Мгновение кажется, будто она вот-вот бросится ко мне и задавит мощью своего тела, но собака постепенно расслабляется, в зеленовато-желтых глазах мелькает узнавание.
Вместо того чтобы подбежать ближе, Мирта скрывается в глубине дома. Я вынуждена последовать за ней, оставляя позади осколки прекрасной вазы. В полной тишине, нарушаемой лишь шелестом юбок, миную коридор, гостиную, кухню и небольшую спальню для слуг. Мирта заканчивает свой путь в дальней части дома у невзрачной двери, ведущей, надо полагать, в подвальный этаж. Осторожно провожу ладонью по собачьей шерсти, как бы убеждаясь, что Мирта растеряла всю недавнюю враждебность и не намерена причинить мне вред.
- Что случилось?
Собака мирно виляет хвостом, но от двери не отходит. Она любопытна, однако к праздному интересу не склонна, если что-то привлекло ее внимание, то определенно не зря.
Дергаю ручку, дверь не поддается. Мирта подходит ещё ближе и настойчиво упирается лбом в доски. Дернув ещё несколько раз и, убедившись, что дверь заперта, а не просто разбухла или заклинила от старости, достаю связку ключей от дома, переданную мне следователем. Поиск подходящего занимает несколько минут, все это время Мирта крутится под ногами, обнюхивая мои руки. Замочная скважина - округлая и ржавая - неохотно принимает ключ. Замком давно не пользовались, так что, чтобы отпереть его, приходится хорошенько повозиться. Теперь уже и мне интересно, что такого важного, по мнению Мирты, может скрывать годами запертый подвал, который, каким-то чудом, не тронули во время обыска. Небрежность, с которой ведется следствие, особенно удивляет на фоне раздражающего усердия старшего следователя.
Наконец, раздается долгожданный щелчок, и дверь приотворяется. Собака поскуливает от нетерпения и норовит просунуть голову в образовавшуюся щель. Из подвала струится пронзительно холодный воздух. Толкаю дверь, та неохотно поддается, обнажая кромешную темноту. Нащупываю ступеньку и шагаю внутрь. Собака, словно по команде, бросается вперед и исчезает в глубине подвала. Спускаюсь вниз, опираясь на стену, идущую вдоль лестницы, дерево, рассохшееся от времени, мучительно скрипит под ногами. Глаза постепенно привыкают к темноте, и, когда ступени, наконец, заканчиваются, я обнаруживаю, что тьма вовсе не абсолютна - в холодное пространство подвала сквозь узкое грязное окно, расположенное под самым потолком где-то на уровне земли, проникает мутный белесый свет. Мирту обнаруживаю у одной из стен. При ближайшем рассмотрении выясняется, что ее вниманием завладело широкое панно: на ощупь дерево с резьбой, при столь слабом освещении определить точнее невозможно. Закрываю глаза и, спустя несколько секунд, открываю их в сознании Мирты. Нельзя сказать, что в подвале появилось освещение, но собака видит в темноте во много раз лучше меня. Теперь удается разглядеть новые детали - панно, кроме резьбы, украшено плетением из металлических прутьев: замысловатый узор спускается от потолка к полу и напоминает вьющееся растение с цветами в форме морских раковин. В самом центре деревянной панели массивная металлическая полусфера с внушительным ободом, выполняющим, вероятно, роль фальшивой дверной ручки. Впрочем, фальшивой ли?
Предпринимаю несколько попыток открыть одну из створок панно, но все тщетно: панно или вовсе не открывается, или содержит в себе некий особый механизм, о котором мне пока ничего не известно. Стоит, пожалуй, вернуться сюда позже уже с фонарем и инструментом. Зажмуриваюсь и отпускаю сознание Мирты: подвал мгновенно заполняет темнота.
Следователь может забеспокоиться, почему я так задержалась в доме. Его участие в происходящем кажется мне не самой лучшей идеей.
