Лысеющий, худой, с лицом покрытым угреватой сыпью и крупными, красными чирьями, Славик Косов спит... Ему снятся голые женщины, их груди, задницы, ноги... Славик прикасается к ним, ласкает, целует... И вдруг что-то щелкает, загорается яркий свет, все исчезает... Славик вздрагивает и просыпается, поворачивается от стены, открывает глаза, всматривается...
Перед ним стоит его приятель Григорий К.
Славик видит стриженный, короткий волос, очки, и за очками маленькие, серые, злые глазки, узкий рот, несколько изогнутый, острый нос и такой же острый, небритый, с ямочкой посередине, подбородок, тонкие руки и впалую грудь, пушистый свитер, отглаженные, ровные, костюмные брюки...
Григорий наклоняется.
Славик закрывает глаза и притворяется спящим.
Григорий вздыхает и разгибается.
Славик не выдерживает и опять открывает глаза.
- В чем дело, Гриша? - хрипло спрашивает он, - что случилось?
- Решил прогуляться, - зло отвечает Григорий. Слабые ноги его не держат, и он присаживается на кровать.
- А, в связи с чем это, ты решил прогуляться в первом часу ночи? - Славик встряхивает головой и слегка отодвигается.
- А в связи с болезнью! - истерично вскрикивает Григорий, - в общем, ты завтра выйдешь на работу, - уже спокойнее продолжает он, - а я в кожвен поеду, черт! (Григорий морщится) как это пошло, поймать трипак не пойму от кого.
- От Ленки ты не мог поймать, - убежденно говорит Славик, - я недавно сам у нее был и вроде ничего, не капает.
Григорий внимательно смотрит на него и сухо, печально осведомляется:
- А у моей Лариски ты не был случайно, до меня?
- Да ты что, - быстро отвечает Славик, - что за подозрения, я на такое не пойду, слишком дурно воспитан, чтоб у товарищей жен уводить, да и попец, грудка у нее не моих размеров, я ведь в душе "поэт", мне пышные формы нравятся, как говорится: "берешь в руки, маешь вещь", а ты такое болтаешь.
- Это у меня черный юмор, - усмехается Григорий, - не обращай внимания.
- А сколько уже дней ты с этим самым ходишь? - интересуется Славик, - сколько дней жжение чувствуешь?
- Да уже с полгода, - Григорий поблескивает очками, - как послушаю тебя, да залезу на какую-нибудь козу, потом жжение...
- Ну вот, и не лазий, - хохочет Славик, - а то действительно, что-нибудь подцепишь (он подмигивает Григорию), это у тебя скорее всего простуда, иначе б ты и трех дней не проходил, подожди чуть-чуть, таблеточек попей, не горячись, все само собой пройдет...
- Дай Бог, - болезненно кривится Григорий, - ладно, похожу еще, марганцовкой конец попарю, может вообще отпадет (он опять усмехается) и тогда, как Софокл говорил, "демоны оставят меня в покое...".
- Не отчаивайся, - ободряет его Славик, - то ли еще будет в твоей жизни, я, вот, помнится, когда по Средней Азии ездил, от алиментов убегал и работу искал, оказался однажды в Кизыл-Арвате, в гостинице, за три тысячи километров отсюда, в пустыне, на краю света, с жалкими грошами в кармане, кругом одни чуреки, по-русски никто не понимает, все только на своем языке балаболят, а ты сидишь, как дурак и ниче не понимаешь, может тебя матерят, может зарезать собираются, а ты моргаешь им, да улыбаешься.
- Подожди, - перебивает его Григорий, - у тебя здесь курить можно?
- Конечно, - кивает Славик, - кури, если хочешь.
Григорий привстает, вынимает из кармана пачку сигарет, зажигалку, щелкает ею, торопливо прикуривает и садится поудобнее, слушает.
