Иорданская Дарья Алексеевна : другие произведения.

Повесть шестая: о столице четырех сторон света

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Две достойные придворные дамы переглянулись. В воздухе остро запахло дракой, потому что всем в крыле феникса было известно, что госпожа о-Микан носит в складках своего многослойного платья короткий меч и обнажает его и по поводу, и без. Госпожа Мурасаки обладала репутацией дамы скорее желчной, чем воинственной, но все также знали, что она себя в обиду не даст. Придворные дамы крыла феникса с нетерпением ожидали, что же последует дальше.

Повесть шестая: о Столице четырех сторон света

  
   Красавицы в платьях цвета мурасаки
  
   В покоях госпожи о-Микан цвело мандариновое дерево, подаренное Императором буквально накануне. Все дамы крыла феникса, рассевшись кругом на вышитых парчовых подушках, сочиняли по этому поводу стихи, записывая их на новеньких веерах нежных расцветок. Отказались от забавы только сама госпожа о-Микан и ее закадычная врагиня Мурасаки, сидящие на расстояние вытянутой руки друг от друга и смотрящие в одну точку. Седьмой цветок на третьей ветке справа.
   - У этого юноши из Ришики совсем никакого вкуса, - сказала госпожа о-Микан, спеша поделиться сплетней, которая еще неизвестна была подругам.
   - Вы про его спутницу? - спросила Мурасаки.
   Госпожа о-Микан почувствовала себя обманутой. Конечно же, эта драная кошка Мурасаки - ее настоящее имя "Чо" всегда казалось при дворе слишком претенциозным - не сумев добиться благосклонности Повелителя решила хоть в чем-то уесть свою везучую соперницу. Госпожа о-Микан считала, что Император совершенно прав, обделяя своим вниманием Мурасаки. Ну и что, если молва называет ее красавицей? Возможно, некоторым нравятся старухи: драная кошка Мурасаки была фрейлиной еще при императрице Со, которая скончалась вот уже как двадцать лет родами.
   - Возможно, у нее нет вкуса, - подала голос госпожа о-Цую, - но в целом эта девушка очень мила и естественна.
   И она помахала веером в воздухе, чтобы подсохла тушь.
   - Чушь! - отрезала госпожа о-Микан. - Естественность совсем не в моде. Где это видано, чтобы при дворе можно было появляться, не нанеся на лицо семнадцати тонов*?!
   Остальные дамы согласно закивали головами. В Ониксовом зале крыла феникса принято было в последнее время соглашаться с госпожой о-Микан. Она пребывала в фаворе у Императора, а тот порой бывал скор на расправу.
   - Мила... - пробормотала госпожа Мурасаки, словно ничего иного из беседы и не расслышала.
   Дамы начали читать свои стихи, по большей части лишенные всякого изящества, а пожилая фрейлина так и не шелохнулась. Встрепенулась она только когда открылась дверь. вступившая в Ониксовый зал девушка низко поклонилась сначала госпоже о-Микан, а затем и остальным дамам.
   - Госпожа Комати! - фаворитка Императора изобразила на лице радость, словно это не она секундой назад с радостью перемывала косточки девушке. - Какой прелестный цвет, лиловый? О, сядьте же рядом с госпожой Мурасаки, вы будете чудесно смотреться вместе!*
   Подобрав полы длинного платья, девушка прошла через комнату и опустилась на ярко-голубую подушку, вышитую танцующими фениксами.
   - У нас здесь поэтическое состязание, госпожа Комати, - продолжила о-Микан с застывшей улыбкой. - Не желаете ли присоединиться?
   - Что за тема? - с улыбкой не менее неестественной спросила Комати.
   Изящно взмахнув рукой, госпожа о-Микан указала на цветущий мандарин.
   - Это прекрасное дерево, подарок нашего повелителя, дарованный мне вчера в час собаки*.
   - О, как много условий, - Комати спрятала усмешку за широким рукавом, украшенным розовой лентой. - Боюсь, такая песня мне будет не по плечу.
   - Умоляю, попытайтесь! - воскликнула императорская фаворитка, а следом за ней и другие дамы.
   Комати почтительно склонилась до пола, почти сложившись пополам. Госпожа о-Цую протянула ей чистый веер, тушечницу и кисть. Госпожа о-Ива, прошлая фаворитка Повелителя, втайне надеющаяся, что о-Микан также не продержится на этом месте долго, с неприятной улыбкой подвинула низкий столик для письма. Комати взяла в руки кисть, обмакнула кончик в слабо разведенную тушь и, после секундной заминки, склонилась к вееру. Присыпав его мелким песком из нефритовой коробочки, она с поклоном передала написанное госпоже о-Микан. Та зачитала вслух.
   - И в темный час
   У ложа моего расцвел,
   Расцвел душистый мандарин.
   Ах, как бы не опал,
   Не завязав плодов.
