Утро, купаясь в лучах яркого солнца, упоенное свежим, теплым дыханием, законно вступало в свои права. Едва пробиваясь сквозь взбитые пеной облака, лучистое сияние ласково обволакивало мальчугана, с любопытством заглядывая в его переполненные печалью глаза. Мальчишка, сидел на могильной плите сельского кладбища, и тяжело вздымая детскую грудную клетку, время от времени громко посапывал. Весна, нарядившись в белые цветущие сады вишен, пришла в этом году на десяток дней раньше, чем обычно. Она благоухала, дарила веер ароматов, перешептывалась с ветром, и весело кружилась в танце, обнимая молодые листочки деревьев. Словно, неведомые силы природы договорились взять опеку над дитем, невольно оказавшимся в одинокой, беспроглядной бездне страданий.
Сирота при живой матери... На вид мальчугану было не больше восьми прожитых лет. Неровно подстриженная копна густых рыжих волос, все время непослушной челкой падала в его открытые глаза.
Вот, порыв южного ветра осторожно взлохматил отливающие медью волосы ребенка, и заставил его на мгновение оторваться от глубокой безрадостной думы. Мальчик зачесал ладонью непослушные вихры, и, сгорбившись старичком, поджал под себя острые коленки. Домой идти не хотелось. Здесь, на могиле бабушки схороненной два года назад, было спокойно и уютно. Он с нетерпением ждал окончания длинной, холодной зимы: старательно цветным карандашом зачеркивал цифры календаря, и каждый день успокаивал себя мыслью об уходе из дома. И вот, наконец, дождался. А скоро не за горами и лето. Артем, как и в прошлом году, сможет проводить темные ночи прямо тут - на кладбище. От места захоронения бабушки, если глянуть чуть левее, минуя несколько могил, по протертой шагами дорожке располагался старинный, покрывшийся ржавчиной склеп. Одному Богу было известно, сколько столетий назад его выковал кузнец. Снаружи он уходил острой пикой в небо, а книзу сужался и был больше похож на пирамиду, чем усыпальницу. Зато там внутри, было тепло, сухо и просторно. Если взять с собой фонарик и запасные батарейки можно даже читать книжки и не беспокоиться о том, что кто-то среди ночи тебя выгонит вон. Правда, если случалось - поднимался сильный ветер - спать было невозможно. Усеянный дырами коррозий, отошедший в сторону железный лист орнамента болтался как ненужная деталь. И под напорами ветра бился об склеп, издавая сильный грохот и скрежет металла. "Скоро все будет хорошо", - мысленно успокаивал он себя. Единственная проблема серьезно стоявшая перед ним, заключалась в отсутствии денег и еды. Зато с наступлением тепла, появлялась счастливая возможность теряться в рыночной толпе и, оставаясь незамеченным таскать с прилавков фрукты и овощи.
Зимой было сложнее. Холодно, скользко и народу совсем мало. Попробуй на безлюдном месте - потаскай. Да еще конкуренты, в лице стайки местных пацанов. Если увидят, что на их территории без проса воруешь - забьют насмерть. Однажды ему удалось дать деру, и скрыться от преследователей. Сердце уходило в пятки. В спину летели угрозы и предупреждения не появляться на рынке без ксивы Хромого лидера. Хромой - это главный начальник базарной шпаны. Попадешь к нему в руки - беды не оберешься. Заставит день и ночь работать попрошайкой, да каждую копейку ему отдавать. сидящий на остановке рынка. Сам то Хромой, просто сидит на остановке рынка, и ждет, когда добрые люди кинут ему в залоснившуюся жиром кепку, подаяние. Вот бы ему Артемке так легко зарабатывать денег. Только для себя самого и ни с кем не делиться. Тогда он смог бы купить себе школьные книжки и новый портфель. Мальчик вспомнил о лете не зря. Ведь именно в летнее время, и особенно в выходные дни на базаре будет много народу. Тогда, он без страха сможет свободно шарить по прилавкам, не боясь расправы местных. Хлебом и горячей тарелкой супа его иногда прикармливала сердобольная соседка тетя Тома. Иногда - потому, что она работала геологом и часто уезжала в экспедицию. Но это был так редко, что Артему приходилось ежечасно ломать голову над единственным вопросом - "где сегодня взять поесть?" Дома еда появлялась периодически. Обычно это были вареные макароны или дядя Толя приносил колбасу. Украдкой, когда никто не видит, можно было отрезать кусок - другой, и заморить червячка. Но это только в том случае, если от батона колбасы уже отрезали. Если же он был цел, Артем, не смел к нему притрагиваться. Заметит дядя Толя - убьет. Мать, Анастасия Павловна почти никогда не готовила. Сколько себя помнил Артемка всю жизнь он с детства проводил в доме горячо любимой бабули. "Эх, - думал он - осталось потерпеть еще несколько дней и можно с вещами перебраться на кладбище". Тут он в прошлом году нашел приют и был необычайно свободен и далек от нехороших людей. Приятная окружала его атмосфера. А еще он любил бродить по могилам и всматриваться в фотографии усопших. Он даже обрел среди них несколько друзей своего возраста и иногда заскакивал к могилам, чтобы поболтать. Ему нравилось додумываться: каким человек был при жизни. Что он любил поесть. Какие книги читал. Артем удивлялся, что среди всех вместе взятых умерших, было много детей. И много на табличках одинаковых слов - "погиб трагически". Именно здесь, среди сотен крестов и памятников, была тихая умиротворенная обстановка. Дышалось полной грудью. Легко. Свободно. На душе было спокойно: не то, что среди живой суеты...
