Аннотация: Главы: Проклятие Большой Черепахи. Звезды говорят. Пушка. Великое переселение. Послесловие.
Проклятие Большой Черепахи
Пожар не стал катастрофой для Мутного озера. Выгорел лишь один сектор прибрежной полосы, и она собой напоминала подкову, которую мог потерять проскакавший по небу неведомый конь гигантских размеров.
К тому времени, когда здесь вновь появились Гусар и Птах, воздух еще был пропитан запахом гари. Ветер, дожди мало что оставили от пепла на земле и стали заметны первые признаки ее возрождения. Поверхность опаленной почвы пробили макушки растений, глубокие корни которых сохранили себя и, после избыточных страхов получив мощный импульс к жизни, пустили новые ростки. Засновали жужелицы. Эти жуки, разной расцветки - под изумруды, уголь и бронзу - всегда первыми появлялись на местах недавних лесных пожаров, когда угли еще не успевали остыть. Сюда надышаться сладкой свободой, пусть и с примесью остатков дыма, сбегались муравьи, с территорий, где обитали прежде в качестве рабов под гнетом других видов тех же рыжих насекомых из величественных башен.
На обугленные остатки ивы сели вьюрки с оранжевым оперением на груди и головами, черными как ветки под ними. Это уже были другие птички, которые пережили иное, чем огонь, бедствие. Прежде, чем взяться за строительство своих гнезд в неповрежденной пожаром высокой траве, они тщательно оглядывали местность - не скрывается ли там враг, согнавший их с прежних насиженных мест на десятки километров. Не обнаружив его, в свое пение вьюрки добавляли веселые ноты и своей радостью они делились с сорокой, которая собирала, а затем на своем хвосте разносила новости приозерной жизни.
- Лучше жить здесь на головешках, чем постоянно дрожать за жизнь свою и птенцов, - щебетали переселенцы.
Птичий гам вывел Белого Ё из блаженного состояния покоя. Дракончик продолжал верить в то, что после его призыва Красный Дракон Лун покарал огнем неучтивых и строптивых духов озера и потому находил время для благодарственных медитаций у границы выжженной земли. Его впечатлил рассказ вьюрков о том, как всего лишь одна зеленая мушка уничтожила всякую жизнь на их родном и отсюда далеком озере. Сорока попросила самую говорливую птичку показать ей с высоты полета обреченное на погибель место, откуда прилетела стая новых поселенцев. Белый Ё, увлеченный историей о зеленом чудище размером с муху, вслед за рассказчиком и белобокой разносчицей новостей также поднялся ввысь.
Они еще не поднялись высоко, когда вдалеке увидели темный монолит, похожий на школьный пенал, поставленный вертикально в лесу за железнодорожным вокзалом. Это был тот самый секретный объект, на который вышел Мастер Фа в своем поиске своей Анюты после ее исчезновения из Полигона. В стороне от него и располагались мертвые земля и вода.
Сорока слушала вьюрка с его географическими пояснениями невнимательно. Ее будто беспокоило присутствие рядом китайского дракончика. Во всяком случае, она часто поворачивала голову в сторону, где находился незримый для нее дух.
На высоте явно кто-то из них приобретал дополнительные качества: контуры Белого Ё могли стать для сороки осязаемыми из-за изменений в давлении и газовом составе атмосферных слоев. Могло случиться и так, что взгляд высоко взлетевшей сороки приобретал здесь неземную пронзительность.
С той же остротой сорока была способной разглядеть и приближение масштабных для Мутного озера событий.
С пожаром ослабла власть Шуха. Иссякли доносы. Подземные ходы обрушили колеса тяжелых пожарных машин, копать новые коридоры Крыша уже не могла из-за зубов, поврежденных лисой. Сохранилась только часть прошлого жилья с входом, скрытым водой. Былую силовую поддержку в лице Ужаса затерзали сомнения. После того, как сгорели заросли болиголова, лягушки, приносимые в жертву без вкуса восточных пряностей, казались ужу отвратительно пресными, и тот иногда поглядывал на саму царствующую особу как на экзотическую еду.
Резиденция лягушачьего короля Шуха на островке утратила золотое сияние. Желтый песок и кочка с прибившейся к ней березовой гнилушкой, на которой весной жерлянка триумфально вплыла во власть, поблекли под налетом сажи с близкого берега.
В центре живого мира у озера между тем заблистала, во всех смыслах этого слова, китайская жаба, возвращенная после пожара дракончиком Белым Ё на прежнее жилье.
Лягушки, оттиравшие медные бока Тянь-Нянь от копоти, напоминали мальчишек, получавших деньги у светофоров Лысой горы за быстрое мытье машин.
Здесь также многое делалось в спешке, поскольку лягушек толпилось много, и они торопили друг друга в очереди за дырявыми монетами с пучками мыльной травы и водой.
Рисунок Алёны Петрухиной.
Вначале китайские медяки были простой забавой, затем, через день-два, накопленная масса вернула им прежнее качество денег и они в этом смысле стали средством товарообмена по формуле бородатого германского экономиста "Товар-Деньги-Товар", где в роли товара для лягушек выступали мошки, мушки, комары из разных мест и разнообразных способов приготовления.
Незамедлительно, как в химической реакции, случилось расслоение лягушек на, богатых и нищих, капиталистов и наемных работников перед которыми замаячил призрак светлого будущего.
Революция стала делом времени. Те же из лягушек, кто должен был претворить ее замыслы, сгорали в огне нетерпения. Вместо кропотливых просветительских трудов они устремлялись к своей цели через заговоры. За провалами в их организации следовали репрессии. Повара Шуха нашли замену болиголову и стали готовить Ужасу другую острую приправу, процесс поглощения которой перед лицом жертв уже сам по себе воспринимался как чтение смертельного приговора. Палач становился неповоротлив, часто засыпал на месте ужина.
Но месть еще больше распаляла сердца заговорщиков.
Тянь-Нянь невольно помогла им определиться с возможной формой будущего правления в виде конституционной монархии по примеру некоторых европейских стран. Медная жаба рассматривалась как лучший кандидат на корону без реальной власти.
Мало кто предполагал, что Тянь-нянь, этот кусок начищенного до блеска металла, молчаливая и денежная кубышка, остановит волну насилия. На дне своей медной памяти она обнаружила древние и тихие способы, без революций, устранения правящих особ. Во многих случаях орудием коварной охоты служили растения или насекомые.
Каким-то образом, быть может, благодаря той же китайской грамоте, неподатливой для восприятия обыденным умом, но позволявшей общаться двум созданиям былой Поднебесной империи, Тянь-Нянь и Белому Ё, арсенал для ухищренных восточных казней вскоре стал известен дракончику. В этом списке он увидел зеленую муху, именно ту, от которой вьюрки-переселенцы шарахнулись к Мутному озеру.
Путь к объяснению того, каким ветром опасное насекомое из джунглей Юго-Восточной Азии занесло в здешние края, необходимо было опять же начать от стен пугавшего своей высотой секретного объекта.
