в 20-е годы ХХ в. и развитие немецкой геополитической мысли
1.1. Социально-психологические условия формирования и распространения нацистской идеологии
Возникновение внешнеполитической концепции нацизма относится к началу 20-х г. ХХ в. Основополагающими документами этой концепции стали: "Программа национал-социалистической немецкой рабочей партии" от 24 февраля 1920 г. и автобиографическая книга лидера НСДАП А. Гитлера "Моя борьба", написанная в 1924 г. Важным обстоятельством является то, что партийная программа и книга А. Гитлера - практически единственные источники изложения германским фашизмом своих взглядов. Это обусловлено особой позицией лидера НСДАП А. Гитлера, который считал, что "необходимо покончить с мнением, будто толпу можно удовлетворить с помощью мировоззренческих построений. Познание - это неустойчивая платформа для масс...". По мысли фюрера, настоящая национал-социалистическая теория должна будет возникнуть по прошествии сотен лет существования "Новой Германии".
Практическим следствием таких взглядов стало сдерживание процесса кристализации теоретических положений нацисткой идеологии. Вплоть до падения "Третьего Рейха" в 1945 г. считалось, что национал-социализм "не может быть доказан и не нуждается в доказательствах". По мысли авторов учебника для "Высшей политической школы НСДАП" национаол-социализм "обосновывает сам себя своей деятельностью, обеспечивающей жизнь общества. Тот, кто пытается прийти к национал-социализму лишь при помощи ученических (теоретических) доказательств, тот не ощущает непознаваемого духовного смысла истинной, то есть национал-социалистической политики".
Декларируемый примат духовного начала над материальным означает, в конечном счете, что идеология не содержит "рациональной сердцевины", которая может подвергнуться критике сторонним наблюдателем. Задача подобной идеологии не убеждать людей, а организовывать их, на основании строжайшей иерархической субординации. Эта особенность национал-социалистической идеологии отражала социально-психологическую атмосферу в Германии после первой мировой войны, которая складывалась под влиянием тенденций развития европейской общественной мысли. В. Зомбарт, Э. Трельч, М. Хайдеггер, К. Ясперс, Г. Зиммель, В. Дильтей, М. Шелер, О. Шпенглер, Г. Рихерт, В. Хильдебранд и др. критиковали германскую политическую действительность 20-х - 30-х годов ХХ в., высказывая сомнения в безупречности набора ценностей буржуазной цивилизации: личность, собственность, закон, знание, государство. Интересно то, что "немецкие интеллектуалы выступали против политики в западном смысле слова, т. е. против парламента, против партий, против демократической идей равенства и прогресса". Характерной особенностью сочинений о судьбах Европы и Германии являлась публицистическая острота положений выносимых на обсуждение. Французский публицист П. Виено заметил, что после 1918 года, то есть после окончания первой мировой войны в Германии "кризис культуры воспринимался как серьезная угроза существования немцев как нации", поэтому предлагаемые рецепты спасения немецкой нации были тождественны рецептам спасения германской культуры. По словам К. Зонттеймера, "благодаря отказу от разума, стал возможен безграничный субъективизм воззрений, о которых уже не следовало дискутировать, так как они по природе своего возникновения не подлежат никакой дискуссии... Рациональный характер науки также был поставлен под вопрос, так как новые методические пути не подлежали проверке и апеллировали не к критическому разуму, а к чувству".
Результатом широкого распространения идей иррационализма стало появление многочисленных "национальных мифов", имеющих целью ясного и доступного объяснения современного немцам 20-х - 30-х гг. ХХ в. миропорядка. Политические деятели, публицисты и журналисты право-консервативного толка, используя детально разработанные концепции "немецкой революции", "третьего рейха", "немецкого социализма", "нордической расы", "молодых народов", "нового человека" и др., утверждали в массовом сознании немцев законность права Германии на пересмотр послевоенного устройства Европы и мира. На помощь призывались исторические, антропологические, этнографические и языковедческие доводы, которые излагались с помощью новой терминологии наделенной многозначной семантикой. Такие дефиниции как "фактор крови", "фактор земли и ландшафта", "геополитическая ось Земли", "национальные интересы", "жизненное пространство" использовались в социологии, экономике, истории для объяснения прошлого, настоящего и будущего. Послевоенное политическое, экономическое и социальное устройство Германии и Европы представлялось, в конечном счете, как искусственное, несущее "печать временности", как "смесь руин и временных построек", идущее вразрез с жизненными интересами Германии.
Образность текста и терминологии, которые использовались для объяснения ущербности окружающей действительности, служили для популяризации в массах крайних политических взглядов путем воздействия на сознание словами имеющих богатую семантику. Российский исследователь С. Кара-Мурза в этой связи отмечает: "Понятно, что язык идеологии, созданный как замена религии в атеистическом обществе промышленной цивилизации, для того и служит, чтобы внедрять в сознание скрытые смыслы". Для послевоенной Германии "скрытые смыслы" оказались очень важны - миллионы фронтовиков на собственном опыте испытали значение понятий "кровное братство", "борьба за землю" и "подвиг". На данное обстоятельство обращали внимание не только специалисты (военные, психологи, социологи и др.), но и писатели, в том числе и имеющие непосредственный боевой опыт. К ним относились: Э. Хемингуэй, А. де Сент-Экзюпери, Р. Олдингтон, Э. М. Ремарк, Э. Юнгер и др. Они обостренно, образно, эмоционально воспринимали действительность. Наиболее общая мысль, выраженная этими разноплановыми писателями, заключалась в том, что война и участие в ней оказывают безусловное воздействие на сознание, подвергая его серьезным качественным изменениям. "Иногда человеку кажется, что война не оставляет на нем неизгладимых следов, - говорил К. Симонов, - но если он действительно человек, то это ему только кажется".
В Германии 20-х годов ХХ в. остро стояла проблема адаптации к мирной жизни миллионов людей, получивших опыт существования в мобилизационном напряжении. Самой животрепещущей задачей было устроение быта вернувшихся домой демобилизованных солдат. Этот процесс нельзя рассматривать упрощенно и говорить лишь о помощи инвалидам, предоставлении рабочих мест здоровым и других социальных гарантиях фронтовикам. "...Возросшее влияние в социальной жизни передовых народов Европы "психологических законов общества" привело к возрастанию упорства воюющих сторон, к уменьшению импульсивности воспринимания событий, к увеличению сознательности участия масс и т. пр., а все это вместе взятое привело к значительному увеличению психологических возможностей общества к более длительному напряжению. В свою очередь это должно было в связи с факторами экономического характера привести к коренному изменению самого характера войны, которая сделалась значительно более длительной, а "стратегия сокрушения" наполеоновского типа должна была замениться "стратегией истощения". Так благодаря научно-техническому прогрессу с его конвейерным производством, где человек лишь приложение к станку, произошло превращение войны в явление, глубоко затрагивающее все общество, приведшее к размыванию грани между фронтом и тылом.
"Именно мировой войне многие народы обязаны формированием такого феномена ХХ века, как массовое "милитаризированное сознание", -считает современный российский исследователь Е. Сенявская. - "Именно в мировых войнах в наибольшей степени проявилась та негативная сторона размывания принципиальных граней между армией и гражданским обществом, которая явилась следствием перехода ко всеобщей воинской повинности. В результате войны и сражения армий превратились в сражения народов". В сущности, психологические перемены могут быть не заметны с первого взгляда. Все основные, базисные элементы психологии человека, оказавшегося в роли солдата, формируются еще в мирный период, а война лишь выявляет их с наибольшей определенностью, акцентирует те или иные качества, связанные с условиями военного времени. Вместе с тем, специфика этих условий вызывает к жизни новые качества, которые не могут возникнуть в мирной обстановке, а в военной формируются в максимально короткий срок. "Однако эти черты и свойства очень сложно разделить по времени и условиям формирования, и речь, скорее, может идти о превращении качеств, единичных по своим проявлениям в условиях мирной жизни, в массовые, получающие самое широкое распространение в условиях войны". Все события в жизни человека на войне - от принятия решения об участии в войне до возвращения домой или гибели - сопровождаются внутренними преобразованиями, имеющими определенные аналоги с переживаниями, провоцируемыми интенсивными психотехнологиями, но, в отличие от последних, дающими возможность соприкоснуться с реальными запредельными смыслами, а не их имитациями. В чрезвычайных условиях выявляются человеческие качества, которые могут приобретать в них принципиально иное значение: например, слабость характера, несмелость, вызывающая незначительную уступку в обычной жизненной ситуации, может обернуться трусостью и предательством во время войны.
В периоды "бедствий народных" морально-психологические качества людей проявляются в гипертрофированном виде, ввиду того, что поступки оцениваются по иному, завышенному нравственному критерию, который диктуется особыми условиями жизни. Экстремальные ситуации также обостряют до предела человеческие чувства, вызывают необходимость принятия немедленных решений, предельной четкости и слаженности действий. Таким образом, военная обстановка выявляет те свойства личности, которые в мирное время оказываются второстепенными или не требуют крайних своих проявлений.