   Закончив, фаворитка побледнела, что было заметно даже под гримом, и метнула на наглую деревенщину, осмелившуюся на оскорбление, яростный взгляд. Комати встретила его совершенно спокойно, и ответила улыбкой.
   - Очень неплохо для любительницы, - процедила госпожа о-Микан. - А не внесет ли свою лепту в наше состязание профессионалка?
   И она резче, чем того позволял этикет, повернулась к госпоже Мурасаки. Та качнула головой. Звякнули бубенцы, украшающие золотую шпильку.
   - К чему, я не сказала бы точнее. Но если вы настаиваете, Микан-сама...
   О-Микан уже пожалела, что вообще заговорила с этой выскочкой Мурасаки. Улыбка старой фрейлины не предвещала ничего хорошего.
   - Приди ко мне, Цветущий Мандарин,
   Любимый мне ночами говорил.
   Цветы ты мимолетные дарил,
   И нежно мне ночами говорил:
   Цветку подобна дева-Мандарин.
   И верно: отцвела, ты вовсе позабыл...
   Две достойные придворные дамы переглянулись. В воздухе остро запахло дракой, потому что всем в крыле феникса было известно, что госпожа о-Микан носит в складках своего многослойного платья короткий меч и обнажает его и по поводу, и без. Госпожа Мурасаки обладала репутацией дамы скорее желчной, чем воинственной, но все также знали, что она себя в обиду не даст. Придворные дамы крыла феникса с нетерпением ожидали, что же последует дальше.
   И в который раз звук открываемой двери разрядил обстановку. Вошедшая двигалась медленно, тихо шелестели одежды и колыхалась перед лицом занавеса из полупрозрачного шелка. На даме этой также было платье цвета мурасаки, только с белыми лентами и светло-желтым нижним платьем. Ирисное, как говорили при дворе. Не носят вот уже четыре года.
   - Прошу простить меня, - тихо сказала вошедшая. - Это Ониксовый зал?
   Госпожа Мурасаки проворно вскочила на ноги - все дамы сочли это возмутительно поспешным жестом, до того вульгарным, что говорить о нем противно - и поспешила навстречу гостье.
   - Амайя, ты ли это?
   Женщина откинула с лица покрывало, открывая красивое, но несколько застывшее в странном обреченном спокойствии лицо. Глаза ее были закрыты, веки только чуть-чуть подкрашены сиреневым. Очевидно, она не знала, что естественность при дворе не в моде. При виде этого лица придворные дамы зашептались, Комати с любопытством вытянула шею, а госпожа о-Микан разом скисла. У этой особы репутация была еще хуже.
   - Бенитора-сама, - со всем возможным радушием, собранным по крохам, процедила императорская фаворитка.
   Амайя повернула голову на звук голоса и медленно открыла глаза. Взгляд за секунду цепко схватил каждую деталь в комнате и тут же остекленел.
   - Добрый день, о-Микан-сама, - поприветствовала она. - Рада видеть вас в добром здравии.
   - Вижу, вы вернулись ко двору, Бенитора-сама?
   - Путь отшельничества оказался слишком труден для вашей скромной слуги, - печально сказала Амайя, как и подобает в таком случае, смахнув краем рукава слезу. Воображаемую. - О, уж не помешала ли я.
   - Мы здесь пишем стихи о чудесном мандариновом дереве, подаренном вчера дорогой о-Микан, - со скрытым смехом сказала Мурасаки. - Не желаешь поучаствовать?
   О-Микан пообещала удавить гадину.
   - Писать о цветах, значит размышлять о бренности бытия и быстротечности мира, - покачала головой Амайя, - а я только что из монастыря. Нет уж, уволь!
   Придворные дамы рассмеялись.
   Мандариновое дерево было забыто, как забыта была и та милость, которую Повелитель оказал госпоже о-Микан. Вниманием слушателей завладела подлая змея Бенитора и вторящая ей ведьма Мурасаки. Обе они были одинаково ненавистны госпоже о-Микан. Амайя рассказывала свои небылицы о мире, раскинувшемся за стенами Столицы. Кому интересно было слушать о нищих деревнях и провинциальных князьках? Да и как вообще могут быть интересны рассказы слепой о том, чего она и видеть не способна?! Как оказалось, однако, дамы крыла феникса слушали госпожу Бенитора с увлеченностью, переспрашивая периодически. Наглая девчонка Комати, осмелившаяся своим стихотворением намекнуть на шаткое положение о-Микан, и вовсе слушала раскрыв рот, деревенщина!
   Однако следует признать, этот тонодзё Йури недурен собой, в меру умен (насколько мужчина вообще должен быть умен) и ловок в обращении с дамами. О-Микан про себя улыбнулась. Стоит ведь навестить покои юного княжича и узнать, так ли он хорош, как это можно вообразить по его изысканной внешности. И к тому же, если Бенитора-но Амайя снова при дворе, значит вернулся и младший принц, а значит...
   Госпожа о-Микан едва не облизнулась. Она еще найдет способ отомстить за все те мерзости, которые ей желают подстроить.
  
