В дальний путь Евгений Петрович Сыроёжиков отправился в поисках смысла жизни.
Оделся, обулся, рассовал деньжата промеж ногами и кальсонами, приказал сыну хорошо учиться, а жене пуще ока беречь честь семьи, закинул за плечи рюкзак и потопал туда, где по его предположениям находились тридевятое царство, тридесятое государство.
Долго ли, коротко ли, но шагает и видит на перекрёстке трёх дорог милиционера. Тот, в свою очередь, замечает Евгения Петровича, отдаёт, как предписывает устав, ему честь и просит предъявить маршрутный лист: "Куда идёшь-шагаешь, добрый молодец"?
- Да вот, - не таясь, отвечает Сыроёжиков, - иду, понимаешь, в тридевятое царство, в тридесятое государство смысл жизни искать.
- Что за хреновина такая? - озадачился милиционер. - И зачем она тебе понадобилась?
- Никто о смысле жизни ничего толком не ведает, - ответствовал Евгений Петрович. - Говорят разное, а потому и последовал мудрому совету: лучше один раз узнать, чем сто раз не доглядеть.
И совсем уж собрался двигаться дальше, как слышит: "Стоп! Я не дал тебе никакого разрешения на движение. Доставлю к начальнику, а там видно будет".
Сколько ни возмущался Сыроёжиков, сколько ни убеждал, что милиция приставлена не для того, чтобы мешать, а помогать движению, своим напором он мог бы сдвинуть с места любой неподвижный предмет, но не милиционера. Больше того, ему предписали уголовное намерение, поскольку в словах "не имеете права" обнаружилось оскорбление личности, находящейся при исполнении.
Очень похоже отреагировал и начальник: "Смысл жизни ему подавай! Ишь, нахватались иностранных значений, а коренные русские слова в полном загоне содержатся". И строго приказал Евгению Ивановичу прекратить антинародную агитацию и пропаганду чужого и чуждого образа мысли, строго добавив: "А то хуже будет"! И Сыроёжикова временно задержали до полного выяснения обстоятельств его перемещения в пространстве.
В камере у Сыроёжикова оказалось два соседа, видимо, так истосковавшихся по живому общению, что тотчас набросились на новичка с вопросами.
- За что замели?
- Ни за что.
- Не темни! - разозлились сидельцы. - У нас ни за что не берут. Обязательно найдут причину. Уж на что мы безвинны, а статью подобрали такую, что не отвертеться. Нам можешь признаться, мы тебя не заложим.
Расчувствовался Сыроёжиков и рассказал им о тридевятом царстве, тридесятом государстве, а так же о смысле жизни не забыл упомянуть. Что тут с сидельцами случилось, описанию не поддаётся. Глаза выпучили, языки высунули, ропщут, стонут и плачут: "Иванушка ты дурачок! Кто же, будучи в здравом уме и доброй памяти взваливает на себя добровольно такое преступление? Лучше уж убил бы кого-нибудь, если не терпится за решетку, но искать на стороне того, чего нет дома, уж такая глупость, что не заслуживает помилования". И подняли адский крик, требуя перевести себя в другую камеру: "Мы, объясняют, честные воры и не желаем соприкасаться с государственным преступником".
Оставшись один, Евгений Петрович впал в мрачное отчаяние. Сообразил, наконец, как далеко завело его легкомысленное отношение к жизни и незнание неписанных законов.
Сожаление и раскаяние охватили его. А когда сам себе сделался противен до отвращения, напросился на допрос к следователю по особо важным делам.
Следователь встретил его, как отец блудного сына.
- Рассказывайте, - сказал следователь. - Но только не спеша и по порядку.