Аннотация: "... - Я бью белке в глаз! - А я бью твоей белке в задний проход. По центру, - по-моему, довольно-таки удачно скаламбурил Искариотов..."
Виталий ИСАЧЕНКО (Ильич)
ДЕНЬ ЩЕКОТУНА
ЧАСТЬ 2 (ПОДЧАСТЬ 2)
Фрикаделькин ворвался в мою щекотильню будто запущенным из пращи булыжником!
- Ве-енька-а!!! - обильно обливая потом свои капитанские погоны, забазлал он болотным ногтегрызом, - Беда-а-а!!! На-а-аши-их-х вокруг ресторана положи-или-и!! Зондеркоманду! Шестнадцатую! Всех двадцатерых!
- Да кому они - алкоголики - сдались-то? - ухмыльнулся я под вытаращенным взглядом, - Тем более, если вокруг ресторана положены, значит и сами уклались! Как обычно, нажрались до свинячьего визга и... До микроавтобуса доползти не смогли.
- Какой же ты, Вениамин, безнадежный циник, - прежде, чем припасть к водопойному кувшину, вымолвил Фрикаделькин.
- Ну ты что, Томатий, кусок идиота?! - возмутился я под жаждоутолительное бульканье, - Шестнадцатая же - самая алкашная в нашем министерстве спецгруппа! И почему два десятка(?), когда по штату их всегда состояло шестнадцать.
- Не в курсе! - ставя полуопустошенный кувшин на тумбочку, признался Томатий, - А чего это у тебя вода какая-то несвежая? Будто чем-то едуче приванивает.
- Хомячком каковякинским, - задумчиво начесывая за ушами, пробормотал я.
- Что за хомячок?! - возмутился Фрикаделькин, - Я тебе про воду, а ты мне про какого-то каковякинского грызуна. Не юлил бы, Вениамин.
- А и вовсе не юлю, - вынырнув из аналитических раздумий, произнес я, - Чего юлить-то?
Приобрел Каковякин сынишке на День рождения хомячка. Иосифа. Приобрел, правда, рановато. Что делать? Плохущая ведь примета одаривать загодя! Ну и... Одолжил у меня этот самый кувшин под жилище Иосифу, где тот и просуществовал где-то с пятидневку в каковякинской пыточной. Чую, до одури насмотрелся зверек на зверства хозяина!..
А потом Каковякин вернул мне кувшин. Пусть и не добротно вымытым, но хотя бы всполоснутым. Залил я сосуд водой для отстоя, а сам, как и обычно, пью напрямки из-под крана... Хотя и в шкафу пара запасных кувшинов...
Томатий икнул, гулко выпустил из горла пищеварительные газы и... И, скорчив мученическую физиономию, сполз спиной по стене на гостевую лавку, без промедления уподобившись углубленно и самозабвенно медитирующему Далай-ламе...
- Бли-и-ин-н! - сокрушенно хлопнул я себя по лбу, - Во-от болва-ан! И чего я тебя сразу не предупредил о хомячке в кувшине?!
- Ы-ы-ы, - простонал страдательно закативший глаза Фрикаделькин.
Шестнадцатая, надо отметить, считалась штрафной: в нее ссылались на различные сроки алкаши, дебоширы и иные залетчики, коих нашему руководству жалковато было выпинывать вон из штата. Так-то, если начистоту, из МПАХа вылетали с волчьими билетами многие: главным образом те, к коим руководство не испытывало симпатий... Так что, шестнадцатая команда прослыла блатной, посему и многими неудачниками искренне презиралась...
Использовалась же штрафная шайка главным образом в провокационных акциях: столкнуть оппозиционеров с полицией, организовать мордобой между левыми и правыми, нагадить на крыльцо завыкобенившемуся перед Центром губернатору, опозорить в глазах криминальной общественности не патриотичного вора в законе, набить морду иностранному шпиону, набить ее же (морду) зарвавшемуся депутату либо какому-либо из его ближайших родственников, похитить и утопить любимую собачонку ерепенистого олигарха... Короче, классика интриганского жанра с вытекающими, исходя из морали, погаными достижениями!..
Однажды (было дело) шестнадцатая погибла на треть. В Африке, куда была заслана с целью добычи слоновьих бивней для изготовления шаров к гигантским конторским бильярдам. Ага. Попропивали шляпы с панамками и... Того... Стали от солнечных ударов валиться снопами...
- Венька, - послышался жалобный голос капитана Фрикаделькина.
- А? - оглянувшись на мало-мальски оклемавшегося от шока коллегу, откликнулся я.
- Ты на кой ляд меня напоил водой из-под хомячка?
- Сам виноват.
- Я?