- Так вот, - продолжает Славик, - занесло меня, черт знает куда, иранская граница рядом, бабы - мусульманки, все в чадрах, ну, в накидках таких, что лица не видно (он показывает), а мужики, те вообще зверями смотрят (Славик оскаливается), сижу я в гостинице, одно название, что гостиница, настоящий караван-сарай, в барачной постройке, в десятиместной комнате, день сижу, два сижу, а денег-то мало, боюсь тратить, почти не жру ничего, голодный, на улице жара страшная, плюс пятьдесят градусов в тени, все плывет, плавится, песок этот их желтый, горы выжженные, даже, кажется, одежда и та выгорела, тоже желтая от солнца, много по такой погоде не набегаешься, быстро себя спалишь (Славик потирает лоб), еще поутру я выходил, искал, куда трудоустроиться можно, а потом в гостинице отсиживался, жару пережидал, чаю накипячу и пью его, потею, да в туалет бегаю (он улыбается), бегал, бегал, вдруг замечаю: какие-то выделения пошли, мутные, ох, - думаю (Славик прикладывает ладонь к лицу, покачивает головой), - мать моя женщина, неужто залетел, трипачок зацепил, когда? где? ниче не понимаю, вроде бы негде, какую-то бабу замужнюю последний раз месяца два назад отымел, с тех пор - никого, а выделения вот они (Славик щупает мотню), что же теперь делать-то, куда подаваться, - думаю (он толкает Григория в плечо, тот хихикает), - я, ведь, хотел на работу устроиться, а что ж сейчас, я ж ведь медкомиссию не пройду, да и вообще, это ж ведь болезнь, как быть (Славик прищуривается) терпел, терпел, не выдержал - побежал в ихний кожвен, прихожу - вижу зданьице такое одноэтажное, из ракушечника, песком занесенное, внутри какой-то врач - туркмен сидит, ни бум-бум по-русски, ни хера в болезнях не соображает, заставил меня штаны снять, взял мой этот самый, на стекляшку слизь выдавил, на анализы то есть, потом чистого молока в шприц набрал, как бахнул мне в задницу, я чуть сознание не потерял, это, - говорит, - провокация, ее необходимо сделать, чтоб выявить заболевание, следом какую-то жидкость в другой шприц закачал, в этот самый мой (Славик опять щупает мотню) вставил, промыл его, все горит, ломит, так на раскорячку в гостиницу и пошел, чувствую, температурю (он потирает висок), пришел, лег и затих, так три дня и провалялся, даже встать не мог, лежал в температуре весь, только поссать бегал, потом очухался и в кожвен пошел, прихожу, а мне говорят: - вам у нас полежать надо, а мы вас чуть-чуть подлечим, (Григорий хмыкает и выпускает сигаретный дым сквозь ноздри), пришлось к ним в стационар лечь (Славик подсовывает подушку под локоть), а че ж, думаю, надо ложиться, пока не поздно, а то запущу болезнь, короче, лег я в эту богадельню, вот тут мне и досталось, до сих пор помню...
- А что, что досталось-то? - вырывается у Григория, - а то может и мне сейчас прийдется помучиться, так хоть буду знать что, да как?
Славик приподнимается, кашляет в кулак и рассказывает дальше:
- В общем, нашли они у меня какое-то венерическое заболевание, черт его знает какое, там на всю больницу один, тот врач-туркмен, старый, безграмотный, да санитарка-персючка, толстая черная, что они могли у меня найти, мне до сего дня неведомо, в общем нашли, назначили мне лечение, отправили в палату, захожу в нее, смотрю, мать честная (Славик раскрывает рот), там, все в перемешку и старые, и молодые, и какие-то дети (он закрывает рот, крутит головой) мужики лежат, молчат, вздыхают, дети орут, бегают (Славик проводит по ресницам пальцами, промаргивает) присмотрелся я к ним, а у детей головы бритые, в зеленке, в бинтах, и прям на головах язвы глубокие, лишаи, врачи чем-то их мажут, какой-то мазью вонючей, бинтуют а болячки кровоточат, чешутся, детишки плачут, туда сюда носятся, как угорелые, повязки слетают, а в головах у них дыры чуть не насквозь, страшно посмотреть...
Григорий вздыхает, поправляет свои очки и пытается встать, но Славик останавливает его:
- Выделили мне койку, лег я, а уже санитарка бежит, со шприцом, и давай меня колоть, я у нее узнал, что бициллином, по какой-то старой схеме, через два часа укол и снова через два часа укол, охереть можно, боль страшная, жопа онемела, лежать на ней невозможно, только на животе, шевелиться тоже больно, лежу, все на свете проклинаю: и медицину такую, и подлых баб, и самого себя, чтоб я еще, - думаю, - когда-нибудь на какую шалаву залез, да никогда, да пропади они пропадом, чтоб потом вот так загибаться, ни за что...
