Ишханян Рубен : другие произведения.

Понятие языка в эпоху постмодернизма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Основные понятия: язык - текст - интертекстуальность - Нарративная языковая референция - языковые игры - бессознательное - бытие и сущее - означаемое и означающее - репрезентамен - Объект - язык-объект - метаязык - миф - рефлексия - письмо - чтение - читатель.
  Говоря, я испытываю страх, поскольку,
  никогда не сказав достаточно,
   всегда при этом говорю лишнее.
  Жак Деррида.
  
  В университетские годы нас учили, что язык это система знаков, передающих информацию, и что это естественный язык, язык науки и культуры. Говорили, что без языка невозможно передача сообщения, а значит и не существует акта коммуникации. Коммуникация же определялась и теперь определяется сознательным намерением адресанта сообщить нечто адресату и столь же сознательной готовностью последнего воспринять это сообщение. Язык приучил нас передавать определенные факты, следуя определенным правилам сочетаемости элементов, с помощью устоявшихся формул. В рамках современной постмодернистской философии язык является проблемой текста и интертекстуальности, проблемой нарративной языковой референции, проблемой означивания языковых игр. Давайте попробуем коротко определить выше названные понятия.
  1) Текст - в общем плане связная и полная последовательность знаков. Ее изучение претендует на открытие некоего "среднего пути" между конкретностью литературы и абстрактностью лингвистики. Репрезентативный подход к осмыслению текста опирается на такие гуманитарные явления как когнитивная психология, порождающую лингвистику, микросоциологию и др. Лингвистическая теория текста концентрируется на изучении закономерностей сочетания предложений и возможностях макроструктурной семантической интерпретации коммуникативных текстов.
  2) Интертекстуальность - понятие постмодернистской текстологии, артикулирующее феномен взаимодействия текста с семиотической культурной средой в качестве интериоризации внешнего. То есть, у каждого текста есть своя новая ткань, сотканная из старых цитат. Или выражаясь менее поэтичным языком, это представление одного текста в другом в виде цитат, плагиата, иллюзий или намеков. В настоящее время это понятие является общеупотребительным для текстологической теории постмодернизма, дополняясь близкими по значению и уточняющими терминами.
  3) Нарративная языковая референция - характеристика языкового акта, точнее, соотнесенность вербального изложения. Слово "нарратив" является понятием философии постмодерна, фиксирующее процессуальность самоосуществления как способ бытия повествовательного текста.
  4) Языковые игры - понятие современной неклассической философии языка, фиксирующее речевые системы коммуникаций, организованные по определенным правилам, нарушение которых означает разрушение или выход за их пределы. Идея языковых игр лежит в самой основе постмодернистической концепции Читателя как источника смысла, ибо в процессе чтения читатель, текст и автор являют собою единое и бесконечное поле для игры письма. Именно языковая игра является сферой подлинной реализации не только сущности языка, но и человеческой сущности.
  Человеческая сущность, как и сам человек - фундаментальная категория философии, являющаяся смысловым центром практически любой философской системы. В рамках истории философии человек традиционно понимался в единстве таких его основных модусов, как тело, душа и дух. Лакан выдвинул позицию, что человек мыслит оттого, что некая структура, а именно структура языка, расчленяет - как само слово подразумевает это - его тело, причем способом, не имеющим ничего общего с анатомией. Разделка эта является душе в виде навязчивого симптома - мысли, которая ставит душу в тупик, с которой та не знает, что делать. "Язык" выступает скорее как проблемный, полисемантический конструкт, нежели понятие. В ранних работах Лакан растворяет язык в общем представлении о символическом, а само "символическое" употребляет как прилагательное, отсылающее главным образом к формально-логической и алгебраической символике. Далее он развил и конкретизировал в своих трудах понятие символа и языка. Так, по его мнению, человек говорит, но говорит он благодаря символу, который ею человеком сделал. Это подобно браку, что определяется порядком предпочтений, правила которого, включающие именования степеней родства, для группы, как и язык, императивны по форме, но бессознательны по своей структуре.