- Пора возвращаться, - замечаю я, обращаясь к собаке, даже не различая ее силуэта в сером сумраке подвала, и лишь по движению воздуха у своих ног понимаю, что она убежала обратно к лестнице.
В гостиной, предварительно плотно прикрыв дверь в подвал, оказываюсь за несколько секунд до того, как из коридора появляется следователь, до крайности раздраженный моей неторопливостью.
- Погода не располагает к долгому ожиданию, - не скрывая досады, напоминает Алексо.
- Прошу прощения, - вполне искренне извиняюсь я, - Увлеклась.
- У вас ещё будет шанс все здесь перевернуть, - бросает мужчина и удаляется в сторону выхода. На этот раз мы с Миртой послушно следуем за ним, пальто надеваю прямо на ходу.
В лицо ударяет холодный воздух, обжигая щеки; после сырости и затхлости комнат дома зимняя свежесть кажется неожиданной, а свет, отраженный от снега, больно режет глаза.
Следователь помогает мне справиться с замком входной двери и спускается к ожидающей нас карете. Дорога покрыта примятым снегом с серыми разводами и бороздками в тех местах, где успел пройтись дворник. Опасливо ступаю на подмерзшее снежное покрывало и неторопливо направляюсь к экипажу: молчаливый возница кутается в клочковатый мех и неохотно помыкает задремавших лошадей. На душе пасмурно, несмотря на приятное волнение, порожденное неожиданной находкой. Слишком велика вероятность разочарования: панно может оказаться всего лишь затейливым украшением, изгнанным в подвал по воле кого-то из прежних владельцев дома. Единственным поводом сомневаться в подобной версии остается Мирта и ее странное поведение.
Мимо с криками проносится группа ребятишек лет семи-восьми. Многозвучие детских голосов разрывает настороженную тишину, напоминая о том, кто на самом деле правит миром.
- Завтра праздник, - невесело замечает Алексо, наблюдая за детьми.
Я лишь улыбаюсь: несколько лет назад именно День чистых духом ознаменовал начало новой жизни - Карий вручил мне невзрачный сверток с ритуальным кинжалом: красивая вещица, наделенная особыми свойствами, всегда считалась редкостью, как и люди, для которых создавалось и создается столь особенное оружие. Тогда мой дар ещё не проявился в полную силу, но Густав понимал, что рано или поздно мне понадобится защита от бесплотных гостей, жаждущих внимания и чужой крови. О последовавших за этим подарком уроках борьбы воспоминания остались куда менее радужные.
Следователь подает руку, но только я касаюсь ногой нижней ступени кареты, как лошади срываются с места. Я чудом успеваю ухватиться за поручни и втянуть себя в экипаж, ладонь послушно выскальзывает из руки Алексо, в растерянности замершего посреди дороги. Мирта черной стрелой бросается следом; взбудораженные лошади стремительно набирают скорость, но собака легко нагоняет нас и продолжает бег на безопасном расстоянии от колес экипажа.
Откидываюсь на сидение и зажмуриваюсь: перед глазами снежная дорога, стремительно уплывающая под мои лапы - под лапы Мирты. Собака интуитивно чувствует мой призыв и набирает скорость, обгоняя экипаж. Разумно предположить, что служащий жандармерии не мог украсть меня из-под носа у старшего следователя, видимо, усилия кого-то другого повлекли за собой столь щекотливую ситуацию. Что ж, остается выяснить - кто этот некто. Мирта делает рывок и, поравнявшись с возницей, подпрыгивает вверх. Мы обе - буквально долю секунды - видим его лицо. Собака приземляется, и от резкой боли меня выкидывает из ее сознания. Теперь перед глазами лишь темные стены кареты и ускользающий образ похитителя.
Вскоре, сразу, как городские кварталы за окном сменяются низкими домами предместий, карета выравнивает ход и, спустя не более четверти часа, постепенно замедляется. Все это время я беспомощно созерцаю пейзаж. Поднять крик не представляется возможным: первоначально из-за большой скорости экипажа и собственной растерянности, впоследствии из-за отсутствия посреди маршрута хоть одной живой души, способной меня услышать.