Когда-то для технической элиты этого учреждения у лесного озера был создан оздоровительный центр с лечением на основе целебных качеств местной воды. Между тем изобретательный ум не знал перерывов на отдых. Даже вне лабораторий он продолжал пробуждать новые идеи и единственным, что его угнетало, являлось оглушавшее кваканье лягушек. С тем, чтобы эти звуки не отвлекали от планов на более совершенные боеприпасы, на вьетнамских берегах порыжевшего от глины Меконга была найдена живая бомба для лысогорских лягушек.
Советская экспедиция негласно изучала тогда последствия американских бомбардировок. Мимо проплывали уже вздувшиеся туши серых буйволов.
- Их тоже убили американцы?
- Муха, - ответили вьетнамцы через переводчика
- Гранатомет "Муха"? - представитель делегации жестами изобразил подготовку к бою отечественного однозарядного гранатомета и даже отступил назад, воспроизведя подобие отдачи после выстрела.
Офицер местной армии отрицательно закивал головой, затем издал звуки, похожие на жужжание, показал глазами, что нашел причину шума, и тут же прихлопнул ее. Образ, созданный пантомимой, легко угадывался без слов.
- Муха, - все же произнес переводчик.
Зеленую муху в СССР вывезли в обычном спичечном коробке. Это был надежный контейнер для перевозки насекомых предельно простой конструкции из экологически чистого и сухого материала со свободным доступа воздуха через зазоры стационарной и подвижной частей. Коробок всплыл из детских воспоминаний лысогорских изобретателей. По пути в школу они снимали с клейких листьев березок еще сонных майских жуков и все уроки, прикладывая спичечные коробки к уху, слушали музыку весны. В старших классах источниками весенних мелодий были уже иные создания - с двумя косичками и милой улыбкой, но эта музыка одинаково отвлекала от школьных занятий. Картины прошлой беззаботной жизни скрасили обратный путь.
Местными учеными в доставленном экземпляре по каталогу насекомых была опознана лягушкоедка с обозначением этого вида на латинском языке. Под нее в подвалах учреждения была открыта лаборатория по разработке средств защиты от биологического оружия, когда в атаку на противника запускались зеленые мухи.
Гвалт лягушек на загородной оздоровительной базе тем временем достиг своего пика, лишавшего одних инженеров полета мысли, а других - возможности спокойного отдыха. Вот тогда из лаборатории произошла утечка исследуемого материала.
Блестящая зеленая муха, готовая отложить яйца, лениво замелькала перед лягушкой. После того, как явное стремление недавнего подопытного насекомого стать легкой добычей, осуществилось, из его останков уже внутри лягушки вылезли прожорливые личинки. Уже скоро они ту же квакушку съедали изнутри.
Число зеленых мух и их жертв множилось в невероятной прогрессии, пока у воды не прозвучало последнее "ква". Следующей мишенью стали рыбы. Затем личинки стали одолевать птиц и зверьков, поедавших мертвых рыб.
Одна такая муха была замечена на обеденном столе и оздоровительную базу спешно закрыли.
Эта история в пересказе Белого Ё для Тянь-нянь была наполнена неким восточным изяществом, которое создавали витиеватые речевые обороты вперемешку с почтительными обращениями к слушательнице и мифическим героям Древнего Китая. Красные глаза медной жабы вдруг начали увеличиваться и размеры их стали настолько большими, что рассказчик, не впадая в сон и не выходя за пределы своего сознания по примеру медитаций, вдруг рассмотрел в каждом зрачке подобие Красного Дракона Луна. При всей внешней схожести с оригиналом эти копии не повторяли его в суждениях и между собой общались как два независимых собеседника. Более того, они могли даже спорить друг с другом.
- Этот недоучившийся выскочка постоянно роняет нашу репутацию, не имея за собой опыта, силы и мудрости,- высказался о Белом Ё левый Красный Дракон Лун.
- А разве мы сами не были такими?- попытался снизить уровень гнева своего двойника правый Красный Дракон Лун.
- Свое детство мы проводили в кратере извергавшихся вулканов, закаляли характер на дне холодных озер в вершинах заснеженного Тибета и только затем спускались к людям совершать подвиги, - по-прежнему кипятился левый Красный Дракон Лун.
- Свой подвиг он совершит сейчас, когда для драгоценной Тянь-Нянь принесет зеленую муху и та, как редкой красоты изумруд, украсит ее будущую корону в этом царстве. Не так ли, малыш? - спросил правый Красный Дракон Лун.
- Не так ли, малыш? - эхом прозвучало уже с левой стороны.
Медная жаба и сама могла задать такой же вопрос, после того, как погрузила дракончика в мистическое представление с тенями Красного Дракона Луна.
Белый Ё был готов совершить свой первый подвиг.
В полет за мухой на Мертвое озеро дракончик отправился с двумя лягушками-синхронистками, которые не входили в ряды соучастников заговора и не догадывались о его существовании. Это были хорошо натренированные добытчицы дичи для королевской кухни. Они согласились лететь за зеленой мухой, чтобы, экзотической пищей угодив королю, продлить у него свои лицензии на охоту.
Краснобрюхая жерлянка питалась кем и чем угодно, но всегда в пределах своего короткого языка, лишавшего ее способности не только квакать, но и ловить летающих насекомых. Она крадучись, как лев в африканской саванне, приближалась к своей жертве из водяных жуков, личинок, дождевых червей и прыгала на них с открытой пастью. За мухами и комарами для нее охотились другие лягушки. Удача редко сопутствовала одиноким мухоловам, поскольку добыча, перехваченная в полете их быстрым и длинным языком, незамедлительно проглатывалась самими же охотниками.
Вот тогда появились первые синхронистки: они с противоположных сторон выстреливали в муху языками, смоченными слюной, которая на воздухе эти языки превращала в липкую ленту, похожую своими свойствами на ту, что вешают для ловли мух под потолком сельских продуктовых магазинов. Пойманная таким образом муха не могла быть съеденной кем-либо из охотниц и жужжала между их скользкими мордашками на пути к поварам. Обильно покрытые сладким кремом крылья жертвы затем теряли свои летные качества и приобретали значение королевского блюда.
Охотницы-синхронистки, отобранные для рейда за зеленой мухой, в свою очередь, сами должны были сыграть роль наживки.
Путь на Мертвое озеро по воздуху пролегал над левым берегом реки до железнодорожного вокзала, оттуда забирал вправо, и от сигнальных фонарей секретной высотки вел над лесом к заброшенному оздоровительному центру с безжизненным водоемом.
Если бы Белый Ё в полете был даже похож на белый лайнер, никто бы на привокзальной площади и на территории военного объекта такого сходства не заметил. Дракончик оставался невидимым.
Люди могли наблюдать только летевших по небу лягушек и преследовавшую тех от самой Лысой Горы шумную стаю грачей. Никто с земли, заметив квакушек, не кричал, при этом, как в сказке русского писателя Гаршина: "И кто это придумал такую хитрую штуку?" Зеваки, видя, как от самых смелых грачей, было нападавших на лягушачью команду, ни с того ни с сего летели пух и перья, торопливо крестились, полагая, что им явились первые признаки конца света.
