Lehmann Sandrine : другие произведения.

Сокровище Женевы Часть 1 Отец-одиночка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    </>'/>
    За обложку спасибо Ольге (Магнолия) и моей 9-летней дочери, которая послужила моделью :-)

    Мужчина, который пожинает последствия чужой нечестной игры. Женщина, которая преследует какие-то собственные цели и, возможно, тоже собирается сыграть нечисто? Но Райни уже не станет легкой добычей. Будет жарко.

    ВНИМАНИЕ! Роман закончен и вычитан.
  Пролог
  
  Март 2000, Непал
  
  - Это просто невероятно!
  Она не уставала повторять эти слова снова и снова. Молодой человек понимающе усмехнулся и ответил:
  - Хорошо, что цивилизация начинает проникать и сюда, верно?
  - Не то слово, - она прижалась к иллюминатору носом, как пятилетняя любопытная девчонка, в первый раз летящая в самолете. И снова ахнула.
  Карин Кертнер было трудно чем-либо удивить. За годы ее блестящей карьеры в большом горнолыжном спорте она видела почти все горы планеты: Альпы, Кордильеры, Анды, Скалистые горы Канады и Аляски, Камчатку, Новозеландские горы, Кавказ... Она любила фрирайд и уделяла ему довольно много времени, а будучи неограниченной в средствах и являясь профи в этом деле, могла действительно выбирать среди самых лучших вариантов, которые были только доступны с технической точки зрения. На Земле были еще горы, до которых она не добралась, и главные из них - Гималаи. До сих пор главным препятствием для нее было полное отсутствие инфраструктуры. Конечно, она отлично знала, что это останавливает не всех, она лично была знакома с фанатами, которые уже покорили Гималаи, в том числе и Эверест, но этот вариант был не для нее. Экспедиция на несколько месяцев в страшных лишениях, с тяжелой амуницией, вдали от привычных благ цивилизации, постоянное кислородное голодание, да и сами по себе восхождения ее ничуть не привлекали. Она не была альпинисткой, разве что в тех рамках, которые требовал ски-тур, но это совершенно разные вещи, а по полгода отсутствовать дома она не могла - бросать надолго девятилетнюю дочь было невозможно.
  Вспомнив Лиззи, Карин улыбнулась. Конечно, она скучала по дочери. Но домой не торопилась: она тут уже две недели и вернется еще через две, она тут еще не все обследовала. Как ребенок, дорвавшийся до великолепного праздничного стола, под завязку загруженного сладостями, она жаждала попробовать все. Как справедливо заметил ее гид Дэнни Пауэрс, хорошо, что цивилизация проникла и сюда. Именно благодаря этому сейчас она не тащилась по тропе с ледорубами и кислородными баллонами за спиной, а комфортно поднималась к началу спуска на вертолете. А ночь она проведет не в продуваемой ледяными ураганными ветрами палатке в грязи и холоде, а в уютном маленьком частном отеле в Чэнду, в роскошном (конечно, по местным понятиям) номере, на огромной мягкой постели в компании с тем же Дэнни Пауэрсом. Симпатичный голубоглазый загорелый новозеландец - один из пионеров развивающегося местного фрирайда и хели-ски - являлся для Карин приятным бонусом в этом захватывающем приключении. Ну и есть ей приходилось не консервы и не вонючее жесткое вяленое мясо, а самые изысканные деликатесы пусть довольно причудливой и экзотичной, но все же вполне приличной местной кухни, запивая лучшим австралийским вином (тоже довольно вкусным).
  Конечно, перелет сюда занял у нее кучу времени и стоил ей невероятных денег, но все же в один солнечный день в конце февраля она оказалась в Али - городке в Западном Тибете, на высоте более 4200 метров - это был самый высокогорный аэропорт в мире, авиасообщение туда было очень неустойчивым в основном по причине погоды - там слишком часто дули ураганные ветра, которые являлись причиной отмены рейсов. В этот раз Карин был вынуждена задержаться в Бангкоке в течение трех дней - ждала, когда стихнет шторм. Несколько дней ушло у нее на акклиматизацию, выходы на небольшие по местным понятиям горки - а когда начинаешь на высоте около 4500, шеститысячник кажется не более, чем маленьким холмиком. Еще несколько дней она с Дэнни обкатывали интересные склоны на запад от Эвереста, несколько восьмитысячников хребта Махалангур-Химал, а потом добрались и до самой Джомолунгмы - цели всего путешествия Карин.
  Вариантов спуска было множество - с южной вершины, с северной, по кулуару Хорнбейн, по кулуару Нортон, и они опробовали все. Теперь Карин могла бы сказать, что объездила весь Эверест (разве что не поднимаясь в 'мертвую зону') и в общем видала она спуски и покруче во всех смыслах этого слова.
  'Надеюсь, я за оставшуюся неделю успею тут много еще увидеть', - подумала Карин. Она успела соскучится по дочери. Ее милая Лиза, с ней просто иногда не было сладу, и Карин от нее часто уставала, но, стоило уехать, тут же начинала отчаянно скучать по ней. И переживать за нее. Больно уж малышка красивая получилась. Достаточно красивая, чтобы скомпенсировать всю ту нервотрепку, которую Карин когда-то устроил отец Лизхен, швейцарский горнолыжник Райнхардт Эртли. От него Элизабет Фредерика унаследовала воистину ослепительную внешность - каштаново-рыжие локоны, ярко-синие глаза с невероятными ресницами, точеное личико и настырный, вредный нрав.
  - О чем задумалась? - спросил Дэнни.
  - О дочке. Ей почти десять.
  - Где она?
  - Дома, в Аттерзее. С моей мамой и с няней.
  - Тоже лыжницей будет?
  - Уже... Только она трассы ходит. Помаленьку...
  - Хорошо, что ты ее сюда не взяла, - он многозначительно улыбнулся. - Да и спуски тут не для ребенка. Особенно то место, которое мы попробуем сегодня.
  Сегодня они летели на другую гору. Она вспомнила утренний разговор с Дэнни:
  - Это понравится тебе, милая. Бьюсь об заклад, такого ты еще нигде не видела.
  - Да ты на Аляске-то был, дорогой мой? - рассмеялась Карин. - Тордрилло, Сьюард?
  - Бывал и там, - Дэнни ласково поцеловал ее обнаженное плечико (они завтракали в постели). - Ты не сомневайся, я уж знаю, чем тебя удивить.
  - Ты меня уже удивил... - промурлыкала Карин. - И очень приятно. Иди ко мне...
  Он даже не сказал, как называется эта гора, которую он так расписывал. Но вот она предстала перед ними, едва они поднялись над одним из пиков Махалангур-Химал - до того этот пик заслонял следующий хребет. Карин с легким разочарованием подняла брови:
  - Мы же не с этой стороны поедем?
  - Нет. Посмотри-ка вон туда. - Она проследила за его рукой и ахнула - великолепное плато круто обрывалось в каскаде роскошных дропов и спадов. Крутой уклон и шикарный рыхлый снег.
  - Выглядит здорово.
  - Тебе понравится. Я уже хорошо изучил твой вкус. - Он обернулся к пилоту: - Давай на посадку, Росс.
  - Пытаюсь найти, - пилот чуть приподнял машину. - Ты же знаешь, тут трудно управлять, слишком мала плотность воздуха.
  - Ну садились же раньше.
  - Давно.
  - Мы тут редко бываем, - пояснил Дэнни. - Очень сложный рельеф склона, сама видишь, тут далеко не каждый райдер справится. Но должен сказать - такого супер-аса, как ты, я вижу впервые. Помню, ты большая звезда трассового спорта, но тем не менее... Такая техника, такая отвага...
  Карин чуть улыбнулась: похвала была ей приятна.
  - Росс, вон смотри, - сказал Дэнни. - Мы садились вон там в прошлом году.
  - Нет, это другая площадка.
  - Не бойся, отсюда хороший выход на плато, - сказал Дэнни.
  - Это надежный вертолет? - спросила Карин.
  - Русский Ми-8. Лучше просто не бывает.
  - Правда?
  - Не сомневайся. И Росс опытный пилот.
  Возможно, так оно и было. Только когда вертолет завис над площадкой, управляемость в разреженном воздухе смогла сыграть злую шутку. Тяжелый вертолет задел боком каменный выступ. Машину бросило вбок, Росс предпринял отчаянную попытку стабилизировать управление, но при развороте был отломлен хвост. И тяжелый армейский вертолет с тремя человеками на борту рухнул в полуторакилометровую пропасть... Удар об утес пятьюстами метрами ниже - огненный шар осветил темное ущелье, и остатки машины и заточенные в ней три человека, которые только что были живы, рухнули вниз...
  
  
  
  Часть 1.
  
  
  Самолет совершил посадку в аэропорту Куэнтрен (Женева)точно по расписанию. Райнхардт Эртли услышал объявление про +16 градусов, южный ветер и отсутствие дождя, и кое-как заставил себя проснуться. Вытащил телефон из кармана и покачал на ладони, размышляя, включить его или пока не стоит? Сразу же начнется трезвон, навалятся дела, встречи, вопросы, которые надо решать, журналисты и Бог знает, что еще...
  Он устал. Очень устал. Сезон был в общем-то близок к завершению, но впереди все еще оставались самые важные соревнования - финал Кубка мира. Как обычно, Райни бился за Большой Хрустальный глобус - пятый в его длинной и успешной карьере, ну и пара малых тоже не помешают. Но у него были сильные конкуренты - иначе не бывает - которые тоже ставили себе такие цели и, кстати, вполне могли побороться с ним.
  Один хрустальный глобус - малый в даунхилле - был уже по сути у него в кармане. С учетом того, что остался всего один этап, Райни получил бы этот кубок даже если бы совсем не стартовал - его отрыв от ближайшего конкурента составлял 130 очков. В супер-джи у него тоже были велики шансы на победу. Что же до основного трофея - тут все было непонятно...
  Двадцать девять лет (почти тридцать) и полный список достижений и титулов, которых только возможно достичь в большом горнолыжном спорте. Солидный набор Олимпийских медалей, званий чемпиона мира, Хрустальные глобусы, медали с самых престижных гонок, бешеные ценники в спонсорских договорах, невероятные суммы рекламных контрактов, несколько семи-восьмизначных счетов в нескольких банках, два дома - в кантоне Вале и на Сардинии, слава и почет, тысячи и тысячи поклонников и фанатов, почетные звания и титулы, но не только это. Залеченные полностью и не полностью травмы, хроническая усталость, недосып, вечная нехватка времени, одиночество посреди постоянной тусовки. Несколько горьких потерь и одна - горчайшая, та самая, которая ноет в сердце постоянно, как пульсирующая рана. Его дочь.
  Райни досадливо потер красные от недосыпа глаза. С чего он опять начал думать об этом? Он заставил свои мысли вернуться к делам насущным. Он должен добраться до дома, но никак не может вспомнить, заказал ли он заранее машину или его кто-то должен встретить, может, Филипп, а может быть и Аннабель, а может и Фогель, а еще не исключен вариант, что он бросил свою машину в аэропорту и может уехать на ней сам... Да, выхода нет, пришлось включить телефон.
  Аппарат тут же завибрировал, Райни посмотрел на экран, искренне надеясь, что это Фил. Младший брат, он же Сопляк, сейчас обитал в доме Райни, тренировался вместе с ним и начинал выступать за швейцарскую юниорскую сборную. Фил вполне мог пролить свет на вопрос осуществления трансфера именитого старшего брата из аэропорта домой.
  Но отобразившийся на экране номер был незнаком. Код набора вроде напоминал что-то, но Райни слишком устал и хотел спать, чтобы быстро сообразить, что именно.
  - Слушаю, - обреченно отозвался он.
  - Герр Эртли? - незнакомый мужской голос.
  - Да.
  - Мое имя Патрик Кайзер, я представляю интересы вашей жены.
  Райни крепко сжал трубку в пальцах. Да, он вспомнил этого типа. Можно ли забыть того, кто помогал лишить его самого дорогого, что у него когда-либо было? Райни молчал. Пусть Кайзер говорит сам. Что ему еще надо? Теперь, столько лет спустя?
  - У меня для вас очень важное сообщение, герр Эртли, - продолжил Кайзер, не дождавшись реплики Райни. - Думаю, что, как только вы проинформируете меня, где можно вас застать, я немедленно отправлюсь к вам. Вы в Швейцарии?
  - Что за важное сообщение? - насторожился Райни. От адвоката своей бывшей жены он ничего хорошего не ждал. - С Элизабет все хорошо?
  - Да-да, с ней все в порядке, не беспокойтесь, - торопливо отозвался Кайзер. - Она здорова. Боюсь, что у меня другая новость. Ваша бывшая жена... Она мертва.
  - Что?! - Райни подобрался в самолетном кресле, сердце бешено забилось, он стиснул трубку до боли в пальцах. - Карин мертва?
  - Боюсь, что так. Несчастный случай в Гималаях. Она каталась на лыжах. Скажите, герр Эртли, могу ли я все же вас видеть? Поверьте мне, это очень важно, и напрямую касается вашей дочери.
  - Приезжайте, - сказал Райни и продиктовал адрес своего дома в Сембранше. - Когда вас ждать? Завтра утром мне снова нужно уезжать...
  - Я буду у вас самое позднее сегодня после пяти часов вечера. Я немедленно выезжаю.
  Райни откинулся в кресле, глядя невидящими глазами в иллюминатор - самолет медленно подруливал к зданию аэровокзала. Итак, Карин мертва. Он не мог бы сказать, что станет сильно ее оплакивать - она слишком нечестно поступила, обманом забеременев от него, а потом сделав все возможное и невозможное для того, чтобы выдавить его из жизни дочери. Но все же она не была ему безразлична. Она родила Элизабет...
  Они женились по его принуждению, как только он узнал о том, что она ждет от него ребенка. Карин была вынуждена пойти на все его требования, потому что от него требовалась донорская кровь для дочери - сразу после рождения Элизабет должна была перенести операцию на сердце. Но потом, когда жизни малышки уже ничего не угрожало, ситуация изменилась. Теперь у Карин было свое средство давления на Райни, а также все на свете способы осложнить ему возможность стать отцом девочке.
  Они расторгли брак довольно быстро, когда Элизабет было всего два месяца. Сам факт развода теоретически никак не влиял на право Райни проводить время с дочерью, являться ее опекуном, принимать важные касающееся ее решения и так далее, но на практике дело оказалось очень сложным, особенно с учетом того, что жили они в разных странах и на расстоянии почти 800 км друг от друга. В течение первого года жизни Лиззи Карин постоянно держала ее в каких-то клиниках, санаториях и так далее и утверждала, что Райни не может туда приезжать. Он пытался делать это в обход ее, но действительно натыкался будто на глухую стену. Грудной ребенок болен, слаб, к нему могут допускать только мать, больше никого. До тех пор, как Элизабет исполнился год, Райни видел ее всего два раза, если не считать того момента после операции в клинике, когда Лиззи было всего 4 часа от роду, им с Карин разрешили смотреть на нее сквозь стекло в течение минуты, потому что была большая опасность, что ребенок не выживет.
  Крошечная девочка в кювезе, вся опутанная какими-то проводами, катетеры в венах на тонюсеньких ручках, закрытые глазки, носик пуговкой, рыжий пушок на маленькой головке -искорка, борющаяся за жизнь... Когда Райни смотрел на нее, сам не замечал, что стиснул руку Карин, они оба плакали и, держась за руки, молились, чтобы с ней все было хорошо. И все обошлось - Лиззи выкарабкалась.
  Потом - когда Элизабет было два с половиной года, Карин предложила Райни встретиться и поговорить. До того дня Райни каждый раз, когда оказывался в Австрии, старался встречаться с дочерью, хотя чаще всего Карин ухитрялась воспрепятствовать этому. Как-то раз ему удалось провести с Элизабет десять минут на прогулке - она сидела в прогулочной коляске, увлеченная не отцом, а куклой, которую он привез. Кукла была шикарная, в рост ребенка, с натуральными белокурыми волосами и в дивном платье... В следующий раз ему удалось встретиться с ней в аэропорту Зальцбурга - ровно 5 минут в ВИП-лондже (Карин обещала ему час, но 'Извини, так вышло, мы задержались, ужасная пробка на автобане...') И вот Карин сама назначила встречу, которая состоялась в кабинете этого адвоката Патрика Кайзера (который, кстати, вел и бракоразводный процесс) - конечно, в отсутствии Элизабет. Карин показала Райни кучу каких-то освидетельствований от детских психологов и врачей, которые более-менее внятно гласили одно и то же - встречи с отцом крайне негативно влияют на детскую психику, Элизабет Фредерика становится неспокойной, плаксивой, капризной, начинает болеть, у нее зафиксирована аритмия и повышение внутричерепного давления, и тому подобное. Кайзер объяснил Райни, что на основании этих заключений мать может ходатайствовать об ограничении Райнхардта Эртли в правах на посещения дочери, а при его противодействии - и о лишении родительских прав. Взамен всего этого Райни должен был просто дать слово не требовать встреч с Элизабет. Райни был в шоке - откуда, черт бы ее подрал, она набрала этих гребаных бумажек, ведь всякому ясно, что это чистая липа... Но Кайзер отмел все его аргументы. Он достаточно четко разъяснил, что во всех судебных вопросах, где так или иначе затрагиваются права несовершеннолетних, решения принимаются в первую очередь исходя из их интересов. Если мать, постоянно живущая с ребенком, считает, что свидания с отцом травмируют девочку, более того, ее слова подкреплены освидетельствованиями детских врачей, значит, Райни не имеет шансов никак этому противодействовать. А если попытается - ему уже рассказали, что будет: он совсем потеряет дочь. Райни тогда было двадцать два, он просто растерялся и почувствовал себя побежденным, он не знал, что противопоставить этим двоим - Карин и адвокату. Он никак не мог допустить, чтобы его лишили родительских прав, таким образом совсем вычеркнув его из жизни дочери, лишив даже иллюзии сопричастности... и он дал это слово. И подписал соглашение с Карин.
  Позднее он много раз думал, есть ли какой-то способ переиграть все это, чтобы видеться с Элизабет, консультировался и с врачами, и с адвокатами, но Карин и Кайзер грамотно обтяпали это дело, и подкопаться было неоткуда, а подписанное Райни соглашение и вовсе связало ему руки. До поры до времени он был вынужден смириться.
  Карин по соглашению должна была раз в год сообщать ему про дочь - про ее здоровье, занятия, местопребывание, и прикладывать фотографии. Карин высылала их после 8 апреля - дня рождения Лиззи. Райни каждый раз ждал этих сообщений с огромным нетерпением, хотя обычно она была издевательски кратка: '9 лет, рост 135 см, вес 28 кг, за последний год перенесла аллергический дерматит и простуду, учится в школе, живет в Аттерзее' и фотография - девочка с каштановыми волосами с котенком на руках, во дворе дома, в полный рост, но фото совсем маленькое и толком ничего не поймешь. Это была единственная связь его с дочкой, если не считать тех денег, которые он перечислял Карин в соответствии с брачным контрактом.
  Соглашение позволяло ему посылать дочери письма и открытки, подарки на рождество или день рождения, но он не мог звонить и пытаться видеться с ней, не должен был выходить на ее учителей или воспитателей. Словом, теперь у него были исключительно обязанности, но никаких прав. И двадцатидвухлетний пацан, слишком рано ставший разведенным мужем и приходящим отцом, не смог ничего возразить. Послать открытку? Он прекрасно понимал, что все эти штучки сразу же попадут к Карин, а из ее рук прямиком на помойку. Он потерял дочь, которая в общем-то никогда ему не принадлежала.
  Было ли ему больно из-за этой потери? Да, было. Он много раз говорил себе, что Карин обманула его, что он не собирался заводить детей еще минимум десять лет, что он хотел сделать это сразу по-хорошему и по-честному, чтобы у его детей была семья, такая же семья, в какой рос он сам. Он пытался убедить себя, что он мог бы вообще не узнать о существовании Элизабет. Ведь это была просто случайность, что он понадобился не только во время зачатия, но и после рождения девочки, он бы так и жил себе спокойно, не зная, что у него есть дочь, ну вот теперь, когда бывшая жена лишила его дочери, почему бы ему просто не выкинуть обеих из головы и не жить как раньше? Но эти ухищрения и попытки обмануть самого себя не имели ни единого шанса на успех. Он жил своей жизнью - удобной, обычной, иногда чрезмерно перегруженной, иногда слишком веселой, но всегда, каждую секунду где-то тлела эта боль - он потерял своего ребенка.
  И вот теперь Карин была мертва. Что это должно было означать? По логике вещей - только одно: теперь он становился единственным оставшимся в живых законным родителем Элизабет. Райни повернул левую руку, чтобы освободить из-под рукава рубашки свой неприлично дорогой Breguet - два часа пополудни. Сколько времени у адвоката Кайзера займет добраться до Сембранше? А еще, черт подери, как попадет домой он сам?
  Телефон, который он продолжал держать в руке, снова завибрировал. Райни взглянул на экран - это была Аннабель.
  - Привет, - прощебетала она. - Ты уже сел?
  - В глубокую лужу, - согласился Райни, который иногда любил глупо пошутить, особенно чтобы отвлечься от чего-то... как сейчас. Аннабель понимала далеко не все из его шуток. Иногда даже обижалась. Но на этот раз проблем не возникло:
  - Ты сдавал багаж?
  - Нет.
  - Тогда я тебя встречаю в зале прилета.
  - Отлично. Постараюсь побыстрее.
  - Целую тебя.
  - Угу. - Райни отключился, сунул нагревшийся от его руки телефон в карман джинсов и потянулся к полке, чтобы достать свой маленький чемодан.
  Он мечтал скорее попасть домой, чтобы наконец немного отдохнуть и прийти в себя, вылечить начинающуюся простуду и хотя бы попытаться поспать больше шести часов подряд. Собственно, в том, что он существовал в условиях вечного цейтнота, была виновата его жадность. Несколько лет назад он согласился подписать контракт с производителем нижнего белья премиум-класса, стал ни много ни мало как лицом марки, и с тех пор просто продыху не имел от рекламных съемок. Нет, безусловно, контракт был составлен достаточно грамотно и честно, расписание Райни учитывалось, и он имел право выбирать график съемок на собственное усмотрение, в удобное для него время, мог переносить съемки на месяц или даже на два, но больше съемок - больше денег, поэтому он старался выкраивать время даже во время сезона. Денег фирма 'Thierry Bonnet' платила очень много, с этим приходилось считаться, и Райни, подобно многим звездам тенниса, футбола, гольфа и так далее, пытался лавировать между спортом и коммерческими обязательствами, разрываясь между соревнованиями и съемочными площадками. Уже не первый год он обещал себе, что сбавит обороты и забросит работу моделью, но каждый раз ему находили способ подсластить пилюлю. Он был популярен и очень хорош собой, было глупо отказываться от огромных денег, и все оставалось как есть, только его счета в банке росли и росли, а усталость и стресс копились и копились...
  На этот раз все получилось еще более глупо, чем обычно. Он вернулся домой позавчера ночью - откатал скоростные этапы в Квитфьеле (одно золото и одна бронза) и планировал отдохнуть два дня перед началом тренировок в Шладминге - на финале Кубка мира. Но в аэропорту Осло его вызвонил его менеджер из 'Thierry Bonnet' Ален Бертран и попросил выбраться в Египет на внеплановые срочные съемки линии пляжной одежды. Райни прикинул, что из Женевы в Египет лететь намного дольше, чем в Неаполь (где съемки проводились в прошлом августе) и предложил провести и эти съемки в Неаполе. Бертран все организовал, все получилось классно - удобное время рейсов, шесть часов на обед, съемки и на все вопросы, но ни один из них не подумал о том, что температура воздуха в Неаполе всего +16, дует ледяной ветер, а море, в которое Райни должен зайти, прогрелось аж до +14 градусов. Когда оба сообразили, что немного просчитались, было уже поздно - съемочная машина была уже запущена, и ни один из идиотов, как-то связанных с процессом, не подумал о том, что стоять в одних плавках на пронзительном ветру на пляже по щиколотку в холоднющем море - паршивая идея. Видимо, все решили, что горнолыжнику такой холод нипочем. Он все сделал как надо, приехал, отстоял, ну а если кожа посинела от холода - на то и существует компьютерная ретушь и фотошоп... И вот теперь у него нос заложен, в горле першит, а завтра утром он должен выдвигаться в Шладминг и сразу же выходить на первую тренировку в скоростном спуске.
   Кстати, именно на съемках для 'Thierry Bonnet' в Неаполе в августе прошлого года он и познакомился с Аннабель. Она была его партнершей в ролике опять-таки пляжной одежды. Для нее это была пробная съемка - мог получиться первый большой контракт, и она выложилась по полной. Обычно Райни удавалось на съемках абстрагироваться от своих партнерш - конечно, трудно не возбудиться на красавицу, одетую только в бикини, но съемочная группа и менеджеры, присутствующие в большом количестве, все же здорово охлаждают. А тогда этот номер не прошел. Аннабель так льнула к нему, так смотрела, что он против воли завелся. Очаровательная двадцатичетырехлетняя брюнетка с умопомрачительным телом была невероятно соблазнительна, съемки в тот день удались на славу, фотографии просто искрились сексуальным напряжением, исходившим от обоих партнеров, Аннабель получила свой контракт и Райни Эртли в качестве любовника. Они были вместе уже полгода.
  В числе прочих пассажиров первого класса Райни за несколько секунд миновал таможню и паспортный контроль и вышел в зал прилета. Конечно, он сразу увидел Аннабель - она очень бросалась в глаза. Высокая стройная брюнетка притягивала все взгляды, а сама не сводила глаз с Райни. Не то чтобы ему сильно льстило такое положение вещей... но все же есть своя прелесть в обладании премиумом. Аннабель была премиум.
  - Привет, милый, - она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы. - Как долетел?
  - Супер, - он приобнял ее за талию. - Кормили креветками. Я в Неаполе и сам чуть не превратился в креветку.
  - То есть?
  - Холодно было, - терпеливо объяснил он. - Я скрючился от холода на съемках, как креветка. Только не розовая, а синяя.
  Аннабель снова потянулась поцеловать его:
  - По-моему, у тебя температура.
  - Выпью аспирин.
  На стоянке аэропорта был припаркован белый с серебряной аэрографией 'мини-купер', который он подарил Аннабель на рождество - она хотела именно эту машину, сама выбирала, сама заказывала аэрографию. Райни почувствовал легкую досаду - он терпеть не мог ездить в этой букашке, с его ростом под 1.90 было страшно неудобно скрючиваться в тесном салоне. Аннабель могла по необходимости в любой момент брать его рейнджровер или мазерати - обе эти машины были вполне предназначены для рослого водителя или пассажира. Но она слишком любила свою козявку. Райни никак не мог взять в толк - почему.
  - Домой? - спросила она.
  - Конечно. - Райни кое-как скорчился на переднем сиденье мини и решил, что, несмотря на неудобство, нужно попытаться уснуть. Аннабель вырулила на автобан, ведущий на юг - от Женевы до Сембранше хоть по северному швейцарскому берегу, хоть по южному французскому было примерно одинаковое расстояние, но она любила ездить через свой родной Тонон-Ле-Бен. Райни прикрыл глаза - под веками будто песка насыпали, так трудно было держать глаза открытыми... но в уши настырно лезла бравурная Бритни Спирс, а в голову - будоражащие мысли. Сегодня приедет адвокат Кайзер. И скоро Райни увидит Элизабет. Свою дочь, которой сейчас 9 лет, 11 месяцев и 2 дня.
  Последний отчет от Карин касательно Элизабет (тот самый, где 135 см и аллергический дерматит) он получил в прошлом апреле, почти год назад. Что он знает о своей дочери? Ничего. Он понятия не имеет, что она любит, что не любит, что ей интересно, даже что она любит есть на завтрак. Он не знает, что она изучает в школе и хорошо ли учится, есть ли у нее друзья и как зовут ее котенка. По ее фотографиям ни черта не понятно. Вроде бы у нее длинные волосы - то ли рыжие, как у Карин, то ли каштановые, как у него самого, а когда он спросил своего массажиста, который был женат на докторше-педиатре, нормально ли для девяти лет рост 135 и вес 28, ему сказали, что вполне нормально. Ну, вес - нижняя граница нормы, но ни о какой патологии речь не идет. Но все равно - какая бы она не была, и какой бы бездарью ни был он сам в отношении воспитания десятилетних девочек - он не мог не думать о ней и не радоваться тому, что теперь он сможет быть ближе к своей дочери.
  Райни вдруг вспомнил, как недавно говорил со своим младшим братом Филиппом - среди братьев Эртли Фил был самым младшим, средний брат Андреас в прошлом году закончил университет в Цюрихе и теперь дополнительно изучал электронику в Америке. Филу в феврале стукнуло 16, он в очередной раз поцапался с родителями и в разговоре с Райни выдал поразительную мысль:
  - Тебе-то хорошо, Дед, ты рос, когда они молодыми были. Теперь-то старые и все забыли уже.
  Райни был старше Фила почти на 14 лет (ему до тридцати еще оставалось протянуть несколько месяцев) и, когда он родился, матери было 27, а отцу 30, стало быть, младший из сыновей Эртли появился на свет, когда матери было 41, а отцу 44. Ну что же, может быть, в словах Сопляка и был свой резон - Райни и сам считал, что родители слишком строги к мальчишке. То, что у Райни считалось само собой разумеющимся, Филу было настрого запрещено. К примеру, Райни имел полное право с 15 лет ночевать вне дома, с условием, что позвонит вечером и предупредит, что вернется завтра. Фил был обязан вернуться домой не позднее 23.00 - и это не обсуждалось. Райни благоразумно помалкивал об этом, но как-то раз все же наедине спросил отца, почему так. И тот ответил - времена изменились, раньше жизнь была безопаснее. И, помолчав несколько секунд, добавил тихо: 'И мы тоже изменились'. Когда Райни был подростком, родители были заняты младшими сыновьями - школьником Анди и малышом Филом, и не так волновались за старшего, и это тоже вполне объяснимо. Тем не менее, теперь Райни и самому предстояло понять, каково это - растить ребенка и отвечать за него, волноваться за его здоровье и безопасность. По крайней мере, он был старше своей дочери всего на 20 лет. Не такая уж и большая разница.
  Интересно, что на все это скажут в его семье? Конечно, и братья, и родители знали обо всем. Весь мир знал. Знала Аннабель, друзья и соперники в Кубке мира, спонсоры и приходящая прислуга - Райни был достаточно известен и популярен, чтобы иметь хоть полшанса что-то скрыть, особенно от тех, кому он был по какой-то причине интересен. Интересно, известно ли уже о гибели Карин?
  - Включи радио, - пробормотал он, не открывая глаз.
  - Я думала, что ты спишь, - Аннабель послушно переключила магнитолу. - Вот эту?
  Он услышал позывные одной из спортивных радиостанций.
  - Да, оставь.
  Но новость пока не просочилась - Гималаи были слишком далеко...
  Райни оставил попытки уснуть, открыл глаза. Синее мартовское небо, свежая зелень деревьев и снежная белизна горных хребтов, и все это залито солнцем. Скорее бы домой...
  
  Адвокат Кайзер появился в доме Райни уже под вечер, в седьмом часу. Райни пультом открыл для него ворота и проследил в окно, как такси заезжает во двор. Мужчина вышел с заднего сиденья, взял кейс с бумагами и направился к входной двери. Райни не помнил, как он выглядит, но сейчас узнал: восемь лет - не такой уж долгий срок, когда речь идет о пятидесятилетнем мужчине... в отличие от двухлетнего ребенка или двадцатидвухлетнего парня.
  Аннабель отдыхала в солярии, Райни знал, что она не помешает его разговору с адвокатом - он предупредил ее о том, что у него деловая встреча. О сути этой встречи он пока умолчал.
  Если честно, у него возникло желание подготовиться к встрече, показать, что он уже не тот парень, которого так легко удалось взять на пушку восемь лет назад. Надеть дорогой костюм, который стоил, вполне вероятно, как весь годовой доход адвоката Кайзера, часы за сто пятьдесят тысяч швейцарских франков, намекнуть, что он купил этот дом, не занимая ни у кого ни единого сантима, еще как-нибудь надуть щеки. Райни забил на эту демонстрацию состоятельности и инфантилизма. Ему нужна только его дочь. А сколько он зарабатывает - адвокат Кайзер при желании мог узнать легко и непринужденно, доходы известных спортсменов обычно становились достоянием гласности почти со стопроцентной точностью. К тому же... большие доходы и зрелость далеко не всегда приходят одновременно.
  Вместо всех этих глупостей Райни натянул драные голубые джинсы и серую майку. Часы менять поленился, так и оставил Breguet, который прямо-таки вопил о богатстве своего хозяина. Дорогие часы создавали диссонанс убогой майке, растянутой и полинявшей от сотен стирок. Все его подружки периодически пытались выкинуть эту майку, но он не разрешал - в ней он чувствовал себя по-настоящему уютно. Он открыл дверь сам, хотя в доме была приходящая горничная, которая приезжала раз в два дня и делала уборку.
  Вряд ли Райни прибавил в росте с двадцати двух лет, но раньше не замечал, что он выше адвоката своей бывшей жены почти на голову. Впрочем, это не помешало Кайзеру накормить его при прошлой встрече тем, чем и планировал, а Райни - проглотить все это. Какая разница?
  - Добрый вечер, герр Эртли.
  - Добрый вечер, адвокат. Проходите.
  Мужчины обменялись какими-то незначительными фразами - дорога вас не сильно утомила? Нет, благодарю вас, да, я не отказался бы от прохладительного напитка, хорошо, подождите минуту. Райни проводил гостя в кабинет на первом этаже дома. На самом деле то, что у него так называлось, было какой-то невнятной комбинацией кабинета, игровой, библиотеки, кинозала и спальни - он тут изредка даже спал, когда на него находила такая блажь. Райни не был нужен кабинет как таковой - подписывать контракты с многими нулями можно хоть на коленке, а больше он ничего и не писал. Фил, если вдруг у него возникала жажда знаний, предпочитал свою комнату на третьем этаже. А тут стол был занят компьютером, на котором Райни периодически играл в какие-то идиотские стрелялки. Ну ладно, что есть, то есть. Райни предложил Кайзеру сесть в кресло у окна, сам занял диван, между ними стоял небольшой журнальный столик. Хозяин дома сам принес бутылку спрайта и два стакана, пока посетитель раскладывал на столике бумаги.
  - Итак, герр Эртли, - он прокашлялся, внимательно посмотрел на Райни. - Не буду затягивать, вижу, что вы нездоровы, простуда?
  - Есть немного. Давайте перейдем к делу.
  Райни был уверен, что он просто получит теперь свою дочь. Но... ничего подобного. Все оказалось не так просто. Когда имеешь дело с семьей Кертнер и адвокатом Кайзером, ничего не может быть просто. Адвокат начал:
  - Если совсем вкратце - то после смерти вашей бывшей жены вы автоматически становитесь опекуном своей несовершеннолетней дочери. Мой главный вопрос, ради которого я здесь: что вы намерены теперь делать? Да, верно, вы - полноправный родитель несовершеннолетнего ребенка, оставшегося без матери. Фактически участия в жизни дочери вы не принимали, то есть родительские обязанности вами не выполнялись... - Тут Райни пришлось сдержаться, чтобы не заорать, что адвокату отлично известны причины его так называемого отказа от выполнения обязанностей, но он взял себя в руки, только нахмурился. - Я осведомлен о вашем образе жизни, знаю, что вы не женаты и занимаетесь профессиональным спортом и карьерой фотомодели, и охотно признаю, что для вас принимать ответственность за девятилетнего ребенка было бы затруднительно. Так вот, ситуацию можно уладить очень легко и удобно для вас. У фройлейн Элизабет Эртли есть бабушка, которая проводила с девочкой много времени. По сути, они привязаны друг к другу, и фрау Агнесса Кертнер хотела бы получить ваш отказ от ребенка, чтобы забрать его себе. Я подготовил все бумаги...
  К концу речи Кайзера Райни резко выдохнул воздух, пытаясь в этом простом дыхательном упражнении дать выход своим эмоциям. Он молча смотрел, как адвокат аккуратно раскладывает на низком журнальном столике какие-то бумаги. Все готово, сказал Кайзер. И что теперь намерен делать Райнхардт Эртли?
  Райни заставил себя унять все эмоции, которые затопили его, когда он понял, что, несмотря на сказанное адвокатом, теперь может забрать дочь себе. Эмоции пока надо вывести за скобки, Райни должен мыслить рационально. Адвокат прав: при его образе жизни воспитывать ребенка - полный абсурд, нонсенс. У Элизабет осталась бабушка, они любят друг друга, привыкли друг к другу, девочка, потерявшая мать, меньше всего на свете хотела бы потерять еще и бабушку. Так девочка может остаться в окружении привычной обстановки, людей, которые любят ее и которых любит она, которые были с ней на протяжении всей ее жизни, знали ее и видели, как она растет. Так имеет ли он вообще моральное право настаивать на опеке над дочерью? Она его дочь только биологически, если можно так выразиться, но он для нее чужой человек. Может быть, они оба стали как бы жертвами интриг Карин, но так или иначе, исходя из блага ребенка, было бы правильнее... или нет?
  Адвокат Кайзер поднял взгляд от бумаг - поскольку Эртли молчал, нужно было делать следующий ход. Адвокат не сомневался, что спортсмен ухватится за возможность спихнуть с себя обузу. Он полагал, что раскусил парня еще при прошлой встрече, хотя оказалось, что Эртли не так прост, как выглядит. Тогда он сильно удивил адвоката, настояв на женитьбе на Карин, а потом на разводе с сохранением своих родительских прав. Но Карин не хотела, чтобы он участвовал в жизни дочери, и это удалось довольно просто организовать. Тогда Эртли легко пошел на все требования бывшей жены. Сейчас все будет еще проще. Он уже повзрослел и наверняка научился уже быть разумным.
  За эти 8 лет Райнхардт Эртли лишился того потрясающего сияния юности, которое будто нимб озаряло его в двадцать два. В нем больше не было этого легкого щенячьего очарования, невинности и видимого сочетания непорочности и испорченности, которое настолько покорило Карин Кертнер, что она выбрала этого парня на роль племенного жеребца. Но вся его красота осталась при нем, просто слегка поменяла качество. Тогда это был красавчик, обаяшка, теперь просто красивый, успешный мужик. Взрослый, зрелый мужчина, четко осознающий возможности своего богатства, влиятельности и своей внешности тоже. Адвокат пододвинул к молодому человеку ручку и бумаги и сказал:
  - Пожалуйста, ознакомьтесь и, если у вас не будет вопросов, подпишите вот здесь.
  Райни наклонился над бумагами, начал читать, его взгляд зацепился за имя дочери. Элизабет Фредерика Эртли. Карин не дала ему возможности участвовать в выборе имени. И тогда, и сейчас он считал, что имя - не самое главное, но все же... даже в такой мелочи его попытались выпихнуть из жизни дочери.
  И что он сейчас должен сделать? Просто поставить свою подпись, распрощаться с адвокатом Патриком Кайзером (навсегда, к счастью) и вернуться к своей нормальной, суматошной, привычной жизни, состоящей из борьбы с цейтнотами и стрессами, из радостей и проблем, из побед и поражений, взлетов и падений?.. Сегодняшний вечер может быть спокойным - оазисом в бурном океане этой вечной непрекращающейся суматохи. Он выпьет аспирин, понежится в горячей пенной ванне с джакузи, установленной на крыше, затащит Аннабель в спальню, они займутся любовью, а потом он наконец-то уснет, прижав ее к себе, и проспит до 8 утра... Ведь это такое счастье, он об этом мечтал уже почти полторы недели...
  Да, восемь лет назад он бесился, когда его лишили общения с Элизабет, когда его заставили отказаться от дочери, потому что он хотел быть отцом для нее. Сейчас он повзрослел, понимает, что жизнь - это не только 'хочу' или 'не хочу', но еще и 'могу' и 'надо'. Он НЕ МОЖЕТ быть отцом сейчас, потребовать опеки над девочкой - обречь ее на неустойчивое, сумасшедшее существование вдали от ее привычной обстановки и от людей, которые ее любят. Ему НАДО оставить ее в покое, чтобы она, потеряв мать, могла хотя бы быть с бабушкой, общаться со своими друзьями, котенком и кто там еще у нее. Он должен просто подписать отказ. И все кончится. Прощайте, адвокат. Аннабель, потри мне спинку. И все.
  Но... он будто споткнулся о свою фамилию после имени Элизабет. И вспомнил крошечное создание в кювезе, опутанное проводами, тонюсенькие ручки, и собственный страх за нее. Долгая операция на сердце, переливание крови, слабость новорожденного ребенка и неясный прогноз - им с Карин разрешили войти в реанимацию и просто посмотреть на девочку через стекло, потому что предполагалось, что она не сможет выжить, что она погибнет... А она справилась. Элизабет Фредерика Эртли. Его дочь, его плоть и кровь, его продолжение.
  - Я не подпишу это, - сказал он, оттолкнув от себя ручку.
  - Простите... - Лицо адвоката просто вытянулось в полтора раза. - Но почему, позвольте спросить?
  - Потому что я не привык принимать решения, не имея достаточно информации для этого. - Райни не стал излагать все свои соображения. Он говорил сухо и отрывисто: - Я должен своими глазами увидеть обстановку, познакомиться с ребенком и фрау Кертнер, и только убедившись, что дела обстоят именно так, как вы рассказываете, я буду готов сказать свое решение.
  - Какие у вас основания сомневаться в правдивости моих слов?
  - Никаких, - холодно ответил Райни. - Но речь идет о моем ребенке, и я не обязан верить кому бы то ни было на слово.
  Адвокат смог только выдавить:
  - Ну что ж... Это ваше право. Только имейте в виду, любой суд, даже учитывая ваши права в отношении ребенка, будет исходить из его же блага, стало быть, решение суда может быть и в пользу фрау Агнессы Кертнер.
  - Поверьте, я тоже намерен исходить из блага Элизабет, - отрезал Райни. - Я готов выехать в Австрию. Где именно живет моя дочь?
  - Фройлейн Эртли живет в Аттерзее в своем доме, с ней сейчас только няня. Ваша теща... гм... бывшая... вылетела в Непал. Так вы планируете выехать в Аттерзее прямо сейчас?
  - Немедленно, - при этом слове Райни будто почувствовал, что температура у него уже не меньше 38, но... какого черта? Он выпьет еще аспирина.
  - Прекрасно, тогда не будем тратить время. Мы можем вылететь из Берна или из Женевы, откуда ближе?
  - Одинаково, надо только выяснить, откуда есть рейс. Мы летим в Зальцбург?
  - Да. Если мы доедем за полтора часа, успеем на рейс из Берна. Тут быстро придет такси?
  - Нам не нужно такси, нас довезет моя подруга. Подождите пять минут, я соберу вещи.
  Черт подери, он должен сложить кучу вещей, ведь прямо из Аттерзее ему придется выезжать на две недели в Шладминг. Но времени на это не было. Он позвал Аннабель, которая вышла в сиреневом бикини из солярия, где она провела последний час, читая журнал, и постарался объяснить ей, что происходит.
  Девушка была сбита с толку напрочь:
  - Подожди, милый, я ничего не понимаю. Что значит ты должен вылетать через полтора часа? Ты же бронировал вылет на завтрашнее утро?
  - Я не могу ждать так долго, это срочно. Моя дочь...
  - Что такое про твою дочь? Ты теперь привезешь ее сюда?
  - Я пока не знаю. Я думаю, ты поймешь все по дороге. Давай, времени мало, выгоняй рейнджровер.
  
  - Что случилось с Карин? - спросил Райни, когда Аннабель вывела машину за ворота и повернула на север. Адвокат Кайзер, устроившийся на заднем сиденье, ответил:
  - Несчастный случай во время внетрассового спуска.
  - Ее тело нашли?
  - Да, герр Эртли. Фрау Кертнер планирует как можно быстрее перевезти тело сюда и похоронить в Зальцбурге, где живет вся семья.
  - Это так просто? Я понял, что несчастье случилось в Гималаях?
  - Да. Поверьте, герр Эртли, это очень сложно, несчастье произошло в труднодоступной высокогорной территории, и все это, конечно, очень сложно и требует больших временных и материальных трат. Но, вполне вероятно, вопрос удастся решить достаточно оперативно.
  - Понимаю. Расскажите мне про Элизабет.
  - Обычный ребенок, герр Эртли.
  - Она учится в школе?
  - Да.
  - Со здоровьем все нормально?
  - Да, вполне. Ни о каких особых проблемах в этом отношении я не слышал.
  - Карин часто оставляла ее с бабушкой?
  - Не знаю точно, герр Эртли, - в голосе адвоката появилось легкое раздражение. - Вы хотели все увидеть своими глазами, а мои слова на веру вы не принимаете. К чему все эти расспросы? Скоро все сможете увидеть сами.
  - Вы правы, - Райни зевнул и воспользовался паузой, чтобы ответить на очередной телефонный звонок от менеджера Хэда. Райни начинал на Саломоне, потом на какое-то время позволил перекупить себя Россиньолу, и в результате все же влился в конюшню Хэд. Эти ребята умели выкупать даже самых строптивых и жадных звезд. А Райни был строптив и жаден. Отключившись, он снова зевнул и подумал, не поспать ли наконец? Полтора часа пути - вряд ли достаточное время для сна, но в его ситуации немного - лучше, чем нисколько. По крайней мере, он мог устроиться удобно - эта машина была достаточно просторна для такого рослого парня, как он. Темно-синий внедорожник, купленный в прошлом году. Сначала Райни подумывал отправить его на Сардинию, но, немного поездив и привыкнув, оставил здесь. На Сардинию уехал чуть более старый и тесный лендровер.
  Но, конечно, сон не шел - Райни был слишком взбудоражен происходящим. Он думал о еще одном вопросе, который он не задал адвокату Кайзеру, а ведь это был очень и очень важный вопрос. Это для него, Райни, дочь в обсуждении ситуации была на первом месте, а для многих других она была бы на втором.
  А на первом - деньги. Дочь Карин Кертнер - богатая наследница. Оставила ли Карин завещание? В любом случае, оставила или нет, Элизабет должна была унаследовать за матерью львиную долю ее состояния, все движимое и недвижимое имущество. Стало быть, любой, кто окажется опекуном десятилетней девочки, будет распорядителем ее состояния, а это, надо полагать, лакомый кусок. Райни понятия не имел, сколько могло быть денег у его бывшей жены, но один только дом в Аттерзее должен был тянуть минимум на полтора миллиона евро. Карин не отказывала себе ни в чем - она много путешествовала (и всегда по высшему разряду), любила ювелирные украшения и дорогие автомобили, содержала штат прислуги, массажиста, собственного тренера по физподготовке (она называла это фитнесом) - в общем, даже не зная всех обстоятельств финансовой стороны дела, можно было предположить, что у Карин было достаточно денег. И, если только она не оставила завещания в пользу кого-нибудь другого (что казалось невероятным, скорее всего, у Карин не было завещания - с какой стати здоровая сорокалетняя женщина должна составлять завещание?) то теперь ее состояние автоматически переходило к дочери.
  Райни и сам был далеко не бедным человеком, и он отлично понимал, что богатство - это не просто 'трачу, сколько хочу'. О деньгах надо заботиться, их надо сохранять и приумножать, с них надо вовремя и надлежащим образом платить налоги. У него был свой финансовый менеджер, который отвечал за деньги Райни, и сам спортсмен был достаточно умен и подкован, чтобы не оставлять работу этого человека без надзора. Он постоянно проверял и контролировал свои денежные дела, запрашивал отчеты, организовывал аудиторские проверки и знал с точностью до сантима и до цента, сколько у него денег, во что они вложены, сколько дохода приносят и куда и как уходят. Если он получит опеку над Элизабет, ее деньги будут в полной сохранности, а к моменту ее совершеннолетия он сможет их еще и приумножить. Что станет с ее деньгами, если ее опекуном станет человек даже не обязательно недобросовестный, а элементарно неграмотный? Насколько его бывшая теща умеет управлять деньгами, особенно не своими, а чужими и большими? Карин была из семьи, принадлежащей к среднему классу. Больших денег там не было, стало быть, и умения управляться с ними - тоже. Карин была богата, но вряд ли она сама вела свои дела. А кто их вел? Наемный менеджер, как у Райни? А если опеку над девочкой так или иначе заполучит человек именно недобросовестный? Конечно, его не оставят без надзора в любом случае, но этого может быть недостаточно, чтобы сберечь деньги Элизабет.
  Оставила ли Карин завещание? Есть ли у Элизабет назначенный опекун? Насколько велико наследство девочки? Кто конкретно может предоставить полную информацию по финансовому вопросу? Адвокат Кайзер должен все это рассказать ему во всех деталях.
  Кстати, если Райни подпишет эту бумажку, которую ему пытался подсунуть адвокат Кайзер, он полностью откажется от возможности контролировать не только жизнь дочери, но и действия ее опеки. А адвокат полагает, что по-прежнему имеет дело с двадцатидвухлетним дурачком, который подпишет все, стоит на него слегка надавить... Ну что же, наверное, его ждет большой сюрприз.
  - Из Берна возвращайся домой, - сказал Райни Аннабель. - Собери мои вещи в Шладминг. Ты знаешь, что где лежит. Завтра увидимся там и обо всем поговорим.
  Девушка, сидящая за рулем, согласно кивнула:
  - Не волнуйся, я все сделаю. А ты... хочешь забрать ребенка? Так?
  Райни указал взглядом на заднее сиденье, мол, не хочу сейчас обсуждать это.
  - Я пока ничего не знаю и не готов ответить.
  По тому, как она поджала губы, он сделал вывод - обиделась. Ладно, бывает...
  
  В аэропорту Зальцбурга их встречал какой-то человек, судя по разговору, кто-то из сотрудников или подчиненных Кайзера.
  - Мы едем в дом вашей бывшей жены, герр Эртли, - сообщил адвокат. - Там вы сможете познакомиться... гм... встретиться с вашей... с фройлейн Эртли.
  На этот раз удача снова не сопутствовала Райни - подчиненный или коллега Кайзера еще не заработал на достаточно просторную машину, и ехать пришлось на третьей модели БМВ. Райни не стал заострять на этом внимание - дорога была не такая уж и дальняя, минут за сорок они доехали.
  Темнело, в воде озера отражались огни богатых, респектабельных особняков. Проехав по тихой извилистой улице, засаженной высокими, распускающимися деревьями, автомобиль остановился около ворот одного из домов с номером '244'. Ворота (точно такие же, как и у Райни в Сембранше) плавно поднялись, впуская машину в просторный двор.
  Он помнил дом, хотя бывал здесь всего один раз девять лет назад. Огромная вилла, три этажа, вид на озеро, все как положено. Освещенные окна первого этажа, остальные темные и безжизненные. Насколько он помнил, тогда детская выходила окнами на озеро, то есть со двора невозможно было понять, горит ли свет там. Девятый час вечера. Райни понятия не имел, во сколько ложатся спать девятилетние девочки. Ну, почти десятилетние.
  Звонок в дверь, им открыла тетка лет пятидесяти, то ли няня, то ли прислуга - по ней было не понять. Она была одета в темную футболку и джинсы.
  - Добрый вечер, господа, - она скользнула взглядом по Кайзеру, потом вперилась глазами в Райни. Райни и Кайзер вошли в неярко освещенный, обставленный со сдержанной роскошью холл. В просторном темноватом помещении стояло несколько диванов и кресел, сюда выходило несколько одинаковых дверей и спускалась широкая лестница.
  - Добрый вечер, герр адвокат, - поздоровалась женщина, продолжая смотреть на Райни.
  - Это фрау Орсини, гувернантка фройлейн Эртли, - чопорно представил адвокат. - Фрау Орсини, это герр Райнхардт Эртли. Где фройлейн?
  - Я велела ей оставаться в ее комнате, - няня (простите, гувернантка!) не сводила глаз с Райни. Непроизвольно, едва слышно выпалила: - Милостивый Боже, одно лицо!
  - Желаете чего-нибудь выпить, герр Эртли? Или сразу намерены встретиться с...
  По дороге Райни думал - когда этот адвокат намерен ознакомить его с денежными обстоятельствами вопроса? Кажется, он не собирался этого делать. Полагал, что спортсмену ни к чему обуза, а про прочие моменты он как бы и не вспомнит? Райни пока не делал никаких выводов, до поры до времени не давая воли эмоциям и не вникая в деловую сторону вопроса. Он познакомится со своей дочерью, потом уже попытается соображать. Но чем ближе становилась встреча, тем сильнее его охватывали эти чувства...
  Больше всего на свете ему хотелось увидеть девочку, свою дочь. Узнать, какая она, поговорить с ней, выяснить, что для нее важно, чего она хочет, чего боится, о чем болтает со своим котенком (хотя за год он мог вырасти и стать огромным толстым кошаком). Любит ли она сказки про драконов и боится ли привидений, как он в детстве, такая же хитрюга, как Фил, или сочиняет ли она стихи, как когда-то Анди? Он многие годы заставлял себя жить, не думая о том, что у него есть дочь, о том, что его лишили возможности видеться с ней и участвовать в ее судьбе, но он любил ее все эти девять лет... как мог, как вообще мужчина может любить своего ребенка, если они разлучены какими бы то ни было обстоятельствами.
  - Я хочу немедленно видеть мою дочь. - Он хотел бы прозвучать твердо и беспрекословно, но получилось как-то просительно. Хотя... какая разница. Он хотел видеть Лиззи.
  - Я приведу ее, герр Эртли. Присаживайтесь. - Няня направилась вверх по лестнице на второй этаж.
  Адвокат уселся на кожаный диван неподалеку от лестницы. Райни не стал садиться, только прошел на несколько шагов вглубь помещения, чтобы лучше просматривалась лестница.
  Прошла минута, вторая. Адвокат, чтобы занять себя чем-то, вытащил какие-то бумаги из кейса и задумчиво уставился на них. Райни раньше, чем Кайзер, заметил, что тот держит их вверх ногами. Впрочем, и адвокат заметил довольно быстро и перевернул. Райни прошелся по помещению, разглядывая картины на стенах. Он не был особо подкован в живописи, особенно в абстрактной. Услышав шаги, он быстро повернулся к лестнице. Сначала он увидел ноги. Две пары ног. Нянины - большие, в джинсах и мокасинах. Следом - маленькие. Белые колготки, черные туфли с пряжками.
  Девочка спускалась по лестнице следом за няней, и Райни не мог рассмотреть ее. Няня загораживала ее своим крупным телом. Наконец, спуск был окончен, и няня шагнула в сторону. Райни с бешено бьющимся сердцем уставился на дочь.
  Она стояла, опустив голову, и он мог видеть только темно-рыжие волосы, заплетенные в две косы. Несмотря на поздний час, девочка была одета в нечто, напоминающее школьную форму. Юбка из красно-зелено-серой шотландки и черный блейзер, в вороте которого виднелась белая водолазка. Руки опущены вдоль тела.
  Взгляды Райни, адвоката и няни были устремлены на маленькую фигурку у лестницы. Все четверо молчали. Наконец, Райни выдавил:
  - Привет, Лиз.
  Девочка молчала, еще ниже опустила голову.
  Райни тоже молчал, не зная, что еще сказать. Он понимал, что не должен возвышаться над ней, как колонна, давя ее своим ростом, но понятия не имел, что сделать. Адвокат молча наблюдал за сценой с безопасного дивана. Няня строго сказала:
  - С тобой поздоровались, Лиза. Ты должна ответить. - Когда девочка не вымолвила ни слова, женщина слегка повысила голос: - Кому я говорю, Элизабет Фредерика?!
  Тогда дочь подняла голову, в упор взглянула на отца точно такими же, как у него, глазами, и произнесла внятно и громко:
  - Привет, козел.
  
  Адвокат Кайзер фыркнул и тут же сделал вид, что закашлялся (ему доставило удовольствие, что ребенок сбил спесь с заносчивого спортсмена). Райни просто оторопел. Няня на секунду тоже лишилась дара речи. Все это время девочка жгла отца вызывающим, ненавидящим взглядом, ее лицо было бледным, кулачки в складках юбки сжались. Элизабет развернулась и бросилась к лестнице. Фрау Орсини первой пришла в себя. Ухватив девочку за руку, она прошипела:
  - Где ваши манеры, фройлейн? Я должна буду вас наказать!
  - Пусти меня! - Лиз безуспешно пыталась вырваться, но хватка у крупной фрау была железная. Тонкая рука девочки исчезла в пальцах няни. Райни шагнул вперед:
  - Довольно! Отпустите ее.
  Элизабет вырвалась на волю, ее ноги в туфельках с пряжками с невероятной скоростью пересчитали ступени лестницы. Няня успела крикнуть ей вслед:
  - Тебе это не сойдет с рук, Лиза! Ты целую неделю теперь...
  Девочка юркнула за угол, с грохотом захлопнулась одна из дверей.
  - Не знаю, что на нее нашло, - запричитала фрау Орсини. - Я прослежу за тем, чтобы она понесла суровое наказание. Она...
  - Оставьте ее в покое, - Райни внутренне кипел от гнева. Видимо, дело было в недостатке родительского опыта, но ему казалось просто варварством ломать мятежный дух ребенка. Даже несмотря на то, что этот ребенок бросил незаслуженное оскорбление в лицо взрослому человеку, к тому же собственному отцу.
  И в эту секунду он принял решение. Необдуманное, спонтанное, железное решение. Он понимал, что впоследствии сто раз пожалеет об этом. Понимал, что обрекает себя на бесконечные проблемы и непрекращающуюся головную боль, что вдобавок ко всему своему непреходящему цейтноту и огромным нагрузкам взваливает на себе еще будь здоров какую обузу, но это ничего не меняло. Лиз - его дочь. Плоть от плоти, кровь от крови, и они должны быть вместе. И он никогда не простит себе, если оставит ее тут, с этой нянькой, которая шпыняет ее и применяет силу, орет и ломает ребенка. И еще... Лиз бросила ему вызов. Лиз и Карин, вместе, сделали это, а он был не тот человек, который не умел ответить. Карин мертва, ну что ж, теперь ее дело - примириться с Господом, если он есть, а дела живых остаются живым. Райни повернулся к адвокату и сказал негромко:
  - Готов обсудить дела.
  - Хорошо. - Кайзер жестом отпустил няню (что не укрылось от внимания Райни - сложилось впечатление, что этот тип был тут частым гостем и имел право приказывать прислуге?) - Пройдемте в библиотеку.
  Ох ты ж черт возьми. Тут вам не жалкое подобие кабинета, как у Райни в Сембранше. Целая библиотека, не угодно ли...
  Райни молча проследовал за адвокатом Кайзером, возвышаясь над ним почти на голову. Да... огромная комната, раза в три больше, чем смешной закуток у Райни - спортсмен тут же задался вопросом, неужели его бывшая жена, которая, как казалось, интересовалась только мужиками и спортом, перечитала столько книг?
  Швейцарец быстро сориентировался - тут был письменный стол, напротив которого стоял стульчик для посетителя. Если бы адвокат занял стол, Райни еще до начала разговора оказался бы в роли просителя, и его такая позиция не устраивала. Поэтому, прежде чем адвокат успел занять место, Райни уселся на угловой диван в центре комнаты. Теперь они могли быть только в одинаковой позиции - адвокату оставалось занять такой же диван напротив.
   Мужчины уселись друг против друга. Между ними оказался почти такой же высоты и размера журнальный столик, как давеча в 'кабинете-игровой-разгильдяйской' Райни.
  На этот раз Эртли не стал ждать хода адвоката:
  - Вы хотите, чтобы я подписал отказ от ребенка, верно?
  Кайзер бросил на спортсмена настороженный взгляд:
  - Думаю, для вас это было бы лучшим выходом из ситуации, не так ли? С учетом того, что ребенок, кажется, не настроен...
  Райни пожал плечами, глядя, как на столе появляются те самые документы, которые он мог бы подписать еще у себя дома. Если бы сразу подписал - уже спал бы сном младенца после пары раз со сладкой Аннабель, со всеми вещами, собранными для финала кубка мира в Шладминге... Ну что же, раз он этого не сделал - то и не сделает. Райни подтолкнул бумаги обратно к адвокату:
  - Я забираю ребенка. Теперь, будьте любезны, расскажите мне все, что вы изволили утаить.
  - Но... Герр Эртли, я правильно вас понял? Вы...
  - Элизабет - моя дочь. Завтра рано утром она уезжает со мной в Шладминг, а потом - в Швейцарию.
  - Фрау Кертнер оспорит ваше намерение. Готовы ли вы к судебному процессу?
  - Фрау Кертнер - бабушка. Я - отец. Мое отцовство никем не оспаривается, поэтому я имею первоочередное право на ребенка. Я не ошибаюсь?
  - Герр Эртли, суд в первую очередь будет основываться на...
  - Помню, на благе ребенка. Ну что же, послушаем, что скажет Элизабет... если, конечно, я допущу ее до участия в судебном слушании. А я имею право оградить ее от этого, не так ли?
  Райни понял, что победил, еще до ответной реплики адвоката:
  - Вы говорили, что будете учитывать благо ребенка. Как вы можете это делать, не выслушав ее?
  - Я выслушал вас и фрау Орсини. Теперь попрошу вас, не переливая более из пустого в порожнее, перейти к сути дела. Оставила ли Карин Кертнер завещание?
  - Э... нет.
  - Я так и думал, - холодно сказал Райни. - Означает ли это, что Элизабет - наследница Карин?
  - Разумеется, герр Эртли. За небольшими вычетами в пользу родителей фрау Карин Кертнер, ее несовершеннолетняя дочь Элизабет является единственной законной наследницей и наследует большую часть движимого и недвижимого имущества.
  - И насколько велико ее наследство?
  Адвокат посмотрел на Райни в упор, тот встретил взгляд прямо и спокойно. Адвокат Кайзер ответил чопорно:
  - Поскольку именно моя фирма представляла интересы фрау Карин Кертнер, я подготовил детальную опись имущества своей клиентки. Если вы настаиваете, я могу вас ознакомить.
  - Настаиваю? - переспросил Райни. - Как отец и опекун Элизабет, я, безусловно, должен этим поинтересоваться, не так ли?
  - Да, герр Эртли. Итак... если вкратце, то состояние фрау Кертнер составляло около двадцати миллионов евро, из которых примерно половина вложена в ценные бумаги, остальные находятся на банковских депозитах. - Райни не показал никакой реакции, хотя и был немало удивлен тем, что состояние Карин было не многим меньше его собственного, невзирая на то, что она отошла от дел десять лет назад. Адвокат меж тем продолжал: - Говоря о недвижимости фрау Кертнер, то, помимо этого дома с участком земли, ей принадлежит также дом в Женеве и вилла на Миконосе. Несколько автомобилей - Мерседес гелендваген, Ягуар ХК 8 и Ауди олроуд. В одном из банков фрау Кертнер арендовала сейф, в котором хранила свои украшения. Их подробная опись будет вручена вам, как опекуну фройлейн Эртли, если только фрау Агнесса Кертнер не сможет оспорить ваше опекунство в суде.
  Райни небрежно усмехнулся:
  - Не сомневаюсь, что из этого ничего не выйдет.
  - Зря, герр Эртли. Если фрау Кертнер соберет достаточно свидетельских показаний в пользу того, что фройлейн Эртли часто жила у нее, они хорошо ладят и фрау Кертнер заботится о внучке, суд может принять решение в пользу фрау Кертнер.
  - А если я все-таки дам согласие на показания в суде фройлейн Эртли? Почему мне кажется, что она не выскажется в пользу своей бабушки?
  Райни ударил наугад, но, глядя на адвоката Кайзера, понял, что попал не в бровь, а в глаз. И тут же поднажал:
  - Много ли будут значить слова ваших свидетелей против слова Лиз?
  - Фройлейн Элизабет - ребенок, и... э... трудный ребенок, о чем есть свидетельства... И я буду рекомендовать фрау Кертнер...
  'Привет, козел'. Райни усмехнулся уже более уверенно и спокойно:
  - Завтра утром Лиз едет в Шладминг со мной. У вас есть все мои координаты - сообщите о дате возможного судебного разбирательства.
  - Послушайте, герр Эртли, мне представляется, что вы совершаете необдуманный поступок. Ребенок - это не товар, который вы можете вернуть в магазин. Вы должны...
  Райни поднял руку, останавливая речь адвоката:
  - Поверьте, никакого возврата и возмещения убытков не предвидится. Элизабет - ребенок, пусть, по вашему мнению, трудный, но это мой ребенок, и тут уже реституция невозможна. Если вам угодно пугать меня судом - давайте, меня это уже не остановит. Только у меня есть очень серьезные подозрения, что тут во главе угла стоит опека над состоянием Лиз и что за подписанный мной отказ вам обещано солидное вознаграждения.
  - Вы меня оскорбляете.
  - Поверьте, не имел такого намерения. Единственное, что я хочу сказать - это то, что я забираю своего ребенка и не собираюсь далее вести споры на эту тему. Что еще? Фрау Агнесса Кертнер может в любое время встречаться с внучкой; если я со временем смогу убедиться, что она не планирует отнять ребенка, могу даже отпускать ее погостить. Что до наследства Элизабет - фрау Кертнер в любой момент может заказать полный аудит имущества и ознакомиться с результатами. Предлагаю на этом закончить разговор. Время позднее, я очень устал.
  - Суд не доверит вам воспитание ребенка, учитывая ваш образ жизни. К примеру, вы живете с женщиной, с которой не состоите в браке.
  - Адвокат Кайзер, пожалуйста, передайте мне свидетельство о рождении Элизабет, и попросите кого-нибудь из прислуги показать мне комнату для гостей. Обсуждение на сегодня закончено.
  После некоторой паузы адвокат неохотно передал мужчине свидетельство о рождении. Райни быстро просмотрел - Элизабет Фредерика Эртли, дата рождения 8 апреля 1990 года, мать - Габриэла Карина Кертнер, отец - Райнхардт Эртли. Все верно.
  Интересно, подумал Райни, принимая душ перед сном. Адвокату Кайзеру не понравился его образ жизни. Это было даже забавно. Особенно учитывая привычки Карин, которая вряд ли серьезно изменила их только потому, что обзавелась ребенком. Райни точно знал, что его бывшая жена в течение последнего года спала как минимум с двумя спортсменами из кубка мира. Ей было сорок, и эти парни были уже не восемнадцатилетние, как он, когда впервые попался ей в лапки, но вопрос не в этом, а в том, что никто не задавался вопросом, может ли такая аморальная женщина воспитывать дочь?
  Что до Райни, он в отличие от Карин никогда не был любителем беспорядочных связей. Когда-то, в начале его карьеры, его часто сравнивали с Отто Ромингером, но кое в чем они были разительно непохожи. До своей женитьбы Ромми перебрал невероятное количество красоток, для него пик-ап был чем-то вроде смежного спорта, которому он предавался с азартом и увлечением. Для Райни же это было неприемлемо. Начиная с первой подружки в 15, он сразу предпочитал более-менее стабильные отношения. Если он вступал в отношения с девушкой, то это обычно было более или менее надолго. Новизна его уже не так сильно привлекала, как надежность и безопасность.
  Конечно, бывали и девушки на одну-две ночи. Но только между более-менее длительными отношениями. Райни был осторожным человеком, его этому научила в первую очередь Карин. Он очень нелегко открывал и тем более дарил свое сердце - жизнь его била по молодости лет очень больно. Он потерял девушку, которую безумно любил, потом потерял женщину, которая любила его, и с тех пор старался выбирать так, чтобы рядом с ним была та, с которой было спокойно и без каких-либо сильных чувств с любой стороны. Цивилизованные отношения, спокойные надежные партнеры, честность и прозрачность во всем, включая вопросы контрацепции. Райни был уверен, что больше его не ждут сюрпризы в сфере деторождения. Теперь он знал точно, как предохраняются его партнерши - обжегшись на молоке, он дул на воду.
  
  Комната для гостей оказалась неплохой - большая кровать, кондиционер, и Райни смог уснуть почти сразу, и спал до тех пор, пока не заверещал сотовый телефон.
  Райни установил будильник на 8 утра, но его разбудили раньше, чуть позже семи. На экране высветилось наименование контакта - 'Изверг', и заиграла мелодия из фильма 'Криминальное чтиво'.
  - О, нет, - застонал Райни и совсем было собрался выключить звонок, но вспомнил, что ему кое-что нужно от председателя ФГС.
  После того, как на повышение в FIS ушел Брум, это теплое место занял великий тренер и невообразимая заноза в заднице - господин Регерс. Его голос Райни и услышал, не успев проснуться:
  - Ты должен был быть здесь в семь утра! - пролаял Герхардт. - Где носит твою мускулистую жопу?
  Мускулистая пятая точка лидера швейцарской сборной в данный момент покоилась между льняными простынями в ста пятидесяти километрах от Шладминга, о чем Регерсу знать было в общем не обязательно. Райни вывел:
  - Я в дороге. Буду через два часа или чуть позже.
  - Почему ты опять опаздываешь?
  - Прости, так вышло. Кстати, мне понадобится резервный номер рядом с моим, по возможности. Пожалуйста, организуй.
  - Ты понимаешь, черт тебя дери, что меня уже просил Каппелер придержать этот номер? Какого....
  - Мне очень нужно, Герхардт. Я ведь могу на тебя положиться?
  - Эртли, ты - наглый, бесцеремонный...
  - Спасибо! Ой, прости, тоннель впереди.
  И, отключившись, Райни откинулся на подушки.
  Мартовский день уже начинался - чудесный солнечный день, когда Альпы кажутся особенно красивыми. Сияние снежных склонов под лучами по-весеннему яркого солнца в ярко-синем небе. Райни вспомнил, что он не дома в Вале, но из окна его спальни открывался примерно такой же вид. Только за минусом озера, на которое выходили окна гостевой спальни. Да, Карин не зря так любила этот дом.
  Воспоминание о Карин вернуло его мысли к насущным делам. Дом. Предположительно, кто бы не получил опеку над Лиз, получит и этот дом. Райни он вроде как и ни к чему, его дом в Швейцарии, и он ну ничуть не хуже этого. Вот только один тонкий момент. Лиз - школьница, ей нужно учиться, а он сам - кочевник-бродяга, потому что жизнь профессионального спортсмена-горнолыжника на 50% состоит из разъездов. Зимой эта цифра чуть выше, летом чуть ниже, но в общем целом примерно так. Но есть и одна хорошая сторона у этой медали - он не просто бродяга, а вполне зажиточный бродяга.
  Менеджер Райни был опытен, умен и лоялен, привычен ко всему и сообразителен. Он ловил тех мышей и в том количество, которое ожидал клиент, и Райни ничуть не считал цифры в договоре комиссии завышенными.
  Тим Шефер начинал 12 лет назад в качестве эксклюзивного агента Отто Ромингера, который и сманил его на вольный фриланс. За эти годы Тим сильно поднялся и на сегодняшний день был одним из самых влиятельных спортивных менеджеров Европы. Один-единственный сезон Ромми стал для него мощным трамплином, и сейчас он брал в качестве клиентов только реальных звезд, рангом не ниже Ромингера.
  Райни Эртли был, пожалуй, самым звездным из нынешнего контингента Тима, не говоря уже о параллельной карьере фотомодели. Тим больше не работал эксклюзивно - его контора была достаточно крупной, чтобы вести дела стольких спортсменов, сколько он считал нужным. Но делами Райни он занимался сам на пару с одним из своих наемных менеджеров. Если бы Райни пришло в голову попросить Тима достать ему контракт с рогатым дьяволом, Тим перерыл бы весь земной шар и только после этого сообщил бы, что сие не представляется возможным. Он всегда добивался того, чего хотел его клиент, если только это было возможно и приемлемо с точки зрения финансовых затрат.
  Рабочий день еще не начался, Райни набрал мобильный номер Тима.
  - Привет. Что у нас плохого?
  - Пока ничего, - бодро отозвался Тим, которого разбудил звонок Райни. - Не говори только, что ты как раз плохое и принес.
  - Если для тебя немножко работы с утра пораньше - плохо, то да, принес.
  - Да ладно, говори уже.
  - Так вот. Мне нужен на две недели частный преподаватель, владеющий программой австрийских школ. Ребенок в четвертом классе.
  - И только-то? Я-то думал, может тебе Кэмерон Диас в кровать прислать.
  - Не в моем вкусе, - усмехнулся Райни. - Всего лишь учитель. В курсе, что учебный год кончается, заплачу сколько скажут в пределах разумного.
  - Это как-то связано со смертью твоей бывшей жены и с твоей дочерью?
  - Да. Значит, про Карин уже известно?
  - Да, в новостях впервые передали вчера поздно вечером. Стало быть, ты забираешь дочь?
  - Да.
  - Так, - в раздумье протянул Тим. - Скажи, тебе случайно не нужен хороший цивилист?
  - Да, думаю, понадобится. Ты его найди и ознакомь с ситуацией, после этого пусть он мне позвонит. - Нет, он положительно не переплачивает Шеферу!
  - Хорошо. Тогда я немедленно начинаю искать обоих.
  - Отлично. Жду новостей.
  - Понял. Перезвоню, как только что-нибудь узнаю.
  
  Райни отключился, прошлепал в душ, потом оделся, сунул мобильник в один карман джинсов, бумажник в другой, и вышел из гостевой спальни.
  Дом уже просыпался - с лестницы Райни увидел девицу, которая пылесосила холл. Спустившись, он отвлек ее от этого креативного занятия, чтобы узнать, где комната фройлейн Элизабет, и пошел поговорить с дочерью в надежде, что она уже встала.
  На короткий стук в дверь не последовало ответа, тогда Райни повернул ручку двери и вошел.
  Вот так живут дети миллионеров, подумал он. Ни он сам, ни Карин в детстве подобного и представить себе не могли. Огромные апартаменты, состоящие из двух или трех комнат, спальня отдельно, кабинет отдельно, а тут, стало быть, гостиная или игровая. Карин тут, конечно, постаралась на славу, молодец. Да, наверное, ни у кого из его знакомых нет такой детской. Хотя и среди них есть люди очень богатые. И где же хозяйка всего этого великолепия? Райни не сразу увидел девочку, которая сидела на полу с ноутбуком, по экрану которого скакали какие-то монстры. Райни узнал великую времяубивалку всех времен и народов - Doom, которым он и сам какое-то время назад благополучно переболел.
  - Привет, - сказал он, входя и закрывая дверь. Лиз уставилась на него так, словно он застал ее за каким-то ужасным преступлением (наверное, няня запрещала ей играть в компьютерные игры). На девочке была пижама - видимо, она тоже только что встала. Длинные рыжие волосы распущены.
  - Что тебе надо? - не потрудившись поздороваться в ответ, спросила она. Ну хотя бы на этот раз без 'козла', и на этом спасибо.
  - Поговорить, - мягко ответил Райни.
  - Десять евро.
  - Что десять евро?
  - Стоит поговорить со мной.
  Молодой человек, подняв брови, посмотрел на наглого ребенка с веселым изумлением и молча достал из кармана бумажник. Лиз настороженно наблюдала за его действиями. Он вытащил пачку купюр, перебрал их, проигнорировав швейцарские франки и банкноты по 10, 20 и 50 евро, и демонстративно достал сотню. Положил на диван:
  - Я покупаю абонемент на месяц. Только имей в виду - для тебя оскорбления платные. 'Козел' стоит пять евро, 'задница' десять.
  Эту партию он выиграл вчистую - Лиз не нашлась с ответом. Райни сел на пол напротив нее, кивком указал на ноутбук:
  - Ты хоть коды знаешь?
  - Какие коды?
  - К примеру, как раздобыть все оружие или бессмертие.
  - Как это? Так бывает?
  - Ладно, потом расскажу, - завоевав таким дешевым приемчиком некоторую лояльность дочери, Райни отодвинул ноутбук в сторону, ожидая бунта, и Лиз нахмурилась:
  - А ну верни!
  - Я купил разговор, значит, намерен получить его. Лиз, ты же понимаешь, что мне нужно тебе сказать, да?
  Он понятия не имел, должен ли он говорить с ней, как с взрослой. Как мог бы говорить с Сопляком - тому было как-никак шестнадцать. Но по-другому он просто не умел. Сюсюкать у них в семье было как-то не принято, наверное, потому что все дети оказались мальчишками. Но с такой девчушкой, как Лиз Эртли, сюсюкать наверняка не стоило.
  - Хочешь рассказать, как бросил маму с маленьким ребенком? - отпарировала Лиз. Ну и ну. Вот, значит, что ей Карин наплела. Райни ответил ровно:
  - Нет, не об этом. Лиз, я очень сожалею о том, что случилось с твоей мамой. Но теперь тебе нужно решать, что ты будешь делать дальше.
  - Тебе-то что?
  - С тобой уже кто-нибудь говорил об этом? - Райни намеренно игнорировал грубость девочки. Если он и соберется дать ей урок хороших манер, по крайней мере, выберет для этого другое время и место. Она нехотя ответила:
  - Этот... как его... говорил.
  - Мамин адвокат? Который вчера вечером был тут?
  - Да.
  - Что он сказал?
  - Что меня бабушка заберет.
  Райни внимательно смотрел на Лиз - она насупилась. Похоже, вчера он правильно решил, что она не горит желанием жить с фрау Кертнер. Райни сам не был знаком даже мельком с бывшей тещей, но интуиция его не подвела.
  - А ты не хочешь?
  - Он сказал, что никто меня не спросит. - Лиз отвернулась от отца, опустила голову.
  - Это неправда, - ровно ответил Райни. - Я тебя спрашиваю. И знаешь, почему? Потому что я твой отец, и ты, если захочешь, можешь жить у меня дома.
  - Не хочу, - выпалила она, вскочила на ноги и бросилась со всех ног в свою спальню. Райни понял, что она плачет. Несмотря на все ее выходки и дерзости, это был всего лишь ребенок, потерявший мать, растерянный и одинокий. От жалости у него сжалось сердце, он поднялся на ноги и подошел к двери. Девочка лежала на кровати, зарывшись лицом в подушку, и горько плакала.
  - Мама! Я хочу, чтобы вернулась мама! - безнадежно всхлипнула она. Райни не знал, что может сделать в этой ситуации. Обнять, утешить? Он для Лиз чужой, и не просто чужой, а враг... с ее точки зрения. Стоять столбом? Сказать, что ему очень жаль? Почему-то именно сейчас он подумал о Карин, не как о женщине, подло обманувшей его и отнявшей у него дочь, не как о распущенной и аморальной хищнице, не как о легкомысленной и эгоистичной особе и даже не как о великой спортсменке, а как о матери, которая любила свою дочь и была для нее самой лучшей, самой любимой. Он когда-то сказал Карин, что никогда не простит ее. А сейчас простил. И не потому, что она была мертва. Просто - понял, что в нем больше нет горечи и злобы. Несмотря на то, что она заварила всю эту кашу, что наболтала дочери, что разлучила ребенка с отцом. Простил, и все. Спи спокойно, Карин, и пусть Господь не судит тебя строго. Райни сел на пол рядом с кроватью Лиз, осторожно положил руку на вздрагивающую от рыданий спину дочери, ожидая, что та сбросит. Не сбросила. Он молча ждал, когда она успокоится. И был рад, что никто не видит, что и у него глаза немножко... вроде как... не совсем сухие.
  - Мама, мамочка! - рыдала Лиззи. - Она жива, она должна вернуться ко мне! Мама, вернись домой!
  Стук двери в коридор заставил Райни обернуться. Няня, та самая вчерашняя, как ее, фрау Орсини. Сразу на несколько более повышенном тоне, чем следовало в разговоре с ребенком, плачущем по маме.
  - Что тут происходит? Почему до сих пор не одета, Лиз? Быстро вставай, умываться и завтракать! - Она посмотрела на Райни и процедила: - А вы не должны находиться тут, когда она не одета, это неприлично.
  - Ага, - согласился Райни. - Вы, случайно, не в курсе, что Лиз моя дочь? Я разговариваю с ней, если что. Прошу вас удалиться.
  - Я велела ей вставать и одеваться! После этого она должна завтракать и идти в школу. Потом, может быть, если разрешит адвокат Кайзер, вы получите возможность переговорить с ней.
  - Кажется, вы меня не поняли. Я просил вас удалиться.
  - Это еще вопрос, кто тут должен удалиться!
  - Хорошо, если вы меня все еще не поняли, скажу по-другому: вон отсюда!
  Тут Лиз даже перестала плакать, подняла голову, посмотрела заплаканными, красными от слез глазами сначала на Райни, потом на няню. Вступится? Нет, и не подумала. Райни спросил дочь:
  - Ты хочешь, чтобы она осталась с тобой?
  Лиз снова не нашлась с ответом, но ее взгляд был достаточно красноречив. Наконец, под взглядом отца она едва заметно покачала головой. И Райни без колебаний сказал няне, на свою беду задержавшейся здесь:
  - Фрау Орсини, фройлейн Эртли больше не нуждается в ваших услугах.
  Она уставилась на него сверху вниз (он по-прежнему сидел на полу рядом с кроватью дочери), но неудобная диспозиция ничего не меняла.
  - Вы хотите сказать, что пытаетесь меня уволить?
  - Не пытаюсь, а уволил, - Райни светски улыбнулся.
  - Не вы меня нанимали, и не вам меня увольнять.
  - А кто вас нанимал - фрау Карин? В этом случае, ваш контракт прекращен в связи со смертью нанимателя. Вы свободны. Расчет получите сегодня же. Собирайте вещи.
  Она вылетела из комнаты - Райни был уверен, что к адвокату Кайзеру, качать права. До поры до времени швейцарец выкинул ее из головы и повернулся к дочери:
  - Хочешь подумать? Если она тебе нравится, я могу это переиграть.
  Лиз всхлипнула, села на кровати:
  - Не нравится. Она все время орет и наказывает.
  - Тогда ты от нее избавилась. Пусть пойдет поорет на адвоката.
  Это была глупая шутка, но на губах Лиз на секунду показалась улыбка. Райни показалось, что в комнате даже стало чуть светлее. Но улыбка исчезла, уступив место прежнему вызывающе-хмурому виду. Райни сделал вид, что не заметил:
  - Итак, ты... - в кармане джинсов завибрировал телефон. Скутер, 'How much is the fish' - Тим Шефер.
  - Радуйся, - отрапортовал он. - Кэмерон Диас охотно согласилась побывать в твоей постели.
  - Ты опять все перепутал. Я просил Джулию Робертс или Кэтрин Зета-Джонс. Можно сразу обеих.
  - Помню, ты любишь брюнеток, - со смешком ответил Тим. - Короче, тетка нашлась и ждет твоих распоряжений. Учительница начальной школы, с прошлого года на пенсии, ее очень хорошо рекомендуют. Готова приступить к работе немедленно.
  - Отличная работа, Тим. Скажи ей, чтобы ехала в Шладминг, дай мой номер телефона, и вот еще что - свяжись с координаторами и скажи им, что мне нужен еще один резервный номер категории В, если не будет А.
  - Сделаю.
  - И, Тим, насчет цивилиста. Нашел?
  - Да, он позвонит тебе около девяти.
  - Не надо звонить. Пусть немедленно вылетает в Зальцбург. Записывай адрес...
  Когда Тим записал, Райни рассчитано 'спохватился':
  - Чуть не забыл. Еще одно. Я, правда, еще не понял, согласится ли она, но все-таки надеюсь, что да. Запиши, пожалуйста, в лыжную школу в Шладминге фройлейн Элизабет Фредерику Эртли десяти лет. Предполагаю, что уровень катания экспертный. - Искоса он заметил, что Лиз насторожилась. - Все, пока.
  Он убрал телефон в карман и непринужденно спросил:
  - Я не ошибся? Ты хорошо катаешься?
  - Сам увидишь, - мрачно ответила Лиз.
  - Так ты поедешь со мной?
  После секундного колебания девочка едва заметно кивнула.
  
  Это была более легкая победа, чем Райни имел основания ожидать, и теперь ему нужно было провернуть это дело быстро, чтобы строптивая девчонка не успела передумать. Впрочем, могла ли она действительно передумать? Какой у нее был выбор? Если не отец, то бабушка, а Лиз не горела желанием жить с бабушкой, почему - Райни не знал, да какая, в сущности, разница? Отец сказал Лиз одеваться и спускаться завтракать, а сам отправился искать адвоката Кайзера, который как раз говорил с фрау Орсини.
  Адвокат сходу попытался высказать Райни свое нелицеприятное мнение о его самоуправстве, но швейцарец сходу отмел претензии Кайзера:
  - Не будем разводить болтовню. Я уезжаю в Шладминг и забираю дочь с собой. Через несколько часов тут будет мой юрист, решите с ним все вопросы. Как только фрау Агнесса Кертнер вернется в Австрию, я намерен переговорить с ней. На этом все, прошу не задерживать меня.
  
  Райни и без Шефера умел решать бытовые проблемы легко и непринужденно, хотя, конечно, умелый и лояльный менеджер с хорошо налаженной структурой за спиной - это колоссальная поддержка. Тем не менее, пока Лиз завтракала, Райни из ее комнаты сделал несколько телефонных звонков, и в течение часа к дому Карин должны были подогнать белый мерседес ML, который он взял напрокат на ближайшие две недели. Большой бокс на крыше для лыж, детское автокресло, 600 км на спидометре. В номер в отеле 'Спортотель Ройер', который был забронирован Регерсом для Лиз рядом с его номером, должны были поставить кроватку для кошки (правда, Райни как-то забыл спросить Лиз, есть ли у нее в итоге кошка) После этого Райни спустился в столовую, намереваясь выяснить этот момент. И вовремя - ребенка обрабатывал адвокат. Райни успел услышать:
  - Ты же знаешь, что этот человек бросил твою мать, когда ты была совсем крошечной, так почему теперь ты позволяешь ему командовать в твоем доме? Если тебе не нравится няня, ты просто должна была сказать бабушке, и...
  - Я не помешал? - Райни при всем его росте и весе умел двигаться бесшумно и возникать, как призрак, из ниоткуда. Лиз угрюмо потупилась, адвокат посмотрел на спортсмена ненавидящим взглядом. - Лиз, я обещаю когда-нибудь рассказать тебе правдивую версию этой истории. А вы, адвокат, будьте осторожны - иск за клевету не украсит вашу профессиональную репутацию. Лиз, если ты закончила завтрак, пойдем.
  Он почти ожидал очередного бунта, и не ошибся:
  - Не смей мной командовать, понял? Я тебя ненавижу!
  - А я и не собираюсь командовать. Кстати, скажи мне, у тебя есть кошка?
  - Нет, - мрачно ответила девчонка, отодвигая от себя тарелку с рисовой кашей.
  - Твоя мама присылала мне фотографию, где ты держишь в руках котенка.
  - У мамы оказалась аллергия на шерсть, и мы его отдали.
  - А у тебя не было?
  - Нет.
  - Если хочешь, прямо сейчас поедем и купим тебе котенка.
  - Хочу, - Лиз забыла о том, что 'ненавидит' отца. У нее даже глаза загорелись. - А можно персидского?
  - Любого, какой тебе понравится. Пойдем.
  Выходя из столовой, Райни прямо спиной ощущал взгляд Кайзера. Бррр-рр...
  - У вас есть горничная, которая тебе нравится и которой ты доверяешь? - спросил Райни по пути через первый этаж.
  - Что значит доверяю?
  - Значит, она хорошо с тобой обращается и не обманывает.
  - Да. Хайке.
  - Пойдем поищем ее.
  - А зачем?
  - Затем, что мы с тобой поедем за котенком, а потом сразу в Шладминг, я сегодня обязательно должен там быть, и чем раньше, тем лучше. А Хайке сложит те вещи, которые ты хочешь забрать, и отправит нам. Согласна?
  Подумав, Лиз нехотя кивнула - очередная маленькая победа Райни. Они разыскали Хайке, Лиз сказала ей, что возьмет с собой в Шладминг. Очередной скользкий момент, очередной камень преткновения:
  - Все остальные твои вещи она может запаковать и отправить в Швейцарию, - небрежно сказал Райни. - Если хочешь, мы можем ее нанять, чтобы она поехала с тобой.
  - Почему ты решил, что я и в Швейцарию с тобой поеду? Ты мне даже не нравишься!
  - А это необязательно, - улыбнулся Райни. - Ты мне пока тоже не особо, но мы над этим поработаем. Прими уже как данность, Лиз, что одна ты жить не можешь еще минимум 6 лет, а по-хорошему - все 10. Поэтому ты можешь выбирать между тремя вариантами - или я, или твоя бабушка, или приемная семья. Делай свой выбор, я на тебя не буду давить. Если тебе нужно время подумать... - он блефовал, понимая, что никуда она не денется. И не удивился, когда очередной бунт Лиз оказался подавлен в зародыше.
  - Я решила. Я поеду с тобой.
  - Ну и хорошо. Тогда разбирайтесь с вещами. А ты подумай, хочешь ли ты, чтобы Хайке поехала с тобой в Сембранше. Только имей в виду - я не держу прислугу, тебе нужно будет учиться ухаживать за собой самостоятельно.
  - Я всегда сама за собой ухаживала! - строптиво сообщила Лиз.
  - Отлично. Начинаю тебя уважать.
  - А до этого не уважал?
  Райни открыл свой ноутбук и подключил модем:
  - А тебе не приходило в голову, что чье-то уважение надо заслужить?
  - Ты мое тоже еще не заслужил!
  - Ну и славно, значит, мы в равных условиях.
  В равных... если не считать того, что девчонке про него напели столько гадостей.
  Он вполуха слушал, как Лиз и Хайке отбирают какие-то джинсы, куртки, стартовики, футболки. Спросил рассеянно:
  - Сколько у тебя лыж?
  - Четыре пары. Для слалома две и для гиганта две.
  - Супер-джи и даунхилл не ходишь?
  - А кто мне разрешит? Мне еще десяти нет!
  - А кто запретит? Если хочешь, сам могу тебя тренировать.
  На этот раз Лиз не колебалась:
  - Хочу.
  - Вот и славно.
  Пока Лиз и Хайке возились с вещами, Райни открыл свою почту и прочитал кучу сообщений, которые нападали со вчерашнего вечера. В основном эти сообщения касались его коммерческих дел, везде в копии стоял Тим Шефер, и можно было особо не заморачиваться.
  Когда Лиз и Хайке упаковали достаточно вещей на две недели, Райни закрыл ноутбук:
  - Отлично. Лиз, поехали. Хайке, прошу вас упаковать вещи Лиз и организовать отправку вот по этому адресу, с оплатой по получению.
  
  Когда отец и дочь наконец смогли выйти во двор (Райни нес два чемодана, Лиз лыжный рюкзак и пару лыж для слалома) мерседес ML уже ждал их, сверкая на солнце белоснежным корпусом. Рядом стоял шофер с документами и ключами, которые он был готов передать Райни. Лиз перевела удивленный взгляд с автомобиля на отца:
  - Ты богатый, что ли?
  Райни коротко рассмеялся:
  - Ты думала, я бедный?
  - А откуда у тебя деньги?
  - А откуда они были у твоей мамы?
  Лиз загрузилась по полной программе. Райни усадил ее в автокресло, велел пристегнуться, сам начал грузить ее вещи - чемоданы в багажник, лыжи в бокс на крыше. Наконец, к огромному счастью, сборы были закончены, Райни был уже готов выезжать, когда заметил стоящего у дверей дома адвоката Кайзера.
  - Итак, вы приняли решение уехать и увезти ребенка, - сообщил тот, будто Райни каким-то образом этого не знал. - Каковы ваши намерения в отношении Элизабет?
  - Я вам уже говорил. Первое время мы вместе с ней будем в Шладминге на финале Кубка мира по горнолыжному спорту. Потом уедем в Сембранше, где я живу.
  - Вы помните, что вам придется оспаривать в суде право на опекунство над Элизабет Эртли?
  - Адвокат, мы идем уже не по второму, а по двадцать второму кругу. Вы меня задерживаете. Прошу вас передать фрау Агнессе, что я хочу переговорить с ней немедленно, как только она будет в Австрии.
  Райни уже пробовал дозвониться до своей бывшей тещи по телефону, который нашелся у Лиз, но звонки не проходили - абонент был безнадежно вне зоны действия сети.
  - Всего хорошего, - Райни уселся за руль. Как ему ни хотелось сказать Кайзеру 'прощайте', он не был уверен, что больше их пути не пересекутся. Лиз молча сидела на заднем сиденье в детском автокресле.
  Райни выкатил мерс за ворота и повернул направо. Все же это классный дом, и находится в изумительном месте, он не собирался выставлять его на продажу. Это дом Лиз, ей и решать. Что с ним делать сейчас? Закрывать? У Райни были кое-какие соображения на этот счет.
  Райни вел роскошный кроссовер, небрежно придерживая руль одной рукой, и чувствовал затылком пристальный взгляд Лиз. Взглянул в зеркало заднего вида и, поймав ее взгляд, подмигнул. Она тут же отвела взгляд. Хорошо, что ей сегодня не заплели эти ужасные школярские косички, ее грива была собрана в два хвоста по бокам. Вместо школьной формы - красная ветровка и джинсы.
  - А ты... - начала она. - Ты что - тоже спортсмен, как мама была?
  - Ну ты даешь! - искренне удивился Райни. - Ты что - Кубок мира не смотришь?
  Но у нее пока телевизор и реальная жизнь немного не увязались между собой. Карин завершила карьеру, когда забеременела, поэтому Лиз не крутилась с рождения в горнолыжной тусовке.
  - Так ты - это Райни? Райнхардт Эртли?
  - Ну да. Это я и есть.
  - И ты в прошлом году Кубок мира выиграл?
  - И в прошлом, и в позапрошлом, и три года назад, и пять лет назад.
  - Тогда ты, наверное, правда богатый.
  - Ага, поэтому мы сможем купить тебе даже самого породистого котенка. Где можно купить - в Зальцбурге?
  - Наверное. А я тоже богатая.
  - Я знаю. Надеюсь, ты понимаешь, что мне твои деньги не нужны.
  - А что тебе нужно? Дом?
  Райни усмехнулся:
  - Поверь, детка, дом у меня и свой не хуже, чем этот. Мне нужна ты.
  - Почему?
  - Потому что ты моя дочь.
  - Я тебе была не нужна раньше.
  - Неправда. Ты всегда была мне нужна.
  - Мама сказала, что ты хотел сына и, когда родилась я, ушел.
  Райни снова почувствовал отголоски той старой боли, которая раздирала его восемь лет назад, когда Карин заставила его отказаться от дочери. С трудом произнес:
  - Это совсем не так. Лиззи, давай мы пока оставим эту тему.
  - Почему?
  Почему? Потому что он не мог снова допустить, чтобы проснулась старая обида и горечь. Не сейчас, когда Карин так недавно погибла, когда ее еще не успели похоронить, а сама Лиз еще не пережила боль потери.
  - Потому что время еще не пришло. Я расскажу тебе всю правду, но немного позже.
  - Когда?
  - Не знаю. Скоро. Обещаю, что расскажу.
  Лиз пожала плечами и уставилась в окно. Какое-то время ехали молча, по радио звучал трек Мадонны. Девочка заявила:
  - Отстой. У тебя есть другая музыка?
  - Поищу другую станцию. А что ты любишь?
  - Раммштайн люблю.
  - Правда? - недоверчиво спросил Райни. - А я знаком с Тилем. Немного.
  - Да? И какой он?
  - Обычный. Не такой чокнутый, как его песни.
  - А он правда насилует девушек и режет ножом?
  - Нет. Он обычный мужик и ничего плохого в жизни не делает. Лиз, вообще-то я не считаю, что тебе нужно слушать тексты Тиля.
  - А вот мама мне не запрещала, - возмущенно сказала Лиз.
  - Зашибись, - проворчал Райни.
  - Купи диски в Зальцбурге.
  - Счас...
  - Ты тоже мне собираешься запрещать все подряд, как бабушка?
  - Не все и не подряд. Лиз, если ты уж начала слушать Раммштайн, так продолжай, хуже уже не будет, но имей в виду - если кто-то посторонний узнает о том, что ты с моего попустительства слушаешь такой музон, нам обоим не поздоровится. Тебя заберут, ну а там ты загремишь под фанфары или к бабуле, или...
  - Ладно, ладно, никто не узнает.
  Первым делом, приехав в Зальцбург, они поехали к заводчику персидских кошек, которого Райни отыскал в интернете. Перспектива обзавестись котенком волновала девочку до умопомрачения. Сам заводчик, тронутый энтузиазмом Лиззи, повел ее вдоль домиков с кошками и котятами, а Райни воспользовался моментом, чтобы позвонить Аннабель.
  Она уже приехала в Шладминг и сейчас была занята распаковыванием вещей. Ее голос все еще звучал слегка обиженно - ей не понравилось, что Райни ей не рассказал сразу про Лиз, и не радовало, что ей придется делить внимание двадцатидевятилетнего бойфренда с его почти десятилетней дочерью. Ну тут уж он ничего поделать не мог. К тому же, это у Лиз будет отдельный номер, а Райни и Аннабель будут вместе.
  - Можно я возьму эту? - спросила Лиз, прижимая к груди крошечный рыжий комочек.
  - Можно.
  Райни понятия не имел, что какой-то двухмесячный котенок может стоить, черт, полторы тысячи евро. Но это чудо облизало мордашку его дочери, они так смотрели друг на друга, что он без вопросов достал банковскую карту.
  - Это девочка. Какая она миленькая! Мы ведь возьмем ее, да? - тарахтела Лиз. Райни не думал, что это так уж клево - завести кошку, а потом бегать с ее котятами от не пойми какого дворового кошака, но Лиз прямо влюбилась в это маленькое, мохнатое, толстое пищащее существо.
  - Вы все трое одной масти, рыжие, - прокомментировал заводчик. - Папа, дочка и кошка. В жизни такого не видел.
  После этого Райни уже и не помышлял об отказе.
  Усаживаясь в мерс, Лиз прижимала к себе котенка и пела:
  - Это просто маленькое чудо! А можно я придумаю ей имя?
  - Можно.
  - Когда мама была маленькая, у нее была собачка. Хани. Ее сбила машина. Можно мы назовем ее Хани?
  - Ее мать звали Блейз Амаранта, вы должны дать ей имя на букву Л, - сообщил заводчик. - Например, Лэйс.
   - Отлично, пусть будет Лэйс Хани, - сказал Райни и улыбнулся дочери.
  И она почти улыбнулась ему в ответ. Но пока не улыбнулась, снова допустила только тень улыбки. Ладно, крошка, дай срок.
  
   Лиз была совершенно растеряна. Встреча с отцом была для нее огромным потрясением. Что она до сих пор знала о нем?
   - Твой папа был очень молодой, когда мы встретились, - рассказала ей мать примерно полгода назад, когда Лиз спросила, почему папа живет отдельно и никогда не приезжает. - Ему только что исполнилось девятнадцать, а мне было тридцать, но мы полюбили друг друга и поженились. Знаешь, так бывает. Он мечтал, что у нас будет сын, и, когда ты родилась, он так расстроился, что возненавидел нас с тобой. Знаешь, некоторые мужчины так хотят сыновей, что перестают рассуждать разумно. Когда тебе было несколько дней от роду, он ушел, а через два месяца подал на развод. Он просто вычеркнул нас из своей жизни.
   - Как ты могла выйти замуж за такого гада? - спросила девочка.
   Карин беспомощно улыбнулась:
   - Лизхен, если бы ты видела его в девятнадцать! Он был настоящий ангел. Какая женщина могла бы в него не влюбиться? Я просто потеряла голову.
   Почему-то Лиз никогда не ассоциировала неизвестного ей отца со знаменитым швейцарским горнолыжником и фотомоделью Райнхардтом Эртли или, как звали его болельщики и комментаторы, Райни. Карин никогда не говорила специально, что вот, мол, это и есть твой отец, к тому же фамилия писалась по-другому. Лиз привыкла, что ее собственная фамилия пишется через 'О умлаут' - Örtli, а в телетрансляциях писали Reinhardt Oertli. Внешнее сходство, которое бросалось в глаза всем, кто видел Лиз со стороны, оставалось ею незамеченным, потому что она всегда была озабочена какими-то конкретными деталями - не слишком ли у нее оттопырены уши, как вывести веснушки, идет ли ей мамина губная помада и так далее.
   Вчерашняя встреча с ним шокировала девочку. И, возможно, из-за шока она до сих пор не поняла, что это и есть тот самый Райни. Он действительно был очень молод - моложе отцов ее ровесников из школы - и красив (а Лиз, как и ее мать, отлично понимала толк в мужской красоте). Высказав ему все, что она о нем думала, она сбежала к себе в комнату и заперла дверь. Ну ведь правда - козел и гад, и на фоне ангельской внешности мерзость его поступка была еще более вопиющей. Это тот самый козел, который бросил ее маму с новорожденным младенцем только потому, что у младенца при рождении оказались несколько другие причиндалы, чем он ждал.
   Мама не вернется, ей сказали. Она упала в трещину в Гималаях и умерла. Лиз никак не могла понять, что Карин больше нет. Как ее может не быть? Она была всегда. Она была красивая, уверенная, ей все смотрели в рот, ее все боялись и уважали, училки в школе, в которую ходила Лиз, всегда шопотом обсуждали ее наряды, угадывали, это Валентино или Вествуд, и пытались копировать, а любые встречные мужчины - от родителей одноклассников до важных или симпатичных дядек, иногда приходивших к ним домой, не могли глаз отвести от ее фигуры. Утром Лиз всегда уходила в школу еще до того, как мама вставала, зато вечером она не могла уснуть без поцелуя Карин. Красивая мама, которой девочка всегда гордилась, никогда не забывала зайти к дочке в спальню, поцеловать и пожелать спокойной ночи. Она иногда уезжала кататься на лыжах. Почему-то ей было мало местных тирольских гор, она хотела объехать всю планету, и только никак не могла поехать в Гималаи. И вот наконец поехала. Лиз ждала ее, считала дни, когда мама приедет. Мама сказала в последнем телефонном разговоре, что вернется не позднее 23 марта. Лиз отмечала дни на календаре - оставалось даже меньше двух недель, когда в ее комнату в слезах пришла бабушка Агнесса и сказала, что мама разбилась насмерть. 'Бедняжка Лизль, твоя мама умерла'. Лиз не поверила. Как это мама могла разбиться, если ей не было равных на лыжах? У нее было целых 7 Больших Хрустальных глобусов и не счесть сколько малых! Почему-то бабушка обманула ее. Мама вернется.
   Но, когда бабушка улетела в Непал, чтобы сопровождать тело домой, а тут появился этот адвокат, Лиз испугалась. Происходило что-то, на что она не могла повлиять. И никто не мог повлиять. Сначала мама уехала, потом и бабушка, няня в их отсутствие стала грубой и злой, адвокат везде совал нос, и еще приезд этого человека...
   Но он неожиданно оказался не противным. Не козлом и не гадом, во всяком случае, по первому впечатлению. Он не поддался на эту фишку насчет 10 евро за поговорить (в школе это всех родителей выключало на 'раз') зато поставил на место няню (выгнал, к радости Лиз), осадил адвоката, которого девочка ненавидела, зато рассказал про код IDDQD и купил котенка, а еще был знаком с самим Тилем Линдерманном!
   Но и это оказалось еще не все. Он оказался веселым и забавным, не орал, слушал ее, а не только приказывал, интересовался ее мнением, и вообще - это был Райни. Тот самый Райни, от которого в потолок писали все девчонки в школе. И еще... у него была куча денег, и ему не нужны были деньги Лиз. Адвокат говорил ей, что все, кроме ее бабушки, будут охотиться на Лиз ради денег ее мамы. Райни не нужны были чужие деньги, у него своих навалом.
   И еще, Лиз поняла, что Райни самого все это забавляло. Ему нравилась Хани, он с удовольствием выбирал для нее всякие прибамбасы - они с Лиз даже поспорили, какого цвета переноска нужна для котенка, он накупил для Хани гору игрушек, и не успокоился, пока лично не опробовал все - как пищат и бегают мыши, как катаются клубочки и так далее. А потом купил ей диск с Раммштайном и сам подпевал в машине под 'Holzmichel', (но потом сделал свирепое лицо и сказал Лиз, что, если услышит от нее это выражение, ей не поздоровится). И вообще - он был прикольный. Такой отец, о котором только могла мечтать девчонка. Не хватало только сережки в ухе и проколотой брови. Классно одет, шикарная тачка (ну и пусть напрокат, все равно шикарная!) и веселый, и не нудит насчет уроков и манер.
   Но все равно это все было плохо и неправильно.
   Мама... которая больше не приедет? Не может этого быть... и этот тип, который бросил их, когда Лиз было всего несколько дней. Да как она смеет получать удовольствие от его общества? Ведь он бросил ее любимую мамочку!
   Мамочка....
   Мама, вернись...
  Мама больше не придет к ней перед сном. Не расскажет ей, как соревновалась в Ленцерхайде или в Кортина д'Ампеццо или как выходила на фрирайд в Вальдезе. Не поцелует и не поведет в магазин, чтобы купить очередную рубашку от Москино и джинсы от Версаче. Не подарит на день рождения гвоздики с бриллиантиками и не сводит в кафе, где Лиз могла выбрать самый вкусный торт. Больше этого не будет. Лиз глотала слезы, глядя, как за окном мерседеса мелькают поросшие лесом склоны гор. Она больше не будет жить в своем доме, больше не увидит свою комнату, не заберется в укромный закуток на шкафу (сначала нужно поставить стул на комод, забраться на комод, на стул и уже тогда на шкаф - она часто проделывала этот фокус), не сможет прыгать вдоволь на мягком матрасе на огромной кровати в маминой спальне, не сможет рассматривать и перебирать ее драгоценности, не сможет смотреть, как работает садовник Ханс, не пойдет в свою школу... Теперь у нее будет совсем другая жизнь. Среди чужих людей и в чужой стране.
  Лиз плакала, закрыв лицо руками, а Райни посматривал на нее в зеркало заднего вида. Он делал вид, что не замечает. Он отлично помнил, что сильные женщины не любят, когда их видят плачущими. Может быть, девочки так же...
  Может, что-то сказать? Но что он может сказать? Что ему жаль? А ей-то какая разница, жаль ему или нет, потерю таким образом не вернуть... Предложить что-нибудь? Она сейчас ничего не захочет, ей не до того. Наконец, дождавшись, когда плач немного притих, Райни кашлянул, чтобы привлечь ее внимание:
  - Лиззи, по-моему, Хани пора подкрепиться.
  Котенок мирно дрых в своей переноске, но Райни не придумал ничего лучше. Лиз всхлипнула еще раз и, заикаясь, выдавила:
  - Д-дай ей... ч-че-чего-ниб-будь...
  - А у нас нет ничего.
  - Мы же... купили ей консервы.
  - Она запачкает обивку. Пойдем в ресторан. Ее покормим и сами подкрепимся.
  - Я не голодная, - Лиз продолжала говорить с ним, закрывая лицо руками, и он едва мог разобрать ее слова.
  - Я голодный, - покаялся он. - Я же мужик. Мужики, знаешь, иногда жрут как кони. Нет, как слоны. Нет, как драконы - в три рыла.
  Она вдруг нерешительно хихикнула.
  - В три рыла?
  - В три. И все три голодные.
  Девочка подумала, снова всхлипнула, но было заметно, что уже почти успокоилась:
  - А где ресторан?
  - Сейчас будет. - Райни передал ей назад упаковку салфеток, которые очень кстати нашлись в бардачке.
  Они въехали в очередную крошечную деревеньку и остановились около маленького пансиона с вездесущим названием 'Эдельвейс'.
  Известное дело, сначала им пришлось звонить в какой-то колокольчик, чтобы кто-нибудь из хозяев вышел и обслужил их. Времени было около одиннадцати утра, но Райни уже подумал, не спят ли они часом. Наконец, из двери с табличкой 'Private' выкатилась кругленькая аккуратная старушка:
  - Добрый день! Что я могу для вас сделать?
  - Покормить, - Райни улыбнулся ей.
  - Сию секунду! Вас двое?
  - Трое, - он подтолкнул вперед Лиззи, которая держала на руках Хани. Старушка умилилась:
  - Господи Боже, какая прелесть! Какие же вы все рыженькие! Пойдемте скорее, у нас много всяких вкусностей! Только что привезли коржики. - она наклонилась к Лиз: - Ты любишь коржики, малышка?
  - Люблю. С вареньем.
  - Найдем и варенье. А братику разогреем отличный кусок оленины.
  - Это мой папа! - вдруг выпалила Лиз и покраснела до корней волос. Было видно, что она жалеет, что нельзя схватить вырвавшиеся слова и проглотить обратно.
  - Правда? Славно! А кошечке нальем молока.
  Да, подумал Райни. Теперь, скорее всего, жди очередной попытки бунтовать - Лиз захочет восстановить дистанцию после так неосторожно вырвавшихся слов.
  Они сели за столик - девочка у окна, мужчина напротив нее. Лиз дулась, старалась не смотреть на Райни, ну и он особо не акцентировал, достал сотовый и просмотрел три злобных смс-ки от Регерса (разумеется, недовольного отсутствием лидера сборной незадолго до начала контрольной тренировки скоростного спуска) и одну суховатую от Аннабель, которая спрашивала, как его простуда и рапортовала о том, что их вещи распакованы, столик на ужин заказан, а она сама ждет Райни. Ответил обоим одинаково - 'в дороге, буду через час' - и положил телефон на стол. Надо же, простуда. Он и забыл о том, что у него начиналась простуда. Столько всего на него свалилось. Тем временем сердитая и все еще недовольная Лиз попыталась усадить Хани на стул между собой и Райни, но этот номер у нее не прошел - котенок, разумеется, не захотел сидеть и смирно ждать, пока его покормят, полез на стол.
  - Она не будет сидеть, - сказал Райни. - Дай ее мне.
  - Хани, нельзя, - сердилась Лиз и пыталась усадить кошку обратно на стул, пока рассерженная персиянка не оцарапала ей руку. Тогда Райни забрал котенка и посадил себе на колени. Саундтрек из 'Криминального чтива' - пожалте поприветствовать председателя ФГС и страшную занозу в заднице - недовольного господина Регерса. Райни чуть было не сбросил звонок, но подумал, что неплохо бы дать Лиз еще немного времени успокоиться, и принес себя в жертву:
  - Синагога Вань Чжунь Чань. Шо надо?
   - КАКОГО ХРЕНА?!
   - Я еду, Герт, скоро буду.
   - Уже полдвенадцатого, твою мать! - орал Регерс, по голосу слышно, что он реально психует, и Эртли с его сомнительными шуточками надо поостеречься. - Через полчаса ты должен, твою мать, стоять на старте! Что происходит?
   - Ничего особенного, - Райни состроил гримасу и закатил глаза, Лиз подарила ему очередную несмелую улыбку и снова потупилась. - Герт, предупреди организаторов, что я задерживаюсь. Я стартую в конце списка, после всех.
   - Что происходит? - снова спросил Регерс, сбавив тон. - Это связано со смертью Кертнер?
   - Да.
   - Ты забрал своего ребенка? Да? Поэтому и потребовал еще один номер?
   - Верно.
   - Ладно, - отрывисто сказал Регерс. - Сделаю, что смогу. Давай, жду тебя.
   Райни оставалось только поблагодарить Бога за то, что некоторые гуманоиды вдруг становятся похожими на людей именно тогда, когда этого от них и ждать не смеешь. Он не хуже Регерса понимал, что сейчас должен быть в Шладминге. И понимал, что именно поставлено на карту.
   - Давай-ка поторопимся, - сказал он Лиз и помахал рукой старушке-хозяйке. - Давайте нам эти ваши коржики, пожалуйста. И молока вот этой зверушке.
   - Сию секунду, - она исчезла за дверью. Райни улыбнулся Лиз:
   - Контрольная тренировка. Ты знаешь, что это значит?
   Она молча помотала головой.
   - Значит, если ты не стартуешь на ней, ты не можешь участвовать в гонке.
   - И не получишь кубок?
   - Малый все равно получу. А вот большой - скорее всего, нет.
   - Почему?
   - Потому что в спуске у меня большое преимущество, и меня уже никто не догонит. А в общем расклад другой. Я сейчас номер 2. Отстаю на 108 очков от вашего Фархаузера. Если я не возьму спуск, а он хоть в одной дисциплине меня обойдет - я пролетел. Останусь с одним Малым Хрустальным шариком, а мне нужен Большой.
   - А он тебя обойдет?
   - Он самый сильный слаломист, в гиганте мы примерно на равных. В супер-джи в общем я посильнее. Так что - да, может. Спуск мне дает некоторую фору перед ним.
   - Понятно. Спасибо! - Лиз улыбнулась старушке, которая поставила перед ней тарелку с двумя аппетитно выглядящими маленькими коржиками. Перед Райни очутилась тарелка с куском мяса и горкой овощей-гриль. Это было хорошо, потому что он с утра ничего не ел, а ему еще предстояла неблизкая дорога и контрольная тренировка. Он кисло подумал, что надо зарядить Фогеля (его спортивного менеджера) и Гасснера (его личного тренера) подготовить его полную амунягу, чтобы ждала около подъемника, и он прямо там на станции мог переодеться и не теряя времени выйти на тренировку. Котенку бабуля поставила на пол блюдечко с молоком и отдельную мисочку с кошачьим кормом.
   - У нас тоже живет кошка, - пояснила она. - Наша Митци с удовольствием поделится своим кормом с такой очаровашкой.
   - Спасибо, - снова сказала Лиз. Райни невольно снова подумал о Карин с теплотой - по крайней мере, Лиз такой вежливый ребенок, не забывает говорить людям 'спасибо' и 'пожалуйста'. Правда, некоторым людям - 'козел' ...
   Он отодвинул от себя пустую тарелку, посмотрел в окно, где на залитой солнцем стоянке стоял его прокатный мерс. Неплохая машинка, понравилась ему, может прикупить себе и такую до кучи? Пока у него был рэйнджровер, на котором он в основном и раскатывал, и мазерати, которую брал, когда припадала охота погонять. Интересно, кстати, Аннабель на чем приехала?
   И как она поладит с Лиз? Да, совсем забыл:
   - Ты учишь какие-нибудь языки?
   - Английский, - ответила Лиззи с набитым ртом.
   - Как насчет французского?
   - Никак. Мы в школе должны были начать со следующего года.
   - Придется учиться раньше. Я живу в той части Швейцарии, где говорят по-французски.
   Лиз пожала плечами, не ответила и взялась за второй коржик.
   - А ты когда-нибудь бывала в Швейцарии?
   Лиз энергично кивнула и ответила:
   - Сто раз. У мамы есть дом в Женеве. Ей его подарил Николас. Он на ней жениться хотел.
   - Вот оно что, - Райни и забыл про этот дом в Женеве, хотя адвокат Кайзер его и упоминал.
   - Да. Мама не хотела на нем жениться, а в дом мы ездили. Иногда.
   - В Женеве говорят по-французски.
   - Ну и что, я там ни с кем не говорила, только с мамой и с Николасом. Они оба говорят по-немецки.
   Он обратил внимание, что при упоминании мамы Лиз не начала плакать.
   - Мы тебе учителя возьмем. Тебе придется ходить в школу в Сембранше.
   - Что такое Сембранше?
   - Деревня. Маленькая. Типа курорта. Я там живу. Я не знаю, где ближайшая школа, скорее всего в Вербье - это километров 15. Там, скорее всего, надо знать французский.
   - Я туда не пойду! - насупилась Лиз. - Я не говорю по-французски, и надо мной все будут смеяться!
   - Не будут, ты успеешь научиться до осени. А пока у тебя будет австрийская учительница. И, если она будет на тебя кричать, ты мне скажи, я с ней поговорю. Если не поможет - выгоним и найдем другую.
   Лиз подумала и неохотно кивнула. Спросила:
   - А почему ты живешь там? Ты же по-немецки говоришь. Ну, почти.
   Райни пожал плечами:
   - Мне там нравится. И... прости. - снова зазвонил сотовый. На экране - номер, который он вчера сам лично ввел в контакты: Агнесса Кертнер. Вернулась, значит. Он ответил:
   - Алло?
  - Герр Эртли? - голос пожилой женщины, усталый, какой-то надтреснутый. Надо думать, в последние дни ее жизнь встала с ног на голову. Узнать о смерти дочери, мчаться на край света, чтобы забрать ее тело черт знает откуда и как, сопровождать домой... Не приведи же ты Господь пережить такое...
  - Да, фрау Кертнер. Вы вернулись?
  - Да. Только что приземлились в Мюнхене. Адвокат Кайзер сказал мне, что вы увезли Лизль...
  - Да.
  - Я хотела бы забрать ее себе. Она моя внучка. Я потеряла дочь...
  Райни оказался в очередной раз в затруднительной ситуации. Он не собирался отдавать Лиз кому бы то ни было, но имел дело не с адвокатом Кайзером, которого можно и нужно было поставить на место, а с матерью Карин, которая только что перенесла тяжелую потерю и с которой он не мог и не хотел быть жестким. Он мягко сказал:
  - Думаю, фрау Кертнер, нам с вами нужно встретиться и поговорить. Скажите, когда вам будет удобно встретиться.
  - Если вы приедете на похороны, мы сможем переговорить там.
  - Конечно, я приеду, - твердо ответил он. - Когда?..
  - Мой племянник все организовал, завтра в 10 часов в Зальцбурге...Церковь святой Эрентруды...
  - Хорошо, фрау Кертнер.
  - Вы возьмете с собой Лизль?
  - Разумеется. До встречи.
  Лиз с беспокойством смотрела на него:
  - Это моя бабушка звонила?
  - Да. Лиззи, если ты доела, пойдем в машину.
  Они рассчитались с хозяйкой, которая в очередной раз умилилась сходством папы и дочки, и вышли к мерседесу.
  - Ты меня отдашь ей? - вдруг спросила Лиз, искоса взглянув на него тревожными синими глазами.
  Очередной момент истины? Райни открыл для нее дверь заднего сиденья, Лиз скользнула внутрь, посадила котенка в переноску и пристегнулась. Райни сел за руль и спросил:
  - А ты хочешь к бабушке?
  - Нет.
  - Почему? Расскажешь?
  - Просто не хочу. Ты же обещал!
  - Я и не отказываюсь, просто уточнил. Не хочешь - значит, остаешься со мной.
  До Шладминга оставалось 50 километров, не больше часу пути. Лиз посмотрела на затылок отца, сидящего за рулем. Интересно, а его в детстве дразнили за рыжие волосы?
  Она надеялась, что он ее не отдаст бабушке Агнессе. Нет, бабушка вовсе не была какой-то там плохой или злой, как эта нянька, с которой они все время оставляли Лиз, она не кричала и не наказывала, но... это сложно объяснить. Скука, ничего нельзя, из развлечений - только чтение. Телевизор нельзя, мультики нельзя, лыжи нельзя, спать в 9 вечера, танцевать и наряжаться - грешно и нескромно. Болтать с подружками по телефону (с друзьями даже не обсуждалось) - суета и пустая трата времени. Как-то раз Лиз слышала, как бабушка сказала кому-то по телефону 'Не хочу, чтобы выросла такая же вертихвостка, как Рина'. То есть, как ее мама. Лиз знала, что многие не одобряют ее маму, называют по-всякому, даже словами, которые нельзя произносить, но для нее-то она все равно была самой хорошей. Лиз как-то раз спросила бабушку, что такое вертихвостка? Та почему-то ответила, что Лиз это рано знать, из чего девочка сделала вывод, что, раз знать рано, а вертихвостка - это мама, то ничего особо плохого в этом нет. Карин вертела мужиками, вот эти реально перед ней прыгали, как ручные песики, и хвостиками виляли. Что в этом плохого?
  А этот, Райни, не прыгал и не вертел. Что же такое произошло между ними? Лиз была не самой глупой девочкой в классе, учителя говорили, что она отлично соображает, только ей внимания не хватает. Но головка у девочки светлая. Лиз только сейчас вдруг увидела некоторое несоответствие между двумя образами ее мамы - той, который был так хорошо ей знаком - повелительницы мужчин, и той, которую с новорожденным младенцем бросил муж, девятнадцатилетний ангел, как она его описала. Странно. Мама, которая была старше его на 11 лет, не вписывалась в этот образ, ну никак. И ангел не вписывался. И все эти образы никак не хотели складываться в складную картину. Но Лиз не смогла пока сделать никаких выводов, ей просто нравился отец. Он веселый, позволил ей взять котенка и слушать Раммштайн, в то время как и то, и другое у бабушки оказалось бы загнано в подполье как преступное и грешное. И ей не нравилось, что бабушка не любила маму. Лиз до сих пор не осознала, что ее мама умерла, но что она не придет и ее больше не будет - уже понимала. И именно сейчас ей не хотелось быть с кем-то, кто поджимал губы при упоминании мамы, качал головой и вообще не одобрял ее. Лиз не знала, какие отношения связывали Райни и ее маму, вероятно, не безоблачные, раз они развелись, но она все равно не видела в нем никакой злобы и горечи. Райни не захотел ничего рассказывать Лиз, но она-то видела, какие у него были глаза, когда она сказала, что он ушел, потому что хотел сына. В них не было зла, только огромная, невыносимая печаль. Лиз почему-то не могла больше его ненавидеть. Может быть, он тоже с тех пор вырос, исправился, стал хорошим и добрым и пожалел, что бросил их с мамой?
  - Мы скоро приедем, - сказал Райни. - Я сразу помчусь на КТ. Могу взять тебя с собой, могу завезти в отель отдохнуть. Сама как хочешь?
  - С тобой.
  - Хорошо. У тебя есть с собой куртка потеплее? Придется подняться на глетчер.
  - В синем чемодане. А ты тоже говоришь по-французски?
  - Говорю. - Только сейчас Райни спросил себя, как же Лиз будет общаться с Аннабель, которая не говорит по-немецки? - Знаешь, может нам с тобой стоит пораньше начать учиться. Самим. Моя девушка говорит только по-французски.
  - У тебя есть девушка? - недовольно спросила Лиз.
  - Есть, и мне бы хотелось, чтобы вы хорошо относились друг к другу.
  - Ты на ней собираешься жениться?
  Вопрос застал Райни врасплох. Женитьба на Аннабель никак не входила в его планы. И вообще ни о какой женитьбе в ближайшие годы не могло быть и речи. Или карьера, или семья, но не одновременно, это ему уже хорошо понятно. Да, находились люди, которые умудрялись совмещать это - к примеру, звездная пара Макс и Флориан Хайнер, Макс умудрилась даже родить ребенка и еще на пару лет вернуться в спорт, но он знал от нее, из первых рук, что это все совсем непросто. Райни уже давно решил, что он так делать не будет. Когда он закончит карьеру, он женится. Но на Аннабель - вряд ли. Она красива, образована и довольно мила, но он ее в общем-то совершенно не любит. Они привязаны друг к другу, им нравится совместное времяпровождение, они получают массу удовольствия от секса, успешно выходят вместе - они статусная пара. Предполагается, что у него должна быть красивая девушка, а у нее - успешный, богатый, красивый партнер, и они соответствуют. Но не более того. Но как все это объяснить дочери, да и нужно ли это объяснять? Он ответил осторожно:
  - Э... Пока не знаю.
  - Ты с ней просто спишь?
  Вот же... Откуда ему знать, что это чудо вообще знает об этом? Что ей ответить? Меньше всего Райни хотел врать дочери, но не следовало и растлевать ее подобной информацией... Что она вообще может знать, как дочь Карин Кертнер, которая, будучи принципиально свободной женщиной, спала с любым, кто ей мог хоть ненадолго приглянуться? А Лиз настойчивая девочка, от нее молчанкой не отделаешься.
  - Ну так ты с ней просто спишь, да?
  - Примерно так, - сказал Райни. - Я надеюсь, ты понимаешь, что наши отношения с Аннабель, пока устраивают нас обоих, могут быть именно такими.
  Лиз независимо пожала плечами:
  - Мама так делала. А я никогда не буду заниматься сексом. Честно. Это гадость.
  Райни подавил улыбку:
  - Твое право.
  Забавная девочка, однако, подумал Райни. Лиз сердито добавила:
  - А если мне понадобится ребенок, возьму в питомнике. Как Хани.
  На этот раз Райни уже не смог спрятать улыбку:
  - Рыжего. Чтоб в породу вписывался.
  Когда его мысли вернулись к текущим вопросам, улыбка сама собой сбежала с его лица. Итак, завтра похороны Карин. И он там будет. И он обещал привезти Лиз.
  Правильно ли он поступил? Должны ли они оба там быть? Если он сегодня не попадет на тренировку, и завтра тоже будет отсутствовать, он почти на 100% теряет шанс взять очередной Кубок Мира в общем зачете. Он на это пойдет? Ему надо вот прямо позарез присутствовать на похоронах бывшей жены? Ведь они развелись почти 10 лет назад, любви между ними не было никогда, их брак продлился полгода, она подставила его, низко и вероломно обманула, воспользовалась глупым девятнадцатилетним мальчишкой, чтобы с его помощью забеременеть. Все поймут, если он не появится у гроба в виде безутешного вдовца. Что до Лиз... Нужно ли тащить ребенка на похороны? На заупокойную службу над закрытым гробом? Ну не поедут они, с фрау Агнессой Кертнер он встретится как-нибудь в другой день, без Лиз, что тоже немаловажно, ребенка ни к чему подвергать очередному стрессу. Зато он спокойно выйдет на тренировку, возьмет очередное приличное место в даунхилле и обеспечит себе солидную фору в борьбе за Большой Хрустальный глобус. Со всех сторон плюсы.
  С другой стороны... Что бы Карин не сделала, он ее простил, и отныне будет вспоминать ее с благодарностью и теплотой за то, какую чудесную дочь она ему подарила. Обманом, ложью, как бы то ни было - результат того стоил. Поэтому он отдаст ей свой последний долг. И возьмет с собой Лиз. Девочка любила мать, поэтому должна попрощаться с ней по-человечески. А он не намерен отдавать кому бы то ни было свой Хрустальный глобус, и уж тем более Фархаузеру, молод он еще, замахиваться на Эртли. Райни с легкой усмешкой вдавил в пол педаль газа. Он успеет на тренировку.
  И успел. На ходу выхватил у Аннабель сумку со стартовиком, перчатками, маской и шлемом, у Фогеля лыжи, палки и ботинки, у Гасснера стартовую майку с номером 19. Все в режиме пит-стопа - без единого слова, чтобы не потерять ни секунды, на бегу, таща за собой Лиз. Переодеваться пришлось на подъемнике - его ждали 'еще минуту', потом трассу должны были закрыть на подготовку к гонке. Ну а то, что переодеваться пришлось в кабинке - что ж... Лиз с большим интересом пронаблюдала, как он разделся до трусов, натянул прямо на голое тело стартовик, и еще и вынесла свой вердикт:
  - А ты ничего себе.
  - Глаз-алмаз, - не остался он в долгу, невольно понадеявшись, что их тут не выпасает какой-нибудь журналист с супер-оптикой, в газетах не появятся снимки, как он тусуется в трусах перед девятилетней дочерью, а потом на них не накинутся какие-нибудь натравленные адвокатом Кайзером омбудсмены.
  - А термобелье забыл? - как ни в чем ни бывало спросила дочь.
  - На фиг оно нужно, наверху +3.
  На старте он улыбнулся Лиз:
  - Жди меня здесь. Я поднимусь за тобой через 10 минут.
  - А ты не вылетишь?
  - Главное, что я стартую, а потом тебя заберу.
  Директор трассы был тут же, он выразил некоторое недовольство опозданием Эртли, на что тот улыбнулся и вежливо ответил:
  - Простите, директор. Семейные обстоятельства.
  И ни у кого еще не было более уважительной причины опоздания. На самом деле, нужно было оставить Лиз на финише трассы, чтобы потом не тащиться снова наверх, но, возможно, ей было бы проще побыть пока одной, чем среди незнакомых людей, которые живо заинтересуются, что, как и почему... Так или иначе, Райни пристроил ее в закрытом от ветра уголке за стартовым домиком и вышел на старт. Контрольная тренировка была выполнена, теперь осталось получить отпуск на завтра...
  
