Аннотация: "...Внизу мельчают городские огни и подсветка лагерного периметра. Доносится автоматный тукоток, мимо с посвистом мелькают светлячки трассирующих пуль. Но уже все-е нипоче-е-ем! Впереди-и И-индия-я-я!!!..."
Виталий ИСАЧЕНКО (Ильич)
ЭЛЕФАНТЫ ЛЕЖА НЕ ЖИВУТ
(сказка для взрослых)
Тундра, вечер, осень календарная. Городок не ахти каковский. Так себе - поселеньице. Мелочевка... Райцентр Мерзлый... С пригородами: Мерзликино, Мерзулино и Мерзавцево... В последнем из троицы десятилетиями напролет проживал военизированный коллектив места не столь отдаленного, зарегистрированного в реестре пеницентиарной системы под шифром П/Я 33-43... Ага... И соблюдали обитатели Мерзавцево порядок в вышеозначенном заведении, ограничивая осу-ужденному за незаконопослушность контингенту свободу передвижения, волеизъявления; пресекая употребление спиртосодержащих жидкостей, наркотических бякостей; сподвигая табуны вину искупающих на трудовые свершения на разнообра-а-азных поприщах, в том числе и таких, как: ручное вязание ячеистой мешкотары, шитье кирзовых сапог и брезентовых рукавиц, лепка из импортной голубой глины незатейливых свистулек, а также - распиловка на реечки завозимой из лесистых краев древесины...
Но однажды на высоком "Верху" (на са-амой(!) макушке) было принято так называемое судьбоносное решение! И часть узников была передислоцирована на поворот вспять некоторых рек, вследствие природного уродства текущих в неправильном направлении. Другая часть так называемых сидельцев была направлена на перетаскивание в бескрайние степи горного массива, образовавшегося в неудачном месте. Третья же часть невольников была отконвоирована на Камчатку - для смешивания (назло агрессивно настроенным американским империалистам!) вод Охотского и Берингова морей и затыкания кратеров дремлющих вулканов. Сливки же контингента (законники, блатные, ссученные и прочие специфические льготники) остались по прежнему адресу отбывания наказания - Немало-Важнецкий национальный округ, окраина г. Мерзлого, П/Я 33-43. В качестве орудий труда для них с Большой Земли было экстренно завезено громадье тазов, ведер, бидонов и бидончиков, леечек, подцветочных ваз и кувшинов. По двенадцать часов в сутки они (за исключением имунных к ручному труду воровских авторитетов), используя сей посудный арсенал, переливали (из-за дефицита водных ресурсов) обыкновенную атмосферу. Из пустого в порожнее перезатаривали... Экономический эффект от сей деятельности был более чем сомнительным, однако... Руководство Министерства лишения свободы считало подобные производства долгосрочно перспективными. Посему новаторский опыт колонии 33-43 широко и помпезно освещался как в бумажных, так и в электронных средствах массовой информации...
Спустя годы некие больши-и-ие(!) и мудрые дяди из верхнего конца вертикали власти, без галстуков посовещавшись в сауне с элитными гетерами, порешили кардинально реформировать экономическую составляющую Заполярья. И вскоре на территории П/Я 33-43 появились ангары-теплицы с банановыми, ананасовыми, манговыми и даже кокосовыми саженцами.
С расширением производства возводились все новые и новые энергоблоки разнообразных суперэлектростанций, дабы в тропических мини-оазисах было круглогодично светло и жарко. Самые привилегированные ЗэКа устремились из зябких бараков, где переливалось из пустого в порожнее, в знойные рассадники чужеземной флоры, в коих с матерными песнями, шутками да прибаутками наслаждались курортным климатом!.. Переливщики же смрадной атмосферы, бряцая в ветхих бараках по двенадцать часов в сутки порожними сосудами, неистово завидовали безмятежно загорающим под пальмами в лучах искусственного ультрафиолета...
Это было до того... До описываемых ниже событий, мостик к коим - следующая (пустопорожняя) строка...