Зеленые мухи к тому моменту уже покинули территорию у мертвой воды. Они заселили всю столовую бывшего оздоровительного центра, где находили засохшие крохи, подлезая под холодильники и кухонные шкафы. Между этими коварными насекомыми, как в известной ситуации с пауками в банке, происходила внутривидовая борьба за обладание ресурсами тела кого-либо из нежданных гостей.
Над появившимися здесь охотницами тотчас образовалось зеленая туча из мух. Хаотичное движение лягушкоедок быстро приобрело некую угрожающую упорядоченность и, если бы вдруг зазвучали барабаны, то такие маневры можно было бы принять за боевой танец индейцев. Мухи явно не умоляли гостей: "Съешьте нас, съешьте!", они уже были готовы рвать пришельцев на части, чтобы как-то пристроить свои личинки.
Молнии, за которые можно было принять одновременно метнувшиеся ярко-красные языки двух синхронисток, мягко выхватили из этой тучи одну особь и с ней вылетели в открытую дверь в лапах Белого Ё.
Уже через час повара королевской кухни погрузили зеленую муху в крем с взбитыми сливками и подали ее, шевелящую лапками, на ужин Шуху. К утру с монархом было покончено. Дракончик перенес его тело, уже напоминавшего собой пестрый мешочек с прожорливыми личинками внутри, на Аничков мост и там сбросил его в трубу железной бочки, из которой загруженные дедом Митяем дрова только что пустили первый дым.
На озере появилось несколько версий случившегося.
На третью ночь старому знахарю приснился океан, преодолевая который на веслах, он достиг острова с гигантскими черепахами. Большая Черепаха во дворце у основания прибрежной скалы настороженно встретила лодочника, явно ожидая услышать недобрую весть. Дед Митяй рассказал о всех версиях, достигших его ушей, с объяснением причин неожиданного исчезновения жерлянки Шуха и ни один вариант не показался хозяйке острова достоверным.
Большая Черепаха заявила гостю о своем намерении самой появиться на Мутном озере.
Дубовая изба деда Митяя по-прежнему оставалась местом, где могли собираться призрачные духи живого мира, и от времени сна старого знахаря по-прежнему зависело время их встреч. Можно было подумать, что и сами встречи являлись плодом его сновидений.
Сейчас деда Митяя одолела полуденная дрема. Зобарка с Харчем не тревожили его.
Они гуляли улицами Лондона, который цыганенок разбил на берегу у переправы, где те или иные достопримечательности британской столицы обозначались камешками или ветками. Одинаково любимой ими, цыганенком и собакой, территорией был Зу, старейший зоопарк мира. Харч по мере продвижения Зобарки с русско-английским разговорником превращался в того или иного дикого обитателя клетки или вольера.
В него любопытный посетитель выстреливал заученные на английском вопросы:
- Как дела? Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Откуда прибыл? Ты учишься или работаешь? Кем работают твои родители? Какая сегодня погода?
Цыганенок сам же и отвечал за Харча, заглядывая в словарик. В каждом случае, изображай эта собака слона или крошечную птичку колибри, наградой был прожаренный в масле листик чипсов.
На встречу с Большой Черепахой дракончик Белый Ё взял с собой безмолвную союзницу Тянь-Нянь. Но сейчас его самого тяготило молчание медной жабы.
Гостья опаздывала.
Дракончик взглянул в окно. Одуванчики как природные часы, по которым он прежде мог определить время дня чуть ли не до минуты, уже отцвели, копны седых волос развеяны ветром.
Большая Черепаха появилась в облаке капелек пота. Небольшое перо вьюрка, которое залетело в дом вслед за гостьей, долго витало в воздухе, и опустилось на пол только тогда, когда та, широко раскрыв ужасный по внутреннему строению рот, смогла восстановить дыхание.
- Ты бы мне воды принес из озера,- обратилась она к китайскому дракончику.
Белый Ё снял со стены подвешенный на гвоздь деревянный ковш, но остановился в открытых дверях. У крыльца уже знакомые ему две лягушки-синхронистки, так и не успевшие продлить лицензию на охоту, играли в чехарду: поочередно прыгали друг через друга, отталкиваясь от согнутой чужой спины по примеру прыжков через козла, вездесущего снаряда школьных спортивных залов.
- Сейчас распоряжусь.
- Не трогай их, - Большая Черепаха перехватила взгляд белого дракончика. - Сам слетай. Быстрее будет.
Гостья лукавила. Ее не мучила жажда. Гигантские черепахи способны до полутора лет обходиться без воды. А если говорить о ней как о призрачном духе не только черепах, но и экзотических лягушек, то она могла в безводном режиме пребывать вечно.
Большая Черепаха еще до появления в дубовой избе провела свое следствие. Она успела среди всего прочего расспросить синхронисток о полете за зеленой мухой и посчитала их слепым орудием заговора, в котором стала еще больше подозревать Тянь-Нянь, Белого Ё, а также деда Митяя, с опозданием сообщившего ей в конце океанского путешествия во время своего сна об исчезновении Шуха.
Между делом Большая Черепаха, высоко оценив охотничьи навыки синхронисток и ту легкость, с которой они соглашались на любую авантюру, увлекла их планом направиться вместе с ней на Галапагосы, черепашьи острова у берегов Южной Америки. Там они могли избавить удивительные пляжи с черными, красными, желтыми и белыми песками от огненных муравьев, повреждавших черепашьи яйца. Лягушки могли бы также, прыгая по спинам гигантских черепах, вегетарианцев по своей натуре, срывать для них длинными языками сочные плоды гуавы, сладкого тропического яблока с дополнительными качествами от лимона с грушей по форме и вкусу.
Сейчас Большая Черепаха давала возможность лягушкам-синхронисткам порезвиться перед дальним переходом.
Вода, которую с озера в ковше доставил Белый Ё, несла в себе доказательства заговора.
Большая Черепаха подула на ее поверхность. Поднялась рябь, на которой, будто на снегу, обозначились цепочки и узоры следов всех, кто недавно перемещался по озеру.
Путь Шуха обрывался на его островке с королевской резиденцией.
- А теперь узнаем птичью правду.
Большая Черепаха дыхнула на перо прибрежного вьюрка, оно воспарило к потолку и, будто направляемое рукой художника, воссоздало картину перемещения безжизненного тела жерлянки от озера до Аничкового моста с изображением деда Митяя, разжигавшего печь.
Щеки Большой Черепахи, будто кузнечные мехи, похожим образом сейчас раздули пламя ярости:
- Всех раздавлю!
Большая Черепаха двинулась на дракончика. Белый Ё в страхе, оставив Тянь-Нянь без своей защиты, вылетел в форточку.