Самой ужасной и страшной пыткой для Артема было его появление в стенах родного дома. Даже, дворовые пацаны, и те, что с базара вечно стоявшие на его пути - не вызывали у него столько ужаса. Совместная жизнь под одной крышей с пьяницами, была сущим кошмаром. Ему часто казалось, что кто-то совершил ошибку, когда дал возможность ему появиться на свет. Наверное, Бог не знал о ней. Потому, что он был добр и все и всегда видел. Если бы Бог знал, что Артемка голодает и ему плохо, он бы обязательно помог. На небе кто-кто скрыл факт его рождения и не доложил Царю небесному об этом. Другого объяснения ребенок найти не мог. Бабушка говорила, что Господь обязательно ему поможет. Надо только верить. Она часто прижимала его к своей теплой мягкой груди и, утирая слезу, повторяла: "Господи помилуй, спаси и сохрани Артёмушку - мальчишечку моего славного. И дай Бог ему здоровья, и счастья". Потом, утыкалась своим носом в его волоса, и громко вздымая грузное тело, всхлипывала. В прошлом, коротая холодные, зимние вечера они зажигали свечи, и под мерцающим пламенем пляшущих огоньков, читали мудрые книжки. Бабушка не только научила его читать, но и посвятила в таинство. Она помогла ему выучить волшебные слова, с помощью которых он обратиться к самому Богу! Он теперь их знает наизусть: "Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое...". Но он еще ни разу не смел, прочитать их вслух. Просто все время посматривал в голубое бездонное небо и образно представлял светлый лик Создателя. Артемка все время думал, что перед взором Великого, он должен предстать в новой рубашке, чистый, вымытый, и обязательно учеником первого класса, а то вдруг Бог рассердится и подумает что Артем плохой. Это была его детская мечта. Стать другим и жить по-другому. Мальчик знал, что до божественной милости рукой подать. Он обязательно скоро прочтет эти сокровенные слова...Когда бабушка была жива - мама пила меньше, а ее новый друг - дядя Толя приходил очень редко. Но, со смертью все изменилось. Мама продала рубленый бабушкин домик. Продала их благоустроенную квартиру и купила однокомнатную с частичными удобствами в старом фонде. Деньги пропила с чужими людьми. Артему с этих денег она опять так и не купила новый портфель. Хотя клялась здоровьем, что образумится. Она обещала бабушке, что ее внук обязательно будет учиться, и будет сытым и обутым. А в этом году он снова не пошел в первый класс...
Родной дом, стал домом чужим. Вечно пьяная мать, в грязном засаленном халате, с оторванными пуговицами, ищущая на коленях мелочь по углам квартиры... И дядя Толя, со сморщенным малиновым лицом и агрессивным взглядом. Всякий раз, когда Артему приходилось сталкиваться с ним один - на один, тот вечно распускал свои руки похожие на клещи, и не упускал случая больно отвесить оплеуху, или пнуть ногой в зад. А однажды, - Артем никогда не забудет этот сущий ад - он проснулся от сильных ударов в бока. Еще не открыв глаза, он уже знал кто его обидчик, но не мог понять, почему он делает это. Наверное, дяде Толе доставляло удовольствие видеть, как он корчится от боли. Ему нравилось избивать, мучить и унижать беззащитного ребенка. Слышать его крики и видеть его слезы. Тогда, согнувшись от острой колики в печени он зарыдал, и, сквозь всхлипы истошно звал мать на помощь. Но та, спала на кухне беспробудным, пьяным сном. Она была жива - рядом, но была такой чужой - далекой. Да, живая мать, которая умерла. И покойница бабушка, которая была вечно живой. ...Посыпались тупые удары на голову, ребра, ноги. Колокольным звоном шумела голова. Загорелись жарким пламенем огня места ссадин и ударов. Сжавшись в комок, он лежал на грязном полу, прижимая локти к груди. Обхватив руками густые волосы, мальчик старался защитить голову от тяжелых ударов рассвирепевшего мужчины. А потом... Дядя Толя поднял его с пола, и, скрутив субтильную фигурку в плотных объятиях, с силой зверя согнул его тело пополам. Глаза ребенка застилала мутная поволока и тошнотворно погружала сознание в страшный сон, у которого не было ни конца, ни начала. Он, был полностью в руках истязателя...
Артем, передернулся от страшных воспоминаний, и вдруг исказив мимику лица приоткрытым ртом, бесшумно толкая воздух из легких - разрыдался. "И не оставь дитятко на растерзание врагу" - звучали ласково бабулины слова в голове. Вот, и появились слезы, и сейчас они его задушат насмерть. "И дай Бог, ему прожить счастливо, душевно и покойно" - снова шептал родной голос, вытягивая из сердца Артемки последние капли воли... "Ба, - взмолился он, обращаясь к кресту - помоги мне... - шептал мальчуган, глядя на выбитые буквы таблички... "Попроси за меня Бога, пожалуйста. Услышь меня...". Но вокруг был слышен только шорох листвы, да отголоски от свистящих звуков дуновения майского ветра... Артем, и сейчас оттягивал время похода домой. Бродил по знакомым могилам. Срывал верхушки листьев у травы, подбрасывал в воздух мелкие камушки, и лишь потом, просидев до самого вечера на могиле бабушки, наконец, успокоился. Поглощенный воспоминаниями, он только с наступлением сумерек, собрался с духом и решился - отправится в дом. "Только бы все спали", - сжав в кулачке дверной ключ, мысленно молил он.
