Банк был ограблен столь стремительно, что посетители не успели ничего заметить. Они с привычной безмятежностью оформляли у стоек приходно-расходные документы, когда пронзительный крик отвлёк их от скучной, но необходимой процедуры.
- Что происходит? - взволновались они, но разрешить их недоумение было некому. Зато суматоха и толчея у кассового окошка указывали им направление, в котором следовало искать разгадку.
На первый взгляд разгадка могла показаться разочаровывающее обыденной: опять кража. Но, как известно, кражами в банках занимаются отнюдь не карманники, а всё, что выше среднего уровня, представляется обывателю непонятным и потому интересным.
Когда облитый водой из графина кассир, ценой огромного напряжения воли, ухватил за хвост ускользающее сознание и вновь обрёл дар нечленораздельной речи, стали вырисовываться контуры весьма странного на первый взгляд происшествия.
- Он... Она... Вошел... Вошла... Через стену...- лепетал кассир, закатывая глаза и шевеля ушами, как таракан лапками. - Господи, прости и помилуй меня, грешника, но я этого не переживу.
- Послушайте, Гольдман, - резко прервал стенания несчастного кассира директор банка Кроуфорд, нервно распуская галстучный узел. - Постарайтесь сосредоточиться. Это, прежде всего, в ваших интересах...
Как ни прискорбно в том признаться, но раздражение директора относилось не столько к происшедшему, сколько к его несвоевременности. Будучи вытребован из кабинета в разгар интимной беседы с некой молодой особой, директор мысленно всё ещё пребывал в её обществе и, естественно, воспринял факт кражи как досадную, а потому неуместную помеху.
Упомянутая особа представилась директору внучкой барона Умрихта, того самого, чей далёкий предок числился в отцах-основателях банка со времен первых поселенцев. И вот юный, но прекрасный отпрыск благородного предка, на правах обыкновенной просительницы, интересовалась условиями, на которых могла бы стать клиенткой, как она выразилась, "самого уважаемого в финансовом мире учреждения". По неопытности и наивности посетительница не подозревала, что не банк должен выдвигать ей условия, а она ему. Эту новость, несомненно, для неё приятную, мистер Кроуфорд приберегал к моменту, который сам же и должен был определить, а пока наслаждался беседой с гостьей, как наслаждается пьяница вкусом, забытого за давностью лет, сортом виски.
Переполох в операционном зале разрушил очарование, в волнах которого плавал директор. Испросив у дамы соизволения, он снял трубку внутреннего телефона и осведомился о случившемся. Затем сказал:
- Обстоятельства, уважаемая мисс Умрихт, вынуждают меня покинуть вас, но я вернусь прежде, чем вы успеете соскучиться.
- Вы сама любезность, мистер Кроуфорд, - сказала внучка барона, ослепив обалдевшего финансиста такой многообещающей улыбкой, с какой ростовщик предъявляет к взысканию просроченные векселя. - Поторопитесь, вас наверняка заждались.
Надо ли удивляться, что раздражение директора излилось на убитого горем кассира. А тот продолжал бессвязно бормотать, глядя на шефа и благодетеля бесцветными, словно в предсмертной тоске, глазами:
- Он... Она... Сейф... Стена...
- Не мелите чепухи, Гольдман, - сорвался директор. - Причём здесь сёйф! Какая ещё стена! Наша электронная сигнализация, как уверяет фирма-изготовитель, среагирует даже на клопа, взбреди ему в голову объявиться в этих стенах. Не зная вас, Гольдман, на протяжении полувека, подумал бы...
- О, сэр, простите меня! - кассир захлёбывался в отчаянии, как утопающий в корыте, - моя вина безмерна, но, уверяю вас, сейф раскрылся сам, будто по мановению волшебной палочки.
- Уточните, Гольдман, кто это был, мужчина или женщина?
- О, сэр, пусть это не покажется вам невероятным, но мужчина и женщина одновременно.
- Понимаю, Гольдман, происшедшее вас потрясло, - произнёс мистер Кроуфорд и, не оборачиваясь, приказал заместителю, преданно дышащему в начальственный затылок:
- Доктора, Хардинга, и немедленно!
- Будет исполнено, сэр!
- Сообщите в полицию!
- Слушаюсь!
- Попросите от моего имени начальника полиции Киппинга, чтобы не присылали этого идиота Бумберса. Когда в прошлый раз он целый день проторчал в моём кабинете с миноискателем, утверждая, что, по его сведениям, в банк подложили бомбу, я, грешным делом, подумал, что предпочту ужасы преисподней общению с этим типом на земле.
Час спустя к месту происшествия прибыл сержант Бумберс.
