин с Пономаренко, не намеревались уступать Старику. Ближе к весне БШПД в очередной раз заявляет о формировании бригады на основе отряда "Белорусь". Согласно новому замыслу, в нее вливался находившийся в это время на отдыхе в окрестностях Палика отряд Сидякина (спецотряд "Мститель", прибыл в ноябре месяце из-за линии фронта, насчитывал 40 человек), после чего новоиспеченная бригада передислоцировалась в Минскую зону. Туда же в скором времени должен был прилететь Покровский и принять над ней командование.
   Старик и на этот раз пытался задержать отряд на Палике. Для ускорения процесса и во избежание противодействий от Старика, в Москве немного изменили первоначальный план и отправили Николая Покровского ближе к центру событий. 3 марта он прибыл на Палик и вступил в командование бригадой, месяц спустя, 3 апреля 1943 года, выдвинулся в Руденский район, куда, судя по книге приказов бригады, и прибыл не позднее 29 апреля.
   Некоторые источники утверждают, что в бригаду Покровского на этом этапе вошел также и отряд Мормулева "Буревестник". Об этом, в частности, говорится в энциклопедии "Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне" и в Кратком справочнике по истории партизанских бригад, отрядов и групп, действовавших в Миской области БССР.
   В свою очередь, в "Истории возникновения и боевых действий партизанской бригады "Буревестник", написанной в августе 1944 года, о вхождении отряда в состав бригады "Белорусь" не упоминается. Указанный источник по этому поводу лишь сообщает, что 22 марта отряд получил приказ БШПД перейти в Узденский и Руденский районы, а 4 апреля (124 человека при двух пушках) вышел в рейд - совместно с партизанскими отрядами "Белорусь" и "Мститель", ни о каком подчинении Мормулева Покровскому речи не идет.
   Возникшая неразбериха, вероятно, объясняется тем, что попытка подчинить отряд "Буревестник" была предпринята Покровским без ведома партизанских штабов. Петр Калинин писал по этому поводу Пантелеймону Пономаренко, что Покровский, "...не организовав роста бригады "Белорусь" за счет вовлечения резерва из местного населения, стал на путь подчинения себе существующих отрядов, имеющих районы боевых действий". В качестве примера начальник БШПД приводил включение в состав бригады отряда Мормулева (и некоторых других). Такой метод, естественно, не был одобрен Москвой и в позднейшем ходатайстве о вхождении отряда "Буревестник" в состав бригады Покровскому будет отказано.
   В июне месяце отряды Мормулева и Сидякина получили самостоятельность. В декабре 1943 года на базе "Буревестника" будет создана одноименная бригада под командованием Михаила Мормулева, а отряд "Мститель" останется отдельно действующим вплоть до соединения с частями Красной армии в июле 1944 года. Бригада "Белорусь" будет расти за счет формирования новых подразделений из числа инициативных групп, выделяемых для этой цели из ее "материнского" отряда.
   Следует отметить, что и у Покровского отношение к притязаниям местных партийных работников на руководство партизанским движением имело свою специфику. По прибытии в Минскую зону, "...не установив контакта в работе с Паромчиком и Балабуткиным (Сацункевич в марте 1943 года был отозван в Москву), он попытался взять на себя руководство Минским межрайонным партийным центром и отчасти взял на себя функции Минского подпольного обкома...", - сообщает в этой связи Петр Калинин в ЦШПД Пономаренко. Покровского, конечно, одернули, предложили ему приступить к исполнению прямых обязанностей секретаря Руденского РК КП(б)Б, и не вмешиваться в дела вышестоящих органов.
   Глава 20. Точка невозврата
   Василий Пыжиков считал, что воевать в тылу врага должны профессионалы, а роль партийных организаций он сводил к помощи военным в плане пропаганды и агитации среди населения, создания партийных организаций в отрядах и населенных пунктах партизанской зоны и т.п. Когда же "...руководители партийного подполья попытались исправить линию работы тов. Пыжикова, ... тот посчитал их директивы, тем более их советы" вмешательством в дела бригады и наложил ограничение на допуск в отряды работников партийных комитетов, - писал начальник БШПД Калинин Пантелеймону Пономаренко. 9 января 1943 года Старик подписал приказ N 78, запретив своим подчиненным выполнять распоряжения партийных и комсомольских организаций, отданные ими без ведома командования бригады. Его тотчас же обвинили в антипартийной позиции, выражавшейся в противопоставлении себя ЦК КП(б)Б и партизанским штабам - своим демаршем он фактически выводил бригаду из подчинения межрайкома. "Партийный центр ... не сработался со Стариком (Старик их буквально блокирует, создает всякие антипартийные группировки, окончательно подорвал авторитет), оказался бессильным проводить ... мероприятия. Все отряды, находящиеся в незаконном подчинении Старика, партийному центру не подчиняются и творят всякие ненужные дела", - такими словами охарактеризовал сложившуюся к началу 1943 года на Палике ситуацию еще один посланец Большой земли инструктор Минского обкома Андрей Белисов.
   Дело зашло настолько далеко, что Пыжиков перешел в наступление на партийный центр Борисовской зоны, "...через своих приверженцев ездит в отряды и пропагандирует, что партийный центр, а также райкомы не имеют права вмешиваться в партизанское движение". 29 декабря Старик изменил пароли для доступа в лагерь бригады, в результате чего посыльные утратили возможность доставить в отряды распоряжения партийного центра. Как утверждал в своей докладной записке Трофим Радюк, в этот период "Пыжиковым была сфабрикована легенда, что межрайпартком уже распущен и [его членов] скоро арестуют".
   Требовалось окончательно обуздать строптивого комбрига. Самостоятельно справиться со Стариком, однако, руководство межрайкома оказалось не в состоянии. Между тем, эти временные органы партийной власти для того и учреждались, чтобы покончить с партизанской вольницей в тылу врага. Проблема была в том, что у Павла Жуковича не доставало воли для окончательной победы над Пыжиковым. По мнению Титкова, Жукович был человеком мягким, что зачастую становилось серьезным недостатком - он не любил острых ситуаций и под напором более настойчивых людей мог уступить. Старик неоднократно использовал эту слабость Жуковича, "продавливая" угодные ему решения.
   Партийное руководство видело этот недостаток и ставило в вину руководителю партцентра его мягкость и нерешительность в противостоянии с Василием Пыжиковым. Трофим Радюк еще в конце ноября 1942 года писал об этом в Минский обком Климову: "...очутившись в исключительно тяжелой обстановке, [Жукович] ... растерялся и не проявил мужества, чтобы смело и самостоятельно решить вопросы, которые служили тормозом в его работе...".
   В этих условиях Павел Жукович в очередной раз вынужден обращаться за поддержкой к Пономаренко. 29 января 1943 года он сообщает в ЦШПД, что дальше со Стариком работать нельзя, тот не подчиняется партийному центру, не воюет. Для пользы дела он предлагает отозвать его за линию фронта.
   Такую позицию поддержали многие оппоненты Пыжикова. "Считаю, что нужно принять срочные меры к Старику, т. к. его поведение антипартийное, никаким партийным решением и указаниям не подчиняется. Нужно отозвать его комиссара Бывалого", - сообщает в БШПД тот же Белисов.
   В конце концов, Пономаренко поручил Калинину систематизировать имеющиеся материалы о Старике и доложить ему. Работа закипела.
   В январе и феврале 1943 года Павел Жуковича отобрал у подчиненных Старика несколько докладных записок, которые в конечном итоге сыграли едва ли не ключевую роль в дальнейшей судьбе Василия Пыжикова.
   Начальник разведки бригады "Старик" младший лейтенант Константин Добринин 22 февраля 1943 года подал в партийный центр (Жуковичу) записку, в которой, между прочим, сообщал: "... при первой же встрече, когда встал вопрос о моем переходе в его отряд [в момент формирования отряда "Старик" в июне 1942 года], он отрекомендовался посланником ЦК ВКП(б) и, говоря о том, что перед отправкой за линию фронта был на приеме у тов. Сталина, что сам тов. Сталин поручил ему проконтролировать работу всех бригад, лежавших на его пути. Подчеркивая именно имя Сталина, игнорируя своего непосредственного начальника тов. Пономаренко, называя его не совсем подходящей кандидатурой на секретаря ЦК КП(б) ... в одной из бесед он заявил, что ... Пономаренко, может быть и честный большевик, но до секретаря еще не вырос и что это самое подтвердил и тов. Сталин, сделав намек на его кандидатуру, что руководить так партизанским движением как руководит Пономаренко чуть ли не преступно, а он идет в тыл для того, чтоб там на месте поднять восстание и им руководить, имея якобы полномочия от правительства на всю Минскую область ...".
   Дальше - еще хуже. Помощник начальника штаба партизанской бригады "Старик" старший лейтенант Деркачев в конце августа и начале сентября 1942 года на хуторе Старина жил в одной землянке с комбригом Владимировым и его начальником штаба майором Рябышевым. Позднее, уже в январе 1943 года, он "...как кандидат партии [был] обязан поставить в известность вышестоящие партийные организации..." о разговорах, которые в его присутствии вели в командирской землянке Рябышев со Стариком. "...Почему Россия терпит поражение в этой войне?" - задавал вопрос Рябышев и Старик отвечал: "Наше правительство повело неправильную политику по отношению к крестьянству, которое всюду оставалось недовольным, что [ему] нужна частная собственность, за которую [оно] бы боролось. ... страна совершенно не была подготовлена как в экономическом, так и военном отношении к обороне, ... наши правители занимались только болтовней".
   Касаясь лично Сталина, Владимиров прямо говорил: "Сталин управлять государством не способен и для того чтобы развязать [развязать - в смысле закончить, победить] эту войну нужна голова Ленина. Сталин никаких военно-стратегических способностей не имел и не имеет". О подобных высказываниях Старика в адрес Сталина упоминал и Добринин: "В этот период, т.е. летом 1942 года, когда Красная Армия все еще отступала, невольно шли толки и все старались найти причину [этому] и вот в одной из ... бесед, на которой присутствовал комиссар ... Потапенко, начальник штаба Расторгуев, Старик и я, все выразили уверенность, что Сталин еще найдет выход и что немцы почувствуют его способности, то Старик выразил сомнение в военных способностях Сталина, говоря, что Сталин не настолько сильный военный специалист как о нем говорят.
   О чем и ставлю в известность партийный центр".
   Бывший комиссар в отряде Старика, а затем командир отряда "За Родину" Кузьма Потапенко в начале 1943 года тоже подал Жуковичу докладную записку. В ней он информировал межрайком о том, как в июне 1942 года в личной беседе с Владимировым тот "...высказал личное мнение, ... что Красная армия потерпела поражение только из-за плохого руководства. Тов. Сталин взял на себя все ... по наркомату обороны, СНК и партийную работу ... и не может охватить всего. Тов. Сталин стал видным деятелем только после смерти т. Ленина, а до этого его никто нигде не слыхал, а также и я [Пыжиков] не слыхал, несмотря [на то], что работал совместно с тов. Лениным". И далее: "Говорил о "ежовщине", исключительно обвинял тов. Сталина в [его неспособности] своевременно разоблачить заговор ... врагов народа [направленный на то, чтобы] уничтожать партийные кадры, а наоборот способствовал, не запрещал, а поощрял самых злых врагов, как Ежов и др. Рассказывал о [своем] аресте, это исключительно было подстроено лично Ежовым, который сам лично давал указания, как пытать ..., он знал [его] по [его] деловым качествам".
   Вероятно, Старику стало известно об этом коллективном по своей сути доносе. "... в целях скрытия ... антипартийных взглядов и действий, высказанных Дергачевым, Потапенко и Добрыниным", он решил избавиться от них, откомандировав под надуманными предлогами утративших доверие подчиненных за линию фронта. Согласно утверждению Радюка, физически здорового Потапенко Старик отослал на большую землю якобы для прохождения курса стационарного лечения. Добринину приказал вывести за линию фронта группу безоружных инвалидов и женщин.
   Никто из попавших в опалу к Владимирову командиров не выполнил его распоряжения. И если Потапенко и Дергачев сумели избежать неприятностей, перейдя в другие партизанские соединения (первый - в только что сформированную бригаду "Белорусь" к вернувшемуся к тому времени на Палик Покровскому, с июля 1943 года даже будет занимать должность начальника штаба в отряде "Белорусь", а второй и вовсе ушел в Вилейскую область в бригаду Маркова), то с Добрининым дело обернулось намного хуже.
   Составлению и подаче в межрайпартцентр его докладной записки предшествовали следующие обстоятельства. За два дня до этого, 20 февраля 1943 года Добринин пришел в партийный центр и рассказал Жуковичу о том, что Старик направляет его за линию фронта - за имевшие место (еще 2 февраля) несанкционированные контакты с партийным центром (напомним, такие контакты были запрещены Стариком его приказом N 78 от 9 января). В бригаде по этому поводу вели следствие, на протяжении трех дней держали Добринина под арестом, после чего Старик и решил от него избавиться, отослав потерявшего доверие командира разведки на Большую землю. Жукович, вероятно, обещал Добринину поддержку межрайкома - скорее всего в обмен на компрометирующие Старика сведения, результатом чего и стало составление упомянутой выше записки.
   В отличие от Деркачева и Потапенко, Добринин получил от Старика боевое приказание сопроводить за линию фронта раненых и женщин. Это задание не было выполнено, Добринин довел доверенных ему людей только до бригады "Железняк" Ивана Титкова. Здесь якобы было установлено, что проход за линию фронта закрыт и не представляется возможным. Титков предложил Добринину работать в своей бригаде и тот согласился.
   Комбриг Владимиров, естественно, обвинил Добрина в невыполнении боевого приказа, а также в дезертирстве и отдал распоряжение о его аресте. Радюк в этом эпизоде усматривает злой умысел Старика, который, зная, "...что в феврале 1943 года проход линии фронта невооруженных людей был невозможен", отправил Добринина на верную гибель: "...выбор был ограничен - пойти с безоружной толпой за линию фронта равносильно стать бессмысленной жертвой. Отказаться от выполнения приказа Пыжикова - как трусов и нежелающих выполнять приказа, свои расстреляют".
   И в самом деле, в скором времени Добринин был арестован работниками особого отдела "Старика". Как сообщил Жуковичу секретарь Холопеничского РК Михаил Пасеков, произошло это при выполнении Добрининым какого-то задания от "Железняка" на подконтрольной Старику территории. 3 марта 1943 года в деревне Палик младший лейтенант Константин Добринин был расстрелян. Как утверждает Радюк, произошло это "...по приказу самого Пыжикова с характеристикой, как дезертир".
   И, наконец, безвестный боец-партизан, тоже самовольно ушедший из бригады "Старика" к Титкову, в своей объяснительной записке сообщает, что Добринина расстреляли за попытку разложения отряда "За Родину" (он был арестован в этом отряде, куда приезжал, якобы, навестить земляка). Сделаем осторожное предположение, что посещение Добрининым своего бывшего отряда в сложившейся ситуации вполне могло быть вызвано (или расценено у Старика) попыткой увести отряд к Титкову.
   Известие о расстреле Добринина дошло до мирного населения и явилось "... ярчайшей демонстрацией возмутительного поведения [Старика] против партийного руководства", - сообщал Павел Жукович Пантелеймону Пономаренко. Слов сожаления о расстрелянном Добринине он не высказал.
   Докладные записки Добринина, Дергачева и Потапенко руководитель партийного центра отослал в ЦК КП(б)Б). О реакции Пономаренко на эти документы гадать не приходится. На самого Павла Жуковича содержание бесед Василия Пыжикова со своими подчиненными произвело очень сильное впечатление. Он пришел к выводу, что Старик создавал и удерживал от расформирования дивизию ровно для того, чтобы "не допустить партийного влияния с целью возможного использования ее в другом направлении". Что подразумевал под этими словами секретарь межрайкома стало понятно чуть позднее.
   Еще 24 февраля Жукович и Радюк просили разрешения самолетом вылететь в Москву для личного доклада Пономаренко о действиях Старика. "Дальше работать нет никакой возможности", - обосновывают они свою просьбу. Пономаренко не разрешил вылет, но приказал Калинину послать на Палик своего уполномоченного.
   Белорусский штаб эту роль поручил майору С. В. Ключинскому, который 20 марта 1943 года в качестве представителя ЦК КП(б)Б и Белорусского штаба партизанского движения прибыл в Борисовскую зону и разместился в бригаде "Старика".
   Уже 25 марта радиограммой он выслал в ЦК свой первый отчет: "Ознакомившись с обработанными документами и беседуя с людьми, видно, что имеющиеся в ЦК и в штабе материалы о Старике, соответствуют действительности, но он и сейчас не может согласиться с тем, что дивизия не существует и говорит о концентрации сил, а не о распылении".
   По мере ознакомления с ситуацией сообщения Ключинского обрастают деталями. Издаваемая в бригаде газета "Мститель" выходит как орган всех белорусских партизан, листовки и обращения, печатаемые в бригаде, выходят также от имени всех белорусских партизан. На основании таких ничтожных в целом доводов майор Ключинский приписывает Пыжикову стремление к бонапартизму, иными словами - говорит о желании Старика занять место Пономаренко. "Стать единым руководителем партизанского движения в Белоруссии было Альфой и Омегой Пыжикова и это не случайно возникшая мысль, это заранее продуманное дело", - напишет он 27 апреля в составленной для Пономаренко и Калинина Справке "О действиях командира партизанской бригады "Старик" (Пыжикове В. С.)".
   Впрочем, Старик своим поведением (а еще больше - неосторожными высказываниями) дал немало поводов для подобного рода утверждений.
   Глава 21. Завершающая попытка
   После вывода отрядов Анатолия Томашевича и Николая Покровского из состава бригады "Старика" в подчинении у Владимирова осталось всего два отряда - "За Родину" (бывший "Старик", с которым он летом 1942 года пришел на Палик) и "Смерть фашизму", причем последний действовал на территории Смолевичского района - за 75 километров от хутора Старина. Такая ситуация затрудняла управление отрядом "Смерть фашизму" и Старик, по утверждениям Павла Жуковича, принял решение передислоцировать его на Палик.
   У Василия Пыжикова, однако, в отношении этого отряда имелся иной план. Старик вернулся к идее воссоздания дивизии. Формальный повод для этого ему предоставил сам Пантелеймон Пономаренко. В радиограмме от 12 декабря 1942 года он неосторожно оставил Старику надежду на такой исход, высказавшись относительно возможного воссоздания в неопределенном будущем распускаемой по его указанию дивизии имени Чапаева. "Сейчас, в зиму, более целесообразно рассредоточиваться на более маневренные отряды и активно действовать отрядами. Когда обстановка будет требовать создания дивизии, указание будет дано", - увещевал он Старика и тот на некоторое время отложил свои планы. Тем более, что всю зиму ему приходилось бороться за удержание синицы в своих руках - сохранение бригады с приемлемым для ее существования количеством отрядов.
   С наступлением весны комбриг Владимиров взялся за старое. 13 марта он отправил в ЦШПД шифровку следующего содержания: "Выполняя радиограмму т. Пономаренко, дивизия ... реорганизована. Бригады впредь до новых указаний действуют самостоятельно. Жду разрешения объединиться, действовать совместно. Старик". Это был, вероятно, пробный шар, для дальнейшего выстраивания своей политики следовало выяснить, не изменилось ли отношение Москвы относительно идеи формирования дивизии. Пономаренко не ответил на это обращение Старика. 21 марта тот почти теми же словами повторяет свой запрос: "...дивизия им. Чапаева реорганизована. Зимний период бригады действовали самостоятельно. Обстановка требует снова объединиться. Жду Ваших указаний. Старик - Владимиров". И вновь не получает ответа.
   Москва к этому времени, похоже, уже окончательно определилась в своем отношении к Старику и затеваемым им реформам. В Справке, составленной на Пыжикова в Белорусском штабе по поручению Пономаренко, Петр Калинин довольно определенно высказался по этому поводу: "Если бы для пользы дела потребовалось сформировать в тылу врага дивизию, то это нельзя было бы поручить Пыжикову ... с его тенденцией оторваться от руководства партийной организации, и ... поощрением антипартийного поведения всех тех, кто был угоден т. Пыжикову".
