В наше время так же легко, как реквизируют чужое имущество, осваивают чужие идеи.
В этом смысле показателен феномен Басё, замечательного лирического поэта, жившего в Японии в конце 17-го века. Он был нищ, одинок и странен, как и всё, что не укладывается в рамки общепринятого. Да и стихи писал странные: трехстишия - хокку.
Посадили деревья в саду.
Тихо-тихо, чтоб их ободрить,
Шепчет осенний дождь.
Считающиеся образцами высокой лирики, хокку рождались нелегко, но свободно, как рождаются мысли мудреца, следующего заветам Будды: ЈБыть светильником самому себе". Задолго до Јслезы ребёнка" Достоевского, он задумывался над слезами всего живого.
Весна уходит.
Плачут птицы. Глаза рыб
Полны слезами.
Получивший во второй половине 20-го века российское гражданство в замечательных переводах Веры Марковой, к сожалению, покойной, Басё неожиданно пришелся ко двору не только читающей, но и пишущей публике. Волна подражаний захлестнула печатные издания. Писать Јпод Басё" сделалось модным и, значит, престижным. Особенно с точки зрения тех, кто, говоря словами чеховского персонажа, Јхочут свою образованность показать". Нынче Јобразованцев" переизбыток, а потому неожиданный японский акцент в русской поэзии превратился в привычную новинку. Одного не учли современные Јхоккуисты", что они, меньше, чем предполагают сами, похожи на своего кумира, этакого японского Сократа, перебирающего терпеливыми ногами вулканическую почву любимого острова. Уж очень соблазнительной оказалась Јпростая" форма трехстишия, вложив в которую свои заурядные мысли, достигаешь поэтической нирваны. А на предостережение самого Басё /см. эпиграф/ можно было не обращать внимания. Но намётанный глаз без труда отличит Јголого бедняка от голого богача". Попытка согреться у огня, не тобой разожженного, в сущности, бесплодна. Подражатели лишь выдавали своё очевидное бессилие перед вечным стремлением к совершенству и вряд ли у них хватило бы терпения, подобно Басё, по несколько лет склоняться над одними и теми же строчками, придавая им несокрушимую временем законченность. Мы ведь не японцы, которые Јучатся у сосны быть сосной".
Но у каждой справедливой мысли есть своя противомысль, тоже справедливая. Не об этом ли думал Басё, когда писал:
Есть повороты у судьбы
И мысли. Не проворонь их
На дороге дальней.
Похоже, смысл её в том, что как бы ни были далеки друг от друга иные культуры, всегда можно нащупать точки, пускай не полного, их соприкосновения в какой-нибудь общечеловеческой черте, например, юморе. Оказывается, хокку, наряду с лирическим, свойствен и юмористический тон. Такие трехстишия называются хайкай.
Холод пробрал в пути.
У птичьего пугала, что ли,
В долг попросить рукава.
Юмор Басё не громок, я бы сказал, пунктирен, если к понятию юмора подходит такое определение. Но эта Јпунктирность" вовсе не от желания смягчить тон, прибегая к приёму, в наше время именуемому самоцензурой, а потому, что громогласность не свойственна характеру японца. По крайней мере, так было когда-то. Это не смех и даже не улыбка. Это скорее полуулыбка. Юмор Басё направлен не вовне, а внутрь. Он иронизирует над собственными житейскими неурядицами, находя выход из создавшегося положения в юмористическом отношении к жизни. И обращается он не к читателям скопом, а беседует с каждым в отдельности. Тихая сумеречная беседа с глазу на глаз - и читателю порой достаточно трёх строк, чтобы понять и оценить мысль, иной раз глубже океана, а иной - ограничивающуюся видимым, но тоже чем-то очень, очень важным.
В чарку с вином,
Ласточки, не уроните
Глины комок.
При этом мужчины понимающе переглядываются: в чарке то не вино, а сакэ. А женщина радостно покраснеет, услышав:
О ветер со склонов Фудзи!
Принёс бы на веере в город тебя,
Как драгоценный подарок.
Ведь для японки в этом очень важный намёк, которой поймём и мы, узнав, что во времена Басё женщинам преподносили подарки на белом веере.
Да, мы не японцы, но связывающая народы и страны тонкая ниточка юмора сделала своё
дело. Оказалось / или мне показалось/, что форма трехстишия, хотя и не бросаясь в глаза, присутствует и в русском фольклоре:
Рыбак рыбака
Видит
Издалека.
Или
Любовь зла
Полюбишь
И козла.
Чтобы проверить эту гипотезу, превратив её, при удаче, в литературный факт, я и написал то, что написалось. А что получилось, судить не мне...