Проснулся Воронцов от пинка Фила. Фил не умел будить ласково. По званию не положено. Воронцов глянул на часы. Половина шестого.
- - Охренел, что ли? - удивился Воронцов. - Я всего два с половиной часа спал.
- - Тебя Бек вызывает. Срочно и с личным оружием.
- Хер ли ему надо? - удивился Воронцов, сев на кровати.
- Я знаю? - меланхолично сказал сержант и отправился в столовую, где уже закипал чайник. За ним поплелся Воронцов, шаркая дежурными тапками. Сержант вздохнул, глянул в монитор с дежурной камеры - там, во дворе, дрыхли собаки под лучами утреннего розового солнца. Шевельнул мышкой. На другом мониторе, на этот раз воронцовского ноута, чадно дымил ИС-2.
- Убило... - грустно констатировал Фил и вышел из боя.
Воронцов взял рацию:
- Тортуга, я Маракайбо, прием.
Рация молчала.
Он еще пару раз вызвал пиратскую базу. Наконец, хриплый и сонный голос ответил:
- Маракайбо, хуле надо?
- Одесса на связи. Че вам надо? Прием?
- Бек тебя хочет, сил нет. Бегает туда сюда, орет.
- На кого?
- На всех.
Воронцов положил рацию на стол.
- Я в штаб, - сказал он Филу.
- Дуй, - ответил Фил, старательно занимая позицию для выстрела. Для этого он высунул язык и сдвинул кепку набекрень.
- Пойду я за стволом.
- Валяй.
Ключи от оружейки висели на обычном месте. Воронцов открыл дверь, отлючил сигнализацию, затем сразу записался в журнал, что взял 'Калаш', разгрузку, четыре магазина и 'Эфку'.
На всю батарею 'лимонок' было всего две штуки. Одну постоянно с собой таскал комбатр. Вторая лежала в сейфе. Обычно ее берегли, зачем-то. Но если Бек сказал при личном оружии, то Воронцов понял, что надо гранату взять, на всякий случай. Точнее говоря, на последний случай. В плен попадать рядовой не собирался.
Гранату он сунул в правый карман. На грудь нацепил разгрузку с магазинами. Вытащил пустой магазин, снял с предохранителя, направил ствол в ящик с песком - пулеуловитель - щелкнул спусковым крючком. Закрыл предохранитель, щелкнул магазином с патронами. Повесил 'весло' на шею. Включил сигнализацию, та заревела глоткой носорога, закрыл дверь, она заткнулась. Задумчиво посмотрел на ладонь.
Затем вернулся в столовую, где Фил продолжал гонять танки.
- Держи, - протянул он Филу ключи от оружейки. - Совсем уже расслабились, на гвоздик вешаем.
- Пиздюлей давно не получали, - вздохнул сержант и убил противника. - Ваншот! Положи на стол.
Звякнула связка ключей. Там были не только от оружейки.
- До вечера, - протянул руку Воронцов.
Они попрощались.
Ни сержант Фил, ни рядовой Воронцов, ни даже капитан Бек не знали, что этим вечером все будет совершенно не так, как они планировали. А планировали они всего лишь выезд на час-другой под Брянку. Туда, где стрелять не должны.
До штаба Воронцов добрался без приключений. Разве что, купил полтора литра молочной соленой сыворотки. Сразу заглотил три капсулы 'Лоперамида' - это чтобы дно не выбило - и за 10 минут, по дороге в штаб, не останавливаясь, выпил сыворотку большими глотками. Вода здесь слишком мягкая, напиться обычной невозможно. Странно, наоборот должна быть жесткой. Донбасс, уголь, все дела.
Вставало июньское солнце. Начинало жареть. Последние капли он выпил у ворот штаба. На воротах стоял Заяц из Горловки. Заяц был наслышан о 'Привидениях' и приехал воевать. Но его поставили на ворота, а войны и здесь не было. Если не считать прилеты арты туда-сюда.
Заяц пил кофе из термоса, отчаянно зевал и скучал. В длинных его пальцах тлела тонкая сигарета 'Донтабака'.
