- Женя! - к вагону быстрым шагом шел тесть. - Здравствуй, дорогой! Как доехал?
- Прекрасно! А что у вас? Уже?!
- Нет, нет! Маришка же обещала - без тебя не рожать. Пошли, давай: начальство мне машину предоставило - отвезти тебя домой.
... Дорогой спросил о новостях, о которых еще не знала Марина.
- Игорь сдал последние экзамены: получил аттестат зрелости.
- В какой институт подал?
- Ни в какой: не осилит сразу и работу, и ребенка, и институт. Решил повременить пока.
- А Виктор, сосед твой: был суд?
- Был. Пять лет ему дали: адвокат помог. Тамара что только не продала, чтобы взять хорошего, - про то, что не только адвокаты помогли, промолчал. Тем, наверно, она платила не только деньгами: приходили к ней, пили и нередко остава?лись до утра. Подтвердились слова дяди Вити: "Верная она мне: не передком - душой".
Другим ведь дали куда больше: Марку Анатольевичу - двенадцать. А Захар получил все двадцать пять: кроме всего, что нашли у него в квартире, узнали и про какие-то тайники, где обнаружили еще и валюту и пистолет. Кроме своих, Елизавета Михайловна потратила и то, что дали ей деловые друзья Марка Анатольевича. Они вынуждены были дать деньги и на защитника для Захара - только чтобы, спасая себя, он не заложил никого из них. Всё это Тамара, как всегда, рассказала лишь Жене.
Но рассказывать это тестю тоже не стал: тот, кроме Виктора Харитоновича, никого больше не знал, и рассказ мог получиться долгим. А сейчас хотелось говорить только о хорошем, и Женя перевел разговор на другую тему:
- Я ведь вас еще с именинницей не поздравил.
- Спасибо, дорогой. Как ты точно угадал приехать на день её рождения! Представим тебя нашим друзьям: сегодня придут к нам. Правда, не все: для Маришки было бы слишком шумно сейчас. Ты из них только Мишу знаешь.
- Какого?
- Да Игоря отца: Михал Степаныча. С женой придет. Ты, Паша, как нас довезешь, за ними поезжай сразу. А потом уже обратно на работу.
- Да не беспокойтесь, Арон Моисеевич: мама и дядя Миша и так дойдут. Что тут идти-то?
- Привези, говорю: сделай им приятное.
- Далеко еще? - спросил Женя.
- Что: не терпится? Сейчас, сейчас увидишь свою женушку, - засмеялся тесть.
- Женька! - Марина спешила от калитки. Он бросился навстречу, осторожно прижал к себе: она дохаживала последние дни - вот-вот уже должна была родить. Глаза её радостно сияли. А из дома уже спешила и теща:
- Женя приехал! - она крепко обняла его. - Ну, какой же ты молодец: так угодить мне - приехать сегодня, - повторяла она, целуя его.
Паша помог занести в дом чемоданы и укатил. А Рахиль Лазаревна спросила, не голоден ли Женя, и узнав, что еще нет, погнала мужа затопить колонку, чтобы Женя помылся с дороги под душем. Пока она нагревалась, Марина увела его в свою комнату.
- До чего я соскучилась! - она прижалась к нему.
- Я тоже по вас, - он положил руку на её живот: туда, где она клала её, когда ребенок начал биться внутри у неё. И через какое-то время почувствовал толчок: она это поняла по улыбке, сразу вспыхнувшей на его лице.
- Как ты вела себя без меня? Упражнения делала?
- Делала, делала: не ленилась.
Они так и сидели бы, обнявшись и почти не разговаривая, если бы не позвал тесть: колонка уже достаточно нагрелась, чтобы помыться одному человеку. Женя вытащил из чемодана чистое белье и, заодно уже, коробку с духами - подарок теще, который купили в Москве еще вдвоем, но решили, что вручит его он.
Душ находился в саду, сбоку от беседки, оплетенной виноградом. Марина сидела в ней, пока он мылся, но почти сразу ушла, когда он вышел. Сказала, что хочет помочь маме, а его помощь сейчас не требуется. Пусть посидит в беседке, отдохнет с дороги. Чтобы не скучал, может и покурить: только потом чтобы прополоскал рот. А она пришлет ему для компании кого-нибудь.