Итак... Тундра, вечер, осень календарная. Колючий снегопад и ветер северный, до срыва кровель неумеренный... Околица пригородного Мерзавцево. Улочка узехонькая, неопрятная и кривляющаяся, официально именуемая бульваром Светлобудущных реформ, неформально же обзываемая Вертихвосткой... Вот по ней-то, освещенной скудно и беспорядочно, опрометью несется розовый парнишка-слоненок. Ножонки-столбики скользят по гололеду, утомленный до состояния тряпичности хоботок задувается ветра буйством на левое плечико; ушки трепещут подобно простынкам, вывешенным в бурю на постпостирушечную просушку; ротик распахнут до тако-о-й(!) степени, что, кажется, пневмония малышу гарантирована... Где-то позади, перекрывая собачий лай, надсадно воет автополицейская сирена... Безо всяких сомнений, погоня!
- Сдава-айся! - злобно клокочет вдали мегафон, - Все равно пойма-аем! Тогда не обижа-айся, скотиненок борзо-ой! За уши над парашей подвесим!
- О-ой! - суетливо обретая потерянное равновесие, вскрикивает беглец и тут же наддает ходу.
И как он ни спешит, но матовые от снегопада ленты бараков, домов и домишек проплывают мучительно медленно. И ему от этого становится дурно, и тут же закрадывается предательская мысль: "А может сдаться?!"...
У самой околицы вдруг что-то толстенное и удависто-цепкое туго обвивает заднюю ножку! И становится ясно, что сию петлю разорвать непосильно! "Мамо-очка-а-а!!!" - выгребаясь тремя свободными ногами из плена, верещит несчастный слоненок. Ан тщетно: петля уверенно затягивает его в черный проем меж двумя нежилыми домишками-трупиками. И тут совсем рядышком басит хрипловато-сдавленный голос: "Не брыка-айся, малец. Я без зла. Не чужой я." Слоненок каким-то ему неведомым чувством ощущает, что рядом не враг, что ему можно довериться, что он в состоянии помочь, что он повстречался на беглецком пути во спасение от погони!.. И, внезапно обмякнув, изможденный малыш валится наземь. Тут же петельная хватка ослабевает и сходит на нет.
- Вставай, вставай! - слышен воспаленный шепот неизвестного встречного, - Время не ждет! Скорее за мной!
- Не могу-у, - еле молвит слоненок, - Полежу-у, а потом и...
- За мно-о-ой! - твердогласно речет незнакомец, - Ты кто: слон или вялый ленивец?! Собери все последние силы и бего-о-ом, постреленок, за мной!
И напряг малец волю и мышцы, и вскочил, и узрел незнакомца. То был слон(!): взрослый, бледный, сердитый, бивней парою вооруженный... Развернувшись, понесся он вскачь. И за ним припустил малолетка, и пурга укрывала следы...
- Не бойся, малец. Опасность уже позади, - судя по звуку шаркающих шагов, слон направляется куда-то вправо. Раздается щелчок, и под высоченным плитобетонным потолком тускосветно загорается троица пыльных электролампочек.
Слоненок медленно обводит ошарашенным взглядом открывшееся зрелище - штабеля, горы, россыпи разнокалиберной посуды: от еще во времена развитого социализма произведенных стандартных чайников и самоваров до современных (на любые цвет и форму!) водокипятильников, от кастрюлек-ветеранок до электроннонавороченных мультиварок, от сковородок-чугуняк до их антипригарно загримированных аналогов, от...
- Что это(?!), дядя, - спрашивает изумленный парнишка.
- Посуда, - буднично отвечает отдышавшийся после стремительного бега мужчина, - Мы с тобою в заброшенном складе, называемом в шутку двуногими посудною лавкою.
- А что ты делаешь здесь? - следует новый вопрос.
- От спецназа, дружок, хоронюсь я. Как и ты, я беглец из неволи.
- Почему здесь? Нет места получше?
- А мне лучше, пострел, и не надо... Ну кому из ищеек двуногих взбредет в мозг, разрыхленный этилом, искать в лавке посудной слона?.. Как хоть звать тебя(?), юный бродяга.