  Жак Лакан уподобляет структуру бессознательного языковой структуре и ищет соизмерения между различными уровнями психики, пути их рационального объяснения. Он говорит, что бессознательное структурировано как язык. В нем можно выделить две стороны, два русла. Это русло смысла - оно и является, казалось бы, руслом психоанализа, источающего смысл, который держит судно нашей сексуальности на плаву. И другой смысл - этот смысл выдает себя за здравый смысл, да еще в смысле "общего мнения". Здравый смысл являет собой внушение. В XX веке структурализм приложил особые усилия к тому, чтобы показать, что бессознательное, будучи областью, стихийно протекающего, "иррационального" опыта, тем не менее, представляет собой систему регулярных зависимостей, подчиняется определенным правилам, иными словами, вполне поддается рациональному анализу. Бессознательное - это та часть какого-то конкретного межиндивидуального дискурса, которая остается за кадром намерений субъекта, обеспечивая континуальность, связывающую его сознательную речь. Всякая же речь требует себе ответа. То, к чему стремится речь в своей символизирующей функции - это трансформировать субъект, которому она адресуется, установив его связь с субъектом, от которого она исходит, то есть создав эффект означающего.
  Речь есть "означающее" членение понятности бытия в мире, к которому принадлежит событие и которое держится всякий раз определенного образа озаботившегося бытия друг-с-другом. Последнее есть речь как со - и разногласие, понуждение, предупреждение, выговаривание, обговаривание, уговаривание, далее как "формулирование высказываний" и как говорение по способу "держания речи". В новейшей литературе мы видим, как язык, чем дальше, тем больше, замыкается на самом себе, обнаруживает свое самостоятельное бытие. По Лакану: "Драма субъекта состоит в том, что язык доказывает ему его собственную неукорененность в бытии". А Хайдеггер считал, что бытие постижимо не иначе как через посредство языка - языка, который неподвластен человеку, ибо не человек мыслит себя на языке, но язык мыслит себя через человека. "Мы должны понимать бытие, - пишет Хайдеггер в своей книге "Основные проблемы феноменологии, - бытие, которое не находится среди прочего сущего как сущее, но которое, тем не менее, должно быть дано и в самом деле дано в понимании бытия, в бытийной понятности". Через язык "Бытие" раскрывается. Идея Бытия у Хайдеггера просматривается совершенно очевидно, потому что именно плетения языка передают особые отношения человека с бытием. А это отношения различия и членения. Предмет мысли это различие как таковое. Мыслить различие как таковое - это и значит философствовать, признавать зависимость человека от чего-то такого, что именно своим отсутствием его и учреждает, позволяя, однако, постичь себя лишь на путях отрицательного богословия. Язык дает явиться тому, что мышление должно беречь и пестовать, не насилуя, не выпрямляя в сковывающих и умертвляющих дефинициях. И то, чему он позволяет явиться и что берет под охрану, это то самое, что притягивает к себе всякое высказывание и всякое мышление, позволяя им быть.
  Главным в бытийном вопросе, по мысли Хайдеггера, является не спрашивающий, не субъект, а само спрашиваемое, само бытие, которое и задает как границы вопрошания, так и границы самого спрашивающего. В структуре вопроса о бытии Хайдеггер подразумевает отказ от центрального места и приоритета вопрошающего, то есть субъекта, ego, cogito. В бытийном вопросе ищется смысл бытия, рассматривается смысл бытия сущего. Бытие сущего должно нам показать и дать ответ на вопрос о смысле самого сущего (через бытие мы узнаем, что же есть сущее, и бытие выявляет нам бытие сущего, смысл сущего). Истина сущего в самом раскрытии, открытости чему-то иному, что не является сущим и что никогда не позволит исчерпать себя отношениями обосновывающего - обосновываемого... бытие это не что иное, как его история.
  Однако же бытие не является простым предикатом сущего, и не является оно также и его субъектом. Жак Деррида - мыслитель, который, начав с критики структурализма под влиянием Хайдеггера и Ницше, писал, что бытие сущего все равно не принадлежит области предикации, поскольку оно уже вовлечено вообще в любую предикацию и делает оную возможной. Мысль о бытии не является ни онтологией, ни первичной философией, ни философией власти. Предпонимание бытия обусловливает признание сущности сущего. Знак "бытие" - это след, который обозначает наличие только через его отсутствие, так что бытие формируется и обнаруживается под знаком следа. Различие между бытием и сущим - все это показывает, что по сути своей ничто не ускользает от динамики означающего и что, в конечном счете, разница между означаемым и означающим - нулевая.
