В середине 90-х у нас в городке была поистине легендарная личность, чудная и распутная девица, Пипа. Она была водолейкой, чаще одного брошенного взгляда на женщину этого знака бывает достаточно, чтобы проникнуться к ней симпатией и даже почувствовать желание, пускай она и не слишком ярка, но вместе с тем эротична, обаятельна и непредсказуема. Порой эти женщины настоящие ведьмы и в них таится такая пикантность, что после секса с ними, многие партнёры теряют интерес ко всему иному, словно увидев в них свой каменный цветок.
Пипа была совсем молоденькой, но очень ранней и необыкновенно роскошной и лихой девицей. Говорили, что она жила со своей распутной матерью и младшим братом в миленькой квартирке и что с матерью у них связь, а брат вовсе не брат Пипы, а её сын. Ходили также слухи, что они с матерью ведьмы и что Пипа своим взглядом легко могла остановить сердце мужчины. Но больше славилась она тем, что, будучи невообразимо едкой, высокомерной и заносчивой, Пипа могла неожиданно подойти к любому парню или мужчине. Легко и непринуждённо заговорить с ним и быть при этом настолько откровенной и шокирующей в общении, что спустя несколько минут, выбранный ею мужчина, совершенно ошалевший, соглашался выпить с ней чая и оказывался в её квартире. Затем её гость, дрожа, сидел в кресле в ожидании чашки обещанного чая, но чая не было, а из кухни выходила обнажённая Пипа, с лицом и телом непорочного ангела, но с такими глазами, что она и сама старалась не показывать их людям. Опускалась на колени перед гостем, раздевала его ниже пояса. Потом убирала свои руки за спину и без малейших эмоций на лице и отрешёнными, жуткими, почти бесцветными глазами, начинала известным только ей способом поглощать ртом достоинство мужчины, словно змея, причём вместе с мошонкой и размер для неё не имел значения. Потом лежала вот так беспомощно на его ногах, и мужчина не смел, даже пошевелиться от восторга, чувствуя себя в её горле. А она умудрялась такое внутри себя вытворять, что скоро он изливался в неё непомерно, но она вновь тихо лежала словно неживая, лишь изредка сглатывая и дыша как-то по-особому. После чего она так же неспешно возвращала мужчине его гордость, причём вылизанную до блеска неведомо каким образом. Многим мужчинам казалось, что она делала это не столько для них, сколько для своего удовольствия. У кого из гостей был тугой кошелёк, те платили ей очень щедро, часто в сердцах отдавали всё, а мальчишки и гости поскромнее, уходили, потому что она никогда ни у кого ничего не просила. Но чаще всего, такие, выйдя из её квартиры, потом разбивались в кровь, но находили деньги или иными способами щедро благодарили Пипу. Причём все мечтали о повторной встрече с ней, но она никого и никогда не звала к себе повторно.
Марат часто слышал о ней от ребят, но сам дел с ней никогда не имел. Хотя судя по её многозначительному взгляду и улыбке при встречах с ним, Пипа видимо тоже была немножечко наслышана о Марате и знала, что он являл собой, но несмотря ни на что она демонстративно игнорировала его, не идя с ним на контакт.
Однажды, Марат на мотоцикле подъехал к Шуркиному гаражу, где обычно всегда тусовались, если не байкеры, то другие различные неформалы. Там стояли несколько парней у своих мотоциклов и ещё компания нечёсаных ребят, среди которых была и Пипа. Тогда они впервые столкнулись, как говорится нос к носу. Марат чувствовал волнение от её столь близкого присутствия, а она стояла в метре от него и смотрела из-под ресниц, не отводя взгляда. Бельё она видимо совсем не носила, через ткань её футболки просматривались очертания ареол и торчащие соски её довольно крупной и упругой груди. Марат посмотрел ей в глаза, чем поверг её в смущение, вообще-то она была невообразимой кокеткой. Тут же постаралась напустить на себя серьезности и безразличия, но словно не согласовав своих действий, села при этом позади Марата на его мотоцикл. Марат ощутил лёгкий, свежий и едва различимый аромат её изысканного парфюма и тут же по его коже побежали мурашки. В тот же миг он почувствовал, каково быть с ней и от этого к его горлу подступил ком. Марат попытался отрезвить себя, выдохнул, стараясь отвлечься от этих мыслей.
"Поедем, отчего же не покатать..." - спокойно ответил Марат.