  Никаких чудес он на трассе не совершил. Если бы на самой гонке он прокатился с таким временем, ему пришлось бы потом бриться вслепую - от стыда не мог бы смотреть в глаза своему отражению. Его оправдывала только нервотрепка, спешка, ну и тонкий момент - что в отсутствии специальных спортивных термочулок, которые Аннабель забыла, ему пришлось надевать ботинки на обычные носки, и он здорово стер ноги. Но он благополучно съехал (секунд на 5 медленнее, чем считал для себя пристойным), финишировал (трасса тут же была объявлена закрытой) и поднялся наверх за дочерью.
  Внизу их ждали Фогель и Гасснер. Что до Аннабель, она предпочла ретироваться. Райни отметил этот факт, но не спешил делать выводы - она могла ждать их у машины, чтобы отвезти в отель. Или в отеле - она знала, что он взял машину напрокат.
  - Что это было? - спросил Кристоф Гасснер, тренер Райни по скоростным видам. - ПМС, похмелье или происки инопланетян?
  - Здравый смысл, мой мальчик, если ты знаешь, что это такое, - высокомерно ответил Райни, который был младше Гасснера лет на 5. - Я не успел размяться, разогреть мышцы, и ты хочешь, чтобы я сразу в полную силу погнал? Травмы мне, знаешь ли, тоже даром не нужны.
  - Он прав, - сказал Фогель. - Молодчина, Райни. Как всегда - сначала думаешь, потом делаешь. А что это за молодая особа?
  Райни с улыбкой посмотрел на насупившуюся дочку, прижимающую к себе переноску, из которой выглядывала любопытная рыжая приплюснутая мордашка.
  - А тут две молодые особы. Моя дочь Элизабет и ее кошка Хани.
  - Здорово, - Крис протянул девочке руку. Лиз независимо ответила:
  - Привет, - и хлопнула тренера по ладони. Мужчины заулыбались, взглядами сказали гордому отцу, что ребенок произвел впечатление. Держалась она превосходно, ничуть не застеснялась, всем троим это понравилось. Райни почувствовал гордость за свою дочь. Надо же, в компании двоих незнакомых мужиков не струсила, не стушевалась, попыталась держаться на равных. Храбрая малышка.
  - Ну все, - сказал Райни своим служащим. - Отдыхайте, встретимся сегодня вечером.
  Он знал, что насчет отдыхать он загнул - Фогель будет участвовать в подборе и обработке его оборудования, контролировать работу сервисменов, а Гасснеру придется общаться с Регерсом и участвовать в тренерском совещании, где с него снимут стружку, так как Райни сегодня откровенно слил тренировочный заезд. И самому Райни сегодня отдых тоже не светит - ему придется работать на тренажерах, совершать свою обычную пятикилометровую пробежку, на которую он по понятным причинам не вышел утром. И все это делать крайне аккуратно, чтобы не поймать растяжение или травму.
  - Пойдем, Лиззи, - сказал он, передал Фогелю снарягу с кратким комментарием, что на старт хотелось бы выйти на лыжах длиннее сантиметров на 10-12. И они с дочкой пошли к машине. На полпути Райни 'спохватился':
  - Постой-ка, забыл кое-что уточнить. Подожди меня здесь.
  Он вернулся к тренеру и менеджеру - расстояние было как раз таким, чтобы он мог видеть Лиз, но она не расслышала, о чем разговор.
  - Мужики, завтра меня не будет.
  - Что значит не будет? - напрягся Гасснер. - Как насчет второй КТ?
  - Никак, - отрезал Райни. - Я прошел одну, формально меня не имеют права отстранить от старта.
  - Формально да, но трасса сложная, новая, ты ее плохо знаешь.
  - Ничего, придется справиться. Завтра я буду на похоронах моей жены. Матери Лиз.
  Никто, кроме него и Карин, не знал точно всех обстоятельств рождения Лиз. Только Натали Бальтазар, которая была в то время девушкой Райни, но он был уверен, что она никому ничего не рассказала, для этого она была слишком порядочна, и между ними были слишком хорошие отношения. Всегда. Могла ли кому-то рассказать Карин? В любом случае, даже в самых скандальных публикациях на эту тему не было и намека на то, что девятнадцатилетнего Райни Эртли просто развела опытная тридцатилетняя Карин Кертнер, про которую всякий знал, что она слопает любого мужика, не поперхнувшись. Все считали, что стихийная симпатия привела к стихийно же возникшей любовной связи, в результате которой получилась беременность, а потом и женитьба, и Райни хотелось бы - и ради самого себя, и ради Лиз, и ради Карин - чтобы эта версия оставалась единственной. И это тоже причина, почему он должен завтра быть на похоронах бывшей жены.
  - Гм... ну да, конечно, - протянул Гасснер. - Я понимаю.
  - Да, безусловно, - поддакнул Фогель. - Мы... конечно, да. Мы тебя прикроем. Объясним.
  Райни вернулся к дочери.
  -Пойдем. Устала?
  Лиз помотала головой:
  - Нет. Хани устала.
  Конечно. Хани. Интересно, в отеле все готово к размещению пушистого гостя? Когда Райни утром звонил в отель, ему пообещали все организовать. Не то чтобы 'Спортотель Ройер' позиционировал себя, как отель, где можно жить с домашними животными, но Райни Эртли не отказал бы ни один отель в Альпах. Еще Райни вспомнил об Аннабель - где она? И о той тетке-учительнице для Лиз, которую нашел Шефер. И о лыжной школе. Ох, дел-то сегодня невпроворот.
  Аннабель ждала около машины - она была на мазерати Райни. Интересный выбор. Она могла без вопросов брать любой из его автомобилей, но чаще ездила все же на своем мини-купере, а если нужно было везти какие-то вещи (как сегодня), то охотнее брала рейнджровер.
  - Привет, милый, - сказала Аннабель, поцеловав его в губы быстрым привычным поцелуем. Аннабель, безусловно, была одной из самых красивых женщин, которых он когда-либо видел. Черт, ей надо чаще брать мазерати - они были ужасно похожи друг на друга. Черный дорогущий спортивный автомобиль и красавица брюнетка, гибким и грациозным телом напоминающая пантеру. Она и вправду была как мазерати - красивая, дорогая, престижная и может принадлежать только избранным. Наверное, он и относился к своей женщине и к своему автомобилю одинаково - был привязан, гордился, с удовольствием использовал, был не прочь похвастаться, вкладывал деньги, холил и лелеял, но не впускал в свое сердце. А если бы он потерял любую из них, он бы немножко расстроился, погрустил совсем чуть-чуть, и тут же организовал бы адекватную замену.
  - Привет, детка. - Райни улыбнулся подруге: - Познакомься с моей дочерью. Лиз Эртли...
  - Элизабет Фредерика, - строптиво поправила Лиз, которая выловила свое имя в потоке французского.
  - Лиззи, - обратился к ней Райни. - Это моя подруга Аннабель Д'Этьен.
  - Привет, - сказала Аннабель по-английски, полагая, что так Лиз скорее ее поймет, и протянула руку. Лиз смерила ее откровенно неприязненным взглядом, и ответила по-немецки:
  - У меня руки заняты.
  Райни посмотрел на дочь, прищурившись, стараясь понять, что такое происходит в этой непредсказуемой рыжей голове:
  - Я могу подержать переноску. Поздоровайся с Аннабель.
  Лиз с явной неохотой передала ему переноску Хани и протянула руку Аннабель, надменно бросив отцу:
  - Не заставляй меня быть вежливой с подстилками.
  Вот это номер! Райни опешил. Аннабель, к счастью, не поняла немецкую речь - она чуть-чуть понимала швитцер, но тирольский диалект был вне ее понимания. Райни решил, что сейчас объяснит дочери, что не следует так относиться к подруге отца, которая ничем не заслужила такого эпитета. Он бросил многозначительный взгляд в сторону Лиз, дав понять, что разбор полетов состоится на закате, и улыбнулся Аннабель:
  - Извини, ей нужно немного времени привыкнуть.
  Красавица холодно кивнула и открыла мазерати:
  - Едем в отель?
  - Да, конечно. Езжай, мы следом.
  Лиз уселась в автокресло, переноску с Хани поставила себе на колени, как щит, которым можно было заслониться от всего мира. Райни устроился за рулем, завел двигатель. Он знал, что должен поговорить с дочерью насчет 'вежливости с подстилками', но пока не знал, с какой стороны подступиться, и заговорил о другом:
  - Не думай, что я так паршиво катаюсь в самом деле.
  - Вовсе не паршиво! - тут же отозвалась дочь, с явным облегчением, что Райни не начал читать нотации насчет уважения к его женщине. Аннабель решительно не понравилась девочке. Да, красивая и стройная, даже красивей, чем мама, и черная лайковая курточка до талии, такую же и Лиз хотелось бы себе, и кожаные брюки, низко сидящие на бедрах, и вообще шикарная девка, но что-то в ней было такое... Хотя, наверное, Лиз в любом случае не хотелось бы делить с кем-то отца. Она в душе уже приняла факт, что этот молодой, веселый и красивый парень - ее папа, но сильно обнадеживать его было еще рано, а уж принимать все его окружение - и вовсе жирно будет. Она без вопросов приняла его тренеров, но это не значило, что ей охота любезничать с девицей, которую он просто трахает.
  - Да нет, Лиззи, - усмехнулся отец. - Если бы я так прошел гонку, меня бы из сборной вышибли. Честно.
  - Никто бы тебя не вышиб.
  - А тебе, раз ты тоже лыжами занимаешься, из этого нужно вынести пару уроков. Во-первых, любая деталь твоей одежды - это твое снаряжение, и тут нет мелочей. Я не надел правильные носки, и ехать было неудобно и даже больно. Во-вторых, никогда не давай себе полную нагрузку без должной разминки.
  - Я это знаю. Это любой приготовишка знает. Ты просто не успел размяться.
  - Если бы я травмировался, это было бы слабым утешением.
  - Зато теперь ты сможешь нормально выйти на соревнование.
  - Ага. Лиз, есть еще одно, что я хотел бы с тобой обсудить.
  Ну вот, сейчас он ей задаст! Лиз плотнее прижала к себе переноску с котенком.
  - Я устала.
  - Плохо. Потому что я нанял для тебя учительницу.
  - Круто. - Тон Лиз не содержал ни крупицы радости. Ясно, надеялась слить учебу.
  - Если ты устала, сегодня ты не будешь заниматься. Просто поговорим с ней и решим, подходит ли она нам. Как ты на это смотришь?
  - А что мы будем делать сегодня? После того, как с ней поговорим?
  - Хочешь со мной на пробежку?
  - Я?! - Лиз так изумилась, что Райни расхохотался:
  - Не волнуйся. Тебе мы возьмем велик. На велике ты, может быть, за мной угонишься. А если устанешь - отдохнем. Хочешь?
  - Ну ладно, - без колебаний ответила девочка.
  - Потом мне нужно провести не меньше двух часов на тренажерах. Ты в это время можешь пойти в номер и отдохнуть или почитать. Я взял тебе отдельный номер рядом с нашим.
  - Я там буду одна? - интересный тон. То ли облегчение, то ли разочарование.
  - Да. Не струсишь?
  - Вот еще. А ты будешь... с ней?
  Ну, раз уж она сама заговорила... Райни ответил ровно и без малейшего недовольства или поучительности в голосе:
  - Мы с Аннабель живем вместе, Лиз. И я прошу тебя быть терпимей. - Мазерати впереди включил поворотник, сворачивая к отелю. Это означало, что разговор заканчивается. Райни свернул следом. Лиз ответила:
  - Она мне не нравится.
  - Пусть так, но уважения она все равно заслуживает.
  - С чего это? Ты с ней просто спишь.
  - Лиз, в этом нет ничего плохого.
  - Ты ее любишь? - ревниво спросила девочка. Райни тяжело вздохнул, припарковался и заглушил двигатель. Врать дочери он не хотел, но как ей объяснить правду? И вообще, должен ли он говорить с ней об этом? Как девятилетняя девочка может понять, что здоровому, взрослому мужчине просто нужен секс, причем регулярный и яркий, и это не обязательно должно быть связано с чувствами? Как объяснить, что единственная любовь в его жизни давно осталась позади, но она была такой сильной и горькой, такой безнадежной, что едва не убила его? Ну может 'убила' - это громко сказано, но тогда, в девятнадцать, ему на самом деле было так больно, что казалось - он не сможет это пережить. Но он пережил и стал сильным, независимым и, наверное, немного циничным. И больше ему не нужны такие страсти 'в клочья'. Но и монахом он не собирался становиться.
  - Пойдем. Наверное, нас уже ждет эта, как ее... - Он вытащил из бардачка телефон, пролистал смс-ки и прочитал: - Фрау Бахман, вот.
  В отеле Аннабель сразу пошла в номер, а Райни и Лиз направились к стойке ресепшн, где Райни оплатил еще один номер для дочери. В то время как у него был двухместный люкс, Лиз достался одноместный стандартный номер на этом же этаже, но зачем ей больше? И так повезло, с учетом того, что отели в Шладминге были в самом деле переполнены, и больше в 'Спортотеле' свободных номеров не было, даже в резервах лыжных федераций.
  - Меня кто-нибудь спрашивал?
  - Да, герр Эртли. Приходила фрау Бахман, просила передать, что остановилась в Ландхаус Хубертус и подойдет сюда немедленно, как только вы будете готовы с ней встретиться.
  - Отлично. Позвоните ей и передайте, пожалуйста, что мы ее ждем сейчас.
  Райни отнес вещи Лиз в ее номер и помог распаковать, и как раз когда они закончили, им сообщили, что фрау Бахман пришла и ждет распоряжений.
  Вот черт, подумал Райни, когда открыл дверь и увидел стоящую на пороге старую вешалку. Лучше бы Тим и вправду прислал к нему в постель Кэмерон Диаз. Вот он, найм вслепую. Это же черт знает что такое. Натуральная старая дева, сухая, скучная, нудная и ужасная, способная вызвать оскомину у любого ученика одним видом своих старомодных очков в роговой оправе. Честно, первым побуждением Райни было просто захлопнуть дверь перед ее длинным костлявым носом. Но вежливость никто не отменял. Ей надо компенсировать расходы на дорогу сюда и на отель, ну и хотя бы несколько минут поговорить, а потом уже гнать с чистой совестью. Он почувствовал, как стоящая рядом Лиз напряглась, и бросил ей ободрительный взгляд, мол, не трусь, сейчас мы ее выставим, а тебе наймем училку с экстерьером Моники Белуччи.
  Как жестоко он ошибался! Они не успели поговорить с милой фрау и трех минут, как забыли про очки, кичку на затылке и ротик в форме куриной гузки. Старая перечница была обаятельнейшим, остроумнейшим и забавнейшим существом в подлунном мире. Она даже попросить не успела, а Лиз уже начала излагать ей свои познания в математике, а потом начала декламировать длинное стихотворение 'Лесной царь' Гете. Райни не успел опомниться, а уже нанял фрау Бахман до 1 сентября, тем более, что она еще и хорошо знала французский. После этого Райни договорился, что, как только они вернутся из Зальцбурга с похорон, он позвонит фрау Бахман, и она придет к ученице.
  Райни считал очень важным, чтобы в окружении Лиз было как можно больше людей, которые бы ей нравились, чтобы она легче адаптировалась к новой жизни на новом месте, чтобы если не компенсировать, то хотя бы максимально смягчить боль от потери мамы, если это вообще возможно. Поскольку она сразу же прониклась симпатией к фрау Бахман, нужно было этим пользоваться, и он не стал мелочиться. Он обговорил, что учительница переедет на это время в Швейцарию, он снимет для нее жилье или в Сембранше, или в Вербье, наймет машину (фрау Бахман застенчиво попросила перевезти еще ее велосипед, потому что она, дескать, очень любит велосипедные прогулки, на что Райни тут же пообещал перевезти все, что она только захочет) Не, не надо нам Монику Белуччи, у нас вон уже есть одна не хуже, только вот она Лиз совсем не понравилась. А ужасная с виду училка расположила ребенка к себе буквально с двух слов.
  Остаток дня прошел в хлопотах и беготне. Сначала купили горный велик Лиз и отправились на пробежку. 5 километров оказались не проблемой, и скорость смогла держать, и Райни в очередной раз почувствовал гордость за дочь. Похоже, гены - не пустой звук. Потом вернулись в отель, разошлись по номерам, приняли душ, переоделись и поехали в лыжную школу, куда Тим записал Лиз с утра.
  Как все-таки жаль, что Райни никак не приложил руку к тому, что Лиз такая замечательная. Когда он смотрел, как она несется между слаломными чарликами, он не мог не думать о том, как все же глупо и жестоко поступила Карин, отняв у него это чудо. Но он больше не хотел думать о ней в таком разрезе. Жаль, но прошлое изменить нельзя. Теперь его дело - обеспечить будущее дочери.
  Разумеется, Лиз записали в продвинутую группу, завтра ее ждали на занятиях, но, поскольку утром она не сможет быть тут, Райни пришлось попросить о двух индивидуальных занятиях сейчас и завтра во второй половине дня. Проблем, конечно, не возникло.
  Потом он добрался до тренажерного зала. Когда пришло время заканчивать свою тренировку и ехать за Лиз к подъемнику, было уже почти девять вечера - ребенка пора срочно кормить ужином, и он сам был голоден, как волк.
  Они сидели в маленькой пиццерии в каком-то демократичном пансионе, наслаждаясь вкусным, но вредным и очень калорийным ужином - пиццей, пастой, чесночными гренками и такими же неправильными напитками - перед Райни стоял пол-литровый бокал с нефильтрованным пивом, перед Лиз - стакан с фантой. На самом деле молодого человека даже немного мучила совесть за то, что он не попытался предложить Аннабель присоединиться к ним, и вообще весь день он о ней почти ни разу не вспомнил. Но он быстренько утешился тем, что она ни за что не стала бы есть пиццу и пить пиво, она очень тщательно заботилась о своем теле, и все, что могло осесть на ее точеной фигурке в виде лишних граммов, безжалостно исключалось из ее рациона. Не то чтобы Райни не следил за своим весом, но у него всегда была огромная фора в расходе калорий - регулярные зверские нагрузки профессионального спортсмена не снились ни одной модели в самом страшном сне, и он мог есть и пить почти что угодно и почти сколько угодно, оставаясь в идеальной форме - и для побед на горнолыжных трассах, и для рекламных съемок почти без одежды. Он за весь день даже не позвонил своей девушке, хотя она, вполне возможно, ждала его. Вроде бы, она сама ему звонила - во время тестирования Лиз в горнолыжной школе ему было не до разговоров, и он сбросил звонок, а потом забыл перезвонить. Свинство.
  С другой стороны, слишком хрупкими до сих пор были его отношения с дочерью, слишком многое нужно было узнать друг о друге, чтобы вмешивать сюда посторонних. Аннабель потерпит. Пока ждали еще пиццу, он быстро набрал смс 'Извини, забыл позвонить. Буду через час" и тем окончательно успокоил свою совесть.
  Хани на полу уплетала специально заказанную для нее лазанью без соли и специй, потом пошла немного побродить по ресторану, но Лиз так волновалась, что она потеряется, что посадила ее к себе на колени.
  - Закажи десерт, - сказала Лиз, опираясь щекой на руку.
  - Может, не стоит?
  - Стоит, - пробормотала девочка, из последних сил борясь со сном.
  - Ты же уже спишь. Поехали домой.
  - Домой?..
  - В отель.
  По дороге Лиз задремала, но, когда Райни парковал машину на стоянке около 'Спортотеля', она все же проснулась:
  - Ты со мной посидишь?
  - Конечно.
  Она зевнула и медленно потянулась за переноской. Малышка выглядела настолько усталой и сонной, что Райни подхватил ее на руки. Даже вместе с переноской с котенком она казалась легкой, как перышко. Райни вспомнил отчет Карин почти годичной давности: 9 лет, 135 см, 28 кг. Совсем крошка. Он смог удержать ее в одной руке, пока вызывал лифт и открывал дверь в ее номер. Лиз обхватила его за шею и опустила голову на его плечо, ее рыжие волосы щекотали его подбородок и щеку.
  - Пришли, - сказал Райни. - Ну-ка давай в душ, надевай пижаму и в кровать.
  - А ты?
  - А я пойду к себе в номер. Утром нам рано вставать.
  Весь день и вечер они избегали разговоров на две темы - завтрашние похороны и Аннабель. Сейчас тем более было не время обсуждать любую из этих тем. Но Лиз так не думала.
  - Ты пойдешь к ней, - сказала она каким-то ревнивым и обвинительным тоном. Эта маленькая женщина не желала делиться вниманием отца с другой.
  - Быстро в душ, - он впервые придал своему голосу по-настоящему строгие нотки. Лиз строптиво посмотрела на него, поджав губы, но все же послушалась. Ссориться и ей ничуть не хотелось.
  Пока она была в душе, Райни выпустил котенка из переноски и усадил в кошачью кроватку, которую им принес кто-то из горничных. Интересно, захочет Хани тут спать? Лиз вышла из душа - розовая, сонная, в бело-розовой пижаме. Заползла под одеяло.
  - Спокойной ночи, - сказал Райни, собираясь погасить свет.
  - Ты обещал посидеть.
  - Хорошо, - он сел на край кровати. - Спи. Если хочешь, я заберу Хани к себе, чтобы она тебе не мешала.
  - Не надо. Расскажи мне про нее.
  - Про кого?
  - Про мою маму, когда вы поженились. Какая она была?
  'Жестокая, хищная, безжалостная, вероломная'? Он медленно ответил:
  - Она была очень красивая. И очень знаменитая. Звезда спорта, лучшая из всех.
  - А ты? Какой был ты?
  - Молодой и глупый. Еще не знаменитый и не успешный, но очень честолюбивый. Я тоже хотел стать лучшим.
  - И ты стал. Тебе было девятнадцать, когда вы познакомились?
  - Даже восемнадцать. Мы познакомились ровно одиннадцать лет назад, вот так же на финале кубка мира.
  - И влюбились?
  'Нет, просто не вылезали из кровати'.
  - Понравились. Давай-ка спать, солнышко. Завтра я зайду за тобой в семь утра.
  Лиз повернулась на бок, подложила ладошки под щеку, сонно пробормотала:
  - Хочу, чтобы мне мамочка приснилась. Она теперь будет для меня ангелом, да?
  Этот разговор просто разрывал ему душу - видимо, не такой он циничный, как думал. Он легонько погладил рыжие локоны:
  - Я не знаю, милая. Спи, и пусть тебе приснится мама.
  Она уснула, но он не спешил уходить, хотя обещанный Аннабель час давно уже прошел. Он сидел и смотрел на дочь.
  Последние сутки перевернули его жизнь с ног на голову. Подумать только, что еще вчера он прилетел из Неаполя, простуженный и уставший, и думал, правильно ли будет забрать себе ребенка? Он и раньше любил дочь, хотя совсем не знал ее, а за этот день она стала для него дороже всего. Его дочь, которой не было бы на свете, если бы Карин попыталась сыграть с ним открытыми картами. Чудесная, строптивая, непосредственная, упрямая Лиз, Элизабет Фредерика, его плоть от плоти и кровь от крови. 'Как же мне дать тебе уверенность и спокойствие, малышка? Как сделать тебя счастливой?' Но он знал ответ. Просто быть ее отцом. Каждый день, каждый месяц, каждый год, с Божьей помощью, с любовью и заботой - других способов не придумали. Карин окружала дочь роскошью, у нее было все, что только можно придумать, ее ноутбук был даже поновее, чем у Райни, но ей не было на самом деле нужно ничего из этого. Дорогие шмотки, игрушки, детский мотоцикл с настоящим мотором, трехкомнатные апартаменты... Но куда важнее то, что Карин и ее дочь любили друг друга. У Райни были возможности поддерживать привычный для Лиз уровень жизни, но он знал, что куда важнее любить ее и быть ей настоящим отцом. Это был один из главных вызовов, которые ему бросала жизнь. И он точно знал, что справится.
  
  Филиппа Эртли разбудил телефонный звонок. На самом деле, время было еще совсем детское, всего десять часов, но он слишком поздно вернулся из клуба прошлой ночью, с утра школа и уроки, а потом еще пахал на глетчере до семи вечера, пока работали подъемники. Парень вернулся домой (точнее, в дом старшего брата), поплавал в бассейне и уснул перед телевизором. Фил ответил хрипло спросонья:
  - Алло?
  Девичий голос:
  - Здравствуйте, я хотела бы поговорить с герром Райнхардтом Эртли.
  Швитцер, но с явным французским акцентом. Фил сказал:
  - Его нет дома, он в Шладминге. Звоните ему на мобильный.
  - А вы не могли бы дать мне его номер?
  Фил даже спросонья помнил строго-настрого заведенное правило - никогда и никому не давать мобильный номер брата, которого доставали фанаты и особенно, разумеется, фанатки. Но девушка, видимо, уловила даже на расстояние отказ еще до того, как он был озвучен, и торопливо сказала:
  - Нет-нет, у меня был его номер, просто я потеряла телефон со всеми контактами, а он ждет моего звонка.
  Но шестнадцатилетний Фил, пусть и награжденный своим любящим семейством почетной кликухой Сопляк, был тертый калач:
  - Мне жаль, но герр Эртли не разрешает никому давать свой номер. Пожалуйста, скажите мне свое имя и номер телефона, я ему передам, что вы звонили.
  - Поймите, это очень срочно! Я - секретарь президента 'Тьерри Бонне', мое имя Сильви Готеро, я должна сообщить ему дату следующих съемок, если они сорвутся по моей вине, меня уволят, и...
  - Не беспокойтесь, мадам Готеро, ближайшие две недели он будет на финале Кубка мира, никаких съемок. Я передам, что вы звонили.
  В ответ она тяжело вздохнула:
  - Ну ладно, всего хорошего и простите за беспокойство. - И отключилась.
  Вежливая краля, однако. И настырная - надо же такую чушь выдать на гора, насчет съемок, перед финалом КМ, когда Райни загружен под завязку. Скорее всего, девка-фанатка просто тупо пыталась развести Фила, а домашний номер Райни все же известен довольно многим. Фил выкинул девицу из головы, переключил телик на спортивный канал и снова уснул.
  
  Открывая дверь своего номера, Райни понадеялся, что Аннабель не устроит ему сцену за то, что он ее бросил на весь день и занимался только дочерью. И она оказалась достаточно умной - сцены в программе вечера отсутствовали.
  В номере царил мягкий полумрак, негромко играла баллада Пинк - томная, медленная музыка нежно лилась из двух небольших, но хай-ендовых колонок, прицепленных к его ноутбуку, раскрытому на столе. Навстречу Райни вышла Аннабель - она была прекрасна, как эротическая мечта. Красное кружевное белье напоминало тот пронзительно-алый бикини, который был на ней во время тех съемок, когда они впервые встретились. Только этот комплект, в отличие от того бикини, был совершенно прозрачный.
  - Привет, милый, - она обворожительно улыбнулась и подошла к нему, плавно покачивая красивейшими в мире бедрами. - Я скучала.
  - Я тоже, - соврал он без малейшей заминки. Как же она хороша, черт подери, и до чего желанна. Он привлек ее к себе, она обвила его шею ласковыми, теплыми руками, подняла к нему лицо, поцеловала в губы. На кой черт нужна вся эта любовь, боль, потери, если и без этого можно так безумно желать женщину, которая принадлежит тебе?
  
  Райни понятия не имел, нужно ли как-то подготовить Лиз к предстоящему ей испытанию. И никак не мог определиться, нужно ли все же тащить ее в Зальцбург на похороны. То ему казалось, что это дурацкая идея, только подвергать девочку очередному стрессу, будто на нее и так мало навалилось, а в следующий момент он думал, что она должна попрощаться с матерью, а стресс, ну что стресс, придется справляться с ним потом, у них достаточно средств для этого. И финал КМ, и лыжная школа, и Хани, и фрау Бахман. И вот они выехали, оба разряженные в соответствии с их пониманием траурного дресс-кода. Райни в темно-сером костюме и белой рубашке с черно-синим галстуком - Аннабель привезла в Шладминг всю эту красоту для возможного участия в банкетах. Лиз в черных брюках и блейзере - это было специально упаковано для похорон. Хани осталась в отеле, Аннабель обещала присмотреть за котенком.
  Они не стали включать музыку, негромко бормотало настроенное на спортивную волну радио. Райни вел машину, Лиз смотрела в окно, она была сегодня очень молчалива. Райни много раз хотел заговорить с ней, но, ей Богу, не представлял, что сказать. Выразить сочувствие? Спросить, бывала ли она на отпеваниях и похоронах прежде? Но Лиз заговорила сама.
  - Сегодня будет много людей в церкви?
  - Я не знаю.
  - Маму многие любили. И не любили тоже многие.
  - Я думаю, придут и те, и другие, - осторожно ответил Райни.
  - Почему?
  - Так принято.
  - Мама никогда не ходила в церковь и на кладбища, - сообщила Лиз. - Она говорила, что мертвым все равно, пришла она или нет, а с живыми она как-нибудь без этого разберется.
  Райни чуть улыбнулся. Это было, наверное, похоже на Карин. Лиз продолжила:
  - Она говорила, что не нужно грустить - люди живут столько, сколько им отмерено.
  - Верно, но это не значит, что не нужно грустить. А почему вы об этом говорили?
  - Потому что Николас умер, и мама не пошла на его похороны. Хотя он оставил ей... забыла слово. Дом и деньги и картины.
  - Наследство.
  - Да, это. У Николаса была другая жена, и он ничего ей не оставил. Все только маме.
  'Вот это номер! - отметил Райни про себя. - Понимаю, почему она не пошла на похороны. Законная жена показала бы ей небо в алмазах'. Спросил:
   - Это тот, который оставил дом в Женеве?
  - Да, он. Он умер в аварии. Он собирался развестись со своей женой и жениться на маме, но мама сказала, что не хочет жениться на нем.
  - Выходить за него, - машинально поправил Райни. Эта история стала казаться ему немного странной. Если Лиз ничего не перепутала, неведомый ему Николас был любовником Карин и хотел на ней жениться и решил развестись с женой, но очень своевременно погиб в аварии. Но все его имущество было завещано не законной жене, а любовнице. Может быть, это и объяснило, почему у Карин оказалось так много денег, хотя она закончила карьеру больше десяти лет назад, и с тех пор ничего не зарабатывала, а только активно тратила.
  Да, Райни платил ей немало денег на содержание Лиз, на эти деньги вполне можно было прилично существовать вдвоем и содержать дом, но Карин жила очень даже на широкую ногу. Возможно, это благодаря наследству Николаса. Но, какая теперь разница?
  От этих мыслей его отвлек звонок сотового. Развеселый хит Спайс герлз поведал, что звонит Фил.
  - Здорово, - сказал Райни.
  - Привет. Слушай, я только что услышал. Ну, это. Что твоя бывшая жена погибла.
  - Молодец, об этом объявили позавчера вечером.
  - Я вчера был занят и не слушал новости.
  Ну ясно, подумал Райни. Когда Сопляк обитал в Сембранше, вся ночная жизнь Вербье была к его услугам - отрывался после строгих правил родительского дома в Берне. Фил деловито поинтересовался:
  - И что теперь?
  - В каком смысле?
  - Ну, твоя дочь. С кем она теперь?
  - Со мной.
  - Во как, - озадаченно сказал Сопляк. - А ты маме с отцом звонил?
  - Нет еще. Позвоню сегодня.
  - А ты ее насовсем забрал?
  - Да, - твердо ответил Райни.
  - Прикольно, - прокомментировал ребенок (шестнадцать, но для старших братьев, как и для родителей, он пока так и оставался ребенком, сопляком... любимым, балуемым, милым недорослем).
  - Не то слово, - согласился Райни. - Ну пока.
  - Пока. Ой, погоди. Забыл совсем. Тебе звонили, - Фил начал перечислять тех, кто по какой-то причине не знал, что Райни на финале КМ и звонил ему домой. И добавил: - А вчера звонила какая-то настырная телка. Просила твой сотовый.
  - Дал?
  - А что, Аннабель уже сбежала с арабским шейхом?
  - Иди ты... далеко.
  - Она сказала, что у нее типа был твой номер, но она потеряла его. Ее зовут Сильви Готеро. Знаешь такую?
  - В первый раз слышу.
  - Она типа секретарша в Тьерри Бонне.
  - Гон. Секретаршу там зовут Мари-Эжени Карлен.
  - Ага, я так и подумал, что она меня типа разводит. Правильно, значит, номер не дал.
  - Правильно. Пойди возьми с полки пряник.
  - Ну ладно, - сказал Сопляк и отключился. Райни тут же выкинул из головы 'настырную телку'. Знакомое дело, уже оскомину набило, но ничего тут не поделаешь. Реалии жизни любого спортсмена, особенно если он успешен и хорош собой, включают в себя и надоедливых фанаток, которые идут на любые ухищрения, только бы раздобыть номер его отельного люкса, электронную почту или номер мобильного телефона. Некоторые были весьма изобретательны. Как-то раз в Валь д'Изере деваха продемонстрировала охране в отеле мастерски подделанную подпись Райни, выведенную маркером на ее левой ягодице, и поклялась, что это пропуск в его номер. Они удивились, но подпись была признана настоящей, и деваху проводили к нему в номер. Но ей это не помогло - Райни никогда не был любителем рискованного пик-апа, и выставил выдумщицу вместе с подписью на заднице. А в другой раз - это было, кажется, в Бивер-Крик...
  - А кто это звонил? - спросила Лиззи.
  - Мой младший брат Филипп.
  - А какой он?
  - Двоечник и раздолбай. Он тебе понравится.
  - Я не люблю двоечников, - с негодованием заявила Лиз. Помолчала и все же спросила: - А почему он раздолбай и двоечник?
  - Потому что он очень неплохой спортсмен и потому что обожает ночные клубы и всякие тусовки. Утром ему трудно проснуться, поэтому в школе у него проблемы, а вечером он устает на тренировках, поэтому плохо делает домашние задания. Имей в виду, тебе я этого не позволю.
  - Я и не собираюсь. Больно надо! А почему...
  Очередной телефонный звонок перебил ее на полуслове. Звонок - простой зуммер - означал, что Райни не поставил на этот контакт никакую свою мелодию. И это был юрист-цивилист, который был отправлен Шефером в Зальцбург по его поручению.
  Разговор получился интересный. Райни говорил мало - в основном слушал, а если и спрашивал о чем-то или строил предположения - то так, чтобы не поняла Лиз. И минут через пять он отключился в состоянии полной задумчивости.
  Агнесса Кертнер была по уши в долгах. В кредит у нее было куплено все. Машина (мерседес Е500), апартаменты (240 м в центре Зальцбурга), несколько поездок (Сейшелы, Ямайка, Ницца, Гоа), но не только это - в нескольких крупных универмагах у нее были открыты кредитные линии, примерно на 8-10 тысяч евро в месяц каждая. И все эти линии были выкуплены. Кроме того, Карин была адресатом и плательщиком по ежемесячным платежным ведомостям работников, которые составляли штат обслуги фрау Агнессы. Шофер, горничная, повар, садовник... По этим ведомостям не было долгов, но и баланс был нулевой. В текущем месяце - марте, почти половина которого уже истекла, - фрау Агнессе нечем будет эти ведомости закрывать, не говоря уже об апреле, мае и так далее.
  Поручителем каждого кредита являлась дочь Агнессы - Габриэла Карина Кертнер. Общая сумма чистых задолженностей фрау Агнессы составляла 1 миллион 819 тысяч 772 евро, без учета процентов и пеней. Доход фрау Агнессы составлял 3411 евро в месяц. Было понятно, что после смерти поручителя Агнесса не имела иного выхода, кроме как или закрыть свои кредитные обязательства своей частью наследства, которая не составляла и 15% от общей стоимости ее задолженностей, или объявить себя банкротом, что должно было привести к изъятию у нее вещей, которые не были оплачены, с целью их последующей реализации. Или закрыть их с помощью наследства своей внучки Элизабет Фредерики, но это могло быть сделано только при условии получении опеки над девочкой. Почему же Карин была так скупа, что брала для матери все эти вещи в кредит, а не за наличные? Впрочем, Райни, который имел понятие о разнице между стоимостью живых денег и виртуальных денег, не только понимал причину, но и сам предпочитал поступать так же. Имея миллион евро, выгоднее взять дом в ипотеку, а миллион вложить в ценные венчурные бумаги, и с дохода платить не только проценты, но и обеспечивать свой доход, чем ухнуть сразу всю сумму в недвижимость и не иметь долгов, но не иметь и дохода. Тут он мог понять Карин. Но в этой ситуации ее расчетливость обернулась боком для ее матери, которая с удовольствием пользовалась безграничными возможностями дочери, но... только пока та была жива и подписывала счета. Теперь же ее благосостояние оказалось полностью в руках несовершеннолетней Элизабет Фредерики... а точнее - ее опекуна Райнхардта Эртли.
  Райни задумчиво постучал пальцами по рулю. Да, он сразу подозревал, что дело обстоит примерно так. Что опекун Лиз захватит заодно контроль и над всеми, кто на это опекунство будет претендовать. Адвокату Кайзеру действительно было обещано определенное вознаграждение за отказ Райни от опекунства над Лиз. И это был немалый процент - около миллиона евро.
  Кое-что стало понятным. К примеру, рвение адвоката. Теперь Райни мог вздохнуть спокойно - он мог больше не опасаться судебных тяжб, и не только потому, что шансов у него было значительно больше, чем у его бывшей тещи. Просто он знал, как решить дело миром, ко всеобщему удовлетворению.
  
  Перед службой Райни провел Лиз в церковь, они заняли места на одной из передних скамей. Лиз сжимала в руках изящный маленький траурный букет из белых роз и фрезий, который они купили сразу после въезда в город. Девочка была явно очень подавлена. Молчаливая, бледная, она пока еще не решалась получать поддержку у отца. К ним подходили какие-то люди, заговаривали с Лиз.
  - Лизхен, бедняжка, как нам жаль...
  - Бедная Рина, все говорили ей, что этот экстрим до добра не доведет.
  - Как же ты теперь будешь жить, Лиззи?
  - Если мы что-то можем сделать, Элизабет, ты можешь на нас рассчитывать.
  - Надеюсь, бабушка Агнесса сможет заменить тебе твою бедную мамочку...
  Все эти люди таращились на Райни во все глаза, но никто не заговаривал с ним. Наконец, какой-то пожилой дородный господин подошел к девочке:
  - Расскажи, Лизль, ты намерена переехать к бабушке, или она к тебе?
  Она покачала головой, не ответила. Но он был настойчив:
  - Я понимаю, ты потрясена, дорогая Лизль, но я должен знать, что теперь будет и могу ли я тебе помочь.
  - Нет, дедушка, - чуть слышно ответила Элизабет.
  Дедушка? Райни с удивлением посмотрел на господина, тот в ответ, чуть приподняв брови, оглядел спортсмена с головы до ног и спросил, причем его тон был скорее холодно-нейтральным, чем неприязненным:
  - Стало быть, вы отец Лизль?
  - Да.
  - Я отчим Карин.
  Она никогда его не упоминала, да и за последние дни никто о нем ни слова не сказал.
  - Так может, вы объясните мне, что будет с ребенком?
  - Я забираю дочь к себе. - Райни не видел ни малейшей нужды скрывать это от кого бы то ни было.
  - Я думал, Агнесса хочет ее забрать.
  - Хочет, - подтвердил Райни. - А я заберу.
  - Понимаю, - кивнул дед. - Лакомый кусочек, э? У Лиз большое наследство.
  - Да, - согласился Райни, не намеренный оправдываться и защищаться.
  - Поправите свои дела?
  Тут уж Лиз не выдержала:
  - Он и сам богатый!
  Райни чуть поморщился, но все же был благодарен дочери за поддержку.
  - Это правда?
  - Да.
  - Насколько мне известно, вы швейцарец?
  - Да.
  - И живете где?
  - Недалеко от Вербье.
  - Значит, Агнессе не повезло, - с непонятным удовлетворением заключил старикан. - Ну что же... - И отошел.
  Молодая интересная дама поинтересовалась, когда Лиз вступит в права наследства и что она намерена делать с домом. Лиз сказала:
  - Я не знаю, тетя Эмилия.
  Тетя! Сестра Карин?
  - Мне никто ни о чем не сказал, - пожаловалась тетя Эмилия.
  - Мы примем решение чуть позже, - вмешался Райни. Эмилия пристально уставилась на него:
  - О, герр Эртли? Неужели я вас вижу своими глазами? Какая жалость, что Рина прятала вас ото всех! Скажите, неужели вам удалость прибрать к рукам и этот кусок?
  Это еще что такое?
  Еще несколько человек откровенно интересовались завещанием Карин, даже пытались выпытать, сколько денег она оставила дочери. Райни начало казаться, что они с Лиз окружены стадом стервятников. Правда, вскоре это стадо оказалось разбавлено явлением хищников совершенно иного рода. Им не были нужны деньги. Они хотели только принести дань уважения покойной. Звезды горных лыж прошлых лет и кое-кто из нынешних. Андреа Барр, Юта Хольцманн. Эрик Бретштайнер. Марк-Кристоф Фархаузер. Ник Энгфрид. Даниэль Горметцигер. Отто Ромингер. Ив Фишо. Фабио Летинара. Оливер Айсхофер. Маттиас Вирцлер. И Флориан Хайнер собственной персоной. Все одеты соответственно ситуации, мрачно-задумчивы и сдержаны. Они тоже подошли к дочери и бывшему мужу Карин, обменялись с ним рукопожатиями, выразили соболезнования Лиз и поинтересовались у Райни, намерен ли он получить опеку над девочкой. Он ответил, что да. И они одобрительно покивали, мол, дело правильное. Еще бы, будто он сам этого не знал.
   Заупокойная служба была милосердно короткой. Закрытый гроб, тихие звуки органа, плавная речь священника, много, очень много цветов. Райни взглянул на дочь - она сидела рядом с ним застывшая и неподвижная, как каменное изваяние, в черной одежде, бледная как снег, только рыжие волосы пламенели в неярком освещении. Он положил на свое колено руку раскрытой ладонью вверх, и - сразу же, будто она только этого и ждала - ее ледяные пальчики скользнули в его ладонь. Он чуть сжал ее руку, мол, я с тобой.
  Прощание, поднятая крышка гроба. Лицо Карин - тщательно загримированное, очень красивое и очень далекое, белая кожа, даже волосы казались бледными. Бывшая любовница и жена. Мама. Великая спортсменка, райдер, каких единицы, красивая женщина. Вот она и ушла, ее имя становилось историей. Люди проходили вокруг гроба, прощались, что-то говорили, некоторые плакали, лица многих были мрачны и сдержаны. Лиз подошла к маме, положила свой букет на ее сложенные руки. 'Мама, я люблю тебя'. Лиз вернулась к отцу, посмотрела на него заплаканными синими глазами, он протянул ей салфетку, помог вытереть лицо. Она держалась потрясающе, его девятилетняя дочь, самый мужественный, стойкий, храбрый ребенок на свете. Он любил ее и гордился ею.
  
  Кладбище у церкви было небольшим, тенистым, между покрытыми распускающимися почками ветвями деревьев голубело мартовское небо. На могилах вокруг цвели крокусы. Отец и дочь смотрели, как массивный, солидный, полированный гроб из темного дерева плавно опускается в яму. Лиз начала плакать, Райни положил руку на ее плечо, и девочка уткнулась лицом в его грудь. Он прижимал ее к себе и чувствовал, как ее тело сотрясается от рыданий. Именно сейчас она приняла его. В то время, как он принял ее сразу, ей понадобилось какое-то время, чтобы отделить правду от лжи, понять что-то о себе и о нем, поверить и впустить его в свою жизнь.
  'Спасибо за такую чудесную дочь, Карин. Покойся с миром... Я всегда буду вспоминать тебя с теплом и благодарностью, несмотря ни на что. Все плохое прощено и забыто. Прощай, Карин. Спи спокойно'. Неожиданно он почувствовал, как его веки тоже обожгли слезы. Он вытащил из кармана пиджака темные очки и надел их. Он не хотел, чтобы эти чужие люди видели его слезы. Он не хотел, чтобы их видели спортсмены. Над могилой вырос холм земли, гора цветов и венков. Церемония была окончена.
  Можно было возвращаться к делам живых.
  
  - Бедная Рина, - фрау Агнесса промокнула глаза уголком кружевного платка. Она выглядела душераздирающе. Заплаканное лицо, красные от слез распухшие веки... Сломленная горем пожилая женщина. Райни никак не мог понять, почему эта скорбь кажется ему показной. Ведь это и в самом деле ужасно - похоронить собственного ребенка, пусть даже этому ребенку уже сорок лет. И все эти хлопоты с доставкой тела из Непала - Райни просто не представлял, как она умудрилась провернуть это так быстро. Карин погибла десятого марта, а сегодня только тринадцатое. Эта тетка, ясное дело, не такой уж божий одуванчик. Понятно, что у нее хватало средств, но этого мало, надо найти правильных людей и заставить их работать, получить результат. Да, она смогла заставить местных ленивых пугливых спасателей шевелиться, заставила их организовать экспедицию и по сигналу лавинных датчиков найти тела погибших, достать их из глубокой пропасти, доставить в Катманду, а оттуда сопровождать тело дочери в Калькутту и в Мюнхен. Нет, Райни не позволял себе забыть ни о чем. Перед ним была безутешная пожилая женщина... но это была и женщина, которая очень любила жить красиво и богато. Которая почему-то не пользовалась особой благосклонностью девятилетней внучки.
  - Мне очень жаль, фрау Кертнер, - сказал Райни. Они сидели в небольшом ресторане в центре Зальцбурга, в трех минутах ходьбы от апартаментов фрау Агнессы и рядом с парком, в котором под присмотром нескольких бывших австрийских звезд спорта Лиз ждала папу. Райни решил не брать ребенка с собой на эту встречу. Равно сюда не был допущен и адвокат Кайзер. Он вместе с цивилистом, которого нанял Шефер, ждал в вестибюле - они присоединятся к переговорам чуть позже. Райни должен был считать фрау Агнессу бабушкой-лапушкой, а она его - смазливым дурачком, но так получилось, что за столиком в ресторане сидели хищная и коварная пожилая дама и проницательный и циничный молодой мужик. И оба понимали, что недооценивать противника - ошибка.
  - Мне не терпится видеть Лизль, - сказала фрау Агнесса. - Бедная малышка, она в глубоком шоке. Скажите, у нее вчера не было припадков?
  - Нет. - Райни успел во всех деталях изучить медицинскую карту Лиз, копию которой нашел у девочки в портфеле. Ничего, что предполагало бы 'припадки', там не было.
  - Возможно, вы не в курсе, что бедняжка страдает эпилепсией.
  Райни был в курсе, что Лиз ничем таким не страдает, но игру фрау Кертнер можно было разгадать на 'раз'.
  - Нет, насчет эпилепсии не в курсе. Зато я в курсе, что у вас много долгов, фрау Кертнер.
  Она не смогла скрыть секундное замешательство. Но ответила достойно:
  - Что же, долги - это моя проблема, и она к делу не относится.
  - Относится, если вы можете их покрыть только из наследства Лиз.
  - Я могу от многого отказаться, герр Эртли. От дома и машины, от особняка Рины. Только не от моей внучки.
  - Мне жаль, фрау Кертнер, но Лиз не настроена переезжать к вам.
  - Я хотела бы поговорить с ней.
  - Непременно. Но чуть позже. Мне есть что сказать вам, фрау Кертнер, вопрос в том - готовы ли вы выслушать?
  - Говорите.
  - Я согласен выполнять большую часть обязательств, которые ранее взяла Карин. Апартаменты. Машина. Часть потребкредитов в универмагах. Скажем, кредиты в 'Европарке' и 'ДЕЦ'. Не вопрос - все это останется к вашим услугам.
  - И взамен вы хотите?..
  - Мою дочь.
  - И я должна подписать отказ от своих притязаний на нее?
  - Нет, не должны, - Райни улыбнулся. - Давайте я скажу конкретнее. Для вас не изменится почти ничего - только придется немного снизить запросы. Ваши обязательства будут покрываться ежемесячно. Вы будете пользоваться всем, чем пользовались до сих пор, кроме большей части прислуги и безграничных кредитов на новые покупки. Но я не намерен погасить ваши обязательства одномоментно.
  - Боюсь, я вас не понимаю.
  - Понимаете. Все будет так - я являюсь отцом и опекуном Лиз. Вы - ее бабушка. Если хотите, можете навещать внучку. Если Лиз захочет, может приехать к вам в гости. Мы с ней живем в Швейцарии, вы - здесь. Я беру на себя поручительство по вашим ныне существующим долгам. Если вам угодно брать новые долги - вы можете делать это только с моего одобрения, которое я буду давать на определенных условиях. Кстати, планку придется снизить не навсегда. Ну, скажем, на первые лет пять. Потом посмотрим. Вот, собственно, и все. Никакой разницы с тем, что было до сих пор, когда вашим плательщиком была Карин. Пока вы соблюдаете статус кво - я тоже его соблюдаю. Вы нарушаете - ваши долги тут же становятся только вашими.
  - Понимаю, - фрау Агнесса сверлила его взглядом.
  - Забыл. Один ваш долг я готов погасить полностью. На ваш 'мерседес'. Но вам придется подписать заемное обязательство на полную сумму этого долга. Вы будете должны мне триста тысяч евро. Точнее, триста восемь.
  - Почему вы это делаете? Перед вами пожилая женщина. Мать, потерявшая дочь, вашу бывшую жену. Вам нужно вести себя именно так?
  - Фрау Кертнер, - Райни смягчил тон. - Не надо воспринимать это в таком ключе. Я делаю то же, что делала Карин. Оплачиваю ваши долги, воспитываю и ращу вашу внучку. И это может продлиться очень долго, если вы того захотите. Вы ни в чем не будете нуждаться, вам ни о чем не нужно волноваться. Это хорошее предложение. Вам известно, что жизнь и здоровье профессионального спортсмена иногда висят на волоске, поэтому я обещаю застраховать свои обязательства. Вы меня понимаете?
  Невысказанной осталась одна простая концепция - 'после первой же проблемы, которую вы мне создадите - будь то судебный иск, или попытка убедить Лиз переехать, или попытка забрать опеку - все ваши долговые обязательства станут лично вашими, текущие счета останутся без оплаты, а полный долг на триста восемь тысяч евро с процентами будет немедленно предъявлен к оплате' - но она все поняла.
  - Я вас понимаю.
  - Да, и еще одно забыл. Все документальные подтверждения ваших финансовых обязательств у меня есть. Как и выписка с вашего личного банковского счета. Любой суд в любой вашей попытке забрать контроль над Лиз первым делом усмотрит намерение поправить ваши денежные дела за счет ребенка, и я намерен поставить это на вид. Поэтому для вас лучше всего принять все так, как есть - я отец и опекун Лиз. Вы - просто ее бабушка. Вот и все. Вы согласны?
  Она почти не колебалась:
  - Да. Да, я согласна.
  По лице Райни скользнула короткая, вежливая улыбка:
  - Превосходно. Предлагаю пригласить наших юристов, чтобы они составили соглашение. Думаю, мы оба не пожалеем об этом.
  
  - Этот дом на Рут Перье-Шамон, - сказал капитан полиции Женевы Жюстан Лабосс. - Уже вторая сработка сигнализации за последние два дня. Вчера ночью, сегодня тоже.
  - Мы были там, - ответил патрульный. - Сегодня я лично обошел вокруг дома и не обнаружил никаких следов того, что двери или окна взламывались или открывались отмычкой.
  - Стучали в дверь?
  - Конечно. Никто не ответил.
  Лабосс задумался. Вчера была такая же сработка, он обнаружил упоминание об инциденте в отчете по смене этим утром, когда заступал на свое дежурство. Патруль тоже проверил все, и утром выслали еще бригаду, чтобы те осмотрели ограду и дом - ничего особенного не обнаружили.
  - Я думаю, это сигнализация не в порядке, а хозяева в отъезде, - предположил Лабосс. - Нужно связаться с ними и сообщить, пусть чинят. Проверьте, кому принадлежит этот дом.
  - Уже проверили, капитан. Хозяин этого дома Николя Мирабо де Сен-Симон погиб в автомобильной аварии три недели назад. С тех пор дом пустует.
  - Значит, теперь дом унаследовал кто-то другой. Погибший имел семью?
  - Да, капитан.
  - Свяжитесь с ними.
  - Будет исполнено.
  Через час подчиненный доложил капитану Лабоссу, что вдова Мирабо де Сен-Симон сообщила, что к этому дому не имеет никакого отношения, ее муж отписал этот солидный кусок собственности кому-то другому, она ничего об этом не знает и знать не желает.
  - Сильно, - прокомментировал новую информацию Лабосс. - Придется искать наследников, если мы не хотим каждую ночь выяснять, что у них там с сигнализацией.
  Через пару часов капитан Лабосс прочитал докладную и замысловато выругался. Наследница дома на Рут Перье-Шамон гражданка Австрии Габриэла Карина Кертнер погибла во время внетрассового спуска в Гималаях три дня назад.
  Выхода не было - нужно было искать теперь наследников Кертнер. Капитан Лабосс отлично знал, что он не адвокат и не нотариус и искать черт-те кого в Австрии в его обязанности ни разу не входило. Но ему было понятно, что или дом реально ограбят, и тогда все отделение поставят раком, поскольку сигнализация будет продолжать исправно срабатывать, или соседи напишут жалобу в коммуну или даже муниципалитет, дескать, их беспокоит шум по ночам (чертова штука поднимала такой трезвон, что слышно было по ту сторону границы), и тоже мало никому не покажется. Единственное, что было в его власти - спихнуть розыск на другой отдел, что он с удовольствием и сделал. После чего положил трубку и оперся подбородком на кулак.
  - Габриэла Карина Кертнер, - произнес он задумчиво. - Почему это имя кажется мне таким знакомым?
  
  - А почему я не могу залезть на эту штуку? - сердилась Лиз, которая уже благополучно выкинула из головы похороны и теперь жаждала подвигов. Посреди парка стояла конструкция из интересных железных штук, и, если на них залезть, могло получиться очень забавно.
  - Потому что тут написано, что залезать нельзя, - терпеливо объяснял ей Ив Фишо. Остальные парни из КМ прошлых лет благополучно сидели в уличном кафе чуть поодаль. Всем было что обсудить, и только он один оказался задействован в роли няньки этого чудовища.
  - Ты говорить-то по-немецки не умеешь, и что я - должна верить, что ты умеешь читать?
  - Я скажу твоему папаше, что тебя надо отшлепать.
  Лиз решила не продолжать дискуссию, показала язык противному дядьке, ухватилась руками за железную загогулину и подтянулась. Именно в этот момент ее и застал отец.
  - Вот и отлично, - обрадовался Ив. - Давай, выпасай сам это чудо. Я не смог объяснить ей, что сюда лезть нельзя.
  - Лиз, - окликнул Райни. - Скажи, что мы сейчас делать будем? Можем пойти пообедать, можем поехать в Шладминг.
  Девочка посмотрела вниз - она уже была примерно на трехметровой высоте - и увидела отца.
  - Я хочу мороженого. И пасту. А мы можем заказать фетуччини, как вчера?
  - Слезай, пойдем и выясним. А то без тебя меня тут не поймут и не обслужат.
  - Хитро, - пробормотал Ив, глядя, как Лиз начинает ловко спускаться с железных нагромождений, символизирующих современное искусство.
  Райни улыбнулся и промолчал. Иву было уже немного за сорок, и у него и Энди Барр рос сын, но папаша, видимо, до сих пор не научился управляться с ним. А Райни, чей родительский стаж насчитывал два дня, кажется уже поймал, в чем тут фишка.
  
  Обратно они ехали позже, чем собирались. Сначала обедали в кафе, потом Лиз уговорила его подняться в крепость 'Хоэнзальцбург' над городом (в которой он уже бывал и, кажется, даже не один раз).
  - Послушай. А ты хотел успеть на еще одну тренировку? - спросила Лиз, когда они выехали из Зальцбурга.
  - Никак бы не успел, - сказал Райни. - Она кончилась часа четыре назад, и сейчас трасса закрыта. - Он заметил это 'Послушай', которым Лизхен благополучно заменяла обращение. Она не называла его ни 'папа', ни 'отец', ни 'Райни', впрочем, если искать везде позитивные стороны - не говорила и 'эй ты, козел'. Наверное, рано было требовать от нее чего-то более вразумительного. Он так отчаянно хотел, чтобы она признала его, что, наверное, принимал желаемое за действительное. Впрочем, ведь и он ни разу не обратился к ней иначе, чем 'Лиз' или 'Лиззи' - хотя иногда с языка так и просилось - дочь, доченька...
  Райни хотел, как вчера и было договорено, передать Лиз с рук на руки фрау Бахман, а потом и отвезти на тренировку в 'Скишуле', но, как только они вошли в номер Лиз и Райни спросил, чего она хочет сначала - тренировку или училку, она вдруг напряглась и откровенно загрустила.
  - В чем дело, солнышко?
  - Не хочу ничего, - сказала Лиз, теребя пуговицу на своем как бы траурном блейзере и опустив взгляд.
  - Вообще ничего? - растерялся отец.
  - Хочу с тобой.
  - Со мной? На пробежку и тренажеры?
  - Да.
  Ну что же. Райни оставалось только пойти к себе, чтобы переодеться и извиниться перед Аннабель (которую, получается, он опять кинул с планами на вечер) а потом они снова вышли на горную тропинку - мужчина бегом, девочка на велосипеде...
  
  Утро открытия финала розыгрыша Кубка мира было теплым, на взгляд организаторов - даже чересчур теплым. Поэтому гонку назначили на беспрецедентно ранний час - девять утра. Спасало только то, что участников гонки было ровно 25, не считая открывающих. Только сильнейшие - первые 25 мест в каждой дисциплине.
  В отличие от большинства своих соперников в общем зачете, Райни входил в эти 25 во всех, кроме слалома, в котором он был двадцать седьмым. И, конечно, от Фархаузера, который с уверенностью попадал в первую тройку в технических дисциплинах и был 26-м в супер-джи. В 25 в спуске и комби он не попал. Но оба лидера собирались воспользоваться правилом пятисот, в соответствии с которым любой спортсмен, набравший более 500 очков в общем зачете, имел право выходить на старт на финале розыгрыша Кубка мира в любой дисциплине. Эртли особо расслабляться не мог - если к финалу он подошел первым в спуске и супере, остальные дисциплины у него все же были намного слабее. Как многие, с возрастом он слегка порастерял свою знаменитую универсальность и, будучи безусловной звездой в скоростных дисциплинах, технические ходил куда менее впечатляюще. В гиганте он был только девятнадцатым.
  Раннее и теплое утро гонки в скоростном спуске неожиданно началось со скандала. Впрочем, наверное, Райни сам его и спровоцировал. За завтраком в ресторане 'Спортотеля' он предложил Лиз и Аннабель смотреть гонку вместе - так дочь была бы под присмотром. Но Аннабель откровенно заюлила, а Лиз просто взорвалась:
  - Нет! Я с ней не пойду никуда!
  - Почему? - растерялся Райни, который почему-то надеялся, что за последние сутки они, хоть и не виделись, по крайней мере привыкли к мысли, что он не принадлежит каждой из них монопольно.
  - Потому что она мне не нравится! - завопила девчонка, не слишком смущаясь тем, что вокруг полно народу и все оглядываются на нее, чтобы узнать, кто это производит столько шума.
  - Лиззи, а мне не нравится, что ты себя так ведешь, - попытался увещевать ее Райни.
  - Это твои проблемы! - Лиз вскочила из-за стола, швырнула салфетку на свою тарелку и промаршировала к выходу.
  - Лиз! - рявкнул Райни.
  - Не надо, - тихо сказала Аннабель. - Прости, но... наверное, из этого ничего не выйдет. К тому же, мы не поймем друг друга. Она не говорит по-французски, а я по-немецки. Оставь ее в покое.
  Райни тяжело вздохнул и поднялся из-за стола, намереваясь пойти за дочерью и устроить ей разборку в компромиссном объеме, который был бы одновременно сопоставим с его возмущением и допустим с точки зрения цейтнота утра перед гонкой. Но Аннабель попросила:
  - Оставь ее в покое. Так ты только ухудшишь ситуацию.
  - Ты права, - он устало повалился обратно за столик и схватил стакан молока. - Но мне все это не нравится. Она ведет себя как дикарка.
  Аннабель всем своим видом показывала, что, хоть ее и обидела дурно воспитанная дочь ее бойфренда, она все же, как истинная христианка, прощает всем, не роняет своего королевского достоинства и согласна страдать и дальше, принося свои интересы в жертву семьи своего мужчины и наступая на горло собственной песне. Райни, конечно, не мог не оценить тот момент, что по крайней мере она не истерила, но у него никак не получалось избавиться от ощущения, что она ведет тонкую, умную, рассчитанную игру. Поэтому он решил отправить Лиз на гонку в компании фрау Бахман. Заодно ненадолго поменяются ролями - ученица станет на пару часов учителем. Лиз могла кое-что порассказать старой фрау о розыгрыше КМ по горнолыжному спорту.
  - Не думай, что тебе это сойдет с рук, - сообщил он дочери, влетев в ее номер после завтрака. - Ты ведешь себя безобразно, и я не собираюсь это терпеть. Я... - и опешил. Лиз лежала на заправленной кровати и горько плакала. Райни был уже не тем простачком, который позволял женщинам так легко обводить себя вокруг пальца, как это бывало в его юности, но Лиз своими слезами просто разрывала его сердце.
  - Ну в чем дело, милая? - Чертовы бабы, ему уже пора собираться и выходить! Если из-за них он сольет гонку, обеим не поздоровится. Впрочем, кого он пытается обмануть? В первую очередь это все его вина. Не смог построить своих дам как надо, а сам не сумел собраться и абстрагироваться от их разборок. Лиз прорыдала:
  - Не хочу, чтобы ты с ней!..
  - Да чем она тебе так не нравится? - расстроенно спросил Райни. - Ты же с ней и двумя словами не обменялась! Что за предубеждение?
  - Она похожа на куклу! - всхлипывала дочь. - Она ненастоящая. Она мне не нравится.
  - Ну вот что, моя дорогая, - из последних сил Райни старался звучать строго. - Нравится она тебе или нет, вежливость никто не отменял. Не заставляй меня краснеть за твои манеры. Поняла меня?
  Лиз надула губы и промолчала.
  - Пойдешь на гонку с фрау Бахман, - распорядился Райни. - Все, мне пора. Увидимся после финиша.
  Он почти дошел до двери номера и уже взялся за ручку, когда она позвала его своим обычным методом:
  - Эй... ну... короче, удачи тебе. Чтоб всех порвал.
  - Постараюсь, дорогая, - сдержанно ответил Райни и вышел.
  Выбор был простой - или он берет себя в руки и выкидывает из головы все, не относящееся к сегодняшним соревнованиям, или сливает гонку. Третьего не дано. Райни умел отключаться от всего, что на данный момент было несущественно (но... это же его дочь!)
  
  Он вчера так и не позвонил родителям, хотя и обещал Филу, как-то просто не успел, не получилось. Болеть за него они обычно не приезжали, по сложившейся годами традиции. На заре его карьеры почему-то получалось так, что всегда, когда они присутствовали на финише, он проигрывал. Или совсем сходил с трассы, или показывал ужасное время. В их отсутствие он, наоборот, показывал свои лучшие гонки. Он не знал, почему, то ли он волновался, то ли это они волновались, и ему это как-то передавалось, но так уж вышло. Такое положение вещей расстраивало всех троих, но пришлось смириться - отныне фрау и герр Эртли смотрели трансляции только по телевизору.
  С братьями дело обстояло иначе. Оба частенько приезжали, если дело было не слишком далеко от дома и если соревнования были важные. Не рядовой этап, а, к примеру, финал или чемпионат. На этот раз Анди, конечно, не мог приехать, далековато из Санта-Клары, а вот Сопляк собирался. Только сегодня вечером, так как утром сдавал в школе какой-то зачет. Он умудрился урвать себе экстернат, как свежеиспеченный юниор, поэтому и позволял себе обитать примерно половину времени у брата в кантоне Вале, а домой в Берн наведываться только изредка. Вот сегодня тоже - сдаст зачет и тут же рванет на самолет.
  
  Он вернулся в номер и принял душ, времени было уже в обрез. Поэтому он не стал бриться. Вышел в номер только обмотавшись полотенцем вокруг бедер, и тут его перехватила Аннабель.
  Она вышла ему навстречу - как всегда, божественно красивая и притягательная, обхватила его голову руками и крепко, страстно поцеловала в губы.
  - Я соскучилась, - прошептала она. - Мы так давно не занимались ничем приятным.
  - Позавчера вечером, - уточнил он. - Пусти, мне пора.
  Он сложил полотенце на стул и потянулся за бельем. Аннабель демонстративно поразглядывала его (обычно он был не против... но сегодня реально было не до того) и дразняще улыбнулась:
  - Хоть посмотреть на моего красавчика. В последнее время ты или пропадаешь где-то со своей дочерью, или тренируешься. А я все время одна...
  Он натянул трусы и решил снова отказаться от термобелья - на улице было +7. Конечно, и этого может хватить, чтобы замерзнуть во время ожидания старта или, если все хорошо получится, на призовой трибуне, но там можно накинуть куртку. Хорошо, что он стартует 19-м, будет время посмотреть на мониторе, как другие идут ту часть трассы, которую наиболее сильно изменили. А кто там финиширует до него из своих? Надо будет позвонить, расспросить. Он пытался восстановить в уме среднюю часть трассы, но напрочь не помнил, где именно идут те два виража, где надо четко держаться как можно ближе к флагам, чтобы вписаться в траекторию...
  - Райни, я говорю сама с собой, или ты все же со мной разговариваешь? - снова Аннабель.
  - Что? - рассеянно спросил Райни.
  - Вот как всегда, ты совсем меня не слушаешь!
  - Прости, я думаю о другом.
  - И это тоже как всегда.
  - Тебе не повезло, - согласился Райни. - Застегни.
  Она застегнула молнию на спине его стартовика немного резче, чем требовалось.
  - Спасибо, - он подхватил сумку, в которой лежали перчатки, шлем, каппа, маска и прочая ерунда, без которой современный гонщик не мог и помыслить выпустить себя на трассу, вскользь чмокнул Аннабель в губы и вышел.
  - Чурбан, - пробормотала она себе под нос, когда за ним захлопнулась дверь. С тех пор, как у него появилась эта грубиянка-дочурка, все пошло вкривь и вкось. Вчерашний вечер опять пошел насмарку - он вернулся в свой номер около одиннадцати, уставший и очень сонный. Аннабель помнила, что перед соревнованиями он не тратит силы на секс, но обычно не отказывался просто пообниматься и приласкать ее, только не на этот раз. Выйдя из душа, он пробормотал 'Спокойной ночи' и сразу повалился в кровать. Аннабель пыталась заговорить с ним, но он уже спал.
  Когда у нее все начиналось с Райни, она просто не могла поверить своему счастью, и все подруги ей завидовали. Ей удалось прибрать к рукам одного из самых успешных спортсменов Кубка мира и высокооплачиваемую модель. Райни был завидной добычей. Славный, неизменно-вежливый и галантный, щедрый и спокойный, он к тому же так хорош собой. С ним ни в одном обществе не потеряешься. Он легко запудрил ей мозги - охотно тратил на нее деньги, дарил дорогие подарки, брал с собой в поездки, дарил ей потрясающее наслаждение в постели, разрешил ей переехать в его роскошный дом, и в этом круговороте удовольствий она как-то не сразу и заметила, что он к ней, в сущности, совершенно равнодушен. Она для него как предмет обстановки. Нет... скорее, как одна из его машин. Да, точно. Как мазерати. Объект престижа и вложения денег, ничего более. Мама Аннабель после знакомства с ним и говорить ни о чем другом не может, все мечтает, что синеглазый красавчик сделает ее дочери предложение. Ха! Как Аннабель довольно скоро стало понятно, скорее снег на вершине Монблана растает, чем это произойдет со льдом, сковывающим душу ее парня. Ему просто плевать на все. Предложение? Невозможно. Кстати, именно на эту тему он как-то раз высказался. Исчерпывающе. Это было в самом начале их отношений, когда Аннабель спросила, планирует ли он когда-нибудь завести семью. Да, она знала, что он уже был женат и что у него есть ребенок, но теперь-то он один. И он ответил прямо - нет. Не в ближайшие годы. Потом, когда завершит карьеру - возможно, но пока об этом говорить слишком рано. Аннабель довольно быстро поняла и другое - он с ней просто потому, что она всегда под рукой и не требует особого внимания и времени, ему нравится с ней спать, ему импонирует то, что она фотомодель, что она красива и хорошо воспитана, он ею даже по-своему гордится, но как свою возможную будущую жену он ее просто не воспринимает. А вот теперь у нее сложилось впечатление, что не так уж он и холоден, каким казался ей до сих пор. Только эти проснувшиеся чувства обращены никак не на Аннабель, а на его дочь, которая почему-то очень сильно невзлюбила девушку своего отца. Аннабель понимала, что для нее все складывается не лучшим образом.
  Нужно поговорить с ним. Как-то достучаться до него. Объяснить, что ей тоже трудно в сложившейся ситуации. Что она ничего плохого девчонке не делает, и ей просто не нравится, что ее выпихивают, что ею пренебрегают, а девочке все сходит с рук. Но как с ним поговорить, если он на нее просто не обращает внимания? В общем, Аннабель начала собираться на гонку в очень мрачном настроении. Хотелось бы понять, что делать дальше?
  
  Соревнования начались с минуты молчания в дань памяти великой Карин Кертнер, которая блистала на этих трассах 10-15 лет назад. Райни, который, разумеется, в это время уже находился в стартовом городке, пожалел, что не может оказаться сейчас рядом с Лиз, но был уверен, что фрау Бахман сможет сгладить момент. Некоторые из парней, которые что-то слышали на эту тему, но точно не знали, даже высказали ему соболезнования по поводу гибели бывшей жены. Он поблагодарил и принялся за разминку.
  Ему не нужно было вспоминать, почему для него так важно провести сегодня одну из лучших гонок в своей карьере. Это был первый его старт, который смотрела его дочь. То есть, конечно, трансляции она видела и раньше, но не понимала, что вот этот самый Райнхардт Эртли - ее отец. Теперь она смотрит и болеет за него, и он просто обязан привезти ей победу. Он всегда выходил на старт с твердым намерением проехать по максимуму, иногда четко отдавая себе отчет в том, что победить не сможет (к примеру, когда стартовал в технических дисциплинах) но именно сегодня никакие отговорки действовать не будут. Не слишком хорошо знакомая трасса? Мало тренировок? Нераскатанность на здешнем снегу? Надо прыгнуть выше головы? Надо, значит прыгнет. Ничего, он уже побеждал здесь, и не один раз, сможет и сегодня. Он прервал разминку, когда стартовал первый участник, чтобы подойти к монитору и проследить за его прохождением трассы.
  
  - Надо же, - сказала фрау Бахман после финиша десятого участника. - Раньше и по телевизору трансляции не смотрела, а, оказывается, это так весело. А скажи, твой папа когда пойдет?
  - У него номер 19. Он в экстра-группе.
  Лиз пока не была готова называть Райни папой, хотя в уме и знала, что так и есть, но акцентировать не стала.
  - А что это такое - экстра группа?
  - Это семеро самых сильных гонщиков. Они разыгрывают номера по жребию.
  - А он сможет пройти быстрее, чем этот... Торстен Линд?
  - Запросто, - уверенно ответила Лиз. - Он намного сильнее. Да и потом, Линд вообще не самый сильный. Его вся экстра-группа уделает только в путь.
  - Знаешь, дорогая, и хотела бы я тебя поправить. Что нужно сказать 'все участники экстра-группы смогут его значительно опередить'. Но мне больше нравится твоя формулировка. Уделает.
  - Меня он... Райни... наругал сегодня, - поколебавшись, сказала Лиз.
  - За что?
  - Я его телке нагрубила.
  - Кому?
  - Ну этой... девке, с которой он тра... живет.
  - Вот как? И почему ты ей нагрубила?
  Фрау Бахман пока не стала заострять внимание на некрасивых словечках, которые появились в речи девочки, как только она заговорила на эту тему. Ей еще меньше понравилось, как сузились ясные синие глаза Лиз и какие недобрые нотки зазвучали в ее голосе. Девочка отрезала:
  - Она противная. Ну... то есть она конечно красивая. И я не то чтобы ей нагрубила. Она меня не понимает. Она по-немецки не говорит.
  - А как она говорит?
  - По-французски. Па... Райни мне рассказывал, и мама тоже, что в Швейцарии люди не только по-немецки говорят. Мой па... то есть Райни - он швейцарец. Он говорит по-французски и воображает, что по-немецки тоже, ну то есть его хотя бы понять можно. А она вообще нет. Только и умеет, что же-же-же и все, и она противная.
  - Почему же?
  - Кривляется. Ну не нравится и все.
  - Что значит кривляется?
  - Думает только о том, какая она красивая и как ей идут все эти шмотки. А сама на всех плевать хотела.
  - Фройлейн, не слишком ли вы строги? Вы же ничего о ней не знаете.
  Лиз захихикала:
  - Вы смешная. Папа тоже смешной... то есть Райни. Скажите ему, чтобы меня не ругал.
  - Обязательно скажу, дорогая. А ты мне пообещай больше не грубить подруге твоего папы. Ведь он хороший человек, правда? Иначе у него не было бы такой замечательной дочки.
  Лиз заулыбалась:
  - Ну да, наверное, типа того.
  - А хороший человек не стал бы жить с плохой девушкой. Верно?
  - Не знаю. Она красивая.
  - А он умный. Да?
  - И что с того? Ну, умный. Все равно она шлюха.
  Тут фрау Бахман просто опешила:
  - Лиз, что это такое? Почему ты так ее называешь?
  Девятилетний ребенок ответил хладнокровно:
  - А что? Мою маму тоже так называли. Это значит красивая женщина, за которой ухаживают мужчины. И покупают им всякие вещи. Папа... Райни тоже ухаживает. Наверное, эти штаны тоже ей купил.
  - Штаны?!
  - Ну. Кожаные. Красивые.
  Фрау Бахман тут же отвлекла мысли Лиз на гонку:
  - А это кто - уже экстра-группа?
  - Нет, что вы, - засмеялась Лиз. -Это всего лишь...
  Фрау Бахман решила, что надо бы подумать, откуда в голове девятилетнего ребенка такая мешанина и что с этим делать. Райнхардт выглядел очень неглупым мужчиной, нужно разобраться, что такое происходит.
  
  Камер вдоль трассы стояло достаточно, и Райни смог довольно быстро вникнуть во все тонкости прохождения той части, которую он помнил плохо. Еще он созвонился с Гасснером, который на финише тоже внимательно следил за монитором, и с Леоном Пляйшем, который стартовал четвертым и пока оставался на втором месте. Оба дали ему довольно много ценной информации. Еще ему позвонил Регерс и напомнил, что, поскольку двое из троих отобравшихся на финал швейцарцев уже финишировали и ни у одного высокого результата не будет, Эртли просто должен выложиться на 400% и взять-таки медаль. Поскольку Райни именно это и собирался сделать, необходимости в дальнейших разговорах на эту тему не было. Он отключил телефон, сунул в карман сумки и продолжил разминку. Времени до его старта оставалось все меньше.
  Пока он разминался, Лиз внизу уже очень сильно нервничала, фрау Бахман дала ей шоколадку. А Аннабель - относительно неподалеку от них, тоже на одном из мест на швейцарской трибуне - наслаждалась вниманием окружающих мужчин. Конечно, тут все знали, что она - девушка Райни, и никто не рассчитывал отбить ее, но разве можно было остаться равнодушным к такой красавице? А когда на нее оказывались направлены видеокамеры или объективы, она не забывала улыбнуться. Она знала, что за время трансляции соревнований ее покажут несколько раз.
  Впрочем, иногда она и хмурилась. Это происходило, когда ее взгляд падал на один из передних рядов, где рыжеволосая девочка, очень похожая на Райни, смотрела гонку в компании с какой-то невообразимой старой вешалкой. Где Райни нашел это ископаемое?
  
  Анаис-Фабьенн Мирабо де Сен-Симон взлетела по лестнице, как вихрь. Она слишком задержалась в университете, пытаясь записаться на дополнительные занятия по строительной механике, и теперь пропускала большую часть трансляции скоростного спуска. Хоть экстра-группу застать! Она хлопнула входной дверью, скинула с ног кроссовки и полетела прямиком в свою спальню.
  - Фаби, ты? - окликнула с кухни Люсиль, шурша очередным пакетом с чипсами. Они снимали квартиру вчетвером. Одна электронщица, еще одна (Фабьенн) - студентка архитектурного факультета, и еще две - с факультета дизайна.
  - Да! - Анаис-Фабьенн на ходу схватила пульт и, не глядя, ткнула нужную кнопку, заодно стаскивая с себя свитер. Ну да, часть экстра-группы уже прошла, и старт был дан Райни Эртли.
  Он был одним из ее любимцев. То есть, она болела именно за него. Но без особого фанатизма. Одна из ее соседок просто бредила Райни, у нее вся стена была обвешана его фотками. И плюс огромный постер, где он в одних белых плавках. Анаис-Фабьенн могла согласиться, что тело у него отличное, но сам факт, что спортсмен, мужик вообще может заниматься такой ерундой - позировать перед камерами почти голым, в гриме, ей казался просто отвратительным. Он же не какая-нибудь фифочка, у которой ничего нет за душой, кроме собственной внешности.
  Ну постеры постерами, а посмотреть на него на трассе было очень даже приятно. Вот тут он был хорош. Силен, стремителен, грациозен и техничен. Вот он на пороге стартового домика. Матово-красный шлем, дымчатая маска, через которую можно увидеть его внимательные, чуть прищуренные глаза, плотно сжатые губы - его красивое лицо сосредоточено и серьезно. Мощный толчок, и он помчался вниз, набирая скорость с каждой секундой.
  До его старта промежуточным лидером был ? 16, номер 2 в спуске, канадец Дилан Грэди. Соответственно, отрезки гонки Райни вымерялись по времени Грэди.
  Анаис-Фабьенн пригнулась вперед, не сводя глаз со спортсмена, летящего по снежному склону на фоне зеленых елей и ярких рекламных щитов по бокам трассы. Первый отрезок - зеленый и -0,13.
  Она не смотрела начало гонки и не успела запомнить трассу, поэтому сделала чуть громче, чтобы лучше слышать комментатора. Он как раз говорил о том, что в промежутке между первой и второй засечкой находится сложный вираж, на котором многие делали ошибки. Грэди тоже там слегка ошибся, уточнил комментатор, но потом смог наверстать потерянное время - примерно три десятых доли секунды.
  А Эртли не ошибся. Он обработал вираж безупречно, выдержав идеальную траекторию. И это сразу же принесло результат - следующий промежуточный результат был быстрее Грэди уже на 0,71. Толпа по бокам трассы вопила от восторга, в глазах было красно от огромного количества швейцарских флагов в руках болельщиков. Но Райни ничего не слышал и не видел, все его внимание на 100% было приковано только к трассе. Вылет с трамплина - великолепная группировка, идеальное приземление и новый отрезок. -0,80. Вот это да! Анаис-Фабьенн не удивилась бы, если бы Райни победил, но что он привезет Грэди почти секунду - это было просто невероятно. А ведь Грэди не абы кто, а чемпион мира в скоростном спуске и олимпийский вице-чемпион! Один из монстров-скоростников, который уступал только одному человеку - Райнхардту Эртли. Впрочем, полтрассы было еще впереди.
  Очередная серия виражей, которые он атаковал мощно и решительно... и тут он таки допустил небольшой сбой, заметный срыв лыжи. Снежный фонтан, легкая потеря равновесия... Анаис-Фабьенн забыла дышать, болельщики вдоль трассы замерли... Но Райни справился, хотя была секунда, когда казалось, что все кончено, и он сейчас вылетит. Очередной отрезок, впрочем, оставался в комфортной зоне - -0,27. Да, потерял полсекунды, чудес не бывает, но пока мог себе это позволить. А финиш уже совсем рядом.
  Кажется, она еще пару раз забывала дышать. Особенно когда Райни пролетал под финишными воротами. Ну конечно! Да!!! Первый! И -0,40 преимущество!
  Победитель помахал рукой кому-то на трибуне, и сразу же дали кадр с красивой брюнеткой, которую он поприветствовал. Это была его девушка, Аннабель д'Этьен, все это знали. Ее всегда показывали перед его стартом и после финиша, телевизионщики ее обожали - ну до того хороша! К тому же, это вообще обычная практика, показывать близких и родных любого спортсмена. Только почему-то на этот раз вид у Аннабель был какой-то непривычно напряженный.
  - Умничка, - обратилась Анаис-Фабьенн к Райни на экране телевизора. - Теперь тебе осталось только общий зачет взять, и будешь вообще круче всех.
  - Эй, ну чего там? - заголосила Люсиль с кухни. Она, как обычно, предпочла перекус любому зрелищу, а телика на кухне не было.
  - Эртли выиграл. Ну пока, во всяком случае, - крикнула в ответ Анаис-Фабьенн. Они все четверо постоянно перекликались дома, как в лесу. Из своей спальни тут же откликнулась электронщица Лара:
  - Ага, я тоже смотрю!
  - Если есть чего-нибудь съедобное, иди смотреть ко мне! - ответила Анаис-Фабьенн.
  Она только сейчас заметила, что так и застыла перед теликом со свитером в одной руке и с пультом в другой. Можно было выдохнуть, повалиться на диван и спокойно досматривать гонку.
  
  Едва отведя взгляд от табло, Райни тут же разыскал взглядом дочь. Она неистово махала ему рукой, ее веснушчатая мордашка сияла, как солнце. Он улыбнулся, снял лыжи, не забыв продемонстрировать их камерам, и направился на трибуну победителей гонки. В сторону Аннабель он даже не взглянул. И не со зла - просто забыл. Все его мысли и чувства были сосредоточены на Лиз...
  
  Он занял свое место на трибуне победителей, обменявшись рукопожатиями со всеми теми, кого он только что сдвинул на одну позицию вниз. У него опять получилось, несмотря ни на что! Разве он мог проиграть, если на него смотрела его Лиззи, дочка, которая столько лет была для него потеряна? Они смотрели друг на друга и улыбались. Кажется, на расстоянии им было проще общаться, выражая все недосказанное, и все барьеры, которые еще оставались между ними, вдруг рухнули... Она улыбалась, глядя на него, и он видел, как ее губы произносят - папа... 'Солнышко мое, я люблю тебя больше жизни, - подумал он. - Я скажу тебе об этом сразу же, как только смогу. Моя Лиз. Моя дочка, моя жизнь'.
  - Райни...
  Он обернулся. Рядом с трибуной победителей стояла Аннабель. О, черт, он про нее совсем забыл. Он улыбнулся:
  - Привет.
  - Поздравляю, милый, - Она потянулась, чтобы поцеловать его, и он подставил щеку. Не губы. Она сделала вид, что не заметила, но все же ее голос чуть дрогнул: - Можно к тебе?
  Он подумал полсекунды. Хочет ли он, чтобы Аннабель стояла тут с ним? Вообще такая практика существовала. Но именно сейчас вытащить сюда Аннабель было бы совсем неуместно. Сейчас, когда Лиз смотрит на него? Чтобы увидеть, как погаснет сияние улыбки дочери? Он очень постарался ответить как можно мягче:
  - Не нужно, Аннабель.
  - Почему? - Кажется, до сих пор он ни разу не видел, как она сердится. А вот сейчас она явно была очень недовольна.
  - Потому что мне эта традиция не нравится, если это вообще можно считать традицией.
  - Она нравится мне, - Аннабель кусала губы. - Райни. Ты не обращаешь на меня внимания. Я ждала тебя. Ты даже не посмотрел на меня. Ты не помахал мне рукой. - Гнев и обида искажали ее черты, в глазах блестели слезы. - Ты... - Она на секунду прервалась, у нее перехватило дыхание от эмоций, и он сказал тихо, но твердо:
  - Прекрати. Не место для сцен.
  - А мне вообще больше нет места в твоей жизни, правда, милый? - Ей было плевать, что стоящие рядом прислушиваются, а довольно близко пара репортеров, которые уже и фотографируют, и откровенно греют уши.
  - Аннабель, пожалуйста, езжай в отель и жди меня там, - Райни сказал это так, что девушка, даже будучи почти в истерике, вне себя от обиды, не могла ослушаться. В его глазах и голосе был лед. Она подошла к черте, которую не имела права заступать. Она для него никто и ничто, и он без колебаний вышвырнет ее прочь. Еще слово, два - и дело зайдет слишком далеко, и уже ничего будет не исправить и не отыграть назад...
  Она только посмотрела на него долгим взглядом, полным щемящей тоски и горькой обиды. Ее глаза были полны слез, одна тяжелая капля скользнула по щеке.
  - Я приду скоро, и мы поговорим, - мягко сказал Райни.
  - Ничего ты не придешь, - горько ответила она. - Опять зависнешь где-нибудь со своей дочерью. - Резко развернувшись, она направилась к выходу со стадиона. Ее снимали несколько камер, а еще пара десятков были наведены на Райни. Ему оставалось только невозмутимо улыбнуться, хотя внутренне он кипел от гнева. Черт подери, эта девица просто зарвалась! Не пора ли...
  Но он осадил себя. Попытался увидеть ситуацию ее глазами. Да, конечно, она обижена. Она привыкла быть его девушкой, привыкла к его вниманию, они проводили вместе много времени, каждый день занимались любовью. Да, ночью накануне стартов он отдыхал, но днем накануне соревнований они обязательно улучали момент побыть вместе. А сейчас он начал пренебрегать ею, забывает позвонить, пропадает без объяснений, и к тому же у него появилась дочь, которая оттягивает на себя львиную долю его внимания и времени, но этого мало - она почему-то так яро невзлюбила девушку отца. А ведь Аннабель ей ничего плохого не сделала, не обидела ни словом, ни делом. Да, девочка потеряла мать, растеряна и напугана, но Аннабель от этого не легче. На взгляд Райни, его подруга могла бы как-то стараться наладить отношения с девочкой, хотя бы предпринимать какие-то попытки, маленькие шажки навстречу, но она этого не делала. И все-таки она ни в чем не была виновата, и в сложившейся ситуации ее было трудно в чем-то обвинить. Он должен быть мягче с ней. Было бы идеальным, если бы сейчас он убедил ее вернуться в Швейцарию, а за оставшиеся почти две недели финала он бы постарался успокоить Лиз и настроить ее чуть более дружелюбно. Может быть, обе они привыкли бы к мысли, что он не может принадлежать любой из них полностью. Лиз поймет, что он ее любит и что она ему так дорога, и что его отношения с Аннабель никак не влияют на место, которое теперь займет в его жизни дочь. Да, наверное, нужно просто попросить ее вернуться домой. Попросить подготовить комнату для Лиз. На первый взгляд идея дурная, не такие отношения у его девушки с его дочерью, но, с другой стороны, может это их и сблизит? А он, Райни, умеет быть дипломатичным и мягко-хитрым. Он умеет убеждать... Надо просто подыскать нужный ключ и правильные слова. Все получится.
  
  Дверь открылась, и на пороге комнаты Фабьенн возникла Лара с увесистым куском молодого сыра. Ах, какой запах! Будто все двадцать пять номеров мужской топ-классификации горнолыжного спорта сушат поблизости свои термо-чулки. Но озвучить столь красочную метафору Фабьенн побоялась - Лара была такой фанаткой Райни, что могла бы очень обидеться.
  - Я надеюсь, ты не пошутила насчет этого, - Лара подбросила кусок сыра на ладони.
  - Я никогда не шучу насчет еды. - Фабьенн встала и начала освобождать от учебников и конспектов журнальный столик у дивана. - Памела еще не вернулась? У нее есть шоколад.
  - Кажется, нет. Может, удастся заполучить Люсиль с чипсами. А у тебя что есть, кроме телевизора?
  - У меня есть яблоки и хлеб в нарезку.
  Фабьенн не успела и моргнуть, как у нее в спальне образовался стихийный потлак , правда, не слишком обильный. Яблоки, хлеб, сыр, чипсы и двухлитровая бутылка 'Маунтейн дью' - не густо, но в общем и не так чтоб совсем ничего. Девушки устроились на диване и снова уставились на экран телевизора.
  Соревнования почти закончились - старт был дан двадцать третьему. Экстра-группа уже вся прошла, и время Райни Эртли оставалось наилучшим. Камера часто останавливалась на трибуне победителей. Лара млела:
  - Красавчик он все-таки. Ах, до чего милый. Интересно, он когда-нибудь бросит эту Аннабель? Она просто мизинца его не стоит.
  - А ты прыгнешь на ее место? - поддела Люсиль.
  - Я бы с радостью. Надо ему предложить, вдруг я в его вкусе. Он как раз любит брюнеток.
  Фабьенн прислушалась:
  - Памела, ты что ли пришла?
  - Да! - откликнулась подруга из коридора. - Фаби, дашь списать конспект по нормативным базам промышленных строений?
  - Завалила? Бери.
  Дверь распахнулась, влетела Пам.
  - О, это финал уже? Кто... А, Эртли?
  - Лара рыдает от счастья.
  -Угу. - Пам - самая отвязная тусовщица во всем универе - цапнула со стола многострадальную тетрадь с конспектом. - Сейчас посплю и спишу.
  Вдруг камера замерла на детском личике. Девочка лет десяти на одной из трибун. В ней было что-то странно-знакомое. Темно-рыжие волосы, собранные в хвост на затылке, ясные глаза.
  - Кто это? -спросила Фабьенн.
  - Да никто, - ответила Люсиль. - Просто девочка. Детей любят показывать. Особенно таких ярких.
  
  Не успел Райни включить телефон, который он выудил из своей сумки, как он зазвонил. Вернее, вопросил голосом Скутера, сколько стоит рыба? На проводе был, разумеется, Тим Шефер.
  Он быстро поздравил Райни с победой (конечно, соревнования еще не совсем окончены, но было уже очевидно, что больше у судьбы в рукаве не припрятано козырных тузов) и тут же взял быка за рога:
  - Меня только что вызвонил какой-то тип из Женевы. Насколько я понял, он начальник какого-то отдела полиции. Ты знаешь, что твоя дочь унаследовала там дом?
  Райни потребовалось несколько секунд, чтобы минимально сообразить, о чем вообще речь.
  - Да. Вроде так.
  - Там уже три раза по ночам срабатывала сигнализация.
  - Вот как? Кто-то пытается залезть?
  - Или это, или неисправна сигнализация. Дом стоит запертый, следов взлома не видно, да вопрос, в общем-то, чепуховый, от тебя только и требуется, что разрешение открыть дом и обыскать, или...
  - А, понял. Отправь кого-нибудь с моей доверенностью в Женеву, пусть откроет дом, вызовет фирму, которая обслуживает сигнализацию... известно, что за фирма?
  - Конечно.
  - Пусть они проверят исправность сигнализации и поменяют все замки. Не только на доме, но и на воротах, калитках и так далее. Когда я освобожусь, я подумаю, что дальше делать.
  
  Он отключился, машинально покачал телефон в руке, решил, что пора позвонить родителям, но не успел - последний участник финала закончил гонку (с 22 результатом). На финишный круг вынесли пьедестал. Пришлось сунуть телефон обратно в сумку и выдвигаться на награждение.
  Золотая медаль и еще 100 очков в общий зачет, но не только это. Малый Хрустальный Глобус - награда за победу в зачете скоростного спуска. И улыбка Лиз. Ради всего этого стоило стараться.
  
  Четверо девушек перед экраном телевизора в небольшой квартирке в Женеве смотрели, как трое сильнейших скоростников планеты получают свои медали. Швейцарец, австриец и американец в очередной раз поделили между собой набор наград. И любой согласился бы, что они были достойнее всех.
  Подружку Райни больше не показывали, но еще раз показали ту маленькую девчонку в синей курточке с рыжими волосами. Она с упоением дула в какую-то шумелку-дуделку. А потом сразу же показали пьедестал и троих мужчин на нем. Темноволосый австриец, белокурый американец, а на верхней ступеньке мужчина с каштаново-рыжими волосами. У девочки волосы немного светлее, скорее рыжие, чем каштановые, но тон один. На Фабьенн не успела додумать эту мысль и провести связь между девочкой и мужчиной. У победителя брали интервью.
  - Это было потрясающе, - сказал он. - Я счастлив, что смог оказаться лучшим на этой интересной и очень сложной трассе. Свою победу я хотел бы посвятить памяти моей бывшей жены и матери моей дочери - Карин Кертнер.
  ЧТО?!
  Фабьенн вздрогнула, чуть не пролив свой Маунтейн дью.
  - Осторожнее, - сказала Люсиль. - Прольешь. Эту хрень фиг отмоешь. Пятно останется.
  - Он был женат... на Кертнер? - переспросила Фаби таким тоном, что все трое подруг уставились на нее как на призрак отца Гамлета.
  - Был, - осторожно подтвердила Лара.
  - Этого не может быть! Ему еще тридцати нет! А она...
  Лара знала все детали жизни своего кумира:
  - Она забеременела от него, вот и все. Да, он младше нее на 10 лет, ну и что? Она хороша собой, а ему тогда было 19, он и повелся, что такого?
  Что такого?! Что такого?! Фабьенн не могла ответить на этот вопрос. Но если бы она ответила... Что она могла бы сказать?
  'Эта Карин Кертнер просто слопала этого вашего драгоценного Райни живьем. Так же, как приворожила моего отца. Он потерял все остатки своего разума. Он забыл обо всем. Он забыл о жене, которая родила ему двоих детей. Он забыл о дочери, о своем погибшем сыне, он просто забыл обо всем, кроме того, чтобы сделать эту женщину своей. Он отписал ей дом, где его семья жила несколько столетий и где росли его дети. И большую часть своего состояния. Что, черт подери, что она сделала с ним? Он подал на развод, чтобы иметь возможность сделать ей предложение, и что она на это ответила? Просто рассмеялась ему в лицо! Он умер, думая только о ней. Он выкинул из головы свою семью. Для него имела значение только она. И она пережила его всего на 2 недели и 3 дня. Теперь они вместе? Господи, пусть теперь они будут вместе. После того, как они испортили все, что только можно было испортить в этом мире, пусть у них все будет хорошо в ТОМ...'
  А вслух Анаис-Фабьенн Мирабо де Сен-Симон могла сказать только следующее:
  - Ничего. Господь упокой ее душу. Хорошо, что у ее дочери есть отец.
  - Его дочери, стало быть, сейчас 10 лет? - спросила Пам.
  Лара кивнула:
  - Она родилась в 90-м. Но про это мало известно. Во всяком случае, в последнее время никто об этом не упоминал - Райни развелся с женой, и они жили отдельно.
  - С ребенком он тоже развелся? - сердито спросила Фабьенн. - Вот нравятся мне такие мужики! С женой разошелся, значит, и дети побоку!
  - Ну бывает и так, - Лара пожала плечами. - Но мы же ничего о нем не знаем. Я ничего не знаю про КК, она закончила карьеру как раз когда забеременела, я тогда не следила за Райни.
  - Правильно, нам тогда всем было по 12-13 лет. - Фабьенн зевнула. Спать хотелось ужасно.
  - По ночам надо спать, - ехидно сказала Люсиль. - Нам одной Пам мало было, ну да, Пам по клубам зависает, а ты... Когда познакомишь нас со своим дружком? Как хоть его зовут?
  - М... Мишель.
  - Кажется, в прошлый раз ты говорила, Жан, - заметила Лара.
  - Я... э... то есть...Ну да, верно. Он Жан-Мишель.
  - Ты хоть запомни, чтобы больше не плавать, а то в следующий раз он у тебя станет называться Жан-Мишель-Эфроим или еще как-нибудь, - посоветовала Пам.
  - Ты думаешь, я вру? - рассердилась Фабьенн.
  - Думаю, что это наиболее полно отражает мои впечатления, - хихикнула Пам.
  - Вот фиг ты у меня конспект получишь.
  - Ах, ну тогда конечно, приводи на смотрины своего Эфроима, пока он не оброс еще десятком имен.
  Но Фабьенн не услышала ехидную реплику подруги - на очередном кадре Райни Эртли разговаривал с той самой девчушкой с рыжими волосами, которую уже показывали. Он подошел к трибуне, положил руки на бортик, она вскочила и бросилась к нему, будто хотела обнять или поцеловать, но... почему-то затормозила прямо перед ним, только заулыбалась и что-то начала говорить.
  И вот тут все встало на свои места. Камера приблизила план - мужчина и девочка в профиль друг к другу. Одинаковые прямые носы, длинные пушистые ресницы, изгиб бровей, почти один цвет волос. Это его дочь. Дочь его и Карин Кертнер. Новая хозяйка дома на Рут Перье-Шамон. Того дома, в котором выросла Фабьенн.
  
  Разумеется, Анаис-Фабьенн Мирабо де Сен-Симон была отнюдь не единственной, кто догадался о том, что рыжеволосая девочка на швейцарской трибуне - дочь Райни. Так же многие заметили, что на награждении не было Аннабель, а какой-то репортер подловил ее, в слезах выбегающую со стадиона. Догадки и предположения посыпались лавиной...
  
  - А что это такое ты сказал про маму? - спросила Лиз, когда они ехали со стадиона. Фрау Бахман сидела рядом с Лиз на заднем сиденье.
  - Когда? - Райни включил было магнитолу, но там стоял диск Раммштайн, поэтому он, предпочитая, чтобы посторонние не знали о том, что Лиз с его разрешения слушает сомнительные по содержанию песни, вынул его из проигрывателя и заменил на диск Offspring.
  - Когда тебя наградили. Мне фрау Бахман сказала.
  - Это про ваше посвящение, - уточнила учительница.
  - А, да. Да. Я посвятил свою победу твоей маме.
  - Что значит посвятил?
  - Ну... Это значит, что я победил для нее. В данном случае - в ее честь. Не знаю, как точнее объяснить...
  - Твой отец таким образом показал всем, как высоко он ценил и уважал твою мать, - вмешалась фрау Бахман. - Это был знак высочайшего уважения, которое он только мог проявить.
  В машине воцарилась... ну не сказать чтобы тишина - развеселые Offspring разогревались перед великим хитом всех времен и народов - но Лиз не могла найтись с ответом. Наконец, переспросила:
  - Он уважал ее? Ты уважал мою маму?
  Сложный вопрос. Уважал ли он Карин? Да, как великую спортсменку - безусловно. Воздавал ей дань как великой интриганке - это тоже верно. Но... уважал ли он ее как человека?
  Никогда до сих пор. Но когда познакомился с Лиз - да, начал уважать. Воспитать такую чудесную дочь - это, наверное, лучшее, что женщина может сделать в своей жизни. И он ответил без дальнейших колебаний:
  - Да, Лиз. Я уважаю твою маму. И всегда буду уважать.
  Снова повисло молчание. Лиз смотрела в окно. Поискала руками около себя, но Хани осталась в отеле. Райни вдруг испугался, что она заплачет, и выпалил:
  - Поехали опять в ту пиццу, Лиззи?
  - Поехали! - обрадовалась девочка. - Фрау Бахман, поедете с нами?
  - Может быть, вы хотите побыть вдвоем?
  - Мы еще успеем, - сказал Райни, а Лиз повернулась к ней:
  - Ну пожалуйста! Поехали! Папа, включи ту песню про мух , я покажу, как я клево английский знаю!
  Райни рассмеялся и мотнул чуть вперед. Лиз тут же начала громко подпевать. А Райни растаял от этого 'Папа, включи...'
  
  Они доехали до той пиццерии, заняли самый-пресамый лучший столик и сделали огромный заказ на все самое вкусное. К ним то и дело подходили люди, поздравляли Райни с победой, брали автографы, спрашивали про Лиз. Райни отвечал коротко - да, моя дочь. Несмотря на все эти отвлекающие факторы, ему было немного не по себе. Он понимал, что поступает по-свински по отношению к Аннабель. Да, она не вовремя попыталась устроить ему сцену (хотя даже попытайся она в более удачное время, ничего бы из этого не вышло) но это не значило, что он должен вести себя так, будто она - предмет обстановки. По-хорошему, он должен все же пригласить ее сюда, и вообще как-то разрулить ситуацию. Но не хотелось портить эти часы триумфа и сближения с дочерью обидой Аннабель и недовольством Элизабет. Почему этим двум женщинам - взрослой и маленькой - непременно нужно тянуть его каждой в свою сторону? Ведь они не конкурентки, он с ними в разных качествах, для одной - любовник, для другой - отец. Почему, черт подери, им нужно так осложнять его жизнь? Хотя чему он удивляется? Женщины есть женщины, с ними всегда сплошные сложности. Прошло пятнадцать лет с тех пор как самая первая его девушка целую неделю не давала ему только потому, что ей показалось, что он бросил на уроке литературы записку ее подружке (и даже когда его сосед честно признался ей, что записку бросил на самом деле он, девушка не поверила и сказала, что они просто выгораживают друг друга), но он так и не научился понимать этих чертовых баб... то есть женщин. Все так или иначе мотали ему нервы. Может, фрау Бахман сможет выступить буфером между дочкой и любовницей? Можно попробовать.
  В общем, чтобы успокоить свою совесть, он извинился перед Лиз и фрау Бахман и вышел из ресторана. На маленькой террасе, украшенной ящиками с цветами, никого не было, и он достал телефон и набрал номер Аннабель.
  Она долго не отвечала, наконец он услышал ледяное:
  - Да?
  - Привет, - сказал он легко, вполне подходящим для сглаживания углов тоном. - Как ты?
  - Превосходно, - по ее тону было слышно, что она очень зла на него.
  - Мы... вроде как тут решили немного пообедать. Мы в пиццерии 'Рафаэль'. Может, присоединишься к нам?
  Она ответила не сразу, зато таким тоном, будто он предложил ей докурить брошенный на улице окурок:
  - В пиццерии?..
  - Знаю, тут не самая диетическая кухня, - весело сказал он. - Но, думаю, не проблема раздобыть салат или что-нибудь...
  Еще более холодный ответ последовал после еще более продолжительной паузы:
  - Хорошо. Я подумаю.
  Ну, дает! О чем она должна думать? О том, сколько калорий можно съесть на обед? Но для него в этой игре не было ничего нового, вот ни на йоту. Она обижена и не собирается облегчать его жизнь. Он, как бы, должен воображать, что она, Аннабель Д'Этьен, умница и красавица, должна по щелчку пальцев побежать к нему, забыв все свои обиды? Пусть он помучается от неопределенности, попереживает, поуговаривает ее. Ну что же, на эту игру у него был свой ответ. Он ничего не будет делать. Любимая стратегия Райнхардта Эртли - не бросаться в бой сломя голову, не пороть горячку, а спокойно выждать, не разрешится ли проблема самостоятельно. Смешно, но чаще всего так и получалось. Жаль, он не понимал этого в пятнадцать - не стоило распинаться перед девушкой (как же ее звали?..) и пытаться доказывать свою невиновность, надо было только выждать. Проблема решилась бы быстрее и проще, причем самой девушкой. Ну а сейчас - тем более стратегия была очевидна. В конце концов, он позвонил, пригласил, его совесть чиста. Райни сунул телефон в карман куртки и спокойно вернулся в ресторан, по пути дав пару автографов.
  
  Фабьенн сидела за столом в своей комнате и пыталась готовиться к семинару по градостроительным тендерам, но никак не могла сосредоточиться. Ей слишком сильно хотелось спать. Ни умывания холодной водой, ни чашка растворимого кофе не помогли. Строчки конспекта сливались перед глазами. 'Я посплю всего минуту'.
  Ее окружила темнота. Знакомая... вернее, когда-то знакомая и нестрашная темнота дома, в котором она росла. Когда-то отец перенес через порог этого дома ее мать - они тогда поженились. Потом сначала ее брата, а через два года ее саму принесли в этот дом, когда им обоим было по нескольку дней от роду. Здесь они учились ходить, говорить, читать, вместе придумывали всякие выходки и секретничали между собой. Отсюда они пошли в школу, здесь они зубрили уроки и готовились к экзаменам... Отсюда брат Дени-Эжен уехал утром того дня, который стал последним днем его жизни...
  Теперь этот дом стал чужим. Враждебным и непонятным. Замки остались прежними, а вот код сигнализации оказался изменен. Она возвращалась туда две ночи подряд, пытаясь найти кнопку аварийного отключения сигнализации (а она точно была, только Фабьенн не знала, где - теоретически где-то недалеко от входа) Может быть, пора уже сдаться и перестать болтаться вокруг дома на Рут Перье-Шамон, она дождется еще, что ее арестуют... Но как раз сдаться она не могла. В этом доме было то, что принадлежало ей и ее матери по праву.
  Святая Маргарита. Или, как она правильно называлась - Heilige Margarete.
  Название, которое не давало ей покоя, в очередной раз вытолкнуло ее из сна. Она потерла глаза, отодвинула в сторону учебник и достала из ящика стола лист бумаги.
  Копия завещания отца. Heilige Margarete там не было - она читала этот документ миллион раз и уже заучила наизусть. Как полагала Фабьенн, отсутствие чего бы то ни было в завещании, которое отец оставил в пользу своей ненаглядной Карин, автоматически означало, что это должно принадлежать прямым законным наследникам. Жене (то есть вдове) и дочери. Значит, нужно просто найти эту вещь.
  Но это оказалось легче сказать, чем сделать.
  Она села на край стола, глядя в окно, где шелестел молодой листвой каштан, и подумала о том дне, когда все изменилось навсегда.
  Это был день три года назад, когда не стало Дени. Незадолго до того ему исполнился 21 год, а Фабьенн было 19. Он так долго копил на этот чертов байк, и попросил, чтобы вместо подарков на день рождения ему подарили деньги. Это позволило ему набрать необходимую сумму и купить настоящий спортбайк. Хонда Блэкберд. Красивая вещь, настоящее чудо, Фаби просто плакала от зависти и тоже решила накопить на такой же.
  Как и сестра, Дени учился на архитектурном факультете Женевского Университета. Иначе и быть не могло, ведь у их отца была строительная фирма. Николя Мирабо де Сен-Симон сам был архитектором и настоял на том, чтобы и дети пошли по его стопам, потому что предполагалось, что фирма рано или поздно перейдет к ним. В тот день, точнее, вечер в апреле 1996 года, Дени опаздывал на день рождения своей девушки. Ну и, как потом сказал безутешному отцу пожилой полицейский, когда погибшего уже увезли - к сожалению, не он первый, не он последний. Слишком быстро ехал, на улице гроза, мокрый асфальт, ветка попала под колесо...Несовместимые с жизнью травмы, мгновенная смерть.
  Наверное, тогда Николя сломался. Но семья не могла ему помочь. Каждый переживал личный ад утраты. Мать Дени - Жаклин Мирабо де Сен-Симон - замкнулась в себе. Фабьенн никак не могла поверить, что Дени больше нет. Она очень любила брата. Наверное, они все тогда немножко сошли с ума - ведь для всех троих Дени был светом в окошке, они его обожали, он был такой чудесный, такое солнышко. Такой же светловолосый и сероглазый, как сестра, он отличался таким веселым и легким нравом, что его было невозможно не любить.
  Смерть Дени ударила по каждому - Жаклин заперлась у себя в спальне и принимала лошадиные дозы транквилизаторов, Фабьенн ходила по комнатам, искала брата, все время плакала, а Николя начал сильно пить.
  Впрочем, время понемногу залечивало боль от потери. Постепенно жизнь вошла в какое-то подобие нормального русла. Они купили другой дом и переехали в него, а старый не могли выставить на продажу, он был всем по-своему дорог. Жаклин немного пришла в себя и вернулась к тем делам, которые составляли ее жизнь до смерти Дени. Она, помимо прочего, работала в благотворительном фонде, учрежденном ее родителями (бабушкой и дедушкой Фабьенн). Дед - отец Жаклин - владел компанией, производящей протеины и пищевые добавки, сейчас уже ушел на покой. Фирмой теперь управлял его старший сын - дядя Фабьенн, а Жаклин занималась благотворительными проектами, которых тоже было немало. Через год после гибели Дени Фабьенн сочла, что мать достаточно оправилась, и решилась вместе с тремя приятельницами из университета снять квартиру. Четыре спальни, не очень далеко от учебы, веселая компания ровесниц, несколько студенческих вариантов подработки - девушка тоже начала возвращаться к жизни. Что до Николя, он постепенно преодолел тягу к алкоголю и с головой ушел в работу и развлечения.
  К сожалению, этот его уход имел катастрофические последствия: его фирма спустя два года после гибели Дени была объявлена банкротом, а развлечения привели к тому, что в его жизни появилась женщина, способная не поперхнувшись сожрать любого мужика. Красавица австрийка заставила его забыть и об утрате, и о тех, кто еще остался в живых и нуждался в нем.
  
  А потом вообще стало происходить что-то свыше всякого понимания. Николя попросил у жены развод, собрал вещи и переехал обратно в дом на Рут Перье-Шамон. Он собирался просить руки Карин Кертнер. Но из этого ничего не вышло - он сказал Жаклин, что она ему отказала, но все же продолжал настаивать на разводе. Он верил, что рано или поздно уговорит строптивую Карин. Ну а потом финал этой истории - очередная попытка предложения, отказ, выпитая в расстройстве бутылка коньяка, слишком высокая скорость на горном серпантине, перевернувшаяся машина и смерть - не милосердно-мгновенная, как у Дени. Он умер через два дня. К счастью, в аварии никто, кроме Николя, не пострадал. А после похорон выяснилось, что он отписал Карин большую часть своего состояния и дом.
  
  Тот дом, который купили недавно, Николя оставил жене, вместе с небольшой суммой денег, которой не хватило бы надолго.
  Жаклин сказала, что они не пропадут: у нее оставалась семья - брат и родители, которые собирались помогать ей, но Фабьенн эта перспектива казалась какой-то чересчур ненадежной. Конечно, за два последних года самостоятельной жизни она привыкла к подработкам, но особого дохода они не приносили - что-то, чтобы оплачивать аренду четверти квартиры, не слишком густое девчоночье пропитание, когда питаешься воздухом, а закусываешь чем придется, ну и всякое баловство - шмотки, косметика, развлечения. Нормальная студенческая жизнь, но никак не тот доход, который может полностью обеспечить жизнь двоих, не говоря уже о содержании немаленького дома.
  Когда они с матерью вышли от нотариуса - с тех пор прошло всего две недели - волшебное словосочетание 'Святая Маргарита' в первый раз всплыло в памяти Фабьенн. Конечно, она отлично знала, что 'Heilige Margarete' хранилась в семье отца на протяжении жизни нескольких поколений, и понимала, что это вещь не только дорогая, но и очень раритетная.
  Розовый бриллиант, самую малость не дотягивающий до 30 карат, был прекрасен и ужасен одновременно. Фабьенн держала его в руках раз в жизни, когда Дени было 18, а ей 16. Тогда отец счел необходимым познакомить сына с семейным артефактом, ну а заодно и дочь, раз уж они с Дени были не разлей вода. Николя рассудил, что Дени все равно расскажет сестренке, поэтому решил поговорить с обоими сразу. Все-таки не маленькие дети уже.
  Как очень многие раритетные драгоценности, этот бриллиант был запятнан кровью, он просто купался в крови. Люди испокон веков убивали и предавали, чтобы завладеть подобной вещью, это было почти само собой разумеющимся. Фабьенн, которая в юности зачитывалась авантюрными романами, читала много историй и про исторические драгоценности, которые в книгах назывались 'красными' - это как раз подразумевало то, что ради них был убит человек. Путь многих таких драгоценностей был подобен кровавой тропе, усеянной трупами, осененной предательствами, изменами, интригами, заговорами и преступлениями одно другого страшнее...
  Такой же была и 'Святая Маргарита' - казалось невероятным, что этот кровавый камень носил имя святой. Но история этого бриллианта была, наверное, особенно ужасной.
  За двести лет, которые предшествовали появлению 'Маргариты' у прапрадеда Николя, камень менял хозяев четырнадцать раз. Пятеро были убиты и ограблены, трое продавали камень, еще у шестерых камень отбирали силой. Что было до того, узнать не удалось, только были некоторые (ничем не подтвержденные) свидетельства, что когда-то этот бриллиант входил в приданое Екатерины Арагонской. Периодически хозяев бриллианта преследовали какие-то роковые несчастья. Николя рассказал детям два эпизода. В начале 18 века итальянский герцог Монтемарини был убит собственной любовницей, которая похитила камень и попыталась скрыться, но была поймана стражей и зверски убита. После этого камень пропал на несколько лет, чтобы потом вновь явиться на свет после очередной кровавой истории. Прапрадед Николя, богатый женевский ювелир, приобрел этот алмаз у человека, который убил прежнего владельца - английского лорда, для того, чтобы завладеть камнем, истинной цены которого он даже близко не представлял. Разумеется, хитрый ювелир приобрел баснословный розовый бриллиант практически за бесценок. Только прожил он после этого всего три года, сгорев в возрасте 39 лет при пожаре в доме своей любовницы. С алмазом это не было связано - тот спокойно лежал в сейфе в кабинете ювелира. Там он и оставался еще много лет - потомки ювелира понадеялись, что камень 'выдохся' и больше не будет приносить несчастья. Но к сожалению, это было не так.
  Внук ювелира был игроком, причем совершенно отчаянным и прожженым. Ради того, чтобы похитить бриллиант и отыграться с его помощью, он напал на собственного отца. Убить его он не смог - дрогнула рука - но все же с помощью угроз завладел камнем. Но тот не принес ему удачи - едва бриллиант попал к нему в руки, молодым человеком овладело безумие. Он прожил долго, но рассудок к нему так и не вернулся. После этого эпизода камень оставался в собственности семьи Мирабо де Сен-Симон, и периодически в этой семье что-то случалось... Неизлечимая болезнь унесла 52-летнего мужчину... При восхождении на пик Дюфур погиб 24-летний наследник... В родах умерла юная жена следующего главы семьи... Потом ювелирный магазин настигло разорение, и банкрот пустил себе пулю в лоб...
  - Да это все чепуха какая-то, - сказал тогда Дени, держа камень в руке. - Роковые несчастья, мистика. Это все - простые совпадения. Тот, кто лезет на Дюфур, определенно рискует жизнью. И лечить всякие болезни тогда еще не умели. Ерунда, сказки для суеверных дурачков.
  - А вот и нет, - живо возразила Фаби, которая в те времена взахлеб глотала романы Жюльетты Бенцони. - Я читала... Очень много такого. Эта кровь... которая проливалась ради камня... она как бы притягивает всякие несчастья.
  - Какой ужас, - рассмеялся парень. - Пап, давай-ка загоним его, что ли. А то как бы нам сейчас НЛО на крышу не брякнулся.
  Но продавать бриллиант отец не стал. Больше он вообще о камне не заговаривал.
  'А ведь бриллиант и вправду притягивает несчастья, - подумала Фабьенн. - Сначала Дени, теперь вот папа...' Она не боялась возиться с этой чертовой вещью - что такого страшного найти совсем небольшую штучку размером с ползажигалки, положить в сумочку или даже в карман и отвезти в 'Кристиз' или 'Сотбиз'? Там уже пусть они отвечают за проклятый минерал - проводят экспертизы, страхуют, обеспечивают безопасность и так далее, это не ее проблемы. Камень уйдет с аукциона, подарив тем нормальную обеспеченную жизнь Фабьенн и ее маме, и пусть кровавая драгоценность жжет карман новому владельцу...
  Когда Жаклин и Фабьенн вернулись от нотариуса, который ознакомил их с завещанием Николя, Фабьенн попросила мать открыть сейф в отцовском кабинете, где хранилась 'Святая Маргарита'. Сейф был пуст.
  
  Снова и снова Фабьенн пыталась понять, что она должна теперь делать и где искать проклятый бриллиант. Самым логичным было предположить, что, переехав обратно на Рут Перье-Шамон, Николя увез камень с собой и положил в тот сейф. Ключ от сейфа в том доме Фабьенн держала в бардачке своей старенькой чиненной-перечиненной тойоты 86 года выпуска вместе с каким-то хламом - шпильками, заколками, дезодорантом, фломастерами. Оставалось только понять, как отключить проклятую сигнализацию. Почему папа сменил код? И почему не поменял замки в доме? И можно ли надеяться, что и замок сейфа остался прежним? Ведь его заменить как раз намного сложнее, чем любой прочий замок.
  Фабьенн тяжело вздохнула и посмотрела на часы. Надо бы поспать, раз уж сегодня выдался такой относительно свободный день. В кафе, где она работала по вечерам, у нее сегодня был выходной, а трехгодовалый мальчик, с которым она сидела днем, вместе с мамой уехал на три дня в Цюрих. Этой ночью ей снова предстоит вылазка в дом. Может быть, она все же найдет аварийную кнопку и отключит чертову сирену. А завтра девчонки будут опять подкалывать ее, что она проводит ночи со своим бойфрендом (которого, как правильно предположила Пам, не существовало в природе) и поэтому не высыпается. А может на этот раз все получится? Она помнила дом, в котором выросла, так хорошо, что не нуждалась в освещении, чтобы найти отцовский кабинет. Чтобы открыть сейф и найти камень, хватит и лунного света. Вот только... могло ли быть так, что и камень отец подарил своей Карин? Ведь ясно, что основное наследство Николя Мирабо де Сен-Симона - это именно камень, а вовсе не дом и не деньги, которых после банкротства оставалось не так уж и много. Такой камень, насколько Фабьенн знала, можно было продать за несколько десятков миллионов франков. Розовый бриллиант - величайшая ценность, один карат стоит от миллиона долларов, а тут этих каратов почти тридцать.
  Если камень был подарен любовнице отца, он практически стопроцентно потерян. Где он, как его искать? Подать в розыск, сообщить полиции, что камень, не включенный в завещание и, следовательно, принадлежащий законным наследникам, утерян? И где они будут его искать? А как она докажет, что этот бриллиант вообще принадлежал отцу? Он был в семье так давно, что никаких документов на него не существовало, свидетелей давным-давно не было на свете, в целях безопасности отец вообще никому не говорил о существовании камня, о нем знали только мать и Фабьенн. По этой причине Николя даже не страховал драгоценность - если хотя бы один человек за пределами семьи узнает про бриллиант, риск возрастет во много крат, и никакая страховка не будет достаточной, потому что кто гарантирует, что хозяев камня не убьют ради драгоценности? Ведь такое уже бывало десятки раз. Таким образом, про камень как бы никто ничего не знал, и безвестность была лучшей защитой и для 'Святой Маргариты', и для семьи Мирабо де Сен-Симон. Девушка полагала, что с этим камнем дело будет обстоять так - у кого он окажется, тот и выиграл. Значит, нужно, чтобы она нашла камень первой.
  Она знала о смерти Карин Кертнер. Равно как и о том, что дом был заперт. Это давало ей небольшую временную фору. Но, если первыми 'Святую Маргариту' все же найдут наследники Карин...
  Стоп! Господи, как же она сразу об этом не подумала? Черт подери...
  Рыжеволосая девочка на трибуне во время скоростного спуска в Шладминге... И ее отец, выигравший гонку. Дочь и бывший муж Карин. Господи, эта девочка и есть наследница Карин. А Райни Эртли - ее отец и опекун...
  
  - Я наелась, - Лиз отодвинула от себя тарелку с паннакоттой. - Правда, я сейчас просто лопну.
  - Тогда остановись, - Райни улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. - Что мы хотим делать дальше?
  - Не знаю. На великах кататься?
  - Есть идея получше, - он подмигнул ей. - Как насчет аквапарка? Тут есть один.
  Лиз просто взвилась над столом:
  - Правда? Тут есть аквапарк? Я хочу!
  - Вот и отлично. Поедем в отель, передохнем, переоденемся и туда. Вроде бы это недалеко. Фрау Бахман, вы с нами?
  Он бы здорово удивился, если бы старушка приняла приглашение, но она засмеялась:
  - Давайте, молодежь, развлекайтесь. Я лучше схожу в Унтертауэрн.
  - А что это? - спросил Райни.
  - Парк дикой природы. Если там интересно, мы можем завтра сходить все вместе. Идет?
  - Конечно.
  
  Райни и Лиз завезли фрау Бахман в ее апартаменты в 'Хубертусе' и поехали к своему отелю, чтобы переодеться и собрать купальные принадлежности. Но перед тем, как выйти из машины, Райни обернулся к дочери.
  - Лиззи. Я очень хотел тебя попросить об одной милости. Можно?
  - О чем?
  - Ты не рассердишься?
  Детское любопытство неистребимо.
  - Нет, нет, о чем ты хочешь попросить?
  - Точно не рассердишься?
  - Честно-пречестно. Ну?
  - Давай возьмем с собой Аннабель.
  Несмотря на свои обещания, девочка тут же надулась:
  - Я не хочу.
  - Я знаю. Но что мне делать? Я и так совсем с ней не вижусь, а она приехала сюда ради меня.
  - Ты с ней спишь.
  Райни печально посмотрел на дочь:
  - Солнышко, мы взрослые люди, и в этом ничего плохого нет. А в том, что она целыми днями только и сидит в номере и ждет меня, есть. Лиззи, отныне - ты часть моей жизни, причем самая важная часть. Но Аннабель - тоже часть моей жизни. Вы обе не должны стараться выпихивать друг друга. Вы этим меня очень огорчаете. Понимаешь?
  Девочка упрямо повела плечом:
  - Она такая же важная часть твоей жизни, как я?
  Райни положил руку на спинку кресла и оперся на нее подбородком, немного помолчал, потом ответил тихо:
  - Лиз, тут даже сравнивать нельзя. Ты моя дочь. Ты для меня важнее всего. Но это не значит, что ты должна обижать мою подругу.
  - Ты же на ней не женишься.
  - И что с того?
  - Ты и спать с ней не должен.
  Господи, ну и мешанина в этой голове! И это дочь Карин Кертнер!
  - Лиззи, давай мы оставим эту тему. Ты уже большая и должна понимать, что у взрослого мужчины должна быть взрослая женщина рядом, даже если он на ней и не женится по тем или иным причинам. Я просто попросил тебя о том, чтобы мы взяли ее с собой в аквапарк. Я же не мог сделать это, не спросив твоего мнения, правда?
  Лиз надула губки и исподлобья посмотрела на него:
  - Я тебе сказала. Я не хочу.
  - Я пытаюсь разобраться, почему, - очень серьезно сказал Райни. - Лиз, для меня чертовски важно... то есть, извини, очень важно, чтобы тебе было хорошо и комфортно. Чтобы тебя окружали приятные и доброжелательные люди, чтобы никто тебя не обижал. Верно? Но ведь она ничем тебя не обидела. Если даже она тебе лично почему-то не очень нравится - жаль, конечно, но давай попробуем извлечь из этого какую-то пользу. Мы ведь с тобой умники и можем лимон превратить в лимонад? Что ты об этом думаешь?
  - Как это? - с опаской спросила Лиз.
  - Во-первых, ты начнешь учиться французскому. А он тебе будет очень нужен, я тебе говорил.
  - Я могу учиться и у тебя.
  - У Аннабель лучше. Ведь она настоящая француженка. А для меня французский все-таки не родной, хотя я и говорю на нем свободно. Во-вторых, вот вбила ты себе в голову, что она тебе не нравится. А тебе надо уметь ладить с самыми разными людьми, даже с теми, кто действительно ужасно неприятный. Я вот часто имею дело с людьми, которые мне очень сильно не нравятся, хотя они об этом не догадываются.
  - Это как адвокат, что ли?
  Райни засмеялся:
  - Боюсь, солнышко, что этот адвокат отлично понимал, что я от него не в восторге. Но и я ему не очень-то пришелся по душе. Нас просто жизнь поставила в такие позиции, что мы хотели разного. Может быть, если бы мы встретились с ним при других обстоятельствах, мы бы стали ну не то чтобы прямо друзьями, но деловыми партнерами или просто приятелями. Бывает по-другому. Мой менеджер в 'Тьерри Бонне' мне ужасно не нравится. Он мне просто лично по-человечески неприятен, хотя мне он, как и Аннабель тебе, ничего плохого не сделал. Просто он вызывает у меня очень сильную антипатию. Но мы нормально ведем дела, в профессиональном плане у меня к нему нет претензий, и он даже не догадывается, что я его еле выношу.
  - А почему так? - спросила Лиз. Райни не собирался докладывать ей правду (которая заключалась в том, что бедняга Бертран имел нетрадиционную сексуальную ориентацию, а Райни, как многие натуралы, просто очень не любил геев) поэтому он пожал плечами:
  - Он одевается по-дурацки и все время хихикает. Меня это бесит. Но, видишь ли, солнышко, успешность в жизни зависит в том числе и от того, умеешь ли ты быть толерантной.
  - Какой?
  - Снисходительной, терпимой и доброй к людям. Тебе придется иметь дело с самыми разными людьми, и когда ты вырастешь, и сейчас тоже. И чем лучше у тебя будут отношения с любым из них, тем легче и приятнее тебе будет жить.
  Девочка подумала и нехотя кивнула:
  - Ну ладно. Пусть идет с нами. Я буду тоне... какой?
  - Толерантной. И вежливой. Идет? - Райни протянул дочери руку, и Лиз по-взрослому пожала ее.
  - Идет.
  
  Но маленькая победа над антипатией Лиз могла оказаться тщетной. Как сказал Шекспир, 'Frailty, thy name is woman!'
  Когда Райни вошел в своей номер, он увидел, что багаж Аннабель стоит посреди комнаты, а сама она укладывает в последний чемодан последние вещи. С тех пор, как они расстались на стадионе после финиша, прошло уже несколько часов, и, если бы она и вправду хотела уехать, она могла бы сто раз успеть все упаковать и заказать такси (или преспокойно взять мазерати). Но, поскольку Аннабель этого не сделала, она, очевидно, была настроена дать своему бойфренду незаслуженный, но все же полновесный последний шанс. Черт, все предсказуемо и потому - ужасно скучно. Скучно быть старым мудрым циником, парни... Она сидела и ждала его над собранными вещами, а когда услышала стук двери, тут же встала 'заканчивать собирать чемоданы'.
  Тем не менее, Райни, хоть и без особого удовольствия, но собирался этот последний шанс использовать. Если Аннабель уедет, он почти гарантированно завалит остальные старты. Чтобы не отвлекаться на ерунду и работать по максимуму, он должен регулярно заниматься сексом. Ну вот так фишка легла, что без этого дела он начинал скучать, думать не о том, отвлекаться. Да, перед стартом, конечно, он не тратил силы, но в остальное время ему это было необходимо. Если Аннабель всерьез обидится и уедет - ему придется или звереть от неудовлетворенности, или искать замену, что было бы совсем некстати. И времени на это нет, и возможности выбирать, и заниматься пик-апом под очень пристрастным взглядом девятилетней дочери было совершенно невозможно. Значит, надо остановить Аннабель. Черт, ну почему после такой гонки, после такой победы (когда, по идее, он не мог бы выиграть!) он должен еще заниматься такой ерундой?
  - Привет, - он улыбнулся, дал своей улыбке медленно полинять, когда он 'заметил собранные чемоданы'. - Что случилось?
  - Я ухожу, - Аннабель машинально откинула с лица прядь темных шелковистых волос. Он всегда находил этот жест очень женственным и красивым. Боже, дай сил мужчинам.
  - Никуда ты не уходишь, - Он обнял ее, привлек к себе. - Детка, ты мне очень нужна.
  - Ты меня ни с кем не путаешь? С таким маленьким, рыжим и злым? - Это была уже откровенная глупость, но он не подал виду:
  - Разве я могу спутать с кем-то такую потрясающую женщину? - Он медленно обвел большим пальцем ее подбородок. - Никогда в жизни. - Нежный поцелуй, расстегнутая серебристая пуговка на шелковой блузке.
  - Ты именно поэтому меня игнорировал?
  Мысленно застонав от досады, он расстегнул еще одну пуговку и возразил вслух:
  - Детка, ты ведь взрослая и умная девушка, ну что я мог поделать? Лиз еще совсем маленькая, ничего не понимает, она просто ревнует. Конечно, ей не очень приятно видеть рядом со мной такую ослепительную девушку, и это понятно. Но ты-то ведь взрослая и все понимаешь, - Он наклонил голову, не спеша, медлительно прикоснулся губами к губам девушки. Прошептал: - Сладкая. Господи, какая сладкая. - Его пальцы ласково, нежно скользили сквозь черный шелк ее волос, а в уме он пытался посчитать, сколько у него есть времени на примирение и сборы. Они с Лиз договорились, что он зайдет за ней через час. Она в это время должна собрать купальные принадлежности и покормить Хани. Ну что ж... если Аннабель закончила часть 'Обиженная леди', то можно все успеть. Сейчас начнется его сольная партия - 'сексуально-озабоченный рыцарь печального образа'.
  Медленные, томные, нежные поцелуи, сильные руки, и, разумеется, Аннабель растаяла, хотя у нее в планах не было сдаваться на милость победителя так легко и так быстро. Она прижалась к нему, прошептала:
  - Пожалуйста, больше не бросай меня одну...
  - Хорошо, детка, - Он чуть отстранился и расстегнул последние пуговки ее блузки. - Боже, какая ты красивая. Самая красивая на свете.
  - Ты тоже. Милый, я хочу тебя.
  Уже немного позже, когда они лежали в объятиях друг друга, отдыхая - довольные и вполне удовлетворенные - Райни позвал Аннабель в аквапарк и совсем не удивился, когда она с удовольствием приняла приглашение. Разумеется - разве она отказалась бы от шанса покрасоваться перед восхищенными зрителями в бикини?
  
  Поздно вечером - уже ближе к полуночи - Фабьенн собралась на очередную вылазку в свой бывший дом. На выходе она столкнулась с Пам, которая как раз намылилась в какой-то клуб. Подруга с ехидством спросила:
  - Никак, к Эфроиму собралась?
  - Он не Эфроим. Я же говорила - он просто Жан-Мишель, - гордо ответствовала Фабьенн, которая собиралась как бы на свидание, но не позаботилась нанести свежий макияж (с утра на ее ресницах было немного серой туши, что ее вполне удовлетворяло) и одеться как-нибудь поизысканней - обычные джинсы, полосатая серо-голубая рубашка и белые кеды. И поспешила перевести стрелки, чтобы Пам отстала:
  - А ты куда такая роскошная?
  - Подбросишь - расскажу.
  - Поехали.
  Девушки уселись в тойоту Фабьенн, Пам сказала, куда ехать, и улыбнулась:
  - Это 'Rotten Spy' - отличный клубешник. Там девушкам вход бесплатный, выпивка отличная, нет педиков и шикарный музон. Офигенный хаус. Там несколько классных ди-джеев. И там бывают всякие интересные люди. Надо, кстати, Ларе не забыть сказать - там ее ненаглядный Райни зависает иногда. А его брат - часто. Брат, конечно, малолетка, но шустрый не по годам.
  Фабьенн запомнила название клуба. Наконец, они добрались до места - ага, понятно, где можно будет ловить опекуна наследницы КК, если уж он понадобится. Мало ли как повернется. Если бриллианта не окажется в сейфе...
  Высадив Пам у ночного клуба, Фабьенн добралась до Рут Перье-Шамон. Как обычно, девушка припарковала машину в двух кварталах от дома и дошла до места пешком. Тихий респектабельный спальный район после полуночи не мог похвастаться очень оживленным движением - на улице не было ни души, только светились окна некоторых домов, были слышны обрывки разговоров, смеха, теле- или радиотрансляций, музыки. За несколько минут Фабьенн дошла до калитки. Тут все знакомо до боли. Сирень у ворот, вмятина в литом узоре ограды - тут когда-то Дени не вписался в поворот на папиной машине. Корявые загогулины 'Ф.М. + П.А. = сердце со стрелой' выцарапанные на стволе тополя - школьный ухажер Фабьенн никогда ей не нравился...
  Когда ключ не вошел в замочную скважину, она не поняла сразу. Повертела ключ в руке, сообразила, что он повернут как надо. Но форма скважины была другой. В чем дело? Это передняя калитка? Да. Ключ тот самый. Ей потребовалось какое-то время, чтобы понять, что замок поменяли. Да... вот свежая царапинка на калитке. Вчера ее не было.
  Ее руки дрожали, когда она попыталась открыть ворота. То же самое. Новый замок. Она включила фонарик - да... новый замок отливал бронзой, а прежний был серебристого цвета. Отчаяние. Все пропало... Что делать? Почему, кто, зачем поменял замки? Фабьенн бросилась вдоль улицы, ее белые кеды мелькали над асфальтом... Есть еще одна калитка с заднего двора. Надо просто обойти квартал.
  Когда она добежала до калитки, она задыхалась, сердце колотилось как безумное. Нет. Нет... И тут замок был поменян. Черт... Она сползла на асфальт и уселась на порог, привалившись спиной к наглухо запертой калитке. Вот так... Что теперь? Пролезть в дыру в заборе? Тут есть одна. Но она уже понимала, что именно она найдет, даже если пролезет в дыру. Все замки в доме тоже заменены...
  Надо как-то выходить на Райнхардта Эртли. Он - опекун новой владелицы этого дома.
  Клуб 'Rotten Spy'...
  И что дальше? Допустим, она знает место, куда иногда является великий человек - опекун наследницы этого дома. И что с того?
  Поговорить с ним? Сказать, вот, мол, я такая-то и такая-то, ваша дочь унаследовала дом, который принадлежал моей семье раньше, в этом доме есть кое-что, что принадлежит мне. И что она рассчитывает услышать в ответ? 'О да, дорогая Анаис-Фабьенн, вы вольны заходить в дом и забирать оттуда все, что найдете, позвольте мне отключить сигнализацию и удалиться, чтобы вам не мешать'? Ага, держи карман шире... Скорее всего, он скажет ей, что все, что есть в доме, тоже принадлежит Элизабет-Фредерике Эртли, и посему Фабьенн нужно держаться от дома подальше. Этот тип явно не из тех, кто может поверить кому бы то ни было, пусть он милашка и обаяшка, но человек, который столько лет удерживается на высших позициях в большом горнолыжном спорте, просто обязан обладать очень сильным характером и железной хваткой, иначе и быть не может... Нет, прямой разговор только испортит все дело - Райни насторожится. Сказать, что она намерена выкупить дом и хочет сначала его осмотреть? Ну и что? А если он не планирует его продавать? Или даже если разрешит ей осмотреть - где гарантия, что он оставит ее на пару минут одну в бывшем кабинете Николя? А если дом придется обыскивать? Как она планирует вывернуться тогда?
  А что тогда? Подкатить к нему в ночном клубе и попытаться соблазнить? Ха! Во-первых, он - Райни Эртли, у него есть эта фотомодель-брюнетка, и вообще лучшие красотки мира к его услугам, с чего бы это вдруг ему польститься на такую невзрачную блондинку, как она? Во-вторых, даже если чудо произойдет, и старина Райни решится на бросок налево - что ей это даст? Почему она решила, что он вообще решит отвести ее в тот дом? В лучшем случае, он притащит ее к себе, а скорее всего - в номер в отеле. И в-третьих... в ней все бунтовало от одной мысли предложить себя мужчине ради чего бы то ни было. Пусть она старомодная тихоня и все такое, но даже если бы она решилась, актриса из нее так себе, и она бы точно никак не смогла его зацепить. Может кто-то вроде Райни Эртли клюнуть на зажатую девицу, которая с трудом переносит чужие прикосновения и выглядит так, будто ее вот-вот принесут в жертву монстру? То-то и оно...
  У Райни есть брат. Брату 16, он любитель тусовок и развлечений, и что толку от этой информации? Она - студентка-архитекторша и старше его на 7 лет, тихоня и ботанка, им и говорить-то не о чем. Через брата действовать тоже не получится.
  Ну хорошо. У Райни появилась дочь. Часть времени он не сможет проводить с ней. Она еще довольно мала. Значит, ей понадобится кто? Няня. И вот тут у Фабьенн появляется шанс. Полшанса. Да, она не профессиональная няня, и, вполне возможно, не будет соответствовать высоким запросам Эртли, который не ограничен в средствах и может выбирать лучшее, но у нее есть опыт работы, и ее любят дети. Почему бы не попытаться этим воспользоваться? В качестве наемного работника Эртли она будет вхожа в его дом, и рано или поздно ей удастся добраться и до своего бывшего дома. Рано или поздно все равно Райни заинтересуется собственностью своей дочери и будет решать, что с этим домом делать. Продавать, или сдать, или что? Так или иначе, они будут туда ездить, и, по ходу, это выглядит как последний шанс для самой Фабьенн...
  Кстати, сам факт замены замков уже о многом говорит. Сам Эртли сейчас на финале КМ в Шладминге, но не упускает ничего. Конечно, ему сообщили о срабатывании сигнализации, и он распорядился о замене замков. Но это все не означает, что он так уж умен, не правда ли? Может, это решение кого-то из его менеджеров. Как спортсмен может быть умным? Ведь он всю жизнь только и знал, что мускулы качать и по трассам носиться. Надо спросить у Лары, сподобился ли этот красавец получить хоть какое-нибудь подобие образования?
  Фабьенн вытащила из кармана ключ от сейфа, покачала на ладони, он тускло блеснул в свете фонаря, пробивавшемся сквозь густую листву тополя с корявым сердцем на стволе. Да, все, что ей остается, это только выйти на Райни Эртли и попытаться получить доступ в его дом в качестве сотрудника. Из ночного клуба она сможет проводить его до дома, ну а там действовать по обстановке, почему бы и нет?
  План был глуп и маловыполним, но это было все, что ей пришло в голову. У нее есть еще немного времени подумать, попытаться собрать немного информации об объекте, благо есть Лара, у которой эту информацию просто надо как-то выудить, не возбуждая любопытства... Может, она придумает что-то еще. Она не спортсменка, она привыкла жить, полагаясь на свои мозги и сообразительность, не может быть, чтобы она не придумала, как ей перехитрить Райнхардта Эртли...
  
