Любовные головоломки дело обычное, а решение их порою такое крутообразное, что не только чёрт, но самый дотошный следователь голову сломит. Разобраться в, сложившейся в недрах семейства известного адвоката, путанице нелегко, а потому в лабиринтах, ею созданных, без помощи самих действующих лиц не обойтись, в чём они совершенно не заинтересованы по причинам, понятным каждому, кто знаком с предыдущими главами. Не остаётся ничего другого, как автору превратиться в охотника, идущего по следам, не оставляющим отпечаток. Не сложно установить принадлежность подошв, но как добраться до мыслей, тщательно скрываемых подчас от самих себя? Ведь сюжет, если не хочет развалиться ни на кого не интересующие куски, не может позволить себе даже краткую передышку, несмотря на препятствия, кажущиеся непреодолимыми. Это стало ясно сразу после возвращения наших персонажей из недальнего и не очень долгого путешествия.
Впечатление от происшедшего, вполне осознанного и исподволь подготовляемого, самим участникам в какой-то момент стало казаться нереальным. Но куда денешься от совершившегося? Неожиданная коллизия, возникшая между отчимом и падчерицей, безоглядность, с которой пренебрегли законами морали и мнением общества, хотя не оказалась для них чем-то новым, ибо всё новое обычно скрывается в ворохе старья, тем не менее, подействовала обескураживающе. А при свидетелях, в чём были уверены, во все глаза за ними наблюдающими, лучшего выхода, как избегать друг друга, не нашли. Если Агнесс выходила к завтраку или к обеду первая, то синьор Бульони появлялся за столом, дождавшись, когда опустеет её место. И наоборот. Даже занятым собственными проблемами зятю и тёще не могло не показаться странным взаимное отчуждение столь близких людей, и вопрос, чего они могли не поделить, напряг неожиданным, но, вполне поддающимся логике, объяснением. Ибо опыт прелюбодеяния, приобретённый, как совместно, так и независимо друг от друга, инстинктивно подталкивал к разгадке, но привычка соблюдать то, что именуется приличиями, отдаляла от неё, ради привычного душевного уюта. Пришлось ограничиться мыслью о кошке известного цвета, причину появления которой надёжнее предоставлять другим.
Эдуардо, снова оказавшись в постели с женой, попытался лёгкими намёками, вернуться к заинтересовавшей его теме, но явное нерасположение Агнесс к откровенности, и, более чем прохладное, к страстно желаемой им близости, внесли, менее всего ожидаемую, нотку в их, едва начавшуюся, семейную жизнь. Уверовавший, на примере тёщи, в своё всесилие, Эдуардо был неприятно удивлён, что дочь не разделяет материнского, перед ним, преклонения. Был ли он взбешён? Скорее растерян. Любовный опыт, вне семейных уз, сам по себе ничего не значит, если не сумел вовремя осознать: штампы, гарантирующие спокойствие и безопасность, вырабатываются не сразу, а путём долголетней /если не хватает сообразительности / притирки и, даже присушки, друг к другу.
Удивляться пришлось в первую же ночь поле возвращения.
- Зачем? - у него были другие слова на уме, но хватило мудрости ограничиться коротким недоумением.
- Когда женщина требует, ей не задают глупых вопросов.
- С каких пор ты стала относиться ко мне, как к любовнику, притом не особенно желаемому.
- С тех самых, как ты стал моим мужем.
- О-ля-ля! Оказывается, на законных основаниях к твоему телу не подобраться, но на незаконных...
- Можешь не продолжать...
- Извини, но я продолжу: на незаконных сколько угодно.
- Слишком путано, а потому непонятно. К тому же, устала и не намерена среди ночи начинать выяснение отношений.
- А я и не выясняю, поскольку не вижу для этого причин. Я не претендую на чужое, а беру своё.
- Отстань!
- Разве ты не испытываешь никаких желаний?
- Я вынуждена обнажать при тебе тело, но не душу.
- И это всё, что можешь сказать, после столь долгого отсутствия?
- Если не понимаешь сказанного, новое ничего не прибавит.
- Я по тебе соскучился.
- А я от тебя устала.
- Не путешествие ли тому причиной? - съязвил он.
- Угадал.
- Раз я такой умный, продолжу угадывать.
- Что ты имеешь в виду? - насторожилась Агнесс.
- Ничего конкретного. Просто подумалось, когда возвращаешься из путешествия в хорошей компании недовольной, значит, кто-то или что-то не совпало с ожидаемым.
- Логично, но ко мне отношения не имеет. Просто, много всего...
- В том числе и секса?
- Только в качестве наблюдателя.
- Над кем?
- Над ищейкой Лаурини.
- Он с шефом? - выпучился Эдуардо.
- Дурак! - не сдержала улыбки Агнесс. - С хозяйской дочерью.
- А вы оказались в роли наблюдателей?
- Вроде того.
- Но, в таком случае, ты должна была встретить меня с распростёртыми объятиями.
- Не всё что должно, должна, и не всё, что должна, должно.
- Значит, у меня судьба новобранца, чья очередь ещё не подошла?
- Понимай, как хочешь, - и повернулась к нему спиной.
