Багрово-черная пелена давнего, но не забытого, сна снова навалилась на меня, раздавив своей тяжестью. Привычно.
Привычным было отсутствие значения деталей. Где, кто, зачем - неважно. Очертания предметов расплывались - только от того, что мне было достаточно, что это - стена, это - дверь, а это - стол. Остальное - ерунда.
И были люди. Кто такие? Это было неважно.
Иногда их лиц казались смутно знакомыми, но это тоже ничего не меняло.
Все дело было в том, что они были смертны. Все до единого.
,И я чувствовал себя безумным богом, и я привычно сжимал в руке рукоять меча или... Оружие было разным. Я менял его легко и непринужденно. Мне было все равно - я легко справлялся со всем, что оказывалось у меня в руках.
Была только невозможная радость. Легко, одним ударом - голову с плеч. Размозжить затылок шипастой палицей. Пронзить насквозь копьем. Разрубить от ключицы до паха алебардой. Коротким кривым ножом выпустить кишки на прогулку.
Привычным было упоение силой. И единственное, что имело значение если не считать смерти - не поскользнуться на мокром от пола дощатом или каменном полу, на черных от крови булыжниках мостовой, в грязи, на...
Наплевать!
Я убивал. Это было единственное, что имело значение. Настоящее значение. И даже падение имело значение только в силу этого, потому что оно помешало бы мне убивать. Я куда-то шел или даже бежал, я искал людей, чтобы продолжить.
Иногда они не сопротивлялись, иногда пытались защищаться. Многие были вооружены не хуже, чем я, но это не помогало им. Мне нравилось видеть страх в их глазах. Мне нравилось вдыхать запах страха, как и запах крови.
Я жил! Именно так я жил. Именно в такие моменты я чувствовал себя в полной мере живым. И потому я хотел продолжения, я искал еще людей...
Но наконец наступал момент, когда я каким-то образом понимал - все, конец. Потеха кончилась.
И тогда я чувствовал усталость от затянувшейся резни, мне надо было отдышаться, и больше всего мне хотелось зайти куда-нибудь, и выпить. Можно и воды, но лучше - чего-нибудь покрепче. Пусть дети и женщины пьют водичку! Хотя для начала - неплохо бы и ее. Но прямо сейчас!!!
И еще...
Я всегда смотрел на свои сапоги. Мне всегда очень хотелось, чтобы они были по колено в крови. Этого никогда не получалось, но чем выше, тем лучше. И если я поставил сегодня новый рекорд, это надо отметить...
И глядя на эти сапоги, я понимал, что все не так, что я не ношу сапог и вообще...
Я просыпался.
Это не был кошмар. Я не знал ни смысла, ни цели этой бесконечной резни. И не хотел знать. Я не могу даже сказать, что это был кошмар, несмотря на чудовищную реалистичность снов. Я не сразу осознал, насколько там все натурально. Только когда я увидел человека, который бросился под поезд метро... И еще потом... Неважно. Там все было не киношно-красивое и несташное. Но это не были кошмары.
Нельзя сказать, что я вспоминал эти сны без некоторого внутреннего содрогания. Но... Наутро я вставал в прекрасном настроении и чувствовал какую-то невообразимую внутреннюю легкость и покой... Снились они мне не часто.
Думаю, оно к лучшему. И что снились, и что далеко не каждый день...
...Трехэтажный мат был ответом. Все сидевшие за столом, а заодно и за несколькими соседним захохотали. Мутные стекла в окнах таверны зазвенели от хохота солдатни, а хозяин втянул голову в плечи. Мало ли что придет в голову новым хозяевам города. Особенно вот тому, безумцу.
- Салд, заткнись, - добродушно посоветовал усатый немолодой наемник новичку, которому было немного не по себе после вчерашней резни, вероятно, первой в его жизни. Радостно не по себе, но все же...
- Нет, я не понимаю...
- А кто понимает? Так оно есть.
Одобрительный гомон подтвердил точность этой крайне удачной формулировки.
- Но Этер...
Грузный наемник с густыми и пушистыми черными усами, в которых еще не проявилось и намека на седину, выбелившую его не слишком причесанные волосы на висках и проскальзывающую отдельными серебристыми нитями и в других местах.