- Ну не Иван же Иваныч Иванов! Мог же поинтересоваться: Вениамин, дескать, в твоем кувшине случайно не обитал хомячок майора Каковякина? А ты: цап молчком и словно кит из океана!
- Это я-я-я(!) был должен поинтересоваться?
- Это ты-ы-ы(!) был должен поинтересоваться, - осадил я зануду, - А я б непременно честно ответил. А то как же?!..
- Снегопадов, - окликнул меня заглянувший в дверь адъютант полковника Чернослива капитан Черевичкин, - Дуй к моему! Срочно требует!
- Сейчас! - отмахнулся я, - Вот только Фрикаделькина выпровожу.
- А что с ним? - поинтересовался хронический сплетник Черевичкин.
- Да воды из хомячкового жилища нахлебался, - неуклюже пояснил я.
- Молчи-и, Снегопа-ад! - простонал Фрикаделькин и опрометью выскочил вон.
Черевичкин, чуть ли не сбитый с ног массивным Томатием, сначала опешил а потом, пытливо вылупившись на меня, спросил:
- Куда это он?
- Похоже, в буфет, - включил я дурку, - Говорят, туда завезли пятидесятиградусную тараканью настойку "Пруссак".
- Так третий ж год уже как ее запретили к производству, - выказал осведомленность Черевичкин.
- Запретили, - подтвердил я, - В целом запретили, а для спецназа ГРУ и для нелегалов производят. Мелкими партиями. И нам перепадает.
- А почему я не в курсе? - семеня рядом со мной по коридору, спросил адъютант.
- А я знаю? - в душе ликуя от сотворенного розыгрыша, ответил я вопросом на вопрос.
- А почему Фрикаделькин квасит "Пруссака", а я даже о его существовании ни-ни?!
- А я знаю? - произнес я, ускоряя шаг.
- А тебя, Снегопадов, тоже в буфете "Пруссаком" отоваривают?!
- А то как?
- А почему я дома тараканов ловлю да собственноручно в самогоне топлю?! А?!
- А я знаю?
- Я бы, может, тоже от заводского "Пруссака" не отказался! Я что, рыжий?! - пуще прежнего возмутился рыжеволосый Черевичкин, - Я кто?!
- Дурак! - констатировал я, - Дуй в буфет! Уломаешь буфетчицу на перепихон - будешь на постоянку с "Пруссаком". Если не уломаешь, топи своих тараканов в своем вонючем самогоне.
- А вы что?! А вы все что ли за "Пруссака" с буфетчицей перепихиваетесь?! - опешил Черевичкин, - И ты, и Фрикаделькин, и другие?!
- А то как?! - прыснув с отворотом головы от собеседника, подтвердил я гольную ахинею.
- Я так не могу, - сник адъютант, - Коллективные случки не по мне.
- А ты через "не могу", - посоветовал я, - Ей же не обязательно традиционный секс. Она любой услуге рада! Прояви фантазию и удовлетвори женщину! Я, к примеру, с ней традиционно; Фрикаделькин же ублажает ее исключительно поцелуями. Ну, сам должен понимать, куда лобызает. Чай, не маленький.
- Но это же негигиенично! - покраснев до корней своих рыжих волос, выпалил Черевичкин.
- Не желаешь так не желаешь. Дело хозяйское...
Наивный бедолага умолк. По его же физиономии было заметно, что он крепко призадумался. Я же не имел намерения путать его мысли, потому как был уверен, что он уже практически созрел...
Мы прошагали мимо буфетной двери... И вдруг Черевичкин резво развернулся и трусцой припустил обратно... Когда он юркнул в буфет, звучно захлопнув за собою дверь, я гоготнул во всю мощь своих легких...
Войдя в кабинет полковника Чернослива, застал там массу сотрудников, изображавших физиономиями смесь траура и деловитости.
- Присаживайся, Снегопадов, - указал мне на свободный стул Абрикосий Варфоломеевич.
- Спасибо, - приправив голос трагизмом, поблагодарил я.
Запнувшись за чью-то ногу и оттого потеряв равновесие, я бухнулся на стул, кой от этакого сваебойного трюка подломился в ножках. И тут же присутствующие дружно разразились гомерическим хохотом!
Я лежал на полу и лихорадочно соображал, что бы это значило? Иль нелепая случайность, иль преднамеренная подстава дефектного стула и подножки?!.. И еще: коли куча погибших пусть и даже раздолбайских соратников, не кощунственно ли ржать конским табуном?
Может, и вовсе никаких жертв?!.. Может, всего-то и навсего примитивный розыгрыш?.. Но подобным образом даже отстойные люмпены не шутят!..