Медная жаба между тем не думала скрываться. Она вдруг оказалась на пути Большой Черепахи к спящему знахарю, к первому, в отношении которого могла быть реализована только что прозвучавшая угроза. Гигантское заморское чудище своими лапами, размерами подобными слоновьим ногам, пыталось растоптать преграду, затем пробовала перевернуть медную жабу на спину. Такое грубое обращение не причиняло боль Тянь-Нянь. Она реагировала традиционно на тех, кто чистил ее бока, выплевывая перед собой древние деньги с дырочками.
Монеты раскатились по полу и своим звоном разбудили деда Митяя.
Большая Черепаха уже во дворе забросила к себе на спину лягушек - синхронисток и те, чтобы удержаться на скользкой полусфере панциря, приклеились к нему своими языками.
Гостья набрала сказочную для себя скорость, и по пути к переправе разметала по сторонам зоопарк Зобарки. Заметив русско-английский разговорник в руках подростка, вдруг по-английски заругалась во весь голос.
Цыганенок мог видеть только двух лягушек, летевших над землей и, конечно, подумал, что это они обратились к нему на языке Великобритании. С помощью того же разговорника и прилагаемого к нему словарика он, насколько мог, перевел услышанные им обороты английской речи. И не понял, почему пролетевшие над его головой лягушки проклинали все и вся вокруг, обещали наслать грозных черепах для опустошения воды и суши, если заодно с этим исчез бы живой мир у озера, частью которого были те же квакушки.
Звезды говорят
До места на берегу, где обычно сидел с удочкой Рыбодум, огонь не дотянулся. О пожаре напоминал застрявший в листьях запах гари. Отставному полковнику, маршруты армейской службы которого не проходили по горячим точкам, казалось, что так должна пахнуть война.
Он уносился мыслями в горы Чечни. Названия вершин и ущелий там Рыбодум знал по топографической карте, которую ему достал знакомый еще по артиллерийскому училищу военный комиссар Лысой горы. Поводом обратиться к старому товарищу стали первые открытки с Кавказа со словами, которые и после того, как появилась карта, повторялись в коротких посланиях: "Жив, Здоров. Воюю. Сын".
Отставной полковник не отвечал на такую почту, но и не уничтожал ее, держал открытки на тумбочке, иногда перечитывал перед сном, а затем, перебирая в памяти названия чеченских мест, гадал, по каким горам и ущельям бегает с автоматом его несостоявшийся полководец.
Запах гари у озера вновь погрузил Рыбодума в Сашкину войну.
Течение его мыслей однажды прервала Тыдра.
Она вылезла из воды с щукой в зубах. Свою еще живую добычу выдра волоком подтащила к рыбаку, а сама, отбежав недалеко, занялась чисткой своей бурой шерстки с серебристым брюшком. В силу дарованного природой подвижного образа жизни она не могла сейчас залечь в траву и спокойно ждать осуществления своего замысла, когда старик должен был взять ее дань и уйти подальше с этого клочка земли - любимой площадки Тыдры для ее забав из-за одной особенности крутого берега.
В одном месте вода размыла землю, и толстый слой дерна, лишенный опоры, не обрушился вниз, не разорвался на части, а образовал дугу, край которой уперся в мелководье. Зимой с этой горки выдра скатывалась на спине, оставляя глубокий след в снегу. Летом, еще до прихода Рыбодума с удочкой, она легко на той же спине скользила по склону с мокрой от росы травой, затем шумно шлепаясь в озеро.
Крупный калибр затопленной неподалеку пушки позволял выдре проникать в ствол и несколько минут, насколько хватало воздуха, свободно струиться до артиллерийского затвора, а затем снарядом, с широко открытыми глазами, устремляться к водной поверхности, поражая на своей траектории карасей или щук.
Вблизи этого места своих зимних и летних забав у Тыдры к тому же недавно появилась нора. По всему озеру у нее, впрочем, было несколько других убежищ, которые она редко возводила сама, а находила брошенными другими зверьками и поселялась там. Где бы ее ни накрывала ночь, там поблизости она почти всегда имела собственное пристанище. Если рядом не было места для ночевки, то Тыдра сбегала к озеру и там, недалеко отплыв от берега, наматывала водоросли на перепончатую лапу и, перевернувшись на спину, тотчас засыпала.
Эта же нора вблизи затопленной пушки нравилась выдре тем, что попасть внутрь можно было только из озера через подводный лаз.
Ее также привлекло просторное и сухое основное помещение с множеством боковых ниш для хранения корма. По еще не обнаруженным выдрой каналам под землю проникал свежий воздух без сопутствующих ему сквозняков, особенно опасных для малышей. О последнем обстоятельстве уже надо было думать.
Прошлой осенью Тыдра, грациозное создание в любую пору года, на несколько дней уходило с озера на реку, где выдры, одинокие по своему образу жизни, собравшись вместе, играли на воде, терявшей последнее тепло. Теперь она жила ожиданием детенышей.
Продолжая исследовать нору и ее ходы, которые после обрушения во время пожара уже не имели длинных разветвлений, Тыдра наткнулась на дрожащую от страха водяную крысу. Это была Крыша, первая ябеда на озере. После исчезновения Шуха она не покидала свою нору, боясь мести обитателей приозерной полосы. Тыдра придерживалась золотого для всех выдр правила не занимать чужие норы при живом хозяине. Она уже была готова развернуться, но Крыша тонко завопила о помощи. Имея поврежденные зубы и не получая питания с королевской кухни, она голодала. Ее пища была скудной и ограничивалась личинками жуков и дождевыми червями. За одну рыбу в день Крыша уступила Тыдре свое жилье, оговорив также возможность остаться ей в норе, спать на коврике у входа, охраняя и содержа ее в чистоте.
Тыдра всегда ловила рыбы больше, чем могла съесть, а ела она так, что уже через час новая волна голода и азарт опять гнали ее на охоту.
Брошенная под ноги Рыбодуму щука не была повреждена зубами выдры. Обычно так бережно хищница обращалась с добычей, с которой прежде хотела вволю наиграться подобно кошке с мышкой. Эта рыба, как и в отношениях с водяной крысой, должна была стать предметом торга: отставному полковнику надлежало покинуть свое излюбленное место у воды.
Рыбодум, возмутившийся такой дерзостью, ногой столкнул щуку в озеро.
Выдра нырнула вслед за рыбой и вновь вытащила ее на берег. Взгляд зверька уже был злым, обещавшим скорую атаку.
Отставной полковник смотал удочку. Но и брошенную перед ним рыбину на этот раз забрал с собой.
В этот день, субботу, он был на озере без Вари. Девочка и ее тетя Света посвящали выходные дни уборке, рынку, магазинам и кухне, где в больших кастрюлях и на больших сковородах готовили еду на всю неделю.
Рыбодум пришел домой, когда Светозайная с племянницей, каждая в своей комнате, отдыхали после наведения порядка во всей квартире. Не зная, куда деть рыбу, отставной полковник постучал к бывшей секретарше и приоткрыл дверь.
- Заходи, Варенька! Не стой на пороге. Смелее! - хозяйка не повернулась на стук и продолжала перебирать в руках разноцветные карточки размерами с гадальные карты Таро.