- О, Одесса! - обрадовался Заяц. - Кофе будешь.
Он не спросил, а протянул кружку термоса с дымящимся напитком. Воронцов хлебнул несладкий и горький кофе, поморщился, протянул кружку обратно.
- Бек тута?
- Умотал куда-то, а шо?
- Давно?
- Минут пять назад.
- Бля, - сказал Воронцов и вытащил сигарету. Заяц протянул ему зажигалку и щелкнул огнем.
- Че случилось?
- Да вызвал вот.
- А, забей.
Воронцов пожал плечами:
- Столовка открылась?
- Ага. Жрать хочешь?
- Не хочу. Но надо.
Как все интеллигенты с утра Воронцов не завтракал. Литр бы хорошего кофе с молоком и легким десертом, типа смузи и можно жить до второго завтрака. Но тут, какая-никакая, армия и такая же война. Есть надо при возможности, а не по желанию.
- Одесса к Беку, - сказал в рацию Заяц.
- Принял, пропусти, - после секундной заминки ответил дежурный по штабу.
Воронцов шел в здание штаба и махал рукой встречным бойцам.
Вот Боцман. У него кубанка, лихо торчащая на затылке и несколько орденов ЛНР, Новороссии, ДНР и казачьих. Каждый из них заработан кровью, Боцман их снимает только с курткой, на ночь. И всегда кладет под подушку. Ну или что там, вместо подушки. Боцман отсидел двадцать два года, а потом с ним укропы играли в сафари, в Чернухино. На том поле он выжил и сам пришел в ополчение. Замашки вора быстро заместил на блеск орденов.
А вот Немец. Немец он, потому что немец, из местных. Немцев тут вообще много воюет. Фрицы. Густавы, Алексы, Юргены. Штук пятнадцать: поволжские, донские, одесские. Но есть и пара немецких немцев. Воронцов тоже был этой породы, но то такое...
Финн Вилли, сириец Леон, француз с позывным 'Француз', испанец Роберто. Нет, всех их тут, в это утро, не было. Просто внезапно они вспомнились Воронцову.
В столовой он записался в тонкую тетрадочку, с удовольствием расписавшись - 'Рядовой Воронцов. Взвод ПТА'. Тарелка остропахнущего винегрета, гречка с котлетой и компот, компот без ограничений.
Туда-сюда сновали офицеры, но их спешка была обычной, без суеты. Значит ничего не происходит и спешить некуда. Автомат стоял, опершись на стенку. Разгрузку он не снял, Воронцову нравилось ходить в разгрузке. Так он себя чувствовал значительнее и важнее. Из рюкзака он достал планшет и начал пальцем пролистывать новости в Живом Журнале. Очень много умных аналитиков вещало об обострении войны на Донбассе. Воронцов аналитиком не был, поэтому ел, наслаждаясь грубым вкусом простой еды. И компота.
Он допивал третью кружку, когда в столовую ворвался капитан Бек.
Ходить замполит не любил, он любил бегать. Ну как замполит... Начальник отдела по борьбе с личным составом. Практически наизусть он знал мемуары Момыш-Улы, а 'Волоколамское шоссе' Александра Бека была его настольной книгой. Оттуда и пошел позывной. А фамилию его не мог с первого раза выговорить никто, даже комбриг. Потому и звали его все: капитан Бек. Кадровичка утверждала, что настоящее имя Бека - Оскар, но ей никто не верил.
Капитан рявкнул на Иванцова:
- Одесса! Почему вы здесь?
Воронцов проглотил кусок ьутерброда со сливочным маслом и клубничным вареньем:
- А шо, уже война? - вставать он не торопился. Столовая же.
- Бегом в машину! - и Бек помчался в свой кабинет.
Рядовой пожал плечами, неторопливо встал, допил компот - компот! - заел его остатками бутерброда, вышел на улицу.
Успел сходить в уличный дощатый туалет, выкурил пару сигарет с Зайцем и обсудить местных девчонок. Заяц рассказывал, что горловские лучше энских и доказывал это Воронцову фотографиями жены. Воронцов соглашался и лениво курил.