  Надо же было такому случиться, что, возвращаясь домой, она снова столкнулась с Пам. Та как раз вернулась из 'Rotten Spy' - довольная, немного нетрезвая и уставшая.
  - Эй, да на тебе лица нет, - сказала она, разглядывая Фабьенн. - Не похожа на кого-то, кто вернулся со свидания, нет?
  Фабьенн пожала плечами. Но от Пам просто так было не отделаться:
  - Поссорилась со своим Эфроимом?
  - Он не Эфроим, а... Впрочем, не важно. Да. Ты права. Мы поссорились.
  - Правда? А почему?
  - Неважно. Больше я с ним не буду встречаться.
  Вот и объяснение, почему она больше не будет убегать по ночам. Дом-то ей уже не открыть. А взламывать замки она вряд ли решится. Ведь это уже серьезная уголовная ответственность. Да и не умеет она это делать.
  - Бедняжка, - сказала Пам. - Ну и все, хватит сидеть дома и киснуть, завтра ты пойдешь со мной в 'Роттен спай'.
  - Да вот еще! Что мне там делать?
  - Развлекаться. Танцевать. Тусоваться. Все, что делают нормальные люди нашего возраста в наше время. Все, Фаби, не отвертишься.
  - Это не мое.
  - Бред и чушь! Ты просто ни разу не пробовала.
  - Я не пройду фэйс-контроль. И никто в мою сторону даже не посмотрит.
  - Это и вовсе нонсенс. Что на тебя надеть - мы найдем. Завтра можно пробежаться по магазинам. Я тебе помогу сделать мэйк-ап. Мы еще превратим тебя в красотку, вот увидишь! Ты и сейчас ничего, но уж очень стараешься сливаться со стенкой.
  Почему бы и нет, подумала Фабьенн. Все равно этот ночной клуб - единственное, где она реально может пересечься с Райни.
  
  Поход в аквапарк можно, пожалуй, отнести к относительно удачным культмассовым мероприятиям, думал Райни вечером, принимая у себя в номере душ. Он только что уложил в кровать дочку, настолько усталую и разомлевшую после бурной и насыщенной программы этого дня, что она, как уснула в машине, так и не проснулась, даже когда он нес ее в номер, стаскивал с нее джинсы и кроссовки и запихивал в кровать (в футболке и трусиках). Лиз только пробормотала сквозь сон 'пусть мама придет меня поцеловать' - и выключилась. Райни погасил свет, запер номер Лиз и пошел к себе.
  В аквапарке никто ни с кем не ссорился, повезло. Девушки, конечно, не стали лучшими подругами и на протяжении всего дня продолжали биться за его внимание, и он изо всех сил старался никого не обидеть. Наверное, после этого дня ему поступит предложение из ООН стать каким-нибудь ведущим дипломатом, который должен посредничать между воюющими державами. Он усмехнулся и намылил волосы шампунем.
  Ого, как приятно. За шумом воды он не услышал, как к нему присоединилась Аннабель и сразу приступила к делу. Под прохладными, упругими струями воды он запрокинул голову, прислонился плечами к кафельной стене и отдался восхитительным ощущениям. Умеет она это делать, черт подери. Богиня орального секса.
  Ее руки скользили по его бедрам и ягодицам, ее губы обхватывали его так ласково и так крепко, и он блаженствовал, прижимая к себе ее голову. Наконец, простонал:
  - Эй... сейчас...
  Она усилила натиск, и он забыл обо всем на свете на волне невероятного наслаждения - такого, какое только может женщина доставить мужчине. Вот почему он сейчас готов на очень многое, только бы она не вздумала от него уйти. Получая такой минет, мужчина просто не может проигрывать и заваливать гонки. Он волей-неволей будет выкладываться на 400%, после такой-то разрядки.
  Аннабель встала, обняла его и поцеловала - он чувствовал на ее губах свой вкус.
  - Вот так, милый, - прошептала она. - Это тебе за медаль... хотя ты и посвятил ее не мне. Даю тебе полчаса на подзарядку - и твоя очередь меня порадовать.
  Он усмехнулся и поцеловал ее в ответ:
  - Порадую, куда я денусь.
  И он выполнил свое обещание. Он усердно трудился между ее раскинутыми бедрами и наслаждался ощущениями... и ее трепетом, ее стонами тоже. Он был щедрым и нежным любовником, удовольствие умел не только получить, но и доставить... о, он действительно умел, Аннабель первая подписалась бы под этим. С ним это всегда было так ярко, так прекрасно, и давало такую бурю наслаждения и эмоций... Он уже и не помнил, как это - быть с женщиной, которую любишь по-настоящему, с тех пор прошло больше десяти лет, и отличается ли это от ощущений, которые получаешь с той, которую пусть не любишь, но хочешь до умопомрачения, и с которой тебе просто бывает хорошо и приятно (хотя иногда - скучно, тягостно и тоскливо). Наконец, оба достигли бурного, шикарного финала. Он прижал ее к себе, она положила голову на его плечо и вырисовывала пальчиком узоры на его мокрой от пота груди.
  Может быть, жалко, что он не женится на Аннабель. Ни за что не женится. Он может вытерпеть очень многое - его жена может зависать у каждого зеркала на час минимум, тратить невозможные деньги на тряпки, не знать, что спагетти кладут в кипяток, паршиво водить машину, но теперь у него появилось одно непременное требование к кандидатке на эту роль - она обязана ладить с его дочерью. Лиз только что потеряла мать. Да, она получила отца, но это не одно и то же. Никто не сможет заменить Карин, жена отца - это в любом случае всего лишь мачеха, но и мачеха может быть доброй и ласковой. А Лиз и Аннабель максимум, на что могут пойти только ради него - это нейтральная натянутая вежливость. Райни точно знал, что женщина и ребенок вполне могут искренне любить друг друга, даже если между ними нет родственных уз. У него был прекрасный пример. Натали Бальтазар, с которой он провел вместе три года. Его брату Филиппу было всего шесть, когда Райни и Натали начали встречаться, и девять, когда они расстались. Вот Фил и Натали нашли дорожку друг к другу. Им не мешал никакой языковой барьер - Фил тогда почти не говорил по-французски, а у Натали были очень натянутые отношения со швитцером, но они оба начали усердно учить языки именно чтобы общаться. Они умели наслаждаться обществом друг друга, им было интересно поболтать, посмеяться, придумать какой-нибудь розыгрыш, поиграть вместе. И никто так не переживал, когда Натали и Райни расстались, как Фил. Кажется, они до сих пор периодически созваниваются. Но у Фила была не только Натали - у него всегда был полный комплект любящих родителей и два старших брата, уже не говоря о целой толпище приятелей, а у Лиз есть только Райни, больше никого...
  Но он был достаточно умен, чтобы отбросить дурацкую идею - жениться на ком попало, лишь бы эта женщина ладила с Лиз. Он сам может подарить своей дочери достаточно любви и заботы, а женится он уже когда созреет для того, чтобы осесть дома со своей семьей. А сейчас... Сейчас придется нанять для Лиз хорошую няню.
  Конечно, у них есть фрау Бахман. Но она не няня. Она учитель. К тому же, пожилой человек. Ей трудно будет носиться с Лиз наперегонки на велике, бегать или плавать, играть в теннис или мяч. Кстати, Лиз говорила, что она и футбол погонять любит. Значит, ей нужна молодая, задорная, активная няня. А фрау Бахман будет заниматься с Лиз уроками.
  А Аннабель? Лежа рядом с засыпающей девушкой, которая только что подарила ему потрясающую ночь, Райни думал о том, что, наверное, после приезда домой с Аннабель придется расстаться. Если она не может найти общий язык с Лиз - ничего не поделаешь. Натянутая холодная вежливость не совпадает с его представлениями о нормальных семейных отношениях. С Филом Аннабель ладила неплохо - шестнадцатилетний подросток ходил хвостиком за красавицей моделью, а для нее это было и лестно, и приятно. Лиз наоборот восприняла девушку отца в штыки. Ну и Аннабель упустила простую логику - дочь у Райни одна, и она навсегда. А девушку заменить - ничего не стоит, пара пустяков. Девушка - понятие временное. Дочь - постоянное.
  
  Таким образом ему удалось организовать на оставшееся время финала КМ более-менее приемлемый порядок. В каком-то смысле от этого стало легче всем - Аннабель и Лиз были друг с другом более-менее любезны, если это слово вообще можно применить по отношению к двум женщинам - взрослой и маленькой - которые даже говорить друг с другом не могут. В меру своих сил они, конечно, по-прежнему соперничали за внимание Райни, но он старался обходить возможные острые углы, и была фрау Бахман, которая оказалась неплохим буфером - Райни даже не удивился, когда она вдруг завоевала симпатию Аннабель. А еще появился Филипп.
  Фил Эртли в свои шестнадцать прекрасно понимал, что он может брать сейчас от жизни. Племянницу он покорил с первой же своей дебютной фразы (а это было не более и не менее, как 'Наконец-то и у меня появилась симпатичная родственница!') Этот чертенок умел отвешивать комплименты. К тому же, Фил выглядел ничуть не хуже знаменитого старшего брата.
  Они, конечно, были похожи, но не очень. Что-то в чертах, в улыбке, одинаковые фигуры - оба были высокие и мускулисто-худощавые. Но у Фила в отличие от брата глаза были не синие, а карие, а волосы не рыжие, а темно-каштановые, отливающие рыжим только на ярком солнце. Своей улыбкой он мог растопить любую льдину, что уж там говорить о девятилетней девчонке. В общем, приехав в Шладминг, он тут же окружил себя настоящим трио разновозрастных обожательниц, и теперь был готов укладывать в мешок своих ровесниц, которые, разумеется, тоже не оставались к нему равнодушными. Райни искренне забавлялся, наблюдая Сопляка в действии. Фил своим приездом изрядно облегчил своему старшему брату супер-задачу - продолжать борьбу за Кубок Мира в общем зачете.
  На тренировку в супер-джи они выбрались втроем - оба брата Эртли и Лиз. Контрольные тренировки в супер-джи, разумеется, предусмотрены не были, и каждый тренировался так и там, как ему было удобно. Райни было удобно тренироваться на одной из трасс в Планай. Во время подъема в гондоле к началу трассы Фил окончательно завоевал свою строптивую племяшку. У него с Райни зашел разговор о снаряжении.
  - Почему Лиззи на дровах для гиганта? - спросил Фил.
  - А ты думал, продают супер-джи под ее ростовку? - Райни разгадал брата, но с удовольствием подыграл. И Фил с умным видом изрек:
  - Впрочем, она и на гигантах ходит супер ничуть не хуже, чем Теолье и Рафф, вместе взятые.
  Этим он окончательно завоевал самолюбивого ребенка. Райни только улыбнулся и кивнул:
  - Чертовски верно... - и добавил себе под нос по-французски так, чтобы его только Фил слышал: - Ну, чучело хитрющее.
  - От чучела слышу.
  Райни посмотрел на Лиз, которая улыбалась своему юному дядюшке во весь рот (отец такую улыбку от нее пока получил всего однажды и на расстоянии - вчера, когда выиграл скоростной спуск) и хотел уже что-то сказать, когда в кармане его куртки запела Мел Си. Ого. Еще не ответив, Райни виновато вздохнул. Звонила мама. Стефани Эртли звонила своему старшему сыну - свину, эгоисту и мерзавцу, который за три дня, с тех пор, как его жизнь так сильно и радикально переменилась, не нашел ни времени, ни настроения позвонить родителям, которых ему было абсолютно не в чем упрекнуть.
  - Привет, мам, - сказал он, не дав вставить ей ни слова. - Да, знаю, я должен был позвонить. Просто... В общем, я свинтус, и обещаю сегодня целых пять минут простоять в углу.
  Райни всегда был хорошим мальчиком, и, в отличие от того же Фила, в углу не стоял ни разу в жизни (в то время как Сопляк когда-то оттуда просто не вылезал). Анди был так, серединка на половинку. Как в сказках про трех сыновей.
  - Я не прошу таких жертв, - засмеялась Стефани. -Поздравляю тебя. Мы тебя оба поздравляем, и я, и папа.
  - С чем?
  - Во-первых, с победой. А во-вторых, с тем, что ты вернул дочь. Это просто чудесно, нам бы очень хотелось увидеть внучку.
  - Увидите, - Райни чуть улыбнулся Лиз, которая смотрела на него во все глаза. Он и сам очень хотел показать родителям свою красавицу-дочку, которая так несправедливо была исключена из их жизни до сих пор. - Надо просто подождать совсем чуть-чуть. Мы вернемся двадцать пятого.
  - Через десять дней... Ты можешь мне про нее рассказать? Что-нибудь?
  - Подожди минутку. - Райни опустил телефон, зажав микрофон ладонью, и обратился к дочери: - Лиз, это моя мама. Твоя бабушка. Можно я расскажу ей про тебя?
  Девочка удивленно подняла брови:
  - Не знаю.
  - Ты не против? Хорошо. - Райни под насмешливым взглядом Сопляка поднял трубку и сказал. - Она чудо. Самая умная, самая смелая девчонка на свете. И хорошенькая. - Лиз слегка порозовела, но все же улыбнулась.
  - Я знаю, - сказала Стефани. - Она похожа на тебя. Ее показывали по телевизору во время вчерашней трансляции. Она так похожа на тебя, что мы сразу же поняли, что это она.
  - Понятно.
  - А как ты ее зовешь? Сокращенно от Элизабет?
  - Да. Лиз.
  - А Фил с вами? Как они ладят?
  - Отлично. Да, он тут.
  - Надеюсь, ты присмотришь за ним, чтобы он никуда опять не вляпался.
  Райни закатил глаза:
  - Он большой мальчик, мам. Не переживай.
  Распрощавшись, он специально не обратился сразу к Лиз, а повернулся к брату:
  - Кайся, раздолбай.
  - Чего?
  - Что ты там натворил.
  - Там это где?
  - А мне откуда знать? Наверное, в Берне. Или в Сембранше, но об этом мне и подумать страшно.
  - Почему?
  Райни рассудил:
  - Потому что если уж родители в Берне узнают о твоих художествах в Вале, то это как минимум должно быть уголовно наказуемо.
  Пришла очередь Фила закатить глаза, но ему этого показалось мало, и он сложил молитвенно руки перед собой:
  - Боженька обещал меня простить. Так что отвали, я решил дело с высшей инстанцией.
  - Ты с ним еще не виделся, умник.
  - А я не спешу.
  - Вот погоди, я наябедничаю на тебя фрау Бахман, и сядешь ты в младшую школу вместе с Лиззи.
  - Уже боюсь.
  Райни смерил парня многозначительным и многообещающим взглядом и повернулся к дочери:
  - Лиз, а правда, как тебя можно звать? Как тебя мама звала?
  - По-разному, - насупилась девочка. - Лиза.
  - Лиза?
  - Да. Или Лизхен. Иногда Фрици. Бабушка говорила Лизль. Мне это не нравилось. Девочки в школе - Лиззи. Николас, это мамин друг, говорил - Бетти.
  - Бетти?
  - Да. Больше меня никто так не звал. И он тоже больше не назовет. Он уже умер.
  - Помню, - рассеянно кивнул Райни. Умер, оставил Карин дом в Женеве, и теперь в этом доме срабатывает сигнализация. Вернее, уже не должна срабатывать, потому что он велел вызвать фирму, обслуживающую это устройство, и для полной уверенности поменять замки. Кстати, помимо этого дома, у Лиз остался дом в Аттерзее и вилла... где-то в Средиземноморье. На каком-то из греческих островов. Райни - обладатель вполне приличной недвижимости на Сардинии - не горел желанием взваливать на себя заботы по содержанию этой виллы, он по опыту знал, что это ужасно дорого. Дома в Аттерзее и Женеве можно сдать за вполне приличные деньги, причем круглогодично. А на виллу на острове охотники найдутся в лучшем случае с мая по сентябрь. Остальное время она будет простаивать и только требовать вложений, которые сдачей в аренду не окупить. Нужно попросить Тима отправить туда кого-нибудь или нанять местного риэлтора, чтобы оценить и выставить дом на продажу.
  А про дом в Женеве... Райни вдруг вспомнил, что Лиз упоминала еще и какие-то картины. Что же, если эти картины имеют ценность, нужно составить опись и застраховать каждую. А там видно будет. Продавать он их не будет, пусть хранятся себе и дорожают. Достигнув совершеннолетия, Лиз получит их в свое владение, а там они уже решат - продать их или оставить. Вдруг Райни вспомнил еще кое-что из слов Лиз: что-то вроде того, что у Николаса была другая жена, но он ей ничего не оставил, все только маме. Возможно, у бедняги просто крыша съехала от легендарных прелестей КК, но у Райни с головой все в порядке. И если он передаст какую-нибудь из картин вдове в качестве отступного, будет только честно и разумно. Ну, он об этом еще поразмыслит на досуге. Нужно ли делать такие благородные и широкие жесты?
  
  Фабьенн искала в интернете материал для своего дипломного проекта, когда зазвонил ее сотовый.
  - Ты дома? - спросила Лара.
  - Конечно.
  Наверное, из всех двадцатитрехлетних девушек всей Женевы, а то и Швейцарии, только Фабьенн могла ответить так на вопрос, дома ли она, с учетом того, что на часах было восемь вечера. Все где-то тусовались и развлекались, и только тихая ботанка Фаби Мирабо сидела над проектом, как наказанная. А ведь до срока сдачи оставалось еще два месяца. Ее сокурсники по большей части своих тем даже не знали. А вот она уже почти закончила первую часть.
  - Можешь пойти в мою комнату? - спросила Лара в телефоне.
  - Запросто. Что там нужно?
  - Посмотри, на обоях у окна записан телефон Луиз Гарсиа. Можешь продиктовать?
  Фаби нашла телефон и продиктовала. Вот домохозяин выскажет им свое 'фи' по поводу разрисованных обоев... Она уже собралась вернуться в свою комнату, когда ее взгляд упал на письменный стол, на котором лежал 'фанатский альбом' Лары. На обложке, конечно, фото кумира подружки во всей красе.
  Довольно удобный случай узнать кое-что о мсье Эртли, не привлекая внимания Лары и не возбуждая ее любопытства. Фаби никогда не была замечена в активном интересе к биографиям звезд, а знать о том, что у нее появился какой-то собственный тайный интерес, и подавно никому не стоило. Чувствуя себя немного виноватой (ведь все-таки она брала без спроса чужую вещь) Фаби взяла альбом и раскрыла.
  Вырезки, вырезки, наклейки, фотографии. А на первой странице самого альбома подробная биография.
  Родился 17 июля 1970 года в Гроссхохштеттене неподалеку от Берна. Школа, горнолыжный клуб, детские и юношеские первенства города, кантона, страны. Свою первую золотую медаль он завоевал в шесть - в год рождения самой Фабьенн. Первые международные юниорские соревнования в 16, гигантский слалом, 11-е место, в 17 дела пошли чуть лучше - три пьедестала в гиганте, два в супер-джи и еще два в спуске. В 18 все пошло по нарастающей - первый Кубок мира среди юниоров в спуске и супер-джи - Райни почти сразу делал упор на скоростные дисциплины. Одновременно выход на Кубок Европы, успехи и там тоже, первые спонсорские контракты, первые стартовые и призовые. В семнадцать Райни уже начал делать приличные деньги. Восемнадцать - и первые соревнования в Кубке мира. И вот тут он просел. Вернее, в Кубке мира у него успехов практически не было - несколько мест в тридцатке и одно в двадцатке (хотя параллельно с этим он продолжал сверкать на юниорских соревнованиях и кубках второго эшелона).
  Похоже, автор этой биографии серьезно потрудился, раскапывая подробности жизни Эртли. Оказывается, в девятнадцать он пережил любовную драму. Его угораздило влюбиться в Максин Ренар, девушку из швейцарской сборной, которая оказалась невестой тогдашнего лидера сборной Австрии Флориана Хайнера. У этой пары все было непросто - они расходились, сходились, разрывали помолвку, и Райни удалось на какое-то время вклиниться между ними. Похоже, что смазливым мальчиком просто воспользовались, как временной заменой. И тем не менее, именно он ушел от девушки, не дожидаясь, пока она бросит его ради своего звездного жениха. И произошло это накануне первых мужских соревнований сезона 89-90 годов. Многие утверждали, что он очень сильно любил девушку и тяжело переживал расставание. Но именно в этом сезоне начался взлет Райни. Волей-неволей Фаби представила себе несчастного мальчика, который потерял любимую девушку, но нашел в себе силы восстать из пепла, как птица Феникс. Четвертое место в супер-джи на следующий день - впечатляющее начало расцвета его карьеры, о котором очень много говорили в том году. Новая подруга - звезда французской сборной - и... женитьба на Карин Кертнер. В январе 1990 заключен брак в отделе регистрации в Китцбюэле, в апреле рождение дочери, в июне - брак расторгнут. Первое время Райни вроде бы пытался видеться с дочерью и участвовать в ее жизни, а потом как отрезало. Похоже, он просто вычеркнул ребенка из своей жизни. Мерзавец. Фаби даже почувствовала, что в ней появляется отвращение и неприязнь к человеку, который смог так мерзко поступить - просто бросить своего ребенка. Ну да... спорт, медали и титулы, Натали Бальтазар, куча денег, спонсорские контракты - одни из самых дорогих на то время. Начало карьеры фотомодели. Когда Райни было 23 года, он смог побить рекорд, который держался пять лет - самая дорогая рекламная съемка со спортсменом. Предыдущий рекорд принадлежал, как ни забавно, другому швейцарскому горнолыжнику - Отто Ромингеру, который снялся для Дизель за полтора миллиона долларов. На тех знаменитых фотках Ромингер был в одних джинсах и босиком. Райни пошел дальше - фотографии почти совсем голого красавчика являлись результатом фотосессии, которая стоила 2 миллиона 300 тысяч. Мускулистый синеглазый рыжеволосый ангел без крыльев, совершенно голый, только как бы прикрылся - придерживает одной рукой ком выцветшей джинсовки между обнаженными бедрами, Похоже, никого из дурочек, которые ахали и охали, пуская слюни над снимками, не смущало, что на самом деле это монстр, который без колебаний бросил свою дочь. Нежеланную, но все же родную.
  Ну ладно, что у нас еще? С Натали расстался в 1994, уже завоевав свой первый Кубок мира в общем зачете и став популярной и востребованной моделью. Почему? Оба сказали, что нет ни времени, ни сил для сочетания личной жизни и карьеры. И предпочли, ясное дело, карьеру - каждый свою. Райни был очень успешен и популярен. К тому же, богат и хорош собой. Очередные подружки уже из модельной среды. Умудрился между делом закончить курс дистанционного обучения в Бернском университете - финансовый менеджмент и аудит. Ну и ну. Действительно, полноценное и престижное высшее образование. Вот уж не ожидала. Продолжение великолепной карьеры. Пару раз пытался сорваться с крючка рекламных контрактов, но каждый раз его попытки были сломлены все более впечатляющими суммами гонораров. Ну да, весь мир у его ног, вот только дочь... которую он бросил... Но теперь все равно ему пришлось волей-неволей стать отцом и опекуном сироты после того, как эта хищница КК погибла в Гималаях. Надо же, какие разные мужчины в разные времена оказывались у ее ног. Но все равно казалось странным, что тридцатилетняя женщина вдруг заманила в кровать пусть симпатичного и все такое, но все же по сути еще подростка. Впрочем, КК не отличалась разборчивостью... Но... о мертвых хорошо или ничего.
  А Райни жив, здоров, он вызывал у Фаби какую-то странную смесь восхищения и презрения. С одной стороны, в силе характера и уме ему не откажешь. С другой - все равно он со своей дочерью поступил подло, очень подло, да и сам факт, что ему в 18 было не в лом кувыркаться в кровати с тридцатилетней женщиной, как-то отталкивал. Да, она и в 40 была очень красива, недаром отец Фабьенн тоже совершенно потерял голову, а ведь Николя был далеко не мальчик - ему было 52 года. И все же, листая вырезки из журналов и фотографии, Фабьенн невольно поддавалась обаянию и магнетизму Эртли. Его умные и насмешливые синие глаза просто завораживали, улыбка заставляла таять и забывать, что за ангельским фасадом скрывается безответственный, подлый и распущенный человек.
  Но она не в том положении, чтобы выбирать работодателя. Если она может получить доступ к тому, что ей нужно, только через Райни Эртли, так тому и быть. Осталось только придумать, как выйти на него и получить работу. Возможно, по приезду он даст объявление о том, что ему требуется няня для ребенка, но, во-первых, надо знать, где и как он разместит это объявление, а во-вторых, и это еще серьезнее, Фаби отдавала себе отчет, что для человека, который может позволить себе самое лучшее, она и вовсе не кандидатура. Студентка, которая не рассматривает варианты с полным рабочим днем и проживанием, не обладающая дипломом о педагогическом или социальном образовании, ну пусть с опытом работы, но ее опыт исчерпывался только одним трехгодовалым мальчиком, с которым она сидела по три или четыре часа каждый день, пока его мама работала. Но мама мальчика не могла себе позволить дипломированную няню на целый день, в отличие от Райни.
   Разумеется, если бы у Фаби была уверенность, что ей быстро удастся достичь своей цели, она вполне могла бы пожертвовать парой недель учебы, но такой уверенности у нее, разумеется, не было. В этом доме сейчас никто не живет, скорее всего папа и дочь будут жить в его особняке в Сембранше в кантоне Вале. И вряд ли Фабьенн сразу удастся добраться до новых ключей, узнать, как отключается сигнализация и осуществить вылазку.
   Но, так или иначе, если она просто обратится к Райни, мол, я няня и хочу у вас работать, он, даже если и не рассмеется ей в лицо, просто откажет без разговоров. Что бы могло дать ей шанс - знакомство с Филом или с Лиз, и чтобы кто-то из них мог ну если не составить протекцию перед грозным господином Эртли, то хоть... ну может, подсказать, как получить должность. В общем, за неимением лучшего Фабьенн решила, что сразу после окончания финала и возвращения Райни домой будет караулить его в 'Rotten Spy'. Хоть в чем-то ей должно повезти! Дорогу осилит идущий.
  
   В день соревнований в супер-джи братья Эртли смогли совершить невозможное - уместить на одну трибуну Лиз и Аннабель, правда в компании Фила и фрау Бахман. Райни не мог нарадоваться на этих обоих - Фил на самом деле здорово вписался в компанию, с Аннабель у него всегда были хорошие отношения, а Лиз он смог завоевать просто сходу, четко воплотив классическое 'Veni, vidi, vici'. А фрау Бахман неплохо управлялась со своей основной задачей, последовательно и упорно умудряясь втискивать в невероятно напряженный график Лиз уроки. По мнению фрау Бахман, познания Лиз в программе 3 класса оставляли желать очень много лучшего. Впрочем, девочка она умная, сообразительная, просто немного ленивая и невнимательная. Но догонит в два счета. Фрау Бахман ручалась, что к сентябрю Лиз полностью освоит программу швейцарской начальной школы и уже будет более-менее свободно говорить по-французски. Правда, этим она будет обязана не столько учительнице, сколько языковой среде во франкоязычном кантоне Вале.
   Что еще оказалось забавным - это сложившаяся в Шладминге детская компания. Конечно, никто из звезд прошлых лет не отказался появиться на трибунах, чтобы поболеть за фаворитов нынешних. Начав финал КМ с грустного события - похорон Карин Кертнер - сейчас они отрывались от души. Все были тут с женами и детишками, и Макс Хайнер Ренар лично ввела Лиз в детскую тусовку. Макс и Райни по-прежнему оставались хорошими друзьями. Муж Макс (опять-таки по-прежнему) поглядывал на Райни с легкой настороженностью и - чуть-чуть - даже с ревностью, но это было по привычке. Поводов ему никто не давал. Детки Макс и Флориана были младше Лиз, зато у дочери Райни было двое ровесников - Ноэль Ромингер, который был старше нее всего-то на три недели, и Тарина Айсхофер. Ноэль говорил по-французски так же свободно, как и на швитцере, а Тарина больше практиковала баварский диалект, но Лиз подружилась с обоими.
   - Мультилингвальная среда, - прокомментировала фрау Бахман. А для Райни было настоящим наслаждением видеть улыбку Лиз и слушать ее щебетание про то, что сделал Ноэль или рассказала Анна Тарина. А сегодня перед соревнованиями Лиз и Ноэль помогли друг другу подгримироваться - нарисовали друг другу на щеке по швейцарскому флажку. Они же оба болели за Райни! А Фил посоветовал Лиз нарисовать на другой щеке австрийский флажок, из политкорректности. Ведь она наполовину австрийка. Райни только расхохотался, увидев разрисованную дочь, и поцеловал ее не в щечку, а в чистый носик, прежде чем отбыть на старт.
   В начале соревнований Лиз и Фил, перебивая друг друга, объясняли фрау Бахман, как рассчитываются очки в зачет Кубка мира. Сейчас ситуация была очень щекотливая - австриец Фархаузер продолжал опережать Райни в общем зачете, но на ничтожное количество очков - всего 8. И фрау Бахман, не растерявшись, предложила Лиз решить простую математическую задачку - что нужно Райни, чтобы получить Большой хрусталь. Но у этой задачи оказалось так много решений, что к Лиз присоединился сначала Фил, который, как ни крути, понимал расклад сил лучше обеих, а потом и Аннабель, которая тоже не захотела оставаться в стороне. На смеси швитцера, тирольского диалекта и французского они спорили и решали, и в конце концов постановили, что, если Райни сегодня возьмет золото, у Фархаузера шансов останется довольно мало.
   Но супер-джи - очень непредсказуемая дисциплина, особенно на супер-техничной трассе в Шладминге. Еще до экстра-группы всех неожиданно сделал ветеран французской сборной Себастьен Ласалль, который уже объявил о том, что этот сезон для него последний в большом спорте. Никто от него не ждал никаких супер-достижений, но тридцатишестилетний спортсмен, прошедший путь такой же славный, как и Райни, а также очень многие до него, и, без сомнения, пройдут многие после, все же ухитрился вырваться вперед. Он стартовал под 13 номером, который неожиданно оказался таким счастливым. На финише он просто плакал от счастья, и мало кто не был тронут этими слезами. Но предполагалось, что его первое место долго не продержится - вскоре был дан старт экстра-группе.
   Никто не смог приблизиться к результату Себа (1,24.56) ближе, чем на 10 сотых, и вот был дан старт Райни - номер 20 на этот раз.
   О, Эртли был фаворитом. Кто еще мог бы показать тут блестящий результат? Уже чемпион мира в даунхилле, обладатель невероятной техники, не имеющий себе равных там, где речь шла о крутых склонах и крутых виражах.
   И Райни начал гонку. Он помнил, что на финише за него болеет дочь, он помнил, что на карте стоит Кубок мира, Большой Хрустальный Глобус, и он здорово потрепал нервы Себу. Зеленые отрезки - первый, второй, четвертый... Третий был красный -0.02, потом Райни начал отыгрываться... Последний отрезок перед финишем - зеленый и 0.00. На финише все застыли... Лиз закричала:
   - Папа! Давай!
   Наверное, он не услышал... Он финишировал вторым. И разница была всего 0.01!
   Черт, черт, ЧЕРТ!!! Райни своим глазам не верил. Как он может быть вторым? Как? Себ его обогнал? Нет, быть этого не может, черт его дери! Одна сотая!!! Но это было так...
   1,24.57! Это невозможно! Райни был готов вопить от досады... Всего второе место! За него болела дочь, а он СЛИЛ соревнования! Но он все же получил 80 очков в зачет КМ. И они были ему чертовски нужны. Что сделает Фархаузер?
   Крис вышел на старт под стартовым номером 26. И сделал королевский подарок Райни. Он шел неплохо, мог надеяться на попадание в десятку, но умудрился пропустить ворота и сошел с дистанции. Райни получил 80 очков за второе место. Фархаузер - ноль. И теперь преимущество Райни составляло, по расчету Лиз, 72 очка.
  Сначала Райни был так раздосадован своим вторым местом - тем более обидным, что Ласалль в принципе давно уже был слабее, чем он, да и проиграть-то всего одну сотую! - что даже не хотел идти на трибуну победителей. Но, по идее, до этого великого момента, у него было несколько минут на размышление - пока он отдавал снаряжение на контроль. Ну и за это время немного справился с разочарованием тем, что у него считалось 'проигрышем'. Пожав руку Себастьену, он помахал рукой своим на трибуне. Теперь, слава Богу, не было риска забыть про Аннабель - она была почти рядом с Лиз, и сегодня он смог поприветствовать сразу всех четверых. Но смотрел он все-таки на дочь. Конечно, на дочь. Кто был ему дороже всех земных благ?
  Почему она никогда так не улыбается ему, когда он не на трибуне победителей? Почему она продолжает принимать его как бы только на расстоянии? Почему она принимает спортсмена Райни Эртли, но не готова принять его, когда он просто обычный мужик и ее отец? Почему он видит только с трибуны победителей, как ее губы произносят 'папа', но в обычной жизни она произносит это только случайно, как бы оговорившись, и так редко? Эх, Лиззи...
  
  Супер-комби превратилась в дуэль между двумя непримиримыми соперниками в борьбе за главный трофей - Большой хрустальный глобус. Как это часто бывало и до сих пор, и, наверняка, будет и потом - за победу в этой гонке бились швейцарец-скоростник и австриец-технарь. И, конечно, именно в супер-комби они спорили почти на равных. Первую - скоростную - попытку вел Райни, а Крис Фархаузер был на четырнадцатом месте.
  Но это был скоростной спуск. А вторая попытка - слалом. В слаломе Райни намного слабее Криса. После спуска разница была 1.67 секунды. Вопрос был - сможет ли Райни пройти слалом так, чтобы не проиграть Кристофу-Марку Фархаузеру меньше, чем полторы с небольшим секунды?
  Этот вопрос Райни задавали многие журналисты, когда он пробирался к трибуне призеров. И он знал - нет. Вряд ли. Он сам рассчитывал на две секунды преимущества. Ему было по большому счету наплевать, кто окажется победителем именно в этой супер-комби. Он знал одно - если он возьмет золото, у него останется большое преимущество в борьбе за Большой глобус. Потому что потом начнутся технические виды, в которых доминирует Крис. В лучшем случае, если он возьмет золото, а Крис ничего - у него останется 172 очка преимущества. Тогда ему придется чертовски выложиться в гиганте, чтобы занять третье или четвертое-пятое место, тогда на старт слалома он может даже не выходить. Но это было маловероятно. Райни знал, что Крис не сольет супер-комби и что в гиганте он может победить.
  Итак, к самому финалу розыгрыша КМ подошли два лидера. Преимущество было у швейцарца, но оно было недостаточным. Чтобы занять второе место, Райни должен был проиграть два старта - комби и гигант. Возможно? Да. Чтобы взять первое - он должен был взять комби и попасть в десятку в гиганте. Возможно? Да. Возможно было все.
  И Райни, и Крис были настроены биться за золото.
  Но им ли было не знать, что настрой в этом деле - еще не все. Существует такая объективная вещь, как мастерство. Каждый из них рассчитывал на победу в своей профильной дисциплине в рамках супер-комби. Райни должен был вылезти за счет даунхилла, а Крис - слалома. Крис оказался слабее Райни в спуске, но преимущество было не настолько большим, чтобы Райни мог чувствовать себя комфортно, потому что мастерства в слаломе у него было куда меньше, чем у Криса. Ну и другие факторы - у кого нервы крепче, а также, кому просто больше повезет - фактор везения тут тоже действовал. Самый крутой мастер может ошибиться, тем самым полив воды на мельницу соперника и конкурента. Крису уже повезло - в спуске Райни все же потерял немного времени, примерно полсекунды. В слаломе швейцарцу эти полсекунды еще аукнутся... возможно, отбросят его вообще за десятку.
  - Не дергайся ты, - уговаривал Райни Гасснер. - Ты ведь этот слаломный склон хорошо знаешь. Ты на нем побеждал. Помнишь? А ведь тогда был чистый слалом. Две попытки. Тут тебе надо просто хорошо пройти одну. У тебя тут уже было и золото, и серебро.
  - Это было в тысяча девятьсот лохматом году, - проворчал Райни.
  - Это было всего два года назад! - уточнил тренер. - Ты в отличной форме. Если успокоишься и перестанешь психовать, вполне можешь хорошо выступить.
  - Ты знаешь, чтобы ходить слалом, нужно его тренировать постоянно.
  - Ты тренировался очень много в последнее время.
   Они находились в номере Райни, до старта в слаломе было около двух часов. Спортсмен отдыхал, развалившись на кровати в одних трусах, тренер сидел в кресле у окна. С минуты на минуту должен был прийти массажист Райни (по совместительству, он же физиотерапевт) и сделать ему хороший, полный восстановительный массаж. Эртли ничего не оставлял на самотек, у него была целая команда профессионалов, которые могли позаботиться обо всем. Клаус Ниш был одним из величайших профи в спортивном массаже и физиотерапии, Райни сманил его у одной шведской звезды хоккея. И правильно сделал. Ниш будет сопровождать Райни и в стартовый городок, чтобы перед стартом поддерживать мышцы в идеальном состоянии.
  Семейство обедало в ресторане внизу. Потом предполагалось, что Лиз пойдет к себе отдохнуть и немного позаниматься с фрау Бахман, а Фил и Аннабель могут пойти прогуляться по магазинам (вместе или по отдельности).
  Но все-таки у родных были свои планы, немного отличные от того, что планировалось. Сначала подтянулся Фил. В это время Ниш работал со спиной и бедрами Райни, который приоткрыл один глаз и, увидев, что явился братишка, тут же закрыл его обратно. Он не очень любил, когда при массаже присутствовали посторонние, в том числе и потому, что эта часть массажа проходила в совершенно голом виде. Но Фил - человек свой, брат и коллега.
  - Лиззи поспорила с одним, что ты выиграешь, - тут же с порога бухнул он.
  - Неужели?
  - Ага.
  - А он на кого поставил?
  - На тройку в виде Фархзаузера, Лока и Дюсолье. Тебе он в лучшем случае десятку обещает. - Фил проигнорировал свирепый взгляд, которым его наградил Гасснер. И вправду, тренер заливался соловьем, пытаясь внушить Райни уверенность и настрой на победу, а тут является этот сопляк и начинает болтать про десятку. Но Фил знал, что делает.
  - Давай посмотрим, - сказал он. - Вот Фархаузер слаломист обалденный, никто с этим не спорит, Малый Глобус в слаломе у него уже в кармане, зашибись. А ты в этом году сколько раз выходил на слалом? Ведь выходил.
  - И ни разу не попал в тройку.
  - А отставания у тебя какие были? Ты помнишь?
  - Полсекунды максимум, - вставил Гасснер, смягчаясь - парнишка говорил дело.
  - А тут ты ему больше полутора привез. Даже если на полсекунды опять отстанешь - все равно ему до тебя не дотянуться. А у Лока и Дюсолье отставания еще больше. У обоих почти 2 секунды. Ну?
  - Что ну?
  - Покажешь девочке, на что ты способен, - широко улыбнулся Фил. - Ей этот спор позарез выиграть нужно. Ох, посмотрел бы я на это. Этот парень, с которым она поспорила. Непростой мальчик.
  - Как это? - лениво спросил Райни, почти отключаясь. Он умел и любил расслабляться между двумя попытками. Массаж отлично способствовал. Конечно, сейчас Ниш не ставил целью расслабляющий массаж, но все же он был мастер. Мышцы приходят в тонус, а сам спортсмен отдыхает.
  - Этому чуду всего 11, а он уже ходит спуск на уровне юниора. Меня, конечно, пока не обгоняет, даже близко нет, но... наверное, гены. Ему прочат большое будущее.
  - Что? Какие гены?
  - Это старший сын Ромингера.
  - А-а. И он поспорил с Лиз?
  - Он. Думаю, она скоро тоже к тебе прибежит рассказать.
  - Да? - Райни заставил себя включиться. -Клаус, скоро можно будет штаны надеть?
  - Ну надевай.
  Вовремя. Только Райни привел себя в более-менее приличный вид, в номер ворвалась дочь:
  - Эй! Слушай! Я на тебя поспорила!
  - На что поспорила-то?
  - Что ты победишь! А он сказал, что ты сольешь! Ты же не сольешь, нет?
  - А ставка какая? - спросил Райни.
  - А, на щелбан. Это старший брат Ноэля. Он прикольный. Ты не сольешь, а?
  - Постараюсь не слить, - нехотя сказал Райни. Лиз просияла:
  - Если не сольешь, давай... Вот давай мы и с тобой поспорим!
  - Как это?
  - Если ты не выиграешь, ты будешь выполнять мои три желания. Если выиграешь - я твои.
  - Ну да, - скептически сказал Райни.
  - Мы с мамой всегда так спорили, - сказала Лиз. - Я как-то раз проспорила, что приберу у себя в комнатах. Сама.
  - Бедное дитя, - ухмыльнулся Райни.
  - И бедное! Знаешь, там какой бардак был?
  - А как же прислуга?
  - А мама велела, чтобы я у себя сама прибиралась.
  Умница, Карин.
  - Хорошо, давай поспорим. Но у меня встречное условие. Ты не будешь просить, чтобы я избавился от Аннабель.
  - Ладно. Ну так договорились?
  - Да, только желания должны быть выполнимые.
  - Хорошо, хорошо.
  
  Пока Ниш работал с икроножными мышцами, Райни волей-неволей задумался о том, чего бы такого попросить у Лиз, если он выиграет. Сама девчонка уже сидела за столом и, судя по характерным щелчкам мышки, играла во что-то на его ноутбуке. Чего он больше всего хотел - это чтобы она начала называть его папой. Но это не может быть выиграно. Или она когда-нибудь захочет этого по-настоящему, или нет. Но несколько раз она уже случайно говорила так, и, хотя потом и дулась, и сердилась, все же это доказывало, что в душе она очень близка к тому, чтобы принять его как отца. Ну что же. Тогда он просто попросит, чтобы она начала делать что-нибудь полезное. К примеру, читать. Его очень огорчало, что дочь совсем не читает. Фрау Бахман пока тоже не смогла добиться сдвигов в этой области. Лиз было просто скучно, хотя Райни купил ей книги, которые сам любил в детстве. Взрослые полагали, что ее жизнь сейчас настолько заполнена переменами и событиями, что она просто не может сосредоточиться на книгах. А вот гонять в 'Дум' или 'Квейк' - это она всегда пожалуйста.
  Когда пришло время выдвигаться на гору, Райни успел хорошенько отдохнуть и настроиться на настоящую борьбу. Конечно, против него сегодня играло множество факторов. Сегодня тепло, снова +7, и трасса будет таять и разбиваться, покроется глубокими колеями. Он будет стартовать двадцать пятым, и к этому моменту трасса будет в паршивом состоянии (а Фархаузер пойдет одиннадцатым, и у него все будет более сносно). По результатам спуска у Райни недостаточное преимущество для того, чтобы не опасаться технаря на его территории. Зато есть и кое-что, что может склонить чашу весов в его пользу. Если бы это бы не финал КМ, то могло бы участвовать больше спортсменов, и тогда ему пришлось бы стартовать тридцатым, на пять позже. Он хорошо знает и любит этот склон, он тут выигрывал (хотя и Крис тоже). И Лиз поспорила на него, разве он может разочаровать свою дочь?
  В общем, все складывалось не на сто процентов так, как изначально предполагалось. Когда пришло время Райни стартовать (последним из всех сегодняшних участников, потому что у него было лучшее время в даунхилле), Фархаузер занимал третье место, а вел гонку Дитер Лок - товарищ Райни по команде, молодой парень из кантона Граубюнден. А вторым был, что совсем странно, француз Жюстен Дюсолье. Таким образом, пока в детском пари все складывалось так, что мог выиграть Томми Ромингер, который называл именно этих троих в качестве призеров. Чтобы ему выиграть, Райни достаточно было приехать на любое место ниже третьего. Чтобы выиграла Лиз - ее папа должен был победить. Неравное пари. Почему она не поспорила просто на его призовое место? Но Лиззи нужна была победа, только победа. И Райни должен был вывернуться наизнанку, прыгнуть выше головы, но победить.
  Как ни странно, трасса держалась неплохо. Лок сказал Райни по телефону, что покрытие живое, и даже колеи не разбились. Трасса оставалась жесткой. А Райни любил жесткие трассы. И, поскольку лидером теперь был Дитер Лок, который в спуске был только третьим, преимущество Райни увеличилось почти до 2 секунд, и это было уже серьезно.
  Момент истины. Райни приглашен к старту; Ниш, который разогрел Райни мышцы, и двое сервисменов, которые обкладывали сухим льдом ботинки спортсмена для большей жесткости, отошли в сторону.
  Солнце сбоку, жарко, снег сверкает, даже сквозь маску с самым темным фильтром заметно. Райни почувствовал, как по его шее из-под шлема скатилась капля пота. Рукам жарко в перчатках. Он выдвинулся к стартовой планке, упираясь палками в площадки. Отвлекаться было уже нельзя, но Райни вспомнил про Лиз, которая ждала только победы. И ринулся вперед.
  Трассу поставил тренер итальянцев, и это для Райни тоже было неплохо. Тут было мало закрытых ворот, можно было гнать почти на всем протяжении трассы, ну было несколько шпилек, но с ними Райни работать умел. Трасса была поставлена ритмично и не настолько подло, как этого можно было бы ждать от любого тренера из скандинавов. Но слалом в комби и специальный слалом все-таки не совсем одно и то же. Лок предупредил Райни, что незадолго до выхода на крутяк есть банан, который не так прост, как казалось на просмотре, сносит там всерьез, и Райни помнил об этом, но все равно чуть не потерял там время, но все обошлось, а вот в одних из ворот на крутяке он и вообще каким-то чудом не поймал флаг между лыжами, но снова его болельщики вздохнули с облегчением. Первый промежуточный отрезок был-1,96, именно на столько Райни опережал Дитера в спуске. Второй - 1,77. Как обычно в комби, вопрос заключался в том, что кончится первым - преимущество скоростника над технарем или трасса.
  На этот раз Райни не имел права на ошибку. Ведь все играло в его пользу. Эти две секунды при времени быстрейшего на сегодня прохождения трассы слалома 47,30 - совсем немаленькое преимущество. Но Райни не собирался осторожничать - он атаковал, он старался ехать быстро, очень быстро, и у него получалось. Второй отрезок - 1,58. Стадион взревел - дело шло к двойному швейцарскому лидерству... Третий отрезок и 1,55 - он шел наравне с лучшими слаломистами мира! Это было потрясающе! Впереди оставалось каких-то 14 секунд. И тут случилась эта глупая катастрофа.
  Шпилька. Райни плохо рассмотрел еще один шест - слишком яркое солнце, и вообще... черт его знает, что случилось, но он просто не вписывался в ворота. Отчаянный рывок, завал на бедро... Почти лег на снег. Каким-то невероятным усилием выбросил себя из завала, который сожрал все его преимущество во времени. Как ему удалось вытащить себя из падения, потом он и сам никак не мог понять, но все великолепно натренированные мускулы сильного тела сработали за пределом своих возможностей - на каком-то сверхъестественном 'надо!'. Фонтан снега скрыл на момент от зрителей спортсмена, секундная тишина взорвалась громким воплем из тысяч ртов - он устоял, и он продолжал гонку! Теперь было не понять до финиша, чем дело кончится. Один из комментаторов даже сказал фразу, которая потом украсила собой несколько газетных заголовков:
  - Все, Эртли вышел из борьбы.
  Имелось в виду, что Райни потерял слишком много времени. Да, он сам отлично знал, что очень сильно ошибся и тем самым перечеркнул большую часть своего преимущества и лишил себя многих шансов, но впереди оставалось еще примерно десять секунд борьбы, и он выжал из них все, что мог.
  - Папа! Папа, гони!!! - кричала Лиз, вцепившись в руку Фила, который застыл, всматриваясь в монитор. Черт, брательник сливал гонку, Фил мог предположить, что он потерял все две секунды, но зная Райни, можно точно сказать - он сейчас бросится в атаку. И, чем черт не шутит, постарается отыграться. И Райни не был бы сам собой, если бы этого не сделал. Он летел к финишу как на крыльях, будто у него включился какой-то сверхчеловеческий резерв сил, какое-то космическое второе дыхание.
  -0.04. Он был первым. А его соперник в борьбе за Общий зачет - четвертым.
  Поскольку Райни был последним участником сегодняшней гонки, его победой соревнования и закончились - он быстро забрал более легкие лыжи у одного из своих техников, передал ему свои на технический контроль, а сам отправился за медалью. Черт, у него снова все получилось! Как здорово!
  - Это была невероятная гонка. - сказал он в микрофон одному из журналистов. - Думал, та ошибка мне будет стоить намного дороже.
  - Не повезло?
  - Просто невнимательность и нервы, - сказал Райни. - Ну что же, все хорошо, что хорошо кончается.
  - Как тебе удалось выйти из практически уже необратимого падения?
  - А вот тут повезло.
  - Золото в даунхилле ты посвятил памяти своей бывшей жены. Серебро в супер-джи было завоевано без посвящений. Кому ты посвятишь сегодняшнее золото в супер-комби?
  Райни широко улыбнулся:
  - Моей дочери Элизабет.
  Он не мог дождаться, когда увидит дочь. И на этот раз она просто выбежала к нему навстречу, сияя - такой солнечный лучик. Рыже-каштановые волосы, веснушки, синие глаза. И снова у нее получилось это сказать:
  - Пап, класс! Я выиграла пари! Я поставлю щелбан Томми!
  - Сильно-то не лупи, Томми нам еще пригодится, - засмеялся Райни и подхватил ее на руки, подбросил вверх. - Солнышко, спасибо. Я выиграл для тебя.
  - Спасибо, - она обхватила его за шею. Обоим было все равно, что кругом толпа любопытных зрителей и журналистов. До сих пор Райни никогда не появлялся на публике с дочерью, но смерть КК все изменила. Такая драма в жизни знаменитого Райнхардта Эртли, конечно, притягивала всеобщее внимание. Райни поудобнее подхватил Лиз, кое-как уместил лыжи под мышку и направился к выходу со стадиона.
  - Он снова это делает, - тяжело вздохнула Аннабель, глядя им вслед.
  - Что? - спросил Фил.
  - Он опять ушел с ней. - Она не добавила 'А на меня даже не посмотрел', но парень все понял.
  - Ну и ладно. Пошли пить шампанское. Фрау Бахман, вы с нами?
  Он по-хозяйски обнял Аннабель за талию и повел в кафе. Некоторые девицы положительно глупы. Лиз - дочь Райни, которую он терял на долгие годы, неужели нужно именно сейчас так по-идиотски ревновать, вместо того, чтобы просто порадоваться за своего мужика? Но он ничего не сказал. Фил был умным мальчиком и умел вовремя промолчать.
  
  Лиз сидела на куртке, подстеленной отцом на нагретый ярким весеннем солнце каменный забор. Райни стоял рядом с ней, облокотившись на камень. Над ними шелестела ветками ель, перед ними расстилался пологий спуск с зеленого холма в долину, шевелила свежей листвой липа, растущая на склоне в 20 метрах ниже. Солнце зажигало искры в волосах мужчины и ребенка. Лиз держала на ладони медаль. Золотую. Первую медаль, которая была посвящена ей. Лично.
  - Как ты смог не упасть? - с недоумением спросила она. - Как? Ты же уже совсем лежал на снегу.
  - Я себя вытащил, - усмехнулся он, следя, как в ее локонах купается солнечный зайчик, запущенный его часами на руке.
  - Как это вытащил?
  - Как барон Мюнхгаузен. Вы в школе не проходили? Он себя за косичку вытащил из болота.
  - Вранье это все.
  - А он вообще был врун, этот барон.
  - А зачем ему косичка, он что, девочка?
  - Нет. Раньше мужчины носили парики с косичками.
  - А-а. А знаешь, какое я от тебя желание попрошу?
  Райни с веселым удивлением посмотрел на дочь:
  - Я же выиграл.
  - Правильно. Значит, я загадываю желание. Я же на тебя ставила.
  О, детско-женская логика! Он только рассмеялся:
  - Ну, говори.
  - А ты сделаешь?
  - Не знаю. Скажи сначала.
  - Нет, сначала обещай!
  Обычно он никогда на такое не шел, но сегодня и для Лиз он был готов на все:
  - Обещаю.
  - Тогда... Я хочу, чтобы ты носил в ухе колечко!
  Райни опешил:
  - Чего? Ну знаешь!..
  - Ты обещал!
  - Но зачем, Лиззи?
  - Это круто выглядит!
  - А зачем мне круто выглядеть?
  - Ты классно выглядишь и клево одеваешься, а сережки не хватает! Ну пап, ты же обещал!
  От этого 'пап' Райни просто таял. Ну как тут отказать?
  - Хорошо. Но только это будет совсем маленькая сережка и только в одном ухе. Поняла? И больше я ничего прокалывать не собираюсь, ни брови, ни язык, ни нос, ясно? И тебе не позволю еще лет пять. А теперь насчет моего желания...
  Тут Лиз не спорила:
  - Тоже обещаю выполнить!
  - Вот и славно. Лиз, отныне ты каждый день читаешь минимум по полчаса. Выбираешь любую из книг, которые я тебе купил, и читаешь перед сном. Хорошо?
  Тут уже Лиз насупилась:
  - Я не люблю читать!
  - Это потому, что не умеешь.
  - Я не умею? - тут уж девчонка просто взвилась. - Да я была лучшей в классе по технике чтения! Мне просто неинтересно!
  - Ладно, солнце, не вопи. Я знаю, что ты читаешь быстро. Но уметь читать - не значит только знать буквы, Лиззи. Это значит, понимать, что ты читаешь, видеть это перед собой, сопереживать героям, предполагать по ходу повествования, что будет дальше.
  - Я понимаю!
  - Если бы понимала, не говорила бы, что тебе неинтересно читать.
  Лиз надолго замолчала, задумавшись о том, что он ей сказал. А Райни думал о том, что будет дальше. Как это здорово, что теперь у него есть Лиз! Они вернутся домой, дочка будет осваиваться в Сембранше, найдет себе новые интересы и новых друзей, будет учиться говорить по-французски, а потом они улетят на Сардинию. С другой стороны, если он летом поедет тренироваться в Южную Америку, он может взять ее с собой. Но сборов будет много, и некоторые из них совершенно не такие, на которых ребенку будет интересно. И опять-таки, рекламные съемки никто не отменял, а на май запланировано несколько больших сетов для Тьерри Бонне, для Одеон Иншуранс, который, как-никак, являлся основным спонсором Райни, и для Хэд. И правильно он решил, что ему придется подыскать няню для Лиз. Молодую и активную. Они на пару с фрау Бахман отлично управятся. Надо, наверное, попросить Тима Шефера, чтобы он обратился в пару лучших агенств, чтобы ему подобрали самых классных кандидаток. С фрау Бахман он сработал отлично. А теперь найдет подходящую девчонку и в Швейцарии - со свободным французским, специалиста по детским играм и детской общей физподготовке. Велик, теннис, бег, плаванье, паркур, ролики - все, в чем он сам с удовольствием будет участвовать, когда будет возвращаться в Сембранше.
  
  Финал Кубка мира близился к своему завершению, и расклад был пока неопределенным. Райни великолепно выступил в гиганте, то есть великолепно для себя, взял бронзу. И теперь - когда дело дошло до специального слалома - перспективы выглядели довольно неплохо. Но... все равно непонятно.
  В гиганте оба они - Райни и Крис - непримиримые соперники на трассах и приятели по жизни - оказались на пьедестале. Крис - на верхней ступеньке, Райни на нижней, и между ними удалось вклиниться одному из шведов. Все это означало, что к последнему состязанию Эртли подошел с преимуществом перед Фархаузером в 82 очка...
  По принятому на многих спортивных каналах порядку, перед состязаниями часто обсуждались расклады сил перед гонкой. В этих обсуждениях участвовали как нынешние звезды и звезды былых лет, так и влиятельные спортивные журналисты. Но один из наиболее продвинутых австрийских спортивных каналов пошел дальше всех. Перед камерами оказалась блистательная компания - великие звезды недавних времен, австриец и швейцарец, Флориан Хайнер и Отто Ромингер. Оба в свое время были звездами скорее скоростных видов, особенно Фло, но в слаломе разбирались ничуть не хуже, чем любой ныне-действующий технарь. Поэтому их двухминутный разговор перед началом трансляции приковал к себе столько внимания.
  - Ну что, - сказал Флориан, который в свои 37 и не подумал растерять форму. По-прежнему мускулистый и огромный, он еще сильнее, чем прежде, смахивал на великолепного медведя. - Раскладец на сегодня, я бы сказал, что в нашу пользу. Преимущество скоростника Эртли над слаломистом Фархаузером составляет 82 очка, а остался один слалом.
  - Лично для меня ситуация абсолютно непредсказуема.
  - Отчего же? Райни, конечно, имеет кое-какое преимущество, но оно ему не поможет, если он сегодня проиграет, а Крис выиграет.
  - Ты, как всегда, прав, но только частично, - Когда ему было 22, Ромингер считался одним из самых красивых мужчин в мире, но в 33 тоже не спешил ронять планку. Он больше не светился ни на трассах, ни на страницах журналов, повзрослел и заматерел, но выглядел по-прежнему потрясающе. Его белокурые волосы не потеряли ни на йоту своего блеска и густоты, глаза по-прежнему искрились золотисто-зеленовато-янтарными искорками, а улыбка была дерзкая, нахальная и обаятельная. И - как и прежде - великолепное тело. Оставив в прошлом драные футболки и затрапезные джинсы, он приохотился к дорогим шмоткам, хотя и не понимал в них ни черта, его гардеробом управляла жена. - И, если бы преимущество Райни составляло 50 очков или меньше, я бы первым пошел учиться петь йодли. Но Райни может попасть в десятку. И тогда все будет очень весело. Большой Хрусталь уедет в кантон Вале, где ему - самое место. А мы с тобой сядем и порассуждаем, 18 очков это много или мало.
  - Ну, для этого ему нужно всего ничего, - ухмыльнулся Хайнер. - Только обыграть 15 лучших слаломистов мира, что как-то не представляется возможным.
  - Ну, Райни умеет собраться, если ему это очень нужно.
  - И мог бы я с тобой согласиться, если не учитывать, что Фархаузер - сильнейший слаломист в мире, а Райни в слаломе величина не самая стабильная.
  - Насчет стабильности согласен. Райни может выступить блестяще, а может и провалить гонку, но бывали у него случаи, когда он был в ударе и привозил Крису по секунде. И это было только в этом сезоне дважды.
  - Верно, а потом подряд четыре раза вылетел с трассы. Два раза с первой попытки, два со второй и еще одна техническая дисквалификация. Так что я бы на него не стал сильно надеяться.
  - Крис точно так же может всех уделать, а может и слить.
  - Я ставлю на Криса, - Фло весело сверкнул серо-зелеными глазами. - Пиво.
  - Идет. Принимаю и ставлю на Райни, - Мужчины улыбнулись друг другу, обменялись размашистым рукопожатием и, передав микрофоны взволнованным комментаторам, разошлись по своим трибунам, болеть каждый за своего, предвкушая пиво и развеселые семейные посиделки.
  
  - Осторожней, Клаус, сегодня колено опять болит, - сказал Райни за 10 минут до своего старта. Он должен был стартовать двадцать шестым - по правилу пятисот, после всех. Сейчас к старту готовился Крис Фархаузер, стартовый номер 5.
  Чуть раньше они с Райни перекинулись парой слов. Так, ничего особенного, привет - как дела - жарковато опять - ничего, трассу посолят. Даже удачи друг другу пожелали, хотя именно сегодня, когда для обоих все стояло на карте, они искренне желали удачи только каждый сам себе. Хайнер и Ромингер достаточно четко показали картину - если Фархаузер победит, Райни спасет только попадание в десятку. Хотя вариантов, как обычно, было множество - оба могли не победить, и тогда в действие вступает чистая математика.
  - Колено - это плохо, - сказал Ниш, слегка меняя воздействие на левое колено спортсмена, которое тот вышибал дважды и которое в совокупности перенесло девять операций. - Так больнее?
  - Черт, да.
  - Я бы на твоем месте завтра же поехал на пару недель в центр спортивной ортопедии на реабилитацию.
  Прощайте, мечты о Сардинии. Клаус добил его:
  - Ты в великолепной форме, но вот твое колено... если что-то станет причиной для завершения карьеры в обозримом будущем - это именно оно.
  Райни знал об этом и без Ниша. Чуть резче, чем было необходимо, он ответил:
  - Ладно, Клаус, давай разомни его немного. Что больно, фиг с ним, главное, чтобы двигалось как надо.
  Крис Фархаузер не сделал на трассе почти ни одной ошибки. О, нет. Он был блистателен. Планка, которую он выставил для соперников (и для Райни, конечно) была чрезвычайно высокой. 55,23 секунды. И трасса была поставлена не так, как Райни любил. Когда он увидел одни закрытые ворота во время просмотра, часом раньше, у него просто сердце упало. Это была премерзкая комбинация, на которой придется сильно тормозить, а потом набирать скорость на невнятно-пологом отрезке. Райни не был мастером решения подобных головоломок, он вообще неважно себя чувствовал на пологом, а уж когда надо пытаться на нем разгоняться - его можно было сразу вычеркивать из фаворитов. Только в числе сегодняшних фаворитов он в любом случае не был. В слаломе? Райни Эртли? Ну правда что... Правда, его блестящая победа в комби немного обуздывала скептиков. Зато грубейшая ошибка в ходе прохождения слаломной попытки, которая чудом не положила конец вообще всей борьбе, охлаждала и оптимистов. Чисто по слаломной трассе Райни был пятнадцатым - не большой аванс для того, кто обязан был занять место не ниже шестого.
  К моменту старта Райни никто не смог замахнуться на результат Криса. Фархаузер оставался первым. Райни прошел трассу ровно, в разумной степени атакуя, но без экстрима, и на финиш приехал четвертым.
  Мало. Мало, очень мало. Он уступал Крису растреклятые 6 сотых, и все равно - четвертый! Сумасшедшая плотность результатов была обусловлена быстрой ледяной трассой, а закрытые ворота на пологом привели к тому, что те, кто не смог поймать ход на разгоне, отставали от пятерки лидеров уже больше, чем на секунду. Вот так сложилась первая часть нынешней гонки: первое место было у австрийца Кристофа Фархаузера, второе разделили француз Жюстен Десолье и норвежец Оскар Бломквист, а на пятом - немец Маркус Келерт. Четверка сильнейших слаломистов мира и как-то затесавшийся между ними универсал с явным креном в сторону скоростных дисциплин.
  
  Перед стартом второй попытки Райни, как обычно, вернулся в отель, чтобы передохнуть, вздремнуть и восстановить силы с помощью массажа Клауса Ниша. Он чувствовал себя как-то странно. С одной стороны, ему остался один, последний шажок к своей великой супер-цели, и он был не на самой плохой позиции для выполнения этого шага - он вполне мог проехать и на полторы секунды медленнее Криса, и по очкам все равно большой Хрустальный глобус был бы у него в руках. С другой - Райни был борцом. Он считал, что должен выступить в свою полную силу, никаких аккуратненьких проездиков с полуторасекундным запасом, к черту все это! Он должен выложиться полностью и победить не только в зачете КМ, но и именно в этом слаломе. И он может, вполне может это сделать.
  Лиз все время, пока продолжался массаж, сидела в кресле в номере Райни, играла с Хани и болтала (пока Ниш выкручивался, пытаясь делать массаж мышц бедер и ягодиц не вполне раздетого спортсмена) Фил угорал со смеху над ними всеми. Аннабель... А где Аннабель? Все заметили, что ее нет, но никому не хотелось ее искать. Мало ли где она, какая разница? Гуляет, по магазинам ходит, мало ли в Шладминге мест, где красивая молодая женщина с золотой банковской картой может провести время?
  Она не появилась и к началу второй попытки, но это заметил только Фил. Остальным было в общем ни до чего, кроме Райни. Вот он их всех очень волновал. Хорошо ли отдохнул (неплохо), готов ли (вполне), не болит ли колено (болит как зараза) и может ли победить. На этот вопрос, который задала Лиз, отец ответил просто: сделаю все, что смогу.
  Поскольку он финишировал в первой попытке четвертым, сейчас ему предстояло стартовать двадцать вторым. Ну а потом - ждать, сможет ли Крис оспорить его самый главный трофей - Большой Хрустальный Глобус.
  Крис в любом случае получит малый хрусталь в слаломе, но, как и Райни не был абсолютно удовлетворен малым глобусом в спуске, так и Крису этого было мало. Оба бьются за абсолютный результат, и пленных не берут, на то они и есть лучшие горнолыжники планеты.
  +12, и никакой снежный цемент и никакие сверхконцентрации соли не могли спасти полотно трассы от таяния.
  - Чертовы лужи на трассе! - злобно пролаял в трубку сотика Дитер Лок, единственный швейцарец, кроме Райни, отобравшийся на финал. Лок был лучшим слаломистом, чем Эртли, но на этот раз ему придется довольствоваться в худшем случае десятым местом. - Не знаю, как ты пойдешь, Райн, и получишь ли ты свой шарик, но приедешь мокрый с головы до пят, уж это точно. - Скинув таким образом чрезмерно бурлящие эмоции, Дит перешел к делу: - Обе пары ворот на пологом, третьи и четвертые, реально разбиты до очень глубоких колей, и в колеях стоит вода. Там будет непредсказуемо. Меня чуть не выкинуло.
  - Понял, - Райни чуть поморщился от сильного сжатия икры - Ниш заканчивал разогрев.
  - А на крутяке снег просто реально валится вниз вместе с тобой, если ты понимаешь, что я имею в виду. Сносит конкретно. Лыжи вязнут - это ты и без меня понимаешь, и с каждой секундой это становится все критичнее.
  Это было хорошей новостью - Райни не так важно было зацепить медаль в этом слаломе, у него цель была - Общий зачет, и для этого он должен был одолеть только одного спортсмена - того, кто стоял между ним и вожделенным результатом - Кристофа Фархаузера.
  Поскольку Крис - первое время по результатам первой попытки - должен быть стартовать во второй попытке последним, а Райни четвертым с конца, Крису придется иметь дело с чуть более разбитой трассой, с чуть более растаявшим полотном, с чуть более глубокими колеями и чуть более ярковыраженной снежной кашей под лыжами. Совсем чуть-чуть... но из этого чуть-чуть и складываются сотые секунды в финишном протоколе.
  У Райни тоже условия старта были довольно экстремальные. Но Отто Ромингер, который в общем-то неплохо знал одну из ярчайших звезд в обойме 'Дорелль', правильно подмечал его способность к сверхконцентрации в сверхусловиях. Райни должен был собраться так, как он умел это делать.
  Снег под ногами в стартовом городке уже давно превратился в противно хлюпающую ледяную кашу, поэтому незадолго до старта один из младших сервисеров Райни вручную очистил подошвы ботинок и крепления, чтобы льдинка не попала внутрь крепления - такая случайная льдинка, если не окажется размолота по ходу, может быть причиной проваленной гонки или даже тяжелой травмы. В таких делах мелочей нет. Райни не следил за манипуляциями сервисменов, он вспоминал трассу, не желая ничего оставлять на самотек. Он должен был идеально знать курс.
  Рельеф здешнего склона подходил ему отлично - короткий и не особенно пологий участок сверху и отличный крутяк с середины и до конца, а между ними - вполне приемлемый градиент. Ворот, конечно, понаставить можно везде таких, что фиг впишешься, а для скоростника Эртли чем прямее постановка трассы, тем лучше, и вот тут ему не очень повезло. Он получил самую мерзкую из всех возможных постановок в исполнении шведского тренера, который обожал ставить сугубо техничные, неритмичные трассы. Правда, он был опытный, этот Ларссон, и понимал, что чем больше торможений в закрытых воротах он наставит, тем быстрее трассе придет конец - в этих местах снег быстро сойдет на нет. Но на просмотре Райни показалось, что все же дело не обошлось без пары подлостей. Ну ладно, что есть, то есть, могло быть и хуже. До его старта оставалось меньше минуты - сервисмен быстро протер скользяк специальной щеткой с соответствующей пропиткой, чтобы одновременно придать лыжам большую скользкость и убрать с них снег.
  - Давай, - бормотал ему на ухо Гасснер. - Сильно не рискуй, не нужно, сегодня никаких подвигов и экспериментов, у тебя приличный запас, попадешь в десятку - и дело в шляпе, шарик твой. Не борзей. Полотно не то, опять же твое колено. Ставка слишком велика. Осторожней.
  Райни кивнул, его глаза сквозь темные фильтры маски скользили по ближайшим фигурам на трассе. Судья наклонился, чтобы закрыть 'омегу'. Райни стряхнул остатки ледяной каши с палок и уткнулся ими в стартовые площадки.
  - Давай, гони как черт! - рявкнул Фогель, они часто начинали именно так. У Фогеля был суперклассный тембр голоса для того, чтобы вытолкать спортсмена на трассу и заставить наддать с первых же сантиметров дистанции. Птица? Какая к черту птица, натуральный лев. Райни 'наддал' бы даже в полной тишине, но Фогель со своим львиным рыком был очень уж уместен на старте.
  И Райни погнал как черт. Первая серия ворот позволила ему поймать подобие темпа, и он работал так, как умел - быстро, рисково, чисто. Атакуя, но не безрассудно. Первую часть прошел без помарок и нарастил свое преимущество перед нынешним лидером Маркусом Келлертом, которое составляло на старте 0,22, а к первой контрольной засечке увеличилось до 0,29. Стадион ревел без умолку - все понимали, что Райни сражается не за победу в этой конкретной гонке, а за победу в общем зачете и за Большой хрустальный глобус. Разумеется, в австрийском Шладминге большинство поддерживало австрийца Кристофа Фархаузера, но во-первых, болельщиков-швейцарцев тут было почти столько же, сколько австрийцев, а во вторых, в горных лыжах очень часто в действие вступает своя специфика - что бы ни стояло на карте у спортменов, зрители охотно поддерживают любого хорошего гонщика, который имел случай заслужить их уважение. Поэтому поддержка у Райни даже здесь была колоссальная. 'Гони, Райни!' И он гнал.
  Он не собирался делать, как ему советовал Гасснер. Крис был отличным тренером, но ни хрена не понимал в риске и в атаке, и так и не понял, что за человек Райнхардт Эртли. Что бы он ни делал - он обязан был сделать лучше всех. Именно этому он был обязан своей нестабильностью в технических дисциплинах - Райни мог выступить просто блестяще, привезя лучшим слаломистам планеты секунду, а мог тупо вылететь на простейших воротах или поймать флаг. С возрастом и опытом ситуация немного выправилась - риска за гранью фола стало меньше, Райни всегда четко знал, что делает, и видел, может это получиться или нет, это касалось как скоростных дисциплин, так и технических, и именно это умение привело его туда, где он был на данный момент.
  В шаге от пятого Большого Хрустального глобуса.
  Попасть в десятку? Да мало ему десятки! Он вышел на трассу, чтобы победить, а не чтобы аккуратненько прокатиться вполкантика. И вылетать он не собирался... Хотя, конечно, непредвиденные обстоятельства никто не отменял.
  Да, моменты были. Один раз он еще раз получил шестом по ключице и физиономии - конечно, его защищал шлем и маска, и защитная дуга на челюсти, но все же кое-что досталось.
  Райни был чуть-чуть высоковат для идеального слаломиста, но худощав, гибок и очень силен, и эти свойства с лихвой перекрывали несколько высоковатый рост. Он умел маневрировать просто идеально, наверное, даже среди тех, кто составлял слаломную элиту и заполнял верхний строки рейтингов, мало кто умел так быстро и четко перестраиваться так часто, как это было нужно, на сумасшедшей скорости. У него болело колено, но на его подвижность это, к счастью, никак не влияло.
  - Папа! Это мой папа! - вопила Лиз почти всю минуту, пока он был на трассе. - Папочка, давай, гони скорее! - И громко завизжала от восторга, когда увидела единицу на табло и цифры - он опережал предыдущего лидера на целых полсекунды! 0,54!
  Огромный стадион и толпы болельщиков, которым не хватило мест на трибунах и которые стояли по бокам трассы, бесновались. Многотысячная толпа взорвалась воплями, грохотом, звоном - петарды, альпийские рожки и колокола, дуделки - все пошло в ход. Райни попадал как минимум в четверку, стало быть, набирал как минимум 122 очка, а Фархаузер, даже победив, наберет не более 100. Новый Большой Хрустальный глобус нашел хозяина! Швейцарец Райни Эртли в очередной раз доказал, что равных ему на сегодня нет.
  Первым делом, как положено, он поприветствовал болельщиков и подошел к барьеру, чтобы обнять и поцеловать дочь и обменялся быстрым объятием с братом. Так и не заметив, что Аннабель отсутствует, он отправился на технический контроль. Вот теперь он здорово захромал, больно было идти, казалось, он не может переносить вес на левую ногу. Черт...
  Оставалось подождать, что смогут сделать оставшиеся на старте три лидера первой попытки.
  Жюстен Десолье.
  Оскар Бломквист.
  Кристоф Фархаузер.
  Трое лучших слаломистов в мире. Что они противопоставят выскочке, которому оказалось мало скоростных дисциплин, и он пришел попастись на их пастбищах?
  У Десолье и Бломквиста было одинаковое время по итогам первой попытки - на 2 сотые быстрее Райни. Крис привез ему 0,06. Мелочь, но проигрыш есть проигрыш, составляет ли он 6 сотых или 6 целых секунд. Райни завоевал главный трофей, и теперь всей душой жаждал просто еще одной победы, хотя и понимал, что Фархаузер так легко не отступится. Крис продул в борьбе за большой Глобус, даже победа сейчас не позволит ему достать Эртли, но еще одно золото ему уж точно никак не помешает.
  Десолье заставил Райни понервничать. Как он шел, как здорово - быстро, в меру рискованно, смело и четко, невероятная техника француза - предмет непреходящей зависти Райни, который, как ни старался, именно так вести лыжи все же не умел. Но ему не удалось обойти Эртли. Отставание 0,01, ничтожнейшее и обиднейшее, реально не более не менее чем статистическая погрешность... Но сегодня повезло Райни. Это означало - уже как минимум пьедестал и не 50 очков в зачет КМ, а 60.
  Бломквист начал с той же позиции, что и Десолье. Полтрассы шел просто как бешеный бык, если бы у вешек были хоть зачатки интеллекта, они бы, наверное, сами разбежались с его дороги. Но Оскар недорасчитал грань между агрессивным проходом и несбалансированным риском, и жестоко разбитое месиво, в которое превратился снег, наказало его за это - сильно зарывшаяся в снег у вешки лыжа и падение. Сильное, долгое, полностью исключающее возможность дальнейшей борьбы. Со злостью треснув палкой по защитной сетке сбоку трассы, Бломквист отъехал в сторону. Тем самым Райни получит как минимум серебряную медаль.
  Быстрая инспекция вешки, и дано добро на старт последнего участника. Момент истины.
  Кристоф Фархаузер, 28 лет, выпестованный в тирольской лыжной школе 'Арльберг'. Все время чуть позади Райни в общем зачете, но готовится нанести решающий удар. Сегодня время для этого удара еще не настало. Но кто знает, кто знает...
  Крис уже понял, что Большой Хрустальный Глобус уплыл у него из рук, главный трофей года снова достался швейцарцу. Но это не значило, что он был готов отдать вместе с глобусом и золотую медаль именно за эту гонку. За слалом в рамках Финала Кубка Мира 1999-2000 годов. Райни может праздновать победу в общем зачете, но Крис может и должен показать, что не все его карты биты.
  Он не повторил ошибку Бломквиста, который ввинчивался в виражи как пушечное ядро, но не стал и осторожничать. Он снова - в очередной раз - продемонстрировал миру, что такое идеальный слалом. Красиво, быстро, технично. Да, Райни Эртли сделал все, что мог, завоевав в этой последней битве второе место (и свой вожделенный БХГ) но Крис пришел и показал, кто был и остается главным в этой дисциплине.
  -0,82. Ровно столько он привез на финиш серебряному призеру. И это был уже не 'баланс' - это не весы качнулись туда или сюда. Не статистика, не везение и не лотерея. Это был откровенный разгром в лучших традициях австрийской слаломной школы.
  Райни улыбнулся, увидев двойку напротив своей фамилии - теперь он второй. Он обменялся рукопожатием с Крисом, они поздравили друг друга - соревнования закончились, на финишный круг уже вынесли пьедестал. Райни только тут увидел, что его дочь плачет. Горько плачет, уткнувшись в рукав Фила. Райни думать не хотел, что он там должен сейчас делать - идти на пьедестал, получать свое серебро, что угодно. Он заковылял к дочери - так быстро, как позволяли жесткие спортивные ботинки (он не успел их переодеть) как позволяло отчаянно разболевшееся колено. Он сгреб дочь в охапку, прижал к себе, поцеловал лоб, мокрые щеки, залитые слезами глаза.
  - Лиз, Лиззи, ну пожалуйста, родная моя, почему ты плачешь?
  - Почему ты не первый? - прорыдала она.
  - Потому что это слалом, девочка, а в слаломе Крис сильнее. Ну пожалуйста, не плачь, моя малышка. Доченька, я люблю тебя.
  Она вцепилась в него, как в спасательный круг:
  - Тоже тебя люблю, пап.
  За это стоило лишиться не только первого места, но и Большого Хрустального Глобуса и всего на свете. Не помнив себя от счастья, Райни прижимал к себе свою дочь. Родную, обожаемую, упрямую, строптивую, лучшую на свете. Самую любимую. Вот это и есть его награда. Самая любимая, самая вожделенная, самая долгожданная. Его дочь. И ее любовь.
  На этом сезон 1999-2000 годов был окончен.
  
  Они ужинали в Романтикотель на Вольфгангзее, отмечая великое событие - Райни в пятый раз завоевал Большой Хрустальный Глобус. Он уже успел немного отметить это дело в штабе своей федерации, но потом смылся, чтобы продолжить празднование со своими - вчетвером. Райни, Лиз, Фил и фрау Бахман. Райни снова вспомнил о том, что давно не видел Аннабель. Ему даже немного стыдно стало, что он получает удовольствие от ее отсутствия. Ну правда, вот была бы она тут, и снова пришлось бы работать сглаживальщиком острых углов между ней и дочерью, ловить их колкости и неприязненные взгляды... Ну что же, так тому и быть, время пришло, им просто пора расстаться. Как только она появится, наверное, придется осторожно и тактично сказать ей об этом.
  Они обсудили с метрдотелем меню, Райни сразу заказал вина себе и фрау Бахман, а для дочери и брата - лимонада (Филу обещал попозже тоже налить немного вина). Когда перешли к выбору основного блюда, Лиз вдруг толкнула отца локтем.
  - Что такое?
  - Смотри! - Он проследил взглядом, куда показывала дочь.
  Ну что же, как все удачно получается. Одна часть балюстрады, выходящая на озеро, была занята романтичными столиками на двоих, и вот за одним таким столиком сидела Аннабель. Самая красивая женщина во всем ресторане, шелковые черные волосы почти до пояса, изящная шея и прелестные линии груди, изумрудного цвета платье, яркий красный рот... бриллианты в ушах и на шее. И мужчина напротив. Под 50 лет на вид, важный, представительный, восточного вида. Ну что же, все к лучшему. Аннабель поймала взгляд Райни, светски кивнула ему, он широко улыбнулся в ответ. Что ж, похоже, необходимость в тяжелом и неприятном разговоре отпала. Все складывается отлично. Осталось просто не забыть заблокировать ее золотую карточку... Но судя по ее шикарному на вид новому патрону, она этого даже не заметит. Ну что же, будь счастлива, детка, нам было хорошо вместе.
  - Ну и хорошо, - прошептала Лиз. - Может, у него денег больше, чем у тебя, вот она и сбежала.
  Райни рассмеялся и подумал: 'У него нет любимой десятилетней дочки, вот в чем разница' и ничего не ответил, только взъерошил рыже-каштановые локоны Лиз.
  Фил тоже заметил Аннабель и вопросительно посмотрел на Райни. Братья обменялись быстрыми улыбками, поняли друг друга и замяли тему.
  Господи, ну как камень с души, подумал Райни. Финал КМ кончился, можно в спокойном режиме возвращаться домой и не волноваться из-за конфронтации между дочкой и своей девушкой. Ну а там... В Вербье есть одна девица, с которой его связывают вялотекущие отношения, длящиеся уже 5 лет. Без особой страсти и уж точно никакой любви, просто - всеобщий комфорт. О существовании этой девушки Лиз совершенно не надо знать, дочь и посторонние постельные похождения папаши будут существовать в двух разных плоскостях.
  Скучно, скучно, скучно быть старым мудрым циником, парни...
  
  Когда он вышел на балкон поговорить по телефону с Шефером, а потом и с Бертраном, к нему подошла Аннабель. Господи, она и вправду была красивейшей женщиной из всех, кого он когда-либо знал. Без преувеличений. Один ее взгляд мог любого мужика превратить в ее раба навеки. Почти любого. Райнхардта Эртли - не мог. Он для себя давно установил место женщины в своей жизни. Этой женщины - тоже. Ни одна из них не сможет взять над ним верх, лишить его разума, заставить делать что-то против его воли. Ни одна больше не использует его втемную. И ни одна, никогда и ни за что не заставит его страдать.
  Непрошенное воспоминание... Смотровая площадка высоко в горах, теплая августовская ночь... Прислонившись к гранитному парапету и опустив лицо в ладони, горько плачет миниатюрная черноволосая девушка. И он, Райни... девятнадцатилетний, растерянный, уходит от нее. Уходит, чтобы она не видела его слабости, его слез... а он тогда тоже умел плакать, хотя и никогда и никому этого не показывал... это все было так безнадежно, она любила другого, но не хотела отпустить Райни, хотя и понимала, что ничего у них не выйдет... Он остался, хотя и знал, что не должен. Ему было тогда очень больно. Так больно, что он пошел бы на все, только бы исцелиться от этой боли. Это был последний раз, когда его боль и любовь взяли верх над его волей. Никогда больше. Никогда.
  Он смотрел, как Аннабель подходит к нему. Кивнув ей, он сказал в трубку Бертрану:
  - Извини, Ален, я перезвоню через несколько минут. - Вежливость ему никогда не изменяла. - Привет, Аннабель.
  - Привет, милый, - она стояла в шаге от него, такая красивая и желанная. Неужели она зачем-то хочет продолжать их отношения? Или это просто привычка укладывать каждого мужика в мешок вне зависимости от того, планирует ли она какое-то продолжение отношений? - Думаю, ты понимаешь, что я хочу тебе сказать, правда?
  - Конечно, - Этот Райни, он был просто невыносим. Расслаблен, безразличен, его спокойная улыбка и безразличный взгляд - все это было просто больше, чем она могла вынести. Да, он казался ей лучшим любовником из всех, которые у нее когда-либо были. Великолепен в постели, ослепительно красив, знаменит и богат - в нем все было идеально, кроме одного. Он был просто каким-то ледяным изваянием. В нем не было любви. Ни капли. Он был холоден. Он мог любить других - дочь, братьев, родителей, но на настоящую, страстную, горячую любовь он был неспособен. В нем это просто отсутствовало. Он этого не умел. Аннабель помахала перед ним его золотой кредиткой, которую он открыл для нее вскоре после того, как они начали жить вместе:
  - Спасибо. Я, конечно, больше не хочу пользоваться ею. К тому же, Омар... мой друг... этого не допустит. Я уже собрала вещи, возможно, их уже увезли.
  Райни кивнул:
  - Спасибо. Хорошо. Я велю запаковать все твои вещи, которые остались в Сембранше, скажи, куда их отослать.
  - Можешь отправить моим родителям в Тонон-ле-Бен. И, Райни... машина и драгоценности, я понимаю, что...
  Властным жестом вскинув руку, он остановил ее:
  - Все это останется у тебя. Ну все, Аннабель, удачи тебе. Спасибо за эти полгода. - Вежливо кивнув ей, он достал из кармана брюк свой вечный сотовый телефон и начал набирать номер. Она была готова убить его. Если правду говорят, что каждый швейцарец носит свой ледник с собой, то в случае в Райнхардтом Эртли это было чертовым преуменьшением. Он весь состоял изо льда, вот и все. Аннабель развернулась на каблуках и оставила его одного.
  
  На следующее утро Райни столкнулся с неожиданной проблемой - когда пришло время сдавать прокатный мерс-кроссовер в аэропорту Зальцбурга, Лиз вдруг взбрыкнула. Ей, видите ли, жалко было машину - она ей очень понравилась. Будто с утра было мало проблем - сначала надо было организовывать перелет для Хани. Потом вдруг прилетел Фогель и прочирикал страшную новость - фургон со снарягой Райни какие-то злоумышленники попытались отправить по совершенно незапланированному пути (разумеется, вынашивая коварные планы наложить лапу на полсотни профессиональных снарядов для разных дисциплин). Потом вдруг оказалось, что кому-то надо отколоться от компании и перегонять 'Мазерати' Райни.
  У Фила аж глаза загорелись - подросток последний год провел в диких мечтах о том, чтобы погонять на спорткаре. Но злобный старший брат был неумолим. Посадить пацана за руль машины с взрывным сцеплением и тремястами еще более бешеными кобылами под капотом - означало обречь его на верную смерть. Фил неплохо водил свой драндулет - четырехлетний сааб, имел право брать рейнджровер Райни, и на Сопляческое восемнадцатилетие через два года Райни планировал подарить ему ауди ТТ, но до мазерати он не дорастет еще несколько лет без вариантов. При всей своей безалаберности, одну вещь Райни всегда отсекал четко - где находятся ключи от мазерати и не попадут ли они в лапки младшего брата.
  Райни уже подумал было попросить служащих в 'Спортотеле' организовать перегон мазерати, но пришло неожиданное решение - свои услуги предложила фрау Бахман. Эта воистину удивительная старая леди обладала водительским стажем 40 лет и правами на 4 категории транспорта, с мазерати она управлялась с такой уверенностью, что под ее руководством дикий, необъезженный жеребец, каким мазерати мог стать для неопытного водителя, превратился в ласкового пони.
  Райни сам мог перегнать свою любимую машинку, тем более что на дороге они просто сливались в одно целое и прекрасно чувствовали себя вместе - мазерати показывал, на что он способен, Райни ловил кайф... но на этой машине нельзя было ехать Лиззи, по причине отсутствия заднего сиденья, а расставаться даже на время перегона отец и дочь не захотели. Итак, братья и Лиз полетели до Женевы самолетом, а фрау Бахман наслаждалась магией спортивного авто.
  А что до мерса МL - Райни просто пришлось обещать Лиз, что в Швейцарии они купят себе такой же. Черт подери, сколько автомобилей нужно для счастья отдельно взятому скромному швейцарскому миллионеру-спортмену? Кроссовер и внедорожник, один спорткар, еще один внедорожник на Сардинии, машина для хозяйства в Сембранше - на ней приходящая помощница по хозяйству ездила за продуктами или в химчистку, если босс ее просил. И еще резервная бмв 750 двухлетней свежести - ну как бы просто стояла и ладно. И на всю эту кучу металлолома приходилось платить огромные налоги! Нет, точно придется хоть что-то продать.
  - А у меня тут дом, - сказала Лиз, когда они на такси выехали из аэропорта в сторону Женевы.
  - Знаю, - рассеянно сказал Райни и мысленно сделал пометку осмотреть этот дом и решить, что делать с ним дальше. - Ты там бывала?
  - Конечно. Сто раз. Там жил Николас, на котором мама не захотела жениться.
  - Помню. - Райни не стал поправлять постоянную ошибку Лиз в употреблении глагола 'жениться'. - Лиззи, а большой этот дом?
  - Большой, - энергично кивнула девочка. - Почти такой же, как мамин в Аттерзее. Только участок меньше. И везде растут какие-то деревья и кусты. Там удобно играть в прятки.
  - Тебе было с кем играть?
  - Нет. У Николаса никого не было.
  - Кстати, ты вроде говорила, что у него была другая жена?
  - Кажется, да. А, и еще у него сын умер. Больше я не знаю.
  Неожиданно Райни просто озноб охватил, стоило подумать о вдове Николя. Каков подонок, хотя плохо о мертвых и нельзя... Бедная женщина, после того, как ей пришлось потерять сына, еще и муж ушел от нее и лишил ее наследства! Нет, положительно это была хорошая мысль - отдать ей картину или что-нибудь.
  - Почему он умер? - спросил Райни.
  - Разбился на байке.
  Спортбайк в понимании Райни был снарядом типа мазерати: не умеешь - не берись. Опасная вещь для того, кто не умеет с ней управляться. Он свой байк - знаменитый Хонда-Харрикейн, который когда-то купил ни у кого иного, как у Ромми, продал в рамках благотворительной акции, каким-то образом связанной с дорожной безопасностью, когда ему было 24 и он начал ловить больше кайфа от автомобилей с мощными двигателями.
  Лиз подтянула колени к подбородку и уставилась в окно:
  - Отсюда всего минут десять хода до того дома. До той улицы Перье-Шамон или как ее там. Давайте заедем. У меня там остались кое-какие игрушки.
  - Не сегодня, Лиззи, - сказал Райни. - У меня нет ключей от дома, я не знаю сигнализацию, игрушек мы тебе купим в Вербье целую кучу.
  - Ну я хочу туда поехать, пап.
  - Съездим как-нибудь.
  
  Все же этот сезон был чертовски утомительным. Наверное, самым утомительным за всю карьеру великого спортсмена Райнхардта Эртли. Вроде бы в этом году не было травм, не было серьезных проблем с федерацией, но все старые травмы будто сговорились, то спина, то колено, противный грипп в январе, да и вообще утомление накапливалось, как снежный ком, слишком много рекламных съемок и спонсорских мероприятий, да и тренировки и победы давались несколько тяжелее, чем раньше. Почему так? Возраст? Да ведь даже тридцать еще не исполнилось. Самый расцвет, а он ноет, как старый дед. Надо хорошенько отдохнуть. Если бы не это идиотское колено, он бы быстренько схватил дочь в охапку и сегодня же улетел бы с ней на Сардинию, чтобы там ни черта не делать. Просто лежать на белом песке, считая кудрявые облачка в синем средиземноморском небе и стаканы апельсинового сока... Но сейчас этот номер не пройдет. Нужно организовать сначала для Лиззи нормальный быт - комнату, одежду, игрушки и прочее, что может быть нужно девятилетнему ребенку, и еще подумать о себе - обязательно нужно показать врачам колено. Если бы сезон не кончился - пришлось бы так или иначе его прервать, потому что с таким коленом ни тренироваться, ни выступать по большому счету нельзя. Потом, разобравшись и получив схему лечения, можно уже и на Сардинию. А потом, по возвращению, отдохнув и придя в себя, заниматься накопившейся текучкой - нянькой для Лиз, домом на Рут Перье-Шамон, виллой на Тиносе или Миконосе или где она там есть, картинами и большим блоком съемок для Тьерри-Бонне (почти голым) и для Одеон Иншуранс (вполне одетым), будь оно все неладно. А там опять Аргентина или Чили, домашние тренировки и столько всего... Нет, пока он не отдохнет хотя бы два-три дня...
  Он задумался так глубоко, что даже не сразу заметил, что Фил с заднего сиденья что-то говорит:
  - 'Роттен Спай'. Хорошее место, сегодня там какой-то запредельный сейшен.
  - А... - Райни сообразил. - 'Роттен спай'. Мне с моей коленкой только...
  - Ну можешь особо не колбаситься, сядешь себе и пивка выпьешь. А я у тебя трезвым братом-водилой поработаю.
  - Посмотрим, - неохотно ответил Райни. Ему не очень хотелось оставлять Лиз одну в первый вечер в новом месте.
  - А если будет 666? Ведь не захочешь пропустить?
  - Посмотрим, я сказал.
  
  Фабьенн помогала своему воспитаннику Пьеру-Алекси собирать из конструктора большой автокран, когда у нее зазвонил сотовый. Это была Пам.
  На самом деле, подруга в последнее время научила Фаби многому из того, о чем та даже не подозревала. Пам научила ее одеваться и держать себя. За неделю Фаби настолько продвинулась в этом многотрудном деле, что стала уже замечать оценивающие и восхищенные взгляды мужчин, жаль только, что пока не научилась не краснеть от таких проявлений внимания.
  Но больше ей и в голову не приходило подумать о себе, как о невзрачной ботанке, как раньше. Блеклая блондинка? Да как бы ни так! Если правильно сделать мэйк-ап и подчеркнуть одеждой фигуру - ни о какой блеклости не может быть и речи.
  Не все шло гладко. Фаби никак не могла привыкнуть к каблукам, предпочитала кеды и балетки, и вообще ей сначала совершенно не хотелось этим заниматься. Когда проводишь кучу времени за учебой, потом сидишь с трехлетним малышом, а потом носишься с тяжеленными подносами в затрапезной кафешке, последнее, чего хочется вечером - наряжаться, выставляя напоказ все, что она привыкла припрятывать, и скакать на каком-то дурацком танцполе, но, когда она пыталась взбрыкнуть, Пам заявляла, что это похмелье после расставания с этим самым Жаном-Мишелем-Эфроимом, и надо срочно подыскивать противоядие, и навязывала Фаби знакомства с какими-то своими дружками, которые пугали девушку до полусмерти и не вызывали у нее ни малейшей симпатии. В общем, она постепенно приучилась видеть некоторый кайф в том, чтобы хорошо выглядеть и танцевать, ну а то, что она уставала после учебы и работы... что ж, ей всего 23, когда еще можно проучиться и проработать весь день, а потом протанцевать всю ночь и утром снова быть как огурчик?
  На звонке Пам стоял трек одного из очень популярных в последние дни ди-джеев - 666. Предполагалось, что эти парни сегодня и зажгут в 'Роттен Спай'.
  - Сегодня в десять они начинают, - сообщила Пам. - Готовься. Кстати, знаешь кто нарисовался из дальних странствий? Надо будет Ларе сказать, тоже поди задрав хвост с нами побежит.
  - Да? - лениво спросила Фаби, хотя внутренне подобралась и встала наизготовку. - Неужто Эртли?
  - Он самый. Всей своей сексапильной персоной. Слабо тебе прыгнуть к нему в койку, а? Раз уж ты у нас теперь красотка?
  - Больно надо, иди к черту. Все, пока, мне работать надо. И вообще, кто сказал, что он сразу после финала Кубка мира попрется на какую-то тусовку?
  - Братишка его. Фил. Он сегодня звонил Морису и сказал, что, если будет играть 666, он притащит Райни. А 666 будет.
  - Ну и пусть. Больно он мне нужен! Все, пока. - Фаби отключилась. Райни ей, конечно, нужен, но вовсе не для того, чтобы... У нее другой интерес.
  В койку с Эртли, скажите пожалуйста! Больно ей нужен этот бабник! Ей нужен бриллиант. Больше ничего.
  Когда у нее будет 'Heilige Margarete', она... она перестанет работать в кафе. Она поменяет машину, которая сыпется на ходу. Она купит маленький мерс или ауди. И одежды хорошей побольше - в ней проснулась охота к тряпкам. А... дом? Маме нравится тот дом, в котором она сейчас живет. А Фаби может захотеть выкупить у Элизабет Эртли дом, в котором она росла?
  Тут же ее накрыло прямо лавиной воспоминаний. Ее дом, старый дом ее детства. Дубы, каштаны и сирень вокруг, огромные французские окна до пола, старый паркет, антикварные хрустальные люстры, которые висели в доме уже лет двести - одну из них Дени разбил, играя в мяч, но ее склеили, и она выглядела почти как новая... Уголочки и закоулки, укромные уголки, где можно было прятаться и играть, устраивать какие-то детские секреты, как-то раз Фаби и Дени обнаружили маленький чулан, о котором взрослые или не знали, или забыли, и когда Фаби было восемь, она спряталась там, заигралась и уснула, а родители ее потеряли и очень испугались... Ее тогда нашел Дени и очень волновался, как бы она не выдала родителям их 'явку'. Господи, этот дом был так дорог ей, но зачем он ей такой большой, когда больше нет ни Дени, ни папы?
  
  День прошел в хлопотах и возне - Лиз осваивалась в доме своего отца. Она бегала по лестницам, по комнатам и балконам, везде суя свой курносый веснушчатый носишко и наводя свои порядки. Вместе с Райни они выбрали для Лиз одну их комнат на втором этаже - рядом со спальней Райни, почти такая же большая, с огромным балконом и окном, выходящим на Маттерхорн. Раньше эта комната была как бы занята Аннабель (хотя спала она, разумеется, в постели Райни). Хозяин дома не стал озвучивать для дочери все эти детали.
  Райни и Лиз договорились, что всерьез обстановкой комнаты займутся, когда вернутся с Сардинии, а пока Лиз будет использовать то, что есть - там в принципе было все, что нужно ребенку, кроме письменного стола. А потом они поехали в Монтре покупать всякие нужности - ролики, одежду, игрушки, еще один велик.
  - Знаешь, что мне больше всего нравится в твоем доме? - спросила Лиз по обратной дороге, устраиваясь в автокресле на заднем сиденье Рейнджровера.
  - Что?
  - Бассейн на крыше. А еще... Ты.
  - Что я?
  - То, что это твой дом.
  - Спасибо, родная.
  - Не за что, пап.
  
  Когда они приехали в Сембранше, Фил сообщил, что 666 сегодня играют в 'Роттен Спай', так что он обещал, что они с Райни непременно там будут.
  - Неужели? - иронично поинтересовался Райни. - А если мы не приедем, 666 выкатят клубу неустойку?
  - Да ладно! - Фил закатил глаза. - Ты только что урвал такой куш, ну так теперь самое время немного расслабиться и развлечься!
  - А еще как следует устать, не выспаться и оглохнуть.
  - Не надо быть таким нудным! Вот на тебя посмотришь - прямо дед столетний! А тебе всего-то... А... - Фил замер на секунду, пытаясь подсчитать. Наконец, глубоко разочарованно он произнес: - Двадцать девять!
  В его устах это прозвучало как 'Восемьдесят'. Райни только рассмеялся:
  - Да, твой брат ветхий старик, в июле мне исполнится прямо-таки 30.
  - Да брось! Столько не живут!
  Райни отвесил наглому сопляку легкий подзатыльник и пошел в свое подобие кабинета, чтобы узнать, когда его примут в ортопедической клинике. Выяснилось, что завтра в час дня он должен быть в Берне. Райни начал задумываться, а не поехать ли правда с Филом в этот клубешник?
  Весь багажник был битком набит игрушками и книгами для Лиз, и Райни полагал, что вечером они будут играть, а еще он обещал ей почитать вслух перед сном (хоть Лиз и была первой в классе 'по технике чтения', все равно предпочитала, когда читал для нее кто-нибудь другой). Но из этого ничего не вышло. Райни поднялся к дочери в девять вечера, чтобы повести ее на крышу посмотреть на закат, но она уже уснула. Свернулась в крошечный калачик на огромной кровати, прижав к себе одну из купленных сегодня игрушек - пушистого рыжего лисенка. Хани свернулась в такой же клубочек в ногах хозяйки. Райни улыбнулся, глядя на это трио рыжих (а он сам четвертый стоял рядом) накрыл Лиз пледом и решил ее не беспокоить.
  Райни поинтересовался планами на вечер фрау Бахман и выяснил, что та слегка утомлена и намерена скоротать вечер в компании томика Филипа Пуллмана, и ей ничуть не трудно присмотреть заодно за Лиз, если вдруг та проснется (что, впрочем, выглядело крайне маловероятным). Так что вечер оказался свободен, и по идее вполне можно было валить с Сопляком на женевскую движуху.
  Обрадовав брата этим сообщением, Райни упаковал свое многострадальное колено в мощный высокотехнологичный ортез, который загадочно просвечивал устрашающего вида железяками сквозь модно-дырявые джинсы.
  - На Мазерати? Да? - запрыгал от восторга Фил, который надеялся, что туда поведет Райни, а по пути обратно он выпьет пива и вести придется младшему брату. Не на того напал:
  - Шиш. Бери Рейнджровер. Или давай такси вызовем, если сам тоже пива хочешь.
  Несмотря на упертость в отношении мазерати, Райни был лучшим в мире старшим братом. Честно.
  
  - Смелей, ты выглядишь на миллион франков наличными, - прокричала Пам в ухо подруге, вталкивая Фаби в темное, прокуренное, прорезываемое вспышками лазеров и софитов помещение клуба. Мощный бит просто пронизывал до малейших нервов, рваный ритм сводил с ума.
  Не то чтобы Фаби не успела привыкнуть к 'Роттен Спай' в денечки, когда там зажигали самые классные ди-джеи, но сегодня почему-то вся атмосфера казалась ей наэлектризованной. Почему? Потому что сегодня она так или иначе сделает первый шаг к своей 'Святой Маргарите'. Пусть этот Райни получил финансовое образование и все, что угодно - все равно она придумает, как перехитрить его. Так или иначе.
  Практически сразу она увидела Фила. Обаяшка-подросток умел отжечь, этого у него не отнимешь. И сейчас он вытворял на танцполе такое, что оставалось только молча благоговейно любоваться. Он был чертовски пластичен и великолепно сложен, а двигался просто обалденно, что есть то есть, его белая футболка с ярким принтом зажигалась в свете лазера неоново-ослепительно-голубым. Но Райни рядом с ним не было. Пам спрашивать было нельзя, Фаби не хотела обнаруживать свой интерес к перемещениям мистера Спортстар и уж тем более давать заподозрить, что у нее на уме кое-что другое, чем то, что можно было бы предположить в первую очередь. Ах, она запросто могла бы застыть прямо тут как соляной столп, чтобы полюбоваться, как на танцполе извивается чертовски сексапильный малолетка, но, честное слово, у нее были дела поважнее.
  Фил так не думал. Он привык собирать вокруг себя самый центр тусовки, поэтому без лишних слов схватил за руку хорошенькую блондинку и дернул к себе. Толпа вокруг захохотала, двинулись по сторонам, чтобы посмотреть, как молодой Эртли отожжет с девчонкой - под настроение это было и вправду зрелищем. А девчонка забавная. Ну старовата, наверное, может, все 20, но ничего такая. Стройная блондинка с чуть раскосыми серыми глазами. Блестящая яркая помада на другой девушке смотрелась бы вульгарно, но на этой - ничуть. Забавная, правда, штучка. Может, всему виной была маленькая родинка, задорно сидящая на высокой скуле. Или крошечные джинсовые шортики, сочетающиеся с куцей джинсовой жилеткой, под которой угадывалась симпатичная не слишком большая, но и не так чтоб совсем плоская грудь. Девчонка была не на каблучищах, и тем более не на огромных платформах - на ней были немного неуместные, но очень подходящие ко всему ее облику белые кеды. Поняв, что выбора у нее нет, и ей нужно или спасаться бегством, или принимать вызов, девушка присоединилась к танцу. Фил заметил, что танцевать она в общем-то ни фига не умеет, но очень старается, а природной грации тоже никто не отменял.
  - Неплохо, крошка! - крикнул ей на ухо наглый малолетка и слегка шлепнул по затянутой в голубую джинсовку попке. - Отдохни, повторим.
  - Сам ты крошка, - Фабьенн все же состроила ему глазки и повернулась к стойке.
  А там как раз и был Райни. Великий 'Хочу-Сам-Себя' Мистер 'Пятый Большой Хрустальный Глобус'. Он сидел за стойкой с совершенно расслабленным и отрешенным видом, как обкуренный Будда (разве что худой), и тянул пиво из большого стакана. И даже очередной забойный трек не заставил его сдвинуться с места.
  Почему он не танцует, интересно знать? Впрочем, острый взгляд Фабьенн, уже обретший профессиональную способность замечать детали, сразу нашел этому объяснение. Левая нога Райни была неловко вытянута, и на колене под дырявыми джинсами угадывалась какая-то здоровенная металлическая конструкция. У парня явно что-то с суставом... Неожиданная и неуместная жалость кольнула Фабьенн, и она посмотрела в лицо спортсмена.
  Черт, она была к этому не готова. Он был ничуть не похож на свои отретушированные, вылизанные рекламные снимки. И он не был похож на упакованного с головы до ног в высокотехнологичную снарягу супермена-горнолыжника. Это был отчаянно одинокий, невероятно красивый и безумно уставший мужчина, который хочет просто пить свое пиво и чтоб его оставили в покое. Отключиться и ни о чем не думать, ни за что не отвечать. Пусть мелкий отжигает на танцполе, старшему сегодня это не нужно и неинтересно. Сам того не замечая, он морщился от боли всякий раз, когда нужно было слегка изменить положение ноги.
  Он не смотрел на Фабьенн, его взгляд застыл в какой-то точке, которая могла бы находиться где-то сверху и позади левого уха девушки. В свете режущих ослепительно-белых вспышек его глаза сверкали чистейшим сапфировым светом, светло-каштановые волосы вспыхивали золотом. Тонкие, изящные черты отрешенного, спокойного лица казались совершенными. Крошечное колечко поблескивало в мочке левого уха. Длинные пальцы машинально ласкали круглый бокал с пивом.
  Если бы он не был так мускулист, наверное, он был бы просто худым. Долговязым и тощим. Но великолепные мускулы делали его просто невероятно красивым. И все же тонкая, изящная кость была заметна - по узким запястьям, на одном из которых поблескивали немыслимо дорогие часы, по длинным, тонким, почти музыкальным пальцам.
  Господи. Фабьенн в жизни не представляла, что человек может выглядеть в миллион раз красивей вот таким - усталым до полной потери пульса, бледным почти до синевы, лохматым, страдающим от, может, не очень сильной, но постоянной боли, стократно красивей, чем его же фотографии, где он прямо светится, где он - образец, идеальное воплощение мужской красоты, секс-символ...
  В этот миг он увидел ее. Вернее, не так - он направил на нее свой взгляд, вот и все. Она в течение примерно половины секунды завороженно смотрела в эти синие глаза в окружении густых длинных ресниц, а потом контакт был утрачен. Вернее, контакта сразу не было. Он какое-то время глядел на девушку, но не увидел ее. Просто посмотрел сквозь нее. И снова отхлебнул пива. Почему же ты просто не лег спать? - подумала Фабьенн. - Как хорошо. Просто сгреб бы эту свою фотомодельку, как ее там, и баиньки, вот тебе хорошо было бы. Нет же, вместо этого торчишь в клубе, выпасаешь своего братишку, который тут просто как рыба в воде...
  Непонятно, с чего Фаби вообще пришло в голову, что она должна впечатлить Райни Эртли. Но заиграл очередной трек, и ее просто сорвало с места. Она танцевала только для него. Ей было плевать, есть ли тут кто-то еще и кто там на нее смотрит. Она видела только Райни Эртли и верила, что он видит ее.
  Она выложилась по полной. Это было невероятное по страсти и силе предвкушения обещание. Обещание чего? Всего, что только он от нее захочет. Она совсем недавно научилась танцевать, но другим нравилось, как она это делает. Ей удастся пробиться сквозь эту ледяную броню. Она заставит его увидеть ее и заметить...
  Танец кончился. Райни смотрел на девушку... то есть опять сквозь нее... прежним невидящим, отрешенным взглядом. Зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью. Отвернулся, поставил на стол недопитый стакан пива и, сильно хромая, побрел к выходу, по пути дернув за руку Филиппа.
  Он... Проклятый, самовлюбленный, не видящий ничего дальше собственного носа, чертов 'сам-себя-хочу'... да черт, все с ним понятно, он же просто-напросто гей!
  Как она сразу не догадалась? Может быть, каждая отдельная деталь и не натолкнула бы девушку на догадку, но все вместе... умноженное на то, как она тут чуть не разделась перед ним, а он просто зевнул ей в лицо... и серьга в ухе, и изящные руки, и слишком красивое лицо, и белая льнущая к телу тонкая рубашка, и дорогие мокасины... вот так номер, звезда спорта - гей!
  Интересно, никто не догадывается? А Пам?
  Но Пам подняла подругу на смех. Они ехали домой на тойоте Фабьенн, времени было полтретьего утра, сама Фаби вела машину и просто вопила, перекрикивая Мартина Сольвейга.
  - Да чего ты разоряешься? - удивилась Пам. - Отродясь никто его за этим не ловил. Райни - гей? Ты так не шути, особенно в Швейцарии, неровен час поколотят.
  - Он не обратил на меня вообще никакого внимания! Ну как мужик может...
  - Господи, ты его видела? Он же пьян был в дымину. И устал до посинения. Если бы у него в таком состоянии что-то к тебе... ну там... шевельнулось хотя бы, ему можно было бы медаль выдать. Или в паноптикуме демонстрировать - как сверхчеловека.
  - Чушь! - фыркнула Фабьенн. - Он носит серьгу!
  - Да миллионы мужиков носят серьги. Кстати, в левом ухе. На случай, если ты не в курсе, геи носят в правом. Фаби, он натурал, совершенно точно.
  - Да ты-то откуда знаешь? У него же репутация такая, что он не очень-то по бабам... Вот теперь я знаю - почему!
  - Теперь ты знаешь, что значит быть отвергнутой мужчиной, - с усмешкой поправила ее Пам. - Поверь, подружка, это тоже, к сожалению, часть становления любой женщины. Каждая такое переживает рано или поздно, часто или редко, но это - нормально. Да и не до тебя ему было. В жизни не видела, чтобы кто-то был так близок к метафоре 'выжатый лимон'.
  - Я его ненавижу!
  - Ну и круто, - удовлетворенно сказала Пам. - Теперь у нас дома весело будет - одна влюблена как кошка, вторая ненавидит. Красота!
  - Чего-то ты больно много умничаешь после литра пива.
  - Полутора и еще шампанского.
  
  Фил вел Рейнджровер по пустынной в три часа ночи Рут де Лозанн, справа огни отражались в спокойной воде Женевского озера. Райни сидел на пассажирском сиденье, вытянув ногу (благо, салон большого внедорожника позволял) и отпустив свое сознание фланировать где-то между полусном и полуявью. Кажется, Фил спросил о чем-то, и Райни попытался включиться:
  - Что?
  - А девочка ничего такая была, говорю. Чего ты ее продинамил?
  - Девочка?..
  - Беленькая.
  - А... да.
  - Что да?
  - Спокойной ночи.
  - Ты - деревенский валлисский олух, - свысока заявил Сопляк.
  - От деревенского валлисского олуха слышу.
  - Ну да! Бедняжка чуть перед тобой стриптиз не станцевала, а ты... ну как евнух какой-то, ей богу. А ведь ты у нас сейчас мужчина свободный, на выданье.
  Подобные наезды заставили Райни все же окончательно побороть сон и включиться в светскую беседу с обнаглевшим братцем, тем более что в памяти вроде бы всплывали какие-то образы. Девушка с растрепанными светлыми волосами и родинкой на скуле в чем-то маленьком и джинсовом, длинные стройные ноги, кеды, ни намека на лифчик под джинсовой жилеткой.
  - Ах, она станцевала?
  - Станцевала.
  - А я что?
  - Ничего.
  - А что должен был? Упасть к ее ногам и сказать 'о белла донна, я ваш навеки'?
  - Ну зачем так радикально, - успокаивающим голосом сказал Фил. - Хотя бы, не знаю, телефончик взять.
  - А-а, - сообразил Райни. - То есть я должен был тебе устроить свидание? Да?
  - Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие.
  - А-а. Понял.
  - Она старая.
  - Неужели?
  - Ей все 20.
  - Кошмар. Реально, старушенция. Все, Фил, отстань. Я спать хочу.
  - Почему ты всегда хочешь спать?
  - Ты это скоро узнаешь.
  - Это как?
  - Когда станешь профи. Все. Отвали.
  И как Фил не старался, он больше не добился от крепко спящего брата ни слова.
  
  Завтрак в особняке в Сембранше на следующее утро не был приготовлен. Приходящая прислуга была выходная, а братья Эртли счастливо продрыхли до 11 утра. Потом Райни все же проснулся - он в час должен был появиться в ортопедической клинике в Берне. Завтракать в полном смысле этого слова было уже некогда, поэтому он наспех проглотил кофе, соорудил себе сэндвич с ветчиной и сыром и, жуя на ходу, побрел к ренджроверу. Утро было солнечное, но по-мартовски прохладное. К счастью, вести он мог самостоятельно - коробка была автоматическая, педали две - газ и тормоз - и левая нога в управлении задействована не была.
  Когда он уже усаживался за руль, из дома вышла Лиззи. На ней были серые пижамные шортики и розовая майка (на которой было написано 'Нимфетка') - вчера она купила этот дизайнерский кошмар в Монтре, хотя Райни и заявил 'Только через мой труп'. Эта крошка уже училась перешагивать трупы. Она была босиком, прижимала к груди котенка, а солнце вышибало просто-таки языки пламени из ее спутанной шевелюры.
  - Куда ты, пап?
  Райни открыл дверь машины и сгреб ребенка в объятия:
  - Показывать колено врачу.
  - А-а. Пусть он тебя вылечит.
  - Неплохо бы. Беги в дом, а то простынешь тут босиком.
  - Пап. Можно мы с Филом поедем в Женеву?
  - Зачем?
  - Я хочу. Это красивый город. Мы там гуляли с мамой.
  - Хотите, езжайте, только с фрау Бахман.
  - Ладно, пап.
  Когда она называла его папой, он становился мягким и согласным на любые авантюры. Лиззи, солнечный лучик в его жизни. Дочка...
  - Только, Лиз, в тот дом пока не суйтесь. Хорошо? Ключи нам еще не передали, так что вы не сможете туда попасть.
  - Да ладно. Там есть Синдерелла и злые сестры, это рядом, можно мы туда поедем?
  - Хорошо, солнышко. - Райни улыбнулся. - Давайте, езжайте и повеселитесь как следует.
  - Мы потом туда с тобой съездим, пап?
  - Обязательно.
  - Класс. - Лиз от души запечатлела поцелуй на его небритой щеке. - Люблю тебя, пап.
  - Я тебя больше.
  Лиз улыбнулась во всю ширину своей веснушчатой мордашки, прижала к себе Хани и убежала в дом. А Райни развернул темно-синий нос Рейнджровера на север...
  
  - Мне нравится Макларен!
  - А мне Феррари!
  - Ладно, я джентльмен и поэтому согласен уступить.
  - Мужской поступок, - с одобрительной улыбкой сказала фрау Бахман, и Фил расцвел. Лиз тоже - она сгребла вожделенную пожарно-красную радиоуправляемую феррари и припустила на кассу.
  Они приехали в Женеву уже два часа назад, и развлекались как могли. Позади было мороженое в большом молле, скалодром там же, и вот дети добрались до машинок, который поначалу привели в ужас респектабельную учительницу. Они управлялись с пульта ДУ, но носились с безумной скоростью, весили по полкило (и на скорости теоретически могли бы сбить с ног любого) и издавали настоящий рев, какой могли бы издавать гоночные автомобили на высоких оборотах. Тем не менее, все же они купили феррари и отправились тестировать ее на 'дико классную' по словам Лиззи детскую площадку.
  На площадке было почти пусто - в веревочном городке, сделанном по мотивам 'золушки', ковырялся одинокий малыш, а его няня (для мамы, наверное, она была слишком молода) сидела на скамейке рядышком и одним глазом следила за мальчиком, а вторым читала какую-то устрашающего вида книгу.
  - Вот, - сказала Лиз. - Тут мы можем запустить мою машину. Будет клево.
  - Я уступил тебе модель, - сказал Фил. - Давай я запущу первым. К тому же, я знаю, как это делается.
  - Еще чего! - взъерепенилась девчонка. - Это моя феррари!
  - Лизхен, настоящая девушка должна уметь быть гибкой, - кротко сказала фрау Бахман.
  - А я не хочу! - Лиз упрямо топнула ножкой и поставила феррари на землю. - Она не едет! Черт!
  - Потому что ты кое-что забыла нажать, - хихикнул Фил.
  - Что?
  - Да так, одну штучку. Это не объяснить.
  Наконец, надувшаяся Лиз передала Филу пульт.
  - Вот этот. - Парень нажал на кнопку включения, и игрушечный, но достаточно прыткий автомобильчик ожил, оглашая мирные окрестности респектабельного района Женевы диким ревом спортивного двигателя.
  - Дай! - попыталась было предъявить права Лиз, но ее голосок утонул в звуке мотора. Феррари с пробуксовкой сорвалась с места.
  - Во! - азартно закричал Фил, ловко отправляя феррари в поворот на песчаной дорожке. Машина, вздымая фонтанчики песка, юзом вылетела на асфальтовую дорожку. Девушка с книгой подобрала ноги, чтобы избежать наезда. Малыш в веревочном городке, напротив, с интересом подбежал к бортику, наблюдая за быстрой машиной.
  - Не вылезай, Алекс, - сказала девушка. - Если он на тебя наедет - тебе не понравится.
  - Не наедет!
  - Пока ты внутри - не наедет, - согласилась она.
  Фил с азартом двинул вперед рычажок, и машина, набирая скорость (на вид - вполне настоящую!) понеслась по прямой...
  - Фил, давай потише, - озабоченно сказала фрау Бахман. - Слишком быстро.
  - Ага, сейчас. - Но он и не подумал сбросить скорость - наоборот, нажал рычаг 'вперед' до предела.
  - Теперь мне! - закричала Лиз. - Моя машина! Моя очередь!
  - Да погоди, - Фил дождался, пока машина вылетит на широкую площадку, и резко вывернул рычаг рулевого управления. Феррари ушла в занос, задела колесом клумбу (в воздух взвились листья, стебли травы, лепестки примул и немного земли) и помчалась обратно.
  - Дай! - Лиз прыгнула на Фила, отбирая у него пульт, резкий пинок под колено оказался неожиданно удачным - пульт поменял хозяина, и феррари тут же резко повернула туда, где трехлетка ковылял ей навстречу, с интересом глядя на это чудо техники.
  - Алекс! - Девушка уронила книгу и бросилась ему наперерез, но было очевидно, что не успеет. Темноволосый малыш и пожарно-оранжево-красная феррари сближались слишком быстро...
  
  Райни набрал мобильный номер Фила, но тот не ответил. Попробовал фрау Бахман - та сбросила звонок. Наверное, перезвонит. Он со вздохом устроился за рулем рейнджровера и с наслаждением вытянул больную ногу, которая теперь была перевязана и совсем не сгибалась.
  Врач - профессор Горман - изложил ему много всего, но не сказать, чтобы сильно много нового и интересного. 'Оперативное лечение неизбежно, несмотря на то, что после всех предыдущих операций на суставе крайне нежелательно допускать новое хирургическое вмешательство... мы не можем обойтись консервативными методами... сустав очень сильно пострадал... начался воспалительный процесс, киста внутри сустава...' в итоге из всех этих умных речей, длившихся минут десять, Райни вынес простую концепцию - выхода нет, воспаление, начавшееся на фоне высочайших нагрузок и переохлаждения (чертовы съемки стоя по колено в ледяном море!) надо лечить операцией. Первый этап этого лечения только что закончился - колено вскрыли лапароскопическим методом, кисту убрали, воспаление санировали и обкололи тоннами антисептиков. После чего господину Эртли было разрешено на выбор или занять одну из люксовых палат (на сутки, потому что операция легкая и послеоперационный период обычно проходит без осложнений) или просто отправляться домой - завтра к нему приедет специалист, сделает новые инъекции антисептика и перевяжет колено. Райни выбрал второй вариант. Теперь ему хотелось увидеть дочь и брата, но он не мог до них дозвониться.
  Где их черти носят? Почему не отвечает образец здравомыслия - фрау Бахман?
  
  Старушка семенила навстречу малышу, но машина была куда ближе, и фрау Бахман уже готова была зажмуриться, не желая видеть катастрофу. Игрушка? Да, но на той скорости, на которой она мчалась, могла и взрослого сшибить с ног с непредсказуемыми последствиями, что уж говорить о мальчике, которому на вид было никак не больше трех? Пока пульт был в руках Фила, шансы на удачный исход еще оставались - подросток мог и затормозить, и свернуть, да хоть разнести в клочья машину, зато ребенок оказался бы невредим. Но пульт был в руках Лиз, которая бежала так же быстро и безнадежно, но понятия не имела, как справиться с машинкой, и пульт болтался в ее руке - бесполезный и бессильный предотвратить беду. Фил пока отставал - сильный удар под колено сбил его с ног, он уже встал и бросился в погоню, но расстояние сокращалось медленно...
  - Лиз! Нажми тормоз скорее! - задыхаясь, выкрикнул Фил.
  Казалось, весь мир сошел с ума. По дорожке все быстрее неслась феррари - как назло, прямое и ровное покрытие не давало ни малейшего шанса на то, что машина вылетит на обочину или воткнется в какое-нибудь другое препятствие... Малыш с радостным визгом, махая ручками, шлепал ей навстречу - между ними было уже метров 10... сотые доли секунды...
  К ребенку бежала девушка... ей оставалось метров 15... с другой стороны приближалась девочка, за ней мальчишка-подросток, и совсем далеко старушка... Время будто замерло. Фил понял, что никто из них не успеет... у него в руке был зажат запасной аккумулятор - кое-как прицелившись на бегу, он запустил его в движущийся впереди автомобильчик.
  Аккумулятор не остановил феррари, но, ударив по дорожке прямо перед капотом движущейся машины, задержал на какую-то секунды - Фил прыгнул и грохнулся на дорожку, прижимая к гаревому покрытию вытянутыми вперед руками феррари. Колеса еще вращались... Девушка подхватил на руки ребенка. Все - он был в безопасности.
  Лиз закричала, глядя на Фила. Он лежал на дорожке - кажется, здорово ушибся... Начал вставать... Его лицо было в крови - разбил нос и губы при падении. Но до сих пор отчаянно прижимал к себе модель феррари со все еще яростно вращающимися колесами, которые издавали громкое жужжание, как рой пчел-убийц.
  - Дай сюда, - рыкнул он, Лиз тут же протянула ему пульт.
  Тишина. Застывшая и уже неопасная машина мягко опустилась на траву. Фил сел рядом, пытаясь вытирать ладонью кровь с лица.
  - О Боже мой, - пробормотала девушка, прижимая к себе малыша так сильно, что он закряхтел, вырываясь. - Спасибо тебе.
  - Не за что, - пробормотал Филипп, разглядывая свою окровавленную руку. Лиз растерялась и не знала, что делать, фрау Бахман рылась в сумочке - была надежда, что найдет платок или салфетку.
  - Давайте я позвоню и вызову врача! - сказала девушка, приближаясь к Филу. - Ради Бога, это...
  - Не надо никакого врача, - процедил Фил, который уже убедился, что зубы целы, а остальное заживает на нем как на собаке. Он не узнал девушку. А она его узнала.
  
  Она его вчера рассматривала пристрастно и с интересом, и узнать его сейчас было очень легко. Он ей показался таким же заметным, как и его старший брат, только в несколько ином контексте. Милашка-подросток - нахальный, красивый и безумно притягательный - был слишком яркой личностью, чтобы кто-то, кто по каким-то причинам интересуется окружением Райнхардта Эртли, мог бы не обратить внимание на его шестнадцатилетнего братишку.
  Фил же дело иное. Он и вчера не особенно рассмотрел девушку - он просто выдернул ее из толпы на минуту-полторы танца. И в течение этих полутора минут он вертел ее в бешеном темпе, и в его памяти остались взлетающие пушистые светлые волосы, родинка на скуле и что-то короткое и джинсовое, надетое на нее. И все.
  Девушка, которая стояла теперь перед ним, прижимая к себе ребенка, была может и не так чтобы уж совсем другая, но все равно Фил ее не узнал. Светлые волосы не распущены, а собраны в хвост на затылке, родинка на скуле никуда не делась, а одета она была не в короткие джинсовые шортики, а в обычные джинсы и бело-желтую ветровку, под которой была надета голубая футболка с логотипом Женевского Университета. Белые кеды - те же самые, но он и их не узнал. И, разумеется, никакого вчерашнего яркого макияжа.
  - Ты весь в крови, - сказала она сочувственно. - Знаешь что, я... мы... может зайти, тут совсем рядом, я помогу тебе привести себя в порядок. И у меня есть отличный антисептик.
  - Да ничего не надо, - Фил, морщась, осматривал свои ободранные об дорожку предплечья. Как многие мужчины, он очень плохо переносил боль и вид своей крови.
  - Она права, Фил, - вмешалась фрау Бахман. - До дома мы в таком виде вряд ли доедем, правда? Почему бы тебе не принять это предложение? Оно очень разумное и к тому же искреннее.
  - Да, пожалуйста, - сказала девушка и опустила ребенка на дорожку. Он тут же потянулся к машинке, которая лежала на траве. - Пьер-Алекси, не трогай!
  Фаби повернулась к девочке, которая стояла в нескольких шагах от них, переводя смущенный взгляд с Фила на незнакомку. Лиз была не в своей тарелке - она прекрасно сознавала, что напортачила, что ее упертость и импульсивность в очередной раз вовлекли в беду не только ее, но и окружающих. Теперь еще и все кругом болтали по-французски, исключая ее из разговора.
  Фабьенн подошла к ней, опустилась перед девочкой на корточки, улыбнулась и спросила:
  - А ты испугалась, да?
  Лиз молча смотрела на нее, фрау Бахман пояснила:
  - Лизхен, девушка спросила, испугалась ли ты. Простите, ребенок не говорит по-французски.
  - Понимаю, - Фабьенн говорила на швитцере ничуть не хуже, чем оба брата Эртли. - Так лучше?
  Лиз кивнула. Фаби еще раз улыбнулась. Малышка такая хорошенькая, и так похожа на папу. Такие же синие глазищи с черными длинными ресницами, и такая же рыженькая. Прелесть.
  - Я знаю, ты ничего плохого не хотела, - сказала Фабьенн. - Ты мне поможешь, правда?
  Лиз кивнула.
  - Что нужно делать?
  - Давай уговорим твоего старшего брата, чтобы он позволил нам его немножко полечить.
  - Давай. Только он мой дядя.
  - Дядя?
  - Он брат моего папы.
  Конечно, Фаби это знала, но не подала и виду.
  - Молодой дядя. Пойдемте. Пожалуйста. - Она смущенно улыбнулась Филу. - Как вас зовут? Я слышала - Фил?
  - Филипп Эртли, - представился наконец парень, закатывая рукава свитера, чтобы не запачкать их кровью. - Но вам не нужно беспокоиться. Ерунда. Я...
  - Пожалуйста, Фил, - Лиз подбежала к нему, схватила за руку. - Мне правда очень стыдно. И жаль, что ты поранился. Пойдем. Пожалуйста. Если хочешь, я тебе отдам эту машинку насовсем. Только пойдем.
  Он хмыкнул, Фабьенн улыбнулась. До чего импульсивная девчушка, и добрая.
  - Думаю, вам придется согласиться. Мы все вас просим, Фил! Отсюда идти всего три минуты - вон в те дома. Там живет вот этот молодой человек, которого вы спасли. Его зовут Пьер-Алекси, а я его няня.
  - Ну ладно, - сдался Фил. - Если там никто не будет против...
  - Его мама на работе, там никого нет, да она бы и не возражала. Кстати, меня зовут Фабьенн.
  - Ну хорошо. Идем.
  Группа, состоящая из двоих детей, подростка, девушки и пожилой женщины, довольно быстро добралась до дома, поднялись на второй этаж и вошли в небольшую, чисто прибранную квартиру. Встречные недоуменно поглядывали на Фила, которому от этих взглядов было очень сильно не по себе.
  Фил сразу же пошел в ванную, чтобы смыть кровь с лица и с рук. Тем временем фрау Бахман, которой Фабьенн предложила присесть в гостиной, смотрела на свой мобильный телефон, на экране которого значились 2 пропущенных звонка от Райни. Нужно было позвонить... Но что она скажет?
  - Лиззи, поможешь мне? - спросила Фаби. - Сейчас Фил выйдет к нам, я побрызгаю его ссадины вот этой штукой, где нужно будет, заклеим пластырем, хорошо?
  - А мне что делать?
  - Уговори его сидеть спокойно, - улыбнулась девушка. - Мне кажется, он будет дергаться.
  - Еще чего, - Фил вышел на кухню с видом полной покорности судьбе и готовности стоически выдержать любые ее удары.
  - Тогда садись. Это хорошая штука - она совсем не щиплется, ее даже Пьер-Алекси не боится.
  - Ты меня утешила, - с сарказмом сообщил Фил, плавно переходя на 'ты'.
  - Вот и хорошо. Поехали. Лиз, а ты пока налей побольше этой штуки на ватные диски. Понадобятся четыре или пять для начала.
  Обработка рук парня прошла быстро и гладко, Фабьенн попросила его не опускать пока рукава и взяла ватный тампон, щедро пропитанный антисептиком, примеряясь к ссадине на щеке.
  - Очень бы не хотелось, чтобы у тебя остались шрамы, - сказала она.
  - А могут? - испуганно спросила Лиз. - Жалко.
  - Очень жалко. Будем надеяться, что все будет хорошо.
  Фил сидел смирно, пока девушка обрабатывала его ссадины. Ее прикосновения были ласковыми и осторожными, чтобы не причинить боль.
  - Ну вот, - наконец сказала она. - Операция 'перевязывание раненного рыцаря' успешно завершена. Пойду посмотрю, чем там занят наш Алекс, и можно будет выпить кофе. Как насчет кофе?
  