И вскоре появился Михаил Степанович. Выглядел совсем иначе, чем тогда: исчезла пугающая худоба, даже морщины сколько-то разгладились. Волосы, конечно, не стали менее седыми, зато были аккуратно подстрижены, и костюм приличный, тщательно отутюженный.
- Здравствуй, Женя. Здравствуй, дорогой, - подошел он к Жене. - Страшно рад видеть тебя.
- Я вас тоже, Михаил Степанович. А вы изменились очень.
- Еще бы: я ж теперь живу по-человечески. И для меня самого счастьем ведь оказалось, что дружит мой Игорек с тобой. Такие друзья у меня теперь: твои Рахиль Лазаревна и Арон Моисеевич. Без них разве попал бы сюда, познакомился бы с моей Серафимой Матвеевной?
- А здоровье как ваше, Михаил Степанович? Игорь всё беспокоится.
- Много, много лучше. Благодаря Рахили Лазаревне и Серафиме Матвеевне моей. Пусть Игорек не беспокоится: поправлюсь постепенно. Ты мне лучше расскажи, как оно получилось, что Ася за него пошла - не за Юру. Вроде такая любовь была!
- Да как сказать: только с её стороны, насколько я знаю. Юра сам отказался от Аси, когда я - по просьбе Игоря - сообщил ему, что они подали заявление в ЗАГС. Сейчас расскажу подробней, только закурим сначала.
- Да я уже не курю. Бросить пришлось: теща твоя заставила - легкие не в порядке у меня были. А ты кури.
- Понятно, - сказал он, когда Женя закончил рассказывать. - В том смысле, что вы тоже не совсем знаете, почему. Ладно, когда-нибудь скажут всё, если захотят.
- Он письмо вам просил передать. И тетя Нюра и Зина вам тоже написали.
- Они и не знают, что Игорек женился? У ведь него на свадьбе не были.
- Почему? Знают: он тете Нюре еще до свадьбы сказал - только чтобы она мужу и Ваське ничего не говорила.
- А Асю хоть раз видели?
- Вскоре после свадьбы. Игорь их привел к нам, чтобы специально познакомить. Посидели вместе, немного выпили. Ася им очень понравилась: тетя Нюра Игорю потом сказала.
- И всё?
- Еще тетя Нюра Асю встретила, когда она шла к нам. Попросила зайти к ней: муж с Васькой куда-то ушли надолго.
Уже видно было, что Ася беременна, и тетя Нюра спросила её, не хотят ли начать жить у них хотя бы после рождения ребенка. В крайнем случае, Зина с Васей могли бы перейти жить к его родителям.
Но Ася сказала, что Игорь категорически против этого. И тетя Нюра согласилась: от их мужиков всего ожидать можно. Ася потом говорила Игорю, что ей понравилось у его мамы: необычайно чисто.
- Да, Нюра всегда такой была.
- Только Кузьма Игнатьевич, всё равно, скоро узнает. Придется Игорю сказать: нужно же Асю прописать. Чтобы и к районной женской консультации прикрепить, и к детской после рождения ребенка.
- Ребенок - это хорошо: внук либо внучка мои. Только как Игорек сможет тогда в институте еще учиться? Небось, Асе ведь помогать надо будет, - и когда Женя сказал, что институт Игорь решил пока отложить, похоже, сколько-то расстроился. - Ладно, не маленький уже: сам разберется.
- Конечно. Вы не волнуйтесь, Михаил Степанович: раз он задумал, институт кончит. Можете не сомневаться.
- Поживем - увидим. А Витя как, сосед твой? Его, мне сказали, арестовали.
- Да: уже судили. Пять лет дали.
- Жаль Витю: неплохой он мужик. Я-то знаю, как там, в заключении быть. Да... А нас, по-моему, уже кличут.
... - Одевайся-ка быстро: гости вот-вот придут. А пока с Серафимой Матвеевной познакомься, - приказала теща, когда Женя вошел.
Внешне нынешняя жена Михаила Степановича чем-то напоминала Нюру: тоже довольно полная. Только глаза осмысленные - не то, что у той.
- Я о вас, Женя, много наслышана от Михал Степановича моего: как вы его приняли у себя. Спасибо вам за это от меня большое, - сказала она, знакомясь.
