Как хорошо проснуться на рассвете, ощущая сквозь сомкнутые веки ласку солнечного луча. Как хорошо проснуться и вспомнить, что ты счастлива!
Анна в самом деле подумала об этом, сладко потянувшись среди шелковых простыней и атласа подушек. Именно о такой постели она мечтала всю свою жизнь. Пуховая перина, пуховое стеганое одеяло, ворох подушек и подушечек - и шелковые простыни. Правда, в мечтах они были всегда синими, темно-синими, как те плюшевые занавеси, что висели в доме её бабушки. Но сейчас, под её руками, они были нежно-бежевого цвета, даже на ощупь.
Анна счастливо улыбнулась самой себе и себе же прошептала: "Доброе утро, самая счастливая женщина на свете!
Она открыла глаза. Муж спал, лежа на левом боку. Анна могла разглядывать его лицо столько, сколько хотелось. А хотелось ей это непрерывно, каждую минуту, каждый миг.
Её любимый... Его смуглые плечи не бугрились мышцами, но под их гладкой кожей, она знала, было достаточно силы, чтобы поднять её на руки и покружить по комнате. За этими уже слегка поседевшими волосами на широкой груди бьется сердце, которое вмещает в себя так много любви, что её хватает и ей, и их детям. А ещё он делит эту любовь среди её немногочисленных родственников, которых он впустил в свое сердце так же безоговорочно, как и её любимую кошку. Анна улыбнулась несуразности этой своей мысли.
Уже три месяца, как они вместе. И каждый день напоен счастьем бытия вдвоем, когда каждое слово, каждый жест или поступок - всё пронизано мыслью о невозможном когда-то, но таком реальном сейчас счастье.
Сладко потянувшись, Анна опять свернулась в калачик и стала рассматривать лицо спящего мужа. Вот что-то его потревожило, и губы сложились в маленькую буковку "О", а брови немножко приподнялись. Потом он сделал шумный выдох и перевернулся на спину. Теперь она разглядывала его профиль. Скошенный высокий лоб под ежиком темных волос. Линия лба переходит в такую же прямую линию носа, чуточку загнутого к верхней губе. Ямочка под нижней губой резкой волной переходит в твердо, четко очерченный подбородок. Небольшая складка под подбородком оттого, что высокая подушка. Анна осторожно протянула руку и пальчиком провела линию над этим профилем. Одеяло сбилось немного вниз, и, не удержавшись от соблазна, Анна прикоснулась к курчавым волосам на груди. Она почувствовала, как муж сквозь сон прислушивается к этой ласке, и поспешила убрать руку. "Спи, любовь моя!"
Чтобы заставить себя отвлечься от родного, теплого тела лежащего рядом с нею мужчины, её мужа, она тоже легла на спину и стала смотреть на светлый потолок, по которому веселыми зайчиками сновали блики отраженных от воды солнечных лучей. Было так замечательно, что под окнами их спальни расстилалось зеркало маленького бассейна! И каждое утро, если оно было солнечным, как сейчас, лишь стоило распахнуть глаза, и можно было следить за причудливо танцующими солнечными переливами.
Не в силах больше в одиночестве переносить полноту своего счастья, Анна вновь повернулась к мужу, чтобы попробовать лаской пробудить его ото сна и - встретилась с лучащимся улыбкой и нежностью взглядом его карих глаз.
- Доброе утро, маленькая моя! - тихим, напоенным лаской голосом сказал он ей.
- Доброе утро, любимый! - прошептала она, прильнув к его груди. Теплые, сильные руки мужа обняли её. И она затихла, прижавшись к нему всем своим жаждущим любви телом, погружаясь с головой в негу, облаком нежности окутавшую их пробуждение. Так они заснули вновь, слившись телами и ощущением общего счастья. Не ведая будущего, которое не могло быть никаким иным, кроме как счастливым - как награда за всё то, что оставалось в позабытом навсегда прошлом.
Когда они вышли из спальни, первое, что услышали, были звонкие голоса детей. Младшие, Маша и Илья, судя по всему, резвились в теплой воде бассейна и брызгали водой на чинно сидящих в шезлонгах старших: Якова и Лиз. Лиз громко ругала Илью, своего брата. Яков вторил ей, делая внушение своей непоседе-сестренке. Но, убедившись в тщетности словесных внушений, оба, подняв тучи брызг, прыгнули в бассейн к малышне и принялись гоняться за ними, поднимая волны, ударами ладоней создавая целые потоки брызг. Малыши отфыркивались от попадавшей в глаза и рот воды и с воплями бросались на обидчиков. Обезьянка Машка пыталась вскарабкаться на плечи брату, а более смелый Илья подныривал под Лиз и Якова, пытаясь ухватить их за ноги. Иногда ему это удавалось, и тогда на одного отфыркивающегося ребенка становилось больше.