  
   За бамбуковой шторой
  
   Легкая бамбуковая штора дрожала при каждом вздохе Повелителя Багряной Империи. Его очертания смутно угадывались за россыпью тонких, тихо постукивающих друг о друга палочек.
   - Сядь, - милостиво разрешил Император.
   Муген и безо всякого позволения собирался это сделать. Он опустился на подушку, не сводя внимательного цепкого взгляда с грузного силуэта Повелителя Юэ. Отчего-то звезды распорядились так, что все дети Императора Синсэцу, мир его праху, походили на своих матерей, и только Юэ - наследник - оказался точной копией отца. Мугену в те краткие дни, что он провел при дворе, казалось, что и бабмуковая штора, и бумажные ширмы и занавеси из полупрозрачного ситского озингара нужны для того, чтобы скрыть уродство Императора. Род Бениюме, кажется, не принес ни единого привлекательного правителя.
   Размышления о постороннем привели Мугена в благое расположение духа. В последние годы ему удавалось смирять свой вспыльчивый характер. Амайя, конечно же, утверждала, что все дело в благостной атмосфере монастыре Икэ. Аники сказал бы: "повзрослел наконец!". Повзрослевший Муген предпочел прислушаться к словам своего царственного старшего брата. Этого старшего брата.
   - Мы рады видеть тебя у своих ног, - сказал Император привычную формулу.
   Отвечать на нее не требовалось, что Мугена всегда радовало. Потому что ответить он мог только каким-нибудь едким, а то и непристойным словом. "Быть прахом с ног владык бесславно и муравью", сказал однажды правильный Аники, балующийся на досуге - которого с каждым годом у него становилось все больше - стихами.
   - У нас есть дело для тебя, Акиюки-но Муген, - продолжил Император. - Жизнь наша и благоденствие Столицы и всей Земли в большой опасности. Заговорщики, имена которых не укрылись от нашего бдительного взора, жаждут нарушить равновесие Империи.
   Муген кивнул.
   - Мы повелеваем тебе уничтожить всех нарушителей спокойствия мира и найти для нас величайшую ценность.
   Император кивнул, как фарфоровый болванчик, модная при дворе игрушка. Мугену он вдруг показался непомерно смешон - толстенький, низенький, рано облысевший, краснолицый и самой природой лишенный всякого величия. Может дело в том, что принцесса Мэй приходилась императору Синсэцу двоюродной сестрой? Гадатели предостерегают против подобных союзов.
   - Ты должен достать для нас Канри-но Кен! - веско сказал Император.
   Муген едва не закашлялся, подавившись воздухом. Только чудом он сумел удержать длинный язык на привязи и не сболтнуть лишнего. Подобное за ним часто водилось, ибо язык - ясное дело - без костей.
   - Священный меч власти упрочит наше положение во главе страны и принесет Багряной Империи спокойствие.
   По тону Повелителя было понятно, что встреча с драгоценным родственником окончена. Телохранители Юэ, до той поры замершие дюжиной Небесных Генералов, зашевелились, доказывая, что они все ж таки живые люди. Поднявшись на ноги, Муген поклонился с меньшим тщанием, чем того требовали правила, и попятился к выходу. За дверями зала приемов он облегченно выдохнул. Как и предсказывала ему интуиция, совершенно необходимая каждому воину, следование совету Эдзо-сама вывело в такие места, где отчетливо пахло жареным. Или это с кухни?
   Потянув носом, Муген хмыкнул и пошел по коридору, насвистывая себе под нос весьма скабрезную песенку, которую выучил в монастыре.
  