Оставаясь один на один со смертью, человек неосознанно преобразует весь комплекс своих ощущений. "Первый бой оформляет солдатский фатализм в мироощущение. ... Формулируется все просто: живы будем - не помрем... Только с одним из двух этих ощущений можно быть фронтовым солдатом". Результатом такого отношения к человеческой смерти является "притупление нервной системы" реагировать на впечатления. Например, причина смерти на поле боя ясна каждому и лишена некоторой таинственности присущей ей в мирной обстановке. Точно также, что важнее, меняется отношение к человеческой жизни, которая легко теряется, т. е. обратная сторона привыкания к смерти других - притупление чувства самосохранения.
Человек сталкивается с многообразием мотивировок поведения, которые, как это не парадоксально звучит, уравниваются в простом желании выжить. Им может двигать: "...ненависть к врагу, угрожающему родным очагам, чувство любви к отечеству, чувство долга. Чем устойчивее в нем (воине) все идеи об этом, тем сильнее волевой мотив. С другой стороны, его может двигать привычка к повиновению начальникам, т. е. дисциплина, желание отличиться перед товарищами своей отвагой и мужеством, опасение прослыть трусом или же боязнь наказания при проявлении трусости, наконец, пример начальника".
В такой ситуации абсолютизируется роль командира (вождя), который принимает решения, используя свое официальное положение руководителя и свои моральные психологические качества, позволяющие ему оставаться лидером. "На войне, под влиянием опасности и страха, рассудок и воля отказываются действовать ...войско превращается в психологическую толпу... Они восприимчивы ко внушению, и их можно толкнуть на величайший подвиг и одинаково обратить в паническое бегство". Следует подчеркнуть, что человеческая масса в подобных ситуациях находится в состоянии аффекта. Формами проявления аффекта, как крайнего душевного волнения, могут быть ужас, оцепенение, бегство, агрессия, ярость, гнев. Для данного состояния характерно сужение сознания, при котором внимание целиком поглощается породившими аффект обстоятельствами.
Одно из проявлений индивидуального осознания действительности в состоянии аффекта вызывает у человека повышение работы элементов воображения. В результате он начинает неадекватно оценивать обстановку, преувеличивать опасность, что мешает ему успешно действовать в сложной ситуации. "Такое "непроизвольное воображение", превращаясь в определенный момент в доминирующий психический процесс, пытается диктовать человеку те или иные поступки...".
Таким образом, с одной стороны - воспитывается "винтик" военной машины уничтожения, привыкший к иерархии и четкому распорядку. С другой стороны, формируется сильный, независимый характер и волевая личность, способная принимать решения, независимые от авторитетов, руководствоваться реальной обстановкой и собственным боевым опытом, привыкнув исходить из своего индивидуального выбора и осознав свою особенность и значимость. Люди, вернувшиеся с войны, не могут стать "такими как все", принять иные "правила игры", от которых они отвыкли и после пережитого считают нелепыми и неприемлемыми. В таких обстоятельствах наиболее заметными проявлениями специфического воздействия войны на психологию ее участников являются "фронтовой максимализм", нонконформизм, синдром силовых методов и попыток их применения в конфликтных ситуациях мирного времени, требование простых и быстрых решений. В этом заключается одна из важнейших причин явления, поразившего Германию и всю Европу.
Возвращаясь с войны, солдаты подходят к жизни с фронтовыми мерками, часто перенося военный способ поведения на мирную почву, хотя в глубине души понимают, что подобное недопустимо. Характерными признаками "фронтового" или "потерянного поколения" являются: душевные надломы, срывы, ожесточение, непримиримость, повышенная конфликтность, - с одной стороны; с другой стороны, усталость и апатия, как естественная реакция организма на последствия длительного физического и нервного напряжения, испытанного в боевой обстановке. В наступившей же мирной жизни они уже никогда не смогут приобрести необходимого им опыта "нормальной жизни" - их сознание так и будет находиться в состоянии конфликта. Так, А. Гитлер, ушедший воевать добровольцем в 1914 г., вспоминал о первых днях мира: "...Итак все было напрасно. Напрасно были все жертвы и лишения... Разве нет у нас долга по отношению к нашей собственной истории? Достойны ли мы теперь даже только того, чтобы вспоминать о славе прошедших времен? Как осмелимся мы смотреть в глаза будущему".
Германию поразил кризис оценки мотивации войны - "кризис ценностей". В отличие от других европейских народов, психологический надлом сглаживался у немцев гордостью за неоднократные успехи в сражениях, но усугублялся попытками формирования негативных оценок войны. И такая переоценка осуществлялась под диктатом победителей. Подобное восприятие действительности играет большую роль еще и потому, что внешний конфликт - первая мировая война - непосредственно перерос во внутренний конфликт, а значит, общество из состояния войны так и не смогло выйти. Первая мировая война стала представляться более как политическое событие, приведшее многие внутренние проблемы по всей Европе в движение, нежели как событие военное.
Германия должна была адаптировать в свою внешнеполитическую традицию "весь комплекс глобальных изменений мироустройства, вытекающих из буквы и духа /Версальского/ договора". Веймарская республика и незаслуженное поражение, Веймарская республика и Версальский мир для немцев долгие годы были синонимами. Следовательно, ликвидация Веймарской республики должна была автоматически повлечь за собой ликвидацию Версальских установлений. В 1924 г. А. Гитлер писал о своих ощущениях в 1918 г.: "Что нам было до всеобщего избирательного права? Неужели за него мы воевали четыре года? Молодые полки во Фландрии шли на смерть не с лозунгом "Да здравствует всеобще тайное избирательное право!", а с воплем души: "Германия превыше в мире!"
Политической жизнью оказались востребованы все те "фронтовые" качества личности, приобретенные человеком на войне. "... Жестокость вошла в искусство, даже религию... Жестокость надула паруса идеологий классовой и расовой борьбы... Война развязала вкус к жестокости, и он окрасил ХХ век". А. Гитлер, как бывший фронтовик и популярный политик времен Веймарской республики своими размышлениями лучше всего демонстрирует изменения произошедшие в общественном сознании: "Душа народа отличается во многих отношениях женственными чертами. Доводы трезвого рассудка на нее действуют меньше, нежели доводы чувства. ... Тут нет места для особенно тонкой дифференциации. Народ говорит "да" или "нет"; он любит или ненавидит. Правда или ложь! Прав или не прав! Народ рассуждает прямолинейно. У него нет половинчатости". В связи с этим, немецкий историк и биограф А. Гитлера И. Фест, счел, что именно "...принципиальная заостренность ... была основным вкладом Гитлера в суть национал-социализма. Он был истинным немцем в своем пристрастии к тому, чтобы резко противопоставить какую - либо идею действительности и признать за этой идеей большую власть, чем за действительностью".
Применимо к общественно-политическим реалиям Веймарской республики можно констатировать, что прямым следствием первой мировой войны стало формирование миллионной политически активной массы потребителей праворадикальных, консервативных идей, составной частью которых были положения утверждаемые национал-социалистической партией Германии. "Под давлением войны ... национальная концентрация наполнилась новым духом. Борьба за выживание нашего народа родила в 1914 г. новую идею - идею немецкой организации, народной общности, немецкого социализма", - писал немецкий публицист И. Поленге еще в 1914 г.
Война, надолго становясь образом жизни народов и государств, "продлевала милитаризационные процессы, которые инерционно сохранялись и в послевоенное время благодаря психологическому и хозяйственному состоянию общества". Новая послевоенная действительность требовала конкретизации и упрощения для примирения с ней и, наконец, указания путей достойного выхода из духовного кризиса, порожденного несоответствием победных ожиданий и объективного поражения в войне. Небывалое напряжение военного времени оказалось растраченным впустую. М. Баркун оценивал такое добровольное принятие страданий, как "утопию катастроф". Он наблюдал амбивалентный характер катастроф, которые с очевидностью приводя людей на край гибели, могут порождать также и неожиданное чувство счастья. М. Баркун отметил, что такие события часто создают временное ощущение общей цели и что унизительные социальные различия растворяются во внезапной тлеющей, демократической атмосфере. "Поскольку вера в "Золотой век" включала в себя убеждение в том, что счастью должны предшествовать ужасные несчастья, то объединение в эпицентре катастрофы только подтверждало апокалиптические ожидания".
Поражение сломило наивную веру немцев в естественное поступательное развитие, социальный прогресс и устойчивость германского рейха. "Не случайно в последние годы войны, стараясь укрепить сознание нации, все чаще стали обращаться к "истинно немецким" и вечным добродетелям, история уже не казалась чем-либо новым, особенно желанными стали легенды прошлого величия". "Военное сознание" оказалось наиболее восприимчиво к романтизированным теориям, добавляя в них особенности мироощущения "потерянного поколения". По мнению российского исследователя С. Ельникова, склонность к политической романтике - "исключительная и важнейшая составляющая политической жизни Германии и ее внешней политики".