   В свою очередь, Старик рассматривал создание дивизии лишь как начало реорганизации партизанского движения на Палике и на значительной части Белоруссии. После создания первой дивизии он предполагал создать вторую и третью партизанские дивизии, которые действовали бы в направлении Орши и Минска соответственно, нависая своей мощью над железнодорожной магистралью Минск - Москва. Не скрывал Старик и своих личных амбиций - все руководство этим движением он предполагал сосредоточить в своих руках, "...ибо партизанским движением в Белоруссии нельзя руководить из Москвы, да и прежде, чем руководить, его нужно знать".
   После удара, нанесенного его идеям осенью и зимой 1942 - 1943 годов, вероятность реализации этих планов была крайне низкой. Однако не в характере Василия Семеновича Пыжикова было отступать перед трудностями такого характера. В конце концов, в августе 1942 года он пришел на Палик с остатками своего разгромленного отряда численностью в 18 человек, а уже через два месяца сумел коренным образом изменить ситуацию и возглавить крупнейшую партизанскую группировку в Борисовской зоне. И сейчас, несмотря на сказанное, Старик, похоже, вполне серьезно решил заново сформировать распущенную дивизию.
   Для этого он затевает новую интригу.
   Уполномоченные ЦК и БШПД Ключинский и Киселев, находившиеся с марта 1943 года в Борисовской зоне с проверкой, в упомянутой выше Справке о деятельности Старика заявляют, что тот все время доказывал им необходимость передать в его подчинение сохранявшие к этому времени самостоятельность партизанские формирования - бригаду имени Кирова, а также отряды "Гвардеец" и "Буревестник".
   Однако присоединить эти формирования к своей бригаде Старик уже не смог. Увы, он уже не обладал достаточным влиянием в партизанской зоне, чтобы склонить их командование к объединению.
   На бригаду имени Кирова он заведомо не мог рассчитывать - она изначально формировалась для защиты Межрайкома, была тесно связана с Жуковичем, по инициативе Жуковича она и начала создаваться в декабре месяце на базе одноименного отряда. Ее командиром был назначен капитан Федор Терентьевич Пустовит - член оперативной группы полковника Абрамова, занимавший одно время должность начальника штаба в отряде "За Отечество" Анатолия Томашевича (во время вхождения отряда в состав бригады "Старика"). Комиссаром бригады стал Игнатий Панкевич, должность начальника штаба занял Павел Сиваков - бывшие комиссар и командир отряда "Смерть фашизму", снятые Стариком в свое время с должностей. При такой расстановке командных кадров в бригаде говорить о возможном ее вхождении в подчинение Старику не приходилось, а учитывая предсказуемо негативную реакцию на это Павла Жуковича, Петра Калинина и Пантелеймона Пономаренко - такое вхождение и вовсе представляется невероятным.
   Что касается отрядов "Буревестник" и "Гвардеец", то, на наш взгляд, первый из них не мог войти в подчинение Пыжикову по причине чрезмерной независимости и амбициозности его командира Михаила Глебовича Мормулева (что, возможно, подтверждается историей с его несостоявшимся подчинением Николаю Покровскому), а второй - наоборот, из-за абсолютной аморфности его командования, которое, по словам Бориса Бывалого и Якова Чумакова, "... никому не подчиняется и бездействует".
   Убедившись в том, что укрепиться за счет этих отрядов не представляется возможным, Старик, тем не менее, не оставляет самой идеи возрождения дивизии и делает достаточно сильный ход. Сначала ему удается убедить Павла Жуковича в необходимости формирования в составе своей бригады третьего отряда. 28 марта 1943 года межрайонный партийный центр Борисовской зоны принял соответствующее решение, а 5 апреля Старик приказом по бригаде выделил из числа партизан отряда "За Родину" инициативную группу для создания партизанского отряда имени Ворошилова. Во главе нового отряда Старик поставил Василия Николаевича Попова, бывшего командира взвода из разгромленного годом ранее отряда Осташенка. В мае 1942 года он оказался в отряде "Разгром" (Червенский район, Иван Сацункевич), а на Палик пришел уже с отрядом Николая Покровского, у которого служил заместителем начальника разведки. В январе 1943 года Старик забрал его к себе адъютантом, а в марте поручил сформировать отряд. Комиссаром нового отряда был назначен Шадрин Е. К., начальником штаба - Савельев П. Т. В состав отряда была включена группа окруженцев, еще с 1941 года скрывавшаяся (проживавшая) в д. Палик, вероятно по этой причине местом базирования отряда стала эта деревня.
   Одновременно с этим Старик на базе своего самого сильного подразделения, каким к этому времени стал реформированный им осенью отряд "Смерть фашизму", формирует партизанскую бригаду. Для этого он в середине марта вместе со своим начальником штаба Яковом Чумаковым в очередной раз выехал в Смолевичский район. Лейтенант Тарунов еще 25 февраля вывел отряд из лесных массивов и стал поротно в деревнях Антополь (Антополье) Смолевичского, а также Ляды и Загорье Логойского районов. Штаб отряда располагался в Сутоках, здесь Старик и встретился с его командованием.
   Результатом этой встречи, собственно, и стало создание новой партизанской бригады, которой так же присвоили имя Ворошилова. Отряд "Смерть фашизму" к этому времени объективно уже перерос свои организационные рамки, в его составе насчитывалось несколько сотен бойцов (по состоянию на 01.04.1943 г. - 386 человек в трех ротах, на 01.05.1943 г. - 420 человек), он был неплохо вооружен и контролировал, по сути, большую часть Смолевичского района. Не обременяя себя излишними изысками, Старик на основе трех имевшихся у Тарунова рот сформировал три отряда и подчинил их вновь созданному штабу бригады. Основные должности в нем заняло бывшее командование отряда "Смерть фашизму (лейтенант Тарунов - комбриг, младший политрук Дедюля - комиссар, лейтенант Кисляков - начальник штаба), а командиры рот заняли должности командиров отрядов.
   Первый приказ бригады имени Ворошилова был подписан Таруновым 22 марта 1943 года. Это был самый разгар очередного витка длящегося в зоне кризиса. И это была, вероятно, последняя попытка Пыжикова отстоять свои претензии на сколько-нибудь значимую роль в партизанском движении: формируя бригаду, он пытался тем самым создать основу для будущего воссоздания дивизии имени Чапаева - состоящей на первых порах хотя бы только из двух бригад.
   Впрочем, это был секрет полишинеля. Майор Ключинский разгадал замысел Старика. "... Даже во время нашего пребывания там т. Пыжиков сделал еще одну попытку создать дивизию. Без всякого на то полномочия поехал в отряд "Смерть фашизму" и реорганизовал его в бригаду имени Ворошилова, однако действовать она должна была под руководством Пыжикова", - отмечает он в справке на Старика, составленной по итогам инспекторской поездки на Палик.
   Партийное руководство Смолевичского района негативно отнеслось к выводу отряда из леса и формированию на его базе партизанской бригады. Подпольный райком посчитал, что эта акция была подготовлена и проведена командиром бригады "Старик" Владимировым и его комиссаром Бывалым для того, чтобы увести отряд из Смолевичского района на озеро Палик, чему райком не мог не воспротивиться.
   Командование отряда, в свою очередь, мотивировало выход из лесов угрозой половодья рек Гайна и Цна, что лишало партизан маневра в случае блокады. Командир 1-й роты отряда "Смерть фашизму" (1-го отряда бригады имени Ворошилова) Иван Демин полагал, что оборудованный в лесах лагерь к весне уже не вмещал партизан, особенно после того, как с Палика вернулась 2-я рота.
   В населенных пунктах отряд (а после 22 марта - уже бригада) простоял почти месяц, в ночь с 23 и 24 марта были получены данные о готовящейся против партизан крупной карательной акции противника. Судя по всему, речь шла о батальоне Дирлевангера, который совместно с приданной ему командой СД гауптштурмфюрера Артура Вельке должен был очистить от партизан территорию между Логойском и Смолевичами. Как пишут исследовавшие тему Д. Жуков и И. Ковтун, это была локальная операция по вытеснению партизан от Логойска. В ходе ее проведения, однако, в устроенной 23 марта отрядом "Мститель" (бригада "Дяди Васи") засаде был убит гауптштурмфюрер Вельке, что не только привело к известной Хатынской трагедии, но, вероятно, и к усилению давления на бригаду имени Ворошилова. Как полагали в штабе бригады, рассчитывая блокировать партизан, немцы накапливали силы в Смолевичах, Логойске и Зембине. Правда к 24 марта активность проявляла лишь Логойская их группировка - согласно Жукову и Ковтуну это был батальон Дирлевангера. Он наступал со стороны Логойска тремя колоннами на Ляды, Сутоки и Антополье. Комбриг Тарунов в своем рапорте на имя Павла Жуковича сообщает, что 24 марта бригада дала бой врагу, однако ее заслон в Лядах не устоял и вынужден был отойти. Другой колонной противник прорвался к Сутокам и сжег деревню. На следующий день под натиском превосходящих сил Тарунов вынужден был вывести бригаду из-под удара и отступить в Плещеницкий район.
   Павел Жукович с недоверием воспринял версию командования бригады относительно произошедших 24 марта событий. В межрайком от различных лиц поступило несколько сообщений, в которых утверждалось, что Тарунов без боя оставил населенные пункты и перебазировался в Плещеницкий район. Более того, в полученных донесениях утверждалось, что отряды были выведены из деревень около 4-х часов утра 24 марта, втайне от жителей. Охранявшие деревни посты также были сняты и выехали вслед за отрядами.
   Судя по всему, секретарь Смолевичского райкома Довгаленок сообщил о произошедшем в межрайком Жуковичу. В бригаде настаивали, что вели бой с противником 24 марта и посчитали действия Довгаленка и партийной тройки незаконными, а поданное в партцентр заявление клеветническим. 25 марта комиссар бригады Дедюля и командир Тарунов вызвали Довгаленка в штаб и потребовали объяснений. После того, как тот отказался раскрыть содержание докладной записки, переданной в межрайком, командование бригады имени Ворошилова сняло с довольствия Смолевичский райком партии и райком комсомола и предложило им уйти из лагеря. "Представителей парторганизации тов. Щербакова, Довгаленка и Санковича они [Дедюля и Тарунов] называли нахлебниками, людьми, которые развозят только листовки (эту работу может выполнить с успехом любой крестьянский парнишка)", - сообщал Трофиму Радюку в Борисовский партцентр анонимный информатор из бригады.
   Действия Тарунова при этом сопровождались применением физической силы и угрозой применения оружия по отношению к Довгаленку.
   В конце марта командование бригады имени Ворошилова вызвали на Палик. Основные претензии межрайкома сводились к тому, что Тарунов без санкции Смолевичского райкома партии (его секретарь Григорий Довгаленок присутствовал на этой встрече) оставил район и отступил к Плещеницам. Если это так, то отряд своим маневром действительно поставил деревни с проживающим в них населением под удар. Для проверки имеющихся материалов Павел Жукович учредил комиссию. В ее состав вошли Трофим Радюк, Ефим Гуля (руководитель межрайкома ЛКСМБ) и Борис Бывалый. 4 апреля 1943 года комиссия завершила проверку деятельности бригады имени Ворошилова и предоставила в межрайком соответствующий отчет. Борис Бывалый не подписал этот документ, составленный довольно субъективно. В нем утверждается, что днем 24 марта каратели (500 - 600 человек из полицейских гарнизонов Логойска и Смолевичей, разбавленные немцами при поддержке 3 трофейных русских танкеток) не встретив никакого сопротивления, ворвались в покинутые партизанами деревни и произвели расправу над их населением. Член тройки Смолевичского РК КП(б)Б Капшаев уточнил, что речь шла о двух пострадавших деревнях: Сутоки Смолевичского района (сожжено 10 дворов, расстреляно 5 человек и трех детей каратели живыми бросили в огонь) и Ляды Логойского района - сожжено 67 дворов, расстреляно 20 человек).
   Основным виновником произошедшего инцидента был назван комиссар бригады Иван Дедюля. Партийный центр отстранил его от должности и предложил Смолевичскому РК рассмотреть вопрос о его членстве в партии. В отношении Тарунова межрайком ограничился более мягкими мерами воздействия - за игнорирование партийного руководства и проявление хулиганского отношения к Довгаленку ему пригрозили отстранением от командования отрядом (межрайком так и не признал существование бригады имени Ворошилова) и исключением из партии. Впрочем, и в отношении Дедюли принятое решение не было реализовано, он не только остался при должности, но и сохранил партийный билет.
   Описанная выше драма в значительной степени усугубила и без того незавидное положение Старика. Его попытки реформировать партизанское движение на Палике закончились в эти же дни. Сначала, по горячим следам, 29 марта Павел Жукович сообщил секретарю ЦК КП(б)Б Пономаренко о произошедших в конце марта событиях, переложив на Пыжикова существенную долю вины за произошедшее: "По приказанию Старика отряд "Смерть фашизму" выведен из лесных массивов и расположился в деревнях ... Противник ... предпринял карательную экспедицию. Отряд отошел без боев. Противник сделал расправу [над] мирным населением".
   А уже 1 апреля Борисовский партийный центр сообщил в ЦК и ЦШПД о том, что "...Старик вернулся из отряда "Смерть фашизму", где из отряда сформировал бригаду имени Ворошилова". Жукович своей властью отменил это решение и обратился к Пономаренко с просьбой не давать Старику санкции на создание бригады, при этом он в очередной раз предложил выделить отряд "Смерть фашизму" из подчинения Старика, "...но сделать это аккуратно, несколько позднее, когда Старика направим в Москву. Мы хотим отправить его без особых эксцессов. Для этого необходимо пока сохранить видимость его положения и влияния на отряд. Вообще Старик здесь опасная личность. Его надо убрать скорей". В Москве согласились с инициативой партцентра.
   Бригада имени Ворошилова просуществовала всего несколько дней. 3 апреля 1943 года комбриг Тарунов издал приказ N 10. Это был последний приказ по бригаде, его первый параграф гласил: "На основании полученного разъяснения от уполномоченного ЦК КП(б)Б и Штаба партизанского движения [речь идет о майоре Ключинском] бригаду имени Ворошилова снова реорганизовать в партизанский отряд. С сего числа именовать бригаду опять отрядом "Смерть фашизму", а отряды - 1-й, 2-й, 3-й ротами. ... Приказ N ... от ... об образовании бригады имени Ворошилова временно отменить".
   Следует заметить, что расформирование бригады имени Ворошилова действительно носило временный характер. Дело заключалось не в прихоти Старика. Необходимость в преобразовании отряда "Смерть фашизма" объективно назрела, Жуковича и Пономаренко не устраивал не факт создания бригады сам по себе, а влияние Старика на ее руководство. После отстранения от дел Василия Пыжикова, уже 29 июля 1943 года по решению межрайпартцентра Борисовской зоны отряд Тарунова вновь будет развернут в бригаду (уже под названием "Смерть фашизму) в составе трех отрядов, сформированных 4 августа на базе 1-й, 2-й и 3-й рот; в октябре месяце диверсионный взвод будет преобразован в четвертый отряд.
   Глава 22. Расформирование бригады и арест Старика
   К середине весны 1943 года в соответствии с распоряжением Пантелеймона Пономаренко в БШПД были собраны материалы о деятельности Старика за последние несколько месяцев. На их основе Петр Калинин составил Справку о работе Пыжикова в течение всего периода его пребывания в тылу противника. Содержащаяся в ней информация носила опасный для Пыжикова характер. В справке учитывались все его ошибки и упущения с момента выхода за линию фронта и делался вывод о неспособности Старика руководить порученным ему делом и, как следствие этого, о нанесении ущерба партизанскому движению.
   На основании большого количества компрометирующих Старика документов в штабе Петра Калинина сочли, что его деятельность носит антипартийный провокационный характер - со всеми вытекающими из этого утверждения последствиями. В эти же дни, вероятно, в Москве было принято окончательное решение о дальнейшей судьбе Старика. Как сообщал уже в 1959 году на заседании Бюро ЦК КПБ Петр Калинин, он пошел к Пономаренко и предложил "вызвать этого вояку, иначе он погубит наши партизанские силы". Вполне осознавая сложность предстоящей операции ("ничего не могли сделать с Пыжиковым, он ... не подчинялся") в партизанских штабах решили эвакуировать его на Большую землю обманом. Работавшие на Палике с контрольной миссией Ключинский и Киселев скрыли от Пыжикова реальные результаты проверки его деятельности. Они ознакомили Старика с поддельным сообщением в ЦК КП(б)Б о том, что имеющиеся в отношении него негативные факты якобы не подтвердились. После этого уже сам Пономаренко отправил Старику радиограмму такого содержания: "Прошу Вас прибыть в Москву посоветоваться по неотложным боевым вопросам". В ночь на 21 апреля 1943 года с партизанского аэродрома в Бегомле "по указанию Начальника ШПД при Ставке Верховного Главнокомандования генерал-лейтенанта товарища Пономаренко командир партизанской бригады тов. Пыжиков эвакуирован из тыла в город Москву".
   Комиссар бригады Борис Бывалый и начальник штаба Яков Чумаков были вызваны за линию фронта несколько позже, 13 мая. Об этом говорит оставшийся временно исполнять обязанности комбрига редактор газеты "Мститель" ("еженедельная газета белорусских партизан") политрук Василий Бочаров: "В ночь на 13 мая ... батальонный комиссар тов. Бывалый и начальник штаба бригады майор тов. Чумаков вылетели в Москву по вызову начальника Белорусского штаба партизанского движения бригадного комиссара тов. Калинина". В этой связи, Бочаров обращается к командирам отрядов и подразделений бригады "Старика" со специальным письмом-разъяснением.
   Дело в том, что еще за несколько дней до эвакуации Бывалого и Чумакова в советский тыл, 8 мая 1943 года межрайпартцентр Борисовской зоны принял постановление о реорганизации бригады "Старика" в связи с отзывом штаба бригады в распоряжение БШПД. Этим приказом Павел Жукович, по сути, расформировал бригаду. Он вывел отряды "За Родину" и "Смерть фашизму" из подчинения ее штаба и предоставил им самостоятельность с перспективой их будущего преобразования в бригады. До этого, пока еще неопределенного момента, названные отряды переходили в непосредственное подчинение партийному центру Борисовской зоны. Созданный Стариком незадолго до того отряд имени Ворошилова Жукович и вовсе называет "группой партизан во главе командира тов. Попова" и вливает ее в отряд "За Родину". Взвод управления, типография, госпиталь и радиостанция также были переданы в ведение партийного центра.
   Это постановление в конечном итоге будет исполнено. Но не сразу. И не в полном объеме. Оставшийся "на хозяйстве" Василий Бочаров в свое время был активным участником группы, выступавшей против расформирования дивизии осенью 1942 года. И сейчас ему предстояло предпринять последнюю попытку сохранить бригаду.
   Воспользовавшись вполне объяснимой задержкой с поступающими из Московских партизанских штабов директив, которые бы подтвердили расформирование бригады, Бочаров в своем обращении к командирам и комиссарам отрядов и подразделений акцентирует внимание на том, что решение о роспуске бригады было вынесено межрайкомом всего лишь на основании того факта, что Старик, а затем и Бывалый с Чумаковым были вызваны в Москву. О своем решении Жукович официально не поставил в известность командование бригады, оставшееся исполнять обязанности, и начал действовать через его голову.
   Вместе с тем, Белорусский штаб партизанского движения и после 8 мая продолжал отдавать распоряжения бригаде "Старик", то есть считал бригаду существующей и действующей. В связи с этим Бочаров послал запрос в Москву Калинину относительно того, следует ли принимать во внимание решение партийного центра. Вплоть до получения ответной радиограммы от Калинина он запретил подчиненным исполнять изданные Жуковичем директивы о расформировании бригады и обязал руководство отрядов и подразделений пресекать слухи об отзыве и снятии с работы командования бригады.
   Как видим, это был достойный ученик Старика.
   Правда, повлиять на принятое в Москве решение, его позиция уже не могла. 12 мая Павел Жукович в некоторых деталях поправил (но не отменил) постановление Межрайкома о роспуске бригады, возвратив самостоятельность отряду имени Ворошилова. При этом Василий Попов сохранял за собой должность его командира, а комиссаром вместо Шадрина межрайком утвердил Василия Петриченко - бывшего комиссара в отряде Томашевича, активного участника "Зембинских" событий.