  
   Состязание колдунов под опадающими кленами
  
   Соджиро, проведшему при дворе уже больше недели, начало казаться, что он неверно понимал всю свою жизнь слово "скука". Придворная жизнь, насыщенная до предела всяческими событиями, казалось бы, никак не могла попасть под определение скучной. Но дел у придворных было так много, что совершать их решительно не хотелось. Дни, начинающиеся с молельного гонга и заканчивающиеся звоном бубенцов на платьях танцовщиц, были однообразны. Даже рыбная ловля с плота на Красном Озере в императорском саду оказалась тоскливым действом. За состязание колдунов ришикский княжич уцепился обеими руками, как за последнюю надежду. Гаку так и не смог отказать повелителю, который слезами и угрозами уговаривал гадателя принять участие. Шутка ли, поучаствовать в соревновании с лучшими столичными гадателями и заклинателями! Соджиро казалось, что это почетно. Почтенный Гаку говорил, что это неосторожно и бессмысленно, но господин его не слушал.
   Состязание устроили в саду императрицы под зарождающейся луной. Были принесены зажженные факелы, к которым были привязаны пучки ароматной травы и конопляные веревки, пропитанные благовониями. По углам расставили бумажные фонари, расписанные знаками четырех священных животных и пяти элементов. Соорудили помост для придворных дам, где, скрывшись за золотистой озингарой в сорок слоев, они могли спокойно наблюдать за состязанием. Для мужчин расставили удобные кресла, в которых можно было полулежать, ничуть не хуже, чем на подушках. Под само состязание выделили сравнительно небольшой квадрат, углы его отметили черными камнями почти идеальной формы Ии*, а саму площадку засыпали мелким белым песком. Заняв свое место, Соджиро с жадностью изучил каждую деталь. Нет, нельзя отказать Столице в умении обставить все, как должно.
   Зашелестела тихо ткань, и Комати, подобрав свое лиловое платье, грациозно опустилась на циновку у ног Соджиро. Она не отходила от него все время, когда это было возможно, лишь изредка посещая крыло феникса, где собирались дамы, приближенные к императрице Энбати. Тонодзё невольно встревожился, что Комати окажется единственной женщиной здесь, и это может показаться подозрительным. Или, хуже того, придворные начнут шептаться, что глупый провинциал вовсе обезумел от страсти к девушке, которая того совсем не стоит. После беглого озирания он смог облегченно перевести дух. Женщин здесь действительно было совсем мало, большая часть дам заняла места за золотой занавесью. Но все же Комати не стала досадным исключением. Надо также признать, что обе женщины - уже немолодые - которые уселись в кресла наравне с мужчинами, были одеты столь же скромно и накрашены так же невыразительно, как и его телохранительница. Возможно они просто не были приняты в кружок блистательных столичных красавиц?
   Комати чуть откинулась назад, положила головку на подлокотник и шепнула со сладкой улыбкой:
   - Женщина в узорчатом платье с синим поясом - госпожа Мурасаки, придворная литераторша. Она была придворной дамой у императрицы Со. Очень умная особа. А вон та особа в лиловом - Бенитора-но Амайа.
   Соджиро полуобернулся, чтобы иметь возможность рассмотреть последнюю.
   - Значит этот мужчина с ней из рода Бенитора? - с невольным уважением Сожиро изучил высокую могучую фигуру, выдающую в молодом мужчине рядом с госпожой Амайей прирожденного воина.
   - Нет, любимый, - покачала головой Комати. - Это Акиюки-но Муген, младший брат Повелителя. А вот госпожа Амайя и вправду - Бенитора. Странно это, что она вдруг приехала ко двору после стольких лет изгнания, как говорят, не так ли?
   Золотистые глаза Комати спокойно смотрели на Соджиро, и в них плясали отблески факелов. Сладко пахло благовониями, от чего немного кружилась голова. Соджиро вдруг сделалось жарко.
   - А кто вон та? - поспешно спросил он, указывая на изящную фигуру в великолепном парчовом платье, которая неспешно поднималась по ступеням на помост, возведенный специально для императрицы, ведя свою повелительницу под руку.
