Исааков Михаил Юрьевич : другие произведения.

Семена гнева

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Предлагаемая вниманию читателей повесть, не является классическим детективом в чистом виде. Скорее, её лучше позиционировать, как описание жизненной ситуации (пусть и не совсем уж типичной, но согласимся, вполне возможной), с элементами детектива. Причём, по замыслу автора, взаимоотношения персонажей, анализ их побудительных мотивов - основа сюжета, а детективная составляющая - всего лишь необходимое для привлечения читательского интереса обрамление. Красивый багет не есть необходимый элемент картины, но восприятие, безусловно, усиливает. А бывает и так, что рамка привлекает куда большее внимание, чем сама картина. Тешу себя мыслью, что в данном случае и "рамка", и "картина" принадлежат одному перу или, лучше сказать, одной клавиатуре, а следовательно, автор вправе рассчитывать на более широкую аудиторию. Впрочем, о том, что из всего этого вышло, судить читателям.

Семена гнева.

  
  
   Все имена, названия и события, изложенные в данном произведении, являются исключительно плодом авторского воображения и не имеют ни малейшего отношения к действительности. Любое совпадение персонажей или событий с реальными лицами или происшествиями возможно только случайно.
  
   Кратчайшее авторское предисловие. Предлагаемая вниманию читателей повесть, не является классическим детективом в чистом виде. Скорее, её лучше позиционировать, как описание жизненной ситуации (пусть и не совсем уж типичной, но согласимся, вполне возможной), с элементами детектива. Причём, по замыслу автора, взаимоотношения персонажей, анализ их побудительных мотивов -- основа сюжета, а детективная составляющая -- всего лишь необходимое для привлечения читательского интереса обрамление.
   Красивый багет не есть необходимый элемент картины, но восприятие, безусловно, усиливает. А бывает и так, что рамка привлекает куда большее внимание, чем сама картина. Тешу себя мыслью, что в данном случае и "рамка", и "картина" принадлежат одному перу или, лучше сказать, одной клавиатуре, а следовательно, автор вправе рассчитывать на более широкую аудиторию. Впрочем, о том, что из всего этого вышло, судить читателям.
  
  
   Вступление.
   С возрастом мы все становимся немножечко консерваторами, кто больше, кто меньше. Обрастаем привычками, вкусами, поведенческими стереотипами. Мой консерватизм выражается ещё и в том, что на новые знакомства я становлюсь тяжеловат. Нет, не так выразился. Я достаточно лёгок в общении и ни одну компанию (кроме совсем уж мне не интересной), смею надеяться, своим присутствием не порчу. Но приятель, знакомый это, собственно, кто? Человек, которому вы симпатизируете, с которым раскланиваетесь при встрече, курите, травите анекдоты, а порой, чего греха таить, и кружечку-другую пивка (или рюмку-другую чего покрепче) пропускаете. И всё. Знакомый это же не особо близкий человек, не друг. Это может быть сосед, коллега по работе или даже человек, с которым вы ежедневно на работу в одном вагоне метро ездите.
   Вы можете находиться с кем-нибудь в приятельских отношениях, держа его в то же время на некотором отдалении. Приятелем может даже стать человек, которого вы и в глаза-то ни разу не видели. Играл я одно время в шахматы по переписке, так с некоторыми игроками установились довольно тёплые отношения. Но мы ни разу не видались и перспектив для встреч не просматривалось. Да мы их, откровенно говоря, и не ждали. Друг -- дело совсем другое. Друзей в принципе не может быть много и уж тем более сложно заводить новых в достаточно зрелом возрасте, то есть впускать чужого, постороннего человека в своё личное жизненное пространство. Мне, по крайней мере, так кажется, хотя я, конечно, могу и ошибаться.
   Возможно, индивидуализму ещё и профессия способствует. Писательство -- процесс, как правило, индивидуальный, а я им занимаюсь уже довольно давно. Ну а когда привыкаешь подолгу общаться только с самим собой, на новые контакты идти труднее. Некоторые отчего-то считают, что писатель должен быть общительным, дабы легче было материал для книг подбирать. Это не совсем так. Наблюдать -- да, выяснять некие подробности -- тоже, но и только. Процесс написания книги близких, дружеских отношений ни с кем не требует. Творит каждый сам по себе.
   Встречаются, конечно, писательские дуэты и даже целые коллективы, но я, честно говоря, не понимаю, как можно заниматься творчеством (литературным творчеством, подчёркиваю, потому что в некоторых областях, например, в театре ситуация обратная) коллективно? Только распараллелив процесс, что, на мой взгляд сводит написание книги к чему-то вроде сборки автомобиля на конвейере. Единственное приемлемое исключение, когда два соавтора близки настолько, что понимают друг друга без слов, как бывает, например, между братьями или друзьями. Впрочем, это всего лишь моё мнение, а я, как и всякий человек, могу ошибаться
   Нынешний год выдался продуктивным. Над очередной книгой работалось легко. Может потому, что тема, которую мне заказали, была неоднократно обдумана, может по другой какой причине, но за компьютером я высиживал часов по десять в день, делая краткие перерывы на кофе и перекусы, а потому и закончил рукопись значительно раньше установленного планового срока. Неожиданно образовалось свободное время, а тут, как по заказу и путёвка в подмосковный пансионат нарисовалась: знакомый поехать не смог ну и предложил...
   В пансионате этом я неоднократно бывал, мне там нравилось, а потому и поехал без особых колебаний. И только уже в дороге призадумался. Покупай я путёвку заранее, обязательно взял бы одноместный номер или, в крайнем случае, выкупил двухместный целиком. Не считайте меня пожалуйста эдаким мизантропом, но неподходящий сосед может здорово отдых подпортить. При этом, совсем необязательно нарываться на неприятную личность. Достаточно соседу иметь, например, милую привычку храпеть по ночам и всё: бессонница обеспечена, а с ней и головная боль. Кроме того, деля номер с кем бы то ни было, ты вынужден хоть в чём-то под него подстраиваться, в чём-то себя ограничивать, что тоже может вызвать душевный дискомфорт. Но путёвка была случайной, а потому оставалось только надеяться на лучшее.
   Сосед меня, откровенно говоря, порадовал с первого взгляда. Крупный, вальяжный, обходительный, годами меня лет на десять постарше, он сразу же к себе располагал. Да и человеком Иван Макарович оказался интересным. Полковник милиции в отставке, но не оперативник, а преподаватель, профессор. А выйдя в отставку, стал он совмещать преподавание в милицейском ВУЗе с работой в детективном агентстве, где получил прекрасную возможность проверить на практике те приёмы и методы сыска, которым всю жизнь юных курсантов обучал. А поскольку обучил Иван Макарович многих и связи с бывшими учениками старался не терять, знакомства в милицейской среде имел обширные, что, как не трудно догадаться, очень облегчало ему жизнь.
   Признаться я не сразу ему поверил, ибо мой новый знакомец обликом совершенно не соответствовал сложившемуся у меня по детективной литературе представлению о том, как должен выглядеть сыщик. Либо жёсткий, целеустремлённый, умеющий и кочергу в узел завязать, и бандита нокаутировать, как Шерлок Холмс, либо нарочито карикатурный, как Эркюль Пуаро или Ниро Вульф1. А Иван Макарович казался... как бы получше сказать... обычным, что ли? Да, совершенно обычным человеком. Судя по внушительной фигуре и принимая во внимание пенсионный возраст, ни быстро бегать, ни драться он не умел, я уж не говорю о том, чтобы следить за кем-то незаметно. Но оказалось, профессор имел на своём счету немало интересных дел, причём, будучи в агентстве на особом положении, выбирал только те дела, которые были ему чем-то интересны, занимался, если можно так выразиться интеллектуальным трудом.
   Привычки у нас оказались схожи, мы оба любили неспешные прогулки, для чего в пансионате имелись все условия. И как-то так повелось, что во время прогулок стал Иван Макарович рассказывать мне различные случаи из своей обширной практики. Обычно у нас начинался разговор на какую-то отвлечённую тему, который вскоре переходил в очередной детектив2. Рассказчиком мой собеседник оказался прекрасным (сказывался опыт преподавания), слушать его было одно удовольствие, потому время до обеда пролетало незаметно. Так и проходил наш отпуск в спокойных неспешных беседах, пока, дней через десять не оказался прерван совершенно неожиданным образом.
   Мы, помнится, только-только вышли и я уже предвкушал удовольствие от нового, как всегда интересного рассказа, как вдруг за очередным изгибом тропинки обнаруживается женщина. Едва нас завидев, бросается к нам с радостными воплями, из которых мне становится понятно, что у дамы имеется жизненно важное дело к моему профессору. Успокоив как мог взволнованную даму, Иван Макарович подхватывает её под руку и уводит в сторону главного корпуса, бросив мне на ходу: "Извините, Сергей Юрьевич, догуляйте, пожалуйста, без меня, за обедом увидимся".
   Что же делать, работа есть работа. Интересно, что у дамы за дело? Выглядела она явно взволнованной, говорила возбуждённо. Задумавшись, я чуть обед не пропустил. Заскочив наскоро в номер, куртку скинул и в столовую поспешил. Однако, Иван Макарович так и не появился. Теряясь в догадках, я вернулся в номер и только тогда заметил то, на что не обратил внимания сразу после прогулки: вещей соседа нет ни единой, на месте только мои. Спешу к администратору и с удивлением узнаю, что он, оказывается, уехал. А девушка любезно добавляет:
   - Иван Макарович просил извиниться перед вами за то, что даже попрощаться не смог, дела, пришлось спешно уехать. Ну ничего, ещё увидитесь.
   Как это, интересно, мы увидимся, если профессор забыл мне номер своего телефона оставить? Да и я хорош, давно бы пора номерами обменяться, но всё думал, успеется. Самое интересное, что я почувствовал к новому знакомцу самое искреннее расположение, выходящее за рамки обычного, никого ни к чему не обязывающего приятельства. И как раз тогда, когда я это понял, мы и расстались столь неожиданным образом. Вот как теперь нам друг друга искать? Что я, собственно, знаю об Иване Макаровиче? Где преподаёт, не знаю, в каком агентстве работает, не знаю, да ничего толком не знаю. Хотя нет, он же говорил, что преподаёт в милицейском ВУЗе. Не думаю, что в Москве их много, а уж Иванов, да ещё и Макаровичей, среди преподавательского состава, полагаю, по пальцам пересчитать можно. Кое-какие знакомства и у меня имеются, хоть я и не полковник в отставке, так что попытаться поискать можно. Тем более, профессор знает обо мне ещё меньше, чем я о нём, так что инициативу проявлять мне.
   Сказано -- сделано. Догуляв несколько оставшихся дней, я не стал откладывать дело в долгий ящик и едва вернувшись в Москву, вызвонил одного старинного приятеля. Дело и впрямь оказалось пустяшным, уже через час я располагал полной информацией. Название агентства (называлось оно "Интеллект", просто и без затей, хотя и с некоторой претензией на оригинальность), адрес, телефон. Поразмыслив, я решил не звонить, а устроить профессору сюрприз, заявившись завтра с утречка пораньше наудачу, благо дел особых не просматривалось. Был у меня, признаю, и некоторый личный интерес, помимо возобновления отношений с приятным во всех отношениях человеком.
   Дело в том, что писатель я довольно своеобразный. То, что я пишу, скорее не книги, а пособия, интересные только довольно узкому кругу специалистов. Занятие сие мне нравится, исправно меня кормит, жаловаться грех, но в глубине души уже давно хотелось попробовать себя и в художественной прозе, точнее, в детективном жанре. И уже полгода я в свободное время слегка пописываю. Пока в стол, для себя только, потому что не уверен в качестве получающегося продукта. Тут ведь фокус не в том, чтобы сюжет выдумать, для чего вполне достаточно развитой фантазии и не в стиле, который, смею надеяться, у меня уже выработан, а в том, чтобы построение выглядело правдоподобно.
   Ну, допустим, придумал я канву, этого мало. Мало преступление описать, надо его ещё и раскрыть. А как писать о чём-то, о чём имеешь весьма приблизительное представление? Как описывать расследование, если не знаешь бывает ли так, точнее, может ли так быть на самом деле? В законах я ориентируюсь только на обывательском уровне, в специфике оперативной работы -- тоже. Является или нет некое деяние преступным, могу только предполагать. Других знакомых в этой области, у которых можно было бы проконсультироваться, у меня нет. Вот я и решил: а что, если мне Ивану Макаровичу в напарники напроситься? Буду ходить за ним хвостиком и наблюдать вживую, как профессионал преступления расследует. Помимо всего прочего и материал для будущих книг соберу. Другой вопрос, нужен ли такой напарник старому опытному сыщику, но тут уж всё от меня зависит.
   Конечно, существовала некоторая вероятность ошибки. В смысле завышенной самооценки. С чего я, собственно, решил, что старик мне обрадуется? Бывает же так, встретился случайно с кем-то в поезде, либо в гостинице, поболтали, приятно вечер провели, а затем расстались, чтобы больше никогда не встречаться. И если столкнёшься случайно, то мучительно вспоминаешь, откуда тебе эта личность знакома. А бывает и так, что не только не ищешь новой встречи со случайным знакомцем, но и всячески её избегаешь. Всяк порой выговориться хочет, душу излить, а к исповеди в Храме не все готовы. Вот потому мы часто так откровенны со случайными попутчиками, что точно знаем: никогда больше не встретимся. А если доводится вдруг, появляется чувство горечи, досадуешь на себя оттого, что лишнего наговорил.
   Кто знает, может профессор уже забыл обо мне и думать? Может ему новая дружба и не нужна вовсе? Может он вовсе не по рассеянности, а вполне сознательно исчез из пансионата, не оставив координат? Усмотрел во внезапном появлении клиентки, так сказать, знак судьбы, возможность тихо уйти, не придумывая обидных для соседа поводов отказа от дальнейшего общения. Может войду и увижу на лице милейшего Ивана Макаровича досаду. Доводилось мне пару раз в подобные ситуации попадать, когда выдавая желаемое за действительное, неверно оценивал произведённое впечатление. Всякий раз возникало гадливое ощущение, будто в дерьмо вступил: оно вроде и телу никакого непосредственного ущерба, а противно.
   Да ладно, чего раньше времени переживать. Завтра всё и увижу. Коли профессор мне не обрадуется, это сразу понятно будет, с первых же слов.
  
   Глава первая.
   Автор получает работу и знакомится с некоторыми специфическими моментами новой профессии.
   С утра, как было решено, я отправился в агентство. Не слишком рано, к 10-ти. Когда знакомишься с новой компанией, кое-что о ней (а порой и немало) можно понять из устройства и расположения офиса. Если так, то первое впечатление складывалось благоприятное: агентство располагалось разумно, не в самом центре, где стоимость аренды запредельна, но и не на окраине. И не на центральную трассу офис глядел, а скромно во дворах притулился. Оно и правильно, это же не магазин модной одежды, не салон красоты, которым требуется клиентуру яркими витринами привлекать. Детективное агентство предоставляет населению весьма специфические услуги, конфиденциальный характер которых исключает показуху. Подобные заведения не рекламой и броской вывеской клиентов привлекают. Вернее, рекламой, но не традиционной, а той, что называется "сарафанным радио". То есть, когда довольный клиент тебя своим друзьям и знакомым рекомендует.
   В своё время мудрый Дэйл Карнеги изрёк: "Если Вы пришли наниматься на работу и видите в офисе ковровые дорожки на лестницах, уходите поскорее, эта компания себя изжила". Сказано было давно, чуть ли не сто лет назад и с тех пор многое изменилось, но суть осталась той же. Явная, бьющая в глаза роскошь меня, например, настораживает. Потому как невольно мысли нехорошие в голову лезут. Ну откуда средства взять на всё это великолепие, как не из кармана клиентов, в том числе и из моего? Однако нарочитая бедность (выщербленные полы, ржавые потёки на стенах) воспринимается едва ли не хуже: невольно начинает казаться, будто сотрудники смотрят на тебя голодными глазами, отчего чувствуешь себя последней надеждой.
   Так вот, в этом смысле в "Интеллекте" всё обстояло очень даже неплохо. Чистенько, современно, но без излишеств. Конечно, обычное районное отделение милиции агентство своим убранством заметно превосходило, но не дотягивало даже до офиса какой-нибудь не самой крупной фирмы торгующей компьютерами. Красиво, если кому нравится современный стиль, и очень функционально. Однако, то тут, то там виднелись мелкие свидетельства попыток внести некоторую индивидуальность в сугубо специализированное помещение: цветок в горшочке на окне, яркая картинка за стеклом шкафа, забавная безделушка на мониторе. Было видно, что люди относятся к офису, ну если и не как к дому, то близко к тому.
   Войдя я представился безукоризненно вежливой ресепшионистке. Вела себя девушка так, будто сидела не в приёмной обычного детективного агентства, а, по крайней мере, за стойкой портье пятизвёздочного отеля в аристократическом районе Лондона. Сюрприза, к сожалению, не получилось, в чём я, признаться сам виноват оказался: по неопытности (а я как-то раньше с детективными агентствами дела не имел) упустил из виду, что сюда частенько заглядывают люди, желающие в силу деликатности своих проблем, сохранить инкогнито. Поэтому, когда девушка вежливо попросила представиться, я совершенно машинально назвался. Ну что делать? Конечно, первой реакции не уловлю, но если мой визит окажется Ивану Макаровичу не в радость, это проявится сразу.
   Однако, опасения оказались напрасны. Профессор оказал уважение, ожидая посетителя не сидя в кресле, что было бы вполне естественно. Нет, он вышел из-за стола и встречал меня так, как обычно встречают близкого друга после долгой разлуки из чего я смог со всей определённостью заключить, что опасения мои оказались напрасны. Да и первые же слова Ивана Макаровича свидетельствовали о том же.
   - Сергей Юрьевич, дорогой, как я рад вас видеть. А я так ругал себя за рассеянность, даже вот сегодня утром вас вспоминал. Понимаете, я покидал пансионат в полной уверенности, что оставил вам свои координаты. А когда с делами разобрался, гляжу, а ваших данных у меня отчего-то нет. Стал вспоминать и точно, не успели мы даже телефонами обменяться.
   - А так обычно и бывает. Думаешь: успеем ещё, столько дней впереди. А в последний момент вдруг что-то случается. Лишнее подтверждение старой истины о том, что не нужно откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
   - Абсолютно с вами согласен. Но что это мы стоим? Присаживайтесь. Позвольте вас чайком попотчевать или вы кофе предпочитаете?
   - С вашего позволения я бы предпочёл чёрный кофе с лимоном.
   Иван Макарович дал по селектору указания секретарше. Как ни удивительно, но она появилась буквально через пару минут. Заметив моё удивление, Иван Макарович пояснил, что в агентстве с первых дней работы заведено заранее всё готовить, как только клиент в кабинет вошёл, чтобы, значит, задержек не возникало. О проблемах (а люди в детективное агентство не поболтать приходят) лучше говорить не прерываясь, поэтому клиент начинает своё дело излагать только после того, как в кабинете посторонних не остаётся.
   Вот почему секретарша всё заранее подготавливает, чтобы, как только попросят, подносик внести и больше не мешать. Подобный подход меня приятно удивил, ибо далеко не в каждой, даже крупной фирме встречается, о чём я и не замедлил высказаться. Поблагодарив за комплимент, Иван Макарович вернулся к беседе.
   - А как же вы меня нашли? Я-то вас искать и не пытался, потому что ничего о вас не знаю, кроме того, что вы писатель. Проверил, но, извините, среди членов Союза человек с такой фамилией не числится.
   - Естественно. Я же писатель узкоспециализированный, художественной литературой не занимаюсь, потому и в Союзе писателей не состою, благо по нашим временам чтобы издаваться, членский билет не требуется. А как я вас нашёл? Даже странно слышать такой вопрос от опытного сыщика. Подумав я решил, что в Москве не так уж много милицейских ВУЗов и ещё меньше профессоров с таким именем-отчеством. Обратился к одному другу и он довольно скоро мне все данные на вас предоставил.
   - Он что же, из милицейской среды?
   - Друг? Нет, он компьютерщик. С базами данных работает.
   - Да, действительно просто. Я всё никак не привыкну, что полные базы данных в любой области можно легко купить на каждом перекрёстке.
   - Нашёл-то я вас легко, причём, ещё несколько дней назад, только сомневался, стоит ли мне визит вам наносить? А вдруг, думаю, Иван Макарович вовсе и не обрадуется? Вот и раздумывал, идти или не стоит.
   - Да ну что вы, в самом деле? Я действительно рад вам, Сергей Юрьевич и не нужно усложнять. По моему глубокому убеждению, большинство проблем в отношениях между людьми имеют в основе недопонимание, а оно, в свою очередь, проистекает от недоговорённостей. Уж казалось бы чего проще? Чувствуешь, что-то не так, подойди, поговори, проясни ситуацию, если, конечно, человек, с которым размолвка вышла, тебе дорог. Так нет, будут дуться по углам, обиду свою лелея. Я предпочитаю быка за рога брать без лишних рефлексий. И сразу всё становится ясно.
   - Но я же, в конце-концов решился.
   - И правильно сделали! Только по выражению вашего лица вижу, что вы хотите не только почтение засвидетельствовать.
   Вот тут я смутился. Нехорошо получалось, некрасиво. Человек так искренне мне радуется, а я, получается, не по приятельски к нему зашёл, знакомство продолжить, а по делу. И только вспомнив уверения Ивана Макаровича в склонности сразу, без обиняков, точки над "i" расставлять, решился ответить прямо.
   - Действительно. Вы уж извините, что так вышло, только, раз уж свела нас судьба, я надумал к вам с просьбой обратиться. Возможно она вам странной покажется, так вы уж... Чёрт, даже не знаю, как и сказать-то...
   - Попросту. Самые сложные вещи обычно можно выразить простыми словами. Не стесняйтесь, я вас внимательно слушаю.
   - Я ведь писатель, вы в курсе. Только я довольно узко специализирован. Вы не подумайте, дело своё я люблю, только... В общем, я уже давно хотел написать что-то художественное. Точнее говоря, детектив. Уже некоторое время пробую, в стол, так сказать, пописываю. Но есть проблема: если я знаю если и не всё, но многое в своей специальности, то в юриспруденции полный профан. А в то же время я привык писать точно. Не хочу, знаете ли, чтобы специалист, прочтя мои опусы, смеялся: мол что за чушь, быть такого не может
   - Вы хотите, чтобы я вас консультировал?
   - Не совсем. Я ведь там, в пансионате, слушал ваши рассказы с неподдельным вниманием не только потому, что они были интересны, хотя это, без сомнения так. Я ещё и много нового для себя узнавал. Но вы упор делали в основном на детективную составляющую и события излагали не поминутно, выборочно, мне же хотелось бы узнать суть работы сыщика от и до. Сейчас я совершенно свободен, за следующую книгу по плану издательства только через три месяца приниматься, вот я и подумал, а нельзя ли мне с вами поработать, окунуться, так сказать, в жизнь сыщика, познать её изнутри, а не только по рассказам?
   Иван Макарович изумлённо воззрился на меня так, будто я вдруг на руках по кабинету прошёлся и удивлённо протянул:
   - То есть как это? Что значит поработать?
   - Ну, не в буквальном смысле, конечно. Я имел ввиду побыть при вас некоторое время капитаном Гастингсом3.
   - Исключено, по инструкции привлекать к работе гражданских лиц категорически запрещено, это рискованно.
   - Побойтесь Бога, ну какой риск? Это в вас милицейские стереотипы говорят. Во-первых, запреты и инструкции такого рода только для официальных структур писаны, а вы не милиция, а частная, то есть как раз гражданская организация. Во-вторых, вы же мне рассказывали, что занимаетесь исключительно интеллектуальными расследованиями. То есть, не бегаете, не стреляете, в засадах не сидите, в силовой контакт с преступным элементом не вступаете. Так что никакого риска. Да и вообще-то вы уже давно в отставке, если откровенно, как и все ваши коллеги. Частный детектив, строго говоря, гражданское лицо, а потому, как мне кажется, может привлекать к своей работе кого угодно. Ваша секретарь, например, что, тоже из милиции?
   - Но, но, полковники бывшими не бывают, а секретарь оперативной работой не занимается, всего лишь на звонки отвечает, документацию ведёт, да чай-кофе подаёт. Но насчёт риска я действительно несколько погорячился, тут вы правы. Гм-м. И как вы это себе представляете? Если допустить, что я соглашусь.
   - Я бы предпочёл находиться рядом с вами с самого начала очередного дела, слушал бы, как клиент свою проблему излагает, как и о чём вы его расспрашиваете. Походил бы вместе с вами, понаблюдал, как с людьми разговариваете, на что внимание обращаете. Как решение проблемы находите, что особенно интересно. Ну и, если позволите, иногда бы вас расспрашивал, если что-то покажется непонятным. Мешать не буду обещаю, а возможно даже и помогу.
   - Не обижайтесь, Сергей Юрьевич, но чем же вы мне поможете, если в нашем деле не разбираетесь?
   - Есть же какие-то рутинные процедуры, на которые вам, хочешь не хочешь, но приходится отвлекаться, либо кого-то из коллег просить. Бумажку, скажем, отпечатать, что-то куда-то отвезти, справку получить, да мало ли что ещё. Вы, как я понял, сами машину не водите?
   - Увы. В молодости как-то не сподобился научиться, нужды не было, а сейчас поздно.
   - Вот. А разъезды у вас по работе случаются, порой длительные. Значит приходится либо общественным транспортом пользоваться, либо коллег от дела отрывать. А у меня машина на ходу, мог бы вас возить...
   - То есть, вы хотите стать как бы нашим сотрудником?
   - Что-то вроде того. Только внештатным сотрудником, на общественных началах, то есть, без зарплаты.
   - И без лицензии, что более существенно.
   - Понятно, лицензии мне никто не даст, да я и не претендую, ибо не собираюсь вести самостоятельные расследования, только вместе с вами, как помощник. В конце концов ваша секретарша или, скажем, водитель тоже вряд ли имеют лицензии частных детективов и ничего, как-то обходятся. Представьте, что я молодой специалист, а ещё лучше студент-выпускник юрфака, который проходит у вас стажировку или преддипломную практику. Бывают же у оперативников стажёры, не так ли? Вот и я буду при вас стажёром, если позволите. Мне важно, как я уже говорил, азы профессии понять, увидеть какое-либо дело своими глазами от начала до конца.
   Иван Макарович задумался. Я его не торопил, прихлёбывая остывший кофе, хотя сказать хотелось многое. И о том, что конкуренции я ему не составлю (ну н стану же я, в самом деле, собственное детективное агентство открывать), и о том, что путаться под ногами не буду. Но молчал, понимая, что просьба явно неожиданная, а оттого и ответ не очевиден. Кроме того, насколько я в характере Ивана Макаровича разобрался, какие-либо дополнительные доводы на него уже не повлияют, как решит, так и будет.
   А старый сыщик размышлял напряжённо. Откинулся на спинку кресла с совершенно непроницаемым лицом, так что я никак понять не мог, к какому же решению он склоняется. И ему было о чём подумать: Иван Макарович пытался понять, возможно ли и приятеля не обидеть, и работе не повредить. Контора же не его собственная. Если я по неумению или неопытности дело запорю, ущерб будет общим. Так что откажи профессор, я бы его понял. Тем не менее мысль стать на время помощником настоящего сыщика, причём, сыщика умелого, если не сказать талантливого, настолько мной овладела, что отказ я бы, пожалуй, воспринял болезненно. Наконец, профессор вздохнул и, глядя куда-то в сторону мимо меня, пробурчал:
   - Ну не знаю... Как ещё шеф на это посмотрит?
   Всё, он согласен, а это главное. Нужно дожать, закрепить успех.
   - Иван Макарович, дорогой, спасибо, я ваше доверие оправдаю.
   - Погодите благодарить. Я же сказал, неизвестно, согласится ли шеф, я ведь тут и сам, можно сказать, на птичьих правах.
   - Знаем, знаем, как вы плохо играете. А шеф, я думаю, согласится, если согласитесь вы. Вы же тут на особом положении и перед шефом, насколько ваши рассказы помню, навытяжку не стоите.
   - А вы хитрец, Сергей Юрьевич и память у вас хорошая, для сыщика качество полезное. Ладно. Будем считать, уговорили. Согласен взять вас в стажёры. Условно и на определённых условиях.
   - Заранее согласен.
   - Да? Тогда я сейчас эти условия сформулирую. И не обижайтесь, объяснять буду подробно, потому что условия мои могут поначалу странными показаться. Первое. Поперёд батьки не лезть. Это значит, вопросов посторонним не задавать. Я беседу веду, вы только слушаете. Опрос дело тонкое, общих правил на все случаи жизни не бывает. Конечно, планируя встречу с фигурантом, план вчерне набрасываю, но коррективы по ходу беседы неизбежны, тут нюансы важны.
   Если вы человек наблюдательный, можете их уловить, но в любом случае, сказав что-то не вовремя или невпопад, можно свидетеля отпугнуть, насторожить. Расслабившись человек может что-то важное сболтнуть либо оговориться случайно, насторожившись, будет тщательно обдумывать каждое слово. Опять-таки важно точно и правильно выбрать, какую маску надеть. С одним надо выглядеть простачком, с другим хамом, от ситуации зависит. Пока понятно?
   - Более чем (я решил не обижаться, а спокойно выслушать даже то, что выглядит прописными истинами, понимая, что согласившись мою просьбу уважить, Иван Макарович берёт на себя серьёзную ответственность).
   - Отлично, идём дальше. Второе. Никаких самостоятельных действий без моего ведома не предпринимать. Расследование веду я, планы намечаю тоже я, вы только наблюдатель. Причины те же, что и в пункте первом, так что особых пояснений, полагаю, не требуется. Третье. Сомнения ли возникнут, вопросы появятся, обсуждать только наедине со мной, в отсутствие третьих лиц, даже если эти третьи вроде бы свои, например, сотрудники агентства или мои приятели из органов.
   - Извините, Иван Макарович, но нельзя же никому не доверять. Вы же контактируете с коллегами, к их помощи прибегаете, а значит и информацией с ними делитесь.
   - А это не из-за недоверия, просто такое поведение должно войти в привычку, стать автоматическим. Да, кое с кем я информацией делюсь, но это заранее обдуманное действие. Кроме того, я знаю кому и что говорить можно. А у вас, дорогой Сергей Юрьевич, пока опыта розыскной деятельности нет. Следовательно, если вы всякий раз будете раздумывать, этому можно доверять, этому нельзя, рано или поздно оговоритесь. А достаточно раз сболтнуть не то и не там, чтобы результаты длительного расследования насмарку пошли. Это, надеюсь, тоже понятно.
   - Да, в таком аспекте вполне.
   - Ну и четвёртое. Я не всеведущ, а потому вполне допускаю, что вам может придти в голову удачная идея или, допустим, заметите что-то, что я проглядел. Да и от ошибок никто, в том числе и я не застрахован. В таком случае не стесняйтесь обсудить. Но опять-таки только вдвоём, без посторонних.
   - А если вопрос важный, не терпящий отлагательств? Допустим, вы свидетеля опрашиваете и тут я...
   - Замечаете нечто важное? Сомнительно, уж извините. Но даже если так, дайте мне знать о своём озарении, записку, например, напишите или знак подайте, мы выйдем и спокойно всё обсудим. Но если я сочту, что прерывать беседу нецелесообразно, не настаивайте.
   - Согласен.
   - Тогда последнее. Давайте договоримся: ни первых, ни вторых, ни двадцать пятых предупреждений не будет. Если нарушение с вашей стороны замечу, и нарушение это приведёт к неприятным последствиям, всё на этом и окончится. Расследование преступления вообще дело ответственное, а тут ещё и материальный вопрос, я же гонорар не в карман кладу, это доход агентства. С другой стороны, клиент платит деньги и вправе рассчитывать на получение качественных услуг. И клиента совершенно не волнует, что некий писатель желает материал для будущей книги собрать. Так что без обид.
   - Жёстко, но справедливо, возразить нечего. Постараюсь сдерживаться. Но надеюсь, если даже я не пройду испытательного срока, это не повлияет на наши отношения?
   - На этот счёт не сомневайтесь. А жёсткость -- мера вынужденная. Потому что одним неосторожным словом порой можно пустить насмарку результаты упорной, кропотливой работы. Вы кажетесь человеком рассудительным, но в деле я вас пока не проверял, а потому лучше заранее предупредить. Ну а раз мы всё обсудили, позвольте, дорогой Сергей Юрьевич, поздравить вас со вступлением в ряды сыщиков. Есть вопросы?
   - Спасибо за поздравление. А не расскажете ли, в качестве предварительной разминки, о последнем деле?
   - Вы какое дело имеете ввиду?
   - То, из-за которого вы так внезапно из пансионата съехали, естественно. Или у вас их за неделю много было?
   - Ах, это. Ничего особо интересного, я его в свою коллекцию не взял. Во всяком случае, на отдыхе вам о нём рассказывать не стал бы.
   - А всё же расскажите. Я так понимаю, в вашей работе интересные дела не каждый день встречаются. Даже если учесть, что вы имеете привилегию выбирать себе наиболее привлекательные, всё равно они по теории вероятностей большинства не составляют. Или я не прав?
   - В общем-то правы.
   - Ну вот. А мне, как я уже сказал, интересно с деятельностью детектива изнутри познакомиться. Во всех, так сказать, аспектах. Тем более, в данном случае ещё и любопытство мучает. У меня эта дама до сих пор перед глазами стоит. Уж так она возбуждена была, так волновалась, что невольно представлялась какая-то ужасная трагедия. Я в оставшиеся дни пытался прикинуть, что же у неё случилось, но так и не смог, слишком мало было исходных данных, честно говоря, вообще никаких. Вот и терялся в догадках. И сам себе обещание дал: если вас отыщу, обязательно попрошу рассказать. Так что уважьте, сделайте одолжение, если, конечно, не нарушите этим своих обязательств перед клиенткой.
   - Да какие обязательства? Ладно, Сергей Юрьевич, давайте так поступим. У меня на сегодня дел здесь нету, а во второй половине дня лекция. Так давайте пойдём сейчас в кафе (тут есть неподалёку уютная кафешка, мы там периодически обедаем), перекусим, я вам и расскажу. Сами убедитесь, ничего интересного.
  