Пробираясь сквозь возбуждённую толпу, сержант, со свойственной профессиональным неудачникам циничностью, определил, что "дельце", подсунутое начальником полиции, может иметь самые неблагоприятные последствия для его, Бумберса, предполагаемой карьеры. Отсюда и задача, для самого себя поставленная, найти преступников во что бы то ни стало, если даже для этого их придётся выдумать. Решимость сержанта объяснялась просто: последнее время его преследовали неудачи, причину коих связывал с появлением малютки Тейлора, хотя / и это известно любому уголовнику/ на службу в полицию не приняли бы даже лауреата Нобелевской премии с таким, как у Тейлора, росточком.
А Тейлора, тем не менее, взяли. Объясняли это по-разному. Одни предполагали в нём агента мафии, внедрённом, при содействии свыше, в полицейские структуры; по мнению других, он был любовником мисс Барк, из отдела кадров; третьи видели в нём дурака, без которого не может обойтись ни одна уважающая себя полиция. Лично Бумберс придерживался этой точки зрения, констатируя тем самым, что злодейка-судьба благоволит малютке Тейлору, стараясь, вероятно, загладить перед ним вину за то, что обделила его ростом.
Далеко ходить за доказательствами Бумберсу не было никакой необходимости. Достаточно сказать, что в дежурствах Тейлора никогда ничего серьёзного не случалось, если, конечно, не принимать в расчёт происшествия полугодичной давности, когда какой-то тип, по всем признакам мужчина, но в тоже время как бы и женщина, унёс у ночной бабочки дневную выручку. Но проститутка - не та шишка, ради которой ставят на уши полицию. К тому же, основательно запуганная, она не способна была прояснить ситуацию, ещё больше запутывая её своими сбивчивыми показаниями, напоминающими бред сивой кобылы. Малютка Тейлор ухитрился спихнуть расследование на Бумберса и Бог весть, чем бы это закончилось, если бы эксперты не заговорили о пришельце из космоса, а газетчики придали их рассуждениям окончательную завершённость. В силу сказанного, преступники, если таковые, разумеется, не являлись плодом разгорячённого воображения, не попадали под юрисдикцию землян, и Бумберс, вздохнув с облегчением, передал дело в архив.
Явившись в банк, сержант Бумберс снова заставил замороченного кассира изложить свою версию ограбления, отчего ясности не прибавилось. Бумберс снял фуражку, вытер тульей вспотевший лоб и углубился в размышления. Его первой мыслью было: деньги украл кассир. Некоторая безапелляционность мышления, присущая сержанту, объяснялась его уверенностью в непогрешимости собственного логического аппарата. Столь же непогрешимой представлялась ему и посылка: человек, постоянно имеющий дело с деньгами, но ими не пользующийся, чаще других балансирует на скользкой грани между Сциллой долга и Харибдой искуса, а предсказать победителя в таком единоборстве для сержанта не представляло труда. Впрочем, отчаяние кассира было столь естественным, а защита его директором, в интересах банка, всячески стремящегося пресечь панические слухи о нечестности служащих, столь яростна, что сержанту, не без некоторого внутреннего сопротивления, пришлось отказаться от устраивающей его версии. Надо было искать другую версию, более надёжную, или, по крайней мере, представлявшуюся таковой.
- Ну-ка, парень, - в свойственной ему панибратской манере обратился к отягощённому безумием кассиру, сержант, - опиши-ка ещё раз внешность грабителя. Уж очень она показалась мне знакомой.
Но тут последовал протест врача, явившегося одновременно с полицией и сейчас проделывающим над кассиром какие-то, показавшиеся сержанту странными, манипуляции.
- Придётся, сержант, поумерить свой пыл, - предостерёг врач, как показалось Бумберсу, с некоторой долей ехидства. - Мой пациент находится на грани срыва. Одно неосторожное слово, и кризис перерастёт в криз.
- В интересах следствия придётся пожертвовать здоровьем вашего пациента, - благодушно заметил сержант, - а если потребуется, то и жизнью.
- В интересах ваших - возможно. Тогда как мои интересы требуют, чтобы он выжил, но вы, полицейские, одним присутствием способны распугать самую стабильную клиентуру.
- Тогда, сэр, может, сумеете помочь и мне? - поинтересовался сержант с такой убийственной ухмылкой, что, казалось, авторитету врача никогда больше не подняться со смертного одра. Но "экскулапишко", как про себя называл его Бумберс, оказался на диво живуч и не только не собирался молчаливо проглатывать "сержантскую остроту", но, изловчившись, вернул её оппоненту, правда, уже под видом остроты медицинской:
- У меня создалось впечатление, почтеннейший, что ваш случай совершенно безнадёжный.