Особенностью германской политической мысли 20-х - 30-х гг. ХХ в. была в том, что заведомо недостижимый идеал - при всей внешней его привлекательности - выдавался за нечто, что необходимо воплотить в практике не когда-то, а чуть ли не "здесь и теперь", зачастую даже не утруждая себя выбором пригодных для того средств. Примером такого неадекватного практического целеполагания может служить политическая программа НСДАП от 24 февраля 1920 г., в которой совершенно не учитывалось объективное социально-экономическое состояние Германии.
Немецкий национал-социализм мечтал об осуществлении цели совершенно искусственной, созданной воображением и не имевшей какого-либо более или менее реального подобия. Империя от Атлантики до Урала, от Нарвика до Суэца должны была стать триумфом немецкого духа. Но ее территориальное величие должно было стать только внешним показателем подлинного немецкого мессианизма. Бросается в глаза его романтический, "преодолевающий действительность" характер. Вот фрагмент записи в дневнике генерал-губернатора Польши Г. Франка: "Моя вера - это вера в Германию. Служить Германии - значит служить господу Богу. Никакое вероисповедание, никакая вера в Христа не может быть столь сильной, как это наша вера в то, что, явись Христос сегодня, он был бы немцем. Мы - поистине орудие Господне для уничтожения всякого зла. От имени господа Бога мы выступаем против еврея и его большевизма. Да защитит нас Бог!"
Мифологический характер политического идеала не признавался, а наоборот, объявляется реально достижимым, закономерным и научно обоснованным. Стиралась грань между мифом и реальностью, что вело к образованию "мифореалий", которые выражали "стремление к достижению идеального состояния общества даже не при необеспеченности самого идеала, практическая недостижимость которого на поверку оказывается иллюзорной, но при неадекватном понимании и осознании его, этого идеала, мифологичности". А. Розенберг в своем знаменитом "Мифе ХХ столетия", доказывал, что массы могут быть приведены в движение только "мифом", творимой легендой, обращенной как к будущему, так и прошлому. "Миф должен соответствовать не фактам, а желаниям".
Стирание граней между фронтом и тылом, миром и войной, реальностью и мифом проявлялось в широком распространении мифологически окрашенной националистической идеологии, имевшей "сказкообразный", "олитературенный" и "онаученный" характер. Примером такой "сказки" может служить концепция "жизненного пространства", которая представляла из себя взаимообусловленный комплекс взглядов на будущее развитие Германии и всего человечества.
--
2. Изменения в геополитической концепции "жизненного пространства" после первой мировой войны
Известность термину "жизненное пространство" дал один из основатель геополитики Ф. Ратцель, употребив его в названии одной из своих статей в 1901 г.: "Жизненное пространство". Биографическое исследование". Ф. Ратцель употребляет термин как обозначение территории, на которой размещаются те или иные виды растительного и животного мира. Для человечества как вида, "жизненное пространство", считал он, составляет эйкумена. Позднее в похожем значении В. Вернадский будет использовать термин "ноосфера". Однако Ф. Ратцель говорил о пространстве (Raum), которое является основным объектом борьбы государств. В этом смысле пространство фактически тождественно "жизненному пространству".
Термин был сразу принят многими учеными, политиками и писателями. Позднее немецкий исследователь Х. Фризе, составивший перечень формулировок этого термина, так и не смог найти ни одного четкого его определения. В итоге он пишет, что ученые "относительно определения этого понятия находились в запутаннейшем положении". В различной трактовке он определял все то, что сегодня подразумевается под англоязычным термином "национальные интересы".
Начиная со второго тома "Моя борьба" (1927г.) концепция "жизненного пространства" постоянно присутствует в рассуждениях А. Гитлера о внешнеполитических задачах Германии. Оно вошло, по словам Г. Баккера, "одним из наиболее известных терминов национал-социалистического жаргона". Впрочем, А. Гитлер не использовал ни одного оригинального термина или идеи в своей книге. "Моя борьба" - это всего лишь более или менее переработанный материал уже имеющегося своего жизненного и духовного опыта и "опыта определенного круга авторов, выражавших эти идеи задолго до того, как будущий фюрер взялся за перо". В части внешнеполитических взглядов "Моя борьба" представляет собой компиляцию геополитических концепций, которые были донесены до будущего фюрера одним из теоретиков и популяризаторов геополитики генералом К. Хаусхофером, познакомившимся с Гитлером в 1922 г., с помощью своего ученика, а в прошлом адъютанта Р. Гесса. Генерал неоднократно посещал А. Гитлера в Ландебергской тюрьме в 1924 г. после неудавшегося "Пивного путча" в Мюнхене. А. Гитлер практически прослушал курс лекций по геополитике и другим "политическим наукам", что восполнило отсутствие у него высшего образования. В это время К. Хаусхофер был внештатным профессором Мюнхенского университета.
Собственно говоря, понятие "жизненное пространство", как и многие другие понятия, наделяемые "сверхрациональным" смыслом, никогда не было точно определено. Известно, что всякое человеческое общество, начиная с первобытных времен, занимает какую-то территорию, размеры которой зависят от ландшафта, уровня развития этого общества (развитие транспорта, приручение животных и др.). По мере исторического развития человеческие общества входят в соприкосновение друг с другом и вступают в борьбу за пространство. Территория, которую занимает в данный момент то или иное общество, то или иное государство, является его естественной средой, взятой им от природы территорией. Это пространство, в рамках которого ему приходится существовать - "естественное пространство" (Naturraum). Оно во многих случаях несовершенно, так как не дает государству возможность в полной мере развить свою жизнедеятельность. "Пространство, совпадающее с пространством государства, есть зачастую всего лишь несовершенное жизненное пространство". Поэтому необходимо его дополнение другими территориями. Необходимо расширение его до "жизненного пространства", в рамках которого государство могло бы наилучшим образом функционировать.
Естественно, что государство, получившее возможность улучшить свое существование, приобретает вместе с новыми территориями новые потребности и, следовательно, новые стимулы к расширению своего пространства. Перед ним вновь становится задача расширения имеющегося жизненного пространства. Таким образом, этот процесс может оказаться бесконечным, а "жизненное пространство" - всеобъемлющим.
Какие факторы определяют величину жизненного пространства? Беккер писал, что "немецкое жизненное пространство - это территория, важная для жизни немецкого народа, определяемая политическими, экономическими и военно-стратегическими моментами". В состав этого пространства должны входить все области, в которых имеется немецкое население, границы этого пространства должны иметь выгодное стратегическое расположение, должны быть обеспечены единство и полнота экономической жизни. В процессе обеспечения этой программы государства сталкиваются друг с другом - это и есть борьба за "жизненное пространство".
Ни К. Хаусхофер, ни другие теоретики геополитики никогда не указывали каких-то строго определенных рамок расширения государства в процессе борьбы за пространство. Уже после присоединения Австрии и организации Протектората Богемия, издатель "Цайтшрифт фюр Геополитик" К. Вонвинкель попытался четко сформулировать официальное определение "немецкого жизненного пространства" (Deutsche Lebensraum) с тем, чтобы противодействовать "его неправильному истолкованию нашими противниками". "Немецкое жизненное пространство в первую очередь там, где осел как часть немецкого национального тела немецкий крестьянин, придавший ландшафту германские черты, во вторую очередь - там, где экономика других государств дополняет путем урегулирования совместной деятельности экономику немецкого ядра этого объединения, и в-третьих, там, где немецкая культура дополняет иноземные культуры".
Поскольку районы поселения немецких крестьян имелись во многих странах Европы и даже Америки, поскольку доказать необходимость "дополнения" экономики Германии экономикой практически любого района земного шара было делом нетрудным, поскольку, согластно общепринятому в Германии мнению, влияние немецкой культуры распространялось по всему миру, то, по словам А. Дорпалена, "немецкое жизненное пространство согластно этому определению покрывало ... всю поверхность Земли".
Часто использовалось выражение "право на самоопределение", которое было "отнято у немецкого народа Версальским диктатом". Однако не предполагалось предоставлять это право нациям, которые в будущем должны будут войти в состав германского Рейха. Как справедливо отмечал Г. Баккер: "право было ничем иным, как реализованная сила".
К. Хаусхофер писал, что лишь на ранних ступенях развития человечества пространство добывалось по "естественному праву", в дальнейшем же решающую роль в приобретении пространства играет "военно-политическая сила государства". То есть, без насилия осваивались земли лишь в доисторический период, а потом началась борьба между государствами. О. Мауль, например, считал подчинение одних государств другими естественным явлением, соответствующим законам "естественного отбора" в борьбе государств-организмов за существование. При этом он приветствовал путь мирной сделки, добровольного предоставления территорий слабых государств в распоряжение более сильных. В противном случае государства так или иначе падут жертвой, когда дело дойдет до открытой борьбы за пространство, то есть до войны.