   Глава вторая.
   Дело о пропаже перстня или не всё то таинственно, что ярко блестит.
   - Для начала запомните, друг мой, хорошенько: на основании первой эмоциональной реакции человека, которого к тому же вы раньше никогда не встречали, далеко идущие выводы делать нельзя. Это азы психологии. Дело в том, что реакция человека на какое угодно событие зависит не от самого события, как такового, а исключительно от его отношения к этому событию. А оно может оказаться (и чаще всего оказывается) отличным от вашего, а потому может показаться вам не вполне адекватным и, соответственно, получить ложное истолкование.
   Мы сидим в действительно уютном кафе, расположенном буквально в ста метрах от агентства "Интеллект". Я заказал себе кофе и рюмочку коньяка (есть пока не хотелось), а Иван Макарович полноценный ланч, дабы сил перед предстоящей лекцией набраться. В ожидании заказанного он и начал свой рассказ.
   - Часто так выходит, Сергей Юрьевич, то, что кажется трагедией одному, другим может восприниматься, как не стоящий внимания пустяк. Не зря же говорится: "у каждого свои проблемы: у кого хлеб чёрствый, а у кого жемчуг мелкий". Вот иная дамочка в истерике бьётся оттого, что у неё любимая канарейка околела, а другая внешне спокойна, хотя у неё дом сгорел. Но в данном деле, признаюсь, я заразился эмоциональным настроем клиентки, оттого и съехал из пансионата с вами толком не попрощавшись. Причин тому две. Главная та, что и дама, назовём её, ну, допустим, Анной Петровной и, особенно, её покойный муж, были моими коллегами, то есть не просто сотрудниками милиции, а работали в том же самом учебном заведении, что и я.
   - На мой взгляд уже вполне достаточная причина.
   - Безусловно. Ну а кроме того, проблема и впрямь казалась поначалу серьёзной, даже можно сказать, таинственной. В смысле, не пустяк какой (ради пустяка я бы из отпуска не сорвался даже ради коллеги), а действительно случай сложный и загадочный. Только вот потом... Как по-вашему, -- вдруг неожиданно сменил тему Иван Макарович, -- какова главная отличительная особенность классического детектива?
   - Да тут и думать особо нечего. Основные правила давным-давно сформулированы классиками жанра. Преступление выстроено по принципу логической задачи, причём все детали головоломки читатель узнаёт одновременно с сыщиком, то есть теоретически имеет возможность решить задачу не заглядывая в ответ. Конечно, сыщик в любом случае преимущество имеет, потому что, будучи продуктом авторского воображения, решение заранее "знает", но в целом так.
   - Совершенно верно. Проще говоря в классическом детективе не должно быть никаких "роялей в кустах" и "богов из машины". И ещё. Преступник обнаруживается только в самом конце, заранее он неизвестен. Именно из таких случаев я выбираю, за редким исключением, те, которые помещаю в свою коллекцию интересных дел, в чём вы со мной согласитесь, припомнив мои рассказы. А вот в этом деле как раз и обнаружился рояль в кустах, да и преступник был ясен сразу.
   - Ничего страшного, Иван Макарович. Я же говорил, мне интересны самые разные дела. К тому же я уже сейчас готов об заклад побиться, что совершенно тривиальным это дело всё-таки не было, иначе вас бы не позвали. Почему-то мне так кажется. Коллега ваша наверняка и других знакомых кроме вас имеет, из действующих сотрудников, я имею ввиду. Но они, похоже, не справились?
   - Хм, -- усмехнулся профессор, -- кое-что действительно... Скажем так: пропажу найти действительно можно было с помощью смекалки, а вот мотив преступления определить... Ну ладно, расскажу по-порядку. Итак, Анна Петровна работала у нас на факультете, а её муж, Владимир Игнатьевич, был преподавателем. Они на работе, собственно и познакомились. Оба были далеко не юнцами, оба имели за спиной опыт неудачного брака. Разница была лишь в том, что Анна родилась в Москве и растила дочь, а Владимир приехал из Брянска и жил бобылём в милицейском общежитии.
   Самое странное, что о прошлой жизни мужа, в смысле, до переезда в Москву, Анна знала крайне мало. Фактически не знала почти ничего, кроме того, что до определённого срока он служил оперативником на родине, а потом перевёлся в Москву и занялся научной работой. Я потом у неё интересовался, как так получилось, что она так мало знала о прошлом мужа, которого по её же словам любила. Анна Петровна ответила, что как-то так у них сложилось с самого начала их знакомства. Поскольку первый брак у обоих был неудачным и потому приятных воспоминаний не оставил, решили они обоюдно эту тему не поднимать. Впрочем, нужно отметить, что и с коллегами на кафедре Владимир о брянском периоде своей жизни не откровенничал.
   В личном деле тоже мало что можно было отыскать. Гражданин Голубев Владимир Игнатьевич родился в Брянске в 1960-м году, школу окончил в срок, в армии отслужил, как положено, после армии пошёл в милицию, в ППС, одновременно учился на вечернем отделении местного Юрфака. Окончил, получил офицерское звание, женился на гражданке Капустиной Вере Семёновне. Потом развёлся, перевёлся в Москву, поступил к нам в аспирантуру.
   - Не простой паренёк. В Москву перевестись, думаю желающих всегда находилось немало, да не у всех получалось. У него, что, лапа имелась?
   - Да нет, тут всё довольно просто. Он, служа в армии, в Чернобыле отличился, награду имел. А перевёлся в 91-м, на самом излёте Союза. Тогда, после августовских событий, и в милиции, и в армии шли большие перестановки, а тут герой, заслуженный человек. Да и не хлебного места искал, в аспирантуру просился. Не встреть он Анну Петровну, до сих пор бы в общежитии обитал. Учился он нормально, в срок, по плану защитил кандидатскую, остался на преподавательской работе. Звёзд с неба не хватал, но был крепким профессионалом, у начальства на хорошем счету.
   Кстати, именно я был его научным руководителем и должен признать, что Владимир очень умело уводил разговор в сторону, едва я начинал задавать вопросы о брянском периоде его жизни, впрочем, я об этом уже упоминал. Ну явно тяготила человека эта тема, а потому я и не настаивал. Тем более, когда он диссертацию защищал, был уже не мальчиком, человеком сильно за тридцать, да и Анне примерно столько же. Сдружились, Владимир к ней переехал, а там и поженились. Жили они, насколько я знаю, хорошо, дружно главным образом потому, что дочка Анны отчима приняла, что, согласимся не так уж часто бывает.
   Ну а пару лет назад Владимир умер. Он, оказывается, когда во время службы в армии в Чернобыле побывал, вроде бы сильно облучился, а радиация -- штука коварная и до конца так и не понятая. Схватят, допустим, два человека одинаковую дозу: одному хоть бы что, а у другого рак. Или так бывает: болезнь в человеке дремлет, но себя не проявляет. А случись стресс или другое какое потрясение, начинает стремительно прогрессировать. Вот у Владимира так и получилось -- развилось малокровие. До поры до времени болезнь дремала, а потом как-то очень быстро свела его в могилу.
   Это предыстория. А теперь перейдём к делу. Вскоре после свадьбы подарил Владимир жене необыкновенно красивый перстень. Я его видел, когда у них дома бывал, Анна всегда своё сокровище по торжественным случаям надевала. И должен сказать, хотя я и не эксперт по ювелирным изделиям, вещь выглядела старинной и очень дорогой, хотя и несколько громоздкой. Анна Петровна рассказывала, что получив подарок, занервничала: мол откуда и небогатого доцента такое сокровище? Но муж её успокоил. Оказывается перстень -- семейная реликвия, переходящая из поколения в поколение.
   Ну и следуя семейной традиции, Анна Петровна собиралась перстень дочери на свадьбу подарить. А дочь у неё уже взрослая, живёт отдельно. Это я к тому, что после смерти мужа осталась наша дама одна. И вот недавно решила она ремонт сделать, освежить кухню и санузел. Потолки побелить, плитку переложить, а то местами уже обкололась. Ну а поскольку денег не мешками по кладовкам, стала она искать вариант побюджетнее. И вот какая-то подруга посоветовала ей мастерицу, которая и работает аккуратно, и берёт по-божески.
   Встретилась Анна Петровна с этой плиточницей-штукатурщицей, поговорила. Простая женщина лет двадцати пяти-тридцати, точнее на вид сказать трудно, назвалась Машей. Не красавица, но вполне ничего, если кому нравятся крупные дамы крепкого телосложения, а главное, что Анне понравилось, не гастарбайтерша, а наша, россиянка, родом из Брянска. В общем, договорились, стала Маша работать: утром приходила, вечером уходила. А Анна Петровна ради такого дела отпуск взяла, потому как постороннего человека в доме оставлять без присмотра неосторожно. Тем не менее, паспорт Машин проверила, данные переписала на всякий случай, да и продлиться ремонт должен был всего неделю но оказалась неделя не простой.
   - Давайте-ка попробую угадать. Перстенёк пропал, так ведь? И обвинили в краже, вероятно, Машу?
   - Уж извините, Сергей Юрьевич, но восторгов по поводу своей проницательности вы не услышите, этот вывод напрашивался. Да, так и случилось. На четвёртый день. Причём, что интересно, перстень Анна всего на пять минут без присмотра оставила. Она обычно держала драгоценности в запертой шкатулке, которая, в свою очередь, хранилась под замком в секретере. Ни секретер, ни шкатулка, конечно, не представили бы серьёзной преграды для опытного вора, но дилетанту с ними справиться было бы не просто. Посторонние в доме бывали редко, для защиты же от прочих, кто мог на чужую собственность покуситься, имелась стальная дверь и милицейская охрана. Причём Анна Петровна, рассеянностью не страдала и, уходя из дома, никогда не забывала квартиру на сигнализацию поставить.
   Всё случилось в промежутке между часом дня и четвертью второго. Маша клала плитку в ванной комнате, а Анна Петровна осматривала свои ценности и уже собиралась заканчивать, когда зазвонил телефон. План квартиры такой: от прихожей по левой стороне сперва гостиная, затем спальня. А по уровню спальни вправо идёт коридорчик к кухне и в этом коридорчике ванная и туалет. Ясно представили?
   - Конечно. Стандартная двушка с изолированными комнатами.
   - Ну да. Телефон не в прихожей, как это обычно бывает, а в гостиной. Получилось так потому, что гостиная изначально была комнатой Аниной дочки, а та, как это свойственно молодёжи, ложилась довольно поздно и допоздна с подружками трепалась. Анна же с Владимиром, напротив, ложились рано и чтобы дочь им спать не мешала, телефон к ней в комнату переставили. Телефон стационарный, Анна радиотелефонов не признавала, полагая их вредными для здоровья.
   - Чем же?
   - Ну не знаю. Почти у каждого человека свой пунктик имеется. Анна вот считала, что радиоволны вредны. А поскольку их в доме и от телевизора довольно, зачем ещё дополнительные? Поэтому один телефон у неё был в гостиной, а другой в кухне. Она прошла к тому, что в гостиной, как она объяснила для того, чтобы Маша разговор не слышала. Это важный момент. Говоря по телефону, Анна Петровна коридора не видела.
   Говорила она буквально пять минут (звонили с работы), затем вернулась в спальню. Если бы она сразу же убрала шкатулку в секретер, как и собиралась, возможно кража не раскрылась бы до сих пор, но Анну Петровну будто под руку что-то толкнуло. Типа предчувствия. И она, прежде чем шкатулку на ключ закрыть, решила проверить. Открыла, а перстня-то и нет! Всё остальное на месте, а перстня как и не было. И, понятное дело, сразу подозрения на Машу, больше-то в квартире никого нет.
   Анна Петровна мне потом рассказывала, что первым её порывом было желание немедленно шум поднять, воровку за вихры ухватить, но она его подавила. Потому что элементарно испугалась. Маша-то -- крепкая баба, да и моложе лет на тридцать. Нет, Анна не боялась, что работница её прибьёт, она испугалась другого. Что удержать Машу не сможет и та просто убежит.
   - И что такого?
   - Да ничего хорошего. Анна Петровна, хоть и занималась канцелярской работой в деканате, но всё-таки милицейского ВУЗа, да и муж покойный -- доцент с опытом оперативной работы, а потому худо-бедно, но в законах Анна разбиралась получше среднего обывателя. Она поняла: если только Маша сумеет убежать и перстень спрятать, прижать её будет чрезвычайно трудно. Пусть сама Анна не сомневалась в том, кто именно ценность увёл, пусть даже следователь на её стороне будет (то есть, конечно будет, без всяких "пусть"), для суда нужны доказательства.
   А без перстня получится только слово Анна Петровны против Машиного слова. Закон, знаете ли, не разделяет свидетельские показания по социальному статусу свидетеля и в этом смысле показания культурной, образованной вдовы доцента ничуть не весомее показаний простой работницы, возможно не умеющей грамотно двух фраз написать. Маша, к примеру, могла заявить, что хозяйке не понравилось, как она плитку кладёт. Придралась к какому-нибудь пустяку и выгнала, чтобы денег не платить. Она и ушла, а перстня в глаза не видала, всё это навет и напраслина, граждане начальники, бедную провинциалку всяк обидеть норовит.
   Арестовывать Машу только на основании обвинений Анны Петровны нельзя, нужны доказательства (украденный перстень) или признание. А ну как та упрётся? Тогда пришлось бы за Машей наблюдение устанавливать и долго ждать того момента, когда она решится украденное реализовать. А если она торопиться не будет, тогда что? Нельзя же месяцами за человеком следить. Да и уехать могла бы куда угодно. Страна у нас большая, а человек, если он не под подпиской, волен в своих перемещениях.
   Короче говоря, выпускать воровку из квартиры было бы неразумно. А потому Анна взяла себя в руки и напевая весёлую песенку (всё в порядке, ничего не случилось) прошла в гостиную, тихонько взяла мобильник и ключи и, как была в халатике, за дверь. А в двери у неё два замка, причём один из них изнутри не открывается. Этаж шестой, балкона нет, пожарной лестницы тоже, никуда воровка не денется. Заперла, значит, дверь и уж тогда звонить начала. И, между прочим, первому мне позвонила, но у меня мобильник был отключен. В общем, вызвала милицию и стала спокойно ждать.
   - А если бы Маша изнутри заперлась. На таких дверях обычно засов имеется, так его только динамитом взять можно.
   - Смысл какой? Этим она сразу же свою вину подтвердила бы, будто в протоколе допроса расписавшись. А так могла попытаться наивняк изобразить, мол не при делах я, граждане начальники, напраслину возводит злая хозяйка на честную девушку. Тут другое интересно: до прибытия милиции Маша сидела тихо, не шумела, не возмущалась тем, что её заперли. Анна говорила, ей почудилось, что скребётся кто-то изнутри, но так тихо, неотчётливо, что ручаться она не может. Когда приехала милиция и Анна с оперативниками в квартиру вошли, Маша, как ни в чём не бывало, продолжала спокойненько плитку класть. Даже чего-то напевала.
   - Отменные нервы у девушки. Вот что значит здоровая деревенская натура.
   - Ну Брянск, положим не деревня, а областной центр, хотя город небольшой. А у Маши, при том, что нервная система у неё действительно оказалась устойчивой, выхода другого не было. В её вине никто не сомневался, что Маша, видимо, прекрасно понимала. Ей только и оставалось сохранять спокойствие (честному человеку чего дёргаться?) и изображать оскорблённую невинность, что она и сделала, вернее, попыталась. На предложение выдать украденное добровольно, Маша оскорбилась, правда не очень натурально, всё же не актриса. Её, конечно же, сразу обыскали, никакого перстня, естественно, не нашли, а потому приняли нашу Машу под белы рученьки, украсили ей запястья красивыми никелированными браслетами и отправили по принадлежности.
   - Простите, а разве это законно?
   - Вполне, что, собственно, вас смущает?
   - Ну как же. Получается, человека арестовали только на основании голословного, никакими доказательствами не подкреплённого заявления. Эдак любого можно обвинить в чём угодно. Вот начну я, допустим сейчас вопить, что вы вытащили у меня из кармана нечто ценное, уж извините за такой пример. Вас что же, сразу арестуют?
   - Возможно, задержат. Но вам придётся сперва доказать, что эта неведомая ценность действительно находилась у вас в кармане. Сможете?
   - Да я же не о том. Поймите правильно, Иван Макарович, я не подвергаю сомнению порядочность вашей приятельницы, но если глянуть непредвзято... Ну вот такой вариант, например. Срочно потребовались деньги, хотя бы дочке на обустройство, продала перстенёк по тихому, а потом работницу обвинила, чтобы ещё и страховку получить. Скажете так не бывает?
   - Бывает, конечно. Ещё и не так бывает. Я вам, Сергей Юрьевич, неоднократно говорил, что в жизни такое порой встречается, что и представить трудно. Только здесь случай другой, даже если и не брать во внимание личность заявительницы, а это, знаете ли, тоже не малое значение имеет. В составе приехавшей группы (а Анна, вы же понимаете, не кого попало вызвала) были люди, знавшие лично и её, и Владимира Игнатьевича. И перстень тоже видевшие неоднократно. Так что никто не сомневался, что ценность и в самом деле пропала, причём именно в тот временной промежуток, который Анна Петровна указала. А кроме того, простая логика убеждала в её правоте, даже если смотреть, как вы сказали, непредвзято.
   Если бы Анна решила смошенничать, ей следовало как раз шума-то и не поднимать, а дождаться, пока Маша уйдёт и только после этого милицию вызвать. Если перстня уже нет в квартире, то никак нельзя позволять, чтобы работницу, на которую поклёп возводится, задержали сразу. Тут уже простор для манёвра открывается, мало ли куда краденое дела, когда из квартиры вынесла: спрятала, продала, подельнику скинула. Анна же хотела перстень найти, шум подняла сразу, меры приняла, чтобы предполагаемая воровка с места происшествия не скрылась и это говорило в её пользу. А насчёт законности... Любого гражданина можно задержать на 48 часов, то есть на двое суток, без предъявления обвинений и это совершенно законно.
   - Да это же произвол.
   - Почва для злоупотреблений безусловно имеется, но тут уж ничего не поделаешь, это оборотная сторона медали, а иначе было бы ещё хуже. Вот, допустим, попался вам в руки матёрый рецидивист и вы не сомневаетесь, что именно он совершил тот грабёж, который вы сейчас расследуете. Но доказательств, по крайней мере сейчас, сразу у вас нет и опознание не проведёшь, поскольку потерпевшая во время ограбления получила удар по голове и в данный момент находится в больнице в бессознательном состоянии. И что делать? Вы же не скажете: "Господин подозреваемый, потерпевшая, которую вы, как мы полагаем, ограбили, сейчас не в адеквате, так что идите пока домой, а через пару дней, когда врачи её на ноги поставят, мы вам позвоним, вызовем на опознание". Как думаете, дождётся звонка или исчезнет, на дно ляжет?
   - Да, действительно нелепо звучит.
   - Вот потому закон и предоставляет нам право задержать подозреваемого на двое суток, чтобы доказательства собрать. И санкция прокурора не требуется, это же не арест. Но по истечении сорока восьми часов надо либо обвинение предъявлять, либо отпускать. И, разумеется, для такого задержания тоже нужны основания. В данном случае основаниями стали заявление потерпевшей, факт владения пропавшей ценностью и то обстоятельство, что места происшествия никто до прибытия милиции не покидал.
   Анна Петровна, как я уже говорил, законы знала неплохо. После того, как первые сутки минули, забеспокоилась. Маша держалась подобно гранитному утёсу, о который как морские волны разбивались все потуги следователя вывести воровку на чистую воду. Если бы перстень нашёлся, на нём непременно обнаружились бы Машины пальчики, ибо работала она без перчаток, и тогда дело можно было бы спокойно закрывать. Маша могла бы говорить что угодно или вообще молчать как рыба, для суда таких улик хватило бы с лихвой. Но в том-то и беда, что перстня не нашли, хотя квартиру Анны Петровны едва не наизнанку вывернули.
   Разволновалась она не на шутку. Второй день идет, результаты как нулевыми были, так и остались. Ещё сутки и Машу выпустят, а тогда прощай насовсем семейная реликвия. И тут не в меркантильности дело, Анна Петровна перстень продавать не собиралась, просто считала его памятью о муже. Поэтому, долго не раздумывая, села в машину и помчалась в пансионат. Ну а я в серьёзность положения вник. Чтобы времени не терять, не домой даже, а прямо к ней поехал. Да и то сказать, в моём распоряжении чуть больше суток оставалось. Это если ночь не спать. Ну а теперь, когда вам все исходные данные известны, скажите, как бы вы стали действовать, на моём месте?
   Предложение прозвучало совершенно неожиданно. С другой стороны, разве я не этого хотел? Навязался в напарники, будь добр соответствовать высокому званию.
   - Ну что же, давайте подумаем. Первое, что в голову приходит: преступление было спонтанным, если, конечно, преступница Маша. Она ведь попала к Анне Петровне случайно. Та могла ремонта не затевать, могла подруге об этом не сказать. В любом случае, Маша никак не могла смоделировать ситуацию, при которой именно её пригласят плитку класть. Так?
   - Продолжайте, Сергей Юрьевич, я вас внимательно слушаю.
   - Судя по тому, что я от вас услышал, Анна Петровна любила время от времени свои украшения рассматривать, простительная женская слабость. Следовательно и Маша могла их случайно увидать и, когда случай представился, схватила блестящую цацку, повинуясь сорочьему инстинкту. Таким образом получается преступление незапланированное, совершённое в состоянии аффекта.
   - Состояние аффекта это нечто другое, но я понял, что вы имеете ввиду. Уверены, что это единственный вариант? А если допустить такое предположение: Маша имеет подельника, опытного квартирного вора, который может и замки вскрыть и сигнализацию отключить. В конкретную квартиру Маша попадает случайно, но попав, присматривается пока ремонтом занимается, подмечает, где что лежит, какие замки, ну и всё прочее, что в таком деле может понадобиться.
   - Возможно, конечно, но на мой взгляд маловероятно. Во-первых, Маша, насколько я понял, обслуживала, в основном, людей небогатых. Во-вторых, она бы сама тогда к перстню и пальцем не прикоснулась бы. Закончила работу, ушла, а уж потом подельник на сцену выходит. Ну и, в-третьих, в этом случае за ней должен был тянуться шлейф квартирных краж. Конечно, милиция может, пройдя по цепочке (узнать у подруги, которая Анне работницу сосватала, кто ей самой Машу порекомендовал и так далее) всё выяснить, но вы об этом ничего не сказали...
   - Логично. Действительно проверили для очистки совести, ничего не нашли. А вы ничего, соображаете неплохо. Ну ладно, будем считать, да так на самом деле и оказалось, Маша -- одиночка. Дальше что скажете?
   - А дальше непонятно. Если преступление было спонтанным, незапланированным (увидела красивую цацку без присмотра, схватила, не удержавшись), то после того, как Маша поняла, что хозяйка её заперла и, по-видимому, уже милицию вызванивает, у неё оставался единственный выход, чтобы неприятностей избежать: обтереть перстенёк, да и сунуть в шкатулку. А ещё лучше на пол бросить, в уголок. Как бы тогда Анна Петровна доказала, что Маша вообще к перстню прикасалась?
   - Но Маша так не поступила. Что из этого следует?
   - А из этого только одно следует: не собиралась она с перстнем расставаться, несмотря ни на что. Только куда дела?
   - Вот и меня этот вопрос занимал чрезвычайно. Ни на ней самой, ни в квартире перстня не нашли, хотя обыскивали тщательно. Самой Маше женщины-оперативницы такой личный досмотр учинили, какому не всякую зечку подвергают, опять впустую. Её даже рентгеном просветили для очистки совести, хотя проглотить перстень было никак невозможно, слишком велик.
   - Значит недостаточно хорошо в квартире смотрели. Так, Маша понимает, что милиция будет с минуты на минуту. Перстень возвращать она не хочет, значит планирует оставить себе. Тогда спрятать нужно так, чтобы потом иметь возможность взять. Нет, не получается, в квартиру её никто больше не пустил бы, а из квартиры она не выходила. Разве только прилепила как-нибудь за окном, под карнизом. Другой возможности я, Иван Макарович, не вижу.
   - Проверили. Но окна у Анны Петровны обклеены (она традиционно окна мыла и обклеивала в октябре, до холодов) и явно не открывались. Тем не менее окна вскрыли все до единого, для очистки совести карнизы прощупали со всех сторон, ничего, естественно, не нашли.
   - Погодите-ка, Иван Макарович, у меня идея. А если Маша, поняв что вот-вот обретённое сокровище отберут, решила: "а не доставайся же ты никому" и выкинула его. Если не в окно, то в унитаз?
   - Опять-таки не выходит. У Анны унитаз современный, из тех, в которые и бумагу туалетную не кидают. Перстень бы в таком не смыло. Об этот Маша сама следователям сказала. Когда кто-то из оперативников такую идею высказал, она этак презрительно бросила: видно, мол, что не смыслишь ни черта в сантехнике, начальник. Я ведь этот перстенёк в руке держал и должен сказать, массивная вещица. По весу и размеру скорее мужской (Анна его на большой палец надевала), хотя оформление явно женское. Видимо та из предков Владимира Игнатьевича по женской линии, с которой семейная традиция началась, была дамой крупной.
   Ладно, Сергей Юрьевич, не напрягайтесь. Найти правильное решение вы не сможете, потому что всей информацией не владеете. Именно поэтому данное дело на классический детектив не тянет. На данном этапе я хотел проверить уровень вашего мышления и остался доволен. Всё вы правильно говорили, я и сам этим путём прошёл, ни к чему не пришёл и тогда, сам не знаю зачем, попросил Анну Петровну показать мне Машины паспортные данные. Прочёл, что зовут её Марья Владимировна Капустина и будто звоночек в голове зазвенел.
   - Да, как будто что-то знакомое. Но это же довольно распространённая фамилия...
   - Знаете, чем хороший сыщик отличается от обычного? Вовсе не сверхчеловеческой интуицией, как принято считать с подачи авторов популярных детективных романов, а отменной памятью. Хороший сыщик мелочами не пренебрегает, потому что никогда не знаешь заранее, что может пригодиться. Он эти мелочи запоминает, чтобы при случае извлечь из кладовых памяти и использовать. Не сразу, но довольно скоро, я вспомнил, что первую жену Владимира Игнатьевича звали Верой Капустиной. А учитывая, что в Машином паспорте местом рождения и постоянной регистрации значился Брянск, это, согласитесь, наводило на определённые размышления.
   - Не хотите ли вы сказать, что вороватая плиточница Маша оказалась дочерью Вашего Владимира Игнатьевича?
   - Не оказалась, что, правда, позже выяснилось. Но сама она, да, считала себя его дочкой. Причём, брошенной дочкой, что гораздо важнее. Но это всё, повторяю, позже выяснилось, а в тот момент, я принялся за свою память всерьёз и припомнил ещё кое-что. А именно, был какой-то скандальчик, вскоре после того, как новоиспечённый аспирант Голубев начал обучение в нашей аспирантуре, то есть довольно давно. Что-то такое не слишком значительное, без заметных последствий.
   Но дальше, как я ни напрягался, ничего вспомнить не мог. Только то, что был скандал, не повлекший за собой последствий для нового аспиранта и связан он был с его прошлой, брянской жизнью. Ничего более. Поэтому едва утра дождавшись, я помчался в родной ВУЗ и там, в отделе кадров, нужные сведения получил довольно быстро. Оказывается, вскоре после того, как Владимир к нам перебрался, из Брянска пришло заявление от его бывшей жены. Требование на взыскание алиментов. В заявлении гражданка Капустина извещала, что нехороший, безответственный гражданин Голубев бросил её беременной и теперь, родив дочь, она оказалась совершенно без средств, в связи с чем настоятельно просит институтское начальство взыскать с безответственного гражданина средства на содержание ребёнка.
   У нас всегда на подобные вопросы начальство смотрело хмуро. Вообще-то развод в милицейской среде вещь обыденная. Не всякая женщина готова понять специфику оперативной работы, а поняв, примириться с тем, что муж сутками дома не появляется, работая без выходных. Самые прочные браки получаются, когда оба супруга служат. Но женщин по статистике в милиции до сих пор много меньше, чем мужчин, на всех не хватает. Поэтому разводы у нас часты, сами по себе нареканий не вызывают, но скандалы не поощряются. Детей наплодил -- плати.
   Владимира, естественно, вызвали, а он, глазом не моргнув, предъявил справку, из которой следовало, что в результате облучения, полученного при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС он заработал бесплодие. Так что, кого бы там ни родила его бывшая жена, мальчика, девочку или неведому зверюшку, это никак не может быть его ребёнок. Вот пусть гражданочка и взыскивает алименты с настоящего отца, а он тут совершенно не при чём. Проверили, конечно, на медкомиссию направили, но вывод оказался однозначен -- бесплодие. Тут всё всем стало ясно -- факт измены, супружеской неверности налицо. От кого бы ни забеременела гражданка Капустина, так явно не от мужа, значит рога ему наставляла. Ну и оставили мужика в покое, потому что даже от очень ответственного и морально стойкого офицера милиции нельзя требовать, чтобы он обеспечивал чужого ребёнка. А гражданке Капустиной отписали отказ, посоветовав обращаться за помощью к тому, от кого родила.
   - Надо же. Своеобразный был человек, ваш ученик. По опыту знаю, мужики такие диагнозы афишировать не любят. Насколько судить могу, скорее женщина признается, что сделала аборт, чем мужчина в бесплодии. Я лично ничего ужасного в том не вижу, тем более бесплодие -- не импотенция, но, в подавляющем большинстве, мужчины всё равно стесняются такой недуг признать. Иные даже к врачам не обращаются, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь случайно их постыдную, как они считают, тайну не узнал. Скорее предпочтут в инвалидов превратиться, нежели открыто признать, что у них проблемы по этой интимной части имеются.
   - Вот, вот, это вы точно подметили. Но Владимир был совершенно нормальным мужиком. В том смысле нормальным, о котором вы только что сказали. Я прекрасно помню, когда его на каких-то совместных мероприятиях с выпивкой спрашивали, отчего они с Анной ребёночка не родят, отшучивался, что старые они уже для младенца, да и дочь взрослая имеется. Но ни разу он не упомянул о своей болезни. А раз тогда не скрыл, значит причину на то имел.
   Тогда я ещё раз память поднапряг, в архивах порылся и отыскал-таки одного из своих учеников, который как раз в Брянске служил. По возрасту Владимира Голубева он не застал, но мне сейчас нужно было оперативно сведения о его бывшей жене получить. Дозвонился и уже через час рассматривал очень интересное сообщение, поступившее по электронной почте.
   Оказалось, гражданка Капустина умерла ещё восемь лет назад, точнее была убита. Обыкновенная бытовуха: в конец опустившуюся, спившуюся бабу зарезал пьяный собутыльник, не поделивший с ней поллитру. Семнадцатилетнюю дочь определили было в интернат, но пробыла она там не долго, закончила ПТУ по профессии штукатур и подалась на заработки. Совершенно типичная для маргинальной среды история и сама по себе она неинтересна.
   Интересное другое. Дочь -- это как раз наша Маша. А также крайне важно, что покойная Вера Капустина была брянской милиции хорошо известна, потому что состояла на учете, как алкоголичка и содержательница притона. Брянск -- не Москва, городок небольшой и гораздо более патриархальный. У нас уже давно внимания никто не обращает, а там милиция до сих пор учитывает нехорошие квартиры, в которых алкоголики свои загулы устраивают.
   Так вот, в пьяном виде Вера постоянно жаловалась на свою загубленную жизнь, проклиная на все лады мужа Владимира, бросившего её беременной без средств к существованию. Я поблагодарил коллегу, попросил выяснить подробности развода Владимира (я был уверен, что сделать это будет довольно просто, как в итоге и оказалось), а сам предался размышлениям, тем паче до истечения срока предварительного заключения всего ничего оставалось.
   Смотрите что получается. Оставляя пока в стороне вопрос, кто прав, кто виноват в той давней супружеской ссоре, приведшей к разводу и, в конечном счёте, к переезду Владимира в Москву, его бывшая жена считала виноватым именно его. И раз она постоянно твердила о своих обидах собутыльникам, то и дочь не могла с малолетства буквально не заучить их назубок. А значит, велика вероятность, что выросла с ненавистью в сердце к несостоявшемуся отцу.
   Про перстень Маша тоже могла с детства слышать. Мол была в семье такая дорогая цацка, а противный папка отобрал. Позже выяснилось, что Маша не только слышала о перстне, но и прекрасно представляла, как он выглядит. У матери фотография хранилась, где она была изображена ещё молодой и свежей и как раз с тем перстнем на пальце. Короче говоря, получилось так, что совершенно неожиданно для себя Маша увидела в доме Анны Петровны ценность, которую привыкла считать своей и которой её, как её мать убедила, несправедливо лишили. Потому и схватила не думая о последствиях, как только возможность представилась.
   Вы, Сергей Юрьевич, совершенно справедливо подметили, что Маша могла легко неприятностей избежать. Стоило только перстенёк в спальне на пол бросить. Тогда доказать умысел на кражу было бы практически невозможно. Самое страшное, что ждало бы Машу в этом случае, это отказ хозяйки от дальнейших услуг. Ну может ещё за сделанную работу ей не заплатили бы, но уж о задержании никто бы и не заикнулся. Да, скорее всего и того бы не случилось. Анна Петровна -- женщина интеллигентная. Найдя перстень на полу, обязательно засомневалась бы, не уронила ли сама случайно. А усомнившись засовестилась бы, да ещё глядишь и денег Маше в компенсацию морального ущерба отсыпала. Но Маша так не поступила, от самого простого выхода отказалась. Почему? Как вы думаете?
   - Видимо, ей хотелось не столько самой перстнем завладеть, сколько у Анны Петровны его отобрать.
   - Вот именно! Я пришёл к тому же выводу. И задумался, а что бы я сделал, оказавшись в аналогичной ситуации?
   - Не уверен, дорогой Иван Макарович, что вам когда-либо придётся в аналогичной ситуации оказаться. Я бы сильно удивился.
   - Я же не в буквальном смысле. Вот, кстати, второе качество хорошего сыщика: умение поставить себя на место другого человека, влезть в чужие ботинки, как говорят англичане. Да, да, нужно уметь это делать, даже если человек, действия которого вы моделируете, абсолютно противоположен вам по психотипу. То есть, нужно понять, что представляет собой ваш объект и на какое-то время стать им. Представьте, у вас в руках ценность, о которой вы грезили с детства, которая досталась, причём, совершенно несправедливо, коварной разлучнице.
   Но та заметила пропажу. Вы заперты в квартире, с минуты на минуту сюда войдут милиционеры и отберут вашу ценность. Что делать, если ни в коем случае нельзя допускать, чтобы перстень вернулся к хозяйке, которая и не хозяйка вовсе, а так, недоразумение. В окно не выкинуть, в унитаз не спустить. И мусоропровода в квартире нет. Что же делать?
   - Ей-Богу не знаю. Просто не представляю. Если прятать где-то в квартире, то нет гарантии, что не найдут
   - Действительно нет. Квартиру обыскали тщательно. И мебель от стен отодвигали, и цветочные горшки проверили.
   - Тогда не знаю, никаких идей, кроме мистических, но их мы отбрасываем. Тут же, как я понимаю, всё материально.
   - Более чем, Маша совсем не экстрасенс, да и не верю я, честно говоря, что найдётся такой кудесник, который смог бы материальный предмет в воздухе растворить. А насчёт идей... Здесь нужно вспомнить третье правило хорошего сыщика -- умение взглянуть на привычные вещи и понятия под другим углом зрения. Считается совершено естественным и, я бы даже сказал, незыблемым, что мебель -- движимые предметы, а стены монолитны и непоколебимы. А ведь это не так. Сами-то стены действительно не передвинешь, по крайней мере руками, но они же покрытие имеют. В комнатах обои, которые можно отодрать, а в ванной комнате...
   - Плитка! Я понял, она под плитку перстень упрятала.
   - Правильно, молодчина.
   - Да какой там молодчина. После того, как вы всё разжевали, да в рот положили... Вы-то сами догадались.
   - Ну так я и поопытнее и то догадался далеко не сразу. Но согласитесь, ход не стандартный. Смекалистая деваха.
   - Да уж. Но ремонт Вы Анне Петровне подпортили.
   - Не очень. Ясно же, что искать надо примерно там, где Маша в тот день работу закончила. Так что всего пару плиток отковырнуть пришлось. Но Анна так обрадовалась, что на эдакие мелочи внимания не обратила.
   - А воровка созналась.
   - Сразу. Как только ей перстень предъявили и с заключением экспертов ознакомили. Только вздохнула тяжело и немедленно начала показания давать. В целом получилась именно та картина, которую я смоделировал. С раннего детства она слышала рассказы вечно пьяной матери о "мерзавце отце", который мало того, что бросил их на произвол судьбы, так ещё и ограбил. Более того, Вера не сказала дочери, что перстень реликвия именно семьи Голубевых. Напротив, внушала, что это их семейный талисман. "Украл мерзавец нашу реликвию, жизнь наперекосяк и пошла" -- вот что она внушала жадно слушавшей девочке.
   Если по справедливости, Маша не наказания заслуживала, а сочувствия и помощи опытного психолога. То, что с ней мамаша проделала называется просто: "родительское программирование". Смысл в том, что родители способны сформировать в ребёнке определённые поведенческие стереотипы, которые входят в подсознание настолько прочно, что впоследствии заставляют взрослого уже человека вести себя не так, как надо и полезно ему, а в соответствии с заложенной программой. Часто и во вред себе.
   Вот и эта несчастная девочка росла фактически в притоне, среди алкашей и с детства привыкла к тому, что вся эта грязь и беспросветность оттого лишь, что некий абстрактный "мерзавец", которого она и в глаза не видала, лишил её волшебного талисмана. Я думаю перстень в Машином сознании постепенно стал чем-то вроде волшебной палочки. Ну и когда она случайно увидела предмет своих мечтаний воочию, удержаться не сумела. И прятала для того, чтобы Анну удачи лишить.
   Я назвал это дело неинтересным, что не совсем точно. Оно неинтересно с детективной точки зрения ибо преступление, показавшееся поначалу загадочным, имело очень простое решение. Интерес тут в другом, в человеческих взаимоотношениях. Порой случается, что ошибки молодости аукаются через много лет и рикошетом бьют по совершенно невинным людям. Ошибка Владимира Голубева стоила нескольких седых волос его жене и хорошо ещё, что ей удалось ограничиться такой малостью.
   - А вы не слишком суровы? Конечно, любой неудачный брак -- ошибка. Но брак, как всем давно известно, лотерея.
   - Не в этом случае. Через пару дней после моего звонка в Брянск пришёл ответ на запрос. По делу ничего он не добавил, но кое-какие моменты прояснил. Я потому и говорю об ошибке, что внимательно этот ответ прочёл. Он давал довольно ясное представление о брянском периоде жизни гражданина Голубева, а главное, о причинах его развода и переезда в Москву.
   Женился Владимир после армии, когда уже служил в милиции и учился на вечернем отделении местного юридического. Случайно встретил симпатичную девушку и, что называется, влюбился с первого взгляда. Но не случайно мудрый Сократ, когда ученики его спросили, нет ли лекарства от любви с первого взгляда, ответил: "Есть. Внимательно посмотреть второй раз". Дело в том, что юную Верочку Капустину в её районе хорошо знали. Она, оказывается, была девушкой довольно свободных нравов. Не проституткой, о проституции в те годы и не слыхивали, особенно в провинции, просто не любила мужикам отказывать. Она была... как бы помягче... Нет, помягче тут не скажешь. В общем, про таких в народе говорят: "на передок слаба".
   И все это видели и понимали. Все, кроме Владимира. А ему как шоры на глаза кто надел. Приятели и знакомые хихикали за спиной и пальцами у виска крутили. Мол только клинический идиот может жениться на дамочке, с которой разве что увечный не переспал. Те из приятелей, кто посовестливее, пытались тонко намекать на толстые обстоятельства, некоторые прямо отговаривали, объясняя влюблённому дураку прямым текстом, кто есть на самом деле его избранница. Но Владимир замечать очевидного не желал, намёков не понимал, а с теми, кто пытался что-то ему объяснить, в драку лез. И вскоре друзья оставили его в покое. Как можно спасти тонущего, если он не только не желает спасаться, но и больно бьёт спасателей по рукам? Хочет человек сходить с ума -- флаг ему в руки.
   Любовь -- чувство иррациональное и часто поражает человека странной слепотой. Но нам, в отличие от животных, дан разум именно для того, чтобы мы руководствовались в первую очередь им, а не инстинктами. Если же человек перестаёт думать, он опускается на уровень неразумной твари. Ничего хорошего из этого, как правило не получается.
   Вера Капустина ухаживания Владимира принимала охотно. Хотя она не страдала от отсутствия поклонников (безотказные женщины обычно у мужчин популярны), женихи отчего-то в очередь не выстраивались. А замужество даже теперь считается определённым статусом и Верочка исключением не была. Если нет других вариантов, надо хвататься за тот, что под руку подвернулся, тем более и вариант-то оказался вовсе не плох. Парень пусть и не богатый, но собой видный, при должности, да ещё и учится, значит целеустремлённый. Как говорится, с перспективой.
   Но и выйдя замуж, Вера привычного образа жизни не оставила. Разве что чуть подкорректировала своё поведение. Теперь она уже не могла встречаться с кем захочет в любое время, вынуждено соотнося свою активность с графиком мужа. Благо, он был довольно насыщенным. Оперативная работа в милиции не нормирована: суточные дежурства, командировки, да ещё и вечернее обучение, в общем Верочка частенько оставалась одна и тут уж не терялась.
   Долго такой противоестественный брак просуществовать не мог и закончился как в банальном анекдоте. В один прекрасный день Владимир вернулся из командировки в район раньше, чем планировал, не предупредив жену заранее, ну и застал её на супружеском ложе не одну. Заранее трудно предсказать, как поведёт себя человек в стрессовой ситуации, а факт измены любимой женщины на глазах мужа -- стресс сильнейший. Кто-то в такой ситуации хватается за топор, кто-то посуду бьёт, кто-то истерику закатывает. Но, чем больше склонен данный индивидуум терять голову, отдаваясь во власть инстинктов, тем больше вероятность трагедии.
   Так что трудно сказать, чем бы всё это закончилось, если бы Владимир домой один заявился. Но он был не один, а вместе с коллегой из района, которому в областном центре что-то понадобилось. Поезд прибыл рано, поэтому Владимир настоял, чтобы они к нему сперва зашли, позавтракали, а уж после в управление ехали. Так что парню, можно сказать, повезло. Наличие коллеги во-первых, удержало Владимира от необратимых поступков, а, во-вторых, предоставило ему независимого наблюдателя. Он и выступил свидетелем на суде, а также написал подробный рапорт, из которого я и узнал все детали этой грустной истории.
   В частности, небезынтересным кажется мне следующее обстоятельство: войдя в дом и увидя жену с любовником, Владимир не произнёс более ни одного слова. Свидетель, тот офицер из района потом рассказывал, что чувствовал себя крайне неловко. В самом деле дурацкая ситуация. Но, благодаря тому, что сам он в данном конфликте не участвовал и никто из участников ему близким другом не был, наблюдал он всё действо несколько отстранёно, без личной заинтересованности.
   Так вот, свидетель показал, что Владимир ни слова не произнёс, ни звука не издал, только лицом побелел. А потом быстренько сумку собрал и за порог выкатился. Любовники его не сразу заметили; Вера, увидев мужа, начала верещать по бабьи, но Владимир её уже не слышал, собирался. Вещи брал не обдумано, а просто хватал, что под руку подвернулось и в сумку кидал (но перстень, кстати, не забыл). В тот же день он подал на развод и начал хлопоты по переводу из Брянска.
   - Не повезло мужику.
   - А вот тут я с вами не соглашусь. Не повезло, это когда вас на пешеходном переходе машина сбивает. Потому что вы всё делаете по правилам и страдаете из-за того, что какой-то болван этих правил не соблюдает, чего предугадать невозможно. А когда вы женитесь на откровенной шлюхе, не желаете видеть того, что видят все, а друзей, пытающихся вас предостеречь, бьёте по лицу, так что вскоре остаётесь вовсе без друзей, какое уж тут невезение? Закономерный финал, который вы сами и выбрали.
   Короче. От любви до ненависти один шаг и это не просто слова. Так оно и есть. Насколько раньше Владимир свою избранницу любил, настолько же после факта измены, которому стал свидетелем, возненавидел. Возненавидел столь сильно, что не захотел даже жить с ней в одном городе. Брянск хоть и областной центр, но город небольшой, все друг друга либо лично знают, либо общих знакомых имеют. Понимал парень, что история его неприятностей мигом станет известна всему городу, а значит люди будут шептаться за спиной, пальцами показывать. Единственный выход повышенного внимания избежать, уехать туда, где его никто не знает.
   Но о Москве поначалу он и не думал. Просто так вышло, что как раз в то время вакансия на нашу аспирантуру образовалась, разнарядка пришла. Но аспирантура это же не тёпленькое местечко в главке, а тут герой-чернобылец, вот Голубеву это место и предложили. И когда у нас уже, на комиссии справку о бесплодии предъявлял, думал поди, что с неверной первой женой больше никогда не встретится. Он и не встретился, только ошибки молодости всё же аукнулись, по Анне ударили рикошетом. Хорошо ещё без особых последствий.
   Некоторое время мы помолчали, потом Иван Макарович поинтересовался: "Ну как, Сергей Юрьевич, вы удовлетворены"?
   - Хорошая история, жизненная. Спасибо.
   - Пожалуйста. За сим разрешите откланяться, мне в институт пора. Жду вас завтра, если не передумаете. В десять у меня встреча с клиенткой назначена и, судя по предварительной информации, дельце обещает быть куда интереснее.
   - Это отлично. А в чём суть дела?
   - А вы приходите пораньше, часикам к девяти, я вам и обрисую.
  