  - Все в порядке, Райни, - сказала фрау Бахман в трубку, наконец набрав номер. - Что с вашей ногой? Все закончили уже? Тогда мы скоро выедем в Сембранше. У нас все в порядке, погуляли немного. Лиззи? У нее все хорошо.
  - Тогда ладно, - сказал Райни. - Еду домой.
  Он сидел в машине неподалеку от выезда из Берна. Если честно, ехать ему не хотелось никуда, он снова почему-то чувствовал себя усталым, хотя сегодня вроде ничего особенного не делал. На него всегда так врачи влияли, он на самом деле просто боялся, хотя сознаваться в этом было бы стыдно. Он нехотя завел двигатель, потом вспомнил о еще одном неотложном деле.
  Тим Шефер, как обычно, ответил на звонок быстро и четко:
  - Привет. Кого сегодня подать в постель вашего величества?
  Райни хихикнул:
  - Сегодня мне нужно настоящее совершенство. И даже не в постель.
  - Ты меня пугаешь. Рассказывай.
  - Мне нужна няня для дочки.
  - А что - училка не спасает?
  - Училка тоже само совершенство, но мне нужен кое-кто еще. Фрау Бахман - она занимается с Лиз уроками, и это то, зачем я ее нанял. Для остального времени мне нужна тетка другого плана. Помоложе, пошустрее. Чтобы они с Лиззи катались на велике, плавали, играли в теннис, гонялись на роликах. Понимаешь?
  - Понимаю. Посмотрю, что можно сделать.
  - ОК, буду ждать твоего звонка.
  
  Когда выпили кофе (а Лиз - чашку молока) фрау Бахман сказала, что пора возвращаться домой, скоро вернется папа. Фабьенн слегка напряглась - ей вовсе не хотелось выпускать из рук так неожиданно свалившуюся удачу. Ведь так повезло, ей удалось познакомиться с Лиззи, и теперь нужно было как-то закрепить знакомство... Но, как быстро она ни соображала, Фил ее опередил.
  У парня был свой интерес - ему понравилась хорошенькая девушка, в данный момент он был свободен (хотя и держа в резерве пару-тройку подружек) и ничего не имел против того, чтобы какое-то время попробовать встречаться с девушкой немного постарше. Поэтому он тут же спросил:
  - Как насчет того, чтобы завтра увидеться?
  - Завтра? - Фаби задумчиво посмотрела на него. Фил ей понравился, конечно, да и как могло быть иначе, но она-то знала, что встречаться с ним не собирается, ведь она его старше на самом деле не 'чуть-чуть', а на 7 лет, и к тому же, сейчас ей нужно было закрепить знакомство с Лиззи. Она же знала, что это - единственный способ попытаться получить вожделенную работу няни. Конечно, ей было бы ужасно жаль расставаться с Алексом, он такой славный мальчишка, но она не может всю жизнь работать няней, а Лиз и ее отец - прямой путь к тому, чтобы она получила то, что ей так нужно, и она должна позаботиться о себе.
  - Я просто не знаю, что сказать. Завтра я обещала поучить моего приятеля, вот этого (она взъерошила темные волосы мальчика) роликам. Может, присоединитесь ко мне?
  - И я хочу! - завопила Лиз. - Возьмете меня с собой? Пожалуйста? Я умею на роликах! Я умею даже поворачивать перебежкой!
  - Правда? Как здорово! - поспешно воскликнула Фабьенн. - Давайте обязательно завтра погоняем, хорошо?
  Фил добродушно ухмыльнулся. Конечно, Лиз тащить на свидание было не вариантом, но Лиз потом можно отправить домой с фрау Бахман (он предполагал, что брат доплачивает сколько-то учительнице за то, что та часто выполняет сверхурочную работу в отсутствии няни). А сам он останется с хорошенькой студенткой, ну и дальше по обстановке. Если повезет, можно и в постель ее затащить. Ему пока что нравились девушки постарше и опытнее его самого.
  У Фаби цели были совершенно другие. Она отлично понимала, что, заведи она интрижку с Филом, ее шансы получить работу няни Лиз тут же будут сведены к нулю. Но она не позволяла себе недооценивать Фила. Кое-что о его похождениях ей удалось узнать от Пам (коль скоро оба они были завсегдатаями одного и того же ночного клуба) и она знала - парень привык добиваться своего. В основном ему, правда, сильно стараться не приходилось - девушки за ним бегали в массовом порядке. Но в любом случае, лучше будет, если они с самого начала станут приятелями и союзниками, а не добычей и охотником. И уж тем более, не парой.
  А пара получилась бы... Смех, да и только. Шестнадцатилетний сердцеед и двадцатитрехлетняя... девственница.
  О, да. Это было именно так. Анаис-Фабьенн Мирабо де Сен-Симон была единственной двадцатитрехлетней девственницей... ну если не во всем мире, то в Европе уж точно. Скажи кому - поднимут на смех. Ведь она не прикована к постели, не рябая, не косая, не толстая и не уродливая - а вот так получилось. Ну не создана она для мимолетных интрижек, чтобы отдать себя человеку, она должна хоть что-то к нему почувствовать, а ей такие пока не попадались.
  Возможно, все не оказалось бы так странно, если бы ее жизнь сложилась по-другому. Когда ей было 19, она была компанейской и популярной девушкой, были у нее и приятели, и рано или поздно она могла бы пойти в постель с кем-то из них... Но в то время все пошло под откос, разбился Дени, ее семья начала рушиться, Фабьенн пыталась приспособиться к новой кошмарной реальности, и ей стало не до парней. В последний год она начала оживать, но именно тогда отец ушел от матери и тоже погиб... Это было уже не таким страшным шоком, как смерть брата, но все же Фабьенн пока не была готова к тому, чтобы вступить в какие бы то ни было отношения с мужчиной.
  Хотя... конечно, бывали и случайные наваждения. Вчера ночью одно из таких и случилось. Она попыталась привлечь к себе внимание мужчины, а он просто зевнул в ответ. Впрочем... если бы он вдруг отреагировал и попытался завязать знакомство, она бы ужасно испугалась и пошла на попятный. Она всегда так делала. Или просто убежала бы.
  Теперь перед ней стояла сложная задача - держать на дистанции Фила Эртли, не отталкивая его и не делая своим врагом.
  На том они и порешили. Мама Пьера-Алекси должна была появиться дома около семи часов вечера. В пять они договорились встретиться в том же парке, где познакомились - там был трек для роликов. Двух часов должно было быть достаточно, чтобы покататься. А потом фрау Бахман отвезет Лиз в Сембранше, а Фил останется в Женеве.
  - Мы с тобой можем сходить в кино, а потом в клуб, - предложил Фил, окидывая девушку одновременно ласковым и дразнящим взглядом. - Почему бы не поразвлечься немного?
  Фабьенн улыбнулась с искренним сожалением:
  - Знаешь, я бы с радостью, но завтра у меня занят вечер. И я никак не могу это отменить.
  - Неужели? Кто это посмел занять вечер, который нужен мне? - насмешливо изогнув бровь, спросил Фил. Фаби вздохнула и рассмеялась:
  - Не поверишь, но моя бабушка. Честно-пречестно. Я обещала ей еще месяц назад. Этот ужин много для нее значит, и я не могу ее расстраивать.
  - Тогда послезавтра.
  - После роликов?
  - Заметано!
  Фаби была довольна. Две встречи с Лиз должны были расположить к ней девочку. Что до Фила... она была уверена, что справится с ним. В конце концов, ему всего шестнадцать - может быть, ему будет достаточно узнать ее реальный возраст, чтобы слегка остыть? К этому времени Лиз может уже сама привязаться к Фаби и помочь добиться цели.
  
  Когда они вернулись в Сембранше, Райни уже был дома, в компании телевизора, Хани и бутылки пива. В обычный день он в это время занимался бы на тренажерах, но сегодня, к сожалению, был плохой день. К вечеру нога разболелась адски, к тому же у него температура подскочила, было не до тренажеров и не до бассейна. Он выпил уже довольно много пива и задумчиво смотрел какую-то тупую киношку, а Хани свернулась в калачик рядом с забинтованным коленом, будто пытаясь смягчить его боль. Кажется даже, у нее что-то получалось. Райни слышал уже про такие способности у кошек, но не верил. А теперь вот крошечный персидский котенок понял, что у него что-то болит, и начал лечить его.
  Увидев Фила, Райни все-таки слегка вернулся в этот мир:
  - Кто это тебя так?
  - Упал, - пояснил брат, инспектируя окрестности дивана, на котором возлежал Райни.
  - С пятого этажа?
  Пьян и болен, но все же Райни не потерял своего сарказма.
  - С высоты своего роста.
  - Асфальтовая болезнь? Надо же, такой большой мальчик.
  - Он спас ребенка, - вмешалась Лиз, скользнув к папе под бочок и пристроив голову у него на плече. - Я запустила машинку, и она чуть его не сбила. А Фил поймал. Но сам упал.
  - А почему ты запускала машинку рядом с ребенком?
  - Ну папа. Ну я больше не буду.
  Фил под шумок обнаружил-таки заначенную бутылку Шпэтена и отхлебнул немного:
  - Зато мы завтра все вместе поедем кататься на роликах.
  - Да?
  - У этого мальчика такая няня прикольная, - сказала Лиз. - Молодая и веселая, она Фила намазала какой-то штукой... ну полечила.
  - А Фил визжал и отбивался? - уточнил Райни.
  - Нет, - торжествующе возвестила Лиз. - Он спокойно все потерпел. Это какая-то штука, которая не щиплет.
  - Начинаю уважать няню, - насмешливо сказал Райни. - И вы с ней поедете на роликах?
  - А ты нас отпустишь? Пожалуйста, пап! - Лиззи ластилась к нему, и он предсказуемо уступил:
  - Попрошу фрау Бахман отвезти вас. Я бы и сам с удовольствием, но...
  - Нога?
  - Не только. Вечером мне в любом случае тащиться в Женеву, но, думаю, это будет долгое и ужасно нудное сборище.
  - Благотворительность? - спросил Фил, который неплохо знал обязательства брата.
  - Конечно. Ужин и сбор средств. Почему-то им всегда мало денег, надо тащиться туда лично.
  - Правильно, - хмыкнул брат. - Одна твоя улыбка стоит миллиона... Да шучу, шучу. Ты ж тоже реклама для их шабашей. Будь снисходителен. В честь чего сборище? Цель-то хоть благородная?
  - Весьма. ВИЧ-инфицированные и помощь им. А ну оставь пиво в покое, наглый малолетка!
  - Я морально и физически травмирован, - доложил Сопляк, преспокойно отставляя в сторону пустую бутылку. - Что - сдашь меня омбудсменам?
  - Затолкаю в посылку, перевяжу ленточкой и отправлю в Берн на радость маме с папой. Оборзел мелкий.
  - Боюсь, боюсь.
  
  Троица на роликах, собравшаяся в парке Перье в Женеве на следующий день, заслуживала того, чтобы на их выступление на роллер-треке продавали билеты. Фил был практически профи в этом - на рампе он выделывал такое, что даже парни старше его лет на 5-6 аплодировали и пытались повторять его движения. Лиззи старалась не отставать от Фила, что ей частично удавалось - конечно, для своего возраста. Хотя чему удивляться, Лиз могла бы преуспеть в любом спорте, к которому захотела бы приложить усилия - какие она унаследовала гены, родители оба великие спортсмены, у нее просто не было вариантов. Фаби была изящна и мила, и, если ей даже не хватало техники, то двигалась она легко и грациозно, и на нее просто было приятно посмотреть. Ее маленький трехлетний ученик с удовольствием осваивал базовые шаги под ее руководством, в то время как Фил и Лиз покоряли зрителей своим неслаженным, но неподражаемым и великолепным шоу. Какой-то парень снимал на видеокамеру, как они по очереди выпрыгивали вверх с рампы, чтобы, совершив в воздухе разворот, изящно съехать вниз по другой стороне и подготовить выход для нового прыжка. Потом они расставили фишки на дорожке и начали щеголять перед восхищенными зрителями и друг перед другом своим прямым и фигурным слаломом. Если бы Райни их видел, он бы здорово гордился обоими.
  
  Но Райни был дома, к нему приехал врач-ортопед, чтобы проверить состояние сустава. За ночь воспаление немного спало, температура с утра была всего 37, и вопрос о том, чтобы везти его обратно в клинику и вскрывать сустав уже серьезно, к счастью, не поднимался. Новые лошадиные дозы противовоспалительного и обезболивающего, новая повязка, и на сегодня процедуры были закончены.
  Райни подумал о предстоящем благотворительном ужине. Он часто принимал участие в таких делах. Будучи успешным профессиональным спортсменом, он считал, что должен что-то делать для тех, кому не повезло в жизни так, как ему. На свете так много больных, страдающих людей, и он считал несправедливым оставлять их с бедой один на один, когда у него есть столько возможностей помочь.
  К сожалению, просто перечислять энные суммы денег в надежные благотворительные структуры не получалось. Он был слишком известной и яркой личностью, чтобы фандрайзеры позволяли ему оставаться в тени. Он являлся великолепной рекламой для любого благотворительного начинания, и организаторы пытались заполучить его на любое свое событие, особенно освещаемое СМИ, всеми правдами и неправдами, и отмазываться от этой сомнительной чести ему обычно удавалось только во время сезона. В межсезонье же убедительной отмазкой могла послужить разве что скоропостижная смерть. А явление героя с ногой в ортезе и с тросточкой наоборот было очень эффектным. Но скучища на ужинах тоже была испытанием, отнюдь не самым тяжелым для него.
  Один из фондов, с которым он сотрудничал наиболее плотно, управлялся тремя отошедшими от дел крупными промышленниками и банкирами, которые уже передали бразды правления своих предприятий или наемным служащим, или своим наследникам. Они уделяли внимание серьезным проектам в области здравоохранения, собранные средства расходовали очень разумно и в соответствии с приоритетами, о своей работе отчитывались регулярно. Сегодня они устраивали очередной ужин в отеле 'Beau Rivage' с целью отчета по первому кварталу года и новому сбору средств для детей с врожденной вич-инфекцией. Райни полагал, что к сегодняшней полуночи какой-нибудь из его счетов станет легче на несколько сотен тысяч франков. И, если честно, он бы предпочел отдавать деньги, чем участвовать в благотворительности несколько иного рода. Четыре года назад он в первый раз навещал в больнице одиннадцатилетнего парнишку с неоперабельной опухолью мозга, который мечтал встретиться со своим спортивным кумиром. Райни привез ему кучу вещей с символикой команды, игр и разрешенных лакомств, но ни играть, ни есть самостоятельно парень уже не мог, болезнь прогрессировала молниеносно...Он лежал в постели весь в каких-то трубках, почти не мог говорить, только чуть улыбался. Ребенок прожил после этого дня еще около суток. Райни отдал бы все, что у него было, чтобы исцелить мальчика, но он был совершенно бессилен. Только побыть рядом, подержать за руку, рассказать что-нибудь, поставить автограф на больничной пижаме... И о таких визитах Райни просили довольно часто. Именно они были для него тяжелее всего. Именно после посещения обреченных, умирающих детей он впадал в депрессии, мучился ночными кошмарами и плакал во сне, но как он мог отказаться? Он, здоровый и мощный, как ломовой вол, не имел никакого права отвернуться от тех, кто в нем нуждался. И нуждался не только в его деньгах, но и в его участии.
  Ну сегодня ничего такого не будет. Поужинает, пофотографируется с членами правления фонда, обменяется парой сотен рукопожатий, пристроит много денег и откланяется.
  
  Около семи часов вечера он собрался. Строгий костюм, белоснежная рубашка с галстуком, начищенные до зеркального блеска туфли, только трость с опорой до локтя портила картину, ну что делать. Он сел за руль резервного БМВ - на Рейнджровере уехало семейство, мазерати он не может вести, потому что там механическая коробка, а его левая нога не может выжимать сцепление. По пути позвонил Филу и выяснил, что они все вместе уже выехали из Женевы домой. Они могли бы теоретически встретиться по пути, но на автобане было слишком много машин.
  До обеда была, как обычно, официальная часть - правление отчитывалось по собранным фондам, обсуждали следующие мероприятия, наконец, слово взяла патронесса - очень преклонных лет дама с патрицианскими манерами, супруга президента фонда. Мадам Люиз Тесонье де Роган говорила негромко, но, конечно, каждое ее слово было отлично слышно. Она рассказывала о новом проекте несколько минут, а потом попросила притушить свет.
  - Мы подготовили небольшой фильм, который снят в клинике для детей с вич-инфекцией, - сказала она. - Прошу тебя, Шэтцхен , помоги нам.
  К стоящему на столе проектору подошла девушка и включила запись.
  Что? Он ее где-то видел. Девушка была того сорта, что могла сливаться со стенами, а могла и срывать аплодисменты на конкурсе красоты. Одета просто и невыразительно, но со вкусом. Серая юбка, белая блузка, легкий макияж, темно-синие лодочки на небольших каблуках, минимум украшений. Светлые волосы, серо-голубые глаза, родинка на скуле.
  Он ее видел. В другом месте. На ней были крошечные джинсовые шортики и какая-то дурацкая крошечная джинсовая жилетка, которая почти ничего не прикрывала. Ни круглых идеального размера грудей, ни золотого колечка пирсинга, ни изящества фигуры. Он тогда вроде и не обратил на нее внимания, но все же как-то увидел, рассмотрел и теперь легко вспомнил.
  Шэтцхен? Забавно.
  Райни не был настолько хорошо знаком с семьей мадам Тесонье де Роган, вроде бы, у нее была то ли дочь, то ли племянница, но той тоже было уже сильно за сорок, а то и за пятьдесят. Президент фонда, мсье Лоран Тесонье, был хозяином крупного вендора пищевых добавок, в том числе и спортивных, и делал когда-то Райни предложение о рекламе протеинов для бодибилдеров, по деньгам, кстати, весьма щедрое. Но Райни отклонил это предложение, считая неэтичным рекламировать то, чем сам не пользовался. Многие спортсмены употребляют протеины, но не он - Райни всегда был поборником максимально натуральных продуктов, к тому же в то время выяснилось, что синтетические белки не так уж безвредны, как было принято считать.
  Н-да... такое обращение - Шэтцхен - предполагает либо близкое родство, либо очень давние и теплые отношения. И, кстати, это было единственное слово на немецком (или на швитцере), которое он вообще когда-либо слышал из уст патронессы, которая изъяснялась исключительно на французском. Так что эта девушка - внучка патронессы, или какая-нибудь внучатая племянница, а может и крестница? Так или иначе, казалось удивительным, что особа, приближенная к императрице, будет тусоваться в ночном клубе в довольно-таки откровенной одежонке и так отплясывать перед незнакомым мужиком. Хм... Шэтцхен...
  Впрочем, ему-то что за дело? С мадам де Роган он знаком очень давно, но довольно поверхностно, за все время знакомства они перекинулись дай Бог сотней слов, исключительно по делу - она в основном заседала во всяческих комитетах и вела подобные сборища, а он... он просто или раскошеливался, или позировал перед фотографами, или ему через кого-то из распорядителей передавали какие-то просьбы... за которыми вполне могла стоять мадам де Роган, но какая разница. Вот и сегодня ему уже передали просьбу появиться в одной из больниц, где о его посещении мечтает темнокожая тринадцатилетняя девочка с запущенной формой муковисцидоза... Просили приехать послезавтра к полудню.
  Значит, нужно созвониться с Фогелем и попросить, чтобы срочно собрали побольше футболок, кружек, игрушек, часов и прочего с символикой сборной и отправили ему через DHL. Райни тут же спохватился, что не узнал, что этой девочке сейчас разрешено - гулять, или играть, может ли она есть мороженое или другие вкусности. Пошел искать того распорядителя, который передал ему эту просьбу, и выкинул Шэтцхен из головы.
  
  Поздно вечером Фил позвонил Фаби.
  - Привет, - промурлыкал он. - Уже вернулась от бабушки?
  - Да, только что, - Фаби говорила приветливо, но довольно прохладно, давая парню понять, что намерена держать дистанцию. Но Фил не сдавался:
  - Надеюсь, завтра тебя не жаждут видеть ни дедушка, ни дяди с тетями, и наше свидание наконец состоится?
  - Ты забыл? Мы завтра обещали Лиззи сводить ее в кино.
  'Ах ты, маленькая динамщица', - подумал Фил. Впрочем, элемент охоты его всегда только привлекал, а некоторая недоступность дичи придавала ей еще больше притягательности. Он вполне мог подождать и позавоевывать девушку, у него ничего не горело, тем более, что он только что вернулся из Вербье, где прекрасно провел время в постели с восемнадцатилетней инструкторшей по теннису.
  - Конечно, - сказал он. - Лиззи и кино - это святое.
  - А до кино снова ролики. Помнишь?
  - Ну ладно, ладно, - сказал Фил. - Тогда завтра в парке Перье в пять, да?
  - Конечно.
  Фаби положила трубку и рассмеялась. Вот ведь парень, кажется, нацелился на нее и не намерен отступать. Он действительно славный, и охотник будь здоров какой, но на этот раз дичь не позволит себе быть пойманной.
  Она снова подумала о Райни. Все-таки он очень противоречивый человек. Свою дочь бросил (правда, теперь все равно пришлось забрать ее себе) но без разговоров посещает чужих тяжелобольных детей, отдает столько денег на благотворительность. Она видела его сегодня на благотворительном ужине, хотя и издали. Он выглядел невероятно красивым и неприступным. Костюм он носил просто как принц крови, держался безупречно, но до чего высокомерный. Поедет завтра к девочке из семьи алжирских эмигрантов, которой медицина помочь уже не в силах. И наверняка, с ней он будет добрым и милым, а свое высокомерие и неприступность оставит дома вместе с дорогим костюмом.
  
  Фил оказался не единственным из братьев, который в тот вечер побывал в Вербье в чьей-то теплой постели. Райни тоже скучал по женской ласке, поэтому по пути с благотворительного ужина он позвонил своей давней подруге Кьяре и договорился, что заедет в гости. По пути заскочив домой, переодевшись в джинсы и свитер и поцеловав на ночь Лиззи, он снова уселся за руль БМВ.
  По дороге ему позвонил Тим Шефер.
  - Знаешь, - проникновенно сказал он. - Лучше бы ты и вправду попросил к себе в кровать Кейт Уинслет, потому что таких нянь просто в природе не существует.
  - Да ну? - холодно спросил Райни, который привык, что Тим черта рогатого из-под земли достанет, если тот вдруг понадобится.
  - Есть няни, которые готовы жить в твоем доме, кормить Лиззи завтраками, обедами и ужинами, читать ей на ночь сказки, заплетать ей косички и водить на тренировки. И есть тренера по ОФП. Двух в одном флаконе просто не бывает. Ни за какие деньги. Это - параллельные прямые.
  - Возьми подходящего тренера по ОФП и найми до первого сентября на полный рабочий день, пообещай заплатить, сколько попросит, - распорядился Райни, очень удивленный.
  - Подходящие тренера по ОФП работают и зарабатывают вполне прилично, и бросать все ради трех-четырех месяцев не собираются. Ты же не дашь по миллиону франков в месяц, верно? И обеды они готовить не будут, хоть ты тресни. А няне, которая умеет заплетать косички и варить овсянку, ты не доверишь физподготовку дочери. Максимум того, что я готов предложить, это некий компромисс. Есть тетка, которая умеет плавать и не прочь покататься на велике. Могу завтра ее прислать на ознакомление.
  - Ну пришли, - кисло согласился Райни. - Она и в теннис не играет?
  - Нет. И что такое паркур понятия не имеет. И на роликах ни разу в жизни не стояла. Зато может быть с Лиз круглосуточно и вовремя давать ей обедать и отправлять спать.
  
  Найденная Тимом 'тетка' прибыла в Сембранше в 11 утра, когда все обитатели дома еще крепко спали. Зуммер домофона услышал Фил, он же и поплелся открывать, не потрудившись надеть на себя что-либо более существенное, чем клетчатые бело-розовые пижамные шорты.
  Увидев на пороге заспанного взъерошенного подростка с парой засосов на шее и груди, не говоря уже о ссадинах на щеке и подбородке, почтенная дама ненадолго лишилась дара речи.
  - Это... э... вам нужна няня?
  Фил заржал.
  - Да. Никак не могу заснуть один.
  Няня уже собралась было спастись бегством, но шум разбудил Райни, и, к счастью, он вовремя спустился вниз. Он был одет чуть более существенно - успел натянуть джинсы и накинуть вчерашнюю белую рубашку. Вкупе с небритой физиономией и сонными синими глазами, опушенными длинными ресницами, он смахивал на демона-искусителя.
  - Не слушайте этого раздолбая, - сказал Райни, бросая брату очень выразительный взгляд, мол, дай срок, ноги повыдергаю. - Няня нужна моей дочери. Она еще спит.
  - Спит? - в голове няни как-то не укладывался факт, что в 11 часов еще можно спать. - Герр Шефер говорил мне, что ей скоро десять?
  - Верно. Меня зовут Райнхардт Эртли, мою дочь - Элизабет или Лиз, а это мой брат Филипп, на него лучше не обращать внимания.
  - Фух, пронесло, - прокомментировал Фил, который было испугался, что его сейчас тоже начнут воспитывать.
  - Я Вирджини Фурнье, - представилась няня. Ей было под сорок, но она выглядела старше, а еще ее напугало это семейство - двое обаятельных мужиков с весьма причудливым чувством юмора и девочка, которая спит до 11 утра - похоже, не только младший брат раздолбай, а все они такие. - Я готова приступить к своим обязанностям. Если вы покажете, где у вас кухня, я приготовлю девочке завтрак.
  - Подождите с завтраком, - сказал Райни. - Сначала мне хотелось бы вам объяснить кое-что про Лиз.
  - Хорошо.
  Они прошли на кухню, где, к сожалению, еще остались неубранными несколько пивных бутылок и вообще царил полный разгром - уборщица приедет сегодня попозже. Там Райни, запуская кофемашину, постарался довести до сведения мадам Фурнье, что Лиз потеряла мать, переехала из другой страны, и для нее сейчас очень важно, чтобы ее не строили, а относились к ней максимально ласково, дружелюбно и терпимо. К тому же, она не говорит по-французски, надо учить. Ее немецкий тоже нуждается в некоторой адаптации к жизни в западной Швейцарии. Лиз ребенок очень подвижный, поэтому он, как отец, настаивает на большом количестве активных игр и спорта.
  - Я все поняла, - сказала няня. - Теперь нужно приготовить завтрак и будить ребенка.
  - Ну да, видимо, так, - Райни задумчиво смотрел на нее - она уже казалась ему просто родной сестрой няни Лиз, которую он уволил в Аттерзее. Как ее... Орсини.
  - Чем она будет завтракать?
  Райни показал на шкафчик на стене:
  - Если вы приготовите нам всем на завтрак какую-нибудь кашу, будет хорошо.
  - Я... э... не была предупреждена, что придется готовить на большую семью.
  - Это меняет дело? - удивился Райни, который полагал, что, коль скоро продукты ей покупать не нужно, то какая разница, готовить на двоих или на четверых.
  - Это должно менять сумму оплаты моей работы, - натянуто сказала женщина.
  - Насколько?
  Она назвала, Райни кивнул:
  - Принимается. Прошу вас, приступайте.
  В этот момент в кухню ворвалась Лиз. Тоненькая и длинноногая, как жеребенок, она встряхивала растрепанной рыжей гривой, сияла и размахивала своим телефоном:
  - Папа, пап, у Ноэля завтра день рождения, и он меня пригласил! Отвези меня!
  - Куда? У какого Ноэля?
  - Ну у Ромингера же, пап! Отвезешь?
  Райни вспомнил про девочку с муковисцидозом, которую он должен завтра навестить.
  - Боюсь, придется вам, мадам Фурнье. Это недалеко от Интерлакена. Машина и бензин у вас, разумеется, будет.
  Дама выглядела все более напряженной - она и шофером не была готова подрабатывать. К тому же пилить в такую даль! Райни готов был признать, что это вполне справедливо, и предложил свое видение оплаты этой услуги. Черт, и золотая же няня получается. Если бы она не везла Лиззи на день рождения друга - ей приходилось бы в это время как-то занимать ребенка, но ее это не смущало. А что смущало Райни еще больше - кажется, Лиз не вызвала у няни особого одобрения. Времени было уже полдвенадцатого, а девчонка примчалась в кухню непричесанная и в пижаме (с кошмарным принтом 'Нимфетка' на груди). Услышав разговор между отцом и незнакомой теткой, Лиз остановилась, глядя на них, потом плюхнулась на табуретку, схватилась за телефон и начала настукивать какую-то смс-ку. Няня пока не стала форсировать события, и Райни сказал:
  - Топай умываться, мелкая.
  - Щас, минутку. - Но девочка не сдвинулась с места, продолжая манипуляции на клавиатуре 'Нокии'. Райни вышел с кухни, надеясь, что няня хорошо поняла все то, что он сказал ей.
  Но прежде чем была готова каша, Лиз прибежала к нему на террасу (где он уже устроился с первой утренней чашкой кофе):
  - Папа, я хочу, чтобы ты ее уволил!
  Девочка все еще была в пижаме, босиком и непричесанна, а от ее приподнятого настроения не осталось и следа.
  - Почему?
  - Она сказала, что неприлично ходить по дому в белье и нельзя на кухне трясти нечесаными волосами.
  - Все верно, - сдержанно сказал Райни. - Когда волосы неубраны, они могут попасть в еду. Никто не любит еду с волосами.
  - Она злая! - Лиз топнула ногой. - Она не положила в кашу ни шоколад, ни марципан, ни даже яблоко, а только противное масло, которое я ненавижу! И сказала, что, пока я не умоюсь, она не будет со мной разговаривать!
  Райни подавил раздражение. Вот дурная тетка, он же ей все объяснил, что не надо строить Лиз, это, в конце концов, он ее отец!
  - Лиззи, - Он поставил чашку на пол террасы, покрытый терракотовой плиткой, и раскрыл объятия. Дочь скользнула ему на колени, ее волосы тут же защекотали его нос. - Я обещал тебе, что у тебя будет хорошая и добрая няня. Если эта окажется плохой, мы ее выгоним. Но не нужно ловить рыбку в мутной воде. Если ты просто рассчитываешь до обеда слоняться по дому в пижаме и болтаться без дела и вообще... пинать балду, то у тебя этот номер в любом случае не пройдет. Сегодня у фрау Бахман выходной, иначе ты бы встала в 8, и вы бы уже сидели за уроками. Няня просто выполняет мои распоряжения - накормить тебя завтраком, а потом езжайте на велосипедах. Она свой привезла.
  - Пап, я не хочу эту няню. Я хочу Фаби.
  - Чего? Какую еще Фаби?
  - Которая с нами вчера каталась на роликах.
  - Кто такая эта Фаби?
  - Это девушка. У нее тот маленький мальчик, которого чуть моя феррари не сбила. Она его няня. Почему у этого мальчика хорошая няня, а у меня какие-то злющие?
  - Так она няня?
  - Да! У мальчика нет всяких игрушек, у него нет даже ноутбука и телефона, зато у него есть Фаби! А мне всегда приводят каких-то ужасных грымз! Пап, вот у меня нотик круче, чем у тебя. Забери его, а мне найми Фаби.
  Райни поднял за подбородок личико дочери и посмотрел в ее глаза:
  - Лиззи, не вздумай со мной торговаться. Твой нотик останется у тебя. Если эта няня нам не понравится, я ее и без нотика рассчитаю.
  - И наймешь мне Фаби?
  Он любовался поднятой к нему мордашкой - точеные скулы, огромные ярко-синие глаза в окружении пушистых длинных ресниц, веснушки, маленький курносый нос...Улыбнулся:
  - А как же тот мальчик, которого ты чуть не сбила своей феррари?
  - Ну-у... Пап. Мне она нужнее.
  - Почему?
  Лиззи тяжело вздохнула и уткнулась носишком в шею отца:
  - У него есть мама. А у меня нет...
  - Э... Лиззи... - Голос Райни невольно дрогнул, и он постарался взять себя в руки и продолжить тоном папы-строгого-но-справедливого: - Я знаю. Но на жалость давить не надо.
  - Я не давлю, пап, - Лиззи тяжело вздохнула. - Просто правда... Я скучаю по ней. Мне хорошо тут и весело, и ты, и Фил, и дом этот классный, но моя мама... Иногда я думаю, если бы она была жива, мы бы с тобой не могли быть вместе. И мне от этого плохо. Я хочу и с ней, и с тобой.
  Райни понимал... хорошо понимал, что этот вопрос еще далеко не закрыт. Она спросит - почему ты нас бросил? Почему вы с мамой развелись? И он будет выкручиваться, не представляя, куда его это приведет. Тут третьего не дано - или Карин стерва, или он подонок, и его не устраивал ни один из этих вариантов. Какие бы отношения ни были между ним и КК, он скорее язык себе откусит, чем скажет о ней плохо.
  - Ты уже придумала, что хочешь подарить Ноэлю? - перевести тему иногда лучше, чем продолжать ковырять кровоточащие раны. Лиз невольно заинтересовалась:
  - Нет. А что у него есть, пап? Когда меня приглашали на дни рождения раньше, мама всегда спрашивала тех родителей, что детям нужно. Позвони маме или папе Ноэля.
  Райни вытащил из кармана телефон и набрал номер отца Ноэля - легендарного Отто Ромингера. Их связывали давние деловые интересы, еще с тех пор, как Райни позволил 'Дорелль' перекупить себя у 'Ювекса', и с женой и детьми Ромингера Райни был хорошо знаком, но не настолько уж близко.
  - Ну... подарите ему что-нибудь для рыбалки, - сказал Отто Ромингер, поняв цель звонка Райни. - У нас никто на это особо не западает, кроме Ноэля. Он все болтает про какие-то спиннинги.
  - Хорошо, спасибо, отличная идея. - Райни отключился и чмокнул в висок дочку, все еще сидящую у него на коленях. - Поехали в Вербье, подарок покупать.
  - И не надо ехать на велике с этой няней? - оживилась Лиз.
  - Не надо. Сами поедем на великах.
  - А твоя нога?
  Черт! Он забыл про ногу.
  - Ладно, поедем на машине.
  Забавно, подумал Райни, насколько разные дети могут родиться в одной и той же семье. Ноэль Ромингер - спокойный и задумчивый парнишка, а его родной старший брат Томми - тот еще хеллрейзер и головорез, вылитый папаша. И один из них не может ни минуты усидеть на месте, все на бегу, на лету, все пытается успеть, а второй может просто посидеть час на берегу с удочкой или почитать книгу, да просто подумать о том, что он, собственно говоря, делает и зачем. И еще Райни вдруг подумал, что и они с Филом тоже в чем-то разные, хотя, может быть, это и не так заметно... Несмотря на то, что между ним и Сопляком почти 14 лет разницы, а между сыновьями Ромингеров всего-то полтора года.
  Скутер в очередной раз вопросил, почем рыба. Звонил Тим Шефер. Райни ответил.
  - Ну что - как вам тетка? - спроси Тим.
  - Надеюсь, ты с ней пока ничего не подписал, - ответил Райни, прижимая к себе Лиз. - Я очень настроен отправить ее ко всем чертям.
  - Отправляй, - легко сказал Шефер. - Можешь узнать, сколько она потратила на дорогу, компенсируй, если не жалко, и гони. А что она - дочке не понравилась?
  - Типа того. И нам с Филом тоже.
  - Ну ладно, не проблема. Прости за ложный выстрел. Я отправляю к тебе кое-кого получше. Эта уже спортсменка, биатлонистка второго эшелона, восстанавливается после травмы, не прочь подзаработать, детей любит и вообще полна энтузиазма. Я с ней только что говорил - наш кадр.
  - Что за тетка?
  - Эта уже не тетка. Ей 25 лет. Симпатичная деваха, и бегает, и прыгает, и в теннис играет, в общем, для вас с Лиз то что надо.
  - Звучит неплохо, - сказал Райни и подмигнул Лиз, которая тревожно смотрела на него, подняв голову с его плеча. - Давай, присылай ее сюда. А эту, как ее, мадам Фурию я тебе возвращаю по рекламации.
  - Девушку зовут Мартина Кери, кстати, она говорит на всех швейцарских языках. И, кстати, брюнеточка в твоем вкусе. Ты же, вроде, пристроил свою красотку Аннабель какому-то паше?
  - Понял, Тим. Спасибо. Когда она будет тут?
  - Прямо сейчас готова выехать.
  - Отлично. Ждем.
  - Пап, а что, другая няня приедет? - нахмурилась Лиз, когда он отключился.
  - Солнышко, мы обязательно найдем тебе лучшую няню на свете. Вот сегодня должна приехать хорошая. - Он поднял с пола чашку кофе и сделал глоток.
  - Я уже нашла лучшую и не хочу другую, папа!
  - Родная моя, - Райни прижал ее к себе. - Давай-ка мы перестанем спорить и пойдем умываться и одеваться, потом попросим мадам Фурнье покинуть наш дом, а сами поедем в Вербье за удочками для Ноэля, а потом на скалодром. Как тебе такой план?
  - Ура! - завопила Лиз. - Скалодром! Класс! - Вскочила с колен отца и побежала к двери в дом, но остановилась как вкопанная: - Пап, но в пять мы договорились с Фаби кататься на роликах. Ты сможешь нас отвезти?
  - Хорошо, отвезу. Все, бегом умываться и одеваться.
  В дверях Лиз столкнулась с Филом. Парень все еще красовался в бело-розовых идиотских шортах, но ему хотя бы еще не нужно было бриться. Райни нужно было, но он ленился. Он хотел просто сидеть на террасе и пить кофе, пока тот еще не совсем остыл. Черт подери, после того, как он весь сезон носился по миру с языком на плече, падая от усталости и недосыпа, неужели он хотя бы часть межсезонья не имеет права не бриться, не готовить завтрак и просто валяться на террасе весь день?
  Не имеет. Хотя бы потому, что он уже не только спортсмен, но и отец.
  - Здорово, - Фил широко потянулся, демонстрируя шикарную для подростка мускулатуру живота и груди и тоже очень впечатляющие ссадины на внутренних сторонах предплечий от ладоней до локтей.
  - Угу.
  - Твоя нянька заявила, что тут всех воспитывать надо, начиная с хозяина, то есть с тебя. Это настоящая фрекен Бок. Нам позарез нужен Карлсон, чтобы заняться курощением и низведением.
  - Шефер уже нашел другую няню. Причем молодую и симпатичную.
  - Ну... гм... собственно, Лиз уже себе присмотрела...
  - Карлсона?
  - Нет. Няню.
  - Ах, да, - вспомнил Райни. - Расскажи-ка мне про эту Фаби.
  - Ну... миленькая девочка. Хорошо бегает и катается на роликах, и такая... ну в общем прикольная.
  - Сколько ей лет?
  - Не знаю, наверное, не больше двадцати.
  - И она, по-твоему, могла бы быть няней для Лиззи?
  Фил пожал плечами:
  - Вот этого я не знаю. Знаю только, что я с удовольствием затащил бы ее в кровать.
  - За чем дело стало?
  - Не знаю. Пока не идет.
  - Труднодостижима?
  - Не знаю. Или так, или просто динамит.
  - Ну-ну. - Райни подхватил пустую чашку из-под кофе и захромал в дом.
  
  Новая няня явилась около трех часов пополудни, когда Райни ждал срочно вызванную из Берна скорую. Его колено неожиданно увеличилось в размере раза в два, а температура подскочила до сорока - снова началось сильное воспаление. Он почти ничего не соображал от боли и лихорадки, и новую няню встречали Фил и фрау Бахман, выходной которой пришлось прервать. Лиз сидела рядом с папой и плакала от страха, что он тоже умрет, как мама. Он пытался ей втолковывать, что с ним все будет хорошо и он просто сам дурак, нечего было показывать ей, как цеплять эти чертовы петли, ну а там неловкий выверт и падение на колено, и вуаля...
  Мартина Кери в сопровождении фрау Бахман вошла в спальню, деликатно постучав, поздоровалась и попросила Лиз познакомить ее с домом. Девочка нехотя пошла.
  - По-моему, она справится, - сказала фрау Бахман, когда Лиз и Мартина вышли. - Не знаю, чем вам не угодила та, которая приходила утром, я ее не видела, но эта производит хорошее впечатление.
  В Женеву Фил и Лиз поехали в сопровождении Мартины. Райни в это время в клинике в Берне в очередной раз отходил от наркоза после очередных манипуляций на колене.
  На этот раз его домой не отпустили, но у него было очень много дел. Ночь он провел в клинике, воспаление в очередной раз спало, утром он договорился с новой няней, что та отвезет Лиззи на день рождение Ноэля, а потом под роспись покинул больницу, чтобы навестить алжирскую девочку с муковисцидозом.
  
  Фил прикатил в Женеву на поезде из Вербье, и вовремя встретил Фабьенн на роллер-треке в парке Перье. Он был без Лиз - девочка была на дне рождения. Зато при полном параде: в новой очень стильной футболке, любимых джинсах и с букетом подснежников.
  Фаби даже не сразу его узнала. Она была со своим подопечным, который с утра просил пойти кататься на роликах, и теперь был так оживлен и полон нетерпения, что все внимание няни было сосредоточено на нем.
  - Привет, - сказал Фил. - Клево выглядишь.
  Она выглядела обычно - джинсы, кеды и рубашка.
  - А где Лиззи?
  - На дне рождения в Лаутербруннене.
  - Да? Что же ты не позвонил и не отменил встречу?
  Фил засмеялся и сунул ей в руку подснежники:
  - А тебе не приходит в голову, что я езжу не выгуливать Лиззи, а к тебе? Может, сегодня у нас наконец состоится свидание?
  Фаби изумленно подняла брови:
  - Да ну?
  - В семь ты отведешь Пьера-Алекси домой, и мы поедем ужинать, а потом затусим в 'Мэд'. Там движуха до утра.
  - У меня завтра зачет, Фил.
  - Какой зачет? - Он совсем забыл, что она учится. Но быстро сориентировался: - В конце марта зачет? Ты шутишь, солнышко?
  - Это хвост, - пояснила Фаби.
  - У таких серьезных девушек не бывает хвостов.
  - У меня бывают.
  - А ты раньше была в 'Мэд'?
  - Кажется, нет.
  - Вот и познакомишься. Там весело.
  - Веселее, чем в 'Роттен спай'?
  - Шутишь! 'Спай' это место для серьезных дяденек вроде моего брата. А 'Мэд' - подростковая туса. Там ребята помоложе.
  Фабьенн рассмеялась:
  - Фил, мне 23 года.
  - Да ладно заливать!
  - Хочешь паспорт покажу?
  Он смотрел на нее, как на восьмое чудо света:
  - Ну покажи.
  'Анаис-Фабьенн Мирабо де Сен-Симон, дата рождения 11 октября 1976 года'
  - Так это ты меня старше на 7 с половиной лет, что ли? - недоверчиво уточнил Филипп, у которого в паспорте значился год рождения 1984.
  - Именно.
  Фил посмотрел на нее веселым, испытующим, лукавым взглядом, наклонил голову к плечу, как бы чтобы оглядеть девушку под другим углом зрения, и, выдержав эффектную паузу, сказал:
  - А знаешь что? Меня это ничуть не смущает.
  - А меня смущает, - отпарировала Фаби.
  - Почему?
  - Фил, я не хочу это обсуждать.
  - Я же не тащу тебя в постель, - покривил душой парень. - Почему мы не можем сходить вместе на тусовку? Ну не хочешь в 'Мэд', пойдем опять в 'Роттен Спай' или к Пепе.
  Фабьенн взяла паузу, чтобы застегнуть ролики Пьеру-Алекси. С одной стороны, свидание в отсутствие Лиз не только не имело смысла, но и казалось опасным - она же действительно не может вступать ни в какие отношения с Филом. С другой... вчера их с Лиз сюда привезла девушка, про которую Фил сказал, что это новая няня Лиз. То, что у Лиз появилась няня, нанесло сокрушительный удар по планам Фабьенн. Пока она искала обходные пути и втиралась в доверие детей, Райни просто взял да и нанял подходящего сотрудника, и она должна была бы предусмотреть такой поворот событий и действовать быстрее и решительнее. Теперь, чтобы не потерять связь с наследницей своего бывшего дома, Фаби должна была пытаться поддерживать отношения на прежнем уровне. Ролики, прогулки, но достаточно ли этого, чтобы оказаться вхожей в дом?
  Наверное, нет. А если она действительно начнет встречаться с Филом? Если она теряет надежду получить место няни, то, может статься, это единственный способ добраться до дома?
  Но эта мысль ее не вдохновляла. Пам ей много всего рассказала про Фила Эртли. Несмотря на крайне юный возраст, он был вполне известной личностью среди клубной молодежи Женевы. Обаятельный и ветреный парень перебрал уже столько девушек, сколько иной и за всю жизнь не успеет. Очевидно, что, если Фаби и сдастся его натиску, это ничего ей не даст. Получив желаемое, Фил потеряет интерес и пойдет дальше. В общем, так или иначе она должна и держать его при себе, и при этом не допускать никакого сближения. Сложная задача. Но Фаби надеялась, что выполнимая.
  - Поехали, Алекс, - сказала она и помогла ребенку выехать на дорожку. Фил, слегка озадаченный и заинтригованный, обогнал их:
  - Ну учись, приятель, сегодня мы с тобой будем осваивать настоящие трюки, вот Лиззи завтра обрадуется.
  - А мы и завтра встречаемся? - поддела Фаби.
  - Конечно. Лиззи сказала, что поколотит меня, если я с тобой не договорюсь на завтра. Ты же не дашь меня в обиду, правда?
  
  Этим вечером, уже засыпая, Фаби улыбнулась. Фил, конечно, был невероятно обаятелен, если он того хотел. Ей было бы нелегко заставить его соблюдать дистанцию, не держи она постоянно в голове, что ему только 16 и что ей просто стратегически нельзя ни в коем случае позволять сближения. Ну что же, завтра они снова встретятся, и завтра с ними будет Лиз. Посмотрим, как оно пойдет. Похоже, пока у Фабьенн нет никакого выхода, кроме как тянуть время и продолжать налаживать дружбу с девочкой.
  
  Лиз увиделась с Райни только на следующее утро, когда он спустился к завтраку - уже почти не хромая, вполне общительный и готовый к развлечениям. Вчера вечером он должен был побыть один - до полуночи он просидел на крыше своего дома около бассейна, накачиваясь виски. Он умел скрывать от всего мира свою боль. Но, честно, эта ноша иногда становилась слишком тяжелой.
  - Пап, а чего у тебя глаза красные?
  - Я превратился в кролика, - с комической торжественностью ответил он. Красные глаза и еще головная боль только и оставались от похмелья.
  - А тогда где у тебя уши? - захихикала она.
  Он схватился за уши и с наигранным ужасом посмотрел на дочь:
  - Где мои уши? У меня их кто-то отгрыз!
  - Может, волк?
  - Точно. Спасибо, - Он улыбнулся Мартине, которая поставила перед ним тарелку с омлетом. Есть не хотелось ужасно, но он все же запихнул в себя всю порцию. Лиз тоже. Мартина Кери неплохо готовила. Он хотел было встать и запустить кофе-машину, но няня, улыбнувшись ему, уже поставила перед ним чашку ароматного кофе.
  Идеальная ты моя, подумал Райни. Правда, эта Мартина оказалась находкой. Молодая, спортивная, дружелюбная, она еще и на кухне отлично управлялась и не заряжала тонну франков за каждое лишнее движение. Надо расспросить Лиззи, как ей новая няня. И, кстати...
  Он посмотрел на дочь. Она сияла, как начищенный пятак, а молчала только потому, что опять чего-то настукивала на клавиатуре своего телефона. Райни вопросительно посмотрел на няню, та пожала плечами.
  - Эй, - позвал он. - Дитя мое, давай-ка без телефонов за едой.
  - Хорошо, пап. Сейчас. - Лиз поспешно набрала еще несколько букв, характерный сигнал возвестил, что смс-ка отправлена. - Вот. Пап, вчера было так клево!
  - Расскажешь?
  - Расскажу. Знаешь, Томми такой классный! Он уже...
  - Подожди. Я думал, вчера день рождения был у Ноэля?
  - Ну да. Конечно. Ноэлю исполнилось 10 лет, а Томми летом будет 12, а еще у них есть сестра Мален, ей уже скоро 16, как нашему Филу...
  - Чего это? - жизнерадостно спросил Филипп, вовремя вваливаясь в просторную кухню. Как солнышко взошло. Это чудо опять щеголяло в идиотских бело-розовых пижамных шортах.
  - Я рассказывала про сестру Ноэля. Ей почти 16.
  - Она симпатичная?
  - По-моему, ты знаком с Мален Ромингер, - сухо заметил Райни.
  - А, да, точно.
  - Вот. И там еще есть одна маленькая сестренка, Мишель-Осеанн, - выпалила Лиз. - Но она совсем мелкая, ей может года три всего, и она только всем мешала. Ее все время их мама Рене забирала, чтобы она нам не мешала. Пап, ты представляешь, оказывается, у родителей Ноэля четверо детей. Две девочки и два мальчика. И они так все друг друга любят. Знаешь, это так классно...
  Разговор сворачивал в несколько нежелательную сторону. У Лиз не было такой семьи... И никогда уже не будет. Чтобы папа и мама вместе, и родные браться и сестры, и все друг друга любят... Райни быстро увел разговор в безопасную сторону:
  - А Ноэлю понравился твой подарок?
  - Конечно, пап! - Еще бы, этот спиннинг продавец назвал самым лучшим из тех, что поступали в продажу за последние годы. - Он сказал, что это самый классный подарок. А Томми сказал, что он все лето косил лужайки и копил деньги, и на день рождения подарил Ноэлю надувную лодку. И он сможет ловить рыбу с лодки. Но вот знаешь, пап, все равно это очень клево, когда у человека много братьев и сестер и родители живут вместе. Пап, почему все-таки вы с мамой разошлись?
  Райни этим утром поднялся с постели в очень разобранном состоянии. Похмелье, колено и, в первую очередь, то, почему он вообще так нажрался вчера. Девочка, тринадцатилетняя Тайлалти. Во что ее превратила болезнь. Если бы ее после рождения хотя бы осмотрел врач, а не тупой мулла, если бы у нее взяли анализ крови, а не пробормотали стих из Корана, если бы ее рожали в больнице, а не в бедуинской палатке, если бы ее родители раньше приехали в Европу, у девочки был бы шанс жить, а теперь драгоценное время было упущено, и то, что ей осталось, исчислялось днями... или даже часами. Но теперь Райни пришлось вернуться в свою жизнь и решать свои насущные проблемы. Какое счастье, что его дочь Лиз, которая точно так же нуждалась в помощи после рождения, получила эту помощь в полной мере и теперь живет полноценной жизнью, совершенно здорова, и только фраза 'врожденный порок сердца' в медицинской карте показывает, что не все и не всегда было безоблачно.... Если бы, родившись, она не попала сразу в руки опытнейшего детского кардиохирурга, у нее не было бы шансов, и Райни был счастлив, что у нее все обошлось. Но он хотел, чтобы равные шансы на жизнь были у всех детей, а не так, что около одних дежурят опытнейшие врачи, а других не могут посмотреть даже неграмотные акушерки...
  Только у Лиз были и другие вопросы. Вот что ей на это ответить?
  - Пап, ну почему ты молчишь?
  Фил дернул Лиз за рыжую прядку:
  - Эй, а я сегодня опять еду с Фаби на роликах. Она мне сказала тебя привезти. Поедем?
  Но девочка на этот раз не дала сбить себя с толку:
  - Конечно, поедем. Папа, скажи мне.
  Райни вздохнул, подпер щеку ладонью и устало посмотрел на дочь:
  - Кое-кто забыл, что у него сегодня в 9 начинаются уроки? Ты не хочешь заставлять ждать фрау Бахман?
  Но Лиз была твердо намерена на этот раз добиться от отца ответа:
  - У меня еще вагон времени. Папа, это несправедливо! Слышишь? Почему у других детей и мамы, и папы, и братья, и сестры, и семьи нормальные, а у меня нет?
  Ей было все равно, что отец явно не в духе для подобных разговоров, что тут присутствует чужой для семьи человек - Мартина ведь еще далеко не стала своей, ну и Фил, хоть и родной дядя, но все равно это немного не его дело. Девочка почему-то завелась с утра пораньше.
  - Лиззи, - тихо сказал Райни. - В мире вообще далеко не все справедливо. А ты не задумывалась, к примеру, что ты живешь в огромном доме с бассейном, солярием и садом, а у некоторых детей маленькие квартирки, и даже своей комнаты у них нет? И они тоже донимают пап разговорами на тему, что у других есть, а у них нету?
  - Пойдем-ка, Лиз, - сказала Мартина. - Я хочу сегодня сделать тебе очень прикольную прическу. Мы возьмем те заколки со стразами, которые вы с папой купили в Вербье. Давай, у нас мало времени.
  - А я с вами вообще не разговариваю! - взорвалась Лиз. - Я говорю со своим папой, и вы не вмешивайтесь!
  - Так вот, Лиз, - Райни холодно посмотрел на дочь. - Я в таком тоне разговаривать вообще не намерен. Если хочешь, мы поговорим об этом, но не здесь и не сейчас. Слышала когда-нибудь о дуэльном кодексе?
  - Чего это такое?
  - В твоем возрасте пора бы уже прочитать хотя бы 'Трех мушкетеров'. Тот, кого вызывают на дуэль, выбирает оружие, время и место.
  - А я это знаю! Я об этом в кино смотрела!
  - Вот. Ты меня вызываешь на разговор - я сам выбираю, где и когда мы будем разговаривать. Это честно?
  Не найдя, что возразить, Лиззи исподлобья посмотрела на него.
  - А теперь ты извинишься перед Мартиной, и будем считать инцидент исчерпанным.
  Надувшись, Лиз метнула на него сердитый взгляд и позволила-таки няне увести себя. Райни со вздохом отодвинул от себя чашку с остывшим кофе. В очередной раз отвертелся от объяснения, но, скорее всего, это уже в последний раз. Лиз заслуживает прямого разговора... только правдивым рассказ так или иначе не будет, во всяком случае, полностью. 'Твоя мама не хотела выходить замуж, а ребенка хотела, и выбрала меня племенным жеребцом, и даже говорить ни о чем не собиралась'? Красота. Отличная история для девятилетней девочки.
  - Что будешь делать? - спросил Фил.
  - Подумаю. А ты? - привычно перевел стрелки Райни. - У тебя вроде бы учебный год еще не кончился, нет?
  - И что?
  - То, что увидеть тебя с учебником в руках - редкое зрелище для этого дома.
  - А, нашел еще один объект для воспитания?
  Райни встал и побрел к себе в спальню. Он был в отвратном настроении. Он не хотел врать Лиз. И не мог сказать ей правду.
  Ему было пора приступать к тренировкам. Травма травмой, колено нагружать он не может, но все остальное тело должно быть в форме. Каждый день минимум 2 часа высокой нагрузки или 4 средней, а лучше - два средней, потом два максимальной, полчаса предельной и потом еще час средней. Тренированные мышцы, привычные к постоянным силовым тренировкам, на простой реагируют поначалу противной слабостью, потом невозможностью легкого возврата к прежним нагрузкам и - очень быстро - полной потерей физической формы, причем как силовой, так и внешней, и он не мог допустить ни того, ни другого. Последние 3 дня он только и делал, что маялся дурью - то напиваясь, то болея, то переживая приступы меланхолии. Пора браться за дело...
  Полтора часа в бассейне на крыше, три часа в тренажерном зале и еще час в бассейне. Лиз, Фил и Мартина уже уехали в Женеву, когда он спустился в дом, чувствуя что-то, близкое к удовлетворению от хорошо сделанной работы, и безумную усталость. Жаль, что пока не может рисковать коленом, бегая или носясь по горам на маунтейн-байке... Но и так для начала недурно. Интересно, чем сегодня успели заняться Мартина и Лиззи? Как только он приведет сустав в норму, сам займется дочкиной физподготовкой. До его отъезда на серию съемок в Дубаи и Ниццу еще три недели. Он хотел изначально провести это время на Сардинии, но боялся уезжать далеко от Бернской клиники из-за колена...
  
  Фил и Лиззи сидели на скамейке в парке Перье, поедая мороженое и наблюдая, как Фаби катается со своим трехлетним воспитанником. Мартина сгрузила их в парке, взяла с Фила железное обещание звонить 'если что' и отбыла в неизвестном направлении.
  - Почему он мне не говорит? - спросила Лиз, которая весь день пыталась улучить момент поговорить с Филом наедине.
  Подросток был в данный момент не в восторге от брата, но ответил так дипломатично, как только умел:
  - Значит, считает, что пока не нужно.
  - Он боится?
  - Чего?
  - Что я буду его ненавидеть?
  - А ты его ненавидела сразу?
  - Да. Теперь - нет.
  - Почему должна снова?
  - Тогда почему он не говорит?
  Фил запустил палец в прореху на своих джинсах в районе коленки:
  - Он всегда говорит только то, что считает нужным. Пока не считает - можешь его пытать, он ничего не скажет.
  - Тогда ты скажи. Ты ведь все знаешь?
  - Знаю, но это ваше дело. Твое, его и твоей матери.
  - Она умерла.
  - Я знаю. Может, поэтому он и молчит.
  - Это как?
  Фил сорвался со скамейки и, бросив в урну пустую упаковку из-под мороженого, начал выделывать какие-то пируэты. Лиз сердито крикнула:
  - Вы трусливые оба! Фил!
  Он уже догонял Фаби. Ей было достаточно посмотреть на него, чтобы остановиться:
  - Поссорились?
  - Нет, - Он подхватил под мышки радостно завизжавшего Алекса и покатил по аллее. Фаби засмеялась, глядя им вслед. Мир полон нянь, которые перекладывают свои обязанности на других. Она разрешает Филу возиться с Алексом, а няня Лиз оставила свою воспитанницу на того же самого Фила и ее, Фаби, хотя тоже не имеет права это делать. Если Райни узнает, что он сделает? Уволит ее?
  А если Зоэ - мама Пьера-Алекси - узнает? Может, Фаби ничего и не будет, ребенок ведь все время у нее на глазах...
  Лиз подъехала к Фаби, она выглядела расстроенной.
  - Что случилось, детка? - мягко спросила девушка. Лиз тяжело вздохнула:
  - Они оба ничего мне не рассказывают.
  - Кто это оба?
  - Фил и мой папа.
  - О чем?
  - Я хочу знать, почему мои мама и папа разошлись.
  - Знаешь, Лиз, может папа считает, что тебе не нужно это знать.
  - Почему?
  - Потому что кто-то из них, наверное, в этом виноват.
  - Если он не хочет рассказывать, значит, он виноват, - мрачно уточнила Лиз.
  - Наоборот, милая. Может быть, что он не хочет плохо говорить о твоей маме.
  Лиз хотела уже что-то сказать, но осеклась. Казалось, она обдумывает услышанное. Наконец, спросила:
  - Что мне делать? Я хочу знать!
  Будь на месте Лиз взрослый человек, Фаби могла бы ему посоветовать порыться в интернете и поискать информацию о тех событиях, но сейчас ей оставалось только ответить:
  - Доверься ему, Лиз. Все равно рано или поздно ты обо всем узнаешь.
  - Я не хочу поздно!
  - Я понимаю, что не хочешь. Но если он считает, что так будет лучше, значит, он прав. Ты ему доверяешь?
  - Наверное. Да.
  - Тогда просто не пытай его. Может быть, он решит, что пора рассказать, и расскажет. Может быть, ты узнаешь случайно как-то еще. Может быть, просто поймешь сама, что произошло. Просто доверься ему.
  - Ты хорошая, - вздохнула Лиз.
  - Ты тоже, малышка, - Фаби погладила рыжие локоны девочки, заплетенные в затейливые косички: - Кто это тебе такое наплел?
  - Няня. Мартина. Мне не нравятся такие косички.
  - Почему? Стильно выглядит.
  - А мне не нравится, - Лиз задумчиво разглядывала свои руки, теребила застежку бело-сиренево-красного бисерного браслета на правой руке, над защитным наладонником. - Если папа и мама разошлись, почему он не хочет говорить о ней плохо?
  - Потому что она родила ему такую чудесную дочку, как ты, Лиззи.
  Девочка чуть улыбнулась, отбросила с лица выбившуюся рыжую завитушку:
  - Но он ко мне совсем не приезжал. Он бросил и маму, и меня.
  Фабьенн сама недавно мысленно порицала его за это, потому что именно такое впечатление у нее сложилось из той вырезки в альбоме Лары. Но сейчас она покачала головой:
  - Не надо верить всему, что тебе говорят, Лиз. Вещи могут быть не такими, как кажутся. Я совсем не знаю твоего папу, но сама не верю в то, что он мог бросить своего ребенка.
  - Почему не веришь?
  Фаби чуть улыбнулась, глядя, как Фил с Алексом на плече закладывает виражи на треке. Действительно, ей только сейчас пришло в голову сложить дважды два. Стоило ли объяснять все это девятилетней девочке? Но она рискнула:
  - Видишь, малышка, твой папа много занимается благотворительностью. Ты знаешь, что это такое?
  - Знаю. У мамы все время просили денег на всякую благотворительность, а она не давала. Она говорила, что у нее и без того хватает этих... ну... как его. Нахлебников, вот.
  Ребенок по простоте душевной выбалтывал про свою маму все подряд, понятия не имея, что у девушки, сидящей на скамейке рядом, могли быть свои причины недолюбливать одиозную КК. Фабьенн не стала зацикливаться на этом:
  - А твой папа принимает участие в нескольких благотворительных проектах. Он дает много денег, но дело даже не в этом. Знаешь, Лиз, к сожалению, есть дети, которые тяжело болеют. Которых не могут вылечить врачи. Это очень тяжелые болезни, к счастью, редкие, но... в общем, такие дети живут очень мало. Многие дети мечтают увидеться с какой-нибудь знаменитостью. Актером, или певцом, или спортсменом. Вот с твоим папой тоже. Когда о таком начинает мечтать обычный, здоровый ребенок, ему говорят, чтобы он не забивал себе голову ерундой и пошел бы лучше делать уроки. Знакомо?
  - Знакомо. Я просила маму, чтобы она познакомила меня с Джерри Халливел и Викторией Бэкхем, хотя она обеих знала, а она мне сказала, что это глупости.
  - Когда же ребенок сильно болен, эту просьбу передают в благотворительные комитеты, чтобы они выходили на эту знаменитость и просили навестить такого ребенка. Очень многие из них или отмалчиваются, или присылают отписки, мол, занят, не могу, через полгода, не раньше. Они просто не понимают, что у таких деток нету полугода в запасе.
  - Как это? - Лиз рассматривала Фаби потемневшими глазами.
  - К сожалению, большинство таких детей очень быстро умирают, Лиз.
  Девочка сильно побледнела - так, что ее веснушки казались совсем темными. Спросила:
  - А папа что? Он приезжает к ним?
  - Всегда, когда это возможно. Когда может на самом деле выкроить время. К примеру, если он на соревнованиях, то называет первое же окно в своем расписании, если даже приезжает домой на день или два. Он почти никогда не отказывает. А это на самом деле страшно тяжело, Лиз. Такие визиты очень тяжелы для него, да и для любого, кто здоров и у кого есть сердце. К счастью, такие просьбы приходят не так уж и часто, может два или три раза в год. Он мог бы прекратить эти визиты, просто успокаивая свою совесть теми деньгами, которые он отдает на благотворительность, но он этого не делает. Лиззи, такой человек не может бросить своего ребенка.
  Пауза. Лиз опустила голову, было видно, что она потрясена.
  Девушка уже не рада была, что начала разговор на эту тему. Но ей хотелось, чтобы Лиз подумала сама, стоит ли так уж упрекать Райни. Сама Фабьенн знала все эти обстоятельства, но ей только сейчас пришло в голову несоответствие между образом Райни, который бросил дочь, и тем человеком, который был хорошо знаком с ее бабушкой - патронессой крупного благотворительного фонда мадам де Роган. С тем, который никогда не отказывал, хотя многие другие звезды часто отвечали отказами, ссылаясь на занятость. Даже те, чей график невозможно было сравнить с безумным распорядком жизни профессионального спортсмена и модели.
  - Я не хотела тебя огорчать, малышка, - тихо сказала Фаби, импульсивно прижимая к себе расстроенную девочку. - Просто подумай о том, что я тебе рассказала, и перестань донимать папу и Фила. Когда-нибудь ты все узнаешь. А пока просто доверься своему отцу.
  Только образ этого хорошего парня, который делал так много для больных и страждущих, не шел в разрез с тем высокомерным красавцем, который посмотрел сквозь нее в ночном клубе. Одно другому не мешает. Человек может быть добр к детям и совершенно каменно равнодушен к предлагающим себя (стыд какой!) женщинам, тем более, что у него иные предпочтения. Фаби на самом деле просто мороз по коже продирал при одной мысли о том, что она стремится заполучить этого заносчивого типа (к тому же, гея) в работодатели, но выбора у нее не было.
  Ее звала 'Святая Маргарита' - ее Heilige Margarete, ее наследство, то, что принадлежит по праву ей и ее маме...
  
   В условленное время за ними приехала Мартина (кто знает, где она была все эти часы, пока Лиз и Фил катались в парке, а потом гуляли вместе с Фаби) и они вернулись в Сембранше. Райни встречал их - дожидаясь возвращения семьи, он приготовил ужин. Он умел готовить, но не любил и занимался этим только тогда, когда некого было отправить к плите. На этот раз плодом его кулинарных изысканий стали говяжьи стейки, которые он замариновал и собирался пожарить на гриле, и салат из рукколы, моркови, фриллис и помидоров с сыром. К тому же, у него было что сообщить своим. Отпустив Мартину (которая собиралась снять апартаменты в Вербье), он пошел жарить стейки.
  Когда они сели за стол, он сказал коротко:
  - Завтра приезжают родители. Мама звонила.
  Лиз уставилась на него, не зная, как реагировать на такую новость. Фил - напротив - среагировал быстро и бурно:
  - Не вели казнить, благодетель!
  - А что с тобой делать, раздолбай?
  - Прикрой. Скажи, что я умница, твердо встал на путь исправления и грызу гранит науки.
  - Чего-чего ты грызешь, грызун фигов? - поднял брови Райни. - Я, в отличие от некоторых, человек честный и, когда вру, у меня нос вырастает...
  - А сейчас почему не вырос?
  - Набирается сил перед визитом ни в чем не повинных мамы с папой. Завтра, чувствую, будет шоу...
  - Ну я правда сдам этот чертов зачет по физике.
  - А по химии?
  - И по химии сдам.
  - А по английскому?
  - Не по английскому, а по истории, но тоже сдам.
  Райни бросил обеспокоенный взгляд на Лиз - она была какая-то очень тихая сегодня вечером. Он опасался, что, вернувшись домой, она примется с новыми силами тянуть из него историю его развода с Карин, но она молчала. Он пару раз уже буквально открывал рот, чтобы спросить, что случилось, но что-то удерживало его, и он вел себя как ни в чем не бывало. Он знал, что после ужина Лиз сама скажет, что ее беспокоит. Поэтому он отправил Фила хотя бы разложить учебники на столе в так называемом кабинете и придать им рабочий вид, а сам прихватил бутылку легкого розового валисского вина и побрел наверх, к бассейну.
  Бассейн на крыше был в свое время (6 лет назад) главной причиной, почему он купил именно этот дом. Его всегда манила высота и уединение, особенно если в жизни что-то шло не так, а уж плавать под звездами в окружении молчаливых гор было просто невероятным ощущением. Тогда ему было плохо, он расстался с Натали Бальтазар - с женщиной, любовь которой была, наверное, одним из главных даров судьбы, которые он когда-либо получал... Но он не мог ей дать того, чего она, безусловно, заслуживала, и именно поэтому они и разошлись в итоге. Она любила. Он принимал ее любовь, но сам не любил. И это не могло длиться вечно.
  Высота. Одиночество. Снег и звезды. И мысли. Он пододвинул шезлонг к своему любимому пятачку между бассейном и перилами. Около лестницы выросла маленькая фигурка. Худенькая длинноногая тень с пушистой гривой. Лиз. Райни молча уселся в свой шезлонг и ждал, пока его дочь сделает свой ход.
  - Пап...
  - Да, солнышко?
  Она шагнула к нему, он молча раскрыл объятия. Девочка скользнула к нему на колени, свернулась в крошечный клубочек, ее волосы щекотали его щеку. Оба молчали, наслаждаясь этим непривычным для обоих и еще слишком хрупким ощущением близости. Наконец, Лиз чуть слышно пробормотала куда-то ему в шею:
  - Прости меня, па...
  - За что?
  - За... 'козла', - выдавила она.
  - А... Да я и забыл уже.
  - Простил?
  - Конечно.
  Еще полминуты молчания. С чего она об этом вспомнила? В который раз уже Райни задал себе вопрос - что происходит в этой рыжей умной головке? Но или детское мышление вообще, или ход мыслей конкретно этой девчонки шел своими путями, не всегда доступными взрослому пониманию.
  - Ты не бросил меня, да? - Лиз подняла голову - как обычно, ей нужно было смотреть ему в глаза в любой момент, который был для нее важным.
  - Конечно, нет, - хрипло ответил он. Взял бокал с вином, глотнул.
  - Я была глупая, что так думала.
  - Не глупая. Ты просто не знала многого.
  - Папа, но почему? Пожалуйста, я не могу понять. Иногда я думаю, что ты плохо поступил. Иногда что мама мне сказала неправду. Получается, что или ты плохой, или она. Но я люблю вас обоих. И мне от этого очень плохо.
  - Солнышко, это совсем не так, - Райни прижал ее к себе, его теплая ладонь лежала на ее спине, и он ощущал хрупкие горошинки позвонков под тонким свитером. - Родная, никто из нас не плохой. Просто... так сложилось, а жизнь - она... она многогранная и сложная, и иногда бывает невозможно поступить так, чтобы всем было хорошо.
  - Расскажи, - шепотом попросила она. - Пожалуйста.
  Он хотел спросить, как она поняла, что он не бросил ее. Но с этим успеется. Он обнял ее крепче, прикоснулся губами к ее макушке, она снова освободилась, чтобы поднять голову и посмотреть ему в глаза. Мужчина и девочка смотрели друг на друга одинаковыми синими глазами и понимали, что, наверное, наступает самая важная минута в их такой еще короткой жизни вместе. Всего три недели...
  - Хорошо, - Райни вздохнул. - Лиз, ты ведь помнишь, сколько мужчин когда-либо хотели жениться на твоей маме? Как Николас, который оставил ей дом в Женеве?
  - Да. И она не хотела. Она всегда говорила, что нам с ней двоим никто не нужен.
  - Верно. И меня она тоже не хотела. Ей была нужна только ты.
  - Но вы же поженились.
  - Потому что мне ты тоже была нужна. Твоя мама не хотела выходить замуж. Мы поженились, чтобы признать тебя нашим общим ребенком, и развелись, потому что... Лиз, мы были совершенно разные. Не плохие, просто разные. Она была такая сильная, независимая, а я тогда был совсем пацан, всего на три года старше, чем сейчас наш Фил, и нам вместе, конечно, было особо нечего делать. Лиз, иногда люди просто не могут быть друг с другом. Никак не могут. Поэтому мы развелись. Но для меня развод не означал, что я больше не буду твоим папой. Я тогда уже выступал в Кубке мира, а твоя мама закончила карьеру, я жил вот тут в кантоне Вале, она в Аттерзее, это очень далеко, но я все равно старался как можно чаще к тебе приезжать. А потом... Потом твоя мама сказала, что мы не будем мотать тебя туда-сюда, что, когда я приезжаю, ты нервничаешь, тебе будет комфортнее и лучше, если я перестану встречаться с вами. Она настаивала на том, что так лучше для тебя. Лиз, прости, малышка моя, но я поверил. Если бы я начал возражать, между мной и твоей мамой могла начаться настоящая война, если ты понимаешь, что я имею в виду, и всем, и тебе особенно, от этой войны было бы только хуже. Мы заключили с ней соглашение, что я больше не вижусь с тобой, но продолжаю давать ей деньги для тебя, а она... а она мне каждый год присылала фотографию и отчет про тебя. У меня есть папка, в которой... лежат все ее отчеты. И я помню их наизусть, солнышко. Первый был... когда тебе было три годика. 97 см и 12 килограмм веса, небольшая аритмия, месяц в кардиологическом детском центре. Фотография, ты на качелях. В четыре... 104 см и 14 кило, две легкие простуды в ноябре и феврале, а в августе на ногу накладывали швы после падения с велосипеда. Потом...
  - Пап, - прошептала Лиз, серьезно глядя на него. - Пап, но... получается, если бы мама все еще была жива, мы бы с тобой так и не встретились?
  Он молча кивнул. Господи, ну как объяснить ребенку, что иногда самые родные, самые близкие люди могут поступать так, что другим от этого плохо? Карин лишала дочь общения с отцом, полагая, что так лучше для них обеих, но так было на самом деле лучше только для нее.
  - Но ведь это плохо! - Лиз все еще смотрела на него в упор, и он увидел, что ее глаза наливаются слезами. - Это подло! Она же не подлая!
  - Нет, конечно, что ты... просто... так сложилось. Лиз, к сожалению, когда женатые люди расходятся, не могут жить вместе, от этого всегда сильнее всего страдают дети. Лиззи, родная моя, ты совершенно права, когда говоришь, что несправедливо, что у других детей есть и папа и мама, и братья с сестрами, а у тебя нет, но... я бессилен что-то изменить. И никто бы не смог.
  - То есть все это, что случилось, плохо? Да, папа? - по ее щекам текли слезы, капали на его рубашку. - Для тебя, для меня, для мамы, для всех?
  - Нет, доченька. - У него неожиданно сорвался голос. - Мы с твоей мамой не подходили друг другу и не могли быть мужем и женой, это факт. Но, если бы мы не встретились, тебя бы не было. Может быть, у твоей мамы была бы дочка от другого мужчины, более подходящиего для нее, кто бы смог с ней поладить, но это была бы совсем другая девочка. Не Лиз Эртли. Я бы рано или поздно встретил женщину, которая родила бы мне детей. Но среди этих детей тоже не было бы тебя. Поэтому все получилось к лучшему. Иногда бывает и так, что зло в конечном итоге оборачивается к добру. Понимаешь?
  - Пап, но ведь если бы мама не умерла, у тебя бы не было меня. Все равно не было бы.
  - Знаешь, мы не можем сейчас предполагать, что бы тогда случилось. Есть такая вещь, как... судьба, что ли. Может быть, Бог, может быть просто какой-то высший разум, я не знаю... мы могли бы встретиться как-то по-другому. Вполне возможно, когда бы ты немного подросла, ты бы просто узнала, что я твой отец, и захотела бы сама познакомиться со мной, и твоей маме пришлось бы с этим смириться. Я не знаю. Но получилось так, как получилось, и нам всем осталось только принять это.
  - Пап, я очень тебя люблю, - прошептала Лиз, пряча мокрое от слез личико между его шеей и плечом.
  - И я тебя, родная, - ответил он, пытаясь дышать ровно. - И я тебя...
  
  Стефани Эртли - в девичестве Эмменхольцен - в молодости была настоящей красавицей, и каждому из своих сыновей она смогла передать частичку своего очарования. Райнхардт унаследовал от нее синие глаза и точеные черты лица, Андреас безупречную, будто алебастровую кожу, а Филипп темные волосы и неотразимую улыбку. Впрочем, улыбка у всех троих была мамина. Отец - высокий, молчаливый Вальтер Эртли - гордился своей семьей до умопомрачения. Он смог завоевать неприступную, прекрасную звезду - Стефани, сделать ее своей женой и матерью троих лучших на свете сыновей. Карьера у него сложилась вполне прилично - начав с мелкого ремонтного работника в железнодорожном депо, он дорос до машиниста, а ушел в отставку уже с поста начальника станции. Это была маленькая станция, но он был всем доволен. Вальтер и Стефани дружно считали, что у них лучшая семья на свете, и все их знакомые подписались бы под этим мнением. Правда, сыновья были не так чтобы совсем без проблем. Неудачная женитьба старшего сына и потерянная для него дочь, чрезмерная погруженность в науку среднего и откровенное разгильдяйство младшего слегка напрягали родителей, но они искренне надеялись, что все постепенно наладится. И вот пожалуйста - Райни смог вернуть себе дочь. Оставалось надеяться, что все трое смогут быть так же счастливы в браке, как и родители. Райни, наверное, уже пора было бы задумываться о женитьбе, ему скоро исполнится 30, самый возраст для того, чтобы найти жену и завести нескольких деток, но он пока категорически отказывался даже от мыслей о семье. Он говорил, что, пока он носится по всему миру и его по полгода дома толком не бывает, даже говорить об этом бессмысленно, но Стефани полагала, что, если он влюбится, передумает очень быстро. Вот только с тем, чтобы влюбиться, были сложности. Он встречался с самыми красивыми девушками, но ни о какой любви не могло быть и речи. Скрытный, сдержанный Райни ничего не говорил родителям, но все знали, какую драму он пережил 10 лет назад, и с тех пор, видимо, просто боялся влюбиться и снова страдать, снова потерять любимую. Сколько времени требуется, чтобы зажила эта рана? Впрочем, Стефани умела мыслить позитивно.
  - Все может перемениться в один прекрасный день, - говорила она. - И этот прекрасный день обязательно придет.
  Райни мог отсутствовать дома по полгода и так далее, но у него уже появилась дочь. И это было первым шагом к тому, чтобы лед, сковывающий его сердце, растаял...
  Лиз и родители Райни понравились друг другу, хотя поначалу дело не обошлось без некоторой неловкости. Лиззи смутилась и застеснялась, но у Стефани не заняло много времени найти с ней общий язык. Вальтер завоевал сердце внучки, пообещав отвезти ее на станцию, на которой он работал, и попросить кого-нибудь из лучших машинистов покатать ее в кабине и поучить ее управлять поездом. Райни был доволен - теперь семья Лиз увеличилась, и у девочки появились бабушка с дедушкой.
  Доволен был и Фил - он не без основания боялся, что родители начнут выяснять, отправил ли он в школу зачетные работы по своим хвостам, а он этого, разумеется, не только не сделал, но и не приступал к работе. Но Лиз оттянула огонь на себя, и красавчик улучил момент и дал деру в Вербье в объятия своей инструкторши по теннису. Райни уловил этот маневр и пообещал себе, что лично засадит Сопляка за учебу не далее как завтра.
  Этим вечером книжку для Лиз на ночь читала Стефани. И, когда Лиззи уснула, женщина еще долго сидела у кровати и смотрела на свою прелестную внучку, так похожую на Райни. Как хорошо, что теперь отец и дочь вместе...
  
  На следующий вечер Фил и Лиз опять засобирались в Женеву, быстренько подхватили ролики и попросили Мартину отвезти их в парк Перье. Няня улучила момент сообщить об этом Райни, который тут же выловил братца.
  - Что еще опять такое?
  - Ничего. Катаемся на роликах. Чем ты недоволен?
  - А что, ближе кататься негде? В Вербье все треки позакрывали? И у нас тут есть один.
  - Лиззи нравится там. Она подружилась с Фаби.
  - Может, дело не в Лиззи, а в том, что ты клеишь эту Фаби?
  - Может, и в том. - Дела с Фабьенн продвигались у Фила ни шатко, ни валко, и, хотя его и было кому утешить и приласкать, такое положение вещей одновременно сердило и раззадоривало парня.
  У Райни в общем не было причин не отпускать их: ролики - дело хорошее, а Лиз и так весь день то училась, то сидела дома, только полтора часа покаталась на велике с Мартиной. Что до Фила, злобный старший брат таки загнал его в 'как бы кабинет', чтобы тот добил работу по химии. Родители около полудня уехали обратно в Берн, а у самого Райни таким образом возникло некое окно, которое он собирался провести в постели Кьяры в Вербье. Он теперь был свободен и одинок, но это не означало, что известная потребность куда-то делась - ничего подобного, а возиться с подбором очередной постоянной подруги сейчас было недосуг. Сейчас, когда с коленом вроде бы дело пошло на лад, он снова начинал думать о поездке на Сардинию.
  
  Очередная прогулка в парке Перье снова ни к чему не привела. Разве что Лиз наконец-то освоила несколько классных трюков, которые раньше у нее не получались, и смогла вслед за Филом выполнять полноценный слалом. Фаби не отставала от них и по-прежнему держала Фила на дистанции. А вот отношения Фаби и Лиз становились все теплее, они друг в друге души не чаяли.
  Когда Фил, как обычно перед завершением части прогулки с Пьером-Алекси, повез его на 'гонку', Лиз и Фаби - тоже по уже сложившейся традиции - купили себе по рожку с мороженым и уселись на скамейку.
  - Мне не нравится эта Мартина, - сказала Лиз. - Папа говорит, она классная, и она биатлонистка, но во-первых, у нее физуха дохлая, я ее на велике обгоняю, а во-вторых, она на роликах с нами не катается, а куда-то уезжает. И это еще не все. Мне кажется...
  - Подожди, - сказала Фаби. - Ты сказала, она биатлонистка?
  - Да. Сейчас лечит травму.
  - Я в этом году немного смотрела биатлон. Мартину Кери я не помню. Ты уверена, что она именно биатлонистка?
  - Да. Папа говорил. А ему сказал Тим, это папин менеджер.
  - У биатлонистки не может быть плохая физподготовка.
  - Но у нее плохая. Она на велике запыхалась, когда мы на гору поднимались. Она - да, а я нет. Я даже не вспотела. Мне кажется, она на папу целится. Потому что он неженатый и богатый очень.
  - Да? - Фаби насторожилась. Может, для нее не все еще потеряно в деле устройства няней Лиз. - Слушай, тут есть интернет-кафе рядом. Давай зайдем туда и поищем эту вашу Мартину в поисковиках.
  - Давай.
  Когда Фил и Алекс вернулись, Фаби коротко объяснила, что они хотят на пять минут зайти в интернет-кафе по пути домой. Ни у кого не было возражений.
  
  В маленькой кафешке Фаби оплатила 10 минут траффика, а Фил заказал всем по порции шоколадного мороженого. Они сидели вместе за столиком, Фаби зашла на поисковый сервер, время пошло. Найти информацию о биатлонистке Мартине Кери не составило труда.
  Сейчас ей было 25 лет, она числилась в запасном составе национальной сборной, высшим достижением в ее карьере было 79 место в индивидуальной гонке, с января она находилась в отпуске, лечила травму руки. Фаби открыла фото из картотеки IBU, и Лиз и Фил одновременно выпалили:
  - Это не она!
  По описанию биатлонистка Мартина Кери подходила к той молодой женщине, которая работала у Лиз няней. Кареглазая брюнетка, рост 168 см, возраст по виду тоже совпадал, но и Лиз, и Филипп совершенно однозначно увидели - на самом деле между Мартиной и выдающей себя за нее женщиной не было ни малейшего сходства.
  - Надо позвонить Райни, - сказал Фил.
  - Зачем звонить? - спросила Лиз. - Мы ему просто скажем вечером, и все.
  - Нет, мы позвоним ему, он приедет за нами сам.
  Фил достал мобильник из кармана и набрал номер. Все трое ждали, пока Райни ответит (Алекс лопал мороженое, не особо вникая в тему)
  - Не отвечает, - сказал Фил. - Возможно, занят чем-то. Или не слышит звонок. Перезвонит.
  
  Кьяра Моретти была знакома с Райни уже пять лет, и с самого начала отдавала себе отчет в том, что Эртли никогда не сделает ей предложение. Она сама в эти 5 лет ухитрилась втиснуть короткое замужество и развод. Когда они познакомились с Райни, Кьяра работала продавщицей в спортивном магазине. Молодая, симпатичная девушка понравилась спортсмену, который в то время как раз был свободен от постоянных отношений, и они начали встречаться и стали любовниками. Потом так сложилось, что он оставил ее ради другой, а через полгода вернулся. Потом опять сошелся с какой-то моделью и снова пропал на год. Когда вернулся - Кьяра была замужем. Через год, когда она развелась с мужем, сама вышла на Райни, который - о чудо - снова был в свободном поиске. Так у них и шло - никаких обязательств, просто периодически приятное времяпровождение в постели. Правда, он помог ей выкупить магазин, когда у нее появилась такая возможность, и позволил ей использовать свое имя и фотографии для рекламы. В общем, вполне себе взаимовыгодное сотрудничество великого спортсмена и скромной хозяйки спортивного бутика.
  Вечером 29 марта он был у нее. Они лежали в постели, а на улице был припаркован его рейнджровер. На панели машины заливался мобильный телефон. Хозяин телефона, занятый своим делом, еще даже не заметил, что забыл телефон в машине.
  Потом удовлетворенный и довольный Райни поцеловал любовницу:
  - Пора ехать. Скоро дети вернутся.
  - Отдохни немного, - сказала она.
  - Дома отдохну. Пожалуйста, сделай кофе.
  Он сам купил для нее (или, скорее, для себя) кофемашину. Кьяра пошла делать кофе. Когда вернулась в спальню, Райни крепко спал.
  Разбудить? Жалко. Он выглядел усталым. Кьяра решила не беспокоить его.
  
  Когда мобильный Фила ожил, парень быстро схватил трубку - он надеялся, что это Райни перезванивает. Но на экране появилось: 'Мартина няня'. Только она не была ни няней, ни Мартиной.
  - Это она, - сказал Фил.
  Троица сидела в небольшом кафе в молле около парка. Лиз выглядела усталой, она ковыряла ложкой очередную порцию мороженого. Время было еще довольно раннее, они ожидали звонка няни примерно через час. Фаби подумывала сама отвезти Фила и Лиз в Сембранше.
  Фил показал Фабьенн экран телефона, не отвечая, та поспешно сказала:
  - Не отвечай. Подожди.
  Фил согласно кивнул и выключил звук звонка. Лиз вопросительно смотрела на обоих.
  - Она звонит слишком рано, - сказал Фил. - Мы договаривались, что она заберет нас в девять, а сейчас только восемь. Почему это?
  - Не знаю, - сказала Фабьенн. - Она ждет нас у входа в парк. Оттуда не видно выход из этого молла. Мы можем уехать сами. Ты потом перезвонишь и скажешь, что уже дома, а ее звонка не слышал. Как тебе такой вариант?
  - Нет, - Фил покачал головой. - Не пойдет. Мы так и не узнаем, что она замышляет и кто она такая, Райни нам не поверит, и в доме останется, как минимум, мошенница.
  - Почему Райни нам не поверит?
  - Две причины. Во-первых, он своему менеджеру, который нашел эту как бы Мартину, верит безоговорочно, этот Тим в его глазах офигенный профи, а во-вторых... нет, он точно не поверит.
  - Почему?
  - Да просто не поверит и все.
  Фил не захотел говорить Фаби, что Лиз упрашивает Райни нанять ее в качестве няни. Ни к чему это.
  - И что ты предлагаешь?
  - Мы должны реально поймать ее на чем-то, - медленно сказал Фил, сощурив светло-карие глаза. - Понимаешь?
  - На чем мы ее должны ловить? - нахмурилась Фаби. - На попытке совершения какого-то преступления? Ты что, спятил, Фил? Это же не шутки, она, возможно, преступница!
  - Вот именно, - хладнокровно ответил парень. - Пока мы не поймаем ее за руку, нам никто не поверит.
  - Почему не поверит? Посмотрит на фото и точно так же поверит.
  - Ерунда, не поверит. И все это время, пока он думает, верить нам или нет, она будет рядом, и настанет момент, когда мы за ней не сможем уследить, Фаби. Мы сейчас вместе и бдительны. Если упустить время - ты будешь тут, а я там, он отправит меня, к примеру, добивать зачетную работу, и я все прохлопаю, а что у нее на уме - никто из нас не знает. И она сможет сделать все, что угодно.
  - Что ты предлагаешь?
  - Я перезвоню ей и скажу, что не услышал звонок, и послушаю, чего она хочет.
  - Я знаю, чего она хочет, - вмешалась Лиз. - Она точно хочет заманить папу в какую-то ловушку, чтобы он на ней женился.
  - О чем это ты? - удивился Фил, который до сих пор не въехал в ход мыслей племянницы.
  - Зачем она выдает себя за кого-то? Чтобы подобраться к нему. А что? Он богатый и симпатичный.
  - Никто с этим не спорит, Лиззи. Причем тут вы с Филом? - смутилась Фаби. - Нет, для этого ей не нужно наниматься няней.
  - Почему не нужно? Очень даже нужно. Видела бы ты, как она ему улыбалась утром, когда кофе давала. Тьфу, смотреть противно!
  Фил и Фабьенн переглянулись.
  - Ну и на чем ты ее тут поймаешь? - пренебрежительно спросил Фил.
  - Так, ребята, - перебила его Фаби. - Давайте так. Фил, ты ей перезваниваешь, и смотришь, что будет. Если она готова вас обоих везти домой - вы едете и... Фил, ты должен быть начеку. Понимаешь? Но у меня есть другое подозрение. Если она мошенница, она может... сейчас попытаться снять тебя с хвоста.
  - Меня? - удивился Фил. - Зачем?
  - Райни богатый человек, а Лиз - его дочь. Как, ты думаешь, он отреагирует, если вместо дочери в один прекрасный день получит письмо с требованием денег за нее?
  - Это как-то... - Фил опешил. - Фаби, это очень серьезное преступление. С чего ты взяла...
  - А притвориться кем-то еще - это так, детская шалость?
  - Ты пытаешься сказать, что она...
  - Если она сейчас попытается избавиться от тебя, Фил, то я ставлю именно на то, что она попытается увезти Лиз.
  - Зачем?
  - Тебе о чем-нибудь говорит слово 'киднэппинг'?
  Прежде чем Фил успел среагировать, Лиз подскочила:
  - А я знаю! Я читала про это! Это когда у кого-то крадут ребенка, а потом присылают письмо, что типа мы убьем ребенка, если вы нам не заплатите за него много денег! Фаби, а она меня украсть хочет?
  Девушка осторожно ответила:
  - Ну... я не утверждаю, что все именно так, но теоретически это вполне возможно.
  - И она пришлет папе письмо? А потом он заплатит, и она выпустит меня?
  - Лиззи, это далеко не всегда так просто. Это очень плохой путь развития событий, и мы должны сделать все возможное, чтобы такого не произошло. И похитить вполне могут вас обоих - и тебя, и Фила.
  - Фила зачем?
  - Он брат твоего папы и тоже ему дорог.
  - Я еще кино смотрела. 'Победи или умри'. Только там не ребенка захватили, а большого вместе с женой. Это про Ромми. За него никто не платил, он знал, что если заплатят, то его убьют. Он сбежал и спас остальных тоже. Фил тоже может сбежать и меня вывести.
  - Лиз, думаю, что Ромми предпочел бы, чтобы его не похищали, - буркнул Фил. - Черт, почему Райн не перезванивает?
  Он слушал в трубке своего мобильного безнадежные длинные гудки. Навороченная, но совершенно в данный момент бесполезная трубка Верту продолжала заливаться на панели рейнджровера, припаркованного около магазина 'Райни'c спорт бутик', а хозяин мирно спал в квартире над магазином, в постели своей любовницы. Сама Кьяра возилась на кухне, готовя легкий и приятный ужин, которым надеялась порадовать Райни, когда он проснется.
  - Ну все, - твердо сказала Фаби. - Раз папа Лиз не отвечает, мы принимаем решение сами. Я думаю, мы сделаем так. Мы прямо сейчас выходим отсюда, садимся в мою машину и едем в Сембранше. У вас дома есть кто-нибудь?
  - Нет.
  - Как насчет той бабушки - фрау Бахман?
  - Она снимает квартиру в Вербье, но у меня нет ее номера.
  - Лиз, у тебя есть?
  - Тоже нет. А зачем мне? Она мне не звонит, просто приезжает по утрам, она моя учительница.
  - Хорошо. Тогда мы просто возвращаемся в Сембранше и ждем где-нибудь не на виду, пока вы не сможете связаться с господином Эртли.
  - Да нет, Фаби! - нетерпеливо перебил ее Филипп. - Пойми - она же ничего плохого пока не сделала, ну разве что вообще выпустила нас из виду, что мы ему скажем?
  - Скажем, что она не та, за кого себя выдает. Может, нам сейчас в полицию обратиться?
  - И что мы скажем полицейским? Что наша няня хочет отвезти нас домой?
  - Ну, - неуверенно сказала Фаби. - Что она назвалась чужим именем.
  - А няня скажет, ничего подобного, дети врут.
  Лиз казалась погруженной в свой телефон - болтала по смс с братьями Ромингерами. Казалось, разговор Фила и Фаби ее не интересовал, но она все же прислушивалась краем уха и вдруг выдала:
  - А я не боюсь эту тетку. Я от нее смогу убежать в любой момент. Она и бегает плохо.
  - Ты не будешь от нее бегать! - сказала Фаби. - Я вас просто увезу и спрячу от нее.
  Фил колебался. С одной стороны, Фаби предлагала безопасный и разумный способ выйти из ситуации без потерь. С другой... Ему хотелось продемонстрировать и Фаби, и Лиззи, и Райни, что он взрослый, умный и тоже способен на риск и героизм. В том, что предлагала Фаби, не было ничего героического.
  - Да ну, - сказал он. - Мы должны сделать вид, что все в порядке. И когда она попытается увезти Лиз, мы ее остановим.
  - Фил, - жестко сказала Фаби. - Я даже обсуждать это не собираюсь. Рисковать Лиз мы не будем!
  Снова зазвонил телефон Фила, и тот снова нетерпеливо схватил трубку, надеясь, что это наконец-то перезванивает Райни, но это снова была 'няня Мартина'!
  Фаби покачала головой:
  - Не отвечай.
  Но парень не послушался. Он нажал кнопку:
  - Да?
  - Привет, Фил, - сказала лже-Мартина. - Я приехала, жду около парка.
  - Почему так рано?
  - Я освободилась пораньше.
  Она, разумеется, не предполагала, что подросток начнет экзаменовать ее, откуда она освободилась и почему она вообще куда-то уезжает от Лиз, которую она вроде как обязана сопровождать. Фил и не стал это делать:
  - А я пока не хочу домой.
  - Не проблема, - весело ответила молодая женщина. - Я отвезу Лиз, а ты доберешься на поезде или на такси. Идет?
  И тут Фил сделал свой дикий ход конем:
  - Э... видите ли, Лиз уже уехала. Ее увезла моя подружка. Лиз начало тошнить, и мы не стали вас ждать.
  Вот тут Мартина разозлилась, спросила ледяным голосом:
  - Почему мне не позвонили? Что я скажу ее отцу?
  - Ну простите, не догадались. Испугались. Ее так тошнило, что... - Лиз под столом лягнула его в колено, и он показал девчонке кулак. - Ну ладно, я тоже домой. Вы ведь отвезете меня, правда?
  - А что же ты не поехал с подружкой?
  Фил быстро вывернулся:
  - У нее машина двухместная. Такая, знаете, спортивная. Мне места не хватило.
  Женщина перекраивала свою стратегию на ходу, ответила:
  - Хорошо, я отвезу тебя.
  Терять ей было уже нечего. Лиз оказалась вне ее власти, и 'няня' уже успела в достаточной степени изучить Райни, чтобы понять четко: если его драгоценную дочь домой привезет чужой человек, а не она сама, то первое, что сделает Эртли - уволит няню, не предоставив ей возможности объясниться. Да и что тут объяснить?
  - Тогда я сейчас приду, - сказал Фил и отключился. Фаби накинулась на него:
  - Что ты придумал? Ты что, совсем идиот? Что ты...
  - Спокуха, детка, - рассмеялся парень. - Я с ней как-нибудь справлюсь. А ты убирай Лиз от опасности.
  - Я не хочу, чтобы ты с ней ехал! - завопила Лиз, запихивая телефон в карман джинсов. - Фаби, пусть он не едет!
  - Фил, она права, никто из вас не должен подвергаться опасности! - взмолилась Фаби.
  - Ой, да что она мне сделает? А мне интересно ее послушать, может пойму что-нибудь. И вообще, поработаю разок приманкой, интересный опыт!
  - Фил, она мошенница!
  - Верно. Вот я и говорю - мы должны ее поймать с поличным. - Фил легким, упругим движением вскочил из-за столика. - Все, девчонки. Езжайте в Сембранше.
  
  'БМВ' Райни, который тот передал в пользование няни, мирно стоял за углом, пустой и запертый. Фил не заметил его - так и было задумано. Машину найдут позднее, когда начнут искать мальчишку и няню Лиз. Сама же 'Мартина' встретила Фила у ворот парка:
  - Пойдем.
  Она повела его к серому 'фольксвагену', припаркованному рядом.
  - Это еще что за тачка? - удивился Фил.
  - У 'БМВ' вышла помпа из строя, я отогнала его в сервис. Эта машина прокатная.
  Филипп лихорадочно размышлял, как он должен теперь поступить, но, кажется, никаких вариантов у него не было, и ничего особенного и не происходило. Они спокойно шли к машине, никто не тыкал его пушкой в живот, как в том фильме, который упоминала Лиз. Тихий, спокойный вечер в фешенебельном спальном районе Женевы.
  - А что все же случилось с Элизабет? - Няня шла чуть позади Фила, и он обернулся к ней, чтобы ответить:
  - Да ничего особенного, видимо, мороженого переела. - Ответ потребовал от него некоторого напряжения, потому что он просто забыл, о чем там наврал по телефону, и сейчас вовремя вспомнил и сообразил.
  - Все же зря вы меня не вызвали, - сказала женщина. - Что я теперь скажу ее отцу, насчет того, что ее домой привез кто-то другой?
  'Она так переживает, может Фаби ошибается?' - мельком подумал Фил, подходя к передней пассажирской двери:
  - Простите, мы просто про вас не подумали, очень за нее испугались, ну ей очень плохо было. - Он открыл свою дверь одновременно с 'Мартиной', которая уселась за руль. Ничего не произошло, и Фаби ошиблась - няня ничего плохого не замышляла. Фил даже подумал, а что им скажет Райни за всю эту самодеятельность? К примеру, что домой Лиз повезет Фаби, о которой вообще ничего не известно, к примеру, а хороший ли она водитель? Или просто еще не настал день, когда 'Мартина' планирует напасть? А может и вправду ей не нужен ни Фил, ни Лиз, а она действительно целится на Райни? Если так, то никому из детей она однозначно не угрожает... Фил начал просчитывать варианты, в это время 'ФВ Пассат' набрал приличную скорость.
  - Мне бы не хотелось проблем с ее папой, - сказала девушка, сворачивая на Ру Монбрийян. Именно в этот момент...
  Фил не успел... С заднего сиденья протянулась рука, прижала к лицу парня тряпку, пропитанную эфиром... краткая секунда перед тем, как он потерял сознание - мысль, что у 'Пассата' сзади много места... и помпа на БМВ исправна, Райни всегда следил... за...
  Фил вырубился.
  
  - Фаби! - закричала Лиз, когда 'ФВ пассат' отчалил от обочины около молла. - Что мы будем делать? Она увезла Фила!
  Все выглядело совершенно невинно, и Фаби понятия не имела, что нужно делать. Если она вызовет полицию, потом, возможно, придется отвечать за ложный вызов. Если не вызовет, а это окажется именно похищением, последствия будут куда хуже, пусть и не для нее лично. Она решилась:
  - Бегом в машину. Набирай номер полиции.
  Они успели выбежать вслед за Филиппом, но Фаби заставила Лиз спрятаться за рекламной тумбой. Няня не была знакома с Фабьенн, и ее вовсе не напрягла незнакомая девушка, с отсутствующим видом стоящая у входа в парк с телефоном в руках. Только когда Фольксваген отъехал, Фаби позвала Лиз, и они бросились к припаркованной рядом Тойоте. Фаби успела увидеть номер фольксвагена и теперь изо всех сил старалась удержать в уме комбинацию букв и цифр. Пока бежали с Лиз к машине Фаби, девушка несколько раз произнесла номер вслух, надеясь закрепить его в памяти - такие вещи она всегда запоминала с трудом.
  В ее Тойоте не было детского сиденья, но даже если бы было, Лиз не могла бы им воспользоваться.
  - Пригнись, чтобы тебя не было видно с улицы! - скомандовала Фабьенн. - Давай телефон.
  Стартер ожил не сразу, но машина все же завелась, Фаби отъехала от обочины, тем временем в трубке ответили, и Фаби быстро сказала:
  - Похитили подростка и увезли, я видела номер машины...
  - Почему вы думаете, что похитили?
  - Есть основания так думать, - торопливо объяснила девушка. - Это наемный работник богатого человека, няня, но она не та, за кого себя выдает. Пожалуйста, передайте всем постам, чтобы остановили машину и проверили. Она увезла шестнадцатилетнего мальчика, младшего брата своего нанимателя. Серый 'Фольксваген пассат', на вид примерно 98-99 года выпуска, номер ВF 79-24.
  - Ваша фамилия и адрес?
  Фаби торопливо сообщила свою фамилию и где она живет.
  - Принято, - ответил полицейский.
  
  - Все в порядке, - женщина, выдающая себя за Мартину Кери, бросила взгляд на Фила, который был в отключке, но при этом выглядел так, будто просто немного задремал, склонив голову к боковому окну.
  - Отлично, - ответил мужчина с заднего сиденья. - Пока все идет как надо.
  
  Тойота Фаби вряд ли была в состоянии потягаться с 'Фольксвагеном', у девушки вообще не было уверенности в том, что старая машина выдержит поездку - недавно во время техобслуживания ее предупреждали, что коробка передач на последнем издыхании и нужно ее менять. Фаби не поменяла, потому что это оказалось очень дорого, и сейчас при каждом переключении передачи слышался громкий щелчок, и рычаг застревал, в это время двигатель надрывно выл на нейтрали.
  - Миленькая, держись, пожалуйста, - Фаби погладила руль. - Обещаю отогнать тебя на ремонт, только сегодня выдержи.
  Но она потеряла время, пока тронулась с места и, когда добралась до ближайшего перекрестка, уже потеряла Фольксваген из виду. Наугад выбрав направление, Фаби продолжила безнадежную гонку.
  - Позвони папе, - сказала она Лиз, хотя понятия не имела, что они могут сказать Райни.
  - Не отвечает, - сообщила девочка минуту спустя. - Мы их догнали?
  - Боюсь, что нет.
  - Я боюсь, - захныкала Лиз. - Они же не убьют его, а?
  - Нет, конечно, - попыталась успокоить ее Фаби. - Мы ведь вообще не знаем, похищение это или нет, может они просто едут домой.
  - Почему ты тогда едешь по другой дороге?
  - А ну пригнись, Лиззи! - велела Фаби. - Если они едут домой, нет смысла за ними гнаться. Нам просто попадет от твоего папы, и все тут.
  - Почему папа так долго не отвечает? - нервничала Лиз. - У него всегда с собой телефон! Вдруг с ним что-то случилось? Вдруг у него снова нога заболела?
  - Ничего с ним не случилось.
  - Тогда почему он не звонит и не отвечает? Он ведь не умер, нет?
  Бедняжка, подумала Фаби. Потеряв мать, девочка отчаянно боялась, что и с отцом что-нибудь случится.
  - Нет, конечно. С ним все хорошо. Скоро все выяснится.
  Но все же Фаби не могла не задавать себе тот же вопрос. Где ты, черт подери, господин Сам-Себя-Хочу? Почему не отвечаешь? Чем это ты так занят?
  
  Таймер духовки мелодично звякнул, сигнализируя о готовности запеченного мяса с чесноком. Кьяра выключила духовку и пошла в спальню.
  Райни все еще спал, и, как всегда, им можно было любоваться бесконечно. Прекрасный, обнаженный, сильный, непонятный и непостижимый. Она знала, что, как только он проснется, он тут же схватится за телефон, начнет названивать детям, соберется уезжать, и ей вдруг стало ужасно жалко момента. Сейчас он принадлежал ей. Проснувшись, он лишит ее этого волшебного чувства. Поэтому она просто несколько минут сидела рядом с кроватью и рассматривала его. Как он раскинул руки, как на его лоб упал рыже-каштановый завиток, как тихое, ровное дыхание заставляет подниматься его грудь. Но мясо могло остыть, заветриться, а Кьяре хотелось, чтобы Райни вкусно поужинал.
  - Эй, Райни, - прошептала она, гладя его плечо. - Проснись.
  - М-м? - пробормотал он, отворачиваясь к стене.
  - Послушай, как вкусно пахнет, - сказала Кьяра. - Ужин готов. Уже поздно...
  - Что? - Райни приподнялся на локте, кое-как открыл глаза. - Сколько времени?
  - Почти десять.
  - Десять?! - Райни прямо подпрыгнул, схватился за свои джинсы, валяющиеся на кресле рядом с кроватью, зашарил по карманам. - Черт, где мой телефон?
  Ключи, бумажник были на месте. Телефона не было.
  - Набери меня, - сказал он.
  - Дорогой, я сделала для тебя ужин.
  - Хорошо, - нетерпеливо оборвал он ее. - Набери меня, мне нужен мой телефон.
  Пожав плечами, Кьяра пошла в гостиную, где на столике лежал ее телефон.
  Длинные гудки в трубке, тишина в квартире. Кьяра с телефоном, прижатым к уху, прошла в спальню.
  - Звоню. Гудки идут.
  - В машине, наверное, - Райни начал торопливо одеваться. - Черт. Так поздно... Ты прости, детка, мне бежать надо.
  - Я для тебя сделала ужин...
  - Спасибо, но... - Она выглядела так расстроено, что Райни сказал: - Давай я спущусь вниз, дозвонюсь до Фила и поднимусь к тебе, поужинаем. Хорошо?
  - Ну хорошо.
  
  Телефон лежал на панели Рейнджровера. Райни, еще не открыв машину, увидел трубку и мигающий красный огонек над экраном, который сигнализировал о наличии пропущенных вызовов и смс.
  17 пропущенных вызовов. Последний - Кьяры. Четыре от Фила, два от Лиз, пять от Шефера и по одному от няни Мартины Кери, Фогеля, матери и Бертрана.
  Сначала, конечно, он набрал Лиз. Почему она и Фил звонили каждый сам? Они должны быть вместе... и няня...
  Четыре вызова от Фила! Наверное, никогда в жизни такого не было. Очевидно, происходило что-то непредусмотренное. Райни быстро нажал кнопку набора, прижал телефон к уху и с нарастающей тревогой прислушивался к длинным гудкам. Фил не отвечал.
  Кьяра с недоумением и обидой наблюдала из окна, как темно-синий рейнджровер сорвался с места, совершил запрещенный тут разворот и, сразу набрав огромную скорость, рванул на запад, в сторону Сембранше...
  Фил позвонил ему четыре раза и теперь не отвечал на его звонки. Что происходит?
  
  - Документы в порядке? - спросила женщина.
  - Разумеется.
  - Убери ксиву девочки.
  Мужчина переложил поддельное свидетельство о рождении в потайной карман в заднем сиденье автомобиля. Чуть раньше он спрятал там бутылку с эфиром и пропитанную им тряпку, тщательно завернутую в полиэтиленовый пакет. Теперь по автобану в сторону границы с Францией летел вполне легальный автомобиль с легальными пассажирами. Швейцарская семья - муж, жена и семнадцатилетний брат жены - отправлялись во Францию побродить по набережным Ниццы, прикупить кое-что и провести веселый уик-энд. Предполагалось, что в семье есть еще девятилетняя сестра, но неожиданное пищевое отравление вывело ее из обоймы. Подросток под 180 см роста уже не нуждался в автокресле, поэтому заранее подготовленный бустер для его как бы младшей сестры был выкинут из машины на ходу.
  - Ну что же, - сказал мужчина. - Пусть старший брат начнет волноваться.
  
  Райни набрал номер Лиз. Телефон ответил: 'Абонент находится вне зоны действия сети. Перезвоните позже'. Номер няни Мартины отозвался такими же безнадежными длинными гудками, как и номер Фила. Лиз забыла зарядить телефон или они не вместе?
  
  Лиз захныкала:
  - Фаби! Я не могу дозвониться до папы! Все еще не могу!
  - Подожди, - сказала Фабьенн. - Мы выедем из ущелья, и сигнал усилится.
  Раз уж они потеряли 'Фольксваген-Пассат', Фаби приняла решение сразу же везти Лиз в Сембранше. Чтобы не застревать в пробках на северном берегу Женевского озера (в худшие дни весь автобан от Женевы до Лозанны стоял колом), Фаби решила ехать через южный берег по французской территории. На границе их даже не попытались остановить. Почему полиция не встала на уши после ее звонка? Она снова попросила Лиз набрать отца, но снова звонок не проходил - горы создавали слишком сильные помехи...
  
  Дома никого не было. Ворота заперты, дверь дома тоже. Сигнализация включена. Что происходит? Времени десять вечера, они должны были давно вернуться! Райни влетел в холл, заорал:
  - Лиз! Фил!
  Никто ему не ответил. Дом был пуст.
  
  Серый фольксваген выбрался на Ру де Ферне - кратчайшая дорога из города в северном направлении. Женщина схватилась за руль:
  - Амори, кажется, полиция.
  Мужчина обернулся - сзади, сквозь плотный трафик вечера пятницы, сверкал синий проблесковый маячок.
  - Спокойно, Моник. Езжай ровно.
  - Хорошо.
  
  На какую-то минуту Райни пришел в отчаянье. Что теперь делать? Он терялся в догадках. Очередной звонок мобильного. Тим Шефер. Райни не хотел сначала отвечать - пока он не найдет дочь и брата, его не волновало, что там опять стряслось у Шефера. Но он вовремя вспомнил, что именно от Шефера к нему явилась эта Мартина.
  И ответил.
  - Райни, - заговорил тут же Тим. - Прости. Где эта няня? Новая? Если поблизости - гони ее. А лучше - сообщи полиции, что она мошенница.
  - Что?!...
  - Райни, если помнишь, ты просил няню срочно. Она прислала мне свой скан паспорта. Все было хорошо. Я проверил. Паспорт подлинный, никаких проблем. Но сегодня решил все же связаться с местным функционером IBU. Так вот, Мартина Кери сейчас ни в каком не в отпуске. Она объявила, что залечила травму, и собственной персоной участвует в сборах на Боденском озере. Сегодня заняла тридцать первое место в кроссе, сегодня утром заявила в полицию об утере паспорта. Райн, я не знаю, кого отправил к тебе. Извини. Просто не было ни времени, ни возможности прове...
  Райни сбросил звонок на полуслове. Няня мошенница. Фил и Лиз недосягаемы. Где они?
  ГДЕ ОНИ?
  Он бросился во двор, прыгнул за руль рейнджровера и вылетел за ворота.
  
  Моник аккуратно ехала в среднем ряду, придерживаясь скорости потока, одним глазом поглядывая в зеркало - синий проблесковый маячок приближался, периодически меняя ряд. Сзади нее ехал микроавтобус, поэтому на несколько секунд она потеряла полицейских из виду.
  - Это не может быть за нами, - сказал Амори с заднего сиденья. - Тревогу поднять было некому, с Эртли мы еще не связывались, успокойся, не дергайся. Посмотри на мальчишку - с ним все нормально?
  Она кинула быстрый взгляд на Фила - он сидел, привалившись головой к боковому стеклу, ну притомился паренек и уснул, с кем не бывает. Вряд ли его вид вызовет у сторонних наблюдателей вопросы. В это время полицейская машина резко перестроилась и поравнялась с 'пассатом'.
  
  Лиз не сводила глаз с экрана сотового, ожидая появления значка устойчивой связи. Вот-вот этот значок должен был появиться - здесь дорога выходила из ущелья и резко сворачивала к берегу озера, не доезжая Эвиан-Ле-Бен. Тут сигнал поступал сразу с двух ретрансляторов - с этого берега и с швейцарского. Наконец, загорелась антенна в правом верхнем углу, и сразу же аппарат завибрировал, показывая, что поступило 3 смс. Но Лиз не стала открывать сообщения, она немедленно набрала номер Райни.
  - Ну что же это такое, занято, твою мать! - разочарованно воскликнула она. Фаби промолчала, хотя и подумала, будь она няней девочки и если бы ситуация была не такая экстремальная, объяснила бы, что некоторые выражения не к лицу девятилетнему ребенку.
  - Я думаю, он именно сейчас звонит или тебе, или Филу. Или он до тебя сейчас дозвонится, или ты до него. Что занято - уже хорошо, значит, он у телефона.
  
  Когда рейнджровер выехал за ворота, Райни тут же резко затормозил. Нужно было поворачивать или направо - в сторону Женевы или Берна, или налево - в сторону Вербье. Куда он едет? Что он собирается делать?
  Звонить в полицию. Райни схватил телефон и набрал номер.
  
  
  Полицейский форд ехал вровень с фольксвагеном несколько секунд, которые показались Моник часом. Наконец, она услышала жесткий приказ через громкоговоритель:
  - Фольксваген-пассат номер ВF 79-24, перестройтесь к обочине и остановитесь.
  - Выполняй, - бросил Амори с заднего сиденья.
  - Но я...
  - Делай, как он сказал!
  Вместо этого женщина резко вдавила педаль газа в пол и бросила машину в окно, образовавшееся в правом ряду.
  - Нам нечего терять, - сказала она сквозь зубы. Обвинение в похищении несовершеннолетнего несравнимо по тяжести с попыткой скрыться от полиции. Если их уличат в киднэппинге - им обоим светит заключение вплоть до пожизненного. Стоит ли переживать по поводу лишнего отягчающего обстоятельства, хуже уже не будет.
  Пытаться оторваться от полицейских в большом городе в густом транспортном потоке одновременно и легче, и труднее, чем за городом. С одной стороны, в городе не разовьешь скорость, слишком много помех, с другой - если повезет, можно именно за счет каких-то помех уйти в отрыв и, если очень повезет, скрыться. Моник шла ва-банк.
  Она была отличным водителем, но и полицейский ничуть не хуже, оторваться ей не удавалось, хотя она гнала так быстро, как только представлялось минимально возможным. Спидометр показывал 120, и быстрее никак разогнаться не удавалось, по дороге она снесла боковое зеркало какому-то мерседесу и поцарапала бентли, но и это не могло заставить ее остановиться - на карте стояло все. Или удастся скрыться и провести всю запланированную игру и сорвать хороший куш, или с ними все будет кончено.
  Наконец, ей представилась долгожданная возможность. Перед ней на перекрестке замигал зеленый свет. Движение тут всегда было очень интенсивное, а интервал длинный - Моник была уверена, что прибавит скорость и проскочит перед началом движения поперечного потока, а полицейские не успеют, и она успеет оторваться и спрятаться. Конечно, после этого будет невозможно выехать из Женевы на засвеченном 'Пассате', но Амори мог угнать любой автомобиль в считанные секунды. Она до отказа вдавила педаль газа в пол.
  - Моник! - сдавленно выкрикнул сообщник. Ее ладони вспотели, в глазах потемнело, но она не остановилась. Пассат вылетел на перекресток, и лже-Мартина поняла, что опоздала.
  
  Грузовик уже ехал с приличной скоростью, когда прямо перед ним вылетел серый седан. Машины справа и слева уже перекрыли путь обоим. Столкновения на огромной скорости было не избежать.
  
  Кто позвонил в полицию? Райни откинулся на сиденье, сжимая телефон в руке. Ему сказали, что сигнал о похищении уже поступил. Господи, где Лиз, где Филипп? Телефон в руке завибрировал, на экране высветилось имя дочери.
  Сейчас что-то выяснится. Едва удержав трубку в задрожавшей руке, он ответил.
  - Папа!
  - Лиззи, родная моя, ты где? - он чуть не плакал от облегчения. - Где Фил?
  - У меня все хорошо, я еду домой! Папа, Фила украли!
  Смесь облегчения от того, что Лиз в безопасности, и ужаса от похищения Фила охватила его каким-то невообразимым вихрем, от которого можно было сойти с ума на месте.
  - Лиз, кто его украл? Няня? Мартина?
  - Да, пап, только она не Мартина.
  - Лиз, кто везет тебя домой?
  - Фаби. Я тебе про нее рассказывала.
  - Пожалуйста, солнышко, дай ей трубку.
  
  Удар пришелся в левую переднюю половину автомобиля, он был такой силы, что фольксваген развернуло поперек дороги и бросило во встречный лексус. Справа пассат догнала тойота камри. На несколько секунд на перекрестке двух оживленных магистралей воцарился ад, полный визга шин, стука металла, воя полицейских сирен и гудков тех, кто чудом избежал столкновения. Две полицейские машины затормозили около места бойни, несколько полицейских бросились к наиболее пострадавшим машинам.
  Сильнее всех пострадал именно пассат. Капот и водительская дверь были смяты в гармошку, на дорогу текло масло из разбитых двигателя и коробки, тосол и фреон. Вверх из-под капота поднимался черный дым. Открыть дверь водителя не представлялось возможным. Молодой парень-пассажир на переднем сиденье и женщина-водитель были или мертвы, или без сознания. Мужчина на заднем сиденье был ранен, но в себе.
  
  Лиз протянула Фаби свой телефон:
  - На. Папа хочет с тобой поговорить.
  Папа? Фаби почувствовала, как ее сердце пропустило два-три удара подряд, потом затрепыхалось как безумное. Она не была готова... и она струсила:
  - Лиззи, тут дорога трудная, я... не могу отвлекаться. Скажи папе, что я... поговорю с ним, когда мы приедем.
  - Хорошо. - Лиз заговорила в трубку: - Пап, Фаби говорит, что тут ей вести машину трудно. Она потом с тобой поговорит. Что? Пап, это Фаби вызвала полицию, сразу же, когда Фил и эта тетка уехали. Да. Нет, пап, они не на нашей машине уехали, не на БМВ. На другой. Фаби сказала полицейским про другую машину, на которой они уехали с няней. Фаби, а мы когда приедем?
  - Я не знаю эту дорогу, - сказала Фабьенн. - Может, через полчаса, может, через час.
  
  Человек, который боится одновременно управлять автомобилем и говорить по мобильному, везет по серпантину его дочь. Но как ни странно, ему не было страшно. Если бы эта Фаби не подвернулась, вполне возможно, что похищены оказались бы оба - и дочь, и брат, а полиция до сих пор ничего бы не знала. Он бы уже потерял их и названивал бы попеременке всем троим, а потом - два варианта, что произошло бы быстрее. Или он сам позвонил бы в полицию, или после звонка похитителей ('дети у нас, приготовьте за них выкуп, если сообщите полиции, они умрут'...) - в любом случае, время было бы потеряно, и дети были бы в страшной опасности. Сейчас... сейчас хотя бы Лиз в безопасности, а у Фила есть хороший шанс, что на машину успеют объявить перехват, и похищение будет предотвращено. Он подавил искушение набрать телефон полиции и потребовать, чтобы ему сообщили о ходе розыска, но велел себе успокоиться. Как только что-то будет известно, ему позвонят. На всякий случай он включил радио, но тут волна женевских городских новостей не ловилась... Он загнал внедорожник обратно в свой двор, но идти в дом не мог, вышел за ворота и уселся на капот сааба Фила, который тот поленился загнать во двор, вернувшись днем с тренировки на глетчере. Поставив ноги на бампер, держа в ладони свой 'верту', Райни приготовился ждать.
  
  Полицейский, который открыл дверь переднего пассажира, был готов к тому, что тот без сознания, и подхватил парня, который начал вываливаться из салона. Непонятно, сильно он пострадал или нет, в глаза бросаются только порезы на лице от разбитых стекол. Тем временем, мужчину с заднего сиденья заставили выйти наружу с поднятыми руками. Что он и сделал. Дверь водителя открыть не удавалось, но спешки в этом не было - женщина за рулем пассата была мертва.
  Машина скорой была на месте через несколько минут. Фила погрузили на носилки - врач констатировал, что он жив, но находится, скорее всего, под воздействием какого-то препарата. Другой пассажир получил медицинскую помощь на месте и был тут же арестован. Водитель грузовика отделался испугом, пассажирка лексуса получила легкую черепно-мозговую травму, ее отправили в больницу.
  В кармане подростка было обнаружено ученическое удостоверение на имя Филиппа Эртли. Он был немедленно доставлен в клинику.
  
  Телефон в руке Райни ожил, на экране высветился незнакомый номер. Райни ответил.
  - Мсье Эртли? Капитан полиции Муртен. Мы нашли их.
  - Фил с ними? - охрипшим от волнения голосом спросил Райни. - Он цел?
  - Он жив, мсье Эртли. Доставлен в больницу.
  - Что с ним произошло?
  - Они пытались скрыться от преследования и попали в автомобильную аварию. На месте удалось выяснить про вашего брата, только что он усыплен каким-то наркотическим препаратом. О его состоянии вас проинформируют в больнице, в которую его доставили, я скажу вам координаты. Что касается женщины, которая участвовала в похищении, то она числится в нашей картотеке, несколько раз подозревалась в участии в похищении человека. Ее имя - Моник Венсан, она погибла в этой аварии.
  - Я понял, - Райни невидящими глазами смотрел в темное звездное небо. Уже давно стемнело, времени пол-одиннадцатого вечера. Подумать только - он подпустил к своей дочери и младшему брату человека, подозреваемого в похищении... Как она ловко обвела вокруг пальца Тима Шефера, а он... он поверил. И Райни тоже.
  Он сразу же набрал телефон клиники, который ему продиктовал капитан Муртен, и выяснил, что Фил в коме, предполагается наличие черепно-мозговой травмы, но точно диагноз пока не поставлен. Перелом правого плеча и ключицы, порезы лица и шеи от разбитого стекла. Сейчас он на обследовании. Врач, который ответил на звонок Райни, был довольно осторожен в прогнозах, но дал понять, что через полчаса-час уже будет ясно, насколько тяжело травмирован мальчик. 'Разумеется, как только будет что-то известно, - сказал врач, - с вами немедленно свяжутся'.
  В коме... Райни сжался на капоте машины Фила, дрожа от смеси холода и страха. В коме. Кто что знает о коме? Почему кто-то выходит из нее через считанные часы или минуты, а кто-то умирает, так и не придя в сознание? Господи, Фил, только не ты, парень, только не ты... Ни для кого не было секретом, что самым-самым любимым сыном в семье Эртли был именно младшенький, Филипп, раздолбай, сопляк, шалопай, оболтус, милашка-обаяшка, солнышко, всеобщий свет в окошке... Даже старшие братья его не ревновали, и никто не мог сказать, как такое могло случиться.
  Если бы он не должен был позаботиться о Лиз, он бы прямо сейчас прыгнул за руль и рванул в Женеву, к брату. Не впустят в больницу? Он бы ждал в машине под окнами. Но что делать с Лиз? Взять с собой, чтобы она сидела в машине с ним Бог знает сколько? Бред... Она измучена, ей надо спать. Оставить дома? С кем? Он ничего не знал про эту Фаби, даже если она так или иначе спасла Лиз от похищения вместе с Филом (правда, он понятия не имел, как) - все равно теперь он даже думать боялся о том, чтобы оставить дочь на попечении незнакомого человека... Попробовал уже - и вот что из этого вышло...
  
  Теплый солнечный день давно кончился, а мартовская ночь в горах была очень холодная, от его дыхания в воздухе таяли облачка пара, он был в футболке с короткими рукавами, но не замечал, что замерз, только нервно растирал себе плечи. Его дом стоял на тихой улочке чуть поодаль от центральной рю де ла Вале, которая ведет из Вербье и является местной связью с цивилизацией. Поэтому мимо никто не проезжал, и вообще тут было довольно уединенное место - его ближайшим соседом был хозяин лыжной школы, дом которого был метрах в пятистах вниз по улице.
  С тяжелым вздохом Райни набрал номер отца. Он понимал, что своим сообщением поставит обоих своих уже немолодых родителей на грань сердечного приступа, но выбора у него не было.
  - Пап, - сказал он. - Боюсь, у меня плохая новость.
  Вальтер отреагировал сразу:
  - Он куда-то вляпался?
  Вот так вот. Райни несколько секунд не мог выдавить из себя ни слова. Наконец, взял себя в руки:
  - Он не вляпался. Пап, он жив, в больнице. Его похитили ради выкупа. По дороге полиция начала преследовать машину, произошла авария.
  Вальтер в свою очередь молчал несколько секунд, наконец пробормотал:
  - Господи Боже... Райн, а твоя дочь? Где Лиз?
  - Ее везут домой. С ней все хорошо.
  - Где Фил?
  - В Женеве, в больнице. Мне по телефону сказали, что до утра к нему никого не впустят.
  - Значит, можно находиться где-то около больницы, - с холодной решимостью ответил Вальтер. Райни и сам рассуждал так же. Но он - сильный молодой мужик. Его родители уже совсем не молоды...
  - Папа, я поеду сам, - ответил он. - Пожалуйста, оставайтесь дома до утра. Ты можешь быть уверен, что немедленно, как только что-то произойдет, я сообщу вам.
  - Тогда... я пока ничего не скажу Стеф, - сказал Вальтер. - В восемь утра мы будем в Женеве.
  
  В этот момент Райни увидел свет фар машины, сворачивающей с рю де ла Вале в сторону его дома, и сказал:
  - Хорошо. Я тоже буду там. Если мне позвонят - я перезвоню тебе. Спокойной ночи.
  