Для обоснования необходимости расширения территории какого-либо государства часто использовались так называемые "геополитические манометры" или определенные показатели его развития. Важнейшими "манометрами" являлись, например, географическое положение государства, темпы урбанизации, развитие пограничных районов и так далее. Так доказывалось, что близкое расположение Вашингтона около Атлантического побережья, обуславливает вовлеченность США в европейские дела. Соответственно, близость (особенно после Версаля) Берлина к восточным границам Германии выдвигалась в качестве одного из факторов, обуславливающих необходимость приобретения территорий на Востоке. Аналогичная трактовка давалась при определении нежизнеспособности Санкт-Петербурга в качестве столицы после отделения Финляндии от России.
Теория о "жизненном пространстве" рассматривала границы не просто как линии, отделяющие одно государство от другого, а в соответствии с органической природой государства, то есть как его "кожа". В приграничных районах находятся самые чувствительные точки соприкосновения, находящихся рядом обществ. На границе происходят все расовые, культурные, экономические и политические конфликты между государствами и эти конфликты одинаково болезненны для обоих противостоящих друг другу стран, ибо граница одного государства является одновременно границей другого государства и может быть охарактеризована как "сросшаяся кожа двух государств". Она является зоной беспрестанной борьбы этих государств (Kampfzone). "Смотрим ли мы на пустынные острова Тихого океана, или же на окраины большого города, везде мы обнаруживаем поле битвы". В связи с тем, что линия фронта постоянно перемещается, в рамках теории "жизненного пространства" получил распространение термин "пограничного пространства" (Grenzraum).
Изменение политической границы должно быть произведено, в частности, в том случае, если она не совпадала с военной границей. Военную границу К. Хаусхофеер рекомендовал определять в зависимости от "дальнобойности вражеских орудий". Требуется создание особых защитных районов - "глацисов", расположенных по ту сторону границ собственного государства. Но, поскольку, с одной стороны, территория этих районов должна быть заселена немцами, а с другой стороны, в век технического прогресса дальнобойность орудий неограниченно увеличивалась, то возникала необходимость создания новых стратегических границ, окруженных новыми защитными районами. Следовательно, движение границ и расширение "жизненного пространства", - бесконечные процессы. Р. Хенниг в этой связи констатировал: "Всякая стратегическая граница побуждает желание иметь глацис, а всякий глацис вызывает желание стратегических границ".
Отсутствие сколько-нибудь четких критериев для определения границ "жизненного пространства" было связано с учением о различных "сортах" пространства - о "малом", "узком" и "большом" пространстве. Р. Зигер еще в 1923 г. писал о трех видах "жизненного пространства", трактуя их как фактическое, наиболее возможное в данных условиях и наиболее благоприятное. Автор утверждал, что геополитика поможет государственным деятелям добиться для страны расширения границ до "наиболее возможной" территории. Пренебрежение же геополитическим учением могущим "охватить всю землю (erdumspannenden)" и его систематикой является одной из причин поражения Германии в первой мировой войне.
К. Хаусхофер упрекает руководство Германии в первую очередь за то, что оно в силу своей недостаточной образованности в области политической географии не сумело правильно построить свою дипломатию. В результате Германия оказалась, в конце концов, изолированной и окруженной враждебно настроенными к ней государствами.
Важной причиной поражения Германии в войне было, по мнению К. Хаусхофера также то, что не велось в должной мере политическое воспитание народа. "Они (немцы) слишком несерьезно относились к научным основам политики в те дни, когда они с помощью этих наук (геополитика и политическая география) и с их применением должны были бы совсем иначе держать стражу на Земле, а не только в Европе, и не только на Рейне". В ключе заданном К. Хаусхофером анализировали последствия и значение первой мировой войны такие представители геополитики как А. Пенк, А. Хеттнер, Р. Зигер.
Важнейший урок, вытекающий из результатов мировой войны, состоит в том, что Германия должна быть обустроена геополитически. Человека с улицы нужно приучить "мыслить геополитически", а лидеров страны "действовать геополитически". "Действовать геополитически" означает для государства расширяться вдоль обозначенных "силовых линий". Государства, стремящиеся к увеличению своего "жизненного пространства" и имеющие для этого необходимые силу и жизненную энергию, расширяются именно вдоль так называемых "силовых линий" (Stoßlinien) - "линий удара", характеризуемых как "пространственное направление политических вожделений". Эти направления определяются как собственно политическими желаниями, так и обстоятельствами в окружающих областях, например, возможностями торговли с ними. То или иное направление усиливается с обнаружением минеральных богатств в этих областях, наличием разветвленной сети путей сообщений.
В местах пересечения "силовых линий" различных государств возникает "геополитическое силовое поле", которое как считает Г. Лаутензах, является "источником конфликтов между государствами". В конечных пунктах "силовых линий" особенно, если они пересекают море, образуются "авангарды роста" (Wachstumpitze), которые в свою очередь могут излучать новые серии "силовых линий".
Жизнеспособность этих "авангардов роста" зависит от прочности связей с породившим их государством. По мере расширения государств вдоль "силовых линий" возникает тенденция к выходу за их рамки узкого национального пространства и формирования "большого пространства" (Großraum). В будущем развитие мировой истории должно было бы определяться взаимодействием и борьбой "политически организованных больших пространств". Среди форм великих государств, которые будут иметь место в отдаленном будущем, немецкие исследователи вслед за геополитиками англо-американской школы (Х. Макиндер, А. Мэхэн), выделяли морские и континентальные державы, противостоящие друг другу "морскую" и "континентальную" мощь. К носителям первой они относили прежде всего Великобританию и США, а второй - СССР. Немцы очень много заимствовали из идей английских геополитиков, несмотря на то, что на немецком языке не появилось ни одного труда английских авторов, так как "резко антинемецкая несправедливая позиция исключает немецкий перевод".
В борьбе с морской мощью Британии Германия должна обеспечить себе прочные позиции прежде всего на континенте. Она особенно должна стремиться к установлению в той или иной форме контроля над "Хартлендом" (Heartland) - сердцевиной евроазиатского континента, территорией от Волги до Тихого океана. "Кто владеет хартлендом, тот управляет миром". Контроль же над "хартлендом" обеспечивается господством в Восточной Европе. Отсюда основным направлением немецкой экспансии должно быть восточное с целью установление германского господства над Восточной и Центральной Европой. В сочинениях геополитиков многократно воспроизводилась составленная К. Хаусхофером карта, на которой большая часть европейской территории СССР обозначалась как немецкая.
Ресурсы Восточной Европы нужны были Германии для обеспечения экономической автаркии, под которой понималось всесторонне развитое, независимое от чуждых влияний, основанное на натуральных отношениях общество, которое обеспечивает себя всем необходимым, в том числе продовольствием и сырьем. Автаркия является защитой от разрушающих влияний извне и единственной возможностью существования государства в условиях мировой войны. В автаркичном государстве существует гармоничное соответствие людей и пространства. Такое государство обладает наибольшей устойчивостью и максимальной способностью к сопротивлению. "Каждому государственному образованию, стремящемуся возвысится, каждому растущему народу (Volkstum) присуща по природе тенденция распространять сферу своей власти на ту область общения, которая обещает удовлетворить его экономические потребности".
При этом должна быть обеспечена гомогенность "руководящего государства" и других, входящих в "жизненное пространство" немцев, государств, то есть фактически ассимиляция, "переваривание" последних Германией. Этому поглощению новых территорий должна всемерно способствовать демографическая политика государства.
Демографические проблемы рассматривались в Германии достаточно своеобразно. Более быстрый, чем в сельской местности, рост населения в городах расценивался как отрицательное явление, поскольку при этом происходит увеличение рядов городских рабочих, которые получают возможность оказывать сильное влияние на политическое развитие. Концентрация населения в ограниченном числе урбанизированных центров ослабляет его господство над пространством, ведет к сокращению рождаемости. Поэтому, урбанизированный народ может быть легко подчинен сильными и плодовитыми нациями. Рост городского населения Германии есть результат недостатка территории, сжатости ее пространства. Версальский мир, как писал К. Хаусхофер, лишил Германию ее права на пространство и привел к тому, что страна оказалась вынужденной жить "в невыносимо стесненным давлением для ее населения пространстве". В то же время, быстрый рост населения восточных людей усиливает давление с их стороны на границы Германии. Таким образом, и этот "геополитический манометр" указывал на необходимость осуществления экспансии опять-таки в восточном направлении, дабы противостоять давлению оттуда.
В тоже время отмечалось, что Германия крайне перенаселена. Для доказательства этого тезиса использовалось фактическое сотношение численности населения на один квадратный километр и расчетная цифра количества людей, которых эта земля способна прокормить - "грузоподъемность жизненного пространства" (TragfДhigkeit des LebensrДumes). Утверждалось, что в 1925 г. немецкая земля была перегружена на 40 %, что настоятельно требовало скорейшего перераспределения земли в Европе.