Гостей было, если сравнивать с тем, сколько собирали у себя Соколовы или Гродовы, не много: кроме Михаила Степановича и Серафимы Матвеевне еще три пары. Пили домашнее вино, ели приготовленное тещей вместе с Мариной и Серафимой Матвеевной. Много говорили, и было весело.
Но Рахиль Лазаревна сочла, что для дочери это может оказаться утомительным: предложила Жене увести её погулять перед сном. Дала им с собой фонарик и велела далеко в горы не уходить. Марина повела его в проулок, который кончался небольшим подъемом, после которого они очутились на дороге ведущей в горы.
Было тепло и необычайно тихо, только в траве стрекотали какие-то насекомые. Небо было всё в звездах, которые, почему-то, казались ярче, чем в Москве. Они медленно шли, изредка подсвечивая себе фонариком. Марина опиралась на его руку, и иногда клала её себе на живот, и он ощущал, как внутри толкает ножкой их ребенок. Он тогда наклонялся и целовал её, а она гладила его лицо. Обоим казалось, что не виделись вечность, хотя со дня, когда Марина после окончания сессии уехала из Москвы, прошло чуть больше месяца.
- Что там слышно после того, как я уехала? - заговорила она, когда они уже повернули обратно. - Аська как?
- В порядке: она же более дисциплинированная. Делает упражнения, гуляет, ест много овощей и фруктов: Игорю её совсем заставлять не приходится.
- Тебе разве приходилось меня заставлять?
- Изредка - да. Не очень.
- То-то! А что она сейчас делает? В Челябинск к родителям не поехала?
- Ездила вместе с Игорем вскоре после твоего отъезда. Но быстро вернулись. Там же в пятьдесят седьмом году был взрыв реактора на атомной электростанции: нет ни молока, ни свежих ягод. Сейчас в Москве: живут у нас, пока меня нет.
- Ну, и хорошо. А Юрка не прорезывался больше?
- Прорезался - крупно. Вскоре после твоего отъезда позвонил и попросил разрешения придти ко мне не одному. Если можно, чтобы и Николай Петрович был при этом. И, конечно, при отсутствии у меня в это время Аси.
- И как? Что он нашел вместо Аськи? Неужели красивей?
- Красивей? Да его новая девушка по сравнению с Асей совсем невзрачная: маленькая, худенькая - настоящая коза.
- А остальное?
- Боюсь, именно то, что Листику требовалось. Живая, умненькая. Интересуется многим. Похоже, с Юркой у неё много общих интересов.
- Честно говоря, про Асю, к сожалению, это всё не скажешь. Оттого-то они, наверно, и не могли договориться. Она - та - и Николаю Петровичу понравилась?
- Да он её видел уже раньше, оказывается. Спросил её: "Поразили таки мишень?" А она: "Спасибо за пульки. Он мне их отдал, и потом мы разговорились". Что они имели в виду, узнать потом, однако, точно не удалось. Зато оказалось, что она из Турска: представляешь?
- Где вы были в эвакуации, да?
- Ну, да. Там же бабушка похоронена. Тетя Белла обменивалась раз в год письмами с нашей квартирной хозяйкой, тетей Дашей. После её смерти - я.
- Интересно, конечно. Но понравилась Николаю Петровичу? Ты ведь не сказал.
- Да. Он считает, что Листик мудро поступил, что не пытался вернуть Асю.
- Это выглядело не слишком-то красиво.
- И поэтому было трудно сделать - но нужно. Так Николай Петрович мне и сказал. Возможно, он прав.
- Сам-то он как? Наладилось у него с Ларисой Алексеевной? Слишком часто пропадал он у нас последнее время. И почему-то перестал играть с Толиком у нас с тобой: уходит почти сразу к Клаве и сидит там часами.
Ему, наверно, с ними лучше, чем со своей женой. Клава ведь человек - хоть и некрасивая по сравнению с Ларисой. Ты знаешь, тут возможна какая-то аналогия между его ситуацией и Юркиной.
- Мне тоже кажется.
- Но Лариса пока ничего не подозревает? Или не совсем?
- Она уже приходила и устроила Клаве скандал.
- По поводу того, что часто у Толика пропадает?
- Нет: у неё.
- Я пришла выяснить, в каких отношениях вы уже с Николаем. Не отпирайтесь: я знаю.
- Простите: что?