  - Вот здесь налево, - сказала Лиз. - И вверх. Вон наш дом. Ой, Фаби, вон папа! Смотри, он нас ждет!
  Фаби вздрогнула, разглядев мужскую фигуру, скорчившуюся на капоте довольно-таки старого серебристого сааба. Мужчина выпрямился, встал, его осветил свет фар тойоты, он шагнул к дороге. Райни Эртли. Отец Лиз и брат Филиппа. Человек, ради денег которого его родные подвергались серьезной опасности...
  Она медленно подогнала машину к воротам дома и остановилась. Заглушила двигатель.
  Лиззи, не дожидаясь разрешения, распахнула дверь и вылетела из салона.
  - Папа!
  Он подхватил ее на руки, прижал к себе, ее голова прямо напротив его головы, щека к щеке, он закрыл глаза, прижимая к себе дочь. Ее обутые в кроссовки ноги болтались примерно на уровне его колен, наверное, она пару раз попала и по больному левому колену, но он даже не обратил внимания. Лиз. О, Лиз...
  Фаби вышла из машины и остановилась, наблюдая эту сцену. Райни снова не был похож на себя. Было трудно осознать, что этот усталый, бледный, замерзший, почти больной от беспокойства мужик - успешнейшая мужская модель современности, миллионер, великий спортсмен, обладатель пяти Больших Хрустальных глобусов и так далее. Но она определенно рано расслабилась. Райни открыл глаза и посмотрел на нее, и тут же с его губ непроизвольно сорвалось:
  - Шэтцхен?!
  Фабьенн вздрогнула, настолько явно, что Райни это заметил. Ее так называла бабушка. Единственная из всех. Остальные только по имени - Фабьенн или Фаби. Он не обратил на нее внимание в баре, а на том благотворительном вечере, стало быть, обратил.
  - Добрый вечер, мсье.
  - Похоже, я имею все основания быть вам очень благодарным, мадемуазель?..
  - Фабьенн Мирабо.
  - Мадемуазель Мирабо. Спасибо за заботу о Лиз.
  - Пожалуйста. Думаю, любой на моем месте...
  - Нет. Не любой.
  Он разглядывал девушку. Она стояла перед своей доходягой-машиной, у которой все еще были включены фары, и в темноте ее силуэт высвечивался золотистой светящейся каймой, свет фар зажигал серебряным огнем ее светлые волосы. Вот, значит, третья ипостась этой штучки. Оторва в ночном клубе, гранд-дама на благотворительном ужине и скромная студентка, подрабатывающая няней. В первый раз, когда он ее увидел, на ней была какая-то скудная одежка и яркий макияж, во второй раз наоборот - одета скромно и накрашена неброско. Сейчас перед ним была типичная студентка - голубые джинсы, синяя футболка с логотипом женевского университета и белая в серую клетку расстегнутая фланелевая рубашка. Почему-то именно сейчас ему понравилось, как она выглядит, он даже решил, что в ней есть что-то эдакое.
  Она неловко спросила:
  - Слышно ли что-нибудь о Филиппе?
  Райни обеспокоенно посмотрел на Лиз, которая подняла голову с его плеча и тоже начала прислушиваться.
  - Мадемуазель Мирабо, давайте мы с вами зайдем в дом, вы мне все расскажете, а я - вам. Дело приняло очень серьезный оборот. К тому же надо уложить Лиз.
  - Пап, я не хочу спать, расскажи про Фила! - заныла Лиззи, в типичной для себя манере пытаясь бороться со сном. Фаби вспомнила, что она уже в том интернет-кафе выглядела усталой.
  Но Райни не собирался рассказывать Лиз плохие новости на ночь. Завтра к утру многое должно проясниться, вот тогда и настанет время для объяснений. Сейчас он только подхватил дочь поудобнее (она склонила голову к нему на плечо). Фаби попыталась возразить:
  - Но... уже поздно, и я...
  Райни бросил на нее выразительный взгляд:
  - Думаю, нам обоим нужно знать, что происходит. Завтра нам предстоят объяснения с полицией. Пойдемте. Глупо стоять тут на холоде. Думаю, разговор получится долгий.
  - Ну хорошо. - Фабьенн последовала за ними. Он был прав, что нужно все выяснить. И что глупо мерзнуть - тоже прав. Днем в Женеве воздух прогревался до +23 градусов, но ночью в горах Вале дело обстояло совершенно по-другому. Тут было не больше +4.
  Дом у звезды спорта оказался, конечно, огромный и шикарный, все тут ясно, она и не ожидала ничего иного. Он внес в дом засыпающего ребенка, Фабьенн шла следом, глазея по сторонам. Шикарный и огромный, но не сказать, чтоб очень прибранный. В прихожей гора обуви - никто не убирает ее по шкафам, и вперемешку валяются десятка три пар, мужских и детских - кроссовки, кеды, шиповки, тапки, сандалии, сланцы, спортивные слаломные ролики большого размера с выломанным средним колесом... В холле на полу кучи игрушек, книжек, детский велосипедный шлем, на трехногой табуретке в очень угрожающей близости к краю ютится ноутбук. Двойные двери в темную, но очевидно тоже огромную и, разумеется, запредельно шикарную гостиную ничуть не скрывают бардака, воцарившегося и там. Нимало не смущаясь, хозяин дома бросил:
  - Простите, тут не очень прибрано. Проходите, вон там кухня, вон ванная, я быстро уложу Лиз и приду.
  Фаби бросила взгляд на девочку, спящую на руках отца, и кивнула:
  - Хорошо. Спасибо.
  'Не очень прибрано'! Она бы это сформулировала как 'очень неприбрано', но, в конце концов, ее мнения тут никто не спрашивал. Она прошла на кухню.
  Разумеется, и кухня идеально вписывалась в общий стиль дома - огромная, шикарная и неряшливая. Впрочем, тут все было не так плачевно. По крайней мере, ни грязной посуды, ни остатков еды нигде не наблюдалось. А вот плиту не мешало бы помыть. На столе лежала заколка, украшенная ярко-синей прозрачной стекляшкой. Наверное, отлично подходит Лиззи с ее рыжей шевелюрой и синими глазами. Фабьенн устроилась на барной табуретке у высокой стойки. Перед ней было окно, которое выходило на что-то вроде сада, темного, но освещенного садовыми светильниками. В саду все было без претензий - просторно и пусто, кусты и деревья и больше ничего. Как-то трудно было представить Райни Эртли с садовой тяпкой или совком в руках. Скорее он вписывался в этот сад в виде незамороченного землевладельца, с мощной газонокосилкой в руках, хотя скорее всего он бы не стал заниматься этой ерундой. Нанял бы кого-нибудь. А сам бы дремал в гамаке. В одних плавках наподобие тех, в которых он был на рекламном постере Тьерри Бонне. И такой же загорелый, сильный, стройный... Невероятно красивый, сексуальный, рыжеволосый, с ангельской улыбкой. О чем она думает? Она что, собирается пускать тут слюни по этому высокомерному типу, как ее соседка Лара? Она сейчас в доме Райнхардта Эртли, она попала туда, куда так стремилась. Пусть она вошла сюда в первый раз и отсюда очень далеко до статуса человека, вхожего в дом, но... лиха беда начало. Может быть, если бы Райни был так уж благодарен ей за спасение его дочери, он мог бы... Но тут она оборвала себя. Не надо открывать карты перед человеком, о котором она ничего не знает. Не факт, что он собирается переводить свою благодарность в какой-то материальный вид, уж не говоря о таком выражении, какое ей было бы нужно - обыскать дом на Перье-Шамон.
  Райни вошел в кухню, и Фаби показалось, что тут сразу стало как-то светлее и даже теплее - вот уж странный эффект. Тем более, что он выглядел очень далеко от своего лучшего вида. На самом деле ужасно усталый, бледный, очень обеспокоенный, взвинченный мужик, на которого свалилась большая беда. Он повалился на такую же табуретку напротив Фаби, попытался изобразить улыбку:
  - Спит. Слава Богу, что с ней все хорошо. Расскажите мне все по порядку.
  - Расскажу. Только... хотя бы дайте знать, Фила нашли, он жив?
  - Нашли. Жив. Я вас слушаю. Да... - запоздало спохватился он. - Давайте может я кофе сварю или там поесть чего-нибудь...
  Было неудобно о чем-то его просить, но все же предстояла длинная, тяжелая обратная дорога по ночным серпантинам, поэтому Фаби сказала:
  - Кофе было бы здорово.
  Кофемашина стояла на почетном месте - там, где барная стойка крепилась к стене под огромным окном. Видимо, Райни тот еще кофеман. Через минуту кухня наполнилась божественным запахом крепкого кофе, и тут стало еще уютнее. Даже странно с учетом позднего часа, предстоящего нелегкого разговора и той неловкости, которую испытывала Фаби в присутствии Райнхардта Эртли. Хорошо, впрочем, что с Филом все в порядке.
  - На самом деле, наверное, во всем случившемся моя вина. Я не только не проверил досконально, кого нанял, но и сегодня просто тупо забыл в машине телефон и не заметил, что его нет. Просто никогда себе этого не прощу... - его лицо помрачнело. - Ну, я слушаю.
  Фаби в его присутствии никак не могла собраться с мыслями. Вот что за идиотка, неужели она теперь тоже будет растекаться от одного его вида, как любая из его фанаток? Но все же... ей приходилось видеть и очень привлекательных мужчин, к примеру, Фил почти так же привлекателен, как Райни (возможно, с возрастом и догонит) но никогда еще она так остро не ощущала чьего-то присутствия, как Райни. Эта невероятная энергетика, которую в полной мере не могли передать его фотки, эта сумасшедшая притягательность, мега-сексуальность, вокруг него будто воздух был наэлектризован... Что происходит? Он смотрел на нее... бледный и небритый, усталый, круги под глазами, но все в нем было... просто необыкновенно привлекательным. Взгляд синих, как сапфиры, глаз, рыжеватая щетина на чуть впалых щеках, точеные, безупречные черты лица, насмешливая и волевая складка губ, крепкая шея, широкие плечи... И его руки, сложенные на барной стойке. Очень мужские и одновременно почти изящные, с тонкими длинными пальцами и очень сильные даже на вид. Как глупо, что ей вдруг дико захотелось подойти, обнять его, положить голову на его мощное плечо, как это недавно делала Лиз (но не так невинно) запустить пальцы в его густые темно-рыжие кудри, прикоснуться губами к его губам... Что за глупости? Она уже пыталась предложить ему себя, и ничего из этого не вышло. Кстати, именно сейчас она вдруг четко поняла, что он просто не может быть геем. Нет, никак, это стопроцентный мужик, натурал, настоящий самец, никаких сомнений.
  Только нужно перестать так реагировать на него, черт подери! Пусть он весь такой замечательный, пусть он великий творец добра и утешитель страждущих, он вполне может быть таким же, как и его бывшая жена. Дико привлекательный внешне, но, возможно, приносит только горе тем, кто рискнет клюнуть на него, так же как Карин Кертнер разбила жизнь Николя. Кстати, где подружка Райни - красавица Аннабель? В доме никого не было, когда они пришли.
  Задумавшись (вернее, залюбовавшись) Фабьенн слишком затянула паузу, и, осознав это, отчаянно покраснела под внимательным взглядом его все замечающих, проницательных глаз.
  - Ну, давайте рассказывайте, - поторопил Райни, сделав вид, что ничего не заметил.
  - На самом деле, - замялась Фабьенн, возвращаясь из кущ эротических мечтаний на грешную землю, - наверное, вам нужно благодарить за все Лиз. Она первая сказала то, что заставило меня... ну, скажем так, насторожиться.
  - Что она сказала?
  - Что у няни слабая физподготовка. И что она биатлонистка. Как-то одно с другим не сочетается. Я предложила пойти в интернет-кафе посмотреть, удастся ли найти что-то про эту вашу Мартину.
  - И что?
  - Мы посмотрели и увидели, что там в информации союза биатлона фотография совсем другой женщины.
  Райни сжал кулаки:
  - Господи, уж это-то я мог бы и сам сделать. Черт... Извините. Вот кофе.
  Фаби с удовольствием вдохнула насыщенный аромат арабики:
  - Могли бы... если бы у вас были основания сомневаться. А у меня они появились, когда Лиз сказала, что она не смогла на велике заехать на какую-то гору, очень сильно запыхалась. Биатлонисты должны быть очень выносливыми, и умение распределять дыхание у них одно из ключевых.
  - Верно. Только я не понял. Где в это время была няня?
  - Я не знаю. Она и вчера сделала так же - отвезла Фила и Лиззи в этот парк Перье и уехала. Вернулась за ними в 9 вечера, как договаривались.
  - То есть она оставляла их одних?
  - Со мной, - поправила Фабьенн. - Правда, меня она не видела.
  - При всем моем уважении к вам, мадемуазель Мирабо, она не имела права этого делать. Дети были поручены не вам, а именно ей. И что? Тогда вы попробовали до меня дозвониться в первый раз?
  - Да. Фил позвонил, вы не ответили. И мы стали думать, что делать. Я предложила немедленно отвезти сюда их обоих. Фил начал возражать.
  - Почему?
  - Он сказал, что вы не поверите, что няня не настоящая, и что мы должны поймать ее на чем-то. Мы долго спорили. Но не смогли переубедить друг друга. Я говорила, что мы не имеем права рисковать. А он - что надо поймать ее с поличным. В результате, когда она позвонила, он сказал ей, что я увезла Лиз еще раньше, потому что Лиз якобы сильно тошнило. И попросил няню отвезти его домой. Она согласилась.
  Райни ловил каждое слово Фаби. Девушка продолжала:
  - Простите, я не смогла его разубедить. Он вышел на улицу и сел с ней в машину...
  - Идиот, - прорычал Райни. - Простите. Продолжайте. Почему вы поняли, что это тут что-то не так? Он попросил ее отвезти его, она согласилась. Где тут что-то подозрительное?
  - Машина была другая. Лиз так сказала. У вас черный БМВ, а они уехали на сером Фольксвагене. Я не знала, что делать. Вроде бы да, так с виду ничего особенного, ну машина другая, мало ли почему... Но я решила, что надо немедленно сообщить в полицию. В худшем случае пришлось бы отвечать за ложную тревогу. Зато, если бы произошло похищение, а я бездействовала... - Фабьенн замолчала, пытаясь подобрать слова. Райни тяжело вздохнул:
  - Это действительно было похищение, мадемуазель Мирабо.
  - Правда?
  - Да. Его усыпили каким-то наркотиком и пытались увезти из города.
  - И что произошло?
  - Полиция преследовала их. Эта женщина... которая притворилась няней... она была за рулем. Она пыталась оторваться и попала в аварию.
  - О Боже!
  - Да. Она погибла в этой аварии. К сожалению, пострадал и Фил.
  - Фил? - в ужасе переспросила девушка. - Мсье, что с ним?
  - Пока непонятно, - с трудом проговорил он. - Сломана ключица и плечо, но это не самое худшее. Пока не могут привести его в себя... Он в коме. Насколько поврежден мозг, непонятно...
  - Боже мой, какой кошмар, - Фаби закрыла лицо руками. - Почему я его не отговорила?
  - Фабьенн... Простите, мадемуазель Мирабо... ему 16. Он воображает себя очень взрослым и самостоятельным. Он очень упрям и считает, что умнее всех. У вас не было шансов его отговорить. Не надо себя обвинять.
  - Я могла бы позвонить в полицию до похищения.
  - И что бы вы им предъявили? Перестаньте искать свою вину. Если кто-то виноват во всем, то это Фил со своим непомерным самомнением, а в первую очередь - конечно, я. Я впустил в дом преступницу. И сегодня... расслабился, забыл про телефон... И вот что из этого вышло.
  - Послушайте, мсье Эртли, вы тоже не должны себя винить. Вы - человек известный, все знают, что вы богаты, кому-то ваши деньги кажутся легкой и желанной добычей, некоторые придумывают хитрые и ловкие схемы, чтобы подобраться к вам. - сказав это, Фаби вспыхнула. Она ведь и сама делала то же самое... - У этой няни, возможно, были поддельные документы?
  - Да. Мой менеджер сказал, что видел скан ее паспорта. Там все было в порядке. Возможно, этого паспорта вообще не существует в природе - сделать копию, достаточную для факса или электронной почты, не так уж и трудно. Мадемуазель Мирабо, у меня действительно есть серьезные основания благодарить вас за спасение моей дочери и брата. Его могли бы увезти далеко, там, где полиция действительно не могла бы его найти. Он взрослый парень, опасный свидетель, его вряд ли оставили бы в живых, даже получив деньги.
  Фаби пожала плечами. Райни пристально смотрел на нее. Усталая, молодая девочка, вляпавшаяся в чужой опасный криминал, но не растерялась, смогла спасти ребенка. Он сказал решительно:
  - Ну ладно, мадемуазель Мирабо. Время позднее, предлагаю остаток разговора перенести на завтра.
  - Да, разумеется, мсье Эртли, - Фаби бросила полный сожаления взгляд на свою чашку, в которой оставалось еще вкусного кофе... примерно на треть. - Я сейчас поеду.
  - Никуда вы не поедете, - возразил он. - На ночь глядя, по незнакомому серпантину, в темноте, после всех этих приключений? Вы останетесь здесь.
  Фабьенн растерянно посмотрела на него, сердце опять по-дурацки пропустило удар:
  - Здесь?..
  Он спросил:
  - Что вас так удивляет? Здесь, это значит, в комнате для гостей. Тут есть такая. И не одна.
  Девушка выглядела такой озадаченной, растерянной и испуганной, что прямо не верилось, что она не спасовала, столкнувшись с киднэпперами. Она что, думает, что Райни вынашивает страшные планы нападения на ее девичью честь? Он уже хотел было поддеть ее на эту тему, но даже устыдился, о чем он вообще думает, что это за предмет для шуток? Если бы не Фабьенн, сейчас он сходил бы с ума от страха за Лиз и Фила, так что никаких сомнительных шуточек сегодня.
  - Соглашайтесь, - он улыбнулся искренне и открыто. - Не отпущу вас ехать ночью, к тому же на этой развалюхе, которую вы называете машиной.
  - Не обижайте мою ласточку. Я прекрасно доеду.
  - Никогда не прощу себе, если с вами что-нибудь случится. Пожалуйста, соглашайтесь, Шэтцхен.
  Она вспыхнула. В его устах это ласковое прозвище звучало с каким-то подтекстом, в котором она пока не разобралась.
  - Ну хорошо. Наверное, действительно - это разумное решение.
  Она не забыла, что ее отец разбился насмерть на серпантине (правда, был изрядно пьян при этом).
  Он улыбнулся еще шире:
  - Так вы согласны? В здравом смысле вам не откажешь, это я сразу заметил.
  - Спасибо.
  Она заметила, что он то и дело бросает тревожные взгляды на свой телефон, лежащий рядом с его локтем на стойке.
  - Ждете звонка про Фила? - сочувственно спросила Фаби.
  - Да. Довольно давно уже должны были позвонить...
  - Из больницы?
  - Да. Если не позвонят в течение пяти минут - сам наберу.
  Фабьенн согласно кивнула. Райни поднялся с табурета:
  - Пойду посмотрю, как там Лиззи.
  Прихватил телефон и исчез.
  
  В спальне Лиз было почти темно, немного света проникало из сада, немного из освещенного холла второго этажа. Райни различил спящую Лиз под одеялом. Как обычно, в ее ногах свернулась Хани, а сама Лиз прижимала к себе игрушечного пушистого лисенка. Но Райни не почувствовал никакого умиротворения от этой картины. Его дом совсем не защищен, в любой момент какие-то злоумышленники могут снова атаковать его семью, похитить дочь... Его взгляд скользил по окнам - они выходили на северный склон горы, с которого любой может заглянуть сюда, понять, как можно пробраться в дом... Он резко одернул себя - у него уже паранойя началась? Нужно взять себя в руки... Завтра он вызовет из Сьона специалистов по защитным сигнализациям. Пожалуй, будет нормально, если забор по всему периметру будет под сигнализацией. Не нужны никакие решетки на окна, он еще не совсем с ума сошел... Но что теперь делать с Лиз? Она не только без няни теперь, но и он побоится опять связываться с какой-то чужой теткой, которая точно так же может оказаться мошенницей. Один раз им повезло с фрау Бахман, и один раз очень не повезло с как бы Мартиной Кери, и теперь он просто не может доверить свою дочь, свою главную драгоценность в этой жизни, ненадежному человеку...
  Лиз повернулась с правого бока на левый, прошептала:
  - Пап, где Фил?
  - Завтра мы к нему поедем, родная, - тихо ответил он, сжимая в руке безнадежно молчащий телефон.
  - Пап, а Хани здесь, ее не украли?
  - Нет, вот она тут рядом с тобой.
  - Посиди со мной.
  - Хорошо. - Райни опустился на край ее кровати, поправил одеяло, погладил ее локоны. - Спи.
  - Пап, а Фил не умрет?
  - Нет, моя милая. С ним все будет хорошо. - Хоть бы это и вправду было так! Сердце сжалось от страха. Почему ему не звонят?
  Она глубоко вздохнула, уткнулась носиком в подушку:
  - Пап, я не хочу чужих нянь. Я хочу Фаби.
  - Спи, солнышко. Спи.
  - Пап, найми мне Фаби. Пожалуйста.
  - Родная, - Райни заговорил чуть строже. - Знаешь, сколько времени? Спи, все разговоры оставим на завтра.
  К счастью, ее не пришлось долго уговаривать. Она и так была в полусне, и наконец засопела. Райни тихо прикрыл дверь и вышел.
  Едва отойдя от двери Лиз, он набрал номер больницы. Но там никто не ответил. Наверное, кто бы там ни был не телефоне, или ушел куда-то, или просто его рабочий день кончился... Оставалось ждать, когда же ему позвонят, как обещали. Райни сунул телефон в карман джинсов и пошел вдоль балюстрады.
  На том же втором этаже были две гостевые комнаты. В одной из них вчера ночевали родители, зато вторая была вполне готова к приему гостей. В обязанности Кармелы - женщины, которая приезжала каждые 3 дня прибирать дом - входило готовить комнаты для гостей - вытирать пыль, перестилать постели, пылесосить ковровые покрытия, восстанавливать запасы запечатанных зубных щеток, расчесок и так далее. С момента ее последнего визита тут никто не ночевал, так что можно спокойно вести сюда Фабьенн.
  Надо обдумать... Еще до того, как Лиз сказала ему, что хочет, чтобы Фаби была ее няней, он уже сам начал вертеть эту идею. Нужно принять как факт, что няня нужна, и в то же время, это опять чужой человек, опять риск... Наверное, Фаби действительно была неплохим решением. Она проявила себя молодцом сегодня, и в то же время она как-то связана с мадам де Роган, а старая патронесса была очень честным и порядочным человеком, за долгие годы знакомства Райни успел в этом убедиться. Пожалуй, можно попробовать выяснить, как они связаны друг с другом, и узнать от мадам де Роган что-нибудь про девушку (кто она ей - внучка, племянница, просто знакомая?)
  Если бы он мог обойтись без няни! Но как, ради всего святого? Сначала он планировал схватить дочь в охапку и свалить с ней на Сардинию, недели на две, но теперь эти планы оказались перечеркнуты не только его коленом, которое нельзя было увозить далеко от бернской ортопедической клиники, но и Филом, как минимум пока он не выйдет из комы, и его жизнь не окажется в безопасности. Потом, если колено позволит, он должен будет лететь в Аргентину или Чили - это обычная практика, он уже много лет проводит по месяцу-полтора в межсезонье в Южном полушарии. Тащить дочь с собой в эти поездки? Да он и потащит, какие проблемы, но одно дело привезти ребенка в отель в Чили, и другое дело - занять ее и обеспечить ей присмотр, пока он носится по трассам. А трассы эти по большей части не для десятилетних девчонок, как бы хорошо подготовлены они не были, да и вообще никогда и никто на серьезные тренировки не берет ни детей, ни подруг, никого - это только для спортсменов. То есть опять-таки - нужна няня. А потом, когда начнется осень и Лиз пойдет в школу? Нужна няня? Конечно. Его разъезды тоже никто не отменял... Но Фабьенн - студентка. Она учится в университете, в Женеве, он точно помнит, что Фил говорил ему об этом. И сидит со своим нынешним подопечным (вроде это маленький мальчик) по 3-4 часа в день, пока его мама не вернется с работы. А освободившись, бежит в какое-то кафе, где работает до 10 вечера официанткой. Очевидно, что деньги ей нужны. Но это все подработки. А ему няня нужна постоянно. Платить он согласен много, так много, что вряд ли она сможет отказаться...
  Ладно, завтра он обсудит это с ней. Ошибаться тут нельзя. Навскидку Фаби подходила идеально - надежная, задорная, молодая, спортивная, и вдобавок ко всему, свободно владеет и французским, и швитцером. И Лиз ее обожает. Надо все обдумать...
  
  Дожидаясь, пока он вернется, Фаби допила кофе и от нечего делать загрузила остатки неубранной посуды в посудомоечную машину. Не успела она снова устроиться на табурете, вернулся Райни.
  - Спит? - спросила Фаби. Райни рассеянно кивнул и достал из холодильника бутылку.
  - Будете?
  - А что это?
  - Розовое вино. Здешнее, неподалеку виноградник. С тех пор, как купил здесь дом, пристрастился к нему.
  - Ну хорошо, только немного.
  Он поставил на барную стойку два хрустальных бокала, уселся напротив Фаби, разлил вино. Она думала, что он скажет, ну хотя бы 'за знакомство', но ему явно было не до того. Он рассеянно кивнул, отсалютовал ей бокалом и отпил глоток.
  Телефонный звонок был такой резкий и громкий, что Фаби вздрогнула, Райни моментально полез за телефоном в карман джинсов и чуть не свалился с барного табурета от неловкого, слишком быстрого движения.
  - Да? Я слушаю?
  Фаби напряженно смотрела на него, ее рука с бокалом застыла в воздухе. Она наблюдала, как меняется выражение его лица. Тревога, беспокойство и надежда уступают место ужасу, чему-то вроде паники, он побледнел так, что стали видны веснушки на скулах и на носу.
  - Когда что-то будет известно? - хрипло спросил он. Помолчал, слушая собеседника, тихо сказал: - Да. Я понял. Я готов выехать немедленно... Почему? Но я... Да, хорошо, я понял. Я буду ждать звонка. Спасибо, что сообщили.
  Он медленно опустил руку с телефоном, посмотрел на Фабьенн:
  - Это из больницы.
  - Да я поняла, что они сказали?
  - Что у него какая-то гематома в лобной доле мозга, она пережимает какой-то сосуд... не запомнил, какой... немедленно начинают оперировать. Ехать сейчас нет смысла, меня не впустят в больницу до 8 утра.
  - Понятно, - тихо сказала Фаби. - Это опасно?
  - Это очень опасно, - Райни поставил локти на стол и обхватил голову руками. - Он сказал мне, что оперировать Фила будет какой-то очень хороший нейрохирург...
  - Значит, с ним все будет отлично, - сказала Фаби так убедительно, как только могла. - Пожалуйста, не волнуйтесь так... Вам все равно придется ждать звонка. Вы сейчас ничего не можете сделать.
  - Я знаю. - Райни бросил быстрый взгляд на часы, висящие на стене над столом - почти полночь. 8 часов до того момента, когда он сможет попасть в клинику... Казалось, он до шести утра будет гипнотизировать взглядом часы, чтобы они шли побыстрее... а потом прыгнет за руль своего рейнджровера и помчится в Женеву. Фаби понимала, что он должен как можно быстрее успокоиться и пойти поспать, хотя бы немного, иначе кто знает, что выйдет из всего этого... Но как она могла повлиять на него? Совершенно неожиданно даже для себя она выпалила:
  - Знаете, если бы он мог сейчас нас видеть, он бы, наверное, посмеялся от души.
  Райни не рассердился. Он удивленно посмотрел на девушку:
  - Пожалуй. Хотя... Нет, думаю, попытался бы извлечь выгоду. Такой уж он есть.
  - Как это?
  Райни нервно усмехнулся:
  - Недавно я его отчитывал за какой-то косяк. А он сказал мне, что Боженька его простил, то есть он обратился в вышестоящую инстанцию, и мне тут делать нечего. Как-то так.
  Фаби невольно рассмеялась:
  - Он такой прикольный.
  - Да, - Райни тоже засмеялся, но почти сразу же смех увял: - Я сказал ему, что он с боженькой еще не виделся, а он ответил, что торопиться некуда... Мне страшно об этом думать, Шэтцхен.
  На этот раз она не обратила внимания на это 'Шэтцхен':
  - Не надо, мсье Эртли. Это просто Фил. Это так на него похоже. А какую выгоду, по-вашему, он попытался бы из этого извлечь?
  Райни задумался, и вдруг слабая улыбка скользнула по его губам:
  - Не надо 'мсье'. Можно по имени. Выгоду? Пока не знаю. Фил всегда полон неожиданностей.
  - А чего бы он хотел?
  - Это я точно знаю. Мазерати. Он все спит и видит, что я разрешу ему брать мазерати. А я не разрешаю. И не разрешу еще лет десять.
  - Десять?!
  - Вы правы. Пятнадцать.
  - Но почему?
  - Вы когда-нибудь управляли машиной, у которой 350 лошадей под капотом?
  - Нет.
  - Вот именно. Нужно быть опытным водителем, чтобы гонять на такой тачке.
  - Неужели Фил может быть неопытным... хоть в чем-то?
  Райни бросил на нее очень удивленный взгляд:
  - Н-да... Похоже, вы неплохо его изучили, мадемуазель Мирабо.
  - Не надо 'мадемуазель'. Зовите меня 'Фабьенн'. Я не думаю, что я так хорошо знаю Филиппа. Просто он очень яркий и своеобразный человек, и его не стоит мерить общими мерками, э... Райнхардт.
  - Вы так думаете?
  - Уверена, что так думают все, кто с ним знаком.
  Райни чуть улыбнулся, но улыбка снова погасла очень быстро. Он думал о младшем брате, который сейчас находится на операционном столе... Его руки, лежащие на столе, напряглись, пальцы сжались в кулаки, и Фабьенн совершенно непроизвольно, необдуманно положила свою руку на его запястье и легонько сжала:
  - И еще я знаю, что все о нем думают - что он всегда добивается того, чего он хочет. И это верно. А это означает на сто процентов, что он выживет и полностью поправится. Вот увидите - скоро он будет зажигать еще лучше, чем прежде!
  - Хорошо, что вы здесь, Шэтцхен, - выдохнул Райни.
  Фабьенн будто жаром обдало, она поспешно отняла свою руку, которой тут же стало не хватать тепла его руки... Райни вовсе не хотел ее смущать. Ему сейчас было не до того. Равно он не собирался дразниться, флиртовать, злить ее, соблазнять, и вообще делать что бы то ни было из того, что, по его мнению, должно составлять ухаживание. Она была рядом, нашла слова, нужные для того, чтобы попытаться держать в узде страх и смягчить боль, он был благодарен ей, и он хотел говорить с ней дальше, так, как мог бы говорить с Филом, или с кем-то из друзей, или с родителями. Но Фабьенн, как бы она ни волновалась за парня, который не имел шансов стать ее любовником, но все же стал ее другом, от близости Райни была взбудоражена и напряжена. Пульс вырос, наверное, до ста ударов в минуту, ей было то жарко, то холодно, и еще... очень хотелось прикоснуться к нему. Ее рука помнила ощущение от прикосновения к его руке, на кончиках пальца сохранилось еще ускользающее ощущение его тепла и шелковистой кожи. Ей было мало этого. Ей хотелось ощутить, каковы на ощупь его волосы, его плечи, и это было настолько неуместно и глупо. Он ей вовсе не нравится. Почему же ее так тянет к нему? И что она собирается делать? И даже если ей так повезет, и он предложит ей вожделенное место няни, как она собирается справляться с этим?
  С другой стороны, он наверняка привык к девицам, пускающим слюни и падающим в штабеля от его неземной красы. Наверняка, он просто не обратит ни малейшего внимания, даже если она залезет к нему в кровать. Он ее просто выпихнет и посоветует принять таблетку от бессонницы или выпить немного вина.
  - А мадам де Роган - ваша бабушка или тетя? - вдруг спросил он. От неожиданного перехода Фаби встрепенулась:
  - Бабушка. С маминой стороны.
  - И внучка мадам де Роган подрабатывает няней? Брат вашей матери владеет крупной фирмой. Почему он не пристроил вас на какую-нибудь более хлебную и менее геморройную позицию?
  - Во-первых, потому что он старается не смешивать рабочие отношения с родственными. Во-вторых, потому что я учусь и не могу работать полный рабочий день. В-третьих, потому что я хочу научиться зарабатывать и строить свою жизнь самостоятельно, не задействуя связи и чужие деньги.
  Райни пожал плечами:
  - Ну... достойно уважения, Фабьенн. А вы не можете работать полный рабочий день постоянно или изредка?
  Разговор начал принимать направление, весьма интересное для Фабьенн. Она ответила осторожно:
  - Ну... конечно, не постоянно. В университете у меня всего три дня в неделю, когда я обязательно должна посещать занятия. Остальные - могу и полный день.
  - И во сколько вы освобождаетесь в те три дня, когда вам надо появляться в универе?
  - Один день длинный, до двух. Остальные - примерно до полудня.
  - Что вы изучаете?
  - Я учусь на архитектурном факультете.
  - Да? - Райни удивленно вскинул брови. - Неженская специальность.
  Фаби хотела сказать, что ее отец когда-то владел строительной фирмой, которую мечтал передать сыну и дочери, но... вовремя спохватилась. Это была опасная дорожка, и без необходимости сворачивать на нее не хотелось.
  - Ну, не всем девушкам изучать иностранные языки или теологию.
  - А где вы живете?
  Эти слишком прямые вопросы могли иметь под собой только одну причину - он хотел ее нанять! Фаби спокойно ответила:
  - Я снимаю квартиру вместе с тремя подругами.
  - Вроде бы вы еще подрабатываете в каком-то кафе?
  - Да, по вечерам.
  Это было ему понятно и без вопросов - мама ее воспитанника возвращалась домой, в услугах няни больше нужды не было, и девушка использовала вечера для другой подработки. Интересно, зачем ей нужны деньги?
  - Ну ладно, Фабьенн, - наконец, сказал он, подливая ей вина. - Я предлагаю вам работу. С Лиз вы поладили, она к вам привязана, без сомнения, вы знаете, что она потеряла мать, и я во что бы то ни стало хочу создать для нее окружение, которое было бы ей приятно и полезно. Ваши три дня в университете - это не проблема, потому что у Лиз есть учительница, которая с ней проходит школьную программу, чтобы Лиз без проблем могла пойти в школу в Вербье в сентябре. По утрам они обычно занимаются, так что вы можете ездить на учебу. Если вам интересно, будем обсуждать детали?
  - Мне интересно, - Фаби кивнула с восхитительной аристократической сдержанностью, которую одобрила бы и бабушка мадам де Роган, случись ей поприсутствовать.
  - Я готов платить вам... - Райни назвал сумму, которая заставила девушку забыть если не про Святую Маргариту, то про все остальное - точно. - Более того. За ваше участие в сегодняшних... приключениях я куплю вам любой автомобиль, который вы выберете. Но, Фабьенн, работать придется за троих. Няня с проживанием - выбирайте для себя любую незанятую комнату в доме, их тут много, две на втором этаже, четыре на третьем. Но вам придется взять на себя не только Лиз, но и управление приходящей прислугой, чтобы дом превратился хоть в какое-то подобие жилья, приемлемого для ребенка. Чтобы вовремя была готова еда. Чтобы в доме было убрано и чисто. Чтобы сад был безопасным для Лиззи. И еще. Лиз будет ездить на глетчер на тренировки - вам придется ее возить. У нее также будет тренер по ОФП, и вам придется следить за его работой, чтобы больше не было никаких злоупотреблений.
  К концу его речи Фаби чувствовала себя так, будто получила пресловутым пыльным мешком по голове, но смогла отреагировать достойно:
  - А мне придется быть няней только для одного ребенка... или для двоих? Или... троих?
  Райни, казалось, забыл про то, что Фил сейчас борется за жизнь. Он расхохотался:
  - Вы правы. Но за троих я и плачу втридорога. Не так ли, Шэтцхен?
  - Неужели такой великий спортсмен, как вы, может нуждаться в няне?
  Он улыбнулся совершенно неотразимой, обезоруживающей улыбкой, полной самоиронии:
  - Не поверите, когда речь идет о том, чтобы пройти трассу по максимуму, это для меня не вопрос, а вот когда надо вспомнить, куда я дел зарядник для телефона, тут я, бывает, и пас.
  - Невероятно.
  Конечно, он приврал - ни разу в жизни он не терял ни зарядник, ни ежедневник, ничего такого. Но то, как он забыл сегодня в машине телефон, и к каким ужасным последствиям это привело, не давало ему покоя. Если бы Фил сразу же дозвонился до него, Райни велел бы обоим немедленно добираться до дома любым способом - с помощью Фаби, на поезде, на автобусе, или ждать в ближайшем торговом центре, пока он сам за ними не приедет, да как угодно, только бы не дать мошеннице Моник Венсан найти детей первой... Фил не осмелился бы его ослушаться, и сейчас не боролся бы за жизнь на операционном столе...
  Фабьенн заметила, что улыбка снова сбежала с его лица, уступив место беспокойству и печали. Бедный мужик, так переживает за брата, и разве можно не переживать за Фила? Она сама переживает, но, конечно, это не сравнить с тем, что испытывает Райни.
  - Когда он родился, мне было тринадцать с половиной, - сказал вдруг Райни. - А Анди - семь.
  - Кто такой Анди?
  - Нас трое. Я старший, Фил младший. Анди - Андреас, средний брат - в Америке сейчас. Учится. Так вот, когда Фил родился, он сразу перетянул огонь на себя.
  - Огонь?
  - Ну, меня вроде как воспитывали. А когда Фил родился, мне как-то сразу легче стало. У родителей был еще Анди, и вот этот совсем мелкий появился, и на меня как-то сразу стало не хватать времени.
  - И что - вы ревновали?
  - Как бы ни так. Мне только того и надо было. Я же был по сравнению с этими двумя совсем взрослый, такой лось, да и самостоятельности мне всегда было не занимать. То, что родители очень сильно вожжи отпустили, мне было только на руку. Но он был такой забавный. Прямо с рождения с характером. Обычно подросткам плевать на младших детей, но у нас так не было.
  - Не удивляюсь, - сказала Фаби. - Вы оба незаурядные люди. И это не лесть. И что - вы с ним подружились?
  - Со временем. Он ужасно упрямый. И независимый.
  - Вы тоже, да?
  - Ему труднее. Он младший.
  Райни сам не заметил, как начал рассказывать совершенно посторонней, в сущности, девушке, про свою семью. Как Фил отвоевывал свою независимость и свободу - то, что у Райни было всегда. И как родители только недавно вынуждены были немного перестать давить на парня, потому что он просто собрал манатки и удрал из дома к брату и наотрез отказался возвращаться назад.
  - Чем больше я вас слушаю, - сказала Фаби, - тем больше убеждаюсь, что ему все по плечу, за что бы он ни взялся. Фил - боец по натуре. Поэтому он выживет - абсолютно точно.
  Именно в этот момент Райни вдруг вспомнил, что Фил собирался эту самую Фабьенн затащить к себе в постель. И что - удалось ли ему это? Девушка казалась образцом здравомыслия, но даже не в этом дело. Он прекрасно помнил тот вид, в котором она предстала перед ним впервые в ночном клубе - крошечные джинсовые шортики, жилетка, яркая косметика - но несмотря на все это, в ней было что-то... Особенное. Почти неуловимое. Какая-то невинность, что ли? Нет, безусловно, она не девственница, такого не бывает, ей все же уже за 20, и она симпатичная девица, хотя и не совсем в его вкусе... но безусловно не из тех, кто идет в постель со всяким, кто позовет. Интересно, уступила она Филиппу, или нет? Правда, Райни понимал, что резон для этого интереса очень прост - няня для Лиз, как он успел уже отчетливо понять, это товар штучный. А няня, которая росла в очень непростой семье и наверняка умеет управляться с большим домом, в котором приходится задействовать стороннюю рабочую силу - вообще эксклюзив. Девиц, которые в любой момент времени готовы пойти в кровать со смазливым и нахальным подростком, полно. Поэтому отныне после выздоровления Филу предстоит держать свои шаловливые ручки и другие части тела подальше от аристократической нянюшки.
  Почему не звонят из больницы? Операция длится уже полтора часа!
  Когда бутылка вина была незаметно выпита, а на затейливо украшенных кухонных часах большая стрелка (в виде термометра сомелье) прыгнула на двенадцать, а маленькая - в виде ложки - уютно устроилась на двух, Фаби наконец сказала:
  - У нас был тяжелый день, и завтра тоже будет нелегкий. Вам нужно лечь спать, Райнхардт.
  - Можно 'Райни'. Вы правы. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.
   На втором этаже все выглядело так же просторно и дорого, как и внизу, но чуть поприбранней. А в комнате, к которой Райни подвел Фабьенн, вообще царил идеальный порядок. Безупречно застеленная широкая кровать, шкаф для одежды, стол, кресло, телевизор - все как в четырехзвездочном отеле, не хватает только своей личной ванной комнаты - она находилась в коридоре. На столе в плетеной корзиночке лежали запечатанные одноразовые предметы личной гигиены - зубная щетка, расческа.
  - Если понадобится еще что-то, скажите мне, - сказал Райни. - Я еще какое-то время буду внизу.
  - Я с вами, - вдруг выпалила она неожиданно даже для себя. Когда она успела стать такой импульсивной?
  - Вы устали, Фабьенн.
  - Можно просто 'Фаби'. Вы тоже устали.
  - Я хочу дождаться звонка из больницы.
  - Могут и не позвонить, а вы, если собираетесь завтра ехать в Женеву, должны поспать, и чем больше, тем лучше.
  Он пожал плечами, сменил тему:
  - Думаю, эта комната на сегодня подойдет, а на остальное время мы подберем что-нибудь побольше и поудобней. Вы ведь готовы приступить к работе сразу?
  Тут Фаби немного замялась:
  - Я не могу так подвести Зоэ. Это мама мальчика, с которым я занималась до сих пор. И его я так просто бросить не могу, он очень расстроится. Дадите мне немного времени, чтобы урегулировать все эти вопросы? Я поговорю с девушками в университете, кто-то наверняка согласится заменить меня.
  - Ладно, но только прошу вас завтра с утра остаться тут с Лиз. Я не хочу тащить ее в клинику.
  - Хорошо.
  - Да, и насчет машины, которую я вам обещал...
  Звонок телефона. Райни немедленно ответил, Фаби впилась в него взглядом:
  - Да? Да, я ждал вашего звонка, все в порядке, как Фил? - Явное облегчение и радость озарили его лицо так же явно и прекрасно, как взошедшее солнце. Он будто даже стал еще красивей (если это вообще возможно): - Слава Богу! Он пришел в себя?.. Понимаю. Спасибо! Хорошо, завтра в восемь я буду в клинике.
  
  Когда в шесть утра запищал будильник, установленный на телефоне, Райни проснулся с улыбкой. И сразу вспомнил, почему у него хорошее настроение - Филу больше ничего не угрожало. Вовремя проведенное обследование и срочная краниотомия так же позволяли надеяться на быстрое восстановление и полное выздоровление. После операции он пришел в себя на несколько минут, затем ему дали сильное снотворное, чтобы он спал и восстанавливался во сне. Райни собирался быстренько проглотить чашку кофе и выезжать в Женеву, в клинику.
  Он быстро принял душ, потом натянул на себя светло-бежевые брюки и молочного цвета свитер, спустился в кухню и только тут вспомнил, что у его приподнятого настроения была еще одна причина.
  Эта причина стояла у плиты и выливала на сковороду взбитые яйца для омлета. По ярко освещенной солнцем просторной кухне разливался упоительный аромат кофе. Увидев своего удивленного нанимателя, Фабьенн сказала:
  - Доброе утро. Я подумала, что вы захотите позавтракать.
  - Доброе утро, - ответил Райни. - Да, спасибо, с удовольствием. Составите мне компанию?
  - Конечно. Омлет будет готов через пару минут. А кофе, кажется, уже готов.
  Райни подошел к своей кофе-машине, стоящей на барной стойке - ничего сложного в ней не было, и Фаби разобралась, как с ней управляться.
  Обе ранние пташки встали с кровати свежими и отдохнувшими - Райни на волне радости от того, что с Филом скоро все будет хорошо и что теперь у Лиз появилась няня, а Фаби - потому что она смогла сделать огромный шаг к своему будущему, к Heilige Margarete. Хотя не сказать, чтобы она очень крепко и безмятежно спала ночью - если честно, она уснула только под утро.
  Сначала она была слишком взволнована своей неожиданной удачей. Да, судьба подарила ей великолепный шанс показать Райни, что она - тот человек, которого он должен нанять для своей дочери, и она им воспользовалась (правда, жаль, что не удалось уберечь Фила...) и теперь она должна придумать, как ей добраться до своего бывшего дома. Пока об этом думать казалось немного преждевременным - она пока не знала ни планов Райни на этот дом, ни о том, где эти ключи хранятся, ни как попасть внутрь (сигнализация ведь никуда не делась) - ей оставалось просто держать ушки на макушке и уловить момент, когда хозяин соберется поехать туда, и понять, как можно напроситься с ним. Или ждать, что и тут судьба так же подбросит ей какую-то возможность, почему бы и нет? Словом, теперь у нее должен был появиться какой-то шанс, и дело Фаби - этот шанс увидеть, распознать и использовать. Потом она задумалась о том, что он сказал ей уже перед тем, как пойти спать - что завтра он вернется от Фила и отпустит ее решить свои проблемы и выбрать для себя новую машину. Ей предстояло просто найти машину, которая ее устроила бы - в цене он ее не ограничивал - а дальше всем предстояло заняться кому-то из менеджеров Райни. Вот так легко и просто - и теперь ей оставалось только решить, какая машина ей подойдет. Мерс или ауди, как она хотела? Или уж не скромничать и взять что-то совсем дорогое? Или, наоборот, быть скромной и прикупить, к примеру, пежо или фольксваген? Но и эти мысли довольно быстро улетучились под натиском ощущений другого направления и свойства. Совсем рядом с ней был человек, который так сильно ее волновал, что ее это попросту пугало. И вот сейчас он был буквально в нескольких метрах от нее... в постели. Возможно, обнаженный.
  Чтобы представить себе его тело, ей в общем-то не была особо нужна фантазия - ведь он был одним из самых востребованных мужчин-моделей последних лет, и как он выглядел, будучи почти обнаженным, она прекрасно знала. Такие парни, как Райни Эртли, наглядно показывали огромную разницу между дутыми мышцами, накачанными с помощью анаболических стероидов, и настоящими, приобретенными за годы тренировок и здорового образа жизни. Он был прекрасен, силен и строен, и... как выглядят мужчины, когда они совершенно голые, Фабьенн, конечно, знала. Она видела фотографии и даже несколько порнофильмов, которые в общем все детально и показывали, и рассказывали, но видеть вживую... не говоря уже о том, чтобы прикоснуться - совсем другое. Фабьенн застонала от досады на себя. Ну разве не глупо так себя вести? Завтра (точнее, уже сегодня) тяжелый день, а она, вместо того, чтобы спать и набираться сил, лежит тут и грезит о высокомерном и холодном типе, который просто нанял ее в качестве няни для своей дочери и по совместительству управляющей для своего дома. Мистер Секси попросту не видел в ней женщину. Только няня и управляющая домом, вот и все - существо бесполое и призванное только создавать комфорт его семье. Хотя... так ли уж он высокомерен и холоден? Говорить с ним было приятно, она сопереживала ему, когда он тревожился о брате, ей было интересно, когда он рассказывал о Филе, его суждения казались разумными и трезвыми, а сколько нежности было на его лице, когда Лиз выскочила из ее машины и бросилась к отцу, а он подхватил ее на руки и прижал к себе... Фабьенн долго маялась этими мыслями, и смогла уснуть, уже начав подумывать о том, чтобы сходить вниз и поискать на кухне какого-нибудь снотворного... Но несмотря на все это, она проснулась в приподнятом настроении и решила, что хозяин будет рад завтраку.
  И он оценил ее усилия. Правда, Фаби уже успела достаточно его изучить, чтобы понять, что он бы выразил признательность, даже если бы он воспринимал все это как должное - он был отлично воспитан, его манеры идеальны. Но его действительно обрадовал завтрак - потому что, если бы не Фаби, он поехал бы натощак, и, возможно, завтракал бы в какой-нибудь кафешке на трассе, где еда не самая вкусная и здоровая. И омлет получился отличный - нежный, воздушных, с сыром и зеленью.
  - Вы хорошо готовите, - сказал он, собираясь встать и положить пустую тарелку в посудомоечную машину. - Вас не затруднит проследить за тем, чтобы Лиз тоже не осталась голодной?
  - Конечно, нет, и оставьте посуду - я все уберу, - улыбнулась Фаби. - Кстати, если у нее есть какие-нибудь особые предпочтения или, наоборот, антипатии или аллергия, расскажите мне.
  - Она не любит масло, - сказал Райни. - И, конечно, как все дети, любит сладости. Вон в том шкафчике есть коробка с марципановыми фигурками, которые она любит класть в кашу, но этим лучше не злоупотреблять, лучше порезать яблоко, киви или банан, но, думаю, от такого же омлета она тоже не откажется. И, что на мой взгляд, намного важнее - это то, что Лиз... Я уже говорил вам, что она потеряла мать. И что мы с ней встретились только три недели назад и сейчас только еще знакомимся друг с другом. Ей трудно. Она выросла в Австрии, и тут ей все чужое, не говоря уже о том, что она не понимает французский. Она боится идти в новую школу, и пока не подружилась ни с кем, кроме Фила. Мне хотелось бы, чтобы она адаптировалась легко и быстро.
  - Я уже знаю все это, - спокойно сказала Фаби. - Я ведь знакома с Лиз уже несколько дней. Она славная девочка. Она добрая, умеет думать и сопереживать, ну самую капельку избалована, но это ей не мешает. Мы прекрасно поладим. Я не собираюсь давить ее авторитетом или ломать ее волю, но и вить из себя веревки не позволю. Думаю, у нас все превосходно пойдет, просто потому что мы с ней симпатичны друг другу.
  Райни улыбнулся, и Фаби снова начала млеть в свете его синих глаз... Да что это такое, черт подери? Она торопливо спросила:
  - А во сколько она должна завтракать? Как проснется или нужно ее будить?
  Райни усмехнулся, снова невольно взволновав ее:
  - Если ждать, пока она проснется, то пора уже будет обедать, а не завтракать. Она у нас первостатейная соня. Но вам придется разбудить ее в восемь, потому что в девять приедет фрау Бахман, и они будут заниматься три часа, а до этого Лиз должна заправить кровать, умыться, одеться и позавтракать, что по утрам для нее иногда бывает сложно.
  Фаби рассмеялась:
  - Дети, они такие. Если у Лиззи возникнут сложности, думаю, я сумею ей помочь.
  - Очень рад это слышать. Теперь давайте мы с вами обменяемся номерами телефонов, и мне пора ехать.
  Фаби смотрела из окна кухни, как его рейнджровер выезжает за ворота. Еще минута - и створ ворот плавно сомкнулся, и пришло время подумать, как сложится ее новая работа. Что с Лиз они превосходно уживутся, Фаби была уверена, у них для этого было все - взаимная симпатия и уважение, а также стремление не осложнять друг другу жизнь. А вот что делать с Райни... Пожалуй, Фаби было спокойнее, пока он ей не нравился...
  До восьми утра оставалось еще около полутора часов, и Фаби потратила это время на то, чтобы проинспектировать запасы продуктов (которых оказалось на удивление мало), сделать кое-какие заготовки к обеду и составить список покупок, а потом почти бессонная ночь взяла свое, и она вернулась в комнату, в которой ночевала, и проспала до звонка будильника, поставленного на 7.45.
  Лиз крепко спала, когда Фаби вошла в детскую. Малышка свернулась в клубочек на огромной кровати, а рядом с ней наблюдался еще один такой же, только поменьше, клубочек 'в масть' - рыжий персидский котенок. Фаби села на край кровати и погладила плечо Лиз:
  - Эй, солнышко, пора вставать.
  Лиззи сразу же насторожилась, открыла глаза и повернулась на голос:
  - Фаби!
  - Привет, зайка. - Фаби рассмеялась, когда девочка завизжала от радости и кинулась к ней на шею. - Я - твоя новая няня, и только попробуй меня не слушаться.
  - Фаби! Как здорово! Я обязательно буду слушаться!
  - Правда, котенок? Тогда дуй в душ, одевайся и спускайся на кухню, будем завтракать.
  
  - О черт, салага! - Райни постарался не показать своего шока. - Ну и видок у тебя.
  - Конечно, дождешься от тебя сочувствия, деревенщина, - пробурчал Фил, и старший брат чуть не запрыгал от радости, услышав типичную Филовскую реплику. Он прекрасно понимал, что такое эпидуральная гематома такого размера, что инициировала кому, и потому ее пришлось немедленно оперировать, и какие последствия могут у нее быть... Но с Филом все в порядке, кроме внешнего вида. Да и говорил он пока так себе - медленно, и кое-какие звуки не получались, но это должно было скоро пройти.
  Никто бы сейчас не признал в этом парне на больничной койке красавчика Филиппа Эртли. Полностью скрытые под бинтами волосы, отекшее лицо, покрытое царапинами и ссадинами, и ужасающие синяки вокруг обоих глаз. Родители были где-то на подъезде, и Райни быстро набросал отцу смс 'Позвони, когда доедете, я вас встречу' - нужно было как-то смягчить удар для матери.
  - Ну что? - с заказанным сочувствием спросил Райни. - Чердак-то теперь совсем дырявый будет? Теперь от тебя вообще запредельных идиотизмов ждать?
  Он знал, что Фил не потерпит квохтанья и жалости, и взял верный тон. Парень волей-неволей приободрился, чтобы противостоять наездам:
  - Может, мы и тебе дыру в черепе проделаем, чтобы добавить немного недостающего серого вещества? - огрызнулся Сопляк. - Это ж додуматься надо, мошенницу в няньки нанять.
  - Ты все помнишь? - удивился Райни, которого врач успел предупредить, что амнезия весьма вероятна.
  - Помню, какая ехидна мне досталась в качестве старшего брата. Ты расскажешь мне, что произошло? Где Лиз?
  - Дома.
  - А... Фаби?
  - Я нанял ее няней и управляющей.
  - О как. Случайный проблеск гениальности?
  - Примерно так.
  Парень постарался улыбнуться, но мышцы лица пока не очень слушались. Райни продолжал:
  - А произошло следующее. Один присутствующий тут молодой героический умник решил в одиночку вывести на чистую воду шайку мошенников, которые замыслили киднэппинг. Его заманили в чужую машину, усыпили эфиром и увезли. По пути мошенников догнала полиция, которую вызвала разумная девушка Фабьенн. Но мошенница, которая была за рулем, решила, что от полиции она сумеет удрать. Не сумела.
  - И что было?
  - Ничего, мясорубка на перекрестке Ру де Ферней и Помье. Один погибший - та самая тетка, которая выдавала себя за няню - и трое раненых. Ты и еще двое. Но те легко отделались.
  - А Фаби вызвала... полицию?
  - Да. И привезла Лиз в Сембранше.
  - Умная девочка, - новая слабая улыбка на распухшем, израненном лице. Черт, Райни никогда в жизни, до самой смерти не простит себе этого телефона, забытого на панели рейнджровера, который звонил, пока он сам кувыркался в кровати с любовницей... Если бы он только не забыл телефон и услышал звонок - он мог предотвратить весь этот ужас... Фил сейчас был бы жив и здоров, и не было бы всего этого, что с ним случилось... А мама... когда она увидит своего мальчика, что будет с ней?
  А Фил думал отнюдь не о маме.
  - Фаби, - произнес он. - Надеюсь, что скоро я ею займусь.
  - Ни хрена ты ей не займешься, - сказал Райни.
  - Почему еще?
  - Потому что она - няня Лиз, и поэтому неприкосновенна.
  - Почему это?
  - Тебе все объяснить надо? Потому что ты скоро побежишь искать новых приключений, а ей это может не понравиться, или вы еще как-нибудь поссоритесь, и она уволится, а я этого не хочу. Я, так уж случилось, немного знаю семью этой Фаби и могу поручиться, что уж она-то точно не мошенница, и она хорошо ладит с Лиз. Она - единственная в своем роде, а девок у тебя полк, сможешь выбрать кого-нибудь и вне дома. Поэтому, сразу предупреждаю, оставь ее в покое.
  - Иначе что?
  - Иначе, - охотно разъяснил старший брат, - ваша светлость будет надлежащим образом упакована и отправлена в Берн в отчий дом на радость маме с папой. Думай, дорогой мой, я тебя ни к чему не принуждаю.
  Фил бросил на брата из-под распухших век свой вполне типичный яркий, вызывающий, дерзкий взгляд, но не успел ответить - телефон в кармане Райни зазвонил. Подъехали родители. Он еще раз выразительно посмотрел на Фила - мол, имеющий уши да услышит - и вышел.
  
  Когда он вернулся в Сембранше, дома никого не было, но Фаби примерно двумя часами раньше прислала ему смс, что они уехали кататься на великах, а потом заедут за продуктами. Поэтому Райни решил, что пойдет тренироваться, благо, сегодня колено его не беспокоило.
  Сначала нужно было быстренько проглотить что-нибудь, что позволило бы продержаться как минимум трехчасовую тренировку. Правда, он понятия не имел, есть ли тут хоть что-то более-менее готовое к употреблению в пищу, и для него оказалось приятным сюрпризом наличие размороженного и запеченного, хотя и остывшего, мяса, а также салат в миске. Молодец, няня. Это вам не мадам Фурия, которая пришла в такой ужас, узнав, что готовить придется не только на ребенка, но и на двоих мужиков. Следовало заметить, что такой зарплаты, которую назначил Райни Фабьенн, наверное, не получала и няня королевского семейства Британии. Мадам Фурия должна была получать немного меньше, но от нее никто не требовал управлять прислугой (Райни на тот момент еще не сообразил, что теперь у него немного изменились условия и уклад жизни, и требования к содержанию дома тоже изменились). Райни с удовольствием перекусил (совсем не удивившись, что мясо оказалось вкусным и нежным, несмотря на то, что уже остыло) и отправился в тренажерный зал, который находился на крыше рядом с бассейном.
  Часа через полтора, когда он, совершенно мокрый от пота, выжимал штангу от спины, к нему влетела Лиззи - растрепанная, раскрасневшаяся и довольная как слон.
  - Папа! - завопила она и кинулась к нему, он едва успел покрепче зафиксировать штангу. - Ты вернулся! А мы с Фаби катались на велике! Мы заехали на какую-то гору, и там было полно снега! Представляешь? А еще мы видели мармота, а потом заехали в магазин, купили много еды, и Фаби разрешила мне купить мячик-попрыгунчик и мороженого!
  Она тараторила, ее глаза блестели, и Райни засмеялся:
  - Ну и как мое дитя оценит физподготовку своей новой няни?
  - Ну, конечно, она - не ты, - снисходительно сказала девчонка. - И даже не я, но... в общем, пап, я немного запыхалась.
  - Ты?!
  - Ну да. Но на лыжах я ее уделаю.
  - Неужто? Тогда, пока мы с Филом оба не можем кататься, спроси ее, не хочет ли она погонять с тобой на глетчере.
  - Обещала уже, что привезет лыжи.
  - Вот и здорово, - Райни поднял глаза, услышав, что вошла Фабьенн. Тоже, кстати, растрепанная, раскрасневшаяся и довольная. Она была в тех же голубых джинсах и синей футболке, а фланелевая рубашка была завязана вокруг пояса.
  Она хотела что-то сказать, но замерла на пороге, уставившись на своего нанимателя. Райни - как это вообще типично для мужиков, дающих себе максимальную нагрузку в личном и собственном тренажерном зале - был раздет до пояса, безумно лохмат, уж не говоря о том, что мокрый от пота. Лиз ничего особенного в виде отца не усмотрела, а Фаби впала в остолбенение. Райни преспокойно сказал:
  - Привет, Шэтцхен. Как впечатления?
  - Великолепно, - выпалила она, будто очнувшись. - Тут у вас еще в горах снега полно. Лиззи молодец, настоящая спортсменка.
  Райни улыбнулся:
  - А вы отлично готовите. Я, как обещал, отпускаю вас, когда вы вернетесь?
  - Завтра утром.
  - Подойдет.
  И она спаслась бегством.
  Черт, черт, черт! Если она и дальше собирается вести себя, как полная кретинка... Он же заметит... или уже заметил? Она что, каждый раз собирается терять дар речи, увидев его полуголым? Фаби не стала даже принимать душ после довольно изматывающей велосипедной прогулки вверх на гору. Она заскочила в 'свою' комнату, схватила сумочку и выбежала из дома.
  Ее должна интересовать только 'Святая Маргарита'. Больше ничего.
  Она больше не будет заглядываться на Райни.
  И... она не должна привязываться к Лиз.
  
  После поспешного отъезда (а точнее, бегства) Фабьенн Лиз пошла на кухню разбирать покупки, а Райни закончил тренировку, принял душ и разогрел запеченное мясо. Они быстро пообедали и стали думать, чем можно занять остаток дня - времени было всего около часа пополудни.
  - Давай поедем в Женеву в дом Николаса, - сказала Лиз.
  Райни вспомнил, что ему уже прислали пакет с новыми ключами от этого дома и с описанием и пользовательской инструкцией по сигнализации. Да, наверное, пора наведаться туда.
  - Если хочешь - давай поедем.
  - А потом на роликах!
  Райни покачал головой:
  - Боюсь, ролики сегодня не для меня.
  - Колено болит?
  - Нет, но на роликах точно заболит от боковой нагрузки. Можем покататься по озеру на лодке.
  - Отлично! - обрадовалась Лиз. - Поедем прямо сейчас!
  Но Райни сначала решил посмотреть документы касательно дома и его содержимого.
  Описание было обширным и весьма информативным. Дом общей площадью 260 м, двухэтажный, находится на участке площадью 0,08 га, с мебелью. Далее следовал список мебели с приблизительной оценкой - много антиквариата, стоимость выливалась в весьма приличную сумму. Четыре картины, три из которых относятся к 19 веку и имеют среднюю художественную ценность, принадлежат к не самым удачным опытам в импрессионистском жанре. А вот четвертая картина была оценена минимум в 900 000 евро. Она принадлежала кисти Жерома Лианкура и называлась 'Утро в Иерусалиме'. Не Бог весть какая дорогая картина, но, думается, вдова Николаса не отказалась бы от такой компенсации. Райни вовсе не был бескорыстным бессребреником, и нипочем не стал бы дарить незнакомой ему женщине почти миллион евро, если бы не одно соображение. Возможно, это было глупое соображение, и уж как минимум сентиментальное, а он никогда в жизни в делах не был ни глупым, ни тем более сентиментальным ... но все же ради Лиз любое зло, вольно или невольно причиненное Карин или из-за Карин, должно быть как-то скомпенсировано. Впрочем, пока Райни решил воздержаться от резких движений - сначала следовало осмотреть дом и эту картину, потом уже принимать окончательное решение и поручать Шеферу связываться со вдовой.
  
  Больше в доме, судя по описям, ценностей не было, впрочем, вряд ли там проводилась серьезная инвентаризация. На этом Райни решил теоретическую часть завершать и переходить к практической.
  Они доехали с ветерком на Рейнджровере до Женевы, проехали по тенистой улице Перье-Шамон - совсем недалеко от того парка, где Лиз каталась на роликах с Фаби и с Филом. Лиз сидела сзади в автокресле, по дороге она тихонько подпевала Eiffel 65, но ближе к дому притихла, молча смотрела в окно, а потом закричала:
  - Пап, вон он. Вон дом Николаса.
  Каштаны, тополя и сирень вокруг, дом, увитый плющом и диким виноградом, и все это буйно разрасталось, а в этом году никто за домом уже не ухаживал. Райни припарковал кроссовер перед воротами (заезжать внутрь он смысла не видел), подобрал ключ к калитке и оглянулся - где Лиз?
  Девочка стояла перед деревом, изучая ствол, на котором было выцарапано сердце с какими-то каракулями внутри.
  - Пойдем, дочь, - нетерпеливо позвал Райни. Лиз послушалась. На ней были сиреневые леггинсы и длинная белая футболка с расшитым пайетками рисунком, а поверх надета джинсовая рубашка, рыжие волосы распущены. Тоненькая и высокая для своего возраста, она выглядела сегодня очень взрослой. Она замерла перед входной дверью. Райни почему-то казалось, что она чувствует себя подавленной. Скучает по матери... Он осторожно дотронулся до ее плеча:
  - Эй, принцесса. У тебя была здесь своя комната?
  Дверь дома открылась, тут же запищал зуммер сигнализации. Райни подошел к пульту и, сверяясь с руководством, набрал шесть цифр, прежде чем зуммер перешел в оглушительный звон и завывание сирены. Короткий зуммер сигнализировал, что код принят, сигнализация отключилась. Лиз подошла к нему, осторожно ступая по древнему паркету синими балетками с бусинками на носках, обхватила его руку, прижалась. Райни улыбнулся ей, она несмело улыбнулась в ответ и показала пальцем на одну из дверей:
  - Вон в той я ночевала несколько дней. А мама и Николас на втором этаже в его спальне.
  Ну-ну. Райни осмотрелся. Дом был какой-то... очень особенный. Он пока не мог сформулировать, что особенного в нем было. Вроде и маленький дом - намного меньше его собственного в Сембранше (правильно - даже на валисском курорте недвижимость стоила меньше, чем в этом районе Женевы) но... у этого дома была индивидуальность. Была история. Хорошая ли, плохая ли, но долгая и своя. У его особняка такой не было. У него все было проще - это была постройка, качественная и дорогая, но поначалу совершенно безликая, и индивидуальность своему дому он пытался придать самостоятельно, в меру собственного вкуса и возможностей. А тут... тут было не так. Этот дом будто шептал вечную историю о многих и многих поколениях, которые рождались, росли, любили, жили и умирали под этой увитой плющом и покрытой патиной крышей.
  - Тебе нравится этот дом? - спросил он Лиз, которая - по-прежнему тихая и печальная - стояла рядом, держась за его рукав.
  - Не знаю. Твой мне больше нравится.
  - Серьезно?
  - У тебя есть басик, и места много.
  - Кстати, солнышко, я не хочу, чтобы ты говорила 'твой'. Тот дом и твой тоже. Так что он не мой, а наш.
  - Ага, - чуть веселее отозвалась Лиззи. - Пап, а можно я посмотрю на ту комнату, где я ночевала?
  - Конечно. - Сам Райни неспешно отправился к двойным створчатым дверям с витражным стеклом, за которыми угадывалась гостиная. Удивительный дом. Уютный, респектабельный, будто живой, имеющий собственную душу. Если бы у дома была власть рассказать о людях, которые тут жили, сменяя друг друга, и о мужчине, который оставил этот дом посторонней женщине, которая почему-то значила для него так много... О мужчине, который забыл и обделил ту, которая родила ему двоих детей и вместе с ним похоронила одного из них... Впрочем, Райни совсем не был уверен, что именно историю этого мужчины, его безумств и его трагедий он хотел бы слышать.
  Он раздвинул двери и вошел в гостиную, в которой царил полумрак - мартовское полуденное солнце не могло пробиться сквозь плотные бархатные темно-синие шторы, и только тонкая щель между ними светилась расплавленным золотом.
  Высокий потолок, темная мебель, молочно-белые тисненые обои и... тишина. Глухая тишина, в которую не вплетались ни шаги и возня ребенка, ни звук мотора проезжающего мимо автомобиля с Рут Перье-Шамон, ничего... просто - тихо. Райни шагнул вперед, почему-то думая, что сейчас услышит какие-то звуки - своего дыхания, например... но тут все равно было тихо.
  Ну вот они - картины. Три из четырех. И та, которая висит на самом почетном месте над диваном, как раз и подписана - Жером Лианкур. Только какое отношение ЭТО имеет к утру, да еще и в Иерусалиме?
  Райни никогда не был спецом в живописи. Если честно, ему всегда нравилась сладкая и сентиментальная классика, мифология, романтизм - на что продвинутые ценители типа былых звезд, таких как Финель или Хайнер, могли бы только презрительно поднять брови. Натали Бальтазар как-то раз во время отпуска, который они провели в Париже, затащила его в Лувр, и сделала вывод, что его привлекают только картины, на которых изображены голые женщины, и долго его потом этим дразнила. Он даже не поленился - попытался объяснить, что это были не голые женщины, а картины с сюжетом, но Натали его не слушала. А в этой картине за миллион евро не было ни сюжета, ни голых женщин, и вообще ничего не было. Дикие сине-оранжево-розовые тона вихрем, и все. Но, если уж люди, более подкованные в предмете, оценили эту красоту в миллион евро, так тому и быть. Остальные две картины выглядели более удобоваримо на вкус Райни, но, поскольку они не имели особой ценности, то чего на них смотреть.
  Усладив свой взор полотнами импрессионистов, Райни мельком осмотрел мебель и подошел к высокому, от пола до потолка, французскому окну. Красивая комната - такую могут создать только старые деньги и тонкое чувство стиля, которому не учат в школах дизайнеров. Во всем - в сочетании штор и мебели, цветового оформления и даже этих не пойми каких картин - ощущалось это... этот стиль, элегантность и премиальность.
  Ну что же, самое дорогое в доме - картину Лианкура - он видел. Больше ничего интересного тут вроде бы нет. Имеет ли смысл подниматься наверх? Но Райни даже не колебался - он направился к лестнице. Есть тут что-то дорогое или нет, в доме была неповторимость и эта потрясающая индивидуальность... у этого дома была душа, и он должен был все увидеть.
  Местами выщербленные перила, потемневшее от времени дерево стен. Рассеянный свет, пробивающийся сквозь зарастающие плющом и виноградом окна... Уют, тишина, стабильность и безопасность, и ощущение, что жизнь прекрасна... и она была прекрасна вчера, и будет прекрасной завтра, послезавтра и во веки веков... Райни почти влюбился в этот дом. Настоящее чудо. Тихая гавань, олицетворение семьи и корней. Как мог этот Николас, черт прибери его душу, отнять этот дом у своей семьи, у своего единственного оставшегося в живых ребенка? Это же все равно что выдернуть почву из-под ног, вырвать с корнями, лишить прошлого... Почему же Лиз не нравится этот дом? Впрочем, жить тут никто из них не будет, в ближайшее время уж точно. Лиззи подрастет и решит сама. Дом принадлежит ей, так или иначе.
  В огромной спальне на стенах тоже были картины, но, поскольку в опись они не попали, видимо, ценности они не имели. Но это были как раз такие картины, которые не вызывали у неотесанного и не подкованного в искусстве спортсмена никакого недоумения или отторжения. Пара библейских или мифологических сюжетов, красиво и приятно. Огромная кровать. На прикроватном столике... Что-то блеснуло, он шагнул вперед. Украшения. Серьги и браслет с бриллиантами. Это принадлежало Карин? Почему она оставила это здесь? Немного поколебавшись, Райни положил украшения на свою ладонь. Если это вещи Карин, то теперь они принадлежат Лиз. Нужно положить их в сейф. Тут есть сейф?
  В спальне, конечно, не было. Райни вышел в коридор и наугад пошел направо.
  Наконец, коридор закончился тупиком, в углу которого стоял большой старинный шкаф. Что-то в нем показалось Райни немного странным, и он открыл створку. А это был не шкаф. Вернее, не просто шкаф. Его задняя стенка отсутствовала, открывая еще одну маленькую дверцу в стене. Пригнувшись - потому что высота дверцы была примерно на уровне его плеч - Райни шагнул вперед. И там оказалась крошечная комнатка, освещенная яркими солнечными лучами, льющимися с потолка - в крыше дома было небольшое оконце, которое еще не успели оплести вездесущие, непобедимые побеги винограда... В лучах солнца плясали пылинки, поднятые движением воздуха от открывшейся двери и шагов человека.
  На полу стоял ящик с игрушками. Сломанные, старые, пыльные куклы, машинки, зайцы, солдатики. Старая истрепанная книжка - 'Хайди' Иоанны Спири . Райни осторожно открыл книгу - она казалась такой потрепанной, что было просто страшно, что рассыплется - видимо, книга прошла через руки детей не одного десятка поколений... Иллюстрированное издание 1888 года, на немецком языке, на обороте титульного листа выцветшая надпись на французском - корявым, но старательным детским почерком: 'Анриэтт от Лили. С рождеством, милая сестренка! 24 XII 1899' Райни понял, что должен взять эту книгу для Лиз. Господи, до чего же это здорово - жить в доме, в котором твоя, возможно, прапрабабушка получила эту книгу в подарок от твоей же двоюродной прапрабабушки сто лет назад... Райни мало знал о своих предках - все они были крестьянами, правда, один из них был бродяга, повешенный за убийство. От них мало что осталось - ни книг, ни записей, ни детских игрушек, ничего. Просто было известно, что его деда с отцовской стороны звали Ханс, а прадеда - Якоб, вот и все. С материнской стороны дело обстояло примерно так же - люди работали и рожали детей, жили и умирали, не оставляя о себе никаких данных, кроме скупых дат рождения и смерти. Пастухи и охотники, горные проводники и печники - славные, добрые, честные, любящие свои семьи и свою землю... безвестные, забытые, возможно, по большей части неграмотные, но Райни все равно было ужасно жаль, что он ничего о них не знает. А вот Николас, скорее всего, знал свою семью до седьмого колена. Только для него это, к сожалению, не имело никакой ценности...
  Впрочем, кто он - Райнхардт Эртли - такой, чтобы осуждать Николаса? Пусть тот улаживает свои дела с Богом сам. Райни бережно закрыл книгу и, унося ее с собой, вышел из комнатки.
  Кабинет оказался недалеко от лестницы, в восточной части дома, и выглядел так, будто хозяин только что вышел. На столе пустая чашка из-под кофе, в пепельнице окурок сигары (только не дымился, и слава Богу - Райни недолюбливал табачный дым). И открытый ноутбук... с черным, мертвым экраном. На полке книжного шкафа - цветная, очень качественная фотография в рамке. Парень лет двадцати. Светловолосый, сероглазый, веселый - волосы растрепаны ветром и пронизаны солнцем, счастливая улыбка, искорки в глазах... Фотография казалась совсем свежей. Сын Николя... тот самый, который погиб, разбился на мотоцикле. Это был портрет, сделанный на улице, судя по освещению и ветру, треплющему волосы парня. Возможно, он стоял рядом с тем байком, на котором уехал навстречу своей смерти...
  Почему-то иногда получалось так, что броня цинизма и горького опыта, которая защищала Райни в любых жизненных ситуациях, давала сбои. И сейчас это случилось... Чужое горе накрыло его с головой, лицо парня на фотографии расплылось, дыхание перехватило... Голос снаружи:
  - Пап, ты где?
  Что-то больно кололо ладонь, он понял, что сжал в кулаке брюллики Карин. Он хрипло ответил:
  - Здесь, Лиззи.
  Дверь раскрылась, девочка влетела в кабинет, от ее подавленного настроения ничего будто не осталось. Она держала в руке рюкзачок в форме медвежонка, из которого торчала нога куклы и чей-то пушистый желто-зеленый хвост.
  - Смотри, что я нашла! Это Берта и Жужу! Я их потеряла!
  Берта оказалась какой-то обычной Барби, а Жужу - игрушечный попугай. Лиззи тут же начала демонстрировать отцу его таланты - батарейка еще не села, и, когда ребенок нажал на кнопку между попугайскими ногами (Райни оценил тонкий юмор дизайнеров) - Жужу разразился диким визгом 'Пиастры! Пиастры!' Повторное нажатие кнопки заставило Жужу спеть про бочонок рома.
  - Милый попугайчик, - сказал Райни, вспоминая о цели своего визита в этот кабинет. Сейф.
  Он раскрыл ладонь и сказал:
  - Посмотри, Лиз. Это мамины?
  Девочка мельком взглянула:
  - Да, это ей Николас подарил. Пап, можно я это буду носить?
  - Рановато, детка, - Райни положил украшения в углубление в основание настольных часов из какого-то камня - нефрит, что ли... - Знаешь, где тут сейф?
  - Неа, - Лиз уселась в кресло Николаса и начала копаться в своем новообретенном рюкзачке. - Пап, у меня заколка отклеилась, почини, я снова буду носить.
  Райни наконец догадался, где тут сейф. Просто вмонтирован в стену в углу и закрыт портьерой - не Бог весть какая защита, но одного взгляда на сейф хватало, чтобы любой злоумышленник понял, что ему тут вряд ли что-то светит. Сейф был не на коде, а на настоящем врезном замке, размер и форма замочной скважины говорили о том, что этот замок взломать действительно очень трудно. Дверь была усилена так, что вряд ли ее могла взять болгарка или что-то в этом роде. Чтобы вынести этот сейф целиком и пилить каким-то другом способом, нужно было бы разобрать две стены. Ай да Николас. Что ему так защищать? Он хранил дома деньги? Или еще пару-тройку картин?
  Райни вытащил связку ключей из кармана и начал перебирать их в поисках ключа от сейфа. Но ни один не был похож. Значит, ему просто передали все ключи от поменянных замков, а ключ от сейфа - нет. Ну что же, бриллианты пролежали больше месяца на столике в спальне, теперь пусть подождут здесь. Ничего страшного.
  Они с Лиз уже выходили из кабинета, когда Райни, повинуясь какому-то очень сильному внезапному импульсу оглянулся на портрет погибшего парня. И на этот раз что-то в нем вдруг показалось знакомым. Более того - сходство вызвало какую-то неожиданно приятную ассоциацию. Но поймать это ощущение за хвост сразу не удалось, а потом Лиз вдруг завопила:
  - Чур, я это себе возьму! - И сломя голову бросилась в одну из комнат второго этажа. - Пап, можно? Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
  Она выскочила из комнаты, сжимая в руке какую-то белую бутылочку.
  - Смотри! Можно?
  - Что это?
  - Духи. Я их в прошлый раз нюхала. - Лиз торопливо сняла крышечку с флакона из белого матового стекла, протянула ему. - Ой, понюхай только, какая прелесть.
  - Это мамины? - Райни понял, что сморозил глупость, когда первый намек на аромат достиг его носа. Нет, конечно, они не могли принадлежать Карин - это был очень легкий и нежный, юный, девичий запах. Райни помнил, что его бывшая жена предпочитала более агрессивные и откровенные парфюмы. Этот же... ощущение напоминало ледяной ручеек, стекающий с горы. Кристально чистая, свежая, холодная вода, нежный шлейф водяной пыли в воздухе, звонкое журчание ручья... Через несколько секунд к ручейку присоединился нежный аромат мелких, диких цветов. Он на секунду даже закрыл глаза - он узнал этот запах. Это была Фабьенн. Сомнений тут быть не могло. Свежесть, сдержанная грация, изысканность принадлежали не только лично ей - этот аромат тоже работал над ее образом. Он перевернул бутылочку - названия на флаконе не было, только на дне был наклеен прозрачный кружок, на котором золотыми мелкими буквами было написано - CHLOE Innocence.
  Невинность? Название казалось подходящим - оно действительно создавало впечатление юности, непорочности и чистоты. Почему-то ему захотелось поскорее увидеть Фабьенн. С чего бы? Он и не вспоминал о ней. Лиз забрала флакон у него, понюхала и сказала с искренним удивлением:
  - Фаби. У нее такие же духи, правда?
  - Похоже на то, - рассеянно сказал Райни. - Ладно, солнышко, давай пообедаем где-нибудь и поедем на озеро кататься на лодке.
  - Давай. А я могу взять себе эти духи?
  - Думаю, да, - чуть поколебавшись, сказал Райни. Почему бы и нет? Прежняя хозяйка оставила эти духи здесь, значит, они не были ей нужны. К тому же, он уже взял для Лиззи книгу, которая в любом случае представляла собой намного большую ценность, чем флакончик духов. Он понятия не имел, при каких обстоятельствах прежние хозяева покинули дом. Одежды и обуви прежних владельцев он тут не увидел. Наверное, все, что они сочли нужным, они забрали с собой.
  
  Настоящая прелесть, волшебство, гимн техническому совершенству и деньгам человека, который сделал ей этот волшебный подарок. Ауди ТТ. Серебристое чудо, полноприводный автомобиль мощностью 180 лошадиных сил сводил ее с ума... как Райни. Совершенство, мощность, стремительность. Фабьенн успела забрать машину из салона рано утром, она была уже оплачена, оформлена и поставлена на учет. И Фаби не видела причин мешкать дальше - можно было ехать в Сембранше.
  Вчера она успела переделать уйму дел. Уговорила подменить ее у Алекси-Пьера не кого-нибудь, а свою же соседку Лару (знала бы та, у кого будет работать сама Фабьенн!) Уладила все дела в университете. Уволилась из кафе. Выставила тойоту на продажу. Собрала вещи.
  И за весь остаток дня ни разу не подумала о своей Heilige Margarete.
  Ни единого разу. Ее мысли были заняты другим.
  Большой, роскошный, безалаберный дом в кантоне Вале. Славная, милая рыжеволосая девятилетняя девчушка. Красивый шестнадцатилетний парень, для которого вся жизнь - веселая, безопасная игра со счастливым финалом. И... мужчина. Прекрасный, мудрый, выдержанный, способный заглянуть в душу, чувствительный... хотя это как-то противоречило его образу. Мужчина, который любит свою семью и намерен защищать ее от любых угроз. Мужчина, который боится настоящей близости. Почему он боится?
  Где Аннабель Д'Этьен? Где женщина, которая последние месяцы была с ним всегда, сопровождала его на светские мероприятия, которая снялась вместе с ним в убийственно сексуальной фотосессии, и их снимки просто искрились невероятным напряжением и влечением? Ведь она была совсем недавно. Показывали ее на трибунах во время финала розыгрыша КМ какую-то неделю назад.
  Фаби въехала в Сембранше в полдевятого утра. Солнечные лучи скользили по зеленеющему склону горы, у подножия которой стоял дом. Фаби улыбнулась - наверное, они уже позавтракали, и у нее есть полшанса оценить, чем они завтракают, когда Райни сам главный по кухне. Она аккуратно подрулила к воротам и нажала на кнопку домофона на специальном столбе, установленном так, что водителю было удобно сообщить свое имя, не выходя из машины.
  Долго ничего не происходило. Наконец, заспанный, хриплый голос:
  - Да?
  - Простите, Райнхардт, уже полдевятого, - сказала Фабьенн. - Я вас разбудила?
  Смешок:
  - Ага. Въезжайте.
  Вот это разгильдяи! Девушка рассмеялась и загнала ауди во двор, припарковав свое серебристое сокровище рядом с темно-синим рейнджровером Райни. И теперь ей придется бегом соображать завтрак, раз к девяти приедет учительница!
  Она выбралась из низкого салона ауди и направилась к двери, которая открылась точненько, как только она подошла.
  Райни на ходу застегивал клетчатую серо-синюю рубашку, бросил через плечо:
  - Мы проспали. Простите. Поднимете Лиз? Я быстренько поставлю кофе. Вы не возражаете против пары бутербродов?
  - С удовольствием.
  Растрепанный Райни в наспех натянутых джинсах выглядел совершенно прилично - ну просто не к чему придраться, если не считать минимум трехдневной щетины, но все же до чего хорош. Торчащие во все стороны темно-рыжие патлы, сонные синие глазищи с невозможными ресницами, ехидная и чуть-чуть виноватая улыбка. Он, как обычно, не обратил на нее ни малейшего внимания, благослови его Господь. Фабьенн взбежала по лестнице на второй этаж, толкнула дверь в спальню Лиз.
  Малышка самозабвенно дрыхла, раскинувшись по огромной кровати, пижамная кофточка задралась до подбородка, лисенок свалился на пол, а Хани уютно утроилась в уголке кровати - примерно в полутора метрах от хозяйки, спрятав нос под пушистым хвостом. Фаби быстренько растолкала Лиз:
  - Эй, побежали смотреть, как папа завтрак готовит.
  - Ммммм! - недовольно промычала девочка и отвернулась.
  - Лиззи, если ты быстро встанешь и умоешься, успеешь посмотреть на мою новую тачку до прихода фрау Бахман. Я так хотела тебе похвастаться!
  Лиз слетела с кровати кубарем:
  - Новая тачка? Клево! Хочу, побежали!
  - Ну нет, котенок, сначала надо умыться и одеться!
  Но девчонка уже пританцовывала у двери:
  - Да тепло уже, Фаби, пойдем!
  Девушка усмехнулась:
  - И думать не помышляй о том, чтобы подойти к моей ласточке в пижаме, она обидится! Надо одеться, причесаться и вообще выглядеть на все сто! Давай, поторопимся!
  
  Ей удалось совершить очередное маленькое чудо - малышка умылась и оделась в течение считанных минут, терпеливо перенесла процедуру распутывания и заплетания своих буйных рыжих локонов в косичку - на большее в такой спешке Фаби просто не была способна.
  - Вау! - воплю Лиззи позавидовала бы сама Элиза Дулитл. - Вот это и есть твоя тачка?
  - Да, это моя ласточка.
  - У тебя и тойота ласточкой была! - Лиз юркнула в салон, ткнула пальчиком в кнопку включения магнитолы. В прохладном, пронизанном утренними лучами солнца воздухе тут же разлилась исполненная сладкой грусти 'Good Night Moon' Shivaree.
  - Значит, эта - ласточка вторая. Как королевская персона.
  - Неплохо, Шэтцхен, - он неслышно подошел сзади, и от его хрипловатого голоса по ее коже пробежал сладкий, полный предвкушения озноб. - Вижу, вы времени зря не теряли.
  - Спасибо, - Фаби обернулась к нему и застыла в удивлении - он стоял действительно близко... и у нее создалось впечатление, будто он... да быть не может. Принюхивается? Но почему? Утром она, как обычно, приняла душ, потом сбрызнула запястья и шею в районе сонной артерии духами - ничего экстраординарного, Innocence Chloe. Как обычно. Совсем чуть-чуть - она умела пользоваться и духами, и косметикой в меру. Ее сердце бешено заколотилось от его близости. И тут он сделал шаг назад:
  - Пойдемте быстренько позавтракаем. Вот-вот приедет фрау Бахман. Лиз, вылезай!
  
  Oh what should I do I'm just a little baby
  What if the lights go out and maybe
  I just hate to be all alone
  Outside the door he followed me home
  
  Что мне делать, я всего лишь маленький ребенок.
  Вдруг погаснет свет?
  Я ненавижу свое одиночество.
  Он шел вслед за мной до дома.
  
  
  Никогда еще она не чувствовала себя настолько уязвимой и в то же время взволнованной...
  - Кофе, - напомнил Райни, пойманный с поличным. - Пойдемте в дом.
  Вот-вот приедет фрау Бахман? И чем будет занята Фаби, когда она приедет? Она останется с ним наедине? Что она ему скажет?
  Но, как ни волновалась Фаби, за завтраком на залитой утренним солнцем просторной почти прибранной кухне воцарилась вполне дружественная и свободная атмосфера. Лиз делилась впечатлениями о вчерашней прогулке на лодке по Женевскому озеру.
  - Не представляешь, - тараторила она. - Оказывается, там моторки запрещены и даже папе не дали в аренду катер. Весла и парус! Прикинь! Вот смеху-то было!
  - Почему?
  - Потому что он понятия не имеет, как управляться с парусом! - хихикнула девочка.
  - Неужели? - засмеялась Фаби.
  - Правда, - вмешался Райни, намазывая мармелад на тост. - Черт, я не могу есть такую чертову уйму сладкого на завтрак! Завтра будем есть овсянку. Фабьенн, вы умеете готовить овсянку?
  - Нет, - сказала она. - Но, если поискать рецепт в интернете...
  - Я заметил, что вы хорошо готовите, но думаю, мы и это поручим Кармеле. Ваша работа -вот это чудо, - Райни кивком головы указал на дочь, которая уплетала густо намазанный шоколадно-ореховой пастой тост.
  - А кто такая Кармела?
  - Это уважаемая дама, которая прибирает дом. Вчера она тут побывала, и я велел ей прийти сегодня тоже. Должна быть к десяти. Мы с вами поговорим с ней, решим, как и что будет делаться. Хочу, чтобы было сразу ясно всем - вы будете непосредственным начальником для всех приходящих работников. Кармела, садовник, если нужен кто-то еще - только скажите слово. Если она не сможет работать с этой загрузкой - нанимайте других, только теперь у меня непременное условие - я должен видеть их паспорта. Я буду делать копии лично и отправлять их на проверку на предмет подлинности и истории предъявителя.
  Фабьенн кивнула. Копия ее паспорта у Райни уже, наверное, была - вчера ее лично снял один из сотрудников Тима Шефера, который приехал в Женеву, чтобы организовать оформление покупки машины. Фаби уже знала о телефонном разговоре, который состоялся у него вчера вечером с ее бабушкой - мадам Люиз Тесонье де Роган. Патронесса ничуть не удивилась, узнав, что Райни нанял Фабьенн в качестве няни. 'Это моя внучка, дочь моей младшей дочери Жаклин, - сказала она. - Думаю, ей будет очень полезно поработать во время учебы'.
  - Эй, а я не все дорассказала! - возмутилась Лиз, когда разговор перешел от поездки на лодке к теме прислуги. - Вот фрау Бахман придет, тогда, папа, вешай Фаби на уши всякую лапшу, а сейчас я еще самое интересное не рассказала!
  - Ну хорошо, - улыбнулся Райни. - Продолжай. Дискредитируй своего старого отца в глазах молодой и красивой девушки.
  Фаби чуть кофе не пролила. Это что же - он увидел в ней девушку, да еще и красивую?! Почему-то не похоже... А Лиз продолжала:
  - Папа с веслами хорошо управился. Он быстро уплыл далеко и сказал, давай ставить парус.
  - Это не я сказал, а ты.
  - И что, что я? Мы долго плыли, а ты все не ставил и не ставил!
  - Правильно, - согласился Райни. - Боялся и от души надеялся, что мы так и поплаваем без паруса, на веслах. Тебе-то какая разница, греб-то все равно я.
  - И вот он наконец меня послушался и начал ставить. И, когда поставил и попытался распустить эту тряпку, эта штука как повернется, и его сшибло в воду! Был такой плюх!
  - Да ладно? - расхохоталась Фаби.
  - Честно! Он так свалился, и долго не выныривал, я даже испугалась!
  - Ничего не долго, - сдержанно усмехнувшись, сказал Райни. - Ты просто смотрела не туда.
  - Господи, вода же холоднющая! - ужаснулась Фаби.
  - Мне не привыкать, - с иронией сказал Райни, вспомнив достопамятные съемки в Неаполе на пляже в начале марта. - Еще повезло, что куртка в лодке осталась. И телефон цел, и было что сухое надеть.
  - Там очень глубоко было?
  - Без понятия. Я до дна не достал. Думаю, да, глубоко. От берега мы прилично отплыли.
  Домофон запищал, и Райни поднялся, чтобы впустить фрау Бахман. Фаби - как обычно - невольно залюбовалась его движениями и - тоже как обычно - спросила себя, как избавиться от этого наваждения. Ответа не было.
  Ну разве это справедливо и честно? Она просто тает, млеет, глядя на него, на его тело, тонет в его глазах, а он... совершенно откровенно равнодушен. Она поняла уже давно, что он просто не видит в ней женщину, и сейчас получила дополнительное подтверждение - когда он сказал про нее 'молодая и красивая девушка' таким легким, равнодушным, совершенно нейтральным тоном. Но, справедливости ради надо бы признать, что то, что она чувствует, существует как бы вне ее, это просто какое-то непонятное наваждение, она ведь не может быть влюблена в него, ничего подобного, она же совсем его не знает, и она вовсе не настолько глупа, чтобы влюбиться в человека только потому, что он так красив. Уж ей ли не знать, что это лотерея, которая запросто может привести к гибели? Разве ее отец не пустил свою жизнь под откос из-за своей безумной любви к Карин Кертнер? Да, конечно все началось со смерти Дени, но именно Карин окончательно погубила Николя. Фаби не пойдет по его следам, ни за что на свете, она еще не сошла с ума. У нее вся жизнь впереди. Прекрасная жизнь - свободная, самостоятельная, полная и... богатая. Она обязательно найдет бриллиант - ей осталось только попасть в дом. Ключ от сейфа перекочевал из тойоты в бардачок ауди. И, скорее всего, попасть на место няни Лиз было куда сложнее, чем будет добраться до ключей от дома на Рут Перье-Шамон...
  Может ли Райни понять, что это ее бывший дом, а Николя - ее отец? Да, и это вопрос нескольких дней, а может, и часов. Если он сам начнет разбираться в документах, он сразу же наткнется на фамилию Николя. Фаби могла только рассчитывать на то, что документы на наследство не у Райни, а у его служащих, а они с Фабьенн не знакомы. Они с Райни договорились, что она работает у него по джентльменскому соглашению, без договора найма, а вчера вечером ей позвонила бабушка и сообщила, что Райни звонил и наводил справки. Получив информацию от мадам де Роган, он, скорее всего, удовлетворился этим - достоверность полученной им информации явно куда выше, чем та, что он получил бы от своих служащих. Но, в любом случае, в интересах Фаби как можно быстрее добраться до ключей, понять, как отключается сигнализация, и проникнуть в дом. И, как только она заберет свое наследство, свою Heilige Margarete, она должна... просто уносить ноги. Спасаться - от слишком привлекательного мужчины и от чудесной девочки, пока они еще не слишком сильно привязались друг к другу. Пока это еще возможно...
  От этих мыслей ее отвлек Райни, который вернулся в кухню, встретив учительницу и отправив Лиззи заниматься. Он остановился около плиты и улыбнулся Фабьенн:
  - Лиз уже успела показать вам дом?
  - Немного.
  - Я думаю, вам не подойдет та комната, в которой вы ночевали вчера.
  - Почему? - лучше бы кто-нибудь объяснил ей, почему ее сердце при этих его словах будто оборвалось... Что за идиотизм?
  Райни пояснил:
  - Я бы подобрал для вас комнату побольше и поближе к спальне Лиз. Есть еще одна гостевая на втором этаже, она будет удобнее. Пойдем, я покажу вам, и вы решите.
  Да... вот так все просто. И, конечно, он был прав - комната, которую он показал ей, была больше раза в два и удобнее, и Фаби согласилась занять ее.
  - Если вам нужно что-то купить - скажите, - сказал Райни. Фаби не собиралась ничего выдумывать - она тут ненадолго... лучше помнить об этом с самого начала. Хорошо и отчетливо помнить, каждую минуту напоминать себе, и подчинить всю свою жизнь одной цели - добраться до Heilige Margarete. Ее наниматель ничего не знал об этом - он улыбнулся ей, и все на свете бриллианты тут же вылетели у нее из головы. - Пойдемте, я покажу вам дом, пока не приехала Кармела.
  Да, ей таких домов видеть еще не доводилось. Конечно, она видела много богатых домов, но это были старые дома, и не во всех можно было уместить самые современные достижения инженерной мысли. Электрические генераторы, огромные котельные, из которых управлялись несколько разных видов отопления, охранная система, Бог знает, что еще. Куча комнат, комнаток и огромных залов. Подвал и три жилых этажа - было даже удивительно, зачем он купил себе такой дом, ведь тогда он был один!
  И, наконец, они поднялись наверх. Под свежий весенний ветер и яркие лучи горного солнца. Фаби не сразу поверила своим глазам, когда увидела массу бирюзовой воды, покрытой рябью от ветра.
  - Бассейн! Вот это да!
  Райни улыбнулся:
  - Это главная причина, почему я купил этот дом. Этот бассейн - просто нечто.
  - Да уж, думаю, что так. Наверное, его содержание ужасно дорого?
  Он пожал плечами:
  - Да, это вы верно подметили. Но он того стоит, честное слово. Мне все говорили, что я за несколько месяцев наиграюсь и законсервирую его. Нет, ничего подобного. Я только сливаю его на зиму. Да и то не всегда. Одну зиму я не соревновался, лечил травму, и тогда бассейн мне тоже пригодился. Приходилось подогревать его, и это действительно меня почти разорило, но знаете - плавать в теплой воде, когда на голову падает снег - это просто космос.
  - Экзотика, - усмехнулась девушка. - Мне можно тоже плавать?
  - Конечно. Лиз тоже любит купаться, кстати. Она росла на озере.
  - Серьезно? На каком?
  - Аттерзее.
  - Понятно. А там что?
  - Тренажерный зал. Если хотите, можете заниматься. Там, конечно, не все вам подойдет, но есть беговая дорожка, велотренажер.
  - Спасибо. А... можно спросить?
  - Конечно. Присаживайтесь, если хотите. Тут классно.
  Она опустилась на шезлонг, а Райни с удовольствием растянулся на соседнем. Фаби снова заставила себя вспомнить о деле. И все же спросила:
  - Почему вы купили дом именно в Сембранше? Ведь это просто деревня.
  - Ну да. И это классно. В Вербье мне жизни не дают - репортеры, любопытные, фаны... Тут все намного проще. Тут нет отелей, подъемников, тут тихо. Понимаете? Когда мне нужно в Вербье, я просто еду туда - тут пара минут езды. Рядом Вейзонна и Ненда, кстати, сегодня я съезжу туда и запишу ее в лыжную школу. Но мне не хочется жить в таких местах. Мне нравится именно тут. Вы видели, тут и огороды, и коровы пасутся, тут простая жизнь, уединение и тишина, и в то же время я могу обеспечить себе столько комфорта, сколько мне нужно.
  Он прикрыл глаза, греясь на солнце, а Фабьенн не могла отвести глаз, пытаясь побороть искушение прикоснуться к нему, погладить его плечо, небритую загорелую щеку, густые рыжие волосы... Почему, ну почему ее так тянет к этому человеку, ведь, если называть вещи своими именами - она просто пользуется им. И, если он узнает об этом, он вышвырнет ее в ту же секунду, и ей не поможет ни Лиззи, ни мадам де Роган.
  Звонок телефона, Райни лениво достал аппарат из кармана джинсов:
  - Да, Кармела, сейчас открою.
  Отключившись, он открыл глаза:
  - Тут не слышно домофон. Она уже подъехала.
  - Не многого ли вы от нее хотите? - спросила Фаби. - Дом огромный, может, ей нужно нанять кого-то в помощь, к тому же, если вы хотите, чтобы она еще и готовила...
  - Вам все карты в руки, - отозвался Райни. - Я вас не ограничиваю в средствах, хотя, конечно, проверять буду. Мне просто нужно, чтобы была готова еда, а в доме был порядок.
  - Порядок? - поддела его Фаби. - Пока то, что я здесь видела, на порядок не тянуло.
  - Порядок - это та форма беспорядка, которая устраивает хозяина, - с усмешкой уточнил Райни. - Пока я жил один, меня устраивал бардак, коль скоро я мог найти в нем то, что мне было нужно. Когда подключился Фил, все чуть-чуть усложнилось. Теперь же в доме есть ребенок, так что, сами понимаете...
  В ходе общения с Кармелой стало понятно, что придется нанимать еще как минимум повара и садовника - это было очень круто, Фаби спросила себя, сможет ли она координировать работу такого количества приходящей прислуги. Ну, впрочем, выхода у нее все равно не было. Как говаривал Наполеон, главное - ввязаться в драку, а там посмотрим. Фаби довольно быстро стало понятно, что у Райни в голове нет ясной картины того, чего ему нужно с точки зрения быта. Он вроде бы считал, что Лиз (не говоря уже об остальных) должна уметь обслуживать себя сама. Прибирать свою комнату, следить за своей одеждой, понемногу учиться управляться на кухне. Фаби никак не могла уяснить, что останется для прислуги, но решила пока не заморачиваться - со временем это выяснится.
  Кармела приступила к работе (Фаби попросила ее начать с прихожей, где по-прежнему громоздилась гора обуви), и они с Райни снова поднялись на крышу.
  - Как Фил? - спросила девушка.
  - Звонил ему утром. Он мне сказал, что через четыре дня его выпустят. Родители намерены забрать его в Берн.
  - Да? А не рановато, всего четыре дня?
  Райни пожал плечами:
  - Надо бы съездить туда, поговорить с врачами. Мне тоже кажется, что рановато. Он сам говорит, что уже встает, и ноет, что ему скучно. Ну, он просто по жизни с шилом в одном месте.
  - Он просто Фил.
  - Да... это точно. Меня даже немного удивляет, когда вы его успели так хорошо изучить.
  - Я вам говорила. Он настолько яркий, иначе и быть не может.
  Райни внимательно посмотрел на нее, его волосы трепал ветер, уголок губ изогнула усмешка:
  - Кажется, он был намерен вас закадрить. Получилось у него?
  Сердце Фаби опять екнуло. Она покачала головой:
  - Нет.
  - Могу поинтересоваться, почему?
  - Почему? - переспросила Фаби. - Вы думаете, всякому, кто меня намерен закадрить, это так уж легко удается?
  - Не обижайтесь, - улыбнулся он. - Просто вы всегда так о нем говорите, что может показаться...
  - Он мне и вправду очень нравится. Он прелесть. Но это не значит, что... к тому же, 7 лет разницы останавливают. Да и вообще...
  Воцарившееся на крыше молчание было уютным и дружелюбным - мужчина и девушка стояли рядом у перил и думали каждый о своем. Наконец, Райни сказал:
  - Есть еще один вопрос, который мне хотелось бы с вами обсудить, Шэтцхен.
  - Да?
  - У Лиз через неделю с небольшим день рождения. Десять лет.
  - Круглая дата.
  - Верно. Думаю, что можно сделать... Вам приходилось организовывать детские дни рождения?
  - Нет, если честно. Но видела, как другие это делают.
  - Правда? Я как-то совершенно не в теме. Кажется, к нам в детстве родители приглашали каких-то клоунов или фокусников.
  - Ну да, можно так, а можно и снять какое-нибудь детское развлечение. Театр или там боулинг, или детскую дискотеку. Есть тут что-нибудь такое?
  - В Сембранше только пара кафешек. В Вербье полно.
  - Вы где-нибудь были? Лиз где-нибудь понравилось?
  - Она в восторге от скалодрома.
  - Ну так давайте устроим ей праздник на скалодроме.
  Райни заулыбался:
  - Шэтцхен, вы гений. Только вот есть одна проблема.
  - Спасибо, - Фаби тоже невольно расцвела. - Проблема? Какая?
  - Она здесь еще совсем недавно и успела познакомиться только с двумя братьями, да и те живут в Бернер Оберланде. Втроем они, конечно, любой ад поднимут, особенно учитывая, что эти братья носят фамилию Ромингер, но все же мне кажется, что на детском дне рождения должно быть много гостей.
  - Хм... Да... проблема. С другой стороны, Райни, вы говорили, что в сентябре она пойдет в школу. В Вербье много школ? Вы знаете, в какую именно школу она пойдет?
  - Я просил фрау Бахман узнать и подобрать, она мне уже говорила, что надо заехать в эту школу. Подождите, Фабьенн, я правильно вас понял? Вы предлагаете пригласить к ней на праздник детей, с которыми она не знакома?
  - Пока не знакома, - уточнила Фаби. - А что, так мы убьем двух зайцев. Лиззи познакомится с будущими одноклассниками, престанет их заранее бояться, а они познакомятся с ней, повеселятся и сразу положительно ее примут, праздник для этого - отличный способ.
  - Но она не говорит по-французски!
  - Не поверите, но дети умудряются прекрасно понимать друг друга даже с языковым барьером. Когда я была маленькая, у меня был приятель испанец. Мы долго дружили. Я тогда начала понимать испанский, а он - французский.
  - Да, - Райни так внимательно смотрел на Фабьенн, что у нее от смущения зарделись щеки. - Знаете, вы меня здорово огорошили... Шэтцхен.
  Она не нашлась с ответом. Райни мягко сказал:
  - Конечно, надо будет еще Лиз спросить, как ей эта идея, но мне кажется, вы здорово придумали. Вы всегда такая сообразительная?
  Она снова вспыхнула - на этот раз от удовольствия. Сказала:
  - К тому же, эти два брата, с которыми она уже подружилась, если что, ей помогут. И она не будет чувствовать себя так, будто вообще никого не знает. Ну и мы рядом будем, да?
  - Конечно, - кивнул Райни. - Ну ладно, Шэтцхен. Я собираюсь проведать Фила. Когда Лиззи освободится, составите мне компанию?
  - С удовольствием, - Фаби забыла, что не надо на него так смотреть... Как она могла думать об этом, когда он стоит так близко к ней, когда его глаза лучатся таким чудесным синим светом, а в тепле его улыбки можно купаться бесконечно... Конечно, Райни заметил этот взгляд. И, как обычно, ничего не сказал. Аристократическая нянюшка не подходила под его обычные 'постельно-деловые' отношения, когда он просто спит с женщиной без каких-либо обязательств и привязанности, значит, она его вообще как женщина не интересовала... Ну разве что, конечно, она такая свежая и славная, и, кстати, хорошенькая. На нее приятно было просто посмотреть. И забавно, что она умеет быть такой разной. Оторва в ночном клубе (ни за что бы не подумал, что Фабьенн Мирабо может разгуливать с пирсингом в пупке, но ведь видел своими глазами!), изысканно-скромная волонтерша на благотворительном вечере, симпатичная и веселая студентка, лучшая подружка девятилетней девчонки.
  А может, он все перепутал? Ну какой к черту пирсинг у такой серьезной девушки из такой изысканной семьи? Скорее всего, он все же ошибся. Он ведь в ту ночь в клубе был, скажем так, совсем не в кондиции. Воспаление коленного сустава с температурой и дикой болью, которую он пытался заглушить килограммом анальгетиков и залить смесью виски и пива... Если называть вещи своими именами - мсье Эртли был в ту ночь пьян в сосиску и не отличил бы пирсинг от хвоста с копытами. Но... нет, он точно видел, и вспомнил потом, когда увидел ее на благотворительном собрании, когда она включала фильм, одетая скромно и элегантно.
  При чем тут это? Нет у нее никакого пирсинга... или все же есть? Выяснить это существует только один способ - проверить лично. Ага, прямо так взять да задрать ее майку. Он что - свихнулся? Черт, ему что - делать нечего? С другой стороны, что такого? Может ему быть просто любопытно? К тому же, девочка все же хорошенькая. Стройненькая, ладненькая, белокурая и веселая.
  - Посмотрите, - сказала вдруг Фабьенн. - Вон по той тропинке мы вчера ездили на великах. Вы, наверное, тут все окрестности знаете?
  - Ну можно так сказать, - ответил он, выныривая из своих странных рассуждений. - По этой тропинке вы доехали бы вон до того перевала, а дальше там камни, не проехать.
  - Да, я знаю, но мы не поехали на перевал, а свернули вон туда, - он проследил за ее рукой, указывающей на соседний заросший кустарниками склон. - Вон там тоже есть тропинка, она огибает эту гору, а там можно снова ехать наверх, совсем до снега. Там северный склон, тень, снега много, и он еще не растаял.
  - Растает к концу мая, - сказал Райни.
  - А если проехать еще дальше к той лощине, там растет дикая жимолость и молодой ельник... и там такой ручеек... и маленький водопад.
  - Водопад? - удивился мужчина. - Не припомню.
  - В самом деле? Но там так красиво. Мы с Лиз решили устроить там пикник.
  - Да? - прежде чем он сообразил, выпалил: - Можно мне тоже принять участие?
  Фаби рассмеялась - ее смех прозвенел в прохладном утреннем воздухе, как тонкая водяная пыль над чистым ручейком... Райни почувствовал легкий, тонкий аромат Chloe...
  - Почему так официально? Там не требуется выгравированных приглашений. Конечно, можно, Лиззи очень обрадуется!
  - Хорошо. Когда?
  - Когда? - Фаби подумала. - Давайте, когда будем возвращаться от Фила, заедем в Мигрос... Там, на Гран Сен-Бернар. Купим всяких вкусностей. Ну а там по времени видно будет. Если не очень поздно, то сегодня. А можно и завтра с утра... ну, после того, как у Лиз кончатся занятия.
  - Хорошо.
  
  Сегодня Фил выглядел уже намного лучше - лицо все еще в ссадинах, но отеки уменьшились вдвое, а из его речи исчезла вчерашняя пугающая медлительность - сегодня к нему вернулась его обычная живость. Он обрадовался, увидев Фаби вместе с братом и племянницей, и тут же начал подбивать клинья к брату, чтобы тот забрал его в Сембранше. Но Райни на этот раз был совершенно непоколебим: после пусть несложной, но все же операции на мозге уезжать в затерянную в горах деревню - безумие. Случись что непредусмотренное - в городе сразу же можно получить помощь, а в Сембранше пока даже скорая доберется - сто лет пройдет, а если испортится погода - то и вертолет не сядет. Парень надулся, но вариантов у него не было. К тому же, на ближайшие полгода для него был закрыт любой травмоопасный спорт, что означало, что придется воспользоваться этим временем, чтобы подобрать многочисленные школьные хвосты. Будущее сейчас представлялось Филу, как тягостно-унылая бесконечная серая пустыня, в которой нет спорта и развлечений, а только учеба и родительский контроль. Райни в душе сочувствовал брату, но сделать ничего сейчас не мог - кроме как показать подростку слабый свет в конце тоннеля:
  - На тренажерах-то заниматься и плавать ты сможешь, так что через месяц с удовольствием заберу ваше высочество к себе, чтобы ты форму не растерял. Но с одним условием - все учебные долги ты к этому времени должен закрыть.
  - Ты - изверг и садюга, - сообщил Филипп. - Учиться - это напрягать голову. Мне это тоже нельзя.
  - Вранье. Тебе нельзя только травмировать башку в ближайшее время. На интеллектуальный труд ограничений нет, кроме запрета на чтение в первые 7 дней, - отрезал Райни. - Впрочем, ты ведь, мой драгоценный, вообще напрягать голову не привык, не правда ли?
  - Не обижай его, - Лиз вскарабкалась на колени Фила. - Он очень умный и хороший!
  Фаби заметила, как смягчилось лицо Райни, когда он смотрел на дочь и брата. Он любит свою семью... а ей так интересно каждый день узнавать о нем что-то новое!
  А Фил увидел, как изменилось лицо хорошенькой светловолосой девушки, когда она смотрела на Райни, и приподнял брови. Так вот почему она упорно динамила самого Фила и вот почему так старалась наладить отношения с Лиз! Она же просто-напросто влюблена в Райни. У нее это на лице просто написано огромными буквами. Надо было видеть, как ее лицо будто осветилось изнутри, когда она перевела взгляд на Райни, глаза распахнулись и засияли, губки чуть приоткрылись, будто она хотела целоваться. Ха! Вот это номер! Влюбленная Фабьенн - это интересно. Это даже более, чем интересно. И... продуманный, расчетливый Фил тут же начал соображать своей пусть травмированной, но по-прежнему умной головой, чем это все в итоге может для него обернуться.
  Если у Фаби не получится обратить на себя внимание Райни - ничем. Она поймет, что проиграла, и уволится. Тогда, может, и Филу что-нибудь от нее перепадет (если, конечно, она к тому моменту еще будет ему интересна - обычно он терял интерес довольно быстро). Возможно, Райни не хватит ума оценить Фаби, хотя может дело не в уме - сейчас его занимают другие вещи, а для дел плотских у него есть эта хозяйка бутика из Вербье. Да и сам Райни обычно западает на девушек немножко другого рода. Ему подавай девиц типа Аннабель - ослепительные брюнетки с обалденными формами. Фаби - миловидная, но все же не так чтобы очень ослепительная блондинка, к тому же не может похвастать особыми буферами. Но, если Райн, прежде чем поставить на ней крест, соизволит разглядеть, какая она лапочка - тут уже возможны варианты.
  Сначала, впрочем, вариантов не будет - они тут же станут любовниками и какое-то время будут поглощены друг другом. А потом уже... как пойдет. Или разбегутся (и Фил - опять-таки, если ему это еще будет интересно - сможет перехватить хорошенькую блондиночку) или... или останутся вместе. У Лиз появится заботливая мамаша, ну пусть очень молодая - тем ей лучше, самому Филу так не повезло, Стефани нынче уже 56 лет, и она всего боится и волнуется только об учебе... У Фила появится - как это называется, свояченица? - с которой он всегда сможет договориться. Родители будут меньше протестовать, если Фил захочет вообще переехать в кантон Вале - сейчас их напрягает то, что Сопляк большую часть времени предоставлен сам себе и на все забивает, но, если они будут считать, что у Райни есть постоянная девушка или (что тоже не исключено) даже жена - они успокоятся и перестанут протестовать, и все сразу станет проще. Хм... Фил быстро понял, что ему наиболее выгоден вариант с прочными отношениями между Райном и Фаби. Так-так... Ему определенно интереснее Фаби в роли свояченицы, чем еще одной мимолетной любовницы, Райни тогда справедливо заметил - у Фила девиц и так полно, а Фаби - единичный экземпляр... или что-то в этом роде... Ну что же. Юный интриган должен поразмыслить на досуге, как подтолкнуть этих двоих в верном направлении... А, пока он прикован к больничной койке, будь она неладна, за него поработает... Лиз. Ха, герр Филипп Эртли, вы гений! Чертовски скромный гений.
  
  Когда Райни с дочкой и Фаби собрались уезжать домой, к Филу нагрянула целая толпа его приятелей и подружек с женевских тусовок, так что можно было не опасаться, что ему угрожает большая скука. Райни оставалось только надеяться, что Филу не повредят нагрузки - а визит толпищи шумных тинейджеров можно, наверное, приравнять и к нагрузке... Но врачи особо не возражали, так что можно было надеяться, что все обойдется. Но все же было уже полтретьего пополудни, а Райни позвонил старый знакомец Давид Малли, который несколько лет назад закончил спортивную карьеру и по случаю прикупил себе в Вейзонна лыжную школу. Давид оказался грамотным и деловым человеком и смог организовать настоящую спортшколу, где тренируют только на самом высоком уровне, а зачисляют только тех детей, которые имеют способности и задатки. Давид позвонил Райни, чтобы сказать, что он на месте и хотел бы посмотреть на Лиз.
  Они говорили о ней несколько дней назад, когда Давид уезжал на неделю в Церматт, где проходил чемпионат Швейцарии среди юниоров - конечно, несколько его парней и девчонок там соревновались (Райни полагал, что выступили неплохо). Фил уже год занимался у Давида в юниорской группе (и сильно прибавил за это время, по мнению Райни). Теперь осталось только пристроить к нему и Лиззи - в детскую группу. Ну и заодно предупредить, что до сентября минимум Фил не сможет выходить на трассу. Конечно, это была плохая новость... но как в их спорте обойтись без травм?
  Конечно, Лиззи не могла попасть к Давиду только потому, что ее отец был хорошо с ним знаком, а сама она была дочерью выдающихся спортсменов, поэтому Райни ужасно волновался, пройдет ли Лиз 'вступительный экзамен'. Он пообещал привезти свою красавицу на глетчер к шести часам вечера. Отключив сотовый, Райни сказал:
  - Пикник переносится на завтра, девчонки.
  - Почему? - недовольно спросила Лиз, которой очень понравилось предложение устроить пикник около водопада.
  - Потому что сегодня мы поедем на глетчер. Приехал Давид Малли, о котором я тебе рассказывал, и хочет посмотреть, как ты ходишь трассу. Сказал, что поставил гигант.
  - А мы успеем заехать в 'Мигрос'? - спросила Фабьенн, которая думала не только о завтрашнем пикнике, но и о сегодняшнем ужине. Она должна была нанять кого-нибудь, кто бы помогал Кармеле с уборкой и готовил еду, но сомневалась, что, даже если этот работник найдется сегодня, его успеют проверить менеджеры Райни. Поэтому сегодня ей предстояло готовить самой. Она решила потушить кролика и приготовить овощи на пару - это был беспроигрышный вариант, он обычно хорошо удавался и всем нравился. А с учетом того, как сегодня ворчал Райни насчет сладкой и калорийной еды - диетический кролик и брокколи должны и его устроить.
  - Хорошо, заедем. И для пикника все выберем, - кивнул Райни, выезжая на Ру де Лозанн.
  
  У Фаби было полно идей, что можно купить для пикника, а в деньгах впервые за последние годы она не была ограничена - Райни передал ей банковскую карту, прикрепленную к хозяйственному счету. Она полагала, что нужно покупать продукты, которые были бы удобно расфасованы и упакованы, чтобы на природе можно было их просто распаковать, и они были бы готовы к употреблению. И такие нашлись - сэндвичи, печенье, пирожные. Помня, что Райни не любит калорийную еду, она купила много фруктов, а также несколько видов салата без майонеза. Она понятия не имела, что покупают Лиз и Райни - как-то так получилось, что в магазине они моментально разделились. Райни сказал, чтобы она закупала все, что нужно, а они с Лиз погуляют тут сами. Фаби понимала, что события последних дней научили их всех осторожности - без присмотра в магазине Лиз не останется, поэтому она оценила предусмотрительность Райни - ей было бы не очень удобно одновременно покупать продукты и следить за живым, непоседливым ребенком.
  Они встретились уже около рейнджровера - и Фаби, и Райни прикатили по тележке, забитой до верху. Фаби посмотрела на тележку Райни и Лиз. Красота. Ящик пива, упаковка розового валисского вина (кстати, она успела оценить - приятная вещица!) упаковка из 24 бутылок кока-колы, куча шоколада, мармелада и пастилы, несколько упаковок с разными видами мороженого. Этим можно было накормить роту не озабоченных здоровым образом жизни солдат.
  - Молодцы, - сказала Фаби. - Зря времени не теряли.
  Райни с сомнением уставился на ее тележку, где сверху красовались стейки, которые Фаби планировала погрилить вечером в саду около дома.
  - Интересные у вас представления о пикниках, Шэтцхен. Мы будем готовить стейк 'кадиллак'?
  - Что за 'кадиллак'?
  - Ну знаете, эта байка. Заворачиваете посоленный и поперченный стейк в фольгу, кладете на двигатель машины и едете минимум час на приличной скорости. Как бы мясо должно запечься.
  - Вау! - прокомментировала Лиз. Фаби удивленно посмотрела на Райни:
  - Да ладно?
  - За что купил, за то продаю.
  - Вам просто лень возиться с грилем.
  Райни улыбнулся - своей самой чудесной улыбкой:
  - Лиз, ты видишь, как она ловко перевела удочки?
  Фаби могла бы растаять - как может быть иначе, когда тебе так улыбается красивейший мужик на Земле? Но наезд требовал оперативного реагирования, и она решила отложить таяние на чуть попозже:
  - Этот стейк называется не 'кадиллак', а 'мазерати'. Как - готовы пожертвовать своей гордостью?
  - Вы думаете, что моя гордость - это мазерати? - Райни ехидно улыбнулся.
  - А у вас припрятан еще и кадиллак?
  Еще более ехидная улыбка изогнула уголок его губ:
  - Мало же вы знаете о мужчинах, Шэтцхен, если воображаете, что их основной предмет гордости - именно машины.
  - У вас, Райнхардт, этих предметов должно быть штук двадцать. Кубки, медали. И главное - это ваша дочь и ваш брат. Я бы на вашем месте ими здорово гордилась.
  - Намного теплее, - сказал Райни. - Про дочь и брата - совсем тепло. А машина, даже самая дорогая - не более чем груда металлолома.
  - Довольно высокомерно звучит. Чтобы заработать на эту груду металлолома, вам пришлось немало потрудиться.
  - Верно, поиграть мускулами перед камерой.
  Он почему-то начал ерничать - нарывался на комплимент? Или просто пытался разговорить сдержанную и немногословную Фабьенн? Ну что же, нарываешься - получишь.
  - Почему бы вам тогда не уделить все свое время работе перед камерой? Думаю, если вы прекратите свои многочасовые тренировки и будете питаться вот таким образом, - девушка кивком головы указала на его тележку, - то вам скоро будет нечем играть перед камерой. Правда, будет чем трясти.
  Райни недоверчиво посмотрел на Фабьенн и вдруг расхохотался:
  - Так-так, Шэтцхен показывает коготки. Молодец. Один-ноль в вашу пользу.
  Они не обратили внимание, что Лиз отошла на несколько шагов и набрала телефонный номер. И не слышали разговор:
  - Фил? Просил позвонить?
  - Ага, - ответил парень. - Что вы делаете?
  - Были в Мигросе. Покупали еду для пикника.
  - А Райн и Фаби где?
  - Стоят у машины и болтают о чем-то.
  - Ясно. Они все еще на 'вы'?
  - Ага, прикинь!
  - Вот блин, старомодные какие. Тебе не надоело, как они выкают друг другу?
  - Да вообще достало! А что делать?
  - Вы купили вина для пикника?
  - Папа купил свое это розовое.
  Лиз обратила внимание, что Райни смеется над чем-то.
  - Oeil de Perdrix, - уточнил Филипп. - Вот и клево. Скажи им - пусть на брудершафт выпьют.
  - На что?
  - На брудершафт. Это значит, что они потом должны перейти на 'ты'.
  - А-а. Пришли смс, чтобы я слово запомнила.
  - Пришлю. И проследи - чтобы они сделали все как надо.
  - А как?
  - Они должны переплести руки и выпить каждый из своего бокала, а потом поцеловаться.
  - Чего-о?! - удивилась девочка.
  - Поцеловаться. В губы.
  - Чего это они должны целоваться?
  - Тихо ты, не ори, услышат. Так пьют на брудершафт. Так положено.
  - Но я не хочу, чтобы они целовались!
  - А чтобы на 'ты' перешли - хочешь?
  - Ну и что?
  - А почему им не поцеловаться? - Фил пошел ва-банк. - Тебе же нравится Фаби, да? Или тебе охота, чтобы папа себе подцепил еще одну Аннабель? А он может. У него всегда должна быть девушка. Пусть это лучше будет Фаби, чем очередная красивая дура. Так что проследи, пусть целуются по-настоящему, может им понравится.
  - А... - Лиз даже не сразу нашлась с ответом. - Ой. Фил. Папа на меня смотрит.
  - Тогда действуй! Только им ни слова, поняла? Все испортишь!
  - Ясно. - Лиз выключила телефон и улыбнулась отцу.
  - Кто звонил, солнышко? - спросил Райни.
  - Фил.
  - Чего хотел?
  - Поболтать. Ему скучно.
  
  По дороге домой Райни рассказал дочери про идею Фабьенн отметить ее день рождения на скалодроме в Вербье и пригласить туда всех детей из ее будущего класса и со спортивной секции, благо скалодром был большой и мог вместить много детей одновременно. Лиз подумала, спросила, можно ли пригласить и Томми и Ноэля, и, получив положительный ответ, дала согласие на всю авантюру.
  Дома они быстро перекусили и переоделись, Фаби осталась готовить ужин, а Райни и Лиз поехали в Вейзонна на глетчер.
  Давид Малли сначала сам смотрел, как Лиз проходит трассу, потом велел ей подняться на подъемнике и скатиться еще два-три раза, а сам позвонил своей жене Кристелль, которая тренировала детские группы, и попросил подъехать. Райни довольно улыбнулся - Лиззи справилась, и Давид зачислил ее. Это было здорово. Когда Кристелль подъехала, Лиз поднималась на подъемнике, и Райни воспользовался этим обстоятельством, чтобы пригласить всех семерых будущих одногруппников Лиз на ее день рождения восьмого числа.
  - Восьмое - суббота, - сказала тренер. - У них тренировка в одиннадцать утра и до полвторого или до двух.
  - Прекрасно, - ответил Райни. - Мы пришлем за ними автобус и заберем их в Вербье на скалодром. Или они очень уставшие будут? Вообще-то я забронировал весь скалодром на четыре часа, начиная с пяти вечера... Но, наверное, можно перенести на пораньше?
   - Не надо, - сказала Кристелль. - Им нужно будет после тренировки отдохнуть и переодеться. Кстати, дети сейчас здесь, у них тренировка начинается. Если хотите, давайте она сразу к ним присоединится.
  - Я поэтому вас и позвал в это время, - сказал Давид. - Что, если все срастется, она могла бы сразу же пойти тренироваться.
  - Отлично, - сказал Райни. - Заодно и познакомится. В этой группе только девочки, или мальчики тоже?
  - Три девочки вместе с Лиз и пятеро мальчиков. Всем по 10 лет.
  Кристелль дождалась Лиз и увезла ее на верхнюю станцию канатки. Райни пообещал дочери, что будет сидеть в баре на глетчере и смотреть, как она тренируется.
  
  Из дома Райни было достаточно ехать несколько минут на машине, а потом еще примерно полчаса на глетчербане, чтобы оказаться на снежных трассах, а здесь, в Сембранше, вовсю хозяйничала весна. Теплый, солнечный, почти безветренный день был идеален для пикника. В начале апреля даже тут редко бывает так тепло - в этом году повезло с погодой. Ранняя, дружная весна растопила почти весь снег на невысоких горных склонах - окрестности зеленели, кое-где уже цвели одуванчики и крокусы. Райни ехал на велосипеде следом за Фабьенн и дочерью, стараясь не давать нагрузку колену, что было трудно - все же дорога шла в гору, а на спине у него висел тяжелый рюкзак с припасами для пикника. Но колено выдерживало - или потому, что Райни упаковал его в ортез, который почти полностью исключал нагрузку на сустав, или потому, что ему ужасно хотелось на этот пикник. Прожив почти десять лет в кантоне Вале, из них шесть - именно тут, он умудрился ни разу не побывать на пикнике. Да и вообще, как-то у него в биографии с пикниками было негусто. Разве что в детстве с родителями или со школьными друзьями.
  Фабьенн сама всем командовала. Она подобрала надувные пуфики, на которых можно было сидеть, не опасаясь простудиться от холодной еще земли, купила скатерть для пикника и корзину посуды, и предложила взять с собой плеер компакт-дисков, к которому можно было подключить два динамика - маленьких, но дающих отличный звук.
  Когда они доехали до водопада и нашли удобную полянку рядом с ручьем, Фабьенн спросила - удивленно, но с легкими ехидными нотками:
  - Неужели вы вправду здесь не были ни разу?
  - Что бы я без вас делал, Шэтцхен, - в голосе Райни ехидства было еще больше.
  Лиз закатила глаза, но ничего не сказала. 'Ну ничего, скоро вы перестанете обращаться друг с другом как малознакомые.' Идея Фила начала ей казаться довольно привлекательной. Пока она смогла не проболтаться, и все шло по плану.
  Райни возился с насосом, надувая пуфики - они были довольно низкие, но удобные, в них можно было вполне уютно устроиться, Фаби расстелила скатерть на густой, но еще невысокой траве, начала доставать из рюкзака угощение.
  - Лиззи, - сказала она. - Почему бы тебе не подключить плеер?
  - А что включить? - отозвалась девочка, вытаскивая из своего рюкзачка плеер. - Тут много дисков. Я первая включу свой.
  Вчера вечером они договорились, что каждый возьмет с собой что хочет, и слушать будут по очереди. Лиззи тут же включила диск, который выпросила у Фаби - The Rhytm Is Magic Marie Claire D'Ubaldo - и, выскочив на свободное пространство перед водопадом, начала танцевать. Райни засмеялся, глядя, как его малышка кружится по траве, встряхивая собранной в хвост рыжей гривой.
  - Пап, иди потанцуй со мной! - крикнула Лиз.
  - В другой раз, солнышко. Боюсь за коленку. - Он обернулся, чтобы посмотреть на Фаби, которая вынимала из корзинки бокалы для вина. - Скоро вы там, мисс Эйр?
  - Все готово, мистер Рочестер, - хладнокровно отпарировала девушка. - А вы что у нас - начитанный?
  - Я кино смотрел, - невинным тоном отозвался Райни, который на самом деле еще в детстве перечитал все, до чего мог дотянуться в родительском доме.
  - Что ж вы так?
  - Неграмотный, - вздохнул он. - Вместо подписи крестики ставлю. Четыре - имя, фамилия, чемпион мира и олимпийский чемпион.
  - Верно, - сладким голоском согласилась Фаби. - Мистер Рочестер тоже приврать любил, насколько я помню. Ах да, и хромал тоже, не так ли?
  - Два-ноль, Шэтцхен. С вами держи ухо востро.
  - Неплохая идея, - скромно согласилась Фабьенн. - Неграмотные спортсмены обычно не поступают в Бернский университет и не получают дипломы с отличием по финансовому менеджменту и аудиту.
  - Если только им удается заплатить кому-то, чтобы он читал им учебники, - хмыкнул Райни. - Похоже, вы выполнили свое домашнее задание, Шэтцхен?
  - Естественно. Должна же я знать, на кого работаю.
  - Вам нравится Лиз? - вдруг спросил он.
  - Я ее обожаю.
  - Она вас тоже, - Райни устроился на одном из пуфиков, задумчиво глядя на Лиз, которая продолжала танцевать. - Ее трудно завоевать. Как вам это удалось так быстро?
  - Вы тоже ее завоевали. Трудно было?
  - Может быть, даже труднее, чем вам. Вас она, по крайней мере, воспринимала с нуля. Меня же - с большого минуса.
  - Как так?
  Он медленно поднял руку, отбросил со лба волосы... Фаби снова залюбовалась - ну как можно было не залюбоваться? Она просто таяла от того, как он смотрит, двигается... Солнце золотило его волосы, а он сам почему-то выглядел сегодня таким молодым и беспечным... и совершенно ослепительным. О, Райни... Мужчинам нельзя быть такими красивыми. Это просто несправедливо! Но он не знал, о чем она думает. Ответил на ее вопрос:
  - Она думала, что я ее бросил.
  - Но это ведь не так?
  - Конечно, нет, Господи. Я не мог ее бросить.
  - Тогда почему?..
  - Не хочу говорить об этом.
  - Ваша жена. Да?
  Он посмотрел на нее, чуть прищурившись:
  - Если вы хорошо выполнили домашнее задание, должны бы и это знать.
  - Ну что же. Да. Она была старше вас на десять лет. Вам было всего девятнадцать. Вас просто использовали. Верно?
  Он пожал плечами, его лицо было таким грустным... он выглядел совсем беззащитным, будто снова вернулся на одиннадцать лет назад.
  - Если бы Лиз не нуждалась в переливании крови, я бы и не узнал ни о чем. У нас с ней одинаковая группа. Она родилась с пороком сердца. Сразу после рождения - операция на аорте.
  - И вы вынудили... э... фрау Кертнер выйти за вас?
  - Да. И я заставил ее дать дочери мою фамилию.
  Песня кончилась, Лиз подбежала к ним, устроилась у отца на коленях:
  - Пап! Клевая песенка, да?
  - Конечно, родная, - он прижал ее к себе и чмокнул ее вздернутый веснушчатый носик. - Садись и давай поедим. Фаби купила много вкусняшек.
  Господи, как они похожи друг на друга. Просто две капли воды. Оба рыжеволосые и синеглазые, высокие и стройные, и у обоих такие чудесные улыбки...
  - А можно мне кока-колы? - Лиз схватила бутылочку. - И вон тот сэндвич с ветчиной.
  - Думаю, нам следует начать с салата, - сказал Райни, и Фаби улыбнулась:
  - Вы очень мудры.
  - Очень мудр, и все равно каждый день еще умудряюсь, - философски сообщил он. - Чья очередь ставить музыку?
  - Твоя, - сказала Лиз и пересела на свой пуфик. Эти надувные подушечки оказались и вправду очень удобные - они сидели все равно что на земле, но им было тепло и мягко. Райни потянулся к плееру (по пути как бы невзначай дернув дочь за кудряшку) и поставил диск:
  - Под настроение.
  'Perfect day' - 'Идеальный день'. Когда началась песня, Райни и Фаби вдруг переглянулись и улыбнулись. Идеальный день. В самом деле, идеальный. И почему-то оба вдруг подумали о том, как было бы славно, провести ленивый день в парке, пойти в кино, а потом вернуться домой - и не как наниматель и работник. А просто как семья с ребенком. Только Райни представил эту картину абстрактно, не видя конкретную женщину, а Фаби... Фаби как раз представила именно его. И ужасно смутилась, будто он мог прочитать ее мысли. Но он не смотрел на нее. Он сидел лицом к долине, задумчиво разглядывая расстилавшийся перед ним вид. Справа был его дом - огромный, современный, бирюзовая вода бассейна на крыше была гладкой, как зеркало, и в ней отражалось синее небо и бликовало солнце. Райни чуть улыбнулся - он любил свой дом и любил эту деревню. А Фаби не могла в очередной раз не залюбоваться им. Ну почему он такой красивый, что она, даже совсем не зная его, уже готова признать, что он ей нравится? Она вдруг вспомнила высокомерного красавца в дорогом костюме, которого она видела на благотворительном ужине в Женеве. Сейчас он совсем не выглядел высокомерным. Расслабленный, спокойный молодой мужчина, в выбеленных джинсах и банальной бежевой футболке, на ногах довольно-таки стоптанные кроссовки, рыже-каштановые волосы растрепаны, на макушку вздернуты солнцезащитные очки. Пожалуй, только вот эти очки от Tag Heuer и безумно дорогие часы Breguet указывают на то, что это не простой смертный, выбравшийся на пикник на склон горы...
  - У нас нет сангрии, - задумчиво произнесла Фаби.
  - Есть розовое вино. - Райни взял в руки бутылку Oeil de Perdrix, повертел в руках... Лиз насторожилась, полагая, что настало время для ее хода, но папа поставил бутылку обратно на скатерть: - Сначала лучше поесть.
  - Мне апельсин, - сказала Лиз.
  - Салат, - Фаби передала Райни пластиковую упаковку с 'Цезарем'.
  - Спасибо. - Райни разложил салат по тарелкам. - Лично я от соуса откажусь, а вообще вон он. А в коробке пицца? Передайте, пожалуйста.
  - Пепперони, - уточнила Фаби, передавая коробку.
  - Моя любимая, - довольно улыбнулся Райни.
  - Моя тоже! - завопила Лиз, выхватывая из коробки кусок.
  - Скажите, вы всегда так осторожны в еде? - спросила Фабьенн.
  - С чего вы взяли? - удивился Райни. - Я просто не люблю вустерский соус. А так я ем что хочу. С моими нагрузками, полагаю, можно себе это позволить.
  - Тогда понятно, кто слопал весь шоколад, - засмеялась девушка.
  - Каюсь, - Райни расхохотался. - Не спалось ночью. Изредка со мной даже такое случается, хотя чего мне по жизни всегда не хватает - это именно сна. Я все время хочу спать, особенно во время сезона или тренировочных сборов, но все равно иногда ночью просыпаюсь, и хоть ты тресни - не сплю.
  - Думаете о чем-то?
  - Иногда думаю. Иногда играю в какие-нибудь тупые игрушки. Или кино смотрю. Сегодня сидел на кухне, читал и хомячил шоколад. Детство заиграло в одном месте.
  - А что читали?
  - Вы будете смеяться. 'Хайди'.
  - Ну и ну. Но смеяться не буду. Полагаю, отцу полезно знать, что он покупает ребенку.
  - Это старая книга. Очень. Она была издана еще в конце 19 века. С картинками.
  - Правда? У меня тоже была такая, - с улыбкой сказала Фабьенн. - Тоже издана в 1888 году. И тоже с картинками.
  - На немецком или на французском?
  - На немецком. Меня одновременно учили обоим языкам. А вы откуда так хорошо французский знаете?
  Райни пожал плечами:
  - Начал учить в школе. Потом спорт потребовал. Потом у меня была девушка француженка. Она мне язык отшлифовала. Мы вместе переехали в кантон Вале, а там без французского делать нечего. Иногда мне кажется, что я забываю швитцер.
  - У вас немецкий очень странный, - вмешалась Лиз. - Но он уже не кажется мне таким странным, как поначалу.
  - Ты привыкла, солнышко, - Фаби привлекла к себе девочку, поиграла ее собранными в хвост волосами. - Скоро и к французскому привыкнешь и будешь тараторить, как прочие местные детки.
  Райни засмеялся, глядя на них. Девчонки в профиль друг к другу, против солнца, растрепанные волосы - рыжие и белокурые, улыбки на лицах, и им весело и комфортно вместе. И ему тоже хорошо с ними. Да... с ними обеими. На месте Фаби не могла бы быть другая няня. Невозможно представить, чтобы они сидели вот так на траве на полянке и хохотали, если бы это была не Фабьенн, а какая-нибудь мадам Фурнье (которую Райни за глаза прозвал мадам Фурией).
  - Моя очередь ставить песню, - весело сообщила Фабьенн, грациозно поднимаясь на ноги. - Разливайте вино, мистер Рочестер.
  - О чем это вы все время говорите? - недовольно спросила Лиз. - Какой такой мистер?
  - Годика через два мы почитаем эту книжку, - сказала Фаби и... покраснела до корней волос. Она что, с ума сошла? Через два года она будет жить в своем доме, и у нее не будет нужды работать за деньги... Только почему-то от этой мысли настроение чуть не испортилось. Одна? А кто будет гонять с Лиззи на роликах, хохотать с Филом и любоваться Райни?
  Райни заметил и оговорку, и ее смущение, наблюдательности ему всегда было не занимать. Только истолковал ее смущение чуть-чуть под другим углом. Да что тут такого? Обычная оговорка, вовсе не 'по Фрейду'. Ему самому случалось ляпнуть такое, что хоть стой, хоть падай. А уж если вспоминать все ляпы кого-нибудь вроде Регерса - то он просто заслуживает собственного летописца, чтоб ни один бесценный перл не пропал для потомков. Райни вдруг вспомнил, как много лет назад тренер отчитывал его за какой-то технический косяк (рано начинал давить на носок внешней лыжи в повороте, что ли...) так вот тогда Герт выдал 'Ты должен был лет пять назад впитать технику поворота с молоком тренера!' и Райни просто рухнул на снег. Так что Фаби в общем-то и не сказала ничего особенного. А она хорошенькая, когда так смущается. И когда смеется - тоже. И когда занята чем-то... Вот как сейчас... Он наблюдал за тем, как она вынимает диск из плеера, бережно вкладывает его в кейс и достает другой диск.
  - Пап, Фаби сказала, чтобы ты налил вино, - почему-то напомнила Лиз. - И мне дай кока-колу еще.
  Фаби села на место и с улыбкой посмотрела на Райни - заиграл ее трек. Летнее вино. Summer Wine. Как здорово!
  - Ну, поехали. Ваше здоровье, - Райни передал ей бокал с розовым вином.
  - Эй! - сказала Лиз. - Вам надо выпить на брудершафт!
  Фаби вздрогнула, Райни изумленно уставился на дочь:
  - Чего это вдруг?
  - А чего вы ведете себя так, будто друг другу совсем не нравитесь?
  Отец изогнул бровь:
  - С чего это ты решила?
  - Когда люди нравятся, они друг другу не говорят 'вы'! К тому же когда люди еще не совсем старые, ну как ты и Фаби.
  Райни очень старался не рассмеяться:
  - 'Вы' - это вежливо. Мы просто вежливы друг с другом! А вот ты к чему клонишь?
  Лиз поспешно включила дурочку и захлопала синими глазищами:
  - Я вас обоих люблю и хочу, чтобы вы были друзья. Друзья никогда не выкают.
  - Ну хорошо, если Фаби не возражает, мы перейдем на 'ты', - сказал Райни. - Как вы, мисс Эйр? Не против?
  Девушка еще не успела приобрести обычный цвет лица после своего ляпа про 'через два года', но сейчас она снова залилась краской - так сказать, 'поверх'. Райни мельком подумал, что ему дико нравится, как она смущается. Ох, берегись, Шэтцхен! Она выдавила:
  - Ладно.
  - Нет! - запротестовала Лиз. - Вы должны выпить на брудершафт! По правилам!
  - Лиззи, чего ты выдумала? - смеялся Райни. - Мы не можем просто так перейти на 'ты'?
  - Не можете!
  Райни посмотрел на Фаби, примеряясь - Господи, бедняжка так смущена, даже смешно. Натуральная мисс Эйр, викторианская барышня. Вдруг до него дошло, что ему хочется поцеловать ее. Он уже так давно не целовался с девушкой на улице, под солнцем, без каких-либо планов на продолжение - не в постели во время секса, а просто так, ради поцелуя. Ведь и в самом деле... когда такое было? В школе? А поцеловать девушку, которая к тому же не горит желанием целоваться с ним - это вообще для него было бы совершенно новым опытом. Ну... почти новым.
  Острое воспоминание... теплая, темная сентябрьская ночь в Церматте, 10 лет назад... Он обнимает девушку, которую безумно любит. Его рука на ее бедре, оба разгорячены и взволнованы после дискотеки, огненный фейерверк перед ними, и первый поцелуй. Кажется, сначала она что-то пробормотала насчет 'не надо', но потом... еще и еще... На следующие несколько недель они стали любовниками, а потом расстались, и даже через десять лет эта выжженная пустыня в его сердце не смогла ожить... Нет, боли уже не было. Боль прошла и перегорела довольно быстро. Но на месте боли не было уже ничего. Пусто и мертво. Мертвое не может болеть. Райни встряхнул головой. Глупо думать об этом. И любовь как таковая для него вовсе не умерла - разве он не любит свою дочь больше жизни? Прошлое умерло и похоронено - вместе со своими потерями, изменами, предательствами и драмами. Сейчас он в настоящем, и настоящее прекрасно. Чудесный апрельский день, прекрасные горы вокруг, пикник на заросшем кустарниками и ельником склоне около водопада, Лиз рядом, много вкусной еды и его любимого вина, а еще... забавная, милая, непосредственная девушка, которую можно и нужно поцеловать. И это будет очень весело. И интригующе. И просто приятно.
  - Ну что же, Шэтцхен, кажется, у нас нет выбора, - сказал он с озорными нотками в голосе. - Раз уж Лиз говорит, что так положено... Я поцелую вас... тебя, если ты не возражаешь.
  Фаби сидела неподвижно, глядя на него серо-голубыми чуть-чуть раскосыми глазами, и на ее лице читалась какая-то странная смесь чувств. Волнение, смущение, замешательство, ожидание... Она хочет, чтобы он поцеловал ее. Под внимательным взглядом мужчины губы Фабьенн чуть приоткрылись. Райни чуть улыбнулся ей, и она склонилась вперед. Забыла, бедняжка, что они еще ничего не выпили, и целоваться еще рано.
  - Ну, за нас, - Райни протянул к ней руку с бокалом, они переплели руки и выпили. Холодное розовое вино разлилось во рту приятным, благородным вкусом, оставляя нежное фруктовое послевкусие. И пришло время.
  Райни медлил, наслаждаясь смущением хорошенькой белокурой девушки. Она, казалось, забыла обо всем, кроме этого поцелуя. И вся природа Райни - потомка охотников, альпийских проводников и даже одного бродяги, повешенного за убийство - требовала, чтобы он немного поиграл с ней. Он просто не мог по-другому. И момент был так хорош, что просто требовал смакования... как это прекрасное вино.
  - Я поцелую тебя, - сказал он тихим, чуть хрипловатым голосом. - Только если ты не против.
  - Папа, ну хватит уже тянуть! - Черт, он даже забыл о том, что тут Лиз и внимательно смотрит. Значит, долго играть он не будет. Но, черт, когда-нибудь он получит свое - когда его красавица дочь будет смотреть мультики, или спать, или кататься на лыжах, или заниматься с фрау Бахман, но он получит свое.
  - Милая, я не могу поцеловать Фаби против ее воли. Как только она скажет мне, что она не против...
  Лиз на этот раз хватило такта промолчать и позволить отцу вести и дальше свою игру. Более того - умница достала свой телефон и, приняв вид полного безразличия к окружающему, принялась настукивать очередную смс-ку (или играть во что-нибудь). Райни склонился к девушке, которая продолжала смотреть на него во все глаза и еще тише, чем прежде, спросил:
  - Ну так ты не против?
  Она, все так же зачарованно глядя ему в глаза, молча покачала головой. Но он не спешил. Они были так близко друг к другу... Его губы буквально в нескольких сантиметрах от ее лица. Он вдохнул нежный аромат Innocence. Фабьенн. Свежая, милая, юная, светлая, как сама весна. Ясные, чистые глаза, и эта легкая раскосинка придавала ее лицу удивительную пикантность и заставляла заподозрить, что, может, не такая уж эта девчонка и паинька... Он видел, что она хочет, ждет его поцелуя, но все же многое отдал бы, чтобы прочитать ее мысли...
  А у нее никаких мыслей не было. Они все просто улетучились. Остались только чувства. Бешеное сердцебиение, лихорадочное ожидание его прикосновения - такого желанного, такого долгожданного. Пусть раньше она никогда и ни с кем не доходила до конца, но целоваться ей приходилось, и никогда еще ни одного поцелуя она не ждала с таким нетерпением и смятением... никогда и ни одни мужчина еще не волновал ее так сильно, как этот. Взрослый, опытный, ослепительно красивый рыжеволосый спортсмен Райни Эртли. Она тонула в яркой космической синеве его глаз... близко-близко. Когда же он наконец сделает это? Она больше не могла ждать, набралась смелости и подняла лицо к нему, собираясь поцеловать его.
  Что? Шэтцхен пытается перехватить инициативу? Ну уж нет, детка... Райни, подняв руку, мягко, но уверенно остановил ее, забирая инициативу обратно. Считанные миллиметры между ними. Секунда, полная взаимного предвкушения, наслаждения близостью друг друга... И наконец - этот поцелуй. Нежное прикосновение его губ. Оно продолжалось секунду... не больше. Они оба так ждали этого поцелуя, а он закончился быстрее, чем оба успели понять, почувствовать полностью... Обоим хотелось еще. Обоим хотелось почувствовать друг друга, попробовать, понять вкус, прикоснуться не только губами, но обнять, дотронуться руками друг до друга, но Райни лишил их обоих такой возможности. И он знал, что делает.
  