- Вставай, Снегопадов! - призвал сквозь коллективный хохот Чернослив, - Насмешил же, чертяка! Лично я чуть было даже не обоссался! - после сих слов хохот вновь заштормил.
- Рад был угодить! - сквозь звуковое цунами съязвил я, назло не вставая.
- О-о-ой! Обоссу-у-усь! - завопил поджарого цыганистого облика изрядно плешивый Чернослив, - Я на минуточку! Мне б отлить без промедления! Промедление луже подобно!
- Да чтоб ты для отливона не успел ширинку расстегнуть, - злорадно прошептал я.
- Снегопадов, можно, я отолью?! - не по рангу кривлясто заюродствовал Чернослив.
- Да ради ж бога! - подстроился я в унисон, - Вон за шиворот подполковнику Гладкому! И ходить, Абрикосий Варфоломеевич, без нужды; и Гладкому несказанное удовольствие!
- Ты это.., Снегопадов! - возмутился женственно пышный формами Гладкий, - Я тебе кто?!
- Ты?! - игриво уточнил я.
- Я!
- Ты коллективный писсуар! А еще ты форменный жулик! - принялся я за изобличение, - Кто на прошлой неделе стырил из раздевалки подшефной школы болоньевую курточку и три пары кроссовок?!
- Кто?! - заерзал Гладкий.
- Ты! - конкретизировал я адресность обвинения.
- А оно мне надо?! - с опаской озираясь на вышестоящего Чернослива, в наконец-то воцарившейся тишине произнес Гладкий.
- Оно тебе и, конечно, не надо! - подстроился я под его интонацию и тут же вновь заложил крутой крен в ситуационной траектории: - А вот твоему сыночку в самый раз! Щеголяет негодник в соответствующих розыскным описаниям курточке и кроссовках с сигаретой в слюнявых губищах!
- Он не курит! - вовсе потерял самообладание Гладкий, - Он всего-то еще шестиклассник!
- Курит, курит и еще раз курит! Но только не в вашем дворе, а в нашем!
- Он не может курить!
- Еще как может! Более того, он еще и пивишком балуется, и к одноклассницам пристает с поцелуями!.. А ты для этого олуха еще и одежонку воруешь!
- Не ворую я! Я честный!
- Ша! - встрял в перепалку Чернослив, - Сейчас мочиться я передумал! Помочусь после совещания! За шиворот подполковнику Гладкому! Уж не обессудь, Хапугий Степанович!
- Да никакой он не ворюга! - усаживаясь на подставленный каким-то доброхотом внушающий доверие стул, заявил автор сих праведных слов, - Опорочил я его! В шутку!
- У нас тут двадцать "двухсотых", а ты шутить изволишь?! - укорил Чернослив, - Бессовестный! - и тут я заметил, что он что-то нервно давит под столешницей.
"Кнопка вызова адъютанта! - пронеслось в мозгу, - Держи карман шире! Твой капитанчик Черевичкин сейчас на почве вымогательства уже около трех лет несуществующего в природе "Пруссака" охмуряет переспелую и абсолютно целомудренную буфетчицу Коломбину Амебову!"
- Да где же этот безмозглый адъютант?! - не на шутку разгневался Абрикосий Варфоломеевич, - Вот только заявись мне! Убью!.. Снегопадов, он тебя вызвал и тут же вернулся с тобою же?!
- Ага, - солгал я, - Вызвал и тут же того - бодрым шагом обратно!
- Вот мозгокрут! - ерзая в кресле, то ли в адрес Черевичкина, то ли в мой выразился полковник Чернослив, - Итак, два десятка наших людей лежат зажмуренными вокруг ресторана "у Сатаны", а мы тут... А чего мы тут, собственно говоря, расселись?! Где должна быть следственная бригада?!
- На месте происшествия, чтобы по горячим следам?! - за всех рьяно ответил подполковник Гладкий.
Услыхав о своем назначении, Гладкий окинул меня язвительным взглядом, отчего я поежился с пробегом мурашек вдоль позвоночника! Бр-р-р!
- Бригада на выезд! А ну, брысь к автобусу! - скомандовал Чернослив, и все дружно затопали к двери, за коей меня отсек от остальных радостный капитан Черевичкин.
- Спасибо, Вениамин, за наводку на "Пруссака"! - с придыханием произнес он, - Отоварился литрой!
- Неужели? - поразился я.
- Да точно! - заверил Черевичкин, - И безо всякого секса с буфетчицей. Теперь этакое без надобности, потому как только что вчера вновь официально открыли производство "Пруссака"! А сегодня был первый легальный завоз! Если не веришь, загляни ко мне под стол.
Я заглянул и поразился от вида пары поллитровок с огромными тараканами на этикетках!..