- Говорю тебе - не помню. Никогда. Вот в ворота ворвались - помню. А потом - как отрезало. И всегда у меня так.
Этер рыгнул и отпил еще один глоток из огромной пивной кружки. Еще один - это второй. Последний.
Кружка грохнула по столу так, что остальные кружки и миски с сыром и прочей снедью подскочили. Хозяин поспешил обслужить жутковатого гостя.
Вчера ему повезло. Он сумел спрятаться от этого... Который Этер.
Вчера...
Это чудовище в человеческом облике врывалось в дома. И в его таверну тоже. Говорят... О нем вообще много говорят. Так вот, он вроде бы и не помнит, что он делал. Только вот был воин... Ну воин и воин. Умелый, конечно. И вообще - далеко не из последних. И вдруг в бою начинает убивать всех. Говорят, и своих может. И противостоять ему нет никакой возможности. Как будто и не человек он вовсе. Один против всех выходит, и потом уходит живой, оставляя за спиной трупы и только трупы. Он только убивает. Он не грабит, не берет пленных... Он редко добивает раненых, потому что убивает как правило с одного удара.
И говорят, ни слова не произносит... Только врут.
Хозяин таверны сам вчера слышал - оступился он и выругался... Судя по всему - выругался. Только много языков за свою жизнь услышишь, если с утра до ночи в таверне, а вот этого... Ну не знал он такого языка. Даже и не слышал. А Этер - он все-таки халмеец, и у них там язык от местного не так уж и отличается... А если точнее - можно считать, что язык один...
А он потом еще чего-то выкрикивал. Только то ли показалось, то ли тоже... непонятный язык какой-то.
Но ладно б еще язык.
Хуже было другое. Вот ворвался этот... На роже - восторг безумца. Вот только глаза его увидел кабатчик через щелку... И думал - на месте помрет. Холодные глаза, спокойные. И взгляд - цепкий, ясный. Не то, что сейчас. И даже не то, что было, пока трезв был этот... наемник чертов. Сегодня у него глаза мутные, тусклые... И не цепкости в них, ни ледяной ясности.
Усатый ветеран, хоть и не видел никогда глаза безумного Этера в такие моменты - до сих пор ему везло оказываться достаточно далеко, видел многое, чего жирному обывателю не разглядеть никогда. А когда его спрашивали, видел ли он хоть раз, и если видел, то что, он крутил длинный светлый, чуть рыжеватый ус и отвечал привычно коротко и непривычно непонятно.
То он говорил, что Этер как будто к себе привыкнуть не может. То говорил, что он как будто после болезни встал. А то и вовсе, что Этер на себя не похож. А когда его просили пояснить, он только пожимал плечами, так что оставалось только гадать, он не хочет говорить, не может объяснить или просто сам не может понять, что он имеет в виду.
Но если бы кто-то посмотрел на Этера глазами опытного воина, тем более воина, который давно его знает, он бы тоже заметил странности.
Малоподвижный и грузный Этер обычно брал больше силой, чем скоростью. И предпочитал палицу, алебарду, двуручный меч... Тяжелое, эффективное оружие.
А тут вдруг - скорость, стремительность сложных приемов, отброшенная в сторону любимая шипастая палица. Даже короткие прямые мечи и эспадроны, которые Этер всегда презирал, становились в его руках страшным оружием. И в то же время... Так выглядело, как будто человек встал после долгой болезни, и его мозг, помнил прежние навыки, но сил и скорости еще не хватало на то, чтобы делать все как надо. И еще...Множество не заслуживающих упоминания мелочей складывались в одно несомненное "не так".
Но никому не хотелось разбираться. Все было просто. Хороший парень Этер, с которым приятно было пить, и которому можно было доверять в той степени. в которой вообще хоть кому-то можно доверять. Этот Этер иногда зверел и это тоже было хорошо, потому что это помогало выигрывать сражения, чтобы получать хорошую добычу и потом пропивать ее в кабаке в обществе все того же Этера... Зачем все портить?
И никто не знал. что иногда ему снятся странные сны.