   Эта женщина, пожалуй, была прекрасна и составляла с слишком худой и бледной императрицей Энбати весьма невыгодный контраст.
   - Это госпожа о-Микан, нынешняя фаворитка Повелителя, - небрежно ответила Комати. - Не очень умная женщина.
   - С такой красотой ей это вовсе не обязательно, - отмахнулся Соджиро.
   - Разве? - Комати взмахнула длинными соблазнительными ресницами. - Совсем наоборот.
   Наверное демоны создали эту девчонку! Она умела будить в юном тонодзё одновременно желание и страх. Последний как правило побеждал, и Соджиро удавалось держаться от Комати достаточно далеко. Возможно, узнай он о ее происхождении, и стало бы спокойнее. Но строптивая телохранительница ловко избегала всех возможных вопросов. А от этого делалось еще страшнее.
   - Представление начинается, - шепнула она, дергая Соджиро за рукав. - Господин, Гаку уже вышел...
   Совершенно непостижимым образом строптивая девица сумела сойтись с верным гадателем Ришики. Старик словно бы покровительствовал девушке, Комати отвечала ему искренней привязанностью, и в голову Соджиро уже начала закрадываться безумная мысль: уж не пришелся ли ей древний гадатель по вкусу больше, нежели юный блистательный княжич. Это была безумная и обидная мысль. Чур от нее! Чур!
   Соджиро демонстративно повернулся к выгороженной площадке, ярко освещенной бумажными фонариками. Их - подвешенные по пятнадцать штук на длинных бамбуковых шестах - внесли только что. На каждом фонарике, небольшом и округлом, был написан один из знаков первоэлементов: дерева, земли, воды, огня или золота. Таким образом каждый из знаков повторялся трижды, что должно было защитить зрителей от мощи вызываемых духов. Против Гаку вышел молодой придворный колдун с неприятным лицом, сохраняющим застывшее слегка брезгливо выражение. Очевидно, ему неприятно было состязаться с тем, кого он почитал ниже себя по статусу и мастерству. Мальчик слуга нес за придворным магом пару бронзовых кинжалов, зеркало и шкатулку с гадальными принадлежностями. Свой кипарисовый ларчик Гаку нес сам.
   Императрица пожелала увидеть гадание, которое указало бы на место, достойное храма гауку-доэ*.
   Противники встали друг против друга. Небрежно поклонившись, императорский маг принял из рук своего слуги клинки и пустился в пляс. Гаку остался стоять, поглаживая кончиками пальцев ларчик. Маг танцевал, высоко подпрыгивая, отбивая такт постукиванием кинжала о кинжал, и задал такой темп, что аккомпанирующие флейтисты вскоре едва не задохнулись. Над толпой придворных пронесся восхищенный возглас: своим гадателем они вполне законно гордились. Танец закончился неожиданно. Резко остановившись, маг замер на месте, пальцы его разжались, и кинжал, перелетев площадку, вонзился в песок у самых ног Гаку.
   - Место храма в двух дневных переходах от места сидения благой Императрицы, - объявил маг, промерив площадку шагами.
   - Это дурное место, - спокойно возразил Гаку.
   Он был старый, худой, нелепо высокий, и придворные одежды - широкие шаровары, туфли с загнутыми носами и парчовая куртка - висели на нем, как на суку дерева. И, тем не менее, Соджиро ощутил уверенность и достоинство, исходящие от старика. На долю секунды он даже счел себя счастливцем - что именно этот человек много лет уже служит семье Йури.
   - Господин Гаку рискует, - шепнула Комати. - Этот человек - Харива - имеет большое влияние на Императрицу. Он сын настоятеля Золотого монастыря, и Императрица уже пожаловала ему земли и серебро. Ах, она так благочестива!
   В тоне девушки послышалось ехидство, и Соджиро подумалось, что это она рискует.
   С какой стороны не посмотри - не повезло ему со слугами. Позорят своего повелителя, из-за чего тонодзё при дворе все считают деревенщиной... тяжело вздохнув, юный князь поднял голову. Из-под покрывала на него поглядывали черные глаза красавицы, сопровождающей Императрицу. Госпожа о-Микан - вспомнил он. Красавица улыбнулась и сделала замысловатый, но недвусмысленный жест рукой, какими часто обменивались придворные. Фаворитка Повелителя приглашала смиренного княжича на любовное свидание.
  