Но вдруг вздрогнул от сильного треска сухих сучьев. Насторожившись, он как вкопанный уставился на могилу и напряг слух. Треск веток усилился, и теперь он понял, что это сзади, за его спиной стоит кто-то чужой.
- Это кому так шыпко подвезло? - отчетливо раздался в тишине старческий хрипловатый голос. Очень строгий, и пронизывающий слух.
Артем набрался смелости и обернулся. Перед ним предстал невысокого роста крепкий старик с белоснежными волосами, одетый в стеганый бушлат и высокие резиновые сапоги.
- Я говорю, кому так повезло во внимании? - повторил он вопрос, буровя его существо колючими глазами.
- Ну, что? В рот воды набрал, да? Мальчуган отрицательно помахал головой, и вжал голову в плечи.
- Что-то парень ты не шыпко разговорчивый. Незнакомец обернул ограду и, протиснувшись между соседними могилами, оказался рядом с ним. Подошел ближе к кресту и, наклонившись лицом к табличке, по слогам вслух зачитал: - Фе-до-се-ева Анна Иль-и-ниш-на.
- Судя, по всему бабушка? Аль ты случайно тут, у могил ошиваешься? Артем молча закивал головой.
- Что, да? Кивает он мне, видишь ли. Бабушка али чужой?
- Нет, не чужой. Да... бабушка...
- Ну, слава силам природы! Заговорил, наконец. Прогресс неимоверный. Вот я и говорю, что повезло твоей бабушке. С утра никого отродясь тут не видывал. Оно может быть покойникам и неважно, что тут творится у их могил. Но, душе все же приятно когда помнят о ней и поминают добрым здравием. Оно ведь вон как. Покойников нужно или забыть навсегда, или помнить только хорошее. А еще нельзя привязываться к мертвым. Шыпко не любят души, когда терзаются по ним. Я вот погляжу, ты слезу тут пустил. Сырость развел, а ведь неправильно поступаешь. Привязываешь и себя и душу бабушки. А это грозит неприятностями. Артемка от удивления открыл рот, и часто захлопал ресницами.
- А пошто один то? Где родители? - продолжал задавать вопросы странный дед, делая ударения в словах, почти как его бабушка.
- У меня нет никого - солгал мальчик, и прикусил верхнюю губу.
-А вот это очень плохо. Дюже плохо. Ай-йа-йай, - тряхнул дед седой головой.
- Малой ребенок, без тени смущенья, врет старику. Я то просекаю момент лжи, знаешь как остро? Я вот на тебя гляжу, и вижу все твое естество насквозь. А он мне, видите ли: "нет никого" - исказив голос, пародировал он мальчишечьи слова, передавая при этом точную их интонацию.
- Оно в жизни как? Если нет родителей, стало быть, место дитю в приюте. А коли ты здесь и без взрослых, значится либо сбежал из дома, либо бродяжничаешь, расстраивая прах горячо любимой бабушки. Артем свесил ноги на землю и, уткнувшись носом в рыхлую почву, засопел.
- Мать, то есть у тебя? В ответ старый незнакомец получил награду - экивок неразговорчивого ребенка.
- Мать непутевая небось? Я смотрю, одет легко, а погодка еще не важная. Ночью дождь собирается. Глянь на небо, видишь, как затянуло тучами? Да и ветерок, начинает хулиганить не на шутку. А ты горемыка в одном свитерке и летних сандалиях. Вот я и говорю, что мать непутевая. Артем исподлобья глянул на небо. Всмотревшись в чернь облаков, вдруг задумался. Он ясно увидел расплывчатый, воздушный облик Бога и на время оглох. Слова пролетали мимо ушей. Потом, образ растаял, и он вернулся снова на землю к хриплым расспросам старика.
- Ладно, пострел, - прозвучало достаточно твердо. - Давай подымайся, да пошли за мной. Накормлю тебя, чая горячего погоняем, и ты мне все расскажешь? Мальчик удивленно приподнял белесую бровь, вытягивая шею вперед, словно сомневался в словах незнакомца.
- А вот это правильно - поднял в воздух старик указательный палец. Я - чужой и ты боишься меня. Все верно. Сейчас шакалья полно всякого развелось. Эт раньше времена были спокойные, размеренные и справедливые. А сейчас, - он махнул рукой - одно безобразие. Одним словом, ад на земле. Старик присел перед мальчишкой на корточки и, глядя ему в лицо, продолжал говорить: - Раньше то оно как было? Вышел из острога тюремщик весь колотый пероколатый, зеленый как хвоя, отсидел за преступление, а на воле ребенка не моги трогать. Никогда руку не подымет. Лишний раз карамелькой угостит, да порадуется. А сейчас? Один сброд, да озлобленные отморозки. Да, садистов всяких как из мешка высыпалось. Кто их только наштамповал окаянных. Услышав последнюю фразу, сердце мальчугана екнуло, и перед глазами всплыл образ ненавистного дяди Толи. Артем, не понимал к чему клонит старый незнакомец, рассказывая всякие странные вещи, но продолжал смотреть ему в лицо и слушать.
- А маманьке твоей, уже давно бы прищучили хвост, да к порядку привлекли за халатное воспитание. А сейчас никому ничего не нужно. "Моя хата с краю" - всенародный девиз. Впрочем, этот девиз всегда имел успех, - почесав затылок, подчеркнул старик. - Люди прячутся друг от друга как твари инопланетные. Вот так помрешь в собственной квартире, да пролежишь в ней до тех пор, пока соседи не учуют запах тухлятины. Вот и все внимание. Такие нынче времена...