- Сорок пять, семь, четыре, шестнадцать.
- Привык накрепко к номеру зонному?! - хмурит в складки слон лоб высоченный, - Как тебя нарекли папа с мамою? Как тебя называют свои?
- Индонез я, - бормочет слоненок, - Так меня элефанты зовут.
- Ну а я - урожденный Бенгальо. Пожмем хоботы, Инд, в знак знакомства... Ого-го! Ты, парнишка, не сла-абый!
- А откуда здесь уйма посуды? - опуская хобот, интересуется Индонез.
- То, парень, до-олгая история, - задумчиво всматриваясь в потолок, отвечает Бенгальо, - Когда-то (до нас) в этих северных загонах содержались двуногие узники...
- А кто их охранял и мытарил? - на Бенгальо устремляется искрящийся любопытством взор Индонеза.
- Как "кто"? - недоумевает рассказчик, - Двуногие.
- Ох и брехун же ты, дядечка, - озорно частословит слоненок, - Двуногие охраняют и мытарят только живо-о-отных: слоно-ов, кенгуру-у и страусов, коро-ов, порося-яток, ове-ечек. А чтоб измываться над другими двуногими... Не быва-а-ает!
- Не кричи! - осекает Бенгальо, - Много б ты понимал... Хотя... Выражаешься складно... И какой тебе, отрок, годок?
- Уж пятый пошел с сентября.
- Смышлен не по возрасту. Зе-ело(!) похвально... Но повадки двуногих тебе не вестимы, как вижу... Они ж хищники. Их рацион мясоедный. Не беда, коли знали бы меру (как пантеры, львы, тигры, гиены)... Но они губят живность и из интереса, в том числе соплеменников - тварей двуногих. И томят, и пытают себе же подобных, и свинцом прошивают, и взрывами губят, получая от смерти чужой наслажденье, ощущая себя не рабами - раджами. В душах мно-огих-премногих двуногих лицемерие, злоба и чванство сокрыты...
Что сказать о посуде? Она для переливания из пустого в порожнее воздушных объемов... Занимались тем до нашего здесь появления стада узников. Для чего?.. Не дорос я мышленьем до сути... Не силен раскрывать смысл мудреных деяний...
Когда ж вожаки двуногих посчитали исчерпавшим себя иль ошибочным процесс перелива, свезли в этот заброшенный склад весь громаднейший запас посудного инвентаря, где, как и видишь, он й по сей день... Лавкой посудною в шутку сей склад называют.
Перечень дел, творимых в нашей зоне за долгие годы, довольно-таки не короток: и прокладка участка "Мерзлый - Чуть-Тепленький" самой длинной на планете пластилинодорожной магистрали "Реформаторск - Откатинск - Пустота"; и строительство из пенопласта бутафорских городов счастья, дабы проезжающие мимо либо пролетающие над... верховные вожаки не гневались, а по головенкам меньших вожачков гладили да конфетки сосательные им во рты засовывали; и вырезывание из бивней мамонтов статуэточек строго направленной гомосоциальной тематики...
- Бенгальо, - прерывает внимательный слушатель, - А кто такие мамонты?
- Как и мы, те же самые элефанты, но только лохматые-прелохматые.
- А им разве не больно(?!).., когда из их бивней статуэточки выделывают, - поеживаясь, произносит слоненок.
- Когда их уже нет, им не больно.
- А почему их нет?
- Вымерли.
- Все?
- До единого.
- И отчего же?
- От смены климата. Виной тому глобальное похолодание, вследствие чего иссякла буйная кормовая база. Да и, думаю, многие от бессилья начали ложиться на снег, вот и позамерзали... Сам же знаешь, что мы, элефанты, живем только стоя. Даже спим на ногах. А они... Оказались в условиях, в коих невероятно соблюсти образ жизни хоботоносых, да и не сподвиглись мигрировать в теплые края...
- Бенгальо, но ведь они же, как ты сказал, были лохматыми-прелохматыми... С чего бы им околеть?
