А что же наши, оставшиеся с "носом", друзья - Сильвано и Андреа? Терялись в догадках, хотя догадки каждого из них были разного свойства. Мы вскользь упомянули о том, что доказательства против Агнесс, то ли выкупил, то ли добыл у Андреа силой, полюбившийся нашей героине Джузеппе. Для выяснения такого рода подробностей мало вполне понятного желания читателей и, само собой, автора. Сюжет определяют не они, а ход событий. И потому спешка, вполне уместная при ловле блох, никоим образом неприменима в нашем случае.
Важно лишь, что Андреа был устранен, и его влияние на Агнесс свелось практически к нулю. Что вовсе не означает, будто интерес к ней тоже оказался нулевым. Когда в надёжно разбросанные сети не попадает ожидаемый улов, рыбак не может, да и не хочет с этим мириться. Впору осатанеть от злости.
В таких прискорбных случаях следовало бы принудить себя к расчётливости и осторожности, но к Андреа ни то, ни другое не имело отношения, ибо при горячем сердце холодной головы не бывает. А потому поиски окольных путей показались ему лучшим выходом из тупика, в котором оказался. Но и в этом случае следует на что-то опереться или хотя бы за что-то зацепиться. Опоры не было. Единственной зацепкой оставался, проспавший, как и он, своё счастье Сильвано. Не ведая о том, Андреа по-прежнему считал его главным своим соперником.
Сам же Сильвано, несмотря на очевидные доказательства, никак не мог свыкнуться с мыслью, что Агнесс не его любовница. Несчастья не ходят в одиночку и тотчас дают о себе знать, как только отчаяние становится константой поведения там, где должны главенствовать выдержка и здравый смысл. Что и привело к неприятности, последствия которой должны были ещё сказаться. Заменяя отца за рулем, столкнулся с автофургоном, перевозившим мясные продукты. Доказать вину Сильвано было не так просто, но водитель фургона, каким-то образом сумел найти подход к автоинспектору, и тот воспринял протесты Сильвано, как сопротивление представителю власти.
Узнав о случившемся, отец сказал: "Добил ты нас, сынок"! А Сильвано подумал: "Всех нас добила Агнесс".
Вынужденное отвлечение Сильвано, оставило Андреа в одиночестве, когда сумасбродные идеи плодятся с быстротой, не позволяющей разобраться в них самому носителю. Сожалея об упущенной возможности, ругал не себя, а Агнесс, не догадываясь, по счастью для собственного самолюбия, что настойчивость, им не проявленная, могла привести к очевидному успеху. Так мы проходим мимо того, что лежит под ногами, пожирая глазами даль, в тумане которой различаем не то, что там есть, а то, что хотели бы увидеть.
А, между тем, намек отца не оставил Агнесс, до сих пор не помышлявшей, по крайней мере всерьёз, о замужестве, равнодушной. Сперва она думала о мужчинах вообще. После уступки Сильвано, в её размышлениях появилась конкретика, опирающаяся не на логику, откуда таковой было взяться, а исходившая из чувств, возникающих в зависимости от той или иной любовной ситуации. Не зная никого, кроме Сильвано, решила, он и есть тот единственный и неповторимый, тогда, как остальные, никогда такими не будут.
Однако, втянутая волею судеб, или случая, в небезопасную, но крайне привлекательную игру страстей, она, с наивным изумлением первооткрывателя, вдруг обнаружила, что свет клином не сошелся на одном, пускай и горячо любимом, как ей казалось, человеке. И вскоре пришла к выводу, что с этими двумя эпитетами следует обращаться с осторожностью. Хотя важность их очевидна, но, не в меньшей мере, важна их изменчивость и, значит, легко могут быть перенаправлены с одного на других.
Мир полон чудес, и мужчины - одно из них. Притом, вполне обыденное. Надо ли удивляться, что их мелькание / или мельтешение / перед глазами, не позволяет сосредотачиваться надолго на ком-то одном?
Джузеппе со товарищи, более всего способствовал смене её сексуального мировоззрения. "Школа" Сильвано, мало пригодного в качестве преподавателя, физически познакомила ее с азами уже известного ей, хотя и понаслышке. Но понадобилось не так много времени, дабы понять, "учитель" сам нуждается в наставнице. И роль эту Агнесс интуитивно приняла на себя, сама того не осознавая.
Зато общение с Джузеппе стало для нее откровением. Те, кому отдавалась, покоряясь его воле, не коснулись сознания. Когда Джузеппе, слегка смущаясь, ибо проделки такого рода прежде не касались девушек из хороших семей, вошел в комнату, ещё дымящуюся страстью, словно камин с догорающим углем, в ожидании их приговора, сразу приободрился, увидев обращенные на него глаза, ослепленные радостью, прежде им недоступной.
На том и успокоился, получив подтверждение знаемого прежде. Женщина остается женщиной и разница между ними не в воспитании или общественном положении, а в силе страсти и в возможности ее проявления. Так называемые бесстрастные, фригидные, женщины, из числа невезучих. Они всегда оказываются не в том месте, не в то время и не с теми, кто мог быть им полезен.
Трудно сказать, что предопределяет чувственные влечения женщины, хотя многие уверены, что для них это не тайна. Высказываемые мужчинами, "с учёным видом знатоков" предположения и догадки, построены на песке самомнения и основаны на штампах, передаваемых из поколения в поколение такими же, как они, интересантами, по недоразумению, облачёнными в тогу научности. И в околесице, ими несомой, отражаются не действительно научные доводы, а впечатления прошедшей ночи.
Разумеется, влечения эти заложены в женщине Создателем, но существует немало других факторов, смысл которых трудно осознать, а силу - предвидеть и, тем более, рассчитать. Во многом дети повторяют своих родителей. Чаще - опосредствовано, иногда - буквально, как в случае с Агнесс. Тех, у кого есть время и возможность углубляться в философию интересующего нас предмета, адресую к Фрейду и Юнгу, но, с точки зрения чисто житейской, попытаемся разобраться сами.