  Разочарование, смешанное с мольбой в ее глазах. Ей было мало. Ему тоже было мало. Поцелуй длился ровно столько, чтобы с одной стороны оставить ощущение, что этого слишком мало, с другой - чтобы успеть понять, что это было приятно. Тайминг был режиссирован превосходно - недаром Райни Эртли, один из величайших горнолыжников своего поколения, умел идеально управлять временем. Этот поцелуй... был как вишенка на торте. Как пауза посреди песни Alphaville. Кстати, Райни с удовольствием поставит ее, когда подойдет его очередь... А Шэтцхен тоже неплохо подобрала аудиоряд. Великолепный дуэт Скутера и Нэнси Синатра идеально ложился на ясное, почти летнее позднее утро, на изумительное розовое вино - гордость кантона Вале, и на этот поцелуй - мимолетный, прекрасный и ускользающий, как что-то, что длилось слишком мало, и все равно будешь вспоминать многие годы спустя с нежным и щемящим чувством ностальгии. А в глазах Фаби, когда она смотрела на Райни, была обида и непонимание. Ему не понравилось целовать ее? Или он просто сделал это ради формальности, закрепляя переход на 'ты'? Да, конечно, так оно и есть... Зачем ему нужна Фабьенн Мирабо, если у него есть Аннабель Д'Этьенн? Только где она, эта Аннабель? Заметив эту обиду в ее глазах, Райни снова обошелся полумерой - вроде бы успокоил, а вроде бы и нет: он ничего не сказал, просто бесконечно ласковым, эротичным жестом провел большим пальцем по ее щеке. В этом было какое-то томление, невысказанное обещание, что-то было... но никакой конкретики. Она так и не поняла, ни почему он поцеловал ее, ни почему поцелуй был таким мимолетным. И поцелуй, и этот его жест, и последующая за ним улыбка были одинаковы - кратки, прекрасны и необъяснимы.
  Пока эта пара была так занята своим невербальным общением, Лиз отправила смс, и телефон, лежащий на столике около кровати в больничной палате Фила, ожил. Парень проснулся от сигнала, прочитал и ухмыльнулся.
  'поциловались :- )'
  Ну, Лиззи, грамотейка, верная сообщница. Будем надеяться, все пойдет как по маслу. Фил отлично знал, что его брата не так уж легко приручить, но, может быть, именно Фабьенн окажется способна сделать то, чего не удалось ни Аннабель, ни Кьяре, ни другим красавицам, которые в разное время были рядом с Райном, ни даже Натали Бальтазар. Да... конечно, жаль, что он не там с ними, уж он бы проследил за тем, чтобы эти двое двигались в нужном направлении! Но что есть, то есть, хорошо еще, что Лиззи достаточно смышлена, чтобы помочь, и в то же время слишком мала, чтобы Райни или Фаби всерьез заподозрили, что она что-то затевает. Довольный Фил снова благополучно заснул - в эти дни он вообще спал как сурок, и ему говорили, что так должно быть.
  Лиззи убрала телефон в карман и дотянулась до упаковки с фруктовыми пирожными. Райни решил, что пора прервать молчание:
  - Будь здорова, Шэтцхен.
  - Будь здоров... Райни.
  Они допили вино, которое оставалось в стаканах.
  - Надеюсь, тебе сегодня не нужно за руль?
  - Да вроде бы нет. А тебе?
  -Тоже нет. После сегодняшнего обжорства мне придется тренироваться еще больше, чем обычно. Жаль, бегать нельзя.
  - А что у тебя с коленом?
  Райни махнул рукой, вдаваться в эту тему ему не хотелось:
  - Много всего. Травмы, операции, переохлаждения, целый букет.
  - Это лечится?
  Он пожал плечами:
  - Нет. Сустав по сути собран по частям.
  На ее лице появилось сочувствие пополам с огорчением:
  - Но ты же не завершаешь карьеру?
  - Пока нет. Но это не исключено. Мне сказали, что все, что тут можно делать, это добиваться более длительных ремиссий и редких и коротких обострений. Пока все нормально - я даю себе максимальные нагрузки.
  - Грустно, что ничего нельзя сделать, чтобы совсем вылечить...
  - Чепуха, Шэтцхен, - его лицо помрачнело. - Медицина, конечно, не всесильна, но колено - это такая чушь по сравнению... - Он оборвал себя. - Ладно, не будем о грустном. Лиззи, твоя очередь музыку ставить.
  Но она поняла, что он вспомнил о своих посещениях детишек, которым врачи не могут подарить надежду на жизнь.
  Радостный ребенок рванул к проигрывателю, чтобы осчастливить отца и няню очередным треком Раммштайн. Фаби вопросительно посмотрела на Райни, тот только усмехнулся и закатил глаза, мол, что тут сделаешь, и сказал дочери:
  - Не вздумай включать старину Тиля в плейлист для своего дня рождения.
  - Не буду. А мне можно сделать плейлист?
  - Можно, если хочешь.
  Лиз не вернулась к еде, она направилась к водопаду, на ходу доставая телефон из кармана. Райни проводил ее взглядом:
  - Кстати, Фаби, мне все же придется сегодня смотаться в Вербье. Там есть небольшая типография, надо заказать приглашения на день рождения. Сколько у нас детей в итоге набралось? В секции 7, в классе 22, и в Сембранше чуть меньше десятка детишек подходящего возраста, от 7 до 12 лет. Вместе с Лиз и братьями Ромингерами набирается почти 40 человек. Правда, пока не раздали приглашения, и никто ничего не подтвердил. Думаю, все же, большинство придет.
  - Наверняка. Ты, надо полагать, тут большая знаменитость.
  Он пожал плечами, глядя, как Лиз возится около ручья.
  - Честно говоря, я волнуюсь, как у нее пойдут дела с другими детьми.
  - Мне кажется, не стоит волноваться. Она умничка и очень общительная. Все должно быть хорошо.
  - Дай Бог.
  - А ты, наверное, был самым популярным парнем в классе? - предположила Фаби и очень удивилась, когда он расхохотался:
  - Будешь смеяться, Шэтцхен, но я был последним ботаном.
  - Ты?!
  - Честно-честно. Я был рыжий, конопатый, очкастый и лопоухий. И зубрила. Девочки надо мной смеялись, а парни меня били.
  - Ты шутишь!
  - Да нет, не шучу.
  - Никогда бы не поверила. А очкастый почему?
  - Не знаю. Лет до одиннадцати в очках ходил. Что-то возрастное было. Потом прошло.
  - Ты же с детства в спорте. Как-то спортсмен и ботаник в моем понимании не сочетаемы.
  - Вполне сочетаемы... до определенного времени.
  - И до какого времени?
  - Когда мне было четырнадцать, мы переехали, и я пошел в другую школу. Там дела обстояли уже по-другому.
  - И там ты уже не считался ботаном?
  Он покачал головой, вспоминая. В новой школе все изменилось. Там никто и не подозревал, что Райни Эртли - это лопоухий ботан. Он вышел на новое игровое поле и смог выстроить свою репутацию с нуля. Он был популярным, он встречался с самой красивой девочкой класса, у него было много друзей и все такое. Как эту красивую девочку звали? Точно, Сюзанн. Она была его первой подружкой. Может быть, именно с ней у него и было такое - целоваться просто так, ради поцелуя, а не ради секса. Хотя потом они и до секса добрались. Но потом было потом, а сначала они могли просто гулять в Бэренпарке на набережной Аре, держась за руки, кормили лебедей, смотрели на художников, медведей и стражников с алебардами, и целовались. Почему-то сегодня он снова почувствовал себя тем веселым, легкомысленным четырнадцатилетним мальчишкой. И это было так здорово!
  - А ты? - спросил он.
  - Что - я? - растерялась Фаби.
  - А ты какая была в десять?
  - Я была хвостиком.
  - Как это?
  - У меня был старший брат, за которым я вечно бегала и все время ему подражала.
  Она слишком расслабилась и забыла, что не собиралась говорить ни слова о своей семье. Вовремя спохватилась и перевела стрелки:
  - Наверное, твои братья также за тобой бегают? Фил, конечно, весь из себя самостоятельный, но он тоже тебе подражает. Практически во всем.
  - Да ладно? - рассмеялся Райни.
  - Я наблюдательная, - похвасталась Фаби.
  - Я уже заметил, - с каким-то неясным подтекстом сказал он. - И в чем он мне подражает?
  - Господи, да во всем, - улыбнулась она (немного через силу, потому что... кто бы только знал, как больно до сих пор думать о Дени!) - Он так же говорит, так же смеется, так же наклоняет голову, так же двигается. Он даже свой цинизм от тебя старательно перенимает. Райни, а почему ты такой циничный?
  - Я? - удивился он. - Да я мальчик-одуванчик!
  - Ты натуральный чертополох, а не одуванчик.
  - А ты - злющая девчонка. Ты про меня какую-то ерунду или по телеку слышала, или в газете читала. Я же ангелочек, правда.
  - Про ангелочка точно слышала. В начале твоей модельной карьеры тебя все время с ангелом сравнивали. Даже не знаю, почему, но что-то мне подсказывает, что ты на самом деле всегда был чертенком.
  Он расхохотался:
  - Острый язычок, Шэтцхен. Может, и был когда-то, хотя это просто досужие сплетни, но я исправился. Теперь я хороший дядя. А теперь откровенность за откровенность. Ты не журналистка?
  - Я? - удивилась Фаби. - Моя бабушка разве не сказала, что я студентка и изучаю архитектуру?
  - Сказала, - в голосе Райни не было уверенности. - Только у меня все равно очень сильное ощущение, что у тебя... не все просто. Какая-то карта припрятана в рукаве. Скажи - я параноик?
  Ее сердце в очередной раз пропустило удар, но каким-то чудом ей удалось не подпрыгнуть на месте:
  - Не все просто? О чем ты?
  - Тебе виднее, - произнес Райни, не сводя с нее внимательного взгляда. Вот вам и спортсмен Райни Эртли. Вроде минуту назад это был легкий разговор - так, флирт, поддразнивание, и вдруг он нанес такой удар! Но внезапность атаки неожиданно обернулась на пользу Фабьенн - в душе она растерялась и была испугана, но с виду это выглядело просто вполне естественным удивлением. Она твердо помнила одно - как только всплывет правда о Heilige Margarete, он вышибет ее пинком под зад. Вот так. Поэтому ей оставалось только продолжать играть свою роль и утешать себя тем, что своей скрытностью и своими истинными целями она не вредит ни ему, ни Элизабет.
  - Райни, чего ты от меня хочешь? - спросила Фабьенн, и он обратил внимание, что она побледнела. Отчего? Действительно что-то скрывает, или он напугал ее своим неожиданным наездом? - Что я должна сказать? Что у меня не просто?
  - Я ничего о тебе не знаю. Ты обо мне знаешь все, - ответил он, обернулся, убедился, что Лиз по-прежнему играет около водопада.
  - Ты обо мне тоже все знаешь, - Фаби пошла ва-банк. - Ты знаешь мою семью, знаешь, где я учусь. Что еще тебе нужно? В отличие от тебя, я не звезда, не олимпийская чемпионка, у меня нет яркого прошлого, за мной не гоняются папарацци, у меня нет ничего такого, о чем кому-то стоило бы непременно знать.
  - Да... думаю, ты права. Извини, - Райни не тронулся с места и не отвел взгляд. Казалось, он не удовлетворен ее ответом, но пока не может придумать, как еще вывести ее на чистую воду. А может, просто нечистая совесть ей подсказывала это. Фабьенн собрала все свое самообладание и ответила невинным и немного возмущенным взглядом, мол, чего докопался? И тут зазвонил телефон. Ее телефон.
  Фаби, с облегчением извинившись, вытащила трубку из кармана джинсов.
  Мама. Сбросить звонок или ответить? Фаби решила ответить: во-первых, она никогда не сбрасывала мамины звонки (если только та звонила во время пары), во-вторых, сейчас вообще хорошо поговорить с мамой - мол, мне нечего скрывать.
  - Да, мам, привет.
  Жаклин была взволнована:
  - Дорогая моя, ты можешь говорить?
  - Конечно. Что случилось?
  - Ты сейчас работаешь?
  - Да.
  - А мсье Эртли где-то поблизости?
  Жаклин знала, у кого Фаби работает, и почему - тоже.
  - Конечно, мамуль.
  - Не представляешь, что он сделал. Мне только что звонил какой-то человек, представился менеджером Эртли, и сказал, что его босс распорядился передать мне картину Лианкура, а если нужны другие картины, то и их тоже.
  - Серьезно? - Фаби надеялась, что Райни не может расслышать, что говорит Жаклин. Но он сидел с совершенно отсутствующим видом и наблюдал за дочерью, которая встала и разгуливала среди молодых елок, большинство которых были ей не выше плеч.
  - Фаби, мне кажется, тебе нужно прекращать рисковать. Он честный человек. Он вовсе не был обязан возвращать нам все эти картины.
  - И что ты предлагаешь, мам?
  - Скажи ему правду. Скажи, что предполагаешь, что часть твоего наследства находится там. Уверена, что он не будет тебе препятствовать.
  - Мам, я не могу сейчас говорить. Извини. Это невозможно. Пожалуйста, сама ничего не предпринимай. Ладно? Все, пока, целую тебя.
  Ее ладони вспотели, сердце колотилось в грудной клетке со страшной скоростью. Черт, она на грани провала, как это называется в шпионских фильмах. Она висит на волоске. Как только Райни узнает фамилию вдовы, которой он распорядился передать картину, ему останется всего лишь сложить 2 и 2. Жаклин Мирабо де Сен-Симон и няня его дочери Фабьенн Мирабо де Сен-Симон. А это редкая фамилия. От немедленного страшного провала ее спасает только то, что фамилию няни знает сам Райни, а фамилию матери - его менеджер, но сколько такое положение вещей продлится - одному Богу известно. Если, к примеру, Райни получит на подпись какие-то бумаги насчет передачи картин - все, ей конец.
  Сколько у нее времени? Минимум - до конца пикника. Максимум - вот тут возможны варианты. Может быть, ему ничего и не пришлют на подпись. Он распорядился - все, какие-то наемные работники, тот же его менеджер, к примеру, заберут картину и отвезут Жаклин. Дело сделано.
  Сколько ключей от сейфа Николя существует вообще? Один из них лежит в бардачке ауди Фабьенн. Она нашла его в доме, который они купили после смерти Дени. Ключ спокойно лежал в ящике стола в кабинете Николя. Она была уверена, что этот ключ - именно от сейфа, у него была очень своеобразная форма, и еще он был очень тяжелый и сложный. Были ли дубликаты у этого ключа? Она этого не знала. Но по логике вещей - как минимум один был, иначе Николя не оставил бы этот ключ в ящике, а унес с собой, когда ушел от Жаклин. И где этот второй ключ? Когда отец Фабьенн попал в аварию, в машине этот ключ отсутствовал. После смерти Николя бывшей жене на руки выдали его бумажник, паспорт, часы и кольцо-печатку, которое он носил не снимая. Может быть, этот ключ нашли в доме и передали Райни вместе с ключами...
  Стоп! А с чего она взяла, что у Райни эти ключи вообще есть? Может, они у его менеджера? Хотя, раз он поменял замки, этих дубликатов у него может быть несколько штук...
  В общем, все это вело к одному - Фабьенн должна была как можно скорее попасть в свой бывший дом с ключом от сейфа в кармане.
  Фаби отключила телефон и сунула его в карман:
  - Ну что, ты закончил меня пытать, или еще попробуем?
  Райни усмехнулся:
  - Прости. Я не собирался тебя пытать. Возможно, ты тут и не причем.
  - Правильно. Не я же прячу на чердаке сумасшедшую жену.
  На секунду он опешил, потом расхохотался:
  - Браво, Шэтцхен. Я давно уже утопил ее в бассейне, а тело закопал в саду.
  - Стыдитесь, мистер Рочестер! Если вы и дальше будете меня донимать, я настучу на вас полиции.
  - Отлично, мисс Эйр. Когда мне понадобится перекопать участок, я дам вам знать.
  Оба рассмеялись, напряженность между ними убавилась.
  Лиз подбежала к ним, обхватила сзади отца за плечи, прижалась щекой к его щеке:
  - О чем болтаете?
  - О вашем саде, - ответила Фабьенн. - Кажется, твой папа хочет, чтобы его вскопали и посадили там много красивых цветов.
  - Про цветы я не говорил, - Райни чуть повернул голову и чмокнул Лиз в щечку. - Я не люблю всякие клумбы и ограды, мне нравится, когда везде можно ходить и не бояться наступить на какую-нибудь ботаническую реликвию.
  - У стен дома и у заборов вполне можно посадить что-нибудь. Красиво и не на дороге.
  - Тогда нанимай садовника, пусть работает.
  - Отлично. Так я и сделаю.
  Довольная Лиз от полноты чувств так стиснула шею Райни, что тот издал какой-то полузадушенный хрюк и хлопнул дочку по попке, после чего она схватила со скатерти плитку шоколада и снова убежала к водопаду. Райни проводил ее взглядом.
  - Не знаю, что там раньше было между вами, и что ей мать наговорила, но сейчас она от тебя без ума, - сказала Фабьенн.
  - Спасибо, - улыбнулся Райни. - Это у нас взаимно. Я от нее тоже без ума.
  - У вас вообще полная гармония, как мне кажется, - сказала Фаби. - Между вами тремя. Ты, Лиззи и Фил.
  - Одна из твоих предшественниц сказала, что нас всех троих воспитывать надо. И ты тоже это говорила.
  - Я этого не говорила. Я говорила, что вам всем троим няня нужна. Но вы и вправду очень гармонично смотритесь вместе. Троица очаровательных разгильдяев. Конечно, я отлично знаю, что ты можешь себе позволить себе разгильдяйство только в межсезонье, да и то изредка. Думаю, и остальные тоже не смогут разгильдяйствовать в свое удовольствие круглый год. Но именно сейчас вы выглядите именно так, и это очень прикольно.
  - Мне кажется, Фаби, я должен рассказать тебе о наших планах, - с неожиданной серьезностью сказал Райни.
  - Я слушаю.
  - В ближайшее время мы остаемся здесь. Ближайшее время - это чуть больше, чем две недели. Потом мне нужно будет уехать почти на месяц. У меня серия рекламных съемок в Дубаи и Неаполе. О том, имеет ли смысл вам ехать со мной, нужно подумать. Как только я вернусь - поедем на Сардинию. У меня там вилла на берегу моря. Есть сильное подозрение, что Фил сделает все, чтобы присоединиться к нам. Месяц отдохнем. Потом я уеду тренироваться в Чили. Вы можете оставаться на Сардинии, можете вернуться в Сембранше. Можете, собственно, пожить в Женеве. Возможно, ты в курсе, что моя дочь унаследовала там дом. - Почему-то именно сейчас у него даже в затылке похолодело. Упоминание дома в Женеве заставило его напрячься, и очень сильно - мурашки по спине, сердцебиение... Почему? Он понятия не имел. Он не заметил на этот раз, что Фаби тоже напряглась. - Когда я вернусь, мы снова сможем отдыхать все вместе. Недели три. Можно поехать на море, можно просто смотаться куда-нибудь. В августе у меня начнутся предсезонные сборы на Мальте или на Майорке. Вы можете жить тут, можете снова поехать на Сардинию, можете лететь со мной. В сентябре у Лиз начнется учеба, и я рассчитываю, что к этому времени она будет свободно говорить на французском. Это наша общая задача, мисс Эйр, но в основном все же ваша.
  Фаби кивнула, лихорадочно соображая. Если через две недели ему нужно уезжать... если она скажет, что ей нужно несколько дней провести в Женеве... может, он просто разрешит им с Лиз и фрау Бахман пожить в доме, который Лиз унаследовала? Господи, ей в руки приплыла огромная удача! Просто колоссальная! Вопрос в том, удастся ли дотянуть ей до момента, когда эта удача сможет материализоваться? Всего-то и надо - не попасться в течение двух недель! А потом... потом она непременно найдет свою Heilige Margarete, свое будущее, свое счастье! Задача конкретизировалась. Нужно только подождать. Просто подождать. И не попасться.
  Почему при мысли об этих двух неделях ей становится так хорошо? Откуда это нетерпение, это волнение, эта неуместная и непонятная сладкая дрожь по телу? Почему ее больше радуют сами эти две недели, а не то, что произойдет, когда они истекут, и она получит в свое распоряжение код от сигнализации и ключи от дома, где она родилась и выросла? И почему Райни смотрит на нее так испытующе, так внимательно?
  - Ну так что, Шэтцхен? Что скажешь?
  Фабьенн попыталась взять себя в руки и ответила вполне спокойно и - в своей обычной манере - рассудительно и сдержанно:
  - Поняла и приняла к сведению. Единственно что, в конце апреля мне нужно было бы отпроситься на пару дней в Женеву - сдавать дипломный проект. Мы можем вместе с Лиз пожить там в ее доме?
  - Конечно. - Райни одним-единственным словом выдал ей пропуск туда, куда она так стремилась. - Возьмите с собой фрау Бахман, чтобы они с Лиз могли заниматься по утрам, пока ты сдаешь свой диплом. Я хочу еще вина. Пойдем.
  
  Дальнейшие планы на этот день у Райни и Лиз с Фаби оказались разные. После пикника они вернулись в дом, Райни вызвал такси, чтобы смотаться в типографию в Вербье, а дочку с няней отправил на теннисный корт. Предполагалось, что, когда он вернется, пойдет заниматься в тренажерный зал, они отдохнут, Лиз сделает уроки (фрау Бахман давала ей задания каждый день), а вечером они хотели посмотреть кино. В доме был великолепный домашний кинотеатр, Райни обещал привезти какой-нибудь двд-диск из Вербье.
  - Я дам тебе фору, - гордо сказала Лиззи после первого сыгранного сета. - Можешь лупить в коридор тоже.
  - Ты меня просто загоняла. - Растрепанная, раскрасневшаяся Фаби повалилась на скамейку, вытирая лицо полотенцем. - Когда ты успела научиться так играть?
  - Меня мама учила, - болтая ногами, Лиз уселась на скамейку рядом с Фабьенн и вытащила бутылку минералки из сумки. - И мама хорошо играла, и нас с ней вместе Кристиан учил. Он тренер по теннису. Даже ночевал у нас иногда. А потом мама сказала, что он нас всему уже научил, и он больше не приходил. Один раз пришел, а мама сказала, что она не заинтересована.
  - Ты прекрасно играешь, - сказала Фаби. - Я постараюсь у тебя поучиться. Теннис - мое слабое место.
  - Скажи папе, пусть он тебе наймет Кристиана. Его фамилия Майер.
  - Не стоит, - рассмеялась Фаби. - Я у тебя поучусь. А папа хорошо играет?
  - Не знаю. Не видела. Мы сначала с ним были на финале Кубка Мира, а потом у него сразу же нога болеть начала. Фил говорит, хорошо.
  Фабьенн почему-то совершенно не сомневалась, что Райни играет отлично.
  - Давай мы будем с тобой вести счет на французском, - сказала она. - Нам давно пора начинать заниматься. Скажи, ты уже цифры знаешь?
  - Нет. Меня пока фрау Бахман только здороваться научила.
  
  От корта до дома было примерно пять минут ходу, поэтому Райни отпустил такси и пошел к корту пешком. Девочки были там - играли.
  Он еще ни разу не видел, как Лиз играет. И сейчас в очередной раз преисполнился гордости за дочь и благодарности к Карин за то, какое чудо она вырастила. Девочка играла блестяще. Райни, пожалуй, счел бы за честь и за удовольствие лично сразиться с нею. Рискнуть коленкой? Ну... наверное, попробовать можно. Надо только переодеться и не забыть ортез. А сейчас он подошел поближе, чтобы посмотреть на игру.
  Девчонки были поглощены розыгрышем - он смог незамеченным войти на корт и устроиться на скамейке рядом с их сумкой. Лиз стояла на приеме - подавала Фаби. Молодчина девочка - дело шло к тому, что она сможет забрать и не свою подачу. Она практически с первого же отбитого мяча начинала атаковать и не защищалась, а нападала. Мячи она укладывала четко и аккуратно под заднюю линию, закручивая и подрезая их так, что траектория отскока могла быть непредсказуемой. Райни не всегда мог угадать, что она планировала делать дальше. Стратегия игры была для нее вполне понятной материей. Она носилась по корту, размахивая ракеткой, и вполне прилично называла счет по-французски. Фаби только изредка ее поправляла.
  Райни перевел взгляд на Фаби и подумал, что это была хорошая идея, нанять эту девушку няней. Допустим, она не профессиональная няня, но она весьма спортивна и с Лиз они так полюбили друг друга. Фабьенн играла неплохо, хотя и немного скованно. Райни подумал, если бы она распрямляла руку и лучше работала коленями, дело могло бы пойти на лад. Но говорить ничего не стал. На нее было просто очень приятно посмотреть. Светлый хвостик растрепался, мокрые от пота прядки облепили шею, синяя бейсболка сидела набекрень, голубая майка выбилась из-под пояса шортов. Райни позволил себе поразглядывать Фабьенн. В самом деле, какая ладненькая малышка - легкая, грациозная. Белые коротенькие шортики позволяют полюбоваться на ее длинные, стройные ноги. Она отправилась на подачу и постаралась показать, на что она способна - она уже заметила, что у них появился зритель. Райни улыбнулся, когда она подала навылет. Молодец. А когда у нее задралась майка - м-ммм... Он вдруг вспомнил, как поцеловал ее сегодня на пикнике. Вспомнил ее мягкие, нежные губы, тонкий, свежий аромат Innocence, и как светились ее серо-голубые глаза... и сколько обиды и разочарования в них было, когда он прервал поцелуй так рано. Почему он снова начал думать об этом поцелуе?
  Потому что хотел повторить. На этот раз без свидетелей (особенно таких любопытных, как Лиззи). И чтобы это было по-настоящему. Потому что ему так понравилось прикосновение ее губ. Она такая милая и свежая, и такая хорошенькая. Почему он сразу не заметил, какая она милашка? А сейчас... сейчас он не может отвести от нее глаз. Во время этого поцелуя на брудершафт он не прикасался к ней, только потом легонечко погладил ее щеку. А сейчас захотел прикосновения. Просто дотронуться до нее. Проверить, какова на ощупь ее кожа - наверное, нежная и мягкая. И ее волосы. Шелковистые? Волосы блондинок обычно мягче на ощупь, чем у брюнеток. И еще он знал одну вещь. Знал совершенно точно. Фабьенн сама хотела прикосновения. Он чувствовал это.
  - Гейм, - крикнула Лиз. - Пап! Я выиграла!
  - Какой счет?
  - По-французски, Лиззи, - сказала Фаби.
  - Ладно! Шесть : три. Правильно?
  - Отлично.
  - Молодец, котенок, - похвалил ее Райни. - Фаби, хорошая игра. Когда-нибудь пробовала играть не совсем на прямых ногах? Если ты научишься правильно держать стойку, тебе будет легче двигаться, и игра улучшится.
   - Постараюсь учесть это, - Фаби, забывшись, вытерла мокрое от пота лицо подолом майки. Да... он не ошибся, она действительно носит пирсинг. - Лиззи просто монстр. Ты должен ею гордиться.
  - Горжусь, - машинально ответил он. Майка опустилась, скрывая от горячего взгляда мужчины плоский живот девушки. Внезапное наваждение набирало обороты. Поцеловать. Прикоснуться. Обнять. Он представил это стройное тело в своих объятиях. Узнать, как она двигается, как она дышит, как льнет к нему.
  - Я устала, - сказала Фаби. - Мечтаю принять душ и поплавать.
  - Это очень легко осуществимая мечта, - сказал Райни. - Собирайтесь и пойдем.
  
  Дома девчонки тут же разбежались по ванным - благо, их только на втором этаже было две, не считая собственной хозяйской ванны, в которую был единственный выход из личных покоев Райни. А сам переоделся и отправился в спортзал. Это Фаби и Лиз могут плавать, а он еще даже не приступал к разминке, а ему после сегодняшних кулинарных излишеств нужно пахать особенно много и усердно. И еще, он собирался попробовать дать нагрузку на больную ногу. Сначала чуть-чуть, постепенно увеличивая.
  Он уже вышел из своей гардеробной (да-да, он пользовался гардеробной, даже чтобы напялить чучельские спортзальные тряпки) и направился к лестнице, когда в кармане его шортов зазвонил телефон. Это был Тим. Звонил насчет картины, которую Райни распорядился передать вдове Николаса. Он хотел знать, как именно Райни предпочел бы это сделать: отвезти или пусть сама приедет и заберет?
  - Зачем такие сложности? - спросил Райни. - Спросите, нужно ли ей что-нибудь еще, пусть забирает мебель, если ей она нужна. Не стоит заставлять ее саму этим заниматься. Наймите и оплатите перевозчика, погрузите все и отвезите куда скажет. Картину отправь забрать кого-нибудь из своих, чтобы с ней ничего не случилось. И не грузите меня этой фигней. Не хочу этим сейчас заморачиваться.
  Еще бы он хотел. Слишком много думает об одной блондинистой особе. Да и просто лень вникать во что-то. После окончания сезона это его нормальное состояние - давать себе и физический (в пределах допустимого) и умственный отдых.
  Фаби остановилась, услышав его голос. Райни не видел ее - она уже была на лестнице, а он еще на балюстраде второго этажа. Она тут же поняла, о чем речь, и, выслушав распоряжение Райни, облегченно вздохнула. Если ее наниматель не хочет этим заниматься, ее шансы на то, что она избежит провала, возрастают. А это значит, она проведет здесь эти 2 недели. Будет наслаждаться жизнью в шикарном доме, окружением дивной валисской природы, общением с милашкой Лиззи и... Райни. Было бы честнее признаться себе, что еще ни один мужчина в ее жизни так не привлекал Фабьенн. Она думала о нем недопустимо часто. Он снился ей. Сегодня тоже. И вчера. Она таяла от одного его вида, а стоило ему посмотреть на нее своими синими глазищами - она готова была на все. Что это такое? Почему она опять заводится? Ей надо думать не о Райни Эртли, а о... Heilige Margarete. О ее наследстве и безбедной жизни, об обеспеченной старости для мамы. Но бриллиант отказывался сиять перед ее мысленным взглядом. И мысли о нем не будоражили воображение так, как это делал великолепный мужчина, который стоял между Фабьенн и ее наследством.
  Девушка поднялась на крышу и подошла к бассейну. Яркий солнечный полдень был очень теплым для начала апреля, но она знала, что Райни с утра включил тут подогрев - температура воды была +25 градусов. Этот подогрев огромного 15-метрового бассейна обходился хозяину дома в целое состояние, но его это не останавливало. Фаби удивлялась, что человек, известный своей прижимистостью в денежных вопросах, бывал настолько расточителен, но с другой стороны, он мог себе это позволить и любил комфорт. Да и кому охота плавать в ледяной воде? Ночью температура иногда опускалась до нуля, а днем было не выше +20, поэтому бассейн сам пока прогреваться не мог.
  Она надеялась и одновременно боялась, что Райни сейчас присоединится к ней и Лиз. Она вдруг представила себе... Он обнимает ее в воде. Капли воды на его волосах и на плечах, прохладное от воды крепкое сильное тело, а губы горячие и требовательные... Ей так хотелось настоящего поцелуя. Она мечтала, чтобы они могли довершить начатое - тот поцелуй на пикнике будто повис на восходящей ноте, как тизер к красивому, яркому фильму. Фаби никак не могла думать ни о чем другом, если честно. Райни проехался по тому, как она играла сегодня на прямых ногах, но, может быть, часть его вины в этом тоже была - уж очень сильно он занимал ее мысли, а играла она не настолько хорошо, чтобы такие вещи давались ей автоматически.
  Райни вышел на крышу и остановился - он увидел Фаби. Она стояла около бассейна, глядя на воду. Ее светлые, пронизанные солнцем волосы шевелил ветерок. Солнце светило ей в глаза, и она смотрела в другую сторону. Не на Райни. Она была в бикини.
  Черт... Белые узкие лоскутки с разноцветными сердечками. Стройная, грациозная фигурка. Белая кожа, еще не тронутая загаром. Его взгляд ласкал ее грудь через тонкую белую ткань бикини. Идеальные округлые холмики могли свести с ума любого мужика, и Райни не был исключением. Конечно, благоразумная мадмуазель Мирабо не загорает топлесс... А он хотел бы видеть ее без бикини. Он мечтал увидеть ее грудь, дотронуться, поцеловать, ласкать ее соски, заставить ее стонать от удовольствия...
  Черт. Сегодня третье апреля. Последний раз он был с женщиной 29 марта. Слишком давно. Поэтому он так завелся. Легкие быстрые шаги на лестнице - сюда поднимается Лиззи, а он завис тут как дурак, пялится на няню, и у него все стоит торчком. Райни спасся бегством - благо до двери в тренажерный зал тут была всего пара метров. Никто не увидел его. С облегчением захлопнув за собой дверь, он прислонился к ней спиной. Черт, что за наваждение? Впрочем, чему удивляться? Все идет, как природа задумала: хищник увидел добычу и сделал стойку. Вполне себе конкретную полноценную стойку. Вот только не пора ли напомнить себе все то, что он говорил Филу, который еще раньше рассмотрел, какая красавица скрывается под скромной личиной няни? Ха, Джен Эйр в черном бомбазиновом платье. Как бы не так! Настоящая секс-бомба, на его взгляд. Но она - няня Лиззи. Штучный товар. Эксклюзив. Красивых девок на свете тысячи. Процентов 99 из них с удовольствием прыгнут в его кровать. Фаби неприкосновенна. Связь между ней и любым из братьев Эртли усложнит все многократно и неминуемо приведет к тому, что она не сможет выполнять работу, которую больше никому поручить нельзя. Фил начал бы ей изменять, что до Райни, ему было бы просто некомфортно спать с собственной подчиненной, он бы сделал ее своей любовницей, значит, она не могла бы быть няней Лиз. Значит, Фаби должна продолжать работать, а ему пора найти себе подружку. Он будет регулярно заниматься сексом, сбрасывать пар и перестанет так бешено заводиться на аристократичную нянечку. А сегодня он поедет к Кьяре. Райни помнил, что она может быть на него обижена - он в последний раз спустился за телефоном, обещая подняться на ужин, а вместо этого слился со скоростью звука, пусть по самой уважительной причине на свете, но все равно ему предстоит иметь дело с обиженной женщиной. Но это не проблема, он умел решать такие вопросы на ходу, не особо напрягаясь. А сейчас - четыре часа в тренажерке, включая полчаса разминки и полчаса заминки, и весь секс вылетит из головы. Нужно измотать себя как следует, отдохнуть часок и к Кьяре, и потом Фаби сможет ходить перед ним хоть в чем мать родила - он будет безмятежен, как буддийский монах.
  Кого он пытается обмануть? Перед ним может ходить любая тетка, он все равно заведется, как любой нормальный, здоровый двадцатидевятилетний мужик. А уж Фаби... Но он должен держаться от нее подальше - и он сможет.
  Райни вкалывал на тренажерах как ненормальный, направляя неудовлетворенную сексуальную энергию в железо. В динамиках сначала гремел Rammstein, потом Nickelback. В перерывах между треками он слышал плеск воды, радостные визги снаружи и набрасывался на тренажеры с утроенной энергией. Он дал себе абсолютный чемпионский комплекс и был вполне доволен - колено выдержало без малейших вопросов. Стопроцентная нагрузка на все группы мышц - если вспомнить, как самозабвенно он лентяйничал последнее время, то можно с уверенностью предсказать, что вечером он будет валяться пластом, и, даже если доедет до Кьяры (а он доедет совершенно точно), то ей придется 95% работы делать самой. И все же... стоило вспомнить Фаби или услышать ее голос... Черт. Никуда это не делось.
  Когда он вышел из тренажерки (пот просто тек с него ручьями), наверху уже никого не должно было быть. Тут все стихло, девочки отправились вниз - может, готовить обед, а может, играть во что-нибудь. Но по пути в душ он столкнулся нос к носу с Фаби. Она пробормотала что-то про забытые часы. Ее взгляд жег его тело - он был в одних шортах.
  Она никогда не любила потных мужиков. Но сейчас рядом явно никого не было, чтобы напомнить ей об этом. Райни всегда был хорош, а сейчас - особенно. Уставший, почти голый, его великолепное тело могло свести с ума любую женщину, загорелая кожа так и блестела от пота. Он напоминал мужчину после долгого страстного секса (партнерша там должна была бы сейчас лежать как бревно, не в состоянии пошевелиться). Фаби в очередной раз среагировала на своего красавца-босса самым глупым из всех возможных образов - застыла, как соляной столп, не сводя глаз с его тела. А он это все отлично замечал, и наконец сказал:
  - Вы скоро дырку во мне взглядом протрете, мисс Эйр.
  Она вздрогнула. Райни явно подначивал ее на обычный обмен остротами на тему 'гувернантка 19 века, нескромно себя ведущая со своим хозяином', тем самым давая ей более-менее достойный выход из неловкой ситуации, в которую она сама же себя загнала. Ну что же... Фабьенн, об остром язычке которой знали все ее однокурсники и друзья, должна была хотя бы попытаться включиться:
  - Думаю, эта дырка затеряется в тысяче других, и вы ее даже не заметите, босс, сэр.
  - Господи, вы мне льстите.
  Срочно нужен был язвительный остроумный ответ, но в ее голове по-прежнему клубился какой-то невнятный розовый туман - так бы и застыла и продолжала любоваться на шикарные восемь квадратиков его пресса. Мужик должен быть немного красивее обезьяны, черт подери! Почему этот не такой?! Остроумный ответ все не находился, и Фаби промямлила:
  - Просто подумала, какую тонну продуктов надо есть, чтобы поддерживать весь этот арсенал в боевом состоянии.
  - Пока в 'Мигросе' не оскудевает запас пирожных, пива и чипсов, не стоит об этом беспокоиться.
  - А мы-то с Лиз зачем-то приготовили запеченную цветную капусту. Надо было метнуться за жареными во фритюре пончиками с самым жирным шоколадно-масленым кремом?
  Райни скорчил рожу:
  - Принеси тазик, Щэтцхен. Меня сейчас вывернет.
  - Тазик чего, Райни? Маслено-шоколадного крема?
  Он расхохотался, а Фаби совершила самый импульсивный поступок в своей жизни. Привстав на цыпочки, она поцеловала его в щеку и, прежде чем он среагировал, спаслась поспешным бегством.
  Это было такое же короткое и мимолетное прикосновение губ, как и на пикнике. Поцелуй оставил обоих голодными, заинтригованными и такими же неудовлетворенными. У Райни осталось ощущение горячих, нежных губ на щеке. Фаби смаковала и пыталась ухватить за хвост прикосновение к упругой, свежей коже, чуть колючей после утреннего бритья. На лестнице затихли ее шаги, Райни пробормотал:
  - Прости, Кьяра, но сегодня я вряд ли тебе позвоню.
  Фаби сейчас не выглядела секс-бомбой. Обычная девчушка в джинсовых капри и белом свитерке. Тощенькая, бледненькая студенточка-ботанка. Но он уже имел случай убедиться, что внешнее впечатление может быть очень обманчиво. Фабьенн Мирабо умела быть воистину многоликой. Оторва в ночном клубе, скромница на благотворительном рауте, милашка-студентка оказались дополнены красоткой в бикини около бассейна. Ей-Богу, если бы боссам из 'Тьерри Бонне' хватало ума и прозорливости, они бы заключили с ней контракт. Только сам Райни вряд ли смог бы участвовать в любой фотосессии совместно с ней - это было бы уж чересчур откровенно. С другой стороны, слава Богу, что Фаби не модель - была бы еще одна кукла, которых у него и так была сотня, а может и две.
  Так, секунду. Что значит 'у него была'? Он что - опять обо всем забыл? Не трогать Фаби! Она - няня Лиз. Надо ехать к Кьяре и с помощью простой и понятной терапии пытаться водрузить на место сползающую крышу...
  
  Фаби влетела в кухню, где они с Лиз развили бурную деятельность, и затормозила, прижав руку к груди - будто так можно было успокоить бешено колотящееся сердце. Ох уж этот Райни, из-за него она в 23 года точно станет постоянной пациенткой кардиолога.
  - Что это с тобой? - поинтересовалась Лиз, которая сидела за столом и, как Фаби ей велела, резала на тонкие ломтики огурцы для салата.
  - Ничего. Торопилась очень.
  Фаби быстро налила себе стаканчик Oeil de Perdrix, которое всегда было в холодильнике (он ее еще и споит!), и достала из холодильника молодой сыр - для салата и закусить вино.
  - Нашла часы?
  - Часы!.. - да она и думать про них забыла. Так, наверное, и лежат на бортике бассейна. - Ой, точно, я же шла за часами.
  - Давай, я сбегаю, - вызвалась Лиззи, которой надоело готовить, и выскочила из кухни. Они еще не нашли никого, кто мог бы взять на себя приготовление пищи, только завтра должна была прийти женщина, которая ответила на объявление.
  Девочка разыскала часики Фаби без проблем, посмотрела, как папа переплывает бассейн (конечно, он и плавает здоровско!). Заметив дочь, Райни помахал ей рукой:
  - Привет, котенок. Чем занята?
  - Мы ужин приготовили, - похвасталась Лиз. - Я почти все сама делала. Фаби мне помогала.
  - Ну-ну, - рассмеялся он и снова ринулся вперед. Девочка пошла обратно на кухню, но по пути зазвонил телефон в кармане. Это был Фил.
  - Здорово, - сказал он. - Где Райн? Опять трубу не берет. Надеюсь, у вас там ничего не случилось часом?
  - Неа, - Лиззи, прижав трубку к уху плечом, уселась на перила и благополучно скатилась полпролета. - Он в басике плавает.
  - А, понял. Как у него с Фаби дела?
  - Они уж на 'ты', - похвасталась девочка. - Я у нее сегодня в теннис выиграла.
  - Крутышка. Какие планы на вечер?
  - Вроде хотели все втроем кино посмотреть.
  - Какое?
  - Не знаю. Папа обещал из Вербье привезти.
  - Знаю я его, притащит боевик какой-нибудь, - проворчал Фил. - Вот что. Смотри там по обстановке, постарайся вовремя исчезнуть. Ну чтобы они одни остались. Скажи, типа, что спать пошла. Поняла?
  - Ага. А ты все еще в клинике?
  - Нет. Уже в Берне, дома. Ох и скучища тут...
  - Бедненький. Ну ладно, пойду, а то меня Фаби потеряет.
  Отключившись, Лиззи быстренько сбежала в кухню - Фаби уже заканчивала нарезку для салата. Шустрый ребенок тут же раздобыл себе яблоко и приличный кусок сыра, и запрыгнул на барную табуретку. Фаби долго не решалась, но все же она должна была задать интересующий ее вопрос, и наконец задала его:
  - У твоего папы была очень красивая подруга. Я видела ее по телеку во время соревнований. Она не живет здесь?
  - Аннабель? - тут же подхватила тему Лиз.
  - Да. Она.
  - Не живет, - самодовольно усмехнулась девчонка. - Мне кажется, что из-за меня.
  - Как это?
  - А очень просто. Мне она не нравилась. А папа меня любит, и поэтому так вышло.
  - То есть они расстались?
  - Ага. Папа собрал все ее вещи и отправил ей. Даже дорогие. Даже колье с бриллиантами, которое он ей купил. И машину тоже.
  Кое-что стало понятным.
  - А почему она тебе не нравилась?
  Лиззи откусила от яблока, а потом от сыра:
  - Она такая... ну знаешь. Думает только о том, как она клево выглядит. И на всех ей плевать.
  - Почему ты так решила?
  - Не знаю. Но это правда. Она нравилась Филу, а мне - нет. Папа с ней спал, и все, и сказал мне, что он на ней не хочет жениться. Просто подстилка.
  - Это он так сказал?
  - Нет. Я сама догадалась. Ну а ты как думала? Конечно, подстилка.
  
  Тем временем Райни, лежа на шезлонге около бассейна, набрал номер Кьяры.
  Конечно же, она ответила через пять гудков, и ее голос звучал ну очень холодно.
  - Вообще-то я не привыкла к такой грубости. Если ты думаешь, что я могу просто так забыть обо всем...
  - Ну прости, малышка, - легко сказал он. - Я просто хочу извиниться. Лично.
  Помолчав, она выдавила:
  - Когда?
  - Хоть сейчас.
  Он отлично знал, что воспоследует:
  - Прости, но у меня на сегодня другие планы.
  Господи, ну почему они все так предсказуемы?
  - Правда? Очень жаль, - ответил он и, не дожидаясь ее ответа, отключился.
  Три... два... один... Телефон зазвонил. Мерзавец Райни, принимая правила игры, которую ему попыталась навязать Кьяра, тут же сбросил звонок и ответил смс-кой: 'Перезвоню через час'. Раньше этого времени она перезванивать не будет, ну а за час дойдет до нужной кондиции. Возможно, это с его стороны было не очень галантно, но он знал, что, даже если у нее и были на вечер другие планы, она их отменит. Он никогда не требовал от Кьяры верности, с какого перепугу? Он и сам никогда не был ей верен, у них были немного другие отношения, основанные только на взаимном влечении и удобстве. Ей удобно, ему удобно - обоим хорошо. Особенно удобно иметь под рукой такую Кьяру, если в жизни появляется девушка, с которой нельзя ничего замутить, но очень хочется. В этом Райни был вынужден себе признаться. Пожалуй, да, определенно хочется. До сих пор речь шла только о том, чтобы поцеловать ее по-настоящему, обнять, прикоснуться, но, ясное дело, ему непременно понадобится переспать с ней, но эти желания будет легко держать в узде, если он сможет своевременно отрываться с другой женщиной.
  Он помнил, что сегодня планировали смотреть кино, и привез из Вербье диск с фильмом 'Шоколад' - ему его порекомендовали как хороший фильм для семейного просмотра. Определение 'семейный', конечно, немного его покоробило, но, с другой стороны, как еще можно назвать фильм, который собираются смотреть взрослый мужчина, девушка и ребенок? Будь он один, он бы прихватил 'Матрицу' или 'Зеленую милю', во время сезона ему следить за новинками было некогда. Да в общем особо переживать тоже не стоило - он под настроение вполне мог получить удовольствие и от романтической комедии.
  Времени на все про все было достаточно - он успеет смотаться к Кьяре, провести у нее какое-то время и вернуться домой, чтобы было не поздно смотреть кино. Он вспомнил поцелуй Фабьенн - быстрый, спонтанный, но все равно очень приятный, и с усмешкой подумал, что теперь она будет ждать от него ответного хода.
  А если ответного хода не будет? Ну просто не будет и все. Она будет ждать, ничего не произойдет, она устанет от этого и начнет давать ему намеки, мол, твой ход и я не прочь, а он будет их игнорировать. Райни понадеялся, что рано или поздно она оставит эту затею. Она должна понять, что нужна ему только в качестве няни Лиз. Только так и не иначе.
  Через час Райни остановил свой рейнджровер около 'Райниз спорт бутик' в центре Вербье и, зажав в зубах стебель большой красной розы, опустил стекло и посигналил. Конечно, Кьяра выглянула. И, конечно, растаяла. Ее Райни собственной персоной, хорош как черт, с розой в зубах, выглядел просто воплощенной мечтой. Следующие полтора часа они провели в ее квартире над магазином. Домой Райни вернулся вполне удовлетворенный и безмятежный, послал лукавую улыбку Фаби, которая смотрела на него с затаенным страхом и надеждой, и напомнил ей и Лиз о запланированном кинопросмотре.
  Он ведь прекрасно провел время в постели Кьяры. Она, конечно, ждала его с нетерпением и не высказала ни одной претензии (хотя он, понимая, что вольно или невольно так или иначе обидел ее, предпочел объяснить вкратце, что именно случилось в тот вечер - чудом избежала киднэппинга его дочь и был похищен и ранен брат). В любом случае, домой он вернулся вполне довольным жизнью и устойчивым к чарам всех на свете хорошеньких блондинок... во всяком случае, ему так казалось по дороге.
  Он увидел ее, когда загнал рейнджровер в ворота. Фаби и Лиз, пользуясь безветренным теплым вечером, играли в саду в бадминтон. Но, увидев его, тут же опустили ракетки. Жаль, он бы с удовольствием полюбовался - на Лиз с чувством отцовской гордости, на Фаби... ну просто так. Чтобы похвалить себя за то, что таки додумался нанять ее. Но они не дали ему любоваться. Лиз тут же подбежала к нему, тарахтя про то, как она круто играла и как они забросили волан в куст шиповника и так и не смогли найти, а Фаби стояла в нескольких шагах и искоса поглядывала на него. И он очень остро ощущал эти взгляды. А когда прямо посмотрел на нее и поймал такой взгляд, она в очередной раз залилась румянцем. Эта способность краснеть у двадцатитрехлетней девушки казалась совершенно необычной и почему-то трогательной.
  Они быстренько выпили чай и уселись в том самом кабинете, где Райни всего-то чуть меньше месяца назад принимал адвоката Кайзера. Подумать только, тогда он совсем не знал Лиззи и вполне спокойно выслушал предложение отказаться от опеки над дочерью в пользу ее бабушки, во всяком случае, воспринял его, как предложение, которое следовало обдумать. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь, за которую фройлейн Элизабет-Фредерика Эртли стала для него центром мира. В кабинете стоял ультрасовременный телевизор с огромным экраном и аудиосистема из грамотно размещенных восьми динамиков и двух сабвуферов. Наличие большого удобного кожаного дивана и пары таких же кресел дополняло этот вполне приличный частный кинозал. И фильм оказался неплохим.
  Только вот Райни ни на секунду не мог забыть о том, что в метре от него в кресле свернулась Фабьенн, поджав под себя ноги. И ощущал всей кожей исходящее от нее нетерпение и напряжение. Вроде бы Райни не мог сосредоточиться на фильме (в отличие от Лиз, которая ловила каждое слово), но маленький консервативный городок, который смогла так восхитительно всколыхнуть молодая хозяйка кафе, почему-то оказался очень близок ему и понятен. Разве не то же произошло с ним, когда в его жизни появилась сначала маленькая девочка, а потом и молодая красивая женщина? Конечно, его жизнь никому бы и в голову не пришло назвать тихой, спокойной и размеренной, но все же что-то тут оказалось ему близко.
  Лиззи помнила, что ей советовал Фил - вовремя слиться, но ей это оказалось не под силу, фильм ее увлек, и она во что бы то ни стало хотела досмотреть. Но, едва по экрану побежали титры, Лиз быстренько сказала всем спокойной ночи и собралась исчезнуть. Фаби поспешно спросила:
  - Почитать тебе перед сном?
  - Нет, я сама. - Лиз испарилась из кабинета со скоростью звука.
  Ну вот, подумала она, взлетая по лестнице на второй этаж. Теперь они одни. И что дальше? Идея свести папу с Фаби ей начала нравиться. Фаби классная и прикольная, с ней весело, она не злая и не вредная, и, если у нее и отца начнется роман, это по крайней мере на какое-то время (будем надеяться, что надолго) гарантирует, что в доме не появится все та же Аннабель или какое-нибудь аналогичное ей существо. Почему все же папа был такой глупый, что связался с какой-то куклой? Фаби намного приятнее, а выглядит ну может и не настолько ярко, но ведь она тоже красивая. И хотя бы улыбается по-настоящему, а не скалится. Лиз вбежала в свою комнату, захлопнула дверь и набрала номер Фила.
  - Привет, - торопливо сказала она, когда ее дядюшка ответил. - Ну вот они одни. Что дальше делать? Может, запереть их?
  - Ты что, не вздумай! - всполошился Фил. - Они сразу все поймут. С Райном надо действовать тонко и умно, его фиг проведешь, не дай Бог он что-то заподозрит. Давай, Лиззи, держи нос по ветру и смотри, что происходит, и держи меня в курсе, может, что-то они нам и подкинут.
  'ОК', подумала Лиз. Наверное, запереть - это она и вправду перегнула. Но оставлять их одних так часто, как это будет возможно, это хорошая идея. 'Интересно, заметил папа, какая Фаби хорошенькая?'
  
  - Вина, Шэтцхен?
  Демон-искуситель смотрел на нее смеющимися синими глазами.
  - Ты меня откровенно спаиваешь, - Фаби постаралась не уставиться на него в очередной раз.
  - Обожаю спаивать юных невинных дев.
  Вот что он такого сказал? Она опять зарделась как маков цвет. Но ответила достойно:
  - И многих удалось споить?
  - Надо спросить прокурора, так и осталось двести четырнадцать эпизодов, или еще добавились.
  - Как это ты их так спаивал, что это заинтересовало прокурора?
  Он хихикнул и вытащил из охлаждающего бара очередную бутылку вина, на этот раз белого. Взял в руки штопор. Пробка вышла из бутылки с легким характерным хлопком, и холодное вино разлилось по бокалам.
  Фаби изводила себя догадками - что будет дальше? Он как-то ведь должен отреагировать на ее поступок? Или он привык к девушкам, которые впадают в экстаз от одного его вида (когда он только выпал из тренажерки) и лезут к нему с поцелуями? Что он сделает? Почему до сих пор ничего не сделал? Она думала, когда они останутся наедине, он что-то должен сказать или сделать. Но вместо этого он только ухмыляется и ведет себя так, будто нет на свете ничего важнее валисского вина (и не розового, а белого).
  Отсалютовав ей бокалом, Райни сделал глоток и сообщил:
  - Приглашения будут готовы завтра. Я встретился с аниматорами, которых мы наняли на субботу, они дали мне план праздника. Давай посмотрим.
  - Давай, - Фабьенн отпила вина - оно и вправду было ничуть не хуже розового.
  - Садись рядом, - Райни устроился на диване, разворачивая несколько листов бумаги. Фаби замерла на секунду - он вообще понимает, о чем просит? Как это они могут сидеть рядом на диване? Она и так как натянутая струна! Как она это выдержит? Но она все же подчинилась, присела на краешек кожаного дивана, явно недостаточно для правильного распределения веса, и поэтому так и норовила скатиться вниз с довольно скользкой песочного цвета кожи, как с горки. Райни сделал вид, что не заметил, и пододвинул руку с распечаткой так, чтобы им обоим было видно. При этом Фабьенн ощутила прикосновение его локтя.
  - Вот это, наверное, неплохая идея, чтобы все быстренько познакомились, - сказал он.
  - А ты предупреждал, что Лиззи и дети еще не знают друг друга?
  - Конечно. Обещали учесть. - Его локоть прикасался к ее руке, мешая сосредоточиться.
  - А вот тут... считаешь, не рано? Может, поменять вот эти пункты местами?
  - Почему? Думаю, аниматоры знают, что делают.
  - Я просил их придумать что-то оригинальное. Не хотелось бы, чтобы дети пришли на праздник, на котором уже как-то были.
  - Ты прав.
  Он прикоснулся к ней плечом. Сильное, широкое, мужское плечо. О, он специально это делает! Но зачем? Неужели нельзя просто обнять ее, поцеловать? Неужели он не понимает, как он ее волнует?
  Приди в себя, Фабьенн Мирабо! Обычная серая мышка, которая вообразила, что может привлечь к себе внимание рыжеволосого красавца, смешна и нелепа в своих надеждах! Почему ей изменило умение, которым она так гордилась всю свою жизнь, - умение мыслить здраво? Очнись, дурочка! Он же просто не видит в тебе женщину!
  А если сделать так, чтобы увидел? Поцелуй не помог, почему бы не попробовать что-то другое? Когда его локоть в очередной раз приблизился к ее руке, она слегка изменила положение - так, чтобы прикоснуться к его руке... грудью.
  Этот олух так ничего и не заметил! Черт бы подрал этого Райни Эртли!!!
  - Так, вот тут еда, это они, по-моему, правильно предусмотрели - времени пройдет уже достаточно, чтобы дети и познакомились, и разыгрались, и немного устали и проголодались. А вот меню мне еще не показали, обещали скинуть завтра на мыло.
  - Меню в любом случае будут предлагать не аниматоры, - процедила Фаби.
  - Конечно, нет.
  Снова плечо. Без сомнения, он должен знать, как любая женщина мечтает прижаться к такому плечу, как ей нужна эта сила и твердость...
  Она совершенно не поняла, что с ним сделало это прикосновение грудью. Казалось бы, что тут ощутишь, когда на секунду к руке над локтем прикоснулся через одежду этот округлый холмик... Но никакая кьяротерапия его не спасла. Он тут же возбудился вполне конкретно. Ему слишком сильно хотелось увидеть эту грудь обнаженной, проверить, как она ложится в его ладонь, попробовать наощупь соски... Черт! Он сегодня преотлично потрахался, но ему оказалось все не в прок - он снова был стопроцентно на взводе! Она специально это сделала! Ну берегись, мисс Эйр, я тебе задам, в игры со мной поиграть решила?
  Как ни в чем не бывало он перевернул страницу:
  - Как ты думаешь, пяти инструкторов хватит для сорока детей? Все же скалодром, на мой взгляд, даже для спортсменов штука небезопасная.
  Плечо. Грудь. Оба так и вибрировали от напряжения. Райни прекрасно видел, как нервничает Фаби, а для нее его напряжение оставалось незамеченным. Он все же был мастером этих игр, даже если они волновали его больше, чем он показывал.
  - Хватит, - усмехнулась Фаби. - Они же не окажутся на стенах все сорок одновременно, как мартышки.
  - Все-то ты знаешь.
  - Мне не чужда такая полезная вещь, как логика.
  - Это был укол, Шэтцхен?
  - И в мыслях не было.
  'И знал бы ты, что у меня в мыслях!'
  - А жаль. Я-то уж подумал...
  Она не ответила. Пусть мышка, пусть ботанка и тихоня, но все равно женщина, поэтому кое-что и она умеет. Все так же, сидя к нему почти вплотную, она медленно повернула к нему голову. Посмотрела на него поверх своего плеча. Пусть уже вечер и от ее косметики мало что осталось, а волосы собраны в простецкий хвостик, но у нее большие, чуть раскосые серо-голубые глаза, длинные ресницы, а улыбаться одновременно дерзко и призывно она умеет уже лет десять. Стоп, почему у нее все еще хвостик? Повинуясь какому-то инстинктивному позыву, она подняла левую руку (Райни был справа от нее) и расстегнула заколку. Светлые, почти платиновые волосы накрыли ее шею и плечи. Райни смотрел на нее внимательно и с интересом, его взгляд прошелся по ее лицу, опустился к губам, и она, поняв это, чуть раскрыла губы и облизнула их кончиком языка. Его обдало жаром. Ах ты, маленький бесенок! Вот, значит, какие черти водятся в этом тихом омуте! Она была совсем близко - так, что он ощущал этот аромат ее свежих, тонких духов, так, что он мог бы поцеловать ее... почти не меняя положения. Она звала, манила его. Дразнила, провоцировала. Но она забыла одно.
  Это его игра. Он устанавливает правила. И охотник тут он. Она - дичь. А не наоборот.
  Он помнит, заставляет себя помнить, что Фабьенн - няня Лиз. Ничего больше флирта между ними не будет. А если они свернут на дорожку, указанную ею, они окажутся в одной постели еще до полуночи. Райни овладел наукой чтения женских сигналов полжизни назад, и прекрасно понимал, что именно хочет сказать девушка, глядя на мужчину поверх обнаженного плечика (на ней был топ на бретельках) и облизывая губки. Конечно, в некоторых случаях это может быть простое и понятное динамо, но эти нюансы он тоже отлично понимал. В данном конкретном случае ни о каком динамо не может быть и речи. Слишком ярко блестят эти серо-голубые глаза, слишком сильно порозовели ее губы, помада с которых стерлась часов восемь назад... Слишком заметно, что ее дыхание участилось. Значит, так, детка? Ну-ну, моя хорошая. Райни - старый, опытный хищник - умел получать удовольствие не только от результата охоты, но и от процесса. Поскольку именно эта охота не должна была принести результата (потому что он так решил!) он собирался насладиться процессом до последней капли. Только кто из них динамщик?
  Но Фаби думала по-другому. Пусть сдал карты он, ей тоже полагается сделать свой ход. Она произнесла тихо, с легким придыханием:
  - Вот смотрю я на тебя и думаю... как насчет того, чтобы часть угощения для детей закрепить на самой верхотуре, под потолком? Ну а там, кто достанет... То, что достается тяжелее... оно и ценится больше, не так ли?
  Вот негодница! На что это она намекает?
  Но он наказал ее за дерзость. Его затянутое в ветхую выцветшую джинсовку бедро прикоснулось к ее ноге. Не прижалось. Как и все его прежние авансы - так же мимолетно, воздушно, невзначай, случайно и непреднамеренно... если бы! Фаби понимала со всей отчетливостью, что великий спортсмен Райни Эртли слишком хорошо владеет своим телом, чтобы допускать какие-то случайности. Конечно, он делает это специально.
  Зачем?
  Он соблазняет ее? Но почему он так нерешителен? Он взрослый мужик, он прекрасно видит, как он ее волнует, что он с ней делает, кто же не дает ему сразу схватить ее, забросить к себе на плечо и утащить в спальню? Опять легкое прикосновение бедра... Мгновенное ощущение накрыло ее на долю секунды - так ярко, так остро, будто уже было когда-то... она в постели с ним. Он обнимает, прижимает ее к себе, и его бедро, которое вот так легко и мимолетно прикасается к ее бедру... уже без джинсовой преграды. Его поцелуи, его мощь и натиск... У нее даже голова пошла кругом от этого ощущения... пульс вырос, минимум, раза в три, даже в ушах будто зазвенело... И - впервые - ее женское естество начало просыпаться. Желание, жажда мужчины. По-настоящему. Жар, пульсация, жажда его тела. Желание, чтобы он овладел ею, наполнил ее собой, принес удовлетворение и счастье, прогнал это необычное тянущее, почти болезненное чувство пустоты. Между ними уже несколько секунд висело безмолвие, но они вряд ли это ощущали - слишком сильно было это молчание пронизано каким-то сверхъестественным электричеством. Обоим казалось, что воздух между ними буквально искрит от этого бешеного напряжения.
  'Поцелуй меня'.
  Молчаливая мольба, искушение, которому нет сил противиться. Ну хорошо, так тому и быть. Он поцелует ее. Наверное, пора. Наверное, уже можно, и ничего страшного не случится. Райни ничего не сказал, он только наклонил голову к ней. Совсем чуть-чуть, даже не на сантиметр. Почти незаметно. Но она поняла. Ее лицо поднялось к нему... как подсолнух к солнцу. Глаза засияли, губы приоткрылись. Господи, Райни, ну давай же, давай!
  А Райни... что же, ему, как и многим мужчинам, была вполне присуща стремительность и агрессивность, но он уже давным-давно усвоил, что эти качества лучше всего проявлять в спорте. В остальных сферах он - и вполне продуманно - часто бывал то сдержанным, то неторопливым, а иногда и несносно медлительным. Как сейчас. Кот играл с мышкой бархатными лапками. А мышка вроде бы хотела вырваться на свободу... а вроде бы и нет. И она тоже хотела поиграть, не понимая, чем для нее кончится эта игра...
  Райни медленно поднял руку, отвел прядку с ее щеки, мягко пропустил пальцы через светлый шелк ее волос, обвел скулу большим пальцем, еще чуть склонил голову к Фабьенн, которая опустила ресницы в ожидании этого поцелуя, которого она хотела так, как никогда и ничего на свете. О, почему он так медлителен?
  - Открой глаза, - прошептал Райни с бесконечной нежностью в голосе. - Пожалуйста.
  Ее губ коснулось его дыхание, и Фабьенн затрепетала от предвкушения. И открыла глаза. Он прав: она не хочет пропустить ничего в этом поцелуе - самом желанном и прекрасном поцелуе в ее жизни. Мягкий полумрак кабинета (пусть Райни всегда смеялся над этой комнаткой, Фаби она очень даже нравилась) ощущение силы и жара прекрасного мужчины, его нежные прикосновения, предвкушение... и страх... и надежда, и желание... Ближе, еще ближе... тепло... еще теплее... горячо...
  И веселье в его глазах. Лукавые чертенята, плещущиеся в этих синих озерах. Откровенная насмешка и торжество - глупая мышка попалась в ловушку. Ты смеешься, о повелитель? Ну что же, если тебе угодно - смейся... И Фаби совершила самый неожиданный даже для нее самой поступок в своей жизни.
  Она просто ускользнула. Только что она была здесь, и в последние полсекунды перед поцелуем умудрилась ускользнуть, оставив ощущение своих шелковистых волос на его пальцах, тонкий шлейф аромата 'Innocence' в воздухе. Мышка выскользнула из бархатных лапок кота, который не успел или не захотел выпустить когти, и опрометью бросилась в норку.
  Райни застыл на диване, оторопело глядя ей вслед, не в силах поверить в произошедшее. Что это было? Она что - вот так взяла и убежала? Убежала от поцелуя, которого так отчаянно хотела?
  Для динамо - слишком рано. Не то чтобы его когда-то кто-то динамил (ну разве что совсем уж в ранней юности, может, ему было 15-16 тогда...) но он полагал, когда речь идет именно о динамо - девушка доводит парня почти до кровати и вот тут как раз сливается. От поцелуя до секса в его понимании расстояние могло быть в полвселенной. Нет, это не динамо.
  Почему она убежала? Она ведь и вправду хотела этого поцелуя. Если бы она не хотела его так безумно, он бы, вполне возможно, не стал ее целовать.
  Райни в очередной раз напомнил себе, что разбираться в дамских резонах - не царское дело. Черт ее знает, что она там себе напридумывала. Женщины во всем мире одинаковы - сама придумает, сама обидится, мужчине в это лезть бесполезно и небезопасно. Пусть себе думает, а он займет свою любимую позицию - отрешенно-выжидательную.
  
  'Ох, что я наделала? Как я могла?!'
  Сердце колотилось как ненормальное, нет, он точно доведет ее до сердечного приступа еще до того, как ей исполнится 24.
  С ума сошла! Ей исполнится 24 в октябре! Сейчас - апрель! Она должна протянуть 2 недели, и 'помнишь, зачем, детка? Правильно! Heilige Margarete! Твое будущее, твоя независимость, твоя жизнь!'
  Если она сможет протянуть эти две недели и попасть в свой бывший дом в Женеве, она найдет бриллиант. Да, найдет. По-другому и быть не может! Он должен быть там. В сейфе, где он и лежал годы, десятилетия, века. Настало время достать его оттуда. И в течение этих двух недель она обязана думать только о двух вещах.
  Первое - Лиззи. Именно за это ей платят огромную зарплату, и она должна максимально усердно исполнять свои обязанности. И второе - бриллиант. А с Райни она расстанется через две недели. Навсегда.
  При мысли об этом вокруг просто свет померк. Расстаться с ним! Как же она может с ним расстаться? Не видеть его, не млеть от его улыбки, не любоваться его насмешливыми и умными синими глазами, не впадать в экстаз от его великолепного тела? Не говорить с ним, не смеяться над его шуточками, не сердиться за его дразнилки! Ведь за это время, что они знакомы - смешно сказать... Четвертый день! Они стали друзьями. Во всяком случае, она думает именно так. Если, конечно, предположить, что от одного взгляда на просто друга может так сладко замирать сердце... Почему бы не назвать вещи своими именами, Фаби?
  Но она не была готова признать очевидное. Вместо этого, закрывшись в своей комнате, она начала вспоминать этот почти поцелуй и ее побег. Почему она убежала? Она понятия не имела, что она так сделает. Ее бы шестерка коней не сдвинула с места до того, как она уловила эту насмешку и торжество в его глазах. Она мечтала об этом поцелуе. Но она вовсе не хотела, чтобы игра была настолько уж неравной. Она - млеет и тает, а он просто смеется над ней? Вот уж дудки! Пусть лучше она так и умрет нецелованной старой девой, чем позволит целовать себя мужчине, который считает ее смешной! Да и не так все страшно. Она, по крайней мере, уже целовалась, так что нецелованной она точно не умрет.
  Она постаралась вспомнить, когда и с кем она целовалась. С одноклассником в школе. С мальчиком, с которым познакомилась в Ницце во время летних каникул. С парнем из университета (только с другого факультета). Почему-то ей никогда не хотелось целоваться с любым из них так сильно, как с Райни. Они целовали - она позволяла, вот, в сущности, и все. Такого трепета и томления она в жизни не испытывала. Это от его близости ее охватывал такой восторг, такая нежность, это он заставлял ее бедное сердечко колотиться быстрее в два раза (ну вот, опять сердце, что за ересь?!) Тому парню из университета она даже позволила дотронуться до ее груди (через одежду). Это было на Рождество, после вечеринки в университете, за три с половиной месяца до гибели Дени... Но потом этот парень начал встречаться с какой-то другой девчонкой, и Фаби быстро выкинула его из головы. С Райни этот номер точно не прошел бы. Его она никогда не сможет забыть, сколько бы лет не прошло...
  Собираясь лечь спать, Фаби вдруг представила, что Райни прикоснулся бы к ее груди. Даже через одежду. Не так, как сегодня вечером - там она прикасалась грудью к его руке - а вполне сознательно и по собственной инициативе. Что бы она испытала? А без одежды?
  Ответом на этот вопрос стал неожиданный и удивительный разряд, будто пронзивший ее тело сладким электрическим током. Что это еще такое? Почему от одной мысли с ней случилось непонятно что? Грудь напряглась, и снова появился этот пульс... Что за дьявол этот Райни? Почему она так сильно и так отчаянно его... хочет?
  Ну да, вот и объяснение. Она здоровая молодая женщина, конечно, природа берет свое. Она увидела красивого и сильного самца и захотела пойти с ним в кровать. Это же нормально и естественно. Это базовый инстинкт. Если она жила до сих пор, отказывая себе в одном из самых естественных жизненных удовольствий, это не означает, что ее тело готово с этим смириться. Да и зачем отказывать? До скольких лет она планирует хранить свою девственность - до сорока? Жаль, что Райни ее не хочет... Он стоил того, чтобы беречь себя для него. Только она ему не нужна. И ее девственность тоже.
  Да и не факт, что это ее желание продержится. Она вспомнила, что ей недавно рассказывала Пам. А уж Пам девица опытная. С одним парнем она даже жила полгода. Так вот она говорила, что бывало такое, что хочешь парня, когда только познакомишься с ним. И думаешь о нем. К примеру, стоишь себе на станции и ждешь поезда и представляешь, как он тебя ласкает. Вот тут да, прямо хочешь - не можешь. Потом встречаешься с ним, к примеру, танцуешь или даже обжимаешься где-то. И тоже хочешь. А вот когда дело реально доходит до койки - куда что девается? Все возбуждение куда-то пропадает. И он все делает не так. И ты уже не то что удовольствие получаешь, а просто терпишь. Может, и у нее было бы так же. Так что нечего губу раскатывать.
  Ей нужно было принять душ на ночь, но она просто тупо боялась выйти в коридор - вдруг она столкнется с НИМ? Вдруг он снова будет над ней смеяться? Или вдруг он прижмет ее к стенке и возьмет у нее то, чего она его так ловко лишила? То есть поцелует? А вдруг не он, а она на него накинется? Ну да, вроде бы не должна, но ведь она и убегать-то не собиралась... Она помнила, что у него в спальне собственная ванная и вроде бы они не должны столкнуться, но вдруг он еще не у себя? Если он сейчас как раз идет к себе, они запросто пересекутся в коридоре...
  Но ей повезло - она прошмыгнула в ванную незамеченной. Душ, пижама, расчесанные волосы, и она вышла в коридор. Тут было тихо, замаскированная подсветка давала мягкий рассеянный свет. Фаби прислушалась. Кажется, какой-то шум в комнате Лиззи.
  Она приоткрыла дверь и вошла. Малышка сидела на подоконнике с котенком на коленях.
  - Привет, - шепнула Фаби. - Можно войти?
  - Конечно, - Лиз погладила Хани. - Почему ты в пижаме?
  Фабьенн рассмеялась и тихо прикрыла дверь изнутри.
  - Почему бы мне не быть в пижаме в 11 вечера? А вот вы, милая фройлейн, почему не в пижаме?
  Лиз так и оставалась в шортах и футболке, в которых играла в бадминтон.
  - Не знаю. Не хочу спать.
  - Неправильный ответ. Завтра придет фрау Бахман, а ты только и будешь мычать вот так, - Фаби так ловко передразнила недовольное сонное мычание, что Лиззи расхохоталась.
  - А я думала, ты с папой внизу.
  - Была. Уже поднялась.
  - А он... ну, ты знаешь. Он тебе нравится?
  - У тебя замечательный папа.
  - Ну... да. Он замечательный. И красивый. Да?
  - Пожалуй.
  - Особенно с сережкой в ухе. Это я его попросила! А он меня любит, поэтому проколол ухо!
  - Да ладно?
  - И еще он веселый. И богатый. И добрый.
  - Чего это ты его рекламируешь?
  - Я не рекламирую! - возмутилась девчонка. - И он чувствительный и очень романтичный. Любая девушка хочет такого мужа.
  Так-так-так... И к чему ведет эта малышка?
  - Неужели? - осторожно переспросила Фаби.
  - И он самый лучший в мире горнолыжник.
  - Я не спорю. Вот Фархаузер, тот на этот счет имеет другое мнение.
  - К черту Фархаузера! - возмутилась Лиз. - Папа - великий гонщик!
  'Ну-ну, гонщик хоть куда', - подумала Фаби, вспомнив его невозможную медлительность.
  - И он ужасно умный.
  - Просто гений, - согласилась Фаби почти без иронии. - Только не понимаю, почему это мешает тебе лечь спать. - Ох, этой девчушке хоть сейчас можно в торговые агенты идти.
  - Ну... - Лиз рассеянно погладила Хани, та снисходительно сощурила зеленые глаза. - Разве ты не думаешь, что он... ну, ты знаешь. Что он клевый?
  Фаби закатила глаза и ответила торжественно:
  - Самый клевый в мире. Солнышко, сейчас тебе придется выполнить упражнение. Очень классное. Называется 'рыбка'. Хочешь?
  - А чего это? - с опаской спросила Лиззи.
  - Это значит, ты ныряешь в кроватку и молчишь до утра.
  - Вот ты какая! - Малышка, уязвленная до глубины души, сердито посмотрела на Фаби. - Я же с тобой серьезно говорю!
  - Солнышко, ну что ты, - Фаби привлекла ее к себе вместе с котенком, чмокнула в висок. - Твой папа действительно очень, очень классный. И Фил тоже. Они оба самые лучшие парни на свете. Но тебе все равно самое время ложиться спать, а то твой классный папа рассердится на нас.
  - Папа на меня никогда не сердится, - заявила Лиз.
  - Вот и давай продолжать в том же духе. Хочешь, я почитаю тебе на ночь?
  - Хочу.
  - Тогда беги скорее в душ.
  - Ладно, - Лиз ссадила котенка с колен и спрыгнула с подоконника. - Вот пока книжку возьми. Я сейчас.
  Она достала с полки томик 'Хайди' и положила на кровать. А сама вприпрыжку убежала в душ.
  Знакомая с детства книга. Старый переплет, который давно пора отремонтировать. Стершаяся картинка с маленькой черноволосой девочкой и белой козой рядом с елью на фоне гор. Старая, выцветшая, почти в младенчестве выученная наизусть дарственная надпись: 'Анриэтт от Лили. С рождеством, милая сестренка! 24 XII 1899'. Фабьенн могла бы прижать к себе эту книгу и рыдать до утра, оплакивая свой дом, свою семью, все, что когда-то принадлежало ей в той же степени, в какой она сама принадлежала этому старому, родному миру своего детства. Разве могла она забыть, как она лежала дома с температурой, мама приносила ей малиновое варенье и лекарства, а Дени прибежал и принес ей эту книгу и шоколадку? Тогда она еще не умела читать и просто разглядывала картинки. А они были такие красивые и яркие. Или еще - она тогда как раз читать уже умела, ей было лет шесть, и она спряталась в их тайной норке, зачиталась и уснула, и ее долго искали. Но что толку от того, что она будет плакать, терзая душу этими воспоминаниями? Неужели она поймет тогда, почему ее папа, который так любил поиграть с ними в футбол, когда они с Дени были маленькими, который называл ее своим любимым Ангелочком и всегда покупал ей печенье в форме ангелов, который так ловко разрулил ее подростковый конфликт с учительницей географии, просто так взял и лишил ее всего? Никогда ей не понять отца. Она может только пожелать ему мира и покоя, хотя бы теперь, и пусть Бог не судит его слишком строго. Он просто любил другую женщину - мать Лиз - так сильно, что забыл обо всем.
  И она тоже забыла обо всем, в том числе и о 'Святой Маргарите' - ее мысли слишком сильно были заняты... Райнхардтом Эртли. Отцом Лиз.
  Девочка влетела в комнату свеженькая, сияющая как солнышко - можно было подумать, что пора не ложиться спать, а вставать утром. На ней была новая пижамка в зеленых трилистниках, которые отлично сочетались с ее почти по-ирландски рыжими локонами.
  - Ну, читай!
  
  Фаби закончила чтение примерно через полчаса. Лиз пожелала ей спокойной ночи, по обыкновению окружила себя еще парочкой рыженьких (настоящий котенок и игрушечный лисенок), закопалась в одеяло и уснула еще до того, как Фаби вышла из детской.
  В коридоре все по-прежнему. Тихо, мягкий приглушенный свет, толстый ковер скрадывает звук шагов... Фаби остановилась на пару секунд, чтобы обернуться в ту сторону, где огромные двойные двери, наглухо закрытые, отделали большую спальню от остального мира. Там, конечно, все тоже было тихо. Ни лучика света под дверью, ни звука...
  Он уже лег спать? Или он все еще внизу? А может, ей спуститься и проверить? Объяснить свое появление на первом этаже ничего не стоит. Она могла захотеть чаю. Или поесть. Или вина, в конце концов. Мало ли, чего она могла бы захотеть.
  Только Райни. Больше ей никто и ничего не нужно...
  Совсем с ума сошла? Злая на себя, Фаби отмаршировала в свою спальню и тихо, но очень плотно закрыла за собой дверь.
  
  Утро началось, как обычно, с сонных и ленивых домочадцев, никто из которых напрочь не хотел готовить завтрак. Фаби, которая плохо спала и встала утром в отвратном настроении, тоже не горела желанием вставать к плите. Она, черт подери, няня, а не прислуга 'за все'! Но все же она не могла допустить, чтобы ее любимица начинала день не позавтракав, а великий спортсмен не получил с утра нормальную порцию здоровой пищи перед своими убойными тренировками. Поэтому она все же замесила тесто для сырников. Сегодня днем должна была прийти кандидатка на должность поварихи. Фаби надеялась, что эта тетка получит место и они сработаются.
  Когда она выкладывала на сковородку первую порцию сырников, на кухне появился сам Мистер Сам-Себя-Хочу собственной персоной. Причина ее скверного настроения и почти бессонной ночи. Он выглядел сонным, лохматым и невероятно милым. На нем были синие в зеленую клетку пижамные шорты и убогая серая майка. Но он даже это безобразие умудрялся носить с изяществом и элегантностью, как дорогой смокинг. А стоило увидеть его заспанные синие глазищи в обрамлении стрельчатых ресниц - можно было навеки потерять покой. Впрочем, Фаби его уже давно потеряла. И, будто всего этого было мало, он улыбался - чуть-чуть виновато, очень иронично, лукаво и невероятно мило.
  - Привет, Шэтцхен, - сказал он и потянулся, отчего его дурацкая майка задралась, обнажив полоску загорелого мускулистого живота ниже пояса. Муррррр... Даже несмотря на все свое раздражение и гнев за его вчерашние художества, Фаби забыла дышать. Кое-как пробурчала:
  - Привет.
  - Господи, мы тебя уже испортили, - с невероятным раскаянием усмехнулся Райни.
  - О чем ты?
  - Тоже вставать начала не с той ноги.
  - Я на руки встаю, - проворчала Фаби, которую эти подколки отнюдь не привели в доброе расположение духа. А Райни искренне обрадовался:
  - Правда? А ты в ночной рубашке спишь? Тогда я, пожалуй, как-нибудь забегу к тебе пожелать доброго утра. Девушка, стоящая на руках в ночной рубашке - одно из моих любимых зрелищ по утрам.
  - Не трудись. Пока ты раскачаешься, я переоденусь, сделаю макияж и уже час как спущусь сама.
  - О-о, - протянул Райни. - Кое-кто реально не в духе с утра. Ты чего такая ворчливая, Шэтцхен? Твои оладушки пахнут превосходно. Кажется, их пора перевернуть.
  - Сама знаю, - огрызнулась она и перевернула сырники - слава Богу, прежде, чем они начали подгорать. - Если хочешь помочь - прекращай умничать и накрой на стол. Если не хочешь - иди своей дорогой, не стой над душой.
  Невероятно, но с каждой секундой этого ужасного разговора, за который Фаби позднее съест себя поедом, его настроение, казалось, только улучшалось. Он уже просто сиял как солнце:
  - Я же великий гонщик, Шэтцхен. Великие гонщики не накрывают на стол.
  - Для великого гонщика ты слишком большой тормоз, - прошипела Фабьенн.
  - Боже, какие наезды с утра пораньше.
  - Больно надо, - она сняла первую порцию сырников со сковороды и нахмурилась: - Завтрак уже готов, так и будешь стоять тут и выносить мне мозг? Лиз уже встала?
  - Ну и дом, - сокрушенно заметил Райни. - Ну и бабы. Одна ворчит и ругается, другая ноет и жалуется на несправедливую судьбу. Один я весел и бодр. Вы обе определенно не заслужили такой радости, как я.
  Фаби только зубами заскрипела. Он цапнул сырник с тарелки, откусил и блаженно сощурился:
  - Пища богов. Ладно, пожалуй, ты заслужила. Да, кстати, - Тут его голос изменился, стал хрипловатым и вкрадчивым, и в нем появились коварные нотки: - Имей в виду - с тебя должок. И я получу его, можешь не сомневаться.
  Прежде чем она нашлась с ответом, он заграбастал с тарелки еще три сырника, дернул ее за выбившуюся из узла на затылке прядку и с довольной ухмылкой вышел с кухни.
  Тяжело вздохнув, Фаби посмотрела на тарелку, на которой сиротливо скучал один-единственный оставшийся после набега Райни сырник, и сунула его себе в рот. Чего одному оставаться, только остынет и все...
  Что он имел в виду? Неужели поцелуй?
  И что - он считает, что она должна ему этот поцелуй? И хочет ее поцеловать?
  Да быть этого не может... Но что еще она ему 'задолжала'?
  Значит, и для него во вчерашнем было что-то волнующее? Значит, для него это что-то значит? И она тоже что-то значит? И зачем он дернул ее за волосы, как школьник?
  И как он собирается 'получить' этот должок?
  
  А дни шли, и Райни больше не делал попыток сблизиться с Фаби. Нет, конечно, они вполне по-дружески общались, у них вошло в привычку каждый день помногу разговаривать обо всяких текущих делах - как дела у Лиз, чем сегодня занимались, как справляется прислуга (теперь в доме были трое приходящих помощников - горничная, садовник и повариха). По вечерам они могли развлекаться все втроем - один день поехали в Вербье в кафе, потом играли в 'Монополию', которую Фаби и Лиз купили в 'Мигросе', на следующий день опять смотрели вечером какую-то комедию (и на этот раз Райни поднялся к себе одновременно с Лиз!)
  Фаби маялась в беспокойном ожидании. Он забыл? Она ему не нравится? Он все еще не видит в ней женщину? Они периодически начинали пикироваться, она дерзила ему, почти хамила (не понимая, что он ее сознательно провоцирует) а потом изводилась страхом, что он уволит ее, и она потеряет его... и шанс добраться до Heilige Margarete тоже.
  Лиз позвонила Филу и рассказала, что Райни и Фаби то ругаются, то смеются, но... в общем, пока все, кажется, глухо как в танке. Между тем приближался ее день рождения.
  
  Закладывая в блендер ингредиенты для шпинатово-грибного супа-пюре, Стефани Эртли с тревогой прислушивалась к тяжелому, надрывному кашлю из комнаты сына. Бедняжка Фил в этом году так тяжело переносил сенную лихорадку. Цвели каштаны, и у бедного мальчика возникла сильная аллергия на пыльцу. Сегодня приходил доктор, и он сказал, что после операции Филу лучше поберечься, кашель был для него опасен. Но что они могли сделать - в Берне очень много каштанов, и сейчас все сразу цветут, весь город просто усыпан этими бело-розовыми конусами, источающими сладкий, нежный аромат... Доктор оставил рецепт на антигистаминное средство и назначил приличную дозу - но пока, похоже, действовало слабо.
  Женщина прошла в комнату сына. Филипп сидел за письменным столом и усердно набивал что-то на клавиатуре ноутбука, прерываясь только чтобы перетерпеть очередной приступ кашля. Заглянув через его плечо, Стефани увидела, что это была та самая работа по химии, за несдачу которой в срок Фила чуть не исключили из школы. Сейчас он казался полностью погруженным в процесс, заводя в текст длинную, замысловатую формулу. Ну вот, может ведь учиться, когда захочет.
  Господи, что это? Кожа на обеих кистях рук ребенка была красная и воспаленная, покрытая волдырями. Стефани ахнула:
  - Что это такое, Фил?
  - Не знаю, ма.
  - Доктор не видел?
  - Это совсем недавно началось, - Фил снова закашлялся.
  - Где-нибудь еще есть такое?
  - Нет, мама. Только... ну тоже чешется. На груди и животе. Но пока такого нет.
  Повисло недолгое молчание, в течение которого Стефани думала, а Фил вернулся к эфирам карбоновых кислот. Наконец, женщина сказала:
  - Я помогу тебе собрать вещи.
  - Какие вещи, ма? - Фил внутренне незаметно для матери напрягся. Неужели?..
  - Твои. Ты уезжаешь в Сембранше. Там поблизости почти нет каштанов. Завтра поедем на день рождения Лиззи. Потом мы с отцом вернемся домой, а ты останешься там.
  - Хорошо, мам, - кротко согласился Сопляк.
  - Только имей в виду, - в голосе Стефани появились строгие нотки. - Когда каштаны отцветут - ты вернешься домой. И никакой ловли рыбы в мутной воде. Знаю я тебя.
  - Не волнуйся, мамочка. Конечно. Сейчас начну собираться. Только вот закончу с химией, мне тут совсем чуть-чуть осталось... - Сунув руку в карман, Фил незаметно нащупал тюбик согревающего суставного крема, который, если намазать им кожу в больших количествах, мог вызвать ожог.
  
  Ни Фаби, ни Райни ни в одном кошмарном сне не могли представить, что, даже заплатив кругленькую сумму за организацию детского праздника, они и сами просто собьются с ног. А с утра все начиналось очень даже хорошо и мило.
  Вопреки обыкновению, Лиззи проснулась сама и аж в семь утра (хотя обычно ее и в восемь было не поднять) и обнаружила у своей кровати подарки. И какие это были замечательные подарки! И игрушки, и книги, и большой музыкальный центр, и - самый блеск - макет домика, который папа обещал построить для нее в саду. А Фаби подарила ей радиоуправляемый вертолет (понадеявшись, что он окажется безопаснее, чем достопамятная феррари) и огромный шикарный набор с украшениями и всякими штучками для волос. Лиззи тут же начала примерять браслет и серьги и, увлекшись, не услышала, как открылась дверь.
  - С днем рождения, солнышко, - папа обнял ее и подбросил вверх. Лиз взвизгнула. Рядом с Райни стояла Фабьенн и улыбалась. В ее руках был торт с десятью свечками.
  Когда именинница задувала свечи, она загадала, чтобы папа и Фаби поженились. Это было бы здорово. Он же ей еще в Шладминге сказал, что ему всегда нужна женщина рядом, а лучше Фаби не найти, ну так пусть это и будет она. Тогда можно будет не бояться, что у него появится еще одна противная воображала типа Аннабель.
  А потом началась суета сует. Звонки, поиски каких-то запропастившихся шмоток, потом поспешный завтрак - тортом. Конечно, никто из них не захотел лопать вкусную и здоровую кашу, когда можно было поесть вкуснейший и вреднейший торт.
  Одним из самых лучших сюрпризов этого дня было то, что приехал Филипп! Лиз завизжала от восторга, увидев его. Разумеется, в Сембранше его аллергию как рукой сняло. Он моментально излечился от кашля, и Стефани и Вальтер вздохнули с облегчением.
  - В этом году он очень тяжело переносит цветение каштанов, - сказала Стефани, когда они все собрались на террасе, чтобы начать праздновать день рождения дочери, внучки и племянницы. - Никогда не было никаких проблем, а в этом году - вот вам, пожалуйста... Доктор Мирель сказал, что аллергия может возникнуть в любом возрасте.
  Райни устремил недоверчивый взгляд на младшего брата, который сидел в кресле с Лиззи на коленях с самым невинным видом. Он явно заподозрил, что тут что-то нечисто. Стефани продолжала:
  - Так что, если ты не возражаешь, он побудет у тебя, пока в Берне не отцветут каштаны. Думаю, неделя или около того - и он сможет вернуться.
  Неужели, подумала Фаби, никто не видит безмолвного диалога, который братья ведут между собой?
  'Таа-ак, - сказал Райни одним взглядом, - что за финт на этот раз?'
  Фил в ответ выглядел воплощением христианского смирения:
  'Ах, я так страдаю от аллергии!'
  'Не стыдно обманывать бедную маму?'
  'Я обманываю?!' - ну просто оскорбленная невинность во плоти. Фил обнял Лиз так, чтобы всем были видны волдыри на руках. Но Райни было не провести. Ему ли было не помнить, как Фил этой зимой сжег себе кожу на шее, когда потянул мышцы во время какого-то дурацкого падения на трассе? Он воспользовался согревающей мазью, которую нужно было наносить крайне малыми порциями, а Сопляк намазал со всей дури, за что и поплатился. Насмешка во взгляде старшего брата могла быть истолкована однозначно: 'Идиот! Сенная лихорадка не вызывает волдырей!' Но Филу было пофиг - его ухмылка ответила: 'Ты меня не сдашь. Я это точно знаю'.
  Конечно, Райни не сдал.
  Не то чтобы Филу на самом деле были неведомы некоторые угрызения совести. Ну... не очень сильные. Конечно, он понимал, что мама очень переживает (отец, кажется, тоже не совсем поверил...). С другой стороны - ему было чем себя успокоить. Этот обман был во благо. Фил, который отродясь не страдал от аллергии, придумал и без проблем воплотил в жизнь план под кодовым названием 'Валлизер', или 'Как легально погостить у брата и подтолкнуть его в нужном направлении'. В интернете он нашел достаточно о симптомах сенной лихорадки и так четко все расписал доктору Мирелю, которого вызвала Стефани, когда Фил начал кашлять, что тот даже не счел нужным взять у болезного отрока кровь на анализ. Зачем, если все признаки аллергии налицо?
  Чего Райни откровенно не понял - это мотивов Фила. И хорошо, что не понял. Он решил, что брательник просто решил слиться из-под строгой родительской опеки. Райни не был так строг (хотя, конечно, при необходимости тоже умел затянуть гайки). В данной ситуации он считал, что Филу надоело сидеть над учебниками. Ну что же, Сопляка ждет большой сюрприз.
  А Фил отлично знал, чего он хочет, и в его интересах было не допустить, чтобы это понял Райни. И Райни не понял. Он видел ровно столько же, сколько и Фаби - у Фила и в помине нет никакой аллергии, просто он захотел сбежать от родителей, что ему и удалось.
  Райни никак не показал, как ему больно видеть Фила таким. Рука в гипсе, часть волос на виске сбрита, часть головы все еще в бинтах. Ну а волдыри на кистях рук... О, тут все было вполне понятно. И не жалко. Наоборот, хотелось аплодировать. А как же? Самому Райни в 16 и в голову не пришло бы разработать и воплотить такую схему. Браво, Сопляк! Что тут еще скажешь?
  - Что тут еще скажешь, - легкий и сдержанно-радушный тон Райни идеально подходил к ситуации... если бы только он мог еще скрыть ехидный блеск глаз - Фаби даже удивилась, неужели никто, кроме нее самой и Филиппа, не замечал? - Каштаны есть только в деревне, отсюда не меньше километра, и те уже отцветают. Располагайся, твоя комната в полном твоем распоряжении, живи, сколько хочешь. Только имей в виду - учиться тебе придется и здесь.
  Родители одобрительно кивнули, Фил закатил глаза, старательно пряча торжествующую улыбку:
  - Я уже отправил работу по химии. Все хвосты подберу, сержант, не извольте беспокоиться.
  А Стефани уже отвлеклась от мелкого разгильдяя. Ее внимание привлекло кое-что другое.
  Няня Лиз. Кажется, ее зовут Фаби. Хорошенькая юная блондинка просто глаз не могла оторвать от Райни. И в ее глазах было столько чувств! Девочка откровенно влюблена по уши.
  Конечно, Стефани и раньше приходилось видеть девушек, весьма неравнодушных к ее старшему сыну. И, разумеется, далеко не все из них пользовались ее симпатией. Среди них бывали всякие. А эта была другая. Ни капли вульгарности или корысти. Потрясающий букет чувств: восхищение, любовь, нежность, смущение, волнение... А Райни? Хм... Интересно. Поглядывает на нее, но в его взгляде куда меньше можно разглядеть - или спасибо жизненному опыту, возрасту и прирожденной сдержанности натуры, или он просто равнодушен. Хотя все же... больше похоже на то, что он скрывает свой интерес. Ну что же, девушка понравилась Стефани, и мать Райни решила, что нечего им с мужем мозолить молодежи глаза. Пожалуй, не стоит и оставаться ночевать - они сегодня же вечером вернутся в Берн. Пусть дети сами разбираются друг с другом, ни в коем случае нельзя им мешать. Ничего Стефани не хотела так сильно, как счастья для старшего сына, которому так не везло раньше. И если бы он смог ответить на любовь хорошей, милой девушки, она была бы просто в восторге.
  
  На скалодроме и в самом деле собралось около сорока ребятишек, всех привезли родители или няни (братья Ромингеры прибыли на такси). Райни и Фаби сбились с ног, помогая детям найти место для одежды, укладывая подарки на специальный стол, следя за знакомством с именинницей. Лиз держалась превосходно - с удовольствием знакомилась со своими будущими одноклассниками, ее только напрягало обилие французского языка, но ей отлично помогали Томми и Ноэль, так что Райни и Фаби могли заняться другими делами. Встречать прибывающих, помогать им расположиться и так далее. Потом вроде бы все собрались, но и тут отдохнуть не получилось - инструкторы повели всех на скалодром, началось деление на команды, споры насчет очереди, кто с кем и куда, не получилось и без аварий - одна девочка умудрилась сорваться; конечно, ее удержала страховка, но без слез и огорчения дело не обошлось. От визгов и воплей малышни у взрослых дружно съезжала крыша.
  Дети ползали по стенам, как мухи, в течение двух часов без перерыва. А потом было организовано долгожданное угощение. Райни наивно полагал, что теперь-то и у них с Фаби выдастся несколько свободных минуток, в течение которых можно будет молча и спокойно посидеть в мягких креслах. Куда там! В некоторых случаях даже кругленькая сумма, заплаченная за организацию праздника для тридцати девяти детей, не избавляет от трудовой повинности. У кого-то из детей оказалась пищевая аллергия - пришлось бежать на кухню ресторана и согласовывать замену одной порции апельсинового десерта на персиковый. Кто-то облился соком - пока Фаби пыталась отчистить салфетками футболку парня, Райни искал, во что сухое его переодеть. Потом куда-то запропастились свечи для торта - именинница снова должна была задувать 10 свечей (и она снова загадала то же самое!) В общем, до самого окончания праздника у отца и няни не было ни минуты покоя.
  Но Райни все равно находил моменты полюбоваться не только своей красавицей-дочкой, которая выглядела такой лапушкой в серебристой футболке и голубых лосинах, но и Фаби. Сегодня он впервые видел ее в платье. Изящное, обманчиво простое сиреневое платье-футляр подчеркивало свежую красоту девушки и оттеняло ее белокурые волосы, заплетенные в ажурную воздушную косу. А еще оно очень изящно облегало ее стройную фигурку и открывало точеные ножки.
  Почему он до сих пор не довершил начатое? Что за глупости все эти его мысли про то, что она - няня Лиз? Ведь этот факт при всей своей важности и значимости ничуть не отменяет того обстоятельства, что Фаби - женщина... и очень красивая женщина, к тому же. На самом деле, Райни так часто смотрел на Фаби, что заметил, что и Фаби не сводит с него глаз. Их взгляды часто встречались, Фаби тут же отводила глаза - ее это смущало. А Райни, как обычно, наслаждался игрой. Хорошенькая, изысканная, свежая блондинка как-то неожиданно, исподволь, будто случайно очаровала его. Почему он до сих пор не поцеловал ее? Обстоятельство, которое он намерен исправить. Сегодня же. Устали? Чепуха.
  От принятого решения у него сразу резко улучшилось настроение - усталость как рукой сняло, заблестели глаза, и он послал Фабьенн такую улыбку, что она даже покраснеть забыла - застыла, глядя на него с таким видом, будто он подарил ей бриллиантовое колье. Почему он так ей улыбнулся? Почему он так на нее смотрит? Взволнованная Фаби так растерялась, что опрокинула тарелку с фруктами - по полу покатились яблоки, персики и виноградины, а она стояла над всем этим великолепием, и ее личико с большими, чуть раскосыми светлыми глазами сияло. К ней подбежала Лиз, схватила за руку и потащила за стол, Фаби подчинилась, но кинула через плечо такой лучистый взгляд на Райни, что на старом мертвом пепелище его сердца будто распустился первый, робкий, свежий цветок. Глупо и сентиментально? Ну и пусть.
  
  Вечеринка прошла на ура. Лиз перезнакомилась со всеми своими будущими одноклассниками и товарищами по секции, и никакой языковой барьер им не мешал. Конечно, многие из этих маленьких валлизеров более-менее сносно болтали и на швитцере, но все же с некоторыми именинница общалась или с чьей-то помощью, или знаками, или пыталась как-то объясняться на тех урывках французского, которые уже успела где-то подхватить. Так, ей уже недурно удавалось говорить по-французски 'Пойдем', 'Дай' и 'Во, класс!'. К сожалению, кое-чего набрались и ее новые друзья - один из них, сугубо франкоязычный мальчик по имени Жан-Дидье, произнес с ужасающим акцентом то самое слово на S. Райни украдкой показал дочке кулак, она ответила совершенно Филовским взглядом (воплощение оскорбленной невинности), и любящий папа убедился, что его дитя приложило лапку к этому безобразию. Но вообще все дети были в восторге, а Лиз - больше всех. Райни снова подумал, что Фаби большая умница. Это же ее идея была позвать будущих одноклассников Лиз. Все сработало отлично: день рождения получился веселым и интересным, и Лиз перестала бояться новой школы и незнакомымх детей - теперь все были знакомы, и страх незнакомого языка тоже перестал угнетать ее. Темноволосые двойняшки Николь и Катрин были объявлены ее лучшими подружками (именно они бегло говорили на швитцере), но, конечно, никому из мальчиков не удалось затмить Томми Ромингера, к которому Лиз давно уже была неравнодушна.
  И наконец праздник завершился. За детьми начали приезжать родители, вестибюль скалодрома заполнился усталыми, но довольными детьми, которые искали свои вещи, и мамами и папами, которые в свою очередь хотели поблагодарить отца Лиз за праздник и поздравить ее с первым в жизни юбилеем. Потом милая троица - Лиз, Томми и Ноэль - насели на Райни с просьбами разрешить братьям переночевать в Сембранше, а завтра провести день вместе. Райни не видел никаких причин отказывать, поэтому он позвонил Отто Ромингеру и согласовал с ним этот вопрос. Тот тоже не имел ничего против и пообещал перенести заказ такси на завтрашний вечер. Правда, Райни пришлось предупредить детей, что на сегодня туса окончена, все приедут домой и тут же спать, а вот утром можно будет и поплавать в бассейне, и поиграть, сколько угодно. Дети не возражали - время было уже позднее, около десяти вечера, они так устали и наигрались, что все трое уснули уже в Рейнджровере по пути из Вербье в Сембранше. Райни вел машину, Фаби сидела рядом. Тихо играло радио - 'It's all about the money'. Райни улыбнулся. В том, что сейчас происходило между ним и этой изысканной аристократичной нянечкой, деньги никакой роли не играли. Разве это не здорово?
  - Ты умница, - сказал он. - Мне и в голову не пришло бы устроить для Лиз такой праздник.
  - Да ладно, - глаза Фаби весело блеснули в полумраке салона. - Ты же сам все придумал. Ну и про одноклассников тоже догадался бы.
  Он на секунду отвел взгляд от дороги и снова подарил ей эту свою потрясающую улыбку, и она заулыбалась в ответ. Господи, что-то изменилось между ними. Что? Почему? Почему он так улыбается ей? Фаби вдруг осенило - она его любит. Вот так просто глаза открылись. С первого взгляда или со второго - какая, собственно, разница? Сначала Райни привлекал, интриговал и одновременно пугал ее, Фабьенн тянуло к нему и в то же время она боялась его... Говорила себе, что он такой же, как Карин Кертнер - красив только внешне. Но она познакомилась с ним и увидела бесконечно доброго и мудрого человека, с огромным сердцем, своеобразным чувством юмора и очень глубоким взглядом на жизнь, любящего и честного, и больше не могла обманывать себя. Конечно, она продолжает восхищаться им и хотеть его... но главное - это то, что она его любит. Всем сердцем. Всей душой.
  Готова ли она сказать ему об этом? О, нет. Было бы ужасно сказать мужчине такое, чтобы он опять посмеялся... или посмотрел на нее с сочувствием и сказал бы, что он очень ценит ее как добрую и надежную няню для его дочери, но на этом все... или... Нет, сказать она не сможет. Ни за что... А потом в ее памяти всплыли два огненных слова...
  Heilige Margarete.
  Имеет ли она вообще право любить человека, которым просто пользуется, чтобы подобраться к своей настоящей цели? Но думать об этом сейчас она просто не могла. Нет. Время еще не пришло. До его отъезда в Дубаи оставалось чуть больше недели. Тогда она и вспомнит про этот проклятый бриллиант. До этого... она будет думать о своем любимом. Она не может иначе. И пусть будет что будет. Пусть Райни решает, чему суждено между ними случиться. Она примет от него все.
  
  When you are ready I will surrender take me and do as you wish
  Have what you want your way's always the best way
  I have succumbed to this passive sensation peacefully falling away
  I am a zombie your wish will command me, laugh as I fall to my knees
  
  Когда ты будешь готов, я подчинюсь тебе.
  Возьми меня и делай со мной все, что пожелаешь.
  Возьми, что хочешь, ты все делаешь наилучшим образом.
  Я поддалась ощущению пассивности, тихо умирая.
  Я зомби, подчинена твоей воле.
  Смейся надо мной, когда я падаю перед тобой на колени.
  Moloko 'Sing it back'
  
  Братишки выбрали для ночевки одну из пустых спален на третьем этаже, Лиз, зевая, пожелала всем спокойной ночи и уползла к себе (она выглядела такой уставшей, что Фаби даже не стала настаивать на вечерней ванне - девочка быстро сполоснулась под душем и на этом все). Фил быстренько смекнул, что Райни смотрит на Фаби с каким-то новым интересом, демонстративно зевнул, сообщил, что от всех этих антигистаминных таблеток его так прямо и клонит в сон, и удалился в свою комнату. К слову сказать, он тоже предпочитал обитать на третьем этаже. Итак, все дети и нахальные подростки расползлись по своим комнатам, и в доме воцарились мир, тишина и покой.
  - Спокойной ночи, - сказала Фаби, собираясь тоже уйти к себе. Райни, который смотрел на нее снизу из холла, улыбнулся:
  - Перестань, Шэтцхен. Пойдем винца треснем. За удачный день и за Лиззи.
  Девушка улыбнулась:
  - Ну хорошо.
  Райни смотрел, как она спускается по лестнице вниз. Приехав домой, она переоделась - теперь на ней были ее обычные узкие джинсы и белая футболка, достаточно короткая для того, чтобы оставлять над поясом джинсов полоску открытого тела. А ажурная косичка осталась та же. Правда, очень красивая девочка - как он раньше не замечал? Нет, он уже успел оценить ее фигурку, когда видел ее в бикини, но до сих пор не замечал, что она вся удивительно милая. Так сказать, в общем плане. И эта озорная улыбка, и эта почти незаметная чертовщинка в серо-голубых глазах, и милые ямочки на щечках, и то, как она забавно смущается.
  На кухне было тихо, уютно и - о, чудо! - прибрано. Ветерок качал воздушную занавеску над открытым окном. Тикали часы - подарок одного из самых знаменитых валисских сомелье. Райни включил радио, настроенное на музыкальную волну, и открыл холодильник:
  - Что пьем сегодня - 'Fendant', 'Oeil de Perdrix' или 'Dôle'?
  - Любое. Они все классные, - Фаби устроилась за стойкой, любуясь своим красавцем и не забывая отводить взгляд каждый раз, когда возникала опасность 'спалиться'. Она по-прежнему не хотела глазеть на него в открытую. Когда он сядет напротив нее, они начнут пить вино и болтать, можно будет смотреть на него и таять в свете его синих глаз.
  Он поставил бокалы на стойку, взял штопор и открыл бутылку красного сухого вина. Такое Фаби еще не пробовала (раньше она вообще как-то мало и редко пила вино). Но она была готова любить все, что любит он - начиная с музыки и заканчивая винами, да и вообще чем угодно. Она смотрела на его руки. Она обожала его руки. Сильные и одновременно изящные, загорелые, очень-очень мужские. Ей хотелось взять его руку, гладить и целовать его пальцы, щекотать его ладонь, приглаживать пальцем золотистые волоски на предплечье, рассмотреть эти запредельные миллионерские часы на его запястье.
  - Давай за нашу именинницу, пусть будет счастлива и здорова, - сказал Райни.
  - За Лизхен, - бокалы соприкоснулись с нежным хрустальным звоном, мужчина и девушка отпили вина. Фаби блаженно прикрыла глаза, смакуя нежный клубничный аромат, присущий вину из некоторых сортов валисского винограда. - Прелесть. Это местное вино, да?
  - Да. Мне очень нравится. Хотя все равно мое любимое - розовое. Пристрастился к этим винам, когда переехал сюда.
  - Расскажи про то, как ты сюда приехал. Почему именно Вале?
  - Не знаю. Я тут все люблю.
  - У тебя была девушка-француженка, ты говорил?
  - Да. Натали. Она была из Валь-Торанс, и она именно в кантоне Вале чувствовала себя ближе к дому, мы снимали дом неподалеку от Сьона в течение трех лет. Я тоже привык и полюбил эти места. Мы с ней тут все объездили. Тут классно. Давай завтра заберем всю банду и махнем кататься. Устроим экскурсию с пикником.
  - Классно! - Фаби восторженно хлопнула в ладоши. - Давай! А где мы возьмем еще два автокресла?
  - В 'Ависе', думаю, дадут.
  - А Фил?
  - В Рейнджровере можно поставить еще один ряд сидений. И Сопляк влезет, и продукты.
  - Отлично! А куда мы поедем?
  - Куда глаза глядят. Тут везде здорово!
  Фаби улыбнулась - ей так нравился его энтузиазм. Они выпили еще вина, Райни продолжал:
  -Тут потрясающие озера. А недалеко от Мартиньи есть ресторанчик, который мне очень нравится. Мы с тобой непременно туда съездим... как-нибудь без детей.
  - Да? - взволнованная Фаби смотрела на него во все глаза, почти перестав дышать. - Мы... вдвоем?
  - Вдвоем, - его взгляд ласкал ее, тихий, мягкий голос гипнотизировал. Она была как во сне... 'О, Райни, как я тебя люблю...' Несколько секунд они смотрели друг на друга, купаясь в этом удивительном ощущении симпатии, общности... без прикосновений, без слов - только взгляд... И эти планы, обещания... Фаби тонула в свете его чудесных глаз - синих, как валисские озера. Она была влюблена впервые в жизни, она открывала этот мир заново. И это сердцебиение, которое так часто пугало ее, и сменяющие друг друга по сто раз на дню эйфория и отчаяние - все это было любовью. Жар и холод, волнение и опустошенность, нежелание думать ни о чем, кроме любимого - все это было для нее в новинку. Кажется, они молчали уже долго. И наконец... он протянул руку, прикоснулся к ее руке. Легкое, почти воздушное прикосновение, на какие он был большой мастер. Их пальцы переплелись, Фаби опустила ресницы, наслаждаясь теплом и лаской этого прикосновения. Как она и хотела - гладила его пальцы, ощущая его тепло и близость... Он чуть улыбнулся и мягко потянул свою руку, отнял... Почему? Райни, ее непостижимый возлюбленный, ее соблазн.
  Первые такты 'Sing it back'. Ее сердце в очередной раз подскочило. Может быть, теперь он что-то поймет... Может быть... Она уже предлагала себя ему однажды. Тогда он не принял ее, и теперь она понимала, что тогда он и не мог бы. Тогда это было бы неправильно. Они были незнакомы, они ничего не значили друг для друга, между ними могла бы случиться максимум интрижка, которая ничего бы не дала ни уму, ни сердцу. Это было бы неприемлемо для обоих. Да, у Райни случалось и подхватывать девушку на ночь-другую, но не Фаби. Теперь все изменилось. Теперь... он для нее - вся жизнь. Фаби не знала, чувствует ли он к ней что-нибудь, и теперь у нее появилась возможность узнать. Она соскользнула с барной табуретки и подошла к нему. Нежный голос Роушин Мерфи - солистки группы 'Moloko' - озвучивал чувства самой Фабьенн. Я твоя, я люблю тебя, я подчинюсь тебе в любое время, как только тебе будет угодно. Подчинись соблазну, сорви и вкуси спелый плод...
  И он понял. Его глаза мягко засветились, он медленно - она помнила его несносную медлительность - поднял руку, дотронулся до ее лица. Фаби закрыла глаза и прижалась щекой к его ладони. Его пальцы мягко скользили через ее волосы, теплая, сильная рука почти невесомо опустилась на ее затылок, он нежно привлек девушку ближе к себе.
  Тихий, хриплый шепот:
  - Ты опять закрыла глаза, Шэтцхен.
  Она подняла ресницы, увидела его глаза близко-близко. Он чуть наклонил голову, вопросительно посмотрел на нее и... на этот раз он не тянул. На этот раз он хотел поцеловать ее и не собирался дать ей исполнить свой прошлый трюк с побегом. Он знал, что на этот раз она не уйдет. И она не хотела уходить.
  Снова нежное, воздушное прикосновение к губам - оба замерли, наслаждаясь первыми ощущениями. Секунда... другая... третья... почти не прикасаясь друг к другу. Их дыхание смешалось, оба начали загораться; это предвкушение было так же прекрасно, как сам поцелуй. И, наконец, он взял предложенное. Его губы накрыли ее губы - уверенно и ласково, горячо и властно. Фаби обняла его за шею, осторожно прижалась, запустила пальцы в густые, короткие, мягкие волосы на его затылке. Ее левая рука лежала на его плече, знакомясь с силой и упругостью его мышц. Ее губы приоткрылись - она жаждала более глубокого поцелуя, она хотела распробовать его на вкус, и он давал ей все, чего она хотела. Нет, она, конечно, целовалась с мужчинами и раньше. Но ей никогда до сих пор не хотелось целоваться, как сейчас. И никогда и ни от одного поцелуя она не чувствовала себя так. Ноги будто ватные, сердце колотится так, что почти больно, в висках грохочет пульс, и хочется еще, еще, еще... Она хотела, чтобы он обнимал ее. Хотела прикоснуться к нему, ощутить обнаженной кожей его тело. Она хотела его. И с восторгом чувствовала, что и он хочет ее так же сильно и так же отчаянно. Ее язычок скользнул в его рот, нашел его язык - постепенно их поцелуй стал неистовой, огненной схваткой, когда оба и требовали, и предлагали, брали и давали, оба были настойчивы и податливы, нежны и агрессивны... Его руки обхватывали ее плечи и бедра, но он пока не спешил прикасаться к ней более интимно. Какой-то инстинкт... интуиция... подсказывали ему не спешить с этим. И он - мудрый, осторожный и выдержанный человек - слушался инстинкта. Этот поцелуй вел их семимильными шагами в направлении постели, и Райни ничего не хотел так сильно, как овладеть ею, но не собирался давить на нее.
  Надо остановиться... Надо, прямо сейчас... он ничего не успел сделать, когда она прижалась к нему грудью и бедрами, тихо застонала, не прерывая поцелуй. Райни коротко зарычал в ответ, его губы скользнули от уголка ее рта к уху, а потом вниз, по шее, и он явственно ощутил волну сладкой дрожи, пробежавшую по ее телу. Она со стоном выдохнула его имя, и он понял, что или он остановится прямо сейчас, или не остановится вообще.
  Он давно научился доверять себе. Своим инстинктам, своей интуиции. Он знал, что просто взять да трахнуть ее сейчас было бы огромной, непоправимой ошибкой. Почему? Рано? Время не настало? Он еще не понял... Да какая разница? Он знал это, и все. Поэтому он должен был остановиться. Он разжал руки и отстранился. Фаби медленно подняла руку каким-то бесконечно трогательным жестом... то ли к нему, то ли хотела дотронуться до своих губ, которые он только что так безумно целовал. Огромные глаза, слегка затуманенные... но очень взволнованные... и еще в них была обида и разочарование, горький вопрос - почему ты опять отталкиваешь меня? Розовые губы припухли от неистовых поцелуев (конечно, он брился сегодня... но это было утром, и сейчас ей наверняка досталось от его щетины...) Фаби тяжело дышала, ее грудь под футболкой вздымалась... Тонкий белый материал льнул к телу, очерчивая упругие горошинки ее сосков. Она смотрела на него, будто он владел истиной в последней инстанции, она ждала объяснений, и он должен был что-то сказать. Но просто не знал, что. Ничего тут умного не скажешь. Надо молча действовать. Схватить, перебросить через плечо и в спальню. Потому что она хочет этого. Да, она хочет.
  Но ведь и он хочет ее до полного безумия. В голове ни одной связной мысли - одни инстинкты. Молния на джинсах того и гляди лопнет. Он сам зачем-то взял и все испортил. И нет таких слов, которые могли бы исправить положение. Как объяснить ей это совершенно ясное, единственно правильное ощущение, что все не должно развиваться слишком быстро?
  - Почему... - прошептала она, вопрос повис в воздухе, и снова этот жест... Прежде чем он понял, что должен уже сделать какой-то ход, она молча развернулась и выбежала из кухни.
  - Шэтцхен! Стой! - крикнул он, понимая, что она ни за что не остановится. Конечно, он мог бы и не сотрясать воздух. Он услышал, как она взлетела вверх по лестнице.
  Он посмотрел на кухонные часы. Полодиннадцатого. Кьяра еще не спит. Может, это и свинство, но почему бы и нет... Он не первый и не последний мужчина на свете, который не может получить женщину, которую хочет, и поэтому оттягивается с другой. Не вспомнив о двух выпитых бокалах вина, он вылетел из дома и сел за руль рейнджровера...
  
  Фаби услышала звук открывающихся ворот и рев мотора. Он уехал...
  'Я тоже должна уехать...'
  Она остановилась около двери в свою комнату, прижалась к стене, попыталась отдышаться, взять себя в руки. Ее душили слезы.
  'Райни, почему ты это все время делаешь? Почему? Неужели я настолько неинтересна, настолько некрасива, настолько скучна, что ты так обращаешься со мной?' Но он так целовал ее, что она не могла не признать - дело не в ней. Она помнила, как прижалась бедрами к его мощным, твердым бедрам. Она отлично знала, что завела его ничуть не меньше, чем он - ее.
  Почему? Почему?
  Она не могла закрыться в своей комнате, ей было совершенно очевидно, что ни о каком отдыхе и покое не может быть и речи. Ноги сами повели ее наверх. К бассейну. Звездная холодная ночь опрокинулась над валисскими горами... чуть ниже в долине несколько огоньков Сембранше. Дорога - пустая, темная... Огромные, темные, безмолвные горы вокруг... Фаби упала на шезлонг, уткнулась лицом в сложенные руки и дала волю своему разочарованию...
  