   Глава третья.
   Убийство адвоката или о пользе амнезии.
   На следующий день я поспешил в агентство, как юноша на первое свидание. Ещё не было девяти, когда я отворил входную дверь, полагая, что пришёл первым. Но, к своему удивлению обнаружил профессора на рабочем месте, изучающим какие-то документы. Вообще-то я мог придти и раньше, потому что привык рано вставать, а тут был ещё и изрядно заинтригован, но счёл подобную суетливость неподобающей взрослому человеку. Иван Макарович тепло меня поприветствовав, указал на стул, и минут через пять, захлопнув папку, обратился ко мне:
   - Ну что, готовы?
   - Как пионер.
   - Тогда приступим, тем более, -- добавил он, глянув на часы, -- не так уж много времени осталось, в аккурат, чтобы вас подготовить. Итак, даму, которую мы ждём, зовут Светлана Аркадьевна Петухова. Она вдова очень известного адвоката, погибшего пару лет назад в автомобильной аварии.
   - Простите, но эта фамилия мне незнакома.
   - А вы что, многих адвокатов знаете?
   - Ну, собственно, не очень многих. Точнее, лично вообще ни с кем не знаком, но есть же несколько известных адвокатов, чьи фамилии на слуху, Петухов, насколько помню, среди них не встречается.
   - А-а-а. Вы имеете ввиду этих, которых по телевизору показывают. Ну так они уже нечто другое: госчиновники, шоумены, общественные деятели, короче, публичные личности, но не адвокаты. Может когда-то и были но сейчас их можно считать адвокатами в той же степень, в какой Антона Павловича Чехова можно считать врачом4: медицинское образование он имел, иногда врачевал, но сам себя медиком не считал.
   - Вы не слишком к ним строги?
   - Не слишком. Практикующему адвокату излишняя шумиха вокруг его персоны ни к чему. Это специфика работы.
   - Но почему? Разве адвокатам не нужна популярность? Как же, в таком случае, они клиентов себе ищут?
   - Популярность нужна, но несколько иного рода, разумеется, в первую голову тогда, когда речь идёт о делах уголовных. Постараюсь объяснить. У адвоката работа интимная, как у врача. За тем очевидным исключением, что клиенты адвоката, особенно адвоката по уголовным делам, это люди, в большинстве своём, находящиеся не в ладах с законом. Не все, конечно, но многие. Следовательно, ни самому защитнику, ни, тем более его клиентам, излишнее внимание привлекать не нужно. Поэтому адвокаты дешёвой популярности среди публики не ищут. Им надо быть известными только в определённой среде: в судейской, в прокурорской, ну и в преступной, конечно, тоже. А клиентов они находят, как правило, с помощью "сарафанного радио". Допустим, вытащил вас защитник из безнадёжной ситуации, разве ж вы его знакомым не порекомендуете?
   - Порекомендую, конечно. Только я себе это как-то иначе представлял.
   - Не сомневайтесь, всё так и есть, как я вам доложил. Ну сами подумайте, приятно ли жить под прицелом фотокамер? Когда вы не можете ни с девушкой встретиться, ни водки с приятелями выпить без того, чтобы это сразу же не стало известно всему свету. Представьте, что за вами установлено наружное наблюдение, о чём вам известно. Ну и насколько комфортно вы бы себя чувствовали?
   - Храни меня Бог от такой беды. Я в такое положение никогда не попадал, так что представить трудно, но уверен, мне было бы неуютно.
   - Вот именно! Но наружное наблюдение устанавливают далеко не за каждым, временно и всегда по достаточно весомым обстоятельствам. А папарацци -- это по сути та же наружка, только постоянная. За мной или за вами следить никому и в голову не придёт, потому что нас никто не знает. Если даже мы с вами попадём в пикантную ситуацию, ну кому это может быть интересно, кроме наших близких друзей и родни? Другое дело -- человек публичный, известный. О таком многие с интересом прочтут что-нибудь скандальное.
   У артиста или, скажем, певца, выбора нет. Его профессия предполагает выступления на публике, так что внимание прессы есть просто неизбежное зло, изнанка профессии. Но у адвоката выбор есть, более того, ему как раз в силу специфики работы не следует привлекать излишнего внимания ни к себе, ни, особенно, к своим клиентам. Тем более среди клиентов и такие попадаются, которые за нарушение конфиденциальности могут сильно наказать. Ни один человек не захочет, чтобы о его визите к адвокату и о деталях их договорённостей сразу же становилось известно. Даже обычный человек, что уж говорить о преступных авторитетах.
   - Спасибо за разъяснение, теперь понятно.
   - А раз понятно, идём дальше. Как я уже сказал, Светлана Аркадьевна пару лет назад овдовела. И, поскольку её муж, Виктор Ильич, был в своей области деятельности фигурой крупной, известной, расследование провели со всем тщанием. Когда известный адвокат гибнет явно преждевременно, всегда возникает подозрение, что смерть не случайна и как-то связана с работой. Но в данном случае всё оказалось чисто, обычная авария, пьяный идиот на встречной полосе.
   Виктор Ильич был ещё не стар, примерно ваших лет, но, как опытный юрист, о завещании позаботился загодя. Впрочем, завещание и не понадобилось. Не дожидаясь кончины, господин Петухов разделил имущество и денежные средства (немалые средства, уверяю вас) между женой и старшим сыном, Николаем, в пропорции примерно один к трём, причём сыну досталась львиная доля. Младшему сыну, школьнику, непосредственно Виктор Ильич ничего не оставил, справедливо полагая, что мать своего ребёнка не обидит и оговорив особо обязанность Николая позаботиться об образовании брата. Кроме того, Николай, тоже юрист по образованию, помимо всего прочего получил и отцову адвокатскую контору.
   - Простите, что опять перебиваю, но разве адвокатскую контору можно завещать так же, как и магазин или фабрику по пошиву чулков? Я слыхал, что юридические фирмы как-то иначе устроены.
   - Вообще-то да. На Западе, а теперь и у нас юридическая фирма не акционерое общество, а товарищество, выходя из которого юрист не может свою долю продать или завещать. Адвокат одиночка тоже не может продать свою контору, разве что офис, если это его помещение, не арендованное. Но. При желании можно и власть в стране по наследству передать, причём не только в нашей.
   Вы же можете, будучи человеком в адвокатуре авторитетным, поспособствовать, чтобы и сына в коллегию приняли. Можете? Безусловно. Точно также никто вам не воспрепятствует взять молодого адвоката в свою контору. Любой практикующий юрист обычно имеет помощников, которые выполняют для него техническую, рутинную работу. Это либо студенты, либо молодые юристы, нарабатывающие необходимый для адвокатуры стаж. Вот Николай и подвизался в качестве одного из помощников собственного отца, а после его гибели естественным образом встал во главе бюро.
   Молодой Петухов, как я слышал, оказался способным юристом. Унаследовав, помимо всего прочего, многочисленные связи отца, довольно скоро неплохо себя зарекомендовал. Но недавно был убит.
   - Несчастная женщина.
   - Да уж, врагу не пожелаешь. Хотя у неё остался младший сын, всё равно потерю в короткий срок двух близких людей пережить не просто. И отчего-то я думаю, речь у нас пойдёт именно об этом.
   - Вы полагаете, она хочет поручить вам расследование убийства?
   - Не знаю, тем более убийство, как я понял раскрыто.
   - Раскрыто?
   - Ну да. Я, как сами понимаете, специально за ходом следствия не следил, просто в своё время обратил внимание на фамилию Петухов в сводке, фамилия-то в наших кругах известная. Ну а когда Светлана Аркадьевна позвонила, припомнил, что некоторое время назад дело было передано в суд, а это значит, что у следствия имелся на тот момент не только подозреваемый, но и какие-то улики. Но что-то, видимо, пошло не так. Впрочем, чего гадать, минут через пять Светлана Аркадьевна сама нам всё расскажет. Если не опоздает, конечно.
   Она не опоздала. Ровно в десять, сопровождаемая секретарём, вошла в кабинет, опровергая устойчивое мнение о неумении женщин приходить вовремя что на свидание, что на деловую встречу. Светлана Аркадьевна оказалась стройной женщиной выше среднего роста, на вид ей было слегка за пятьдесят. Внешне приятная, но впечатление несколько портила складка у губ, придававшая суровости облику посетительницы.
   И хотя подобное выражение лица можно было счесть естественным для женщины, которую постигло огромное горе (тем более, она явно волновалась), мне она отчего-то сразу напомнила мою покойную тётю. Не внешне, внешне они как раз были абсолютно не схожи, а именно выражением лица и общим впечатлением. А тётя, надо признать, была дамой суровой и то, что я вырос человеком, не склонным ко лжи, во многом её заслуга.
   Памятуя о наших с Иваном Макаровичем договорённостях, я за всем, происходящим в кабинете с момента появления клиентки, наблюдал со стороны, ни во что не вмешиваясь и не участвуя в разговоре. Профессор же, демонстрируя галантность, принял клиентку очень тепло, выразил сочувствие, усадил поудобнее, не забыв предложить чаю или кофе (она, впрочем, отказалась, испросив только дозволения курить) и только после этого попросил изложить дело, которое привело её в "Интеллект".
   Нервно оглянувшись на меня ("Не обращайте внимания, уважаемая, -- немедленно отреагировал Иван Макарович, -- это мой помощник, Сергей Юрьевич, при нём можно говорить совершенно свободно."), Светлана Аркадьевна достала сигареты, прикурила и только после этого, несколько успокоившись, начала говорить.
   - Вы, вероятно, знаете, что недавно был убит мой сын. Если бы не младшенький, даже не знаю, как бы я пережила этот кошмар. Но у меня остался Витюша, он ещё школьник, мне его надо на ноги поставить. А для этого я должна быть спокойна.
   - Как мы можем вам помочь?
   - Найдя преступника. Я хочу, чтобы преступник был найден и обезврежен. Тогда и Коля будет отмщён, и я смогу сосредоточиться на Витюше, ничего не опасаясь, зная, что более нашей семье ничто не угрожает.
   - Боюсь, уважаемая Светлана Аркадьевна, вы не совсем верно понимаете специфику нашей работы. Мы не расследуем убийства, поскольку не должны составлять милиции конкуренцию. Да и не в наших полномочиях кого бы то ни было "обезвреживать", как вы изволили выразиться.
   О чём это он?, -- мелькнула у меня мысль. Если его рассказы припомнить, за редким исключением, практически в каждом из тех дел Иван Макарович как раз убийства и расследовал. Да и преступник найден, он же только что мне рассказывал. Но встрять со своими вопросами я, естественно, не решился, хотя очень хотелось. Беседа тем временем продолжалась. Светлана Аркадьевна ничего странного в реплике визави не усмотрела, а потому принялась обосновывать свою мысль.
   - Простите, я неточно выразилась. Волнуюсь, что, надеюсь простительно в моих обстоятельствах. Убийцу искать не нужно, он известен. Надо лишь доказать его вину.
   - А милиция, что, доказательства искать не умеет? Почему бы вам не рассказать следователю о ваших подозрениях?
   - Милиция, как выяснилось, ничего не может. Арестовали-то они того, кого и следовало, даже до суда дело довели, а потом убийцу отпустили. Представляете?
   - Как это? Адвокат ловкий попался?
   - Да. То есть, нет... Не знаю я, что там произошло! Извините. Нет, нет, воды не надо, я уже успокоилась. Просто как подумаю, что этот мерзавец на воле гуляет и, возможно, точит нож на моего Витеньку, так просто дрожь бить начинает.
   - Ну а раз успокоились, голубушка, почему бы вам просто не рассказать мне всё с самого начала? Спокойно и без эмоций.
   - Да, да, конечно, я вам всё расскажу.
   - Только давайте сразу договоримся: именно всё. Всё, что имеет отношение к делу. И прошу вас, полная откровенность, как на приёме у врача. Честно скажу, очень не люблю работать с клиентами, которые вводят меня в заблуждение.
   Тут Светлана Аркадьевна слегка замялась. Вильнула глазами, вздохнула. Не скажу, что пауза вышла слишком длительной, но заметной, без сомнения. У меня создалось впечатление, что она раздумывала что говорить обязательно надо, а о чём возможно умолчать. Та-ак, не забыть сказать профессору, что полной откровенности он, скорее всего, не добился. А пока послушаем...
   - Сегодня десятое октября, ровно три месяца, как Коли не стало. Надо вам сказать, он с детства был пареньком серьёзным, да и когда вырос проблем нам не доставлял. Правда к своим тридцати так и не женился, но сейчас в принципе ранние браки не в моде, не то что в годы нашей молодости. Впрочем, это всё не важно, я только хотела сказать, что сын был человеком хорошим, такого конца не заслужил.
   Теперь по сути. Коля вёл здоровый образ жизни: не пил, не курил, а по утрам обязательно бегал в парке. Вставал около семи, час бегал, затем принимал душ, завтракал и к десяти ехал в офис. Ну это в обычные дни, если не предполагалось выступление в суде. В тот день, а это было десятое июля, он, как обычно, в начале восьмого отправился на пробежку. Но к восьми не вернулся. Я поначалу не обеспокоилась, какими-то домашними делами занималась, сейчас уже не помню. Виктора дома не было, он в детском спортивном лагере отдыхал. На часы я не глядела, но когда внимание обратила, удивилась: приближалось уже к половине девятого. Обычно Коля в это время уже из душа выходил и садился завтракать.
   Тут я слегка заволновалась, когда минуло девять, волновалась уже сильно. Звоню на мобильный -- не отвечает. Тогда я собралась и отправилась в парк, а там уже милиция. Как мне впоследствии объяснил следователь, Коля был убит ударом заточенного железного прута. Я плохо помню происходящее, кажется даже сознание потеряла. Меня что-то спрашивали, я что-то отвечала, но события того утра помню плохо, как сквозь дымку Более-менее пришла в себя только дома, куда меня проводил кто-то из оперативников. Их в первую очередь интересовало, не было ли у Коли врагов, не связано ли убийство с его профессиональной деятельностью. Но врагов у Коли не было.
   Весь день я была сама не своя, терялась в догадках. Я не могла представить, что нашёлся некто, столь сильно ненавидящий моего сына, что решился на убийство. А если эта ненависть направлена не только на Колю, но и на всю нашу семью, не грозит ли опасность и Вите? Так что к горю от потери старшего сына добавилось и волнение за судьбу младшего, что вполне понятно. Но на следующий день меня вызвали к следователю и все встало на свои места.
   Следователь, Роман Антонович, мне понравился с первого взгляда. Довольно молод (по сравнению со мной, конечно), но и не пацан. То есть в том возрасте, когда и опыт уже есть, и энергии пока достаточно осталось. Да и порадовал он меня сразу, что тоже симпатии добавило. Он сразу же сказал, что на орудии убийства обнаружены чёткие пальцевые отпечатки. Их проверили по милицейской базе и оказалось, что принадлежат они дважды судимому преступнику. Ну а когда Роман Антонович имя назвал, Осипенко Василий Семёнович, мне сразу же всё стало понятно.
   - Значит, -- заметил Иван Макарович, -- как минимум один враг всё же имелся. Так получается?
   - Нет, не так, потому что Коля никогда этого подонка и в глаза не видел. Дело в том, что когда-то мы трое, Василий, Виктор и я учились на одном факультете. Парни не были друзьями, к тому же Виктор иногородний, жил в общежитии, но они оба пытались за мной ухаживать и потому общались. Должна признать, они оба мне нравились, некоторое время я даже колебалась, но в конце-концов предпочла Виктора. Мы поженились на пятом курсе. Так вот, когда мы о своих планах объявили, Василий устроил безобразную сцену. Он, как я потом поняла, не столько влюблён был, сколько строил далеко идущие планы, рассчитывал на помощь будущего тестя. Мой отец занимал ответственный пост, вот Вася и планировал тёпленькое местечко с его помощью получить.
   (Можно подумать, пришла тут мне в голову гаденькая мыслишка, твой избранник, иногородний Виктор, это образец бескорыстного влюблённого).
   - Насчёт безобразной сцены...
   - Да, да, извините. Он устроил грандиозный скандал, полез в драку, Виктор в результате попал в больницу, мне тоже досталось, а Василия посадили на три года.
   - Крутовато за драку. Даже по меркам того времени.
   - Так суд решил. Правда, не вмешайся отец, Василий может и условным сроком отделался бы. Но папу возмутило, что какой-то проходимец посмел его дочь по лицу ударить, он просто в бешенство пришёл, когда узнал. Вот и нажал на все кнопки. Ему, поверьте, было к кому обратиться, связи имел обширные
   Вскоре мы поженились и думать забыли о Василии. Потом Коля родился, Виктор стал успешным адвокатом. Ну а потом развалился Союз, началась неразбериха девяностых и вдруг объявляется Василий. Оказывается, выйдя на свободу и не имея ни денег, ни специальности (института-то не окончил), он примкнул к преступной группировке, которые тогда появлялись, как грибы после дождя. Ну и попытался на Виктора наехать. Но не получилось. У Виктора к тому времени уже сложилась солидная клиентура и среди клиентов имелись люди... ну как бы получше сказать... в общем такие, кто мог заступиться за своего адвоката.
   - Я понимаю, Светлана Аркадьевна, можете не конкретизировать. Продолжайте.
   - Короче говоря, Василию объяснили, что нас трогать не нужно. Видимо объяснили доходчиво, он был вынужден отступить, но уходя предупредил, что разговор не окончен и мы о нём ещё услышим. Услыхали, но в другом смысле, не так, как он предполагал: вскоре ту группировку ликвидировали и Василий сел уже надолго. Мы с мужем вздохнули с облегчением, будучи в уверенности, что никогда больше этот негодяй не будет портить нам жизнь. Но оказывается, он полгода назад освободился. Если кто-то и мог желать зла моему бедному Коленьке, так только Василий Осипенко. Мужу он отомстить не успел, так на сыне отыгрался.
   - Ну что сказать? Мотив серьёзный, а вкупе с отпечатками пальцев...
   - Вот, вот. Следователь так и сказал, буквально теми же словами. Мол всё ясно, дело за малым, подозреваемого задержать, а там до приговора -- рукой подать. Да я и сама это понимала, я всё же юрист, хотя и не работаю по специальности давно. И надо же, дура такая, больше всего боялась, что его не найдут. Человек с таким преступным прошлым, как у Василия, мог лечь, как это у вас говорят, на дно и годами жить на нелегальном положении. Но опасения оказались напрасны, вскоре Василия арестовали, я его опознала, хотя изменился он сильно. И вдруг я узнаю, что суд его оправдал. Вы представляете?! Мерзавца, убившего моего сына оправдали.
   - Адвокат хороший попался? Хотя я не представляю, что тут можно было сделать.
   - Вот и я не представляю! Адвокат у него, конечно, был, по закону положено. Но... Понимаете, будь дело лет пятнадцать назад, я бы решила, что суд и следователь куплены, но теперь?.. Да и не было у Василия больших денег, не могло быть. Я когда его опознавала, обратила внимание, что одет он бедно, почти как бомж. Не мог он никого купить. И адвоката хорошего нанять не мог, да и что бы сделал даже самый лучший адвокат при таких уликах?
   - Ну а что там всё-таки случилось? На суде, я имею ввиду.
   - Я не знаю деталей, я вообще не понимаю, что происходит. Когда узнала, что Василия освободили, помчалась к следователю, устроила ему безобразную сцену, лишнего наговорила, за что мне жутко неудобно. В общем, прошу вас разобраться. Я уверена, что Василий -- убийца и прошу вас найти тому доказательства.
   - Давайте уточним. Я готов взяться за это дело при одном условии. Я буду искать убийцу Вашего сына, но не улики против конкретного, вами указанного человека. Ваш недруг, этот Осипенко может статься и не при делах. Если так, фабриковать фальшаки не стану. Вы меня понимаете?
   - Ну что Вы, Иван Макарович, у меня и в мыслях не было вешать убийство сына на невиновного. Просто я уверена, вот и всё. Но если вы настоящего убийцу найдёте, я буду удовлетворена. Даже если окажется, что Василий не при чём.
   - Хорошо. Тогда давайте обговорим финансовую сторону. Что делать, мы организация коммерческая.
   - Конечно, конечно, деньги не проблема, главное -- преступника изобличить. И не затягивайте, пожалуйста, два-три месяца, не больше.
   - По срокам ничего гарантировать не могу, но постараюсь, конечно. У нас, знаете, не в обычае время тянуть, чтобы побольше с клиента получить.
   В дальнейший ход беседы я уже не вслушивался (обсуждение финансовых аспектов договора дополнительных данных по делу не добавило бы), обдумывал полученную информацию. И было о чём подумать: я отметил для себя пару-тройку интересных моментов, на которые хотел бы обратить внимание Ивана Макаровича. Вот и решал, заметил ли он то же, что и я и не следовало ли мне вмешаться, несмотря на наши с ним договорённости? Так увлёкся, что даже и не заметил, что гостья ушла и мы с Иваном Макаровичем остались одни. Однако он моих раздумий не прерывал, внимательно за мной наблюдая. И лишь когда я очнулся от размышлений, заговорил:
   - Что ж, Сергей Юрьевич, позвольте вас поздравить. Первое испытание вы успешно выдержали. Не без замечаний, но выдержали.
   - Хм-м, простите, вы о чём?
   - Ну как же! Вы прямо-таки ужом на своём стуле вертелись, так вам хотелось что-то сказать. Но удержались, а значит умеете себя обуздать, с чем я вас и поздравляю.
   - Неужели было так заметно?
   - Ещё как. Но вы не волнуйтесь. Светлана Аркадьевна сидела к вам спиной и ничего не видела, но мне было заметно. Впрочем, заметно в данном случае не то слово. Ваше нетерпение столь явно бросалось в глаза, что не заметить его мог только слепой. И это существенный недостаток, над которым вам предстоит поработать. Ну ладно, для первого раза неплохо. И что же вы хотели сказать?
   - Первый вопрос отпал. Меня поначалу удивили экивоки насчёт того, что убийства вы якобы не расследуете, но потом я понял: это для того, чтобы клиентку разговорить. Так?
   - Разумеется. Нужно было понять, чего она, собственно, от меня хочет. Клиенты же часто то ли стесняются, то ли с мыслями собраться не могут, но время тянут. Вот я их и подталкиваю тем или иным способом.
   - Тогда перейдём к более важному моменту. Мне показалось, что Светлана Аркадьевна была не вполне искрення. Когда вы сказали, что не любите работать с клиентами, которые вас обманывают, она замялась. Выражения её лица я не видел, но глазами в сторону она явно вильнула, что выдаёт неискренность. Вроде и врать неудобно, и правды говорить не хочется.
   - Да, я заметил. Только думаю, она не врала, просто всего не сказала.
   - Отчего же вы её не дожали?
   - Пока не нужно. Что бы я ей предъявил? "Голубушка, сдаётся, вы недоговариваете?" Сделала бы честное лицо, а то и ушла, обидевшись. Помимо того, что агентство в этом случае потеряло бы клиента, так ещё и дело меня заинтересовало, не хотелось бросать не разобравшись. А сейчас, когда она денежки в кассу внесла, всё в ажуре. Теперь, если мы найдём что-то, о чём Светлана Аркадьевна умолчала (а найдём обязательно), с ней можно будет потолковать предметно. Что-нибудь ещё?
   - Да. Что за странное условие насчёт сроков?
   - Беспокоится за сына, что тут странного?
   - Это как раз понятно. Одного сына убили, женщина за младшенького боится, но я бы на её месте просто попросил найти убийцу побыстрее. А она говорит два-три месяца, не больше. Почему? Через три месяца угроза что, сама собой исчезнет? И, кстати говоря, не слишком ли быстро всё случилось: три месяца всего прошло, а и следствие закончили, и суд провели... Я слышал, обвиняемые месяцами суда ждут.
   - Да нет, так бывает. У следственных органов план по раскрываемости, а досрочно сданное дело -- большой плюс. Поэтому, если всё ясно, да к тому же отношения у районного прокурора с председателем районного суда хорошие, можно судебное заседание и пораньше, вне общей очереди организовать. А вот сроки, о которых Светлана Аркадьевна упомянула... Хм-м, а вы правы, странно выглядит, как же я сам-то внимания не обратил? Есть над чем подумать, а пока нужно за дело приниматься.
   Скажите-ка, Сергей Юрьевич, а с чего бы вы начали?
   - Безусловно, со встречи со следователем. Информацию мы получили не полную, отрывочную. Нам надо понять, что случилось, почему подозреваемого оправдали при столь серьёзных уликах, тем более, имя следователя показалось мне знакомым: если не ошибаюсь, в одном из рассказов вы его упоминали...
   - Память вас не подвела. Согласен, поговорить для начала со следователем -- самое естественное, что мы можем сейчас предпринять. А уж затем, ясно ситуацию понимая, подумаем, что и как делать.
   И, не откладывая дела в долгий ящик, Иван Макарович принялся звонить. Но исполнял это простое действие довольно специфически. Я, конечно, могу ошибаться, но у меня давно сложилось впечатление, что люди, привыкшие к мобильной связи, зачастую о стационарном телефоне забывают. Ну, не то, чтобы забывают совсем, но подчас ленятся им пользоваться. В самом деле, если ваши контакты многочисленны, вы не можете помнить номера всех своих контактов. Значит надо записную книжку заводить, а мобильник -- и средство связи и записная книжка в одном, как говорится, флаконе. Пару кнопок нажал и порядок. А то, что по мобильному разговор платный во внимание обычно не принимают -- копейки.
   Иван Макарович, видимо, так не считал. Он достал свой мобильник, посмотрел номер и для начала набрал со стационарного телефона. И только после того, как ответа не воспоследовало, стал звонить с мобильного. И, если задуматься, только так и следует поступать. Пусть связь нынче подешевела, она всё равно остаётся очень дорогой даже в сравнении с не слишком развитыми странами. А зачем платить, когда можно поговорить бесплатно с обычного телефона? И это не скупость, а разумная экономия
   Договорился профессор быстро и уже через час мы входили в кабинет следователя. Роман Антонович оказался таким, каким я его и представлял. Молодой человек с приятной, располагающей внешностью. Но он был чем-то удручён и нашему появлению явно обрадовался. По поводу моего присутствия вопросов не задавал, только коротко поприветствовал, когда Иван Макарович представил меня в качестве своего помощника и сразу же перешёл к делу.
   - Дорогой Иван Макарович, как я рад, что вы занялись этим расследованием, глядишь вместе мы чего-нибудь и придумаем, а то, честно говоря, не знаю, что и делать. Положение просто аховое.
   - Да я уже понял со слов клиентки, что ситуация непростая. Но она подробностей не знает, поэтому расскажите ка вы мне всё с самого начала поподробнее.
   - Разумеется, скрывать тут нечего, особенно в сложившихся обстоятельствах. Пусть я не самый опытный следователь, но кое-чего видел. И на доследование дела возвращали, и оправдательные приговоры случались, но такого странного дела не припомню. Честно признаюсь, я почти в панике. Если в ближайшее время ничего не сделать, меня ждут серьёзные неприятности.
   - Даже так?
   - Вот именно! Короче, десятого июля утречком поступает вызов на труп Обычное, казалось бы дело, гулял человек с собачкой в парке, наткнулся на тело, вызвал милицию. Картина ясная: молодой мужчина в спортивном костюме и кроссовках. Бегал, значит, здоровье укреплял ну и доукреплялся. Личность установили быстро, мать прибежала, обеспокоенная тем, что сын долго не возвращается. Убит Николай Петухов был одним точным ударом, причём его, похоже выслеживали.
   Убийца ждал в кустах (там травка оказалась примята, ветки на кустиках надломлены и пара свежих окурков валялось), видимо хорошо представляя обычный маршрут жертвы, и, когда Петухов с ним поравнялся, вышагнул на тропу, нанёс один точный удар, подхватил обмякшее тело и отволок в кусты. Не прятал, просто убрал с тропинки, чтобы в глаза не бросалось. И пока, на первый взгляд, казалось, что преступник поджидал именно Петухова, хотя могло оказаться, что просто ждал первого, кто подвернётся.
   - А что за окурки?
   - Обычные, от красного Marlboro. Правда, на них имелся характерный прикус фильтра и были они явно свежими, поэтому мы их, конечно, прибрали и на экспертизу отправили. Орудие убийства искать не пришлось, оно в теле осталось. Металлический прут, заточенный с одной стороны. Немаленький, сантиметров пятьдесят длиной.
   - Редкое оружие.
   - Да, не совсем обычное. Убит Николай Петухов был с одного удара. Правая рука сжата в кулак так сильно, что разжать удалось только эксперту, проводившему вскрытие. В кулаке оказалась зажата простенькая серебряная серёжка. Вот такая.
   - Интересно..., -- Иван Макарович повертел в руках пакетик с вещдоком, -- Вы определили, откуда она взялась?
   - Нет. Я решил, что Николай просто нашёл её во время пробежки и подобрал. Держал в руке, а когда убийца нанёс удар, рука конвульсивно сжалась. Вот и всё.
   - А вы не подумали, что серёжка могла быть вырвана из уха убийцы? Женщины такие простенькие украшения обычно не носят, а вот некоторые мужчины...
   - Сейчас уже не знаю, что и думать. Но тогда мы были уверены, что эта серёжка не улика, а случайная вещь. Она не вписывалась в картину преступления, какой я её увидел. И к подозреваемому, который вскоре определился, её никак прицепить не удалось. Правда на серёжке имелись биологические следы, но слабые, смешанные с потовыделениями Николая Петухова, он же держал серёжку зажатой в кулаке. Исследования мы всё равно провели, но эксперт заявил, что надёжной идентификации преступника он по этим результатам не гарантирует. Только процентов на пятьдесят, не больше.
   - А подозреваемого проверили?
   - Да, совпадения обнаружились, но очень незначительные, на уровне статистической погрешности. Да и серёжек наш подозреваемый никогда не носил, с его биографией это просто немыслимо. Я вам чуть позже о нём подробно расскажу, уверен, вы со мной согласитесь. А пока вернёмся к жертве. Поначалу, только лишь осмотрев тело и место преступления и не имея ещё данных экспертизы, мы рассматривали разные версии, как это обычно в таких случаях и бывает.
   У убитого пропали часы и мобильный телефон, но версию ограбления я не то, чтобы совсем отбросил, но считал маловероятной. Вряд ли человек, отправляющийся в парк побегать, берёт с собой много ценностей. Конечно, в наши дни могут и за бутылку убить, только такой убийца жертву по кустам не выслеживает. Поэтому на первый план вышла версия о том, что убийство связано с профессиональной деятельностью покойного. Он-то сам вряд ли мог успеть во что-то серьёзное встрять, как адвокат себя ещё не проявил, но вот его отец был тем ещё зубром.
   В общем, стали проверять, выявлять связи, но на следующий день и от этой версии отказались, потому что всё стало ясно. На пруте эксперт обнаружил чёткие отпечатки и, когда мы их обработали и по базе пробили, сразу получили подозреваемого. Оказалось, наследил дважды судимый Осипенко Василий Семёнович. Рассказала Вам Светлана Аркадьевна об их студенческом любовном треугольнике?
   - Рассказала. И даже о том, что насчёт первого срока её отец постарался.
   - А она не говорила, что второй раз Осипенко на нары фактически её муж отправил? Не говорила? Ну естественно, впрочем, может она и не в курсе. Просто, когда ту преступную группировку ликвидировали, Осипенко шёл по делу мелкой сошкой и мог отделаться маленьким сроком. Но адвокат Петухов нарыл кое-какую информацию по своим каналам, шепнул следователю приватно, и статью Василию Семёновичу переквалифицировали. Понятно, Петухов о своей роли в том деле помалкивал, это же западло, но Осипенко мог узнать.
   - Даже если и узнал, суть от этого не сильно меняется.
   - Согласен, Иван Макарович, согласен. Это я к слову, для полноты картины. В любом случае, мы поимели серьёзный мотив и убедительные улики в виде отпечатков пальцев на орудие убийства. Вполне достаточно для того, чтобы задержать подозреваемого и задать ему пару вопросов. Не так ли?
   - Безусловно. Для первоначального допроса оснований более чем достаточно. Я бы на вашем месте поступил так же.
   - Послал я оперативников по месту жительства гражданина Осипенко, но в адресе они никого не обнаружили. Согласно паспортным данным, жил он один, поэтому квартиру вскрыли, обыскали, ничего не нашли. И по всему выходило, Осипенко там не ночевал, а может и пару дней не появлялся. Квартира, кстати говоря, выглядела странно или, лучше сказать, необычно.
   Этот Осипенко производил впечатление человека опустившегося. Ну я-то с ним позже познакомился, но не обнаружив его по месту жительства, оперативники соседей опросили. Так те в один голос -- ханыга. Знаете, есть такой типаж бытового алкаша, от бомжа только тем отличается, что одет почище и ночует не в подвале, а дома. Но у таких ханыг квартиры напоминают хлев: грязь, объедки всякие всюду валяются, пустые бутылки. А здесь чистенько на удивление. Обстановка бедная, можно даже сказать, нищая, но чистота, как не в каждой больнице. И ничего нигде не валяется, все вещи аккуратно по полочкам разложены, каждая на своё месте. У меня дома, честно признаюсь, такого порядка нет, хотя жена -- хорошая хозяйка.
   А ведь Осипенко человек одинокий и наверняка не имел средства на уборщицу, к тому же один из оперативников, человек холостой, осмотрев квартиру заявил твёрдо, что здесь чувствуется мужская рука. Мол женщина порядок в доме иначе наводит. Получался странный психологический портрет: на людях -- опустившийся алкаш, наедине с самим собой -- чистюля и аккуратист.
   - Значит не так прост, значит аккуратность и склонность к порядку -- черты характера из основных, раз их даже пьянство не стёрло. Другой вариант -- просто играл роль ханыги для соседей, создавал соответствующий имидж, чтобы в случае чего на него не подумали. Да и то сказать, человек он всё же образованный, полгода всего до окончания института не хватило.
   - Ну алкашами, бывает, и профессора становятся, тут дело не в образовании, но то, что не прост, это я понял. Более того, оказалось, что и в зоне (а мы, понятное дело, и туда запрос отправили) он такой же аккуратностью отличался. А насчёт имиджа... если он расчётлив, то отчего отпечатки оставил? Впрочем, скоро стало ясно почему.
   - Один момент. Прежде, чем продолжите покажите, пожалуйста, его фотографию. Интересно глянуть.
   - Извольте полюбопытствовать.
   С этими словами Роман Антонович извлёк из дела стандартную фотографию и Иван Макарович принялся внимательно её разглядывать, а я глядел из-за его плеча, в который раз убеждаясь, насколько внушаем обычный человек. Мне тут же припомнилась одна передача, виденная в молодости. Проводили психологический эксперимент: двум группам испытуемых показали одну и ту же фотографию -- портрет немолодого человека. Фотка-то был одинаковая, но вот установки группам дали разные. Членам первой группы сказали, что это портрет известного учёного-гуманиста, членам второй -- жестокого преступника и попросили сделать выводы о характере человека, изображённого на фотографии. Просто поразительно, если не наблюдать самому, но одни и те же черты лица свидетельствовали либо о бескрайней доброте, либо о патологической жестокости. В зависимости от начальной установки.
   Я знал, что Осипенко оправдан, но помнил и о двух его судимостях. И если первую из них ещё можно было счесть случайной, то второй раз он отправился срок отбывать сложившимся бандитом. Я и увидел бандита. С фотографии на меня смотрело лицо, с обладателем которого очень не хотелось знакомиться ближе. И не могу назвать его внешность отталкивающей, вовсе нет. Думаю, если бы гражданин Осипенко приветливо улыбался, его можно было бы даже счесть привлекательным. Но жёсткий прищур, презрительный изгиб углов рта, создавали впечатление, что он ни в грош не ставит окружающих, считая себя созданием более высокого порядка. На мой взгляд такой легко мог убить кого угодно, если это влекло за собой какую-то выгоду. Ну и конечно, бурная жизнь, отягощённая разнообразными пороками и явная склонность к выпивке тоже видны были отчётливо.
   - Хорош, -- сказал Иван Макарович, вдоволь насмотревшись (видимо, мнение у него сложилось такое же, как и у меня), -- ну и как же вы его словили?
   - А не пришлось ловить. Пока думал, как и где мы его искать будем, он сам нашёлся.
   - Неужто с повинной явился?
   - Как же, явится такой. Сообщение пришло из больницы. Вы же в курсе, Иван Макарович, что медицинским учреждениям предписано сообщать в органы правопорядка не только о случаях огнестрела, но также и о серьёзных травмах, могущих получиться вследствие насильственных действий. Вот одна из больниц и сообщила, что десятого, то есть как раз в день убийства, около десяти утра к ним в травматологию поступил человек с травмой головы. Скорую вызвал случайный прохожий, пострадавшего доставили в бессознательном состоянии, так что рассказать он ничего не мог, но документы при нём были и из них следовало, что пострадавший не кто иной, как разыскиваемый гражданин Осипенко Василий Семёнович.
   Я, конечно, сразу же помчался в больницу и первым делом с врачом переговорил. И получалось так: гражданина Осипенко подобрали в бессознательном состоянии, причём, от места, где его нашли до места убийства всего полчаса ходу. На голове рана, для жизни не опасная, нанесённая тупым, твёрдым предметом, скорее всего камнем. Первую помощь ему оказали, но хотя врач категорически запретил его забирать, поговорить разрешил. Я начал расспрашивать где он был, да что делал в интересующее нас время, а тут сюрприз. Смотрит на меня Василий Семёнович безмятежно и твердит, что ничего не помнит. Как зовут помнит, где живёт тоже помнит, что неделю назад делал рассказать готов, но вчерашний день начисто из памяти выпал. И главное, непонятно, врёт или вправду последствия травмы.
   Врач, которому я объяснил, что больной подозревается в убийстве, сказал, что симуляция, конечно, не исключена, но утверждать что-либо определённое он не может. И ни один врач не сможет, потому что мозг -- орган далеко ещё не до конца изученный, а травмы головы могут иметь самые серьёзные последствия. Амнезия после таких травм дело обычное, лечить её не умеют, проходит сама через день или через год. Или совсем не проходит. Поскольку доказать обратного я не мог, был вынужден исходить из того, что Осипенко действительно не помнит событий того рокового дня. Ну а поскольку медики сказали, что дня через два больного можно будет выписать, я удалился, распорядившись перевести подозреваемого в отдельную палату и установить около неё пост.
   - Готов подтвердить, -- перебил следователя Иван Макарович, -- как специалист, имеющий медицинскую подготовку. Травмы головы действительно могут привести к непредсказуемым последствиям и амнезия в таких случаях -- дело довольно обычное.
   - Я понимаю. Только как прикажете подозреваемого допрашивать, если он ничего не помнит? Оставалось надеяться, что память к нему вскоре вернётся. Через два дня больной поправился настолько, что его выписали. К этому моменту я уже имел на руках постановление об аресте, поэтому гражданина Осипенко сразу же из больницы доставили ко мне и я предъявил ему обвинение. Выслушал он спокойно и тут же сильно меня удивил. Заявил буквально следующее: мол нехорошо это, гражданин начальник, если человек в жизни оступился, вешать на него всех собак, тем более, пользуясь его болезненным состоянием. Но хотя он, Василий Осипенко и не помнит всех подробностей того дня, убийцей Николая Петухова быть никак не может, потому что означенный Николай Петухов его сын.
   - Как сын?
   - А вот так. И тут же адвокат кладёт мне на стол требование о проведении генетической экспертизы.
   - Погодите, Роман Анатольевич, погодите, про адвоката вы ещё не упоминали. Откуда он взялся? Назначенный?
   - Ничего подобного! Осипенко, оказывается, сам его вызвал, ещё когда в больнице лежал. Практически сразу после моего первого визита вызвал и это ещё одна странность, потому что адвокат не простой. Да вы наверняка про него слышали.
   Следователь произнёс фамилию, ничего мне не сказавшую, но Иван Макарович нахмурившись кивнул. Позже он объяснил мне, что это, так называемый, чёрный адвокат. Из тех, кто предпочитает опираться не закон, а на связи и закулисные договорённости. Зная, что я веду записи, профессор настоятельно рекомендовал некоторые фамилии не указывать, дабы не давать повода к обвинениям в клевете. Не пойман, как известно, не вор, а потому я этого адвоката буду в дальнейшем называть Н-ский.
   - Насколько я помню, этот тип никогда благотворительностью не занимался, а Осипенко совсем не богач. По вашим же словам.
   - Верно, но факт, Иван Макарович, есть факт. Василий наотрез отказался говорить со мной без адвоката. Я, как и полагается, ответил, что государственного защитника мы ему обязательно предоставим, но Василий Семёнович решительно отказался, заявив, что у него адвокат есть и он уже предупреждён ("Я как Вас в больнице увидел, сразу понял, что в покое не оставите и своего адвоката предупредил заранее"), так что только позвонить осталось. Право на звонок никто не отменял, я к тому же был настроен благодушно, полагая дело практически раскрытым.
   Представляете, как я удивился, когда Н-ский тут же примчался, стоило Осипенко его вызвать?. Когда я съиронизировал, что как то раньше он субботников не любил, Н-ский ответил, что не следует слепо доверять слухам. Он вовсе не столь меркантилен, как о нём говорят злые языки, и для старого друга может поработать и бесплатно. Ну а когда Осипенко заявил, что Николай Петухов его сын и потребовал генетической экспертизы, Н-скй своего подзащитного полностью поддержал и в тот же день передал мне требование, оформленное по всем правилам.
   - По дружбе, значит, -- протянул Иван Макарович, -- зная господина Н-ского, плохо верится в сей феномен.
   - Насчёт дружбы не знаю. Всяко бывает, однако по опыту знаю, что такие типы обычно друзей не имеют, только сообщников. Но знакомы они и впрямь были давно. Именно Н-ский защищал в своё время Осипенко, как и других членов ликвидированной преступной группировки. Более того, мы сильно подозревали, что он был не просто нанятым защитником, но и активным членом этой самой группировки, доказать, правда, ничего не смогли. Так что Н-ский вышел сухим из воды и даже свою адвокатскую лицензию сохранил. А вот теперь проявился вновь. И хотя его появление показалось мне крайне подозрительным, формально придраться было не к чему. Адвокат имеет полное право работать без оплаты.
   - Ну а что же насчёт экспертизы? Сделали?
   - Да, конечно, хотя это удовольствие дорогое. Не было повода отказать. Адвокат запрос оформил по всем правилам, да ещё и обосновал грамотно. Мол, из-за травмы и связанной с ней потерей памяти, эффективно, доказательно защищаться Осипенко не может, а улики серьёзны, значит надо косвенные доказательства в пользу обвиняемого собирать. Ведь одно дело, когда человека обвиняют в убийстве сына его старинного недруга и совсем другое, когда в убийстве собственного сына. Тут присяжные вполне могли бы и на сторону обвиняемого встать. В общем экспертизу провели и она дала однозначный ответ: Василий Осипенко действительно биологический отец убитого Николая Петухова.
   На самом деле экспертиза в этом деле важна только как официальный документ, скажем для суда, а так можно было бы и без неё обойтись, достаточно на фотографии глянуть. Мне это, понятно в голову не пришло, но когда данные экспертизы получил, полюбопытствовал. Да вот, пожалуйста, убедитесь сами, -- следователь полез в ящик стола, извлёк папку и выложил на стол фотографию, на которой был заснят приятный молодой человек.
   - Во-от, извольте видеть, это наш потерпевший, Николай Петухов. Снимок сделан за месяц до убийства.
   На мой взгляд дилетанта Николай вовсе не походил на Василия Осипенко, чьё фото так и оставалось на столе. Однако я держал своё мнение при себе, ожидая вердикта наставника. Но Иван Макарович не спешил, разглядывал оба фото внимательно, под разными углами. Наконец изрёк:
   - Ну что сказать? Определённое сходство безусловно просматривается. Но на мой взгляд недостаточное для однозначных выводов. Если про результатов экспертизы не знать, я бы поостерёгся утверждать что-либо определённое.
   - Правильно, Осипенко нынче тот ещё красавец, я тоже удивился, когда он о своём отцовстве заговорил. Но жизнь его била, чай не на курорте загорал, а на лесоповале, так что изменился за последние двадцать лет он довольно сильно. А вот так он выглядел двадцать лет назад, -- и жестом фокусника, вытягивающего кролика из шляпы, Роман Антонович вынул из папки ещё одну фотографию.
   Да, новая, предъявленная следователем фотография, сомнений не вызвала даже у меня, не говоря уж об Иване Макаровиче. Отличия оказались настолько незначительны, что снимки можно было принять за портреты родных братьев.
   - Надо же, -- впервые за время разговора обратился ко мне Иван Макарович, -- вы были правы. Светлана Аркадьевна скромно умолчала о такой пикантной подробности. Надо же "пытался за мной ухаживать". Активно, надо полагать, пытался.
   - Не судите строго, -- вступился за нашу клиентку следователь, -- дама она солидная, может ей просто стыдно было признаться, что дважды судимый уголовник некогда числился её женихом. Да и не знает она об этой экспертизе.
   - Вы ей не говорил?!
   - Нет, а зачем? Ничего нового по делу это не добавило бы. То, что Осипенко испытывает сильную неприязнь к Петуховым было и так понятно (да он и сам не скрывал) вот я и не счёл необходимым травмировать женщину. Она и так натерпелась.
   - Ну, допустим. А дальше что было.
   - А дальше, как обычно -- рутина. Следователь давит, подследственный упирается. Я и перерывы в допросах устраивал, и свою медкомиссию организовал, без толку. Наши судебные медики повторили то же самое, что говорил врач из больницы: всё возможно и равновероятно, но недоказуемо. В том смысле, что если Осипенко и симулирует амнезию, его не поймать. Это сумасшествие имитировать довольно трудно, опытный психиатр тут же симуляцию раскроет, а амнезия -- дело другое. Главное, даже особо притворяться не нужно: тут помню, тут не помню и всё.
   Прошло почти два месяца и начальство стало недовольство проявлять. Мол, что-то ты, Рома, тянешь, надо бы форсировать. Начальник-то мой человек порядочный, Вы же, Иван Макарович, его знаете, но и его можно понять. Пусть сроки ещё не вышли, но ведь и перспектив не просматривается. А если амнезия у Осипенко вообще никогда не пройдёт, что делать? Следствие нельзя тянуть годами. Ну я и решил ускорить, хотя одно обстоятельство меня несколько смущало
   Помните, я про окурки упомянул. Естественно, мы их на Осипенко примерили, но, во-первых, оказалось, что курит он Беломор, а во-вторых, эксперты не нашли ни малейшего сходства его слюны со следами, оставшимися на окурках. В отличие от серёжки, окурки исследовать было куда легче, потому что на траве они пролежали не долго, а день был сухой, солнечный. Так что можно было уверенно утверждать, что Василий Семёнович не имеет к этим окуркам никакого отношения. Ну я и решил внимания на них не обращать. Мало ли кто там курить мог.
   - Это вы зря. Может и не имеют, но только отчего это некто курил в кустах? Да ещё примерно в то время, когда совершалось убийство. Если этот некто и не имел отношения к самому преступлению, то ведь он же мог что-то видеть, значит свидетель. Тут вы, батенька, промашку дали, надо было этого свидетеля поискать.
   - Да где же его искать? То есть я сейчас понимаю, что проявил небрежность, а тогда... В общем, я понимал, что улики хотя и весомы, но недостаточны, а каких-то новых фактов собрать не удалось. Я имею ввиду, надёжных, которые можно было бы недвусмысленно истолковать. Оперативники проверили каждый шаг подследственного с момента освобождения, но не смогли доказать, что он встречался с погибшим или с его матерью. Да, его несколько раз замечали в том парке, где Петухов бегал и именно по утрам, но это же не криминал. Выходить на суд только с этими данными было рискованно, требовалось ещё что-то. Что-нибудь повесомее, например, признание.
   Воспользовавшись тем, что адвокат приболел, я вызвал Осипенко на допрос и стал уговаривать. Я не угрожал, поверьте, просто попытался поговорить. Мол ты же, мил человек, ничего не помнишь, так? Значит, теоретически мог убить. Да и твои отпечатки на заточке никуда не денешь. Их одних хватит, чтобы тебя осудить, так ты бы признался, глядишь срок поменьше получишь. Ну и уговорил на свою голову. Признание Осипенко подписал и я со спокойной душой дело закрыл и передал в суд.
   - А на суде он от признаний отказался.
   - Если бы! Если бы только от своих показаний отказался, это была бы неприятность, достаточно типичная в нашей работе. Неприятность, но не беда. Получилось гораздо хуже. Заседание открылось в пятницу. Пока присяжных отобрали и к присяге привели, пока прокурор обвинительное заключение зачитал, день почти прошёл. Судья спросил обвиняемого, признаёт ли он себя виновным, а Осипенко, смущённо улыбаясь, отвечает: "Ну да, признание я подписал".
   - А виновным себя признаёте? Вы убили?
   - Видимо я, больше-то вроде и некому. -- разводит руками подсудимый, -- А точно я не томню, амнезия у меня, Ваша честь.
   На том первое заседание и закрыли. На выходные утроили перерыв, а в понедельник с утра сенсация. Встаёт подсудимый и скромненько так, вежливо, просит разрешения сделать важное заявление. Ему, разумеется, разрешают, а он и говорит: "От своих признаний отказываюсь, следователь меня заставил, пользуясь моим болезненным состоянием. Но теперь память ко мне вернулась, я точно помню, что я делал в тот день. Так вот, я Николая не убивал. Собственно, я всегда утверждал, что не мог убить собственного сына".
   Немая сцена, вы ж представляете? Прокурор, саркастически усмехаясь, интересуется, когда, мол, вспомнил, только что? "Нет, -- отвечает Осипенко, -- ещё в субботу. Но я же понимаю, что голословным утверждениям человека с моей биографией никто не поверит, а потому вызвал адвоката и попросил его доказальства поискать. Они, к счастью, нашлись, мы можем их предъявить".
   Из дальнейших пояснений адвоката выяснятся следующее. Оказывается, десятого июля с половины восьмого до девяти утра Осипенко просидел на лавочке. Указал точный адрес, местоположение скамейки. А это твёрдое, железобетонное алиби, потому что Николая Петухова убили в начале девятого, а от той лавочки до парка, где труп нашли не менее получаса добираться. Что пешком, что на машине.
   Прокурор снова съязвить попытался насчёт того, что подсудимый так точно всё вспомнил, вплоть до минут, а Осипенко спокойненько ему отвечает: "Время, я не запомнил, врать не стану, да и к чему? Оно в записи проставлено". В какой записи? В самой обычной. Там, оказывается, банк расположен. Банчок не из крупных, но камера на входе имеется и как раз ту скамейку захватывает. Посмотрели -- действительно. Запись подлинная, Осипенко на ней как живой, экспертиза установила, что это не монтаж и снят не двойник, а реальный Василий Семёнович, да и в банке впоследствии подтвердили, Н-ский диск с записью официально изымал. Да вот сами посмотрите, я вам выборочно некоторые кадры продемонстрирую.
   Действительно, запись оказалась очень ясной, Осипенко в кадре узнавался легко. Он ничего не делал, просто курил, сидя на скамейке, глядя прямо в объектив.
   - Странно, что запись с камеры в течении трёх месяцев сохранилась.
   - Мне это тоже странным показалось. Съездили мы в тот банк, проверили. Оказалось, записи у них месяц хранят, потом стирают. Но некоторые диски хранятся дольше. Решает обычно начальник охраны, но по данной конкретной записи никто ничего определённого сказать не смог. Осталась и осталась, какая разница почему?
   - Значит Осипенко вашему просто повезло?
   - Выходит так. Страсть как не люблю я таких везунчиков, но должен признать: теоретически запись действительно могла сохраниться случайно. Допустим, охране показался подозрительным потёртый мужик, битый час сидящий напротив банка. Прогнать ни прав, ни оснований нет, а может он наводчик грабителей, хронометраж ведёт? Вот диск и сохранили, да и забыли про него. На самом деле неважно, почему эта запись осталась. Главное, она создавала Василию Семёновичу железобетонное алиби, на фоне которого его пальчики на заточке уже не имели никакого значения.
   При этих словах следователя Иван Макарович негромко хмыкнул. Зная, что старик очень не любит подобных случайностей, я для себя отметил, что всё же факт длительного хранения такой пустяшной записи должен получить какое-то объяснение. Может оно и так, как Роман Антонович говорит, но проверить не помешает. Чтобы не забыть и при случае напомнить, я сделал пометку в блокноте.
   - Оправдали?
   - Естественно. У присяжных, Иван Макарович, даже тени сомнения не возникло, они и получаса не совещались. Разумеется, вердикт вынесли не в тот же день, когда Осипенко своё сенсационное заявление сделал. Мы как могли время тянули: очень уж не хотелось безропотно принимать столь разгромное поражение. Запись на экспертизу отправили, в банк съездили, самого Осипенко допросили несколько раз, выясняя как и зачем он на той лавочке оказался. Но он держался спокойно, не дерзил, не грубил, только усмехался иногда. Мол понимаю я вас, ребята, но никуда вы не денетесь, выпустите.
   После того, как к Василию Семёновичу память вернулась, не сбился он в дальнейших показаниях уже ни разу. Объяснил, что просто бродил без особой цели. Присел на первую попавшуюся лавочку. Сидел, пиво пил, курил, о том, как жить дальше думал. Толкового ничего не надумал, пошёл домой. А поскольку выпитое пиво на старые дрожжи наложилось и он слегка захмелел, по дороге с каким-то мужиком поругался (причины ссоры не помнил), тот его камнем по голове и приласкал. Очнулся в больнице. И всё. Ну и ничего не поделаешь, пришлось выпускать с извинениями Представляете теперь, Иван Макарович, в какой я заднице?
   - Зачем же так мрачно? Неприятно, согласен, но ничего противоправного вы не делали. Если, конечно, ваш рассказ точен.
   - Точен, точен, не сомневайтесь. Только кто там, -- Роман Антонович выразительно поглядел на потолок, -- будет со мной разговаривать? Мой-то шеф нормальный мужик, всё понимает, но и над ним начальство есть, а оно судит по результату. Результат же, прямо скажем, неприглядный. Получается, кретин-следователь вместо того, чтобы кропотливо улики собирать, выбил из подследственного признание, что в итоге обернулось конфузом, позором и материальным ущербом.
   - Откуда ущерб? -- не выдержав, встрял я, на что никто внимания не обратил, -- Вы имеете ввиду расходы на повторное следствие?
   - И их тоже, -- вздохнул Роман Антонович, -- но это так, копейки на общем фоне. Другое дело, что следователь, которому теперь это дело поручат, не единожды вспомнит меня недобрым словом. Ничего, это я тоже переживу. А вот материальная компенсация за ущерб -- дело другое. Раз Осипенко оправдали, значит сидел он зря, без вины. Значит имеет право на компенсацию. Не такая уж маленькая сумма, между прочим. А откуда её взять, как не из бюджета?
   Самое обидное, что этот уголовник (пусть Осипенко убийства и не совершал, он всё равно уголовник) остался в полном шоколаде. Это нам с вами три месяца в камере вечностью покажутся, а Василий Семёнович отсидел с комфортом. С его-то биографией он в любой камере будет в фаворе. Зато теперь и при деньгах, и ментам нос утёр, авторитет заработал. Так что дела плохи, так плохи, что хуже некуда. Если удастся быстро настоящего убийцу поймать, грехи мне простят, если же нет... В общем, вся надежда на вас, дорогой Иван Макарович, а я вам любую посильную помощь обеспечу, не сомневайтесь. Всё, что в моих силах.
   - Не сомневаюсь и непременно воспользуюсь, -- пробурчал Иван Макарович, -- у вас людей много, не всё же мне, старику, бегать. Что ж, дело интересное, посмотрю, что тут можно сделать.
   Мы, распрощавшись с Романом Антоновичем, направились к выходу и уже в дверях, обернувшись, Иван Макарович сказал: "Надо же, никогда не думал, что амнезия может быть настолько полезна".
  