  Означаемое (signatum) и означающее (signans) - термины, используемые в семиотике. Первое применяется для определения содержательной ("умопостигаемой") стороны знака, отсылающий к "понятию" ("знак" связывает не вещь и ее название, но понятие и его акустический образ). Второе - чувственно воспринимаемая сторона знака, относящаяся к плану выражения. Означаемое уместно определить как нечто, что благодаря коду вступает в семасиологические отношения с означающим. Для современной лингвистики означающее - это след, а означаемое - смысл, в принципе доступный постижению в полноте наличия интуитивного сознания. Означаемое неразрывно связано с означающим и не может существовать без последнего. Деррида говорил, что означающее не может предшествовать означаемому, но без такого предшествования оно перестает быть означающим, а означающее "означающего" лишается возможности иметь означаемое. Следовательно, мысль, которая провозглашается в этой невозможной формуле, не будучи в состоянии в ней уместиться, должна искать других средств самовыражения. И она, несомненно, сможет их найти, только если усомнится в самой идее знака как "знака чего-то", навсегда привязанного к тому, что подвергается здесь сомнению, если разрушит всю систему понятий, упорядоченных вокруг понятия знака (означающее и означаемое, выражение и содержание и т.д.). Если знак является простой и чистой связью означающего и означаемого, то их отношение может быть установлено лишь во всеобщем элементе представления: означающее и означаемое связаны только в той мере, в какой они представлены (или же были представлены, или могут быть представлены) и в какой одно действительно представляет другое.
  Один из основателей науки о знаках Чарльз Пирс ввел понятие "интерпретанты", заменив им понятие "означаемое". Интерпретанта это то, благодаря чему знак значит даже в отсутствие интерпретатора, это иной способ представления того же самого объекта. В определении гласит, что "Интерпретанта - то, что знак рождает в уме интерпретатора". Понятие "интерпретанта" можно было бы заменить понятием "означаемое", если только в ней не усматривалось определение репрезентамена. Знак, или репрезентамен, есть нечто, что замещает (stands for) собой нечто для кого-то в некотором отношении или качестве. Он адресуется кому-то, то есть создает в уме этого человека эквивалентный знак, или, возможно, более развитый знак. Знак, по Пирсу, есть репрезентамен, один из интепретантов которого есть познавательная способность ума. Никакой Репрезентамен не действует как таковой, пока им действительным образом не определяется некоторый Интерпретант, но при этом он является Репрезентаменом постольку, поскольку вполне к этому способен. Так что его Репрезентативное качество не зависит необходимым образом ни от того, определяет ли он в действительности какой-либо Интерпретант, ни от того, имеет ли он Объект.
  Для того, что бы нечто действовало как Знак, это нечто должно "репрезентировать" нечто другое, называемое его Объектом. Знак может только репрезентировать Объект и сообщать о нем, но не может организовать знакомство с Объектом и составить о нем первое представление. В данном случае имеется в виду, что Объект Знака представляет собой нечто, с чем Знак уже предполагает предварительное знакомство для передачи о нем дальнейшей информации. Для всякого Знака следует различать два Объекта - Опосредованный Объект извне и Непосредственный Объект внутри Знака. О каждом из двух указанных Объектов сказано, что они способны иметь любую из трех Модальностей , хотя для Непосредственного Объекта это верно лишь до определенной степени. Однако Пирс всегда рассматривает совокупность объектов в качестве одного сложного Объекта.