Ресторан "у Сатаны" со дня своего открытия пользовался дурной славой: то в его окрестностях прокурора либо полицейского донага разденут, то проститутки устроят умопомрачительный дебош с избиением лиц противоположного пола, то проституты организуют митинг, то иностранца в канализации искупают, а то и вовсе... Примерные школяры, приблизившись к очагу разгула, частенько сатанели и вампирски набрасывались на прохожих! О как!..
Но речь не о том. Речь о двадцати в неестественных позах, застывших у стен ресторанных в окружении многочисленных деловитых представителей следственных органов различных силовых структур...
- Ну что? - приостановив нас взмахом руки и приблизившись к копошащемуся в своем чемоданчике бородатому судмедэксперту, поинтересовался полковник Чернослив.
- Жмуры стопроцентные, - ответствовал тот, - И что примечательно, никаких следов насилия. Словно намертво уснули. Такое впечатление, что коллективно мощным паралитическим газом траванулись иль облучились убийственными лучами... Вскрытие покажет. Правда, может и не показать. А может и показать всего лишь намек. Может же быть и вовсе без намека...
- Мозготряс, - подойдя к нам, Чернослив кивнул на размышляющего вслух эксперта, - Так, ребятки, - продолжил он, - Рассосались-ка по трупам. Присмотритесь, пощупайте, принюхайтесь... Да не мне вас учить!
Мы рассосались. Получилось всякому погибшему не менее пары из нашенских. Волей случая я оказался с подполковником Гладким у облаченного в крутой кожаный комбез прапорщика Малюты Скуратова. Присев на корточки, мы нюхательно зашмыгали носами, а Хапугий вдобавок еще и принялся старательно ощупывать тело...
- Как живой, но... мертвый, - многозначительно произнес он, - Вроде, еще тепленький. Но... еле-еле тепленький. Градусов на десять.
- Ага, как живой. С виду-то, - с опаской ожидая отместку от давеча оскорбленного мною подполкана, промямлил я, - Будто экспонат из музея восковых фигур.
- А ты, Снегопадов, тоже экспонат. То-от(!) еще экспонат. Ты какого лешего в кабинете Чернослива забузил против меня?! - отвлекшись от изучения упокоившегося, шипяще вспылил Гладкий, - Да я тебя-я! Будешь говно свое жрать и моей уриной запивать! Будешь жрать и нахваливать, будешь жрать и нахваливать! Долго-предолго! Следствие-то, чую, предстоит не короткое. А я зам следственной группы, а ты в моем непосредственном подчинении...
Гладкий, среди подчиненных прослывший не иначе как Гадким, стращал меня с упоением, а я... А я трепетал, рыская мыслью, как бы любым образом улизнуть из следственной группы...
- Понял? - ткнув меня локтем под ребра, завершил монолог мстительный тип.
- Понял, - произнес я пессимистически.
- Не слышу "так точно, господин подполковник"!
- Так точно, господин подполковник. Понял я вас.
- Ну то-то же. Буквально на глазах умнеешь, майор... Чего-то какой-то странный этот труп этого прапорщика Скуратова. Теплый, а приванивает. Слушай, Снегопадов, а пошарай-ка у него в штанах.
- Не буду, - заартачился я, - Пусть судмедэксперт шарает, а я из оперативного состава. Если полезу к трупу в штаны, меня ж непременно некрофилом оформят.
- Непременно, - хохотнув, подтвердил Гладкий-Гадкий, - Но за невыполнение приказа начальника тоже по головушке не погладят. Согласен?
- Не спорю, - проворчал я, - Но приказ-то преступный.
- Сообража-а-аешь, - ласково поглаживая меня по загорбку, с явным сожалением произнес издеватель, - И откуда только у круглых болванов берется соображение? Диву даюсь...
Спас положение полковник Чернослив, гаркнувший на всю округу:
- Где-е-е Гла-а-адки-ий!!!
- А вон он, Абрикосий Варфоломеевич! - подсуетился старлей Жмуров, - Там он! У трупа прапорщика Скуратова с майором Снегопадовым судачит!
- Ты кто?! - нависнув над нами грозовой тучей, сурово спросил Чернослив, - Ты рядовой член группы или мой заместитель?!
- Заместитель! - выкрикнул борзо вскочивший в полный рост Гладкий.
- Так какого беса жмурами любуешься?! Марш в штабной автобус координировать взаимодействие!
Гладкий ускакал галопом. Чернослив, приосанившись, подался в ресторан (явно, на предмет получения на халяву не скудно накрытой "поляны"). Я ж, представляя свою прискорбную перспективу пребывания под началом Гладкого, не на шутку закручинился...