  'Если бы ты сейчас был тут со мной, я бы начала раздеваться. Медленно. Сначала сняла бы топ. Потом лифчик. Постой, нет, потом, наверное, все-таки шорты. А потом захотела бы тебя поцеловать. Ты хочешь поцеловать меня, малыш?'
  'Хочу. Только напомни, что там на тебе еще осталось из тряпок?'
  'Как что? Трусики и лифчик.'
  'Сними их немедленно'.
  'может сам и снимешь?'
  'Давай-давай, не спорь. Скидывай всю эту хрень'.
  Несколько секунд молчания:
  'Ты наглая школота. Приезжай немедленно. Жду тебя в кровати. Голая.'
  Фил перевел дух, отстучал на клавиатуре 'Выезжаю', закрыл окно ICQ и отвернулся от ноутбука. Главное, чтобы ключи от его Сааба были на месте. Хотя где им еще быть? Райн, конечно, мог их припрятать, если бы решил, что младшему брату после аварии лучше посидеть дома... Был один способ все выяснить. Сам Сааб стоял за воротами - если ключ найдется, через несколько минут Фил будет в постели Иветт. Как давно он там не был, черт подери.
  Парень, стараясь не шуметь, натянул джинсы прямо на голое тело, накинул рубашку, не позаботившись застегнуть, сунул ноги в стоптанные кеды и вышел из комнаты. В доме было тихо. Интересно, хватило ли братцу ума оприходовать очаровашку-няню? Мысли сексуально озабоченного подростка охотно рванули по проторенному руслу. Они сейчас, наверное, в спальне. Можно прислушаться и попробовать уловить, все ли идет по плану, и дрожит ли дом.
  Но он услышал другое. Выйдя на лестницу, он резко остановился, как вкопанный.
  Что это? Стон? Если так, то все правильно, но это был не стон. Плач. Кто-то плакал на крыше. Лиз? Фаби? Фил тут же заставил свою многострадальную голову включиться в мыслительный процесс и в три прыжка оказался наверху, у бассейна. Ветер растрепал его волосы, он огляделся.
  Фаби. Она скорчилась на шезлонге у воды, спрятав лицо в ладони, и рыдала. Ее плечи тряслись от всхлипываний. Черт тебя подери, Райн, ты опять напортачил! Фил выкинул из головы сладостное видение его горячей Иветт, лежащей в кровати, как обещала, голой, и направился к Фабьенн. Дело вдруг вышло из-под контроля, и Сопляк просто не мог оставить все в свободном падении. А Иветт никуда от него не убежит.
  Девушка продолжала плакать горько, навзрыд, и не услышала, что к ней что-то подошел. Когда Фил положил руку на ее дрожащее плечо, она без преувеличения подпрыгнула на месте.
  - Это я, - сказал он. - Эй, Фаби. В чем дело?
  Поняв, что это не Райни явился с декларацией раскаяния, девушка снова залилась слезами и уткнулась лицом в свои руки. Фил погладил ее по спине:
  - Эй. Скажи мне. Что случилось? Что он отмочил?
  - Ничего, - прорыдала она. - Я уеду домой. Я не могу больше...
  - Куда ты уедешь? - напрягся Фил. - Что за чушь? А Лиз?
  - Мне жаль... - Фаби попыталась успокоиться, впрочем, без особого успеха. - Но я... я правда не могу... Я... Он...
  - Ну-ка по порядку, моя хорошая. - Фил осторожно, но настойчиво привлек ее к себе, обнял. Ее мокрое от слез лицо уткнулось в его голую грудь. - Расскажи, что он сделал, и я его поколочу.
  - Не надо, - прошептала Фаби. - Он не виноват. Это я...
  - Давай все по порядку, - Фил гладил ее волосы, упорно выпихивая из головы образ обнаженной Иветт - самой сексапильной инструкторши по теннису во всем кантоне Вале. Честное слово, меньше всего на свете ему хотелось вникать в женские истерики. Он заставлял себя только ради своих планов - бегство Фаби в них не вписывалось ну абсолютно никаким боком. Ну и она все же ему нравилась. - Пожалуйста. Что случилось?
  - Он меня... не хочет.
  - Что? - удивленно переспросил Фил.
  Девушка снова расплакалась. Господи, она, кажется, еще и... ну не то что пьяна, но в общем и явно не совсем трезва.
  - Не хочет. Он меня... уже второй раз так. Нет... третий. Я его... а он... я же так его хотела... а он совсем...
  Бедный парень с трудом продирался сквозь эту мешанину местоимений, ахов, всхлипов и слез:
  - Ты ему сказала, что ты хочешь с ним, а он отказался? - недоверчиво переспросил он.
  - Я не говорила, - выдавила она. - Мы... он меня целовал. А потом вдруг оттолкнул. И... все.
  - Что все?
  - Все! - прорыдала она. - Он меня не хочет! Он так на меня посмотрел...
  Боженька милый, ну только не это! Не хватало еще женских истерик по поводу того, что 'он на меня не так посмотрел' ...
  - Погоди, - сказал Фил, оглядываясь в поисках чего-нибудь, чем можно вытереть ее лицо, прежде чем его рубашка промокнет насквозь. - Вы целовались, и все?
  - Да. В первый раз сегодня...
  'Ого!' Но в этом было какое-то противоречие с тем, что ему говорила Лиз.
  - То есть до сегодня вы не целовались?
  - Немного... А сегодня уже по-настоящему... и я думала... а он...
  Не давая ей свернуть на старую топкую дорожку, вымощенную этими 'а я...' и 'а он...', Филипп торопливо уточнил:
  - И ты думала, он тебя сразу в кровать потащит?
  - Ну да... то есть я... он...
  - Дааа, - протянул Фил. В этот момент он увидел на одном из шезлонгов полотенце, которое, видимо, или Лиззи, или парни Ромингеры забыли днем (до выезда на скалодром дети успели поплавать). Он встал, принес полотенце и помог ей вытереть лицо, что, впрочем, вряд ли принесло бы какую-то пользу, потому что Фаби продолжала заливаться слезами. - Значит, вы целовались 'по-настоящему', и на этом все кончилось?
  - Да. Я хотела его, а он меня нет, - всхлипнула она, уже не смущаясь своей непривычной прямотой.
  Филу уже было более-менее понятно, что вся эта история не стоит выеденного яйца, и его с новой силой потянуло к Иветт. Но он должен был все же успокоить Фаби. Недельная побывка в отчем доме после аварии с новой силой подогрела его убежденность в том, что Райни и Фаби в качестве прочной пары для него на сегодня приоритет номер один. Особенно с учетом того, что Стефани не делала особого секрета из того, что ей понравилась няня внучки. Прошлой зимой Филу приходилось изворачиваться, чтобы проводить побольше времени в Сембранше и тренироваться у Давида Малли. Потому что Райни всю зиму отсутствовал дома, и родители были категорически против того, чтобы Сопляк был предоставлен сам себе. Если же у Райни появится постоянная женщина, которая будет проводить зиму в Сембранше вместе с его дочерью, для Фила тоже все в разы упростится. Честно говоря, его немного удивляло, что родители с некоторой прохладцей относятся к тому, что и младший сын рвется делать карьеру профессионального спортсмена - ведь у них такой пример перед глазами. Райни, который заработал за годы своей карьеры столько денег. И, естественно, все когда-то лелеемые Филом планы соблазнить эту изысканную девочку развеялись, как легкий дым. Ему и без нее есть с кем поразвлечься, а Фаби, скажем так, предназначен более высокий удел. Да и Райни дал ему понять это без каких-либо околичностей. А сейчас, внимание, слово предоставляется молодому и ловкому интригану - специалисту по аллергиям и дерматитам.
  - Э... Фаби, а тебе не приходило в голову, что все, что вообще Райни делает, имеет какие-то причины?
  - В смысле?
  - Он ничего не делает просто так. Ну, почти ничего. Он очень продуманный мужик. Ты, фигурально говоря, сама шла к нему в руки, так? Ты дала ему понять, что ты... ну, что...
  - Что я его хочу? Да. Он понял.
  - Фаби, ему было бы в разы проще и приятнее пойти с тобой в кровать, чем динамить. Поняла?
  - Нет. Он просто не захотел.
  - Чушь. Это я тебе со всей ответственностью заявляю. Я тоже мужик и его брат и знаю его как облупленного. Ты красивая девушка, он с удовольствием на тебя смотрит...
  - Ничего подобного!
  - Да я миллион раз обращал внимание, - оборвал ее Фил (хотя на самом деле при этом слегка грешил против истины, но в общем это было неважно). - Это девушка на твоем месте могла бы выделываться - не время, не место, голова болит, то да се, мы еще не знаем друг друга, ну тебе виднее. Я такой лажи ворох слышал уже. Мы, мужчины, устроены более прямо и ближе к делу. Если нам нравится женщина - мы делаем все, чтобы ее завалить. И прости за прямоту. Райн такой же. Он нормальный здоровый мужик. Если он не пошел по пути наименьшего сопротивления, по которому наверняка очень хотел пойти, значит, у него на это были очень веские основания. Слышишь меня?
  - Да, но...
  - Никаких 'но'. Если бы ты ничего для него не значила, он бы просто поразвлекся с тобой и все. Это девчонке проще отказать, чем дать. Парню же намного проще переспать, чем удержаться.
  - Правда?
  - Черт, ты этого не знала?
  - Я... как-то не думала об этом. - Вот теперь она перестала плакать, включилась в разговор на сто процентов.
  - Вот и подумай. Для начала тебе бы понять, почему он предпочел, так сказать, наступить на горло собственной песне. Ясно? Поняв это, ты поймешь и все остальное.
  - А ты не слишком все упрощаешь?
  - А тут все и есть просто. Фаби, ты успокоилась? Отлично. Пойдем вниз, ты ляжешь спать, а я поеду по своим делам.
  - По каким это делам в одиннадцать ночи? - недоуменно спросила девушка.
  - У меня свидание, - подчеркнуто-терпеливо ответил Фил. - Я уже опаздываю.
  - Из-за меня? Прости. Но я...
  - Главное, что ты поняла, что не из-за чего было расстраиваться. Да?
  - Не знаю. Если ты так говоришь...
  - Фаби, я имею скверное обыкновение знать, что говорю. Это так и есть. Клянусь тебе.
  - Ну... хорошо.
  - Ты перестанешь париться из-за ерунды. Да?
  - Да. Спасибо тебе, Фил.
  - Не за что. Эй... А если я не найду ключ от своей тачки, дашь твою?
  Фаби знала, что шестнадцатилетний мальчик не имеет права управлять машиной без присутствия взрослых (ему это страшно осложняло жизнь, но закон есть закон). И все же сегодня она не могла ему отказать:
  - Бери. Только так, чтобы Райни ни о чем не узнал.
  - А где он?
  - Уехал.
  - Куда?
  - Не знаю... Покататься?
  В отличие от наивной Фаби, Филипп отлично понял, куда именно уехал старший брат. Все с ним понятно. Ну ладно, пусть ублажит старушку Кьяру напоследок. Недолго ему осталось скакать по чужим бабам. Вот женится - сразу остепенится как миленький.
  Фил не стал даже искать ключ от сааба - на кой ему фиг старая развалюха, если можно зажечь на новехонькой ауди ТТ? Фаби протянула ему ключ, заметив заодно, что волдыри на кистях его рук уже проходят. Она не удержалась и спросила:
  - А все-таки удовлетвори мое любопытство, бывают ли такие волдыри при сенной лихорадке?
  Лукавый блеск ее глаз и озорной тон вопроса показал, что она уже вполне успокоилась. Фил хихикнул в ответ:
  - Не бывают. А у меня не бывает сенной лихорадки. Вопросов больше нет?
  - Ни единого. Аккуратней с моей ласточкой, - рассмеялась она и ушла к себе в комнату.
  
  - М-ммм, какой ты сегодня, - сладко жмурясь, Кьяра прижалась к любовнику.
  - Какой?
  - Настоящий ураган.
  Райни хотел было ответить (после трех заходов вообще-то даже говорить было лень), но ожил его телефон, лежащий на тумбочке рядом с кроватью. Наученный горьким опытом, теперь Райни следил за тем, чтобы телефон всегда был под рукой. Короткое 'динь-динь' обозначило приход СМС-ки.
  'Надеюсь, тебе хорошо икалось, раздолбай' - отправителем сего шедевра оказался Сопляк.
  Ничего срочного. Райни отложил 'Верту' и снова привлек к себе девушку:
  - Спасибо, милая. Мне пора.
  - Ты всегда так быстро уезжаешь, - прошептала она, целуя его влажную грудь. - Хоть бы раз остался ночевать, как раньше...
  'Раньше' у него не было Лиз.
  - Ты же понимаешь, что я не могу, - ответил он, гладя ее спину. - Теперь у меня дома дочка.
  - Ты же нанял для нее няню. Кстати, мне Эмили сказала, что няня красивая. Правда?
  - Ну да, ничего, - Райни даже чуть улыбнулся (почему, кстати, ему должно было хорошо икаться?) - Ладно, детка, я поехал. Завтра или послезавтра загляну.
  Кьяра вздохнула:
  - Толку нанимать няню, если не можешь ночью оставить с ней ребенка. Ладно, что делать...
  Он поцеловал ее на прощание и спустился вниз, к своему рейнджроверу.
  Из машины он все же набрал номер брата. Длинные гудкки - Фил почему-то не ответил. Впрочем, через несколько минут он перезвонил и спросил сердито (и его голос звучал так, будто он немного запыхался):
  - Чего тебе?
  - И что сие должно означать?
  - Что именно?
  - Почему мне должно икаться?
  - Ты - большой знаток баб. Ты умудрился здорово обидеть Фаби. Она уезжать собиралась.
  - Чего? - напрягся Райни.
  - Того. Я уговорил ее остаться. Не знаю, что ты там отмочил, но подумай, как ее успокоить.
  - Ладно, - буркнул Райни. - Спи, умник.
  Ему даже в голову не пришло, что Фил не дома.
  
  Заехав во двор, первое, что он заметил - ее ауди ТТ нет.
  Какого черта? Она все-таки уехала? Но ведь Фил сказал, что он уговорил ее остаться!
  Райни поспешно выпрыгнул из рейнджровера и обошел дом, чтобы взглянуть на окна ее комнаты. Темно.
  Черт подери, как она могла уехать? Райни мог бы и не поверить в то, что Фаби просто так молча сбежала, не объяснившись - ему казалось, что он уже достаточно изучил ее характер, чтобы понять, что после всего она не удрала бы, как трусливый заяц. Да, ей уже случалось уходить от него, но это было совсем другое. Но факт оставался фактом. Ее ауди не было. Куда она могла уехать, если не домой в Женеву? Надо постараться выяснить, что все же произошло и где она.
  Райни вошел в дом, и сразу увидел стоящие в прихожей лилового цвета туфельки, в которых она была на дне рождения Лиз. В лыжной комнате (было у него специальное помещение и для хранения амуняги) скромно стояли ее 'Россиньолы' - единственная любительская модель среди царящего здесь засилья профессиональных и цеховых снарядов, принадлежавших Райни, Филу и Лиз. В гардеробной для хранения верхней одежды висела ее ветровка и кардиган. Значит, она уехала недалеко и скоро вернется.
  Но куда вообще она могла уехать? Фил разговаривал с ней последним, он что-то должен знать. Райни взлетел по лестнице на третий этаж. Прислушался.
  Тишина. А что он ожидал услышать? Тихо постучал в дверь брата. Тишина. Вошел в комнату.
  Пусто и темно. Никого. На столе светится экран ноутбука.
  Они уехали вместе? Куда? Надо будет расспросить Фила.
  Стоп, так это получается, что трое детей дома одни? Райни подошел к двери в спальню, которую заняли братья Ромингеры, заглянул. Один раскинулся по огромной кровати (светлые волосы заставляли предположить, что это старшенький, Томми), второй - Ноэль - свернулся в комочек в уголке кровати. Ну ладно, тут все в порядке, оба спят.
  Лиз тоже преспокойно дрыхла в обнимку с Хани и игрушечным лисенком. Ну и слава Богу. Но завтра он оторвет кое-кому голову...
  Райни уже успел принять душ и вышел в спальню из собственной ванной, когда услышал шум раздвижных ворот и рокот двигателя спортивного автомобиля. Выглянул - ауди припарковался около рейнджровера. Кто вышел из машины - видно отсюда не было. Ну ладно... Пусть до разбора полетов спит себе.
  
  Фаби вышла на кухню в полвосьмого утра и сразу же направилась к кофемашине. Их новая повариха Лавини, как всегда по воскресеньям, была выходная, поэтому Фаби, не мудрствуя лукаво, просто заказала в ближайшем кафе гору блинчиков. Когда их привезут (горячие, с пылу-жару), им останется только достать из холодильника сметану, мед и конфитюр и сесть за стол. Окна были раскрыты, начинался прекрасный весенний день.
  Спала она не очень хорошо - не давали покоя обиды, мысли, сомнения, но к утру все это волшебным образом рассеялось - Фаби поняла, что, скорее всего, Фил прав, и Райни вовсе не отвергал ее, может, он просто и сам немного растерялся, а она и не дала ему возможности продолжать, когда так быстро удрала с кухни. Может даже, он решил, что она включила динамо. И убежала именно потому, что не захотела идти с ним в койку? В общем, утро оказалось мудренее вечера, многое выглядело уже не в таком мрачном свете, и Фаби уже улыбалась, вспоминая страстные поцелуи.
  - Привет, красотка.
  Этот голос - как бы сквозь зубы - прозвучал вовсе не от двери. От неожиданности Фаби подскочила и рассыпала кофейные зерна. Резко обернулась к окну.
  Над подоконником появилась всклокоченная каштаново-рыжая шевелюра, пара нахальных синих глаз, за подоконник схватились две руки, и мужчина, подтянувшись, повис на руках.
  Зрелище было изумительное. Райни в джинсах и той своей любимой убогой серой майке и с розой в зубах, довольный, как слон.
  Фаби потеряла дар речи. Райни легко перекинул ноги через подоконник и уселся, наслаждаясь ее замешательством. Зачем, черт подери, изобретать велосипеды, если женщинам так нравится, когда мужик приносит им розу в зубах?
  - Что, принцесса, язык проглотила? - как ни в чем ни бывало осведомился он. - Заметь, я ради тебя влез в окно замка.
  - Это твой замок. Прогиб не засчитывается.
  - Как это не засчитывается? А что я ради тебя залез в окно на почти двухметровой высоте - это так, чепуха?
  - Мог через дверь войти, как нормальный человек. Уверена, никто бы тебе не помешал.
  - Через дверь неинтересно, - он протянул ей розу. Но Фаби была не так щедра на прощение, как Кьяра. Она высокомерно посмотрела на Райни и демонстративно отвернулась:
  - Стоило ли так напрягаться?
  - Однозначно стоило, - Райни спрыгнул с подоконника и притиснул ее к себе. - Ну-ка поцелуй меня. Живо.
  - Я скорее поцелую жабу.
  - Ква-ква.
  - Я не шучу!
  - Хорошо, пойду к реке после завтрака, найду самую противную жабу и принесу тебе. Что ты об этом думаешь?
  - Если хочешь знать, что я думаю, то ты - циничный, грубый, нечестный, эмоционально ущербный...
  - Ого, сколько комплиментов с утра пораньше! Мой счастливый день! - Он таки вручил ей розу. - Вообще-то я ее украл. Цветочный магазин был еще закрыт, и я сорвал ее прямо с клумбы. Если кто-нибудь стукнет на меня в коммуну - расстреляют на рассвете. Валисские законы суровы, Шэтцхен.
  - Врешь ты все. Хватит, Райни, оставь меня в покое. - Фаби метнула на него сердитый взгляд и отвернулась к кофемашине.
  - Не гневайся, принцесса. - Райни обнял Фаби; она протестующе пискнула и попыталась снова отпихнуть его, упираясь ладонями в его грудь, но у нее ничего не вышло. Он прижал ее к себе и властно завладел ее губами. Она пыталась сопротивляться, но он был настойчив, нежен, прекрасен... О, почему она такая безвольная и позволяет ему целовать себя вместо того, чтобы просто треснуть чем-нибудь по этой рыжей башке?
  Та же самая кухня, где они целовались ночью, несколько часов назад. Фаби обожала эту кухню. Она любила этого мужчину. Она любила весь этот дом. И эту деревню. И округ. Она все тут любила. Как странно...
  Девушка таяла и млела в его объятиях, ее голова мягко кружилась, ее руки скользили по мощным мускулам его груди и плеч. Что она могла сделать, когда ее так тянуло к нему? Когда она любила его до безумия? Но все же она нашла в себе силы оттолкнуть его:
  - Если хочешь сделать что-нибудь полезное, иди лучше детей поднимай. Через десять минут привезут блинчики.
  - Как скажешь, - его ласковые, опытные, горячие губы скользнули на ее шею, помедлили под ушком, посылая по ее телу сладкую дрожь. - Сладкая. Такая сладкая. - Вниз к плечу, провел губами по ее ключице.
  - Райни, - простонала она. - Дети...
  - Да. Хорошо, - продолжая целовать ее, он обвел кончиком указательного пальца ее сосок сквозь футболку. - Как велит моя принцесса. - Он отпустил ее и шагнул к двери. Фаби на внезапно ослабевших ногах прислонилась к барной стойке. Райни остановился у двери, посмотрел на нее через плечо и сказал с неожиданной серьезностью:
  - Всему свое время, Шэтцхен. Не спеши. И не сердись. Доверься мне.
  И, прежде чем она нашлась с ответом, он вышел из кухни.
  
  Когда Райни вошел в комнату к Филу, тот еще спал, замотавшись в одеяло с головой. Не церемонясь, старший брат стащил с него одеяло:
  - Ну-ка, спящая красавица, проснись и пой.
  Сопляк нехотя приоткрыл один глаз:
  - Чего тебе?
  - Куда вы вчера ездили с Фаби посреди ночи?
  Парень попытался собрать мозги в кучку и сообразить, о чем вообще его спрашивают:
  - С какой еще Фаби?
  Райни хохотнул - в этом был весь Фил. Вместо того чтобы честно отвечать на неудобный для его Высочества вопрос, попытался перейти в нападение на чужом игровом поле и загнать противника в тупик. Но не на того напал.
  - Я вынужден ее или уволить, или оштрафовать. Вчера ночью вы оба слиняли из дома, в котором вы оставались одни с тремя малолетними детьми, за одного из которых Фаби, между прочим, отвечает. Где вы были?
  - Она и собиралась уехать. То есть уволиться. Мне понадобилось отвезти ее в одно милое маленькое местечко, чтобы успокоить.
  - И что ты пытаешься мне сказать? - Райни сурово уставился на брата. Тот спустил на пол ноги, поправил гипс на плече:
  - Если ты не допер, что ты ее обидел, то это твои проблемы.
  - Речь не о том, кого и кто обидел, а о том, что дети были дома одни, пока я не вернулся.
  - Фаби отвечает только за Лиз. За парней Ромингера отвечаешь лично ты, ты же разрешил им тут ночевать и договаривался с их отцом. Так что ты тоже не имел права уезжать, - новая попытка нападения как лучшей обороны. Молодец, Фил.
  - Я, может быть, и балда, но только как частное лицо. Она же, как наемный сотрудник, которому я плачу зарплату, показала некомпетентность и безответственность.
  - Да не были они одни, - буркнул Фил. - Я уезжал один. Фаби была тут.
  - Та-аак, - тон Райни показал, что он не верит ни единому слову. - Меняем показания?
  - Соврал, - Фил ухмыльнулся, не демонстрируя ни малейшего раскаяния: - Знаешь, Райн, ты действительно балда, хоть и как частное лицо.
  - Про балду потом, - Райни оглядел Фила с головы до ног. - Ты пытаешься мне сказать, что ты не только уехал ночью один, хотя по закону не имеешь права этого делать, но и на чужой машине? Она знала об этом?
  - Нет, - Фил явно был полон решимости выгородить Фабьенн. - Я увидел ключ на столе в холле и решил, что мне охота прокатиться на ТТшке. И что?
  - Ничего. Называется противоправным деянием.
  - Ну сдай меня фараонам, - рыкнул Фил, разозлившись. - Оставь Фаби в покое! Она ни в чем не виновата.
  - Интересно, как она отреагирует, когда узнает, что ты угнал ее машину.
  - Чего это 'угнал'? Вон она стоит, в целости и сохранности, прибавилось километров 12 на спидометре и все.
  - Ладно, - Райни выяснил все, что хотел, и решил не прессовать парня. Все же, если он не врет, он уговорил Фаби не уезжать и смог ее успокоить. - Вставай и идем завтракать. Сегодня ты у меня в рабстве, тебе надо плотно поесть.
  - Ну-ну, - угрюмо сказал Фил. - Почему у тебя, а не у Фаби? Я же ее машину взял.
  - А я злой и коварный. Ну, ты все понял?
  - У тебя еще есть что сказать?
  - Две вещи, мой хороший. Первая - еще одна подобная выходка, и я скажу родителям, что подобрал для тебя самое крутое антигистаминное средство.
  - А вторая?
  - Передай своей теннисистке, чтобы она перестала ставить тебе столько засосов. А то тебе скоро понадобится переливание крови. - Ухмыльнувшись, Райни вышел из комнаты.
  
  
  - Твой 'Doom' устарел на полвека, - с апломбом заявил Томми Ромингер, хватая с тарелки очередной блин и пододвигая к себе сыр. - Новый 'Control Strike' куда круче. Скажи, Ноэль?
  - Угу, - отозвался тот совершенно равнодушно, отпивая сок.
  - Ничего не круче. Пап, чего он говорит? - Лиз уже привыкла искать защиты у отца даже в вопросах крутизны компьютерных игр. Райни кротко ответил:
  - Все это потеря времени, парни. На компьютере можно делать много более полезных вещей, чем эти дурацкие стрелялки.
  - Фаби, ты тоже так думаешь? - Лиз с надеждой посмотрела на девушку.
  - Тоже, - кивнула та. - Хотя, думаю, твоему папе виднее.
  Она метнула на Райни очень многозначительный взгляд, как бы желая сказать: 'Уж он-то переиграл все эти игрушки'. А он не знал одного страшного секрета. Как-то раз они с Лиззи играли в сетевой 'Evil Dead', каждый из своей комнаты, и какую-то часть игры за Лиз играла Фаби и надрала оппонента в пух и прах. Он так и не узнал, кто гонял ботов на том конце кабеля. Ноэль вмешался:
  - А я умею рисовать космос на компьютере.
  - Это и то лучше, - сказал Райни. - Ладно, давайте заканчивать завтрак. У нас сегодня полно дел.
  - Каких дел, пап? - Лиззи схватила из-под носа Ноэля шоколад с абрикосовой начинкой. - Вертолет будем запускать, да?
  - Мы поедем на экскурсию.
  - Чего? - заныл Томми. - Я хочу купаться и запускать вертак! И на Лиззином байке заехать на ту гору!
  - Ты заедешь на куда более крутую гору, - пообещал Райни. - Вы когда-нибудь были в Мартиньи, парни?
  Братья переглянулись. Ноэль ответил:
  - Кажется, нет.
  - Вот и поедем туда. Там много всего очень забавного. И такой веломаршрут, который вы отродясь не видели. Даже у себя в Оберланде.
  - Да ладно?
  - Вот увидишь. А вы были на большой ферме, где выращивают сенбернаров?
  Мальчишки снова переглянулись. Фаби умиляла эта их общая манера сразу же смотреть друг на друга.
  - А что там смотреть? Ну, собаки и собаки. У нас дома живет зенненхунд.
  - Зенненхунды - изначально пастушьи собаки. А сенбернары - горные спасатели. А еще в Мартиньи есть средневековая крепость, которая выдержала несколько больших осад в средние века.
  - Да ладно, Швейцария не воюет, - сказал Томми. Ноэль тут же возразил:
  - Раньше еще как воевала.
  - Правильно, - согласился Райни. - Вот и посмотрим, с кем, когда и как мы воевали. А когда я как следует измотаю вас на веломаршруте, мы устроим пикник с запуском вертолета и футболом.
  - Ура! - единодушно завопили дети. В этот волнующий момент на кухне нарисовался Фил. Он явно не торопился. Райни разбудил его, как Лиз, Томми и Ноэля, перед завтраком, но дети собрались не в пример быстрее. К тому же, вся малышня успела вполне прилично одеться в джинсы и футболки, а Фил по своему обыкновению красовался в пижамных шортах.
  - Отпад, - прокомментировал Райни. - Ты поедешь именно так?
  - Куда?
  Для подростка пришлось продублировать информацию о поездке в Мартиньи. Фил, который помнил про 'рабство', спокойно кивнул:
  - Окей, поедем. - Не то чтобы он чего-то еще не видел в Мартиньи, который был ближайшим к ним крупным городом, но поездка неплохо сочеталась с его целями. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что 'рабство' подразумевает то, что Филу придется пасти троицу малолетних разбойников - ну и хорошо, он примет огонь на себя, а Райни, возможно, хватит ума устроить для Фаби настоящий романтический уик-енд. Как девчонки любят - с обнимашками и поцелуями, гулянием за ручку, охами-вздохами и со всей такой ерундой, которую нормальный мужик будет терпеть только ради последующего вознаграждения в виде приятного времяпровождения в койке. Ну и отлично. Пусть голубки погуляют за ручку по узким средневековым улочкам и пообнимаются в тени раскидистых цветущих аллергенов - авось, настроятся на романтический лад. А он, Фил, так уж и быть, попасет молодняк, чтобы создать парочке интим или хотя бы видимость уединения. Что его запалят на предмет аллергии и цветения каштанов, парень не боялся - родителей тут не было, а Райни его не сдаст. И с детьми он справится запросто - Лиззи с ним заодно, а для парней Ромингеров он - настоящий авторитет. Он-то, в отличие от них, уже кандидат в юниорскую сборную, ходит все 5 видов, а они еще салажня.
  Продукты собирать с собой не стали - Райни сказал, что в некоторых ресторанах в Мартиньи можно запросто заказать вкусняшек для пикника. Они взяли только корзинку с посудой и надувные пуфики, а на крышу установили четыре велосипеда, которые принадлежали Лиз, Фаби, Райни и Филу. Для братьев планировали взять велики напрокат в Мартиньи.
  - Только чтоб не хуже Лиззиного, - предупредил Томми.
  Не сказать, чтобы у Райни не возникло первых робких подозрений насчет Фила. Примерно к полудню, когда уже успели обойти весь город, Райни сообразил, что подросток упорно старается создавать ситуации, в которых он и Фаби были бы более или менее наедине. Интересно, зачем и почему? Вычислить замысел Фила не заняло у Райни много времени. Фил всей душой рвался из Берна в Сембранше, от строгой родительской опеки к свободе, от бесконечной зубрежки к тренировкам у Давида Малли в Вейзонна, от пригородного домика, за порядком в котором приходилось хотя бы частично следить ему, к огромному особняку с бассейном, в котором уборку теперь делали слуги, от строгих и экономных родителей к безалаберному, щедрому и либеральному старшему брату. Для того, чтобы чаша весов существенно качнулась в сторону Сембранше, нужно было всего ничего - чтобы кто-то надежный и правильный жил там круглогодично. Конечно, с учетом появления в жизни Райни Лиз теперь дом не будет закрываться на зиму, когда Райни носится по этапам КМ, но кто его знает, может, он побоится оставлять Лиз с наемным персоналом. А если у него что-то выйдет с Фаби... Хм... Да. Но, разгадав маневры братца, Райни не спешил знакомить его со своими выводами. Зачем? Труды парня лили воду на мельницу самого Райни, который ничуть не возражал против того, чтобы быть наедине с Фаби. Было так приятно просто гулять по улицам, прятаться в тени цветущей сирени, чтобы перехватить поцелуй, а когда вся детвора дружно усвистала смотреть на каких-то лошадей, Райни и Фаби прошлись в обнимку по деревянному мосту XIII века, их сфотографировал какой-то местный фотограф и сразу же выдал им фотографию. Двое в обнимку - Фаби сияет и одновременно смущается, очень хорошенькая в светло-голубых джинсах и розовой майке, и веселый взъерошенный Райни в джинсах и бежевой футболке - необычайно легкомысленный и беззаботный.
  - Можно я возьму ее себе? - спросила Фаби, разглядывая фото. Райни поднял брови:
  - С чего это? Я возьму ее себе.
  - Придется вам, ребята, остаться вместе, - вдруг заявил фотограф. - Моя камера дубли не делает. Так вам не придется делить фотографию.
  Фаби залилась краской, Райни рассмеялся. На какое-то время между ними повисло смущенное молчание. Примчались дети, наперебой треща про верховую езду.
  Потом загнали детей в питомник сенбернаров и в музей сенбернаров - восторгу молодняка не было предела. Пока Фил присматривал, как троица курсирует между многочисленными интересностями, Фаби и Райни спокойно попивали кофе в крошечной уютной кафешке на открытой террасе.
  
  - Все-таки у меня остается ощущение, что я ничего о тебе не знаю, - сказал Райни внезапно. До этого они болтали о какой-то чепухе, смеялись, Райни смотрел то на нее, то на зеленеющие вокруг горы, сады, виноградники... До сих пор и Фабьенн не бывала в Мартиньи и сейчас ловила себя на мысли, что такого великолепного дня у нее, наверное, еще никогда не было. Хотя присутствие рядом мужчины, которого она любила, любое место превратило бы в рай и любой день - в праздник. Но стоило ей расслабиться - он снова попытался нанести удар.
  - У тебя паранойя, - ответила Фаби, стараясь не волноваться. - Что тебе хочется знать? Спрашивай. Я отвечу.
  'Не пытаешься ли ты утащить у меня из-под носа бриллиант под 40 карат и стоимостью в несколько десятков миллионов евро?'
  Конечно, он ничего такого спросить не мог. Фаби даже не заметила, что она, как всегда в подобных ситуациях, залилась краской, а взгляд выдавал ее замешательство. И уже не в первый раз. Это ощущение двойного дна никак не покидало Райни, и, вполне возможно, что и это было одной из причин, почему он до сих пор не отнес ее в свою спальню. С другой стороны, любопытство и ощущение непонятной опасности будоражило его и могло быть одним из факторов, которые подогревали его влечение. Так или иначе, ему казалось, что она что-то скрывает.
  Фаби стиснула пальцы, рассматривая изящную чашечку из-под кофе. Все-таки, до чего он внимательный, да и ее нечистая совесть давила на нее все сильнее с каждым днем. Оставалась ровно неделя до его отъезда в Дубаи - точнее, вечером следующего воскресенья у него рейс из Женевы. Неделя. И у Фаби все чаще возникало искушение рассказать ему всю правду. Всю. Пойти ва-банк.
  Но чего она добьется? Да, ее любимый узнает, что именно она скрывает. Она до сих пор точно не знает, что он сделает, когда узнает. Вполне возможно, что даже разрешит ей забрать свое наследство. Она успела неплохо изучить Райни и поняла уже, что у него остро развито чувство порядочности, и он не возьмет того, что ему не принадлежит. Для него многое означает семья, и вряд ли он захочет воспользоваться безумием Николя, который лишил свою семью почти всего. К тому же, он отлично знает Карин Кертнер... Эти соображения говорили за то, что нужно сказать Райни правду, вместе с еще одним - что он не тот человек, который потерпит, что им втемную манипулируют в своих целях, а именно это Фабьенн и сделала, когда втерлась в доверие к детям и получила вожделенное место няни. С другой стороны, она понимала, что, если он узнает правду, она потеряет его. Он не простит ей этого. А, если она промолчит, он улетит в Дубаи, Фаби и Лиз переедут в Женеву, и она преспокойно найдет камень и отправит его в 'Сотбиз' - и на этом вся эпопея кончится, Райни даже не узнает ни о чем, и все останется как есть. Фаби останется с ним и с Лиззи так долго, как сможет, будет любить его, играть с малышкой, и, может быть когда-нибудь... когда-нибудь...
  - Хорошо. Я спрошу, - сказал Райни. - Для начала, почему ты вчера дала Филу ключи от своей машины?
  - Что? - растерялась Фаби.
  - Ты. Дала. Филу. Ключи. Почему? - повторил он по слогам, будто она вдруг перестала понимать швитцер.
  - С чего ты взял, что я ему дала какие-то ключи?
  - Что за манера отвечать вопросом на вопрос?
  - Он сказал, что я дала ему ключи?
  Райни развеселился. Эта парочка партизанов спелась, и ему оставалось наслаждаться спектаклем (а заодно попытаться выяснить, что происходит):
  - Нет, - с подчеркнутым терпением ответил он. - Фил сказал, что твои ключи лежали на столике.
  - И чем ты недоволен?
  - Ты отродясь не оставляешь ключи где попало.
  - А ты наблюдательный?
  - Чертовски. Ну? Так почему?
  - Потому что он Фил, и я его обожаю.
  - Если ты его обожаешь, наверное, не захочешь, чтобы он попал в каталажку? А если бы его прихватил полицейский патруль, этим бы все и кончилось. Ему 16, он не имеет права водить машину без взрослого рядом.
  - Ну... хорошо, больше это не повторится. Извини.
  - ОК, проехали.
  Райни помолчал, взял ее руку. Фаби охватило тепло, счастье. Он может терзать ее любыми допросами, только бы продолжал прикасаться к ней... От того, как его теплая рука охватила ее пальцы, у нее просто кружилась голова. О, Райни... Он спросил тихо:
  - Ты не сердишься на меня?
  - За что?
  - За вчера.
  Он прекрасно понимал, что она не станет загонять его в угол дурацкими расспросами про 'а что именно вчера?' и так далее. На то она и была Фаби. Искренняя, честная, славная... только что-то скрывает...
  - Нет, - прошептала она. - Я не сержусь. Ты сказал мне, чтобы я доверяла тебе...
  - И ты доверяешь?
  - Да. - Она должна была посмотреть ему в глаза, но не могла. Никак. - Я тебе доверяю, Райни.
  - Хорошо.
  - А ты... ты... можешь доверять мне? - набравшись смелости, спросила она.
  - Значит, есть, в чем?
  - Причем тут это? Ты мне не доверяешь. Тебе кажется, что я что-то скрываю.
  - А это не так?
  - Почему я должна что-то скрывать? Райни, я не держу камня за пазухой. Я не причиняю ни тебе, ни Лиз ни малейшего вреда, и не могу причинить. Единственное, чего я не сказала тебе... это то, что моя семья была богатой. Не только моя бабушка, но и родители были богаты. До недавнего времени. Но потом мой отец разорился. Вот и все. Тебе это интересно?
  - Пожалуй. Ты с тех пор начала работать няней?
  - Нет. Я начала еще на первом курсе. Я тебе уже рассказывала - я не хочу полагаться на кого-то, кроме себя. Я хотела научиться самостоятельно себя содержать.
  - Помню. Ладно, Шэтцхен. Извини, что я опять пристал. Давай лучше закажем мороженого.
  Вкуснейшее мороженое с грушевым ликером таяло во рту.
  - Отлично, - сказал Райни. - Мы подзаправились перед главным подвигом на сегодня.
  - А что за подвиг? Та самая велосипедная прогулка?
  Он рассмеялся:
  - Да, Шэтцхен. Настоящий подвиг. Тебе понравится.
  
  Они взяли напрокат велики для мальчиков и переоделись для велопрогулки. Райни пришлось надеть ортез на левое колено, который снимал часть нагрузки с сустава, и Фаби с тревогой посмотрела на него:
  - Тебе все еще больно?
  - Нет. Но мне нужно беречь колено, а Филу - голову.
  Все шестеро были в шлемах - для Томми и Ноэля пришлось взять напрокат. Итак, авантюра началась. Им не был нужен гид - Райни и Фил отлично знали этот маршрут. Но для детей и Фаби путь был полон сюрпризов.
  По склону цветущей горы над огромным виноградником... Головокружительный спуск в долину... Поворот дороги - и Фаби ахнула от восторга - они ехали по высокой дамбе над огромной плотиной, целое море воды сверкало под лучами солнца.
  - Это Рона, - сказал Райни. - Плотина называется Гранд-Диксанс.
  - Так красиво, - Фаби только сейчас заметила, что они остановились - Фил и дети чуть впереди, а она и Райни немного за ними.
  - Иди ко мне, - прошептал он, обнимая ее за шею и привлекая к себе. Они стояли совсем рядом - чтобы обнять ее, Райни придвинулся еще ближе, передние колеса велосипедов прижались друг к другу, мужчина и девушка оба были в шортах, и когда их ноги соприкоснулись обнаженной кожей, обоих будто пронзил легкий электрический разряд. Шлемы почти не мешали целоваться. Фил впереди что-то объяснял детям, указывая на заснеженные вершины гор вокруг - на Райни и Фаби никто не обращал внимания. Нежный поцелуй, объятие, его рука скользнула с ее плеча на грудь, легонько сжала. Дыхание обоих участилось, поцелуй стал еще более жарким, наконец, Райни отпустил ее. Черт, он уже не мог терпеть. Ни разу в жизни у него не было такого, чтобы он так долго не мог сделать своей девушку, которую так желал. Причем по собственной инициативе. Шепот будто сам собой сорвался с его губ и обжег ее щеку:
  - Хочу тебя.
  Она опустила ресницы, потянулась поцеловать его:
  - Я тебя... Райни...
  - Шэтцхен. Фаби.
  Новый безумный поцелуй. Фил быстро бросил взгляд назад и ухмыльнулся. Очень неплохо. Движутся к койке в спринтерском темпе. Он тут же привлек внимание детей к одной из вершин впереди и начал рассказывать какую-то фрирайдную байку.
  Плотина была, возможно, апогеем прогулки, но далеко не самым большим испытанием. Райни не зря обещал Томми, что он поднимется на такую вершину, какая ему и не снилась. Маршрут, который он выбрал, вел действительно на вершину горы, и его верхняя часть была в самом деле доступна только спортсменам. Поэтому Фаби, которая все же уступала в выносливости остальным, и Фил, которому было трудно управлять велосипедом одной рукой, остались на смотровой площадке, в то время как Райни с тремя детьми поехали выше.
  
  - Он нас выкупил, - сказала Фаби, глядя им вслед. Фил вытащил из рюкзака бутылку минералки с лаймом:
  - Ну, дурное дело нехитрое. Хочешь пить?
  - Ага. Спасибо. Он все замечает.
  - Он такой, - согласился Фил. - А что именно он выкупил?
  - Что я тебе дала ключи от машины.
  - Вообще-то я ему сказал, что это я их стащил.
  - А он не поверил, - улыбнулась Фаби.
  - Странно. Почему?
  - Сказал, что заметил уже, что я никогда не оставляю ключи где попало.
  Фил хмыкнул:
  - Ну ты могла отпираться.
  - Не могла. Он и вправду очень наблюдательный.
  - Да. Хотя сам все разбрасывает, а меня за это подкалывает.
  - Фил... а можно спросить?
  - Спрашивай.
  - Только не говори ему... ладно?
  - Могила.
  - Почему он... ну, не женился до сих пор? Ему уже почти 30...
  Парень пожал плечами:
  - Обжегся на молоке, вот и дует на воду.
  - Думаешь?
  - Точно знаю. Он говорит, что нет смысла жениться, пока не закончит карьеру. Говорит, что, мол, за семья, если он отсутствует дома по полгода... Но это фигня.
  - Почему? В этом есть резон, - Фаби старалась не показывать своего разочарования.
  - Нет в этом никакого резона. Он все это время тоже не сидел монахом. У него почти всегда есть женщина.
  - И сейчас?
  - Сейчас нет. Он расстался с последней меньше месяца назад.
  - С Аннабель? Лиз сказала, что это из-за нее.
  - Ну без Лиз тоже не обошлось. - Фил не любил такие разговоры, просто не переносил на дух, но сейчас мужественно терпел - понимал, что Фаби нужно вооружить информацией, потому что они оба ведут одну кампанию. Фаби пытается завоевать Райни, ну а Филу только того и надо.
  - Но он ни на ком не хотел жениться? А что он обжегся на молоке... это про КК?
  - Не только, - со вздохом сказал Фил. - Ма говорит, что он однолюб, у него был неудачный роман, и он с тех пор никого не любил.
  - Как человек может никого не любить?
  - Не знаю. Про него говорят, что он холодный и циничный.
  - Но ведь это не так?
  Бедный Фил закатил глаза:
  - Тебе виднее. Я тебе могу сказать только одно. С другими он всегда действовал намного быстрее, чем с тобой. На мой взгляд, это показатель его серьезного отношения. Все, Фаби, больше ничего не тяни из меня. Я не знаю. Что мог - сказал.
   Больше она от него ничего не пыталась добиться. А через десять минут вернулся Райни с детьми. Все четверо - мокрые от пота, усталые и ужасно довольные. Лиз была ужасно горда, что могла держаться наравне с мальчишками, даже с Томми, который был старше ее на год и считался очень одаренным спортсменом. Никому из них и в голову не приходило, что Райни сам задавал темп, который выдержит именно Лиз. Возможно, мальчишки могли бы шпарить и быстрее, а сам Райни точно мог бы обогнать всех и примчаться на вершину в два, а то и в три раза быстрее, и спуститься тоже намного быстрее, но зачем портить всем удовольствие этими деталями?
  Спускались через ущелье с другой стороны горы, и это оказалось, как Райни и предупреждал, наиболее технически сложной частью маршрута. Учитывая большую разницу в уровнях подготовки и формы, Райни и Фил задали очень спокойный темп, и маршрут все закончили пусть усталыми, но целыми и невредимыми - ни единого падения на трассе. Теперь можно было принять душ, переодеться, сдать велики, которые брали напрокат для мальчишек, и зайти в один из ресторанчиков около пункта проката за корзиной для пикника, которую заказали перед тем, как выйти на трехчасовой маршрут. Потом Райни сказал, что они идут в машину.
  - Зачем? - удивилась Фаби. - Тут столько красивых мест для пикника.
  - Я покажу тебе такое место, Шэтцхен, которое ты вовек не забудешь, - тихо ответил он, прикасаясь к ее щеке своим коронным нежным, очень собственническим и эротичным жестом. Как всегда, Фил и дети успели их обогнать, и можно было урвать очередной прекрасный поцелуй, полный пробудившейся страсти и бесконечно прекрасных обещаний. Фаби на этот раз отстранилась первая, опустила голову ему на грудь, пытаясь выровнять дыхание и успокоить сердцебиение.
  - Райни... - прошептала она. - Я больше не могу это выносить. Что ты со мной делаешь?
  Он прижал ее к себе, поцеловал в висок. Они стояли в ажурной тени раскидистой цветущей акации на витке длинной лестницы, которая вела вниз к автомобильной стоянке.
  - А ты думаешь, ты со мной ничего не делаешь? - усмехнулся он. - У меня просто крышу сносит от тебя. Ты же это уже давно поняла, да?
  - Нет. Да, - выдохнула она, обхватила его за шею и медленно, постепенно прижалась к нему всем телом. Да... кажется, она поняла, что он имеет в виду... Она прильнула к нему, с трепетом и восторгом ощущая сильное давление между своими бедрами. Это она такое натворила? Она, скромная и невинная ботанка Фабьенн Мирабо, вот так смогла завести роскошного спортсмена Райнхардта Эртли? От гордости и сознания собственной женской силы она зарделась. Заметив это, Райни рассмеялся и еще сильнее прижал ее к себе.
  - Ты такая красивая, Шэтцхен.
  - Правда?
  - Честное слово, - Райни поцеловал ее.
  - Спасибо, - прошептала Фаби, целуя его в ответ. - А ты лучше всех на свете.
  - Нам пора идти, а то дети нас потеряют, - с сожалением сказал Райни, выводя ее за руку из их цветущего убежища. - Пойдем, Шэтцхен. Но обещаю тебе... очень скоро мы снова начнем с того места, на котором остановились.
  Она улыбнулась ему - так, что на пепелище распустилось несколько новых цветов. Яркий, солнечный, почти жаркий апрельский день, синее небо, цветущие акации и миндаль, зеленые горы вокруг и красивая белокурая девушка с сияющими серо-голубыми глазами... Райни чуть раньше говорил ей про место для пикника, которое она не забудет вовек, а сейчас поймал себя на мысли, что и у него эта картина останется в памяти до его смертного часа. Что с ним происходит? Почему эта малышка так волнует его? Как ей удается то, чего не могли добиться ослепительно красивые, опытные искусительницы, с которыми он проводил время раньше? Почему той же Аннабель не удавалось занимать столько места в его мыслях и в его сердце? Почему с Фабьенн он не мог оставаться таким же холодным, отстраненным и безмятежным, как всегда раньше? Он мог только улыбнуться - у него не было ответа. Да и не был ему нужен этот ответ. Какая разница? Ему нравилось все, что происходит между ним и Фаби... (только... что все-таки она скрывает?)
  
  - Почему папа и Фаби так отстали? - Лиз обернулась назад, Фил только многозначительно ухмыльнулся. Но тут был кое-кто, кто на этот счет тоже имел свою точку зрения.
  - У них роман, - сообщил Ноэль.
  - Да ну? - удивился Томми. Брат, как всегда, был наблюдательнее и замечал некоторые вещи, на которые прочие не обращали внимания. Томми редко когда интересовался чем-то, что не относится непосредственно к нему.
  - Правда? - обрадовалась Лиз. - Как классно!
  - А чего в этом такого классного? - не въехал Томми.
  - Ну, если они поженятся, у меня будет и папа, и новая мама, - объяснила Лиз. - Разве это не классно?
  - Классно, - подтвердил Ноэль, которому, как и его старшему брату, выпало счастье родиться и расти в большой и любящей семье.
  - Да чего классного? - Томми сморщил нос. - Родят они тебе еще кого-нибудь мелкого, и он будет вроде нашей Ошени - все время путаться под ногами и портить тебе школьные тетрадки.
  - Ошени прикольная, - возразил Ноэль. - А тетрадки ты сам разбрасываешь по всему дому, нечего маленькую обвинять!
  - Вот еще! - фыркнул старший брат. - Больно надо! Правда, Ошени очень клево визжать умеет.
  Снова обернувшись, Лиз увидела Райни и Фаби, которые спускались по лестнице чуть выше. Они держались за руки. А если они и вправду кого-нибудь родят? Лиз, пожалуй, ничего не имела бы против. Она всю жизнь была единственным ребенком незамужней мамы, а совсем недавно у нее появился отец, дядя (который для нее был как старший брат), а теперь появится новая мама и, может быть, маленькие братья и сестры? Это было бы так прикольно! Правда, Лиз тут же устыдилась своих мыслей. Ее мама совсем недавно умерла, а она уже думает о том, что кто-то сможет занять ее место? Но Фаби ведь не виновата, что мама разбилась... Лиз решила, что она как-нибудь разберется со всеми этими делами. А сначала надо, чтобы папа и Фаби поженились.
  
  Райни отлично знал, о чем говорил, обещая пикник в потрясающем месте, которое вовек не забыть. Великолепная поляна на склоне одной из гор с изумительным видом на долину Роны, плотину и город с высоты птичьего полета. Вкусная еда - разумеется, не обошлось без валисской традиционной тарелки с разными видами сыра, мяса, вымоченного в вине с можжевельником, и еще там очень кстати были толстые ломти валисского ржаного хлеба, корнишоны и несколько маринованных луковок. Еще в заказе был сырный пирог, стейки и немного вредных вкусняшек - после активно проведенного дня все продукты были съедены просто за несколько минут. Потом запускали вертолет, который Фаби подарила Лиз на день рождения. Точнее, запускали дети под руководством Фила, а Райни и Фаби пошли немного прогуляться по полянке.
  Тут тоже все цвело - подснежники и крокусы, начинали распускаться эдельвейсы и горечавка. Сочная, свежая зеленая трава стелилась под ногами, как мягкий ковер. Райни обещал, что они продолжат с того же места, на котором остановились, но далеко продвинуться они не смогли - совсем рядом были дети. Мужчина и девушка никак не могли оторваться друг от друга. Объятия и поцелуи, и на этом - все. Как школьники, у которых родители в соседней комнате, они вынуждены были сдерживаться. Оба были как в огне...
  
  - Вот, смотрите, как эта штука сейчас полетит! - сказал Томми, снова забирая управление вертолетом. Этот проказник, казалось, унаследовал у своего легендарного отца все, кроме цвета глаз. Светловолосый и голубоглазый, с точеными чертами породистого лица, прекрасно сложенный и довольно высокий для своего возраста, пока он был тощим сорванцом, но видно было, что скоро нарастит отличную мускулатуру. Его брат мог похвастаться похожим телосложением, но на этом сходство заканчивалось. Темноволосый и кареглазый Ноэль был спокойнее и сдержаннее, обладал созерцательным и мягким характером. Что самое забавное - старший далеко не всегда обыгрывал младшего даже в силовых видах спорта. Томми привык брать любые препятствия нахрапом, силой, нахальством, а младшенький всегда полагался на стратегию и расчет.
  Пока братья и Лиз возились с вертолетом (и у них отлично получалось), Фил отсел от них в сторонку и вытащил свой мобильный телефон.
  Он обдумывал эту идею с момента, когда Райни и дети вернулись со своей вылазки на велосипедах на вершину горы. И решил, что, в любом случае, хуже не будет.
  Фаби хотела понять Райни, узнать, что же такое произошло с ним, почему он стал таким закрытым и циничным. Фил не мог ей помочь. Но знал, кто сможет. И, скорее всего, захочет это сделать.
  Натали Марешаль Бальтазар ждала рождения своего второго ребенка. Она вышла замуж четыре года назад, через два года после того, как рассталась с Райни. Ее муж Марк Марешаль когда-то выступал за сборную Франции по сноуборду, потом получил отличное место в дирекции FIS. Их старшей дочери Клоэ было уже три года.
  Натали вошла в жизнь Райни 10 лет назад, когда ему было 19. Филу тогда было всего 6, и почему-то получилось так, что молодая женщина и мальчик привязались друг к другу. Родителям Фила в то время было под 50, и они чаще всего не представляли, что можно делать с любимым, но непоседливым, озорным и непослушным малышом. Все окружающие удивлялись этой дружбе между двадцатипятилетней спортсменкой и шестилетним братишкой ее бойфренда, но факт оставался фактом. И, когда Райни и Натали расстались через три года, не было человека, который тяжелее переживал их разрыв, чем Фил. Он и Натали остались хорошими друзьями. Когда Фил попал в больницу после похищения и аварии, Натали узнала обо всем от мужа, который в силу своей работы знал, что происходит в юниорских кругах Европы, и приехала проведать парня. Между ней и Райни тоже сохранились самые дружеские отношения, и теперь Фил волей-неволей предположил, что Натали была бы рада, если у Райни все бы удачно сложилось с Фаби. В конце концов, теперь у Натали была семья, и она искренне радовалась за Райни, когда Фил рассказал ей про Лиз.
  - Привет, зайчик, - сказала Натали - она была единственным человеком в мире, которому было дозволено обращаться подобным образом к крутому парню Филу Эртли. - Рано звонишь. Еще ничего не случилось.
  Фил вообще-то знал, что Натали на днях предстояло рожать. Он ответил в тон:
  - Что, сестренка не торопится?
  - Ничуть. Мы с ней с утра уже в клинике. Какие-то проблемы с кровотоком. Так что пусть уж за нами присмотрят.
  -Какие еще проблемы? Не надо нам проблем. Как дела у Клоэ?
  - Нарисовала мне красивую картину. Скучает.
  - Они с Марком там, поди, отрываются без тебя.
  - С них станется. Как твоя голова, зайчик?
  - Пока на месте. И варит. Сейчас вот удумал я Райни в хорошие руки пристроить. Ты как - в деле?
  - А с этого места, пожалуйста, подробнее, - сказала Натали. - Черт, Фил, это ужасно тяжело, ходить с таким пузом. Расскажи мне про Райни скорее. Может, отвлекусь немножко.
  - Ну... есть девушка, - с тяжелым вздохом сообщил Фил, который такие рассказы не переваривал органически и отродясь не умел вести. - Она в него по уши, а он... он... ну, короче...
  - Можешь не мучиться, я знакома с его фишками, - рассмеялась Натали. - Он ее держит на расстоянии, так? Дистанцируется, то приближает к себе, то отталкивает, верно?
  - И откуда ты только все знаешь? - хихикнул он.
  - Сама удивляюсь.
  - Ну и мы с Лиззи хотим, чтобы у них что-нибудь получилось.
  - А что за девушка?
  - Студентка-архитектор. Серьезная и хорошенькая. Она няня Лиз.
  - Они ладят?
  Натали знала, что послужило основной причиной расставания Райни и Аннабель.
  - Еще как.
  - Хорошо. Только я, знаешь, не совсем поняла, чем я могу помочь, - сказала Натали.
  - Я сам точно не понимаю, - признался Фил. - Я ей сказал, что он такой, потому что обжегся на молоке. Ну ты же понимаешь это лучше меня. Вы, девчонки, любите этим заморачиваться, я мало что про это знаю. Она меня начала расспрашивать, что с ним такое случилось, а я как бы не очень в теме, он никогда об этом особо не распространялся, ну а ты знаешь. Вот.
  - И ты хочешь, чтобы я поделилась тем, что сама знаю? - подсказала Натали.
  - Во-во, точно, - с облегчением согласился Фил. - Фаби считает, что им с Райни это поможет. Если она будет все знать, может, понятнее станет, чего от него ждать и чего он от нее хочет.
  - Главное, чего он хочет - это искренности, - сразу ответила Натали; ее шутливый тон уступил место серьезности. - Можешь так ей и передать, что с ним нельзя играть крапленой колодой. Как только он поймет, что его использовали - мало не покажется.
  - Да какая у нее может быть крапленая колода, - отмахнулся парень от предположения. - Обычная девчонка-студентка, использовать такого, как он, у нее просто кишка тонка.
  - Не факт, Фил. Райни богатый человек, если дело в деньгах, уже очень плохо.
  - Уверен, что деньги тут не при чем.
  - Ну хорошо, допустим. Что конкретно она хочет знать?
  - Ей надо как-то понять, что произошло тогда.
  - Ну вот что, - сказала Натали. - Дорогой мой Фил, ты всегда неплохо разбирался в людях, и я надеюсь, что эта девушка порядочная. Я кое-что знаю, хотя и не все, но и эта информация, если просочится куда-то, может нанести ему большой вред. Я этого не хочу. Ты уверен, что это не тот случай?
  - Уверен, - быстро сказал Фил. - Фаби никогда бы не согласилась причинить Райни зло.
  - Тогда, пожалуй, я отправлю тебе несколько слов по мылу, - предложила Натали. - Только, зай, я тебя очень прошу сделать следующее. Распечатай сам текст, а мое письмо удали. Можешь дать девочке текст без моего адреса, пусть прочитает. Но по-хорошему, Райни сам должен ей рассказать все, если она для него что-то значит. В конце концов, мне он тогда рассказал.
  - Солнышко, ты прелесть, - искренне сказал Фил. - Давай, пиши мне эти твои несколько слов, я все сделаю, как ты сказала. И не вздумай рожать, пока мыло не отправишь. Заметано?
  - Кое-кто просто оборзел. Хорошо. Отправлю в течение часа. Но только, Фил, скажу тебе честно - отвечаешь мне за Райни головой. Если что-то случится... ты меня понял.
  - Конечно, понял. Натали, ты сама знаешь, я за него любого на куски порву.
  - И многих уже порвал? - засмеялась женщина. - Ладно, все, мы обо всем договорились. Давай, держи в курсе.
  - И ты тоже. Помнишь, что обещала меня крестным позвать?
  - Это незабываемо. Пока. Побежала сочинять, а то, правда, вдруг не успею. Вторые роды быстрые.
  - Давай тогда, поторопись. И чтоб все отлично прошло!
  
  Длинный, заполненный под завязку развлечениями и впечатлениями день клонился к закату. Темно-синий рейнджровер выехал на Гран Сен-Бернар и взял курс на восток. Ехать до Сембранше было чуть больше 10 километров, но все трое детей заснули еще прежде, чем Райни развернулся на выезде со стоянки. Фил на добавочном заднем сиденье широко потянулся и водрузил на голову наушники от плеера, давая понять, что ему есть чем заняться вместо того, чтобы слушать чьи-то там дурацкие разговоры. И тоже закрыл глаза.
  Райни взглянул на усталую, но счастливую Фабьенн и улыбнулся. Малышка нежно смотрела на него. 'Мы едем домой', - вспомнил Райни. Мысль была приятна. Затягивание и сомнения остались позади. Сегодня он сделает ее своей. Парни Ромингеры поедут домой на такси, которое было заказано на 9 вечера, Лиз ляжет спать, Фил займется какими-нибудь своими делами, а Райни утащит свою изысканную девочку в спальню. Твердо сложившееся намерение наполнило его восторгом. Безоблачное счастье нахлынуло на него, вместе с пониманием, что так хорошо с девушкой ему, наверное, еще никогда не было, даже много лет назад - когда он получил ту, которую очень любил. А скоро будет еще лучше, чем сейчас. Когда он уложит Фабьенн к себе в постель и займется с ней любовью... От счастья и предвкушения перехватывало дыхание. Он прерывисто вздохнул и рассмеялся.
  - Что с тобой? - удивилась Фаби. И он, наплевав на все на свете, остановил машину и поцеловал ее в губы долгим, страстным поцелуем. И включил магнитолу, снова нажав на газ.
  Manu Chao отлично подходил под его легкое и светлое настроение. Райни не понимал слов, но вдруг вспомнил, что Фаби говорила ему, что в детстве какой-то приятель научил ее понимать испанский.
  - О чем эта песня? - спросил он. Фаби ответила с улыбкой:
  - 'Ты мне нравишься'.
  Он рассмеялся:
  - Ты мне тоже нравишься. Поет-то он о чем?
  Девушка смутилась:
  - Я тебе перевела. 'Me gustas tu' и означает 'мне нравишься ты'. Он поет про всякие вещи, которые ему нравятся. Море, горы, огонь, марихуана и прочее.
  - Марихуана - единственное, что я тут понимаю. И единственное из списка, что мне не нравится.
  - Мне тоже. Даже не пробовала. А ты пробовал?
  - Когда-то попробовал, но мне не понравилось. Я и не курил никогда.
  - Тоже попробовал и не понравилось?
  - Да. Я тогда еще младше Фила был.
  - Ты, наверное, был очень забавный тогда, - вдруг рассмеялась Фаби. - Я помню про ботана. Зачем курить-то пробовал?
  - Думал, это круто. Но потом понял, что мне такая крутизна даром не нужна. Решил, лучше драться научусь.
  - И как - научился?
  - Нет, - со смешком признался он. - Я до сих пор драться не умею. Никогда не дрался и надеюсь, что не придется.
  - Правда? А когда на тебя нападали?
  - Если не мог избежать нападения - убегал. Если не удавалось убежать - меня били.
  - Ты, наверное, чужих девушек отбивал, - засмеялась Фаби.
  - И все-то ты знаешь, - кажется, его улыбка чуть поблекла. - Еще как-то раз не дал списать однокласснику. Он тоже меня побил.
  Фаби ласково погладила его руку, лежащую на руле. Ей было так жалко мальчика, который не умел драться. Умный, добрый, интеллигентный ребенок, который предпочитал все конфликты решать на словах. А драться не хотел и не умел.
  Ее брат умел. Причем отменно. Один раз, когда они были на каникулах в Барселоне, они вдвоем ходили на какую-то тусовку, и на обратном пути двое больших хулиганов попытались отобрать у них деньги. Дени тогда в одиночку отбился от них, а Фаби чуть не умерла от страха. Ей тогда было пятнадцать, а брату - семнадцать. Как-то раз она пожаловалась ему на парня, который приставал к ней, и Дени поколотил его, и больше однокурсник не докучал девушке. Почему-то ей пришло в голову, что Дени и Райни при всех своих несходствах могли бы стать хорошими друзьями... Если бы четыре года назад во время грозы под колесо мотоцикла не попала сбитая ливнем ветка...
  Но сегодня даже воспоминания о Дени не смогли испортить ей настроение. Ведь она влюблена и счастлива... и уверена, что сегодня наконец настанет момент, когда... о да, она мечтала о Райни. Из всех мужчин, живущих на свете, он единственный, кого она ждала так много лет... Думая об этом и о том, что он будет ее первым, бесконечно дорогим любовником, она млела, голову кружило от предвкушений, по телу разливалась приятная истома... и волны сладкой дрожи. О, Райни...
  От очередного витка эротических мечтаний ее отвлек телефонный звонок. Фаби даже не сразу поняла, что это ее телефон - потому что обычно телефон Райни звонил по нескольку раз в час. Но на этот раз кто-то искал именно ее.
  На экране - 'Элиас'. Секретарь кафедры архитектурного проектирования. Прежде чем Фаби ответила, ее будто обдало холодом - какой контраст с недавними мечтами о любви! Она вспомнила, что завтра у нее встреча с руководителем по ее дипломной работе.
  Элиас звонил как раз, чтобы напомнить об этом. Оказывается, один из студентов поменял себе тему и хотел согласовать замену с ней и с их общим руководителем, чтобы их работы не пересекались и не дублировали друг друга. Фаби понятия не имела, будут ли их дипломные проекты пересекаться, потому что еще даже не составила план работы.
  Черт подери! Разбиты вдребезги все мечты о прекрасном вечере с Райни, о любви и о наслаждении! Там работы на всю ночь, которую, да простит ее Господь, Фаби собиралась провести совсем по-другому! От досады девушка чуть не плакала.
  - Что случилось? - спросил Райни, когда она отключила связь.
  - Катастрофа, - пробормотала Фаби и объяснила вкратце суть постигшего ее несчастья.
  - Понятно, - разочарованно сказал Райни, которому тоже было ясно как день, что все планы на его малышку переносятся на черт знает когда.
  - Ты ведь не думаешь, что я... - выдохнула вдруг она. - Райни, я так хочу... я...
  - Ну ладно, детка, - ласково сказал он. - Мы же не последний день живем, правда? А скажи, я могу тебе чем-нибудь помочь?
  Она удивилась:
  - Ты?
  - Ну да. Я мастер делать конспекты из нескольких источников.
  - Правда? - кажется, слабый лучик света забрезжил в конце тоннеля! - Тогда... может быть, ты смог бы помочь немного. Только ведь... это архитектура.
  - Ну дай мне что-нибудь наиболее теоретическое. Я разберусь.
  - Хорошо. Спасибо тебе, - она улыбнулась ему ласковой и извиняющейся, полной сожаления улыбкой. - Райни...
  - Не переживай, Шэтцхен, - Он понизил голос так, как он умел это делать, когда говорил исключительно с ней... от его хрипловатого тембра и соблазнительных интонаций у нее просто захватывало дух. - День туда или сюда роли не играет. Ты от меня не уйдешь.
  - А я и не хочу, - прошептала она. И в эту секунду он снял правую руку с руля и дотронулся до ее колена. Помедлил, прежде чем позволить своей ладони скользнуть выше... ровно на 5 сантиметров. Легкое, горячее сжатие - и убрал руку, оставив воспоминание и тоску по его ласке и теплу. Вот соблазнитель!
  Увы, день закончился вовсе не так, как им двоим хотелось бы. Никакой постели, никакой любви. Они сидели за ноутбуками - Фаби в кабинете, Райни в гостиной - и пахали над дипломом. Райни это все скорее развлекало, ему почему-то приятно было снова почувствовать себя студентом. Разве это плохо сочетается со всеми его воспоминаниями и мечтами о юности и беззаботности, которые пробуждала в нем Фабьенн? Правда, будучи студентом, он уже давным-давно отвык целоваться просто так, ради поцелуев. Ну а сейчас он будто влез в жеваную майку с логотипом Бернского университета и в вареные джинсы с кожаной заплатой на заднице и поспешно готовил какую-то муть к сдаче, а потом собирался пойти с парнями в 'Кнаппе Диди' и выпить там дешевого пива, за что поутру неизменно расплачивался головной болью...
  Тем временем Филу пришлось продлить срок рабства - Райни объяснил ему суть проблемы, и подросток накормил ужином деток, сам посадил на такси до Дэленвальда Томми и Ноэля и вовремя отправил Лиз спать.
  К сожалению, 'Кнаппе Диди' закрылась бы задолго до того, как Райни сделал свою часть работы. Они с Фаби оба закончили около двух часов. Он передал ей флешку с большим конспектом, который должен был составить одну из глав первой части (и, видит Бог, он сегодня отлично разобрался в истории развития строительных технологий последнего десятилетия!), пожелал ей спокойной ночи, они обменялись усталым, но все же страстным поцелуем... Может быть, стоило бы... но он вспомнил, что ей завтра рано вставать и пилить в Женеву к десяти утра... Поэтому после поцелуя они просто разошлись по своим комнатам.
  
  Когда Фаби встала, весь дом, разумеется, еще спал. Она и сама совсем не выспалась. Она легла поздно из-за диплома, потом очень долго не могла заснуть, а весь остаток ночи ей снились какие-то странные сны, в каждом из которых то она ускользала от Райни, то он от нее.
  И еще... Перед сном она нашла под своей дверью свернутый лист бумаги.
  Это было от Фила. С кратким объяснением про Натали и предупреждением, что информация строго конфиденциальна. С бешено бьющимся сердцем Фаби прочитала рассказ Натали.
  Любовная история девятнадцатилетнего мальчика была вполне обычна и печальна. Сначала - безответная страсть к девушке, у которой в то время вспыхнул бурный роман с тогдашним лидером австрийской Wunderteam Флорианом Хайнером - человеком, обладающим крутым нравом и взрывным темпераментом. Ссора между влюбленными, Райни стал для девушки временным любовником и запасным аэродромом, но потом она вернулась к своему жениху. Ничего экстраординарного - ну, драма, разбитое сердце, никто от этого не застрахован. Грустно, но банально. И одновременно с неудачным романом - история с беременностью и женитьбой на КК. Тут как раз все оказалось довольно запутанно. Звезда выбрала красивого юниора, чтобы забеременеть с его помощью, и не собиралась говорить ему ни о чем. Он узнал о ребенке одновременно с тем, что девочка родится со смертельно опасным пороком сердца. И узнал только потому, что дочери была нужна его кровь для переливания. Райни настоял на женитьбе, дал свою кровь после операции и попытался стать для малышки настоящим отцом. Но мать Лиз интригами и очередными обманами лишила его дочери. Натали, которая любила Райни и была свидетелем всех этих событий, встретила его в момент, когда он ушел от Макс, наблюдала, как его вышибли из жизни дочери и как он пытался бороться с этим, и видела в течение следующих лет, как он черствеет, ожесточается, как его сердце после этого пожара закрывается броней равнодушия и цинизма. Натали не смогла помочь Райни, хотя и очень хотела. Может быть, это удастся Фабьенн...
  Ну что же, между Райни и Фаби есть что-то общее. Оба пережили в 19 лет каждый свою драму. Фаби потеряла обожаемого брата. Райни потерял любимую девушку, а потом обрел и тоже потерял дочь. Многое стало понятным. Она читала и перечитывала рассказ Натали, потом, как Фил просил, уничтожила листок. Ей так хотелось пойти к Райни, обнять, прижаться, пробиться к нему, заставить его снова любить, чувствовать, верить... Она долго не могла уснуть, думала и думала о нем...
  Но, несмотря на недосып и на необходимость ехать в университет, настроение у нее было приподнятое. Почему нет? Она влюблена, ее любимый явно увлечен ею, и то, чего не случилось вчера, непременно случится сегодня или завтра. Фабьенн быстро позавтракала, собралась, бережно уложила папку с распечатанными листами диплома на переднее сиденье ауди и в полвосьмого уже была готова выезжать. Перед тем, как сесть за руль, она обернулась, чтобы посмотреть на окна большой спальни. Наглухо зашторенные окна показывали, что Райни еще спит - едва проснувшись, он первым делом хватал пульт и раздергивал шторы - они у него были с электроприводом. Фаби представила, как она возвращается в дом, поднимается по лестнице, входит в его спальню, подходит к постели. Нежный поцелуй, он проснется, обнимет ее, и все случится...
  Но, конечно, она не сделала ничего подобного. Она села за руль, открыла с пульта ворота и аккуратно выехала на улицу.
  Проезжая мимо поворота на Мартиньи, Фаби мечтательно улыбнулась, вспоминая вчерашний день. Как было здорово! Она вспомнила объятия и поцелуи на цветущей поляне, фотографию с моста La Batiaz, остановку на дамбе над плотиной... Райни. И это потрясающее ощущение, что без него ей уже никогда не будет хорошо и весело...
  На самом деле, воскресный день кончился, понедельник изменил картину - сегодня на шоссе было много машин, пропало вчерашнее расслабленное и умиротворенное настроение, и погода портилась. Вчера безоблачное и синее, сегодня небо хмурилось, с гор в долину сползали клочья тумана. Проехав съезд на Мартиньи, Фаби повернула на север, в сторону Монтре.
  
  Примерно в это время Райни открыл глаза и, дотянувшись до пульта, раздвинул шторы. Спальню залил утренний свет. Молодой человек улыбнулся и снова откинулся на подушки. Часы показывали восемь, пора вставать - в отсутствие Фаби он должен был поднять и накормить дочь завтраком, проследить за тем, чтобы она умылась и оделась, что-нибудь такое придумать с ее волосами и сдать с рук на руки фрау Бахман, которая, кстати, сегодня должна была сопровождать Лиз на экскурсию в аббатство Сен-Морис. Дети из будущего класса Лиз сегодня все ехали туда, и пригласили Лиз поехать с ними. Вчера Райни урегулировал этот вопрос с учительницей и с фрау Бахман, которая будет с Лиз в качестве переводчика и сопровождающего.
  До Вербье, откуда поедет автобус в Сен-Морис, Лиз и фрау Бахман доберутся вместе с Филом, который в Вербье встретится с друзьями и вместе с ними сядет на шаттл до Лойкербада, где сегодня должен состояться футбольный матч Вербье-Сьер. Незадолго до аварии Фил пробился в основной состав юниорской команды Вербье и сегодня должен был играть в составе нападения, но, к сожалению, пока не прошло двух месяцев со дня операции, об этом не могло быть и речи. Фил ехал просто поболеть за свою команду.
  Да... вот так все разъедутся, и Райни останется один, как в былые времена. Сейчас он и представить себе не мог, как жить в таком огромном доме одному, а ведь именно так он и прожил пять лет. Периодические романы не в счет. С ним иногда жили какие-то красивые женщины, но они были для него почти как предметы мебели со строго определенными функциями. А за последнее время все изменилось. Сначала нарисовался брательник, которому в Сембранше было комфортно и весело. Потом появилась доченька. А потом и Фаби. Все трое оказались так дороги для него, хотя каждый по-разному.
  Ну что же, один так один. Райни растолкал Лиз и Фила - как почти все в семье Эртли и как он сам, эти двое тоже были еще теми совами. Лавини с утра пораньше приехала, чтобы приготовить завтрак, а потом уехала на фермерский рынок в Мартиньи. Накормив мелких булочками с корицей, Райни кое-как соорудил из локонов дочери хвост и вытолкал их к машине фрау Бахман. А сам пошел в тренажерный зал.
  
  Фаби еще не доехала до Верней, когда ее мобильный зазвонил. Бросив на ходу взгляд на экран, она увидела, что это снова Элиас. Что на этот раз? Не останавливая машину, она ответила:
  - Да.
  - Фабьенн, мсье Паскаль просил передать свои извинения. Сегодня у него выездная защита, он просил узнать, удобно ли вам перенести вашу встречу на завтра или послезавтра.
  Вот ведь так и разэтак! Добрая, милая и серьезная девушка Фабьенн Мирабо де Сен-Симон чуть не выругалась вслух. Почему о выездной защите становится известно только в понедельник утром? Они с Райни вчера просто убились, делая эту растреклятую первую часть диплома! И все их планы на вечер пошли прахом! Такие планы! Мсье Паскаль, старый, лысый черт, который забыл всех предупредить вовремя!!!
  - Послезавтра, - сквозь зубы сказала Фабьенн. Какого черта, завтра у Лиз тренировка, после которой они собирались поиграть в теннис!
  - В какое время? Мсье Паскаль мог бы встретиться с вами так же, в 10 утра.
  - Хорошо. - Попрощавшись, Фаби нашла разрешенное место для разворота и поехала назад в Сембранше.
  
  В доме было тихо, ворота закрыты, но сигнализация включена не была. Кто-то дома. Фаби от души надеялась, что это он. Она хотела видеть его. Обнять. Поцеловать. Она просто хотела его. Она знала, что Лиз на экскурсии, а Фил на футбольном матче, садовник и горничная придут ближе к вечеру, а кухарка уехала за продуктами на фермерский рынок. Райни, наверное, тренируется на тренажерах, раз уж не уехал на велике. Поднявшись на крышу, Фаби прислушалась - действительно, сквозь закрытую дверь раздавались глухие удары металла о резину.
  Фаби отчаянно хотелось войти и увидеть его. Посмотреть, как эти великолепные мускулы перекатываются под загорелой блестящей от пота кожей. Следить за ритмом его движений. Прикоснуться к нему, урвать поцелуй, заставить его забыть про тренировку. Но она не решилась. Лучше она поплавает, пока погода не совсем испортилась. Взгляд на небо - лилово-черные толстые тучи нависли над южной половиной долины. Кажется, сверкнула молния. Но воздух оставался восхитительно теплым. Фаби решилась - она бегом спустилась в свою комнату, сбросила с себя одежду и надела бикини. Она окунется, пока не начался дождь. А там... может быть, Райни закончит тренировку... и кто знает...
  Подогретая вода была теплая, как парное молоко. Термометр в бортике показывал 26 градусов. Чудесно... Фаби с наслаждением легла на спину на воде и замерла, глядя в темнеющее небо. Тучка наползла лохматым фиолетовым краем на солнце, набежала тень, но все равно было тепло. Девушка перевернулась и поплыла к противоположному краю.
  
  Вволю наплававшись, Фабьенн выбралась из воды и остановилась около одного из шезлонгов недалеко от края в задумчивости. Уходить вниз ей не хотелось. Райни еще не вышел из тренажерки. Солнца вроде уже не было, загорать смысла нет, но ведь тепло, почему просто не полежать тут у бассейна?
  Она устроилась на одном из шезлонгов ближе к краю крыши. Мокрый купальник неприятно холодил тело, но переодеваться было неохота, а совсем снять... если выйдет Райни... нет, к этому она пока готова не была. Она лежала и думала о Райни - о том, каким она его знает. Как она сначала думала о нем. Что оказалось на самом деле. Что ей рассказала Натали. Человек, который познал в жизни столько предательства и вероломства... сможет ли он снова любить? Сможет ли она, Фабьенн, исцелить его раны? С ним иногда так трудно... он напоминает осторожного, хитрого дикого зверя, который умеет и нападать, и прятаться. Он то приближает ее к себе, то вдруг становится таким холодным, отталкивает ее, и так часто не поймешь, серьезен он или шутит... О, Райни... Девушка думала о нем и следила, как по склону горы, на которой они чуть больше недели назад устраивали свой первый пикник, ползет вниз туман... Почти бессонная ночь не прошла даром - Фаби уснула.
  
  Сегодня Райни не стал давать себе максимальную нагрузку. Если честно, он просто схалявил. Всего два часа, включая разминку - оправданий для такого быть не может, да он их и не искал. В голове была сплошь Фабьенн и секс. Конечно, в таких случаях измотать себя в ноль не только возможно, но иногда даже показано, но не сегодня. Сегодня он надеялся, что все получится.
  До вечера еще целая вечность... Сейчас пол-одиннадцатого - скорее всего, его девочка позевывает сейчас в ладошку на этой дурацкой встрече на кафедре архитектурного проектирования со своим дипломным руководителем. Интересно, когда она вернется? Но, когда бы она не вернулась, к тому времени дома будет и Лиз (экскурсия рассчитана до часу дня, плюс обед и обратная дорога) и Фил. В общем, о том, чтобы уединиться в спальне с малышкой до того времени, как дочь и брат лягут спать ночью, не может быть и речи... Но уж тогда... Он мечтательно улыбнулся и слез с тренажера, на котором качал пресс. Хотя слезать не надо бы. Он, черт подери, должен быть в превосходной форме перед серией пляжных съемок в Дубаи, так что надо взять себя в руки. Райни решил, что окунется в басике, пока нет дождя (частично стеклянный потолок тренажерки позволял и ему видеть, что погода портится), заставит себя собраться и, если дождь не пойдет, выберется на свой обычный зверский веломаршрут (недоступный больше никому, кроме профи, даже Фил пока не вытягивал ни этот подъем, ни спуск). А потом уже можно позаниматься в зале еще 2-3 часа. Эх, благие намерения...
  Он наскоро сполоснулся в душе и вышел к бассейну, обернув бедра белоснежным полотенцем.
  
  Фаби не поняла, что ее разбудило. Может быть, кожу погладил прохладный ветерок. Может быть, звук открывшейся двери. Может быть, какое-то чутье... Так или иначе, она открыла глаза и практически сразу же увидела Райни.
  Он стоял около бассейна метрах в 8 от нее, повернувшись к ней в полупрофиль. Кажется, он ее просто не заметил. Он думал, что он в доме один. Занимаясь в тренажерке, где у него была включена аудиосистема, он не слышал, что она вернулась. Он задумчиво смотрел, как и она чуть раньше, на сползающий в долину туман и на клубящиеся над головой свинцовые тучи, и порыв ветра растрепал его каштаново-рыжие волосы, которые вспыхнули огнем на фоне грозового неба.
  Затаив дыхание, Фаби вжалась в шезлонг и смотрела на него. Он запрокинул голову и, подняв руки, сцепил пальцы под затылком. Стоял так несколько секунд, глядя на небо... Фаби не могла отвести глаз - до чего он прекрасен. По-настоящему прекрасен. Лучше собственных рекламных фотографий. Никакого глянца, все по-настоящему... Широченные плечи, мускулистая грудь, мощные руки. Восемь великолепных квадратиков пресса, соблазнительный завиток пупка, узкие бедра, тонкая дорожка рыжеватых волос, исчезающая под полотенцем. Райни, по-прежнему не отводя глаз от склона горы, поднял руки вверх и потянулся, позволив полотенцу соскользнуть вниз. И остался совершенно голым.
  Кажется, Фаби непроизвольно издала какой-то звук, потому что мужчина, вздрогнув от неожиданности, резко повернулся к ней. Она понимала, что подставляется под его очередную шуточку, но никак не могла насмотреться на него, поднять глаза и встретить его взгляд.
  - Привет, Шэтцхен, - его голос все же выдавал некоторое замешательство. Она честно попыталась ответить, но все слова как-то улетучились из ее головы. Она только перевела дух, пытаясь усмирить совершенно бешеное сердцебиение. И... снова проснулось это вожделение. То, о чем говорила Пам, было неправдой. Можно бешено хотеть мужчину не только когда думаешь о нем, но и когда просто смотришь на него.
  Райни, если честно, здорово растерялся. Он никак не мог перестроить свое сознание, которое твердило ему, что он один в доме и имеет полное право стоять на своей крыше у своего бассейна в чем мать родила. Он ничего не имел против того, чтобы показаться Фабьенн голым, но не здесь и не так. Он-то думал, в спальне, в полном, так сказать, боевом могуществе... Впрочем, что до боевого могущества, оно было уже тут как тут. Умом он никак не мог воспринять ситуацию, а тело уже получило сигнал и отреагировало именно так, как должно было. Под ее растерянным, но очень пристальным взглядом он пришел в максимальную готовность. Черт...
  Девушка просто потеряла дар речи, и более опытному, хладнокровному и взрослому Райни нужно было как-то сглаживать ситуацию, снимать напряжение, но что-то говорить сейчас казалось глупым. Просто подойти? Обнять? Пока он соображал, с языка сорвалось глупейшее:
  - Ну как, все рассмотрела?
  Она вздрогнула, ее взгляд метнулся на его лицо. Отчаянно покраснев, она вскочила на ноги, схватила свое полотенце, прижала к себе:
  - Прости. Я... я просто... мсье Паскаль отменил встречу, я... думала просто искупаться, я не собиралась за тобой подсматривать, и я немедленно уйду к себе и не бу... Ай!
  Она успела заметить молниеносно-быстрое движение прежде, чем вода сомкнулась над ее головой. Миллиарды пузырьков воздуха, теплая вода, полнейшая неожиданность. Громкий всплеск. Этот негодяй просто швырнул ее в бассейн! И не просто в бассейн, а в его глубокую - трехметровую - часть. Ее страх, смущение и замешательство как водой смыло. Вынырнув на поверхность и хватая ртом воздух, Фаби напустилась на него:
  - Ты что - с ума сошел? Окончательно спятил? Что это такое было, ты, экстремист чокнутый? А если бы я захлебнулась?
  А Райни уже тоже был в воде. В метре от нее. Придерживаясь рукой за бортик, он широко и нахально ухмылялся:
  - Издаешь столько шума - значит, не захлебнулась.
  - Зачем ты это сделал?!
  Он протянул ей руку. Свою сильную, загорелую руку, с которой стекали ручейки воды.
  - А что с тобой делать, если ты каждый раз или убегаешь, или искришь, как кошка? Только немного утопить тебя для начала конструктивного диалога.
  - Я убегаю? Я искрю? И это ты называешь конструктивным...
  - Иди ко мне.
  Она смотрела на его руку, медленно подняла взгляд на его лицо. Мокрые волосы, ярко-синие глаза со слипшимися от воды длинными ресницами, потрясающая улыбка... Райни. Прекрасный, родной, бесконечно любимый мужчина. Фаби медленно подняла руку и положила пальцы на его ладонь. Из головы исчезли мысли и слова, из легких весь воздух... остались только чувства...
  Райни привлек ее к себе, прижал к груди. Он пылал от желания и больше не собирался терять время. Поборов первоначальную растерянность, он вернул себе полную власть над ситуацией. Сгорая от нетерпения, он развязал тесемки верха ее бикини, освобождая ее грудь.
  Прелестные белые холмики, нежные и упругие, розовые ягодки сосков. Он прерывисто вздохнул, склоняясь к ней и опаляя ее грудь первыми поцелуями. Она тихо ахнула, кажется, полностью расслабилась, отчего они оба чуть не ушли под воду. Райни, не переставая целовать ее грудь, притиснул ее к бортику и начал понемногу перемещаться к менее глубокой части бассейна. Никогда бы не подумал, что плыть, целуя грудь девушки, которая просто лежит на твоих руках - такая сложная задача... Но оторваться он никак не мог. Его руки и его губы были так горячи, так нежны, что Фаби тихо плавилась, умирая от удовольствия. Снова поцелуй в губы, он прижал ее к себе и позволил своей руке скользнуть вниз с ее груди. Поняв, что он распустил завязки трусиков бикини, она задрожала - впервые в жизни она была обнаженной перед мужчиной. Впрочем, в последние дни было уже так много всего, что происходило с ней впервые в жизни... Любовь, к примеру. Конечно, когда-то она интересовалась парнями, некоторыми даже довольно серьезно увлекалась, но еще никогда она не была по-настоящему влюблена. Ей только сейчас стало понятно, что это такое... Любить - это так много. Это когда он - первый, о ком ты думаешь, проснувшись, и последний, кто покидает твои мысли, когда ты засыпаешь, чтобы потом быть с тобой во сне... Это тот, с кем ты хочешь разделить все, из чего состоит жизнь. Радости, печали, заботы и проблемы, простые удовольствия вроде хорошей песенки по радио или пикника на склоне горы, вкусный ужин и чудесное вино, радость от ясного утра и возможности провести день вместе, и даже любовь ко всему, что было в его жизни до тебя. Когда хочешь провести с ним всю жизнь, делить постель, рожать ему детей и помогать искать по всему дому его дурацкие зарядники от телефонов, хотя и врет он все, будто их теряет... Но она не могла думать о чем-то другом... Жаркие поцелуи под грозовым небом, безумная, вырвавшаяся на волю страсть, которую столько времени подавляли и скрывали... Неистовые объятия, два горячих обнаженных тела, прижавшихся друг к другу. Его губы скользнули вниз по ее шее, он провел языком по основанию ее горла, к ямке между ключицами, и снова к груди. А через секунду его сильные руки подняли ее и посадили на бортик. А сам он был в воде - тут глубина для него была почти до подмышек. Его пальцы ласково теребили ее соски, заставляя ее стонать и томиться от каких-то неясных, смутных желаний большего... Его губы скользили вниз по ее животу, с бесконечной нежностью и осторожностью он поиграл золотым колечком пирсинга, обвел языком ее пупок.
  Его губы скользнули еще ниже, и одновременно он легким нажимом на ее колени показал, чего он от нее хочет. Девушка с секундным колебанием позволила ему развести ее ноги.
  - Ты чудо, - прошептал он и прикоснулся к ней губами.
  - Райни, - прошептала она, снова заливаясь краской и пытаясь сдвинуть колени. - Пожалуйста...
  - Откройся для меня, детка, - он посмотрел на нее снизу вверх, и она позволила ему продолжать. Она снова прошептала его имя, вскрикнула, ее тело изогнулось... Он на секунду оторвался от нее, чтобы сказать:
  - Ляг на спину. Тебе будет удобнее.
  Она послушно легла на плитку, запрокинув голову, глядя в грозовое небо. Сверкнула молния... Фаби не ощущала жесткости и холода плитки под ее голой спиной, не заметила первую дождевую каплю, которая упала на ее грудь. Для нее существовал только Райни, его горячие губы, ласковые руки, она никогда не испытывала ничего подобного. Медленно нарастающая волна жаркого, почти невыносимого наслаждения была для нее полной неожиданностью, она громко застонала, положила руки на его голову, то ли чтобы оттолкнуть, то ли наоборот - прижать к себе, ее тонкие пальцы запутались в его густых темно-рыжих волосах. О, Райни... Обжигающие ласки заставляли ее выгибаться, прижиматься к нему плотнее, она забыла обо всем на свете, она понятия не имела, что может быть такое блаженство... Мужчина продолжал ласкать ее, обхватив ее бедра, наслаждаясь ее открытостью и нежностью, с упоением слушая ее короткие, рваные стоны. Она стала такой горячей... Фаби, девочка моя, как приятно дарить тебе это наслаждение... Он почувствовал пробежавшую по ее телу волну дрожи, она громко вскрикнула, запрокинув голову, судорожно, сильно выгнулась и обмякла в его руках. Он подтянулся на руках, выбрался из бассейна на бортик и обнял свою малышку. Она нежно и доверчиво прильнула к нему.
  - Посмотри на меня, - сказал он. Ему все время хотелось видеть ее глаза. Никогда прежде ему не было столько дела до того, открыты ли у девушки глаза. Она послушалась. Сейчас в ее серо-голубых глазах не было лукавства и насмешки, она смотрела на него с безграничной нежностью и любовью, ее взгляд немного затуманенный...
  - Райни, - прошептала она.
  - Да, милая. Тебе хорошо?
  - Да...
  Он приподнялся на локте, склоняясь над ней, прильнул губами к ее напряженному правому соску, втягивая в рот упругую, сладкую вишенку, снова заставляя девушку стонать и прижиматься к нему... Он сгорал от нетерпения, мечтая сделать ее своей по-настоящему, но... не на бортике же... надо перебираться в спальню... сейчас... он приласкает ее еще немного... Снова ослепительно сверкнула молния на грозовом небе... Оглушительно ударил гром, эхом отражаясь от гор вокруг... Райни наслаждался стонами Фаби, целовал и ласкал ее, смутно соображая, может, на шезлонг, или подстелить полотенце, или... Его рука мягко легла между ее ног, и он снова ласкал ее, наслаждаясь ее жаром и податливостью, позволил пальцу скользнуть внутрь... и резко остановился. Не может быть...
  Она подняла ресницы, удивленно глядя на него. Неужели он опять затормозит?
  - Райни... - простонала она. - Пожалуйста...
  Он переглотнул, произнес с трудом:
  - Фаби... ты... скажи мне ...
  Она поняла, что он хочет спросить, прошептала, уткнувшись лицом в его плечо:
  - Была ли я раньше с мужчиной? Нет.
  Он порывисто прижал ее к себе:
  - И ты... Господи, Фаби... ты хочешь... чтобы я...
  - Да. Только ты.
  У него перехватило дыхание, он был совершенно потрясен. В 23 года такая красавица - девственница? Такого быть не может... Но это факт.
  Райни Эртли никогда не считал, скольких девушек ему пришлось лишить невинности. Но приходилось много раз, правда, не в последние годы. Он становился старше, и его партнерши тоже. Наверное, последняя девственница ему попадалась, когда ему было лет 18. Его первая подружка тоже была девицей, для них обоих первый секс был по-настоящему первый, ему тогда было почти 15. Но тогда он оказался на высоте. И сейчас не боялся, что сделает что-то не так, но еще никогда перспектива лишить девушку невинности не волновала его до нервной дрожи, до сумасшествия. Фаби... Солнышко, цветочек на пепелище... он зажмурился, его застала врасплох волна нежности. Малышка, какое счастье, что ты есть. Она подняла голову, поцеловала его, в ее глазах светилась любовь, волнение и - немножко - страх. Они лежали в обнимку на жестком кафельном бортике бассейна... и только Райни собрался сказать про спальню - на них обрушился ливень. Холодные капли падали на разгоряченную кожу, Райни молча схватил Фабьенн на руки и очень быстро, но аккуратно, чтобы не поскользнуться босыми ногами на мокрой плитке, понес ее вниз. На лестнице он вздохнул с облегчением, поцеловал девушку, которая обхватила его шею обеими руками:
  - Мы идем в спальню.
  Она согласно кивнула, и Райни пронес ее вниз на второй этаж, по безмолвному дому, в свою огромную спальню. Постель была заправлена (хотя иногда он и ленился это делать). Он опустил Фаби на покрывало из шелка с вставками из серебристой норки, лег рядом с ней и начал страстно, отчаянно целовать ее, покрывая поцелуями ее лицо, шею, плечи, грудь, потом снова одарил ее той лаской, которая так ей понравилась. А потом прошептал на ушко:
  - Давай расправим кровать?
  Фаби порозовела и робко кивнула. Теперь, когда он узнал, что она еще девушка, он перестал удивляться тому, что она так смущается, но по-прежнему находил это очень трогательным и милым. Но она осмелилась и шепнула в ответ, тоже ему на ухо:
  - А может... мы... подстелим что-нибудь? Ты же понимаешь...
  - Конечно, родная.
  - Полотенце?..
  - Хорошо.
  Они поднялись с кровати, он убрал покрывало и принес из своей ванной толстое, пушистое белое полотенце.
  Они лежали на бескрайней постели, а на улице бушевала гроза, в огромное окно хлестал дождь, Райни обнимал свою девушку бережно и нежно, ласкал и целовал ее. Она прошептала:
  - Сделай это, мой любимый.
  Райни понял, что время пришло. Фабьенн была такая горячая, такая мокрая, такая сладкая... Он устроился между ее ногами, обнял ее, продолжая шептать ей на ушко всякие ласковые глупости, и наконец прильнул к ее губам в горячем, страстном поцелуе и убрал препятствие быстрым, уверенным ударом. Все... Фаби на секунду напряглась, она почти не почувствовала боли. Они целовались, тесно сжав друг друга в объятиях, задыхаясь от наслаждения и нахлынувшего океана чувств. Райни застал врасплох этот вихрь, его затопила нежность и еще что-то... Что-то, чему он пока не мог дать более точное определение. Фабьенн, его маленькое сокровище, солнышко, которое вошло в его жизнь и согрело его, заставив мертвый пепел его сердца цвести... И, когда все было кончено, он прошептал ей на ухо:
  - Спасибо, милая.
  - И тебе спасибо.
  - Мне-то за что? - улыбнулся он.
  - Ну... я слышала, что это очень больно. А мне не было больно.
  - Совсем-совсем?
  - Ну... почти. Самую капельку.
  - А было приятно?
  Она чуть поколебалась:
  - Ну... не так, как... там, у бассейна. Но тоже...
  Райни целовал ее грудь:
  - Малышка, я сделаю все, чтобы ты получала настоящее наслаждение от занятий любовью.
  - Но я и так его получила.
  - Скоро ты поймешь, о чем я говорю, - он прижал ее к себе с нежностью и заботой и поцеловал ее в лоб. Она прошептала:
  - Мы сделаем... это снова?
  - Конечно, милая. Много раз. Как только у тебя там немножко заживет.
  - Хорошо. - Она прижалась к нему, мечтательно и довольно улыбаясь. Вот все и получилось. Теперь она женщина. Она подарила себя человеку, которого любит. И с каждым ее вздохом, с каждым биением сердца ее любовь становится все сильнее. Он и только он для нее дороже всего на свете. Бриллиант, за которым она охотилась, отодвинулся даже не на второй, а на десятый план. Ей было все равно, найдет она его или нет. Ей был нужен Райни. Его любовь. Именно он был для нее дороже любых бриллиантов...
  А как хорошо лежать рядом с ним, прижимаясь к нему всем телом, чувствовать его рядом, узнавать, как он двигается, дышит, реагирует на ее прикосновения... Фаби положила руку на его грудь, провела сверху вниз, изучая рельеф его тела. Еще вниз... мощные мускулы, упругая шелковистая кожа... Те самые ее любимые квадратики. Еще ниже. Райни прерывисто вздохнул, когда она дотронулась до его мужского достоинства, осторожно и ласково обхватила его пальцами. Ощущение было захватывающим. Райни смотрел, как она удовлетворяет свое любопытство. Склонилась над ним, рассмотрела, погладила, дотронулась до него губами, языком... О Боже...
  - Эй, - прошептал он.
  - М-м?
  - Нам надо сделать перерыв. Я не хочу, чтобы тебе было больно.
  - Мне не будет больно. - Фаби довольно улыбнулась и все-таки снова покраснела: - Он не сделает мне больно. Да ведь?
  - Нет, конечно. Он создан для твоего удовольствия, солнышко.
  - А я... вся... для твоего.
  Они поцеловались, Фаби убрала с кровати полотенце с пятном своей девственной крови. Почему-то вид этого небольшого пятнышка заставил ее улыбнуться. Даже на душе потеплело от воспоминания о том, как же правильно это произошло. И от мысли о том, как хорошо, что она сберегла себя для настоящего мужчины и для настоящей любви.
  
  - Родная, - тихо сказал Райни, привлекая ее к себе. Она устроилась на нем, наслаждаясь его теплом и силой и... возбуждением. Да, он снова хотел ее.
  - Что? - Она поцеловала его в уголок губ.
  - Прости, если я задам тебе бестактный вопрос... я в самом деле очень рад и... но все же как получилось, что такая красивая девушка до двадцати трех не была с мужчиной?
  Она провела пальчиком по его ресницам:
  - Ты правда хочешь это знать? Почему?
  - Правда хочу, потому что мне про тебя все интересно.
  Вопрос немного напряг ее, но одновременно она поняла, что готова сказать ему правду и хочет, чтобы он знал...
  - Потому что для меня это важно, Райни. Я не могу с кем угодно просто ради развлечения.
  - Для меня тоже это важно, Шэтцхен, - его рука скользила по ее спине. - Поверь, для меня очень много значит, то, что я был первым.
  - Я всегда думала, что отдам это... ну, ты понимаешь... только особенному человеку, к которому... Райни, которого я... который будет мне очень нравиться.
  Она не осмелилась сказать ему, что любит, но он, наверное, понял, прижал ее к себе:
  - Солнышко, ты мне тоже очень нравишься. Ты чудо.
  - Ну а возраст... Я ждала, думала, что... ну... а когда мне было девятнадцать, погиб мой брат. Я очень любила его, и после его смерти я не хотела вообще никаких развлечений, я не ходила ни на какие тусовки и не встречалась с мужчинами.
  - Но это было четыре года назад...
  - Да, верно. Слишком долго, да? Знаешь, примерно полтора года назад стало как-то... наверное, лучше. Я переехала, мы с девчонками стали снимать квартиру на четверых, и я думала, уже смогу снова с кем-то видеться, ходить куда-то, ну ты знаешь... Но произошла другая беда. Мои родители начали бракоразводный процесс, а потом мой отец... в общем, он умер.
  - Господи, - пробормотал Райни. - Сначала брат, потом отец? Бедная Фаби, мне так жаль... Что с ними случилось?
  - Оба в авариях... Такое вот совпадение. Дени разбился на мотоцикле...
  Райни неожиданно почувствовал, как его сердце будто сбилось с ритма. Какой-то резкий шок, что-то непонятное... будто он... ожидал чего-то в этом роде? Нет, не чего-то... а именно этого. Он знал? Но он не мог этого знать... Ощущение нахлынуло холодной волной, но ушло, оставив только нежность и жалость к его маленькой красавице, которая за такое короткое время потеряла брата и отца. Если бы, не дай Бог, с ним самим произошло такое... он бы наверняка еще дольше не мог прийти в себя...
  - Вот, - пробормотала Фаби, уткнувшись лбом в его шею. - И мне снова стало не до парней и не до развлечений. Да и когда я с кем-то вдруг начинала встречаться, я с самого начала думала, что вот с ним я... этого... не хочу. И... быстро теряла интерес. Они мне почему-то быстро надоедали.
  - Боже мой, да ты у меня сердцеедка, вдруг и я тебе надоем? - притворно испугался Райни.
  - Ты мне никогда не надоешь, - она обняла его так крепко, как только смогла.
  - Гора с плеч. А как же ты оказалась в ночном клубе в шортиках?
  Фаби начала было расслабляться, но снова вздрогнула:
  - Ты меня заметил?
  - Тебя трудно не заметить, Шэтцхен.
  Она чуть улыбнулась:
  - Спасибо. У меня есть подруга... она очень любит всякие такие тусовки вроде этого клуба. Вот она меня и начала 'воспитывать' - стала заставлять выходить куда-то, развлекаться, учить одеваться, краситься, ну и вот... А я думала, ты на меня совсем не обратил внимания...
  - Знаешь, Шэтцхен, прости, но мне тогда было ни до чего. Совсем. Мне реально было очень паршиво.
  - Из-за колена?
  - Да. Воспаление, болело ужасно, температура под сорок, как потом оказалось, и я еще здорово нажрался тогда.
  - Ты мне очень понравился... - призналась Фаби. - Так, что я... для тебя начала танцевать. А ты зевнул чуть ли не мне в лицо. Я ужасно расстроилась и разозлилась.
  - Прости, солнышко. - Он поцеловал ее в губы. - Теперь я весь твой.
  - Правда? - со счастливой улыбкой спросила она.
  - Конечно. А тогда я увидел тебя и запомнил, и потом узнал. На благотворительном рауте в 'Beau Rivage'. Там ты была совсем другая.
  - Ты очень наблюдательный.
  - Наверное, это у меня профессиональное.
  - Как так?
  Он прижал ее к себе, похлопал по попке:
  - Когда тебе дают полчаса на единственный просмотр трассы, которую надо пройти на скорости километров этак 120 в час, волей-неволей приучишь себя замечать многое.
  Она поцеловала его:
  - С ума сойти. Мой парень - звезда спорта.
  - И как тебе это?
  - Немного пугает. Я... ведь обычная. Совсем. Не звезда и не модель.
  - И не надо мне звезду. Мне надо мою девочку. - Он вздохнул, прижал ее к себе, тоже поцеловал. - А ты случайно упомянула модель?
  - Ну... я же знаю, что раньше ты встречался... только с моделями.
  - Во-первых, не только. А во-вторых... сейчас все по-другому. - Он сам удивился своей неожиданной откровенности. Но ведь и вправду все по-другому... Не будучи готовым продолжать развивать эту тему, он посмотрел на часы:
  - Полдвенадцатого. Ты не хочешь перекусить?
  - Перекусить? - с таким искренним удивлением спросила Фаби, что он не удержался от смеха. - Чего ты хохочешь? - обиделась она.
  - Перекусить, Шэтцхен, означает чего-нибудь съесть. Почему ты так удивилась?
  - Не знаю. Я и не думала об этом. Я не хочу есть. Ой, а Лиззи не попадет под дождь? - вдруг спохватилась она. Райни улыбнулся:
  - Думаю, в аббатстве найдется, где спрятаться от дождя.
  - А Фил?..
  - Шэтцхен, тут погода очень локальная, если ты понимаешь, что я имею в виду. В одной долине может быть гроза, как у нас, а по ту сторону хребта в двух километрах весь день солнце и жара и ни облачка на небе. А Лойкербад так далеко, что там вообще может быть что угодно, ни капли дождя.
  - А мы... - Фаби смутилась и прижалась к нему. - Мы им... скажем?
  - Про нас? Они сами все тут же увидят.
  - Мы не будем... скрываться?
  - Почему мы должны скрываться? - спросил он с недоумением. - Да и бесполезно. Ты Фила не знаешь. Он тут же нас спалит.
  - Знаю я твоего Фила, - засмеялась она. - А он меня узнал? Я с ним тогда в клубе тоже танцевала.
  - Хм... не знаю. Как-то мы об этом не говорили. Ладно, солнышко, ты отдыхай, а я пойду и все же раздобуду что-нибудь съедобного. У меня, в отличие от некоторых, утро выдалось энергозатратное.
  Она засмеялась и скатилась с него. Райни склонился над ней, запечатлел несколько страстных поцелуев на ее груди и встал с кровати.
  - Надень что-нибудь, - ласково сказала Фаби. - А то вдруг Лавини уже вернулась... Или она тоже где-то пережидает дождь?
  Райни натянул на голое тело шорты и спустился вниз. На кухне он загрузил поднос всякой всячиной - помидорки черри, несколько ломтей мягкого сыра и несколько полумягкого, груша, плитка шоколада, несколько крупных ягод клубники. Он все же надеялся уговорить свое солнышко поесть. Но его надежды не оправдались - когда он поднялся наверх, она уже спала, разметавшись по его огромному сексодрому. Райни поставил поднос на маленький столик у окна и подошел к кровати, прилег рядом с ней. Его девочка сладко спала - и ее красоту не скрывал ни единый клочок одежды. Как ему хотелось разбудить ее поцелуями, снова заняться с ней любовью, говорить с ней, наслаждаться ею... Но он решил дать ей выспаться - сегодня они оба провозились с ее дипломом и легли спать далеко за полночь, а она еще и встала очень рано, чтобы вовремя успеть в Женеву... Что бы там не случилось у ее дипломного руководителя, из-за чего он отменил встречу, Райни был ему очень благодарен. Фаби вернулась домой, и все у них так потрясающе случилось... быстро, неожиданно, стихийно, безумно и прекрасно. Сам Райни ничуть не хотел спать - может потому, что он сегодня утром встал позднее, он был просто переполнен энергией. Ему хотелось совершать подвиги, покорять горы, переплывать моря, даже петь. Никогда в жизни он не умел петь. А больше всего на свете ему хотелось заниматься с ней любовью, целый день, пока оба не упадут без сил. Но Фаби спала, и он просто лежал рядом с ней, опираясь на локоть, и любовался. Его взгляд ласкал ее стройное тело, каждый сантиметр нежной белой кожи... Ее волосы, которые намокли в бассейне, сейчас подсохли и завивались вокруг лица мелкими локонами. На ее грудь он мог бы любоваться часами. Ему ужасно нравилось, что у нее на теле почти нет волос, только тонюсенькая вертикальная золотистая полоска на лобке. Он так любил ласкать ее, он просто с ума сходил по своей Фабьенн, впадал в неистовство при одной мысли об ее нежном уже не девственном лоне, он безумно хотел ее. Но должна была пройти пара часов как минимум... и даже тогда нужно быть очень нежным и осторожным. Сейчас он мог только любоваться ею и думать... обо всем, что произошло сегодня с ними... и что происходило в последние несколько дней.
  Кажется, когда-то уже было что-то подобное... Он любовался спящей девушкой, не прикасаясь к ней. Десять лет назад. И все же это было совсем по-другому, чем сейчас. Он любил ее... а она любила другого, который в тот момент считался пропавшим без вести в буране в Андах. Они вместе ждали новостей у телевизора, и она спала в его постели, совершенно обессилев от переживаний и бессонных ночей.
  Сколько лет он гнал от себя эти воспоминания? А сейчас вдруг позволил им вернуться и обрушиться на него всей силой и неизжитой болью. Максин. Он любил ее безумно, он сгорал в этом пожаре, а она не видела никого вокруг, кроме своего Флориана, даже когда рассталась с ним. А потом Райни достался суперприз...
  Месяц с нею. Вместе. И днем, и ночью, и он много раз хотел остановить время, чтобы она принадлежала ему вечно... Но это было невозможно. Он был, как безбилетник, занявший лучшее кресло в первом ряду театра на долгожданной премьере века - наслаждаясь, но каждую секунду ожидая, что подойдет билетер и попросит освободить чужое место... И он освободил это место, когда понял, что обладатель билета уже здесь, не дожидаясь, пока его попросят.
  Он тогда горел, пылал от неразделенной любви, и потом, когда все было кончено, почувствовал себя так, будто сгорел дотла. Его сердце было мертво, обуглено... И он думал, что навсегда...
  Но оказалось, что он ошибся. Он не сгорел - он просто погас. Боль утихла, и он думал, что умерли чувства, но ошибся. Обугленная почва снова зацвела, и теперь от мертвого пепла ни осталось ни следа.
  Тогда в его сердце бушевал разрушительный пожар. Теперь горел мягкий, живительный, согревающий огонь. Он смог снова полюбить. Десять лет назад он был мальчишкой, теперь стал мужчиной, и эта любовь была зрелой и настоящей, мужской, подлинной. Основанной не только на сексуальном притяжении, но и на сродстве душ и на настоящей близости, возникшей задолго до первого секса. Он пытался объяснять свою любовь другими причинами и фактами. Фаби хорошо ладит с Лиз, и дочь ее обожает. Фаби хорошо влияет на юного валисского раздолбая Фила. Фаби нравится все, что нравится и ему. Ерунда... Он полюбил ее. И теперь любил всем сердцем, и всей душой надеялся, что эта любовь останется с ним до конца его дней. Потому что твердо знал, что и Фаби его любит. Эта любовь была везде. В ее словах, в ее взглядах, в ее подколках, в ее поцелуях и прикосновениях, в том, какой бесценный дар он получил от нее сегодня. Их уже объединял миллион воспоминаний.
  Действительно - миллион. Девушка в ночном клубе в крошечных джинсовых шортиках и жилете. Внучка мадам Тесонье де Роган на благотворительном рауте. Усталая, бледная девочка в клетчатой рубашке перед потрепанной тойотой и засыпающая Лиз у него на руках. Полуночный разговор на кухне, когда он трясся от страха за брата, а она его успокаивала и слушала. Первое соприкосновение рук. Обмен подколками на стоянке около 'Мигроса'. Пикник на склоне горы, музыка, танцующая дочь рядом и Фаби - хорошенькая, белокурая, юная, веселая, и первый почти воздушный поцелуй, и ее явное разочарование, что поцелуй был такой короткий. Такая непосредственная, трогательная и забавная в своей искренности. Фаби и Лиз на теннисном корте - тогда он впервые обратил внимание на ее фигурку, особенно когда она вытерла пот с лица своей майкой. То, как они остались наедине после фильма тем вечером, и Фаби сбежала от него, когда до поцелуя оставалось полсекунды. День рождения Лиззи, мальчик, который облился соком, улыбка Фаби, когда она посмотрела на Райни через плечо... Настоящий поцелуй вечером и его понимание, что нельзя, чтобы ситуация развивалась слишком быстро. Ее обида, утренняя пикировка на кухне. Вчерашний день. Велосипедная прогулка. Разговор в кафе, в машине, сумасшедшие поцелуи, страсть и желание, отрезвляющая работа над ее дипломом. Смешно, но ему понравилось возиться с этим дурацким конспектом. Он сбросил с плеч все эти годы в большом спорте на высших позициях, свои достижения и банковские счета, травмы, разочарования и утраты, стал молодым, легкомысленным и наивным, будто у него все-все впереди, вся жизнь простирается перед ним, как белоснежная трасса для скоростного спуска. И - сегодняшний день. Когда она спит в его кровати, уставшая, бесконечно милая и такая дорогая для него.
  Райни знал, что она его любит. Ему не нужно было говорить об этом - о ее любви свидетельствовало так много. Ее взгляды, прикосновения, поступки, ее слова. То, что она сегодня отдала ему. И лучшее, что он может и должен сделать, когда она проснется - сказать ей о том, что он ее любит. И Райни остался рядом с ней, любуясь ею и ожидая, когда она проснется.
  Он уже даже начал опасаться, что раньше приедут Фил и Лиззи, а Фаби все еще спала. Даже подумал, может, разбудить ее? Но она сладко потянулась, как кошечка, открыла глаза и увидела его. Улыбка осветила ее лицо, она прошептала:
  - Значит, это мне не приснилось?
  Райни поцеловал ее в губы:
  - Нет. Это правда.
  Девушка обняла его, прижалась к его груди. Он спросил:
  - Как ты, солнышко?
  - Прекрасно. Я так счастлива, - ее взгляд светился любовью.
  - Я тоже.
  Прекрасная, сонная, голая и самая желанная в мире. Райни не мог дождаться, когда снова займется с ней любовью. Фаби ластилась к нему:
  - А сейчас уже можно снова это сделать?
  Он засмеялся:
  - Какая нетерпеливая мадемуазель.
  - Конечно. - Фаби легким толчком в плечо заставила его лечь на спину и склонилась над ним. - Господи, Райни. Ты такой потрясающий. - Она с интересом и восхищением рассматривала его.
  - Ты тоже, Шэтцхен.
  Теперь она попробовала то, что утром он делал с ней. Ее губы скользили по его телу, исследуя, лаская и даря ему наслаждение. Наконец, он застонал, не в силах терпеть больше:
  - Хочу тебя, солнышко.
  - Я... тоже тебя хочу, - Она еще не перестала смущаться. Райни поддразнил:
  - Я сильнее хочу.
  - Я вижу, - Ух ты, малышка показывает коготки. Он рассмеялся и прижал ее к постели:
  - Правда, что ли? По глазам видишь?
  Она ужасно смутилась, даже покраснела, спрятала лицо на его груди и ответила совершенно серьезно:
  - Нет, милый. По твоему большому... носу.
  Райни расхохотался и начал ласкать ее. Им стало не до болтовни и не до насмешек - Фабьенн извивалась в его руках, он ловил сладкие стоны с ее губ. Его ласки становились все интимнее и жарче, и он снова разбудил в ней это - страстное желание, которое было еще непривычно, немного пугало, но все же она жаждала испытывать это вновь и вновь. Наконец, она взмолилась:
  - Райни, пожалуйста.
  Он улыбнулся ей и надорвал пакетик с презервативом.
  - Только скажи мне, если тебе будет больно. И я остановлюсь.
  - Обещаешь?
  - Конечно.
  Он начал осторожно, медленными, длинными движениями, входя в нее все глубже, и ее первый стон никак нельзя было спутать со стоном боли. Она не закрывала глаза, смотрела на него, и, когда он полностью вошел в нее, она прошептала:
  - Я люблю тебя.
  Он никогда не представлял себе, что может быть так. Полное блаженство, единение, в его жизни засиял солнечный свет, который больше никогда не погаснет, который навсегда прогнал ночь. От счастья перехватило дыханье, и его голос прерывался, когда он отбросил в сторону весь свой цинизм, неверие в его собственный личный хэппи-енд, негативный опыт и вложил в свои слова всю свою выстраданную веру, проснувшуюся любовь и нежность:
  - Я люблю тебя.
  - О, Райни, - на ее глазах появились слезы, в ее улыбке было столько счастья, столько любви. Он обнял ее, прижал к себе и улыбнулся, когда она прошептала: - Я так счастлива.
  - Я тоже, солнышко. - Он двигался в ней все еще очень осторожно, и она проворчала:
  - Ну не тормози, пожалуйста, мне не больно.
  - Я не тормоз, а великий гонщик, - напомнил он, и оба рассмеялись. И Райни применил к ней все свое искусство любовника, заставив ее кричать от наслаждения. Чуть позднее, когда она, припав к его влажной груди, прошептала: 'Теперь я поняла, о чем ты тогда говорил', он прижал ее к себе:
  - И скоро поймешь еще лучше.
  Он попытался все-таки заставить ее поесть, но она поцеловала его:
  - Нечего тебе кусочничать, великий гонщик. Пойдем нормально поедим. Лавини уже наверняка приготовила обед.
  Они спустились вниз - Фаби в халате, Райни в шортах. Обед уже был готов, Лавини ушла до четырех, когда нужно будет готовить ужин. На кухне было чисто и очень уютно, в окно светило солнце - гроза кончилась, тучи ушли, и небо снова было голубым. Они быстро накрыли на стол, успели уже съесть спаржевый суп, когда услышали, что дверь хлопнула. Фил влетел в кухню и мигом оценил картину - его братец полуголый, а Фаби в неглиже, и расплылся в улыбке:
  - Приятного аппетита! Все слопали, или мне тоже осталось?
  - Садись, - Райни, приподняв брови, разглядывал парня - тот явно все понял. - Как игра?
  - Без меня - просто отстой, - сообщил Фил. - Слили два : один. Куда им там, хромоногим.
  Райни с удовольствием полюбовался засмеявшейся Фаби и спросил:
  - Давно приехал?
  - Меня Поль завез. Давно. Поплавать уже успел. Тут что - дождь был?
  - Еще какой.
  - Тогда понятно, - задумчиво протянул Фил. - Кажется, кое с кого купальник смыло.
  Фаби вспыхнула, Фил продолжал веселиться:
  - Прихожу я плавать, смотрю - оба-на, плавает такая штучка. - Парень зажмурил глаза, изображая райское блаженство. - Ах, красота. С сердечками. Трусики. Прелесть. Хотел было примерить...
  - Проблемы с гендерной самоидентификацией? - сурово поинтересовался Райни.
  - Слова-то умные какие. Нет. Увидел, что там еще одна часть неподалеку дрейфует. - Фил показал жестами, что имеет в виду лифчик. - И отказался от идеи.
  - Отчего же? - с невинным видом поинтересовалась Фаби. - Некоторые парни с удовольствием носят гламурные вещи. Разве ты не в тренде?
  Райни, который уже собирался осадить мальчишку, сообразил, что Фаби и сама неплохо справляется, и приготовился наслаждаться шоу.
  - В тренде, детка, - согласился Фил. - Только там такие завязочки по бокам. Посмотрел я на них и думаю, вот развяжутся в самый неподходящий момент. Ты ведь их именно так и потеряла, правда?
  - Нет, - невозмутимо ответила Фаби. - Надеялась, что ты не устоишь перед этими сердечками и все же решишь примерить. Вот бы я тогда оторвалась. Жаль, что струсил.
  Райни хохотнул:
  - Кажется, у тебя появился достойная противница, Сопляк. Будь осторожнее.
  Фил ухмыльнулся:
  - В следующий раз покупай что-нибудь на шурупчиках, золотая моя.
  - Тогда, пожалуй, у тебя появится шанс на пару обновок, - отпарировала Фаби. -Давай я налью тебе супа, а то такие интенсивные размышления наверняка тебя истощили, вдобавок к твоей аллергии.
  - Давай, - согласился Фил. - А то я напоследок приберег еще одну бомбу. В бассейне плавает полотенце, а еще одно лежит на бортике. Я долго думал. Я, прямо скажем, всю голову сломал.
  - Господи, Фил, а твою сломанную голову не доломает могучий марш-бросок на работу по английскому, которая болтается за тобой хвостом еще с зимы? - вставил свою скромную лепту Райни, который с удовольствием наблюдал за пикировкой.
  - По истории, - Фил закатил глаза. - Райн, если ты никак не можешь запомнить такую чушь, неудивительно, что ты забываешь снять полотенце прежде чем нырять в басик на романтическое свидание. По английскому у меня всегда 5, а по французскому так даже 6, благодаря Натали. Кстати, ты знаешь, что она родила?
  - Да? - Райни улыбнулся. - Еще одну девчонку?
  - Ну да. Они ее назвали Луиз-Камилль.
  - Класс. Давай отправим подарок. Большой букет цветов и побрякушку. Закажешь?
  - Опять я, - надулся Фил. - В прошлый раз надо мной все цветочники смеялись. Твоя очередь.
  - Ладно, мы с Фаби с удовольствием что-нибудь выберем, правда? - Райни под обалдевшим взглядом Сопляка приобнял ее и качнул к себе.
  - Конечно, - пролепетала она, порозовев от смущения. Райни вроде бы предупреждал ее, что не собирается ничего скрывать от своих, и она была горда своим новым статусом его любимой, но это не означало, что она больше не будет смущаться. Фил, конечно, собирался дразнить обоих до посинения, но тот факт, что они более-менее открыто признавали происходящее, немного затруднял его задачу.
  - Хм, - Фил принял вид человека, находящегося в глубочайшем раздумье. - Ну что же, дедукция, мистер Ватсон, дедукция. Наш убийца ввел жертву в заблуждение, притворившись женщиной. Остроумно, не так ли? Одно из полотенец он смог замотать вокруг верхней половины своей тушки, сделав вид, что это, мол, лифчик. Вторая же находилась там, где положено.
  Райни захохотал, Фаби поставила перед Филом тарелку с супом и уселась на край стола, демонстрируя максимальное любопытство. Парень с довольным видом продолжал:
  - И так наш убивец подкрался к жертве, будучи незамеченным. И только когда нижнее полотенце смыло ушло, так сказать, со сцены, беззащитная невинная жертва поняла, что вот тут-то ей и пришел конец. Ну, в буквальном смысле этого слова.
  Райни хотел было призвать оборзевшего Сопляка к порядку, но Фаби не нуждалась в защите.
  - Тогда пролейте, мистер Холмс, свет на следующую тайну: почему верхняя часть намокла? - спросила она таким сладеньким, почти елейным голоском. - Злоумышленник не вспомнил, что накладная грудь боится воды?
  Райни захохотал. Фил уставился на Фаби:
  - Нижняя часть размоталась под... э... воздействием некой внутренней силы. Ну и чтоб не запалиться раньше времени, злодей из двух зол выбрал меньшее и нырнул в бассейн прямо в верхнем полотенце.
  - Вы - пара детективов-фрилансеров, - одобрительно кивнул Райни. - Чтобы не мешать вам и дальше страдать фигней, я, пожалуй, не буду открывать вам страшные тайны, царящие в этом доме. А то вам не на чем будет тренировать ваше воображение. Фаби, дорогая, давай-ка позвоним Лиз, что-то они задержались.
  Звонок на мобильный позволил им выяснить, что Лиз и фрау Бахман вместе с одноклассниками уже подъезжают к Сембранше и могут высадить девочку у почты. Фил благородно вызвался встретить племянницу (фрау Бахман ехала со всеми в Вербье, где оставила свою машину), поэтому у Райни и Фаби появилась возможность вернуться в спальню.
  
  Они лежали в постели, обнявшись, Райни положил голову на ее грудь и нежно поглаживал ее тело, играл ее сосками, целовал и ласкал. Фаби с удовольствием подчинялась его ласкам, перебирала его каштаново-рыжие волосы, поглаживала мощные плечи. Он поиграл колечком ее пирсинга:
  - Зачем тебе это?
  - Не знаю. По-моему, забавно.
  - Забавно, - согласился он. - Больно было делать?
  - Совсем немного. Знаешь, когда? В тот день, когда мы встретились в 'Rotten Spy'. А тебе зачем серьга в ухе понадобилась?
  - Проспорил Лиззи.
  - Вот оно что, - Фаби обняла его, поцеловала проколотую мочку уха. - Райни. Так здорово, что ты смог вернуть Лиз.
  - Да, - он чуть улыбнулся, но внимательный человек мог бы увидеть, сколько нежности и любви было в его улыбке. - Моя Лиз. А благодаря ей появилась и моя Фабьенн. Ты моя?
  - Конечно, любимый, - прошептала Фаби, пряча лицо на его плече. - Я только твоя.
  - Моя, - с удовольствием повторил Райни, будто смакуя это слово. - Моя.
  Они занимались любовью со страстью и нежностью и успели юркнуть под простыню за четверть секунды до того, как к ним ворвалась довольная Лиз. С места в карьер она начала вываливать все свои новости:
  - А нас катали на лошадях и учили варить ликер, а попробовать не дали, зато показали кельи, а Кэтти сказала мне, что у нее есть дельтаплан и они его запускают, можно мне с ней поехать? Ой, а почему Фаби...
  Замерев и замолчав на секунду, девочка завизжала от радости и кинулась на кровать прямо поверх простыни, верхом на любовников, поцеловала в щеку их обоих, не на шутку смутившихся, и вылетела из спальни.
  - Господи, - простонала Фабьенн. - Мне неудобно.
  - Ничего тут неудобного нет. Теперь ты моя женщина, и моя дочь должна об этом знать. - Райни обнял ее, стащил с нее простыню и начал любоваться ее телом и ласкать ее.
  - Райни... О, Райни... - Фаби дрожала, извивалась в его руках, сладко стонала. Прошло какое-то время, прежде чем она смогла издавать какую-то связную речь.
  - Райни, - прошептала она, рисуя поцелуями дорожку от его груди вниз до пупка. - Я хочу тебя попросить... кое о чем.
  - Что угодно, - рыжеволосый красавец блаженствовал, нежась под ее ласками.
  - Тогда я хочу, чтобы ты перестал платить мне зарплату.
  Если она специально задалась целью поразить его и вышибить из этого блаженства - ничего не могло бы подойти лучше.
  - Что за бред?
  - Это не бред. Это очень серьезно, - Девушка прижалась к нему, обняла.
  - Боюсь, я не очень понимаю ход твоих мыслей.
  - Все ты понимаешь. Ты спишь со мной и платишь мне зарплату. Для меня это... унизительно.
  - Шэтцхен, ты несешь чушь. Я плачу тебе как няне Лиз. А сплю с тобой как с моей любимой женщиной. В чем проблема?
   - Вот в этом, - упрямо прошептала Фаби. - Я сказала тебе, что я тебя люблю. Я не могу брать у тебя деньги. Это неправильно.
  - Это правильно, - Райни начал раздражаться. - Фаби, я просто не могу понять. Вне зависимости от наших с тобой отношений, ты ведь можешь присматривать за Лиз? Или ты хочешь, чтобы я нанял другую няню?
  - Нет. Я буду заниматься с Лиззи. Но не как няня. А как... - вот тут Фаби отчаянно покраснела, поняв, что загнала себя куда-то в какой-то непонятный тупик. - Ну Райни, ну чего ты меня пытаешь?
  - Солнышко, да я просто не понимаю, что за буря в стакане воды, - взмолился Райни. - Почему ты должна работать за бесплатно?
  - Ну скажи... - Фаби подбирала слова, но у нее так ничего и не получалось. - Если бы не Лиз... мы бы с тобой... что бы мы сейчас стали делать? Просто иногда встречаться?
  - Думаю, мне бы этого показалось мало, - сказал Райни. - Я бы хотел, чтобы ты переехала ко мне.
  - Ну так давай так и сделаем. Я переехала к тебе, и смогу заниматься с твоей дочкой, которую я тоже очень люблю. Она милашка, мы с ней друзья.
  - Я никак не могу тебя понять.
  - Райни, я не могу брать деньги от мужчины, с которым я...
  - Глупости какие-то, - проворчал Райни и обнял ее. О чем спорить? Просто не о чем. Не хочет она получать зарплату - хорошо, так тому и быть, он сам осыплет ее подарками, а те деньги, которые он должен будет платить ей как зарплату, он будет класть на отдельный счет, который она так или иначе получит. - Ну ладно, если ты настаиваешь...
  - Настаиваю.
  - Ну и ладно.
  Когда Лиз и Фил закончили обед, все вчетвером, воспользовавшись тем, что дождь кончился, и жаркое солнце успело высушить все лужи, пошли в Сембранше на теннисный корт. Играли парами - самый сильный игрок из четверых - Райни - и самый слабый (Фаби) играли против парочки мощных интриганов Фила и Лиззи. Игра шла с переменным успехом - сила Райни иногда сводила на нет хитрость Фила, и, когда эти двое пытались бить в сторону Фаби, Райни в основном успевал перекрыть нападение, и поэтому общий счет все же оказался в пользу Райни и Фаби.
  - А не жирно вам? - спросил Фил, стаскивая мокрую футболку. - И в карты везет, и в любви - это перебор.
  - Возьми пару уроков у своей инструкторши, - отпарировал Райни. - Правда, она кусается...
  Сыграв три сета, они вернулись в дом и пошли плавать (хотя Райни шепнул Фаби, что ей сегодня лучше в воду не лезть, и она ограничилась загоранием на шезлонге). Фил (которому, впрочем, и в голову не пришло, что Фаби сегодня лишилась девственности) попытался поострить на эту тему, строя предположения о потерях некоторых деталей туалета, но Райни быстренько его заткнул.
  
  Когда Фаби вошла в свою спальню переодеться перед ужином, она обратила внимание на то, что на ее забытом тут еще утром телефоне мигает красная лампочка. Значит, кто-то ее искал.
  Девушка улыбнулась. Сколько всего изменилось с тех пор, как она заходила сюда, чтобы надеть купальник для бассейна, поглядывая в окно на набегающие тучи... На стуле небрежно висел ее льняной белый пиджачок, которым она дополнила свои обычные джинсы, чтобы поехать на кафедру в более-менее деловом виде. Ну кто что мог от нее опять хотеть? У Фаби было четкое ощущение, что вся ее жизнь теперь сосредоточилась в этом огромном доме, вокруг ее прекрасного любимого мужчины и его семьи... Ей как-то даже не интересно было, кто...
  Но она устыдилась собственных мыслей. У нее была мама, которая теперь осталась совсем-совсем одна. Может быть, это она и звонила, а ее негодница дочь кувыркается в кровати с любовником и в ус не дует...
  Между прочим, это действительно звонила Жаклин. Пристыженно вздохнув, Фаби накинула халат на голое тело и набрала номер матери.
  - Привет, ангелочек, - сказала Жаклин. По голосу было слышно, что она взволнована. - Где ты?
  - Я? Тут, в Сембранше. Я забыла телефон у себя в комнате. Как твои дела?
  - Ох, детка, я получила сегодня письмо из 'Кристиз'. Ну, насчет наших картин. Ангелочек, я думаю, ты можешь прекращать работу. Теперь тебе можно думать только об учебе.
  - Мамуль, что было в письме?
  - Они оценили Лианкура почти в два миллиона франков, а две картины из бретонских набросков Карэ еще в пятьсот тысяч.
  - Те две картины тоже?
  - Да, мсье Эртли отдал мне и их. Ну а мебель я брать не стала, хотя он предлагал, ну зачем нам она? Так что давай-ка, ангелочек, возвращайся домой прямо сегодня. Я заказала столик в Domaine de Châteauvieux, отметим.
  - Мам, - сказала Фаби. - Я... не могу вернуться.
  - Что значит 'не могу', Анаис-Фабьенн? - кажется, мать что-то заподозрила. Какой смысл скрывать? Фаби помялась:
  - Ну, мам, дело в том, что я... что мсье Эртли... В общем, я его... люблю, мам.
  - Фабьенн!
  - Мам, ну так вышло. Он такой замечательный...
  - Конечно, - ядовито согласилась мадам Мирабо де Сен-Симон. - Замечательный, а точнее - красивый, богатый, известный спортсмен, и ты его любишь. А он?
  - А он... - Фаби заколебалась. Мама никогда не поверит...
  - А он просто пользуется глупенькой красивой молоденькой девочкой, - отчеканила мать. - Фабьенн, ты взрослый человек. Чем, по-твоему, ты можешь заинтересовать миллионера, который выбирает среди красивейших фотомоделей? Не обманывай себя. Он просто развлекается с тобой.
  - Это неправда, - Фаби устало опустилась на кровать, прижимая трубку к уху.
  - Доченька, я просто не хочу, чтобы тебе потом было больно, - сказала мама. - Пожалуйста, не порти себе жизнь. Конечно, я понимаю, что молодой девушке, которая мало еще чего повидала в жизни и жила довольно-таки замкнуто, интересно иметь дело с красивым и популярным мужчиной, но ты его интересуешь только в одном качестве, и, надеюсь, когда его интерес пройдет, ты сможешь это пережить.
  - Смогу, мама, - хмуро ответила Фабьенн. - Мне вот сейчас даже интересно, сначала ты говоришь мне, что Рай... мсье Эртли порядочный, а потом - что он со мной просто развлекается, использует меня? Не сходится.
  - Все мужчины одинаковы, милая, - в голосе Жаклин появились металлические нотки. - В денежных делах он может быть порядочным. А в любовных делах порядочных мужчин не бывает. Это несуществующий вид, ангелочек. Мне это хорошо доказал твой отец.
  Фабьенн закусила удила. Скромная, воспитанная девушка с аристократическими корнями при необходимости демонстрировала темперамент, который не снился даже рыжеволосому простолюдину Райни Эртли. Пусть только кто-то попробует сказать о нем плохо!
  - Мама, ты думаешь плохо исключительно о тех, кто тебя обидел. У Карин Кертнер чудесная, добрая, милая дочка, а Райни тебе ничего плохого не сделал, и он тоже совсем другой, он не как папа. И вообще... Давай поговорим попозже. Сейчас мне нужно идти.
  Отключившись, она сунула телефон под подушку. Ну что на это скажешь? Конечно, для Фаби не было секретом, что раньше Райни имел дело только с красавицами не чета ей, и что ей, Фабьенн Мирабо, нечем заинтересовать такого, как Эртли. До сих пор она позволяла себе только умирать от любви, только любоваться своим мужчиной, млеть в свете его сапфирово-синих глаз и ни о чем не думать, кроме как о том, как бы дать ему удовольствие, наслаждение, учиться доставлять ему радость...
  Мама умела испортить настроение... 'Значит, ты, мамочка, считаешь, что Райни просто мною пользуется?' Фаби не могла думать об этом. Пользуется?
  А она-то что делает? Как насчет Heilige Margarete? Но проклятый бриллиант не помешал Фаби отдать Райни свое сердце и свое тело тоже. Фаби надела узкие джинсы, серебристый топ и того же цвета босоножки на высоких шпильках и спустилась вниз.
  В гостиной Лиззи и Райни учились танцевать под 'Come into my life' - обоим было ужасно весело. Лиз умела танцевать неплохо, Райни - очень условно, но они явно наслаждались тем, что могут так мило побеситься вместе. Заметив Фаби в дверях, Райни бесцеремонно дернул ее за руку к себе и заставил присоединиться - и ей ничего иного не оставалось.
  Она не успела опомниться, как и урок танцев оказался позади, и они с Райни - вдвоем, раскрасневшиеся и растрепанные, оказались в тесном салоне мазерати, который, рокоча всем своим фантастическим движком, летел по Гран Сен-Бернар на запад...
  Цветущие весенние сумерки кругом, обещание завтрашнего чудесного дня, идеально-гладкая лента автобана... Райни сидел за рулем, не сводя внимательного взгляда с дороги, его правая рука лежала на бедре Фаби - он убирал руку только когда нужно было переключить передачу - разумеется, коробка на мазерати была механическая. Он вел машину с головокружительной быстротой - так, что Фаби при разгоне просто вдавливало в спинку ковшеобразного спортивного кресла, обитого бархатистой кожей.
  - О Господи! - выдохнула она после убойного виража над страшным обрывом метров в 80. - Что ты вытворяешь, сумасшедший?
  - Мне нравится так ездить, - беззаботно ответил Райни. - Знаешь, я ведь хороший мальчик. Серьезный. Это моя единственная маленькая невинная слабость. Эта машина, эта скорость просто заставляет кровь кипеть.
  - Сколько же ты платишь штрафов?
  - Много, но оно того стоит.
  - Ты подвергаешь опасности не только себя, но и других.
  - Никого я не подвергаю. Я полностью держу ситуацию под контролем.
  - Все так говорят.
  - Фаби, я ни разу за 13 лет не попадал в аварию. Так мало кто может сказать. Ну чего ты?
  - Мне страшно, - прошептала она.
  - Опять забыла, что я великий гонщик?
  Она не удержалась от смешка:
  - И гоняешь так быстро, потому что не знаешь, что конструктивной особенностью мазерати является наличие тормозов?
  Он тоже ухмыльнулся:
  - Это была разминка. А вот теперь поехали.
  Он еще сильнее нажал на газ, Фаби зажмурилась от страха. Она не могла не бояться скоростей на автобанах. Ее брат погиб мгновенно, не успев понять, что произошло. Ее отец, который, будучи пьян, не смог удержать машину на серпантине, был весь переломан и сильно страдал перед смертью. Ей не хотелось участвовать ни в каких гонках!
  Райни прибавил звук - шикарная аудиосистема выдавала 'Grace Kelly' Mika. В последнее время ему все меньше хотелось слушать печальные и задумчивые треки, к которым он тяготел последние много-много лет. Теперь ему хотелось слушать веселые, ритмичные, беззаботные песни, которые пелись с куражом и харизмой - теперь он чувствовал себя именно так... и в этом на 50% была заслуга рыжеволосой девчушки и еще на 50% белокурой девушки, которая сидела на пассажирском сиденье мазерати. Но все же он смог уловить, то что-то не так.
  Какой он все же эгоист. Наслаждается, ловит кайф, сливаясь с могучим движком мощного спорткара, а девочке страшно. Он сбросил скорость, успокаивающе погладил ее коленку:
  - Ну все, солнышко. Поехали потише.
  Она благодарно улыбнулась.
  - Знаешь, почему я не даю Филу мазерати? - спросил Райни. - Вот как раз поэтому. Эта машина сводит с ума, сносит крышу. На ней просто невозможно плестись на 50 в час. А дури в ней немерено. Чтобы справляться с этим агрегатом, нужен не только огромный опыт, но и мастерство и холодная голова. У Сопляка пока нет ни первого, ни второго, ни третьего.
  - Фил говорит, что бомба не попадает дважды в одну воронку, - Фаби благодарно посмотрела на Райни - теперь мазерати скинула скорость до 130 при разрешенных 80, но это было уже хоть как-то терпимо.
  - Слыхал. У него такая логика, что тот, кто мог погибнуть в автокатастрофе, но выжил, уже точно не пострадает так же.
  - Спасибо, что сбросил скорость... Ты в это веришь?
  - Нет, - сказал Райни. - Фил будет выклянчивать у меня мазерати любыми способами, но единственное, на что он не пойдет - это на самоволку. Понимает, что тут же вылетит в Берн с моим именем на заднице, и прощения ему не будет.
  - А добром не дашь?
  - Добром не дам. Проблема в том, что через два-три года он сможет себе купить что-то в этом роде, если будет прогрессировать в лыжах такими же темпами. И тогда мне не будет ни сна, ни покоя...
  - Почему бы тебе не отправить его на курсы безаварийного вождения? В Женеве есть такие. Там учатся по полгода, причем реально экстрим - после этих курсов можно в ралли принимать участие, в стрит-рейсинге и так далее. Безаварийно.
  - Неплохая идея, Шэтцхен, - Райни улыбнулся. - Ты у меня умница.
  Она улыбнулась и поцеловала его плечо:
  - И ты у меня. И я тебя люблю.
  Его лицо смягчилось, взгляд засиял:
  - И я тебя, солнышко. Правда.
  - Райни, - прошептала она, тая от счастья.
  - Я так много лет не любил, - вдруг сказал он. - А сейчас люблю. Это фантастическое ощущение, Шэтцхен. Ты - мое сокровище. Правда. Самое настоящее.
  Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы:
  - О, Райни...
  Он быстро окинул взглядом обочину - остановиться было негде. Тогда он прошептал:
  - Ну ничего... Я до тебя сегодня еще доберусь.
  И она затрепетала под его взглядом...
  