Сержанту Бумберсу не оставалось ничего иного, как притвориться будто острый, как укол шпаги, выпад прошёл мимо его переносицы. Именно поэтому он переключил внимание на директора банка Кроуфорда.
- Не кажется ли вам, сэр, возможным рассматривать ограбление вашего банка в свете представлений о внеземных цивилизациях?
Мистер Кроуфорд, всем своим видом демонстрирующий, что мнение доктора полностью совпадает с собственным, промычал:
- Не кажется, сержант, абсолютно не кажется.
- Но почему?
- Потому, что это кажется вам.
И снова хитроумный сержант обошёл очевидный выпад своим вниманием.
- Предположим, - продолжал он, - что активы вашего банка и впрямь заинтересовали мафиозные кланы с какой-нибудь Альфа-Центавра. С чем-то подобным мне уже приходилось иметь дело. Возникает, однако, при таком повороте событий, естественный вопрос: зачем?
- Что "зачем"? - приподнял брови директор.
- Зачем им наши... то есть ваши деньги?
- Не затруднюсь с ответом, сержант, - презрительно скривился директор. - Затем, что деньги нужны даже тем, кому ничего не нужно.
- Об этом я как раз и не подумал, сэр, - впервые смутился сержант Бумберс.
- Вопрос в другом, - продолжал размышлять директор, - почему они выбрали именно мой банк? Ведь сколько угодно таких, грабить которые куда безопасней, поскольку их владельцы предпочтут разориться, но не связываться с полицией. Возможно, грабителей привлекла наша высокая репутация, которая даже Там /он вознёс очи горе / столь же непреложна, как и здесь /он опустил очи долу/. Ведь преступникам, особенно высокого класса, столь же свойственно честолюбие, как и всем прочим творческим натурам.
Справедливости ради следует сказать, он не исключал и того, что могла иметь место простая случайность, но озвучивать эту мысль не стал.
Для сержанта Бумберса наступила сладкая минута торжества. Медленно растягивая слова во времени и пространстве, он произнёс: "Когда речь идёт о деньгах, сэр, честолюбие заключается не в том, чтобы поддержать репутацию, а в том, чтобы обчистить сейфы. Разве не этому учили вас в юности, когда приобщали к банковскому делу? Следует копать глубже, как говорят французские могильщики. И ещё они говорят, если могила оказалась пустой, значит, в ней была женщина".
- Женщина! Вы сказали женщина? - директор банка вытаращился на сержанта, как белый медведь на беглого каторжника. При этом он издал крик, по глубине и тональности напоминавшего стон раздавленного гусеницами судьбы неудачника-кассира, и опрометью кинулся в свой кабинет. Но тот оказался пустой в прямом и переносном смысле этого печального слова, будто неведомый ураган пронёсся по ста квадратным метрам паркета из морёного дуба. Вместо картин - пустые рамы, вместо хрустальной горки - предмета особых забот миссис Кроуфорд - куча битого стекла, да распахнутый сейф, словно открытая грудь, из которой вынули сердце.
- Он пуст! - орал мистер Кроуфорд, имея в виду сейф. - Он пуст!
- Вы что же, надеялись увидеть его полным? - произнеся эту фразу, показавшуюся ему самому верхом издевки и остроумия, сержант Бумберс в то же время проявил, предписанную ему служебным долгом, сноровку, подхватив впавшего в полуобморочное состояние директора почти у самого пола. - Вот и хвалённые ваши спецшрифты и замки... Не могу, впрочем, не засвидетельствовать необыкновенную ловкость преступников и не выразить, как профессионал профессионалам, своё восхищение. В одном они всё-таки просчитались, решив, что смогут ввести меня, сержанта Бумберса, в заблуждение.
Произнеся эти слова, и вдоволь насытившись отчаянием того, кто ещё недавно демонстрировал откровенное к нему презрение, сержант Бумберс по радиотелефону запросил из компьютерного участка полиции сведения о нераскрытом преступлении против проститутки. Минуты приятных ожиданий - и вот перед ним подтверждение того, в чём он не сомневался: нынешнее происшествие - одно к одному - напоминало то, давнее.
- Талант - он и в мелочах талант! - торжественно провозгласил сержант, только сейчас
заметив, что всё ещё держит на руках директора.
- Вполне солидарен с вами, сержант, - поддакнул затравленный директор.
- Мы наверняка имеем дело с новым видом преступлений - космическим, - продолжал разглагольствовать сержант. - Но главное сделано: почерк преступника установлен, а уж пусть другие выясняют, кому именно он принадлежит. Вы согласны со мной, сэр? - сержант с размаху уронил директора на пол.