Наконец, через полчаса, из здания штаба выскочил Бек, прыгнул в машину и заорал на Воронцова:
- Бегом, твою мать!
Бегом так бегом, какие проблемы-то?
Через минуту они выехали с территории базы, Заяц махнул им рукой вслед. Помчались по разбитым улицам в сторону Бахмутки: трассы, когда-то соединявшей Донецк и Луганск. Теперь вдоль нее шла линия фронта.
- Куда едем? - поинтересовался Воронцов у Бека.
- Не твое дело, - сухо ответил замполит. Лицо его было сурово, узкие глаза Чингизида черно смотрели из-под кепи.
Несколько дней назад какой-то укроп залез в наш заброшенный блиндаж, после очередной неудавшейся атаки, сидел там сутки с гранатой в руке на трупе 'побратыма'. Замполит залез в эту нору и полчаса уговаривал нацика из бывшего батальона 'Донбасс' сдаться. Уговорил. У капитана не было чувства страха. А, может быть, оно было настолько сильным, что замполит стыдился его показать.
- Может и не мое, - согласился Воронцов. - Только вот вы с собой взяли не бойцов из стрелковой роты, и не спецов из разведки. А меня, простого заряжающего из взвода ПТА. Значит, вам нужны именно мои специфические навыки, которых нет ни у кого в батальоне. А у меня их только один и есть. Писать.
- Не угадал, - коротко ответил капитан, продолжая вглядываться в дорогу.
- Да? - изумился Воронцов и кинул короткий взгляд на Бека.
Рядовому вдруг почудилось, что замполит держится не за руль штабного 'Уазика', а за поводья степного, жилистого, мохнатого монгольского коня. И ветер жжет скулы нойону. Рука его жестка, скулы из меди, а плечи из бронзы. И вместо автомата - лук с длинными черными стрелами.
- Урррагха! - бьёт он пятками по округлому животу лошади и тумен выходит в атаку.
- Да, не угадал, - ответил Бек. - Копать будешь.
- Ну это я могу, - согласился Воронцов. - Мы тут за полгода накопали как на Курской дуге. Основные позиции, запасные позиции, ложные позиции, командные пункты, пункты боепитания...
- Комбриг сказал, что ты военный археолог.
- Аааа... Это. То в прошлом. Это раньше я закапывал. Сейчас раскапываю.
- Очень умно. Скажите, рядовой, документы военного археолога у тебя есть?
- Конечно, - Воронцов полез в карман, вытащил удостоверение. Распахнул его и сунул к лицу капитана.
- Военно-историческое объединение 'Память Донбасса', комиссар. Отлично. Скоро приедем. Тебя там сношать начнут.
- Кто? - напрягся Воронцов.
- Все. Для начала укропы, затем ОБСЕ, вместе с ними наше командование.
- Охренеть. Дайте два, яка групповуха. А за что?
- На месте узнаешь. Водка есть с собой?
- Неа, дома оставил, - в голосе Воронцова вдруг прорезалась тоска и Бек эту тоску понял.
- В казарме?
- В казарме.
- А у меня мама заболела, - вдруг сказал Бек после минутной паузы.
- В отпуск поедете?
- Поеду. Только не домой, в Киргизию поеду.
- Почему в Киргизию?
- Я в розыске в Казахстане, как наемник. А в Киргизию апа приедет, весточку от мамы привезет.
- Понятно, сказал Воронцов и замолчал, глядя на пыльную степь, несущуюся мимо окна. Нет на фоне человека без личной трагедии.
- А сюда зачем занесло? - почему-то спросил Воронцов.
- А это моя Родина, - ответил капитан Бек. - Мой Советский Союз. А ты зачем? Только вот не ври мне про Одессу, про второе мая.
- Чего врать-то? Это так.
- А чем докажешь?
- Ничем.
- Верю, - согласился Бек. Но это же не все?
- Как и у тебя, капитан.
- Речь о тебе, рядовой.
Воронцов вздохнул:
- Ну, конечно, не только Одесса. Чего вот вы все?
- Кто все? - спросил Бек.