Рыбодум деликатно кашлянул. Светозайная явно не ожидала, что тот так рано вернется с озера. Она вздрогнула, из руки выпало несколько карт. В них отставной полковник узнал Сашкины открытки с немногословным и однообразным приветом.
Светозайная была явно смущена и напугана одновременно, будто вдруг вернулась в прежние служебные отношения с начальником оружейных мастерских, когда угроза незамедлительного увольнения стала осязаемой.
- Я хотела у Вас цветы полить. Нечаянно тумбочку залила, - хозяйка, не вставая со стула, нагнулась за оброненными на пол открытками, затем кивнула на утюг, от которого веяло холодом, а никак не раскаленным недавно воздухом. - Вот только что просушила.
За общим ужином хорошо приготовленная Светозайной щука была быстро съедена. Между тем рассказанные отставным полковником обстоятельства ее приобретения с участием выдры у Вари и ее тети вызвали улыбку, которая указывала на малую долю доверия к рыбацким историям.
Перед сном Рыбодум перебрал возвращенные ему почтовые открытки. Не обнаружил одну из первых, полученных от Сашки в начале его службы на Кавказе, где тот, видимо, еще надеясь на переписку с отцом, указал номер своей воинской части.
Он дотянулся рукой до ночной лампы.
- Завтра поищу. На сегодня сюрпризов хватит.
А через стенку, закрыв дверь на ключ, чтобы уже никто не смог ее застать врасплох, Светозайная вывела начальные слова обстоятельного письма: "Уважаемый Александр, пишет соседка Вашего отца Светлана Зайцева..." Она вдруг ощутила достигший ее поток энергии, исходившей от звезд чеченского ночного неба, и послала им ответный сердечный сигнал.
Когда Светозайная с племянницей с утра ушли за продуктами, Рыбодум свою офицерскую сумку-планшетку, которая раскрывалась подобно детской распашонке на кнопочках, укрепил пластиковой разделочной доской с держателем для машинописных листов. Вместе с уже имевшимися гнездами для карандашей и ластика, а также отделения для хранения бумаги его полевая сумка приобрела контуры артбука, только-только обретавшего популярность в среде художников мобильного альбома для творчества на природе. Варя запрыгала от радости, приняв подарок. Он был сделан как нельзя кстати. Ее блокнот с рисунками уже поистрепался.
На другое утро, приближаясь к месту своей постоянной рыбалки, отставной полковник в орешнике срезал длинную ветку и, очистив от листьев, превратил ее в упругий прут отбиться от приставучей выдры. Варя, следовавшая к озеру за Рыбодумом, в тот момент она могла поверить в правдивость его недавней истории о поимке щуки.
Но выдра так и не появилась. Ни в этот день, ни днем позже.
Варя со своим артбуком из офицерской планшетки продолжила галерею обитателей озера и прилегающей к нему полосы.
Срезанный ореховый прут, припасенный для обороны от выдры, подсох и превратился в хворостину, когда Рыбодум у берега заметил необычный плот. Тыдра плыла на спине, удерживая на себе новорожденного щенка. Тыдренок мало чем был похож на детеныша собаки, но все, кто по роду занятий имел дело с выдрами, называли их детей почему-то так. У лисы - лисенок, у зайца - зайчонок, а у выдры - щенок.
Рисунок Алёны Петрухиной.
Тыдра и Тыдренок, очевидно, обнаружив, что за ними наблюдают с берега, дальше поплыли на спинах отдельно друг от друга, рядом, не расцепляя свои прежде сплетенные вместе лапки.
Обычно выдра скрывает свое потомство. Сейчас же явным было стремление хвостатой родительницы показать малыша, а вместе с этим и свою готовность наладить добрые отношения с людьми. От былой враждебности не осталось и следа.
Смену настроения Тыдры еще раньше почувствовала крыса Крыша. Она стала получать от своей хозяйки уже две рыбы в день. К ее заботам о быте большой норы добавился уход за Тыдренком. Крыша оказалась примерной няней, пожалуй, только с одним минусом: героями ее сказок для малыша выдры являлись исключительно водяные крысы, хотя счастье, приобретаемое ими в конце повествования, мало чем отличалось от счастья любой другой зверушки или жучка.
Тыдра и ее счастье в четыре лапки быстро привыкли к старому рыболову и девочке. Передвигаясь по берегу, зверьки находили кучу поводов привлечь к себе их внимание и, почувствовав его на себе, явно наслаждались этим. Отвлекаясь на это время от своих прежних мыслей о Сашке, Рыбодум также испытывал некоторое душевное облегчение. Между тем большая и маленькая выдры всегда держались на небольшом расстоянии от людей и издавали угрожающие звуки, если Рыбодум и Варя пытались приблизиться к ним - не то чтобы почесать за ушком, а лишь прикоснуться к их шерстке.
Корм из рук человека, как ожидалось отставным полковником, мог бы помочь преодолеть последние преграды во взаимном общении. Отправляясь на рыбалку, он теперь укладывал в свой рюкзак на пару бутербродов с ветчиной и сыром больше прежнего, для Тыдры, а для Тыдренка покупал по пути бутылку молока у теток, торговавших с ящиков на земле.
Воздух у озера наполнялся аппетитными запахами, и однажды их волна достигла Харча. Пес появился на берегу, и, радостно виляя коротким хвостом, стал глазами выискивать повелителя еды. Это были последние мгновения тишины, которая затем была смята воем выдры, писком ее детеныша, лаем собаки и криками людей, пытавшихся разнять драчунов.
Вдобавок из норы примчалась затворница Крыша, устрашающие звуки которой, проходя через остатки зубов, превращались в разбойничий посвист.
Мамка и нянька в порыве защитить Тыдренка в клочья рвали незваного гостя, пока тот не обратился в бегство.
Из кустов за этой шумной потасовкой, не вмешиваясь в нее, наблюдал Зобарка. Отставной полковник с удочкой в руках, как знаток военной тактики, знай он предысторию появления мальчишки с собакой у озера, назвал бы случившееся разведкой боем.
Без Люцика здесь снова не обошлось.
Разоблачение его аферы с просроченными продуктами "Карпатам". урона не причинило. Судьба кафе, расположенного рядом с военным объектом, и без того была предрешена событиями на киевском Майдане, который, в политическом смысле, развернул Украину с востока на запад. Заведение могли закрыть и опечатать. А так даже обозначилась выгода при его продаже.
Люцику даже не пришлось отказываться от работы на "Полигоне" из-за любопытного охранника. Мастер Фа уехал в Москву, где по своему профилю стал работать в службе безопасности музея-заповедника Царицыно. Свободное время он проводил у прудов с лебедями. от грустных раздумий об Анюте его не могли отвлечь даже китайские туристы с флажконосцем впереди группы.