Григорий нетерпеливо дергает ногой, а Славик будто бы и не замечает:
- Температура у меня поднялась, тошнит, мутит, наизнанку выворачивает, ох, - думаю, - погибну здесь, да еще и на улице жара страшная, плюс пятьдесят в тени, в палате духота, вонища, эти туркменчата шелудивые, шум, гам, кое-как до вечера продержался (он закатывает глаза, тяжело вздыхает), а к вечеру, на тебе, еще компанию подвозят, какие-то бродяги: мужики, бабы, черные, грязные, вонючие, кто-то из них трипак подцепил, а живут же они все вместе, коммуной, вот и перезаражались между собой, кто больной трипаком, кто нет, а их всех пособирали и в больницу привезли, лечить (Славик ухмыляется), как сейчас помню: кабинет-то один, мы приходим на процедуры, берем свои баночки с марганцовой водой, окунаем туда свои больные члены, и так вот и стоим в кругу, молчим, друг на друга смотрим.
Григорий растягивает губы в ехидной улыбке, всхохатывает.
Славик зажмуривается:
- Теперь-то смешно вспоминать, а тогда натерпелся позору, готов был сквозь землю провалиться, вот так вот (он растопыривает руки), стоим в кругу, в стеклянные баночки кое что окунув, вздыхаем, а в этом же кабинете женское кресло стоит, ну, на котором баб смотрят, и в этом кресле какую-нибудь бичевку старую распнут и ковыряются в ней, а она полупьяная, дурная, орет, матерится, короче мрак, обоссаться со смеху можно, одна из бичевок кричит: - я - мать Жанны Болотовой, я фронтовичка, вы не имеете права надо мной издеваться, у меня дочь известная актриса, в Москве живет. (Славик лукаво косится) все над ней балдеют, я тоже посмеялся, а потом эту актрису в кино увидел, мать честная, а та бабулька на нее похожа была, как две капли, только старая.
Григорий роется в карманах, находит конфетную обертку, сворачивает из нее маленький кулечек, прячет туда свой окурок и опять пытается встать, но Славик кладет ему руку на плечо, и говорит, говорит:
- Когда от трипака лечишься, пить ведь спиртное нельзя, а как ты бичей бухать отучишь, вот их колют, а они пьют, гонцов с утра засылают в город, к вечеру все на рогах, одеколона нажрутся и даже до палаты не доползают, кто где падают (Славик гладит подушку), кололи их, кололи, потом, видать, надоело врачам лекарства переводить, как погнали их всех вон, а те и рады, сумки свои похватали, лохмотья поодевали и ходу.
Григорий брезгливо морщится.
- Это же только мы чуть-чуть заболеем, уже к врачам бежим, - рассуждает Славик, - а бичам хоть бы что, ниче их не берет, в одночасье загнутся где-нибудь в канаве, и никто, и знать не будет, отчего бич сдох.
- Да, - соглашается Григорий, - им проще в этом смысле, можно ни о чем не думать, живи себе "яко птица небесная", пока не подохнешь.
- Точно, точно, - Славик почесывает щеку, - в общем выскочили эти бичи из больницы, и кто куда разбежались, только их и видели, а я отлечился, медкарточку свою забрал, в гостиницу за вещами зашел, а меня уже повесточка дожидается, к следователю вызывают, видать, в гостинице постарались, сообщили куда следует (он пожимает плечами), ну делать нечего, пошел, как сейчас помню, следователь по профилактике Овезов, глянул на меня так, сурово, и говорит сразу же: - ты с какими цэлами здэсь шляешся, заразные балэзни по городу разносишь, чтоб в двадцать чэтырэ часа тебя здэсь не было, иначе сам знаешь, што я с табой сдэлаю, - (Славик пощипывает верхнюю губу и улыбается) вышел я от него, эх, - думаю, - вот и догулялся, домой, к матери, скорей домой надо, хоть отдохнуть от всех этих потрясений (Славик нервно поигрывает пальцами), рассчитался я в гостинице, взял вещи и пошел к вокзалу, иду по ихним, узким улочкам, пыль загребаю, вечереет, душно, задница болит, тяжело ступать, температура небольшая держится, поворачиваю, иду через пустырь, а навстречу мне, это же надо же - верблюд бежит, весь в слюне, в смоле почему-то, тяжко дышит, из ноздрей металлическое кольцо с веревкой свисают, ну загнанный, меня испугался, захрапел и от меня бежать, дурачок, - думаю, - да я такой же, как ты, вот только куда мне бежать, я то ведь знаю, что от себя не убежишь...