- Холода наступили таки-ие(!) страшенные, что... Шерсть не спасла.
- Бенгальо, холоднее, чем сейчас?!
- Несомненно.
- Но ведь холоднее сейчасного не бывает?
- К сожалению, Индонез, бывает. И будет.
- Когда?
- С каждым днем будет все темнее и студенее. А потом наступит круглосуточная полярная ночь, и Солнца практически не станет. И в сугробах появятся трупы пьяниц двуногих, и даже птицы пуховые будут на лету замерзать...
- И мы-ы вы-ымрем?!
- Неотвратимо... Если не улететь на Юг.
- Но элефанты же не летают! Мы же не птицы и... И не двуногие, которые гудят своими крылатыми коробчонками.
- Ты прав, бесспорно, Индонез... Но-о-о... Ведаю, что... Не так уж все для нас с тобою безнадежно.
- Бенгальо, мы здесь совсем-то ничего - с сезона снятия речного льда. Откуда ж ты столько много знаешь об этом крае противного ягеля?
- Откуда я столько знаю? Во многом благодаря телевизору, в который мне старший подпасок иногда через форточку позволял подсматривать (за то, что я его косматую полюбовницу на хоботе качал для забавы). А еще благодаря россказням пьяного ветеринара и его верного собутыльника - заведующего сенным складом Ивана Михельсона.
- Дядя Бенгальо, - брезгливо морщится Индонез, - Како-ое(!) же отвратительно несъедобное это сено. Неужели не толковей было бы поселить нас там, где произрастает трава, из которой оно делается?!..
- Толковей, - кивает головой Бенгальо, - и экономически целесообразней... Но... Но задача решавших нашу судьбу двуногих не в том... Их цель - удивить Мир!.. Вот, де, каки-ие(!) мы выдаю-ющиеся(!) экспериментаторы: элефа-антов(!!!) по соседству с оленями в тундре содержим!
- Дядя, а правду говорят, что нас потом в какие-то цирки и зоопарки артистами будут назначать?
- Кхе... Ничего... из того... мне неведомо.., - стушевавшись, запинасто произносит Бенгальо и тут же задумчиво бормочет себе под хобот: - Прости... Все мне ведомо: зоопарк - тюрьма, цирк - каторга, здесь - готовый к запуску мясоперерабатывающий цех и бригада вахтовиков-косторезов...
- Что ты там шепчешь(?), Бенгальо, - расправив уши, любопытствует слоненок.
- Да так, о своем... Не по теме.
- Бенгальо, а почему они нас, элефантов, дразнят слонами?
- Не знаю.
- А по чьей воле нас репатриировали из райской Индии?
- Обменяли нас бартерно. Двести разновозрастных элефантов на дивизион суперсовременных зенитно-ракетных комплексов "Валенок", педальную подводную лодку-малютку велосипедного типа, самосвал автоматов "Калашников" и стадо баранов (в придачу)...
- Да тише ты, - щелкнув подростка хоботом по уху, приструнивает его взросляк, - Всех спецназовцев приманишь... Какие могут быть шутки? Из надежных источников информация.
- Мне бы.., - переминаясь с одной задней ноги на другую, смущается Индонез.
- Что? - спрашивает Бенгальо.
- В туалет бы... По-большому.
- Во-он за тот штабель банных шаек шагай. Там мое отхожее место.
- А почему здесь, а не на улице?
- Конспирация. Чтобы меня по моим же фекалиям спецназовские ищейки вычислили?.. Не настолько уж глуп Бенгальо... Фекалии-фекалии... Помнится, на моей родине - в Тайланде - ремесленники зна-атные(!) рамочки под фотографии из элефантовых какашек вылепливали. Залюбу-уешься!
- Дя-ядя! - доносится из-за штабеля банных шаек голосок отошедшего по нужде.
- Я вас внимательно слушаю, молодой человек.
- А сколько тебе лет?
- Сорок с хвостиком.
- Ста-арый, - с разочарованием произносит подросток.