   Глава четвёртая.
   Автор получает первое самостоятельное задание и с удивлением узнаёт, как трудно собирать паззлы.
   Покинув кабинет гостеприимного, но очень опечаленного следователя, старый сыщик куда-то целенаправленно двинулся. Я шёл следом, не задавая лишних вопросов. Но целью на данном этапе оказалось кафе, расположенное неподалёку. Иван Макарович предложил присесть, перекусить и суммировать полученную информацию в спокойной обстановке, дабы наметить план дальнейших действий.
   - Ну что, друг мой, теперь понятно, почему Светлана Аркадьевна нам всего три месяца отвела? -- спросил он, после того, как официант принёс ланч.
   - Пока нет, надо подумать.
   - А чего тут думать? Всё дело в наследстве.
   - Простите, в каком наследстве? В чьём?
   - Ну как же? Николай был основным наследником своего отца, вернее, если соблюдать точность формулировок, того, кто его отцом считался -- адвоката Петухова. Условного отца, как теперь выяснилось, но сути дела это не меняет. Важно то, что умер Николай человеком далеко не бедным. И теперь, оправданный судом сиделец Осипенко, его полноправный наследник наряду со Светланой Аркадьевной. А там, уверяю вас, прилично осталось, даже если пополам поделить, станет Василий Семёнович весьма обеспеченным господином.
   - Надо же! Мне как-то такой поворот в голову не пришёл.
   - А между тем, всё очевидно. Наследники первой очереди это супруги, дети, родители. Братья-сёстры не в счёт. Женат Николай никогда не был, детьми не обзавёлся (хотя, кто знает) и до последнего времени его единственной наследницей считалась мать. Но раз и отец наличествует (а составлением завещания молодой Петухов не озаботился по молодости лет), имущество придётся делить пополам. А там есть, что делить, поверьте. Это и обширная квартира в Центре, и загородный дом, и солидный счёт в банке. Да и офис под адвокатскую контору не арендованный, а в собственности. Я уж не говорю о нескольких автомобилях, антиквариате и прочих мелочах. По сравнению со всем этим добром, полагающаяся господину Осипенко компенсация за незаконный арест, не более, чем карманные деньги, которые, впрочем, тоже не лишние.
   - На что же, интересно, Светлана Аркадьевна рассчитывала, умолчав о столь важных обстоятельствах? Неужели она могла всерьёз надеяться, что вы не узнаете о том, что Осипенко отец её сына?
   - Чем она руководствовалась, это нам ещё предстоит выяснить. Может, как считает Роман Антонович, стеснялась, но скорее посчитала, что к делу этот момент отношения не имеет. Основная её цель -- семью от угрозы со стороны Василия Семёновича обезопасить, а наследство само ей достанется, если Осипенко сядет. Заметьте, Светлана не знает, при каких обстоятельствах его оправдали и считает случившееся судебной ошибкой либо результатом подкупа.
   Я думаю, первое, что сделал Осипенко после освобождения -- к нотариусу двинул, чтобы о своих правах заявить. И голову на отсечение даю, когда Светлана сегодня к нам шла, она уже знала, что возникли непредвиденные осложнения. Потому и определила нам срок в два, максимум в три месяца. Вы же знаете, что в права наследования можно вступить только спустя полгода после смерти наследодателя. Этот срок для того и даётся, чтобы все возможные наследники успели о себе заявить. Три месяца уже прошло, три осталось. А делиться Светлане Аркадьевне видимо очень не хочется, потому что всё, что она Василию отдаст, она тем самым у младшего сына отберёт.
   - Ну что же делать, если так по закону полагается.
   - Закон и справедливость, уважаемый Сергей Юрьевич, это не одно и то же, далеко не одно и то же. Господин Осипенко жил как хотел, он пальцем о палец не ударил, чтобы заработать то, на что претендует.
   - Ну да, а покойный адвокат Петухов, надо полагать, образец порядочности, состояние своё сколотил исключительно честным, непосильным трудом.
   - Наверняка нет. Не всегда честным, но это к делу не относится. Как бы то ни было, но он его сам сколачивал и не наше дело выяснять источники доходов господина Петухова. На то есть специально обученные люди.
   - Согласен, считать деньги в чужом кармане не очень этично. Только припомните, Светлана Аркадьевна поручила вам убийцу сына найти, а о том, чтобы в наследственные дела их семьи лезть и речи не шло.
   - Вот то-то и оно. Боюсь, одно с другим тесно связано. Я не раз говорил вам, что очень не люблю якобы случайных совпадений, потому как на поверку часто выходит, что были они не случайны, а напротив, тщательно спланированы. Только задумайтесь каков везунчик наш Василий Семёнович, причём, внезапный везунчик, что интересно. Ведь явно жизнь не сложилась, шестой десяток разменял, а что в активе? Две отсидки, ни профессии, ни семьи, ни денег. Прямой путь к белой горячке, преждевременной смерти и похоронам в общей могиле за счёт государства.
   И вдруг всё меняется, как по мановению волшебной палочки, будто кто-то в небесной канцелярии переключил триггер5 управления его судьбой с минуса на плюс. Как раньше не везло, так теперь попёрло. Сынулю, которого он в глаза не видал и жизнью которого никогда не интересовался кто-то убивает очень вовремя, как раз тогда, когда у нашего фигуранта большая нужда в деньгах наблюдается.
   Он при этом наследил, как нарочно. А ведь Осипенко опытный зек и не мог не знать, что по отпечаткам пальцев его в момент определят, что и случилось. Арест, следствие, суд. А приговора нет: как пресловутый рояль в кустах вдруг объявляется запись, которой по идее быть не должно, ибо срок хранения истёк, а никакой особой важности, логично объясняющей причины длительного хранения именно этой записи не обнаружено, причём в банке никто толком объяснить не может, кто именно и почему решил именно эту запись сохранить. И запись-то какая, просто загляденье. Осипенко будто позирует, что твой артист. Да вы сами видели. Неужто и впрямь думаете, что это случайно?
   - Действительно, нарочито как-то. Но согласитесь, убийцей он быть никак не может.
   - Соглашусь, что заточку в Николая он не втыкал, но ведь мог иметься сообщник.
   - Как и где его искать?
   - Пока не знаю. Если бы найти способ как-то фигуранта расшевелить. Занервничает, глядишь и ошибётся.
   - Для начала надо бы убедиться, что он действительно на наследство претендует. А не позвонить ли вам Роману Антоновичу? Он же помощь обещал, вот пусть и разузнает. Ему легче будет у нотариуса информацию выцепить.
   - Позвонить, конечно, можно, но проще у Светланы Аркадьевны узнать, всё равно с ней нужно ещё раз встретиться. Да и не сомневаюсь я, что Осипенко уже зарегистрировался в качестве наследника.
   - Слушайте, Иван Макарович, я сейчас вспомнил один из ваших рассказов, где речь о наследстве шла. Смотрите, что получается: если Николай не сын Виктора Петухова, то выходит, наследство он получил незаконно. Пусть Светлана в суд обратится чтобы завещание мужа оспорить. Тогда Осипенко ничего не получит.
   - Не выйдет. Виктор Ильич оставил завещание в котором назвал своих наследников поимённо. Не просто жена, а Светлана Аркадьевна Петухова, не просто сын, а Николай Викторович Петухов. А раз так, то степень родства совершенно не важна. Единственно, что может быть, налоговые органы затребуют доплату, потому что налог на наследство разный: сын-наследник платит минимум, а человек посторонний существенно больше, но это мелочи. И кроме того, большую часть своего имущества Виктор Ильич перевёл на сына ещё при жизни, а это и вовсе неоспоримо: дарить можно что угодно кому угодно. Ладно, поели, кофе допили, пора за работу приниматься.
   Самое время безутешную мать посетить. Думаю расспросить её подробно о том, о чём она умолчала. Василия Осипенко она, судя по их общему сыну, знала более чем хорошо, глядишь что-то полезное для нашего расследования припомнит. Ну а когда я с ней закончу, мы с вами встретимся и результаты суммируем.
   - Не понял. Вы что же меня бросаете?
   - Увы, иначе нельзя. Светлана явно стесняется о своей связи с Осипенко говорить, тут Роман Антонович видимо прав. А значит нужно проявить деликатность. Наедине мне, думаю, удастся её разговорить, иначе, боюсь не получится. Или, по крайней мере, ценой значительно больших усилий и нервов. Потому что беседа вдвоём ещё может рассматриваться, как конфиденциальная, нечто вроде исповеди, а трое -- уже чуть ли не коллективное совещание.
   - Да, понимаю. Но что делать? Позвоните, когда закончите.
   - Не торопитесь, для вас у меня тоже задание есть. Если вы, конечно, не против.
   - Ну разумеется не против. Что нужно делать?
   - Поезжайте-ка вы к тому Банку, где Осипенко перед камерой позировал. Посмотрите, что там и как устроено. Только вопросов никаких не задавайте, просто посмотрите: что за банк, как охрана работает. Деньги что ли поменяйте или насчёт кредита поинтересуйтесь, в общем, покрутитесь там сколько сможете, потом свои впечатления доложите. По моим прикидкам освободитесь Вы к половине пятого, ну а у меня как пойдёт, не знаю. Поэтому, как из банка выйдете, наберите мне. Если не отвечу, значит занят, тогда не ждите меня, Сергей Юрьевич, езжайте домой, освобожусь -- перезвоню.
   На том мы и распрощались, договорившись встретиться в офисе "Интеллекта" вечером или назавтра с утра, в зависимости от ситуации. Было уже около трёх часов пополудни, когда мы из кафе вышли, а разговор со Светланой Аркадьевной на столь щекотливую тему, как разбор её ошибок молодости, мог затянуться.
   Поначалу, едва задание получив, преисполнился я гордости и энтузиазма: раз профессор самостоятельные действия мне поручает, значит считает равноправным партнёром и, следовательно, отработать необходимо со всем тщанием. Однако вскорости мелькнула мысль, что поручение Иван Макарович дал мне зряшное. Придумал сходу для того только, чтобы я не чувствовал обиды за то, что с собой меня не взял. Ну что, если честно, я могу там отыскать, если расспрашивать никого нельзя? Наверняка банчок не из топовых, судя по окрестностям, которые в записи хорошо видны.
   Энтузиазм решительно испарился, я даже остановился раздумывая, не повернуть ли назад? Но постоял, покурил, подумал и решил путь продолжить. Лучший способ завалить дело -- заранее счесть его провальным или не нужным. Я ведь хотел посмотреть изнутри на все аспекты сыскной работы, а она и из таких визитов состоит. Кроме того нельзя исключать, что Иван Макарович, всё ещё сомневаясь в правильности решения допустить дилетанта в свою профессию, решил таким образом проверить мою надёжность, как младшего партнёра. Мог ли я знать заранее, что именно благодаря этому, искусственному на первый взгляд заданию (и хорошей памяти, конечно), мы и раскроем в результате это загадочное преступление?
   По дороге принялся я обдумывать легенду, хотя явных действий предпринимать был не должен. Но для того, чтобы пробыть в банке какое-то время, необходимы основания. Лучше всего, если в помещении клиентов много, тогда и придумывать ничего не надо: занял очередь и жди, по сторонам поглядывая. И уйти в любой момент можно, якобы что-то вспомнив, никто на тебя внимания не обратит. К тому же, когда люди делом не заняты, а просто тупо чего-то ожидают, время тянется медленно, буквально ползёт, а потому люди в очереди начинают испытывать сенсорный голод. На общение их тянет, проще говоря. Из такого, ни к чему не обязывающего лёгкого трёпа, много чего полезного выцепить можно, особенно если умело разговор в нужную сторону направлять.
   Увы, но в маленьком банке очередей обычно не бывает. Другое дело Сбербанк. Но и там в три часа дня в будний день, толпа не собирается, только в конце дня, да в выходные. Кстати, интересное наблюдение: пенсионеры норовят Сбербанк посещать именно тогда, когда в помещении не протолкнуться, хотя, казалось бы, днём в будни, когда никого нет, можно все свои стариковские дела сделать быстро и без хлопот. Долго не мог понять отчего так, потом сообразил: а им и не надо быстро. Скучно им на пенсии, а потому пришёл-ушёл их не устраивает. Им как раз надо, чтобы народу побольше, чтобы с часик в толпе потолкаться, пообщаться. Как в клуб в Сбербанк по выходным ходят.
   Значит очереди, скорее всего не будет, придётся всё-таки что-то придумывать. Можно, конечно, поменять деньги, последовав совету Ивана Макаровича, но на эту операцию я и пяти минут не потрачу. Счёта там у меня нет, да если бы и был, в маленьком банке очередей, как правило, нет. Счёт открыть или кредитом поинтересоваться? А если, не дай Бог, вдруг дадут? Мне кредит не нужен, но отказаться будет уже неудобно. Как-то естественно такую сцену разыграть не смогу.
   В общем, думал я долго, но, уже подходя к месту, придумал. Нынче в каждом банке банкоматы имеются. Если же трижды подряд неправильно ПИН-код ввести, некоторые банкоматы карточку не возвращают и тогда, чтобы назад её получить, надо аппарат вскрыть и выполнить определённые формальности, на что требуется некоторое время. Значит решено, разыграю рассеянного лоха, на что, надеюсь, моих невеликих актёрских способностей хватит.
   Банчок и в самом деле оказался невелик (в дальнейшем, дабы избежать возможных обвинений в скрытой рекламе, буду называть его просто и без затей -- АБВГД-банк), но довольно уютен и очень хорошо оформлен. Великолепие больших солидных банков мирового уровня столь маленькому не к лицу. Его и не было, офис выглядел скромно, но это была не вынужденная скромность бедности, а достойная скромность среднего класса, знающего себе цену.
   Между прочим, оформить офис именно так, задача не простая. Ибо очень легко грань перейти и скатиться в нарочитую, как бы сказать, театральную бедность, искусственность которой очевидна любому. Вроде как в некоторых современных фильмах про войну. Когда сидят, допустим, оборванные партизаны в землянке и грустно размышляют, что хошь не хошь, а надобно налёт на "фрицев" делать, а то неделю уже одну траву жрём, да сучки грызём, с голодухи животы пучит, ещё немного и передохнем все до единого. Да и одежонка нужна, оборвались до крайности, а то ударят холода со дня на день и кранты. И всё бы хорошо, только рожи у оборванцев откормленные, в три дня, как говорится, не обгадишь, и лохмотья новёхонькие, чуть ли не от кутюр, а потому действу совсем не веришь и не высокую грусть и благоговение перед подвигом предков фильм вызывает, а горький смех сквозь слёзы.
   Видимо у хозяев банка с чувством меры и здравым смыслом всё было в порядке. По опыту знаю, такие небольшие банки, не имеющие возможности конкурировать на равных с финансовыми китами живут обычно (и, кстати, выживают даже во время кризисов) за счёт не совсем законных операций, либо, пристроившись к какой-либо богатой фирме, которую и обслуживают.
   Вот, например, ремонтировал я недавно зубы. Это не оговорка, стоматология нынче столь усложнилась и подорожала, что приведение челюсти в порядок вполне сопоставимо по стоимости с небольшим ремонтом. Солидная, богатая клиника, точнее сеть клиник. Работают качественно и услуги, по желанию клиента, оказывают в кредит. Но кредит оформляется через определённый банк, являющейся дочерней структурой клиники и процент, как можно догадаться, не самый низкий. Так чего такому банку не процветать, будь он даже микроскопическим?
   Ну это я так, к слову. Войдя в помещение и не увидев ничего необычного, я поинтересовался у охранника, есть ли тут банкомат. Он, разумеется имелся. А дальше по плану: трижды неправильно набрал код, банкомат мою карточку и съел. Зову охранника, вот, мол, какая неприятность. Тот кивнул, случается, не вы первый, не вы, увы последний, рацию достал и передал: "Парашюта, позовите, пусть в зал выйдет, надо банкомат вскрывать".
   - Как, простите, -- переспрашиваю, -- при чём тут парашют?
   - Не обращайте внимания, -- улыбается охранник, -- это я нашего сисадмина зову, прозвище у него такое.
   Странное прозвище, подумал я, видимо парень увлекается парашютным спортом, однако, появившийся вскоре молодой человек, впечатления спортсмена не производил. То, что это именно сисадмин, а не операционист, менеджер или кто-либо ещё, было понятно по общей расхлябанности приближающейся фигуры и небрежности в одежде (в отличие от остальных работников банка, одетых в униформу, этот щеголял в тапочках, потёртых джинсах и майке с изображением жутковатого монстра), столь характерной именно для компьютерщиков. Они у нас уже давно образовали особую касту, как бы отдельную социальную прослойку, со своим языком, не всегда понятным непосвящённым и даже внешне порой схожи будто клонированные. Приближающийся паренёк выглядел достаточно типично для своей профессии (серьга в ухе дополняла картинку), но, когда подошёл ближе, стало понятно, что он далеко не так юн, как мне издали показалось: лет тридцать, не меньше.
   Конечно, в сравнении со мной и тридцатилетний проходил по разряду молодого, просто потому, что двадцать лет разницы это много, представитель младшего поколения, по возрасту годящийся мне в сыновья. Но всё же тридцать лет это далеко уже не юность, предполагается, что в этом возрасте мужчина должен вести себя (и одеваться) несколько иначе, чем в двадцать. Обычно так и бывает, хотя исключения не редки, особенно в наши дни, когда некоторое влияние на внешний вид индивидуума накладывает только дресс-код, принятый в ряде фирм и увеселительных заведений, но отнюдь не требования морали и общественное мнение.
   Всегда считал смешными потуги некоторых моих ровесников косить под молодых, но оказалось, не менее смешно, когда тоже самое делает тридцатилетний. Понимаю, конечно, что люди все разные: иной и в шестьдесят остаётся в душе мальчишкой, другой в двадцать уже так серьёзен и скучен, что скулы сводит. Но всё же стереотипы над нами довлеют, никуда не деться, а согласно им тридцать лет -- возраст человека зрелого. Просто потому, что к четвёртому десятку подступая, мужчина не может, как минимум, опыта не поднакопить. Ко мне же подошёл парень не парень, мужик не мужик. По лицу мужик, по повадкам и одежде -- пацан.
   Возможно он мне не понравился ещё и потому, что на его лице застыло брюзгливое выражение, какое иногда появляется у некоторых мэтров от искусства, когда им приходится в силу обстоятельств выступать в заштатном заводском клубе вместе с представителями не слишком профессиональной самодеятельности. Вообще подобные мимические гримасы (иначе и не назвать) часто свойственно снобам, людям, считающим себя выше остальных. А поскольку вровень с собой сноб обычно не ставит никого и никогда, брюзгливое выражение на его лице остаётся постоянно и со временем прочно прилипает, как наклеенная маска. Не люблю снобов, никогда их не переваривал, но мэтр хотя бы мастер, которому за талант можно многое простить и общаться с которым мне нет никакой необходимости. А этот кто?
   Дело своё, впрочем, "Парашют" знал. Аппарат вскрыл в одно касание и карточку мне вернул довольно споро, не переставая при этом брюзжать и ворчать. Мол что за люди? ПИН код забывают, выучить не могут, неужели так трудно, а если трудно, то надо записывать и так далее и тому подобное. Я его не прерывал, стараясь использовать оставшееся время для изучения обстановки. Конечно, я не специалист по охране, но у меня сложилось впечатление, что банк, хоть и мелкий, но солидный. Из плакатика на стене я уяснил, что у банка даже филиальчик в другом городе имеется, правда не рассмотрел, где именно.
   Камера при входе, ещё пара в зале. Дверь в служебные помещения (та, из которой появился молодящийся сисадмин со смешным прозвищем) солидная, на электронном замке. Стекло, отделяющее операционистов от посетителей, судя по толщине, как бы не бронированное. Один охранник при входе, другой в зале и оба не тюхи пенсионного возраста с пивными брюшками и заспанными лицами, а поджарые сорокалетние мужики с цепкими взглядами. И у каждого на поясе кобура. Короче, чем они тут занимаются, не знаю, но охрана поставлена неплохо. В таком офисе запись подозрительного выпивохи, полтора часа просидевшего на лавочке напротив входа в банк, вполне могла храниться и три, и четыре месяца.
   Одно я мог утверждать с уверенностью почти стопроцентной: вероятность того, что бывший зек, Василий Осипенко мог с кем-то тут договориться, представлялась мне малореальной. Тем более ещё там в кафе, сделав пару звонков, Иван Макарович выяснил, что банк этот в связях с явным криминалом замечен не был. Ну а пока я оглядывался да размышлял, сисадмин карточку извлёк и мне вручил, чуть не подпортив сложившееся благоприятное впечатление. Вручил с отрешённым видом, даже не поинтересовавшись, моя ли это карточка. Нет, я знал, что программисты -- люди не от мира сего, но не настолько же? А вдруг я мошенник и карточка краденая? Правда, охранник оказался на высоте, бдительности не утратил. Не успел я карточку приняв, в карман убрать, он тут же оказался рядом.
   - Один момент, гражданин. Покажите, пожалуйста. Извините, но в таких случаях полагается убедиться, ваша ли карточка.
   - Ради бога. А убедиться легко, на ней моя фотография, вот извольте. И паспорт будьте любезны. У меня несколько карточек, вот я и путаюсь время от времени.
   Что же, карточку я получил, повода задержаться более не было, да и необходимости в том я не усматривал, а потому ретировался. Отойдя на всякий случай подальше от входной камеры, набрал номер Ивана Макаровича, но телефон оказался "выключен или вне зоны действия сети". Значит разговор со Светланой Аркадьевной не закончен. Время уже полпятого, потому я решил, как мы и договорились, ехать домой и уже там ждать известий от Ивана Макаровича. Выйдя от клиентки, телефон профессор включит, мой звонок увидит, перезвонит.
   Позвонил он уже в начале седьмого, когда я собрался отужинать. Первым делом профессор извинился, как и подобает вежливому человеку, хотя необходимости в том не было: работа есть работа. Поинтересовавшись, не заметил ли я в банке чего-нибудь, требующего, на мой взгляд, немедленного обсуждения ("нет, нет, до завтра вполне терпит"), Иван Макарович заметил, что его отчёт тоже может подождать, просто потому, что беседа вышла долгой, насыщенной, так что полученную информацию лучше обсудить обстоятельно, не наспех. Затем, когда мы уже было попрощались, вдруг спросил:
   - Простите, Сергей Юрьевич, вы кажется упоминали, что у вас машина имеется. Она сейчас на ходу?
   - Ну да. Просто я по пробкам толкаться не люблю, поэтому машиной редко пользуюсь. Но иногда приходится.
   - А вы не могли бы завтра?..
   - Да ради Бога. Пользы от меня в расследовании не так уж много, так хоть Вашим водителем поработаю.
   - Ну что вы, Сергей Юрьевич. Мне, право, неудобно вас напрягать, просто мы так время сэкономим.
   - Бросьте, Иван Макарович, какие тут могут быть неудобства? Я же говорю, никаких проблем, тем более я сразу Вам предлагал водителем поработать, если у Вас нужда возникнет, так что стесняться нечего. Да и совещаться в машине нам будет комфортнее, чем на скамеечке в парке, всё же середина октября, давно уже не лето. Только вот насчёт экономии времени сильно сомневаюсь.
   - Не сомневайтесь, я уже прикинул. Места, которые нам надо будет посетить, расположены недалеко друг от друга, разве что кроме первого, но общественным транспортом будет несподручно, а пешком -- долго.
   - Я могу и домой за вами заехать, так же удобнее.
   - А вот это совсем ни к чему. Тем более, я нынче племянницу навещаю, у неё и заночую, а это рядом. Попрошу вас завтра подъехать туда к половине девятого утра. Не слишком рано для вас?
   - Ничуть. В семь я обычно уже на ногах.
   - Прекрасно. Ну раз мы договорились, записывайте адрес.
   - Один момент.
   Взяв блокнот и ручку, я записал продиктованный адрес, показавшийся мне знакомым. Ну точно, Варшавка, 125, домик не простой, а с большим подвохом, знаменитый домик6, можно сказать, а значит адрес требует уточнения.
   - Простите. Иван Макарович, я этот дом знаю, своеобразный домик, мы там можем часами друг друга разыскивать.
   - Да, вы правы, я чуть было не упустил этот момент из виду. Прошу вас подъехать к торцу здания. Тому, что в сторону МКАДа смотрит. Заезд там есть, подъезжайте, паркуйтесь, я к девяти подойду, надо нам одного человечка навестить.
   Я назвал Ивану Макаровичу номер моего автомобиля, цвет и марку, дабы ему меня долго не искать, на чём мы с ним и распрощались.
   ------------------------------------------------------------------------------------
   Поутру ехать из Центра легко и приятно. Относительно пустая дорога позволяет двигаться непрерывно, тормозя только на светофорах, что само по себе не мало, да ещё и дополнительное удовольствие получаешь (что делать? Человек слаб) от лицезрения едва ползущего встречного потока. Однако, езда в Москве -- дело трудно прогнозируемое, поэтому на место я прибыл загодя. Но, едва сигарету выкурить успел, как появился Иван Макарович. Прежде, чем сесть в машину, открыл заднюю дверь и аккуратно пристроил на сиденье подозрительно знакомо звякнувший портфель Затем плюхнулся на переднее сидение, поздоровался и, не теряя времени даром, принялся вводить меня в курс дела.
   - Вчерашний день можно считать удачным. Светлана Аркадьевна выдала интересную информацию, которую надо ещё осмыслить и проверить, я вам по дороге расскажу, а сюда мы приехали, чтобы встретиться с одним человеком, его Роман Антонович отыскал (обещал помогать, вот я и пользуюсь). Он работает охранником во-он в том офисе, а много лет назад служил в милиции и вёл дело о драке. То самое, в результате которого Осипенко получил первый срок.
   - Но что нового он может нам рассказать? Роман Антонович предоставил все данные и, по-моему, никаких неясностей нет.
   - Может и ничего, но кто знает? А насчёт неясностей... Да, картина вроде бы понятна, но учтите, Роман Антонович судит о том деле с чужих слов, а этот охранник был непосредственным участником, а значит всяко больше знает. Так что поговорить с ним будет как минимум небесполезно. Какие-то, пусть и малые, штрихи к портрету нашего фигуранта получим в любом случае. Я же говорил Вам, сыщик не должен пренебрегать мелочами, потому что из разрозненных кусочков, порой цельная картинка возникает. Главное -- уметь все кусочки собрать, а потом точно и правильно состыковать. Как при сборке паззла. Пробовали когда-нибудь?
   - Пробовал в молодости и даже не раз, но как-то не зацепило меня это занятие, не показалось интересным.
   - Зря, забавнейшая штука. Бывает возьмёшь некий элемент и понять не можешь, куда его пристроить? Будто и некуда, явно лишняя деталь. Но в игре ты точно знаешь: раз какой-то элемент в коробке среди прочих лежит, значит именно к этому паззлу относится, то есть место для него обязательно найдётся. В нашем деле такой уверенности нет и быть не может. Но, чтобы понять, лишний ли очередной кусок информации или нет, надо и остальные кусочки собрать. Ну что ж, пошли пожалуй, я специально договорился пораньше встретится, до начала рабочего дня, чтобы никого не отвлекать.
   Мужчина, открывший нам дверь, был, скорее всего, ровесником Ивана Макаровича, но выглядел более подтянутым и крепким. На нас он глянул особым милицейским взглядом, оценивающе, но, когда профессор представился, сославшись на их общего знакомца, успокоился. Не заулыбался радостно, нет, просто настороженность во взгляде пропала.
   - Ну проходите, раз пришли. И чем же я могу быть вам полезен? Я, учтите, уже давно в отставке.
   - Хотелось бы уточнить детали одного вашего дела.
   - Во как! Странно, через столько лет. Да и не было у меня громких дел. Я ведь почти не занимался убийствами или там крупными хищениями, больше всякой мелочёвкой.
   - Иногда и мелочь важна, точнее мелкое дело может иметь важные последствия. Вот как в нашем случае.
   - Да? Ну ладно. Кого другого, особенно пацана-журналюгу, и на порог не пустил бы, но вы из наших, да и Иваныч вас отрекомендовал. Так что смогу -- помогу, если вспомню, конечно. Что за дело-то?
   - Дело старое, тридцатилетней давности.
   - Ну-у, Вы скажете тоже. Тридцать лет назад это давненько, вряд ли чего вспомню. Что это было: разбой, убийство?
   - Драка. Вам фамилия Осипенко ничего не напоминает?
   - Не припоминаю. Да и запомнить каждую драку просто невозможно.
   - Эта была не совсем обычной. Подрались два студента, одного из них в результате посадили. Это случилось ...(Иван Макарович назвал дату и место происшествия) А подрались они из-за девушки, отец которой...
   - ... занимал высокий пост. Так? Теперь вспомнил, дело и правда не совсем обычное. Значит Осипенко тот драчун? Надо же, совсем его фамилию запамятовал. А что, он снова что-то натворил?
   Иван Макарович вкратце, без излишних подробностей обрисовал ситуацию, не забыв, впрочем упомянуть, что к нему обратилась за помощью Светлана, напуганная тем, что Осипенко оправдали и он теперь на свободе. Охранник помолчал, подумал и сказал:
   - Не думаю, чтобы этой даме, как там её? Светлана? Так вот, не думаю, чтобы ей что-то угрожало. Во всяком случае тогда Василий (надо же как интересно память устроена, фамилию услыхал и имя сразу вспомнилось) зла на неё не держал.
   - Ну как же? А я слышал, Осипенко посадили из-за вмешательства Светланиного отца. Да и так, на первый взгляд, приговор кажется чрезмерно суровым.
   - Чушь. Так действительно могло показаться, потому что папаша действительно живо интересовался ходом следствия. А кто бы не интересовался, если бы его дочку обидели? Светлана-то тоже в той драке пострадала. Она пыталась парней разнять, ну и схлопотала оплеуху. Специально-то её, никто не бил, случайно под раздачу попала. Случайно, но, как говорится, от души: синяк получился в поллица, папаша разгневался, что вполне понятно. Но, можете не верить, на следствие он не давил. Мне начальник так и сказал: ничего искусственно подстраивать не нужно, дело -- яснее ясного, так что выполни скоренько необходимые формальности, оформи дело как полагается и в суд. Только отнесись к подследственному без снисхождения, чтобы получил по максимуму.
   Вы же знаете: каждая статья имеет вилку от и до. От трёх до пяти, например. А сколько назначить, решает судья. Но он приговор тоже не с потолка берёт. Бывает, на основе личных симпатий. Понравился, скажем, подсудимый -- снисхождение, а ведёт себя дерзко, вызывающе, получает по максимуму. Но чаще на решение судьи влияет то, как обосновывают свои позиции обвинение и защита, то есть, насколько тщательно проведено следствие. И в данном случае, поверьте, приговор был справедлив.
   - Три года за драку?
   - А там была не просто драка, а членовредительство, а это уже другая статья. Второй студент, как там его, Петухов кажется, попал в больницу с переломом челюсти и трещиной в ребре. И бил его Осипенко не голыми руками, а кастетом, а это, как ни крути, холодное оружие. Но необычность дела не в приговоре. Вы же понимаете, во время следствия есть время хорошо своего подопечного узнать. Понять, что он за человек. Так вот Василий Осипенко показался мне человеком расчётливым. Таким, что семь раз отмерит, прежде чем отрезать. Хорошо помню, он во время следствия никогда не отвечал сразу, сперва думал. И всё удивлялся, как это он мог настолько голову потерять, чтобы в драку полезть себя не помня. Меня и самого это удивляло, не произвёл на меня Василий впечатления безбашенного отморозка, совсем наоборот. А как то раз, расслабившись, сказал он кое-что интересное.
   Бытует мнение, что в милиции из подозреваемых показания выбивают. Чего скрывать, бывало. И раньше случалось, и сейчас, наверняка, случается. Только я вам одно скажу: так поступают дураки, а человек нормальный предпочитает работать спокойно, без ненужного риска. С подследственным проще договориться, а для этого нужно установить нормальные отношения. Я всегда именно так работал и Василию сразу объяснил всё как есть. Мол против тебя, парень, я ничего не имею и даже где-то понимаю: соперник невесту отбил, обидно, вполне достаточный повод, чтобы с катушек слететь. Так что я тебя понимаю, но и ты меня пойми. Членовредительство было? Было. Кастетом пользовался? Пользовался. Да ещё и дочку большого начальника по мордасам съездил. Так чего же ты хотел, чтобы он тебе медаль за это выхлопотал?
   Ну а он слушал меня спокойно, всё правильно понимал и как то раз не то, чтобы разоткровенничался, но кое-что сказал. Сейчас постараюсь поточнее припомнить. Да. Вот так он сказал: "Светку я не виню, на её месте я бы тоже поверил, а Витька -- сволочь. Он меня, гад, подставил. Да так подставил, что я и представить не мог...".
   - А в чём суть подставы?
   - Не знаю. Он не объяснил и больше на эту тему не говорил. Вы знаете, сложилось у меня впечатление, что не особенно он свою Светлану любил. То есть, она ему нравилась, девочка ладная, но о каких-то больших чувствах, вроде как у Ромео, тут говорить не приходится. Просто присмотрел парень симпатичную деваху с козырным папашей и решил жениться, чтобы с помощью связей тестя карьеру сделать. Сами понимаете, юристов много, но хорошо устроены далеко не все. Можно всю жизнь оттрубить юрисконсультом на обшарпанной фабрике, а можно и в адвокатуру попасть. Есть разница? Вот он и старался. Ну а Петухов, не будь дурак, девушку-то и увёл. Но, судя по всему, не просто увёл, а с подвывертом. Во всяком случае, его Василий действительно ненавидел, у него аж в горле клокотать начинало, как речь о Петухове заходила. Вот его Осипенко убить мог, а насчёт сына...
   На том мы и распрощались. Мне, безусловно было очень интересно присутствовать, только я никак в толк взять не мог, что полезного можно извлечь из полученной информации? Да, Василий Осипенко представлялся мне теперь отчётливее, но какое отношение это всё имеет к данному конкретному расследованию, я не улавливал. О чём и сообщил Ивану Макаровичу, когда он моим мнением поинтересовался.
   - А это потому, батенька, что вы ещё не знаете, что мне вчера Светлана Аркадьевна рассказала. Так бывает в нашей работе: с одним поговорил, кусочек информации получил, с другим поговорил, ещё кусочек узнал. Сами по себе кусочки интересны, но бесполезны, а вот вместе их соединил, уже кое-что. Давайте-ка в машину сядем, я вам по дороге про свои вчерашние достижения расскажу.
   - Неужели загадку разгадали?
   - Господь с вами, но кое-что интересное узнал, от чего можно отталкиваться. Итак, теперь нам предстоит посетить нотариуса, который Светланины дела ведёт.
   - А он будет с нами разговаривать? Насколько я знаю, они даже с действующими сотрудниками не всегда говорят, а вы вообще в отставке.
   - Приди я к нему с улицы, скорее всего не стал бы. Но Светлана Аркадьевна меня отрекомендовала и очень просила ответить на мои вопросы. Собственно, меня только один вопрос интересует: когда Осипенко зарегистрировался в качестве наследника?
   Иван Макарович продиктовал адрес, я ввёл его в навигатор, дабы на поиски пути не отвлекаться, мне ведь предстояло выслушать отчёт профессора о его вчерашних похождениях. И не просто выслушать, но и усвоить. А он начал рассказывать не сразу, подождал пока я со стоянки на трассу не выберусь.
   - Ну-с, Сергей Юрьевич, приступим. Только расскажите сперва о вашем визите. Есть ли что-нибудь интересное?
   - Что вам сказать? Особенно ценного ничего не узнал. Банчок не из первых, но по виду успешный. Скорее всего они дочерняя структура какой-то крупной фирмы и живут на кредитах. Офис ухоженный, чистый, всё выглядит достойно, без излишней роскоши, но и без показной бедности. Я бы сказал, золотая середина. Безопасности они уделяют должное внимание, охрана не для вида, ребята серьёзные. Камера не только снаружи, я и в зале парочку заприметил.
   - А сколько же времени вы там были? И не привлекли ли ненужного внимания.
   - Ничуть, я предлог придумал. Засунул карточку в банкомат и три раза неправильно ПИН-код набрал (что делать, старость не радость -- склероз). Ну и пока охранник сисадмина позвал, пока тот вышел, пока банкомат вскрыл, пока они убедились, что карточка моя, прошло не меньше получаса. Вот я и осматривался.
   - Изобретательно. Ну и каково ваше мнение насчёт записи?
   - С определённостью ничего сказать не могу. Охрану я не опрашивал, но по общему впечатлению... В таком банке запись подозрительного типа, полтора часа торчащего напротив входа, могли и сохранить. Мне только странно, что по словам Романа Антоновича, никто про эту запись ничего сказать не мог. У меня сложилось впечатление, что охрана там неплохо вымуштрована, так что вряд ли кто по своей инициативе, без ведома начальства, такое решение принял.
   - Вот именно, и это обстоятельство заставляет задуматься. Только пока не знаю о чём. Ладно, теперь моя очередь отчитываться. Увольте, но пересказывать дословно весь разговор со Светланой Аркадьевной не буду, слишком муторно. Мне приходилось чуть ли не клещами каждое слово вытаскивать, причём всё это действо постоянно перемежалось обильными слезами, всхлипываниями, заламываниями рук и прочими атрибутами мятущейся души. Я не издеваюсь, просто не люблю женских слёз, особенно в тех случаях, когда женщина не права.
   Короче, излагаю самую суть. Когда я с порога попенял Светлане за скрытность, она очень натурально удивилась. "Вы о чём это? Я рассказала вам всё что знала". "А как же насчёт ваших отношений с господином Осипенко?" -- спрашиваю. Она опять-таки очень натурально дивится. Мол, я же вам говорила, ухаживал он за мной. Тогда я прямо в лоб спрашиваю: "Николай от ухаживаний родился?" Тут она прямо на глазах закипать начала, воздуху набрала, вот вот грянет. И чтобы не выслушивать все эти тирады типа "да как вы смеете?" и "я -- честная женщина", я её упредил, сказав то, что, к сожалению мне частенько приходится клиентам говорить:
   - Светлана Аркадьевна, не нужно так возмущаться. Вы не на допросе, а я не хитрый следователь, старающийся поймать вас на противоречиях. Я -- сыщик, к которому вы обратились за помощью. Сами обратились, я вас не принуждал. Но я не могу работать, если клиент скрывает от меня информацию. Конечно, речи не идёт о том, чтобы вы раскрывали душу вплоть до самых потаённых тайников, но важные сведения, имеющие отношение к делу, я знать должен. Если вы так не считаете, давайте просто расстанемся, обойдясь без глупых упрёков и оскорблений.
   - Ну зачем вы так, -- она явно смутилась, -- просто вы говорили такие ужасные вещи, что я...
   - Ничего ужасного. Вы же раздеваетесь перед врачом и ничего ужасного в этом не усматриваете. Я видел заключение генетической экспертизы и из него однозначно следует, что Николай Петухов биологический сын Василия Осипенко. Они и внешне похожи, если, конечно, брать не сегодняшнее фото Василия, а двадцати-тридцатилетней давности. И вы, что самое интересное, об этом знаете, иначе как объяснить, что отвели мне на расследование три месяца?
   Она зарыдала. Рухнула на диван, закрыла лицо руками и зарыдала. Навзрыд. Не поверите, Сергей Юрьевич, но я её полчаса успокаивал. И ещё раз убедился, что решение идти к ней одному было верным. Присутствуй при нашей встрече кто-либо третий, разговора не получилось бы. А мне нужно было понять, что там у них случилось тогда, в институте, почему они расстались.
   Как я уже вам доложил, мне пришлось информацию буквально клещами вытаскивать и я вовсе не уверен, что на этот раз Светлана Аркадьевна ничего не утаила. Каждая более-менее осмысленная фраза перемежалась вздохами-охами, всхлипываниями, оговорками и прочим словесным мусором, так что для того, чтобы сложить из этих кусочков что-либо осмысленное, необходимо иметь определённые навыки. В конце-концов Светлана успокоилась и беседу мы закончили уже почти нормально. Если отбросить шелуху, то квинтэссенция её исповеди выглядит так.
   С Василием Осипенко они учились в одной группе с первого курса, но сошлись только курсе на третьем. Серьёзно сошлись, по взрослому, уже планы совместной жизни строили и меж однокашниками считались женихом и невестой. Однако, имелось небольшое препятствие: строгий папа дочке условие поставил: сначала диплом, потом уже брак и дети, иначе они тогда же и поженились бы, на третьем курсе.
   Вася, по её словам был парень видный, основательный, да и москвич к тому же, чем выгодно отличался от иногородних студентов, озабоченных, по мнению большинства московских мамаш того времени, исключительно возможностью прописки на столичной жилплощади. Сейчас Светлана Аркадьевна убеждена, что Осипенко интересовали в первую очередь карьерные возможности, открывающиеся перед зятем влиятельного лица, но тогда она искренне верила в его чувства и сама была влюблена. Или считала, что влюблена, сути дела это не меняет.
   Светлана росла девушкой во многом наивной. Это не мои домыслы, она сама о себе так говорит. Она понимала, не могла не понимать, что их семья живёт много лучше подавляющего большинства советских семей, знала, что отец занимает высокий пост, дающий многочисленные льготы и привилегии, но воспринимала такое положение вещей естественным, принимала как данность. И искренне считала, что она и сама по себе достаточная ценность, чтобы привлечь внимание парней. Во всяком случае тогда, в студенчестве, Светлана и мысли не допускала, что кто-то может увлечься не ей, а её папой. Теперь она понимает, что жизнь сложнее представлений юной девы и не сомневается в меркантильности бывшего жениха. Но, на мой взгляд, определённую наивность Светлана Аркадьевна в себе сохранила, ибо до сих пор уверена в высоких душевных качествах покойного мужа.
   Виктор Петухов появился в их группе, когда они уже четвёртый курс заканчивали. Он был иногородний, учился по месту жительства, но справедливо полагая, что у выпускника МГУ возможностей хорошего, выгодного трудоустройства куда больше в сравнении с выпускником провинциального ВУЗа, приложил максимум усилий для перевода в столицу. Учился Виктор отменно, от общественных поручений, на которые охотники редко отыскиваются, не отказывался, да ещё имел за плечами службу в армии, а потому цели достиг, хотя и с потерей года.
   Перевод состоялся ближе к концу четвёртого курса, Виктор готовился к сессии, не отвлекался, но на пятом начал к однокашникам присматриваться, знакомства заводить и сразу же, как только понял, кто есть кто, обратил на Светлану самое пристальное внимание. Видимо по моральным качествам он не сильно от соперника отличался. Понятное дело, Светлана Аркадьевна мне этого не говорила, я сам так думаю. Потому что, девочек-москвичек у них на курсе было немало, но Виктор очень уж целенаправленно стал добиваться именно Светланиной благосклонности, нимало не смущаясь тем, что она почти официально числилась чужой невестой.
   До конфликта, то есть до явного, открытого столкновения с Василием, правда, дело не дошло, но главным образом потому, что Света этих ухаживаний не поощряла. И тогда Виктор переключился на Светину подругу Лену, с которой Светлана со школы дружила. Адвокат Петухов впоследствии прославился своей рациональностью, очень конкретный был человек. Видимо сие качество было ему присуще изначально вот он и решил: если со Светой не получается, сойдёт и Лена. Родители у неё простые, но московская прописка имеется. На безрыбье, как говорится... В результате образовались две пары, которые стали всё чаше проводить время вместе. И в один прекрасный день, точнее вечер, произошло событие, после которого Света решительно порвала со своим женихом.
   Случилось так, что ближе к окончанию зимней сессии (фактически последней сессии, потому что весь последний семестр студенты дипломную работу готовят) Ленины родители собрались навестить родственников. А жили они пусть и в малогабаритной, но двухкомнатной квартире, каковым обстоятельством было глупо не воспользоваться. Вы же помните, Сергей Юрьевич, что в те далёкие годы, когда мы институты заканчивали, проблема уединения стояла довольно остро.
   Общественные нравы в те поры далеко не достигли ещё нынешней свободы отношений. На внебрачные связи тогда смотрели косо, даже если речь шла о женихе и невесте. Светланины родители считались людьми продвинутыми и не возражали против ночёвок дочери вне дома, если получали приемлемое объяснение, скажем, у подружки осталась. Но они были всё же достаточно консервативны, чтобы позволить остаться у себя постороннему парню, пусть даже и трижды жениху.
   А молодые люди во все времена, попробовав запретного плода (особенно, если этот опыт оставил приятные ощущения, да ещё и в сочетании с чувством влюблённости), желают вкушать его снова и снова. Света исключением не стала, к Василию её тянуло сильно, любовные утехи нравились, но... Природная брезгливость и аристократическое воспитание решительно восставали против секса в грязном подвале, отелей, с почасовой сдачей номеров тогда не было, малочисленные советские гостиницы для целей влюблённых никак не подходили7, а к общежитию Светлана испытывала предубеждение во многом оправданное. Студенческое общежитие, особенно в те времена -- проходной двор, надёжно уединиться там довольно трудно. Во всяком случае, так уединиться, чтобы инкогнито сохранить.
   Короче говоря, как только стало известно, что Ленины родители уезжают, друзья единогласно решили отметить в пустой квартире окончание сессии. Заранее достали выпивку и закуску (Вы же помните, тогда нельзя было пойти в супермаркет и за пять минут купить всё, что нужно, надо было "доставать"), но буквально за день выяснилось, что у Светланы возникла некая проблема. Не то, чтобы очень серьёзная, потому что она и сама, за давностию лет напрочь забыла, в чём та проблема заключалась. Смысл в том, что Света должна была куда-то поехать, в результате чего могла бы прибыть на вечеринку только с сильным опозданием.
   Остальные трое, конечно, огорчились, но рациональный Виктор друзей успокоил. Мол, какие проблемы? Мы пока всё приготовим, начнём не спеша, а ты, Света, как освободишься -- звони, Василий тебя у метро встретит. Тогда же мобильников ещё не было, невозможно было позвонить прямо из вагона: "Милый, выходи к метро, я через пять минут буду". Телефоны-автоматы часто оказывались неисправны, поэтому, чтобы случайности исключить, требовалось договариваться заранее. Правда коррективы внести было уже затруднительно.
   Вечеринку друзья начали втроём, как и планировали, в шесть вечера. Света позвонила в начале девятого, сообщить, что освободилась и к девяти будет на месте. К телефону подошёл Виктор, сказал, что Вася в туалете, подойти не сможет, обещал передать Светино сообщение. В девять Светлана вышла из метро и, к своему удивлению обнаружила, что встречает её вовсе не жених, а всё тот же Виктор.
   Понятно, девушка удивилась и решительно потребовала объяснений, но Виктор, обычно чёткий в суждениях, на этот раз мялся, мямлил что-то маловразумительное. И чем дольше он тянул, тем настойчивее Светлана к нему приставала. Наконец, Виктор, заметно смущаясь, признался, что Василий несколько перебрал. Мол, извини, Светочка, недоглядел. Конечно, Светлана огорчилась, даже хотела было домой ехать, но тут уже Виктор решительно встал на защиту однокашника.
   Он принялся убеждать Светлану не принимать поспешных решений. Рубануть, мол легко, склеить потом трудно. Ну выпил человек лишку, так и повод весомый -- последняя сессия. Стоит ли сразу любимого казнить, может разумнее простить на первый раз? Да и пока дойдём, он верно проспится уже. Ты когда час назад звонила, так он уже спал, это я сказал, что он в туалете, чтобы тебя не огорчать. И так далее. В общем, говорил убедительно, ненавязчиво приняв при этом Светлану под руку и увлекая к дому. Ну а она и сама уезжать не хотела, потому и позволила себя уговорить. Тем более, на Руси испокон веку к пьяному человеку сочувствие возникает, особенно если он не каждый день напивается, а так, время от времени.
   Долго ли коротко ли, но за приятными разговорами молодые люди дошли до Лениной квартиры и Виктор, отворив дверь, пропустил Светлану вперёд. Она было удивилась, отчего не позвонил. Но тут же подумала, что поскольку у Лены с Виктором отношения близкие, она вполне могла дать ему запасной ключ. Вошли, значит и пока Виктор дверь запирал, Света снова удивилась. Тихо как-то в квартире. Ну не мёртвая тишина, конечно, музычка тихо из магнитофона мурлычет, но и только, а голосов не слышно. Вообще ни одного звука, показывающего, что в помещении кто-то находится. Куда же Вася с Леной подевались? Может поссорились и дуются по углам, не разговаривают?
   Додумать мысль она не успела. Виктор помог ей снять пальтишко и пока Света поправляла причёску перед зеркалом, сам быстро разделся и с бодрым кличем: "Ау, люди, мы пришли, вы где?" заглянул в комнату. Тут же вышел и, обескураженно заметив: "Никого", устремился в другую. И тут Света поняла, что случилось нечто страшное. Виктор вышатнулся из комнаты,будто его ударили, покачиваясь, словно пьяный, вернулся в прихожую и рухнул на табурет, прикрыв лицо руками.
   Она тут же в комнату кинулась и стон Виктора "не надо тебе туда..." её не задержал, а только подстегнул. Светлана Аркадьевна сказала, что первая мысль, которая у неё в голове в тот момент билась: залезли грабители и обоих убили. И призналась честно, что когда в комнату вошла подумала: лучше бы и впрямь грабители. Потому что Василий с Леной обнявшись мирно спали в кровати. Голые. И в позах, не оставляющих сомнений в том, чем они занимались, пока сон не сморил.
   Дальнейшее Света плохо запомнила, потому как на некоторое время выпала из реальности. Восприятие мира пригасло, утратило связность, непрерывность кинохроники, разбившись на отдельные элементы, подобные кадрам фотоплёнки, да и те виделись смутно, как во сне: вот она одетая за дверь выходит, вот Виктор швыряет на полочку в прихожей ключи, вот дверь захлопывает.
   В себя Светлана Аркадьевна пришла только на улице, а рядом надёжный Виктор, крепко придерживающий её за локоток, что оказалось совсем не лишне: ноги девушки от пережитого потрясения заплетались. То, что оба, увидев в Лениной квартире гнусную сцену предательства своих возлюбленных, оставаться там более не могли, показалось Светлане вполне естественным и столь же естественно прозвучало предложение Виктора проводить -- чувствовала себя она и впрямь плоховато.
   Решив, что на метро в таком состоянии ехать нецелесообразно, Виктор принялся ловить такси, что было тогда делом не быстрым. И вдруг, совершенно неожиданно для себя, Света попросила Виктора отвезти её в общежитие. К нему. В этом месте Светлана Аркадьевна снова засмущалась. Снова пришлось продираться через охи-вздохи, намёки и недомолвки. Она полагает, что решила пасть в объятия Виктора от обиды, а то, что и он пострадал точно так же, как и она сама, делало их как бы союзниками, товарищами по несчастью, ведь давно подмечено: двух людей лучше всего объединяют общая радость и общая беда. К тому же Виктор был не просто товарищем по несчастью, но товарищем влюблённым в неё, Свету. Если и не сейчас, то в недалёком прошлом.
   Как бы то ни было, но кавалер возражать не стал и в общежитие даму отвёз. Как они через проходную просачивались, Светлана не помнит, видимо снова отключилась, пришла в себя только в комнате в тот момент, когда Виктор выпроваживал своего соседа. В общагах того времени взаимовыручка подобного рода была между студентами первейшим правилом. И если Ваш сосед появлялся с дамой, Вы, как само собой разумеющееся, должны были отправляться искать себе иного пристанища. Что делать, отношения тогда ещё оставались довольно целомудренными: групповуха не поощрялась, равно как и секс в присутствии посторонних.
   Ну а дальше вышло, как в плохой мелодраме. Светлана практически прямым текстом предложила Виктору себя, а он, представьте себе, отказался. Причём, в лучших традициях рыцарского романа. Мол, ты от обиды готова на крайность, но я, как честный человек, не могу воспользоваться твоим болезненным состоянием. Ты же завтра в себя придёшь и меня возненавидишь, так лучше останемся друзьями.
   Надо признать, Виктор Петухов, несмотря на молодость, показал себя неплохим психологом, Светин характер, во всяком случае, изучил. Дело в том, что далеко не каждая женщина (речь, разумеется, не о проститутках) способна первой предложить себя мужчине. И подавляющее большинство дам, сделав это, считают, что тем самым они через себя переступают, выдавая партнёру громадный, неоценимый аванс. Отказ в такой ситуации приводит к обиде и способен превратить отвергнутую женщину в смертельного врага. Но Света не обиделась, а, напротив, восхитилась. Приходится признать: Виктор в расчётах не ошибся, правильно Светланину реакцию просчитал.
   Короче говоря, спать они легли на разных кроватях, но Светлана заснуть не могла, всё думала о том, каким подлецом оказался Василий, и какое неожиданное благородство и высоту духа проявил вдруг Виктор. И чем дольше она думала, тем больше убеждалась, что лучше Виктора мужа ей, пожалуй, и не сыскать. Ну не любит она его так, как Василия любила, и что с того? Не любит в том смысле, что не влюблена, но относится к нему хорошо, по товарищески. Уважает. А разве не говорила ей мама многажды, что в браке взаимоуважение гораздо важнее любви, тем более первой девичьей влюбленности? Говорила и не раз, не два, приводя в пример собственную семью. Любовь -- чувство иррациональное, логике не подвластное. Неизвестно, от чего вспыхивает, почему вдруг угасает. Любят, как говорится, не за что-то, а вопреки. Ненадёжно как-то получается, без гарантии: сегодня любимый, пылинки с тебя сдувает, а завтра предаст.
   Уважение -- дело совсем другое, гораздо более рациональное чувство. Логичное. Уважают, как правило, за что-то конкретное, за поступки, за определённые качества характера. Но характер не меняется вдруг и всегда есть большая вероятность того, что человек, имеющий определённые качества на момент женитьбы, сохранит их и в браке. Короче говоря, ближе к утру Светлана оказалась-таки в постели Виктора. И на этот раз он отказываться не стал. Оба уже имели некоторый опыт, так что случилось то, что и должно было случиться в такой ситуации. И Света осталась довольна, невольно отметив, что Виктор превосходит несостоявшегося жениха по всем статьям: не только в благородстве, но и в... Ну Вы понимаете.
   В итоге молодые люди решили пожениться. Виктора приняли и родители Светланы, несмотря на иногороднее происхождение, так как дочь рассказала им всё в подробностях, умолчав только об окончании того печального вечера. С бывшими возлюбленными оба прекратили всякое общение. Те, правда, пытались объясниться, но Виктор со Светланой встреч избегали, что было несложно, так как последний семестр -- время написания дипломной работы, когда нет необходимости ежедневного посещения лекций, а нужно только время о времени отчитываться перед научным руководителем.
   - Интересный рассказ и неплохо корреспондируется с тем, что мы сегодня узнали. Теперь понятно, что имел ввиду Василий Семёнович, откровенничая перед следователем: "Я считал его другом, а он меня крепко подставил". Похоже на то. Видимо Виктор его подпоил, рассчитывая таким образом скомпрометировать в глазах невесты. Мол зачем тебе, Светик, жених пьяница? Выбирай-ка ты лучше меня, такого насквозь трезвого и положительного. Ну а Василий спьяну ещё и к Лене полез.
   - Очень даже может быть. В таком аспекте поведение Виктора действительно можно счесть подставой. И некое косвенное подтверждение Светлана Аркадьевна нам сама невольно предоставила.
   - Это какое же?
   - Вспомните то место, когда Виктор Светлану у метро встречал. Он же дверь Лениной квартиры ключом открыл.
   - Ну и что? Разве не могла девушка дать своему жениху запасной ключ?
   - Маловероятно. Если бы одна жила, ещё куда ни шло. Но живя с родителями... Нет, не правдоподобно по тем временам. А значит, и Лена, и Василий уже были не вполне адекватны, потому Виктор вынуждено Ленины ключи прибрал. Напоил обоих, создал им интимную обстановку, а себе оставил возможность войти неожиданно, в самый неподходящий момент.
   - Подлец какой...
   - Да уж, не праведник. Но он же не силой Василию в глотку водку вливал, так что Осипенко сам виноват. Не пей и всё будет в порядке.
   - Это так, но человеку свойственно винить в своих бедах кого угодно, только не себя. Вам ли не знать?
   - Увы. Но я продолжу, немного осталось. После всех этих событий и Василий, и Лена пытались, как я уже говорил, выяснить отношения с бывшими любимыми (Лена, как подруга, и со Светланой тоже), но те решительно уклонялись. Наконец Василий подстерёг парочку у института и случилась та самая драка, за которую он получил свой первый срок. Виктор действительно угодил в больницу с переломом челюсти, досталось и Светлане. Специально её никто не бил. Она пыталась парней разнять, Василий отмахнулся, но этого хватило, чтобы девушка получила синяк в поллица.
   Именно это возмутило Светиного отца гораздо больше травм будущего зятя. Папаша, как партиец старой закалки, полагал, что жених, изменивший невесте чуть ли не у неё на глазах, должен исчезнуть с глаз долой и сидеть на попе ровно. А он, подлец, ещё и руки распускает. Вот и вмешался, надавил авторитетом, чтобы обидчик любимой дочурки ответил сполна. Но, в любом случае, Осипенко получил по заслугам. Несправедливым я лично приговор назвать не могу.
   - Простите, Иван Макарович, дорогой а когда же вы успели ещё и с материалами дела познакомиться, ночью что ли?
   - Зачем ночью? Ночью я спать привык. И ни с какими материалами не знакомился, просто освежил в памяти соответствующие статьи Советского Уголовного Кодекса. И должен признать: моё мнение практически полностью совпадает с мнением бывшего опера, с которым мы недавно беседовали. Допустим даже, он пристрастен, но обо мне, надеюсь, вы так не думаете? Понимаете, если не брать в расчёт тяжкие преступления вроде убийств, разбоев, изнасилований, все остальные условно можно разделить на две части. По признаку зависимости возможности судебного преследования преступника от мнения потерпевшего.
   - Как-то не очень понятно, что вы хотели сказать.
   - Извините, Сергей Юрьевич, действительно несколько косноязыко получилось. Лучше на примере. Вот, допустим, изнасилование. Гражданин А изнасиловал гражданку Б. Если помимо показаний потерпевшей, имеются объективные доказательства вины, улики, скажем, или свидетельские показания, то, независимо от мнения гражданки Б, насильника всё равно под суд отдадут. Под влиянием испуга, корысти или внезапно проявившейся жалости к обидчику (такое тоже бывает), потерпевшая может заявление забрать, но в судьбе гражданина А ничего это не изменит.
   Другое дело хулиганство, драка. Тут от потерпевшего многое зависит. Если нет претензий, дело могут и вовсе закрыть, ну или условным наказанием ограничиться. С этой точки зрения, Осипенко получил суровое наказание, но даже не максимальное. Могло быть и хуже.
   - Только вряд ли он отправился срок мотать с чувством признательности. Наверняка зло затаил если и не на Светлану, то уж на соперника -- точно.
   - Безусловно. Тем более, институтское начальство было явно настроено спустить дело на тормозах, поскольку отчисление студента-дипломника, на обучение которого пять лет тратились немалые средства, да ещё если причина -- уголовное преступление, это ЧП, за которое в те времена по головке не гладили. Куратор группы, Светлана точно помнит, активно подкатывал и к ней, и к Виктору (не поленился даже в больницу съездить). Но они заявлений не забрали, о чём Василий Семёнович не мог не узнать.
   И вот о чём ещё чуть рассказать не забыл. В самом конце нашей встречи я задал Светлане Аркадьевне последний вопрос: знал ли её муж, что Николай не его сын?
   - Зачем? Так ли это важно, учитывая, что Виктор Петухов умер два года назад? Вашего опыта у меня нет, но мне кажется, что ответ на этот вопрос ничем нашему расследованию не поможет.
   - Согласен, Сергей Юрьевич, что такое впечатление может сложиться, но, во-первых, никогда не знаешь заранее, что пригодится в расследовании, что нет. А, во-вторых, ответ на этот вопрос показывал степень искренности клиентки и позволял мне получше разобраться в характере одного из персонажей нашей невыдуманной истории. Мне такие вещи, как психология взаимоотношений крайне интересны и коли выдает случай изучить людскую природу, стараюсь не упустить.
   Я специально выждал момент, когда мы уже попрощались, я оделся и готовился шагнуть за порог, как вдруг обернулся и неожиданно для Светланы Аркадьевны спросил: кстати, уважаемая, а знал ли Ваш муж?.. ну и так далее.
   - Отчего же в дверях? Она вроде бы достаточно откровенно рассказывала Вам об очень личном. И стесняться перестала.
   - Это разные вещи. Одно дело рассказать как и почему она порвала отношения с женихом и совсем другое -- чужой ребёнок, которого женщина навязывает мужу. Бывшего жениха, Василия, она боится и хочет обезвредить, потому и была откровенна. По необходимости. А вот знал ли Виктор, чей сын Николай к делу вроде бы не относится (Вы тоже так посчитали).
   Светлана могла от ответа увильнуть, поэтому мне нужно было застать её врасплох. Когда человек, на неприятные вопросы которого вы были вынуждены отвечать уже попрощался и направился к выходу, вы невольно расслабляетесь и если в этот момент вас огорошить внезапным вопросом, можете не среагировать и сказать то, о чём в спокойной обстановке предпочли бы умолчать. Так и случилось. Светлана Аркадьевна не раздумывая ответила: "Да, конечно, перед тем, как заявление подали", но мой вопрос её смутил: глазки долу, на щеках лёгкий румянец. А дальше разговор случился хоть и не долгий, но интересный. Постараюсь пересказать близко к тексту.
   - Зачем? -- спрашиваю, -- Виктор не мог знать точно и вопросов, как я понимаю, вам на сей счёт не задавал.
   - Как это зачем? -- возмутилась Светлана Аркадьевна, -- мне противна ложь, меня с детства родители так воспитывали.
   Красиво сказала, пафосно, на подъёме, будто со сцены вещала. Роль, правда, играла слабенько, слишком утрированно, как случается у неумелых актёров, пытающихся выйти за пределы привычного амплуа. Слишком редко бывает, чтобы актёр-дилетант играл убедительно, обычно им не веришь. Вот и я Светлане не поверил.
   - Похвально, но при всём уважении и к вам, и к вашим родителям, я как-то плохо представляю себе человека, умудрившегося жизнь прожить не сказав ни слова неправды. Мне, во-всяком случае, не удалось, правда у меня профессия специфическая, видимо отпечаток накладывает. Но вот в том, что вы способны не говорить всей правды, о чём-то умолчав, я имел случай убедиться, уж извините за напоминание. Так что, сдаётся мне, была ещё какая-то причина, помимо тяги к правде и честным отношениям. Так? Ну что я вас всё время уговариваю, неужели вы не понимаете, что сейчас любая информация может оказаться важной?
   Тут Светлана Аркадьевна снова засмущалась. Но подумав, начала рассказывать откровенно, отбросив пафосность.
   - Да ладно, чего уж сейчас скрывать через столько лет. Прежде всего уверена я не была... Когда Коленька вырос, лет четырадцать ему исполнилось, вот тогда уже сомнений не осталось, они с Василием, к сожалению, действительно похожи на удивление. А тогда, пока он ещё не родился, никто ничего утверждать не мог, в том числе и Виктор. Не мог он иметь стопроцентной гарантии, что Коля не его сын. А почему сказала?...
   Если бы я Виктора любила, как... как Василия когда-то, ничего ему не сказала бы, вернее, постаралась бы убедить. Именно потому, что точно знать он не мог. Но я его не любила. Уважение, понимание, привязанность, это всё потом пришло, ведь Витя оказался хорошим мужем, ни разу мне повода для ревности не дал. Но тогда, после этой паршивой истории я... как бы получше сказать... в общем, замуж я шла не по любви, а от досады и мне было всё равно. Мол, если ты меня так любишь, как уверяешь, если ты меня хочешь, возьмёшь такой, какая есть, а если нет -- катись ко всем чертям. Лучше уж сразу расстаться, чем выйти замуж сгоряча, а потом терпеть попрёки. Вот и сказала, что Коля сын Василия, хотя и сама уверена не была.
   - Виктор, надо полагать, выдержал испытание успешно?
   - Более чем, он снова меня удивил. Сказал, что это не имеет значения. Мол он меня действительно любит так сильно, что ему всё равно, чей там у меня ребёнок. И он на самом деле относился к Коле лучше, чем даже к собственному сыну.
   ------------------------------------------------------------------------------
   - Видите как странно бывает. Действительно Петухов старший относился к приёмному сыну уж как минимум не хуже, чем к родному. Львиную долю наследства оставил именно ему. Такая вот история.
   - Интересная история, Иван Макарович, спору нет. Попадись она мне в книге, прочёл бы с интересом, как занятный образчик человеческих взаимоотношений. Только нам-то какая польза? Что мы из этого рассказа извлечём, особенно из финальной части?
   - Пока не ясно. Пока это только очередные кусочки нашего паззла, которые предстоит состыковать с другими, если получится. Но, в любом случае, эти другие кусочки нужно отыскать. Думаю, у нотариуса мы ещё один получим.
   - Отчего такая уверенность?
   - Смотрите, как интересно складывается. Знаете от кого Светлана Аркадьевна узнала о том, что Осипенко оправдан? Как раз от нотариуса. Он ей сообщил, что ещё один наследник объявился и только после этого она ко мне обратилась. Что же получается? Выйдя из тюрьмы, Василий Семёнович сразу, даже не покушав, грязь тюремную не смыв, к нотариусу двинул, так что ли? Надо точно узнать. Кстати, Светлана клянётся, что только в офисе нотариуса узнала о том, что Василий в курсе: Николай его сын.
   - Вы ей верите?
   - Верю, а почему нет?. Светлана Аркадьевна сама ему ничего не говорила и была убеждена, что Василий знать этого никак не мог. Николай родился, когда Осипенко уже срок отбывал. Конечно, выйдя, он мог что-то сопоставить, но точно высчитать дату зачатия не всегда возможно, а Василий не только женихом числился, она с ним периодически спала и обычно предохранялась. Но он не предлагал, не догадывался, а знал точно. Интересно, откуда?
   - Мог просто сообразить, что парень на него похож.
   - Возможно, возможно. Впрочем, мы уже прибыли. Ну-с, пойдёмте послушаем, что поведает нам почтенный мэтр.
   Судя по табличке, нотариус начинал приём с десяти. Мы вошли в офис в начале одиннадцатого, тем не менее народу в приёмной толпилось уже не мало, человек пять. Иван Макарович очередь занимать не стал, поманив меня пальцем, вдвинулся в кабинет, что, к моему удивлению, не вызвало возражений ожидающих. С нотариусами я раньше дела не имел и, подумав, решил, что здесь действуют иные, нежели в госконторах правила и традиции. Мол имеет право -- войдёт, а нет, так нотариус его выйти попросит.
   Войдя, я принялся разглядывать хозяина кабинет. Выглядел мэтр убедительно. С узким, заострённым лицом, крючковатым носом и кустистыми бровями, он казался настоящим крючкотвором и до крайности напоминал иллюстрацию к детской книжке (кажется, "Три мушкетёра"), изображающей парижского нотариуса XVII века. Тем временем Иван Макарович отрекомендовался, напомнив о вчерашней договорённости. Нотариус кивнул и голосом скрипучим, как плохо смазанная дверь, проговорил:
   - Прошу садиться. Я обещал вас принять, и вот вы здесь. Но, ещё раз повторю то, что сказал вам вчера по телефону: я связан понятием служебной тайны и не стану отвечать на вопросы, могущие затронуть чьи-либо...
   - Ну что вы, что вы? -- довольно невежливо перебил мэтра Иван Макарович, -- Я всё понимаю, чай сам юрист и много лет студентов учил в том числе и тому, что такое служебная тайна. Так что не беспокойтесь. У меня только один крайне простой вопрос, ответ на который, на мой взгляд, никак не нарушит ваших похвальных принципов.
   - Только один?
   - Принципиальный вопрос, да,один. Возможно, и даже скорее всего, будет и парочка сопутствующих, вызванных вашим ответом. А вопрос такой: когда господин Осипенко зарегистрировался в качестве наследника покойного Николая Петухова?
   - Да, -- немного подумав сказал нотариус, -- на этот вопрос я могу ответить без ущерба делу. Где-то в последних числах августа. Если нужна точная дата, могу свериться с документами.
   - Нет нужды, благодарю вас. Он что же, лично вас посетил?
   - Как, интересно, господин Осипенко мог посетить меня лично, если он в это время сидел в тюрьме?
   Надо же, подумал я, у старого сухаря, оказывается есть зачатки чувства юмора. Впрочем, нет, на лице и тени улыбки не мелькнуло. Он, пожалуй, не шутит, а просто констатирует факт.
   - Разумеется, приходил адвокат.
   - Господин Н-ский?
   - Совершенно верно. Он предъявил ордер и безупречный, не допускающий толкований акт генетической экспертизы, так что у меня не было ни малейшего повода ему отказать: биологическое родство в отсутствии завещания -- фактор определяющий. Я только предупредил, что господину Осипенко придётся всё же и самому меня посетить, дабы я мог его личность удостоверить. Что он и сделал относительно недавно.
   - Очень интересно. Тогда, простите, последний вопрос. Вы предупредили Светлану Аркадьевну о том, что у неё конкурент объявился. Почему? И почему только сейчас, а не тогда, в августе?
   - Видите ли, -- на лице нотариуса впервые мелькнула тень эмоций, -- я неплохо знал покойного Виктора Ильича и хорошо отношусь к его вдове. Поэтому предупредил, тем более она и сама бы вскоре узнала. А почему только сейчас? Осипенко находился под следствием по обвинению в убийстве того, на чьё наследство претендовал, а значит всё могло решиться само собой, точнее, приговором суда8. Вы понимаете? Вот я и решил выждать, посмотреть, чем дело кончится и не беспокоить раньше времени несчастную женщину, только что потерявшую сына.
   Должен признать, подобного в моей практике не встречалось. Впервые мне пришлось регистрировать в качестве наследника человека, обвиняемого в убийстве наследодателя и это обстоятельство меня смущало. Однако адвокат, господин Н-ский, совершенно справедливо указал, что преступником человека может назвать только суд. Пока приговор не провозглашён, обвиняемый считается полноправным гражданином, независимо от того, какими уликами располагает следствие. Следовательно, у меня не было никаких оснований отказать господину Осипенко в регистрации.
   - А если бы его всё-таки осудили?
   - Никаких проблем. Получил бы по запросу копию приговора суда и на основании оного исключил бы господина Осипенко из числа наследников господина Петухова.
   - Но, как бы то ни было, в ближайшие три месяца наследство делиться не будет?
   - Безусловно. Пока не истечёт полгода со дня смерти наследодателя, никто в права не вступит. Итак, господа, надеюсь, я ответил на все ваши вопросы? Прекрасно. Тогда давайте прощаться, у меня, извините, ещё много дел.
  