Тем временем осеннее небо нахмурилось, обсыпав землю трескучей крупой. Я ж, несмотря на учинившуюся непогодь, философски взирал на побелевшую от мелкого снега морду трупа прапорщика Скуратова и опять же философски размышлял...
Помыслилось: "Сахарная голова. Раньше ведь сахар продавался слитками, напоминающими человечьи головы. А покупатель, придя домой, откалывал молотком от лакомой булыжины куски, мельчил их специальными щипчиками, а потом кидал мелочь либо в чай, либо за щеку.
А ты, недисциплинированный Малюта, сейчас тоже от снежной крупы будто сахарноголовый. И не плавятся крупинки.., потому что ты уже ничего и никогда своим телесным теплом не расплавишь. Потому что конкретно мертв по пока неизвестной причине.
А хотелось ведь, поди, пожить?! И не как попало, а в роскоши и при максимуме плотских удовольствий?!
Больше ничего, конечно, и никогда не скажешь, потому как твой труп натуральный и не говорящий. Потому как уже никогда ни вздохнуть и ни пернуть.
А ведь ты был отменным аморалом! Несмотря на свой мпаховский светлый статус, крышевал притоны, кутил беспробудно и обижал ни в чем неповинных людей. Всем о том ведомо, но похоронят тебя с великими почестями - согласно не твоей сути, а в соответствии с твоим должностным статусом.
Да... Отменным мудаком был ты, Малюта Скуратов!"
На сем мои шальные мысли иссякли. Оглядевшись, я заметил, что санитары готовятся затаривать покойников в блескучие черные мешки. Значит, скоро погрузка. Значит, скоро отмаюсь на промозглом ветру и попрусь по приказу Чернослива либо Гладкого в теплые подъезды соседних с рестораном многоэтажек на поиски вольных либо невольных очевидцев трагедии...
Устыдившись пакостных слов по адресу Малюты Скуратова, решил хоть как-то искупить вину за свою неполиткорректность по отношению к покойнику. Но как?..
Обмел рукой прапорщицкую морду от снега... На душе полегчало... Что еще?..
Обмел тело. Вполне досконально... Стало еще легче...
Нащупав в своем внутреннем кармане завалявшееся широченное перо африканского винтоклюва, машинально вынул его и безо всякого злого либо доброго умысла принялся ласкать им морду упокоившегося Скуратова... Ласкал-ласкал, ласкал-ласкал... Как последний идиот!..
И вдруг... О ужас!!!.. В ответ на перо в ноздрях труп звонко чихнул!!! Чихнул и тут же разразился серией задорных апчихов!..
- Ты чего - Снегопадов - придурок?! - приоткрыв, как сейчас помню, левый глаз, схамил Малюта, - Ты на хрена щекочешь мою носопырку?!..
Надо отметить, я своим пером всего-то где-то часа за полтора (к неописуемому восторгу окружающих!) реанимировал всех двадцать бездыханных! Кстати, четверо из спасенных, как я и предполагал ранее, оказались приблудными: гейская сутенерша Марфа Большая, торговец наркотиками Костя Косяк, рок-музыкант Тимофей Забулдыжный и генерал-майор МПАХа в отставке Добрыня Никитич...
Значительно позже выяснилось, что вся эта разношерстная братия всю ночь напролет прогудела в ресторане "у Сатаны". Утром же их начали потихоньку выпроваживать, ан... Заерепенились и потребовали стриптиз на столах в исполнении официантов во главе с метрдотелем и владельцем заведения пресловутым Севой Витебским...
Сева закатил истерику, после чего напялил противогаз, сорвал со стены огнетушитель и пригласил неадекватную компанию на разборки на ресторанное крыльцо.
Вышли все. Когда ж скучковались, дабы накостылять Севе, он из огнетушителя пустил им в физиономии мощную струю какого-то вонючего газа.
Агрессоры пали ниц и стали вяло расползаться по прилегающей к ресторану территории. Удовлетворенный же эффектом Витебский с торжествующими воплями вознаградил иных из поверженных добивательными ударами огнетушителем, сдернул с себя противогаз и... И рванул на железнодорожный вокзал, дабы первым же поездом умчаться из опостылевшей Московии в родной Витебск!..
Независимые химики, проанализировав содержимое всех ресторанных огнетушителей, в итоге не обнаружили ни молекулы чего-то ядовитого либо токсичного...
А вот пострадавшие в той конфликтной ситуации впоследствии отметились феноменальным очищением собственной морали!..
Итак... Я стал героем того ненастного Дня щекотуна! Ко мне в щекотильню образовалось истинное паломничество. Шли и шли, дабы выказать восхищение, преподнести гостинцы и даже позавидовать... А завидовать-то было чему! Шутка ли(?!), практически одним махом оживить целых два-а-адца-ать(!!!) покойников...