- Вы заманили моего мужа вашим ребенком, чтобы увести его от меня.
- Что за чушь! Мне приятно, что Николай Петрович любит моего Толика, но со мной у него никаких таких отношений, о которых вы думаете - не было и не будет.
- Правда ли? Вы думаете, я такая наивная, чтобы поверить вам. А почему он раньше лишь играл с вашим ребенком у соседей, а теперь предпочитает это делать в основном у вас? Едва ли, чтобы только мило побеседовать с вами.
- Мы, действительно, разговариваем с ним, но и только. Вы напрасно что-то подозреваете, уверяю вас. Он же ваш муж: неужели я стану строить свое счастье на чужом несчастье?
- Кто знает! Есть основания не считать вас женщиной строгих правил: вы же смогли завести ребенка неизвестно от кого. Смешно: мне и в голову не могло придти, что он обратит внимание на вас. Скорей уж думала на Тамару - тем более, сейчас без мужа: она хоть как-то привлекательна внешне. А оказалось, он с вами предпочитает время коротать. Да: ловко вы - ничего не скажешь.
- Послушайте: я не намерена позволять вам и дальше оскорблять меня. Думайте, что хотите: мне перед вами оправдываться не в чем. И - до свидания!
- Я уйду. Но только предупреждаю, что, если узнаю, что эти встречи в вашей комнате повторились, вы от меня подобным разговором не отделаетесь. Я сказала всё!
... Клава вечером спросила Тамару:
- Это вы сказали Ларисе Алексеевне, что Николай Петрович сидит у меня, когда играет с Толиком? - Тамара отрицать не стала:
- Ой, прости, Клавочка: разозлила она меня. Встретились с ней случайно - я поздоровалась, а она, смотрю, морду воротит.
- Лариса, - удивилась я, - что случилось? Какая кошка вдруг между нами пробежала?
- Ах, вы не знаете: как же! А с кем мой муж развлекается, спрашивается, под предлогом посещений своего обожаемого Толика? Не с этой же сарделькой, его мамочкой.
- Кто вам мог про меня сказать подобную гадость?
- Ах, ах, ах! Кто сказал? Да никто: не этот же бедный сиротка, облагодетельствованный Николаем. Сама догадалась: не дура. Не трудно было: по вас сразу видно было, какого вы пошиба. Тем более, пока муж сидит за какие-то махинации, что вам мешает развлекаться?
- Вы не дура? - не сдержалась я. - Ошибаетесь, милочка. Если хотите знать, он со мной только здоровается и иногда о Вите моем спрашивает. А беседовать предпочитает не со мной, а таки с Клавой. Которая хоть и чересчур не привлекательная с вашей точки зрения, всё-таки, в отличие от вас, нормальный человек.
- Да? И что: они только беседуют? - она была багровая.
- А это вы её спросите. Откуда мне знать: я в чужие дела не лезу - своих проблем слишком уж хватает.
- Слушай, Жень, а Николай Петрович уже знает об этом визите?
- Не могу сказать: когда уезжал, он еще в командировке был. Я, вообще-то, должен был ехать, а поехал он. Наверно, чтобы я скорей пошел в отпуск: знает, что ты вот-вот должна родить. Если бы не это, я бы туда с удовольствием съездил: чтобы увидеться с Аней.
Они уже подходили к дому. Там было тихо: гости уже разошлись.
- Как погуляли? Надеюсь, не забирались слишком высоко? - встретили их родители у калитки.
- Нет, мы просто шли медленно. Помочь чем-нибудь не надо?
- Нет, ребятки: мы с Симой всё уже перемыли. Уже и проводить их успели. Сейчас спать пойдем: пора. Вы отдельно будете спать или вместе? Если хотите вместе, ложитесь в нашей комнате: твоя кровать узка для двоих.
Жене хотелось вместе, но он стеснялся сказать. И потому обрадовался, когда Марина ответила:
- Спасибо: мы ляжем у вас.
... - Когда ты рядом со мной, мне так спокойно, - сказала она, положив голову ему на плечо. Она вскоре заснула, и он боялся пошевелиться, чтобы не потревожить её.
2
Утром теща подняла Женю вместе с мужем, накормила завтраком и отправила на пляж:
- Отец покажет, где тебе лучше сойти. На всякий случай, находись на том же пляже всё время. И дома будь не позже двенадцати - до моего ухода на работу: Марину уже не стоит оставлять одну.