- Да в Москве у меня тоже все время спрашивали. Че, да, за Одессу поехал воевать? За женщину я поехал воевать. За сына. Что бы вот не каком-нибудь Кирове снаряды рвались.
- В Луганске, что ли?
- Желательно в Киеве, но пока в Луганске.
- А че, Киров лучше Кировска?
- Бляяя, - выдохнул Воронцов. - Да нельзя города сравнивать. Ничем не лучше Киров Детройта. Меня с тобой сравнивать нельзя тоже. Ты кривой-косой на левую сторону, я на правую косой и кривой. Кто из нас лучше? Да никто. Ну вот, война началась. Кировчане вятские ничем не лучше и не хуже кировчан луганских. Просто я приехал сюда, чтобы снаряды в Кирове не рвались. И в луганском Кировске тоже.
- А еще от бабы сбежал.
- От бабы? - не понял Воронцов.
- От бабы, от бабы. Помнишь, такую хрень как Кот Шредингера?
- Ну... Да. Это такой кот, которого в ящик сунули. И давай радиацией облучать. Точно не помню, но там типа так. Котейку облучают радиацией. Со скоростью разложения кота один атом в секунду. Ну и еще там какая-то гремучая хрень, чтобы кот не выбрался. И вот Шредингер сидит перед ящиком и не понимает, жив кот или нет?
- Ты это к чему, товарищ капитан?
- Поменяй кота на женщину, ящик на твое отсутствие, а разложение атомов на секунды. Уехал ты. И с каждой секундой твоя женщина любит тебя все меньше и меньше. Но ни в какой момент ты, наблюдатель с линии фронта, ни в какой момент ты не сможешь сказать: вот, разлюбила. Если ты уехал, то никогда не можешь сказать, любит она тебя или не любит. Да и она сама не знает. Ты все еще пишешь письма, чатишься в 'Контакте', и она тебе каждый день отписывает. Но она уже зажигает с другим на танцполе. Или на работе. Или в парке. Она в твоем ящике. И ты ничего не можешь сделать, только наблюдать. Хотя, можешь вернуться и залезть в этот душный ящик. И женщина Шредингера будет тебя любить. Любить и ненавидеть, за то, что ты залез ей под каблук, в этом тесном ящике. Впрочем, она будет тебя ненавидеть, если ты не вернешься.
- То есть, она в любом случае меня будет ненавидеть?
- Конечно. Она же женщина Шредингера. Ненависть ее качество априори.
- А любовь?
- А любовь только апостерирори.
- Не понял...
- Ненависть дается по определению, без опыта. А любовь дается только с опытом.
- Опять не понял, - честно сказал Воронцов.
- Ненавидеть очень легко, - сказал капитан Бек, осторожно объезжая очередную воронку на дороге. - Ненависть это скорость разложения.
- А любовь?
- Сам догадаешься?
- Скорость созидания?
- Нет. Длительность сохранения. Консервация склада с тушенкой - вот что есть любовь. Чем больше ты сохраняешь, тем больше любви в мире.
- Жадность, что ли? - хмыкнул Воронцов.
- Бережливость.
- Ну не все же женщины такие, как этот кот.
- - Все, дорогой мой, все. Женщина любит тебя, пока ты на нее смотришь. Стоит только отвернуться, - и Бек вздохнул.
- - Ну а те женщины, которые воюют? Здесь, в батальоне?
- - Так они за мужиками приехали. А ты как думал?
- Никак не думал, - неопределенно ответил Воронцов.
А на горизонте чернел террикон. Над терриконом медленно крутилось белое облачко. Тени от облачка крутились по выжженной породе, словно кто-то пытался маскировать огромную пирамиду каменной выработки.
- Жаль, что тебя в гражданке нельзя привезти, - сказал замполит, сворачивая на грунтовку.
- Хрен бы я поехал в гражданке, - передернуло Воронцова.