Для преодоления дурных последствий урбанизации требовалось принять меры, которые поощеряли бы занятие сельским хозяйством и переселение людей из городов в деревню. "Народ тесно связанный через земледелие со своим клочком земли, вынужден несравненно более активно...отставивать свою самостоятельность не только на обработанной им поверхности, но и в рамках культурного пространства", - писал экономист А. Дикс. Эта сторона теории о "жизненном пространстве" находилась в полном соответствии с учением о "крови и почве", по которому основу жизненной силы будущего Рейха должны составить чистые в расовом отношении сельские хозяева в самой Германии и оккупированных областях с большим количеством детей в их семьях (в отличие от малодетных городских). "Кровь и почва" являются самыми сильными и самыми действенными факторами в мировой политике, превосходящими по значимости экономические и социальные, правовые и государственные.
Как отмечал А. Дорпален, на первый взгляд кажется противоречием, что геополитики с одной стороны требовали "жизненного пространства" для Германии на том основании, что она не в состоянии прокормить свое население на имеющейся территории, а, с другой стороны, выступали за быстрое увеличение численности народа. Однако это противоречие только кажущееся. Лозунг о расширении "тесного жизненного пространства" мог быть реализован при быстром росте населения, при повышения удельного веса молодежи, готовой жертвовать свои жизни на алтарь отечества, то есть чтобы завоевать новое пространство для себя и своих детей. Получалась своеобразная диалектическая модель стратегического поведения государства - господство над пространством должно опираться на наличие соответствующего людского потенциала. Один из наиболее убедительных примеров подобного диалектического поведения показывает Китай. Китайцы, по мнению К. Хаусхофера, приобрели такую абсорбирующую силу, которая позволяет сравнивать их с "морем, делающим солеными все реки, которые в него впадают".
Кроме количественного фактора отмечалось также большое значение качественного состава населения, которое завоевывает новые пространства. Отмечалось, что "имеются пассивные государства в противоположность активным, объекты в противовес субъектам государственной экспансии... Пассивные государства пассивны вовсе не из-за недостатка пространства. Пространства они имеют достаточно, но качество населения в этих государствах недостаточно высокое". Естественно считалось, что немецкое население полностью соответствует предъявляемым требованиям по качеству. Сами особенности "нордической расы" гарантировали это. "Географическая среда Германии, а также расовые особенности немецкого народа делают возможными,... для всех немцев независмо от их социального положения единые взгляды на историю и тем самым так же одинаковое политическое поведение".
Влияние расовых моментов на формирование государства подчеркивается в некоторых сочинениях Р. Хеннинга. По его мнению, есть народы, вообще не способные к государственной организации. К таковым он относит преобладающее большинство "цветных народов". Белые нации, в его представлении, - "истинные вожди человеческого рода". Этот вывод продиктован "всем историческим процессом человечества".
Близкие к этим идеи высказывает М. Хэш, один из авторов геополитического сборника "Преодолевающие пространства державы". По его мнению, формирование теми или иными расами государств зависит также от их различных способностей к "преодолению пространства". Творцами "гениальных технических средств для преодоления пространства" и первооткрывателями являются "высококультурные народы белой расы", с которыми могут успешно конкурировать лишь японцы и китайцы.
Особая, конкурентная среда, в которой будут существовать и развиваться государства в будущем, требует выработки особых методов управления. Так как государство и народ в борьбе за "жизненное пространство" существуют практически в состоянии войны, то и методы управления должны носить военный характер.
В соответствии с органическим учением геополитики о "жизненном пространстве" и ее представлением о роли личности наилучшей формой государственного устройства являлась аристократическое. В сочинениях геополитиков проводится мысль о необходимости создания "политического слоя", выступающего в роли хранителя того духа, который "один только дает государству его внутренний порядок, способен направить его внешние действия", духа, "живущего в вечной, имеющей неисчислимое количество граней связи крови и почвы". Аристократическое устройство государства подразумевало использование особого принципа управления - "принципа вождизма" (FЭhrerprinzip).
1. 3. Представления о роли политического лидера: институт фюрерства
"Фюрерпринцип" (Fuhrerprinzip) - вождизм - задумывался как неизбежное продолжение строго иерархичного и расово чистого государства будущего. Появление этого принципа был следствием общей критики политической действительности в Европе и Германии во время и после первой мировой войны.
Само появление этой идеи можно рассматривать как логическое продолжение полемики военных лет между немецкими и западноевропейскими интеллектуалами, которая дополняла военно-политическое противоборство. Послевоенная действительность, Версальский мир и Веймарская "система" не позволили немецким интеллектуалам дистанцироваться по отношению к происходящему. Не произошел "выход" из войны, которая продолжалась на научно-публицистическом, психологическом уровне.
Идеологическая борьба велась с обеих сторон блестящими учеными и аналитиками. Немцы уверяли, что Германия обладает субстанциональным превосходством над Западом, по выражению В. Зомбарта, германских "героев" над англо-саксонскими "торгашами". В. Зомбарт писал, что англичане и на войне руководствуются, прежде всего, принципами выгоды и пользы, что делает их неспособными к подвигу. Особенно подчеркивалось, что подвиг совершается "не ради" чего-то, а "во имя". Поэтому подвиг подразумевает экзальтацию, отрешенность от политики в ее повседневной форме: компромисс соглашений, уступки, переговоры с противниками и др.
"Вступая в политику, немецкие интеллектуалы, - писал М. Грайффенхаген, - одновременно выступали против политики в западном смысле слова, то есть против парламента, против партий, против демократической идеи равенства и прогресса". В годы Веймарской республики консерваторы активно ратовали за авторитарное государство, с максимальным презрением, по словам Г. Баккера, относясь к либеральным идеалам ХIX столетия. "Фюрерпринцип" выступал естественной альтернативой всему западному и всему политическому. Политика вообще считалась грязным делом, от которого приличный человек должен держаться подальше, чтобы остаться самим собой.
"Вождь" в глазах людей должен сохранять определенную дистанцию, сдержанность по отношению к политике. Аполитичность была одной из важных добродетелей в глазах немцев. "Я стал политиком поневоле", - говорил Гитлер, - "политика для меня только средство для достижения цели. Есть люди, которые думают, что мне станет очень трудно если я уйду из политической жизни и оставлю далеко позади все заботы, муки и неприятности. Войны приходят и уходят. Остаются только культурные ценности".
Такое отношение к политической реальности было характерно для подавляющего большинства немцев. "Общественность в Германии всегда относилась к политике как к чужеродному телу и не знала, что с ней делать; политика оставалась предметом старательно высказываемого интереса, самопринуждения и даже, согласно широко распространенному мнению, самоотчуждения. Мир немцев ориентировался на частные, приватные понятия, цели и добродетели. Никакие социальные обещания не могли сравниться с завлекающим пафосом частного мира, семейного счастья, умиления природой, лихорадкой научного познания в тиши кабинета - со всей этой сферой вполне обозримых форм удовлетворенности своим существованием. Никто эту сферу и не собирался покидать, если тайну лесов предстояло поменять только на шум ярмарки, а вместо свободы грез предлагались только конституционные права".
Эстетическое неприятие политики нашло свое крайнее выражение в своеобразном представлении о спасении от политики через художественное творчество. О. Шпенглер в книге "Закат Европы" провозглашал приход "новых цезарей" на руины западной европейской цивилизации, "в которой восторжествовали деньги". Эти "новые люди" разрушат старый мир, став его логическим завершением, вобрав в себя все духовные достижения прошлого. Подобное ожидание стало еще одной дорогой бегства от действительности. Настроение того времени лучше всего можно передать словами самого Гитлера, особенно принимая то обстоятельство, что говорил он со своими избирателями. В этом смысле он был своеобразным рупором народной воли, во всяком случае, той части избирателей, которая за него голосовала. "Немец, рассорившийся сам с собой, непоследовательный в мыслях, с расщепленой волей и потому бессильный в действии, теряет силу в утверждении собственной жизни. Он мечтает о праве на звезды и теряет почву под ногами на земле. В конечном итоге, немцам остается только путь внутрь себя. Будучи народом певцов, поэтов и мыслителей, немцы мечтали тогда о мире, в котором жили другие, и только когда нужда и лишения наносили этому народу бесчувственную травму, тогда, может быть, на почве искусства, произросло желание нового подъема, нового царства и новой жизни".
Наиболее откровенно выражены требования аполитичного человека к своему лидеру в мыслях одного из культурных кумиров национал-социализма Р. Вагнера. Политика, по Р. Вагнеру, должна представлять из себя грандиозное зрелище. "Государство должно стать произведением искусства, а человек искусства обязан занимать место государственного деятеля". Аналогичные идеи можно встретить и у других, менее известных авторов, например, у Ю. Лангбена, провозгласившего Рембрандта символом жажды обновления. Искусство должно вернуть миру его первозданную простоту, интуицию и естественность, в заблудший мир должно быть вновь привнесено единство. Любая рациональная политика должна была быть снята, на ее место восходят, по Ю. Лангбену, экстаз, власть, гениальность и харизма. Политический лидер будущего - это "великий герой искусства, отдельная личность цезаристко-артистического склада".
