- Слушай, я так довольна этим приобретением! - Ольга протянула руку и взяла со
стола бокал. - Замечательная дача, просто чудо какое-то! А сад? Ты видела сад? И прудик тоже чудесный. Вот только этот сарай всё портит. Но Игорь договорился с
соседом на следующую субботу, они его разломают.
Я проследила взглядом за её небрежным жестом куда-то в сторону сада. Там, в глубине, сквозь заросли яблонь и вишни, проглядывало темное неказистое строение.
- Я посмотрю? - спросила я Ольгу.
- Что посмотришь? - не поняла она.
- Сарай. Там же есть чердак, кажется?
- А на кой он тебе сдался, чердак этот? - Ольга недоуменно приподняла брови и сделала глоток из наполненного каберне бокала.
- Ты знаешь, иногда там можно найти совершенно потрясные вещи. Ведь на чердаки складываются вышедшие из употребления вещи, о которых хозяева часто забывают. Хотя среди них могут быть и очень ценные.
- Ну, бывшие хозяева этого дома ничего ценного не забыли, можешь не сомневаться. Они перед отъездом раз десять во все углы заглянули.
- А почему они продали такую чудесную дачу, Оленька? Я бы ни за какие коврижки не отказалась - это же прямо пряничный домик, а не дача! И пруды рядом, и до леса недалеко. Да и от шоссе добираться удобно.
- Дорогуша, они купили дом в Сан-Франциско, так на кой им эта дача? Нам просто повезло, что мы первыми узнали об их отъезде!
Сарай почему-то неотрывно притягивал моё внимание. Мне уже раз приходилось
побывать на чердаке подобного сооружения. Паутина, прошлогодние осиные гнезда,
запах мышей и сырой древесины, кипы книг, перевязанные бечевками, рассыпавшиеся
из мешка детские игрушки, ржавыё санки и коньки, пустые рамы из-под зеркал...
Что-то я найду здесь?
- Я пошла!
- Будь осторожнее, там могут быть прогнившие доски! - услышала я Ольгин голос, уже подходя к сараю.
Лестница лежала тут же, в траве. Прислонить её оказалось делом не легким, и пока я была занята этим, незаметно подошел сын.
- Мама, - его голос прозвучал так неожиданно, что я невольно вздрогнула. - Мама, тебе помочь?
- Спасибо, милый, я уже почти всё сделала. Хочешь забраться туда со мной?
- Конечно, ты ещё спрашиваешь! А помнишь, на даче у дяди Коли мы нашли сказки Льюиса в том сарае? А Инна нашла лошадок.
- Да, конечно, помню. Я потому и попросила тетю Олю разрешить мне осмотреть этот чердак. Только она сказала, что тут могут быть гнилые доски.
- Мам, нет тут гнилых досок.
- А ты откуда знаешь? - взглянула я на сына с верхней ступеньки лестницы.
Он стоял на траве и смущенно глядел на меня.
- Ты что, уже был здесь?
- Был...Часа полтора назад. Но я не залезал внутрь, а только заглянул и всё. - Мой ребенок правдиво смотрел мне прямо в глаза.
- Ну, хорошо. Погоди там, внизу, я позову, если всё в порядке.
Чердак встретил меня тишиной, лучиками света, пробивающимися сквозь сдвинутые временем и непогодой доски потолка, запахом слежавшейся пыли и, конечно же, неистребимым запахом мышей. Валялись перевернутые стулья со сломанными ножками, ведра с прохудившимся дном, погнутые диски от колес. Из опрокинутых кем-то картонных коробок вывалились разбитые елочные игрушки, какие-то погнутые железяки совершенно непонятного мне назначения. На полках, прибитых к скату крыши, стояли ржавые жестянки, пара утюгов, паяльная лампа, какие-то бруски. Чуть дальше, в глубине, видны были корешки книг, тоже сложенных в большие коробки.
- Залазь, здесь есть книги, - крикнула я сыну.
И через пару минут он был рядом со мной.