Тесть дорогой подробно объяснил, как добраться обратно домой. Народу на пляже было еще не много.
... Женя впервые в жизни купался в море: плавать было легче, чем в реке. Поначалу не заплывал далеко. Вода была прозрачная, и когда он нырял, видно было дно, поросшее водорослями, и ярко окрашенные рыбы, плывущие среди них.
Вылез и растянулся на свободном лежаке. Солнце грело, и состояние было потрясающее. Но вспомнил предупреждение Марины и тещи о том, как легко обгореть с первого раза, и ушел под навес в тень.
И вскоре опять потянуло в воду. Но народу уже прибавилось - вода стала мутной, и вместо того, чтобы нырять, уплыл далеко от берега. Когда вернулся, пляж был полон: яблоку негде упасть - он с трудом прошел к своему месту под навесом. Улегся, отдыхая, в предвкушении еще одного захода: времени до двенадцати было еще, хоть отбавляй.
Но когда обсох, это желание исчезло: захотелось домой, к Марине. И вдруг кто-то окликнул:
- Женя! - над ним стоял Паша, сын Серафимы Матвеевны. - Женя, вашу Марину в роддом забрали. Рахиль Лазаревна поручила вас отыскать и отвезти туда: она там ждет.
И Женя мигом вскочил, натянул брюки на мокрые плавки. Остальное надел на ходу. Паша вел машину на предельно возможной скорости.
Рахиль Ароновна ждала его возле роддома. На его вопросительный взгляд отрицательно мотнула головой: нет еще.
- Непонятно: позавчера только были у гинеколога - она сказала, что ложиться в роддом пока рано. И на тебе: завтракаем, и у неё вдруг начались схватки. Я уже приготовилась к тому, что родит прямо дома, но схватки прекратились. Я не стала звонить в скорую - могут не слишком быстро приехать, а позвонила Арону, и он прислал Пашу. Её тут сразу поместили в родильное отделение, но пока больше ничего не происходит. Можем ехать домой.
- Нет: я здесь буду ждать.
- Нет никакой необходимости.
- Всё равно.
- Ладно, как хочешь. Только мне на работу скоро надо.
- Хорошо, я один останусь.
- Тогда сходи, поешь, а я еще тут побуду. Только как следует, если не хочешь потом отлучаться: Арон не скоро освободится, а я еще позже - кто тебе поесть принесет? Пашенька, подкинь его куда-нибудь, а? Да, Женя: ты ведь на пляж денег с собой мало взял - на-ка еще.
Даже вкуснейший шашлык из барашка плохо лез в горло. Женя, наверно, оставил бы большую часть на тарелке, но Паша сообразил - завернул в лаваш, затем в бумагу, чтобы Женя смог поесть потом. Заодно, пока Женя ел, съездил и купил ему две пачки сигарет. Привез его обратно к роддому, забрал Рахиль Ароновну и укатил.
Потянулись томительные часы ожидания. Когда надоедало сидеть неподвижно на скамейке возле родильного дома, вставал и шел по улице, но вскоре возвращался, входил внутрь и подходил к справочному окошку.
- Нет: не родила еще. Шел бы ты, милок, домой: чего мучаешься. Да родит твоя жена, не бойся: молодая, - уговаривала его старушка-дежурная.
Курил почти непрерывно - к тому моменту, когда Паша привез тестя, выкурил целую пачку. Там осталась только одна сигарета, которую забрал тесть. Он предложил Жене сходить куда-нибудь поесть, а потом сходит и он. Женя протянул ему сверток с холодным шашлыком, к которому так и не притронулся. Тесть заставил поесть и его.
К вечеру появилась теща. Мужа прогнала домой: ему завтра с утра на работу. А сама осталась с Женей и не давала ему курить без конца.
... Начало темнеть. Теща ненадолго оставила его одного, и он снова курил беспрепятственно. Потом она появилась и стала кормить его тем, что принесла из магазина. Он пытался сопротивляться, но она заставила.
Совершенно стемнело. Было тихо, и небо всё в ярких звездах - как вчера, когда Марина медленно шла рядом с ним, опираясь на его руку. Но сейчас она там, а здесь рядом теща. Волнуется не меньше его: уже дважды попросила сигарету, хотя по-прежнему не дает много курить ему. Они сидят оба и молча ждут. А стрелки так медленно двигаются на часах у них.