Моё похищение видел служитель правопорядка, что, определенно, не останется без внимания: меня, должно быть, уже ищут, и это внушает некоторое спокойствие. Так что к моменту, когда карета полностью останавливается, во мне просыпается любопытство: не похоже, чтобы похититель особенно прятался, он, куда скорее, просто пытается выиграть время. Вопрос лишь в том, каковы его намерения?
Дверь кареты распахивается, ложный возница, успевший скинуть бесформенное одеяние, протягивает мне руку в замшевой перчатке - дорогой даже на первый взгляд. Я неторопливо спускаюсь на землю, сапоги утопают в снегу - в предместьях с ним почти не борются, поэтому карета даже посреди дороги оказывается в белой западне.
- Вы провернули все с удивительным проворством, - замечаю я.
Мужчина придерживает меня за локоть, помогая сохранить равновесие.
- Неужели жажда беседы наедине стоит таких усилий? - продолжаю я, не скрывая усмешки. Мы выбираемся на колею, где снег достаточно притоптан, чтобы стоять без лишних неудобств.
- Иногда наши желания важнее того, что мы о них думаем, - отзывается мужчина, небрежным жестом запуская пальцы в густые темные волосы. Острые черты его лица на мгновение разглаживаются, усиливая врожденное обаяние, исполненное волнующего достоинства, свойственного людям особого воспитания - строгого и всестороннего. В похитителе с неожиданной четкостью угадывается представитель знати.
- Подобное поведение чревато последствиями даже для человека вашего положения.
- Понимаю, - признается собеседник, не возражая в ответ на мое предположение о его статусе и происхождении, - Прошу прощения, я не представился: Айзек Айк.
- Эвелин Лурье. Чем вызвано ваше желание увидеться со мной, да ещё и столь экстравагантным образом?
- Мне намекнули, где вы будете, и я не нашел ничего веселее, чем украсть карету прямо из-под носа надоедливого Сухаря. Забавы ради. Вы знали, что Алексо получил это прозвище, ещё будучи сопливым юнцом? Этот малый всегда меня забавлял... - Айк выдерживает короткую паузу, предаваясь воспоминаниям, - Так вот: у нас с вами немало общих знакомых и, безусловно, масса тем для беседы, но на данный момент хватит и одной - Густав Марс.
Невольно вздрагиваю при упоминании его имени.
- Старый друг моего мужа желает запоздало выразить соболезнования? - улыбка выходит напряженной. Упоминание Карего не предвещает ничего хорошего.
- Понимаете ли, дорогая Эвелин, ваш супруг до своего исчезновения оказывал мне и моей семье довольно специфические услуги, так что по Густаву мы искренне скорбим... Мой хороший друг Руди узнал в вашем питомце ту самую волшебную собачку, что так удачно разрешала разногласия, неминуемо возникающие между сильными мира сего, и я не мог не воспользоваться шансом втереться в доверие к её нынешней владелице. Вы обладаете тайным знанием, столь необходимым в наше суровое время. Мир полон невежд и людей, склонных драматизировать, но в моей семье высоко ценили Густава, и я надеюсь, что наше желание продлить прекрасную традицию окажется взаимным.
Облегченно выдыхаю, услышав, что мое нынешнее положение не является прямым следствием действий Шемора. Впрочем, совсем исключать его участие нелогично - ведь именно он поднял тему сотрудничества с преступными семействами города, и именно благодаря ему я имела несчастье познакомиться с Рудольфом, который, как следует из слов Айка, знал моего мужа и предпочел это скрыть. Правда, только от меня. Может, и недавнее нападение - их рук дело? Напугать, чтобы расположить меня к идее обезопасить себя чужой властью?