Анна и Александр смотрели на буйство детского веселья, стоя под аркой, увитой плющом и цветущей жимолостью.
Наконец дети заметили взрослых и вмиг притихли. За те полторы недели, как все дети оказались под одной крышей, сдружившись между собой, они не могли привыкнуть к тому, что их родители принадлежат теперь не только им, но и ...
...Маша и Яков полторы недели назад приехали к отцу в Сан-Хосе на каникулы из далекой Хайфы, где жили их мама и обе бабушки. Три месяца назад Илья и Лиз тоже приехали в Сан-Хосе, чтобы поселиться в доме, ставшем отныне и их домом тоже - после того, как их мама вышла замуж за Александра, которого они знали не так уж и плохо, потому как три или четыре года, предшествовавших этому долгожданному событию, Александр довольно часто прилетал к ним в Мейсен, где они жили с мамой после того, как уехали из России.
И всё равно дети испытывали некоторую неловкость при виде родителей, таких счастливых, наполненных любовью и нежностью. Дети пока не могли понять этой взрослой радости. И если старшие осознавали всё умом и с пониманием относились к происходящему, то младшие, особенно Машенька, ревновали. Хотя и не так сильно, как прежде.
- Дети, вы завтракали? - спросила Анна.
- Да, - сказали старшие.
- Нет! - хором ответили младшие.
Анна с улыбкой взглянула на мужа.
- Побудь с ними, пока я приготовлю завтрак.
- Хорошо, милая - ответил он и, скинув легкий шелковый халат и разбежавшись, изящной ласточкой вошел в воду. Проследив восхищенным взглядом за этим полетом, Анна ушла в дом. А дети бросились к Александру, уже вчетвером пытаясь утянуть его под воду.
Анна, стоя перед разделочным столом и перебирая фрукты, с улыбкой прислушивалась к детским восторженным крикам и раскатистому баритону мужа, со смехом умолявшего о пощаде.
Все последующие часы и дни в этом доме проходили под знаком любви, в дурманящем облаке обожания и радости. Утреннее купание в бассейне сменялось долгими поездками по Силиконовой долине и близлежащим горам и озерам. Обед на открытой веранде затягивался и переходил в полуденный сон за светлыми, легкими занавесями прохладных спален. Проснувшись, каждый был волен заняться тем, к чему стремились его желания. Лиз и Яков усаживались перед компьютерами и заходили в чаты, наполненные необычными для постороннего глаза никами. Здесь был их мир, в котором причудливо сплетались имена собеседников, названия музыкальных групп, ссылки на интересные сайты, фотосессии.
Илья обычно надевал наушники и ставил в плеер компакт со своим любимым Rummshtein.
Самая младшая, всеобщая любимица Машок, как вслед за отцом звали её и остальные, включала DVD-компакты с русскими мультики, привезенные из Москвы отцом в его последнюю, апрельскую поездку.
Анна и Александр... Эти двое в тиши спальни превращались в единое существо, не отрываясь друг от друга ни на минуту, до тех пор, пока под окнами вновь не начинали звучать детские голоса. Тогда Анна уходила в душ, а Александр брал со столика ноутбук и начинал править очередную статью, изредка отвлекаясь на голоса родных ему людей там, за стенами этого жилища любви и покоя. Лишь изредка какое-то облачко омрачало его лицо и, откинувшись на подушку, он задумывался, сопоставляя, вспоминая, сравнивая. Очнувшись от дум, он, казалось, насильно отгонял тревогу, вставал, тоже шел в душ и потом спускался по пяти ступенькам во двор, к бассейну, где Анна под большим полосатым тентом уже накрывала к полднику стол, уставленный вазами с фруктами, сладостями, бутербродами и кувшинами со свежевыжатым апельсиновым соком и плавающими в нем кусочками льда.
Но даже за столом, поддерживая веселую беседу, отвечая на каждый словесный выпад Лиз или забавные вопросы Машеньки, Александр незаметно взглядывал на Анну, отмечая еле заметные признаки усталости на её оживленном весельем лице.
А когда Анна порой перехватывала этот внимательный взгляд, Александр тут же менял его выражение, и навстречу жене лучились любовь и нежность. Нежность и любовь.
И лишь глубокой ночью, когда весь дом погружался в полную тишину, а Анна, утомленная ласками, засыпала, свернувшись калачиком среди столь любимых ею шелковых простыней и лебяжьих подушек, Александр в неярком свете матового ночника вглядывался в любимое лицо, замечая каждую вновь появившуюся складочку ещё неведомого самой Анне будущего страдания.
И перед его глазами вновь вставали слова, напечатанные на бланке медицинского заключения. Того самого, что он держал под замком в самом нижнем ящике своего рабочего стола. Слова, складывающиеся в не подлежащую обжалованию фразу: "Обследуемая Анна К. 38 лет. Неоперабельное злокачественное новообразование органов малого таза с множественными метастазами IV степени".