- Ну, так что, пострел? Надумал чайком побаловаться? Артемка сморщил нос, и громко хлюпая, провел ладонью у ноздрей, утирая сопли.
- Ладно. Скажу тебе так. Коли сердце подсказывает что-то неладное, вставай, да тикай до дому. А ежели, имеешь внутреннее расположение к словам моим - то вставай на ноги, да пошли в гости. Больше я тебе ничего сказать не могу. Нет, надобности мне уговаривать тебя. Иначе подумаешь, что дед слишком уж гостеприимен и усомнишься. А сомнения то, они штука суръезная. Раз влезет в голову шальная мысль - считай, что покоя не будет. Расстегнув ворот бушлата, старик почесал шею. И еще прождав несколько минут ответа ребенка, раздосадовано приподнялся, собравшись уходить.
- Ну, как знаешь, - махнул он рукой. - Побрел я. Сиди, коли, нравится истуканом быть. Только прислушайся к моим словам. Перевари их. А я откланиваюсь, и уношу себя прочь. Погодка уж вовсю требует схорониться. Того гляди польет как из ведра. Артем посмотрел вслед медленно удаляющейся фигуре и, наконец, проглотив свежего воздуха, бесшумно опустил ноги наземь.
Старик, шел не спеша: покачиваясь телом то вправо, то влево, будто каждый его шаг был не настоящим. Словно не ногами шел, а протезами. Небо хмуро стемнело, спрятав в мрачных одеждах серебряные брызги звезд. А темно-серые облака вперемешку с красками синевы и фиолетовой грязи стремительно уплывали вперед, погоняемые ветром как парусные корабли. Лишь вездесущее око луны, настырно пробиваясь сквозь унылую палитру, продолжало исполнять свой долг - заливать светом в ночи две фигурки. Артемка подтянул падающие вниз штаны, и теперь уже держал штанины засунув руки в карманы. Старик откашлялся в кулак и сделал вид, что не знает, как мальчишка идет вслед за ним по пятам.
Протоптав изогнутую линию пыльной тропы, уводящей прочь от могил, старик вышел на пригорок и глазу мальчугана открылся вид деревянной сторожки. Мальчишка не знал, что сказать и нужно ли ему откликаться. Он просто ждал удобного случая, когда старик сам заметит его присутствие.
Небольшой домик из пластин коричневой древесины убитой временем и дождями уныло мерцал своим оконным глазом, приглашая уставших путников внутрь. Артем вдруг от неожиданности встрепенулся, словно перед ним восстал призрак. Просеменив весь путь, он уткнувшись носом в дорогу шел по следам старика как послушный волчонок. И теперь, наконец, поднял веснушчатое лицо и увидел дедов хмурый лоб.
- К-хе, к-хе (откашлялся старик в рукав бушлата)
- Таки решился? Ну, слава силам природы. Давай заноси свое тело в хоромы. Артем уверенно ступил ногами на крыльцо, и, вцепившись в ржавую ручку, под натиском тела отворил скрипучую дверь. Он оказался в небольшом коридоре заставленным всякими корзинами, ведрами и прочим хламом.
- Скидывай свои сандалеты, вон бурки натягивай, - скомандовал старик.
- Покойная Матрена Павловна срукодельничала, - сказал он, указывая на высокие, обрамленные тонкой опушкой тапки, лежащие у стены.
Артем, послушно последовал совету деда, и уже было, хотел улыбнуться, но вместо детской улыбки, из глаз брызнули две крупные слезинки.
- Эй - эй, ты чего это удумал? Ностальгия никак пробивает? Он подошел к ребенку и, потрепав его по рыжей голове, усмехнулся в усы. - Бурнастый ты, какой, однако. Огненный, как лисица. Теперь мальчуган мог хорошо разглядеть этого человека. Пока старик старательно вешал затертый бушлат на крючок и снимал сапоги, мальчик внимательно изучал его черты лица, и все больше и больше понимал, что опасность ему не грозит.
Артем дал старику на вид лет шестьдесят семь. Хотя он не знал точно, как определять возраст и насколько он прав в расчетах. Но, он точно помнил возраст своей бабушки и отметил про себя схожие их черты во внешности. Такое же покрытое морщинами лицо. Правда, у старика все же лицо было посуше, но это, потому, что он был худее. Большая складка на лбу, и две глубокие берущие начало у крыльев носа. Большой прямой нос и тонкие с сизыми пятнами фиолетовые губы. Самое приятное в лице человека были его глаза. Сейчас они излучали тепло и надежду. Но в то же время взгляд - если дед хмурил брови - был колким и необычайно суровым.
- Ну, что пострел? Пришло время приступить к азам культурного общения. Ты давай проходи в комнату, усаживайся удобнее за стол, а я щас мигом сварганю нам еду, да самовар поставлю. Оно то конечно можно и на газе, но вода лучше для чая в самоваре получается... Дед, оставшись в одной клетчатой рубашке, прошаркав тапочками пол, скрылся в другой комнате задернутой цветастыми занавесками. Артем уже сидел на лавке, болтая в воздухе ногами, и открыв рот, разглядывал владения хозяина. Почти все также, как у бабули. И портреты на стене черно-белые и часы настенные с молоточком - маятником, и даже черный стенной шкаф. Только в переднем углу, икон на стене не было. Часы свои тиканьем наполняли шумом комнату и наполняли сердце ребенка приятным умиротворением...