   На основе обоих входивших в состав бригады "Старика" отрядов позднее будут сформированы партизанские бригады, в июле 1943 года, как уже упоминалось выше, - бригада "Смерть фашизму", а в январе 1944 года по распоряжению Романа Мачульского на базе отряда "За Родину" - бригада имени Пономаренко. В состав последней войдут отряды имени Ворошилова и знакомый нам по Белорусскому особому сбору отряд "Гвардеец". Возглавит бригаду лейтенант Харланов - ставленник Старика, командовавший у него сначала взводом, а затем отрядом "За Родину". В день своего назначения Федор Харланов будет ранен в правую лопатку, но останется командовать только что созданным формированием.
   На большой земле с опальным руководством бригады "Старика" провели собеседование во втором (информационно-разведывательном) отделе Белорусского штаба партизанского движения. Бывший начальник военного отдела межрайонного партийного центра Борисовской зоны подполковник Коваленко составил служебные характеристики (надо сказать, чрезвычайно негативного содержания) на Василия Пыжикова, Бориса Бывалого, Якова Чумакова и находившегося с февраля месяца в советском тылу Ивана Рябышева. В отделе кадров были внесены соответствующие уточнения в их личные дела (относительно деятельности в 1941 - 1943 гг.). У Бориса Бывалого взяли объяснительную записку к личному листку по учету кадров с подробным описанием событий начального периода войны (от обстоятельств окружения его воинской части до вступления в партизанский отряд Ничипоровича - Покровского). Иван Рябышев написал Автобиографию на пяти страницах и автобиографические дополнения к ней с уточнениями аналогичного содержания. В личное дело Якова Чумакова была включена Докладная записка начальника оперативного отдела БШПД полковника Брюханова, разоблачавшая содеянное им очковтирательство - начальник штаба "Старика" якобы приписывал бригаде проводимые отрядом "Смерть фашизму" боевые операции. Основанием для подобного суждения послужило утверждение Павла Жуковича о том, что в описываемый период (весна 1943 года) отряд "Смерть фашизму" уже был выведен из состава бригады - с чем, как мы убедились выше, не были согласны ни ее командование, ни Тарунов с Дедюлей.
   В этой связи не лишним будет отметить, что еще 31 января 1943 года партийный центр Борисовской зоны своим Постановлением N 27 снимал комиссара отряда Ивана Дедюлю с должности, исключал его из партии и выводил из состава Смолевичского подпольного райкома партии - за игнорирования распоряжений БШПД и межрайкома о выделении отряда "Смерть фашизму" из состава бригады "Старика". На деле это решение (как и упомянутое выше аналогичное апрельское решение в связи с выводом отряда из лесов в населенные пункты) выполнено не было; Иван Дедюля сохранил должность и членство в партии, а отряд "Смерть фашизму" продолжал оставаться в подчинении комбрига Владимирова. Последний приказ по отряду "Смерть фашизму" (в составе красной партизанской бригады "Старик") был подписан Таруновым только 26 мая 1943 года - Приказ N 67.
   В деле самого Василия Пыжикова в качестве своего рода дополнения подшита неоднократно упомянутая выше Докладная записка Трофима Радюка на имя секретаря ЦК КП(б)Б Пономаренко, в которой достаточно подробно описаны взаимоотношения Старика с партийным руководством. В личном листке по учету кадров Василия Пыжикова имеются две не предусмотренные требованиями к заполнению этого документа пометки. На обратной стороне бланка, вслед за последней записью относительно его службы в РККА ("21 - 22 апреля 1943 года прибыл по вызову секретаря ЦК КП(б)Б тов. Пономаренко и нахожусь в распоряжении БШПД") рукой Пыжикова сделано дополнение следующего содержания: "За время пребывания в партии никогда отклонений [от] генеральной линии не имел, всегда соответствовал указаниям, выбирался в партийные и советские органы, всегда стоял честно за линию партии Ленина - Сталина.
   28 апреля 1943 года. Пыжиков".
   Вероятно, это был жест отчаяния. Старик прекрасно понимал, к чему идет дело. Увы, изменить что-либо было уже невозможно. На том же бланке, на первой его странице, наискось в левом нижнем углу, тоже от руки сделана еще одна надпись: "арестован орг. НКВД 1.5.1943. Подпись (не расшифрована)".
   Послесловие. Дальнейшие судьбы героев
   На этом заканчивается "партизанская" часть биографии Василия Семеновича Пыжикова - Старика. Эвакуация за линию фронта и последовавшие вслед за тем арест и расформирование бригады завершают историю его конфликта с партийным и партизанским руководством.
   В Национальном Архиве Республики Беларусь практически отсутствуют сведения об участи комбрига после его ареста. В базах данных и открытых списках жертв политических репрессий о втором его аресте также не упоминается. Достоверно известно лишь следующее.
   С момента задержания органами НКВД в мае 1943 года он поочередно содержался на Лубянке (внутренняя (секретная) тюрьма НКВД), в Бутырке (следственная и пересыльная тюрьма) и Лефортово (следственный изолятор НКВД/НКГБ). Следствие по делу Василия Пыжикова велось на весьма высоком уровне, его допрашивали бывший начальник следственного управления МГБ СССР Рюмин и следователь по особо важным делам Влодзимирский, а на беседы вызывали Берия и Цанава. И, несмотря на это, с обвинением дело не клеилось. До суда над Пыжиковым дело так и не дошло. После пятилетнего пребывания в следственных изоляторах Москвы, в 1948 году он вышел на свободу. Как сформулировал на состоявшемся 7 сентября 1959 года заседании Бюро ЦК КПБ по вопросам реабилитации Минского подполья секретарь ЦК Горбунов, "Пыжиков был арестован за зря и без суда". Сыгравший определенную роль в судьбе Василия Пыжикова бывший начальник БШПД Петр Калинин негативно оценивал работу Василия Пыжикова на Палике, но не считал его прегрешения заслуживающими столь сурового наказания. На том же заседании Бюро он следующим образом сформулировал свое отношение к произошедшим событиям: "... В этом вопросе я принимал активное участие. Что получилось со Стариком? ... я не за то, чтобы его арестовали, ему надо было морду набить как следует, а ему сделали и то и другое".
   После смерти Сталина дело Василия Пыжикова было пересмотрено и в 1955 году он был реабилитирован.
   Летом 1957 года в ходе разгрома антипартийной группы Молотова, Маленкова, Кагановича "и примкнувшего к ним Шипилова" продолжали сгущаться тучи и над Пантелеймоном Пономаренко. Бывший секретарь ЦК компартии Белоруссии считался ставленником Маленкова, в связи с чем его позиции в партийной и государственной иерархии серьезно пошатнулись. В это время Пыжиков обратился в Комитет партийного контроля (КПК) с письмом, в котором рассказал о произведенных в его отношении репрессиях. Из этого письма, между прочим, явствует, что основную долю вины за свой арест он возлагал на Пономаренко - совершенно очевидно, что фигура Павла Жуковича в описываемых событиях не была самостоятельной. Василий Пыжиков сообщил в высшую контрольную инстанцию, что Пономаренко в 1943 году вызвал его "... в Москву с докладом и, вместо того, чтобы побеседовать ..., разобраться в материалах, которые по его заданию были провокационно состряпаны ... Цанавой и агентурой Цанавы, упрятал [его] в тюрьму". При этом формальную причину своего ареста Василий Пыжиков низводит к частному случаю: он связывал его с поданной в ЦК ВКП(б) на имя Сталина докладной запиской относительно безобразно организованного Пантелеймоном Пономаренко снабжения партизанского движения оружием и боеприпасами. О конфликте с партийными органами (от подпольного межрайкома Борисовской зоны до обкома и ЦК КП(б)Б) по вопросам партизанского строительства Старик в своем письме благоразумно умолчал. Его открытое игнорирование партийных установок вовсе не приветствовалось и после смерти Сталина; не приветствовалось оно и в период ранней оттепели.
   12 мая 1958 года глава КПК Н. М. Шверник подготовил на имя Хрущева записку об участии Маленкова в репрессиях на территории Белоруссии, при этом он использовал полученные от Пыжикова сведения в качестве одного из доказательств участия бывшего первого секретаря ЦК КП(б)Б (как креатуры Маленкова) в провокациях против партийных и советских работников республики, в их компрометации и арестах.
   Сейчас уже трудно судить, рассчитывал ли Старик призвать его к ответу. Опала Пантелеймона Пономаренко оказалась относительной - выпав из числа высшей партийной номенклатуры, он сохранял за собой гораздо более высокий статус, чем Василий Пыжиков. (Пономаренко в течение нескольких лет занимал ряд высоких дипломатических постов. Василий Семенович Пыжиков вплоть до выхода на пенсию в 1957 году работал директором совхоза "Шепьяны" Смолевичского района).
   Старик был арестован за несовершенные преступления, за них же был и оправдан. Настоящая причина проведенных в его отношении репрессий (а это противостояние партийным властям, надо полагать) на официальном уровне замалчивалась. Старался не упоминать об этом и Василий Пыжиков. Это позволяло ему стать своим в среде ветеранов и даже участвовать изредка в набиравших популярность памятных мероприятиях, посвященных событиям минувшей войны.
   Бывший ротный командир в отряде "Смерть фашизму" (впоследствии - командир первого отряда одноименной бригады) Иван Демин написал после войны небольшую книгу воспоминаний "Мы сражались под Минском". В книге имеется весьма любопытная фотография. Летом 1964 года на месте прорыва немецкой блокады 1943 года состоялась встреча бывших партизан Борисовской зоны. Решающую роль в том прорыве сыграли два отряда, до последних дней остававшихся верными Старику - "За Родину" и "Смерть фашизму".
   Отряды, по сути, обеспечили выход из окружения бригаде имени Кирова в полном составе, основным силам Титкова и отряду "Гвардеец", а также межрайпартцентру Борисовской зоны во главе с Павлом Жуковичем. (Дядя Коля оставался на островах Домжерецких болот вплоть до снятия блокады). Старик не принимал участия в событиях, к тому времени (июнь 1943 года) он был уже арестован и находился во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке. И все же его пригласили на встречу. Это, вероятно, должно было свидетельствовать о признании заслуг Старика и отчасти уравнивало его в правах на почести с более благополучными участниками партизанского движения, запечатлёнными вместе с ним на фотографии (Мачульский и Тимчук - Герои Советского Союза, Иван Демин - директор концерна Белавтомаз, Герой Социалистического труда).
   И все же "куцая" на самом деле реабилитация не позволяла ему в полной мере реализовать себя в послевоенные годы. В 1967 году, к пятидесятилетнему юбилею Октябрьской революции, Василий Пыжиков был награжден орденом Ленина, а еще два года спустя, 28 февраля 1969 года, Василий Семенович Пыжиков умер и был похоронен в Минске.
   Вызванные в Москву после Старика члены его штаба Борис Бывалый и Яков Чумаков избежали репрессий.
   Вскоре после собеседований в БШПД и, вероятно, в органах НКВД/НКГБ, Борис Бывалый и Яков Чумаков получили кратковременные (30 дней, с 20 июня 1943 года) отпуска по семейным обстоятельствам. Яков Чумаков отправился к находящейся в эвакуации в Сергиевском районе Куйбышевской области жене (ранее она получила извещение о пропавшем без вести в 1941 году муже), Бывалый - в город Троицк Челябинской области, тоже к семье. 20 июля они вернулись на станцию Сходня, где базировался штаб Калинина. Из БШПД их откомандировали в Центральный штаб партизанского движения для прохождения дальнейшей службы. Однако, в партизанском движении они оказались уже не востребованными и были отправлены в действующую армию, где получили должности, соответствовавшие их довоенным постам и сохраненным за ними званиям. Яков Чумаков командовал батальоном, а затем служил заместителем командира 141 полка 46-й гвардейской дивизии 6 гвардейской армии на 1-м Прибалтийском фронте, в январе и августе 1944 года был награжден орденами Красной звезды и Александра Невского, был повышен в звании до подполковника. 30 августа того же года он погиб в бою при освобождении Литвы и был похоронен в городе Рокишкис.
   Борис Бывалый получил аналогичную довоенной должность замполита в артполку. Летом 1944 года в составе других частей полк совершил рейд по тылам противника, и, участвуя в Мозырьской операции, одним из первых форсировал р. Припять. Чуть позже, в боях под Ковелем, одно из подразделений полка трое суток вместо пехоты стояло на переднем крае, отражая атаки противника. По результатам этих боев их участник Борис Бывалый был представлен к награде орденом Отечественной войны 1-й степени (был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени). После победы жил в Киеве. В 1967 году оставил небольшие воспоминания об участии в подпольном движении в Минске осенью и зимой 1941 года.
   Майор Рябышев на фронте оказался только в июне 1944 года - спустя год и три месяца после выхода с Палика в советский тыл. Вероятнее всего, эта заминка была вызвана более существенными проблемами, возникшими у Ивана Захаровича с органами СМЕРШ, имеются даже смутные упоминания о его аресте: по мнению минской подпольщицы Хаси Пруслиной - за связь с горкомом. Белорусский историк Яков Павлов упоминает о допросах майора Рябышева в качестве свидетеля по делу Ничипоровича. Учитывая, что первый такой допрос состоялся только 22 августа 1943 года, надо полагать, что судьба Ивана Захаровича Рябышева в это время все еще не была решена.
   Достоверно известно, что осенью 1944 года, уже в чине подполковника он занимал должность заместителя командира 566 стрелкового полка по строевой части в 153 стрелковой дивизии. К этому времени помимо ордена Красной звезды, полученного еще в бригаде "Старика", Рябышев был награжден медалью Партизану Великой Отечественной войны 1-й степени, но получена последняя награда была лишь в 1944 году (вероятно, после благополучного завершения его проверки органами СМЕРШ).
   При форсировании Августовского канала 25 - 26 октября 1944 г. Иван Захарович Рябышев подтвердил полученные в партизанском движении навыки. Под его руководством из подручных материалов была сооружена переправа через канал, после чего вверенное ему подразделение атаковало численно превосходящего противника и выбило его из первых трех линий обороны. Немцы несколько раз "ходили в контратаку, но Рябышев построил хорошо продуманную систему обороны, расположив свои огневые точки таким образом, чтобы они могли наилучшим образом взаимодействовать с живой силой". На следующий день, 27 октября, его непосредственный начальник командир полка полковник Поздняков представил Рябышева к награде - ордену Красного знамени, но как это часто бывало, вышестоящее начальство несколько снизило уровень награды и дело ограничилось вручением ему ордена Отечественной войны 2-й степени. Как явствует из наградного листа, еще день спустя, 28 октября подполковник Рябышев был тяжело ранен.
   После войны Иван Захарович Рябышев вернулся в Минск, где и проживал до своей кончины.
   В июле 1943 года Борисовский межрайком был упразднен (как выполнивший возложенную на него роль) и Павел Жукович в начале осени покинул Борисовскую зону. Руководство расположенными в ней партизанскими силами перешло к более сильному лидеру Роману Мачульскому, а Павла Жуковича перевели в Вилейский подпольный обком партии на менее самостоятельную должность. Он уходил с обидой. Прибывший в зону для передачи дел секретарь ЦК КП(б)Б Ганенко повел себя с ним неожиданно грубо (вплоть до оценок его деятельности нецензурными выражениями). Помимо разногласий по поводу раздела имущества межрайкома (рация, вооружение уходящих с Жуковичем бойцов охраны и т. п.) проявилась даже личностная неприязнь Ганенко к Жуковичу. В частности, он фактически не разрешил ему эвакуировать на большую землю семью, выведенную в декабре 1942 года из Борисова разведкой "Дяди Коли". На аэродроме Бегомля Ганенко заявил его жене буквально следующее: "...можешь посидеть недельки две, тебе не воевать". В конечном итоге жена Павла Жуковича вынуждена была с малолетним сыном пробираться по немецким тылам в Вилейскую область. "Странно, за год в тылу, все отдавая, чтобы выполнить порученную мне задачу, и не заслужил даже внимания перед секретарем ЦК Ганенко", - записал по этому поводу в своем дневнике Павел Жукович. Последовавшее в скором времени награждение орденом Ленина несколько убавило степень его отчаяния.
   Поздней весной 1944 года партизанская бригада им. Кутузова, при которой находился Жукович, была вытеснена немцами из южных районов Вилейской области в Борисовскую зону, где в ходе карательной операции "Баклан" ("Kormoran") оказалась блокированной в болотах у Палика. В ночь с 15 на 16 июня, во время прорыва блокады в районе деревень Маковье - Холмовка в неравном бою с карателями Павел Жукович был убит. Секретарь Вилейского обкома Иван Климов в своей книге чуть подробнее рассказывает о гибели Жуковича. Для выхода из окружения отрядам предстояло преодолеть три сильно укрепленных рубежа немецкой обороны: первая - по окраинам Маковья, вторая - в километре от деревни и третья еще дальше на запад. В час ночи двинулись на прорыв. Впереди шли прибывшие из-за линии фронта автоматчики Федора Озмителя и Бориса Галушкина. Они должны были подавлять огневые точки противника. В разгар боя, на подступах ко второму рубежу пал смертью героя полковник Жукович.
   Похоронен в братской могиле советских воинов, партизан и жертв фашизму возле деревни Буденичи - неподалеку от места, где обескровленные бригады пытались прорвать блокаду.
   Николай Покровский после войны работал 1-м секретарем Борисовского горкома, Барановичского обкома, затем - в аппарате ЦК КП(б)Б и Совета Министров БССР. Умер 4.8.1976 г.
   Как сообщает Андрей Тисецкий на основе состоявшихся у него бесед с сыном Николая Дербана, после освобождения территории БССР бывший комбриг "Щорса" был отправлен в Гродненскую область, где последовательно занимал должности председателя Гродненского (с июля 1944 по январь 1945 года) и Сопоцкинского (с января 1945 по июль 1947 года) райисполкомов. В сентябре 1947-го года вернулся ближе к дому, сначала работал инспектором в Смолевичском лесхозе, а с апреля 1948-го, был переведен на вышестоящую должность директора Бегомльского лесхоза, жил в Бегомле.
   После разгрома Березинского подполья и казни весной 1942 года его участников, Николай Дербан передал детей бургомистра Мощаницкой волости Евгения Ермалкевича на воспитание надежным людям, а по окончанию войны определил сирот в детский дом.
   Василий Тарунов в ходе летних боев на Палике с карателями в июне 1944 года растерял свои отряды, был ранен, опознан среди других раненых и, по сообщению комиссара бригады Ивана Дедюли, попал в плен, был вывезен в Кенигсберг и расстрелян в концентрационном лагере.
   Сам Иван Дедюля после войны окончил Высшую дипломатическую школу МИД СССР. Как сообщает официальный сайт службы внешней разведки РФ, бывший комиссар бригады "Смерть фашизму" в 1957-1962 годах был помощником, а затем заместителем резидента КГБ в Австрии, с середины 1962 по 1967 год - резидентом КГБ в Израиле. После возвращения в СССР занимал должность помощника председателя КГБ по разведке. В 1985 году вышел в отставку в звании полковника. Очень тепло отзывался о Старике в посвященной событиям войны книге "Партизанский фронт. Записки комиссара бригады "Смерть фашизму". Умер в 2013 году.
   Бочаров Василий Михайлович накануне войны являлся сотрудником газеты "Воин" 85-й стрелковой дивизии. В оккупированном Минске для прикрытия работал в хлебопекарне и возглавлял группу подпольщиков-военнослужащих, входивших в состав Военного Совета партизанского движения Ивана Рогова. В декабре 1941 года (вероятно, под влиянием Бориса Бывалого) выехал из города и присоединился к 208 партизанскому отряду полковника Ничипоровича. После разделения отряда весной 1942 года ушел с Покровским. В партизанской дивизии имени Чапаева (а затем в бригаде "Старика") возглавил редакцию газеты "Мститель", во время расформирования дивизии отказался передавать типографию "на баланс" партийному центру. После расформирования бригады "Старика" оказался в отряде "Смерть фашизму", в феврале 1944 года занял должность комиссара одного из отрядов созданной к тому времени одноименной бригады. В ходе весенних боев с карателями в мае 1944 года попал в плен, был вывезен в Германию и освобожден из концлагеря 1 мая 1945 года. После окончания войны долгое время жил в Воркуте, работал на железной дороге. Репрессирован не был, но в восстановлении в партии ему отказали - за морально-политическую неустойчивость, выразившуюся в сдаче в плен. Это решение парткомиссии Василий Бочаров не апеллировал, считая его правильным.
   Василия Воронянского осенью 1943 года Пономаренко вызвал в Москву. Как сообщается в Виртуальном музее города Логойска, в ночь с 13 на 14 сентября с Бегомльского аэродрома вместе с несколькими другими командирами он вылетел за линию фронта. Ни 14, ни 15 сентября подтверждения о благополучном прибытии их самолета с большой земли не последовало. Позднее выяснилось, что ночью 14 сентября на подходе к линии фронта в районе Великих Лук самолет попал под зенитный обстрел и был сбит. Посмертно Василий Воронянский был награжден орденом Ленина.