И он повёз её за город, в северном направлении. По дороге, Марат всем телом ощутил, что Пипа, так же как и он, обожала скорость, ветер и резкие манёвры, она буквально слилась с ним, приняв его форму, прижимаясь к Марату и обнимая его руками чуть выше бёдер, вопила от восторга. Он вёз её к "Голубиной горе", которая стремительно вырастала перед ними, завораживая своим причудливым очертанием. Поднявшись на неё по шоссе, которое шло от подножья и далее по её склону, они двинулись вдоль горы, по её вершине, воспользовавшись едва различимой, старой дорогой. Проехав по ней пару километров, Марат остановил мотоцикл у густого кустарника, который тянулся по вершине тонкой лентой на многие километры. Правее, метрах в пятидесяти, был скалистый обрыв, с которого открывался вид на бескрайние луга, холмы и северную часть городка. Пипа радостно взбежала к обрыву и, встав на огромном, плоском камне, лицом к солнцу, раскинула руки и начала кричать о любви ко всем стихиям. Свежий ветер трепал её волосы и одежду, вычерчивая тем самым линии её распутного тела. Потом она обернулась к Марату, молча, посмотрела на него сверху вниз, а затем опустилась на колени и поманила его к себе. Но Марат не двинулся к ней и лишь позвал её, обещая показать кое-что ещё. Пипа неохотно поднялась и неспешно направилась к нему, повиливая бёдрами. Он взял её за руку и повёл сквозь кусты, через пару метров кустарник закончился и они оказались на краю глубокой балки. Март начал спуск, придерживаясь за частые ветки деревьев, Пипа последовала за ним. Метров через тридцать, они вышли на узкое дно балки, поросшее редкой травой, солнце почти не заглядывало сюда, а ещё в десяти шагах, в камнях протекал неглубокий ручей, причём его русло напоминало сложную систему террас, состоящую из отрезков длинной 5-10-ть метров в форме старинной ладьи или овальной чаши. Каждый отрезок заканчивался природной плотиной из камня, в центре и к краю которой имелась протока образующая невысокий водопад, затем вода снова попадала в чашу и снова водопадом стекала в следующую заводь, а по сторонам от ручья, совсем узкие бережки из песка, потом невысокий обрыв покрытый травой. Ручей брал своё начало из "Вдовьего колодца", так называли древний родник на вершине Голубиной горы, где по приданию оплакивая любимого, от горя умерла молодая девица и якобы её слёзы стали ручьём... плачущая гора. Балка была искусно спрятана, сверху казалось, что это лишь полоска кустарника, потому совсем немногие знали о ней, Марату это место когда-то давно показал Джоник, привозивший сюда свою первую девушку.
Пипа была в восторге от увиденного. Стояла заворожённая, наблюдая мерное течение ручья под негромкий звук миниатюрных водопадов. Потом обернулась к Марату, посмотрела на него с благодарностью, подошла вплотную, опустилась и стала расстегивать на нём джинсы. Под узкими джинсами Марата не было белья, и через секунду его подрагивающий от желания член мерно раскачивался над её лицом. Пипа прикоснулась пальцами к его бёдрам, и как только Марат увидел непроизвольные и едва различимые сигналы на её лице, о том, что она собирается сделать, он вдруг отстранил её, оделся, с трудом застегнув молнию... и начал подниматься вверх, обратно к мотоциклу. Через некоторое время поднялась Пипа и, не говоря ни слова, уселась на мотоцикл за его спиной.
Обратный путь шёл под уклон, и Марат легко разогнал мотоцикл до полутора сотен, тут же почувствовал, как Пипа сильнее прижалась к нему... ветер, проникающий под одежду, ласкающий тело и хлеставший по лицу, остужал его пыл...
Подъезжая к Шуркиному гаражу, Марат уже не увидел ребят, с которыми она пришла сюда, оставалась лишь группка мотоциклистов. Пипа сразу устремилась к ним, заговорила о чём-то с их вожаком, и уже через пару минут, сидела у него за спиной, оседлав его "рыжего пса". И в тот момент, когда парень уже собирался отъезжать, с остальными байкерами, Пипа резко повернулась к Марату и в сердцах бросила ему обижено: "Дурак!...". Мотоциклы сорвались с места и в мгновение все скрылись за поворотом. Наступила пауза, тишина и лишь сизый дым выхлопа неспешно рассеивался над площадкой у гаража. Шурка смотрел на Марата, в надежде услышать что-то, но Марат лишь загадочно улыбнулся, смотря куда-то вдаль, словно не замечая его немого вопроса, и лишь спустя время произнёс: "Хорошая она".
С того дня уж и лето пролетело и осень подходила к концу, было холодно, уже много дней шёл дождь и Марат приехав к Шурке, загнал мотоцикл в его гараж. У Шурки было тихо, уныло и не было больше никого. Марат достал из тайника припасённый коньяк, Шурка принёс яблок на закуску, они сидели на старом диване, и пили, молча, под негромкую музыку...
- Шурка, что-то я давно Пипу не видел, раньше, куда не глянь, везде она... не знаешь ничего о ней?
- Хех, так и не увидишь больше, ты разве не слышал? Убили Пипу. Я думал, что ты знал. Да, ещё давно, в начале лета, наверное, через пару недель, как ты её катал тогда. Маманька ещё помню, говорила, что дело им передали, правда, точно не знаю, что там вышло. Её в подвале дома нашли, где она жила, лишь спустя несколько дней, без одежды совсем, крысами обглоданную. Одни говорили, что зарезали её, может, отказала, вон, сколько мечтали о ней, а другие говорят, что, мол, захлебнулась она и тело нарочно в подвал спустили. Вообще тёмная история, мутная, как и сама Пипа была...
Шуркина крёстная работала в прокуратуре. Марат вспоминал, как Пипа прижималась тогда к нему, сидя за спиной, как пахла и как любила жить. У Марата заблестели глаза, он потянулся за сигаретами, закурил...
Из динамиков послышалась песня: "А я ж не в коже, не блатной, садись на мотоцикл мой, коньяк, конфеты, вот и всё, что в эту ночь возьмём с собой..."