- А вот и наша гоститва, - радостно раздался голос, и в комнату вошел под клубами пара с кастрюлей в руках довольный старик. Бери ложку, тарелку...А хотя нет постой! Итак, малой, как тебя величать то?
- Артем, - громко выдавил мальчуган, чем очень удивил старика.
Тот засмеялся и проговорил: - Так вон значит, какой у тебя голос Артем генеральский, а то молчал, как рыба водная, да пузыри пускал. Хорошее имя. Русское. Хоть и придумали его греки, все одно, в старину на Руси многих так величали. А мое, стало быть, Семен Аркадьич. Вот и познакомились.
- Ну, Артем, теперь налетай. Голодный, поди, как свора одичавших собак.
Артемку переполняло счастье. Последний раз, горячую еду он ел неделю назад, а до этого таскал ненавистные слипшиеся макароны, да корки хлеба. От разваренных желтых картофелин, поднимался в воздух теплый пар. На газетной бумаге аккуратно была нарезана жирная сельдь, и руки мальчишки без излишней робости ухватили несколько кусков. Он ел так быстро и часто давился, что вызывал неподдельный смех и добрую иронию у старика.
- Ай, да молотильный аппарат у тебя малой. Смотри полегче, нельзя перекармливать голодные мощи коли несколько дней не имел маковой росинки во рту.
Семен Аркадьевич ел мало - все больше наблюдал за ребенком и вспоминал своего внука. Давно это уже было. Его взрослый внук живет с отцом на Сахалине. Общаются редко. Вниманием старика особо не жалуют. "Эх, дети, дети", - взгрустнулось ему.
- Ты ешь, ешь. Налью чай, пока стынуть будет - можно и погуторить. Артемка еще обратил внимание на то, что у деда Семена, не было телевизора в доме, а на ветхой этажерке стоял огромный ящик, обтянутый плотной материей и в ряд имел множество кнопок.
- Это приемник - ответил Семен Аркадьич, обнаружив на лице мальчугана любопытство.
- От телевизору проку нет. Был у меня еще при жене покойной, хороший, добротный, японский. Да с тех пор, как померла супружница, уже не могу всю эту клоунаду смотреть. Ни к чему мне это. Да Матрена Павловна сама часто за сердце хваталась. Бывало сядет в кресле - раньше жили мы в квартире, эт я щас перебрался сюда сторожем. Возьмет в руки клубок пряжи, да и знай себе выводит петли, да ушами слушает россказни новостные. А там все страсти мордасти. Прежде, был у меня советский аппарат - "Рекорд" назывался, вот из него выходили хорошие новости. Старик почувствовал, что Артемке многих сказанных им вещей не понять, поэтому вдруг осекся на полуслове, и решил общаться на доступные его пониманию темы. Иначе не останови он свои воспоминания - его нерастраченные мысли аполитичного человека, наверняка, окрасятся досадой и сожалением ребенка. А мальчонке сейчас внимание нужно.
- Мамка то не кинется искать тебя? Артем покачал головой и проговорил: - Ей все равно. Пьет она все время.
- Что прямо-таки беспробудно пьет, и совсем забыла о сыне? Не могу поверить. Хотя, в жизни всякое бывает. Давно пьет то?
- Давно. Но, я у бабули всегда жил. Она меня воспитывала. А как ее схоронили, мамка продала ее дом, продала двухкомнатную квартиру, и купила однокомнатную. В ней сейчас и живем все.
- А куды ж, власти то глядели? Ужель не видели кто продавец? Ужас времен войны ты мне поведал Артем. Значится, ты теперь прописан в этой однокомнатной? Хм. Артем кивнул головой. О прописке он знал. Часто слышал это слово от дяди Толи, который напившись начинал кричать на мать, и требовать чтобы она его прописала. Бил ее головой об стенку, и только когда она падала без чувств, откладывал решение вопроса на поздний срок.
- А на что ж она пьет? Где ж деньги берет? Чем за квартиру платите? Мальчишка поморщился, и затолкав селедку в рот, проговорил:
- Пенсию она на меня получает. Бабушка говорила, что отец попал под машину, когда мне было два года. А еще часто дядя Толя приходит с бутылками и приносит иногда еду.
Старик хмурился, и все время качал головой. Заметив с каким трудом ребенок отзывается о неком дяде Толе, спросил:
- Он, тебя обижает?
- Я, я боюсь его...
- Хм. Непорядок. Соседи то, что... куда смотрят? Неужто никто участкового вызвать не в силах? Артем пожал плечами.
- Мы живем в двухэтажном старом доме - там соседей мало. Дядь Толя говорил маме, что этот дом под снос, и чем больше народу прописано в одной комнате, тем лучше - квартиру дадут больше.
-Мда... дела плохи... больше площадь нужна как я понял, только для того, чтобы продать подороже... Пора Артем - как тебя там по батюшке? - на место твою несуразную маманю ставить. Иначе себя погубит, да тебя на улице оставит.
- Деда Семен. А можно я у тебя сегодня переночую? - уже осмелившись, спросил мальчишка в полный голос.
- Не можно, а нужно. Завтра проведаешь атмосферу в доме, да снова, беги сюда. Мне все будет веселее. Вот только в одном беда Артемка. Матерь твоя до добра не дойдет сама, а до зла ей помогут. Как бы чего не случилось. Ситуация дюже нехорошая. Ты вещицы свои прихвати, да сразу возвращайся. Если что не так, удирай, не связывайся с пьяными.
- Я рано пойду. Они спать будут.