Вскоре сформировался праздничный стол, богато отсервированный тем, что принесли радушные доброхоты!..
- Ну ты и хват! - разливая по кружкам своего "Пруссака", восхищался капитан Черевичкин, - Вот бы и мне так! Пощекотал в носу у покойника, и на тебе - легендарный воскреситель!
- Так щекотай. Тренируйся, - советовал облизывающийся на дармовую и, тем более, не какую попало выпивку Опупий Пирсингов, - Вон, договорись с моргом и шастай туда по ночам с перьями разными. Тренируйся. Но только не на анатомированных, которых хрен воскресишь.
- А мне никогда не нравился "Пруссак", - встрял не по теме старлей Девятиглазов, - Лучше натуральная самогонка на клопах. И коньячком отдает, и похмелье не жесткое. Боже-ественный напиток.
- Да ты чего(?), девятиглазый! - вступила в полемику стажерка Рюмкина, - От этих клопов в самогоне наутро ж голова атомной бомбой раскалывается! Тоже мне нашел коньячный напиток. Окстись, пацан.
- А я не пацан, - насупился Девятиглазов.
- А кто ты тогда?! Колись! - поднасел Черевичкин, - Случайно не замаскированная ли под пацана девица?!
- Мужик я, - пробубнил Девятиглазов, - Мужик, а и вовсе не пацан!
- Ну-у-у.., - многозначительно протянула Рюмкина, - Ежель мужик, тогда с тебя ночь любви! Обещаешь?
- Обещанного три года ждут, - встрял прапорщик Старшенко, - Моя-то Катерина мне аккурат три года обещала. А я все терпел, а сам к Дуньке Безбровой для удовлетворения потребности организма хаживал.
- А чего языками трепать?! А давайте за Веньку! - разбанковав поллитровку, предложил Черевичкин, - Чтоб ему воскрешалось и воскрешалось! Глядишь, и самым крутющим экстрасенсом сделается! Глядишь, и, зазнавшись-то, с нами здороваться посчитает в западло!
- Чего несешь-то?! - возмутился я, - Когда я зазнавался?!..
- Повода не было, - накатив "Пруссака" и закусив малосольным огурчиком, произнес Черевичкин, - А теперь есть... повод-то.
- Да пошел-ка ты с этаким тостом к чертям собачьим! - обиделся я, - Тоже мне прорицатель доморощенный!
- Интересный какой-то, - усмехнувшись, вполне беззлобно вымолвил Черевичкин, - Я его в следственную группу зазвал, в составе которой он сотворил чудо; я на его презентацию выставил литру лицензированного "Пруссака", а он... Выкобенивается да еще и к песьим чертям посылает. Хам неблагодарный.
- Да ла-а-адно, - с лукавинкой тепло улыбнувшись, простительно произнес адъютант самого полковника Чернослива, - Шеф-то того... Самолично меня к тебе отправил, так сказать, для неформального поздравления. А сам-то будет поздравлять завтра. В официальной, так сказать, обстановке - на плацу при полном собрании МПАХа. Обещал тебя лично шашлыком до одури натрамбовать.
- Спасибо, Иуда, за душевную теплоту, - поблагодарил я.
- Странно, господин капитан, - подала голосок заметно захмелевшая стажерка Рюмкина, - Он, значит, вас Иудою обзывает, а вы с ним любезничаете... Как понимать?
- А никак,- простецки ответил Черевичкин, - Если я и есть Иуда, то чего тут зазорного?
- Как "Иуда"?! - с вытаращиванием глаз опешила раскрасневшаяся Рюмкина.
- Обыкновенно, - усмехнувшись, вполне обыденно произнес Черевичкин, - По паспорту. Иуда Иисусович Черевичкин.
- Не мо-ожет бы-ыть! - изумилась стажерка, находившаяся в нашем коллективе, образно выражаясь, без году неделю, - Это чего же получается?.. Вы - Иуда, папа - Иисус... Вы что, получается, собственного папу предали?! Папопрода-авец(?!), выходит.
- Фильтруй базар, прынцесса! - вмешался старший прапорщик Искариотов, - Сама-то... Рюмкина. Алкоголичка что ли?.. Сама-то... Горилла Максимовна. Не из зоопарка ли сбежавшая? Не во всероссийском розыске ль?!
Это что ж получается?! Это, если я Искариотов Иосиф Лейбович, то... Дай подумать... Искариотов - продажный, Иосиф - Сталин, Лейба- Троцкий... Это чего ж получается?.. А это получается, что я заказал Луису Меркадеру грохнуть своего родимого папу ледобуром?!