   Петр Лопатин после соединения его бригады с частями РККА в июле 1944 года участвовал в партизанском параде в Минске, в августе был представлен к званию Героя Советского Союза. После войны работал заместителем председателя Борисовского горисполкома, райисполкома, затем - на хозяйственной работе. Умер 9 июля 1974 г. Похоронен в соответствии с завещанием в братской могиле советских воинов, партизан и жертв фашизму возле деревни Буденичи - неподалеку от мест прорыва отрядами его бригады блокады в июне 1944 года.
   Дальнейшая судьба Владимира Ничипоровича сложилась трагично. Впрочем, сначала все складывалось для него весьма удачно. В июле 1942 года он был награжден орденом Ленина, а после создания вокруг 208-го отряда Климовичского оперативного центра, 22 сентября 1942 года его откомандировали на Большую землю, где после тщательной проверки он получил должность заместителя командира 4-го гвардейского кавалерийского корпуса. В начале мая 1943 года ему было присвоено звание генерал-майора, а 30 числа того же месяца Владимир Ничипорович был арестован.
   Это был второй его арест, в первый раз с органами НКВД он познакомился в 1938 году, когда в марте месяце оказался в тюрьме под следствием. Как и Василий Пыжиков, тогда он довольно легко отделался - в декабре того же года был освобожден из-под стражи в связи с отсутствием состава преступления.
   На этот раз дела обстояли намного хуже. Его обвиняли в том, что в свою партизанскую бытность он якобы заманивал к себе в отряд советские разведгруппы, выведывал у них важную информацию, которую затем передавал от своего имени на Большую землю, а разведчиков расстреливал.
   Затем, когда белорусские партийные власти окончательно определились с отношением к руководителям Минского подполья Ничипоровича начали обвинять в сотрудничестве с ними и в получении помощи от якобы созданного немцами Минского лжегоркома партии. Кроме того, следователям созданного к тому времени СМЕРШа было непонятно, где же в действительности находился полковник Ничипорович в период с июля по декабрь 1941 года. Следствие продолжалось несколько месяцев. (Не помогло даже заступничество Г. К. Жукова, вместе с которым он в свое время учился в Военной Академии). В конце 1944 года Владимир Ничипорович начал голодовку и спустя месяц, 31 января 1945 года, умер в Бутырской тюрьме от истощения.
   По итогам оборонительных боев во время немецкой карательной операции Котбус Степан Манкович получил звание Героя Советского Союза (январь 1944 года), весной из-за перелома ноги его эвакуировали в советский тыл. В Борисовско-Бегомльскую зону он вернулся уже после прихода Красной армии с чемоданом наград для партизан бригады "Железняк". Как сообщается в старой версии сайта Музея Великой Отечественной войны, после войны Степан Манкович закончил в Москве Высшую школу партийных организаторов при ЦК ВКП (б) и с 1947 года занимал ряд не очень значительных должностей в партийной системе (2-й секретарь Гомельского обкома) и в органах советской власти (председатель Шарковщинского райисполкома), затем на протяжении 6 лет работал директором совхоза Браславский Витебской области. В 1965 г он вышел на пенсию.
   Оставил небольшие по объему воспоминания "По советским законам", опубликованным в 1984 году институтом истории АН БССР в сборнике "Партийное подполье в Белоруссии, 1941 - 1944: Страницы воспоминаний. Минская область и Минск".
   Кроме того, в Национальном архиве Республики Беларусь хранится его письмо Ивану Титкову по поводу претензий бывшего парторга бригады Чернова на создание вместе с Романом Дьяковым партизанского отряда в июле 1941 года - задолго до присоединения к нему Манковича. Выдержки из этого письма, как и ответ на него Ивана Титкова, мы несколько раз цитировали выше.
   Бывший командир бригады имени Железняка Иван Титков после войны работал в ЦК КП(б) Белоруссии, ЦК ВКП(б) и в органах госбезопасности. В 1950 году он окончил Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б). В середине 1950-х в звании полковника занимал должность начальника отдела строительства КГБ в Сочи (Адлер).
   Как сообщает сайт "Герои страны", в 1956 году Титков выразил несогласие с вводом советских войск в Венгрию и был уволен из КГБ.
   О побудительных мотивах довольно неординарного поступка Титкова и о его последствиях этот ресурс умалчивает. Подробнее о случившемся рассказывает Евгений Жирнов (газета "КоммерсантЪ") в статье "В анонимных письмах клеветнически, измышлено оценивались мероприятия партии. Как Герой Советского Союза из КГБ стал антисоветчиком".
   В публикации говорится, что в октябре и ноябре 1956 года полковник КГБ и бывший комбриг "Железняка" Иван Титков распечатал на пишущей машинке 13 писем и выслал их в адрес членов Президиума ЦК КПСС, членов ЦК КПСС, обкомов и парткомов КПСС.
   В них он в резкой форме негативно высказывался о внутренней и внешней политике советского государства, обвиняя его руководство в отходе от важнейших принципов марксизма-ленинизма (неудовлетворительное руководство отдельными отраслями народного хозяйства, налоговая политика, осуждение культа личности Сталина, капитуляция перед империалистами, отношения с Югославией, ввод войск в Венгрию).
   Эти письма Титков отправил избранным адресатам из города Адлера 31 октября и из города Москвы 12 ноября 1956 года. 21 февраля 1957 года его арестовали. Проведенная в институте имени Сербского экспертиза дала заключение о его полной вменяемости и способности отвечать за свои действия. 1 августа 1957 года в Москве состоялся суд, приговоривший его к 5 годам заключения и лишению всех званий и наград, в том числе - звания Героя Советского Союза". (Иван Титков получил звезду Героя вместе с Манковичем в январе 1944 года).
   Судя по всему, свой срок Иван Филиппович отбывал на стройках народного хозяйства. С 1958 года работал управляющим строительным трестом в городе Гурьеве, строил промышленные объекты на Мангышлакском полуострове (Казахстан). Новосибирская книга памяти (в 1939 году Титков закончил в этом городе строительный институт) утверждает, что после суда Иван Титков был отправлен руководить строительством города Шевченко (ныне Актау).
   В 1965 году Иван Филиппович Титков был реабилитирован. Ему вернули звание и ордена, но отныне редко упоминали среди героев войны - вероятно, в соответствии с той же концепцией замалчивания "неудобных" фактов из жизни героев, что и в истории со Стариком - Василием Семеновичем Пыжиковым. В 1976 году в Минске вышла книга воспоминаний Титкова "Бригада "Железняк"". Скончался Иван Филиппович 23 июля 1982 года. Похоронен в Минске на престижном Восточном ("Московском") кладбище.
   Список использованных источников и литературы
   Архивные материалы
   Фонды национального архива Республики Беларусь (НАРБ)
   Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 11. ЦК КП(б)Б. Оргинструкторский отдел. Справки, оперативные сводки о боевой деятельности белорусских партизан. Сводка N 1 вопросов и предложений, поставленных партизанскими отрядами и бригадами.
   Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 69. ЦК КП(б)Б. Оргинструкторский отдел. Докладные, рапорта, сообщения, разведсводки и донесения Минского обкома, партизанских бригад и отрядов. Август 1941 - май 1943
   Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 78. ЦК КП(б)Б. Оргинструкторский отдел. Справки, оперативные сводки, сведения Северо-Западной группы о боевых действиях партизан Белоруссии. Декабрь 1941 - октябрь 1943 гг.
   Ф. 4П, Оп. 33а, Д. 174. ЦК КП(б)Б. Докладные ... и донесения о состоянии партизанского движения в Витебской области (февраль - июль 1942 г.)
   Ф.4П, Оп. 33а, Д. 185. ЦК КП(б)Б. Особый сектор. Докладные, справки, отчеты и донесения руководителей партизанского движения.
   Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268. ЦК КП(б)Б. Оргинструкторский отдел. Протоколы заседаний подпольного Борисовского ГК РК КП(б)Б.
   4П, Оп. 33а, Д. 269. ЦК КП(б)Б. Оргинструкторский отдел. Протоколы заседаний межрайонного партийного центра Борисовской зоны, приказы уполномоченного ЦК КП(б)Б и БШПД Жуковича, и дневник его деятельности.
   Ф. 4П, оп. 33а, Д. 270. ЦК КП (б)Б. Оргинструкторский отдел. Отчеты и докладные Межрайонного партийного и комсомольского центров Борисовской зоны.
   Ф. 4П, оп. 33а, Д. 301. ЦК КП(б)Б. Докладные, рапорты, донесения в ЦК КП(б)Б и БШПД. Беседы с партизанами о действиях партизанской бригады "Старик".
   Ф. 4П, оп. 33а, Д.507. ЦК КП (б)Б. Оргинструкторский отдел. Протоколы, отчеты, политдонесения и списки работников Холопеничского РК КП(б)Б.
   Ф. 4П, оп. 33а, Д. 638. ЦК КП(б)Б. Особый сектор. Докладные, рапорта и донесение руководителей партизанского движения. (Из личного архива Пономаренко). Июнь 1941 - август 1942 г.
   Ф. 4П, Оп. 33а, Д. 642. ЦК КП(б)Б. Особый сектор. Докладные, рапорта и донесения руководителей партизанского движения (из личного архива Пономаренко). Июль 1942 - сентябрь 1942 г.
   Ф. 4П, Оп. 33а, Д 658. ЦК КП(б)Б. Оргинструкторский отдел. Отчеты и справки о работе Минского Горкома партии, о положении в оккупированных районах Белоруссии и в Минске. Документы Минского горкома. Июль 1942 - октябрь 1943
   Ф. 4П, Оп. 33а, Д. 660. ЦК КП(б)Б. Оргинструкторский отдел. Протоколы партконференций. Докладные и донесения руководителей партизанского движения о развитии партизанского движения. Материалы Минского ГК. Сентябрь 1942 - март 1943г.
   Ф. 4П, Оп. 33а, Д 661. ЦК КП(б)Б Оргинструкторский отдел. Докладные, справки, сообщения, разведсводки и стенограммы бесед с участниками подполья гор. Минск, Докладная Минского подпольного обкома о боевой деятельности бригад Борисовской зоны. Октябрь 42 - июль 1944.
   Ф. 511, Оп. 6, Д. 12. Материалы, посланные тов. Цанаве для книги "Всенародная партизанская война в Белоруссии". Том 1 "Возникновение партизанского движения в Белоруссии".
   Ф. 1324, Оп. 1, Д. 2. Белорусский особый сбор. Приказы, списки курсантов и др.
   Ф. 1346, оп. 1, Д. 36 Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма Ивана Константиновича Кабушкина из тюрьмы Минского СД подпольщице Александре Константиновне Янулис.
   Ф. 1346, оп. 1, Д. 38 Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма Ивана Константиновича Кабушкина из тюрьмы Минского СД уборщице этой же тюрьмы Фриде Носоновне Книговой
   Ф. 1346, оп. 1, Д. 40 Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма уборщиц тюрьмы Минского СД Фриды и Розы Книговых подпольщице Александре Константиновне Янулис.
   Ф. 1346, Оп. 1, Д. 80. Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Стенограмма заседаний Бюро ЦК КПБ по вопросу деятельности партийного подполья в Минске в годы Великой Отечественной войны. 7 сентября 1959 года.
   1346, Оп. 1, Д 84. Минский подпольный комитет. Особая папка. Справка "К вопросу о партийном подполье в г. Минске в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944 гг.). Декабрь 1959 г.
   Ф. 1346, Оп. 1, Д. 93. Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Воспоминания партизана 208 партизанского отряда Василенка о Кабушкине И.К. "Жане". 14 декабря 1959
   Ф. 1346, Оп. 1, Д. 94 Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Переписка с ГУК и Архивом МО СССР, КГБ при СМ БССР, Брестским облвоенкоматом по вопросу установления личности И. К. Кабушкина. Декабрь 1959 - 25 января 1960.
   Ф. 1346, оп. 1, Д. 105. Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция)
   Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 - 1944 гг. и справок КГБ при СМ БССР о Минском подпольном комитете 1941 - 1944 гг. Т.1. 1942 г. - 1959 г.
   Ф. 1346, Оп. 1, Д. 108. Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письмо П.Г. Деева о партизанах 208-го партизанского отряда - подпольщиках г. Минска в годы Великой Отечественной войны. Декабрь 1959 г.
   Ф. 1346, Оп. 1, Д. 110. Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Воспоминания участника минского партийного подполья Бывалого Бориса Григорьевича о работе в подполье гор. Минска в 1941 - 1942 гг. (подлинник и копия). 24 ноября 1959 г.
   Ф. 1346, Оп. 1, Д. 111. Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Стенограмма беседы с участником партийного подполья Бывалым Борисом Григорьевичем о партийном подполье в гор. Минске в 1941 - 1943 г.г. 1-й экземпляр. 11 декабря 1959 г.
   Ф. 1346, Оп. 1, Д. 120. Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б (коллекция). Воспоминания Рябышева Ивана Захаровича об участии в Минском партийном подполье в 1941 - 1942 гг. Сентябрь 1959г.
   Ф. 1346, оп. 1, Д 298 Минский подпольный комитет. Материалы о взятии на дополнительный учет как участника подполья г. Минска Бочарова Василия Михайловича (заявление, анкета, подтверждения, решение горкома и др.)
   Ф. 1405, Оп. 1, Д. 590. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Белорусь". Партизанский отряд "Белорусь". Журнал боевых действий отряда.
   Ф. 1405, Оп. 1, Д. 592. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Белорусь". Партизанский отряд "Белорусь". Дневник работы отряда 1.10.1941 - 3.12.1943 гг.
   Ф. 1405, Оп. 1, Д. 594. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Материалы о боевой деятельности партизанской бригады "Белорусь". Книга приказов партизанского отряда "Белорусь".
   Ф. 1405, Оп.1, Д.600. Партизанские соединения Минской области. Партизанская бригада "Белорусь". Приказы штаба бригады.
   Ф. 1405 Оп.1 Д. 604. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Белорусь". Выписка из журнала боевых действий отряда "Белорусь".
   Ф. 1405, Оп. 1, Д. 662. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Белорусь". Партизанский отряд "Белорусь" Книга приказов 85-го красного партизанского отряда им. И.В. Сталина (23.4.1942-22.8.1942 г.)
   Ф. 1405. Оп 1 Дело 694. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Военно-оперативный центр Борисовской зоны. Приказы центра.
   Ф. 1405, Оп. 1, Д. 740. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Дяди Коли". Штаб бригады. Директивы и указания БШПД по Борисовской зоне, бригаде "Дяди Коли" и по отрядам.
   Ф. 1405, Оп. 1. Д. 755. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Дяди Коли". Дневник боевой деятельности отряда N 2.
   Ф. 1405, Оп.1, Д. 765. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Дядя Коля", партизанский отряд имени Сталина. Дневник боевых действий с 04.04.1942г. по 30.06.1944г.
   Ф. 1405, Оп.1, Д. 768. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Дядя Коля", партизанский отряд N4 имени Чапаева. Дневник боевых действий с 02.05.1942г. по 05.07.1944г.
   Ф. 1405, Оп. 1, Д. 781. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Народные мстители". Штаб бригады. Письма, рапорты и донесения командования бригады, ..., Особого отдела. (9.09.42 - 21.1.43).
   Ф. 1405, Оп. 1, Д. 825. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Народные мстители". Партизанский отряд "Борьба". Сведения о результатах боевой деятельности.
   Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Народные мстители". Партизанский отряд "Мститель". Дневник боевых действий.
   Ф. 1405, Оп. 1, Д. 901. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Старик". Партизанский отряд "Смерть фашизму". Приказы штаба бригады.
   Ф. 1405, Оп.1, Д.911. Партизанские соединения Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Смерть фашизму". Приказы штаба бригады.
   Ф. 1405, Оп. 1, Д. 955. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада "Старик". Приказы штаба бригады
   Ф. 1405, Оп.1 Д. 956. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская дивизия имени Чапаева. Приказы штаба дивизии.
   Ф. 1405 Оп.1 Д. 1120. Партизанские формирования Минской области. Партизанская бригада имени Кирова.
   Ф. 1405 Оп.1 Д. 1121. Партизанские формирования Минской области. Партизанская бригада имени Кирова. Журнал боевых действий партизанского отряда им. Фрунзе.
   Ф. 1405, Оп.1, Д.1131. Партизанские соединения Минской области. Партизанская бригада "Старик". Приказы межрайпартцентра.
   Ф. 1405 Оп.1 Д. 1137. Партизанские формирования Минской области. Партизанская бригада имени Пономаренко. Дневник боевых действий партизанского отряда "Гвардеец".
   1405, Оп. 1, Д. 1143. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада имени Пономаренко. Партизанский отряд "За Родину". Приказы по отряду.
   Ф. 1405 оп.1, Д. 2011. Партизанские формирования Минской области в годы Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Партизанская бригада имени Щорса.
   Ф.1450, Оп. 2, Д. 923. БШПД. Боевые донесения партизанских бригад и отрядов.
   Ф. 1450, Оп. 2, Д. 933. БШПД. Переписка по вопросу расформирования партизанских бригад и отрядов.
   Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1025. БШПД, ... Краткое описание карательной экспедиции немцев в Бегомльской партизанской зоне 1944 г.
   Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1250. БШПД. Оперативный отдел. Докладные о деятельности подпольных организаций и отдельных подпольщиков.
   Ф. 1450, оп. 2, Д 1299. БШПД. Материалы по городу Минску. Отчеты и докладные записки о деятельности Минского и Дзержинского подпольных комитетов. Записи бесед с партизанами о действиях оккупантов в Минске. Январь 43 - август 19443
   Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1365. БШПД. Документы немецких волостных управ Холопеничского района, захваченные партизанами в 1942 - 1943 гг.
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 12. БШПД. Переписка с органами НКВД, НКГБ, и СМЕРШ.
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 160. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады имени Кирова.
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 163. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады имени Щорса.
   Ф. 1450, оп. 4, Д 165. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады им. Железняка.
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 167. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады имени Железняка.
   Ф. 1450, Оп.4, Д. 168. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады "Народные мстители".
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады "Дядя Коля".
   Ф. 1450, Оп.4, Д.174. БШПД. Документы по боевой деятельности 1-й Минской партизанской бригады.
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 175. БШПД. Первая Минская партизанская бригада. История возникновения, организации и боевой деятельности.
   Ф.1450, Оп. 4, Д. 179. БШПД. Документы по боевой деятельности 1-й Минской партизанской бригады.
   Ф 1450, Оп. 4, Д. 187. БШПД. Документы о боевой деятельности партизанской бригады "Белорусь".
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 209. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады "Смерть фашизму".
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 210. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады "Смерть фашизму".
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 213. БШПД. Материалы о боевой деятельности партизанского отряда и партизанской бригады "Буревестник".
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады "Старик".
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 223. БШПД. Материалы о боевой деятельности партизанской бригады "Буревестник".
   Ф.1450, Оп. 4, Д. 226. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады им. Пономаренко.
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 227. БШПД. Журнал боевых действий Красно-партизанской бригады им. Пономаренко.
   Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237. БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.
   Ф. 1450, Оп. 5, Д. 261. БШПД. Списки личного состава партизанской бригады "Старик".
   Ф. 1450, Оп. 5. Д. 305. БШПД. Список личного состава партизанской бригады имени Кирова.
   Ф. 1450, Оп. 8, Д. 34. БШПД. Личные дела на командный состав партизанских отрядов и партизанских бригад.
   Ф. 1450. Оп. 8, Д. 48. БШПД. Личные дела на командный состав партизанских отрядов и партизанских бригад.
   Ф. 1450, Оп. 8, Д. 198. БШПД. Личные дела командного состава.
   Ф. 1450, Оп. 8, Д. 204. БШПД. Личные дела на командный состав партизанских отрядов и партизанских бригад.
   Ф. 1450, Оп. 8, Д. 214. БШПД. Личные дела на командный состав партизанских отрядов и партизанских бригад.
   Ф. 1450, Оп. 8. Д. 261. БШПД. Личные дела на командный состав партизанских отрядов и бригад.
   Ф. 1450, Оп. 8, Д. 270. БШПД. Личные дела на командный состав партизанских отрядов и партизанских бригад.
   Ф. 1450, Оп. 12, Д. 33. БШПД. Краткий справочник по истории партизанских бригад, отрядов и групп, действовавших в Минской области БССР.
  