- Вот и ладно. А я тут до обеда могилку Матрены Павловны подправлю, да присмотрю за чужими могилками, а потом вернусь - карпа поджарю с картошечкой. Ты ежели придешь пораньше, так заходи и располагайся, меня не ищи, я приду все одно. Что малой нос повесил? Не переживай, все будет хорошо. Придумаем, как жить дальше. Никуда не денемся. А вот и взял бы я над тобой опекунство если б возраст был мой подходящим. Только ведь никому дела нет, что мать пьющая, не дадут тебя в мою опеку. С другой стороны, и в детдоме быть не сахар. Но из двух зол как говорится, выбирать нужно меньшее. Врут люди себе, когда заявляют: "какая никакая - все же мать". А по мне лучше, чем когда совсем нету. Да лучше без матери жить ей Богу, чем с такой... Семен Аркадьич запнулся и, увидев в глазах Артема сожаление, решил промолчать. Не стал называть "подходящим" словом родительницу.
-Ладно, скидывай порты, да лезь в постель. Время уже за полночь. Старик подошел к стоящей у стенки кровати, и отдернув покрывало, обнажил белые постельное белье. Затем перевел взгляд на Артема, и вздохнув покачал головой.
- Проглядел я момент важный. Не пущу тебя на кровать, покуда грязь с себя не смоешь, да ножищи мочалкой не отскоблишь. Мальчуган, оставшись в трусиках, и маячке внимательно осмотрел себя с ног до головы. На щиколотках и правда была грязь, и на локтях тоже.
- Это я дурак старый посадил тебя за стол неумытого, но в том было осмысление. Иначе бы умер ты от голоду. Верно? Я тебе ежели имеешь желание расскажу сейчас как, да что, и где мыться. Я тут во дворе смастерил деревянный душ. Вода там еще холодная, но я в баньку хожу обычно а это так для лету. Придешь вот так с обхода моих подопечных да надо бы с себя смыть землицы могильной. Давай, малой оденешь мою пижаму, она тебе до щиколоток будет в ней и будешь спать, а бельишко то я твое постирую. А рано встанешь, наденешься в свое барахло, да сбегаешь до дому за вещами. Там и разберемся что к чему. Артем снова напялил на себя одежду, и покорно встал у входа, ожидая, когда старик проводит его в душ.
"И дай Бог счастье, моему внучку любимому, милостью твоей Господней" - снова появился голос бабули и Артемка радостно вздымая диафрагму, выдохнул воздух из легких.
- Дед Семен. А почему у тебя нету икон совсем?
Семен Аркадьевич вдруг побагровел в лице, и гневно вспыхнул. От такой неожиданной реакции на сказанные слова, Артем попятился к стенке, испуганно всматриваясь в колючие глаза старика.
- Нечего им тут делать, в моем доме, этим образам. Не хочу чужих глаз в хате. Пошли в душ, - резко скомандовал он, хватая за руку Артема. Вон видишь, на вертушке дверь закрыта? Отвори и заходи. Краник внизу, чай дотянешься. Мылом не забудь свою бурнасту голову промыть. Да не лей водицы много, иначе замерзнешь, да яму наполнишь сверх меры. Давай беги. Он легонько толкнул ребенка и, убедившись, как за ним закрылась дощатая дверь, зашел в дом. Мальчишка своим вопросом погрузил его в нерадостную думу.. Семен Аркадьевич утратил веру в Бога с тех пор, как, заболела жена. Он не переставал, молиться и падал в колени Господу с единственной просьбой- исцелить здоровье Матрены Павловны. А в ответ получил ее длительные страдания, потухший взгляд, да холодное тело. Мучалась покойница денно и нощно от свирепствующей заразы пожирающей ее добротное, некогда упитанное тело. Сколько он себя помнил, столько был верой наполнен, да дела по жизни дурные вроде не совершал. Были, конечно, грешки мелкие, а у кого их нет? Но Бог решил не так как хотел Семен Аркадьевич. Он решил отвести душу любимой жены... С тех пор, что-то разом надломилось в нем. Словно живьем под пресс попал. И пил много, и работать перестал, всякое было. А однажды спохватился - глянул на портрет Матрены - почувствовал укор, да образумился...
Размышления убежали прочь в никуда, когда дверь едва скрипнула, и на пороге возникла мокрая фигурка Артемки. Он стоял и трясся от холода как облезлый пес, попавший в пургу.
- Полотенце не дал, эх, я старый пень, - хлопнул старик себя по лбу...
Мальчишка, спал сладким сном, скатавшись в клубок, как лисенок в норе. А по старой крыше, и стеклам окна стучал долгожданный ливень...
Несколько дней Артем беззаботно прожил в гостях у старика Семена. Разговорился. Улыбаться стал. Иногда заливался громким смехом, когда дед начинал байки рассказывать. А тому, самое то наградой был детский смех. Мальчонка с горящими глазами зачарованно слушал истории старика и, радуясь их совместному общению, сладко уходил в объятия Морфея.
Погода уже совсем установилась. Конец мая. Холода сраженные теплом, исчезли в никуда. Отошли до поры до времени...
В воскресное утро, старик удивляясь приливу энергии, успел сбегать на рынок Осторожно, на цыпочках, оставив тапки в дверях, подошел к мирно спящему в постели Артему. От волнения дрожали руки, и блуждала на лице легкая улыбка. Он тихонько, чтобы не разбудить ребенка, положил в ноги поверх одеяла новенький, пахнущий клеем ранец, и пакет туго набитый книжками и тетрадями. Там были даже счеты и палочки. Дед набрал все, что услужливые продавцы канцелярских товаров насоветовали положить в набор первоклассника. Семен Аркадьич остался довольным. А радости мальчишки, казалось, не было не конца...