Но письма от девушки получал только Люцик. Милая ему Анюта-Ганусик не стала посвящать свое время уходу за его престарелым родителем, а с головой ушла в янтарный бизнес по примеру соседей, которые свои огороды превратили в прииски драгоценного камня. Но жестокие конкуренты наняли банду. Вместо лошадей - внедорожные автомашины, вместо длинноствольных револьверов - автоматы Калашникова, а в остальном она будто сошла с экрана американского вестерна со стрельбой и взрывами при попустительстве продажного шерифа. Налетчики разрушили местный промысел и, видимо, угадав в подруге Люцика человека, близкого им по духу, на прощанье посоветовали ей заняться вывозом выдр. За кордоном те в качестве домашних животных стоили больших, опять же американских денег.
Люцик после рассказа Ганусика нашел цыганенка на Аничковом мосту и попросил его найти на озере места обитания выдр. Харч, который сопровождал Зобарку в его поисках, невольно помог ему, бросившись вперед на запах еды. После обработки ран дедом Митяем и перевязки их пестрым ситцем собака, с ее постоянно виляющим хвостиком, стала похожа на новогоднюю хлопушку.
При других обстоятельствах, без детеныша, выдра при виде Харча вряд ли напала бы на него, наверняка, скрылась бы, поскольку одичалые собаки, приобретшие волчьи повадки за долгое время жизни на границе города и леса, оставались ее злейшими врагами.
Неожиданно возникла и другая, не менее страшная угроза. Большой коршун, который прежде парил в небе у реки, расширил пределы своей охоты. Но в тот же день, когда пернатый хищник появился над озером, на береговой мысок, облюбованный выдрой с Малышом, приковыляли, похоже переваливаясь с бока на бок, домашний гусь Гусар и сокол Птах, еще не окрепший после сражения с грачами и пожара. С приходом такой команды спасателей коршун облетал это место стороной.
Жизнь здесь стала складываться по примеру известной истории с теремком, где иллюстрациями могли стать Варины рисунки.
Несколько работ из артбука племянницы Светозайная показала мэру.
Услышав название озера, градоначальник явно оживился и сам напросился на воскресную рыбалку.
Однако с удочкой под боком у отставного полковника он просидел недолго. Попросил Варю познакомить его с прибрежной природой.
Но живой и растительный миры у озера, очевидно, его мало чем впечатляли. Восторженный рассказ девочки городской чиновник слушал краем уха и его взгляд не задерживался на красотах естественного происхождения.
Лишь в одном месте мэр задержался. Ему почудилось, что из травы на него с любопытством смотрит желтое существо.
Он нагнулся и, поискав глазами, поднял кленовый лист, правда, не такой желтый, каким он казался прежде.
- Ну да, до осени еще далеко,- его мысли тотчас перескочили на другую тему.
Между тем высокая трава действительно скрывала медную жабу Тянь-Нянь. Опасения от встречи с человеком отступили перед ее жгучим любопытством взглянуть на живого носителя похожих фокусов с монетами.
Мэр не пошел дальше выгоревшей полосы в сторону железнодорожного вокзала. Взял листок у Вари, схематично нарисовал озеро и выше его вывел крупную точку. От нее начертил разбегающиеся влево-вправо лучи и попросил свою спутницу Светлану пометить наиболее благоприятные направления с учетом энергетики звезд, не видимых глазу сейчас, в полуденное время.
Осмотрев после этого свой эскиз, мэр спрятал его в свой карман и удовлетворенно потер ладошки со значением, которое также вложил и в растянуто произнесенное слово "Т-а-а-а-к!"
В новых идеях купался и Люцик. Узнав от своего бывшего компаньона Зобарки о том, что на озере живут всего две выдры, он посчитал предполагаемые затраты несопоставимыми с возможной выгодой, но не отказался от денежных планов. Люцик решился на постройку небольшой зверофермы за Аничковым мостом, где, перегородив речушку, мог получить и водоем для будущих элегантных живых забав в западноевропейских особняках. Одновременно со зверофермой у него появилась бы место, куда он мог свозить из Полигона просроченную рыбу на корм выдрам.
Пушка
Как ни странно, но идея, которая завладела мэром еще раньше его похода на Мутное озеро, имела также небесное происхождение. В рамочке на стене служебного кабинета у него висела спутниковая карта Лысой горы с изображением противоположного от города берега реки, на небольшом отдалении от нее в зеленое обрамление из кустов и деревьев была заключена небесно-голубая бирюза озера. Градоначальник часто подводил к ней столичных гостей, которых мотивировал вкладывать деньги в развитие региона. Тогда на горизонте и нарисовалась дорога на противоположном от Лысой горы берегу реки. Новый проект помог бы разгрузить город от автомобильных пробок, неимоверно больших для провинциального центра.
Листок из Вариного артбука со схемой, криво нарисованной мэром, чуть ли не на колене, стал первым материальным объектом в осуществлении призрачного проекта.
Дорога могла пройти и подальше от озера, если бы мэр не увидел в этом природном уголке свою вишенку на торте. Это уже были иные планы, время которых могло наступить после открытия новой автострады.
К началу строительства на месте, которое мэр обозначил точкой на своей схеме, скопилось немало японской техники различного назначения. Первая колонна должна была освободить от зарослей линию будущей трассы. За лесной техникой предполагалось пустить агрегаты для создания основы из песка, гравия, сетки и смолы поверху по типу многослойного пирога, залитого шоколадом. Укладчики асфальта и катки уже были подвезены для завершающего этапа.
По своим габаритам, от бульдозеров почти в пять метров высотой до миниатюрных разметочных машин, дорожная техника напоминала собой стадо гигантских черепах с черепашками. Эта масса железа и плоти должна была растоптать жизнь у озера. Страшное проклятие Большой Черепахи, тяготевшее над ним, дождалось своего часа.
Рыбодум не свернул свои походы к озеру. Но появлялся там с удочкой ближе к полудню. С утра же, чтобы остановить возведение дороги или ее от озера отодвинуть куда подальше, он ходил по инстанциям, или, как он сам называл этот маршрут, по штабам.
Светозайная помогла ему попасть на прием к градоначальнику, напомнив тому прошлую рыбалку с отставным полковником и заранее сказав о цели его визита.
Но мэр не отошел далеко от привычной схемы первых контактов с любым посетителем.
Сделал вид, будто внимательно всматривается в Рыбодума:
- А ведь мы где-то уже встречались.
На том гвозде, где прежде висела спутниковая карта Лысой горы, уже красовался эскизный проект новой автострады с потоком ярких автомашин, светофором и пешеходами. Если бы в группе ожидавших зеленого сигнала на пути к озеру были изображены не люди в строгих костюмах, а грибники с корзинами и рыболовы с удочками, то рисунок вызвал бы больше доверия.
В словах мэра правду также нужно было непросто найти, как и редкий гриб:
- Вашу инициативу мы вынесем на общественное обсуждение, как только люди вернутся из летних отпусков.
- Потом будете ждать окончания дачного сезона, - вздохнул Рыбодум.
- Конечно, люди должны убрать урожай, выращенный своими руками.
- А там время подойдет открывать дорогу. Красную ленточку разрезать.
Бывший начальник оружейных мастерских, после их ликвидации отправляя пушку на дно озера, лишь хотел спасти ее от переплавки. Теперь на нее появились иные планы.