  
   Красавицы в платьях цвета мурасаки (продолжение)
  
   Гадатель, выставленный приезжим княжичем, споро разложил на песке гадательные принадлежности: бронзовые диски, отполированные до зеркального блеска, однако же лишенные способности отражать реальный мир, разноцветные камни, пластины с насеченными на них знаками.
   - Этот человек сильно рискует, - заметила госпожа Мурасаки, доставая из рукава трубку. Тотчас же подбежал слуга с зажженной лучиной. - Никто в здравом уме не станет спорить со мнением Харива-доно. Энбати-сама очень серьезно относится к успехам своего любимца.
   - Но все же, будет любопытно, если этот человек победит, - пожала плечами Амайа, опуская на глаза повязку. - Толкните меня, если это произойдет.
   Склонив голову на плечо мужа, казалось, с интересом следящего за ходом состязания, она зашептала тихо, почти на грани слышимости. Но чуткое ухо Мугена уловило каждое слово.
   - Сдается мне, Эдзо-сама была права насчет женской половины. Там собрались одни дуры. Нет места благодатнее для завязи и созревания заговоров, чем покои дюжины дур, предводительствуемых ограниченной стервой. Будь с о-Микан осторожен, не могу понять, что у нее на уме. Но что-то нечисто. И еще...
   Амайа словно бы невзначай коснулась руки своего супруга, спокойно лежащей на колене. Со стороны это казалось лаской, но на деле было отработанным за годы совместной жизни условным знаком. Муген повернул голову в сторону, этим знаком указанную. Чуть впереди и левее сидел тонодзё Йури, жертва системы заложничества, и свет факелов и фонарей играл на его лиловых волосах. Глупая мода. У ног юноши устроилась хрупкая фигурка в лиловом, почти как у Амайи, платье, и столь же скромном.
   - Странная девушка, - сказала Бенитора, едва заметно качая головой. - Совсем юная, но что-то в ней определенно есть... Но ты так и не сказал...
   В этот момент зазвенели бубенцы на гадальном зеркале.
   - Дорога! - провозгласил провинциальный гадатель, низко кланяясь скрытой за слоями озингары Императрице. - Через указанное почтенным оммёджи Харива проходят две дороги, образующие дурной перекресток.*
   Словно в подтверждение его слов погасли все три фонаря со знаками воды.
   - Ловко бросает песок, - оценила Амайа. - Я почти упустила, когда он это сделал.
   - Шарлатан? - безразличным тоном поинтересовался Муген.
   - Я еще ни одного настоящего мага не встречала, откуда же мне знать, может, они все так поступают? Ладно, больше здесь смотреть нечего.
   Поднявшись, Амайя прошла между креслами. Посмотрев напоследок на площадку, она встретилась взглядом с холодными глазами госпожи о-Микан. Императорская фаворитка неприятно улыбнулась. Сжав, сильнее, чем стоило, локоть мужа, Амайя потянула его к выходу из сада. Императрица могла и оскорбиться таким поведением, но женщине было в сущности все равно. Бенитора уже давно заслужила репутацию вздорной особы.
  
  
   ---------------------
   * "...не нанеся на лицо семнадцати тонов..." - в описываемый период придворные дамы красили лицо, используя в общей сложности семнадцать цветов (четыре вида румян, пять видов различных белил, шесть видов теней на верхнее веко, уголь или сурьма и помада). Мужчины использовали двенадцать цветов (белила пяти цветов, тени пяти цветов, сурьма и помада)
   * намек на "мурасаки" - "сиреневый, фиолетовый"
   * час собаки - с 19 до 21 часа
   * Ии - "ровный" или "красивый", форма яйца, или наиболее приближенная к ней. Считалась с древних времен идеальной и священной
   * гауку-доэ - главный храм, посвященный всем богам
   * Дурной перекресток - по поверьям храмы нельзя строить на крестообразном перекрестке, тогда и духи и люди будут проходить сквозь него; дома же нельзя строить на Т-образном перекрестке, это привлечет злых духов и демонов
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"