- Как сказа-ать.., - ухмыляясь, бормочет Бенгальо, - Ста-а-арый... А сорокалетний двуножка - самец в самом расцвете сил, а сорокапятилетняя двуножка - баба - ягодка опять... А ведь у нас с ними практически одинаковая продолжительность жизни...
Индонез вприпрыжку возвращается к Бенгальо.
- С облегчением, - поздравляет тот.
- Спасибочки.
- Что опорожнился, очень прекрасно. Лететь будет легче.
- Куда лететь?
- Домой - в Индию. Двое беглых из наших уже улетели.
- На чем?
- Безо всего. Сами по себе. С помощью антигравитационной микстуры.
- Не бывает.
- Если поверишь всерьез, полетишь! Засомневаешься - микстура мало поможет... Хочешь в Индию?
- Хочу. Си-ильно! Там у меня мама и папа, братик и две сестренки!
- Как некстати, - поежившись, молвит Бенгальо, - С минуты на минуту должен Петрович явиться.
- Кто такой Петрович? - шепчет оробевший Индонез.
- Старый двуножка, - переходит на шепот Бенгальо, - Его многие двуногие считают чокнутым. За то, что сочувствует и помогает беспомощным четвероногим, крылатым и даже земноводным...
Во внезапно приоткрывшуюся калиточку, вмонтированную в огромную воротину, протискивается тщедушный старик: седобород, лицом углубленно морщинист, с головы до пят задрапирован в черную болонью, в руках по пятилитровому бутылю с какой-то коричневой жидкостью.
- Бенга-альо! - синхронными движениями плеч и головы сбрасывая глубокий капюшон, сиплым голосом негодует пришелец, - Ошале-ел?! Вырубай свет - засветишься! Вокруг фараонов как блох! - узрев же Индонеза, старикашка опешивает: - А это кто-о-о?!
- Напарник. С ним полечу, - включив электровыключателем тьму кромешную, без капли эмоций произносит Бенгальо.
- Но ведь доза-то, пусть и взрослая, но одина-а-арная. Под тво-ой(!) тонно-километраж, - назидает во мраке Петрович, - Малец пускай ждет до четверга.
- А нам и не обязательно сразу до места. Нам бы до Казахстана долететь, а там до Индии можно и пешедралом дотопать. Ногой подать, пусть даже и в обход Гималаев...
Спустя с полчаса Бенгальо и Индонез, выпив по разделенной надвое (согласно прикидочному весу) дозе антигравитационной микстуры, стоят бок о бок в тусклом свете, изливающемся из карманного фонарика Петровича, кой проводит предстартовый инструктаж: "Контролируйте, чтобы хвосты были нацелены на северное сияние, а лучше - на Большую Медведицу. Рты не разевайте, иначе голимый туберкулез. Ушами шибко не крутите, иначе в штопор и в лепешку... Та-ак... При встрече с самолетами, вертолетами и прочей дребеденью сбрасывайте высоту до бреющего полета. На всякие НЛО никакого внимания, потому как они сплошная фикция... Та-ак... Бенгальо - ведуший, ты (малыш) - ведомый. Хоть хобот ему в задницу засовывай, хоть за хвост цепляйся, но не потеряйся!.. Та-ак... Попрыгайте."
Элефанты послушно напрягают ноги и воспаряют до самого потолка, ударяясь об него спинами и затылками. "Э-э-эх-х! Молодца-а-а! - восторгается Петрович и... С отвратительным скрипом распахивает настежь воротины, - Айда-а-а, роди-имые-е-е! Счастливого пути-и-и!"
Элефанты, руля ушами, хоботами и хвостами, медленно выплывают наружу. Снег иссяк, ветер стих, небо вызвездило, отчего полегчало душевно. Индонез вцепляется хоботком в хвост Бенгальо, и они плавно набирают высоту. Внизу мельчают городские огни и подсветка лагерного периметра... Доносится автоматный тукоток, мимо с посвистом мелькают светлячки трассирующих пуль. Но уже все-е нипоче-е-ем! Впереди-и И-индия-я-я!!!