Все предыдущее политическое развитие рассматривалось как путь к появлению вождя. При этом обоснование теории "вождизма" предполагала рационализированные причины его появления. Период демократии представлялся необходим для ликвидации средневекового сословного государства, т. к. в век неограниченного господства монополий буржуазная демократия устарела и должна быть заменена новым строем, "монархическим Ренессансом (конституционная монархия) или цезаристской концентрацией (принципат)". "Империализм предполагает императора". Замена старой демократии (парламентаризма) происходит по "восходящей линии, ведущей через принципат к новому абсолютизму (цезаризму)". В таком государстве в области внутренней и внешней политике "действительным принципом государства" будет "политическая целесообразность, а не право". "Государство (цезарь) имеет только одну обязанность, а именно такую же, что и при нападении внешнего врага на его границы: показать, что власть не напрасно носит меч". Таким образом, наблюдение за меняющейся действительностью приводили исследователей к выводам, может быть, объективным по содержанию, но совершенно не научным по форме. Так, последователи Р. Челлена - геополитики - считали появление и деятельность вождя научно обоснованным событием: "... не следует забывать, что геополитический подход с необходимостью требует дополнения с точки зрения героической стороны человека, почитания героев. Он может объяснить причинами, обусловленными землей, только около четверти вопросов человеческого развития, если он объясняет человека, исходя из окружающей его среды, совершенно не принимая во внимание остальных трех четвертей, которые должны быть объяснены его внутренним миром и внутренним миром его расы, его нравственной волей и осознанной, непреодолимой противоположностью по отношению к среде".
Всеобщее ожидание "нового человека" - вождя - сыграли большую роль в формировании стериотипа поведения политического деятеля и стиля политического управления. Отличительной чертой вождя в таких условиях становилась сильная воля. На формирование и судьбу государства огромное влияние оказывает и личность, которая может преодолеть действие обусловленных природой (объективным миром) факторов. Необходимое качество такой личности - прежде всего сильная воля, способная увлечь за собой отдельные индивидуумы, отдельные "клетки", составляющие государство. "Колоссальная воля великого или сильного человека, - писал К. Хаусхофер, - может временами возвысить массы и народы над земными условиями и направить их по иным, нежели определенными природой, путям"; "...не экономика является судьбой, а... воля к власти, она руководит народом с характером господина, а безвольный народ ею поглощается! ... Безвольную и слабохарактерную, политически раздробленную, пусть даже в экономическом и техническом отношении высокоразвитую массу людей, в конце концов, подчинит себе варвар с сильной волей".
Естественно, такое видение мира никак не могло ограничится национально-государственными рамками. Общекультурные выводы касались всей "западной цивилизации", следовательно и рецепты исцеления подходили не только Германии, но и всей "больной" Европе. Так, например, A. Гитлер во всех своих внешнеполитических теоритических построениях исходил из возрения, что "британский менталитет рассудочный и поддается лишь воздействию силы". Не делалось каких-либо методологических различий и для решения внутригерманских политических и экономических проблем. Об единовластии харизматического лидера точно высказался Г. Геринг на заседании правительства в 1936 г., когда разгорался конфликт между ним и Я. Шахтом, вызванный созданием Администрации четырехлетнего плана. Геринг, стукнув кулаком по столу, заявил: "Если фюрер скажет, что дважды два пять, то так оно и будет".
В целом "принцип вождизма", с помощью которого предполагалось управлять страной и народом, соответствовал фронтовому устройству. "Мы должны перенести в сферу государственной жизни тот основной принцип, на котором в свое время была построена вся прусская армия и благодаря которому эта армия сумела стать изумительным инструментом всего немецкого народа: власть каждого вождя сверху вниз и ответственность перед вождем снизу вверх".
С точки зрения политического содержания и практического опыта военных лет, демократия в той форме, как она существовала в Веймарской республике, была для большинства немцев неприемлемой в психологическом отношении. Она не учитывала народной психологии и национальных культурно-исторических традиций. "Модель поведения фронтовика Гитлера, - по мнению С. Ельникова, - отвечала в большей степени, чем все другие. Путем беспрерывных мистификаций, эффектных театрализованных представлений, экстатических настроений вокруг создания нового идолопоклонства национал-социалисты вернули общественным идеалам привычный образ, вновь привнеся в политику эстетико-романтизированные компоненты, которых так не хватало среднему бюргеру в Веймарской республике, пытавшейся работать, опираясь на здравый смысл, а не на полуоккультные спекуляции".
С приходом к власти Гитлера началось переустройство государства на авторитарных началах. Консервативно настроенный писатель Г. Маас писал, что "отныне нация направляется волей, которая геополитически думает и действует". Фюрер, вставший во главе государства, по их мнению, обеспечит наилучшее его функционирование и расширение. Р. Хенниг еще в 1926 г. писал, что с точки зрения реализации геополитических целей государства наиболее справедливо изречение Гомера о том, что господином должен быть один. Национал-социализм в целом объявлял фюрера олицетворением воли народа, выразителем его национального "расового духа". Соответственно воля фюрера приравнивалась воле народа, "беспрекословное выполнение его приказов... - выполнению чаяний и нужд народных".
Непосредственная перестройка структуры государственных органов проводилась с конца марта 1933 г. до начала 1935 г. В основе нового законодательства были заложены принципы централизации всех должностных лиц сверху и беспрекословного подчинения всем распоряжениям начальника. К числу важнейших законодательных актов, оформивших государственный строй фашисткой Германии, относились: закон от 24 марта 1933 г. "О ликвидации нищеты народа и рейха" (предоставление правительству чрезвычайных полномочий); закон от 14 июля 1933 г. "Против образования новых партий" (закрепление однопартийной системы, после самороспуска всех остальных партий); закон от 1 декабря 1933 г. "Об обеспечении единства партии и государства"; закон от 30 января 1934 г. "О новом устройстве государства" (ликвидация автономии земель); закон от 2 августа 1934 г "О верховном главе государства" (закрепление принципа фюрерства в качестве всеобщей методики управления); положение от 30 января 1935 г "О германских общинах" и др. Такая организационная структура неизбежно должна была привести к появлению иерархически построенной власти, где все зависит от стратегических решений одного человека. Современный исследователь корпоративной психологии К. Берг считает, "что идея (идеология), заложенная в основу всякой сложной организации подчиняет себе деятельность всех работников".
Всякое проявление явного инакомыслия в такой системе преодолевалось волей верховного руководителя. Так, например, многие представители МИДа Германии считали, что надо покончить с односторонними нарушениями Версальского договора и вернуться к разумной политики реальных возможностей - вернуться в Лигу Наций и вновь придерживаться традиционных правил дипломатической игры. Гитлер злобно фыркал на "трусливых и выродившихся" дипломатов, которым не приходило в голову ничего лучшего, чем подобные устарелые методы. В таких условиях всякому чиновнику, по словам немецкой исследовательницы И. Фляйшхауэр, можно использовать только ту "ограниченную свободу действий", которую у него еще не отобрали.
"Принцип вождизма" был заложен во все организационные преобразования, совершенные в Германии с 1933 г. Эти изменения привели к окончательному оформлению образа "вождя" (der FЭhrer), который был создан немецкими публицистами, историками, философами и политиками. Отличительными чертами национального вождя признавались: аполитичность, сильная воля и героическая решимость. Государственные чиновники и сам А. Гитлер стали заложниками того представления о лидере, какое было разработано и распропагандировано в обществе, и какого они сами старались придерживаться.
* * *
Можно считать, что специфическая социально-психологическая ситуация после первой мировой войны оказала важнейшее влияние на формирование идеологии и внешнеполитической концепции национал-социализма. Произошел перевод политических мифологем и психологических ожиданий в квазинаучную форму с помощью терминологии и методологии новой интегральной дисциплины, получившей название "геополитика". Широкому распространению идей геополитики способствовало их соответствие психологическому состоянию немецкого народа, находящегося под воздействием посттравматического военного синдрома. Германским обществом были востребованы теории, оправдывающие экономическую, политическую и психологическую подготовку к новой мировой войне. Рецептом для преодоления всех объективных трудностей стало провозглашение нового способа управления государством (вождизм) и новый тип руководителя (вождь). Представления, связанные с образом вождя полностью соответствовали типу "милитаризированного" человека военного времени, который обладал ярко выраженной волей, целеустремленностью и отрешенной решимостью.
Цит. по: Hindels, J. Hitler war kein Zufall / J. Hindels. - ZЭrich; Wien: Econ-Verlag, 1962. - S. 97.
Hochschuhle der Politik der NSDAP. Ein Leitfaden / Hrsg.: J. Wagner, A. Beck. - MЭnchen: Zentralverlag NSDAP, 1933. - S. 33.
FЭrt, P. Ideologie und Propaganda / P. FЭrt // Rechtsradikalismus im Nachkriegsdeutschland. - West Berlin; Frankfurt am Main: Goedel, 1957. - S. 198.
См.: Эйзенштадт, Ш. Революция и преобразование обществ: сравнительное изучение цивилизаций / Ш. Эйзенштадт. - М.: Аспект Пресс, 1999. - С. 308 - 309.