Книги... Их покупали когда-то по одной. Или сразу всё собрание сочинений. Их расставляли на книжных полках, любовались ими, хвастались перед знакомыми и гостями. Их читали, сидя в покойном кресле или прислонив к сахарнице на обеденном столе. Их перечитывали, накрывшись с головой одеялом и подсвечивая страницы фонариком. Потом покупались новые книги, а наиболее потрепанные складывались на полках и антресолях в коридоре. Потом, когда места переставало хватать, в дом приносился моток бечевки, книги связывали в ровные столбики и выносили в сад, к сараю. Там уже были приготовлены пустые картонные коробки, выпрошенные в соседнем магазине. По шаткой деревянной лестнице связки книг передавались на чердак, и там они наконец обретали покой на многие и многие годы. Пока хозяева, старые или новые, не приходили сюда с тем, чтобы потревожить их молчаливое, пыльное, сырое одиночество.
- Мама, здесь так много всего. Почему люди не забирают с собой книги, когда уезжают? - сын склонился над грудой книг, вывалившихся из порванной коробки .
- Сложный вопрос, милый. У каждого свои обстоятельства. Что вон в том ящике?
- Какие-то журналы, - сын вытаскивает глянцевый сине-белый прямоугольник. - Не на русском написано. Био... Это может быть интересным для тебя?
Ещё бы! На журнале написано: "Biochemistry. 1998 Feb". Когда-то, кажется, что в прошлой жизни, всё, что было связано с этой тематикой, было мне далеко не безразлично. Когда-то...
Эти журналы не связаны, а попросту навалены кипой. Перебираю их, пролистываю...
Нет, в толстых научных журналах фото не размещают. Ладно уж, чего искать...
Складываю их обратно в коробку, но глянец хорошей бумаги скользок, и они выпадают из моих рук. А рядом планирует на дощатый пыльный пол листок сложенной вдвое бумаги. Я медленно нагибаюсь, притрагиваюсь к этому листу пальцами и почему-то отдергиваю руку. На лист падает яркий луч света, будто настаивая на моем повторном прикосновении. И, повинуясь этой магии, я беру и разворачиваю его.
"Милый, вот мы и увиделись. Прости, что не смогла сдержаться и наговорила тебе ворох не совсем приятных слов. Но ты, твой новый облик так поразил меня. Пришла домой, открыла комп с твоими фотографиями и сравнила их с тем фото, что сделала сама. Какая разительная перемена, и внешняя, и внутренняя. Понимаю, что у каждого человека могут быть, и бывают, такие периоды в его жизни, которые один из писателей назвал амоком. Но мне почему-то казалось, что при всем твоем жизнелюбии именно ты избежишь этого. Потому что ты - особенный, избранный. Моя любовь к тебе закрыла мне глаза? Нет, совсем нет. Эти годы вдали от тебя... Я научилась многому. Но главное, я научилась чувствовать, ощущать других людей. И, конечно же, в первую очередь, тебя. Это ты научил меня. Ты многому научил меня, милый. "Печать порока на лице твоем". Почему-то вспомнила Дориана Грея. Но ведь там мальчишка, тогда как в твои сорок семь... Ты много рассуждал о позднем взрослении мужчин. Говорил отвлеченно, как и обычно, когда ты говоришь о людях, отделяя самого себя от всего иного мира. И я тоже всегда воспринимала тебя именно так, одним из избранных, немногих. И вдруг... Эта твоя исповедь. Ведь ты знал, что делаешь мне больно. Но делал это сознательно. Хотя вот к этой-то боли твоей правдивости я уже привыкла. Наверное... Да, наши гормоны властвуют над нашим разумом. Хотя казалось, что это правило не для тебя. Но не о том я хотела тебе сказать, родной мой. Я не хочу читать морали - не в праве, да и... просто не хочу. Я всю ночь, и всё утро, и весь следующий день вспоминала каждое сказанное тобою слово. "Главное - это чтобы тебя любили" - сказал ты и потом несколько раз повторил эту фразу. Я помню, что её ты говорил и раньше. Но именно сейчас она меня поразила. "Любили тебя"...
Пустота. Да, пустота от отсутствия собственной любви к другому человеку - вот что наполняет и наполняло тебя. Ты идешь по жизни, играя, забавляясь. Тебе много дано, гораздо больше, чем другим мужчинам. Ум, таланты, здоровье, успешность, обаяние, внешняя привлекательность, благоприятное стечение обстоятельств, совсем не случайное, в чем я уверена непоколебимо. Всего этого у тебя в избытке. Но как я понимаю теперь, всё это лишь оболочка, прикрывающая пустоту. Тебе не бывает страшно, милый? Нет, конечно же нет, глупый вопрос... Ты просто никогда не задумываешься об этом.