   Государственный архив Минской области (ГАМн)
  
   Ф. 1039, Оп.1, Д.51. Холопеничская районная управа. Рапорт начальника государственно-полицейского отдела о бандитском движении в Холопеничском районе.
   Ф. 1039, Оп.1, Д.52. Холопеничская районная управа. Отчеты бургомистров волостей.
   Ф. 1039, Оп. 1. Д. 152. Служба порядка Холопеничского района, м. Холопеничи Борисовского округа.
  
   Сборники документов и материалов
  
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы/Составители: В.Д. Селеменев (руководитель), М.Н. Скоморощенко, М.Е. Тумаш; редколлегия: В.В.Андриевич (гл. ред.) и др. - Минск: Беларуская энцыклапедыя iмя Бро?кi, 2017, 460 с.
   Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944). Документы и материалы. В 3-х томах. Том 2, Книга 1 - Минск: Беларусь, 1973, 680 с.
   Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями в период 30 - 40-х и начала 50-х и др. материалы: в 3-х томах. Том.2. Февраль 1956 - начало 1980-х годов - Москва: МФ "Демократия", Материк, 2003, 315 с.
  
   Справочники и энциклопедии
  
   Высшее партизанское командование Белоруссии. 1941 - 1944: Справочник/Под общей редакцией Э. Г. Иоффе - Мн.: Беларусь, 2009 - 272 с.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941-1945: Энцыклапедыя/ Рэдкалегiя: I. П.Шамякiн (гал. рэд.) i iнш. - Мн.: Гал. рэд. БелСЭ, 1990 - 680 с.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944): краткие сведения об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. - Мн.: Беларусь, 1983. - 765 с.
  
   Диссертации
  
   Грабовский С.К. Борьба подпольщиков и партизан Борисовско-Бегомльской зоны против немецко-фашистских оккупантов (июль 1941 - июль 1944 гг.). Диссертация на соискание научной степени кандидата исторических наук: 07.00.02/ С. К. Грабовский. - Минск: 1986. - 215 с.
   Лiтвiн А.М. Антысавецкiя ваенна-палiтычныя фармiраваннi на тэрыторыi Беларусi ? гады Вялiкай Айчыннай вайны. 1941 - 1944 г.г. Вытокi. Структура. Дзейнасць: Дысертацыя на суiсканне вучонай ступенi доктара гiстарычных навук: 07.00.02/А. М. Лiтвiн - Мiнск: 2000 - 289 с.
  
   Ресурсы удаленного доступа
  
   Белорусские деревни, сожженные в годы Великой Отечественной войны //База данных [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://db.narb.by Дата доступа: 06.02.2018.
   Борисовская центральная библиотека имени Калодеева. [Электронный ресурс] - Режим доступа:. http://borlib.by/ru/ Дата доступа: 06.02.2018
   Виртуальный музей города Логойска. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://museum.logoysk.info/ru/people/102-military/2592-unichtozhenie-kube.html Дата доступа: 06.02.2018.
   Герои страны. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.warheroes.ru/ Дата доступа: 06.02.2018.
   Новосибирская книга памяти. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.sibmemorial.ru/node/1283 Дата доступа: 06.02.2018.
   Открытый список жертв политических репрессий в СССР. //База данных. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://ru.openlist.wiki/Пыжиков_Василий_Семенович_(1893) Дата доступа: 06.02.2018
   Память народа. Поиск героев войны. [Электронный ресурс] - Режим доступа: https://pamyat-naroda.ru/heroes Дата доступа: 06.02.2018
   Служба внешней разведки Российской Федерации. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://svr.gov.ru/history/dedula.htm Дата доступа: 26.03.2018.
   Электронный Банк документов "Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 гг." [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://podvignaroda.ru Дата доступа: 06.09.2017
  