   Глава пятая.
   Автор испытывает моральные терзания и делает неожиданное сопоставление.
   Распрощавшись с нотариусом, мы вышли и молча направились к машине. Я ждал дальнейших инструкций, да и обсудить услышанное хотелось, но Иван Макарович, погрузившись в раздумья, меня как будто не замечал. Забрался внутрь, поёрзал, устраиваясь поудобнее и замер, потирая пальцами лоб. Подождав некоторое время, я не утерпев, решился прервать мыслительный процесс.
   - Полагаю, теперь нет сомнений, что Осипенко преступник?
   - Что, простите? Извините, Сергей Юрьевич, задумался.
   - Я говорю, раз Осипенко ещё в августе о своих правах заявил, значит ни о какой амнезии речи нет. Всё он прекрасно помнил, заранее всё срежиссировал.
   - Фактически ниоткуда это не следует, но я с вами, согласен, психологически это подтверждение по крайней мере одного непреложного факта: он заранее, ещё в августе знал, что суд его оправдает. А знать это точно он мог только в том случае, если действительно не при делах. Но у человека, потерявшего память, такой уверенности быть никак не может. Значит замешан. Сам он, разумеется, не убивал, но в том, что является организатором преступления, я теперь не сомневаюсь.
   - Я бы на его месте выждал. Я имею ввиду с нотариусом.
   - Понятное дело. Но он же не мог знать заранее, когда рассмотрение дела назначат. Форсировать не мог, это не в его силах, да и выглядело бы подозрительно. Он для того и признание подписал, чтобы следователь дело закрыл побыстрее и в суд направил. Хотя, конечно, подождать ещё месячишко, а то и два вполне можно было, время позволяло. Но поторопился наш Василий Семёнович, видимо перенервничал, да и было от чего. Считаясь единственной наследницей своего сына, Светлана Аркадьевна могла добиться разрешения попользоваться наследством до истечения полугодового срока. Если и не всем полностью, то значительной частью. А значит, наследство могло сильно подсократиться.
   К тому же, из показаний бывшего опера, с которым мы сегодня утром встречались, можно сделать вывод, что Василий Семёнович, будучи человеком по большей части расчётливым, в то же время порой подвержен неким вспышкам аффектации и тогда совершает спонтанные, необдуманные действия. Вроде той драки с Петуховым. Видимо и в данном случае так вышло, не утерпел. А может испугался, что Светлана об экспертизе узнает и какие-то действия предпримет, например, часть имущества скроет.
   Что ж, давайте суммируем. То, что мы с вами к определённым выводам пришли, хорошо. Мы теперь точно знаем, что наш сложный паззл собирается. Плохо, что я пока не вижу возможности доказать вину гражданина Осипенко. Знать и доказать это, к сожалению, не одно и то же.
   - Надо исполнителя искать.
   - Ёжику понятно, только как и где?
   - Но это же наверняка человек, как-то с Василием связанный. Надо бы подсказать следователю связи пробить, особенно тюремные.
   - Думаете он этого не сделал? Роман Антонович теперь за любую соломинку хвататься готов. Да и исполнитель может оказаться человеком посторонним, до того никогда с Осипенко не встречавшимся и формально никак с ним не связанным. Нет, сходу мы ничего не надумаем, полезную информацию получили и на том спасибо, надо дальше рыть. Поедем-ка мы теперь вот в этот адрес.
   Иван Макарович порылся в кармане, выудил небольшой листок и протянул мне. Там был написан адрес и имя: Елена Ивановна Парашютина.
   - Это кто?
   - Та самая подруга Лена. Из-за которой Светлана Аркадьевна с женихом рассталась. Её версию случившегося мы знаем, надо и другую сторону выслушать.
   - Думаете надо?
   - Обязательно. Как известно, одно и то же событие зачастую видится разными людьми совершенно по разному, что почти сто лет назад убедительно доказал своим гениальным рассказом великий Акутагава9. Только выслушав нескольких очевидцев можно если и не познать истину во всех деталях, то хотя бы приблизиться к пониманию.
   - Ну да, ну да. Врёт, как очевидец, помню, -- я всё вертел в пальцах бумажку, -- у меня странное ощущение, что эту фамилию я недавно где-то слышал...
   - Это вряд ли. Странная фамилия, согласен, потому и глаз цепляет. Я и сам вчера как услышал, подумал было, что ослышался. Даже осмелился Светлану Аркадьевну прервать, переспросил. Ну а когда мы с ней разговор закончили, сразу Роману Антоновичу позвонил, он мне за пятнадцать минут адрес гражданки Парашютиной пробил, а ещё через час и довольно подробную информацию предоставил. Увы, но она, похоже алкоголичка, в лучшем случае, сильно пьющая, так что разговор предстоит трудный.
   - Понятно теперь, что у вас в портфеле звенит.
   - Ну а чем ещё алкоголику язык развязать, как не бутылкой? А вводная такая: замуж Лена так и не вышла, хотя сына родила. Сын уже взрослый, за тридцать, живёт отдельно, мать иногда навещает, хотя и не часто. Сама Елена Ивановна работает продавщицей в небольшом магазинчике, в длительные запои не впадает (так что, видимо, до стадии алкоголизма ещё не дошла), но пьёт много и регулярно. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда поехали. Если дома не застанем, в магазин наведаемся, что, конечно, менее предпочтительно: на людях разговорить её будет сложнее.
   Добрались мы быстро, в начале двенадцатого уже были на месте. Звонить пришлось довольно долго. Я было решил, что квартира пуста и теперь придётся разыскивать свидетельницу со странной фамилией по месту работы, когда из-за двери послышались шаркающие шаги и хриплый голос вопросил: "Кого там ещё несёт с утра пораньше?". Если бы я не знал точно, что в квартире живёт одинокая женщина, я бы сильно усомнился в определении половой принадлежности хозяина голоса.
   Однако ни обдумать эту мысль, ни ответить мы не успели, дверь распахнулась. Существо, стоящее на пороге назвать женщиной язык не поворачивался и казалось странным, что она могла пользоваться успехом хоть у кого-то, пусть и тридцать лет назад. Короткая неряшливая стрижка (явно не в парикмахерской), вытертые джинсы, ну и лицо. Лицо было помятым, бледным, а характерные пятна безошибочно выдавали регулярные, многолетние злоупотребления плохим алкоголем.
   Не раз слышал, что на женский организм алкоголь влияет значительно сильнее и хуже, чем на мужской. Кто-то с таким утверждением может и не согласиться, но не я. Согласно статистике женщин алкоголичек много меньше, нежели мужчин, но пристрастившись к этому извечному пороку, спиваются они обычно быстрее, а спившись, выглядят гораздо ужаснее мужчин-алкоголиков. Причина скорее всего, кроется в том, что природа отвела самке более важную роль в сравнении с самцом: воспроизводство потомства и забота о детёнышах. А потому и в дикой природе, и в человеческом обществе, самки обычно более социально ответственны. Необходимость заботы о потомстве заставляет их избегать опасностей, к которым относятся и разнообразные деструктивные увлечения, вроде чрезмерного потребления спиртного.
   Иначе говоря, поскольку женщина пьёт меньше и реже мужчины, сопротивляемость организма спиртному у неё слабее, оттого и спивается прекрасный пол быстрее. Примерно то же самое происходило при контактах аборигенов с европейцами. Не испорченные цивилизацией дети природы, не имели, подобно белым пришельцам, многовековой привычки к "огненной воде", а потому, едва распробовав, спивались моментально, бедолаги. Что американские индейцы, что наши коренные сибиряки-северяне.
   С другой стороны, мужчины и женщины психологически сильно различаются, что уже давно ни для кого не секрет. За редкими исключениями, мужчина -- рационал, тогда как женщина -- эмоциональ10. А потому, не сумев искушения избежать, женщина идёт в разнос. О пьянстве уже сказал, а вот и другой пример. Женщин-преступниц на порядок (а может и на два порядка) меньше, чем преступников-мужчин. Но, если уж дама решится закон преступить, это будет гораздо более изощрённое, коварное преступление, чем мог бы измыслить рациональный, а потому и несколько более прямолинейный мозг мужчины. Как там обстояло у открывшей нам дверь дамы с законом не знаю, но её смело можно было выставлять в лаборатории любого медицинского института в качестве наглядного пособия, демонстрирующего разрушительные последствия женского алкоголизма.
   Существо выглядело абсолютно бесполым, однако серьги в ушах намекали, что перед нами всё-таки женщина, пусть и бывшая. Это и была, по всей видимости, искомая Елена Ивановна. Поглядев на неё внимательно, я подумал, что приехали мы зря: нельзя говорить ни о чём серьёзном с обладательницей таких глаз. Если глаза -- зеркало души, то эти зеркальца будто держали исключительно в пыльном подвале и годами не протирали. В общем, выглядела гражданка Парашютина хуже некуда, но ей, казалось было наплевать на свой внешний вид, тем более она явно мучилась с сильнейшего похмелья. Пока дама пялилась на нас своими мутными зенками (прости Господи, но иначе эти буркалы и не назвать), мучительно соображая, что же сказать, Иван Макарович, тоже, видимо впечатлённый увиденным, решил взять инициативу в свои руки.
   - Что же Вы, Елена Ивановна, столь неосторожны? Разве можно в наше время дверь кому попало открывать не спросив?
   Едва нашу свидетельницу увидав, я твёрдо решил ему не мешать, ибо необходимость близкого общения со столь опустившимся существом вызывала у меня сильнейшее отвращение, статус же стажёра-помощника позволял ограничиться наблюдением. И то много, я представляю, какая там грязь, а ведь садиться придётся, не стоять же столбом два часа. Ладно, в крайнем случае платок подстелю или газетку. Несмотря на отсутствующий вид, Елена Ивановна уловила, что к ней обращаются и ответила довольно быстро для своего состояния, не дольше, чем через полминуты.
   - Брать у меня нечего, грабители не позарятся, -- и, подумав, добавила с лёгким сожалением, -- насильники тоже, хотя я бы не возражала. А вы чего припёрлись, кто такие? Выходной у меня, так и дайте ж отдохнуть рабочему человеку.
   - Мы к вам по делу, уважаемая Елена Ивановна. Разговор есть важный насчёт вашего старинного знакомого.
   - Некогда мне лясы точить, я -- человек занятой.
   Ага, подумал я, занята ты, как же. Только что сказала, что выходная, небось думаешь, где бы опохмелиться и на какие средства.
   - Я понимаю и готов компенсировать вам затраченное на беседу время. Кроме того, как человек интеллигентный, не привык приходить в чужой дом с пустыми руками, -- и профессор выразительно пошевелил портфелем, вызвав характерный звук, который ни с чем не спутаешь.
   Разительнейшая перемена в облике нашей визави не заставила себя ждать. Нет, слово "компенсировать" она оставила без внимания, видимо давно позабыв, что оно означает. Но едва услышав звон бутылок, преобразилась мгновенно, почти как Золушка после того, как фея её волшебной палкой обмахала. Глаза прояснились, будто пыльное стекло, обдутое мощной струёй сжатого воздуха. Да и вся она как-то подтянулась, заулыбалась и стала выглядеть... нет, ни в коем случае не привлекательно, но хотя бы не так отталкивающе, как поначалу.
   - А что же мы в дверях-то стоим? -- промурлыкала она совсем уже не хриплым, а даже с намёком на приятность голосом, -- проходите в дом, гости дорогие.
   Квартира, несмотря на то, что бедность, я бы даже сказал какая-то нищенская убогость обстановки, била в глаза прямо с порога (грабителям тут и впрямь делать нечего, что правда, то правда), оказалась на диво пристойной. В смысле чистой. Не стерильной, конечно, но довольно обихоженой. Ничего не валяется на полу, пыль протёрта, все вещи на своих местах. Я, не удержавшись, украдкой провёл пальцем по стулу, прежде, чем сесть -- чисто. Видимо, Елена Ивановна не совсем ещё опустилась, какое-то внутреннее самоуважение заставляло её квартиру убирать.
   Хозяйка провела нас в комнату, усадила за стол и молча уставилась на портфель, гипнотизируя его, словно удав кролика. При этом она не издавала ни звука, лишь шумно сглатывала время от времени, да веко у неё начало мелко подёргиваться. Слегка замешкавшийся Иван Макарович, перехватив страждущий взгляд, неторопливо выставил на девственно чистый стол бутылку дешёвой водки. Веко дрожать перестало, но настороженность во взгляде не исчезла. Иван Макарович несколько удивился, затем кивнул, понимая, и выставил ещё две.
   Вот теперь Елена Ивановна успокоилась. Жестом фокусника извлекла чуть ли не из воздуха стопарик (я, честно говоря, не уловил, откуда она его достала, не из кармана же), сноровистым точным движением, выдающим богатую практику, свернула крышку одной из бутылок, нацедила стопочку и единым духом приняла. Как принимают лекарство. Действие сказалось немедленно, сродни тому, какое оказывает настоящее лекарство на хронического больного: учащённое прежде дыхание выровнялось, на впалых щеках заалел румянец, взгляд стал совсем осмысленным. Елена Ивановна поглядев на нас чуть ли не с любовью, проворковала:
   - Пойду-ка я закусочки соображу, что Бог послал. Мы же не алкаши просто так пить, не закусывая.
   - Да-а, насчёт закуски-то, я чуть было не позабыл.
   В третий раз склонившись над своим объёмистым портфелем, Иван Макарович достал палку варёной колбасы, брикет сыра, банку рыбных консервов. Я обратил внимание на то, что вся снедь, включая и напитки, была не высшего качества. Нет, не с помойки, конечно, но явно из магазина эконом-класса для людей небогатых: колбаска дешёвая любительская, даже не докторская, сыр далеко не эдам, причём не первой свежести, да и консервы хоть и лососёвые, но не форель или сёмга, а дешёвая горбуша.
   И мне вдруг стало интересно до чрезвычайности узнать, чем он руководствовался покупая именно такие гостинцы? Об экономии речь не идёт, в конечном итоге за всё платит клиент. Тогда почему? Подумал, что алкашке и такие сойдут или какое иное соображение имел? Тем временем, Елена Ивановна сгребла продукты и поспешно удалилась на кухню, кинув прощальный взгляд сожаления на едва початую бутылку. Выпить ей, видимо, хотелось отчаянно, но не решалась по второй в одиночку (приличия, блин, куда деваться?). Я же, пользуясь временным отсутствием хозяйки, поспешил прояснить интересующий меня вопрос.
   - Иван Макарович, а чего это продукты такие неказистые? Денег не хватило?
   - Всё шутите, Сергей Юрьевич, ай-яй-яй. А могли бы уже усвоить, что глупая скупость мне ничуть не свойственна.
   - Знаю, знаю, только разумная бережливость. Да я и не смеюсь вовсе, мне просто интересно стало, почему вы купили именно такие продукты, хотя могли и гораздо лучшие? Полагаете, она всё одно разницы не почувствует?
   - Вовсе нет. То есть я не уверен, сможет ли Елена свет Ивановна уловить на вкус разницу между водкой за сто пятьдесят и пятьсот рублей, но причина в другом. Вы согласны, что говорить с существом, открывшим нам дверь было бы затруднительно?
   - Безусловно, я даже подумал, что мы зря приехали, только время потеряли.
   - Однако, как только я бутылками зазвенел, она сразу переменилась. Была настроена явно недружелюбно, стала благожелательно, взгляд был пустой, стал осмысленный. А почему? Потому что страдала с тяжелейшего похмелья (это я вам как медик говорю), а я дал ей возможность подлечиться, не выходя из дома, кроме того уважение проявил, не с пустыми руками пришёл. А Елена, как вы, вероятно, по состоянию квартиры могли заметить, какие-то остатки самоуважения сохранила, для неё это важно.
   Конечно, я мог бы купить дорогую водку и закуску, тем более платит за всё клиент, но... Для того, чтобы получить нужную информацию от человека, изначально не собиравшегося с вами откровенничать, надо постараться его к себе расположить. И чем больше преуспеете, тем охотнее он с вами говорить станет, тем больше скажет. Так вот я полагаю (точнее, уверен), принеси я дорогую водку и буженину вместо варёной колбасы, это только повредило бы решению нашей задачи. В лучшем случае никак не повлияло на отношение к нам Елены Ивановны.
   - Но почему?!
   - А потому, что она сразу поняла бы цену продукта, всё же в магазине работает, значит хоть как-то в ценах ориентируется. Пусть она и не смогла бы точно подсчитать, но то, что водка дорогая, в три-четыре раза дороже обычной, безусловно отметила бы. А значит, она, вместо того, чтобы сосредоточиться на беседе, всё время прикидывала бы, сколько бутылок обычной водки могла бы купить вместо одной дорогой, неизбежно приходя к выводу, что гость либо сволочь, либо дурак. От таких раздумий водка в горло не полезла бы, уверяю вас. В лучшем случае Елена Ивановна досадовала бы на мою глупость, в худшем -- негодовала, полагая, что я над ней издеваюсь. Какая уж тут откровенность?
   - Надо же! А мне подобные соображения никогда в голову не приходили. Я считал, что чем лучше подношение, тем довольнее одариваемый.
   - Это только в том случае, если ваш визави сравним с вами материально или хотя бы интеллектуально. Мол я себе такого часто позволить не могу, но и неприязни к тому, кто может, не испытываю и, коли случай выпал, с удовольствием употреблю. Ш-ш-ш, заканчиваем, кажется наша хозяйка возвращается.
   Действительно, в дверях показалась Елена Ивановна. В руках она держала поднос, на котором располагалась закуска. Причём, хозяйка не поленилась сервировать стол: сыр и колбаса аккуратно, ровно порезаны и разложены по тарелочкам, рыба подана не в консервной банке, как сделал бы даже я, принимая близкого знакомого на кухне, а выложена пусть и в щербатую, но селёдочницу. Сервировку дополняли симпатичные стопки. Споро расставив на столе приборы, Елена Ивановна, не тратя времени даром, разлила водку, подхватила свою стопку и предложила:
   - Выпьем за знакомство, гости дорогие.
   - Извините, уважаемая, хм, Елена Ивановна, мне нельзя, я за рулём, так что ограничусь водой, с вашего позволения.
   Отличный предлог, принимаемый без возражений даже завзятыми выпивохами. Я потому редко машиной пользуюсь (только тогда, когда без этого ну никак не обойтись), что всегда считал её изрядной обузой -- даже пивка холодненького в жару не хлебнуть (а по нынешним временам и квас водителю опасен). Но сегодня порадовался. Мысль пить всякую гадость, да ещё и в такой компании меня совсем не грела. А вот у Ивана Макаровича отмазки не имелось и он выпил. Не так бодро, как Елена, но выпил в лице не изменившись, хотя я, на его вынужденный подвиг глядючи, мысленно содрогнулся. Хозяйка же приняла свою порцию с явным удовольствием, бодро опрокинула свою стопочку, закусив колбаской и блаженно закатив глаза.
   Дальнейшее пересказывать подробно не буду, уж извините. Да я бы и не смог при всём желании. Более того, будь я один, вряд ли сумел бы разговорить свидетельницу, а сумев не смог бы выделить из потока извергаемого ею пьяного бреда рациональные зёрна. Потому что Елена Ивановна, как это часто случается с запойными, захмелела довольно быстро, буквально с трёх стопок, отчего речь её потеряла связность. Её потянуло на отступления, она всё время сбивалась и начав было отвечать на вопрос, перескакивала на что-то другое. Но Иван Макарович дело своё знал круто и с бесконечным терпением робота снова и снова возвращал Елену к интересующей его теме.
   Наблюдая разворачивающееся на моих глазах действо, я как-то вдруг очень ясно понял, осознал, насколько тяжёл хлеб сыщика. То есть я и раньше понимал, в чём Иван Макарович меня превосходит, но понимал умом, отстранёно. Теперь же понял, так сказать, практически. Можно иметь от природы острый ум и аналитические способности, можно упорными тренировками воспитать в себе наблюдательность и развить память, но ведь эти качества, безусловно необходимые для того, чтобы стать хорошим сыщиком, сами по себе не всегда достаточны для достижения успеха. Остальное -- рутина, встречи и разговоры со свидетелями, без которых не получить материала для анализа. И будь вы даже гением аналитики, успеха вам не добиться, если не добудете каким угодно, любым способом требуемую информацию.
   А как быть, если свидетель вам неприятен, если вам противно не то чтобы тесно общаться, но даже находиться с ним в одном помещении? Елена Ивановна вызывала у меня столь сильную неприязнь, что скрывать её я мог только полностью устранившись от общения или, в крайнем случае, ограничившись малозначительными репликами. Если бы мне пришлось, к несчастью, занять место Ивана Макаровича, я своей неприязни скрыть не смог бы. Она вылезала бы в каждом слове, жесте, взгляде. А какой откровенности можно ожидать от свидетеля, который ясно понимает, что вопрошающий относится к нему с плохо скрываемым презрением?
   Я не сноб, во всяком случае всегда считал себя человеком толерантным. И считал не безосновательно, ибо имел не раз возможность в том убедиться, но есть, видимо, что-то, что меня сильнее, да и с личностями, подобными гражданке Парашютиной мне прежде общаться не доводилось. Видеть-то я их видел неоднократно, но не общался. А отсюда вывод, простой, как мычание: хорошим сыщиком мне не стать. Не дано. Собственно, задачи подобной я себе и не ставил, мне это, слава те, Господи, не нужно. Всего лишь практический материал для книги набрать и только. И, кстати говоря, на сыщицкой практике я только второй день, а уже узнал многое, о чём раньше и не подозревал.
   Однако, я несколько отвлёкся. Услыхав фамилию Осипенко, гражданка Парашютина поначалу долго и со вкусом ругалась. Конечно она его помнила, ибо до сих пор считала, что именно Василий поломал ей жизнь. Вольно или невольно -- другой вопрос. Но рассказала в итоге много интересного. Правда эти сведения пришлось выцарапывать, буквально как жемчужные зёрна из навозной кучи. Короче, если опустить излияния проспиртованной души, отступления, жалобы на загубленную жизнь и явный бред, то узнали мы с Иваном Макаровичем следующее.
   Лена Парашютина росла в интеллигентной семье. Родители-инженеры, образованные, но, увы, не богатые, так что жили они отнюдь не роскоши. Но зато, с детства Лена приучилась к книгам и классическому искусству. Книг было больше, просто потому, что были они дешевле и доступнее, но и театр она любила. Всё бы ничего, но большинство в классе составляли детки торговых работников и других граждан, занятых в сфере обслуживания: официантов, парикмахеров, автослесарей, будто кто их нарочно в эту школу собирал, чтобы юную Лену на прочность проверить.
   Упаси Бог, не собираюсь огульно чернить всё это славное сословие, но напомню тем кто забыл (и, соответственно, объясню тем, кто не знает по младости лет): во времена тотального дефицита на всё -- продукты, промтовары, услуги -- тот, кто на дефиците сидел, жил обычно получше сограждан, подобной благодати не сподобившихся, считался "хозяином жизни", козырем в совковой социальной колоде.
   Вообще-то и в наши дни примерно та же картина наблюдается, только дефицита стало поменьше или, лучше сказать он теперь другого порядка, скажем место в центре города под точечную застройку получить или добиться разрешения приватизировать за копейки, по остаточной стоимости, пусть малюсенькую, пусть тонюсенькую, но нефтяную трубу. Соответственно изменилась и социальная составляющая "хозяев". Чиновники как были, так в козырях и остались, а вот представители сферы обслуживания былую значимость утратили, превратившись в обыкновенных, причём, далеко не самых обеспеченных граждан. То есть заняли то место, которое им и подобает по труду их, и которое они занимают во всех более-менее развитых странах. Хорошо, хоть по этому показателю России удалось Европу догнать, есть чем гордиться. Потому что по уровню коррупции Азия-с, господа, чистая Азия-с.
   Ну а в Советском Союзе, если в самые верхи не забираться, а также отбросить академиков с лауреатами и спортсменов с дипломатами, самым обеспеченным слоем населения были как раз продавцы и автослесари. А завмаги и директоры баз шли и вовсе по разряду небожителей.
   Правда этих небожителей периодически сажали, а некоторых, самых "способных" даже расстреливали. Торговый Институт имени основоположника российского марксизма официально считался кузницей кадров для лучшей и честнейшей в мире Советской торговли, а неофициально -- поставщиком клиентуры для ОБХСС11. Жить постоянно на грани риска не всякому по плечу, поэтому наиболее успешные торговые работники были, как правило, людьми конкретными, практичными, чуждыми глупой романтике, всем этим рефлексиям, охам-вздохам. Да и времени в погоне за благополучием на все эти "глупости" не оставалось. Говоря попросту, люди эти были обеспечены сильно выше среднего совка, но часто существенно ниже по уровню культурного развития. Не все, разумеется, но подавляющее большинство.
   Однако, при этом ловчилы от торговли отличались практической сметкой, хорошей реакцией и недюжинной смекалкой. Не обладавшие этими качествами садились быстро, происходил, так сказать, естественный отбор в полном соответствии с теорией эволюции Ч.Дарвина. А потому "хозяева жизни" не могли не замечать, что рядом с ними живут другие люди с другими интересами. Находящие удовольствие в книгах, кино, опере и балете, то есть во всём том, что кажется быдлу пустой тратой времени.
   Пардон, слово "быдло" нынче считается как бы неприличным, но для меня это просто термин для обозначения некоего социального феномена. Возможно я не точен, возможно неправильно употребляю слова, но ведь я никому своего мнения не навязываю. Тем более, что моё мнение выражается крайне простой формулой, которую не трудно усвоить, а усвоив -- проверить всякому, у кого такое желание возникнет: если вы выросли в глухой деревне, не имея возможности учиться, вы, конечно, не развиты и малообразованы, но вы ещё не быдло. А вот если вы имеете полную возможность развиваться, но не считаете нужным, если вам неприятен сосед, который ничего плохого вам не сделал, просто живёт другими ценностями, например, находит удовольствие в чтении книг, вам непонятных, а потому раздражает вас самим фактом своего существования, то вы, увы, быдло.
   От осинки, как известно, не родятся апельсинки. У свиней рождается поросёнок, у орлов -- орлёнок, а у быдла (ничего не поделаешь, генетика) -- маленькая быдлятинка. И вот из таких славных деток состоял Ленин класс на две трети. А у этой специфической категории граждан есть ещё одна, далеко не безобидная особенность: более развитых интеллектуально, более образованных сограждан они не просто не любят, они их гнобят. Активно, изощрённо и при первой же возможности. Так что бедной, но культурной Лене пришлось хлебнуть с детства изрядного лиха. Она будто нарочно была создана для того, чтобы стать в этом сообществе классической парией (плевательницей, в которую можно спустить накопившуюся желчь), с чем со временем смирилась настолько, что и малейших попыток повысить свой статус не предпринимала.
   Можно было бы, наверное, перевестись в другую школу, но для этого Лене пришлось бы объяснять родителям причину. А её с детства воспитывали в том ключе, что люди в основе своей не плохи и если они тебя обижают, то причина в тебе. Коль судьба твоя так сложилась, что ты развитее и образованнее одноклассников, то надо не гордиться своей особостью, а поделиться культуркой. Не смогла -- твоя вина. Именно так отреагировали родители Лены на первые робкие попытки дочери посетовать на несправедливость бытия. Поэтому подобные попытки она вскоре оставила. Но детство у неё выдалось не особо радостным, я её даже невольно пожалел, поскольку и сам в детстве считался в классе "умником", за что получал тычков изрядно.
   Да ещё как назло добавилась задержка в физическом развитии. -- Лена слишком долго выглядела маленькой девочкой. Месячные пришли к ней только в четырнадцать лет, что вовсе не патология, но попробуй объясни это подростку, тем паче подобные вопросы обсуждать даже с родителями было в то время не принято. В свои четырнадцать Лена оставалась внешне ребёнком, в то время как почти все одноклассницы щеголяли пышными формами и вели друг с дружкой "взрослые" женские разговоры.
   Опять-таки, ничего страшного. Одни девочки созревают рано, другие долго остаются "гадкими утёнками", но потом вдруг, неожиданно для окружающих расцветают, а научившись пользоваться косметикой, и вовсе красавицами становятся. Ничего этого Лена не знала, зато ясно видела, что она не такая, как другие, а оттого считала себя ущербной. Уверенности в себе подобные размышления, сами понимаете, не прибавляют, Лена и росла неуверенной в себе, закомплексованной девочкой.
   Перемен к лучшему, казалось бы ничто не предвещало, Лена со своим положением изгоя смирилась, хотя страдала отчаянно, как вдруг в начале очередного учебного года у них в школе появилась новенькая. Это как раз и была Светлана (в то время ещё не Петухова, а Виноградова) и определили её в Ленин 8а класс. Сарафанное радио и среди подростков хорошо работает, так что буквально через два дня все о ней всё знали. Узнали, в частности, что Светин отец -- высокопоставленный партийный чиновник, недавно переведённый в Москву из С-ой области.
   По всему выходило -- прямой путь Светочке Виноградовой в классную элиту, но очень скоро выяснилось, что не очень-то она в эту самую элиту вписывается. Потому что Света отличалась от остальных одноклассников (а точнее сказать, превосходила их) двумя отнюдь не мелкими параметрами. Во-первых, её папа, в силу должности мог не опасаться ненужного внимания со стороны правоохранителей, ему не грозили допросы, суды, конфискации и прочие неприятности подобного рода. А во-вторых, Светлана, подобно Лене, была довольно развита, тоже любила умные книжки и классическое искусство. Разве что в театр ходила чаще Лены и сидела не на галёрке, а в ложе или в партере. Получалось, что Света более всего совпадала по пристрастиям с парией-Леной, находясь при этом на противоположном полюсе социальной шкалы.
   Лидером класса в те поры, некоронованной королевой, а точнее сказать, альфа-самкой (некоторые представители рода человеческого людьми могут считаться весьма условно) была некая Анжела, дочь матёрого завмага. Опять-таки хочу напомнить, что в советское время вычурные имена, так распространённые ныне, были не очень-то приняты12. Сейчас куда ни плюнь, обязательно попадёшь в Яну, Жанну или и вовсе в Стефанию, а тогда, тридцать-сорок лет назад было совсем не так, даже девочки Виктории и мальчики Юлии редко встречались.
   Я лично никогда не понимал этого странного увлечения, можно сказать моды на вычурные "иностранные" имена, а в минувшие годы, видимо, такие непонимающие видимо составляли большинство, ибо существовала простая зависимость: чем изощрённее имечко дитяти, тем проще родители. По развитию проще. Мол если уж мозгами выделиться не могу, так хоть необычным именем чада выделюсь. И не думают родители-оригиналы (видимо, нечем думать-то), что мода переменчива. Вот сейчас явственно просматривается тяга к корням и истокам, детей нарекают простонародными именами, взятыми из святцев многовековой давности, типа Фрол, Фока, Фёкла. Это нынче модно, но в результате появляются странные, достойные раздела "Нарочно не придумаешь" журнала "Крокодил" сочетания типа Фёкла Францевна или Фрол Робертович. Награди меня родители такой погремухой, я бы их возненавидел. Честное слово.
   Лидер класса была типичной для своего времени "Анжелой": не развита и крайне малообразована. Книг она не читала, полагая это занятие скучным, училась из рук вон плохо. Впрочем, это её ничуть не беспокоило. Зная, что папа исправно снабжает дефицитом директора школы и классного руководителя, Анжела была уверена, что аттестат получит какой надо и без помех будет принята в Торговый институт. Впрочем, она была отнюдь не тупа, обладая некой природной, первобытной сметкой.
   И вот этим своим звериным инстинктом Анжела быстро уловила, что Света, ничуть не уступающая ей в материальном плане, но многократно превосходящая интеллектуально, представляет нешуточную угрозу её лидерству. И попыталась решить возникшую проблему кардинально, сразу поставив новенькую на место. Не придумав ничего лучшего, она просто избила Свету в раздевалке после урока физкультуры. Не сильно избила, неприятностей с милицией Анжела не желала, просто хотела унизить, показать сразу, кто в доме хозяин. Но просчиталась.
   Каждый человек опирается, в основном, на собственный опыт. Анжела хорошо понимала торговую среду, но совершенно не представляла себе возможностей крупного партийного бонзы, каковым был Светин отец. А он очень любил единственную дочь и обид не прощал. Не прошло и двух дней после инцидента в раздевалке, как на отца Анжелы свалилась внеплановая ревизия.
   Воистину правы те, кто утверждает, что детей надо воспитывать с малолетства. В принципе надо. Потому что иначе отпрыск может не только себе жизнь поломать, но и папе с мамой. Хитрован завмаг столько лет сидел в своём кресле, что уже ничего не боялся, страх потерял. Связями оброс, как старый замок плющом, кого надо подмазывал, кому надо платил, оттого от внезапных ревизий отвык напрочь: платные "доброжелатели" его всегда заранее предупреждали. Но Аркадий Виноградов стоял куда выше, превосходя по своим возможностям любого завмага примерно так же, как мастер спорта превосходит рядового разрядника. Уровень другой.
   Ревизия мигом выявила товарные излишки, что всегда считалось куда большим преступлением, нежели примитивная недостача. Попытки "решить вопрос на месте" успеха не имели: от взятки ревизоры отказались решительно, хотя и не без сожаления. В другой ситуации может и взяли бы, но тут задача была посадить, а потому служивые не рисковали, иначе сели бы сами. Короче говоря очень скоро вчерашняя королева стала парией, ещё и похуже Лены. С ней просто перестали общаться. И через месяц девушка вообще перевелась в другую школу, где её никто не знал.
   А место лидера естественным порядком перешло к Свете. Но, своей властью она не злоупотребляла, звёздностью, мажористостью, как ни странно, не отличалась. Видимо её отец относился к руководителям старой формации, почти исчезнувшим в семидесятые-восьмидесятые годы. Он был сродни тем деятелям Сталинского замеса, которые детей на войну посылали, да не в тыловые части, а в действующую армию13. И сыновья членов Политбюро реально воевали, а порой и гибли -- абсолютно непредставимая в наши дни ситуация. Вот и Света, воспитанная в том же ключе, выросла девочкой относительно скромной. Относительно, потому что её воспитание всё же не было пуританским и высокое положение отца, а также связанные с ним привилегии она понимала и принимала без колебаний, как должное.
   И ещё. Света Виноградова показала себя человеком добрым, одноклассникам она помогала охотно, но и на шею сесть не позволяла. А самое интересное, что её появление в классе сильнее всего отразилось на положении Лены. Лена оказалась единственной, чьи интересы оказались схожи со Светиными, с кем Света могла говорить на своём языке. А потому нет ничего удивительного в том, что девочки сблизились. Вскоре они уже сидели за одной партой и стали подружками не разлей вода. Конечно, Лена в тандеме была ведомой, но дружба со Светой мгновенно и навсегда изменила её статус, так как сияние, исходящее от Солнца и Луну делает светилом.
   Лена перестала быть парией, её начали (о чудо!) звать на вечеринки. Не сразу. Первый раз, когда одна из красавиц класса отмечала День Рождения, ей и в голову не пришло Лену звать, пригласила только Свету. Но та притащила и подругу, легко преодолев робкие попытки сопротивления. Когда же хозяйка, открыв дверь и увидя на пороге дурнушку-Лену, презрительно осведомилась: "А тебя кто сюда звал, убогая, чего припёрлась?", Света вздернула подбородок и ледяным тоном аристократки, говорящей с нерадивой прислугой, осведомилась: "Может мне тоже уйти?" Этого оказалось достаточно и в следующий раз Лену приглашали уже персонально.
   В дружбе со Светой для Лены таилось ещё одно преимущество. Та взялась активно опекать свою бедную подругу и, в частности, давала ей поносить свои вещи, а некоторые, поднадоевшие, даже дарила. Будучи девочкой аккуратной, Света свои шмотки не занашивала, выглядели они вполне прилично, на уровне комиссионного магазина. Этакий добротный секонд-хэнд. Лена же принимала подарки со смешанным чувством. С одной стороны она отдавала себе отчёт в том, что родители никогда ничего подобного ей купить не смогут, но с другой всякий раз, надевая подаренное, остро чувствовала свою убогость. А Света искренне желала помочь подруге, не понимая, что и доброта порой унижает.
   В глазах всех окружающих девочки считались равноправными подругами, возможно и Света так полагала, но Лена-то ясно видела, что их партнёрство отнюдь не паритетно. А читая с детства иностранную литературу очень скоро смогла подобрать определение своего истинного статуса -- компаньонка.
   Во время перестройки родился забавный афоризм: "Демократия так же отличается от демократизации, как канал от канализации". Компаньон это равноправный деловой партнёр, но компаньонка -- слово иное и обозначает совсем другое понятие. Родилось оно, насколько понимаю, в Англии. Вот, допустим, престарелая богатая вдова, живущая в своём поместье, мается от скуки. Тогда она выписывает к себе бедную родственницу, которая и становится компаньонкой. Функция компаньонки -- развлекать хозяйку. По всякому развлекать: светской беседой, чтением вслух, сопровождением в поездках... За это она имеет сытую, обеспеченную жизнь на всём готовом.
   Формально, компаньонка -- подруга, для слуг она такая же леди, как и хозяйка, разве что стоящая на иерархической лестнице ступенькой ниже. На деле же компаньонка такая же служанка, как кухарка, горничная или дворецкий, потому что она обязана развлекать хозяйку не иногда, когда сама захочет, а всякий раз, как хозяйка того пожелает. Подобная двойственность сильно на психику влияет, оттого так часты в английской литературе (у той же Агаты Кристи, например) детективные сюжеты, в которых именно компаньонка оказывается преступницей.
   Подобные мысли постоянно крутились в Лениной голове и к окончанию школы, её отношение к Свете приобрело странную двоякость, естественную, если задуматься, но абсолютно непонятную человеку, никогда с подобными явлениями не сталкивавшемуся. С одной стороны Лена была благодарна подруге. Дружба со Светой прибавила ей авторитета, Лену в классе перестали третировать так что пребывание в школе стало даже приятным -- разительный контраст с прежним кошмаром, не говоря о том, что подруги, с которой можно просто поговорить, чем-то поделиться, у неё раньше никогда не было.
   Плюс, Светины подарки. Лена стала лучше одеваться и как-то расцвела. Настолько, что стала обращать на себя внимание парней, о чём раньше и мечтать не смела. Скорее всего произошло это естественным порядком, начался запоздавший физиологический процесс преобразования девочки в женщину, но Лена в физиологии была не сильна и связывала свое преображение именно со Светой. Но. С другой стороны Светины подарки и её постоянная опека, принимавшая порой навязчивые формы, постоянно подпитывали Ленин комплекс неполноценности.
   В результате, в неокрепшей девичьей душе благодарное обожание тесно переплелось с завистью, порой переходящей в откровенную ненависть. Днём она была готова за Свету жизнь отдать. Более того, за всё время их дружбы ни разу не возразила старшей подруге, всегда с ней соглашалась. Если Света спрашивала: "А не пойти ли нам в кино?", вопрос, несмотря на демократичную форму, дискуссии не предполагал. Её никогда и не бывало. Лена кивала и делала то, чего хотела Света. То есть та решала за обеих и Лена никогда и ни в чём ей не перечила. Днём.
   А вот ночью, оставшись одна, в смысле освободившись от опеки, Лена иногда мечтала сделать любимой подруге какую-нибудь нешуточную гадость. Лене остро, до дрожи в коленках, хотелось увидеть Свету плачущей, униженной, несчастной, чтобы уже она могла убогую пожалеть, защитить. Представляя плачущую от отчаяния и обиды Свету, Лена снова преисполнялась любви и нежности. Обычно подобная двойственность до добра не доводит, проявляясь в самых диких формах, но Лене хватало ума, а может и силы воли, себя контролировать.
   Слушая пьяные откровения свидетельницы, я невольно подумал о том, что подобные противоречивые чувства, не смотря на всю их странность, не так уж редки. Любой психолог подтвердит: ситуация, когда желания не соответствуют возможностям, сами по себе чреваты серьёзными проблемами. А уж когда в голове смешивается причудливый коктейль из диаметрально противоположных чувств, таких как любовь и ненависть, до беды недалеко. Понимал я и то, что Иван Макарович разбирается в психологии не на моём дилетантском уровне, а вполне профессионально, а потому начал за ним наблюдать. Но ничего особенного не заметил. Старый сыщик искусно вёл допрос и только, никак не демонстрируя своего отношения к сказанному свидетельницей.
   Так они и жили: внешне -- подруги, не разлей вода, на деле же -- компаньонка с хозяйкой. Причём, что интересно, Света, похоже не сомневалась, что их отношения с подругой совершенно равноправны. Просто она, как более активная (а может и более умная или, точнее сказать, развитая), предлагает своё решение, с которым Лена осознанно и совершенно добровольно соглашается. Но другой стороны, когда к советскому гражданину подходили на улице два крепких парня с незапоминающейся внешностью и, предъявив удостоверения сотрудников КГБ, вежливо спрашивали: "А не пройдёте ли Вы с нами, уважаемый?", подавляющее большинство тут же соглашалось. Что характерно, тоже совершенно добровольно.
   В своё время девочки (пардон, уже девушки) благополучно закончили школу и поступили в институт. И, как всегда, за обеих решение принимала Света. Она собиралась учиться на юриста, ну а у Лены ярко выраженных пристрастий не имелось, она лишь определила для себя, что точные науки -- не её тема, а потому покорно, привычно пошла за лидером, ни на что не рассчитывая, но, к своему удивлению, поступила. Впрочем, она подозревала, хотя никогда напрямую подругу не спрашивала, что тут Светин папа руку приложил. На Лену ему, конечно, было наплевать, но если бы дочка заявила, что хочет иметь близкого человека в незнакомом окружении, мог и похлопотать.
   Как уже отмечалось, я наблюдал за беседой Ивана Макаровича с Еленой Ивановной отстранёно, как будто присутствовал на спектакле для одного зрителя в театре миниатюр. И хотя речь Елены Ивановны была невнятной, сумбурной, она постоянно перескакивала с одного на другое, так что профессору приходилось то и дело направлять её в нужную сторону, проявляя при этом нечеловеческое терпение, слушал я с интересом. До поры до времени. Но чем дальше, чем ближе подходило повествование к роковым событиям, которые нас интересовали более всего, тем пьянее становилась свидетельница и тем неудобнее я себя чувствовал.
   Представьте такую ситуацию. Вы нашли укромный, совершенно дикий и безлюдный уголок на берегу реки. Кругом никого, только природа. Вы искупались, зашли в кустики переодеться да и задремали. А когда проснулись, видите, что на бережку девушки расположились. И поскольку рядом никого, купаются и загорают они нагишом. И вот сидите вы в кустах и не знаете, что делать? Выйти -- неудобно, лучше подождать, пока они все разом в реку не полезут и попытаться ретироваться по тихому. Но чем дольше вы в кустиках сидите, тем неудобнее себя чувствуете. Ибо глаз невольно на обнажённую натуру косит, отчего возникает мерзкое чувство чего-то постыдного, нехорошего.
   Такое примерно ощущение у меня и возникло: будто наблюдаю за естественными отправлениями человека, не подозревающего о моём присутствии. Каждый ежедневно совершает определённые физиологические действия, совершенно естественные, а порой и необходимые, но оттого и называемые интимными, что отправлять их лучше в одиночестве. И не только потому, что стыдно, а и потому ещё, что противно. Например, половой акт доставляет человеку огромное наслаждение и для здоровья полезен, но как же мерзко он выглядит, если наблюдать со стороны и не на экране, отгламуренным для видеосъёмки, а вживую. А испражнения, а рвота? Отвратительное впечатление, кто видел, спорить не станет. Оттого каждый нормальный человек старается подобных зрелищ избегать, а если волею судьбы вынужден наблюдать, остаётся в душе мерзкий осадок, будто с чем-то гадостным соприкоснулся, ну вроде как вверх, на облачка глянул, а тебе птичка в тот же миг в глаз капнула.
   Елена Ивановна мне сильно не нравилась, но то, что происходило на моих глазах, не нравилось ещё больше. Если называть вещи своими именами, Иван Макарович Елену откровенно использовал, причём втёмную, без её согласия. Потакая противоестественным пристрастиям больного человека (если считать алкоголизм болезнью, то Елена Ивановна, несомненно, была сильно больна), он получал то, что ему было нужно и я сильно сомневался в моральной правоте его действий.
   Но, с другой стороны, насильно пить свидетельницу никто не заставлял. Опять же она явно получала удовольствие от процесса, пусть извращённое, противное нормальному человеку, но удовольствие (под нормальными я понимаю людей, которые, подобно мне, хотя совсем не трезвенники, но подобной гадости никогда не пьют и никогда не впадают в длительные запои). Сведения, которыми она располагала нужны для следствия, а как иначе их получить? Моральны действия профессора или аморальны, но я прекрасно понимал: явись мы к гражданке Парашютиной с бутылкой кваса или лимонада, она нас и на порог не пустила бы.
   Может и согласилась поговорить за деньги, но, во-первых, она страдала с похмелья настолько явно, что только и думала бы о глотке водки, а не о содержании разговора, значит ничего особо интересного могла и не сказать. А во-вторых, полученные деньги она тут же на выпивку потратила бы. В результате то же самое, что и сейчас, только пила бы она одна, а не в нашем присутствии. Лицемерие получается, двойные стандарты. Вроде как если я ей сам наливаю, то есть прямо греху потакаю, это плохо, а если не прямо, а косвенно, если не на моих глазах напьётся, но на мои деньги (и самое главное, я точно знаю, что напьётся), то это ничего, это сойдёт.
   Не знаю. Может и нет у профессора другого выхода. Если я сейчас вмешаюсь, он мне никогда не простит. Значит остаётся сидеть на попе ровно и принимать происходящее как данность. Да и кто я такой, чтобы кого-то судить и уж тем более Ивана Макаровича? Он служит благому делу, а Елена Ивановна так и так человек пропащий. В любой день может хлебнуть палёнки из метинола и привет, поминай, как звали. А от наших подношений она, по крайней мере, не помрёт.
   За всеми этими размышлениями и моральными терзаниями я как-то отвлёкся, а начав вновь прислушиваться, с удивлением обнаружил, что почти ничего и не пропустил. Видимо частью сознания я продолжал инстинктивно ловить Еленины излияния, да чем дальше, тем сильнее у неё язык заплетался, тем больше она повторялась. Впервые с начала беседы Иван Макарович начал нервничать: Елена Ивановна достигла той стадии опьянения, что отрубиться могла в любой момент и профессор торопился. Торопился, как вскоре выяснилось, не зря. Примерно через полчаса Елена уронила голову на стол и захрапела так, что стало ясно -- будить её бессмысленно. Впрочем, необходимости в том не было, мы выслушали её исповедь до конца и выглядела она так:
   Вася Осипенко учился с девушками в одной группе с первого курса и в молодости был парнем видным. Не то, чтобы красавчик какой-то особенный или богатырь, совершенно нормальный парень, какие в любом институте встречаются: в меру хорош, но без слащавости; остроумен, но без пошлости; в общении лёгок, но не легковесен; себе на уме, но не скрытен, да ещё и на гитаре играет, что в молодёжной компании определённо приветствуется. Примерно так же охарактеризовала Василия и Светлана Аркадьевна, только в чуть более сдержанных выражениях, следовательно, можно считать описание верным или, по крайней мере, близким к действительности.
   Первые два года новоиспечённые студентки упорно грызли гранит юриспруденции, так что не всегда находили время в театр сходить. Но к третьему курсу они постепенно к студенческой жизни попривыкли, стали по сторонам посматривать, к однокашникам приглядываться. В общем, подружкам Василий понравился, а поскольку понравился он обеим, дальнейшее зависело от его предпочтений и тут уж Лене ловить было нечего. И не только потому, что она была менее привлекательна, вовсе нет (я видел фото, и впрямь, вполне ничего себе, кто бы мог подумать?). Просто Света была бойчее, чем скромная, закомплексованая Лена, не привыкшая к тому же противоречить своей активной подруге, а кроме того, для честолюбца, нацеленного на карьеру при прочих равных дочка большого начальника явно предпочтительнее.
   Лену выбор Василия задел, но опять-таки пытаться отбивать его она не стала, однако неприязни к подруге прибавилось. Ну а потом в её жизни появился Виктор Петухов. Лена была ему благодарна, спала с ним и замуж пойти была готова, однако, в глубине души понимала, что и здесь она оказалась только второй. Поначалу-то он на Свету внимание обратил и только когда с ней не получилось, на Лену переключился. Как говорится, на безрыбье. Короче говоря, ко времени той злополучной вечеринки, в душе у Лены кипела гремучая смесь из привязанности, зависти и неприязни.
   В процессе беседы свидетельница активно налегала и на водку, и на запивку, так что в какой-то момент выпитое запросилось наружу. Елена Ивановна невнятно извинилась и пошатываясь устремилась в туалет. Когда она из комнаты вышла, Иван Макарович, потерев лоб, тихо спросил:
   - Что думаете?
   - Такие пары многократно описаны в мировой литературе. И облагодетельствованный порой убивал благодетеля. Елена морально была готова сделать бяку подруге, только я не думаю, что решилась бы открыто соблазнять её жениха. Она же сама при этом теряла.
   - Вот именно. К сожалению, некоторым людям действительно свойственно ненавидеть благодетеля гораздо больше, чем явного врага. Если он оказывает мне благодеяния, которые я вынужден принимать, значит он лучше меня, значительнее меня. Помогая, он тем самым уязвляет мою гордость. Вполне достаточный повод для ненависти. Но вы правы, Сергей Юрьевич, исподтишка ударить, да так, чтобы в стороне остаться, чтобы на неё не подумали, это пожалуйста, это Елена Ивановна могла себе позволить, но открыто... Нет, психологически недостоверно.
   - Так что же у них произошло? Мне почему-то кажется, что смесь из благодарности, зависти и ненависти, сложившаяся в голове Елены Ивановны, каким-то образом связана со всем этим делом. Уж больно смесь гремучая, взрывоопасная, как ружьё в театре, которое обязательно должно выстрелить.
   - Я бы назвал этот процесс прорастанием семён гнева. Если они укоренились в душе, дали всходы, надо выкорчёвывать их немедленно, как поганые сорняки. Иначе, если дать прорасти, они могут породить гадкие плоды. Смертельно ядовитые.
   - Наверное, лучше сказать "семена зависти"?
   - Не скажите. "Семена зависти" как-то коряво звучит, не эстетично, да и не только зависть гнев порождает. Но дело не в этом. Лена, как Вы должны были понять, не сильно завидовала достатку подруги. В меру завидовала, как и любой на её месте. А вот то, что Света ею управляла, пусть и из лучших побуждений, да ещё и благодетельствовала, даря шмотки с барского плеча, вызывало у Лены сильнейшее негодование, ненависть, гнев, особенно сильный оттого, что она не находила в себе сил от подарков отказываться. Ладно, попробуем разобраться, если свидетельница в туалете не уснёт.
   Не уснула, о чём свидетельствовал шум спускаемой воды. Елена Ивановна управилась довольно быстро, быстрее, чем иные трезвые: явно старалась нас надолго не оставлять, видимо опасаясь, что уйдём и оставшуюся водку с собой унесём. Пошатываясь она возвратилась в комнату, рухнула на стул и отдуваясь, запыхавшись от быстрой ходьбы, протянула руку к бутылке. Иван Макарович споро наполнил её стопку до половины, но сразу не отдал, мол сначала ответ на вопрос, потом глоток.
   - Выпивка от вас никуда не денется, с собой не унесу. Так что расскажите-ка нам сперва, голубушка, что там у вас случилось на той злополучной вечеринке? Зачем это вам Василий понадобился, если и у самой жених имелся?
   - Да не нужен он мне был сто лет, -- пробормотала Елена сквозь слёзы, -- мы же с Витюшей тоже жениться собирались. Витюша, сволочь, так и говорил: "Вот последнюю сессию сдадим и в ЗАГС". Я так этого хотела, да и беременна уже была.
   - Так ваш сын...
   - От Виктора, конечно, от кого же ещё? У меня до него никого не было.
   А дальше выяснилось очень интересное обстоятельство. По словам Елены Ивановны, подробностей той вечеринки она не помнит, просто в какой-то момент отрубилась, а в себя пришла только утром, с удивлением обнаружив, что лежит в постели, рядом с Василием. Оба в чём мать родила, а одежда небрежно на полу свалена. И сказать, что спьяну отключилась нельзя, она, мол, в те поры пила очень мало и только вино. И в тот раз они всего-то по бокалу выпили.
   - Мы с Васькой потом несколько раз встречались, -- подумав продолжила Елена Ивановна, -- ну когда всё так повернулось. Даже жили вместе какое-то время, как товарищи по несчастью. Васька много думал и решил, что Витька нас с ним опоил чем-то. Не могла же я с бокала вина отрубиться, а Васька и подавно. Я ведь, когда в себя пришла, чуть его не прибила. Еле с себя спихнула, по морде лупцую, а он только башкой мотает из стороны в сторону и мычит невнятно. Да и у меня голова чугунная, но не так, как с похмелья бывает. Правда тогда я ещё не знала, как оно с похмелюги, позже поняла. Он и верно, усыпил нас, потом в спальню отволок и Светке показал. Он, Витька, иногородний, ему прописка была нужна, оттого он со мной и связался, а так-то на Светку сразу запал. У неё папаша большой человек был, не то что мой.
   Все, все сволочи, только одни не скрывают, а другие, большинство притворяется добренькими да порядочными. Светка, гадина, опекала всё, шмотки свои ношеные с барского плеча кидала. А всё лучшее -- себе. Ей даже в голову не приходило, что я тоже человек. Понравился парень -- взяла, а то, что он и мне нравился, даже не заметила. И тогда, на вечеринке этой проклятой, сразу поверила, тварь, даже поговорить не захотела. Витька, гад, слова говорил, жениться обещал, а такую подлость придумал, вся жизнь у меня из-за него наперекосяк пошла. Да и Васька не лучше. Мы же с ним жить уже стали, думала, плюнем на тех сволочей, поженимся, будем жить, как люди, а он в драку полез, сел, а когда вышел, обо мне и не вспомнил.
   Но ничего, есть Бог на небе. Витька ребёночка мне заделал, но ни копейки не дал, в жизни ни разу не помог. Я же, как родила, к нему обратилась, помоги, твой же сын. А он меня послал, знать ничего не знаю, ведать не ведаю от кого ты там своего ублюдка нагуляла. А от кого ещё, если я тогда только с ним... Но как докажешь? Он мне прямо сказал: "Ещё раз увижу, посажу". И посадил бы, вот я одна Петеньку и поднимала, от тоски и пить начала. А Витька весь в шоколаде жил, про сына не вспоминал, вот Бог его и назазал. Я пусть и в дерьме, но живая, а Витька и до пенсии не дожил. А нечего от сына отказываться. Когда Петенька мой вырос, пытался с отцом встретиться, поговорить, но Виктор его послал сразу, как и меня когда-то. Можно было бы генетическую экспертизу провести, слышала делают сейчас такие, но стоит немерено, а где денег взять?
   - А ваш сын, что же знает, кто его отец?
   - Конечно, я ему сказала, а чего скрывать? Петенька с детства ко мне приставал, плакал. У всех в классе, говорил, отцы есть, даже если в семье не живут и только у меня нету. Вот я ему и рассказала чей он сын и после много раз рассказывала. В подробностях. Вот как Вам нынче рассказала, так и ему рассказывала. А что? Пусть знает, чей он сын. Мог бы жить в хорошей квартире, с прислугой, ездить на иномарке и работу получить получше, поденежней, а то пашет в своём банке за гроши...
   Елена Ивановна продолжала что-то говорить, но речь становилась всё более путаной, невнятной, переходила в бормотание, голова клонилась всё ниже, пока она наконец не заснула. Некоторое время мы сидели тихо, потом, убедившись, что заснула свидетельница столь крепко, что не проснётся, хоть из пушки над ухом стреляй, перенесли её на диван и засобирались. Глянув на часы, я очень удивился, что ещё и двух нет, по ощущениям, давно вечер наступил. Общение с Еленой Ивановной оставляло столь тягостное впечатление, разговор шёл так трудно, что время ползло с черепашьей скоростью. А на самом деле прошло только два с половиной часа, что, правда, тоже не мало.
   Прежде чем уйти, я, с согласия Ивана Макаровича наскоро квартиру осмотрел. А когда объяснил, для чего мне это нужно, даже квалифицированно помог, поэтому управились мы быстро, минут за двадцать. Я не искал что-то конкретное, мне было интересно понять, есть ли в квартире что-то ценное. Ничего похожего не оказалось. Старенькие телевизор с холодильником, примитивная стиральная машина и полное отсутствие украшений. За всё содержимое квартиры Елены Ивановны я лично не дал бы и ста баксов.
   Правда в ящике стола обнаружился паспорт от относительно дорогого телевизора, проданного согласно штампу всего полгода назад. Вывод напрашивался сам собой, простой и очевидный: гражданка Парашютина пропивала всё, что хоть чего-то стоило. Такой телевизор она, разумеется, купить сама не могла, наверное сын подарил. Видимо тоже пропила. А отсюда получалось, что быть сообщницей Осипенко она никак не могла. Не станет опытный преступник связываться в серьёзном деле с алкоголичкой, готовой на всё за бутылку. Просто потому, что заложит и не со зла даже, а по пьяни.
   Я предложил Ивану Макаровичу немного перекусить, благо время давно за полдень перевалило (а день у нас сегодня рано начался) и хотя бы наскоро, вчерне обсудить за ланчем полученную информацию, чтобы понять, подходит ли этот кусочек нашему паззлу. Дверь в квартиру Елены Ивановны была оснащена замком с защёлкой, что позволяло захлопнуть её снаружи. А потому удалились мы спокойно, будучи уверенными, что в квартиру никто просто так не войдёт. Но, перед тем как выйти, Иван Макарович оставил на столе тысячную купюру, прижав её бутылкой.
   Умение выполнять обещания, независимо от того, кому и при каких обстоятельствах они даны -- важнейшее качество, по которому отличить порядочного человека можно практически безошибочно.
   Кафе обнаружилось буквально за углом, так что машиной пользоваться не пришлось. Мы вошли, выбрали блюда из стандартного набора бизнес-ланча и начали обмен мнениями. Только меня всё мучила мысль, что я либо где-то слышал, либо как-то иначе сталкивался, но фамилия свидетельницы мне знакома. Никак не мог от этого впечатления избавиться, но и вспомнить не мог тоже, а оттого напрягался и, каюсь, отвечал невпопад. Иван Макарович, естественно заметил, что я витаю в облаках, не очень-то к нему прислушиваясь, и не замедлил поинтересоваться причиной.
   - Друг мой, вы меня совсем не слушаете. О чём задумались? Поделитесь, вместе подумаем, так вернее до чего-то додумаемся.
   - Да вот всё пытаюсь вспомнить, где я мог эту фамилию слышать. Знакома она мне, хоть ты тресни. А ведь Парашютина -- фамилия редкая, не Иванова. И раз так мне запала, значит где-то встречалась.
   - Совсем необязательно. Может у вас простая ассоциация сработала: книгу читали или передачу смотрели про парашютный спорт, ну и запало вам слово парашют в память. Может не раскрылся или ещё какое драматическое событие произошло, не знаю. Память у нас странно устроена, иной раз что-то сложное необычное запоминаешь прочно и надолго, а что-то более простое...
   Он не договорил. Мне будто изнутри в голову стукнуло.
   - Стоп. Иван Макарович, Вы гений. Я вспомнил.
   - Ну и?
   - Там в банке. Ну помните, я рассказывал, как карточку в аппарат запихнул. Я не всё рассказал, точнее всё, но не в подробностях, не дословно. Так вот, когда карточка застряла, я обратился к охраннику, а тот вызвал сисадмина.
   - Вы об этом говорили.
   - Но не упомянул, что охранник назвал этого сисадмина Парашютом.
   - Как назвал?
   - Парашютом. Он передал по рации: "Вызовите Парашюта, пусть в зал выйдет, надо банкомат вскрывать". Я удивился, при чём тут парашют, а охранник усмехнулся, не берите, мол, в голову, прозвище такое у нашего сисадмина. Ну я и подумал, что парень прыжками увлекается и думать про него забыл, но теперь...
   - Уж не думаете ли вы, что тот сисадмин из банка родственник Елены Ивановны?
   - А почему нет? Как бы не сын, тот самый, о котором она так много говорила, по возрасту подходит. Этому сисадмину, который Парашют, на вид тридцатник. Прозвище могло быть образовано не из хобби, а из фамилии, а фамилия, как Вы сами знаете, редкая. Да и в самом конце Елена Ивановна упомянула, что сын в банке работает. Помните, она сетовала, что он "пашет за гроши в своём банке"?
   - Точно. Она так и сказала. Та что может быть, очень может быть...
   - Но, если это так, представляете, какие перед нами открываются возможности?
   - Ещё бы! Мы с вами, Сергей Юрьевич, решили, что Осипенко не стал бы связываться с пьянчужкой, но с её сыном... почему бы нет? Тогда и вопрос отпадает, отчего это диск с записью алиби господина Осипенко так долго хранился? Помимо начальника охраны это только сисадмин мог обеспечить. Как там Елена своего сына называла?
   - Петенькой. Надо срочно проверить. Не позвонить ли Вам Роману Антоновичу? По моему, самое время.
   Спорить Иван Макарович не стал. Хмыкнув, достал трубку.
   - Роман Антонович? Я вас приветствую. Как дела? Понимаю. Да нет, порадовать пока нечем, но, надеюсь, скоро ситуация изменится. А пробейте-ка мне одного человечка. Как зовут не знаю, это вы мне, надеюсь, скажете. Итак, мне нужны данные на того сисадмина из банка... как из какого? Из того самого, где алиби господина Осипенко отыскалось. Имя, фамилия, кто родители и так далее, сами знаете. Только тихо, чтобы он ничего не заподозрил. Вы говорили начальник охраны из наших? Отлично, через него и узнайте.
   И, кстати, как его зовут? Минуточку, я запишу. Так, готов. А служил где? Ага, ясно. Нет, это всё. Пока не знаю, но кое-какие соображения имеются. Да, вот ещё. Что бы вам странным не показалось, ничего не предпринимайте, пока со мной не встретитесь.
   - Остаётся ждать, -- сказал профессор, спокойно убирая телефон в карман, -- если повезёт, недолго. И если вы правы, если действительно окажется... Ладно, не будем забегать вперёд, подождём звонка, а пока давайте покушаем.
   В кармане у Ивана Макаровича зазвенело довольно скоро, мы едва успели с ланчем покончить, за кофе принялись. Слушал он молча, только в конце удовлетворённо произнёс: "Мы так и думали. Нет, нет, ничего не предпринимайте. Да понимаю я, что начальство вас торопит, ничего, ещё немного подождут. Ждите, мы сейчас приедем". И закончив разговор распорядился:
   - Вот так. Сергей Юрьевич, вы оказались правы: тот сисадмин из банка действительно сын Елены Ивановны. Знаете как, охарактеризовал его шеф службы безопасности? Нелюдимый, недоверчивый, ни с кем близко не сходится, но специалист хороший. Мизантроп, одним словом. Живёт один, что объяснимо, комнату в коммуналке снимает. Заканчивайте обед, Сергей Юрьевич, дела ждут. Поехали к Роману Антоновичу, только заедем по дороге в банк, это рядом.
  