...Звенели струны. Тихо, отстраненно. Дача стояла на берегу, и я видел через окно как на горизонте струи далекого еще дождя смешивали цвета озера и неба. Красиво. Но по фигу.
В доме горел свет, плавали облака сигаретного дыма и с приглушенным бульканьем наполнялись водкой пять стаканов. Встреча друзей.
Разных... Нас многое объединяло, но у каждого была своя дорога и своя судьба. Пожалуй. больше всего общих интересов у меня до сих пор было с Сашей - тем, кто играл на гитаре. Он, как и я увлекался фехтованием, да и вообще...
- Слушай, Вадим, а здорово ты тогда...
- Здорово - что?
- Ну в прошлое воскресенье в клубе.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну этого выскочку ты здорово разделал. Помнишь?
- Ага, припоминаю...
Я предпочитал не уточнять, что именно припоминаю. Я прекрасно помнил, что фехтовал с "этим выскочкой". Помнил как мы встали, как скрестили рапиры... Как меня потом хвалили и поздравляли, а побежденный косился волком из угла... А бой - не помню. Как отрезало.
- А что ты ему тогда орал? Я не слова не понял.
- Не помню. Наверно, цитировал что-то...
Я посмотрел в окно и сделал вид, что только сейчас заметил приближающийся дождь, сообщил Сереге, что классно иметь дачу на берегу озера, тем более такого озера...
Я не хочу, чтобы кто-то понял, что я не помню. Я знаю только по рассказам. Я дерусь великолепно. Рискованно... Но при этом я только обезоруживаю противника, или заставляю его оступиться и упасть, или... Я скорее выставлю на посмешище. И никогда не наношу удары, которые могли бы быть смертельными, будь у меня в руках боевое оружие... Вообще не наношу.
А обычно у меня таких заморочек нет. Естественно, у меня появляются недоброжелатели... Только это ерунда. Вот если из-за работы в банке у меня появляются недоброжелатели - это намного серьезней.
Ладно, все не о том... У меня отпуск. И это повод выбраться с друзьями и забыть о всей этой ерунде. Бутылка снова булькнула, наполняя стакан водкой.
Это было безумием - фехтовать во дворе. когда ветер уже доносил сырость приближающегося дождя, и где-то вдалеке лениво грохотал гром. Но я был пьян, а значит - почти что спал...
Темная волна привычного сна, который почему-то не был кошмаром, накрыла меня снова. Люди, которые хотели быть убитыми сами искали меня, и остатки какого-то непривычно-неправильного хмеля моментально выветрились из головы, уступая место привычной радости убийства.
Этер еще не вполне протрезвел, но звон металла заставил его оторвать голову от шершавых досок стола. Он встал, но реальность не выдерживала конкуренции со все тем же странным сном. В этом сне он легко орудовал смешным оружием, входящим в моду у аристократов. Он делал это так, как никогда не смог бы наяву. Он был силен и быстр. Но в странном сне нельзя было убивать. Вообще нельзя было. И он учил мягкотелых идиотов, которые не умели держать шпагу. Учил жестко, но все равно не мог до конца поверить, что этой шпагой нельзя убить. И потому - не рисковал.
Он проваливался в сон, хотя вокруг было полно врагов. И нездешний ветер бил ему в лицо сыростью озера и приближающегося дождя.
Что-то было не так... Не было привычной легкости и простоты. Чужое непривычное оружие. Чужое тело. Чужая битва. Но логика сна не дает остановиться.
Отступает к озеру Саша, удивленный непривычным стилем и непривычным взглядом глаз Вадима. Удары не были опасными, но... Словно Вадим едва ли не впервые держал в руках шпагу, но привык к чему-то более тяжелому и смертоносному.
Косится подозрительно на Этера усатый ветеран, не понимая, безумие это или нет. Словно впервые держит Этер в руках свою палицу и только скорость и сложность обманных движений выручают его.
И в воздухе пахнет грозой.
Страшно...
Молния распорола небо. Одна, другая...
Над озером ветер становился все сильнее.
Гроза была все ближе.
Молния лизнула двор, где Вадим теснил шаг за шагом Сашу, зацепилась за клинок...
Тяжелая палица бессильно ударилась в пол. Я... я убил их... всех...