Небольшой саперной лопаткой Рыбодум вырыл несколько тайных мест на берегу недалеко от затопленной пушки и на тачке перевез туда из кладовки под домом ручную лебедку со стальным тросом, ведро и тряпки, машинное масло.
Отдельное укрытие подготовил для переносного ревуна.
Аппарат был, как вся военная техника, окрашен в зеленый цвет, своим видом и принципом работы напоминал кухонную мясорубку больших размеров. Надо было вращать ручку - чем выше скорость, тем громче механический вой, способный предупреждать население об авианалетах противника. Ревун, прежде не имевший какой-либо практической пользы, хранился как память о старых друзьях из окружного штаба. Уже списанное устройство те со словами, будто заимствованными из старого мультфильма, в шутку подарили полковнику при проводах его в отставку:
- Ну, ты сигналь, если что!
Но и без ревуна здесь вдруг стало шумно. Первая черепаха из японской дорожной техники вгрызлась в деревья, пробивая просеку у края озера.
Рыбодум закрепил за ствол ближнего дерева ручную лебедку, разделся, аккуратно, как солдат - первогодок, сложил на берегу одежду. Он в этом году еще не загорал. Прищурившись, посмотрел на жаркое летнее солнце и зябко передернул плечами. Зацепив рукой петлю тросика из стальной проволоки, отставной полковник тяжело поплыл от берега. Его голова вдруг напомнила собой поплавок при поклевке большой рыбы - то скрывалась под водой, то шумно всплывала на поверхность. Наконец пловец закрепил петлю на затопленной пушке и уже легко, саженками, поплыл назад. Основательно намучившись, он лишь немного подтянул ее к берегу.
Помыться на Аничковом мосту можно было по цыганскому правилу: где тазик, там и баня. Парную здесь заменяла выгруженная от угля любая большая бочка, оборудованная для сжигания дров и еще хранившая жар. Там же одновременно нагревалась вода в тазиках. Смыв пот и сажу, дед Митяй и Зобарка еще не чувствовали себя заново рожденными. Большие ножницы и механическая машинка для стрижки завершали дело.
До растопки новой партии дров, когда сажа всех и вся выкрасила бы в черный цвет, хозяин дубовой избы выглядел куда моложе, с проседью в русых волосах, укороченной бородой и усами как у писателя Достоевского средних лет.
В таком виде дед Митяй вышел на сигнал автомашины, настолько широкой, что та не могла проехать через переправу над Речушкой:
- Митя! Ром Митя! - кричал незнакомец. Обращаясь к деду Митяю как к равному среди равных и употребляя слово "ром", он явно высказывал тому свое уважение из-за его известности в цыганском мире. Гость далеко не отходил от своего стального коня, как не оставил бы настоящий цыган без присмотра дорогую ему лошадку в чужом таборе.
Цыган вытянул руку навстречу, на ладони лежал амулет, который когда-то ученик Палюли выточил из обугленного молнией дуба:
- Узнаешь?
Знахарь кивнул.
- Мне сказали, что угадаешь. Для тебя этот знак, чтобы передал мне Зобара.
- Что?-нибудь на словах Зара просила передать?
- Я не видел ее. Ты же знаешь, как у нас происходит: одному сказали, тот второму передал, второй третьему... И обратно пацана твоего я передам тем же путем.
Дед Митяй так не привязался к Зобарке, был к нему сдержан в проявлении чувств по этой причине - ни строгости, ни ласки - и распрощался с мальчишкой, во всем не испытавшим нужды, без сожаления,
Зобарку также не растрогала предстоящая разлука со старым знахарем.
- Прощайте, сэр, - учтиво и сухо произнес мальчишка.
Куда сердечнее прошло расставание с Харчем. Красный язык собаки, пробиваясь наружу сквозь тряпичные пестрые бинты, слизывал слезы цыганенка.
- Когда я перееду в Лондон, обязательно тебя туда заберу, -клялся тот в ответ.
Перед тем, как машина с Зобаркой тронулась, гость дружелюбно хлопнул деда Митяя по плечу:
- Береги себя, ром!
Старик махнул вслед рукой и обнаружил, что сжимает в ней амулет Зары. Он замахал уже двумя руками, пытаясь остановить путешественников. Но, те вероятно, отнеслись к этим настойчивым жестам как к прощальным пожеланиям счастливой дороги: машина также посигналила в ответ и скрылась из виду. Вдруг Зара таким образом захотела оборвать свою связь с мучившими ее воспоминаниями о прошлой жизни в таборе у Лысой горы?
Готовая просека, как подзорная труба дала возможность с озера увидеть расположенный в стороне Аничков мост с дубовой избой деда Митяя и дымом из больших железных бочек. Еще дальше за этим местом иногда до неба поднимались языки пламени. Пожар уничтожал звероферму Люцика.
Как только появлялся новый корпус, так сразу его до фундамента испепелял огонь. Люцик заметил связь пожаров с ходом строительства зверофермы. Но поджигателя не мог выявить.
Вот и в этот раз пожарная команда, за обедом, на скорую руку, устроенным Люциком в благодарность за работу, уже расслабившись, высказывала ему массу версий о причине появления огня.
Историю об опасности мест, где прежде располагался табор цыган с невидимым глазу забором из их заклятий, сменяло повествование о зарытом здесь цыганском золоте, которое охраняли огненные змеи, уподобившиеся молниям. Люди менее романтичные говорили об искрах, что могли долететь от печей Аничкова моста.
Уже знакомый по пожару на озере продвинутый пожарный вспомнил летописную историю о возмездии киевской княгини Ольги за гибель князя Игоря. Осажденный княжеской дружиной город мятежников был сожжен дотла взятыми прежде в качестве выкупа с каждого двора птицами - по три голубя и по три воробья.
- Привязали к лапкам фитильки, отпустили на волю, а те вернулись в свои гнезда под крышами домов. Исторический факт, кстати. Не вашим байкам пример, - поднял свою значимость рассказчик, который во время спокойных дежурных смен не спал, а набирался знаний, не раз перечитывая газеты с уже разгаданными им кроссвордами. - А вот если бы древние горожане к тому времени уже имели свою пожарную команду и не скупились на ее содержание, как это сейчас происходит, то, быть может, сумели избежать несчастья.
Между тем пересказ древнего текста из всех озвученных прежде версий оказался ближе всех к истине.
Накануне пожаров вблизи зверофермы из вечерних сумерек появлялись две большие птицы, неуклюже ковылявшие с дымящимся прутом.
Птах к тому времени уже набрал прежние силы для охоты с подоблачной высоты. Оттуда он однажды заметил Люцика, который на своей машине обычно доставлял из Лысой горы строителей зверофермы. Алтайские духи снова призвали Птаха за свой небесный стол. Они воспламенили в сердце Птаха месть контрабандисту за уничтоженные в железнодорожном вагоне соколиные яйца, потерю родных ему и далеких сейчас ландшафтов с ярко синими горами и изумрудными долинами.