Но нелюбовь, милый? Хотим мы этого или не хотим, наступает время - и что-то заставляет нас оглянуться. Что увидишь ты? Твои научные достижения? Да, это важно. Это много. Но, согласись, если бы за твоими плечами тогда, давно, не стояла тень твоего отца, едва ли всё было так, как оно есть. Не обижайся, любимый. Я хочу сказать всё, хоть мне самой больно от этих моих мыслей о тебе. Ты сам говоришь, что наука уже не приносит тебе того удовольствия, что раньше. Статьи ты пишешь "на автомате". Все грандиозные проекты теперь не изыскательские, а внедренческие, да простится мне этот казенный стиль. Пустота дала себя знать, проявилась - и чем же ты пытаешься её наполнить? Какими высокими словами не прикрывай, всё равно суть одна - похоть и разрушение. Вокруг тебя только воронки, только разбитые судьбы.
Когда-то ты сказал: я послан тебе в наказание. Как оказалось,не только мне... Пусть так. Но почему ты делаешь ЭТО с таким удовольствием? Почему ты сознательно идешь на разрушение чужих судеб, играешь ими? Почему-почему... Имею ли я право задавать эти вопросы? Наверное, да. Потому что я не пуста, как ты. Во мне живет любовь, тобою же взращенная. Экспериментатор. Забавляешься собственной силой. Бог с тобой, милый. Живи как знаешь. Просто мне очень больно видеть, как ты из ТОГО, пусть опаленного, но ангела, превратил себя в фавна, покрытого патиной порока. Эти глубокие складки на твоем лице, вокруг рта. Это ссохшееся, некогда шикарное тело мужчины в самом его расцвете. Эта его дряблость. Эта сухая кожа на запястьях и небрежно подстриженные ногти. Даже эти "катышки" на твоей куртке и махры по низу твоих джинсов - у тебя, который так любит свою одежду. Мелочи, скажешь ты. Да, возможно. Но именно из таких "мелочей" складывалась моя любовь к тебе. Всё подмечающая, всё запоминающая, всё помнящая. Моя любовь к тебе... Не хочу желать тебе не потерять себя самого. Это не в моей власти. Это твой выбор. Тебя любят - и тебе этого достаточно. Любить сам ты просто не умеешь. Только... Понимаешь, есть любовь, а есть страсть. Вокруг тебя сейчас - только страсть, страсти тех девчонок, которых ты привлек своим светом. Ты это умеешь, мне ли не знать... Живи как живешь - это твой выбор. Ведь есть высшая сила, которая предназначает нас для чего-то в этой жизни. И потому я буду молиться и просить одного - чтобы ты не заплакал, когда придет твоё время - оглянуться.
Целую, милый. Ты знаешь, что я есть. Ты об этом знаешь и помнишь всегда. Ведь для тебя важно, чтобы тебя любили. Поверь, не в осуждение. Просто я люблю тебя."
...Луч света в последний раз осветил лежащий на ладони лист с отпечатанным на принтере текстом старого мейла - и соскользнул к моим ногам.
- Мама, ты что читаешь? - голос сына вернул меня к действительности.
- Так, ничего. Это просто выпало из одного журнала, бумажка с научными
терминами.
- Тебе интересно читать научные термины? А я нашел сказки и старое издание Лондона. Мы их можем взять с собой?
- Конечно, мой хороший, тетя Оля разрешила брать здесь всё, что мы захотим. Пойдем?
Вдвоем мы пробрались к слуховому окну и я выглянула наружу. Вечернее солнце освещало дачный поселок, цветущие вишни, далекие поля, темнеющую полоску леса, мягко блестело зеркало пруда. Редкие розовые облака медленно плыли к западу.
Его глаза тоже когда-то видели всё это. И он прочитал это письмо, отправленное мною шесть лет назад. Я посмотрела на сына, идущего к дому по траве газона с зажатыми под мышками книгами.
"Ты не будешь таким, как твой отец. Господи, ты не допустишь... "