И вот наступил день, когда мальчуган стал испытывать тоску по дому. Волновалось о матери сердце детское. Было решено - с утра, до дому, а после к старику обратно. Накануне Семен Аркадьевич вызнал адресок мальца. Словно чувствовал, что так положено...
Сейчас, он брел между могил и думал о проблеме будущего. Хотел помочь мальчугану с оформлением в школу. Он уже знал, что скоро, очень скоро им придется расстаться. Пройдет лето и все переменится. Тоскливо обкатывал ситуацию и тяжело вздыхая, оставлял ее решение на потом. Артем задерживался. Старик, справившись с делами, сидел в одиночестве все поглядывая на часы, и с нетерпением ждал его возвращения. Ни к обеду, ни к ужину мальчишка не появился. Семен Аркадьевич ни на шутку встревожился, когда стрелки перевалили за восемь вечера.
"Экая старая развалина. Не додумался пойти вместе с ним", - вслух ругал он себя. "Только бы все обошлось. Сердце что-то щемит - неладное чует". Часы ожидания становились невыносимыми, а теперь по сумасшедшему медленно тянулись даже минуты. Он не находил себе места, и все время выбегал за околицу в надежде увидеть маленький щуплый силуэт Артемки. Затягиваясь едким дымом "Беломора" старик заметно нервничал, но старался ни впадать в панику, и не думать о плохом. Лишь глубоко за полночь он отправился спать с единственной мыслью - "утро вечера мудренее". Если следующим днем до обеда Артем не вернется - пойду к нему домой". Сразу уснуть не получилось. Проворочавшись на постели, он сомкнул веки только на рассвете. А, проснувшись от стука в стекло, ощущая ломоту во всем теле, подбежал к окну и с сожалением обнаружил могильщика.
- Аркадьич, я тебе лопату вернул там, у забора поставил. Потопал я домой. Старик закивал головой, и спровадив равнодушным взглядом незваного гостя, наконец засобирался в дорогу искать Артема. Он сразу нашел дом, о котором рассказывал мальчик. Обшарпанные стены подъезда, и обитая дешевой пленкой дверь. Вместо звонка два провода, торчащие в разные стороны как усы таракана. Семен прислушался - тишина. Постучал в дверь, никто не отозвался. Тогда он сжал кулаки и стал барабанить беспрерывно. Послышался шум шагов.
Дверь, наконец, отворилась, и на пороге вырос заспанный алкоголик в растянутой от многочисленных стирок тельняшке. Щуплое пронизанное венами тело, местами, покрытое синюшными пятнами издавало неприятный запах дешевого спиртного. Он с трудом раскрыл глаза и, покачиваясь как лодка на волнах, едва связно выдавил: - Чё надо?
- Где ребенок?
- Какой еще ребенок? Отвали, - произнес пьяный тип, собираясь закрыть дверь.
- Ну, ты мразь, - шагнув внутрь помещения, произнес Семен, отталкивая в сторону пьянчужку, - Я повторяю, где пацан?
- А по какому праву, ты вламываешься в частную собственность? - взял на высокой ноте Толик.
Семен Аркадьич прошел внутрь темной комнаты и нащупав выключатель, щелкнул свет. Квартира напоминала настоящую помойку. Чего здесь только не было. И гора окурков на полу, и рыбьи кости и пустые бутылки. И глухо задернутые старые шторы, нанизанные на карниз веревку. И едкая вонь спирта вперемешку с едой и дрожжами. И пьяная мать, на диване мирно сопящая в угарном сне. Глаза пошарив по углам вернулись к невнятно бормочущему под нос дяде Толе.
- Я тебе сейчас покажу, какими правами ты обладаешь гнида. Он подошел к мужчине вплотную и ухватит за тельняшку, стал его трясти, требуя сказать, где мальчик.
- Я не знаю где этот звереныш, - мямлил дядя Толя. - Прочь руки от Морфлота! Я буду жаловаться! Он не успел договорить, как от удара в лицо, полетел в первый встречный угол комнаты. На губах выступила кровь и забрызгала весь подбородок. Раздался громкий пьяный выкрик ...но старик не обращая внимания продолжал свой поиск. Он не обнаружил ребенка ни в ванной ни на кухне... Хлопнув дверью и немного помявшись ногами на месте, он твердо решил пойти в отделении милиции
Как он и предполагал дежурный с зализанными гелем волосенками весьма равнодушно выслушал его заявление.
- Вы кем приходитесь мальчику? Родственник?
- Да при чем тут мое родство? Я пришел сделать заявление о пропаже ребенка.
- Никому не надо искать ребенка. Ни его матери алкоголичке, ни доблестной милиции. Так получается? А? Служивый?
- Ладно, ладно не кричите гражданин. Берите ручку, бумагу, пишите...
Семен Аркадьевич вышел из стен здания блюстителей порядка, раздраженным. Сам не знал, почему, но ему казалось, что особых надежд возлагать на помощь милиции не стоит.
Прошли сутки. Артема не было. По коже старика пробежал мороз, когда вечером следующего дня он увидел в воротах кладбища человека в форме. Внутри словно что-то оборвалось.
- Вы писали заявление по факту исчезновения ребенка - мальчика в возрасте 8 лет?
- Да...
- Дело в том... что...
- Не нашли?
- Нашли... Но... К сожалению, все гораздо хуже... Мы нашли тело мальчика...