И в четверть второго к ним вышла медсестра.
- Вот: дождались. Родила она: мальчика. Пятьдесят два сантиметра, три килограмма шестьсот грамм. И сама в порядке: устала только очень. Идите: придете завтра, - и она сразу ушла.
А они не сразу. Теща подошла, обняла его:
- Вот видишь, а ты боялся. Всё хорошо: с сыном тебя, Женечка, - она поцеловала его. - Еще один Вайсман на свет появился. Пошли домой: деда обрадуем.
Они шли пешком около получаса: городской транспорт уже не ходил. Но потом их нагнала какая-то машина, и оттуда окликнули:
- Доктор! Что так поздно гуляете? Может быть, подвезу вас?
- Спасибо, - откликнулась она. - Не откажусь.
- Что так поздно гуляете? - повторил свой вопрос водитель.
- У роддома с зятем дежурили. Внук у меня только что родился: вот!
- Поздравляю! Я вас правильно везу: в Мацесту?
- Да. Если торопитесь, высадите нас у поворота в ущелье: нам там недалеко.
- Да нет: довезу уж до дома.
Когда подъехали к дому, свет фар разбудил тестя, сидевшего на ступеньках крылечка. Он вскочил:
- Ну, что?
- Мальчик, дедушка: внук!
- Ой, хорошо! Вы голодные, должно быть?
- Как волки. И отметить надо. Вы к нам не присоединитесь? - обратилась она к привезшему их.
- Спасибо, доктор: ехать надо. Счастливо вам! - и он уехал.
- Дед, живо тащи с зятем из погреба что повкусней.
Она наполнила фужеры домашним вином, когда уселись за стол, подняла свой:
- За нашего Гришеньку! - она посмотрела на Женю.
- Гершеле, - добавил тесть.
- Гришенька? - Женя с благодарностью посмотрел на них: это имя папы. Сын будет носить то же имя, что его погибший на войне дед. Появился новый Григорий Вайсман.
... Когда лег спать, заснуть сразу не смог - несмотря на страшную усталость: столько мыслей и чувств было внутри.
Утром Рахиль Лазаревна подняла его рано и потащила в магазины и на рынок. В роддом он явился, тяжело нагруженный. Большая банка куриного бульона и половина вареной курицы, огурцы и помидоры, виноград, абрикосы, груши, шоколад. И огромный букет. Видел Марину в окне второго этажа и разговаривал с ней.
Читал на обратном пути её записку. Роды прошли благополучно: по-видимому, благодаря упражнениям, которые показала Тамара. Чувствует себя неплохо. Просила завтра не приносить ничего: того, что принес, хватит не на один день.
Спал до прихода тестя, потом обедал вместе с ним: теща приходила с работы не рано. После обеда снова поехал, уже вместе с тестем, к Марине. Там застали и тещу. Опять видел в окне Марину: она даже показала им сына, когда принесли кормить, хотя издали трудно было разглядеть его личико.
Теща предупредила её, что завтра с утра они не придут: пойдут за детским приданым и кроваткой.
- А коляска? - спросила Марина.
- Ну, ты же видела, какие в магазине. Мне предложили в поликлинике вчера чешскую, с плетенкой. Пользованная, правда, но сказали, в очень приличном состоянии, и хотят недорого. Сейчас заедем, посмотрим её: заберем, если понравится.
- Пересмотри еще, что Клава прислала: Женя этого целый чемодан привез. Только конверт обязательно должен быть новым.
По дороге заскочили на телеграф - послали телеграммы всем: Соколовым, Гродовым - Деду отдельно, Клаве с Асей и Игорем, Медведеву, Ане.
И дни покатились по строгому расписанию. Утром вставал вместе с тестем; уезжал вместе с ним: сначала к Марине, потом на пляж. Там не валялся: сразу бежал в воду и плыл, пока не чувствовал усталость. Тогда отдыхал на спине и возвращался на берег; немного обсохнув, уезжал домой: там ждали дела.
После того, как купили всё необходимое, собрал и установил кроватку, а затем принялся за подготовку белья и дома. К его приходу уже готова была выварка: он с тещей отполаскивали белье и развешивали во дворе. Теща уходила, и он, не теряя время, принимался за мытье окон. Проверял периодически и снимал белье, не давая пересыхать.