Какого черта! Конечно убил! Я!
Только... Мысли путались, разбегались... Воспоминания противоречили друг другу.
Все поплыло перед глазами и что-то твердое, кажется, пол, ударило меня в затылок.
Мы были...
Мы...
Слово звучало странно. И мы не могли понять, кто из нас говорит, когда один говорил "я".
Мы были связаны. Давно и прочно.
Это я в его теле убивал всех на своем пути, а он потом не помнил, как это было.
Это я в его теле зло учил выскочек обращаться со шпагой, а он не помнил. как это было.
Кто - "я"?
Мы вместе ужасались похожим на кошмар видениям своей жизни в Москве, невероятной высоте домов, грохоту проносящихся автомобилей, и не было разницы, кто именно - "я".
Мы вместе ужасались грязи, нищете, убожеству и антисанитарии древней деревушки - чьей-то родины, - и отсталости города, где не было ни электричества, ни водопровода, ни канализации. И не было разницы, кто именно - "я".
Воспоминания смешивались.
Я...
Я!
Я тот, кто всегда добивается своего. Я свой в доску парень. Я наемник. Я прирожденный лидер. Я расчетлив и безумно храбр.
Я...
- Очнулся... - в голосе старого приятеля звучало облегчение, но в глазах притаилась тревога. И накручивал на палец длинный ус он тоже нервно...
Я слабо застонал.
А он начал рассказывать о том, что я свалился тогда без памяти, и многие подумали, что я убит. Но потом меня нашли...
Я неделю метался в бреду. Я выкрикивал что-то непонятное, а иногда и на неизвестном языке, а потом надолго затихал.
Я молча слушал. Половина моей памяти, которая хранила в себе здешние события, подсказывала мне правильные места для всех событий и правильные реакции.
Спросить, что это было. Чем все кончилось? Кто из наших пострадал?
В тот день я еще не встал. Зато на следующий...
Больше я не был безумцем, но это не значит, что я стал менее опасным. Вторая часть моей памяти заставляла меня хотеть от жизни несколько большего.
***
Старику никто не верил, когда он говорил, что знал Этера еще давно, когда тот не был еще правителем, когда его именем еще не пугали детей а слава о его воинских талантах была только сказкой о безумном солдате Этере. Даже когда старик говорил, что не будь это так, у него не было бы домика и неплохого содержания, а ходил бы он сейчас, подаяние клянчил...
Не верили, конечно, но истории его слушали. И о безумце Этере, который убивал всех на своем пути. Этому верили безоговорочно. Если не безумию - а кто такому поверит, или тем более скажет вслух? - то хотя бы тому, что всех убивал и не знал жалости.
И про болезнь его загадочную слушали, и про то, как оправившись от горячки он от безумия излечился... Тут верили не всему и качали головами. Укоризненно так качали, особенно когда седой ветеран говорил, что это он ставил на ноги будущего правителя. Ветеран злился, нервно крутил длинный ус, но рассказ продолжал.
Вот про то, как Этер стал капитаном, про его победы, про мятеж и разгром мятежников, за который Этеру было пожаловано дворянство - слушали развесив уши и верили всему, даже если дед и привирал... А такое с некоторых пор за ним водилось. Про то, как Этер пришел к власти - тоже слушали, хоть и знали это очень хорошо.
Ветеран к старости стал болтлив, но его истории дослушивали до конца. И иногда даже спрашивали - какой он, Этер... Какой был? И какой сейчас?
И тогда старик становился прежним молчаливым наемником.
- Разный, - отвечал он. - Для всех разный. И для себя - тоже...
А больше ничего не говорил. Только ухмылялся в усы.
И никогда не говорил он о том, что что-то странное, чужое, было во взгляде очнувшегося после болезни Этера. И вроде был прежний Этер, но что-то неожиданно холодное и цепкое проскальзывало в его взгляде... И именно с того времени превратился Этер из бесшабашного гуляки в карьериста...
Были у бывшего наемника свои соображения на этот счет, только ими он уж точно делиться ни с кем не собирался. Даже если Этер и продал кому свою душу - это просто не его дело. Не то это, за что умирать стоит.