   Глава шестая.
   Завершение дела или о том, какие плоды дают семена гнева.
   Москва не самый простой город в смысле поездок. Пробки почти всегда и везде, за исключением выходных (да и то как повезёт) и ночной поры. Возникают и рассасываются они непредсказуемо, а потому планировать поездки получается плохо. Как говорил один мой знакомый, профессиональный водитель: "мастерство шофёра определяется умением ездить огородами". Это означает способность находить объездные пути и не только по второстепенным дорогам, но и через всякие-разные щели, арки, сквозные дворы, не внесённые ни в атласы, ни в память GPS-навигаторов, что предполагает доскональное знание города и отменное чувство автомобиля.
   Если так, мастером вождения мне не стать, я тупо еду туда, куда указывает умный прибор и коли попадаю в пробку, воспринимаю сию неприятность философски. Впрочем, работаю я дома, а потому мне редко приходится ездить куда-либо к определённому времени, а если приходится, в девяти случаях из десяти я предпочитаю метро. В нём, по крайней мере, можно заранее и довольно точно рассчитать время поездки.
   Однако сейчас мы как раз спешили и как назло тут же влетели в приличную пробку. Я прикинул, что тащиться будем не меньше часа и успокоился: ничего с нашим Романом Антоновичем не сделается, подождёт малость. Да и поговорить с Иваном Макаровичем хочется, а что подходит для приватного общения лучше салона автомобиля, где нет чужих ушей и посторонний шум не мешает? Очевидно, обсудить ситуацию профессору тоже хотелось. Не льщу себе надеждой, что он видел во мне равновеликую в сыщицком деле величину, скорее хотел просто поразмышлять вслух. Но я тоже не собирался оставаться статистом без реплик, оттого и поспешил беседу начать.
   - Ну что, Иван Макарович, дело можно считать оконченным?
   - Прямо так-таки и законченным? Вы уверены?
   - Ну понятное дело, не прямо сейчас, в смысле не сегодня и даже не завтра. Придётся, конечно, детали обдумать, шероховатости подчистить, но вчерне-то всё ясно.
   - Торопитесь, Сергей Юрьевич, торопитесь, а спешка в нашем деле нужна далеко не всегда. Но, несмотря на это, хочу вас поздравить. Дважды.
   - Спасибо, только... Ну один раз -- это мне понятно, сисадмин Парашют. А второй-то раз за что?
   - Помните, вы сказали... как там? А, вот, когда Елена Ивановна в туалет выходила, вы сказали: "...смесь из благодарности, зависти и ненависти, сложившаяся в голове Елены Ивановны, каким-то образом связана со всем этим делом". Вы оказались правы. Ядовитые плоды, выросшие в душе Елены Парашютиной, отравили двоих: она сама спилась, переложив свою ненависть на сына.
   - Ну вот! Вы тоже пришли к тем же выводам. Я же говорю, всё ясно.
   - Ясно, говорите? Ладно, тогда давайте, изложите-ка мне своё видение происшедшего. Расскажите, как, по-вашему, было совершено убийство Николая Петухова? Ну а я послушаю, подправлю если что.
   - Охотно. Итак, считаю очевидным -- преступление организовал дважды судимый рецидивист Осипенко. Мотив понятен, повторяться не будем, главное -- очень ясный, убедительный мотив. В качестве сообщника-исполнителя он привлёк Петра Парашютина. А произошло всё, на мой взгляд, так: Василий Осипенко, не без оснований, надо признать, считал, что семья Петуховых перед ним крепко виновата и наверняка, находясь в заключении, вынашивал планы отмщения. Но, выйдя на свободу узнал, что главный недруг ушёл от его мести. Однако оставалась бывшая невеста, Света и их общий сын.
   Наверняка, Василий Семёнович какие-то сведения собрал, возможно, через своего приятеля адвоката, это сейчас не важно. Важно, что он убедился в обеспеченности Петуховых и в конце-концов решил, что если ему удастся завладеть их деньгами, это будет хорошая месть. Вот только для этого нужно убить родного сына. Чудовищно, конечно, но бывает, примеры не единичны. К тому же свидетель, бывший следователь, характеризовал Осипенко человеком расчётливым.
   Люди все разные. Одному достаточно факта биологического родства, чтобы воспылать любовью к потомству, для других это ровным счётом ничего не означает, да и из зоологии известно -- за редчайшими исключениями у зверей (а мы тоже звери-млекопитающие) родительский инстинкт у самцов развит значительно слабее, чем у самок. И Василий Осипенко, видимо именно к таким самцам относится. К тому же о сыне он не знал, никогда его не видел...
   - Вообще-то видел, не мог не видеть, он же наверняка за ним следил.
   - Ну следил и что? Абстрактная фигура, бегающая по парку. Как бы то ни было, Николай им рассматривался только как источник грядущего благополучия. Но, будучи опытным человеком с солидным зоновским стажем, Осипенко понимал, что в случае чего на него первого падёт подозрение, а потому он должен был постараться остаться в стороне. Следовательно, требовался исполнитель, вот он Петра и привлёк. Не думаю, что сразу. Сначала присмотрелся, познакомился, прощупал, чем молодой человек дышит, а когда понял, что Пётр в достаточной мере подготовлен матерью, отравлен её ненавистью, приступил к уговорам. И уговорил.
   - А зачем такие сложности? Зачем ему было подставляться, свои отпечатки на орудии убийства оставлять, через следствие, тюрьму и суд проходить? Уговорил сообщника и ладно. Никто про их связь не знал, в глаза она не бросалась, всего-то и нужно было организовать алиби на время убийства, что не сложно.
   - Я, дорогой Иван Макарович, тоже над этим вопросом задумывался, но вскоре ответ нашёл. Заяви Василий Семёнович о своих правах на наследство сразу же после убийства, это вызвало бы подозрения, его начали бы активно разрабатывать и проверять. Глядишь и обнаружили бы связь с Петром. Вот он и пустил следствие по ложному пути, чтобы время потянуть, тем более, что с его биографией три месяца в тюрьме не в тягость, не то что для нас с вами. Но главное соображение в другом. Как бы он доказал, что имеет право на наследство? Требовалось доказательство, что он -- отец Николая Петухова, а где его взять? Не говоря уже о том, что генетическая экспертиза -- дорогое удовольствие, а Василий, судя по всему, лишних средств не имел, она ведь не просто так делается.
   - Ну, разумеется, не просто так. Либо на основании добровольного согласия объекта исследования, либо по назначению суда или следствия.
   - Вот именно. Значит, Василию Семёновичу потребовалось бы обращаться в суд (Светлана Аркадьевна добровольного согласия на экспертизу не дала бы ни за что, к гадалке не ходи) и нет никакой гарантии, что решение было бы в его пользу. А подставившись, Осипенко одним ударом решил сразу несколько задач. Во-первых, не пришлось тратиться на экспертизу, Роман Антонович провёл её в рамках следствия совершенно бесплатно, вернее за казённый счёт. Во-вторых, на следствие и суд ушло три месяца. А чем дальше в прошлое уходят события, тем труднее их восстановить. Значит вероятность того, что сейчас всплывут какие-то новые улики, мала.
   В третьих, Осипенко, раз его оправдали, получит компенсацию от государства, что тоже не лишне, ибо денег не бывает слишком много. К тому же Василию Семёновичу предстоят серьёзные расходы: надо с адвокатом рассчитаться, сообщнику долю выделить, налог на наследство заплатить. Ну и, наконец, в-четвёртых. Пройдя через следствие и суд, он получил оправдательный приговор и статус несправедливо обиженного мученика. У нас, конечно, не Америка, где гражданина, в отношении которого жюри присяжных вынесло оправдательный вердикт, нельзя повторно судить по тому же делу, какие бы новые обстоятельства не вскрылись. Но даже у нас предпринять что-либо против оправданного сложно, не всякий решится.
   - Это точно. Бедняга Роман Антонович жаловался, что с одной стороны начальство давит, подгоняет, а с другой руки вяжет, не позволяя даже косо смотреть в сторону оправданного Василия Семёновича. Даже наружку установить не разрешили: не дай Бог обнаружит опытный зек наблюдатей, шум поднимет.
   - Вот видите? Теперь он кум королю, чувствует себя в полной безопасности. Ещё три месяца выждет и в дамках. Но я продолжу? Убийство собственного сына Осипенко организовал очень основательно, всё тщательно продумал. Сейчас-то я понимаю, как дело было, но сумел бы я так придумать, хотя бы в качестве сюжета для книги, не уверен, совсем не уверен. А было, думаю так:
   Какое-то время Василий Семёнович за сыном следил и убедился, что тот всегда бегает в парке по утрам, если только не занят в суде. Причём, примерно в одно время бегает. Установить, назначено ли заседание на тот или иной день, полагаю, не сложно. Оставалось назначить день убийства. Выбирался он с тем расчётом, чтобы Пётр в этот день был выходным. Возможно, они предварительно провели репетицию, хотя и необязательно. В назначенное время Осипенко отправился к банку, алиби себе обеспечивать. Наверняка имел при себе телефон, оформленный на подставное лицо, ибо дальнейшие действия предпринимать он мог только получив от сообщника подтверждение, что дело сделано.
   Пётр, тем временем, занял позицию в кустах, дожидаясь появления жертвы. Видимо он нервничал, выкурил подряд две сигареты, а когда несчастный Николай с местом засады поравнялся, нанёс удар, отволок труп в кусты и удалился с места преступления, зажимая рукой окровавленное ухо. Серьга, которую у Николая в кулаке нашли, скорее всего Петеньке принадлежала. Осипенко, получив по телефону подтверждение, выждал ещё какое-то время, затем организовал себе амнезию. Ударил себя камнем по голове, вызвал скорую, после чего спустил трубку в канализацию. Я, конечно, не медик, но думаю, можно так себя ударить, что ни один врач не определит, действительно у потерпевшего потеря памяти или он симулирует. Или я ошибаюсь?
   - Нет, не ошибаетесь. Любой врач, конечно, сразу поймёт, что рана для жизни не опасна, но с уверенностью утверждать может или не может она привести к потере сознания и к амнезии не рискнёт.
   - В том-то и дело. Василию оставалось прилечь на асфальт и спокойно ждать карету скорой помощи, а затем, в больнице -- ареста. Бедный Роман Антонович. Осипенко подстроил ему ловушку, в которую невозможно не попасть. Вряд ли отыщется такой следователь, который, обнаружив на орудии преступления пальцевые отпечатки, проходящие по базе, немедленно не арестует подозреваемого. А что делать прикажете, если у подозреваемого амнезия? В общем, Романа Антоновича мне искренне жаль.
   - Погодите жалеть. Наш Рома, конечно, парень неплохой и следователь не из худших, но ошибок он насажал. И одна из главных в том, что давил на подследственного, убеждая признание подписать. Тем самым, на поводу у преступника пошёл, стал играть роль, которую Осипенко ему в своём сценарии расписал.
   - А что же ему делать оставалось?
   - Отказаться от дела. Или настаивать, чтобы поместили подозреваемого в лечебницу, коли от так болен. Есть положение, по которому нельзя предпринимать следственных действий против больных. Под этим, правда, понимается тяжёлое ранение, либо сердечные дела, либо психические недуги. А тут вроде здоровый, адекватный человек, просто событий одного конкретного дня не помнит. Причём неясно, то ли действительно не помнит, то ли притворяется. Но ведь можно и амнезию квалифицировать, как разновидность психического недуга.
   Я бы на месте Романа Антоновича направил бы господина Осипенко на комплексное обследование и последующее лечение в институт Сербского, где он мог лежать до морковкина заговенья и адвокат ничего сделать не смог бы. Потому что, с одной стороны, улики слишком весомы, чтобы их игнорировать, а с другой, человека с травмой головы сперва подлечить надобно, а уж потом допрашивать. И всё. Все планы Василия Семёновича пошли бы прахом. Время идёт, а подвижек никаких нет. Пришлось бы ему срочно "излечиться", "вспомнить" про запись...
   - Ну и что бы это изменило? Всё равно Осипенко оказался бы на свободе и попытался бы обобрать Светлану Аркадьевну.
   - В этом смысле ничего не изменилось бы, но для Романа Антоновича -- кардинально. При таком раскладе никто ни в чём его бы уже не обвинил. Да и Осипенко не приобрёл бы в глазах общественности статуса невинной жертвы, а значит его можно было продолжать разрабатывать. Спокойно, без нервотрёпки. Ну ладно, что сделано, то сделано, не о Роме сейчас речь. Вернёмся к нашим баранам. Ну-с, картину вы нарисовали убедительную, логичную. Я, признаться, примерно так всё себе и представлял. Только не понимаю, с чего вы взяли, что дело закончено?
   - Ну как же так? Вы ведь только что со мной согласились.
   - Согласился, ну и что? Знать, как совершено преступление и доказать, что оно было совершено именно так -- совсем не одно и то же. Вспомните, что поручала нам клиентка. Она не просила просто разобраться, она жаждала безопасности для себя и младшего сына, а для этого нужно, чтобы преступник был изобличён и осуждён. В этом наша задача и она пока далека от разрешения.
   - Но разве следствие не сможет преступников изобличить? Теперь, зная наши выводы?
   - Это каким же образом?
   - Ну не знаю, я же не следователь.
   - А всё же? Представьте, Сергей Юрьевич себя на месте Романа Антоновича. В вашем распоряжении оперативники, которые готовы бегать, выполняя ваши указания, вам остаётся только толково их направлять. Вы ознакомились с нашей реконструкцией преступления и хорошо представляете как, когда и кем оно совершалось. И что бы вы стали делать?
   - Ну, например, задержал бы для начала Петеньку.
   - А он начнёт возмущаться произволом милиции. Улик-то нет.
   - Можно экспертизу провести, слюну исследовать и сравнить результаты данными по окуркам. Если результаты совпадут...
   - Я уверен, что совпадут, ну и что? А он скажет, что всего лишь отошёл в кустики нужду справить, ну и покурил заодно.
   - А как же запись? Он же с какого-то пня эту запись сохранил. Чем не улика?
   - Запись в таком аспекте вообще не улика, всего лишь повод вопрос задать. Петя Вам ответит, что бомжеватый любитель пива, больше часа просидевший напротив банка, показался ему подозрительным, вот он и поместил запись на длительное хранение. На всякий случай, тем более обработка записей видеонаблюдения вообще-то входит в его обязанности. Нельзя же, в самом деле, вменять человеку в вину то, что он бдительность проявил. Пусть и чрезмерную.
   - Знаете, Иван Макарович, вы, по-моему краски сгущаете. Я понимаю, у нас сейчас что-то вроде ролевой игры, но давайте серьёзно. У Вас Пётр получается человек-кремень, а он совсем не такой. Вы же его не видели, а я с близкого расстояния наблюдал и, хотя я не психолог, кой-чего понимаю. Он хлюпик, уверяю вас. Такому наручники надеть, он и поплывёт. А если результаты экспертизы по окуркам показать, так и вовсе расколется. У Петра, кстати, когда он банкомат вскрывал, я заприметил в нагрудном кармане пачку сигарет. Как раз красное Marlboro. И ещё, серёжка у него в ухе очень похожа на ту, что была зажата в кулаке у Николая Петухова, а значит на мочке должен обнаружиться заживший разрыв.
   - Хлюпик, говорите? Может и так, вам виднее, только человека он убить смог, причём, с одного удара, не находясь в состоянии аффекта. Совсем наоборот, хладнокровно выследил и заточку воткнул, а это не просто, поверьте.
   - Верю, только бывает и заяц сокола убивает. По-моему способность убить никак не связана с твёрдостью характера.
   - Ну допустим, Пётр Парашютин признается. Вы правы, бывает всякое. Случалось и не раз, подследственный на воле держится молодцом, а в камеру попадает -- плывёт. Очень уж обстановка тягостная, а Петя опыта своего старшего "товарища" не имеет. Так что спорить не стану, предположим, он действительно признает свою вину, даст показания. А как это нам поможет организатора прижать?
   - Ну так Петя расскажет всё, в том числе и о роли Осипенко в этом деле.
   - Замечательно. Только вспомните, как в фильме "Место встречи..." опытный Жеглов осаживал не в меру горячего Шарапова: "А Кирпич просто плюнет в рожу Копчёному и скажет, что он этого гражданина Бисяева в глаза не видел, ни на какой малине не бывал и никаких браслетов в карты не выигрывал".
   - Это что же получается?
   - А вот то и получается. Вы поймите, Сергей Юрьевич, я не смеюсь над вами и не издеваюсь, Боже упаси. Просто стараюсь объяснить, что до завершения дела очень далеко. Что бы не рассказал Парашютин, это будет только его слово против слова Осипенко. А Василий Семёнович это Вам не хлюпик Петя, он волчара матёрый и колоться не станет, можете не сомневаться. Посадить его только на основании голословных обвинений не получится, учитывая, что его только что оправдали.
   Вот представьте, уйдёт гражданин Осипенко в глухой отказ и что с ним делать? А он именно так и поступит, я знаю, видал таких деятелей. Это насчёт Пети можно гадать и сомневаться, а с Осипенко никаких сомнений. Я хотя лично с ним не знаком, но подобный типаж отлично представляю, тут уж вы мне поверьте, как профессионалу. На всё, чтобы не сказал Парашютин, Василий Семёнович будет твердить одно и то же: "Этого человека не знаю, ни о чём с ним не договаривался, ничего ему не предлагал".
   - Но они же не могли не встречаться. Надеюсь вы не думает, что зек Осипенко подошёл на улице к парню, который в глаза его не видел и сходу предложил: "А не убьешь ли ты моего сына?". Наверняка он Петю долго выпасал, постепенно готовя к исполнению отведённой ему роли. И просто должен был многократно с Петром встречаться. А где они встречались? Не у Елены же Ивановны.
   - Почему нет? Она всегда пьяна, когда есть что выпить. Напьётся -- заснёт, как сегодня, значит и разговору не помешает, и гостя не запомнит. Опять же на работу иногда ходит. Тогда хата и вовсе свободна.
   - Нет, нет, дома им встречаться было бы опасно. Мало ли, соседи запомнят.
   - Хорошо. Допустим, встречались они в каком нибудь парке, прогуливались неспешно и беседовали. Кто их там запомнит? И даже если проходили их собеседования в кафе, так то кафе надо ещё найти, что представляется мне делом малоперспективным, даже если над ним будет работать весь МУР. И вообще, факт нахождения двух людей в одном месте ещё ничего не доказывает. К вам никогда никто в кафе не подсаживался?
   - Ну-у, бывало. Когда свободных столиков нет.
   - И вы, вероятно, хотя бы парой слов друг с другом перекидывались. Но можно ли сказать, что это был ваш знакомый? Нет, конечно. Короче. Шансы Петра прижать есть, не спорю. Но как добиться осуждения Осипенко? Вот над чем подумайте на досуге.
   - По-вашему безнадёга?
   - Ну почему? Сейчас приедем, втроём подумаем, может чего и надумаем.
   Остаток пути прошёл в молчании. Профессор, достав из портфеля блокнот, погрузился в раздумья, изредка что-то записывая, видимо набрасывал тезисы предстоящего совещания. Я же обдумывал его замечания и чем дольше думал, тем в большее отчаяние приходил. Ну никак не получалось придумать что-то, что помогло бы нам Осипенко изобличить И так, и этак прикидывал, а всё одно выходило, вывернется, паршивец.
   К банку мы подъехали в начале пятого. Иван Макарович попросил меня оставаться в машине, обосновав тем, что я уже там был, могу быть узнан охранниками, а по вполне очевидным соображениям нам пока не следует афишировать свой интерес ни к самому банку, ни к его сисадмину. Отсутствовал он всего минут пятнадцать, а вскоре мы уже парковались у здания, в котором нас с нетерпением ожидал следователь. По дороге Иван Макарович, буквально в нескольких словах отчитался о визите в банк.
   - Меня интересовало, как там у них записи хранятся. Чтобы не светиться, я просто попросил вызвать шефа охраны, тихо представился, общих знакомых вспомнил, на Романа Антоновича сослался. Короче, он согласился помочь и быстренько мне всё рассказал. Записи хранятся в шкафах, те, что длительного хранения -- отдельно. Но, что интересно, доступ к этим шкафам имеют только два человека: сам шеф и сисадмин, который, собственно, за них и отвечает.
   - А что я вам говорил?! Кто же ещё мог запись с алиби Осипенко туда поместить, как не Пётр?
   - Похоже. А скорее всего дома хранил и в нужный момент подложил.
   Мы постучали в дверь кабинета следователя около пяти. Роман Антонович мерял комнату нервными, быстрыми шагами. А поскольку кабинет был невелик, создавалось впечатление, что он мечется, как тигр в клетке. Видимо бедняга уже совсем отчаялся, но звонок Ивана Макаровича пробудил в нём надежду. Едва мы вошли, он рухнул на стул, вперив в профессора взгляд затравленного кролика, стремглав убегавшего от облавы и вдруг наткнувшегося на охотника с заряженным ружьём. "Пусть случится осечка, бывают же чудеса" верно думал бы в такой ситуации кролик, обладай он разумом. Вот и Роман Антонович явно рассчитывал на чудо.
   Однако Иван Макарович успокаивать молодого коллегу не спешил. Степенно уселся, достал блокнот, пролистал неспешно, вздохнул и только тогда предложил начать обсуждение. Я, признаться, так и не понял, нашёл ли он уже решение, или рассчитывает найти в процессе обсуждения -- лицо профессора, как всегда в ответственные моменты, было бесстрастным.
   - Ну что, -- не выдержал Роман Антонович, -- у вас есть предложения? Не томите, сил уже нет ждать.
   - Не торопитесь. Над предложениями надобно нам совместно подумать. Но прежде я расскажу вам о том, что нам сегодня удалось узнать.
   Очень коротко, но в то же время ничего не упустив, Иван Макарович изложил события дня. Я всегда считал, что умение сжато и точно излагать свои мысли, одно из важнейших качеств человека разумного. Стараюсь соответствовать, хотя получается далеко не всегда. А вот Иван Макарович овладел этим умением сполна. Не хочу сказать, что речь человека всегда, при любых обстоятельствах, должна быть именно такой. Вовсе нет, без цветистых оборотов, остроумных выпадов и красочных эпитетов общение стало бы скучным, превратившись в функциональную потребность. Но иногда это необходимо, иначе не родился бы известный афоризм: "Краткость -- сестра таланта".
   Роман Антонович слушал очень внимательно, на глазах преображаясь, светлея лицом. А дослушав, принялся подробности выяснять, после чего рассыпался в благодарностях, не жалея восторженных эпитетов.
   - Спасибо, дорогой Иван Макарович, вы меня просто спасли, никогда не забуду. Теперь я ваш должник, ежели чего понадобится, не стесняйтесь, я всегда... Вы прирождённый сыщик, настоящий талант. Но я-то хорош! Как же я, дурень этакий не сообразил сисадмина проверить. Но ничего, теперь я за него возьмусь...
   - Во-первых, не меня благодарите, а моего коллегу, -- прервал излияния следователя профессор, -- это Сергей Юрьевич высказал предположение, вскоре подтвердившееся, что Пётр Парашютин может оказаться сыном однокашницы Василия Осипенко. А, во-вторых, рано благодарите, я вас ещё не спас, а только лишь путь к спасению указал.
   - Не скромничайте, Иван Макарович, не скромничайте. Теперь, когда вы со мной столь важными сведениями поделились, я хотя бы направление вижу, свет в тоннеле, а то блуждал в потёмках.
   - Вот и нужно нам с вами, Роман Антонович, подумать, что делать дальше.
   - Да что тут думать?
   И он принялся предложения по дальнейшим действиям высказывать. Пересказывать последовавшую полемику не вижу смысла, диалог почти дословно повторял нашу с Иваном Макаровичем беседу в машине. Но вот что интересно. Я наблюдал внимательно, но особого огорчения на лице Романа Антоновича не заметил, хотя профессор разбил его доводы в пух и прах, как до того мои. То есть он огорчился, конечно, но не сильно, слегка. А ведь это странно.
   Для меня данное расследование абстрактно, нечто вроде игры. Дело меня напрямую никак не касается, ни на гонорар, ни на карьерный рост я не рассчитывал и никакого наказания в случае провала не понёс бы. Ну допустим, удастся Осипенко выйти сухим из воды и что? Неприятно, конечно, что этот мерзавец не получит по заслугам, но ни на моей судьбе, ни на судьбах моих близких этот факт никак не отразится. Более того, то, что мне нужно, а именно, материал для книги я получу в любом случае. И то я сильно расстроился, когда выслушал отповедь Ивана Макаровича.
   А вот Роман Антонович как раз кровно заинтересован в благополучном разрешении дела, от этого, как минимум, его карьера зависит. Но очень скоро, буквально сразу же он свою позицию разъяснил и я получил возможность на практике понять и уяснить то, что в своё время мне Иван Макарович говорил: насколько различны подходы к расследованию у сыщиков, так сказать, официальных и у частных детективов.
   Внимательно выслушав сообщение Ивана Макаровича (а закончил он примерно так же, как и в разговоре со мной: мол, Парашютина расколоть возможно, шансы пятьдесят на пятьдесят, но даже если он чистосердечно признается и всё честно расскажет, только на основании его показаний прижать Осипенко не реально, надо новые улики искать), Роман Антонович, поморщившись, произнёс:
   - Да понимаю я. Но, как говорится, на войне и поросёнок божий дар, а на безрыбье и рак рыба. Судя по тому, что Вы мне о Петре Парашютине рассказали, я его расколю или мне вообще из следствия уходить надо. Его расколю и ладно. Если хитроумный гражданин Осипенко вывернется, так на то Божья воля. А мне и Петра хватит. Главное, что я настоящего убийцу на нары усажу и тем самым своё реноме сохраню. Не обессудьте, но для меня это куда важнее всего остального.
   - Но тогда организатор преступления останется на свободе. Более того, гражданин Осипенко вскоре станет очень обеспеченным человеком, наложив лапу на имущество сына, убийство которого спланировал. Вам не кажется, что это не очень правильно?
   - Кажется, но что делать? Плевать против ветра глупо, а вы сами только что очень квалифицированно и убедительно показали, что прижать его нечем. Парашютин да, человек хлипкий, неопытный, в камере поплывёт. И улики против него есть, пусть и косвенные: и окурки (надо будет, конечно, экспертизу провести, но я, как и Вы не сомневаюсь, что его слюна совпадёт с той, что на окурках осталась), и серьга, и кассета. Так что я шансы даже выше оцениваю, чем пятьдесят на пятьдесят. Но Осипенко сиделец опытный, колоться не станет и камера ему дом родной. А человек разумный должен уметь довольствоваться малым.
   - Человек разумный, уж извините, должен в первую очередь не забывать, что у него мозги имеются и почаще их напрягать. Для того, например, чтобы изыскать возможности прижать преступника, который кажется неуязвимым. Неужто вы откажетесь посадить Василия Осипенко, если возможность представится? Никогда не поверю, особенно учитывая то, как он с вами обощёлся. Неужели утрётесь? Неужто даже не попытаетесь доказать, что оправдательный приговор -- ошибка? Ведь тогда всем, и в первую очередь вашему начальству станет ясно, что вы с самого начала были правы. Тут не реноме уже, тут Вам будет респект и уважуха. Так, кажется, сейчас молодёжь выражается?
   - Да, так. Что ж, не буду скрывать, Иван Макарович, посадить этого жука мне хочется до жути, до дрожи в коленках. Потому что он, скотина, отымел меня, как девку. Просто я возможности не вижу, а будучи человеком здравомыслящим, привык принимать ситуацию такой, какая она есть и не пытаться пробить лбом стену. Но если вы мне сейчас из кармана улику достанете, я конечно...
   - Улику не достану, но некоторые соображения имею. В нашем деле есть интересный момент, который вы как-то упустили. Мотив.
   - Вы о чём? Как же это упустили, если всё настолько очевидно, что и говорить-то не о чем. Корысть, что же ещё?
   - Вы об Осипенко?
   - Естественно. Он же теперь наследник. Ради этого и напрягался.
   - Я и не имел ввиду Осипенко, с ним действительно всё понятно. А Пётр? Про него мы всё время почему-то забываем.
   - А что Пётр? То же самое. Вы так доходчиво объяснили про "семена гнева", что вопросов никаких. Или вы имеете ввиду что-то другое? Что же?
   - Очень простую вещь. По большому счёту, при всём внешнем разнообразии, убийства совершаются по двум основным причинам: ненависть и корысть. Это очевидно и я не устаю повторять эти соображения студентам. И в случае Василия Осипенко работают оба. Он ненавидел и Виктора Петухова, и Светлану, хотел отомстить, а попутно и поживиться. Не скажу, что для него было более приоритетным, на мой взгляд это не так уж и важно. Его мотивы очевидны и потому нам сейчас неинтересны.
   Пётр ничем от своего подельника не отличается. В смысле, мотивами. Он тоже Петуховых ненавидел, но, голову готов на отсечение отдать, совершал убийство не только из ненависти, но и в расчёте на долю в наследстве Николая Петухова. И это соображение чрезвычайно важно, потому что даёт нам шанс.
   - Что-то я вас не очень понимаю...
   - А между тем, дорогой мой Роман Антонович, всё элементарно, как любил говаривать Шерлок Холмс. Допустим, наша реконструкция верна. Василий Осипенко сначала невзначай познакомился с Петром Парашютиным, втёрся в доверие, представ своим парнем, добрым дядей Васей. Видимо он постепенно и очень тонко культивировал почву (преступники-рецидивисты, как правило, неплохие прирождённые психологи) для того, чтобы семена гнева, посеянные матерью в душе Петра, дали обильные всходы.
   Однако, я не думаю, что одной ненависти хватило, чтобы Пётр мог решиться на убийство. А вот если ненависть подкреплялась бы корыстью, мог. То есть, преступников, скорее всего, объединяли общие интересы. Это понятно?
   - Вполне, -- мы с Романом Антоновичем ответили буквально хором.
   - А тогда внимание, вопрос: "Какие гарантии имеет Пётр?"
   - В смысле?
   - Каким образом он может гарантировать выполнение Василием Семёновичем данных им обещаний?
   - ???
   - Не понимаете? Объясняю. У Осипенко всё нормально. Он оправдан судом и имеет на руках акт генетической экспертизы, которым вы, дорогой Роман Антонович, так любезно его снабдили. Если вам не удастся его посадить, он в любом случае отберёт у Светланы Аркадьевны половину имущества её сына. У него гарантии есть. А Пётр? Как сможет Пётр через три месяца заставить Василия Семёновича отдать ему причитающуюся долю, если Осипенко решит подельника кинуть?
   - Он может рассказать о том, что Осипенко организатор преступления.
   - И что? Сам и сядет. А кроме того мы возвращаемся к тому, о чём недавно говорили. Что бы ни сказал Пётр Парашютин, Осипенко плюнет ему в лицо и скажет, что впервые видит этого гражданина. Сказка про белого бычка получается.
   - Ну тогда не знаю. Вы же сами говорили, что преступники неплохие психологи и это так. Значит сумел Осипенко уговорить, парень поверил "дяде Васе". Да и не он один. Тот же адвокат, к примеру, тоже наверняка работал в кредит, под будущее наследство, сейчас-то у Осипенко денег не густо. Значит тоже поверил, а Н-ский тот ещё жучила, это вам не неопытный сисадмин.
   - Что касается адвоката, он ничем не рискует. Адвокаты обычно с клиентом договор заключают, если вы забыли. А договор это юридический документ, с которым можно в суд обратиться. К тому же всё, что получит Осипенко, если мы ему не помешаем, он получит вполне официально: и наследство, и компенсацию за время, проведённое в заключении. То есть, у него будет собственность, которую можно отсудить, обратить в деньги, да и денег тоже будет немало.
   К тому же не забудьте, Н-ский не просто адвокат с улицы, знакомы они с Василием Семёновичем давно. Нынче он Осипенко защищал далеко не впервые и как знать, может и в будущем придётся. Например, откажется Светлана Аркадьевна добром с имуществом и деньгами расставаться, тогда придётся Василию с ней судиться, толковый адвокат будет очень кстати. Так стоит ли портить отношения с адвокатом, который, вполне вероятно, ещё пригодится? Поэтому за Н-ского не беспокойтесь, он-то как раз гарантии имеет. А Пётр Парашютин нет. Н-ский может ещё понадобиться, а Пётр своё дело сделал и больше Василию Семёновичу не нужен.
   - Иван Макарович, -- обдумав сказанное, ответил следователь, -- я вас выслушал очень внимательно и всё это правильно и очень интересно, но я по прежнему не понимаю, чего вы так на этом сисадмине зациклились? Имеет он гарантии, не имеет, какая разница? Это его проблемы, нам-то что?
   - Э-э, не скажите, момент важности чрезвычайной и нас касается напрямую. Поймите, при всей своей житейской неопытности, вернее, даже если он неопытен и наивен (а мы не знаем, так ли это) он никак не может быть доверчивым. Он же с детства слышал от матери, как подло с ней жених обошёлся. И Елена Ивановна, наверняка не сухо факты излагала, а эмоционально, да ещё и с комментариями.
   Вспомните, Сергей Юрьевич, -- спросил профессор, оборотившись ко мне, -- она то и дело причитать принималась о том, что все кругом сволочи, что верить нельзя никому, буквально через фразу твердила, как заклинания. Слыша эти сентенции с детства, маленький Петя впитал их, как говорится, с молоком матери. И подтверждение тому у нас есть: вспомните, какую характеристику выдал мне шеф службы безопасности банка? Недоверчивый мизантроп. И такой мог поверить кому-то на слово? Не смешите меня.
   - Простите, -- не утерпел я, -- но если его показания не доказательство, то...
   - Словесные -- безусловно, а подкреплённые записью, ещё какое доказательство.
   - Так вы думаете, -- заинтересовался Роман Антонович, -- он мог записать свои беседы с "дядей Васей".
   - Не мог, а должен был. Обязательно. Только так он мог гарантировать выполнение подельником обязательств. Это раньше было проблемно, а нынче в любом телефоне встроенный диктофон. Так что технически записать беседу совсем не сложно. И вот такая запись -- гарантия надёжнейшая. Стоило только Василию "позабыть" расплатиться, Петя его записью бы прихлопнул. И никуда бы Осипенко не делся: в случае обнародования такой улики, сели бы они, конечно, оба, но Василий терял больше. Он бы лишился не только свободы, но и капитала. Поэтому я уверен, Пётр Парашютин подстраховался. К тому же сисадмин имеет доступ к разным хитрым штучкам и умеет ими пользоваться. Поняли теперь, что я имел ввиду? Запись искать надо, это наш единственный шанс.
   - Да где же её найдёшь? -- оживившийся было следователь снова поскучнел, -- эта штука может быть совсем малюсенькой, флэшка какая-нибудь или диск. Хотя всё-таки, наверное флэшка, её куда угодно засунуть можно, сто лет ищи -- не найдёшь. Тем более, поле для поиска слишком широкое: это и банк, и материнская квартира, и та квартира, которую он снимает. Да и разрешения на обыск мне не дадут, оснований мало. Особенно для обыска сразу в трёх помещениях.
   - Ну тут уж придётся постараться, объяснить начальнику подоходчивей что и зачем искать собираетесь. Уверен, ваше начальство тоже заинтересовано в завершении этого неприятного дела, а потому отнесётся к Вашей инициативе благосклонно. И насчёт записи всё не так уж плохо, уважаемый. Я Вам поле для поисков сильно подсокращу.
   - Да-а? Это каким же образом?
   - Простым анализом. Это не сложно, если привыкнуть. Квартиру матери откидываем сразу, ничего серьёзного там быть не может. Вы не в курсе, а мы с Сергеем Юрьевичем там побывали, больше двух часов провели, так что поверьте на слово. Квартира убогая, обстановка нищенская, ничего мало мальски ценного нет. Мы, к примеру, нашли там паспорт от хорошего телевизора, но не сам телевизор. Видимо сын подарил. А куда делся тот телевизор? Очевидный ответ -- пропила. Полное впечатление, что Елена Ивановна пропивает всё, что хоть чего-то стоит.
   Но при этом она большая аккуратистка: квартира ухоженная, прибранная. То есть получается что? Получается, гражданка Парашютина квартиру убирает часто и подробно, а в то же время пропивает всё, что под руку попадётся. Флэшка тоже денег стоит и где у Петра гарантия, что мамаша во время очередной генеральной уборки эту флэшку не найдёт, а найдя, пропивать не потащит? Такой гарантии нет и быть не может, а значит ничего ценного, ничего важного он бы там держать не стал. Тем более, учитывая, что Елена Ивановна наверняка собутыльников водит.
   - Да что ценного в обычной флэшке? Они сейчас копейки стоят.
   - Всё относительно, дорогой Роман Антонович, всё относительно. То, что для нас с вами мелочь, для кого другого -- ценность. Флэшка, конечно, стоит недорого, но копейки не копейки, а на бутылку хватит. Далее офис. Считаю маловероятным, что он держал эту запись на работе, народу там многовато. Но вероятность хоть и мала, не нулевая, ведь Честертон ясно объяснил всем любопытствующим, что лист лучше всего прятать в лесу. Но, если Пётр держал запись на работе, то либо в своём столе, либо в шкафу с другими записями. Если в шкафу, то это диск, а не флэшка, все записи у них на дисках.
   Считаю маловероятным потому, что в шкаф с записями его начальник тоже доступ имеет, периодически их перебирает. А стол у Петра, как я думаю, не запирается и персонального сейфа у него нет. В любом случае и то, и другое место проверить не сложно. Думаю, можно договориться с нашим коллегой, шефом охраны банка, чтобы он негласно осмотрел стол гражданина Парашютина. Ну и все хранящиеся записи, конечно. Но это можно оставить напоследок. На крайний случай.
   Остаётся квартира. Но квартира коммунальная, значит территорией, на которой не шарятся посторонние, можно считать только его комнату, а она не так уж велика. Теоретически, Пётр мог оставить искомое в камере хранения, но там вещи нельзя хранить бесконечно долго, бесхозные ячейки, которые остаются запертыми больше десяти дней, если не ошибаюсь, вскрывают. Мог он арендовать и ячейку в банке, но такие вещи относительно легко устанавливаемы, потому что любой банк, предоставляющий услуги подобного рода, заключает с клиентом договор.
   Но на самом деле никаких полномасштабных поисков не потребуется. Запись, если она существует, отыщется в комнате Петра. Если уж он догадался такую страховочную запись сделать, должен был, дабы подстраховаться, снять с оригинала несколько копий и тогда спрятал бы их в разных местах. И одну из копий он должен иметь под рукой, чтобы в случае чего можно было быстро достать и подельнику предъявить.
   А под рукой -- это только дома. Камера хранения или ячейка в банке, это не рядом, туда ехать надо, да и банки работают не каждый день и уж точно не круглосуточно. Во всех других местах, что на работе, что у матери посторонние люди, которым такую запись видеть не нужно. Значит, если там спрятал, то очень уж глубоко зарыл. Отсюда вывод: одна из копий обязательно должна быть в съёмной комнате. Ну что, Роман Антонович, убедил я вас?
   - Да, вполне. Одна комната, это ещё ничего, мы за день её по досочкам разберём. Раз уж начали, продолжайте, пожалуйста. Что мне теперь делать?
   - Ваше начальство ещё здесь?
   - Да, конечно, шеф обычно поздно уходит.
   - Тогда идите к нему и постарайтесь убедить, а мы Вас подождём. Если вернётесь с успехом, обсудим наши дальнейшие шаги.
   Слушая Ивана Макаровича следователь расцветал на глазах: плечи развернулись, поникшая голова поднялась, глаза заблестели. Вот только что Роман Антонович выглядел воплощением мировой скорби, а едва пять минут прошло, он уже излучает уверенность и энтузиазм. Выслушав напутствие, он вскочил и со словами: "Я быстро, только к шефу сбегаю" выскочил из кабинета подобно призовому рысаку, застоявшемуся в деннике. И насчёт сбегаю, это вовсе не фигура речи, он таки побежал, о чём свидетельствовал дробный стук каблуков, вскоре затихший в отдалении.
   Иван Макарович откинулся на спинку стула, закрыл глаза и погрузился в раздумья. Прерывать мыслительный процесс не дело, поэтому и мне ничего не оставалось, как поразмышлять над событиями этого насыщенного дня, в частности, его заключительной части. Роман Антонович стал первым следователем, с которым мне довелось достаточно близко общаться (если не считать Ивана Макаровича, конечно, который, в общем-то никогда настоящим следователем не был) и он оказался несколько не таким, каким, в моём представлении должен быть следователь.
   Разумеется, мои представления формировались художественной литературой и кино, но искусство, каким бы условным оно не было, хотя бы отчасти действительность отражает. Возникают определённые стереотипы, не всегда, видимо верные. И вот этим стереотипам Роман Антонович не соответствовал. Слишком он эмоциональный, легко впадает в крайности. Переход от апатии и полного отчаяния к брызжущему через край энтузиазму совершается чуть ли не мгновенно. Вот он сидит, погруженный в скорбь, а через несколько минут уже кипит энергией. Я понимаю, конечно, когда человек попал в нехорошую историю, грозящую нешуточными неприятностями, от него трудно ожидать спокойного взвешенного поведения, но всё же...
   В стрессовой ситуации человек не меняется, психологически он остаётся тем же, просто его основные качества приобретают гипертрофированные формы. Храбрец часто становится безрассудным, осторожный -- трусом, экономный -- скупцом. А человек не слишком устойчивый начинает метаться. Но в таком состоянии трудно сохранить ясность мысли и как же тогда Роман Антонович умудряется преступления расследовать? Я допускаю, что нынешняя неприятность -- самая серьёзная в его практике, но не первая же! Однако, следователь, несмотря на относительную молодость, работает не первый год и, со слов Ивана Макаровича, имеет хорошую репутацию. Видимо, жизнь куда сложнее наших представлений о ней.
   От сложного образа следователя мысль плавно перетекла к анализу, проделанному профессором и тут я ощутил досаду. На себя. Что и говорить, анализ был великолепный: точный, чёткий, просто академический. Но разве он содержал что-то мне неизвестное? Разве для такого анализа требовались какие-то специальные знания или навыки? Вовсе нет, только логика и развитый аналитический аппарат. А я всегда считал, что обладаю упорядоченным мышлением и с логикой всё в порядке, как и подобает технарю. Иван Макарович не продемонстрировал ничего такого, до чего я не мог бы додуматься. Но не додумался, что и вызывало досаду.
   Надо срочно реабилитироваться. С минуты на минуту Роман Антонович вернётся и было бы неплохо предложить что-то дельное по дальнейшим действиям. Казалось бы зачем? Я того следователя раньше никогда не видел и, вполне вероятно, более с ним не повстречаюсь, так какая мне разница, что он обо мне подумает? Да и присутствовал я на наших встречах всего лишь в качестве помощника Ивана Макаровича, Рома ко мне почти и не обращался. Но так уж человек устроен, любим мы нравиться, желаем, чтобы мнение окружающих о нас было бы положительным, ради чего часто глупости совершаем.
   Так, что мы имеем? Рома пошёл за санкцией. Допустим, он её получит. Но санкция будет только в отношении Петра Парашютина, Василия Осипенко пока трогать не разрешат. Вот если мы запись найдём, тогда и санкция не понадобится, тогда следователь и своей властью гражданина Осипенко задержит. Но. Петра надо арестовать, затем дома у него обыск провести. Если Петя не расколется и сам тайник не укажет, придётся искать и Бог его знает, сколько на это времени потребуется. Затем запись надо будет на экспертизу отдать, дождаться акта, что мол, запись подлинная, не монтаж. И только тогда можно будет Василия Семёновича за жабры брать.
   Но на всё это нужно время, возможно несколько дней. А Осипенко далеко не дурак, напротив, человек умный, осторожный, бывалый. Если он узнает, что подельника взяли в плотную разработку, ожидать, пока тот расколется, не станет. Заляжет на дно и ищи его потом годами. Значит Петра Парашютина надо арестовывать тихо, аккуратно, так чтобы никто об аресте не знал. Есть, придумал.
   Отсутствовал следователь не долго, менее получаса, видимо его начальника тоже сильно достала сложившаяся ненормальная ситуация, отчего начальник позволил себя уговорить довольно быстро. Приближение Романа Антоновича мы услышали загодя. Не поверите, но он и возвращался бегом. В кабинет славный парень Рома ворвался полным энтузиазма, размахивая листом бумаги, как боевым стягом.
   - Вот, -- радостно вскричал он, -- получил санкцию. Начальник не очень-то упирался. Более того, когда я ваши соображения изложил, заинтересовался. Спросил, сам ли я додумался или помог кто? Нет, говорю, не сам, Иван Макарович помог. Ну он тут же санкцию и подписал, а вам привет передать велел.
   - Спасибо.
   - Но начальник строго предупредил: нужно всё проделать так, чтобы комар носа не подточил. Второй раз права на ошибку у нас нет. Что дальше делать будем?
   - Позвольте мне?
   Иван Макаровичи рта раскрыть не успел, как я поспешил обратить на себя внимание. Профессор удивился, но ничего не сказал, сделав приглашающий жест рукой, прошу, мол. Очевидно его мнение о моих способностях несколько улучшилось после того, как я догадался, что сисадмин из банка может оказаться сыном гражданки Парашютиной. Я изложил то, о чём думал, пока Роман Антонович санкцию получал, а когда собеседники со мной согласились, перешёл к выводам.
   - Мы должны исходить из худшего: Осипенко -- преступник умный, значит будет подстраховываться. С сообщником встречаться не станет, чтобы никто, не дай Бог, их вместе не засёк, но следить издалека вполне может. Если Парашютина арестовать на работе, слишком многие будут об этом знать, значит и Осипенко при желании легко узнает. Даже если взять его вне офиса, до или после работы, его отсутствие может показаться подозрительным. И больным его не объявишь, Осипенко может в любой момент домой Петру позвонить.
   Я предлагаю договориться с нашим знакомым, начальником охраны банка, чтобы Петра как бы в командировку услали. Я обратил внимание, у банка филиал есть, так ведь там что-то может выйти из строя. Для всех Пётр будет в командировке, что объяснит его отсутствие на работе, а вы получите зазор дня в три.
   - Дельно, -- согласился Роман Антонович (Иван Макарович, к моему удовольствию, тоже благосклонно кивнул), -- что-нибудь ещё?
   - Обыск на квартире тоже лучше проводить тогда, когда соседей дома не будет. По тем же очевидным причинам.
   - Это сложнее, -- нахмурился следователь, -- надо будет подгадывать, когда там они в магазин соберутся или погулять...
   - Может и не придётся обыск затевать, -- спокойно заметил Иван Макарович.
   - Это как же? А запись?
   - Сам отдаст. Возьмёте его, суньте в камеру на пару часов не снимая наручников, чтобы, значит, созрел. Потом прижмите его окурками, серёжку покажите. Мы про серёжку отчего-то забыли, а ведь её можно использовать.
   - Да как её используешь, если следов на ней недостаточно, я же Вам рассказывал. Вы что, забыли?
   - Да нет, помню, я на память пока не жалуюсь. Я-то помню, что серьга для экспертизы бесполезна, но Парашютин этого не знает, а свою серьгу, которую у него весьма болезненно из уха выдернули, узнает непременно. Вот и объясните, что возьмёте у него пробы для сравнительного анализа. Действуйте шумно, поагрессивней. Пусть эксперт возьмёт образцы слюны, крови, самого Парашютина осмотрит. Серьгу нашли зажатой в кулаке убитого Николая Петухова, значит он вырвал её из уха убицы в тот момент, когда тот удар наносил. То есть ухо должно быть разорвано. Сблефуйте, скажите, что опросили сотрудников банка и те подтвердили, что какое-то время сисадмин ходил с пластырем на мочке уха. А лучше всего предварительно спросите у начальника охраны банка.
   И не давая времени на раздумья, начинайте давить. Ну не мне Вас учить, как это делается, Вы достаточно опытный следователь. А вот Парашютин -- преступник начинающий, опыта никакого, да и нервный он судя по наблюдениям Сергея Юрьевича. Стреляный воробей Осипенко оказался Вам не по зубам, а неопытного Петю Вы должны переиграть, иначе грош Вам цена, уж извините за резкое слово. Главное -- действуйте. Создайте соответствующий антураж, чтобы его в нужное психологическое состояние привести и давите. Мол, улик хватает, ты, парень, считай уже сидишь. А вот на сколько сядешь, зависит от тебя. Сдашь сообщника, выдашь запись добровольно, получишь снисхождение от суда. Ну и так далее. Нужно будет -- помогу.
   - Спасибо, -- задумчиво произнёс следователь, -- я, кажется понял, что делать нужно. Я для него, паршивца сценку разыграю.
   Мы совещались ещё примерно час, обговорили детали и скажу сразу, получилось неплохо, как и было задумано. Слишком подробно рассказывать смысла не вижу, приведу лишь основные детали.
   Расстались с Романом Антоновичем мы довольно поздно, уже в восьмом часу, заручившись его обещанием держать нас в курсе дела. Следователь заметно нервничал, но скорее всего в нетерпения перед предстоящим испытанием. Ведь от того, как он проведёт эндшпиль игры зависела его судьба. Но, и это отрадно отметить, от недавнего отчаяния у Романа Антоновича и следа не осталось. Ну а наша с Иваном Макаровичем работа по делу практически закончилась, мы могли пока, в ожидании новостей, переключиться на что-нибудь другое. Это другое, в смысле новое дело, оказалось для меня ещё более интересным, но то уже совсем другая история, о которой я как-нибудь в другой раз расскажу. Дело же об убийстве Николая Петухова завершилось так:
   На следующий день прямо с утра Роман Антонович встретился с шефом охраны банка и договорился об организации фиктивной командировки Петра Парашютина в Курск, где и находился филиал банка. Конечно, следователю пришлось немного карты приоткрыть, но услышав о том, что сисадмин подозревается в убийстве, шеф охраны, сам бывший опер, проникся и обещал полное содействие. Он, кстати подтвердил, что Пётр одно время действительно серьгу не носил, ходил с пластырем на ухе, объясняя любопытствующим, что случайно порезался.
   Поскольку мизансцена должна была быть грамотно подготовлена и правдоподобно выполнена, Петру Парашютину в тот же день вручили приказ о командировке, суточные и билеты на вечерний поезд Москва-Курск. Брать его следователь решил в поезде, причём специально отряжённые сотрудники внимательно следили, не появится ли на вокзале Осипенко. Не появился. Петра взяли легко, он был настолько ошеломлён, что не то что сопротивления не оказывал, вообще сделался как ватный, двум оперативникам пришлось его под руки придерживать, сам идти не мог, ноги заплетались.
   Задержание произошло в восемь вечера, поэтому Петю отвезли, заперли и оставили одного до утра. Причём, никаких обвинений ему пока не предъявляли. Ночь в камере, не самое приятное времяпрепровождение, особенно когда не знаешь, в чём тебя обвиняют. Утром по внешнему виду подозреваемого было видно, что ночью он глаз не сомкнул ни на минуту: волосы всклокочены, под глазами круги, да и взгляд потухший. Поначалу он ещё хорохорился, права качать пытался, адвоката требовал. Но когда Роман Антонович спокойно и даже как-то равнодушно объяснил, что гражданин Парашютин обвиняется не много, ни мало, в убийстве гражданина Петухова, сник.
   Дальше получилось просто и даже проще. Рома нам потом рассказывал, что он и сам подивился, насколько быстро убивец сломался, всё-таки Петя хлипким оказался. Заточку воткнуть он ещё смог, но когда ему на запястьях браслеты защёлкнули и конкретное обвинение предъявили, поплыл. Стоило же ему услышать, что следствие располагает конкретными уликами в виде окурков и серьги, впал Петюня в состояние, которое у боксёров называется грогги. Какая-то осмысленность во взгляде появилась, лишь когда следователь объявил, что назначает экспертизу, ну а когда в кабинет эксперт зашёл, гражданин Парашютин тихо запаниковал.
   Рассказываю об этой сцене в деталях, потому что сужу не с чужих слов. Дело в том, что допрос Роман Антонович проводил не в своём кабинете, а в допросной, оснащённой хитроумным приспособлением. Изнутри оно выглядело обыкновенным настенным зеркалом, но на самом деле было окном, через которое можно было снаружи, из соседнего помещения, наблюдать действо как в театре из ложи "Бенуар". Мы с Иваном Макаровичем там и расположились. Профессор пожелал лично процесс контролировать, дабы в случае чего помочь. А Роман Антонович не только не возражал, но даже настаивал на нашем присутствии. И не только возможной поддержки ради. Позже я догадался, что относясь к Ивану Макаровичу с большим уважением, молодой следователь хотел показать старику, что он тоже чего-то стоит. И ему было чем похвастать.
   Дело в том, что Роман Антонович неожиданно проявил незаурядные режиссёрские способности. Его мини-спектакль был тщательно продуман, отлично срежиссирован и грамотно разыгран. Прежде всего сцена. Специально готовить её не пришлось, допросная и сама по себе выглядела достаточно мрачно. Когда привели арестованного, его, не сняв наручников, усадили на привинченный к полу табурет и следователь начал психологическую подготовку к выходу на сцену главного исполнителя.
   Для себя Роман Антонович выбрал манеру общения Порфирия Петровича14, что со стороны выглядело довольно смешно. Относительно молодой (всего несколькими годами старше Парашютина) человек, склонный к полноте, с круглым жизнерадостным лицом, Рома никоим образом не походил на своего коллегу XIX века. Но Пете было совсем не до смеха. На следователя он даже не смотрел, только слушал, нервничая всё больше и больше. И было отчего. Роман Антонович говорил об экспертизе, пробы слюны и крови для которой возьмут у подследственного прямо сейчас.
   Говорил спокойно, тихо, почти бубнил, но участливо, вроде как успокаивающе, только мне бы не хотелось, чтобы меня так успокаивали (если всерьёз, конечно): "Не волнуйтесь вы так, голубчик, эксперт у нас хороший доктор, опытный. Ему бы оборудование поновей, так вы вообще ничего не почувствовали бы. Только финансирование у нас недостаточное, бюджет, сами понимаете, поэтому старым оборудованием пользоваться придётся, а это побольнее малость. Ну ничего, потерпите, это недолго, чик и всё. Вы ж мужчина, убийца даже, что вам укольчик? Да что ж вы так побледнели в самом деле? Знаете сколько наш эксперт проб каждый день берёт? Много, руку давно набил, так что не волнуйтесь". И дальше в том же духе.
   Тут гляжу у Петюни челюсть отвисает и глаза делаются, как два блюдца. На сцену вышел эксперт. Был он небрит, одет в халат патологоанатома с кровавыми разводами и выражение лица имел совершенно зверское. Он вошёл, держа в руках обшарпанный чемоданчик, видно одолженный у знакомого сантехника. Медленно поставил на столик, открыл и начал неторопливо содержимое перебирать. А поскольку он ещё и водки на халат предварительно вылил, пахло от "эксперта" основательно.
   Вот тут Петя впервые голос подал. Он выкинул вперёд скованные руки, словно пытаясь отгородиться от страшного "доктора", попытался что-то сказать, но не смог, парализованная страхом гортань породила только жалкий хрип. И я его понимал! "Эксперт" не только был достойно обряжен, но и вид имел настолько устрашающий, что даже мне жутко стало (а ведь я понимал: за окном всего лишь шоу, спектакль и "эксперт" никакой не эксперт, а, скорее всего, Ромин коллега), что уж говорить об арестованном? Бритый, шишковатый череп, узенький лобик неандертальца, неподвижный взгляд удава кого угодно могли ввергнуть в ступор.
   Петя следил за "доктором" затравленным взглядом. А тот не торопясь и словно не замечая пациента, достал здоровенный шприц вроде того, каким лошадям уши промывают и начал прилаживать к нему громадную, отчётливо ржавую иглу. А Роман Антонович продолжал успокаивающе бубнить: "Не волнуйтесь вы так, голубчик. Средств у нас не хватает, что делать? Чего дают, тем и колем, но доктор опытный, поверьте, летальных исходов у него немного. Всего три за прошлый год и с таким оборудованием, представляете? Настоящий мастер. Вы только не дёргайтесь и всё будет хорошо, иначе не гарантирую. Вот на прошлой неделе, к примеру, один подследственный преставился. Вроде вас был, упрямый и нервный, всё дёргался. Как доктор не старался, игла пошла не туда и привет, заражение крови. Не поверите, три дня бедняга выл от боли, пока не помер. Так вы уж лучше не дёргайтесь, успокойтесь".
   Мы с профессором представление наблюдая, дивились, откуда у Романа Антоновича столько фантазии и где только он реквизит для своего номера достал? Номер-то вышел классный, хотя и для одного зрителя. Когда эксперт с "доброй" плотоядной улыбкой доктора Лектора15, решившего отужинать любимым деликатесом, держа в руках шприц, с которым не страшно прогуливаться ночью в самом криминальном районе, начал приближаться к Пете, тот завопил, засучил ножками и отключился. Когда же пришёл в себя, запираться уже не стал.
   Скажете, незаконно? Несомненно так. Но разве не прав Глеб Жеглов, утверждавший, что "Вор должен сидеть в тюрьме"? Действуй Роман Антонович строго в рамках закона, получил бы служебное несоответствие, а убийцы остались бы на свободе, да ещё и с чужими деньгами. Неужели найдётся оригинал, считающий, что так было бы лучше для общества? Я лично считаю, что лучше при таком исходе было бы только двум негодяям: Осипенко и Парашютину.
   Следователь несомненно думал так же, вот и выбрал наиболее простой путь достижения цели, тем более все более законные способы выглядели сомнительными. К тому же он подследственного не прессовал, просто талантливо срежиссировал антрепризу для одного зрителя. Но каков молодец! Всё ведь сам придумал, значит с воображением парень. Роль эксперта сыграл один из оперативников, обликом напоминавший туповатого "быка", но на деле парень смекалистый и остроумный.
   Роман Антонович рассказал, что когда он уговаривал коллегу помочь, тот, поняв и оценив режиссёрский замысел, долго смеялся, а отсмеявшись внёс несколько дельных предложений. В частности, воспользовался помощью жены, которая работает в цирке ветеринаром. Она в качестве реквизита предоставила старые шприц и иглы для слонов. А чемоданчик Рома временно конфисковал у тестя-сантехника. Но это я позже узнал.
   Из семён гнева, посеянных в неокрепшей, неустойчивой душе, могут вырасти плоды, отравляющие сознание вплоть до готовности совершить убийство, но мужества, душевной стойкости они не добавляют. Нет, не добавляют. Тут нужны другие семена, а их то в душе Петра никто не посеял. Не те ему учителя по жизни попадались, совсем не те. Оттого не мог он искусу Василия Семёновича противостоять, оттого же не смог нажиму следователя сопротивляться. Пётр даже не поинтересовался, насколько улики весомы, сдулся сразу.
   Окончательно же добило его известие о том, что следствие в курсе насчёт записи. Сразу же сказал, где её искать. Остальное -- дело техники. Поехал оперативник, зашёл по тихому, легко флэшку отыскал и привёз. Разумеется, обыск так не проводят. Требуется официальная процедура с понятыми, с протоколом, иначе найденная улика не будет признана судом. Просто потому, что улику можно подбросить. Но запись -- дело совсем другое. Она сама по себе улика, независимо от того, где и как обнаружена.
   Экспертизу всё-таки провели. Нормальную экспертизу, без театральных эффектов. По большому счёту особой нужды в ней не было. Во-первых, запись -- улика улик, её одной достаточно, тем более экспертиза безоговорочно подтвердила её подлинность. Во-вторых, Пётр курил в кабинете следователя, характерно прикусывая фильтр. И даже дилетанту вроде меня с одного взгляда было понятно, что окурки в пепельнице Романа Антоновича идентичны найденным на месте преступления.
   Поняв, что отвертеться не удастся и за убийство придётся отвечать, Парашютин вдруг успокоился и начал давать подробные, многословные показания. Опять-таки, особой необходимости для следствия в них уже не имелось, но Роман Антонович, здраво рассудив, что маслом каши не испортить, и не желая давать организатору преступления ни малейшего шанса, подробно Петины показания зафиксировал. На одном из допросов мы с Иваном Макаровичем присутствовали, а потому слышали Петины показания, что называется, из первых уст.
   Оказывается, Пётр к моменту встречи с Осипенко, уже давно пришёл к мысли, что неплохо бы с папаши всё-таки денег стрясти. Понимая, что известный адвокат личность влиятельная, о каких-то прямых наездах речи не шло, так далеко Петина наивность не заходила. О генетической экспертизе он думал, но останавливала даже не дороговизна процедуры (кредиты в наши дни уже давно не проблема), а то очевидное соображение, что добровольного согласия Петухов старший не даст, а заставить его возможностей нет. А если даже каким-то непостижимым образом провести экспертизу удастся, то что может помешать папаше составить завещание на своего приёмного сына?
   Пока Парашютин раздумывал и прикидывал, Виктор Ильич погиб, был кремирован и от надежд пришлось отказаться. Но Петя о них не забыл. Прошло почти два года и в один прекрасный день он знакомится, совершенно случайно, как ему тогда казалось, с неким помятым дядечкой. Это был Осипенко и Петра он встретил, понятное дело, совсем не случайно. Ну а поскольку семена гнева в Петиной душе уже давно проросли и почки на побегах набухли, небольшого окучивания оказалось достаточно, чтобы проклюнулись и очень быстро выросли ядовитые плоды. Василию Семёновичу Петра даже не очень долго уговаривать пришлось. Больше времени он потратил, чтобы научить своего крестника заточку втыкать, чтобы жертву с одного удара убить.
   Допрос длился довольно долго и за всё время Иван Макарович вмешался лишь единожды. Его интересовали два вопроса, для следствия вообще-то несущественные, но чрезвычайно важные в другом смысле: насколько быстро согласился Пётр на уговоры Осипенко совершить убийство и когда именно решил сделать пресловутую запись. Заметим, не почему, а когда. Как я уже упомянул, морально Парашютин был уже давно готов решить свои проблемы (надуманные, конечно, но для него-то вполне реальные) кардинально, однако Осипенко этого не знал, поэтому подводил его к мысли об убийстве Николая Петухова исподволь. Встречались они, как я и предполагал не раз, не два, но прав оказался и Иван Макарович: осторожный Осипенко места для встреч выбирал с оглядкой, чтобы глаза никому не мозолить.
   Что же касается записи, с ней так получилось. На убийство, как уже было сказано, Пётр согласился легко, но в какой-то момент поинтересовался гарантиями. Осипенко же к вопросу оказался не готов. Полагая Петра наивным лохом, жизни не знающим, он никак не мог предположить, что тот вообще задумается о таких материях, а потому ответил, что гарантия -- его слово воровское, чем и подписал себе приговор. Просто потому что Пётр Парашютин никому не доверял, а фразы типа "ты должен мне верить" вызывали у него немедленное отторжение.
   Все ж кругом сволочи, только и думают, как бы его, такого хорошего и умного Петю обидеть. И лишь немногие честны, то есть сволочизма своего не скрывают, большинство же притворяется. Дядя Вася вроде бы поначалу вёл себя честно, но в конце-концов сорвался. Сказал бы прямо: "давай, сынок, расписку тебе напишу, а то кину, не смогу удержаться", вот это было бы честно. А он что? Ты мне верить должен. Как бы не так, ибо верить нельзя никому. Вот тогда Петя и явился на очередную встречу снаряженным как надо, а после на работе запись обработал и размножил.
   А отсюда со всей очевидностью получается, что Осипенко был обречён с того самого момента как начал продумывать план убийства собственного сына. План-то он продумал отменно, технически, так сказать, почти безупречный план получился. С одним только, но очень существенным недостатком: он не учитывал пресловутый "человеческий фактор". Петя записал наставления "дяди Васи", а Иван Макарович о том догадался. Но иначе, что самое интересное, и быть не могло!
   Осипенко хочет завладеть имуществом сына, став его законным наследником. Убивать самому рискованно, Василию Семёновичу нужен кто-то, кто мог бы выполнить за него грязную работу. Кто? Можно было бы нанять киллера, а себе организовать алиби, но тогда пришлось бы каким-то образом доказывать своё отцовство. Каким? С какого перепугу Светлана Антоновна согласилась бы на экспертизу? Да она просто кремировала бы сына, как за два года до того мужа. А если бы Осипенко настаивал, например, подав судебный иск, он бы засветился, привлёк ненужное внимание к своей персоне, что могло иметь для него самые неприятные последствия. Даже если бы вывернулся из-под тяжёлой длани закона, наследство не получил бы наверняка.
   Единственный приемлемый выход -- подставиться. Тогда требуемую экспертизу провело бы следствие, как это и случилось. Но, в таком варианте Василию Семёновичу требовался помощник-исполнитель, на роль которого Пётр Парашютин подходил почти идеально: и мизантроп, людей ненавидит, то есть морально к убийству готов; и в банке сисадмином работает, то есть алиби обеспечить может. Но именно почти подходил, потому что человек с характером Петра не мог не позаботиться о гарантиях. А будь он более доверчив, а значит и человеколюбив, не смог бы стать душегубом.
   Должен признать, эти размышления добавили мне уверенности в общей справедливости мироустройства. Как не старался Осипенко, как не измышлял извращённым сознанием людоедские планы, а в итоге крах. И не потому, что план плохо продуман, нет, он изначально был обречён на провал. Просто по определению. Точно так же, как законы физики не допускают возможности создания "вечного двигателя, законы психологии не оставляли гражданину Осипенко шансов на успех. Разумеется, это ничуть не умаляет заслуг моего друга-профессора, сумевшего точно просчитать характер одного из преступников, найти в уголовном тандеме слабое звено.
   Ну а после того, как это самое слабое звено, то бишь Парашютин, всё подробно под протокол рассказал, настала очередь и хитромудрого Василия Семёновича. Он, как позже выяснилось, за своим подельником издали наблюдал. И не обнаружив того на работе, звонил в банк, интересовался. Но не забеспокоился, потому что командировка -- обычный рабочий процесс. Жил гражданин Осипенко тихо, скромно, соседям не мешал, внимания к себе не привлекал. Ему оставалось выждать менее трёх месяцев, после чего он стал бы довольно состоятельным господином. Но не сложилось.
   Фиаско Осипенко означало потери и для адвоката, Н-ского. А потому тот бросился защищать своего старинного клиента и, как я думаю, сообщника, со всем пылом и умением, имея при этом ввиду собственный интерес. Не я один считал, что адвокат был не просто защитником, а с самого самого начала знал, где и каким образом Василий Семёнович собирается денег добыть. И Роман Антонович, и его начальник очень хотели Н-ского посадить (крови он им в своё время много попортил), старались на совесть. Но доказать соучастие адвоката в преступлении не удалось. Осипенко его не сдал, а Пётр с господином Н-ским даже знаком не был. И что интересно, этот жук оказался единственным из всех фигурантов по делу, кто не только сухим из воды вышел, но и с солидным прибытком. Да, Василий Семёнович с надеждами на наследство распрощался, а вот компенсацию за время, проведённое в первом заключении, он получил.
   Государство не любит с деньгами расставаться и я лично не сомневался, что никакой компенсация организатору убийства не положено. Ну это же очевидно, как иначе? Оказалось бывает и иначе. Адвокат очень убедительно и, надо честно признать, логично доказал несостоятельность подобных воззрений. Осипенко оправдали по обвинению в убийстве, так? Верно, но ведь он и в самом деле никого не убивал. И осуждён был в итоге за организацию убийства, а это совсем другая статья. И как бы к Осипенко не относиться, но по закону его вина меньше вины Парашютина, а потому и срок он получил заметно меньший, чем присудили Петру. И компенсацию он тоже получил. Точнее, получил виртуально, поскольку почти вся сумма пошла на оплату услуг адвоката. По договору.
   Вот теперь наступило время Светлане Аркадьевне отчёт о проделанной работе представить и оплату за труды получить. Роман Антонович, к которому, по мере продвижения дела к закономерному финалу, на глазах возвращались самоуверенность и оптимизм, попытался пошутить на сей счёт. Мол, не пойдёт ли несчастная вдова по миру с протянутой рукой после того, как с агентством расплатится и не выгоднее ли ей было бы с Осипенко поделиться? Рома, конечно, парень не плохой и обидеть своего спасителя не хотел, просто юмор у него плоский. Что делать, не всем в КВН играть.
   Однако, Иван Макарович за словом в карман не полез, парировал тут же, видимо не раз, не два ему такие вопросы задавали: "Всё справедливо: вам досталась слава, а нам всего лишь деньги. В точности по сэру Артуру". И мы удалились, оставив милейшего Романа Антоновича смущённым и озадаченным, сравнение с инспектором Лестрейдом16 его явно не порадовало.
   Клиентку результаты расследования в целом удовлетворили (преступник наказан, наследство сохранено, семье ничто не грозит), с агентством она расплатилась сполна, хотя и не без споров. Но сказать, что она осталась в выигрыше, не могу. Прежде всего Светлана узнала правду о муже, что, конечно, её огорчило. Ну и гонорар агентству получился не маленький, хотя не разоблачи мы Осипенко, потеряла бы она куда больше. Но аппетит приходит во время еды, а лишних денег не бывает. Светлана Аркадьевна сочла стоимость услуг агентства завышенной. Но когда она попыталась оспорить итоговую сумму, Иван Макарович довольно твёрдо её на место поставил. Старик при необходимости мог быть крайне жёстким и расхлябанности в денежных вопросах не терпел, а Светлана была слишком подавлена, услышав, как на самом деле "предали" её жених и подруга тридцать с лишком лет назад, поэтому трепыхалась недолго.
   Не скрою, мне тоже счёт, предъявленный клиентке, показался завышенным и не слегка, а прилично, хотя он и не превышал максимальных величин, оговоренных с ней при заключении договора. В присутствии Светланы Аркадьевны я, естественно, ничего не сказал, вообще вышел, когда они с профессором о деньгах заговорили, чтобы даму не смущать, но после поинтересовался. В ответ Иван Макарович рассказал мне забавный исторический анекдот.
   Когда в начале тридцатых годов прошлого века, будущий академик, Пётр Леонидович Капица, стажировался в Англии, в лаборатории Резерфорда, он уже тогда зарекомендовал себя маститым учёным. И вот как-то раз к нему обратились из другой лаборатории с просьбой о помощи. Отказал крайне важный, безумно дорогой прибор и Капице посулили 10000 фунтов, если починить сумеет.
   А в те давние времена техники, обслуживающие электронную аппаратуру, имели особый инструмент -- молоток с резиновым бойком. Я и сам такие молотки застал, ими платы обстукивали и часто помогало. Так вот Капица пару минут прибор осматривал, потом взял молоток и один раз ударил. Прибор заработал. Ну и хозяев, конечно, жаба задушила платить такие деньжищи за один удар. И не забудьте, дело происходит в начале тридцатых, а 10000 фунтов и сейчас деньги большие, тогда же вообще астрономическая сумма. Но, с другой стороны, слово дано, отказываться от своих обязательств негоже, все ж кругом джентльмены. Ну и решили они на уловку пойти: попросили счёт выписать, расписав по пунктам что сделано. Чтобы, значит, понимание иметь, за что именно деньги плачены. Надеялись, что постыдится мистер Капица деньги ни за что брать.
   Но просчитались, русского учёного такими детскими уловками с толку не сбить. Пётр Леонидович попросил бумажку и начертал следующее: "1). Удар молотком -- 1 фунт; 2). За то, что знал, куда ударить -- 9999 фунтов".
   - Вот и мы, Сергей Юрьевич, знали, вернее вычислили, куда ударить, -- завершив свой рассказ, сказал Иван Макарович, -- а кроме того, за ошибки нужно платить.
  