- Ледорубом, - поправил я.
- А не один хрен?! - отмахнулся Искариотов.
- А не скажи-и-и! - прожевав, вступил в разговор Черевичкин, - Ледобуром рыбаки просверливают лунки, а вот ледоруб - инструмент альпинистов. Им они и в ледники врубаются, и за эти же самые ледники цепляются, чтобы, значит, в пропасть не соскользнуть. Им же и консервы открывают, им же...
- Довольно, Иудушка, - придержав Черевичкина за локоть, шепнул я ему, - Чего разводить по пьянке дебаты?
- Лады, - не стал противиться капитан, - Молчу. Твой праздник - тебе видней.
- Прости-и-ите! - захныкала Рюмкина, - Бо-ольше не бу-у-уду-у...
- Чего нюни-то распустила? - с теплотой в голосе произнес Черевичкин, - Люди куражатся, а ей за чистую монету. Э-э-эх-х.., пи-игалица.
- Ага, куражимся, - подтвердил Искариотов, - Мы, козе понятно, куражимся, а тебе не понятно. Наивная ж ты, Рюмкина, как заяц во хмелю!
- Балбесы! - невзирая на субординацию выпалила, как покажись, стремительно протрезвевшая деваха. Выпалила и на некоторое время замкнулась.
Никто из присутствующих на реплику Рюмкиной, ласково дразнимой заглазно Рюмашкой, словесно даже и не отреагировал. Лишь слегка хохотнули и тут же резко сменили тематику болтовни.
Кстати, я выпил самый мизер, тайком переливая свое спиртное в иудушкину алюминиевую кружку, поэтому его стремительно развезло, после чего он потребовал экстренной эвакуации на свое рабочее место - в приемную полковника Чернослива.
Нахохотавшись вволю, присутствующие дружно взяли Черевичкина на руки и уложили на мою кушетку, на коей и, раздев для облегчения тела и души до исподнего, обильно полили его из кувшина. Я, как и в случае с Томатием Фрикаделькиным, вновь опоздал с предупреждением о том, что водица насыщена хомячковыми испражнениями...
- Вениа-ми-ин Дра-акулович, - после очередной дозы спиртного томно обратилась ко мне стажерка Рюмкина.
- Да, внимательно слушаю, дорогая Гориллочка, - не преминул откликнуться я.
- А вот скажи-ите.., - в доверительном тоне продолжила деваха, - Если вы покойников щекоткой оживляете, то и, надо понимать, этой же самой щекоткой можете убивать?!
- Безусловно, - подтвердил я древнейшую истину, - Любая палка о двух концах. И зачастую не знаешь, не ведаешь, какой из них тебе достанется.
Что же касательно нашего щекотливого дела... Можно человека вытянуть из хандры. Более того, можно превознести его настроение до неимоверных высот, но... Главный фокус в индивидуальности подхода. Понимаешь?
- Прекрасно понимаю! - явно слукавила глупышка.
- Похвально. Не всякий ученый муж подобное понимает, - тоже слукавил я и продолжил прерванное: - Передозировка. Вот что превращает удовольствие в пытку и развязывает языки даже самым матерым врагам всеми нами горячо любимой Родины. Родины с большущей буквы, любовь к коей у всякого патриота привита еще со школьной скамьи! Понимаешь?
- Ох как, дядя Веня, понимаю! - восторженно воскликнула Рюмкина.
- Врет! - встрял в диалог оторвавший от стола хмельную голову старлей Мармеладов.
- Дорого-ой мой Гера-аний! - протянул я с укором, - Како-ой резо-он мне вра-ать? Поясни популярно, хотя и... верится в твой мыслительный потенциал с превели-и-иким трудом.
- Он-на... в-врет, - направляя на Рюмкину соловелый взор и испачканный смесью из съедобностей палец, прохрипел Мармеладов и тут же уронил голову обратно на стол.
- К-кт-то т-там в-врет? - откликнулся с кушетки свернувшийся в позу эмбриона полуголый Иудушка Черевичкин.
- Иуда, тебя накрыть? - произнес я с состраданием.
Основательно укрыв Черевичкина извлеченным из шкафа ватным одеялом, я вернулся за стол.
- Вениамин Дракулович! - вдруг прорвало онемевшую было Рюмкину, - Я никогда не вру! Я честная девушка! Мне еще в начальной школе внушили, что врать не хорошо, а совсем наоборот - очень-преочень плохо!
- Врешь! - пророкотал из дверного проема старший прапорщик Искариотов, вернувшийся из поисковой экспедиции с забитой выпивкой инкассаторской сумкой и вроде как бы парой свежих собутыльников, представлявших из себя облаченных в черную униформу крепких чернявых ребят. У каждого на плече висело по укороченному автомату Калашникова.