Greiffenhagen, M. Von Potsdam nach Bonn: 10 Kapitel zur politische Kultur Deutschlands / M. Greiffenhagen. - MЭnchen: Piper, 1986. - S. 113.
Цит. по: Sontheimer, K. Antidemokratisches Denken in der Weimarer Republik: die politischen Ideen des deutschen nationalismus zwishen 1918 bis 1933 / K. Sontheimer. - MЭnchen: Nymphenburger Verlagshandel, 1968. - S. 52.
Ibid. S. 49 - 50. (Выделено автором диссертации).
Пленков, О. Ю. Мифы нации против мифов демократии / О. Ю. Пленков. - СПб.: Изд. Русского Христианского гуманитарного института, 1997. - C. 213.
Winnig, A. Das Reich als Republick 1918 - 1928 / A. Winnig. - Stuttgart und Berlin: Gotta, 1928. - S. 217.
Haushofer, K. Grenzen in ihrer geographischen und politischen Bedeutung / K. Haushofer. - Berlin - Grьnewald: K. Vowinckel Verlag, 1927. - S. 18.
Schьddekopf, O. E. Das Heer und die Republick. Quellen zur Politik der ReichswehrfЭhrung: 1918 bis 1933 / O. E. Schьddekopf. - Hannover und Frankfurt am Main: Goedel, 1955. - S. 163.
Кара-Мурза, С. Манипуляция сознанием / С. Кара-Мурза. - М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. - C. 23. (Выделено автором диссертации).
Симонов, К. М. "В одной газете". Репортажи и статьи 1941 - 1945 гг. / К. М. Симонов, И. Г. Эринбург. - М.: Прогресс, 1984. - C. 82.
В странах Антанты мобилизовано 45 млн. чел., в Центральных державах - 25 млн. От трудоспособного населения процент мобилизованных достигал 50, во Франции более. (История первой мировой войны. В 2-х томах / Под ред. И. И. Ростунова. - Т. 2. - М.: Наука, 1975. - C. 544.)
Головин, Н. Н. Обширное поле военной психологии. Предисловие к книге П. Н. Краснова "Душа армии" / Н. Н. Головин // Российский военный сборник. - 1997 - Вып. 13. - С. 14.
Сенявская, Е. С. Психология войны в ХХ веке. Исторический опыт России / Е. С. Сенявская. - М.: РОССПЭН, 1999. - С. 45 - 46.
Там же. С. 55.
Самойлов, Д. Люди одного варианта. Из военных записок / Д. Самойлов // Аврора. - 1990. - N1. - С. 76; N 2. - С. 50.
Изместьев, П. И. Очерки по военной психологии. Некоторые основы тактики и военного воспитания / П. И. Изместьев. - Прага, 1923. - С. 19.
Там же. С. 45.
Краснов, П. Н. Душа армии. Очерки по военной психологии / П. Н. Краснов // Российский военный сборник. - 1997. - Вып. 13. - С. 88.
Коробейников, М. П. Современный бой и проблемы психологии / М. П. Коробейников. - М.: Военное издательство, 1972. - С. 161. (Выделено автором диссертации).
Гитлер, А. Моя борьба / А. Гитлер. - М.: Витязь, 1992. - С. 170.
Пленков, О. Ю. Указ. соч. / О. Ю. Пленков. - СПб., 1997. - C. 269.
Гитлер, А. Указ. соч. / А. Гитлер. - М., 1992. - С. 345.
Померанц, Г. Вкус к жестокости / Г. Померанц // Родина. - 1993. - N 8 - 9. - С. 173.
Гитлер, А. Указ. соч. / А. Гитлер. - М.,1992. - С. 153.
Фест, И. Гитлер (биографическое исследование). В 4-х томах. / И. Фест. - Т. 2. - Пермь: Культурный центр "Алетейа", 1993. - С. 263.
Цит. по: Neurohr, J. Der Mythos vom Dritten Reich / J. Neurohr. - Stuttgart: Gotta, 1957. - S. 121.
Дикс, А. Война и народное хозяйство. По опыту Германии в Мировую войну 1914 - 1919 гг. / А. Дикс. - М., 1926. - С. 122.
Цит. по: Гудрик-Кларк Н. Оккультные корни нацизма. Тайные арийские культы и их влияние на нацисткую идеологию / Н. Гудрик-Кларк - СПб: Евразия, 1993. - С. 100.
Neurohr, J. Указ. соч. / J. Neurohr. - Stuttgart, 1957. - S. 24.
Ельников, С. В. Политическая культура и немецкий тоталитаризм: культурно - исторический анализ: Диссертация на соискание степени кандидата философских наук: 09.00.11. / С. В. Ельников. - Екатеринбург: На правах рукописи, 1994, - С. 54.
Цит. по: Klessman, Ch. Der Generalgouverner Hans Frank / Ch. Klessman. - Berlin: Metzner, 1971. - S. 259.
Ельников, С. В. Указ. соч. / С. В. Ельников. - Екатеринбург, 1994, - С. 56
Цит. по: Колобов, О. А. Влияние мифологем на процесс принятия политических решений в условиях меняющегося мира. / О. А. Колобов, О. О. Хохлышева // Нижегородский журнал международных исследований. - 1997. - N 6. - С. 5.
Цит. по: Lange, K. Der terminus "Lebensraum" in Hitlers "Mein Kampf" / K. Lange // Vierteljahrshefte fЭr Zeitgeschichte. - 1965. - Hf. 4. - S. 429.
Вернадский, В. И. Биосфера и ноосфера / В. И. Вернадский. - М.: Рольф, 2002. - С. 258.
Mattern, J. Geopolitics / J. Mattern. - Baltimore: Johns Hopkins Press, 1942. - Р. 20.
Friese, H. Wesen und Kritik der nationalsozialistischen Geopolitik / H. Friese // Gesellschaft, Staat, Erziehung. - 1962. - Hf. 7. - S. 172.
Lange, K. Указ. соч. / K. Lange // Vierteljahrshefte fЭr Zeitgeschichte. - 1965. - Hf. 4. - S. 427.
Bakker, G. Deutsche Geopolitik 1919 - 1945 / G. Bakker. - Assen, 1967. - S. 54.
Kuhn, A. Das nationalsozialistische Deutschland und die Sowjetunion / A. Kuhn // Hitler, Deutschland und die MДchte: Materialen zur Außenpolitik des Dritten Reiches / Hrgb.: M. Funke. - DЭsseldorf: Droste, 1978. - S. 643 - 644.
Edmund, A. Walsch, Wahre anstatt falsche Geopolitik fЭr Deutschland / A. Edmund. - Frankfurt am Main, 1946. - S. 25.
Гейден, Г. Критика немецкой геополитики / Г. Гейден, - М.: Иностранная литература, 1960. - С. 119.
Цит. по: Friese, H. Wesen und Kritik der nationalsozialistischen Geopolitik / H. Friese // Gesellschaft, Staat, Erziehung. - 1962. - Hf. 7. - S. 172.
Becker, E. Volk und Staat im Lehre und Wirklichkeit / E. Becker. - Berlin: K. Vowinckel Verlag, 1941. - S. 38.
Vowinkel, K. Zum Begriff Lebensraum / K. Vowinkel // Zeitschrift fЭr Geopolitik. - 1939. - Hf. 8. - S. 638 - 639.
См.: Записка верховного повереного СССР в Германии заведующему второго западного отдела НКИД от 9 декабря 1938 г. // СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны /сентябрь 1938 г - август 1939 г./. Документы и материалы / Под ред. А. А. Громыко. - М.: Политиздат, 1971. - С. 118 - 119.
Dorpalen, A. The World of General Haushofer; geopolitics in action / A. Dorpalen. - With an introduction by Colonel Herman Beukema, USA. - Port Washington (N. Y.): Farrar and Rinehart inc., 1966. - Р. 59.
Bakker, G. Указ. соч. / G. Bakker. - Assen, 1967. - S. 59.
Haushofer, K. Geopolitischen Grundlagen / K. Haushofer. - Berlin: Verlag "Offene Worte", 1936. - S. 1.
Maull, O. Das Wesen der Geopolitik / O. Maull. - Leipzig - Berlin: K. Vowinckel Verlag, 1936. - S. 90.
Haushofer, K. Geopolitik des Pazifischen Ozeans: Studien ьber die Wechselbeziehungen zwischen geographi und Geschichte; Mit 16 Ktn. Und Taf / K. Haushofer. - 3., erg. Aufl. - Heidelberg: K. Vowinckel Verlag, 1938. - S. 249.
Haushofer, K. Weltpolitik von heute / K. Haushofer. - Berlin: Zeitgeschichte, 1934. - S. 160.
Bakker, G. Указ. соч. / G. Bakker. - Assen, 1967. - S. 62.
Haushofer, K. Weltpolitik von heute / K. Haushofer. - Berlin, 1934. - S. 160.