Он уже ездил по этой трассе. Полтора года назад, щенок, считавший себя кобелем, поехал с комбатом посмотреть на позиции Бахмутки. В 'Чероки' ехали четверо. Водила, комбат, зам и Воронцов. Журналист вертел головой как летчик Первой мировой, натянувший шелковый шарф. Он разглядывал воронки и битые столбы, горелое железо и таблички 'Заминовано'. Он так и не понял, в какой момент по ним стали стрелять. Воронцова моментально выпнули из машины, он скатился в кювет, раздирая джинсы о мерзлый гравий. Злой заорал на него: 'Держи' и кинул ему дежурную 'ксюху'. Воронцов неловко поймал ее, разбивая в кровь руки и путаясь в ремне. Бойцы с МТЛБ посыпались горохом и стали отрабатывать по секторам. Но снайпер из зеленки начал снимать то одного, то другого. Воронцов пополз к раю дороги и высунул ствол 'Ксюхи' над дорогой, начал куда-то стрелять. Магазин, почему-то, кончился почти сразу. Потом было какое-то мельтешение, кто-то нахлобучил ему каску на голову и сунул в руки несколько магазинов. Руки вспоминали НВП и сами все делали. Сами заряжали, сами стреляли не пойми куда. А потом все кончилось. Двух раненых, захлебывающихся кровь, быстро погрузили в 'мотолыгу' и резко дернули с места боя, продолжавшегося минуты полторы. Никто так и не узнал, хлопнули они кого-то из украинской ДРГ или нет, это было не важно. Важно было то, что двое раненых остались в живых. А Воронцова хвалили за то, что он не растерялся. А он не понимал, за что его хвалят, потому что он не только растерялся, но еще и намочил в разорванные джинсы. Он их выбросил уже в Энске, переодевшись в запасные теплые спортивные штаны. Потом стащил с соседней пустой кровати одеяло, укрылся двумя, попытался заснуть. Но перед глазами все еще стоял темно-зеленый лес на белом фоне, и огненные вспышки из него, а в ушах еще были крики и мат раненых. Нос был забит сгоревшим запахом пороха. Он ворочался, ворочался. Потом встал, нашел в своем багаже фляжку коньяка, вышел на улицу и долго курил, разглядывая в темном небе стрелы 'Градов'. А потом он воткнул наушники, включил плеер.
'Все находят время, чтобы уйти. Никто не уйдет навсегда'
Горел в небе свет ста свечей.
Последний глоток из фляжки он заел горстью таблеток валерианы. Только после этого смог уснуть. Тогда он был не в строю, потому и смог выспаться.
А сейчас спать он не имел права, потому ехал, поглаживая цевье и разглядывая зеленку вдоль дороги.
- Почти приехали, - коротко бросил Бек и еще раз свернул.
На небольшой поляне скопилось несколько десятков машин. Над каждой из них реяли флаги. Мрачные люди подозрительно смотрели друг на друга.
Над двумя белыми машинами болтался флаг ОБСЕ. Над одной серой и БТРом - жовто-блакитный. Над тремя синими - флаг ЛНР, на чьем-то 'Уазике' российский над 'Утесом'. Один Бек был без флага. Хотя не, не один. За кустами еще были машины без флагов, но с пропусками ЛНР и Украины под стеклом. В смысле, у одних пропуска ЛНР, у других пропуска Украины.
ОБСЕшники в гражданском, остальные в формах разного вида, даже флектарны с нашивками очередного тербата в наличие. Ну то древние шумеры пожаловали. Звезд ниже капитана не было. Исключение - Воронцов. Забавно и странно.
Воронцов сел, навалившись на правое переднее колесо, достал пачку и закурил. И вдруг подумал: 'Прикольно, меня капитан возил' и тут же забыл про эту мысль, потому что вся эта странная масса людей вдруг зашевелилась, заходила туда-сюда и начала разглядывать его, рядового. Он сделал вид, что он тупой, что он устал, хочет спать и ему скучно, прикрыл глаза и начал рассматривать людей исподтишка.
Да, странная война. Сейчас стоят группками, смотрят друг на друга, а через час стрелять друг в друга будут. Не, капитаны-полковники сами не будут, будут приказы отдавать, чтобы рядовые снарядами кидались друг в друга. И лично рядовой Воронцов будет это делать с удовольствием.