   Глава седьмая.
   Вместо эпилога или разбор полётов.
   - Что это, Иван Макарович?
   - А вы откройте, не стесняйтесь.
   Сегодня мы наконец покончили с делом об убийстве Николая Петухова. Вообще-то покончили с этим делом мы не сегодня и не вчера в том смысле, что сделали всё, что могли и только ожидали завершения необходимых следственных мероприятий. Директор "Интеллекта" считал, что раз мы свою работу завершили, то пора и расчёт произвести, но Ивану Макаровичу удалось убедить шефа немного подождать. Мол надо иметь полную уверенность, что преступники не вывернутся. Шеф согласился, тем более ждать пришлось не долго, всего-то дней пять.
   Впоследствии я не раз имел случай убедиться, что начальник и владелец агентства, мужик внушительных габаритов, с жёстким, волевым лицом, со старым профессором предпочитал не спорить и почти всегда соглашался. И относился он к Ивану Макаровичу с явным пиететом, называя не по имени-отчеству, а исключительно профессором. Правда, справедливости ради замечу, что профессор с советами к начальству не лез и спорил только по тем делам, которые вёл сам.
   В те пять дней, пока Роман Антонович Петра Парашютина обрабатывал я без дела не сидел, постигал различные направления сыщицкой работы. Так, вчера, целый день ездил с оперативником, осуществлявшим наружное наблюдение за мужчиной, которого жена подозревала в неверности. Это было интересно в познавательном плане, но работать так изо дня в день мне было бы скучно. Другое дело с Иваном Макаровичем. Вот где и новизна впечатлений и разнообразие.
   Но всё, что когда-то началось, когда-нибудь заканчивается. Вчера вечером Иван Макарович закрыл дело об убийстве Николая Петухова и произвёл окончательный расчёт с клиенткой. Я был просто преисполнен гордости, готов к новым свершениям. А как же? Первое расследование, о котором я знаю не по рассказам, в котором участвовал с самого начала. И какое дело! Сложнейшее, на котором опытный следователь чуть погон не лишился. А мы с Иваном Макаровичем за неделю раскрутили, а фактически за два дня, остальные-то пять просто ждали, пока Роман Антонович, пользуясь инструкциями профессора, дело до логичного финала доведёт.
   Возможно опытному сыщику дело не показалось бы интересным. Возможно и даже наверняка Иван Макарович его в свою коллекцию не включил бы. Но я -- дело другое. Главным образом потому, что участвовал в расследовании от начала до конца. И не наблюдателем, как изначально планировал, а полноправным участником, практически настоящим сыщиком. И не просто участвовал, но и существенно профессору помог. И пусть я не стану выпячивать свою роль, это было бы нескромно, но в мысленных разговорах с самим собой могу позволить себе и малость прихвастнуть.
   Вчера я ушёл пораньше по личным обстоятельствам, зная, что утром назначена встреча с новым клиентом. И потому сегодня с утра первым делом зашёл к профессору вводную получить. Однако он сразу же объяснил, что встреча перенесена, клиенту пришлось срочно уехать, а потому у нас свободное время. После чего предложил присесть и пасснул мне по столу конверт. Причём, судя по толщине, там было не письмо. Вот я и поинтересовался. Иван Макарович предложил взглянуть, а там деньги.
   - Ну и как вас понимать?
   - Ваш гонорар. Поздравляю.
   - Извините, Иван Макарович, но так мы не договаривались. Я сразу оговорил, что буду работать на общественных началах.
   - Бросьте, Сергей Юрьевич. Вы реально трудились: и меня возили, и самостоятельное задание выполнили, причём очень удачно. А всякий труд должен быть оплачен.
   - Перестаньте. Не будь меня, вы бы и на такси спокойно поездили, и в банке побывали бы, и догадались бы самостоятельно, что сисадмин Парашют имеет отношение к однокашнице Осипенко, Елене Ивановне. И вообще, при всём уважении, вы тут не главный. Над вами есть начальник и я вовсе не хочу, чтобы из-за меня вы поссорились. Я понимаю, вы испытываете ко мне расположение, за что спасибо, я, поверьте, ценю ваше доброе отношение, но эти деньги принадлежат фирме, то есть всем сотрудникам, а значит взяв их, я, таким образом...
   - Стоп, стоп. Сергей Юрьевич, успокойтесь. Ну что вы так разволновались? Мне нравится ваша щепетильность, но в данном случае она ни к чему. И, если хотите знать, шеф сам предложил выделить вам долю. Хотя, признаюсь, я как раз собирался его об этом попросить. И не надо рефлексий, там не так уж много, средняя ставка сотрудника на испытательном периоде.
   Пересчитал, и впрямь на Канары не слетаешь. Но всё равно неудобно, я же вроде к агентству прилепился, чтобы материал для книги собрать. Понятно, творческий процесс доставляет мне немалое удовольствие (сильно подозреваю, я тут не уникален), но в итоге, помимо удовольствия, книги приносят автору ещё и материальную прибыль, порой довольно весомую. Получается, я здесь учусь, чтобы впоследствии зарабатывать, используя полученные знания и не только не плачу за обучение, но ещё и стипендию получаю. Но отказаться нельзя, обижу старика.
   - Хорошо, -- ответил я, вылущив содержимое из конверта, -- спасибо на добром слове, но возьму я эти деньги с одним условием. Это моё первое дело, а это -- первые деньги, заработанные в качестве частного детектива. Не вижу повода не отметить. Посидим где-нибудь, плачу, разумеется, я.
   - Почему бы и нет? Давайте прикинем. Новое дело откладывается, серьёзной работы сегодня не будет, так, рутина. Давайте нынче вечером, если нет других предложений. Заодно обсудим результаты закончившегося расследования, там есть о чём поговорить. В определёном, не детективном смысле, довольно интересное дело.
   - Договорились.
   Мы решили встретиться часов в семь в уютном кафе неподалёку от агентства. Днём я зашёл туда, заказал отдельный кабинет. Иван Макарович не опоздал и вот мы сидим, с удовольствием слушаем приятно приглушённую музыку, листаем меню. Сделав заказ, пригубили аперитив и, поздравив друг друга с успешным во всех смыслах окончанием дела, приступили к разговору.
   - Ну и какие же у Вас впечатление от первого дела, Сергей Юрьевич?
   - Самые восторженные. Тьфу ты, не то хотел сказать. Преступление ужасно, это ясно, но вот сам процесс расследования понравился мне ужасно. Хотя, если объективно, вы это дело скорее всего в свою коллекцию не включите.
   - Отчего так?
   - Да как сказать? По вашим рассказам, Иван Макарович, у меня сложилось довольно чёткое представление о ваших пристрастиях.
   - Отчасти вы правы, но только отчасти. Да детективная составляющая этого дела не самая заковыристая, мне и потрудней попадались. Но дело Николая Петухова интересно в другом отношении -- специфическим подбором действующих лиц. Вы читали роман Агаты Кристи "Убийство в восточном экспрессе"?
   - Разумеется, не один раз. И фильм видел.
   - Тогда вы, видимо, помните, что этот роман не типичен для классического детектива в целом и творчества "королевы детектива", в частности. Его особенность в том, что там практически нет невиновных. Вот и в нашем деле виноваты в той или иной степени все, в этом его главная особенность.
   - Ну уж и все? По большому счёту, мы все виновны, ибо каждый человек несёт на себе печать первородного греха. А если серьёзно, то вы, на мой взгляд излишне категоричны, потому что некоторые персонажи нашей истории скорее жертвы.
   - Например?
   - Например, та же Елена Ивановна. Не буду лицемерить, гражданка Парашютина мне неприятна. Она не выдержала пресса жизненных невзгод, опустилась, перестав быть похожей на человека. Но всё это случилось из-за провокации Виктора Петухова. Ах, ну да, семена гнева, посеянные ею в душе сына. Они сыграли свою роль, признаю, но то, что несчастная женщина всё время говорила о своей беде, вполне объяснимо. А уж Светлана Аркадьевна, лишившаяся сына, вообще почти безупречна.
   - Вы находите?
   - Разумеется. Вся её вина, дорогой Иван Макарович, только в том и состоит, что в разговоре с Вами она пыталась избежать некоторых скользких тем.
   - Это я вообще ей в вину не ставлю, если хотите знать. Нельзя осуждать женщину, за то, что ей неприятно рассказывать незнакомому человеку интимные подробности своей прошлой жизни, особенно, если она считает их позорными, недостойными. Это всё равно, что обнажиться перед посторонним. Я, например, знаю женщин, которые ни при каких обстоятельствах не пойдут к гинекологу-мужчине, но мне и в голову не придёт заявить, что это не нормально. Нет, в нашей истории всё иначе: проще и одновременно сложнее. Если вы не против, могу объяснить.
   - Сделайте одолжение. Мне вас всегда интересно слушать. Даже тогда, когда я с вами не во всём согласен.
   - Благодарю вас, Сергей Юрьевич. Тогда давайте кратенько пройдёмся по основным действующим лицам и поглядим, чем они интересны, что делали хорошего или плохого и, главное, какие последствия имели их поступки. При этом не забудем, что понять мотивы чьих-либо поступков, вовсе не значит, их оправдать. Как Вы не знаю, но я категорически не согласен с пословицей: "понять -- значит простить".
   На мой взгляд сию народную мудрость придумали либо дураки, либо наивные романтики, родившиеся и прожившие всю жизнь в "розовых очках". Ну а человек умный, тем более сыщик, дабы правильно выстраивать отношения с окружающими, должен чётко понимать их мотивацию. Я не только потому так люблю изучать природу человека, что мне это интересно (вроде как хобби), но и потому, что в расследованиях помогает. Ну-с, начнём потихоньку?
   - Давайте.
   - А начать нам придётся с Виктора Ильича Петухова. Хотя он скончался за два года до нынешних событий, бесспорно является активным действующим лицом нашей истории, ибо, затеянная им тридцать лет назад интрига, запустила разрушительный процесс, приведший к трагедии в наши дни.
   И ведь до чего изощрённую каверзу измыслил, не уверен, что смог бы додуматься до такого. Подлость? Безусловно. Но можно ли его понять? А как же! Бедный студент из провинции, отчаянно желающий закрепиться в столице. Само по себе, желание устроиться в жизни получше совершенно нормально и естественно для подавляющего большинства людей. Только путь к цели каждый выбирает сообразно своим возможностям. В том числе и моральным. Другими словами, вопрос в том, кто чем готов поступиться на пути к цели, через что или через кого переступить. И если некто готов сломать жизнь ближнему и не для спасения своей жизни, что ещё можно как-то оправдать, а лишь имея ввиду получение материальных благ, это, безусловно, человек нехороший.
   Если говорить о прописке, лучший способ -- жениться на москвичке. Да, это не очень морально, но не преступно, к тому же браки по расчёту часто оказываются прочнее браков по любви. И поначалу Виктор Петухов пошёл по этому традиционному, протоптанному поколениями честолюбцев пути. А, поскольку лучшая невеста курса оказалась занята и не склонна к смене партнёра, он решил, что на худой конец сгодится и другая, похуже. Но едва случай представился, мгновенно среагировал, как реагирует атакующая кобра.
   Какой получается психологический портрет? Мы видим человека способного не просто предать, но и выставить ближнего, который ему чем-то мешает, в самом дурном свете, нимало не заботясь о его дальнейшей судьбе. А ещё видим мужчину, способного обольстить девушку не любя, держа её при себе на всякий случай и тут же отбросить, как старую ветошь, едва лучший вариант появится. Ну и про его отношение к сыну, тому самому Петру Парашютину не забудем. Видеть его он не желал, ни копейки на его воспитание не дал, вообще никак не помогал. Значит, никаких моральных обязательств, полное нежелание нести ответственность за последствия своих поступков. Поганый человечишка получается.
   - Это с одной стороны. А с другой, дорогой Иван Макарович, мужем он оказался верным, надёжным. Да и сына, который ему и не сын вовсе, любил, львиную долю наследства именно ему оставил. Значит, рисовать портрет Виктора Петухова лишь чёрной краской не получается.
   - А это как посмотреть. Чёрных или белых вообще практически не бывает. В каждом человеке есть как хорошее, так и плохое, а мы, давая кому-либо оценку, принимаем во внимание не столько черты характера или поступки, сколько последствия поступков. А последствия в данном случае оказались катастрофичны. Осипенко стал преступником и увлёк на скользкую дорожку Парашютина, Елена спилась, Николай убит. Как минимум четыре сломанные жизни.
   А для полноты картины я вам кое-что интересное расскажу. Помните, когда я вас в курс дела вводил, упомянул, что Петухов ещё при жизни разделил имущество между женой и сыном? Так вот, оказалось, сделал он это по необходимости. Как раз незадолго до гибели он попал в разработку. Не вдаваясь в подробности, это было коррупционное дело, подкуп присяжных, давление на свидетелей, взятки судьям. Случается сплошь да рядом, но не всех сажают. У Петухова, конечно, имелись обширные связи, но немало имелось и недоброжелателей, так что на тот момент было неясно как повернётся. Если бы повернулось плохо, дело могло закончиться конфискацией, вот он и перевёл имущество на ближайших родственников.
   - Но на приёмного сына, а не на жену?
   - О-о, вопрос интересный. Знать точно, чем он руководствовался, не могу, могу только предположить. Видимо сыну господин Петухов доверял больше и вот почему. Он помнил, что Светлана замуж за него пошла не по любви, так кто знает, что там у неё на уме? А вдруг, получив семейное достояние целиком в свои руки, она подаст на развод и заживёт в своё удовольствие, оставив бывшего мужа без средств? Осторожный Петухов не мог допустить такого исхода.
   Другое дело сын. Николай, хоть и не родной по крови, смотрел отцу в рот. Кроме того, он и в профессиональном плане от отца зависел. Он ведь тоже адвокат, но два года назад был ещё никем и всеми воспринимался лишь как сын знаменитого Виктора Ильича. А Виктор Ильич имел столь надёжные связи, что даже из тюрьмы мог сынуле кислород перекрыть, если бы тот вздумал вдруг фортели выкидывать. Петухов доверял сыну не из-за широты и благородства души, а потому, что сын от него зависел. То есть, в дополнение к вышесказанному, получаем человека расчётливого, не склонного доверять даже самым близким, если доверие не подкреплено надёжными крючками. Не добавляет привлекательности образу, не находите?
   - Да я, в общем-то и не спорю, так небольшое замечание сделал объективности для. А если по справедливости, мерзкий тип, что и говорить. И неизвестно ещё, как там насчёт любви и верности. Если муж не давал жене явных поводов для ревности, это вовсе не значит, что он на самом деле не изменял. Мне вот только одно ещё непонятно: почему Виктор так решительно прервал все контакты с бывшей невестой? Допустим, афишировать ребёнка на стороне он не хотел, не зная, как на это посмотрит влиятельный тесть. Это понятно. Но он же мог помогать негласно, всё же Петя -- родной сын. Светлана, думаю, не возражала бы. Она же знала, что у Виктора были близкие отношения с Леной и считала мужа невинной жертвой предательства.
   - Это так. Реши Виктор материально поддержать сына, Светлана действительно не стала бы противиться. Тут, полагаю, вот в чём дело. Виктор связался с Леной оттого лишь, что лучшего варианта не нашёл. А с точки зрения брака по расчёту, Света из двух подруг явно шла первым сортом. Видимо Виктора сильно угнетала мысль, что ему достался второсортный товар, отчего он не мог не испытывать сильную досаду. А при этом приходилось говорить девушке, вызывающей у него раздражение, ласковые слова любви, что не могло не усиливать неприязнь. Видимо, Лена в конце-концов настолько ему опротивела, что ни видеть её, ни даже слышать о ней он не хотел.
   - Да, понимаю. Не здорово, но объяснимо.
   - Ну и ладненько. По первому пункту у нас взаимопонимание и единомыслие. Идём дальше? Следующий персонаж, Василий Осипенко, тоже довольно ясен.
   - Ясен-то он ясен, убийца, не пожалевший ради наживы собственного сына, что тут говорить. Но и его понять можно, ведь он жертва обстоятельств. Виктор обошёлся с ним мерзко, а иначе Василий, вполне возможно, стал бы достойным членом общества.
   - Верно, мог. Но не стал и это обстоятельство отличнейшим образом иллюстрирует мысль, где-то вычитанную мной в своё время, сейчас уж не помню где и у кого: "Множество людей (дай Бог, чтобы не большинство) не проявляет тёмные стороны своей души не потому, что их нет, а потому лишь, что обстоятельства не сложились". Если некто прожил жизнь законопослушным гражданином, это ещё ни о чём не говорит, может он всей душой желал украсть что-то или кого-то убить, но боялся наказания. Другими словами, человека можно считать порядочным, если он, получив возможность безнаказанно сделать гадость ближнему, этой возможностью не воспользовался.
   Выбор есть всегда. И именно сделанный выбор позволяет нам судить о человеке наиболее объективно. Разве не имел выбора Виктор Петухов? Имел. Мог жениться на Лене, получить вожделенную прописку и строить карьеру, имея уже определённую базу. Он выбрал иной путь. Но Виктор, по крайней мере, никого жизни не лишал. Его поступок, каким бы мерзким он нам не казался, на серьёзное преступление не тянет, скорее это можно назвать аморальным проступком.
   - Ну как же не преступление? Он же совершил насилие...
   - Дорогой, Сергей Юрьевич, какое насилие, опомнитесь? Я, конечно, не знаю наизусть весь Уголовный Кодекс, но, даже если бы та давняя история получила огласку, серьёзного наказания Виктор не понёс бы. Да, он усыпил двух человек против их желания и это, безусловно, насилие над личностью. Но он их не ограбил и не надругался, пользуясь беспомощным положением, только лишь в постель уложил. Могу ошибаться, но скорее всего, получил бы он условный срок, то есть даже из института не был бы отчислен. В этом случае гораздо более серьёзным наказанием для Петухова стала бы потеря Светланы и, связанных с ней карьерных надежд. В этом смысле Осипенко -- личность куда более отрицательная. Да, он жертва мерзейшей провокации, что его, тем не менее, не оправдывает, ибо выбор был и у него.
   - Вы имеете ввиду, что он должен был проявить сдержанность, не лезть в драку?
   - И это тоже, но не только. Вообще-то за ту давнюю драку я его не осуждаю. Парень испытал немалый стресс, чудовищная затея Виктора его подкосила, вот и не сдержался. Хотя, конечно, можно и нужно было иначе: поговорить с отцом Светланы, если уж с ней не получалось. Мужская солидарность, знаете ли, не пустой звук. Поскольку очень малое число мужей ни разу в жизни не изменяло своим жёнам, на адюльтер мужчина в принципе смотрит не так строго, как женщина, даже если речь идёт о единственной дочери.
   Я полагаю, можно было убедить несостоявшегося тестя хотя бы выслушать, а там уж всё могло иначе повернуться: если бы "старик" Виноградов, которому тогда едва за пятьдесят перевалило ему поверил, дочь он безусловно убедил бы. Но Василий не додумался до такого, в общем-то очевидного решения, а может просто не успел. Увидел невесту с соперником, ну и не сдержался. И тут ему очень не повезло: не зацепи он сгоряча в драке Светлану, никакого суда, скорее всего не было бы. Однако случилось то, что случилось. Нет, в той истории Василий Семёнович -- жертва, первую отсидку я ему в вину не ставлю, но вот потом.
   Выйдя из тюрьмы, он стал бандитом и это был сознательный выбор. А ведь мог закончить образование, пусть и заочно и строить жизнь заново. Но не захотел. Не желал он долго и трудно выстраивать карьеру, деньги копить, ему захотелось всего и сразу. Если помните, Осипенко в те поры пытался своему удачливому сопернику отомстить, но авторитета не хватило. Вот теперь он на сыне отыгрался.
   В начале своей печальной истории Василий Осипенко жертва, а потому вызывает сочувствие, в конце же -- никакого. Но тот факт, что он хладнокровно планировал убийство своего биологического сына (да хотя бы и чужого, главное, Николай ничего плохого ему не сделал), говорит яснее ясного, что Василий готов переступить через кого угодно на пути к намеченной цели и жизнь другого человека для него ценностью не является. Но разве он стал таким лишь в зрелом возрасте? Жизненные обстоятельства не могут породить новые черты характера, могут лишь усилить либо ослабить имеющиеся. А значит и в молодости Осипенко был потенциальным убийцей и ещё неизвестно потеряла ли или приобрела Светлана Аркадьевна, выйдя замуж за Виктора.
   Когда человек не имеет твёрдой нравственной основы, это не есть хорошо. Потому что без основы, каркаса, костяка человек неустойчив, как неустойчива без арматуры бетонная конструкция. Но если живёт такой человек тихо, спокойно, без потрясений, то вполне может жизнь прожить если и не достойно, то хотя бы нормально. Однако как только сваливаются на таких неустойчивых жизненные невзгоды, они тут же гнутся. Каждый, в свою сторону, но, по большому счёту, таких сторон всего две. Одни подобно Осипенко, становятся мерзавцами, подонками или даже настоящими преступниками, губя тех, кому не посчастливилось оказаться у них на пути, другие с помощью алкоголя или наркотиков пытаются уйти в иллюзорный мир, в котором нет проблем и бед, то есть губят себя, что и случилось с Еленой Парашютиной.
   - Полагаю, Иван Макарович, тут и обсуждать-то особо нечего?
   - Согласен, с Еленой Ивановной всё предельно ясно. Что она не выдержала испытания предательством со стороны близкого человека, в конце концов, её дело. Но держать свою боль в себе, как занозу под ногтем она не хотела, а выплёскивать на собутыльников не могла, видимо, стеснялась. И тогда она стала использовать сына, буквально в качестве плевательницы. Изливала на него всю гадость, что накопилась в душе.
   К тому же вспомним, что отвратительное предательство Виктора стало лишь началом её бед. В отличие от Василия, потерявшего только невесту, Лена потеряла и жениха и единственную подругу. Её оболгали, но подруга не дала возможности объясниться. Лена осталась одна с ребёнком, отец которого не только не пожелал его видеть, но и ничем не помог. Более того, ещё и пригрозил Лену за решётку упрятать, если докучать станет. Так что ей в жизни трудно пришлось.
   - Знаете, Иван Макарович, я думаю вы правы: Елена вызывала у Виктора сильное раздражение. Он заставлял себя говорить ей ласковые слова, в любви объясняться, мечтая при этом о Светлане. Не удивлюсь, если выяснится, что и ухаживать за Леной он только для того стал, чтобы, улучшив момент, осуществить свою рокировку.
   - Не исключено, но думаю, всё куда проще. Вряд ли он начал строить далеко идущие планы сразу после того, как Света его отвергла. Не сложилось и ладно, практичный Виктор подхватил Елену, как более доступный вариант. Не столь хороший, как Света, но приемлемый. Тем более, подруги были близки, Света Лене всегда помогала, так что Виктор мог и это соображение в расчёт брать. Но со временем, по мере того, как накапливалось раздражение против "второсортной", как вы её обозначили, невесты, видимо начал прикидывать, что и как сделать можно и, как только удобный случай подвернулся, воспользовался. Но, когда он вычеркнул из жизни бывшую невесту, будто и не было её, он тем самым подорвал веру Елены Ивановны в гуманизм. А со временем представление о Викторе, как о жутком мерзавце распространилось в отравленном водкой мозгу Елены сначала на мужчин вообще, а потом и на всё человечество.
   Скорее всего, Пётр Парашютин родился несколько меланхоличным, а вот мать сделала его мизантропом, бросила в объятия Осипенко. Убить человека трудно, особенно, когда делаешь это впервые. Причём не издалека, а подойдя вплотную и действуя ножом. Я такого, слава Богу, никогда не испытывал, но представляю хорошо, эксперт, как-никак. Втыкая в жертву нож или заточку, вы чувствуете сопротивление ножа, скрип разрываемых мышц, видите кровь, брызнувшую из раны, ощущаете конвульсивную дрожь агонизирующего тела. Ужас, из гражданских мало кому по плечу, но Пётр смог. Вы не задумались, почему он позволил себя уговорить?
   - Мизантроп, значит людей не любил, а более всего -- семью Петуховых, их он просто ненавидел. Да и денег Василий ему посулил.
   - Верно, но ключевое слово тут -- мизантропия Петра. Он вырос с представлениями о жизни, вдолбленными матерью: люди все сволочи, никому верить не стоит, особенно мужчинам. Но "все", значит и его семья тоже. Насчёт матери, отвратительной видом, вечно пьяной, не умеющей ни приласкать ребёнка, ни пожалеть, ни слова доброго сказать сомневаться не приходилось. Но он сам тоже сволочь, потому что мужчина.
   Стоит ли удивляться, что при таком воспитании из меланхоличного подростка вырос отъявленный мизантроп? Иным он просто не мог получиться, такие, как Пётр изначально повёрнуты ко злу. Участию, доброму отношению со стороны кого-либо они не верят, потому что сволочи все, только одни притворяются, другие -- нет. Осипенко не был ни добрым, ни участливым. Он был преступником, чего и не скрывал, потому Пётр Парашютин ему и поверил, поверил охотно, но только до определённого предела. Поверил, что убийство Николая принесёт "дяде Васе" много денег, но не поверил, что тот с ним добровольно поделится. Оттого и записал "дяди Васины" откровения.
   Как ни парадоксально прозвучит, но из всех действующих лиц нашей истории, Пётр Парашютин наименее виновен. Что толку ругать станок, отрубивший Вам палец? Машина не думает, а лишь исполняет то, на что её запрограммировали. Разговаривать со станком бесполезно, уговаривать бессмысленно, надо просто не совать руки куда попало. Пётр был запрограммирован на зло и измениться уже не мог. Он стал подобен машине, не имеющей своей воле и подчинился бы любому, кто умеет такими "машинами" управлять. Попался на его пути Осипенко -- стал убийцей, а встреть он медвежатника -- ограбил бы банк.
   - Неужели судьба Петра Парашютина не могла сложиться иначе? Нормально.
   - Это вряд ли. Разве только Осипенко помер бы в заключении. Но и тогда "нормально" не получилось бы. Вы же присутствовали на допросе, Сергей Юрьевич, всё слышали: Пётр ещё до встречи с Осипенко морально для убийства созрел. Да, конечно, он мог не стать убийцей, если бы его не совратила, не подтолкнула чужая, сильная, злая воля, но в любом случае Пётр прожил бы жизнь бирюком, без друзей, без семьи. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда самое время обсудить последний персонаж, Светлану Аркадьевну.
   - А я всё ждал, когда вы за неё приметесь. Раз по-вашему виновны все, то и она тоже. Только, каюсь, я и представить не могу, в чём наша клиентка виновата? Разве только в том, что не была с Вами поначалу вполне откровенной.
   - Да что Вы Сергей Юрьевич? Светланина скрытность, это мелочи, естественное для женщины поведение. Вернее, особенно для женщины, потому что и мужчины не любят рассказывать посторонним неприятные эпизоды собственной биографии.
   - Но я действительно не понимаю, какую вину вы ей...
   - А это потому, что тут всё куда тоньше и далеко не так очевидно, как с остальными фигурантами.
   - Но вы же сами мне рассказывали, что Свету родители воспитывали в строгости, что мажористостью она не отличалась. И добрая, и отзывчивая и всё такое. Да, обманулась, провёл её Виктор, а кто в такой ситуации не обманулся бы?
   - Вы правы и неправы одновременно, дорогой Сергей Юрьевич. Света, конечно был скромной девочкой, однако, всё относительно. Я вам сейчас одну байку расскажу в виде преамбулы. В преддверии Великой французской революции, когда в стране уже начались серьёзные народные волнения, королева Мария Антуанетта как-то поинтересовалась, чего это народ волнуется. Ей объясняют, жалуются, мол, люди, что хлеба не хватает. И тут королева произнесла свою знаменитую фразу: "Если людям не хватает хлеба, пусть тогда едят булочки".
   - Как же, помню ещё со школы, как иллюстрацию пренебрежительного отношения французской аристократии к чаяниям и нуждам простого народа.
   - Вот-вот. На народные чаяния аристократия, конечно, частенько поплёвывала, но в данном случае... Я бы сказал, довольно примитивный взгляд на вещи, уж извините. Королеву-австриячку, надо сказать, во Франции и так не очень-то любили, а её фраза, очень скоро ставшая широко известной, была воспринята, как изощрённое издевательство и, возможно, легла дополнительной гирькой на чашу весов, которая в итоге склонилась к гильотине. И в наши школьные учебники именно в таком качестве и попала.
   Но вся беда в том, что несчастная, наивная Мария-Антуанетта не издевалась, она искренне не могла понять, как может не хватать хлеба? Дочь австрийского Императора, жена французского Короля, она никогда ни в чём не нуждалась, а чем и как живет простой люд не знала даже приблизительно. Разве что подозревала, что похуже живёт, чем она сама. Скажем, её на ночь служанки раздевают, а простой человек сам раздеваться вынужден, бедолага.
   Наша Светлана Аркадьевна как раз и была такой "антуанеттой". Не один в один, конечно, но всё же... Да, она росла скромной девочкой, но лишь в сравнении с другими детками высокопоставленных родителей. Те же, кто попроще, разницу видели прекрасно. Потому что, если принцесса вздумает притвориться прачкой, у неё ничего не выйдет, мы увидим принцессу, которая играет в прачку. В лучшем случае, хорошо играет, но именно играет, не более.
   Света росла в обеспеченной семье. Сколько себя помнила, отец всегда был большим начальником, девочка с ранних лет привыкла к почтительно-уважительному отношению, в том числе и со стороны взрослых, подчинённых отца, воспринимала такое положение естественным. Да, отец воспитал её скромной и демократичной, честь ему и хвала, но то был демократизм доброй барыни, которая служанок жалеет, не сечёт их самолично на конюшне за малейшую оплошность, а лишь иногда по щекам слегка похлопывает, чтобы место своё не забывали.
   И пусть Светлана искренне считала свои взаимоотношения с Леной равноправным партнёрством, это было совсем не так. Это были отношения начальник-подчинённый: Света приказывала, Лена исполняла, взяв под козырёк. И пусть приказы отдавались закамуфлировано, в виде предложений, формально допускающих обсуждения, Лене и в голову никогда не приходило оспаривать желания подруги. Как Вы думаете, почему Света так решительно порвала отношения с Леной после той истории? Многолетние отношения?
   - Вещь взбунтовалась?
   - Не совсем так. Уверен на сто процентов, Светлана никогда не назвала бы Лену вещью даже в мыслях. Сознательно не назвала бы. Но за много лет она привыкла, что подруга ей предана, благодарна и, главное, бессловесна и исполнительна. И вот подруга вдруг осмелилась посягнуть на святое, на объект её, Светиных интересов. Полагаю именно это обстоятельство возмутило Светлану куда больше, нежели сам факт измены. Вот поэтому она порвала давнюю дружбу, поэтому не дала Лене возможности объясниться. В этом и состоит её вина, ибо человека нельзя лишать права на защиту. Право на защиту имеют все -- террористы, убийцы, маньяки, насильники. Это основа судопроизводства. Но Света поставила себя выше любого суда и тем удобрила почву, в которую Виктор посеял семена гнева.
   А прояви Светлана Аркадьенва всего лишь гуманизм не самого гуманного в мире российского суда, всё могло сложиться совсем иначе и Николай остался бы жив.
   - Вы ещё скажите, что она более других виновата в гибели своего сына.
   - Так не скажу, но отчасти -- безусловно. Подобно тому как маленький камешек может вызвать лавину, иной мелкий, незначительный проступок может привести к необратимым последствиям. Человек должен думать о последствиях своих решений и поступков и я очень надеюсь, что теперь Светлана Аркадьевна думать станет.
   - Неужели вы сказали ей всё это???
   - Не в такой форме. Я же не идиот, чтобы заявить несчастной женщине: "Вы виновны в смерти своего сына!". Нет, ничего подобного я не говорил, всего лишь изложил факты. Чётко и последовательно изложил, не более того и никак не комментировал. Но выводы Светлана Аркадьевна сделала правильные, что было хорошо заметно по выражению её лица. Из моего кабинета она вышла со слезами на глазах.
   - Неужели вас это радует?
   - Представьте себе. И не потому, что я садист, упаси Бог. Просто человек должен отвечать за свои поступки или, по крайней мере, извлекать из них уроки. Будь Светлана одинока, я бы представил ей краткий отчёт, вообще ничего не сказав, но ей ещё сына-школьника поднимать. Материально там всё в порядке, вырастет парень в достатке. А вот каким человеком станет, зависит от матери. Поэтому я не имел права её щадить.
  