  В постмодернистской философии для обозначения функционального статуса языковой среды в ситуации ее мета-анализа, используется понятие "Язык-объект". Данная концепция используется как парное по отношению к понятию "метаязык". Собственно, язык-объект - это "сам предмет логического исследования" - в отличие от семиотической системы метаязыка как искусственного языка, "на котором это исследование ведется". Таким образом, практически язык-объект есть форма проявления бытия живой языковой среды, представляющей по своим имманентным законам, не зависящим от наличия или отсутствия субъектной рефлексии над этой средой. Метаязык же это язык научного или философского исследования, посвященного анализу другого языка, то есть языка-объекта. Ролан Барт, который и внес термин язык-объект, в одном из своих книг пишет: "Когда семиолог анализирует метаязык, ему незачем интересоваться строением языка-объекта, учитывать особенности языковой системы; он берет языковой знак в его целостности и рассматривает его лишь с точки зрения той роли, которую он играет в построении мифа". Так языковой знак, как и сам язык, становятся исходным материалом для построения мифа. Описывая современные "мифы", Барт с "технической" точки зрения определяет их как совокупность коннотативных означаемых, образующих латентный идеологический уровень дискурса. В функциональном же отношении назначение мифа оказывается двояким: он направлен на деформацию реальности, имеет целью создать такой образ действительности, который совпадал бы с ценностными ожиданиями носителей мифологического сознания; миф чрезвычайно озабочен сокрытием собственной идеологичности, поскольку всякая идеология хочет, чтобы ее воспринимали не как одну из возможных точек зрения на мир, а как единственно допустимое (ибо единственно верное) его изображение, то есть как нечто "естественное", "само собой разумеющееся".
  Леви-Стросс предположил, что мир мифа и языка - это спектакль, действие которого разворачивается за спиной зрителя и в котором человек выступает в роли послушного исполнителя, жертвы неких комбинаций упраздняющих его как самостоятельное лицо. Фундаментальная функция мифа сводится к тому, чтобы "signifier la signification" (означать значение), такова структура бинарных оппозиций всякой коммуникации, основополагающий закон всякой умственной деятельности. Многоуровневая структура мифа позволяет видеть в нем некую матрицу значений, упорядоченных горизонтально и вертикально, но как ни читать, всякий план неизменно отсылает к другому плану. Мифы означают дух, их созидающий с помощью того самого мира, частью которого он является. Таким образом, могут порождаться одновременно как сами мифы, созидаемые учреждающим их духом, так и созидаемый мифами образ мира, уже нашедший себе место в устроении духа. И если согласно Леви-Строссу, "мифы означают дух", то Жак Лакан через голову всех исследований языка мифов, всего того, что связано с коммуникацией, принимается за изучение самого духа и делает это как психоаналитик. Стало быть, он ведет речь о Бессознательном и его структуре. Лакан в своей книге "Функция и поле речи и языка в психоанализе" вопрошает: "Не замечательно ли, что Леви-Стросс вступил на ту самую территорию, которую отвел для бессознательного Фрейд?". Ответ на этот вопрос Леви-Стросс дал заранее в предисловии к изданию трудов Мосса: "Действительно, лингвистика, и в особенности структурная лингвистика, давно уже свыклась с идеей о том, что фундаментальные феномены жизни духа, те, что обуславливают ее наиболее общие формы, помещаются в план бессознательного".
  Не нужно думать, что и бессознательное, и все другие формы немыслимого вообще были открытой компенсацией позитивного знания о человеке. Мишель Фуко считал: "Бессознательное неминуемо раскрывается перед научной мыслью, обращаемой человека на самого себя, как только он перестает мыслить о себе в форме рефлексии". Однако для того чтобы образовать язык или вдохнуть в него жизнь изнутри, требуется не существенный и изначальный акт обозначения, а только существующая способность представлять самого себя, то есть анализировать самого себя, располагаясь, часть за частью под взглядом рефлексии, и отсылать себя к своему заместителю, который его продолжает. Язык является исходной формой всякой рефлексии. Деррида полагал, что в силу очень глубокой необходимости, проявившейся на уровне жеста и мотивов, "языком" стали называть мысль, рефлексию, бессознательное и др. Но теперь стоит называть все это и многое другое словом "письмо". Так, с письмом обозначаются не только физические жесты буквенной, пиктографической или идеографической записи, но и вся целостность условий ее возможности. Считалось, что письмо - это всего лишь "знак знака": графический знак, замещающий устный в его отсутствии. Однако для Деррида слово "письмо" относится не только к системе записи, но и к самой сути и содержанию этих видов деятельности. "Система языка, ассоциирующаяся с фонетически-алфавитной письменностью, есть то, в рамках чего была создана логоцентристская метафизика, метафизика, детерминирующая, определяющая смысл Бытия как присутствие".