- Состояние дел таково, что на мои услуги друзьям Карего рассчитывать не следует. Во всяком случае, сейчас я не готова принимать какие бы то ни было решения по этому поводу, - прямо заявляю я, ничуть не опасаясь своего похитителя и его неудовольствия. Я слышала фамилию Айк и прежде, даже имя Айзек кажется знакомым. Вероятно, его род действительно имеет определенный вес, но нельзя позволить запугать себя, иначе всякий решит, что мной можно распоряжаться по своему усмотрению.
- Я искренне надеюсь, что со временем нам удастся вас переубедить, - почти ласково признается мужчина. На его лице не отражается ни тени досады, Айзек прекрасно владеет собой.
- Стоит отдать должное, - продолжает он, - Вы не из пугливых, что в разы увеличивает для нас вашу ценность, однако, возможности моей семьи близки к безграничным. Мы не те, с кем стоит заигрывать.
Угроза произнесена как бы между прочим, но Айка выдают глаза - взгляд холодеет, а хищное выражение лица лишает похитителя прежнего обаяния.
- Хочу дать вам бесплатный совет - этот случай не требует длительных раздумий. Вы ни в чем не будете нуждаться, вас примут в лучших домах города, вы получите уважение людей особого круга. Некоторые, я даже знавал таких, готовы убить за подобную возможность, от вас же требуется лишь определенная доля лояльности, могущая обеспечить наше доверие, и помощь, которой, уверяю, никто не решится злоупотребить.
Я легко выдерживаю тяжелый взгляд собеседника, сохраняя полное молчание.
- Вас, полагаю, скоро отыщут. Если нет - то столь смелой особе, как вы, ничего не стоит добраться до города самостоятельно, - с этими словами мужчина едва заметно кланяется. Он возвращается к экипажу, ловко выводит из упряжи одну из лошадей и садится верхом, словно на той седло.
- Всего хорошего, - бросает он через плечо, устремляясь прочь от брошенной кареты. Прощание выглядит так, будто мы скоро увидимся - Айзек делает все как-то небрежно, но с затаенной в глазах непоколебимой уверенностью в том, что добьется своего.
Когда всадник скрывается в постепенно гаснущей белизне предместья, я с тоской оглядываю оставшуюся запряженной лошадь: животное безразлично упирается взглядом в снег, кожа на блестящей шкуре нервно подрагивает, из носа вырывается пар. Неумолимо приходит сожаление, что моих навыков езды верхом недостаточно для путешествия без седла.
Помощи приходится ждать около получаса. Когда старший следователь в сопровождении двух жандармов появляется возле кареты, в темное брюхо которой я забралась, желая хоть немного согреться, душу переполняет злость и недоумение, но я сдерживаюсь, так как ещё раньше, до того, как голова Цера показывается в проеме двери, там же появляется Мирта. Собака ластится ко мне, не скрывая тревоги. Видимо, именно ее следует благодарить, что меня вообще отыскали.
По дороге к особняку Уилсона Цер предпринимает несколько попыток заговорить и выяснить у меня подробности похищения, но я вызывающе молчу, отчасти злясь, отчасти давая себе время собраться с мыслями и хорошенько все обдумать - мерное покачивание кареты, гладко идущей по колее, погружению в собственные мысли только способствует.
Еще будучи в предместье, сидя в карете в ожидании помощи, я приняла решение не давать хода делу и не обвинять Айка в совершенном им преступлении. С его связями дело до суда все равно не дойдет, а дополнительные затруднения, связанные с местной преступной элитой, мне ни к чему, и без того отношения складываются довольно странные. Полагаю, Айзек, раскрывая свою личность, догадывался, что я не решусь использовать это знание против него.
- Не стоило вновь отказываться от моей помощи, ничто не мешает мне повесить на вас пособничество в попытке кражи федеральной собственности, - бросает Алексо на прощание, когда карета в сопровождении всадников трогается с места, оставляя меня одну у дверей особняка.