За то время, когда вымывал несколько окон, белье уже становилось готово для глажки. Гладил сильно раскаленным утюгом, как указала теща: для стерилизации. Тщательно следил, чтобы не оставалось ни единой складочки.
Обедал с пришедшим с работы тестем, и вместе отправлялись к Марине. Как правило, туда же приходила и теща.
Пару раз она тащила их на пляж. Теща плавала классно - заплывала так же далеко, как Женя. Тесть, хоть и гордился лихостью обоих, предпочитал поплавать у берега.
Дома, пока теща ела, успевал догладить почти всё, что осталось. Она, поев, раскладывала белье в шкаф. Потом садились пить чай и обсудить дела и покупки на завтра, которые должны сделать тесть и теща: она на рынке с утра, он в магазинах после работы.
Уставали достаточно, но шли спать не скоро: разговаривали допоздна, сидя в беседке, где можно было и покурить. Как-то получилось, что во время этих поздних разговоров Женя незаметно стал говорить "мама" и "папа", хоть на "ты", всё-таки, не переходил.
3
К тому дню, когда Марина им сказала, что завтра их выписывают, вся подготовка к встрече их была сделана. Вечером уже не сидели за чаепитием и разговорами. Теща варила борщ, огромную кастрюлю, жаркое, компот; мужчины помогали, чистя и нарезая овощи.
Утром, встав ни свет, ни заря, Женя еще раз вымыл полы с хлороформом, принесенным тещей. Уехал, как все предыдущие дни с тестем, но поехал на рынок - ни на какой пляж. Вернулся с полными сумками и большим букетом.
Теща заканчивала собирать вещи Марине и для ребенка. Женя выгрузил сумки, намыл фруктов, наложил полную вазу.
- Хорошо, - услышал он. Теща оглядывала комнату, сверкающие стекла окон, свежевымытый пол. - Молодец ты у меня: так всё подготовил - как к торжественному приему. Правильно: самый великий гость прибывает. Волнуешься?
Он молча кивнул и вышел во двор. Закурил, чтобы успокоиться: скоро уже увидит и сына и жену. Надо только почистить зубы: чтобы не пахло, когда будет её целовать. Через полчаса они вышли.
Теща намеревалась оттуда поехать на работу, но у роддома их встретил Паша: привез Арона Моисеевича и должен был доставить всех домой. Пообещал на обратном пути на работу отвезти и Рахиль Лазаревну, и она обрадовалась, что тоже сможет проводить внука домой: как следует рассмотреть его дорогой.
Отдали вещи, и стали ждать. Казалось, долго.
Он бросился вперед, когда из двери, наконец-то, появилась сестра с конвертом, завязанным голубой лентой. За ней Марина - похудевшая, немного бледная.
- Ну, что, папаша: держи принца своего! - протянула сестра ему сверток.
Он быстро сунул ей в карман халата свернутую десятирублевку и взял сына. Откинул кружевной уголок, и жадно впился глазами в личико ребенка. Тот, будто почувствовав, открыл глаза.
Рано было говорить, на кого похож он, но, почему-то, показалось вскоре, что не на него - больше на Марину. И на бабушку Розу, значит.
А рядом стояли и жадно смотрели на внука дед Арон и баба Рахиль. И Женя отдал им сына, а сам обнял Марину.
- Спасибо за сына, - шепнул он. Она улыбнулась в ответ.
Паша вел машину со всей возможной осторожностью. Марина сидела впереди, рядом с ним. А Женя с сыном на руках ехал сзади - между дедом и бабушкой.
Они не долго смогли задержаться дома, рассматривая внука, занимавшего так мало места в своей кроватке. Паша, который деликатно старался им не мешать, всё-таки вынужден был их поторопить, и они укатили.
Марина и Женя остались одни. Марина перепеленала сына, когда он пискнул. И дальше он спал, а они сидели рядом, обнявшись, и молчали. Наконец, Женя спросил:
- Ты есть, наверно, очень хочешь?
- Как ты догадался? Я здорово отощала, считаешь?
- Есть немного. Сейчас борщ подогрею.