  С переосмыслением рефлексии над языком и письмом тесно связан термин "чтение". Данное понятие обозначает совокупность практик, методик и процедур работы с текстом. Чтение и письмо, как и полагается, - порождение текста. Умберто Эко говорит следующее: "Для того чтобы читать художественную литературу, надо помнить, что литературным миром правят критерии экономичности. Единого правила в нем нет, вернее, как во всяком "герменевтическом круге", правило находится, когда его выводят из текста. Любое чтение - проверка себя на способность прислушаться к недоговоренным подсказкам". На самом деле, ранее Барт полагал, что уже в акте чтения субъект должен полностью отрешиться от самого себя - тем полнее будет его удовольствие от произведения, т.е. от текста. Читать - значит желать произведение, желать превратиться в него, это значит отказаться от всякой попытки продублировать произведение на любом другом языке помимо языка самого произведения. Между аналитическим "письмом" и "эмпатическим" чтением пролегает пропасть. Перед воспринимающим субъектом стоит жесткая альтернатива: он может быть либо "читателем", либо "критиком", третьего не дано.
  Одним из самых важных понятий в постмодернизме - понятие читатель, тесно связанный с понятием автора и авторства. Именно в 60-е годы зарождается смещение интереса от автора к читателю, то есть к адресату текста, субъекту чтения. Интенция текста состоит в производстве своего образцового читателя - то есть читателя, способного выявить смысл, запрограммированный текстом, и тем самым редуцировать бесконечное количество возможных прочтений к нескольким интерпретациям, предусмотренным самим текстом. По формулировке Барта, фигура читателя может быть рассмотрена в качестве "личного адреса" ничуть не более, нежели фигура автора, ибо "читатель - это человек без истории, без психологии, он всего лишь некто, сводящий воедино все те штрихи, что образует письменный текст". Однако смысл, который читатель извлекает из текста, зависит от его собственного воображения". Любой читатель находится в ситуации своеобразного "диалога" по отношению к произведению: он обладает определенным культурным кругозором, системой культурных координат, в которые произведение включается как в свой контекст и в зависимости от контекста позволяет выявлять такие аспекты смысла, которые интенционально никак не фокализованы. Позиция читателя по отношению к произведению всегда двойственна: он должен уметь видеть действительность глазами произведения; и в то же время - он видит само произведение как объект, находящийся в окружении других аналогичных объектов, он видит его культурное окружение, исторический фон, видит то, чего зачастую не способно заметить само произведение, знает о нем то, чего оно само о себе не знает, что стоит за спиной его интенции. Человек не может быть пассивным по отношению к тексту, и вынужден занимать позицию либо Читателя-"потребителя", либо "производителя", т.е. Читателя-соавтора. Однако постмодернизм не завязывает процедуру смыслопорождения на фигуру читателя в качестве ее субъекта, внешнего причиняющего начала, ибо в этом случае фигура Читателя была бы эквивалентна фигуре Автора. И выдвигает тем самым тезис, что Читатель, как и Автор, оказывается "порождением текста".
  Природа, статус и идентификация "интенции текста" с необходимостью предполагают более строгое определение места и функций таких категорий интерпретативного процесса, как эмпирический читатель, подразумеваемый читатель и образцовый читатель. Эко в "Шести прогулках в литературных лесах" признается: "Мой Образцовый Читатель, например, очень похож на Подразумеваемого Читателя Вольфганга Изера. Однако, согласно Изеру, читатель заставляет текст выявить потенциальную множественность взаимосвязей. Эти взаимосвязи суть продукт обработки текстового сырья читательским разумом, но не являются текстом как таковым, поскольку он содержит всего лишь предложения, утверждения, информацию. Разумеется, это взаимодействие не происходит в самом тексте и возникает только в процессе чтения". Образцовый Читатель Эко не только интерактивен и кооперативен по отношению к тексту; он есть большее - или, в определенном смысле, меньшее, - он рождается вместе с текстом, являясь движущей силой его интерпретационной стратегии. Эмпирические читатели же, говорит Эко, прочитывают текст по-разному, и не существует закона, диктующего им, как именно читать, поэтому они зачастую используют текст как вместилище своих собственных эмоций, зародившихся вне текста или случайно текстом навеянных. Как бы то не было, для Эко подлинный читатель - это тот, кто осознает, что единственная тайна текста - это пустота. Ибо пустота - это естественное расширение внутренней тишины тела.