  
   Сноски:
      -- 1. Ниро Вульф -- герой произведений американского писателя Рекса Стаута. Отличается непомерной толщиной (седьмая часть тонны) и определёнными причудами. Питает недоверие к техническим транспортным средствам, из-за чего из дома предпочитает не выходить. Вульф думает, а информацию для него собирает помощник, Арчи Гудвин.
      -- 2. Обстоятельства знакомства автора с Иваном Макаровичем изложены в романе "Рассказы детектива любителя".
      -- 3. Капитан Гастингс -- герой произведений Агаты Кристи, друг Эркюля Пуаро. Парень честный, надёжный, но не наблюдательный.
      -- 4. Великий русский писатель А.П.Чехов имел медицинское образование. В ответ на вопрос, почему он не занимается врачебной практикой, Антон Павлович называл себя Царь-врач, в том смысле, что Царь-пушка не стреляет, а Царь-колокол не звонит.
      -- 5. Триггер -- переключатель, устройство, сколь угодно долго сохраняющее одно из двух своих состояний устойчивого равновесия. По сигналу извне скачкообразно переключается из одного состояния в другое.
      -- 6. Имеется виду знаменитый московский дом по адресу: Варшавское шоссе, 125. В советское время там располагался институт, связанный с оборонной тематикой. А знаменит этот дом своими размерами. Это громадный прямоугольник, дугообразно выгнутый в сторону от шоссе. Высота не больше десяти этажей, зато длина... Длина здания по фасаду около километра (две троллейбусные остановки умещаются), отчего дом прозвали "небоскрёбом на боку".
      -- 7. В советских гостиницах нравственность строго блюли: во-первых, не заселяли граждан с местной пропиской (то есть, москвичу получить номер в московской гостинице было абсолютно нереально), во-вторых, инструкция запрещала заселять в один номер разнополых граждан, не состоящих в законном браке.
      -- 8. По закону убийца не может наследовать своей жертве.
      -- 9. Акутагава Рюноскэ (1892 -- 1927гг.), японский писатель. Отдавал предпочтение новеллам-притчам, раскрывающим загадочность, непредсказуемость человеческого сознания. В частности, в новелле "Расёмон" детали одного преступления последовательно излагаются несколькими персонажами. Совершенно по разному.
      -- 10. Термины из фантастического романа Айзека Азимова "Сами боги". В нём показана иная планета, разумные обитатели которой на определённом этапе развития состоят из трёх отдельных сущностей: рационал -- научное мышление, аналитика; эмоциональ -- чувства, эмоции; пестун -- родительский инстинкт.
      -- 11. ОБХСС -- отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности.
      -- 12. Между прочим, имя и фамилию поменять было тогда очень непросто. Это сейчас иди в ЗАГС и записывайся хоть Брежневым, хоть Хрущёвым, а тогда поменять фамилию можно было только в двух случаях: при вступлении в брак или если фамилия неблагозвучная.
      -- 13. Кстати, насчёт детей. Оба сына всесильного диктатора воевали. Артиллерист Яков погиб, а Василий был лётчиком и что бы о нём не говорили, воевал честно, лично сбил 26 самолётов противника.
      -- 14. Персонаж романа Ф.М.Достоевского "Преступление и наказание". Следователь, ведший дело об убийстве старухи-процентщицы.
      -- 15. Интеллигентный,. обаятельный каннибал, доктор Лектор, главный герой знаменитого Голливудского фильма "Молчание ягнят".
      -- 16. Инспектор Скотланд-Ярда Лестрейд, персонаж ряда произведений о Шерлоке Холмсе английского писателя Артура Конан-Дойла, отличался прямолинейностью и некоторой туповатостью.
  
  
   Окончено в апреле 2012г.
  
  
  
  
  
  

Оглавление

  
   Вступление. стр.1
   Глава первая. Автор получает работу и знакомится с некоторыми
   специфическими моментами новой профессии. стр.4
   Глава вторая. Дело о пропаже перстня или не всё то таинственно,
   что ярко блестит. стр.9
   Глава третья. Убийство адвоката или о пользе амнезии. стр.21
   Глава четвёртая. Автор получает первое самостоятельное задание
   и с удивлением узнаёт, как трудно собирать паззлы. стр.36
   Глава пятая. Автор испытывает моральные терзания и делает
   неожиданное сопоставление. стр.54
   Глава шестая. Завершение дела или о том, какие плоды дают
   семена гнева. стр.70
   Глава седьмая. Вместо эпилога или разбор полётов. стр.88
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Пожелания и замечания можно отправлять
   автору на электронный адрес
   misaakov@yandex.ru
  

1

  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"