"Тело" - вдарило яркой вспышкой света по глазам старика. "Тело".
- Мы известили мать... но учитывая... обстоятельства дела исходя из ситуации...В общем, вы сможете опознать ребенка?
- А... м ...да ...то есть, нет... Когда? Сейчас?
- Чем быстрее, тем лучше. Завтра с утра. Подъезжайте в половине девятого к моргу я Вас встречу. Семен Аркадьевич казалось - пропускал слова лейтенанта мимо ушей. Пред глазами стоял веснушчатый образ растрепанного Артема. Он не мог представить мальчугана лежащим замертво без дыхания. Тут до него дошел смысл слов, и он спросил милиционера: - Где его нашли? Как он погиб?
- Вскрытие показало, что момент смерти наступил сегодня утром, от внутреннего кровоизлияния. На теле множество тупых ран от побоев. Видимо, сильный удар по печени стал роковым... Нашли тело в подъезде одного жилого дома по улице Арнаутской. "Арнаутская. Это очень далеко от дома Артема. Как он забрел туда сорванец".
- А убийца? Кто убийца?
- Вот этим сейчас и занимается оперативно-следственная группа. Ну, Семен Аркадьевич жду вас завтра. И еще. Нам нужно взять у вас кое-какие показания. Но это завтра. Просто будьте готовы. Я вас предупредил.
-Да... да... Он прижал морщинистые ладони к лицу, и тихо ступая по твердой земле направился в гущу могил... Сердце разлеталось на несколько сотен мелких частиц. А внутренний голос бил по сознанию набатом, и обвинял его в произошедшем. Он и сам ощущал себя виноватым в смерти ребенка. Обратившись в бездонно-голубое небо, закатив под веки белки глаз, он вслух заговорил: - По што мальца так наказал? А, Всевышний? Неужто нравится топить человека в страданиях? Хотя, что тебе проку жаловаться. Я же непутевый. И ты решил таким образом отмстить мне. Отмстить смертью невинного ребенка. Забирай, забирай и меня туды. Не боюсь я уже ничего. Деревянным стал. Молчишь? Да, ты всегда молчишь. Просто больно бьешь. Исподтишка. Неожиданно.
Монолог убитого горем старика продолжался до самой могилы Федосеевой Анны Ильиничны. То самое место, где он однажды встретился с сорванцом. Забитым волчонком. Нет, даже лисенком. Рыжим, огненно рыжим лисенком. Семен Аркадьевич плакал душой. На его лице ни разу в жизни не проступила слеза. Он плакал сердцем. Скрипел зубами, но терпел.
- А вот и не уберег я твоего внучонка, Анна Ильинична. Прости меня старую колоду. Он упал на колени и коснулся лбом земли. Впервые за всю его жизнь, глаза блеснули влагой и по морщинистым щекам пробежали предатели слезы.
- Прости, если сможешь. Рано, мальчонка ушел. Он мне как внук стал родным. В школу хотел его отправить, да мысли были на будущее. Все думал, соберусь, да увезу его с собой на Родину в Сибирь. Подальше от грязи. Подальше от мрази и голоду. И ведь чувствовал силу в себе, думал еще годков десять проживу. А Артемке уж все полегче было бы... Да, не вышло ничего... Он вцепился дрожащими пальцами в сребристую решетку ограды, и приподняв туловище сидел на коленях издавая глубокие вздохи. Скомкав тряпкой платок, дрожащими руками поднес его к глазам .
"Нет мне прощения за всю жизнь. Не сберег"...
- Деда..., - тихим эхом раздалось из недр земли. - Ты же говорил сырость нельзя разводить у могил... - вдруг прозвучал тонкий, знакомый до боли в висках голосок. "Нет. Не может быть!" Не могло показаться..." Но тут же, пронеслась мысль, что наступил момент галлюцинаций. Однако, повернув шею в сторону, к ржавому охрой склепу, он увидел бледное с синяками и ссадинами лицо Артемки.
Застыл как ненормальный, боясь сделать шаг вперед.
- Поди сюда. Коли живой, я дотронусь. Он привстал с колен и шагнул в сторону соседней могилы. Ребенок протиснулся через узорчатые росписи металла, и оказался вплотную с Семеном.
На его голову пала тяжелая рука старика и в друг коснувшись теплого тела ребенка он изменился в лице и, стискивая узкие плечи Артема, прижал его к себе. Точно также, как бабушка...
- Пострел, живой... Живой... Никуда больше не отпущу тебя. Так и знай.
На следующий день, Семен Аркадьевич, как и договаривался с милиционером, пришел в аккурат к половине девятого. Вел себя сдержанно, спокойно и к удивлению лейтенанта даже хладнокровно. Хотя чему удивляться: Он хозяин кладбища. Ему не привыкать.
Патологоанатом, юркнул в зловонное трупами помещение, увлекая за собой гостей.
- Вы признаете, что это Артем?
- Да, гражданин начальник - едва двигая губами произнес он, глядя на холодное тело чужого ребенка. Это - он... Это - Артемка...
Опер переглянулся с помощником. Тогда, распишитесь вот здесь... Исполнив свой долг, старик быстрым шагом стал двигаться к выходу...
- А может быть это он? - спросил помощник опера, глядя на удаляющуюся фигуру старика.
- Нет, - помахал головой тот. - У него безупречное алиби. Это подтвердил сосед могильщик, который в момент смерти ребенка приносил ему лопату. Старик любил этого ребенка... Это не он. Пора брать за жабры эту пьянь... Ну, чего стоишь? Пошли работать...