- - Рядовой, ко мне! - раздался зычный бас.
Воронцов нехотя приподнялся, выплюнул сигарету и пошел к подполковнику с простым позывным Петрович. На кой черт позывной с таким отчеством? Зам.комбрига 'четверки' когда-то сам командовал 'Привидением'. Докомандовался, пошел еа повышение. Когда-то Воронцов списывался с ним и по его приглашению приехал делать репортаж о батальоне. Сделал, а потом вернулся служить.
- Товарищ подполковник, рядовой Воронцов по вашему приказанию прибыл, - и козырнул.
- Товарищ рядовой, приступайте.
- К чему?
- Ну что вы там делаете лучше всего? Лопату в руки и обследовать территорию на предмет обнаружения останков человека.
- Есть, только мне не только лопата нужна, щуп еще.
- Есть у нас щуп? - повернулся Петрович к саперному майору.
- Найдем?
- Сойдет? - Петрович повернулся обратно, к Воронцову.
- Сойдет, - согласился тот.
Но тут в разговор влез еще один подполковник, но уже украинский, с желтушным лицом. В левой руке он держал большую кожаную папку коричневого цвета. Наверное, эта папка ещё помнила пленумы ровненского обкома КПСС. Или винницкого, какая разница?
- Я не понимаю, кто это?
- Наш боец. До войны он двадцать пять лет занимался военнон-археологическими раскопками.
- Ну и что? Мало ли кто чем занимался до войны? Я вот табачным бизнесом занимался, что я должен сигареты раздавать сейчас?
- Хотите так раздавайте, мы не против - пошутил Петрович.
- Я настоятельно требую, чтобы в этом... В этом мероприятии должна принять участие и наша сторона.
- Голубчик... - примирительно сказал Петрович.
- Я вам не голубчик!
- Милейший голубчик, так принимайте, кто ж вам мешает!
- Они сторона заинтересованная, - вклинился Бек. Азиатское его лицо было, как всегда бесстрастным. Только глаза еще сузились и взгляд потемнел. - Найдут первые, повредят улики.
- Да какие улики, какие улики? Мало ли кто что наговорил? Четыре года прошло! Четыре! Насмотрелись ваших соловьевых и распятых мальчиков и как попки за ними повторяют. Наша армия военных преступлений не совершала.
- Вот сейчас и узнаем. Ведите своего специалиста. Желательно с документами.
- А у вашего есть?
Воронцов достал корочки комиссара 'Памяти Донбасса'. В руки не дал. Просто сунул в лицо украинцу. Тот прочитал:
- Ха! Да я таких сколько угодно могу нарисовать.
- Да рисуйте сколько хотите, хоть всей армии своей раздайте. Только давайте эту бодягу заканчивать. Пойдем, батенька, отойдем, - это он сказал уже Воронцову.
Они отошли, Петрович положил ему тяжелую руку на плечо. Вообще, он походил на медведя. Вроде улыбается, взгляд ласковый-добрый. А через секунду встает на дыбы и рычит так, что шерсть по всему телу дыбом встает. От ужаса.
- Слушай сюда внимательно. Где-то здесь, в четырнадцатом, бандерлоги взяли нашего ополча в плен. Тогда бои маневренные были. И позиции слоями. Его контузило, и где-то он не туда свернул. Вышел на 'айдаровский' блокпост. Они его за ноги привязали и к БТРу. А потом в назидание таскали по селам. Потом отвезли сюда и скинули в зеленку. Местные его потом присыпали. Только вот те, кто присыпал - кто погиб под обстрелами, кто в Россию уехал. Вот где-то здесь, в этом перелеске.
Перелесок был небольшой, метров сто в длину. Ширину надо еще глянуть, но тут же степи, здесь зеленка редко 'толстой' бывает. И дубки. Дубки это хорошо. Растут медленно, вряд ли могилу захавали корнями.
- Тебе надо первому останки найти. Сможешь?
- Постараюсь, - уклончиво ответил рядовой. - Не грибы искать. Много нюансов. Его просто присыпали или закопали?
- Не знаю. Скорее всего, закопали. Народ здесь верующий ан-масс.