Haushofer, K. Grenzen in ihrer geographischen und politischen Bedeutung / K. Haushofer. - Berlin - GrЭnewald: K. Vowinckel Verlag, 1927. - S. 27.
Dorpalen, A. Указ. соч. / A. Dorpalen. - Port Washington (N. Y.), 1966. - Р. 65.
Hennig, R. Geopolitik: die Lehre vom Staat als Lebenvesen / R. Hennig. - 2., verm. Aufl. - Leipzig: Teubner, 1931. - S. 137.
Sieger, R. NatЭrliche RДume und LebensrДume / R. Sieger // Petermanns Mitteilungen / A. Grabowsky, K. Haushofer, O. Maull, R. Sieger. - Berlin: Darendorf Verlag, 1923. - Berlin, 1923. - S. 253.
Bausteine zur Geopolitik / K. Haushofer, H. Lautensach, O. Maull, E. Obst. - Berlin: K. Vowinckel Verlag, 1928. - S. 40, 53, 61; Obst, E. Karl Haushofer zum 60 Geburtstag / E. Obst // Zeitschrift fьr Geopolitik. - 1929. - Hf. 9. - S. 711.
Haushofer, K. Politische Erdkunde und Geopolitik / K. Haushofer // Freie Wege vergleichender Erkunde / A. Grabowsky, G. E. Graf, K. Haushofer, O. Maull a. c. - Mьnchen - Berlin: K. Vowinckel Verlag, 1925. - S. 92.
Haushofer, K. Der Rhein. Sein Lebensraum, sein Schicksal / K. Haushofer. - Berlin - Grьnewald: K. Vowinckel Verlag, 1928. - S. 17.
Hettner, A. Die Geographie, ihr Wesen, ihre Methode / A. Hettner. - Breslau: Ferd. Hirt, 1927; Die Geographie und die Politische Geographi / A. Hettner // Geographische Zeitung. - 1929. - Hf. 2; Penk, A. Die Geopolitische Lage Europas zu Anfang der Weltkrieges / A. Penk // Geopolitik / A. Penk, A. Grabowsky, K. Haushofer, A. Hettner a. c. - Frankfurt am Main, 1928; Sieger, R. NatЭrliche RДme und LebensrДme / R. Sieger // Permanns Mitteilungen / A. Grabowsky, K. Haushofer, O. Maull, R. Sieger. - Berlin: Darendorf Verlag, 1923.
Цит. по: Dorpalen, A. Указ. соч. / A. Dorpalen. - Port Washington (N. Y.), 1966. - Р. 16.
Bausteine zur Geopolitik. - S. 173.
Bakker, G. Указ. соч. / G. Bakker. - Assen, 1967. - S. 63.
Bausteine zur Geopolitik. - S. 173.
См.: Макиндер, Х. Географическая ось истории / Х. Макиндер // Элементы. Евразийское обозрение. - 1996. - N 7. - С. 26 - 31; Мэхэн, А. Влияние морской силы историю 1660 - 1793 / А. Мэхэн. - М.-Л.: Политпросвет, 1941.
Fairgrieve, J. Geographie und Weltmacht / J. Fairgrieve. - Berlin: K. Vowinckel Verlag, 1925. - S. 2.
Mackinder, H. The Round Planet and the winning of the Peace / H. Mackinder. - New York: Random House,1943. - P. 47.
Dorpalen, A. Указ. соч. / A. Dorpalen. - Port Washington (N. Y.), 1966. - Р. 150 - 151.
Bakker, G. Указ. соч. / G. Bakker. - Assen, 1967. - S. 173.
Daitz, W. Wirtschaft und Krieg / W. Daitz // Zeitschrift fЭr Geopolitik. - 1933. - Hf. 1. - S. 78 - 79.
Dix, A. Geographische Abrundustendenzen in der Weltpolitik / A. Dix // Geographische Zeitschrift. - 1911. - Hf. 1. - S. 1.
Becker, E. Volk und Staat im Lehre und Wirklichkeit / E. Becker. - Berlin: K. Vowinckel Verlag, 1941. - S. 39.
Haushofer, K. Weltpolitik von heute / K. Haushofer. - Berlin: Zeitgeschichte, 1934. - S. 27.
Hennig, R. Указ. соч. / R. Hennig. - 2., verm. Aufl. - Leipzig, 1931. - S. 259 - 262.
Dix, А. Geopolitik / А. Dix. - FЭssen: Hirt, 1926. - S. 74.
Haushofer, K. Weltpolitik von heute / K. Haushofer. - Berlin, 1934. - S. 48.
Dorpalen, A. Указ. соч. / A. Dorpalen. - Port Washington (N. Y.), 1966. - S. 59.
Haushofer, K. China als geopolitische Raum / K. Haushofer. // Zeitschrift fЭr Geopolitik. - 1935. - Hf. 11. - S. 158.
Graf, G. E. Die Landkarte Europas gestern und morgen / G. E. Graf. - Berlin: Verlag Gesellschaft und Erziehung, 1919. - S. 29.
Haushofer, K. Geopolitik des Pazifischen Ozeans... / K. Haushofer. - 3., erg. Aufl. - Heidelberg, 1938. - S. 84.
Hennig, R. Указ. соч. / R. Hennig. - 2., verm. Aufl. - Leipzig, 1931. - S. 14, 298, 300.
Hesch, M. Rasse und Raum / M. Hesch // RaumЭberwindende MДchte / A. Dix, K. Haushofer, M. Hesch, E. Obst a. c. - Leipzig - Berlin: K. Vowinckel Verlag, 1928. - S. 62.
Schepers, H. Geopolitische Grundlagen der Raumordnung im Dritten Reich / H. Schepers // Zeitschrift fЭr Geopolitik. - 1936. - S. 18.
Цит. по: Пленков, О. Ю. Указ. соч. / О. Ю. Пленков. - СПб., 1997. - C. 219.
Greiffenhagen, M. Указ. соч. / M. Greiffenhagen. - MЭnchen, 1986. - S. 113.
Bakker, G. Указ. соч. / G. Bakker. - Assen, 1967. - S. 66.
Цит по: Фест, И. Гитлер (биографическое исследование). В 4-х томах. / И. Фест. - Т. 2. - Пермь: Культурный центр "Алетейа", 1993. - C. 265.
Шпенглер, О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. В 2-х т. / О. Шпенглер. - М.: Мысль, 1998. - C. 461 - 464.
Речь А. Гитлера от 21 марта 1933 г. The British War Bluebook. Speech A. Hitler. March 26, 1933 // http://www.yale.edu/lawweb/avalon/wwii/bluebook/blbk03.htm
Wagner, R. Kunst und Revolution / R. Wagner // Gesamte Schriften. - 1935. - Bd. 3. - S. 194.
Цит по: Фест, И. Указ. соч. / И. Фест. - Т. 2. - Пермь, 1993. - C. 266.
Кjellen, R. Der Staat als Lebensform / R. Кjellen. - Berlin - GrЭnewald: K. Vowinckel Verlag, 1924. - S. 160 - 169.
Fairgrieve, J. Указ. соч. / J. Fairgrieve. - Berlin, 1925. - S. 6 (Выделено автором диссертации). См. также: Friese, H. Wesen und Kritik der nationalsozialistischen Geopolitik / H. Friese // Gesellschaft, Staat, Erziehung. - 1962. - Hf. 7. - S. 173; Гейден, Г. Указ. соч. / Г. Гейден, - М., 1960. - C. 124 - 126.
Freie Wege vergleichender Erkunde / A. Grabowsky, G. E. Graf, K. Haushofer, O. Maull a. c. - MЭnchen - Berlin: K. Vowinckel Verlag, 1925. - S. 90.
Цит. по: Bakker, G. Указ. соч. / G. Bakker. - Assen, 1967. - S. 113 - 114.
Neyers, R. Britische Sicherheitspolitik 1932 - 1938 / R. Neyers. - Bonn: Budeszentrale politische Verlag, 1976. - S. 325.
Цит. по: Гринцберг, Л. И. Харизматический лидер в системе тоталитарной диктатуры (СССР - Германия) / Л. И. Гринцберг // Германия и Россия в ХХ веке: две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии: материалы международной научной конференции посвященной 10-летию объединения Германии (Кемерово, 19 - 22 октября 2000 г.). - Отв. ред.: Б. Бонвеч, Ю. В. Галактионов. - Кемерово: Западносибирский центр германских исследований, 2001. - С. 63.
Гитлер, А. Указ. соч. / А. Гитлер. - М.,1992. - С. 170.
Ельников, С. В. Указ. соч. / С. В. Ельников. - Екатеринбург, 1994. - С. 65.
Maas, G. Geopolitik als nationale Staatswissenschaft / G. Maas // Zeitschrift fЭr Geopolitik. - 1933. - Hf. 9. - S. 564.
Hennig, R. Указ. соч. / R. Hennig. - 2., verm. Aufl. - Leipzig, 1931. - S. 212.
Галкин, А.А. Германский фашизм / А. А. Галкин. - М.: Наука, 1967. - C. 347.