  Швейцарская Ривьера от Женевы до Монтре сливалась в сплошной роскошный променад, застроенный шикарными магазинами, банками и отелями. Въехав в Монтре, Райни припарковал мазерати около обманчиво неброского с виду магазина и повернулся к Фаби:
  - Детка, мне нужно выбрать подарок одному очень дорогому для меня человеку, это моя бывшая подруга, которая только что родила дочь.
  - Помню. Фил говорил. Это для Натали Бальтазар.
  - Верно. А потом весь вечер наш.
  - Звучит потрясающе.
  Внутри ювелирный бутик выглядел как бункер - Фаби удивленно посмотрела на Райни, ей казалось, что тут можно подобрать что-нибудь вроде эксклюзивного бронежилета. Но тот, как выяснилось, знал, что делает. Он заказал полукилограммовый золотой слиток и объяснил:
  - Это от нас с Филом для Люиз-Камилль. Для девочки. Этого хватит, чтобы оплатить ее образование в любом университете мира. - Он достал из кармана бархатную коробочку с парой бриллиантов в платиновой оправе: - А это для ее мамы. Мсье Бассоне, прошу Вас заказать букет и организовать доставку в Ментон. - Он пояснил для Фаби: - Сейчас Натали с семьей живет в Ментоне, на побережье.
  Ювелир с достоинством кивнул:
  - Все будет немедленно исполнено, мсье Эртли. Могу ли я еще чем-то служить?
  - Можете. Мы хотим видеть бриллианты. Украшения. Лучшее, что у вас есть.
  Сидя в кабинете ювелира в мягких креслах, смакуя вкуснейший кофе из таких крошечных и хрупких чашечек, что казалось, что их создали эльфы, Райни и Фаби рассматривали великолепнейшие украшения на свете. Наконец, Райни поднял на ладони браслет, в котором было девять бриллиантов в 1 карат, 18 в 0.5 карата и 30 в 0.25.
  - Мне этот нравится, детка. А тебе?
  - Очень красиво, - Фаби чувствовала себя немного неуютно в этом кабинете, больше напоминающем огромный комфортабельный сейф. Сходство подчеркивалось вооруженным охранником, который находился за дверью - его не было видно, но она знала, что он там есть. И неудивительно: она, Райни и ювелир находились в одном помещении с украшениями стоимостью в миллионы евро...
  - Тогда примерь.
  - ЧТО?!
  - Это тебе, солнышко, - ласково сказал Райни.
  - Нет! - девушка побледнела.
  Спортсмен и ювелир обменялись очень удивленными взглядами.
  - Что значит нет?
  - Значит, я не хочу этот браслет.
  - Он тебе не нравится? - Райни непонимающе смотрел на нее. - Давай посмотрим другие. Вот этот лучше?
  Фаби чувствовала себя дурочкой, но ничего не могла с собой поделать:
  - Я не хочу вообще никаких бриллиантов.
  - Может быть, ты просто не хочешь браслет? - Райни силился понять, что происходит. - Тогда серьги? Подвеску? Или, черт, кольцо в нос?
  - Я ничего не хочу, - Она опустила глаза, готовая провалиться сквозь землю.
  - Мсье Бассоне, мне хотелось бы переговорить с моей подругой наедине, - сказал Райни.
  - Хорошо, мсье Эртли. - Ювелир с достоинством покинул 'сейф', не переживая по поводу рассыпанных по обитому черным шелком подносу бесчисленных украшений с бесценными бриллиантами. Фаби сжалась в кресле. Как, как ей объяснить Райни, что она не хочет вмешивать бриллианты в их любовь? Она ненавидит эти бриллианты. Не только Heilige Margarete, которая никуда не делась, находится где-то неподалеку, не давая забывать о своем зловещем присутствии, и все еще в силах разрушить все... Она ненавидит бриллианты - все до единого.
  Райни повернулся к ней и спросил ласково:
  - Ну, в чем дело, Шэтцхен?
  - Мне ничего не нужно.
  - Но почему, можешь мне объяснить?
  Она молча покачала головой, чувствуя себя никчемной, глупой, неблагодарной, лживой, вероломной и еще Бог знает какой... Перед глазами все расплылось, она опустила взгляд. Райни опустился на корточки перед креслом, в котором она сидела сжавшись, осторожно взял ее холодные руки в ладони:
  - Фаби. Я просто хочу подарить тебе что-то... Пожалуйста, любимая. Почему ты плачешь?
  Она всхлипнула, уже не в силах сдерживаться:
  - Потому что я не хочу... Пожалуйста, Райни, мой дорогой, не настаивай...
  - Солнышко, я тебя не понимаю. Это что - из той же серии, что не платить тебе зарплату?
  Она закрыла лицо руками:
  - Пусть будет так. Мне не хочется, чтобы ты платил мне зарплату и дарил мне бриллианты. Я... чувствую себя от этого как... содержанка.
  - Да что за глупости, Шэтцхен? - Он приподнял ее лицо за подбородок и посмотрел в ее залитые слезами глаза.
  - Райни, не пытай меня, - Она отвела взгляд. - Прошу тебя. Я люблю тебя и безо всяких... побрякушек.
  - Ну хорошо, - Он ласково привлек ее к себе, и она прижалась мокрой от слез щекой к его груди. - Давай поищем компромисс. Положим, у мсье Бассоне действительно сплошь эксклюзив и просто космос. Но в соседнем бутике может быть и несколько более простых коллекций с сапфирами, они не такие яркие, не такие дорогие, зато очень подходят к твоим глазам. Пожалуйста, милая, позволь мне подобрать для тебя один из этих маленьких камушков.
  - Зачем тебе это?
  - Затем, что ты - первая девушка за десять лет, которая доказала мне, что... что для меня еще возможно... любить. И я люблю. Ты очень дорога мне, Фаби. Я хочу осыпать тебя бриллиантами, просто потому что подарок, который ты сделала мне, неоценимо дороже.
  - О, Райни, - Она обнимала его, переполненная любовью и нежностью. - Райни, ты мне дороже любых бриллиантов. И если я и сделала тебе какой-то, как ты говоришь, подарок, то вовсе не потому, что мне от тебя что-то нужно взамен.
  - Солнышко, но я хочу подарить тебе что-то, что могло бы показать, как я ценю все, что ты дала мне. Способность любить снова. Нежность и доверие. Надежда и искренность. Капелька твоей крови на полотенце. Возможность для меня снова испытать то, чего, я думал, уже никогда не будет. То, что я хочу для тебя достать любую звезду с неба. Милая моя, Фаби, неужели ты откажешь мне в радости подарить тебе что-нибудь?
  Она улыбнулась сквозь слезы:
  - Подари мне букет цветов. Или книгу. Или какую-нибудь безделушку, если тебе так хочется. Больше всего мне нужна твоя любовь, а не подарки.
  - Но она у тебя уже есть, - закрыв глаза от переполняющих его чувств, он прижался губами к ее виску. - Я люблю тебя, мое сокровище. Больше всех на свете. Я подарю тебе цветы, книгу и безделушку. Только не плачь. Ладно?
  Она кивнула. Уловив это движение, он еще раз сжал ее пальцы в своей теплой ладони и сказал:
  - Давай я сейчас принесу тебе попить и салфетки, чтобы ты привела в порядок мордашку, и мы пойдем туда, где я выберу тебе безделушку. Ладно?
  Он вышел и извинился перед ювелиром, объяснив, что пока они остановятся на золотом слитке для новорожденной мадмуазель Люиз-Камилль Марешаль Бальтазар. Пожилой, сдержанный мсье Бассоне с присущим ему царственным достоинством кивнул, пряча улыбку. Забавная девочка. Такие попадаются иногда... но, видит Господь, все реже. И почему-то ему показалось, что скоро эта парочка появится у него снова. У него есть совершенно эксклюзивные обручальные кольца...
  
  Хитрый Райни все же выбрал для Фаби сапфировые серьги и сказал, что они стоят совсем недорого, так, мелочь. На самом деле это было почти три тысячи франков, и он постарался, чтобы она не увидела чек и цифры на платежном терминале. Девушка с удовольствием покрутилась перед зеркалом - сапфиры действительно шли ей. Жаль только, что покрасневшие веки показывали, что она плакала, но это быстро пройдет.
  - А книгу и букет в другой раз, завтра, хорошо? - Райни любовался ею. - Сейчас я хочу показать тебе что-то по-настоящему волшебное. Уже почти стемнело, но мы еще можем поймать прошедший день. Как тебе это?
  - Ну давай, - улыбнулась она, и они снова уселись в салон мазерати.
  Они вернулись по Гран Сен-Бернар в кантон Вале, свернули на юг, не доезжая Сембранше, а потом опять на запад, все дальше в горы, снова свернули и - по безлюдной местности - все выше по серпантину, который становился все уже и уже. Тут Райни ехал медленно, аккуратно, не только щадя чувства Фабьенн, но и ради элементарной безопасности и потому, что в дорожном полотне кое-где попадались выбоины, на которых можно было повредить низкую подвеску спортивного автомобиля - видимо, дорогу давно не ремонтировали. Так они ехали около получаса. Навстречу закату в безумных всплесках сиренево-розово-синих небесных красок... а по сторонам на густо-синем небе начинали зажигаться звезды... Внизу в долине все было уже залито ночной темнотой... Над ними была вершина, еще облитая рубиновым свечением.
  - Куда мы едем? - спросила Фаби.
  - Когда-то на этой горе начинали строить курорт, построили дорогу, но местность оказалась очень лавиноопасной, климат неустойчивый, тут часто туман, стройка нерентабельна - кто-то очень сильно ошибся в расчетах. Потом это место пытались продать под ресторан, под какой-то экстремальный скай-клуб, но ты видишь, какая тут глушь - в общем, ничего не получилось. Так, заросшая смотровая площадка, и все.
  - Откуда ты знаешь про это место?
  Он пожал плечами:
  - Когда-то я тут все облазил. Про эту дорогу мне сказали в одной из деревень в долине. Там живет фермер, у которого гуси и коровы. А я... знаешь, Шэтцхен, я люблю высоту. Когда я в первый раз поднялся сюда, мне было всего лет двадцать. И я нашел там монету за 1962 год. Четверть франка - мелочь. Я с тех пор всегда ношу ее в бумажнике.
  Еще один виток серпантина.
  - Ты часто тут бываешь?
  - Не очень. Пару раз в год. Иногда чаще. Было время, когда приезжал почти каждую неделю.
  - Когда это было? - тихо спросила она.
  - Знаешь, это было плохое время, - ответил он не очень охотно. - Тогда Карин придумала, как лишить меня Лиз. И с Натали стало... более понятно, что... в общем, плохое время, Фаби.
  - Мне жаль, - прошептала она.
  И он неожиданно решился на откровенность:
  - Сейчас у меня есть Лиз и появилась любовь - ты, Фаби. Сейчас я счастлив. Когда мне хорошо, меня тоже тянет к высоте.
  Она наклонилась и поцеловала его руку, лежащую на руле. Он рассмеялся и вывел мазерати на крошечную ровную площадку почти на вершине горы. Тут дорога заканчивалась. Старый асфальт потрескался, в трещинах бурно росла трава и пробивались кустики и даже деревца.
  - Приехали, Шэтцхен. - Райни выбрался из-за руля и обошел машину, чтобы помочь выйти Фаби. Она тут же оказалась в его объятиях и начала оглядываться по сторонам.
  - Как красиво!
  Отблески заката еще скользили по вздымающимся вокруг горным вершинам, небо на западе еще сияло малиновым и золотым, выше переходя в пурпурный и все дальше к зениту в бархатную глубокую синеву. Фары мазерати работали в режиме габаритных огней и не вмешивались в этот затухающий праздник света, но, по крайней мере, позволяли Фаби видеть, куда она ступает, не рискуя застрять высокой тонкой шпилькой в щели в асфальте.
  Они находились на высоте почти в 3000 метров, и апрельская ночь была совсем не теплой - термометр на борт-компьютере мазерати показывал 12 градусов, а Фаби была в тоненьком топе с открытыми плечами. О джинсовой куртке, оставленной в машине, она и не вспомнила, уверенная, что Райни не позволит ей замерзнуть. Ему-то такая погода была нипочем. Он широко потянулся, стащил с себя футболку и забросил в салон.
  - Ненормальный, - рассмеялась девушка, обнимая его и прижимаясь к его горячей груди.
  - Меня любовь греет, - Фаби почувствовала, как ее ноги отрываются от асфальта, он закружил ее в воздухе. Безумный поцелуй, от которого у нее закружилась голова, а сердце заняло, казалось, всю грудную клетку и забилось отчаянно и очень быстро... Как только он поставил ее на ноги, Фаби тут же сорвала с себя топ и лифчик без бретелек, пусть холод и ветер и что угодно, расстегнула джинсы, прижалась к нему. Невероятное по накалу и страсти объятие, которое только и могло произойти между мужчиной, который думал, что больше не сможет любить, и женщиной, которая доказала ему, что он ошибался... Между мужчиной и женщиной, чьи тела были созданы, чтобы приносить друг другу высшее чувственное наслаждение, которые подходили друг к другу, как две самые драгоценные, сложнейшие детали турбийона ... Их губы слились, как идеальные детали паззла, ее грудь мягко легла в его руку, колечко ее пирсинга упиралось в его пупок, бедра терлись друг о друга, и она снова наслаждалась мужской мощью, которую она разбудила в любимом... его сила была совершенной защитой для ее нежности, Фаби ощущала его быстрое сердцебиение, их дыхание смешивалось - вкусно, чудесно, так, что хотелось еще и еще, хотелось принадлежать друг другу, слиться в одно существо... Ее джинсы вместе с тонкими трусиками соскользнули на землю, она кое-как, не снимая босоножек, выпуталась из них и предстала перед ним совершенно обнаженной - высокая, стройная, с напоминающими расплавленное серебро распущенными волосами почти до пояса... в ней было что-то одновременно от язычницы и от святой - наверное, всепоглощающая любовь, сияющая в ее глазах. Райни вспомнил, что в багажнике мазерати с незапамятных времен очень кстати завалялась лыжная куртка, достал и бросил ее на капот автомобиля.
  Привлек ее к себе, новый сумасшедший головокружительный поцелуй, его сильные руки трепали ее волосы, мяли ее грудь, сжимали ее попку, наконец, она ощутила теплую подкладку куртки под спиной, увидела над собой звездное небо и силуэт своего мужчины... Она зацепилась пальцами за верхний край капота, уперлась в него лопатками и ягодицами так, чтобы поясница оставалась без опоры, а ноги на бампере. Склонившись над ней, Райни поцеловал ее в шею.
  - Ноги шире, Шэтцхен. Еще шире.
  Она послушно расставила ноги широко - ее ступни в босоножках упирались в бампер.
  - Еще шире, - хрипловатый, ужасно греховный шепот.
  - Не могу, - прошептала она.
  - Все ты можешь.
  С чуть слышным стоном она развела ноги до отказа, и он несколько секунд любовался ею. Закат почти погас, но с другой половины небосклона лились серебряные лучи луны. Этого хватало, чтобы видеть разбросанные по черной лакированной поверхности капота волны светлых локонов, тонкие черты ее лица, блестящие глаза... От холода и возбуждения ее соски поднялись и сморщились, свет луны окрашивал ее кожу драгоценным перламутром... Она лежала на капоте его автомобиля, обнаженная, прекрасная, желанная и совершенно открытая для него. Он поцеловал ее грудь, пальцем обвел изгиб ее талии, провел по золотистой тонкой полоске волос на лобке, ниже - и увидел, как ее тело дрожит от нетерпения. Поцелуй там, где ей так нравилось, снова приказ - шире ноги.
  - Райни, - всхлипнула она. - Пожалуйста...
  - Открой глаза. И ноги шире.
  Со стоном она подчинилась - до боли в до отказа разведенных бедрах. Его руки обхватили ее бедра, большими пальцами упираясь в тазовые косточки, а остальными поддерживая ягодицы, заставляя выгнуть поясницу, и на весу он с силой вошел в нее. Ее крик расколол ночь, вплетаясь в свист ветра. Ее ноги обхватили его бедра, она прижималась к нему изо всех сил, запрокинув голову назад. Райни заполнял ее до отказа, заставляя дрожать и биться под ним, с ее губ слетали стоны и громкие, сладкие крики, по ее телу пробегали судороги наслаждения, волна поднимала обоих все выше, и наконец это случилось - впервые по-настоящему, так, что и она испытала то же, что и он... Мощная разрядка сотрясала ее тело, она выгнулась под ним и закричала, мужчина, с силой сжав ее в объятиях и насадив на себя до отказа, вскинул голову к небу и закричал почти одновременно с ней - в его крике смешалось торжество обладания, страсть и наслаждение, его бедра содрогались... Мощный, безумный накал финала уступил место тишине... Райни опустился на колени, на каменистый потрескавшийся асфальт, и опустил голову на живот Фаби. Обнял ее, замер. Он просто потерял себя, ориентацию в пространстве и времени, он забыл обо всем на свете, он лишился разума от любви. Он привык смотреть на чужую любовь с циничной улыбкой и легким глубоко спрятанным и тщательно замаскированным сожалением о том, что ему такого не испытать, но вот и его накрыло. Накрыло с головой, как океанский шторм: он любил отчаянно, безумно, со всем нерастраченным пылом, со всей нежностью, копившейся годами под замком. Такая любовь стоила того, чтобы ждать ее десять лет. Она стоила того, чтобы ждать ее вечность.
  Он считал, что любовь ему уже не нужна, ему есть чем ее заменить. За его внимание боролись красивейшие женщины, которые с радостью дарили ему ласки и выполняли его любые капризы, и ему казалось, что этого вполне достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым и удовлетворенным. Он спал с гламурными красавицами, сверкал на спортивном небосклоне, хватая все медали подряд - Олимпиады, чемпионаты, кубки мира... Он был одним из успешнейших мужчин-моделей, зарабатывал сумасшедшие деньги и воображал, что ему больше нечего желать от жизни. Наверное, он был как узник, запертый в роскошном, комфортабельном дворце, и вдруг стены его роскошной темницы пали, и он увидел огромный и прекрасный мир вокруг. Этот мир был исполнен не только радости и свободы, но и опасности, и угрозы, но... оно того стоило. Безусловно, стоило. Он никогда уже не сможет вернуться в свою золотую клетку...
  Ему было хорошо, так хорошо, он чувствовал себя просто заново родившимся. Все события последних дней вели его к этому моменту. Легкий флирт, розовое вино и мимолетный поцелуй. Объятия и поцелуи украдкой в тени цветущих деревьев, гонка на великах по экстремальному маршруту, вино и сыр, потом лихорадочная работа над дипломом - знакомое любому студенту состояние, когда за беззаботность и дураковаляние во время семестра расплачиваешься тем, что пашешь как конь, вкалываешь ночами напролет и все равно тебе не идет это впрок... потом встреча в бассейне, нежность и желание в спальне, гонка по автобану на мазерати, взрыв страсти на заброшенной смотровой площадке... Все вместо вело его и Фаби к этой секунде, которая запомнится им обоим до самой смерти как самая прекрасная в их жизни. Конечно, у них будет еще так много счастья, иначе и быть не может, но сейчас - это что-то очень, очень особенное...
  - Зашибись, - сказал Райни, обретя утраченную на время способность дышать и говорить. - Господи, Фаби. Ты меня измотала.
  Она подумала и гордо захихикала:
  - Будто бы? Ты настоящий неандерталец.
  - Это как?
  - Не знаю. Большой, очень сильный и очень страстный. И рыжий.
  - Неандертальцы рыжие?
  - Не знаю. У меня в детстве была картинка в книжке - с каменным топором, в шкурах, рыжий и с синими глазами. Как ты.
  - Если у тебя появится еще какой-нибудь неандерталец поблизости - я тут же смастерю каменный топор и задам вам обоим шороху.
  - Не нужны мне больше никакие неандертальцы. И кроманьонцы тоже. Так же я обойдусь без любых прочих гуманоидов. Мне нужен только ты.
  - Это классно, - Он чмокнул ее в грудь. - Не забывай об этом. Я очень ревнивый.
  - Думаю, что я тоже, - засмеялась Фаби, обняла его голову и прижала к своей груди. - Неандерталец, а я есть хочу.
  
  Они добрались до дома в полдвенадцатого. Фил - юный валисский герой - накормил Лиз ужином и вовремя заставил ее оторваться от какой-то киношки и лечь спать. Сам же сидел на кухне и цедил пивко под вяленые помидоры, которые оба брата Эртли считали идеальной пивной закуской: и вкусно, и почти без калорий. Когда Райни вошел в кухню, приобняв Фаби за талию, Фил даже постарался не выдать поначалу ни одной шпильки:
  - Пиво еще осталось. Наверное, ужинать так поздно вы не захотите?
  - Еще как захотим, - ответил Райни. - Или ты все сожрал, и ничего не осталось?
  - Ты тут один, по-твоему, кому надо о весе заботиться? - Фил сунул в рот помидор и оценивающе оглядел брата. - Конечно, из нас всех только один зарабатывает на этом деньги...
  - Ой, не напоминай мне об этом, - сморщился Райни. - Всего 5 дней осталось.
  - А ты не любишь рекламные съемки? - спросила Фаби.
  - Терпеть не могу.
  - А чего же ты тогда?..
  - Жадность, Шэтцхен. Чистая жадность. Надеюсь, Фильхен через пару лет не полезет в эту голубятню, даже если его будут очень просить.
  Фил фыркнул:
  - Тебя послушать, так в модельном бизнесе всего два натурала - ты да Бэкхем. Остальные только и наматывают вокруг круги и думают, как вас совратить с пути истинного.
  - Иди ты... знаешь куда?
  - Не пойду, - ухмыльнувшись, парень со щелчком открыл очередную бутылку 'Хопфенгольд'. - Садись, Фаби, чего ты стоишь, как неродная. Сейчас наш мсье Адонис предложит тебе чего-нибудь поесть, если перестанет стоять, как король на именинах.
  Райни фыркнул, отвесил нахальному братцу дружеский подзатыльник и полез в холодильник. Фил продолжил наблюдения. Ну что же... очевидно, что эти двое уже любовники. В наблюдательности младшему Эртли было не отказать. Он еще днем понял, и сейчас нашел еще кучу дополнительных подтверждений. Все - от случайных прикосновений и взглядов до растрепанных волос обоих и до слегка припухших от неистовых поцелуев губ - свидетельствовало об этом. Но поздравлять себя с хорошо выполненной задумкой было рано. Мало ли, кто с кем спит. Они все еще могут разбежаться. Может ли Фил придумать что-то, чтобы привязать их друг к другу покрепче? Гм... Вопрос явно не на одну трубку, как говаривал Шерлок Холмс... Может быть, тут будет уместнее участие Лиз? Он ей подбросил одну идейку...
  
  Ночевали они, разумеется, в спальне Райни, на его огромной кровати. Фаби забежала к себе в комнату только чтобы воткнуть телефон в зарядку и переодеться в халат, который был ей нужен ровно до того момента, как она закрыла изнутри дверь в большую спальню. Она и Райни вместе приняли душ, а потом полночи то занимались любовью, то болтали, то просто обнимались. Заснули уже под утро, когда на вечных снегах Монт Фор появились первые золотые отблески приближающегося рассвета.
  Будильник сработал, как обычно, в восемь. Фаби зевнула, просыпаясь, и Райни, который обычно никак не мог продрать глаза утром, на этот раз все же включился и, когда она потянулась и одеяло соскользнуло с нее, покрыл ее тело полутора десятками поцелуев.
  - Привет, солнышко, - прошептал он, лаская ее грудь. - У нас есть пять минут... если мы все будем делать очень быстро.
  - Очень-очень быстро, - согласилась Фаби, охотно прижимаясь к нему.
  Чудесный день. Даже Лиззи проснулась без обычного шоу с мычанием и 'спаааааать хочуууууу!' На этот раз будил ее Райни - Фаби спустилась на кухню, чтобы запустить кофе-машину и выставить на стол блюдо с пончиками, на которые Лавини была большая мастерица.
  - Пап, - Лиз терла кулачками сонные глазенки. На ней была пижама в сине-розовый горошек, а на голове - шапка спутанных рыжих локонов. - А ты что, собираешься жениться на Фаби?
  Вот так вопросик с утра пораньше. Райни, если честно, немного растерялся. Весь с головой в своей любви, он как-то упустил из виду более земные аспекты этого дела. Но первая заповедь хитрецов гласит: отвечай вопросом на вопрос.
  - А почему ты спрашиваешь?
  Зачастую на этот вопрос следует ответ 'да так', после чего вопрос можно считать 'проеханным'. Но Лиз была истинной дочерью своего отца:
  - А почему вы спали в одной комнате?
  Оба-на! Она же спала, когда они вернулись домой.
  - С чего ты взяла?
  - А я ночью вставала. Фаби не было в ее спальне.
  Ну, тут можно было продолжать выкручиваться - то, что Фаби не было у себя, еще не означает, что она была именно у Райни, но он не стал:
  - А нам нравится спать в одной комнате.
  Лиз расплылась в улыбке:
  - Серьезно? Класс!!!
  - Давай дуй умываться.
  Но Лиз было все же нелегко сбить с толку:
  - Так ты женишься на ней или нет?
  - Пока не знаю.
  - А-а. - Лиз задумчиво посмотрела на него и сползла с кровати, потягиваясь. - Знаешь что? Я не против. Она хорошая. Ты можешь на ней жениться.
  - Спасибо, дорогая, - сдержанно поблагодарил ее отец. - А теперь расскажи-ка мне, покорилась ли тебе третья группа неправильных глаголов? Ну-ка сходу скажи три формы глагола 'дуть'?
  Перенеся таким мастерским стратегическим ходом сражение на территорию Лиззи, которая не смогла отбить эту атаку, коварный папаша победителем покинул поле боя.
  
  После занятий с фрау Бахман у Лиз была тренировка, на которую ее повезла Фаби. Хитрая девчонка попыталась и тут выяснить обстановку:
  - Фаби, а правда ведь, папа классный?
  - Кажется, мы с тобой это уже обсуждали. - Фаби сделала погромче магнитолу: ритм 'Эдони' будоражил и звал танцевать. Но Лиз, которая по утреннему интервью с Райни поняла, что информацию у него выудить нелегко, нашла новую жертву и не спешила сдаваться:
  - Он тебе нравится?
  - Нравится, - кивнула Фаби - вопрос был легкий. От 'нравится' до 'он мой любовник' расстояние может быть в полвселенной. Но Лиз пыталась вести ее к ловушке:
  - Он такой красивый. Мне все девочки так сказали. И очень сексуальный.
  Фаби подпрыгнула за рулем, но ответила нейтрально:
  - Это всем известно, он супермодель.
  - А знаешь, - Лиз наклонилась вперед и положила подбородок на плечо Фабьенн. - Ты ему очень нравишься.
  - Он тебе сказал об этом? Эй, Лиззи, сядь нормально, мы же на дороге!
  - Ага. Сказал. А что было бы, если бы вы полюбили друг друга?
  - Ох, Лиззи.
  - Ну а все же?
  - Скажи, а твое растяжение бедра прошло уже?
  - Почему вы с папой так любите отвечать вопросом на вопрос?
  - Потому что, зайка, вопросы такие. Ну что я тебе могу сказать? Да, я очень люблю твоего папу, но это не значит, что мы с тобой должны об этом говорить. Это наше с ним дело, во всяком случае, пока...
  - Пока что?
  Нет, эта девчонка просто подметки на ходу рвет.
  - Пока это никак не влияет на тебя.
  - А на меня это влияет! Ведь вы спите вместе!
  - Лиззи! - бедная Фаби покраснела - не одному Райни было под силу ее смутить.
  - Ну ты же любишь моего папу, - убежденно сказала девочка. - Поэтому вы можете вместе спать. Николас любил мою маму, и они тоже вместе спали.
  О Боже!!! Фаби готова была биться головой о руль. Черт подери, Николас, который любил КК, ну что тут скажешь?
  К счастью, в это время они уже въехали на парковку в Вейзонна, так что разговор волей-неволей пришлось сворачивать.
  
  Райни в наказание за вчерашние плотские радости взамен трудов установил веса тренажеров на 20% выше и увеличил количество подходов на 10%, а потом выбрался на велосипедную прогулку. Наверное, девочки успеют вернуться из Вейзонна раньше, чем он, ну ничего страшного. Они хотели еще поиграть в теннис, так что можно будет всем хорошенько отдохнуть... А он поплавает и утащит свою красавицу в спальню. Классно.
  День выдался довольно жаркий, поэтому Райни не стал особо экипироваться. Велосипедные шорты, ортез на колено, бандана вместо шлема, тонкие матерчатые кроссовки - и погнали. Он не стал надевать даже велоперчатки, впрочем, он вообще не любил перчатки и не надевал их ни на тренажеры, ни на велотренировки, поэтому у него ладони всегда были все в мозолях.
  Он выбрался на гору и начал подъем. Сорок минут работы с предельной нагрузкой. Вверх, вверх... Склон становился все круче, пот заливал глаза, струился по груди. Вершина парила над ним, но не она была конечным пунктом маршрута. Перевал, крутейший каменистый траверс, десять минут - кульминация тренировки. После этой части маршрута он просто падал на камни и начинал шевелиться минут через пять, когда пульс достигал человеческого уровня в 200. Но сегодня почему-то весь подъем в голову лезли всякие мысли. И всю тренировку в зале тоже. Он никак не мог перестать думать о Фаби. И вспоминать утренний разговор с Лиззи. 'Я не против. Она хорошая. Ты можешь на ней жениться'.
  Жениться на тебе, моя девочка? Назвать тебя своей женой - разве это не здорово? Разве при одной мысли об этом ему не хочется прыгать от радости и даже пробовать петь, хотя у него отродясь не было ни слуха, ни голоса? Фаби, его крошка, в белом свадебном платье, и он перенесет ее через порог... и она родит ему детей - братишек и сестренок для Лиззи, которой она станет доброй мачехой. Нет, не мачехой - мамой. Ну не родной, но все равно - мамой... Да и не только о детях он думал. Впереди чередой пронеслись годы - спокойные, наполненные любовью и счастьем, пониманием и честностью, когда летняя жара и зимние бури сменяют друг друга в калейдоскопе лет, но непреложным остается самое главное - их любовь. Он еще не закончил карьеру, но почему-то даже это перестало его смущать. Вернуться к любимой жене и подарить ей кубок - что может быть лучше? А то, что они не смогут все время быть вместе - так пусть она учится, заканчивает университет, а как сладки будут встречи! Они будут проводить столько времени, сколько смогут, а потом и сколько захотят.
  'Солнышко, выходи за меня!' Предложить ей... Предложить? Сердце сжалось, между лопатками скользнул холодок. Что-то не так... Что-то его беспокоило. Сразу беспокоило, как только он познакомился с Фаби, и не отпускает до сих пор. Да, это 'что-то' было сметено проснувшейся любовью и лавой желания, но все же это было. Было. И он обязан был понять, что не так. Только... как и что он должен понять? Безотчетная тревога царапала его своими холодными острыми коготками, но Райни никак не мог понять, откуда и почему эта тревога взялась. В чем дело, черт бы его подрал?
  Иногда ему казалось, что он вот-вот ухватит разгадку. Но каждый раз она ускользала, и чему удивляться - стоило ему увидеть Фаби, он или таял от любви, или зверел от желания, и все загадки и разгадки имели для него не больше значения, чем обычаи племени мумба-юмба.
  Так и не приняв решения, он сел на велосипед и начал спускаться. Да? Нет? Да. Нет. Черт бы его подрал! Он определится до отъезда в Дубаи.
  На подъезде к дому он вдруг вспомнил, что сегодня одиннадцатое - вчера был месяц со дня смерти Карин. И он не вспомнил. И Лиз не вспомнила. Это было свинство, сегодня следовало все исправить. С одной стороны, здорово, что Лиз не зацикливается и не тонет в своем горе, с другой, мать есть мать, и долг Райни - сделать так, чтобы дочь помнила Карин и чтила ее память. Придется вечером извиниться перед Фаби - они с Лиз вдвоем съездят в церковь, закажут молитву за упокой души, потом тихо поужинают вдвоем...
  Когда он уже подъехал к воротам, зазвонил его телефон. Райни во время тренировок пользовался беспроводной гарнитурой, с того памятного дня похищения Фила он больше не позволял себе быть вне связи.
  На том конце провода оказалась мадмуазель Зоэ Фулли, секретарь мадам де Роган. Бабушки Фаби, кстати... (опять ощущение холодка между лопатками? Да что же это такое-то???) Обычно мадемуазель Фулли звонила, когда требовалось участие Райни в каком-то вопросе благотворительности. Услышав ее первые слова, Райни тут же забыл про это ощущение ускользающей близкой отгадки...
  - Простите, мсье Эртли, крайне тяжелый ребенок, и требует только вас. Завтра утром вас ждут во Франкфурте.
  Райни затормозил:
  - Во Франкфурте?!
  История оказалась простой и ужасной... как многие такие истории. Ребенку - девочке, живущей в ста километрах от аварийной АЭС на Украине, два года назад поставили онкологический диагноз. Государство помочь не могло - ни аппаратуры, ни медикаментов, ни специалистов в наличии не было. Несколько блоков химиотерапии дали минимальный эффект, после короткой ремиссии болезнь вернулась уже в 4 стадии. В дело включилось несколько благотворительных фондов в России и Украине, и в итоге смогли отправить одиннадцатилетнюю девочку на лечение в Германию. Но время было упущено - болезнь стала неоперабельной, каждый день проходил в борьбе с болью и со смертью, все собранные на операцию деньги теперь уходили на обезболивание. Везти дочь домой, где ее ждали только ужасные мучения и смерть, родители не хотели. Все, что они могли делать сейчас - купировать боль и ждать милосердного конца. Предполагалось, что это вопрос нескольких дней. Сегодня девочке было слишком плохо, пришлось увеличить дозы до предельных значений, врачи надеялись, что завтра утром у нее будет один или два хороших часа.
  Ее привезли в Германию в феврале, когда розыгрыш Кубка мира по горнолыжному спорту был в самом разгаре. В палате стоял телевизор. Девочка постоянно просила, чтобы ей включали соревнования, очень скоро начала различать спортсменов и подарила все свои симпатии Райни Эртли. И теперь мечтала, чтобы спортсмен навестил ее. Среди девушек она болела за Анн-Элен Теолье, но спортсменка лечила травму спины и просьбу посетить больного ребенка отклонила.
  Выбора у Райни не было. Ответить отказом на такую просьбу он не имел никакого права. Упавшим голосом он подтвердил, что вылетит во Франкфурт вечерним рейсом, чтобы в 9 утра быть в клинике. Мадемуазель Фулли сказала, что закажет для него билет на рейс из Берна в 22,30.
  На часах было 4 - теннис отменяется. Как только вернутся Фаби и Лиз, он объяснит им все, Лиз позвонит своей бабушке Агнессе Кертнер, потом он отвезет дочь в Мартиньи в Церковь Богоматери (вокруг которой они гуляли позавчера...), поминальный ужин в отдельном кабинете ресторана отеле 'Alpes & Rhone', после этого он завезет дочь домой, а сам - в Берн, на ночной рейс...
  
  - Я понимаю, - сказала Фабьенн, подняла руку и ласково погладила его щеку. - Если хочешь, я помогу тебе собраться.
  - Детка, мне жаль, - он обнял ее, прижал к себе. - Но я приеду завтра днем, и у нас останется еще почти 4 дня впереди.
  - Милый, ну не переживай, - Фаби поцеловала его в губы. - Мне же тоже завтра с утра в университет ехать, если, конечно, этот противный Паскаль опять ничего не перепутает. Сегодня... раз у меня свободный вечер, я хотя бы план второй части составлю - это тоже пойдет мне в плюсик, видишь, какая я хитрая.
  - Вы с Филом можете съездить в Вербье или Мартиньи, поужинать и развлечься.
  - Что ты, - рассмеялась Фаби. - Во-первых, Лиззи там точно нечего делать. А во-вторых, у Фила новое увлечение в Сьере, ему не до меня. Родной, не переживай, я тут не пропаду.
  - Ну ладно, - Райни страстно привлек ее к себе, поцеловал. - Жаль, сейчас уже тоже нет времени... Люблю тебя, солнышко. Не скучай.
  - Я тоже тебя люблю. А скучать буду. Как только ты выйдешь из комнаты - я уже буду скучать.
  - Я скоро вернусь. Пока, любимая.
  
  Он уже дошел до двери гостиной, когда Фаби вдруг окликнула его:
  - Райни?..
  Он обернулся. Она стояла около окна, солнце освещало ее светлые волосы, забранные в хвост, она улыбнулась ему. Будто резкий толчок в грудь, легкий укол знакомой тревоги - и снова ощущение ускользающего понимания, будто вот-вот ему станет все понятно, разрозненные кусочки сложатся в единую логичную, простую и понятную картину... Но - снова ничего.
  - Будь осторожен. Пожалуйста, - попросила Фаби.
  
  Он уже видел. Он точно видел. Кого-то, кто был очень похож на нее. Вот так же у окна, с солнечным светом, играющим в белокурых волосах, и улыбка, и серо-голубые глаза... Он уже когда-то где-то видел ее? Или это была не она, просто сходство? Но тот человек... он был другой. Он. Не она. Что-то... может, картина? Или... нет, не картина, а... он не успел поймать за хвост ощущение - заметил Лиз, которая играла с Хани, сидя на корточках перед машиной. На девочке была черная футболка и узкие черные джинсы, а ее рыжие волосы, прихваченные заколкой на макушке, пламенели под лучами садящегося солнца.
  - Привет, - Райни потрепал макушку дочери. - Поехали, котенок.
  Лиззи с сожалением посмотрела вслед Хани, которая вырвалась и припустила к дому.
  - Ты поиграешь с ней, когда приедешь вечером, - сказал Райни.
  - А ты не приедешь?
  - Нет. Вы будете ночевать с Фаби и Филом.
  - Только не вздумай связаться опять с какой-нибудь куклой! - вдруг строго сказала Лиз. Райни подавил улыбку:
  - Обещаю, что не буду. Поехали, Лиз.
  - Почему ты не в черном? - Лиз критически осмотрела его с головы до ног. Рубашка на нем была черная, а брюки и мокасины - темно-серые. В сумке, которую он собрал с собой, лежала еще одна рубашка - бледно-голубая, на завтра.
  - Сегодня все же не похороны.
  Райни открыл машину, сел за руль. Дочь забралась на сиденье сзади.
  Разговор о черной одежде остро напомнил ему тот день, когда они ехали в Зальцбург на похороны. Он тогда совсем не знал Лиз и не представлял, что с ней делать, он любил ее, но не умел быть ей опорой. А теперь? Он научился? Что он дал своей дочери за этот месяц?
  Многое. Она начинает каждое утро весело, ей некогда грустить, она нашла новых друзей, она прекрасно ладит со всеми, кто ее окружает, она учится, она... Она - его любимая дочь, центр его жизни. И она не против, чтобы он... женился на Фаби. Лиз уверена, что завтра ничего не изменится. Насколько можно быть вообще в этом уверенной. Если что-то случится с Райни, то у Лиз останутся бабушка и дедушка, Фил... Если он женится на Фаби, то и Фаби тоже... Путанные мысли были не ко времени. По крайней мере, он может гарантировать, что он не погибнет так же как Карин - во время внетрассового спуска. Он в этом вопросе очень странный уникум. Живя в кантоне Вале - практически в мировой Мекке фрирайда - он равнодушен к этому виду спорта. Нет, конечно, он сотни раз выходил на пухляк, когда сбивалась подходящая компания, и его очень сильно звали, но душу в это не вкладывал и никогда не рисковал, в отличие от трассовых гонок. Если честно, у него не было даже собственной райдерской снаряги - он каждый раз при необходимости брал напрокат. Когда над ним начинали посмеиваться, он объяснял, что лучше он будет каждый раз брать топовый снаряд, чем кататься на одном и том же старье. Правда, в этом году ему, наверное, отвертеться не удастся - парни Ромингеры и Лиз просились зимой в райдерский лагерь у Бек де Росс.
  Ворота закрылись, рейнджровер выехал на дорогу. Райни чувствовал, что Фаби смотрит им вслед и уже начинает скучать. О, детка, ну что же все-таки не дает мне покоя насчет тебя? Что?
  Райни достал телефон и сказал Лиз:
  - Я сейчас наберу телефон твоей бабушки Агнессы. Поговори с ней.
  - А что мне сказать?
  Услышав этот вопрос, Райни подумал, что он все же правильно сделал, что отказался уступить Агнессе Кертнер опеку над Лиззи. У девчонки никогда не возникало вопросов, что сказать ему, Фаби или Филу, она даже с бабушкой Стефани по телефону тарахтела без остановки. А тут... 'что сказать бабушке?' Бабушке, с которой она знакома всю свою жизнь, а не месяц?
  - Скажи, что ты помнишь маму, и что мы едем помолиться за упокой ее души. Что тебе ее не хватает, что ты про нее помнишь. Расскажи, как ты живешь. Что у тебя появились друзья. Что мы скоро поедем на Сардинию. Расскажи, как отметили твой день рождения. Кстати, она позвонила тебе, чтобы поздравить?
  - Да. Только она пожелала мне вернуться домой. Я не хочу ей звонить.
  - Котенок, она не может тебя заставить. Расскажи ей, что тебе хорошо и что твой дом - здесь. Пригласи ее погостить. Если согласится - дашь трубку мне, и мы согласуем время.
  - Ладно, - пробормотала Лиз. Райни набрал номер.
  - Здравствуй, бабушка, - сказала Лиз. И тихо, старательно заговорила, будто отвечая заученный урок: - Я помню про маму. Я часто про нее думаю. Мы с папой едем молиться за нее... это... в церковь за упокой. Заказать...
  - Молебен, - подсказал отец.
  - Молебен... - Лиз замолчала, потом ответила: - Мама была хорошая! Не говори так! Боженька добрый, он ее простит, я ее люблю и буду молить за нее ангелов на небе.
  Снова пауза.
  - Она не в аду! Не надо так говорить! - Райни с тревогой глянул в зеркало заднего вида и увидел, что губы девочки кривятся, будто она собирается заплакать, а на глазах появились слезы.
  - Дай мне трубку, - велел он. Лиззи тут же сунула ему телефон.
  - Добрый день, фрау Кертнер, - сказал Райни вежливо, но сухо. - Мы хотели передать вам еще раз наши соболезнования. Мы помним Карин и чтим ее память. Спасибо, что нашли время поговорить с Лиз.
  Фрау Кертнер не нашлась с ответом - только издала какой-то нечленораздельный звук. Райни с трудом противостоял искушению наорать на стерву, которая не может найти подходящих слов для своей родной внучки, и продолжил все с той же холодной любезностью:
  - У Лиззи все хорошо. Она с осени пойдет в школу, уже познакомилась со своим будущим классом и позавчера ездила с ними на экскурсию. Она учит французский язык. Она здорова. Я никому не разрешаю расстраивать ее. Всего вам наилучшего. До свидания.
  Он отключился, так и не услышав от своей бывшей тещи ни единого внятного слова, изо всех сил борясь с искушением схватить ни в чем не повинный дорогущий 'верту' и вышвырнуть его в окно машины к чертовой матери. Какова сука! Черт подери, это же надо быть такой сукой! Ну ничего, она у него попляшет, когда он урежет ее расходы...
  Спокойно, Райн. Ничего ты не урежешь. Слово есть слово. Возьми себя в руки...
  Лиз вытирала слезы:
  - Она сказала, что мама была плохая и что Бог ее наказал, отправив в огонь.
  Райни остановил рейнджровер, ему было плевать на то, что остановка тут была запрещена. Если тут где-то есть камера или кто-то стукнет на него - он заплатит около четырехсот франков штрафа, но сейчас он должен был поговорить с Лиз. Он открыл ее дверь и протянул руку:
  - Выходи.
  Дочь послушно вышла. Они отошли от машины к скале, вдоль которой журчал прозрачный холодный ручей, каких так много в Альпах. Райни протянул бумажную салфетку, которыми предусмотрительно запасся, и помог Лиззи вытереть лицо. Девочка всхлипывала:
  - Она сказала, что мама так много грешила, что Господь решил положить конец ее распутству. И что он еще при жизни вверг ее в эту... на гиену похоже... как ее...
  - Лиз, это неправда. Никогда не слушай тех, кто так говорит. Твоя мама была достойна всяческого уважения хотя бы уже потому, что родила и воспитала такую замечательную дочь, как ты. Ее вина была только в том, что она жила так, как хотела она сама, не оглядываясь на общепринятую мораль и на других людей. Именно поэтому у нее было столько врагов. Именно поэтому мы с ней общались не очень мирно и поэтому мы развелись. Но это была та жизнь, которую она выбрала. К добру ли, худу ли, но она жила так, как жила, и теперь ничего не изменишь.
  - А ты на нее не злишься?
  - Нет. Когда-то очень злился. Но теперь искренне и от всего сердца ее простил. Лиз, твоя мама была очень особенная. Она была очень сильной и очень волевой женщиной, она смогла добиться очень много, и, возможно, поэтому считала, что ее нельзя судить общими мерками. Когда человек добивается так много, его, возможно, слегка заносит, и он начинает думать, что он намного лучше других и что другие просто не доросли до того, чтобы указывать ему, как жить, или судить его. Твоя мама могла считать, что цель оправдывает средства. В любом случае, мы будем всегда помнить ее и думать о ней с уважением и с теплом. И просить за нее Бога. Согласна?
  Лиз кивнула. Ее слезы высохли.
  - Пап. А можно я вставлю в рамочку ее фотографию и повешу у себя в комнате?
  - Можно. У тебя есть фотографии?
  - Нет.
  - Мы найдем. Наверное, в спортивных банках данных очень много ее фотографий. Я попрошу моего менеджера прислать нам много образцов, и ты сможешь выбрать.
  - Я люблю тебя, пап.
  - И я тебя, милая. - Они обнялись, Райни погладил ее лоб.
  - Мама была особенная, да?
  - Да. Но все особенные. Каждый человек особенный. Никто не должен думать, что он лучше других. Богаче, умнее, сильнее, талантливее - может быть. Лучше - не факт. Понимаешь? Умница. Нам пора ехать.
   За этот вечер Райни не раз подумал, что это была очень правильная идея - поехать вдвоем в церковь, а потом поужинать вдвоем. Неправильным оказался только звонок фрау Агнессе. Ну и черт с ней.
  Вечер получился тихим, спокойным, они с дочерью много разговаривали, много вспоминали. Вернее, вспоминала Лиз - воспоминания Райни были довольно короткими и в основном такими, которыми не стоило бы делиться с дочерью. Красивая и яркая звезда, какой он увидел Карин впервые. Финал Кубка Мира в Адельбодене, Карин признанная королева, забрала 2 малых кубка и 1 большой... А Райни было 18, юниор, и почему-то ей пришло в голову положить на него глаз и поманить пальчиком к себе в постель. Второй эпизод - содержание то же, только декорации другие. Гштаад, рок-концерт, роскошное шале, в котором они провели невероятную ночь и зачали Элизабет (о чем он тогда понятия не имел). А потом встреча в Китцбюэле, фарс женитьбы, рождение Лиз и то, как они с Карин молились за то, чтобы малышка выжила во время сложнейшей операции на аорте... Развод, попытки хоть иногда видеть дочь... Ну и мерзкий финал - встреча в кабинете адвоката Кайзера и 'Ты больше не будешь встречаться с Элизабет. Иначе лишишься родительских прав'... Вот и все его воспоминания. Так или иначе, он рассказал дочери про пару гонок, в которых ее великая мама одержала победу. Он был рад, что помнит эти гонки и что у него есть что-то хорошее про КК, о чем он может рассказать дочери.
  Ну а Лиз... Господи, она любила мать. Она вспоминала столько всего. Как мама могла встать против всего мира, если ей казалось, что Лиз что-то угрожает - даже если она заблуждалась. Как они болтали перед сном - каждый день, и как Лиз гордилась яркостью и женской властью своей мамы. Как Карин помогала Лиз с уроками, даже если для этого ей самой приходилось садиться за учебники. Как она любила наряжать дочку, баловала ее, катала на яхте по озеру, показывала ей парижский Диснейленд, греческие храмы и норвежские фьорды... Единственное, о чем Райни мог бы сожалеть с точки зрения воспитания дочери - это то, что Карин ухитрилась привить той интерес к фрирайду.
  
  Когда Райни вез Лиз домой, дочь уже почти засыпала. Позади были долгие разговоры, прослушанная месса в церкви (в течение которой Райни все пытался понять, что же будет дальше между ним и Фаби) потом ужин... Они уже проехали дорожный знак 'Сембранше', когда Лиз вдруг спросила сонным голоском:
  - Пап. А если ты женишься на Фаби... она станет моей мамой?
  - Ну... если женюсь - то да, думаю, станет.
  - А у человека может быть две мамы?
  - Бывает так, что может.
  - Но у тебя одна мама.
  - У меня одна.
  - И у Томми и Ноэля тоже одна.
  - Верно. Но ты помнишь моего менеджера Тима? Он женился на женщине, у которой уже был сын. И вот у этого мальчика два папы - Тим и первый муж его мамы.
  - А-а, - Лиз обдумала информацию. - Но если у меня появится вторая мама... это не будет, что я предательница?
  - Нет, Лиз. Не будет. Когда-нибудь я женюсь, и я позабочусь о том, чтобы у тебя была добрая, любящая мама. Но ты и свою родную маму Карин будешь помнить. Верно?
  - Конечно. Тогда женись на Фаби, пап.
  - Котенок, хватит меня сватать. Я еще ничего не решил.
  - Ну так решай. Вон она, Фаби.
  Калитка рядом с воротами открылась, Райни увидел девушку, выходящую навстречу Лиз. Стройная фигурка, светлые волосы рассыпаны по плечам... Он с дороги позвонил и предупредил, что времени у него в обрез и он заезжать не будет, но все же они нашли пару секунд обняться и поцеловаться. Лиз выскочила из рейнджровера навстречу Фаби, они в обнимку пошли в дом - у Райни было мало времени, но все же он замешкался, глядя им вслед. Дочь и любимая.
  В памяти промелькнули строчки из той песенки Ману Чао:
  Que voy a hacer
  Je ne sais plus
  Que voy a hacer
  Je suis perdu
  Que horas son, mi corazon
  
  'Что же мне делать?'
  
  Мадмуазель Фулли забронировала для него номер в Steigenberger Frankfurter Hof, видимо, не помышляя, что мужик вроде него может остановиться в отеле звездностью ниже пяти. Но месторасположение его устраивало, и он, хоть и без особого удовольствия, оплатил зверскую сумму счета за ночь. Поднявшись в номер, Райни лениво пощелкал пультом телевизора, потом выключил все и уселся на подоконник, глядя на городские огни внизу.
  В самолете он успел изучить копию медицинской карты девочки, из которой вынес единственное, что имело значение. Она умирает. Ей осталось меньше суток. Она принимает убойные дозы опиатов, которые облегчают боль на считанные минуты. Она не может самостоятельно дышать и есть, не говорит, не двигается, она только немного видит и слышит и может показать взглядом - да или нет. Ей уже не нужны игрушки, автографы, лакомства, игры и подарки. Мелания. Какое красивое имя... Как может такое происходить в мире, если Бог, о котором они с Лиз сегодня так много говорили, есть? Как могут дети уходить так рано и с такими ужасными страданиями? Он никогда этого не поймет. Никогда. И с каждым разом, когда ему приходилось посещать такого ребенка, ему это было все менее и менее понятно, зато с каждым разом все больнее...
  Райни хотелось услышать голос своей любимой. Он даже удивился - ему было внове такое острое желание просто поговорить с кем-то. Вернее, не с кем-то. Он представил себе Фаби - ее ясные серо-голубые глаза, ее светлую, немного лукавую улыбку, ее ласковые руки, негромкий голос. Свежая, ясная и чистая, как горный ручей или как ее любимые духи Innocence, светлая и добрая, как ангел, теплая, нежная и ласковая, как летний альпийский полдень... Он любил ее, он рвался к ней, он нуждался в ней так, как еще никогда и ни в ком не нуждался. Он набрал ее номер.
  Она ответила после второго гудка. Мягкий, чуть запыхавшийся голос.
  - Алло? Райни, привет? - Он молча улыбался, как дурной. - Алло! Райни? Ну скажи что-нибудь.
  - Мне нравится тебя слушать, - вдруг сказал он. Ему действительно нравилось. Ему пришло в голову, что так говорить, как это делает она, надо уметь. На каком бы языке она не говорила - будь то французский или швитцер - она строила фразы правильно и изящно, ее речь была чистой, плавной и сдержанной, а произношение и интонации мягкие и изысканные. Да, он помнил, что его девочка из очень непростой семьи... (холодок тревоги - опять...) и именно речь - один из главных показателей, что человек получил хорошее образование. Ох, наверное, если он вздумается к ней свататься, ее родня сочтет его неотесанным плебеем. И валисской деревенщиной. Правда, уж наверняка не преминут заметить, что деревенщина-то вполне себе при деньгах... Бабушка де Роган может легко сообщить, сколько денежек он потратил за последние несколько лет на благотворительность. Ротшильд, черт подери.
  - Мне тоже нравится тебя слушать, - ласковый голос Фаби заставил его улыбнуться и прикрыть глаза.
  - Да ладно?
  - В следующий раз спроси - 'неужели?'
  - Научи Лиззи говорить так же, как ты.
  Фаби тихо засмеялась - как ручеек зазвенел.
  - Она умеет.
  - Ты меня не понимаешь.
  - Зато я тебя очень люблю, - она сказала это так, что он просто зажмурился от счастья и долго не мог выговорить в ответ:
  - И я тебя люблю, солнышко.
  - Что у тебя с голосом? - встревожилась она.
  - Ничего. Где ты?
  - Я? У себя в комнате. Только что уложила Лиз. Почитала ей книжку и пожелала спокойной ночи.
  - Умница. Только, знаешь... хочу тебя попросить.
  - Что?
  - Обещай, что не будешь смеяться.
  - Почему я должна смеяться?
  - Ну так ты обещаешь?
  - Конечно. Что я должна сделать?
  - Спать в нашей спальне. В большой.
  - В твоей?
  - В нашей, - повторил он. - Мне будет очень приятно.
  - Ну... ладно, - тихо сказала она. - Хорошо.
  - Спасибо, солнышко. Успела план составить?
  - Ну... не так хорошо и подробно, как хотелось бы... но все же.
  - Все будет хорошо. Ты у меня умница.
  - В прошлом году меня этот Паскаль чуть не завалил.
  - Почему?
  Она начала рассказывать, а он просто слушал звук ее голоса, почти не вникая в смысл слов, тая от нежности и скучая по ней, мечтая обнять ее, прижать к себе, ощутить губами ее губы, ее вкус. Почему он так долго думает, ведь все же ясно? Какую-то секунду он был готов перебить ее и выдать вот так просто: 'Шэтцхен, пойдем за меня!'
  Нет. Не все ясно. Что он о ней знает?
  Что ее бабушка - столп общества, патронесса благотворительного фонда, супруга бывшего и мать нынешнего президента крупного вендора пищевых добавок. Это с материнской стороны. А с отцовской?
  А про ту сторону он ничего и не знает. Только фамилию - Мирабо. Он нигде не слышал эту фамилию... кажется. Или слышал? Слышал. Точно слышал. Где? В интернете посмотреть, что ли? Ах да, их несколько было. Маркизы и графы, экономисты, масоны, революционеры, но точно, что аристократы. В Швейцарии аристократии вроде как и нет (хотя есть старые, уважаемые, благородные и богатые семьи, которые насчитывают много веков, родовые поместья и все такое... вроде семьи самой Фабьенн). Но эта информация - о героях былых времен, которые давным-давно умерли - ему ничем не поможет.
  Родовые поместья... история... что это? Опять ощущение близкой разгадки. Будто ветерок пролетел... и исчез. Темнота. О чем это он?
  Что еще? Ее брат и отец оба погибли в автокатастрофах. Грустно, но ничего подозрительного. Брат разбился на мотоцикле, отец не справился с управлением на серпантине. К сожалению, бывает, и совсем не так уж редко... И все. Больше он ничего не знает.
  Почему-то больше всего его беспокоит брат. Брата звали Дени. Но он никогда в жизни не встречался с Дени Мирабо. К тому же, тот был на 4 года младше Райни. На лыжах? Исключено. Коллег - бывших и нынешних - он всех более-менее помнил. Дени среди них не было. Откуда тогда? Почему?
  - Расскажи мне еще, - сказал Райни, когда она закончила рассказывать про злобного мсье Паскаля. - Рассказывай мне много-много.
  - Да ты не слушаешь! - обиделась Фаби. - Ты даже к месту вопросы не задаешь!
  - Прости, родная, я исправлюсь.
  - Милый, а ты на роуминге не разоришься?
  - Экономная ты моя.
  - Ага.
  Но они проболтали еще полтора часа. Райни все это время сидел на подоконнике, глядя на центральную площадь города внизу, потом перебрался на кровать. Они рассказывали друг другу про свое детство, про юность, про то, как учились, Райни рассказал ей, как складывалась его карьера... Он почти совсем забыл про цель своего прилета во Франкфурт. Он будет думать обо всем завтра. Сегодня он весь принадлежит Фабьенн и любви...
  
  Ужасный мсье Паскаль на следующий день не перепутал время, не забыл про своих студентов, отнесся к плодам совместного труда Фабьенн и Райни снисходительно и даже похвалил девушку за серьезное отношение к работе и качественную проработку материала. Ларе, которая также входила в группу профессора, так сильно не повезло - ей дали понять, что у нее дедлайн неделя, за которую она должна довести свой проект до ума, иначе могут быть серьезные проблемы. Сердитая Лара потащила Фаби в кафе и над яблочным штруделем с мороженым начала вытягивать у подруги, куда она так запропала.
  - Да никуда, работаю у богатого человека няней, он живет далеко, поэтому и приезжаю редко.
  - Что за богатый человек?
  - Не скажу, дружок, прости. Я подписывала обязательство о неразглашении.
  - Да я же никому не скажу, чего ты? Не стыдно? От подруги утаивать!
  Фаби с извиняющейся улыбкой развела руками.
  - А эту тт-шку он тебе за какие заслуги подарил? Я же видела, как ты подъехала.
  - Не он. Бабушка. Авансом на окончание 4 курса.
  - А эти серьги?
  Фаби закатила глаза:
  - Лара, если бы ты проявляла столько интереса к своему проекту, ты бы сегодня не получила 'неуд'.
  - Интерес - понятие избирательное. Оставь телефон в покое! Ты что, ждешь какого-то звонка?
  Еще бы она не ждала! Было уже около полудня, Райни должен вылететь домой из Франкфурта, у него был забронирован рейс на 11.45, но он не позвонил ей с утра, как она надеялась, а когда она набрала его полчаса назад, его телефон был отключен.
  - Ладно, Лара, прости, мне пора ехать, моя девчушка скоро вернется из школы.
  Честно говоря, Фаби не смогла не позлорадствовать при мысли о том, как бы понравилось Ларе узнать, что она не только няня дочери Райни Эртли, но и его... любовница? Любимая? Но Лару было вообще довольно трудно обвести насчет пальца:
  - У тебя роман.
  - А это-то с чего ты взяла?
  Та пожала плечами:
  - С этим твоим загадочным богачом. Оттуда и ттшка, и камушки в ушах. Ну-ну...
  - Дорогая, непременно все расскажу тебе как-нибудь, чтобы обуздать чрезмерный полет твоей буйной фантазии. - Фаби поспешно чмокнула подругу в щеку, подхватила портфель и вылетела из кафе.
  Упав в салон нагретой солнцем ауди, она сначала набрала номер Райни, а уже потом завела двигатель и включила кондиционер. Но он так и оставался 'вне зоны доступа сети'.
  Спокойно! Конечно, вне зоны - он летит в самолете. Рейс из Франкфурта занимает всего час. И ей на самом деле пора ехать в Сембранше... Занятия Лиз и фрау Бахман уже кончились, Филипп обещал перекрыть время ее отсутствия, но это не значит, что она должна болтаться неведомо где...
  Она выехала из города.
  Телефон Райни продолжал отвечать механическим 'вне зоны доступа...' даже когда самолет, по расписанию, уже должен был приземлиться. Ну что же. Оставался один способ...
  Она набрала телефон бабушки.
  - Да, Шэтцхен? - бабушка, кроме Райни, была единственным человеком, кто ее так называл, и Фаби не смогла удержать легкую улыбку. Райни, Райни... Где же ты? Что с тобой?
  Перед ней стояла довольно сложная задача - выяснить, знает ли что-нибудь мадам де Роган о Райни. Был ли он утром в клинике у больной девочки? И куда делся потом?
  - Привет, бабуля, - сказала Фаби. - Как у тебя дела?
  - По-всякому, милая, - голос бабушки звучал немного грустно. Она явно была расстроена.
  - Что случилось? - спросила Фаби встревожено. - Ты здорова?
  - Вполне, дорогая, спасибо.
  - Что же тогда случилось? У мамы все в порядке?
  - Конечно, не беспокойся. Это... связано с моим фондом.
  - Что такое? Проблемы? - испугалась Фаби.
  - Да нет... не проблемы. Просто... издержки вида деятельности. Сегодня утром умерла одна из наших подопечных. Девочка, за которую все очень волновались.
  Фаби резко нажала на тормоз. О Боже! К счастью, сзади никого не было, и аварии не произошло.
  - Мелания. Та самая девочка с нейробластомой, которую уже не могли вылечить. Она очень страдала. Сегодня утром все случилось. Ее все успели очень полюбить. Это был очень мужественный, храбрый и светлый человечек, Шэтцхен.
  - Господи упокой, - прошептала Фаби. - Бабуля... а... у ней сегодня должен был быть один человек... Райни Эртли.
  - Верно. Он был там. Она умерла, держа его за руку.
  Фаби зажмурилась. У нее просто не хватало воображения, чтобы понять, каково все это было... бедная девочка, выдержавшая бесплодную, обреченную борьбу... и Райни, который просто не умел абстрагироваться в таких вопросах, который каждого такого ребенка принимал близко к сердцу...
  - Мне жаль, - прошептала она. - Очень жаль.
  - Нам всем очень жаль, - по голосу бабушки было слышно, что та плачет. - Прекрасно, когда удается вовремя вмешаться и спасти ребенка. Но... Господи, Фаби, моя родная, их так много, и никто ничего не делает для того, чтобы их было меньше... Ранняя диагностика, диагностическая аппаратура, современные медикаменты, у них же ничего этого нет, и мы, которые можем что-то сделать, подключаемся тогда, когда время уже потеряно безвозвратно...
  - Бабуля, не плачь, - Фаби тоже начала плакать. - Пожалуйста. Бабушка... А Райни... что с ним? Где он?
  Вопрос насторожил патронессу, та несколько секунд медлила с ответом. А потом ударила в десятку:
  - Он для тебя важен, милая?
  - Я люблю его, - просто ответила Фаби.
  - Понимаю, - тихо ответила та. - Фаби... Он замечательный человек. Я сама не могла бы пожелать для тебя лучшего мужчины. А ему хватило ума и вкуса оценить мое сокровище?
  Фаби улыбнулась сквозь слезы:
  - Я... не знаю. Он говорит, что... любит.
  - Значит, так и есть, - уверенно сказала патронесса. - Шэтцхен, если честно, я ничего не знаю про то, где Райнхардт и что с ним. Жаль. Я только... знаю, что он всегда тяжело переживает такие визиты, но ни разу еще не было так, что ребенок умирал у него практически на руках. Думаю, ему очень плохо, милая. Я позвоню людям, которые были там, постараюсь выяснить, есть ли у них какие-то сведения. Будем надеяться, с ним все нормально.
  
  Фаби ехала в сторону Сембранше по южному берегу озера, через Францию. С одной стороны, там были участки, где сотовая связь пропадала, с другой, меньше риска попасть в пробку. Телефон лежал на панели, музыку она не включала, во-первых, чтобы не пропустить звонок или смс, во-вторых, просто не хотелось. Слишком грустным было то, что она узнала. Слишком страшно было за Райни. Она уже знала, что для него нет чужого горя - он все воспринимает, как свое. Слышала уже и от бабушки, и от Фила, да и успела уже изучить его... Где же ты, мой хороший?
  Бабушка перезвонила, когда Фаби уже снова пересекла швейцарскую границу. Времени было полвторого, но Райни еще не дал о себе знать и не вернулся домой. Но после ее звонка ясности не прибавилось.
  - Я связалась с нашим координатором мсье Ротмайером, он тоже был в клинике. После того, как все случилось, палату попросили покинуть всех, кроме родителей девочки. Райнхардт сказал мсье Ротмайеру, что хотел бы взять на себя расходы, связанные с доставкой тела ребенка домой и погребением, координатор поблагодарил и сказал, что свяжется с ним, и после этого Райнхардт покинул клинику. На рейс до Берна он зарегистрировался еще утром, через интернет, так что с полной уверенностью сказать, что он точно улетел, нельзя.
  - Хорошо, бабушка, я поняла, - ответила Фаби, стараясь не пропустить нужный ей съезд. Она тут ехала всего раз в жизни, в темноте, и не за рулем, могла и ошибиться.
  Она знала, где Райни.
  
  Вот развилка. Фаби осторожно вывела машину на извилистую узкую дорогу. Позвонила Филу, чтобы предупредить, что задержится.
  - Не проблема, - отозвался парень. - Мы с Лиззи играем в покер на раздевание.
  - Филипп Эртли!!!!
  - Уж и пошутить нельзя. На конфеты. Скажи, как тебя прикрыть, если Райн нарисуется?
  - Он не нарисуется до меня, - уверенно ответила Фаби. - Мы приедем одновременно.
  - Во как, - Фил не был бы Филом, если бы не попытался извлечь из чего бы то ни было свою выгоду. - Ладно, я тебя прикрываю и работаю нянькой, а вечером уезжаю в Сьер с ночевкой.
  - Какой ты быстрый. Вы же только позавчера познакомились?
  - И что? У нас все быстро, не то что у вас, стариков несносных. У нее родители улетают на три дня на Майорку, она сразу мне позвонила и пригласила.
  - И ты хочешь, чтобы я тебя прикрыла? - ужаснулась Фаби. - Фил! Сколько же лет этой девушке?
  - Старше меня на неделю, - хихикнул тот. - Все нормально, детка. Главное, чтобы Райн меня не отловил и не остановил - сделай так, чтобы ему было не до меня.
  - Все, что в моих силах. А если он спросит, где ты?
  - Скажешь, что у подруги в Сьере. Тогда он уже ничего не будет делать.
  Попрощавшись с молодым хитрюгой, Фаби сосредоточила все свое внимание на дороге, которая становилась все более разбитой. Райни тут ехал быстрее, но все же он знал фарватер и был гораздо лучшим водителем.
  Фабьенн понятия не имела, что будет так трудно. Ее любимая тт-шка медленно ползла вверх по извилистому серпантину, постоянно оказываясь в опасной близости то к ветвям деревьев или к камням, то к обрыву, который тут не был отделен от проезжей части даже подобием какого-то ограждения. Фаби вцепилась в руль, сжавшись от страха и боясь в любой момент услышать или отвратительный скрежет покореженного металла, или почувствовать резкий толчок начала падения. На крутом подъеме она поняла, что двигателю не хватает тяги, сильно нажала на газ, машина сорвалась в пробуксовку, девушка от страха сбросила педаль, двигатель заглох, и машина покатилась назад, набирая скорость. Господи, сейчас она сорвется вниз! Фаби на каком-то сверхъестественном усилии ухитрилась одновременно рвануть ручник, включить передачу и нажать не на тормоз, что усугубило бы занос, а именно на газ, чтобы двигатель завелся. Ауди безопасно замерла поперек дороги, и девушка на ватных ногах выбралась из салона. Сердце колотилось где-то в горле, руки тряслись, между лопатками стекла капелька пота. Господи Боже, как близко это было...
  Ее отец... Который перед смертью практически отказался от своей семьи. И от дочери тоже. Николя. Когда-то он был ее любимым папочкой, с которым можно было поболтать и посмеяться, который почти не наказывал ее за озорство и который сломался после смерти Дени... Когда-то именно отец учил их с братом водить машину. От него она и узнала эту фишку с выходом из неуправляемого заноса с помощью одновременного нажатия газа и поворота в сторону заноса. И про ручник он тоже говорил. Много раз и она, и Дени под его надзором проделывали эти трюки, хотя у Фаби не всегда получалось. На этот раз все вышло... и ей показалось, что она слышала голос отца в ту решающую секунду. 'Газу, ангел!'
  Где ты, папа? Воспоминания - тяжелые и страшные - нахлынули на нее...
  ...Бутылка коньяка, идея, что нужно немедленно сесть за руль и поехать в Аттерзее к Карин, уговорить, умолить ее принять его... У Николя был мерседес AMG 5.4 CL. Падение с высоты около 30 метров и удар об скалу превратили роскошный автомобиль в груду металлолома, в которой никто не мог выжить. Мама сказала - если Боги хотят наказать кого-то, первым делом они лишают его разума. Последний год перед смертью Николя был будто охвачен безумием. Оно привело его к неизбежной развязке...
  Фаби несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоить дыхание и прогнать воспоминания, и села за руль. Внимательнее, осторожнее... Как Райни умудрился так ловко проехать сюда на мазерати? Еще ниже дорожный просвет, еще длиннее свесы... Перекрестившись, девушка завела двигатель и начала разворачиваться, чтобы продолжать подъем. Она точно знала, что ее любимый - здесь.
  Как высоко она забралась... Быстрый взгляд в окно на повороте чуть не заставил ее зажмуриться от страха - долина была так далеко внизу... Но чем выше она оказывалась - тем ближе оставалось до цели. Она продолжила подъем.
  В один поворот она просто не смогла вписаться. Позор, ну и пусть. Машина намного меньше, чем у Райни, но он тут проехал не притормозив, а она уперлась бампером в камень, попыталась вырулить, и тут же заднее левое крыло шоркнуло дерево... Вперед - опять скала слишком близко... Черт! От страха и досады Фаби плакала, плечом стирала с щек слезы. Выкрутила руль и благополучно застряла между скалой и обрывом. Всхлипывая, выбралась из салона, чтобы посмотреть - можно ли еще сдать назад.
  Нижний бампер висел над верхушкой ели. Колеса еще стояли на твердой земле, но на ее последних сантиметрах. Вид безобразной потертости над левой задней колесной аркой привел Фаби в ужас. Ее ласточка, подарок Райни, как она могла так варварски обращаться с машиной? Фаби погладила место удара, будто машина была живой, и ей было больно.
  Ну что же, все, больше выбора нет. Дальше она пойдет пешком. Тщательно зафиксировав машину на ручнике и стояночном тормозе, Фаби щелкнула брелком, сунула ключи в карман и пошла. Вверх, покинув удобный кондиционированный салон ауди, по камням и пыли на каблуках, под палящим солнцем. Идти еще так далеко... Полчаса, сорок минут... Она задыхалась, подвернула ногу, плакала уже не от жалости к машине, а от усталости, боли и страха за любимого. Голову стало напекать, пот тек по лицу, щипал глаза. Фаби сняла топ и кое-как обмотала его вокруг головы наподобие банданы. Больше всего ей хотелось скинуть чертовы лодочки на каблуках, но она понимала, что босиком она и подавно далеко не уйдет. Один каблук сломался почти сразу, и она заковыляла кое-как, не догадываясь отломить второй для равновесия.
  Солнце светило в глаза так, будто она не поднималась на гору в Швейцарских Альпах, а плелась по Сахаре. Спасибо еще, что было не так жарко, и ветер хоть и замедлял подъем, но и приносил прохладу, и все же сил с каждым шагом становилось все меньше. И что? Все равно надо идти вперед. Райни добрался до вершины комфортно, но Фаби понимала, какой рой демонов терзает его сердце, и ей от этого было еще хуже. Зато появлялись силы продолжать подъем. И она продолжала.
  Споткнулась о торчащий из трещины в асфальте корень дерева и с размаху упала. Искры из глаз. Порванные на колене джинсы, царапина на ребрах и на подбородке, разбитые локти. Снова заплакала, вытерла слезы, поднялась на ноги и пошла дальше. Вверх. Второй каблук сломался - стало даже легче идти.
  Когда на солнце сверкнуло лобовое стекло рейнджровера, Фаби сначала показалось, что она увидела мираж. Пыльный темно-синий корпус машины. Никого рядом. Ее сердце оборвалось от страха. Где он? Из последних сил она рванула вверх и преодолела последние метры крутого, совершенно измотавшего ее подъема.
  Она бы окликнула его, но воздуха у нее уже просто не осталось. Для Райни такой подъем в условиях горного разреженного воздуха был бы парой пустяков, но Фаби не была профи и совершенно неподготовлена к такому марш-броску. Опираясь на корпус рейнджровера, она обошла машину.
  Райни сидел на земле, прислонясь спиной к колесу внедорожника. Его глаза были устремлены вперед, на небо и горы вокруг. На его лице не было никаких следов слез, но Фаби понимала, что это обманчивое впечатление. Конечно, слезы были, но их высушил ветер - тот, который свистел и выл вокруг и неистово трепал его каштаново-рыжие волосы. Он никак не повернул голову к ней и не показал, что понял, что уже не один здесь. Он даже не посмотрел в ее сторону, когда Фаби подошла к нему и села рядом на каменистую нагретую солнцем землю. Он только чуть подвинулся, давая ей место. Она тяжело дышала, хватая ртом разреженный воздух. Оба продолжали молчать, наконец, Райни отвел в сторону правую руку, чтобы она могла сесть вплотную. Она подвинулась, и он обнял ее за плечо. Они молчали довольно долго. Фаби хотела что-то сказать, несколько раз уже даже открывала рот, чтобы или посочувствовать, или спросить, как он, или попросить дать ей воды, или сказать, как его любит, но каждый раз понимала, что сейчас не лучшее время для разговоров. Да, она пришла к нему, но говорить он должен сам. Первый. А он молчал. Его дыхание, сердцебиение, его близость были самой большой драгоценностью для Фаби, она умирала от любви к нему, но не знала, как ему помочь. Человек не может жить, допуская, чтобы любое горе, любое зло становилось его личной раной, но Райни живет именно так...
  Райни совершенно не удивился, когда понял, что она рядом с ним. Его Фаби. Конечно, она нашла его и захотела быть рядом. Он не забыл о том, почему он здесь. И не забыл о том, как много горя кругом и о том, как, в сущности, ничтожен любой перед лицом смерти. Никакие деньги, никакие спортивные достижения и титулы, никакие разговоры о сверхчеловеческих достижениях и скоростях не имеют ни малейшего значения, когда ты ничего - ничего! - не можешь сделать, чтобы помочь ребенку, который умирает, сжимая твою руку и глядя в твои глаза. В ту секунду для него не имело значения ничего из того, что у него было. Если бы в этот момент Бог или дьявол предложил ему сделку - обменяться местом с этой малышкой - он бы ни на секунду не заколебался. Только бы она жила. Только бы с ней все было хорошо. Да, сейчас момент прошел, и он вернулся в свою жизнь - жизнь, согретую любовью - и должен был включиться, жить дальше, выполнять свои обязанности - как человеческие, так и коммерческие и гражданские, и учиться забывать о том, что вокруг слишком много несправедливости и горя... Но теперь он был не один, с ним была Фаби, его светлая золотинка, его любимая, - и черноту, только что царившую в его душе, прогнал солнечный свет. Да, есть горе и зло. Но ведь есть и добро и счастье. И его источник - девушка, сидящая рядом, устало склонив голову на его плечо.
  - Фаби. Будь моей женой.
  Он сказал эти слова, и ничего вокруг не изменилось. Звезды не засияли вокруг, небо не окрасилось фейерверком, цветы не зацвели на каждом бесплодном камне. Но от ее присутствия ему стало лучше. Он был готов жить и любить, и он был счастлив. Да, он не может излечить ребенка - ни одного, но он может сделать счастливыми людей, которые любят его и которых любит он. Фаби молчала. Кажется, она даже перестала дышать, пытаясь воспринять услышанное. А он понял, что это было то, в чем он действительно нуждался. Его интуиция, которая пугала его, пытаясь приписать ей какие-то загадки, наверное, была не более чем следствием негативного опыта в прошлом. Он любил и хотел, чтобы эта девушка стала его женой, разделила с ним жизнь, была рядом до последнего вздоха... Он сказал это, и понял, что это было единственно правильно.
  Фаби подняла лицо, чтобы посмотреть ему в глаза. И у него перехватило дыхание. Мокрые дорожки на щеках, кровь на подбородке, осыпавшаяся серая тушь под глазами.
  - Господи, что случилось? - спросил он, прижимая ее к себе. - Шэтцхен, что...
  - Да, - прошептала она, и ее глаза засияли сквозь слезы. - Да.
  Он поднялся на ноги, торопливо шагнул сначала к двери машины, потом решил, что нужна аптечка и перекись водорода, засуетился, занервничал, а она смотрела на него влюбленными глазами снизу вверх - она все еще сидела на земле. Он решил, что вода нужна в первую очередь, и достал из салона литровую бутылку прохладной минералки. Она пила жадно и много, потом попросила его полить на ее руки, чтобы она могла умыться. Он только сейчас понял, что у нее на голове намотан не платок и не бандана, а ее нарядный шелковый топ, а сама она голая по пояс, если не считая тоненького бледно-розового лифчика, и справа на ребрах несколько таких же царапин. И она вся в пыли. Господи, что же он за идиот? Его золотинка в таком виде, а он в ус не дует! Он заставил ее сесть на капот - на этот раз без сексуальных намерений - и начал обрабатывать ее раны перекисью.
  - Что случилось, родная? Ты упала?
  - Да. Споткнулась.
  - Почему ты пешком? Где твоя машина?
  Она махнула рукой вниз. Райни посмотрел - отсюда хорошо просматривалась часть серпантина далеко внизу. Он увидел серебристый корпус ауди, который выглядел отсюда не больше игрушечного. Черт, надо было очень постараться, чтобы запихать машину в такую позицию, что фиг выберешься. Но мысль о том, как его девочка карабкалась вверх на такую крутую гору и так долго, ужаснула его. Райни снял с ее ног пришедшие в полную негодность туфельки цвета шампанского на обломанных шпильках, ступни были стерты в кровь, сквозь дыру на джинсах была видна разбитая коленка, кровь подсохла, и рваный, грязный край джинсовки приклеился к ране.
  - Бедная детка, - прошептал он. - Сейчас, сейчас... потерпи чуть-чуть.
  Он плеснул воды на бумажную салфетку и приложил к коленке, осторожно потянул рваную ткань. Фаби втянула воздух сквозь сжатые зубы. Он осторожно и ласково промокал рану мокрыми салфетками, меняя их по мере того, как они приходили в негодность, и наконец, ему удалось размочить грубую пропитанную кровью ткань и отделить ее от раны. Когда он обрабатывал рану перекисью, Фаби не удержалась и вскрикнула от боли, но худшее было позади. Райни достал пластырь из аптечки и наклеил на ее колено. Потом пришла очередь царапин на ребрах - они были менее болезненны. Разбитые локти.
  - Да ладно, Райни, ну чего ты возишься, - смущенно засмеялась она. - Это все такая ерунда...
  Но, приведя ее в порядок, он чувствовал такую радость и облегчение, будто спас кого-то от смерти. Он ответил со сдержанной гордостью:
  - Заражение крови нам уже не грозит, по крайней мере.
  - Ну да, - улыбнулась она, оглядывая себя. - Боже, ну и чучело.
  - Вовсе не чучело. - Он ласково дотронулся до колечка пирсинга. - Ты - красивейшая девушка в Швейцарии, Шэтцхен. Даже в таком тюрбане.
  - Ты смеешься.
  - Я просто очень счастлив. Как хорошо, что ты есть, моя милая.
  Она не удержалась и снова всхлипнула, он осушал ее слезы губами.
  - Я извел на тебя целую упаковку пластыря, - сказал он. - Как дитя малое, ей-Богу. Лиззи и то...
  - Я отдам тебе из своей аптечки, - тут же ощетинилась Фаби.
  - С процентами, - уточнил Райни и коварно улыбнулся. - Пластырь плюс фляжка коньяка. Ну-ка поведай мне, мисс Звезда автострады, как ты умудрилась так поставить машину?
  Пережитое вдруг показалось Фаби забавным приключением, а царапина на крыле... ну что же, страховка покроет ремонт. Она засмеялась:
  - Я не знаю. Я бы не смогла повторить.
  - Знаешь, такое и я бы не смог повторить. Мне у тебя впору уроки брать, - посмеивался он.
  - Это очень дорогие уроки, - улыбка осветила ее бледное личико.
  - Обучение любому виду диверсионной деятельности очень дорого по определению. А это так и вообще саботаж чистой воды.
  Она сидела на капоте, он прислонился рядом с ней, обнял ее, прижал к себе, она слышала, как бьется его сердце.
  - Райни... Ты же... не пошутил, нет?
  - Пошутил, конечно. Ты что, Шэтцхен?
  Она ткнула его кулаком под ребра.
  - Ты задаешь идиотские вопросы и к тому же дерешься, - тоном первого ябедника сказал Райни. - Может, мне стоит передумать? Но я не передумаю. Я хочу жениться на тебе. И даже не думай отказать.
  Она рассмеялась и обняла его изо всех сил:
  - О, Райни. Разве я могу отказать тебе? Никогда в жизни.
  - Так ты выйдешь за меня? - ласково спросил он.
  - Ну конечно же, выйду.
  - Ты не сердишься? - тихо спросил он.
  - За что?
  - Что я не сказал тебе... ты меня потеряла, да?
  - Потеряла. Но я быстро поняла. Я позвонила бабушке.
  - Ты знаешь?
  - Про девочку? Да. Райни, это... так ужасно, я просто не могу даже предположить, что вы все там должны были почувствовать. Такая трагедия.
  Он опустил голову, уткнулся лицом в ее волосы.
  - Райни, у меня просто сердце разрывается оттого, что я не знаю, чем я могу помочь тебе.
  - Тем, что я могу вот так тебя держать, - прошептал он, - Говорить с тобой. Не могу объяснить.
  - Я ведь знаю от бабушки... Далеко не все звезды посещают больных. Некоторые ссылаются на то, что они ужасно заняты, даже если их нагрузка несравнима с твоей. Некоторые просто молча отправляют в ответ сколько-то денег, а то и вовсе никак не отвечают. Некоторые объясняют свой отказ тем, что для них это тяжело морально. А ты... ты никогда не отказывал.
  - Один раз отказал, - ответил он. - В прошлом году не успел прилететь из Америки...
  - Райни... помнишь, когда еще я не работала у тебя и мы просто катались с Филом и Лиз на роликах... Тогда Лиз почему-то начала говорить со мной о том, что ты ее бросил, когда она была маленькой. Я... рассказала ей про тебя. Я тогда совсем еще не знала тебя, не была с тобой знакома, я просто знала от бабушки, что ты участвуешь в работе ее фонда...
  Райни молча слушал ее. Фаби продолжала, хотя и не была уверена, что ему нужно об этом знать:
  - И вот, я сказала Лиззи, что ты никогда в жизни не бросил бы ее, потому что ты самый порядочный и добрый человек, и рассказала ей... про этих детей.
  - Вот оно что, - пробормотал Райни. - Я-то думал, почему она вдруг так резко изменила свое мнение. Но не спросил. Что она тебе сказала?
  - Ничего. Очень расстроилась. Мне показалось, что она потрясена.
  - Теперь мне все понятно, - пробормотал Райни, вспомнив, что Лиз потом начала разговор с извинения за 'козла' и за то, что она про него плохо думала. - Фаби, эта девочка сегодня... Мелания... она заболела в возрасте Лиззи. До того она была обычным ребенком. Она играла в теннис, занималась верховой ездой, училась отлично. А потом эти почти два года - когда ты только борешься за жизнь, а тебе никто не может помочь... - Его голос срывался, Фаби плакала, обнимая его. Он продолжал: - Мне рассказывал ее отец... они объехали всех врачей и в Украине, и в России, и везде одно и то же - на трансплантации очереди на 2 года вперед. А их нет, этих двух лет! Счет идет на дни! Нет лекарств, нет оборудования, нет ничего того, что у нас используется повседневно, и никому ни черта не нужно! Они продали все, что у них было. Квартиру, машину. Этого хватило на химиотерапию, которая истощила ребенка, но не остановила развитие болезни. Они все знали, что происходит. Мелания знала. Они продолжали бороться до последнего дня. Сначала за лечение, потом за то, чтобы поехать в Германию, потом за то, чтобы выдерживать все это, потом с безнадежностью, и наконец с болью... Когда она сегодня увидела меня... ты не поверишь. Она сказала мне 'Thank you ever so much for being here' . Лиз нипочем бы так сказать не смогла. Она знает только Thank you. Мама Мелании сказала, что это первые слова почти за неделю. Черт, они могли бы где-нибудь встретиться случайно, если бы Мелания была здорова, а Лиз подтянула английский, могли бы болтать, играть, подружиться. Почему никто не смог помочь такому чудесному ребенку?
  - Ты помог, Райни.
  - Да ни черта я не помог! - взорвался он. - Она прожила несколько минут после того, как я появился там. Что я там мог сделать? Я не Господь Бог!
  - Ты облегчил ей уход, Райни, - прошептала Фаби. - Думаю, что так. Знаешь... это ведь тоже важно. Мой папа разбился на машине. Я говорила тебе. Он загнал себя в тупик, он потерял все, от него все отвернулись - и семья, и друзья. Он выпил бутылку коньяка, поехал и разбился... Он был весь переломан, но двое суток все же прожил. Травмы были ужасные и невыносимая боль, но он куда больше страдал от того, что натворил. Я уверена, что ему было хуже не от физической боли... Райни, если ты понимаешь... Мне трудно объяснить. Он ведь никогда не был гадом, подлецом или что-то в этом роде. Он просто не вынес смерти сына, он сломался и пустился во всякие безумства. Знаешь... моя мама не простила его. А я приехала к нему, когда он разбился, но он не впустил меня, он хотел видеть только... только Карин Кертнер. И так и не дождался ее. Он умер один, очень страдая. А эта девочка... она мечтала тебя увидеть, и ее мечта сбылась. Думаю, это много значило и для нее, и для ее родителей. Дать крупинку счастья исстрадавшемуся человечку, Райни, это больше, чем кто-либо мог в тот момент для нее сделать.
  Он прижал ее к себе еще крепче, не стесняясь того, что плачет. Слезы прокладывали чистые дорожки по покрытым горной пылью щекам. Фаби осторожно стерла ладонью слезы с его лица, точнее, размазала грязь. Но никогда в жизни он не был красивее, чем сейчас... Весь в пыли, в грязной перепачканной ее кровью бледно-голубой рубашке, с разводами на щеках и безумно всклокоченными припорошенными пылью волосами.
  - Люблю тебя, люблю, - шептала она, баюкая его, как маленького, прижимая его голову к своей груди. - Райни, ты лучший человек на свете. Самый лучший. Скажи мне... а рассказывала ли тебе бабушка про другую девочку? Она лечилась в Кельне. Ты перевел для нее пятьдесят тысяч евро.
  - Господи, я и забыл уже. Нет, она не рассказывала.
  - Ей восемь лет. И она полностью поправилась. Все анализы показывают, что она здорова. Недавно она прилетала на обследование, излечение подтвердил консилиум из троих онкологов. Ее лечение полностью оплачено тобой. Ребенок был смертельно болен, но благодаря тебе поправился. Райни, не забывай об этом никогда. Да, когда уже поздно, не имеет значение ни то, что ты звезда, ни твои деньги, только твоя доброта. Райни, люди вроде тебя так нужны миру. Благодаря тебе мир становится немного добрее и справедливее, в нем больше любви и надежды.
  - Ты правда так думаешь?
  - Ну конечно.
  Они сидели молча на капоте рейнджровера, почти на вершине мира, подставляя лица солнцу и ветру, думая, чувствуя, и каждый из них строил в душе мир с собой и с окружающим. Райни принял то, что сказала Фаби. Она простила и отпустила Николя, надеясь, что он сможет обрести мир. Наконец, Райни поцеловал невесту:
  - Солнышко, наверное, нам пора возвращаться. Ты простынешь на этом ветру.
  - Поехали.
  Он поднял ее на руки, чтобы она не ступала по камням босыми, стертыми в кровь ногами, усадил на пассажирское сиденье, сел за руль, аккуратно развернул рейнджровер на крошечном пятачке - позавчера после испытанного ею безумного сексуального наслаждения, неведомого ей до тех пор, Фаби даже не обратила внимание на то, как он справился с этой зубодробительной дорогой, а сегодня она просто сжалась от страха, глядя, как огромный внедорожник крутится на крошечной ничем не огороженной площадке размером едва ли больше самой машины.
  И о чем она думала, полагая, что сможет тут подняться? Черт, она же запросто могла разбиться!
  Они доехали до ауди, которая так и стояла поперек дороги. Райни с упреком посмотрел на девушку:
  - Родная, давай договоримся, больше ты не пытаешься залезать на эту гору, пока я не научу тебя нормально водить. Слышишь?
  Фаби метнула на него возмущенный взгляд:
  - Неужели? Давай договоримся еще об одном: если тебе приспичит опять удалиться от мира, по крайней мере соизволь прислать смс-ку, чтобы я за тебя не волновалась! А еще лучше, никуда без меня не удирай, я просто думать не могу о том, как бы ты сидел там и часами разрывал себе сердце этими мыслями, ясно?
  - Прости, Шэтцхен, - он поцеловал ее руку. - Обещай, что больше не будешь так рисковать. Ты для меня слишком дорога. Что я буду без тебя делать?
  - Обещаю, милый. Ты тоже обещай, что не будешь терзать себя без толку. Ты для меня тоже слишком дорог, чтобы я могла это допустить.
  - Ладно, солнышко.
  - Что мы теперь будем делать? Ты развернешь ауди?
  - Ты сама не поедешь тут, хватит глупого риска. К тому же, у тебя ноги все изранены, тебе нажимать на педали будет больно. Мы сделаем по-другому. Я запру рейнджровер, мы вернемся домой на ауди, я вызову такси и вернусь сюда.
  Так они и сделали.
  
  Дома Райни сам приготовил для Фаби ванну и велел отмокать, а сам поехал забирать рейнджровер. К его приезду Фаби уже крепко спала в кровати, он быстро принял душ и присоединился к ней.
  Около пяти часов дня Фил решил, что ему пора в Сьер, потому что его подружка уже прислала ему нетерпеливую смс-ку, намекая на мокрые трусики и ужасную скуку. Поэтому он заслал Лиз атаковать вконец расслабившегося родителя, а сам выскочил за ворота и сел в заблаговременно вызванное такси. В присутствии Райни дома он не решался снова пойти на открытое нарушение закона и самому сесть за руль без сопровождения взрослого.
  Лиз влетела в спальню:
  - Эй, ну вы офигели, что ли, пять часов, сами спите, и еще меня обзываете засоней!
  Папа и Фаби не спали, но и ничего особенного не делали, просто обнимались и отдыхали после любви - невероятная реакция спортсмена позволила Райни за время, пока открывалась дверь, накинуть простыню на них обоих, так что Лиз видела только головы. Райни сурово нахмурился:
  - Чудо мое, отныне, заходя в эту комнату, ты будешь хотя бы стучать.
  - Большое дело, будто я тут чего-то не видела, - с небрежным апломбом, идеально копируя интонацию Фила, откликнулась девчонка. - Вставайте уже. Фил уехал, а мне скучно.
  Райни сел в постели:
  - Куда это он уехал?
  Но Фаби решила перехватить инициативу:
  - Он сегодня весь день выполнял мою работу, и я подарила ему свободный вечер, ты меня простишь?
  - Прощу, - Райни улыбнулся невесте и посмотрел на дочь:
  - Что делала после уроков?
  - Да так, - пожала плечами Лиззи. - Мы с Филом играли в карты, плавали, обедали, я домашку делала, ну всякой мурой занимались.
  - Понятно, - сказал Райни. - Детка, у нас с Фаби есть для тебя важная новость.
  Он сказал это очень ласково, а Фаби порозовела, и Лиз завопила:
  - Вы женитесь! Ура-а!
  - Угадала, - Райни привлек к себе дочь. - Мы еще никому не говорили, так что и ты пока не болтай. Я не хочу, чтобы вас тут доставали, пока я в отъезде. Так что мы объявим о помолвке, когда я вернусь, согласна, Шэтцхен?
  - Конечно. Мы пока вообще никому не скажем?
  - Думаю, Филу и родителям скажем, и твоей маме и бабушке тоже. Только, милая, предупреди их о том, что пока никому больше об этом знать не надо.
  - А у тебя будет белое платье? - с любопытством спросила Лиз у Фабьенн.
  - Конечно, - ответил за невесту Райни и поцеловал ее в щеку. - Пока я в отъезде, а вы в Женеве, выберете и закажете. Классно я придумал?
  Почему-то у обоих в этот момент перехватило дыхание. Райни в очередной раз отругал себя за мнительность, Фаби с ужасом поняла, что придется открыть ему правду про этот дом. Как же иначе?
  И что тогда будет? Он поймет, что она целенаправленно провела всю эту авантюру? Втерлась в доверие сначала к детям, потом через них к нему самому, и все это только ради того, чтобы проникнуть в дом?
  А вот и нет. Она ничего не скажет про бриллиант. Она не обязана ничего знать о Heilige Margarete. Она просто не знает о нем. Никто не знает. Они когда-нибудь найдут его, и Райни даже предположить не сможет, что она знала о существовании этого камня. И, когда камень будет найден, они просто вместе продадут его с аукциона и, зная Райни, большая часть реализованных денег пойдет на благотворительность, и отлично, это лучшее применение для кровавой драгоценности. Фаби только попросит Райни, чтобы часть денег он передал Жаклин. Вот и все. Нечего бояться. Она не хотела ничего скрывать от Райни, ей было очень неприятно начинать совместную жизнь со лжи, но у нее не было другого выхода. Если правда всплывет...
  'С ним нельзя играть крапленой колодой. Как только он поймет, что его использовали - мало не покажется', - так написала ей Натали и выделила эти фразы жирным шрифтом. Фаби именно что попыталась использовать его, чтобы добраться до камня. Если он узнает - все будет кончено. Она никогда не докажет ему своей искренности. Если не узнает - все будет хорошо, а она когда-нибудь перестанет думать о бриллианте, он уйдет своей дорогой, ну и гора с плеч. Вот и все. Приехав в дом в Женеве, Фаби не станет искать Heilige Margarete. Она не возьмет с собой ключ от сейфа, оставит его тут, пусть валяется где-нибудь в ящике стола в ее комнате. Она вообще не зайдет в бывший кабинет ее отца. Принятое решение заставило ее радостно улыбнуться - она не заметила, что Райни внимательно и пристально смотрит на нее.
  Сколько раз наблюдательность выручала его? Сколько выбоин, надувов, ям, волн рельефа, которые сшибали с трасс его коллег и конкурентов, были заранее замечены им и оказывались уже безвредны? Предупрежден - значит, вооружен. Любая шероховатость рельефа становилась для него не угрозой, а оружием в борьбе за высшие позиции. В обычной жизни он тоже привык держать глаза открытыми, чтобы больше никто не сыграл против него грязно. Достаточно с него было КК. И он доверял своей интуиции.
  В ЧЕМ ДЕЛО? ФАБИ, ЧТО ТЕБЯ ТРЕВОЖИТ? ЧТО С ТОБОЙ НЕ ТАК?
  Не с ней не так, а с ним самим, убеждал он себя. Если вдуматься, его уже использовали втемную, причем достаточно подлым образом, и пусть от этого использования он получил одно из главных своих сокровищ - дочь, но он с тех пор стал очень осторожным. Его финансовая успешность, огромные заработки и участие в крупных благотворительных проектах были всем известны, поэтому его считали легкой добычей - охотницы за деньгами, жулики и мошенники всех мастей, но он неизменно ускользал из любой ловушки. Мудрый лис со своим драгоценным мехом, понимая, что до сих пор цел, невредим и свободен только благодаря своей хитрости и осторожности, привык доверять своей интуиции. И теперь, когда ему ничего не могло угрожать, все равно не мог успокоиться и продолжал чувствовать опасность - может, он просто разучился верить? И именно поэтому теперь оскорбляет недоверием лучшую девушку на свете, ту, которую он любит всем сердцем, и которая подарила ему и свою любовь, и себя? 'Хватит паранойи, старина Райни. А то и вправду спятишь. Везде тебе заговоры кажутся, как кардиналу Ришелье. Уйми свое больное воображение, иначе вместо свадьбы придется подыскать для себя шринка. Мания преследования - опасная и неприятная штука. И, говорят, тяжело лечится'.
  - Так, Лиз, - распорядился Райни и хлопнул дочку по попе. - Быстро выметайся отсюда и одевайся, мы едем развлекаться. Фил удрал, ну и поделом ему, он многое пропустит. Шэтцхен, одеваемся.
  - Фаби, - вдруг сказала Лиз серьезно.
  - Что, зайка?
  - А ты меня правда любишь?
  Вот опять. У Райни похолодели ладони. Почему, черт подери? Разве он не видел, какое удовольствие эти двое получают от общества друг друга? Разве он не видел, как они вдвоем шепчутся, хихикают, обнимаются, танцуют, играют?
  Настал какой-то очередной очень важный момент, момент истины? Фаби ответила так же серьезно, как Лиз:
  - Да, моя хорошая. Я правда люблю тебя. Даже если бы не любила до сих пор - теперь пришлось бы, потому что нельзя так сильно любить мужчину и не любить его ребенка.
  Лиз подумала, улыбнулась и выскочила из спальни.
  - И какой у нас случай? - спросил Райни, дождавшись, пока за Лиз захлопнулась дверь. - Любила до сих пор или нет?
  - Она мне сразу понравилась, - улыбнулась Фаби. - Знаешь, она такая славная, искренняя, я же тебе рассказывала, она сразу подбирает ключик к любому человеку, у которого... ну, сердце открыто, что ли. И ко мне сразу подобрала. Любовь, Райни, это вещь такая. Она может и не прилететь к тебе, как... воробей или стрела Амура. Ты понемногу узнаешь человека, видишь в нем что-то, что тебя цепляет. Это не всегда одномоментно. Но одно скажу тебе честно, хотя ты, наверное, обидишься - Лиз зацепила меня даже раньше, чем зацепил ты. Я страшно боялась тебя, а ее уже любила.
  Он улыбнулся:
  - Ты мне сейчас сделала прекрасный подарок, мое сокровище. А почему ты меня боялась?
  - Ну... ты такой важный. Звезда и все такое.
  - Сейчас-то не боишься? - засмеялся он - молодой, прекрасный, беззаботный.
  - Нет, сейчас только люблю. Очень сильно.
  - Тогда поехали развлекаться.
  - Хорошо, - Фаби выскользнула из постели и улыбнулась ему, дразня его своей юной наготой: - Ну все, вставай и погнали, только ненадолго. А то мне все время хочется с тобой...
  - Мне тоже, милая, - он привлек ее к себе, целуя и лаская. - Но мы не просто пара, мы родители, так что у нас есть определенные обязанности. То есть... Родная, Лиз моя дочь, но ты... понимаешь, если юридически...
  - Все понятно, - улыбнулась Фаби. - Если есть такой закон, и это можно сделать, я с удовольствием удочерю Лиззи, если она не против.
  - Думаю, она не будет возражать.
  До выезда, пока Фаби одевалась, Райни прошел в комнату Лиз и задал дочери этот вопрос.
  - Солнышко, я должен обсудить с тобой одну вещь.
  - Какую вещь, пап? - Лиззи рылась в своем рюкзачке, отпихивая любопытную Хани, которая пыталась зацепить что-то лапкой.
  - Лиз, раз мы с Фаби хотим пожениться, а ты моя дочь, возникает вопрос, кем она будет для тебя.
  - Как это?
  - Она может стать твоей мамой вполне официально, получит право представлять твои интересы везде, где это потребуется, заменять меня в случае, если это будет необходимо. Но мы хотим, чтобы ты сама сказала, хочешь ли ты этого. Я знаю, что ты очень любишь свою настоящую маму, но помнишь, я уже говорил тебе - ее память навсегда останется с тобой, и мы с Фаби это уважаем.
  - А это не будет предательством по отношению к ней?
  - Нет. На ее место в твоем сердце и в твоей памяти никто не претендует. Но Фаби хорошо относится к тебе, и уверен, что со временем вы будете как родные.
  - А если я скажу нет? - Лиз пытливо свела бровки, глядя на отца.
  - Ты не против нашей женитьбы, но против удочерения? - Райни не показал разочарования. - Тогда ничего не изменится. Я буду твоим папой, она моей женой, и на этом все.
  - Нет. Пусть тогда. Я согласна.
  - Вот и славно.
  - Пап, а как мне ее звать? Все-таки моя настоящая мама - не Фаби, и я не могу...
  - Оставь этот вопрос на потом, Лиз. Думаю, этот вопрос решится сам собой. Если Фаби не против, ты можешь продолжать называть ее по имени.
  - Хорошо, пап.
  
  - А тебе не будет со мной скучно? - спросила Фаби, положив голову на грудь Райни. В спальне было темно, окно приоткрыто, ночной ветер, наполненный ароматом цветов, шевелил шторы. Райни прижал ее к себе. Оба довольные и уставшие, еще чуть запыхавшиеся, ленивые - даже говорить было лень. Но все же она спросила, и он ответил:
  - Не... Не будет.
  - Откуда ты знаешь?
  - Интуиция.
  Он просто пожалел о том, что ляпнул про свою интуицию, потому что она опять привычно кольнула... Он приоткрыл глаза, посмотрел на Фаби - ее светлые волосы чуть светились в полумраке, открытые глаза поблескивали.
  Она ничего не знала о его метаниях. Она сама металась в поисках выхода из проблемы с камнем. Сказать? Не сказать? Ей казалось, что не сказать было бы хорошим вариантом, но... если вдруг что-то вскроется без ее участия... тогда будет ужасно. Но почему что-то должно было вскрыться? О существовании бриллианта знала только мама, но она не выдаст. Да, Райни очень скоро узнает, что дом на Рут Перье-Шамон принадлежал раньше семье Фабьенн, но это же не преступление. Может быть, нужно сказать ему об этом доме, не упоминая бриллиант? Но как она ответит на простейший вопрос - почему она до сих пор не рассказала, тянула столько времени, ведь в разговорах этот дом всплывал так много раз? Фаби не могла не знать о том, что дом унаследовала Элизабет Фредерика Эртли.
  Он чувствовал, что ее что-то беспокоит. И то сам уговаривал себя, что это паранойя и мнительность, которые проснулись не ко времени, и корил себя за недоверие к своей золотинке, то понимал, что что-то все-таки тут есть, и дыма без огня не бывает, и что она скрывает что-то, и это ее мучает. Господи, разобраться бы только, что же это такое! И вдруг она прошептала, прижавшись к нему и гладя его живот:
  - Родной, а мы... ну, ты знаешь... мы обязательно должны пользоваться...
  - Чего-то я тебя не пойму, - улыбнулся он, наслаждаясь ее прикосновениями и тем, как ее легкая рука скользит все ниже...
  - Ну Райни... Мы... я... ну ты понимаешь, о чем я. Мы захотим... детей?
  - Конечно...
  Да в чем дело? Опять волна нервного озноба.
  - А когда?
  - Малышка, мы еще довольно многое не решили, - осторожно ответил он. - К примеру, ты же учишься, ты хочешь закончить учебу?
  - Почему бы мне не закончить ее... ну ты понимаешь... в положении?
  - Потому что 150 километров туда и обратно за день - не лучший вариант для беременной. Хотя... если то время, которое нужно будет часто ездить в универ, мы проживем в доме Лиз в Женеве...
  Он снова почувствовал это - как сирена в мозгу... Он спятил! Фаби лихорадочно думала - может сейчас сказать? Это был мой дом, Райни. Это был мой дом. Сейчас или никогда? Но почему не сказала до сих пор?
  Почему? Как на это ответить? Не успела решить. Райни сказал:
  - Раньше я вообще не хотел заводить детей, пока не закончу карьеру. Но у нас уже есть Лиз. Я очень хочу, чтобы ты родила мне ребенка. Нужно просто решить, когда. Я не хочу, чтобы ты рожала, когда меня нет рядом с тобой. Почему бы нам не подгадать к межсезонью?
  - Это долго, - прошептала Фаби.
  - Если бы я тебя сейчас, быстренько сделал беременной, ты бы родила... - Оба начали считать, Райни справился первым. - ... В январе. Самый сезон, Шэтцхен. Давай повременим пару месяцев, милая.
   - Хорошо, - разочарованно сказала она. - Только... родной... мы же не будем долго тянуть, правда?
  - Конечно.
  
  Несколько безмятежно-счастливых дней - четверо, живущие в огромном доме на окраине Сембранше, были безмятежно счастливы. Райни и Фаби наслаждались своей любовью - она постепенно избавлялась от смущения и неопытности, и оба получали все большее наслаждение. Лиз тренировалась на глетчере и сдружилась с одной девочкой, которая тоже жила в Сембранше неподалеку от почты. К тому же теперь они каждый день как-то развлекались - перед двухнедельной разлукой Райни все время придумывал какие-то авантюры - то они катались на дельтапланах, то сплавлялись по порогам на горной реке, то ужинали в монастыре 14 века. Фил тоже был в восторге - его как-то так оставили в покое, что он прямо сам не понял, как ловко он сумел провернуть это дельце. Родители попытались вернуть его в Берн, где, разумеется, уже отцвели каштаны, но тут как раз Райни намекнул родителям о своей помолвке - пока тайной, но вполне настоящей. Фил сказал матери, что его старшему брату сейчас нужно больше времени проводить со своей невестой, ну а он присматривает за Лиззи, они вместе тренируются - почти совпадает расписание тренировок, только у него в 3 раза чаще, вместе учатся... В общем, родители очень обрадовались и оставили младшего сына в покое. Ну а Фил - он умел наслаждаться свободой и безграничными возможностями для развлечений, которые предоставлял ему веселый кантон Вале.
  Реальность понемногу начинала вплетаться в эту идиллию, подобно тому, как среди жаркого лета желтеют листья - вестники скорой осени. Каждый день названивал Бертран с уточненными графиками съемок, постоянно выходил на связь Шефер, который перезаключал контракт с Одеон Иншуранс - генеральным спонсором Райни в Кубке Мира - и еще решал огромное количество каких-то текущих дел. На столе у Райни скопилась куча каких-то документов, которые требовали его подписи, начиная от продажи дома на Миконосе, который остался от Карин и который, как Райни и Лиз решили, им не нужен, и заканчивая бумагами о зачислении Лиз в школу с 1 сентября.
  Райни должен был улетать в Дубаи вечером в воскресенье, поэтому они все решили, что выдвинутся в Женеву в воскресенье утром. В субботу в первую половину дня у Лиз была тренировка, а потом очередная экскурсия с классом, и Фаби повезла ее на глетчер, чтобы потом встретить, переодеть и отвезти в Вербье к автобусу. Они вернутся около пяти вечера.
  Пока их не было, Райни на пару с Филом вышел на свой веломаршрут, после чего долго тренировался и плавал, и потом, совершенно обессиленный, рухнул спать. Фил - изумительный образчик подростковой безграничной выносливости - смылся к своей теннисистке в Вербье.
  Райни в полусне обхватил подушку Фаби и уткнулся в нее носом. Нежный, легкий запах Innocence скользнул в его сон, и он улыбнулся, потому что ему снилась любимая.
  В его сне она шла к нему по огромной элегантно обставленной комнате. Через огромные окна от пола до потолка лился яркий солнечный свет, золотил ее кожу и превращал волосы в серебряный водопад. Совершенно обнаженная, она смотрелась тут как-то очень гармонично. Светлый лучик среди темной элегантности.
  - Куда ты дел мою книгу? - спросила она и, не дожидаясь ответа, рассмеялась и поцеловала его в губы. Он хотел обнять ее... но она ускользнула - как уже бывало раньше - и исчезла за дверью.
  Во сне часто меняются картины без какой-то последовательности, вроде бы после того, как подходит к концу один эпизод - вполне может начаться следующий, никак не связанный с предыдущим, Райни не удивился бы, если бы вдруг оказался на старте Кандагара. Но сон продолжался - он вышел вслед за ней в коридор. Фаби исчезла, а он направился к витой лестнице из холла на второй этаж.
  Где он вообще? Что это за дом? Смутно и приятно знакомый. Кажется, с этим домом связанно какое-то ощущение... чего-то, чего не было у него. Семейное гнездо, общность и связь многих поколений, старый и родной дом, который нельзя потерять, но который кто-то... кто-то потерял. Кабинет человека, который разрушил все это. Письменный стол, за которым он писал свое последнее завещание в пользу Габриэлы Карины Кертнер. Когда он принимал это решение и претворял его в жизнь - встречался ли он взглядом с портретом своего погибшего сына? Райни хотел выйти отсюда, найти Фаби и утешить, согреть, успокоить ее, когда очередная волна нервной дрожи заставила его остановиться. Его словно кто-то окликнул. Он медленно обернулся.
  Портрета на полке больше не было. Около окна прямо тут, в кабинете, оказался молодой парень. Живой и здоровый, такой же реальный, как Райни. На мотоцикле. Колесо сверкающей черной хонды-блекберд упиралось в боковую стенку орехового письменного стола. Мотоциклетный ботинок подмял черновик завещания, упавший на ковер. Рокот двигателя вдруг стал громким, настолько громким, что Райни мельком подумал, что, если парень захочет что-то сказать, ему придется орать во всю глотку, иначе ни слова будет не разобрать.
  Но парень просто молча снял шлем - солнце заиграло в светлых густых волосах, он улыбнулся... На Райни смотрели глаза Фаби - серо-голубые, чуть-чуть раскосые, с длинными ресницами. И были они на лице этого парня.
  - Все спортсмены такие тугодумы, - сказал он, рассмеявшись (и его было прекрасно слышно). - Это ее дом, понял? Она - моя сестра.
  Потрясенный Райни шагнул вперед, хотел спросить что-то, но вот тут он действительно оказался в другом месте и в другом времени. Он сидел на капоте сааба Фила, сжавшись от нервного напряжения и холода, и ждал, когда вернутся дети. Вернулась только Лиз. Ее привезла Фаби...
  
  Он не просто проснулся - его будто ударом вышвырнуло в реальность. Он вскочил в кровати, задыхаясь и пытаясь успокоить нервы, в холодном поту. Что за черт? Что за безумие?
  Он давно это знал, но отказывался видеть. У него были все данные, чтобы сложить из них правильный вывод, но он был слишком занят, а его мозг слишком затуманен желанием и любовью. О, Фабьенн... Это твой дом. Почему ты мне не сказала?
  Зачем ты это скрыла? Как получилось, что мы с тобой встретились?
  Райни постоял несколько минут под ледяным душем, потом натянул шорты на мокрое голое тело и вышел из спальни. Дома никого, ужинать они собирались в Вербье и отпустили Лавини в двухнедельный отпуск. Кармела приедет прибираться завтра, когда они уже уедут в Женеву, потом тоже две недели будет отдыхать.
  В кабинете была прохлада и тень - окна выходили на восток, а солнце уже клонилось к западу. На этом диванчике он хотел впервые по-настоящему поцеловать Фаби, а она убежала. Странная девушка - такая вроде бы искренняя и непосредственная... и такая скрытная. 'Что же ты скрываешь, детка? Раз ты скрыла это - была на то причина. И это явно не та причина, которая может понравиться. Какой камень ты прячешь за пазухой, моя любовь?'
  Райни сел за стол, обхватив виски руками, пытаясь собрать мысли в кучу и понять, что произошло.
  Что из всего этого имело значение, а что - нет? Что являлось кусочками этого странного пазла, в центре которого оказалась девушка, которую он так полюбил? Он мог бы обо всем догадаться раньше, когда они с Лиз впервые побывали в том доме. Портрет ее брата - они же похожи, как близнецы. Ему на момент гибели был 21 год, Фаби сейчас 23. Два года разницы, но все равно огромное сходство. Запах духов. Книга, которую они с Фаби обсуждали, не догадываясь, что говорят об одном и том же экземпляре. Ее отец, который разбился в автомобильной аварии, так же, как и бывший любовник Карин. Что еще?
  Фамилия Фаби - Мирабо. Он думал, почему ему эта фамилия кажется знакомой. Вспоминал каких-то исторических персонажей - масонов, аристократов, заговорщиков, Бог знает, кого. На самом деле, достаточно просто позвонить Тиму Шеферу, который вел все дела со вдовой насчет картин и мебели, и спросить ее фамилию. Но Райни не видел необходимости - все встало на свои места. Это дом Фаби. Именно она в центре этого пазла. Но есть еще одна центральная деталь, которая пока отсутствовала на своем месте. И это была ключевая деталь.
  Зачем? Какова причина всего этого? Райни никак не мог понять, может под впечатлением дикого, слишком реального сна, может под воздействием необычайно мощного выброса адреналина от открытия, есть ли тут что-то еще, или он ловит тени на воде? Фаби - дочь Николаса, который завещал дом и деньги любовнице. И что с того? Фаби ничего плохого не сделала. Она просто оказалась няней конечной выгодоприобретательницы всего этого богатства.
  Совпадение? Или тонко разыгранная многоходовая интрига?
  Какая, к черту, интрига? Зачем?
  Если это совпадение, почему она промолчала про дом? Почему она вообще сошлась с Филом и Лиз? Они должны были по идее просто разойтись как в море корабли. Да, там была история с игрушечной машинкой, которая чуть не сшибла тогдашнего подопечного Фаби, Фил поранился, но это все вовсе не должно было означать продолжение знакомства и дружбу между ними. Фил начал клеить хорошенькую девушку? Или она каким-то образом заинтересовала кого-то из них?
  Фаби в ночном клубе целенаправленно выделывалась именно перед ним, Райни. Тоже совпадение? Волонтерша на благотворительном вечере... Райни, уймись. Этак ты додумаешься до того, что мадам Тесонье де Роган - главарь мафии. Это совпадение! Просто совпадение!
  А Мартина Кери... похищение Фила... и Фаби, которая спасла Лиз. Райни сжал кулаки. Спокойно... пусть он не понимает ничего в этой путанице, это не означает, что тут нечего понимать. Фаби может быть связана с лже-Мартиной?
  Нет, только не это! Это было бы уж совсем невероятным совпадением. Бред. Но Фаби явно была там очень кстати, чтобы вмешаться в сценарий, который без ее участия стал бы куда более трагичным... Будем считать ее присутствие там еще одним совпадением. Только так. Интриганка, авантюристка... но только не преступница!
  Какую именно корысть она преследовала, стараясь попасть к нему в дом, втереться в его доверие через его дочь и брата? И вообще... это все просто невероятно. Она отказалась от бриллиантового браслета стоимостью в сотню тысяч франков. Она отказалась от огромной зарплаты. Она рисковала жизнью, чтобы добраться до него на вершине той горы (с ее водительским мастерством пытаться штурмовать тот серпантин - настоящий риск для жизни). Она отдала ему себя. Она вела себя так, что ей поверили все. Лиз. Фил. И он сам, хотя он - последний человек на Земле, которого можно было бы назвать легковерным и наивным.
  Но у нее могла быть и очень очевидная цель. Женить его на себе. Он - один из самых желанных, недоступных и перспективных холостяков Швейцарии. Почему нет? Он богат, хорош собой, молод и знаменит. Неплохая добыча. И предположим, рядом с ним появляется красивая и интеллигентная девушка, которую обожает его дочь, которая наполняет его жизнь весельем и комфортом, которая дарит ему свою девственность и любовь... И он предлагает ей стать его женой. И, разумеется, получает ее согласие. Как же? Более того, чтобы он не передумал ненароком, она тут же изъявляет желание родить ему ребенка. Чтоб уж точно никуда не делся.
  А как ловко она нашла к нему подход! Через Лиз. Девочка потеряла мать, была вынуждена переехать в чужую страну к отцу, которого привыкла ненавидеть и не доверять, и отчаянно нуждалась в ком-то, кто хорошо бы к ней относился. И на эту роль нашлась Фаби. К тому времени, правда, Лиз поладила с Райни, но это делу не мешало. Лиз оказалась легкой добычей для Фаби. И Фил тоже - подросток велся на любую красивую девушку. И эти двое своими руками подготовили для Фаби триумфальную дорогу к Райнхардту Эртли.
  Поверить невозможно. Фаби не может быть корыстной и лживой мошенницей. Только не она. Только не девушка, которая плакала вместе с ним на вершине горы несколько дней назад. Все это сплошь совпадения. Он не будет трактовать их против нее. Он любит ее, а она любит его.
  Но он обязан хотя бы ради Лиззи попытаться рассуждать разумно и отделить эмоции от фактов. Весь вопрос сводится к тому - есть у Фаби корысть или нет? И если есть - то какая?
  Так эта ключевая деталь, ради которой Фаби придумала весь этот хитровывернутый пазл - это он сам или что-то еще? И есть ли вообще эта деталь?
  Что же, именно это он может выяснить. Даже, если повезет, быстро. Нужно просто сесть за руль и отлучиться из дома на несколько часов. Страшно все выяснить. Страшно убедиться, что его любовь - обман, химера, и что его просто в очередной раз ловко развели. Но самом деле, ему становилось еще хуже при мысли, что он будет смотреть Фабьенн Мирабо в глаза, целовать ее, заниматься с ней любовью, позволять ей играть с Лиз, ожидая вердикта - виновна она или нет. Поэтому он прямо сейчас сделает все, чтобы это выяснить. Быстро и стремительно. Как ампутация.
  Еще на финале Кубка Мира в Шладминге, когда на него внезапно свалились все эти наследственные дела и когда он ошалел от счастья, что вернул дочь, ему позвонил Тим и сказал, что кто-то упорно ломится в этот дом. Три ночи подряд были проникновения. Без взлома. В дом проникал некто, у кого был ключ, но кто не знал код сигнализации. Такого рода сигнализации перепрограммируются очень легко. Прежний хозяин, несчастный Николас, зачем-то поменял код. Зачем? В доме было что-то ценное, что он не хотел оставлять своей семье? Но почему он не завещал и это Карин? Фаби могла охотиться именно на эту загадочную ценность. Боже мой... Голова раскалывалась от всего этого потока бреда.
  Райни натянул футболку, сунул в карман шортов связку ключей, забрал с полки небольшую видеокамеру. Уровень зарядки меньше половины, ну не беда, ему много и не надо. Он надел кеды, вышел во двор и сел за руль рейнджровера. Полез в бардачок, спохватился. Черт, у него ведь нет пульта от ворот. Ауди Фаби была уже в сервисе в Мартиньи - ремонт царапины над колесной аркой, полученной в ходе того достопамятного штурма серпантина. Фаби и Лиз уехали на резервном БМВ. Они опаздывали, Фаби спохватилась, что оставила пульт от ворот у себя в комнате, уже сидя за рулем, и Райни, который вышел проводить их и поцеловать обеих, отдал ей свой для быстроты. Фаби сказала, что ее пульт лежит в коробке из-под кроссовок, вместе с другой мелочью, которую она забрала из Ауди перед тем, как сдать ее в кузовной цех. Коробка стояла на столе в ее комнате. Ну что же. Он вернулся в дом и поднялся в ее комнату, в которую она в последние дни забегала только чтобы взять что-то из вещей или косметики.
  Кем бы она ни была, но за эти без малого 3 недели, что она жила здесь, она успела передать комнате свою неповторимую атмосферу сдержанной, тонкой, свежей женственности. Нежный аромат Innocence почти незаметным светящимся шлейфом витал в воздухе. С ручки шкафа небрежно свисала белая маленькая сумочка. Около двери стояли серебристые босоножки на шпильках. А вот и коробка. Пульт попался ему сразу. Райни уже хотел отвернуться от коробки, но его внимание привлекло кое-что еще.
  Большой, толстый, очень странной формы ключ. Он выглядел так, будто его отлили лет триста назад для какой-нибудь мрачной темницы, кандалов государственного преступника или, на худой конец, королевской сокровищницы. Зачем ей этот ключ и от чего он?
  Вопрос даже не на одну трубку, доктор Ватсон. Вообще не вопрос. Сейф в доме в Женеве должен запираться именно чем-то вроде этого ключа. Он заметил еще во время своего единственного посещения этого дома, что сейф не на шифре и не на коде, а именно на мощном врезном замке, который можно открыть каким-то весьма серьезным ключом. Вот как раз таким. Без колебаний Райни сунул и этот ключ в карман и вышел.
  
  До Женевы он тащился целую вечность. Субботний вечер только начинался, и шоссе захватили армии мерсов, ауди и поршей, и во всех - счастливые, оживленные, жаждущие отдохнуть и развлечься люди. Следовало бы создать отдельную полосу для тех, судьба которых должна решиться, как только они доберутся до места назначения.
  Судьба Райни решится именно тогда. Если окажется, что он подозревает свою золотинку зря, он сложит свою жизнь к ее ногам. Если же его подозрения подтвердятся... Он не хотел думать об этом. Он не мог думать об этом. У него есть дочь. У него есть семья. Он просто забудет еще одну женщину, которая обманула его, которая посмела сыграть с ним грязно. У него хватит сил и влиятельности уничтожить любого, но он не будет этого делать. Он не будет мстить. Он решит, что делать дальше. Но сначала он должен убедиться...
  Он не включал магнитолу, поглощенный мрачными мыслями и предположениями. Только разок побарабанил пальцами по рулю и мрачно полушепотом пропел:
  - It's all about the money.
  Все-таки он был наивным идиотом. Конечно, все из-за денег. Так или иначе.
  Он добрался до Рут Перье-Шамон уже около шести часов. Когда он парковал рейнджровер около калитки, его телефон ожил. Мелодия Sing it back и имя Фаби на экране. Он долго смотрел на экран, собираясь с силами. Если бы Лиз не была сейчас с Фаби, наверное, он бы пока не стал отвечать. Но Лиз с ней.
  - Да, - сказал он в трубку.
  - Привет, милый, - ласково сказала она. - А где ты? Мы так спешили обратно, а тебя нет.
  - Я должен был ненадолго уехать по срочному делу, - проговорил он, с усилием заставляя голос звучать нормально. - Как Лиззи?
  - Вот рядом, возмущается, что тебя куда-то черти унесли. Можно я ей ротик с мылом вымою?
  - Будь так любезна, - Райни усмехнулся, услышав в трубке возмущенное 'Вау!!!' Лиз.
  - У тебя все нормально? - вдруг спросила Фаби. - У тебя голос какой-то...
  - Не могу сейчас говорить... Шэтцхен... - с трудом закончил он фразу. - Попозже. - И отключился. Несмотря на то, что в машине вовсю молотил кондиционер, на его лбу и над верхней губой выступили капельки пота. Райни всегда неплохо умел врать, если ему это было нужно, но сегодня притворство давалось страшно тяжело.
  Замок щелкнул, открываясь, мужчина вошел в дом, окунаясь в его дружелюбную, уютную тишину, позволяя охватить себя старому ощущению преемственности поколений бывших хозяев этого дома и их гордости за свои корни. Но было не время умиляться. Может быть, люди из таких семей готовы на все ради того, чтобы сохранить это... Это или что-то другое...А у него есть три вопроса, и на них он сейчас получит ответ. Или хотя бы на некоторые из них.
  Кто пытался проникнуть в дом в марте?
  Что за ключ был в коробке?
  Что Фаби ищет в этом доме?
  Он набрал шестизначный код сигнализации. Он еще в прошлый раз заметил, что тут такой же блок, как у него дома в Сембранше. Значит, тут где-то есть и скрытая камера видеонаблюдения, которая включается в случае несанкционированного проникновения.
  Все пошло как по нотам. Пленка в микровидеокассете была перемотана совсем немного. Райни вставил ее в свою видеокамеру и нажал на воспроизведение.
  Как легко и просто оказалось получить ответ на первый вопрос. Качество съемки в темноте было, конечно, ужасным, но тут никто и не собирался снимать шедевры. Поставленная цель - снять и потом опознать злоумышленника - полностью выполнялась. Маленькая фигурка в темном коридоре, инфракрасное освещение отлично позволило разглядеть светлые волосы, забранные в хвост, и знакомую клетчатую рубашку, которую Фаби носила, пока еще не было такой жары. Ее тонкая рука на пульте, нажимает какие-то цифры, видимо, зуммер не замолкает, и ее поведение меняется. Она нервничает, суетится, бежит к двери. Новое включение, следующий вечер. На этот раз волосы заплетены в косу, рубашка та же, джинсы посветлее и белые кроссовки. Пытается не нервничать, снова медленно и тщательно набирает код, понимает, что он изменен, начинает суетиться вокруг, искать что-то - наверное, какую-то кнопку аварийного отключения, с чего она взяла, что тут такая есть? Впрочем, у этой модели есть. Потянулась вверх, ощупывая верхнюю притолоку входной двери, смотрит почти в камеру. Знакомые светлые глаза с легкой раскосинкой, которую он так любил. Только сейчас в этих глазах никакого лукавства и ласки. Один неприкрытый страх. Такой же он увидит сегодня вечером, когда скажет ей о том, что ее игра кончена.
  'Фаби, Фаби... Значит, ты не случайно оказалась рядом со мной. Ты использовала Лиз, Фила и меня, чтобы добраться до своей цели, какова бы она ни была. И понятно, что ты до нее пока не добралась, иначе не стала бы рисковать, ошиваясь вокруг. В этот дом ты пока так и не попала - замки были сменены на следующий же день после твоей третьей неуспешной попытки выключить сигнализацию. То, что ты ищешь и ради чего рискуешь, все еще находится в этом доме'.
  Итак, ответ на первый вопрос получен. Он точный, полный и исчерпывающий. 'Я переживу это, Фаби. Для меня одним ударом больше, одним меньше, я все вынесу. Филу в общем-то до тебя дела мало - он забудет тебя уже завтра. А вот попытку манипулировать моей дочерью я не прощу тебе НИКОГДА'.
  Осталось получить ответ на вопросы номер 2 и 3 - и эти ответы ждут в кабинете на втором этаже.
  Он вошел в кабинет и встретился взглядом с фотографией погибшего парня. Теперь он знал его имя - Дени. Брат Фаби, которого она очень любила. Почему именно он во сне сказал отгадку?
  Сны... Райни очень редко снились сны, он никогда их не запоминал и обычно, проснувшись, понятия не имел, снилось ему вообще что-то или нет. Но не на этот раз. Сны - это время, когда возможность говорить получает подсознание. То самое подсознание, которое в остальное время молчит, сдерживаемое сознанием. Во время прошлого посещения этого дома портрет парня запал в душу Райни - потому что его сознание зафиксировало всю горечь и несправедливость такой судьбы, а подсознание четко заметило сходство человека на портрете с Фаби (он тогда еще попытался поймать какую-то ускользнувшую приятную ассоциацию, которая так и не дооформилась в его мозгу).
  На какую-то секунду взгляды живого и мертвого встретились. Райни выдавил:
  - Извини...
  И достал ключ из кармана. В кабинете становилось темно - сюда уже не заглядывали лучи вечернего солнца. Плотно задернутые шторы не добавляли света, но ему было вполне достаточно. Разумеется, ключ идеально подошел к замку. Один поворот, второй. Ни малейшего застревания, задержки. Все быстро и легко. Так же легко, как узнать Фаби на записи камеры видеонаблюдения. И наконец, с легким щелчком замка дверь сейфа открылась. Это было ответом на второй вопрос. Фаби все еще стремилась забрать что-то отсюда. Из этого дома, из этого сейфа...
  Райни заглянул внутрь. В углу что-то было. Он протянул руку и нащупал холодную резную поверхность. Извлек шкатулку из какого-то камня. Она была небольшой, но довольно тяжелой. Вон кнопка - достаточно ее тронуть, чтобы крышка открылась. Помедлив секунду, с бешено бьющимся сердцем Райни открыл шкатулку, чтобы получить ответ на свой третий вопрос.
   Окончание доступно на пм
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"