   Литература
  
   Адамовiч Алесь. Я з вогненнай вёскi [зборнiк]/Алесь Адамовiч, Янка Брыль, Уладзiмiр Калеснiк - Мiнск: Мастацкая лiтаратура, 1975, 447 с.
   Авхимович Николай Ефремович. Кадры оправдали доверие/Н.Е. Авхимович// Партийное подполье в Белоруссии, 1941 - 1944: Страницы воспоминаний. Минская область и Минск / Ин-т истории АН БССР и др.; Сост. С. И. Портасенок, С. К. Грабовский, Н. Е. Достанко и др. - Мн.: Беларусь. 1984 - с. 62 - 65.
   Армстронг Джон. Советские партизаны. Легенды и действительность. 1941 - 1944/Джон Армстронг - Москва: Центрополиграф, 2007. 494 с.
   Архив Хаси Пруслиной: Минское гетто, антифашистское подполье, репатриация детей из Германии/Составитель З. А. Никодимова; ред. К.И. Козак - Минск: И. П. Логвинов, 2010, 136 с.
   Бартушка Марк. Партызанская вайна ? Беларусi ? 1941 - 1944 гг./Марк Бартушка - Смаленск: Iнбелкульт, 2014, 195 с.
   Боярский В. И. Партизаны и армия. История утерянных возможностей/В. И. Боярский - Минск: Харвест; Москва: АСТ, 2001, 300 с.
   Бывалый Б. Г. Снова в строю/ Б. Г. Бывалый//Сквозь огонь и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска /Сост. В. Карпов. - Минск: Беларусь, 1970, с. 65 - 72
   Ваупшасов С. А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста. Издание 2-е, исправленное и дополненное. /С. А. Ваупшасов - Москва: Издательство политической литературы, 1974, 512 с.
   Воробьев П.С. Имени комсомола. /П.С. Воробьев - Минск: Беларусь, 1978, 206 с.
   Григорьев К. Коммунисты, вперед! /К. Григорьев // Сквозь огонь и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска /Сост. В. Карпов. - Минск: Беларусь, 1970. с. 52 - 57
   Давыдова В. С. В битве за Отечество /В. С. Давыдова// Герои подполья. О подпольной борьбе советских патриотов в тылу немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны: сб. ст./Составитель В.Е. Быстров; ред. З.Н. Политов, - Москва, Политиздат, 1965, 542 с.
   Дедюля И. П. Партизанский фронт. (Воспоминания комиссара партизанской бригады "Смерть фашизму") /И. П. Дедюля - Москва: "Молодая гвардия", 1975, 315 с.
   Дёмин И. М. Мы сражались под Минском. /И. М. Дёмин - Минск: Беларусь, 1980, 160 с.
   Джагаров М. М. Костры партизанские. /М. М. Джагаров - Минск: Беларусь, 1970, 286 с.
   Доморад К. И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области. 1941-1944 / К.И. Доморад - Минск: Наука и техника, 1992, 412 с.
   Егоров Д. Июнь 1941- го. Разгром Западного фронта. /Д. Егоров - Москва: Яуза, Эксмо, 2008 г., 791 с.
   Жуков Д. А. Охотники за партизанами. Бригада Дирлевангера/ Д. А. Жуков, И. И. Ковтун. - Москва: Вече, 2014. - 448 с.
   Зеленский В. А. В одном строю / В. А. Зеленский - Минск: Беларусь, 1980, 222 с.
   Ильинский П. Д. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии. (Жизнь Полоцкого округа в 1941 - 1944 годах.) /П. Д. Ильинский//Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник/Составитель К. М. Александров - Санкт-Петербург: Скрипториум, 2011, с. 42 - 138.
   Иоффе Э. Г. Белорусский штаб партизанского движения / Э. Г. Иоффе - Минск: РИВШ, 2009, 52 с.
   Иоффе Э. Лаврентий Цанава. Его называли "Белорусский Берия" /Э. Иоффе - Минск: Адукацыя i выхаванне, 2016, 520 с.
   Калинин П. З. Партизанская республика. / П. З. Калинин - М.: Воениздат, 1964, 336 с.
   И. Климов, Н. Граков. Партизаны Вилейщины./ И. Климов, Н. Граков - Минск: "Беларусь", 1970. 420 с.
   Кнатько Г. Д. Правящие круги Беларуси летом 1941 г. (Анализ мемуарных источников) / Г. Д. Кнатько//Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. Выпуск 1. / [Аддзел ваеннай гiстроыi Акадэмii навук Беларусi, Кафедра тэорыi права i гiсторыi Акадэмii МУС Беларусi, рэдактар А.М. Лiтвiн, Рэдкалегiя А.Ф.Вiшне?скi i iнш.] - Мiнск: 1992, с. 52 - 95.
   Колубович Е. Ф. Оккупация Белоруссии немецкой армией и коллаборация местного населения. /Е. Ф. Колубович // Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник/Составитель К. М. Александров - Санкт-Петербург: Скрипториум, 2011, с. 11 - 41.
   Кузнецов Ф. С. Железнодорожники Минска в борьбе против фашистских оккупантов/Ф. С. Кузнецов// Из истории партизанского движения в Белоруссии (1941 - 1944 годы). (Сборник воспоминаний) - Минск: Государственное издательство БССР, 1961, с. 240 - 248.
   К'яры Бернгард. Штодзеннасць за лiнiяй фронту. Акупацыя, клабарацыя i супрацi? у Беларусi (1941 - 1944 г.). пер. з нямецкай Л. Баршчэ?скага. 2-е папра?леннае выданне/Бернгард К'яры - Мiнск: Бiблiятэка часопiса "Беларускi Гiстарычны Агляд", 2008, 400с.
   Линьков Г.М. Война в тылу врага/Г.М. Линьков - Саранск: Мордовское книжное издательство, 1962, 622 с.
   Лiтвiн А. Акупацыя Беларусi (1941 - 1944). Пытаннi супрацiву i калабарацыi /А. Лiтвiн - Мiнск: Беларускi кнiгазбор, 2000, 288 с.
   Манкович С. С. По советским законам/ С. С. Манкович// Партийное подполье в Белоруссии, 1941 - 1944: Страницы воспоминаний. Минская область и Минск / Ин-т истории АН БССР и др.; Сост. С. И. Портасенок, С. К. Грабовский, Н. Е. Достанко и др. - Мн.: Беларусь. 1984. - 367 с.
   Мачульский Р. Н. Вечный огонь.  Партизанские записки. /Р. Н. Мачульский - Мн.: Беларусь, 1978, 445 с.
   Мачульский Р. Н. Люди высокого долга. /Р. Н. Мачульский - Мн.: Беларусь, 1975, 288 с.
   Мiнскае антыфашысцкае падполле. / А?т. - уклад. Я. I. Барано?скi, Г. Дз. Кнацько, М. М.Антановiч i iнш. Рэдкаклегiя: Я. I. Барано?скi i iнш-Мн.: Беларусь, 1995, 254 с.
   О партийном подполье в Минске в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944 года) / Институт истории партии при ЦК КПБ, Институт истории АН БССР. - Минск: Гос. изд-во БССР, 1961, 80 с.
   Павлов Я. С. Репрессированный, но не сломленный. /Я. С. Павлов//Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. [Зборнiк артыкула?] Выпуск 1/ [Аддзел ваеннай гiстроыi Акадэмii навук Беларусi, Кафедра тэорыi права i гiсторыi Акадэмii МУС Беларусi, рэдактар А.М. Лiтвiн, Рэдкалегiя: А.Ф.Вiшне?скi i iнш.] - Мiнск: 1992, с. 122 - 135.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Барыса?. Барыса?скi раён/ Рэдкалегiя: Г. П. Пашко? (гало?ны рэдактар) i iнш. - Мiнск: Беларуская энцыклапедыя, 1997. 700 с.
   Памяць. Бярэзiнскi раён: гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. / Укл. П. А. Прыбыткiн; Рэдкалегия: А. А. Ждановiч i iнш. - Мiнск: Беларусь, 2004, 576 с.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Докшыцкi раён/Рэдкалегия: Г. П. Пашко? (гало?ны рэдактар) i iнш. Мiнск: Беларуская энцыклапедыя, 2004, 752 с.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Крупскi раён /Рэдкалегiя: Г. П. Пашко? (гало?ны рэдактар) i iнш. Мiнск: Беларуская энцыклапедыя, 1999. - 640 с.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Мiнск, Кнiга 4-я./Рэдкалегiя: Л. М. Драбовiч (в.а. гало?нага рэдактара) i iнш. Мiнск: БелТА, 2005, 912
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Чэрвеньскi раён. /Рэдкалегiя: Г. К. Кiсялё? (гало?ны рэдактар) i iнш. Мiнск: БелТА, 2000. 622 с.
   Пономаренко П.К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941 - 1944/П. К. Пономаренко - Москва: Наука, 1986. 438 с.
   Радюк Т. С. В районе озера Палик. / Т. С. Радюк// Из истории партизанского движения в Белоруссии (1941 - 1944 гг.). Сборник воспоминаний/Редколлегия: И. С. Кравченко (главный редактор) и др. Минск: Государственное издательство БССР, 1961, с. 355 - 362.
   Сацункевич Иван Леонович. Временем продиктовано. /Партийное подполье в Белоруссии. 1941 - 1944. Страницы воспоминаний. Минская область и Минск / Ин-т истории АН БССР и др.; Сост. С. И. Портасенок, С. К. Грабовский, Н. Е. Достанко и др. - Мн.: Беларусь. 1984, с. 269.
   Сацункевич И. Л. Суровая быль. /И. Л. Сацункевич - Минск: Беларусь, 1979, 286 с.
   Старинов И. Г. Второй фронт // Боярский В. И. Партизаны и армия. История утерянных возможностей. - Минск - Москва, 2001, с.265
   Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930 - 1950 годы / П. А. Судоплатов - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999, - 688 с.
   Тимчук И. М. Вместе с соратниками/И. М. Тимчук//Партийное подполье в Белоруссии, 1941 - 1944: Страницы воспоминаний. Минская область и Минск / Ин-т истории АН БССР и др.; Сост. С. И. Портасенок, С. К. Грабовский, Н. Е. Достанко и др. - Мн.: Беларусь. 1984, с. 322
   Тисецкий А. Меж двух огней. Национально ориентированное антинацистское подполье и партизаны в регионе Малого Полесья 1941-1944. [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://bramaby.com/ls/blog/history/4855.html - Дата доступа: 06.02.2018
   Тисецкий Андрей. Дело было Сопоцкине или Случай с комбригом Дербаном. [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://bramaby.com/ls/blog/history/5484.html - Дата доступа: 06.02.2018
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк" / И. Ф. Титков - Минск: Беларусь, 1982, 268 с.
   Туронак Юры. Беларусь пад нямецкай акупацыяй. Пер. з польскай В. Ждановiч/ Юры Туронак - Мн.: Беларусь, 1993, 286 с.
   Факторович А. А. Крах аграрной политики немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии/А. А. Факторович - Минск: Наука и техника, 1979, 152 с.
   Цанава Л.Ф. Всенародная партизанская война в Белоруссии против фашистских захватчиков. /Л.Ф. Цанава - Минск: Госиздат БССР, 1949 - Часть 1. Зарождение и развитие партизанского движения. - 351 с.
   Шарков В.А. У берегов Палика/ В.А. Шарков - Минск: Беларусь, 1969, 110 с.
   Материалы периодической печати
   Андрэе? А. Я., Барано?скi Я. I., Лiтвiн А. М., Лысако?скi I, А. I. К. Кавалё? - сакратар Мiнскага падпольнага ГК КП(б)Б./А. Я Андрэе?, Я. I. Барано?скi, А. М. Лiтвiн i iнш. // "Звязда", N 105 (21333) 9 мая 1990.
   Барановский Е. ВСПД: ярлык измены /Е. Барановский, В. Горбачева, Г. Данилова [и др.] // Вечерний Минск, N 1 августа 2002 г.
   Бузо Нина, связная партизанского отряда "Решительные". О времени и о себе. /Нина Бузо// Беларус-МТЗ обозрение от 4.03.2010 ([Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.belarus-mtz.by/o-vremeni-i-o-sebe.html. Дата доступа 26.02.2018)
   Жирнов Евгений. В анонимных письмах клеветнически, измышлено оценивались мероприятия партии. Как Герой Советского Союза из КГБ стал антисоветчиком/Евгений Жирнов//КоммерсантЪ за 01.04.2013. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.kommersant.ru/doc/2155991 Дата доступа: 06.02.2018
   Закон о всеобщей воинской обязанности/ Пропагандист и агитатор РККА. N 18, сентябрь 1939 г. с. 24 - 32 [Электронный ресурс] Режим доступа: https://www.oldgazette.ru/lib/propagit/18/index.html. Дата доступа: 06.02.2018
   Надтачаев В. Н. Метаморфозы Минского антифашистского подполья /В.Н. Надтачаев // Беларуская думка. - 2013. N 8 - 10
   Смирнов Н. Несгибаемый комдив /Н. Смирнов// Белорусская военная газета. 19.08.2015г., N 154
   Мачульский Р.Н. Вечный огонь. Партизанские записки. - Минск, 1978, с. 244.
   Мачульский Р.Н. Вечный огонь. Партизанские записки. - Минск, 1978, с. 244 - 245.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне.1941 - 1945. Энцыклапедыя. Мiнск, "Беларуская Савецкая энцыклапедыя" iмя Петруся\ Бро?кi. 1990. Стар. 513.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне.1941 - 1945. Энцыклапедыя. Мiнск, "Беларуская Савецкая энцыклапедыя" iмя Петруся\ Бро?кi. 1990. Стар.449 - 450.
   Смотри, например: Иоффе Э. Лаврентий Цанава. Его называли "Белорусский Берия" - Минск, 2016, с. 208.
  
   Цанава Л. Всенародная партизанская война в Белоруссии. Минск, 1949. Часть 1, стр. 161 - 162, 317 - 318, 334 - 335.
   Грабовский С.К. Борьба подпольщиков и партизан Борисовско-Бегомльской зоны против немецко-фашистских оккупантов (июль 1941 - июль 1944гг). Диссертация на соискание научной степени кандидата исторических наук. Мн. 1986. Стр. 28, 40 - 45.
  
   До 1960 г. эта местность большей своей частью входила в состав Борисовского и не существующих ныне Холопеничского и Бегомльского районов. В 1960 г. в связи с укрупнением административных образований БССР последние два района были упразднены, а их территории разделены между Борисовским и Крупским. Северная часть этой территории отошла к Чашницкому, Лепельскому и Докшицкому районам Витебской области.
  