- Борщ? Прекрасно! Как раз то, что надо. Нам нянечка пожилая там говорила, что от него молоко прибывает. Только чтобы без перца и чеснока: вкус его испортит.
- Не беспокойся: мама даже жаркое без лаврового листа приготовила.
Он налил ей тарелку с верхом, забелил сметаной, и с удовольствием смотрел, как она ест. Когда съели борщ, попытался положить ей полную тарелку и жаркого, но она сказала, что ей лучше побольше жидкого. Поэтому съела потом две кружки компота.
Он думал, она приляжет и отдохнет после еды, но Марина сказала, что пора скоро кормить ребенка, и стала готовить раствор борной кислоты. А сын вдруг заплакал.
- Знает, что есть ему пора? - спросил Женя.
- Может быть, снова мокрый уже. Проверь, пожалуйста.
Женя развернул пеленку и подгузник: ребенок был не только мокрый - подгузник был в светлой жиже, пахнувшей кисловато молочком. Вдвоем помыли его ножки и попку, и Женя не удержался - поцеловал его в неё.
А потом смотрел, как Марина кормит его грудью, и оттого было хорошо и покойно - как никогда. Только он не позволил себе смотреть долго: ушел поставить на плиту бак с водой - ребенка надо будет купать в кипяченой воде. Но бак стоял на плите, и вода в нем была еще довольно теплая: значит, теща успела вскипятить его без него. И он ушел в беседку, выкурил сигарету.
Прополоскав рот, вошел в дом. Сын уже лежал в кроватке и спал. Марина тоже спала, лежа на не разобранной постели. Женя постоял, глядя на них, и пошел застирывать пеленки и испачканный подгузник.
Тихонько вернулся и сидел, смотрел на них и думал. Было непонятное ощущение, что дом наполнился - чем-то большим. Но сын вскоре заплакал: он поспешил к нему. Марина, проснувшись, увидела, как Женя возится, перепеленывая его. Но и в сухом ребенок продолжал плакать.
- Подать тебе: покормишь его? - спросил Женя.
- Рано еще. Попои лучше из бутылочки.
Ребенок почмокал и выпустил соску, одетую на бутылочку: заснул снова. Задремала и Марина. А Женя сидел - не уходил: до следующей смены подгузника и пеленки.
Когда пришла теща, сразу начали купать. Потом сели ужинать - с вином, домашним: даже Марине налили капельку.
- За Гринечку нашего! - подняла фужер теща.
- Гершеле, - как тогда, сказал тесть. И Женя добавил:
- Бабушка папу так называла часто.
Уже когда пили чай с тортом, тесть обратился к дочери и зятю:
- В это воскресенье нашему Гершеле будет восемь дней, и я вот о чем хочу спросить вас. На восьмой день еврейскому мальчику согласно Торе делают обрезание. Мы с мамой очень хотели бы сделать это, но родители его вы: вам решать, ребята.
- Мы неверующие, но я обрезан - пусть и наш сын будет тоже. Правда, Мариш? - согласился Женя.
- Да: как настоящий еврейский мальчик, - охотно согласилась и она.
... И в воскресенье они всей семьей поехали утром домой к какому-то знакомому тестя. Обычный маленький домик, но в одной из комнат его восемь мужчин. Все они были в накинутых на плечи талесах - таких, какой подарил Жене тесть после свадьбы, или больших, как плащ. Еще на голове и левой руке у каждого еще какие-то кубики с ремешками, свисавшими с головы или спиралью опоясывавшие голую руку.
- Арон, ваш зять обрезан? А то не будет миньяна. Исаак с Сашей уехали в Ленинград на днях, так и Борис заболел, как назло, - обратился к нему один из них, с бородой.
- Обрезан ли мой зять? А как же! Только талеса и тфилин у него нет.
- Ничего: мы ему дадим.
- Тогда порядок. Ты как: возражать не будешь?
- Нет, - Жене было интересно поучаствовать. До сих пор он только два раза был в большой Московской хоральной синагоге, но там только смотрел со стороны.
- А как вас зовут, молодой человек? - спросил его бородатый старик.
- Женя. Евгений Григорьевич Вайсман.
- Женя? Еврейское имя у вас какое: не Зейдел?
- Должно быть. Моя покойная тетя, сказала, что меня назвали в честь дедушки: а его звали Мешулам-Зейдел.