Сокол и домашний гусь не могли по воздуху перенести тлеющие угли от печей Аничкова моста, поэтому были вынуждены неспешно передвигаться по земле.
Огонь, от пожара к пожару, превратил в пепел денежные накопления Люцика от его прежних авантюр. Хватило на билет до Карпат, подарки для отца и Ганусика, а также на дорогую, но занятную книгу средневекового немецкого автора об истории янтаря.
Из-за близости к воде насыпь для автострады стала разъезжаться и проседать. Дорожники на этом участке расширили откосы, потеснив озеро сброшенным в него срытым грунтом вперемешку с песком и щебнем. Вода поднялась и по старой протоке, которая прежде на лето обычно пересыхала, устремилась к реке.
После того, как некоторый объем озера перелился в реку, из воды показался ствол пушки. Рыбодум, раздевшись уже только до пояса, повторил попытку вытащить ее на берег ручной лебедкой. На этот раз маневр удался.
Отмытое от грязи артиллерийское орудие сохранило покраску, произведенную после ремонта. Небольшая смазка вернула боевые качества.
На ночь отставной полковник забросал пушку ветками. С утра юркий колесный трактор перетащил ее на уже укатанное под асфальт полотно новой дороги. Рыбодум заверял тракториста, что отсюда пушку, уже как ценный экспонат, должны были якобы забрать в подмосковный музей оружия. Впрочем, объяснения казались лишними - за уже полученное и, судя по веселому настроению, частично уже реализованное вознаграждение тот без каких-либо вопросов готов был перевезти даже ракету.
Трактор, пыхтя забавными колечками, быстро укатил. А на дорогу выкатился большой бульдозер с блестящим ножом для отвала земли. Гигант, не снижая скорости, двинулся на пушку с явным намерением сбросить ее с дорожной насыпи.
Рыбодум вышел из-за броневого щита орудия, крутанул ручку ревуна и жуткий вой потряс округу. Звук еще не умолк, как ревун, внешне похожий на связку противотанковых гранат, полетел навстречу бульдозеру. При ударе раздался тонкий писк, после которого грозная махина остановилась.
Машинист бульдозера спрыгнул на землю:
- Мужик, ты что? Очумел?
- А как тебя еще было остановить? Да вот еще и пальнуть можно. Прямой наводкой, - отставной полковник посмотрел на дорожный агрегат так, будто его взгляд был неотъемлемой частью прицельных приспособлений, отступил за броневой щит.
Ствол орудия тотчас пришел в движение. Они остановился в положении, когда снаряд после выстрела непременно бы разнес кабину японской техники.
Снарядов, конечно, не было. Яростное желание спасти озеро не могло их заменить.
За историю с пушкой отставной полковник, обвиненный судом в мелком хулиганстве, поплатился десятью сутками ареста. После отказа выходить под конвоем и с метлой на уборку улиц Лысой горы его на весь срок под стражей лишили также супов и борщей. Из горячей пищи-только чай.
Великое переселение
Едва уровень озера стал ниже входа в нору Крыши, как ее квартиранты Тыдра и Тыдренок, образовав плот, уплыли вниз по протоке к другим берегам. Водяная крыса пожелала им соединиться с большой семьей речных выдр. Сама же, оставшись в одиночестве, нашла себе занятие в многочасовых наблюдениях из своей норы, будто из открытого настежь окошка. Она предсказывала погоду, спасала мелкую живность, творила и другие добрые дела, помогавшие ей восстановить былые отношения с соседями по общежитию у озера.
Уж по имени Ужас вначале также поплыл по протоке к реке, но на середине пути ухватился за корягу и выполз на лучшее для себя место. Здесь недавняя дурная слава о нем, как королевском палаче, догнала прежние легенды о помеченном солнцем победителе империи дряхлых змей. Внутренняя природа Ужаса обрела равновесие, когда его одновременно, и в равной мере, боялись и воспевали.
В большом движении, в которое пришел живой мир у мелеющего озера, потерялась пиявка Обнимашка. Среди обитателей приозерья нашелся тот, кто видел, как она прилипла к лапе Великой Черепахи и была унесена прочь.
К исчезновению Обнимашки действительно могла быть причастна гигантская черепаха. Не та, которую дважды приносило с Галапагосских островов, а похожая на нее японская техника, большим ковшом черпанувшая у дороги озерную отмель и вместе с ней, вероятно, и любопытную пиявку.
Если бы Рыбодум по своей натуре был не философом, а математиком, то ночами в камере изолятора его, окунувшегося в учение о хаосе, несомненно, надолго бы в свой плен взял головокружительный парадокс так называемого эффекта бабочки. Даже малейшее вмешательство в ход естественных процессов живой и растительной природы обязательно бы нарушило баланс ее сил и со временем повлекло за собой катастрофические последствия. В классическом случае с бабочкой трепет ее крыльев вызывал стихийное бедствие на другом краю планеты.
Изменения, которые произошли на озере, также имели похожую своей эфемерностью причину: выдра Тыдра, наблюдавшая за своим Тыдренком у воды, мило улыбнулась; ее улыбку отобразила Варя в своем артбуке; рисунок затем понравился мэру и вызвал его интерес к озеру; во время рыбалки обрела очертания его идея о дороге; укрепление ее насыпи предопределило обмеление озера, что затем привело в движение к новым местам обитания тех, кто плавает, ползает, бегает и прыжками преодолевает расстояния.
Наступила очередь птиц трогаться в путь, хотя осень с ее перелетами на юг еще не была близка.
Мелких вьюрков беда с озером мало затронула.
Кормовая среда крупных птиц испытывала между тем изменения, что и водоем. Ее пределы, вширь и вглубь, опасно сужались, терялось былое разнообразие пищи.
Но просто так собраться вместе и улететь внушительные птицы не могли,
поскольку длительные перелеты каждой имели свои отличия.
Сокол-сапсан Птах в дальние рейды отправился бы, как заведено среди таких птиц, только в одиночку. Впрочем, таким отшельником в перелетах был и черный аист Чил. Другие птицы, напротив, перед отлетом сбивались в стаи. Цаца, как и все серые цапли, в путь могла пуститься после заката солнца, а дневное время проводила на земле. Чил вместе с черными аистами проделывал дневные перелеты, ночью кормился и отдыхал. Дикие гуси летали в зависимости от традиций в местах своего расселения - одни стаи поднимались ввысь с рассветом, другие - с первыми звездами ночного неба.
Беспокойный сон деда Митяя в его дубовой избе на Аничковом мосту и в этом случае был использован духами как портал для перемещения к озеру Великой Птицы в образе дикой гусыни.
На голове у нее был кожаный шлемофон с очками. Такую же экипировку военного пилота - истребителя она передала домашнему гусю Гусару:
-Ты будешь за командира экипажа. Нарабатываем навыки, формируем команду.
![[]](/img/i/isakow_n_p/103/tjanx-njanxiljagushki.jpg)
![[]](/img/i/isakow_n_p/103/tydraitydrenok.jpg)