   Национальный Архив Республики Беларусь (Далее: НАРБ). Фонд 1450, Опись 8, Дело 204, Листы 245 - 246
   Открытый список жертв политических репрессий в СССР//База данных. [Электронный ресурс] - Режим доступа: https://ru.openlist.wiki/Пыжиков_Василий_Семенович_(1893) Дата доступа: 20.06.2017
   Закон о всеобщей воинской обязанности // Пропагандист и агитатор РККА. N 18, сентябрь 1939 г., с. 24 - 32. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://www.oldgazette.ru/lib/propagit/18/index.html. Дата доступа: 03.01.2018
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д. 204, Л. 244 - 245.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 80, Л. 31.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 151
   Дедюля И.П. Партизанский фронт. (Воспоминания комиссара партизанской бригады "Смерть фашизму") - Москва, 1975, с. 72 - 73.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 219, Л. 22.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 127.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 127.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 219, Л. 17.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 219, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 121.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 211.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 128 - 129.
   Белорусские деревни, сожженные в годы Великой Отечественной войны//База данных [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://db.narb.by/search/2429 Дата доступа: 06.02.2018.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 121.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 121 (оборотная сторона).
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 226, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 211.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 22.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 17.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 121 (оборотная сторона).
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 18
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 69, Л. 211.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 18
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941-1945: Энцыклапедыя - Мiнск, 1990, с. 471.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941-1945: Энцыклапедыя - Мiнск, 1990, с. 474
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Крупскi раён Мiнск, 1999, с 255.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 660, Л. 310.
   Грабовский С.К. Борьба подпольщиков и партизан Борисовско-Бегомльской зоны против немецко-фашистских оккупантов (июль 1941 - июль 1944 гг.) // Диссертация на соискание научной степени кандидата исторических наук - Минск: 1986, с. 162.
   Цанава Л.Ф. Всенародная партизанская война в Белоруссии против фашистских захватчиков. Часть 1. Зарождение и развитие партизанского движения - Минск, 1949 с. 162.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 132.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941-1945: Энцыклапедыя - Мiнск, 1990, стар. 474.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 660, Л. 311.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 152
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122 (оборотная сторона.).
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 1.
   Ильинский П.Д. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии. (Жизнь Полоцкого округа в 1941 - 1944 годах.) // Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник / Составитель К. М. Александров - Санкт-Петербург, 2011, с. 82.
   К'яры Бернгард. Штодзеннасць за лiнiяй фронту. Акупацыя, клабарацыя i супрацi? у Беларусi (1941 - 1944 г.) - Мiнск, 2008, с. 163
   Бартушка Марк. Партызанская вайна ? Беларусi ? 1941 - 1944 гг. - Смаленск, 2014, с. 87.
   Факторович А.А. Крах аграрной политики немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии - Минск, 1979, с. 104,
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122 (оборотная сторона.).
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 18.
   НАРБ, Ф. 4п., Оп. 33а, Д. 269, Л. 19 (оборотная сторона.)
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122 (оборотная сторона.).
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 160.
   Ильинский П.Д. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии. (Жизнь Полоцкого округа в 1941 - 1944 годах.) // Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник / Составитель К. М. Александров - Санкт-Петербург, 2011, с. 82.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4. Д. 226, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д 219, Л. 18 - 19.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д 219, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 162
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944) - Мн., 1983, с.229.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д 219, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 301, Л. 152.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д 219, Л. 22.
   Армстронг Джон. Советские партизаны. Легенды и действительность. 1941 - 1944 - Москва, 2007, с. 33.
   НАРБ, Ф. 4п., Оп. 33а, Д. 638, Л. 122.
   Армстронг Джон. Советские партизаны. Легенды и действительность. 1941 - 1944 - Москва, 2007, с. 36 - 37.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 185. Л. 342.
   Линьков Г. М. Война в тылу врага - Саранск, 1962, с. 235.
   Боярский В.И. Партизаны и армия. История утерянных возможностей - Минск - Москва, 2001, с. 74.
   Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста - Москва, 1974, с. 247 - 249.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 78, Л. 26.
   Джагаров М. М. Костры партизанские - Минск, 1970, с. 85.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 174, Л. 79
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 174, Л. 79
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 167, Л. 264.
   Джагаров М.М. Костры партизанские - Минск, 1970, с. 82.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 2.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 175, Л.13.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 167, Л. 266.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 1 - 3.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 167, Л. 266.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944) - Минск, 1983, с. 457.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 1 - 3.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 256
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268, Л. 82
   Борисовская центральная библиотека имени Колодеева. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.borlib.by/ru/107-kraevedenie/339-kalendar-pamyatnykh-i-znamenatelnykh-dat-borisovshchiny-2017-god?highlight=YToxOntpOjA7czoxNDoi0LvQvtC/0LDRgtC40L0iO30= Дата доступа: 26.02.2018
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 256
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 765, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 768, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 38
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 42 - 43.
   Мiнскае антыфашысцкае падполле - Минск, 1995, стар. 13 - 14.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 2.
   Надтачаев В.Н. Метаморфозы Минского антифашистского подполья // Беларуская думка. - 2013, N 8, с. 90.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 124
   Калинин П.З. Партизанская республика - Москва, 1964, с. 21.
   Мiнскае антыфашысцкае падполле. / А?т. - уклад. Я.I.Барано?скi, Г. Дз. Кнацько, М.М.Антановiч i iнш. Рэдкаклегiя: Я.I. Барано?скi i iнш-Мн., 1995, с. 13 - 14.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 5.
   Тимчук И.М. Вместе с соратниками // Партийное подполье в Белоруссии, 1941 - 1944: Страницы воспоминаний. Минская область и Минск - Минск, 1984, с. 322
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 5
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 168, Л. 26 - 27
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 5 - 6
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 7
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 168, Л. 27
   Григорьев К.Д. Коммунисты, вперед // Сквозь огонь и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска - Минск, 1970, с. 54.
   Тимчук И.М. Вместе с соратниками // Партийное подполье в Белоруссии, 1941 - 1944: Страницы воспоминаний. Минская область и Минск - Минск, 1984, с. 323.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 27.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Мiнск, Кнiга 4-я. - Мiнск, 2005, стар. 169.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1250, Л. 14.
   НАРБ, Ф. 1450, оп.4, д.169, Л. 34
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33 - 34.
   Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста - Москва, 1974, с. 246 - 247.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 168, Л. 56.
   Ваупшасов С. А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста - Москва, 1974, с. 277 - 286
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 168, Л. 56.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33 - 34.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 231.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 8.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 34.
   НАРБ, Ф, 1450, Оп.2, Д.1250, Л. 15.
   Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области. 1941-1944. Минск, 1992, с. 122.
   Кнатько Г.Д. Правящие круги Беларуси летом 1941 г. // Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. Выпуск 1. - Мiнск, 1992, с. 91.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 3 - 4.
   О партийном подполье в Минске в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944 года) - Минск, 1961, с. 11.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 67
   Надтачаев В.Н. Метаморфозы Минского антифашистского подполья // Беларуская думка. N 10, 2013. С. 86.
   Григорьев К.Д. Коммунисты, вперед! // Сквозь огонь и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска - Минск, 1970, с. 57.
   Григорьев К.Д. Коммунисты, вперед! // Сквозь огонь и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска - Минск, 1970, с. 56.
   Надтачаев В. Н. Метаморфозы Минского антифашистского подполья // Беларуская думка. N 10, 2013. С. 85
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 661, Л. 19 (оборот.)
   Барановский Е., Горбачева В., Данилова Г. и др. ВСПД: ярлык измены // Вечерний Минск, 1 августа 2002 г.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 67
   О партийном подполье в Минске в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944 года) - Минск, 1961, с. 15.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105, Л. 136.
   О партийном подполье в Минске в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944 года) - Минск, 1961, с. 15
   Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области. 1941-1944. Минск, 1992, с. 115.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Мiнск. Кнiга 4-я. Мiнск, 2005, стар.136.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 105, Л. 129.
   Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области. 1941-1944. Минск, 1992, с. 102 - 115.
   Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области. 1941-1944. Минск, 1992, с. 122.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1250, Л. 15
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 34
   НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д 1299, Л. 147 (оборот.)
   НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д 1299, Л. 151 (оборот.)
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219 Л. 1 - 3.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 60
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 41.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 658, Л. 28; Архив Хаси Пруслиной: Минское гетто, антифашистское подполье, репатриация детей из Германии - Минск, 2010, с. 74.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 53.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 55
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84, Л. 55 - 56.
   Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области. 1941-1944. Минск, 1992, с. 126.
   Год спустя, 29 сентября 1943 года, по решению ЦК КП(б)Б Минский горком будет воссоздан под руководством нового секретаря Савелия Лещени, но будет базироваться уже за пределами города - на базах спецгруппы Градова (Ваупшасова).
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 34.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 740, Л. 127.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 781, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 781, Л. 5.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944). - Минск, 1983, с. 473.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 168, Л. 308.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944) - Минск, 1983, с. 467.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 168, Л. 308.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 168, Л. 29.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944). - Минск, 1983, с. 468 - 469.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 168, Л. 57.
   НАРБ, Ф 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 92.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 955, Л. 3.
   НАРБ, Ф 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 166.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 9.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 660, Л.399.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 592, Л. 2 - 4.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 592, Л.8.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 592, Л. 5.
   Калинин П.З. Партизанская республика. Москва, 1964, с. 21.
   Смирнов Николай. Несгибаемый комдив // Белорусская военная газета. 19.08.2015 г. Чтобы помнили, N 154.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.34, Л. 75.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 108, Л. 4.
   Павлов Я.С. Репрессированный, но не сломленный // Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. [Зборнiк артыкула?] Выпуск 1 - Мiнск: 1992, с. 123.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.34, Л. 61 - 62.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.237, Л. 16
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.34, Л. 68 - 69
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 110, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 111, Л. 35 - 36.
   НАРБ, Ф 1450, Оп. 4, Д. 187, Л. 7
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 110, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 111, Л. 38.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 660, Л. 441.
   Бывалый Б. Снова в строю // Сквозь огонь и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска - Минск, 1970, с. 66; НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 111, Л. 38 - 39.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.34, Л. 69.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 111, Л. 42 - 43.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 120, Л. 5 - 6.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.214, Л. 117 - 121
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.214, Л. 117 - 121
   Павлов Я.С. Репрессированный, но не сломленный // Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. [Зборнiк артыкула?] Выпуск 1 - Мiнск: 1992, с. 129.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 94 Л. 2.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 120, Л. 18.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.78, Л. 165.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.78, Л.165
   Бывалый Б. Снова в строю // Сквозь огонь и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска - Минск, 1970, с. 66.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 120, Л. 7, Л. 11 - 12.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 120, Л. 13.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 120, Л. 15 - 17.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.214, Л. 120 - 121.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1250, Л. 28
   Павлов Я.С. Репрессированный, но не сломленный // Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. [Зборнiк артыкула?] Выпуск 1 - Мiнск, 1992, с. 129.
   Павлов Я.С. Репрессированный, но не сломленный // Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. [Зборнiк артыкула?] Выпуск 1 - Мiнск, 1992, с. 129.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 120, Л. 18 - 19.
   НАРБ, Ф 1450, Оп. 4, Д. 187, Л. 7
   НАРБ, Ф 1450, Оп. 4, Д. 187, Л. 2.
   Смирнов Н. Несгибаемый комдив // Белорусская военная газета. 19.08.2015 г. Чтобы помнили, N 154.
   НАРБ, Ф 1450, Оп. 4, Д. 187, Л. 2.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 163, Л. 2 - 3.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.301, Л. 54.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 163, Л. 541 - 542
   Тисецкий А. Меж двух огней. Национально ориентированное антинацистское подполье и партизаны в регионе Малого Полесья 1941-1944// [Электронный ресурс]
   Код доступа http://bramaby.com/ls/blog/history/4855.html Дата доступа: 06.02.2018.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Бярэзiнскi раён. Мiнск, 2004, стар. 205.
   Зеленский В. В одном строю - Минск, 1980, с. 45 - 46.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Бярэзiнскi раён. - Мiнск, 2004, стар. 206 - 207.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Бярэзiнскi раён. - Мiнск, 2004, стар. стар. 207.
   Зеленский В. В одном строю - Минск, 1980, стр. 59.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Бярэзiнскi раён. - Мiнск, 2004, стар. 208.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. Июнь 1941 - июль 1944. - Мiнск, 1983, с. 534.
   Зеленский В. В одном строю. - Мiнск, 1980, стр. 60 - 61
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 163, Л. 541 - 542; Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Бярэзiнскi раён. - Мiнск, 2004, стар. 208 - 209.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Бярэзiнскi раён. - Мiнск, 2004, стар. 208 - 209.
   НАРБ, Фонд 4п, оп.33а, д.301, Л. 54.
   Государственный Архив Минской области (Далее: ГАМо), Ф. 1039, Оп.1, Д.52, Л. 3, Л. 9.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.301, Л. 54.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.301, Л. 54.
   Туронак Юры. Беларусь пад нямецкай акупацыяй - Мiнск, 1993, с. 92.
   Колубович Е.Ф. Оккупация Белоруссии немецкой армией и коллаборация местного населения // Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник. Составитель К. М. Александров - Санкт-Петербург, 2011, с. 20.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 163, Л. 3.
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы - Минск, 2017, с. 160.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.301, Л. 54.
   НАРБ, Ф. 1405, Д. 2011, Л. 4 - 5.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 163, Л. 471.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.301, Л. 54
   Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста - Москва, 1974, с. 273
   Павлов Я.С. Репрессированный, но не сломленный // Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. [Зборнiк артыкула?] Выпуск 1 - Мiнск: 1992, с.124
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д 660, Л. 188.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.638, Л. 143.
   НАРБ, Ф 1450, Оп. 4, Д. 187, Л. 8
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 93, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д.638, Л. 143.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д.660, Л. 442.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д.660, Л. 442.
   Павлов Я.С. Репрессированный, но не сломленный. // Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. [Зборнiк артыкула?] Выпуск 1 - Мiнск: 1992, с.134 - 135.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп.1, Д. 111, Л. 76 - 77.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д.660, Л. 442.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д.660, Л. 442.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 662, Л. 1
   НАРБ, Ф 1450, Оп. 4, Д. 187, Л. 8
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д.78, Л. 144
   Павлов Я.С. Репрессированный, но не сломленный // Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. [Зборнiк артыкула?] Выпуск 1 - Мiнск: 1992, с.118.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 662, Л. 8
   НАРБ, Ф 1450, Оп. 4, Д. 187, Л. 7
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д.638, Л. 142
   Высшее партизанское командование Белоруссии. 1941 - 1944: Справочник - Минск, 2009, с. 179
   Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста - Москва, 1974. с. 273.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.301, Л. 54.
  