Григорий вертит в руках зажигалку, щелкает ею, проверяет, и Славик побыстрее досказывает:
- Пришел я на вокзал, купил билет в общий вагон, сел в него и поехал (он машет рукой) ехал, ехал, мучался, мучался, домой приехал, ну то да се, немного отдохнул, дай, - думаю, - в кожвен схожу, а то что-то я тем врачам туркменским не доверяю, выделения ведь потихонечку, а появляются (Славик бегает глазами, отдувается), ну, пришел туда, посмотрели там медкарточку мою, анализы по новой взяли, все в порядке, а выделения как были, так и остаются, меня к заведующей отправили, та в мою медкарточку глянула и говорит:
- Да что они там очумели, что ли, таким количеством лекарств быка от сифилиса вылечить можно, а у тебя скорее всего не наше заболевание, не венерическое, а урологическое, простудное, так что, иди-ка ты к урологу, ему покажись (Славик разводит руками), от гады, - думаю, - столько мук принял, бедных женщин возненавидел, а оказывается, ни за что, ни про что пострадал...
Григорий ядовито усмехается, а Славик толкает его в бок:
- Пошел я к урологу, проверяться, в очереди мужики - бедолаги, вроде меня маются, истории всякие страшные рассказывают, у кого что вырезали, кому что лечить собираются, кто кровью ссыт, а кто вообще ссать не может, из кабинета же крики и стоны раздаются (Славик хмурится), у меня душа в пятки опустилась, сижу, дрожу, Господи, - думаю, - пронеси, лишь бы у меня ничего страшного не нашли, подошла моя очередь, захожу, уролог по фамилии Власов, здоровый такой мужчина лет пятидесяти, в белом халате с закатанными рукавами, с ручищами волосатыми, натянул резиновые перчатки, поставил меня раком, и давай мне задницу рвать, палец свой в мое заднепроходное отверстие засовывать (Григорий бледнеет, у него начинают мелко дрожать руки, Славик же присвистывает), ощущения я тебе скажу, ужас! не передать словами, у меня от боли глаза на лоб вылезли, и слезы градом, а с конца зеленовато-желтая капля гноя вытекла (у Славика дергается веко), уролог посмотрел, резиновые перчатки снял, в мусорное ведро их выбросил, руки помыл с мылом, вытер замызганным полотенцем, и сел писать в мою медкарточку, я спрашиваю: - доктор, а что у меня? а тот говорит: - женат? - я отвечаю: - разведен, - он кивает: - понятно, так вот, простатит у тебя, да еще и подострый уретритик, беречься надо, и вообще тебе лучше было бы с женою жить, а то от беспорядочных половых связей ничего хорошего не бывает, сейчас воспаление, потом аденома, импотенция, как бы оперироваться не пришлось, (у Славика багровеет лицо), в общем, просветил меня этот уролог, а точнее запугал: - предстательная железа, - говорит, - второе сердце мужчины, у нас в стране, простатитом каждый второй болеет, где живем, на Севере, вот и болеем, так что Гриша (Славик похлопывает его по колену) и у тебя тоже скорее всего простуда, не паникуй, попей вот лучше таблеточек, и подожди, может и пройдет...
- Ага, черт! - пыхтит Григорий, - как в том анекдоте: - доктор, доктор у меня упал, - как упал? - почему упал? - да вот так, совсем упал в... унитаз, отгнил и упал, так и у меня, дождусь упадет.
Григорий встает:
- Ну ладно, дружище, пойду...
Он протягивает свою плоскую ладонь, пожимает у Славика руку, прячет в карман сигареты, зажигалку, сутулится и уходит...
- Не отчаивайся, - кричит ему вслед Славик, - все пройдет, нужно только избегать беспорядочных, половых связей, и сразу же, моментально, все образуется...