- Что за хлопцы? - поинтересовался я с некой опаской.
- Инкассаторы! Застряли тут по не зависящим от них причинам. Третьи сутки у нас проживают. Ребятки смирные, но голодные. Буха-ать не будут. А вот насчет пожрать рады-радешеньки, - под энергичные кивки кротко улыбающихся попутчиков пояснил Искариотов.
- Ле-елек, - пожимая мне руку, представился тот, что повыше, - Не пугайтесь нас. Мы никогда не бедокурим.
- А чего вам бедокурить? - усмехнулся я, - Вы ж при Калашах. Чем бедокурить, проще пулю в лоб.
- Шутка? - осведомился Лелек.
- Естественно, - подтвердил я.
- Болек, - представился второй инкассатор.
- Очень приятно, - произнес я дежурную фразу, - Проходите, располагайтесь, питайтесь. Жратвы вон навалом. Аж стол ломится!
А стол действительно ломился! И как это старлей Мармеладов умудрился уложить на него голову, не уронив на пол ни блюда?! По сей день диву даюсь!..
- Ле-елек, значит, и Болек.., - пробормотал я вспоминательно, - Где-то уже слышал... Что-то похожее на Чука с Геком...
- Да это ж мультик такой старинный есть про приключения Лелека с Болеком, - страстно зашептала мне на ухо Рюмкина.
- Точно! - обрадовался я, - Вспомнил!
- Чего ты вспомнил? - поинтересовался Искариотов, перегружающий в тумбочку из инкассаторской сумки спиртное.
- Мультик вспомнил про Лелека с Болеком! - восторженно пояснил я, - Получается, эти парни из мультика!
- Ну вы и шутни-ик! - хохотнув, явно восхитился Лелек, - А так-то... Если начистоту, мы родные братья. Более того, двойняшки. А мама с папой еще с детства обожали мультик про похождения Лелека с Болеком. Вот и нарекли нас в их честь.
- А ты, Рюмашка, вообще бы помалкивала как глухонемая русалка перед голодным крокодилом, - разливая по кружкам "Букет лопуха", проворчал Искариотов.
- А с каких это щей вы, Иосиф Лейбович, тут раскомандовались?! - вспылила Рюмкина, - И это почему ж затыкаете рот порядочной девушке(?), если сами в гостях!
- А и затыкаю этой самой порядочной девушке потому, что она беспорядочно врет, - выдал Искариотов.
- Вы задели мою честь и достоинство! - вдруг перешла на высокий штиль притесняемая, -Вызываю вас на дуэль! - произнеся это, Рюмкина попыталась выплеснуть в мордуленцию Искариотова выпивку из своей кружки, но я вовремя среагировал, выхватив ее из уже занесенной руки.
- Не сканда-аль - не позо-орься!!! - заорал я, плотно прижимая ухваченные за кисти руки дебоширки к ее бедрам.
- А чего он? - огрызнулась Рюмкина, - Пущай ответит за базар или... Или будем стреляться с тридцати шагов!
- Из рогаток? - съязвил невозмутимый Искариотов.
- Из пистолетов Макарова, - произнесла окончательно расслабившая руки дебоширка, - А если из Стечкина, с полуста шагов одиночными! Я бью белке в глаз!
- А я бью твоей белке в задний проход. По центру, - по-моему, довольно-таки удачно скаламбурил Искариотов. В доказательство тому заливистый смех на протяжении всего скандала подавленных Лелека с Болеком и старлея Девятиглазова с Опупием Пирсинговым.
- Да ради бога, - выпив спиртное, произнес упрямец, - Ты утверждала, что тебя еще в начальной школе стопроцентно отучили от вранья, и ты никогда не врешь? Утверждала?!
- Утверждала, - подтвердила Рюмкина.
- Так вот.., - продолжил виновник скандала, - Это твое первое вранье, потому что абсолютно правдивых людей в природе не существует. Даже животные хитрят и изворачиваются. А чтоб людишки... Бред!..
Едем дальше, - продолжил изобличение Иосиф Лейбович, - Итак... В связи с уникальной спецификой деятельности, в МПАХе честных сотрудников не бывало, нет и никогда не будет. А ты - этакая кристально правдивая - здесь. Объяснись-ка, подруга. Прежде чем готовиться к стрельбе. Кстати, про белку в глаз натуральнейшая брехня! Пуля так разносит голову, что точно не определишь место попадания.. Ну что молчишь? Объясняйся.
- Сня-сня-сня-яйся, - пробубнил в столешницу так и не протрезвевший старлей Мармеладов.