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.301, Л. 54-55.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 25; НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.301, Л. 55 (оборотная сторона.)
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л 22.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 955, Л. 4.
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы - Минск, 2017, с. 148.
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы - Минск, 2017, с. 148.
   НАРБ, Ф 1450, Оп. 4, Д. 187, Л.6.
   НАРБ, Ф.1405, Оп.1, Д. 590, Л. 5
   НАРБ, Ф 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 140
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 12, Д.33, Л.84.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.301, Л. 55 (оборотная сторона.)
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 955, Л. 7.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л 16
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 80, Л. 33.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 594, Л. 5.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 955, Л. 14.
   НАРБ, Ф, 1450, Оп. 4, Д. 167, Л.266
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк" - Минск, 1982, с. 81.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 219, Л. 13-14.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 37.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 25.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 37
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 154
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 25
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 60
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы - Минск, 2017, с. 148.
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы - Минск, 2017, с. 148.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 219, Л. 12
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 2
   Сацункевич И.Л. Временем продиктовано // Партийное подполье в Белоруссии. 1941 - 1944. Страницы воспоминаний. Минская область и Минск - Минск, 1984, с. 269.
   Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области. 1941-1944. Минск, 1992, с. 49.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 60.
   Высшее партизанское командование Белоруссии. 1941 - 1944: Справочник - Минск, 2009, с. 110 - 111.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 60.
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк" - Минск, 1982, с. 46
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 60.
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк" - Минск, 1982, с. 55.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне 1941 - 1945. Энцыклапедыя - Мiнск, 1990, стар.46
   НАРБ, Ф.1324, Оп. 1, Д. 2, Л.18.
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк". - Минск, 1982, с. 55
   Шарков В.А. У берегов Палика. - Минск, 1985, стр. 8.
   НАРБ, Ф. 1450. Оп. 8, Д.48, Л.95, 96
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л.37
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.269, Л. 2
   Шарков В.А. У берегов Палика. - Минск, 1969, стр. 14 - 16
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.269, Л. 2 (оборотная сторона).
   Адамовiч Алесь, Брыль Янка, Калеснiк Уладзiмiр. Я з вогненнай вёскi. - Мiнск, 1975, стар. 294 - 300.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 185, с. 338
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 219, Л. 21
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 45
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.269, Л. 3
   Сацункевич И.Л. Временем продиктовано // Партийное подполье в Белоруссии. 1941 - 1944. Страницы воспоминаний. Минская область и Минск - Минск, 1984, с. 269.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д. 69, Л. 134 - 134 (оборотная сторона).
   Титков И.Ф. Бригада Железняк, с. 68
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д. 269, Л. 2 (оборотная сторона).
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д. 507, Л.45
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 2.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 2 - 3.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 157.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 132.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 167.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 219, Л. 21.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 132.
   Мачульский Р. Н. Вечный огонь.  Партизанские записки. - Минск, 1978, с. 245.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 132.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп 1 Д. 955, Л. 26.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.270, Л. 66.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.270, Л. 66.
   Егоров Д.Н. Июнь 1941-го. Разгром Западного фронта. - Москва, 2008, с. 520 -521.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.270, Л. 66 - 67.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 168, Л.26.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.270, Л. 67.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 219, Л. 16.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп 1 Д. 955, Л. 26.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (1941 - 1944 гг.). - Минск, 1983, с. 462 - 463.
   НАРБ, Ф. 4п, оп.33а, Д.269, Л. 3.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне 1941 - 1945. Энцыклапедыя. - Минск, 1990, стар. 67.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д.268, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л.132.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.268, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д.269, Л. 3.
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк". - Минск, 1982, с. 83.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д.269, Л. 3.
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк". - Минск, 1982, с. 83.
   Шарков В.А. У берегов Палика. - Минск, 1969, с. 17.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д. 268, Л. 2 - 3.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 155.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 956, Л. 8-9; НАРБ, Ф.1450, Оп.4, Д. 219, Л. 21
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 167-168.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 12, Л. 31.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.301, Л. 56 (оборотная сторона).
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 956, Л. 7.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944) - Минск, 1983, с. 493
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 27.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 8.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 167.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301 Л.132.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 145
   Бригада "Железняк". - Минск, 1982. Стр. 84
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 2.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 80.
   НАРБ, Ф. 1405. Оп. 1 Д. 694, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 80.
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк". - Минск, 1982, с. 85, 88
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л.38 - 40
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 50.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л.40.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 37.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 933, Л.39
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л.40.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л.46.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.268, Л. 31 - 32.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 44.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Докшыцкi раён. - Мiнск, 2004, стар. 345.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 38 - 39.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л.40.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.268, Л. 16.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 145.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 219, Л. 20.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.204, Л. 244-245, Д.34, Л.62, Д.270, Л. 67.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 2, Д. 923, Л. 53.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 956, Л. 25.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 2, Д. 923, Л. 53
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л.39.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 185, Л. 334.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1. Д. 755. Л. 2, 3
   К'яры Бернгард. Штодзеннасць за лiнiяй фронту. Акупацыя, клабарацыя i супрацi? у Беларусi (1941 - 1944 г.) - Мiнск, 2008, стар. 190.
   Туронак Юры. Беларусь пад нямецкай акупацыяй. - Мiнск, 1993, с. 90.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп.1, Д.51, Л. 38 - 39.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп.1, Д.52, Л. 18.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп.1, Д.52, Л. 21.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп.1, Д.52. Л. 17.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп.1, Д.52, Л. 23.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп.1, Д.52, Л 212.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп.1, Д.52, Л 212.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а. Д. 78, Л. 30.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 36.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп.33а, Д.301, Л. 57.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп. 1,Д.51, Л.11.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 187, Л. 42.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 56.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 56.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 2011, Л. 14-15.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4 Д. 219, Л. 59.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 125.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 175, Л.14-15.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 175, Л.15.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д.174, Л. 11.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп.1, Д.52, Л 212.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д.174, Л. 11.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 213, Л.12.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 955, Л.25
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 956, Л.25
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 92.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп.1, Д.52, Л 212.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 168, Л. 308.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 187, Л. 49.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 227, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 955, Л.56.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 955, Л.48.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 590, Л.6.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 6.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 92.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1365, Л. 15.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 2011, Л. 17 - 18.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп. 1, Д. 152, Л. 11.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 174, Л. 16.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 219, Л. 46.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 956, Л.29 (оборотная сторона).
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 956, Л.28.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 956, Л.29.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1 Д. 955, Л.56.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 6.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268, Л. 12.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 123.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д.11, Л. 151.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 219, Л. 59.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 123.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 123
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 6.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 123.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л.8 . 
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 8.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л.9.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 79.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 1143, Л.6.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 37.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 755, Л.4.
   Дедюля И. П. Партизанский фронт. Воспоминания комиссара партизанской бригады "Смерть фашизму". - Москва, 1975. с. 57 - 59.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 210, Л. 6.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33 , Д.642, Л. 113.
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы. - Минск, 2017, с.149.
   Дедюля И. П. Партизанский фронт. Воспоминания комиссара партизанской бригады "Смерть фашизму". - Москва, 1975. с. 70 - 72.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268, Л. 10.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 187, Л.61 . 
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 158.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 83.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 662, Л.55.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 5, Д.261, Л.13.
   Дедюля И. П. Партизанский фронт. Воспоминания комиссара партизанской бригады "Смерть фашизму" - Москва, 1975. с. 75
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268, Л. 23.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 167.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 117.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 83.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 83.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 142.
   Дедюля И. П. Партизанский фронт. Воспоминания комиссара партизанской бригады "Смерть фашизму" - Москва, 1975. с. 77
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 27.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 933, Л.68.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 109.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 27.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 109.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Чэрвеньскi раён. - Мiнск, 2000, стар. 232.
   Боярский В.И. Партизаны и армия. История утерянных возможностей. - Минск - Москва, 2001, с. 84 - 86
   Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930 - 1950 годы - Москва, 1999, с.203.
   Старинов И. Г. Второй фронт // Боярский В.И. Партизаны и армия. История утерянных возможностей. - Минск - Москва, 2001, с.265.
   Пономаренко П.К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941 - 1944 - Москва, 1986, с. 90.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне. 1941 - 1945. Энцыклапедыя. - Мiнск, 1990, стар. 398.
   НАРБ, Ф. 4П, оп. 33а, Д.268, Л. 17а.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л.11.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 2, Д. 923, Л. 54.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 81.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д. 204, Л. 248.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 169, Л.29 . 
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 169, Л.27 . 
   Джагаров М.М. Костры партизанские. - Минск, 1970, с. 93.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 81.
   Пономаренко П.К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941 - 1944. - Москва, 1986, с. 90 - 91.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 956, Л.9.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.268, Л. 12.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.269, Л. 6 (оборотная сторона).
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.268, Л. 19.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 81.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л.126.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д.204, Л.248.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.269, Л. 6 (оборотная сторона).
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 955, Л.74.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д.204, Л.248.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 955, Л.74,
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л.42 - 43. 
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.269, Л. 6 - 7.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.268, Л. 17а.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 2, Д. 923, Л. 54.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.269, Л. 6.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л.3.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л.4.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л.81 - 82.
   Пономаренко П.К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941 - 1944. Москва - 1986 г., с. 90.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д.204, Л.247.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д.204, Л.248.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 82.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д.204, Л.248.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.269, Л. 7.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 2, Д. 923, Л. 54.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.269, Л. 7
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л.13.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.269, Л. 7 (оборотная сторона.)
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.268, Л. 21.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 2, Д. 923, Л. 54.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.268, Л. 27.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л.44.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раена? Беларусi. Барыса?. Барыса?скi раён. - Мн., 1997. Стар. 272.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 132.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 901, Л.31.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 901, Л.31.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. (Июнь 1941 - июль 1944). - Минск, 1983, с. 476.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л. 59. 
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 62.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л.59. 
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 96.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 5. Д. 305, Л.88. 
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л.36. 
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.214, Л. 115 (оборотная сторона).
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 3 - 4.
   Сацункевич И.Л. Суровая быль. - Минск, 1979, с. 81 - 82.
   НАРБ, Ф.1346, Оп. 1, Д. 80, Л. 30.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 170.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 134.
   Радюк Т.С. В районе озера Палик. // Из истории партизанского движения в Белоруссии (1941 - 1944 гг.). Сборник воспоминаний. - Минск, 1961, с. 357 - 358.
   Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944). Документы и материалы. Том 2, Книга 1. - Минск, 1973, с. 122 - 123; НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л.67. 
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л.22 - 23. 
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л.22 - 23. 
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 6.
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк". - Минск, 1982, с. 109 - 120
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк". - Минск, 1982, с. 119.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л.41. 
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 169.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп.33а, Д.301, Л. 125.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 219, Л. 5.
   Пономаренко П.К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941 - 1944. - Москва, 1986 с. 72.
   НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д 165, Л. 67.
   Пономаренко П.К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941 - 1944. - Москва, 1986, с. 84.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 1120, Л. 9; Ф. 1405, Оп. 1, Д. 768, Л. 12; Ф. 1405, Оп. 1, Д. 765, Л. 24; Ф. 1405, Оп. 1, Д. 765, Л. 116.
   Пономаренко П.К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941 - 1944. - Москва, 1986. с. 73.
   Пономаренко П.К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941 - 1944 - Москва, 1986, с. 89.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268, Л. 122.
   Лiтвiн А.М. Антысавецкiя ваенна-палiтычныя фармiраваннi на тэрыторыi Беларусi ? гады Вялiкай Айчыннай вайны. 1941 - 1944 г.г. Вытокi. Структура. Дзейнасць // Дысертацыя на суiсканне вучонай ступенi доктара гiстарычных навук. - Мiнск, 2000, с. 189 - 190.
   Лiтвiн А.М. Антысавецкiя ваенна-палiтычныя фармiраваннi на тэрыторыi Беларусi ? гады Вялiкай Айчыннай вайны. 1941 - 1944 г.г. Вытокi. Структура. Дзейнасць // Дысертацыя на суiсканне вучонай ступенi доктара гiстарычных навук - Мiнск, 2000, с. 196.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 20.
   Пономаренко П.К. Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков. 1941 - 1944 - Москва, 1986. с. 91.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8. Д. 204, Л.250. 
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 5. Д.305, Л. 5 - 70.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 124.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.8, Д. 270, Л. 76
   НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д.168, Л. 27.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 50.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 49.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 125.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д. 214, Л.113 - 121. 
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 661, Л. 3 (оборот.)
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 50.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8. Д. 34, Л.69 . 
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 133.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2. Д. 933, Л.40. 
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2. Д. 923, Л.53. 
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8. Д. 204, Л.250.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8. Д. 204, Л.250. 
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д 84, Л. 68.
   Доморад К. И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области. 1941-1944. - Минск, 1992, с. 135.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.237, Л. 71.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.301 Л.118.
   НАРБ, Ф.1346, Оп. 1, Д. 72, Л. 2.
   НАРБ, Ф.1346, Оп. 1, Д. 105, Л. 309.
   НАРБ, Ф.1346, Оп. 1, Д. 120, Л. 21.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.301 Л.126.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.301 Л.127.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.185, Л.335.
   Доморад К.И. Партийное подполье и партизанское движение в Минской области. 1941-1944. - Минск, 1992, с. 126.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.78, Л.165.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.219, Л. 79.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.78, Л.165.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.78, Л.165.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.301 Л.118.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.301 Л.118.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 111, Л. 58.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 111, Л. 59.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.219, Л.60.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.301 Л.127.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.78, Л.165.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.219, Л.60.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.219, Л. 79.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне 1941 - 1945. Энцыклапедыя. - Мiнск, 1990, стар. 230.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.219, Л. 79.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.209, Л. 18.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1.. Д.110, Л. 2.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп.1, Д. 111, Л. 74.
   НАРБ, Ф.4п, Оп. 33а, Д.301 Л.127.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.219, Л. 79.
   По другим данным - Хворостьево; населенный пункт в советском тылу в окрестностях Торопца. В Хворостьево на начальном этапе своего существования базировался БШПД, а затем, вероятно, был своего рода "отстойник" для прибывавших из немецкого тыла партизан и подпольщиков: майор Рябышев, посланный Стариком с донесением через линию фронта, также некоторое время проходил "фильтрацию" в Хворостьево, пока не был вызван 20 марта 1943 года в Москву.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп.1, Д. 94, Л. 1.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 2, Д.1250, Л. 30 - 36.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.219, Л. 79 - 80.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 111, Л. 68.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 110, Л. 2.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 93, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 36, Л. 1 - 21.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 38, Л. 1 - 20.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 40, Л. 1 - 44.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1. Д. 91, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 40, Л. 44.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 160, Л. 97.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.270, Л. 10.
   ГАМн, Ф.1039, Оп. 1, Д. 152, Л. 11.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 160, Л. 62.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 301, л.9.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 301, Л.169.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 301, Л.123.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 269, Л.11.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 604, Л. 135.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 301, Л.117.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 270, Л.6.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 604, Л. 135.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 226, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1120, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1120, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1137, Л. 28.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 17.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1137, Л. 28.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 223, Л. 16.
   ГАМн, Ф. 1039, Оп. 1, Д. 152, Л. 11.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 223, Л. 16.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1137, Л. 28.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 226, Л. 5.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1143, Л. 18 - 19.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1120, Л. 4.
   Шарков В. А. У берегов Палика. - Минск, 1969, с. 25 - 27.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1120, Л. 3.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 301, Л.124.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1120, Л. 5. См. также: Шарков В. А. У берегов Палика. - Минск, 1969, с. 36.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1120, Л. 5.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 301, Л.124.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 226, Л. 5.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне. 1941 - 1945. Энцыклапедыя. - Мiнск, 1990. с. 450.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 301, л.124.
   Шарков В.А. У берегов Палика. - Минск, 1969, с. 37.
   Шарков В.А. У берегов Палика. - Минск, 1969, с. 37 - 38
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1137, Л. 31.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 270, Л.8.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1120, Л. 5.
   Шарков В. А. У берегов Палика. - Минск, 1969, с. 38.
   Там же, С. 39 - 40.
   НАРБ, Ф. 1450 Оп.4 Д. 226, Л. 5; Ф. 1450 Оп.4 Д. 223, Л. 16; Ф. 1405 Оп.1 Д. 1137, Л. 31 - 32.
   НАРБ, Ф. 1405 Оп.1 Д. 1120, Л. 5.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 164.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.901, Л. 38.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 142.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 12.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 142.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268, Л. 28.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 140.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 140.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. (Июнь 1941 - июль 1944). - Минск, 1983, с. 461.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 23.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 768, Л. 7.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. (Июнь 1941 - июль 1944). - Минск, 1983, с. 458 - 463.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп.33а, д.301, Л. 140.
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы. - Минск, 2017, с. 26.
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы - Минск, 2017, с. 258.
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы - Минск, 2017, с. 260.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 - июль 1944) - Мн., 1983, с. 436 - 437.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270. Л. 52.
   НАРБ, Ф. 4п, оп.33а, д.301, Л. 124.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 642, Л. 5-17.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 140 - 141.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 117.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 6 (оборот).
   Белорусский штаб партизанского движения. Сентябрь - декабрь 1942 года. Документы и материалы. - Минск, 2017, с. 315.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 12.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.600, Л. 1, Л. 2.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.600, Л. 3, Л. 6.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941-1945: Энцыклапедыя. - Мiнск, 1990, с. 421, 422.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 12, Д. 33, Л. 29.
   НАРБ, Ф.1450, оп.4, Д. 223, Л. 16.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 187, Л. 42.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне. 1941 - 1945. Энцыклапедыя. - Мiнск, 1990, стар. 471
   Высшее партизанское командование Белоруссии. 1941 - 1944. - Минск, 2009, с. 174.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 187, Л. 42. 
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л. 22. 
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.901, Л. 62.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л. 23. 
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 172.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 163.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 8.
   НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 185, Л. 5.
   Титков И.Ф. Бригада "Железняк". - Минск, 1982. С. 83, 84.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 43.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 172.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 19.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 12 (оборотная сторона.)
   Там же.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 19 - 20.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 13 (оборотная сторона.)
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 185, Л. 5.
   Партизанские Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. (Июнь 1941 - июль 1944). - Минск, 1983, с. 437.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 22.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 86.
   НАРБ, Ф. 4П, оп. 33а, Д. 185, Л. 5.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 24.
   НАРБ, Ф. 4П, оп. 33а, Д. 185, Л. 5.
   НАРБ, Ф. 4П, оп. 33а, Д. 185, Л. 275 (оборотная сторона).
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 86.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 132.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 4.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 25.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 5.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 170 - 171.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 169.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 7.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 13.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 5.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 5.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 159.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 170.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 171.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.219, Л. 67.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.198, Л. 154.
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д.227, Л. 31.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 60.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 65.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.911, Л. 1.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 171.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 219, Л.57.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 60.
   Дёмин И.М. Мы сражались под Минском. - Минск, 1980, с. 106
   Жуков Д. А., Ковтун И.И. Охотники за партизанами. Бригада Дирлевангера. - Москва, 2014, с. 197.
   Там же, с. 202.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 270, Л. 48 - 49.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 60.
   НАРБ, Ф. 4П, оп. 33а, Д.270, Л. 40.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 170.
   НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д.270, Л. 43.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4. Д. 209, Л.3. 
   Дёмин И.М. Мы сражались под Минском. - Минск, 1980, с. 118.
   НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.270, Л. 60.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 181.
   НАРБ, Ф. 4П, оп. 33а, Д.270, Л. 61.
   НАРБ, Ф.1450, Оп.4, Д.209, Л. 3 - 4.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 5.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 6.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.911, Л. 9.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. (Июнь 1941 - Июль 1944). - Минск, 1983, с.475 - 477.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 163.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 164 - 165.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 80, Л. 30.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 80, Л. 31.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 165.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.1131, Л. 10.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.1131, Л. 3.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.1131, Л. 10.
   НАРБ, Ф. 4П, оп. 33а, Д.268, Л. 62.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8. Д. 261, Л.79. 
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д. 34, Л. 68 - 69.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д. 214, Л. 115 (оборотная сторона), 117-121.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д. 270, Л. 69 - 70.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268, Л. 44.
   НАРБ, Ф. 1405, Оп.1, Д.911, Л. 14.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д. 204, Л. 247 - 250.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д. 204, Л. 245.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 8, Д. 204, Л. 244
   Реабилитация: как это было. Том 2 Февраль 1956 - начало 1980-х годов. Документы. - Москва, 2003. с. 320.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 80, Л. 92.
   НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 80, Л. 29.
   Реабилитация: как это было. Том 2 Февраль 1956 - начало 1980-х годов. Документы. - Москва, 2003. с. 320.
   Там же.
   Реабилитация: как это было. Том 2 Февраль 1956 - начало 1980-х годов. Документы - Москва 2003. с. 320.
   Демин И.М. Мы сражались под Минском - Минск, 1970, с. 93.
   Демин И.М. Мы сражались под Минском. - Минск, 1970, с. 120 - 121.
   НАРБ, Ф.4П, Оп. 33а, Д. 269, Л. 28 (оборотная сторона).
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне. 1941 - 1945. - Мiнск, 1990, с. 513
   НАРБ, Ф.1450, Оп. 8, Д.270, Л.78.
   Память народа. Поиск героев войны. [Электронный ресурс] - Режим доступа: https://pamyat-naroda.ru/heroes/memorial-chelovek_dopolnitelnoe_donesenie75400960/ Дата доступа: 06.02.2018
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Мiнск, Кнiга 4-я. - Мiнск, 2005. стар.39.
   Память народа. Поиск героев войны. [Электронный ресурс] - Режим доступа: https://pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie33425973/ Дата доступа 06.02.2018.
   Память народа. Поиск героев войны. [Электронный ресурс] - Режим доступа:
   http://podvignaroda.ru/?#id=32674275&tab=navDetailManAward Дата доступа: 06.02.2018
   Архив Хаси Пруслиной: Минское гетто, антифашистское подполье, репатриация детей из Германии. - Минск, 2010, с. 63.
   Подвиг народа. Поиск героев войны. [Электронный ресурс] - Режим доступа:
   http://podvignaroda.ru/?#id=32674275&tab=navDetailManAward Дата доступа: 06.02.2018
   Подвиг народа. [Электронный ресурс] - Режим доступа:
   http://podvignaroda.ru/?#id=32674275&tab=navDetailManAward Дата доступа: 06.02.2018
   НАРБ, Ф.4П, Оп. 33а, Д. 269, Л. 37.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 8.
   НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 269, Л. 55 - 57.
   Высшее партизанское командование Белоруссии. 1941 - 1944. Справочник. - Минск, 2009, с. 111.
   И. Климов, Н. Граков. Партизаны Вилейщины. Минск, "Беларусь", 1970, с. 315 -316.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Барыса?. Барыса?скi раён. - Мiнск, 1997, с. 285.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941-1945: Энцыклапедыя - Мн., 1990, с. 392.
   Тисецкий Андрей. Дело было в Сопоцкине или Случай с комбригом Дербаном. // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://bramaby.com/ls/blog/history/5484.html - Дата доступа: 06.02.2018
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Бярэзiнскi раён. Мiнск, 2004, стар. 210.
   НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1025, Л. 47.
   Дедюля И. П. Партизанский фронт. Воспоминания комиссара партизанской бригады "Смерть фашизму" - Москва, 1975. с. 290 - 291.
   Служба внешней разведки Российской Федерации. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://svr.gov.ru/history/dedula.htm Дата доступа: 26.03.2018.
   Они сражались за Родину/Вечерний Минск N 180 (9996) за 29 августа 2002 г.
   Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941 - 1944. - Минск, 1983, с. 476.
   Они сражались за Родину/Вечерний Минск N 180 (9996) за 29 августа 2002 г.
   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 298, Л. 17 - 18.
   Виртуальный музей города Логойска. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://museum.logoysk.info/ru/people/102-military/2592-unichtozhenie-kube.html Дата доступа: 06.02.2018.
   Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941-1945: Энцыклапедыя - Мн., 1990, с. 294.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Барыса?. Барыса?скi раён - Мiнск, 1997, с. 282.
   Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадо? i раёна? Беларусi. Чэрвеньскi раён - Мiнск, 2000, с. 241.
   Павлов Я.С. Репрессированный, но не сломленный. // Старонкi ваеннай гiсторыi Беларусi. [Зборнiк артыкула?] Выпуск 1. - Мiнск: 1992, с. 125.
   Высшее партизанское командование Белоруссии. 1941 - 1944. Справочник. - Минск, 2009, с. 182 - 183.
   Официальный сайт Музея Великой Отечественной войны в Минске. Старая версия. // [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.old.warmuseum.by/copy_news_1155/events/~group=~year=2010~page=1~id=480 Дата доступа: 06.02.2018.
   Герои страны. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9758 Дата доступа: 06.02.2018.
   КоммерсантЪ. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.kommersant.ru/doc/2155991 Дата доступа: 06.02.2018
   Герои страны. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9758 Дата доступа: 06.02.2018.
   Новосибирская книга памяти. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.sibmemorial.ru/node/1283 Дата доступа: 30.01.2017.
   КоммерсантЪ. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.kommersant.ru/doc/2155991 Дата доступа: 30.01.2017/
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
   Василий Пыжиков (Старик)
  
   Борисовская зона на "десятикилометровке" Генеральногот штаба РККА 1940 года.
  
   Старик
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"