  Подведем итог всему вышесказанному. Но начнем теперь с определения понятия "постмодернизм". Термин "постмодернизм" впервые был употреблен в книге Р.Ранвица "Кризис европейской культуры" в 1917 года. В философию оно вошло, прежде всего, во Франции, особенно после 1979 года, начиная с работы Ф.Лиотара "Постмодернистское состояние: доклад о знании". Теперь же постмодернизм становится синонимом современного философствования, конкретизируясь как постструктурализм, деконструкция и грамматология. Самым простым определением "постмодернизма" может быть то, что это есть углубление и усиление модернизма или, напротив, это отказ от него, его отрицание и преодоление, возврат к классике. Модернизм же - общее обозначение направлений искусства и литературы конца XIX-XX вв., провозгласивших разрыв с реализмом, отказ от старых форм и поиск новых эстетических принципов.
  Центральное место в постмодернизме отводится понятию языка. Смысл выражается предложением, а предложение строится на языке, на котором мы и мыслим. Делез замечает, что бракосочетание между языком и бессознательным - уже нечто свершившееся. И оно празднуется на все лады. Именно благодаря Лакану, перебравшегося из психоанализа в структурализм, и работающего на два фронта, это стало возможным. Именно благодаря структурализму открылось, что бессознательное в целом структурно упорядочено в соответствии с теми же законами, которые управляют естественными языками. По оценке Ролана Барта, современная лингвистика показывала, что "высказывание... превосходно совершается само собой, так что нет нужды наполнить его личностным содержанием говорящих". Именно в языке видится роль "интерпретанта" всех прочих знаковых систем. Однако же, язык в постмодернизме выходит за пределы изучения лингвистики, ибо все понимают, что язык, благодаря которому хоть и бессознательно осуществляется отсылка от одного знака к другому, находится как бы под языком, но никогда помимо него. Любая наука, в зародыше несет собственную гибель в форме языка, который сделает ее своим объектом. Ибо науки это тоже утопия. Своего рода языком является и миф. Барт же определив "миф" как вторичный (по отношению к естественному языку) язык, тут же называет его "метаязыком" и утверждает, что это такой "вторичный язык, на котором говорят о первом. Умберто Эко в своей книге "Отсутствующая структура" пишет: "О чем бы ни рассказывали мифы, они всегда рассказывали и рассказывают одну и ту же историю. И эта история есть экспозиция законов духа, их обосновывающего. Не человек мыслит мифы, но мифы мыслят людьми, более того, взаимно трансформируясь, мифы мыслят друг друга". Последнее утверждение как бы интерпретирует высказывание Хайдеггера, что не мы владеем языком, а язык владеет нами.
  Язык, по Бодрийяру, - явление предопределенное: каждый - своим правилом, своим самоуправлением, своей беспощадной логикой. Каждый подчиняется закону коммуникации и обмена, но одновременно - некоей внутренней нерушимой связи и, как языки, они всегда были и навсегда останутся непереводимыми с одного на другой. И звучат они так "красиво" потому, что остаются чужими друг для друга. И если язык, техника, сооружения человека - суть распространение его конструктивных способностей, то только пустыня есть распространение его способности к отсутствию, идеальный образ его исчезнувшей формы.
  
  Список литературы.
  
  1) Жак Лакан. Функция и поле речи и языка в психоанализе. Москва. Гнозис. 1995.
  2) Мартин Хайдеггер. Основные проблемы феноменологии. Высшая религиозно-философская школа. Санкт-Петербург. 2001.
  3) Жак Деррида. Письмо и различие. Академический проект Санкт-Петербург 2000
  4) Чарльз Пирс. Начала прагматизма. СПб.: Лаборатория метафизических исследований философского факультета СПбГУ; Алетейя, 2000.
  5) Ролан Барт. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. Москва, Прогресс 1989.
  6) Мишель Фуко. Слова и Вещи. Санкт-Петербург A-cad 1994
  7) Умберто Эко. Отсутствующая структура. Симпозиум, 2002 г
  8) Умберто Эко. Шесть прогулок в литературных лесах. Симпозиум, 2002 г
  9) Жак Делез. Что такое философия. Институт экспериментальной социологии. Москва. Алетейя, 1998
  10) Жан Бодрийяр. "В тени молчаливого большинства, или Конец социального": Editions DENOEL, 1982; Екатеринбург; 2000 11) Постмодернизм. Энциклопедия. Интерпрессервис; Книжный Дом. 2001
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"