Обхватив сзади руками долгожданное тело, Эдуардо принялся лихорадочно задирать подол ночной рубашки. Она вздрогнула, как от неприятного прикосновения, но вдруг обмякла, с лёгкостью, свойственной женщинам, имевшим на счету немало несостоявшихся случайностей, о которых теперь приходится сожалеть, отдалась его нетерпению, ставшим поневоле и её.
Между тем, нечто подобное происходило в спальне супругов Бульоне. Анна, сгорая от нетерпения узнать о результатах поездки, натолкнувшись на молчание Агнесс, решила не настаивать, выжидая, когда муж догадается её просветить. А он, наблюдая за ней, раздевающейся перед зеркалом, решал проблему, ничего общего с желанием её не имеющую. Анна всё ещё была хороша, но признаки увядания, пускай не столь отчётливые, но уже видимые проницательному взгляду, были налицо. Притом, что в себе недостатков не замечал и поисками таковых не занимался. Но взгляд Агнесс, случайно перехваченный при первом соитии, показавшийся критическим, царапнул больнее, чем ожидал. Однако позволить себе усомниться в том, что казалось несомненным, было не в его характере, и опасения испарились, когда Агнесс явилась снова. "Значит, - подумалось ему, - я ещё в форме".
Вообще, понимание "формы", будучи выборочным, не связывалось у него с "содержанием", коль скоро могло иметь отношение к собственной персоне. "Содержанием" обладали только документы, попадавшие к нему в связи с очередным юридическим казусом, в котором был замешан должностной необходимостью. Обычно, в таких случаях, даже, когда "содержание" дела было самое примитивное, пыжился и произносил: "Следует вникнуть в содержание, поскольку оно не столь однозначно, как может показаться". И растерянный клиент, испуганно моргая и посапывая, пускался в уверение, что "благодарность будет беспредельна", но адвокат давал понять в форме, близкой к дружеской откровенности, что "беспредел" ненадёжная форма общения, а потому предпочитает условия согласованные и заверенные. Точно таким же было и его отношение к жене, хотя и не в столь категоричной форме. Коль скоро возникала необходимость отвлечь её внимание от того, что могло вызвать между ними размолвку или недопонимание, прибегал к означенному методу, ставя спасительную точку обычным, приятным обоим, способом. Но на этот раз, исполняя все его прихоти, Анна не отключалась, вопреки обыкновению, до полного самозабвения, а глядела настороженно и выжидательно, так что было не с руки притворяться непонимающим.
- Спрашивай, - сказал он.
- Рассказывай всё, как есть.
- Ничего не получилось.
- Почему?
- Лаурини отговорил, - и терпеливо изложил все "за и против", которые разглядел взгляд опытного криминалиста в попытке вытащить виновников позора Агнесс на свет божий.
- Девочка влипла, - констатировала Анна.
- По уши и глубже. Но с этим придётся жить. И, главное, не раздражать её, упрёками и требованиями, поскольку ей, в сущности, море по колено, и она может выкинуть такую кульбиту, что мы никогда не встанем на ноги.
- Выходит, влипли вместе с нею и мы, - подытожила Анна.
Он не ответил. Рука Анны блуждала по его телу, вроде бы бесцельно, и этот, безотказно действующий приём, отвлёк от мыслей о падчерице.
- Мы слишком давно не занимались любовью, - сказал он, как показалось Анне, с сожалением.
- Рада, что ты заметил.
- Возможно, я преувеличиваю, но такое впечатление, будто ты прекрасно обходишься и без меня.
- Бывают приливы и отливы.
- Никогда прежде тебя не "отливало" так далеко.
Анна рассмеялась:
- Не всё ещё потеряно.
- Значит, всё должно идти так, как идёт. Малейшее насилие, возможно, и впрямь способно что-то исправить, но всего лишь как частный случай, не изменяющий главного.
- А что, по-твоему, главное?
- Что у тебя есть ещё кто-то.
- Если стану опровергать, всё равно не поверишь, а потому...
- Не отвлекайся. Сегодня ты на редкость правдива.
- Это ты не отвлекайся. И запомни, женщина правдива только в выражении своих чувств, а к кому они относятся, секрет.
- Иногда полишинеля.
- А разве он не мужчина? Во всяком случае, за неимением лучшего... Клаудио, ты делаешь мне больно.
- Извини.
- Ты неправильно меня понял. Я не жалуюсь. А просто хотела сказать, что давно не делал так приятно больно.
Утром, садясь в машину, чтобы ехать в суд, увидел, выходящую из дома Агнесс.
- Подвести, дочка?
- Трудно отказать тебе в такой малости, папочка, - в тон ему ответила Агнесс.
Она села рядом, но её очевидная отстранённость, вынуждала к проявлению инициативы.
- Ты не находишь, что мы ведём себя глупо? - спросил он.
- В чём это выражается?
- В поведении по отношению друг к другу.
- Но ведь и ты...
- Согласен. Поэтому и хочу обсудить, интересующий нас вопрос.
- Времени, папочка, у меня в обрез.
- Поговорим откровенно?
- Коль скоро я твоя любовница, а не дочь, то откровенность не повредит.