- Скорее, суеверующий, - хмыкнул Воронцов.
- Какая разница? - не понял Петрович.
- Существенная, не суть. А его точно местные закопали? Не айдаровцы?
- Станут они руки натруждать. Сбросили тут и все. Ну, может подальше оттащили с дороги.
- А зачем им оттаскивать с дороги, если они считали, что победят и тут хозяева?
- Так и считали. Но не чувствовали. Считать и чувствовать - большая разница.
- Две больших разницы, - машинально поправил Воронцов, даже не вспомнив Одессу. А иногда и не надо вспоминать словами, достаточно помнить чувствами.
- Слушай, но от него ведь одни кости остались, как определить, таскали его на БТРе или нет? - пожевал губы Петрович.
Воронцов удивился:
- Кости помнят все.
- Правда?
- Обижаешь, батя.
- А как?
- Найдем - покажу.
- О, укро-археолога привели, - сказал Петрович и они отправились на большой звездный совет. ОБСЕруши стояли в сторонке и молчаливо жевали жвачку, напоминая стадо коров или американских туристов.
Укрокопарь оказался напуганным пацаном лет восемнадцати. Еще и веснушчатый и уши оттопыренные. И кепка не по размеру большая. Чучело чучелом. Ыпрочем, взгляд с хитрецой. Вон как стреляет, пытается определить, кто тут 'решатель вопросов'. Но младший сержант. Видимо, украинский подпол решил званием Воронцова победить.
Только вот не догадывался подполковник, что на войне есть только два непобедимых звания. Рядовой и генералиссимус. Выше генералиссимуса только Бог. А выше Бога только рядовые. Потому что рядовые без генералиссимуса победить могут, с маршалами, например, а он без них - нет. Поэтому Воронцову было наплевать на звание украинца. Да ему вообще было на все наплевать, кроме выполнения боевой задачи.
Через пару минут они вдвоем вошли в зеленку. Из оружия у каждого было по стандартному армейскому щупу. Украинский сержант еще тащил 'Фискарь', только почему-то совковый. А вот Воронцов от большой лопаты отказался, взял простенькую МСЛ и перочинный ножик. Ну и рацию, конечно. А вот хохол рацию не взял, растыка.
- Слушай, тебя как зовут?
- Саня, а что?
- А меня Вася.
- Василь, что ли?
- Та не, просто Вася, я из Харькова.
- Чому я ни сокил, чому ни державной...
- А?
- Га. Че хотел-то, Вася з Харькову?
- Слушай, че делать-то надо, а?
- Вот этой хренью, щупом, ходи и в землю тычь. Вот гляди, - и Вороонцов начал тыкать по земле со скоростью швейной машинки.
- И шо?
- Ты из каких войск?
- Мотострелок...
- У вас что, саперов нет?
- Чого нет, маем. Только их не нашли, меня вот послали. Спросили, кто на историка учился я и сказал.
- Так ты из студентов, что ли?
- Та ни, не успев поступить. В армию мобилизовалы, пыдоры.
- Так а чего ты сказал, шо историк?
- Та я думав, шо в штаб заберут...
Воронцов вздохнул:
- Ходи, в общем, и тыкай. Как звук какой почувстсвуешь рцкой - копай. Там камень может быть, металл, кость, дерево.
- Кость? - пацан вдруг побелел. - А шо мы ищем?
- Трупы, Вася, мы ищем. Трупы.
- Мама...
- Ты шо, Василь, черепов боишься?
- Не так, чтобы очень, но шо-то как-то вот...
- Работай, Вася. Работай. А найдешь - меня зови, я помогу, пока ты в обмороке лежишь.
- Не могу, - грустно ответил младший сержант Вася из Харькова. - пан подполковник казав, шо прибьет и в отпуск не отпустит, если москаль первым что-то найдет.
- Ну так иди Вася, иди! Тыкай и копай!
А Воронцов ходить и щупить не собирался. Все было проще. Проще и сложнее. Хотя нет. Ни проще, ни сложнее. Просто по другому.
Если тело закопали, а не забросали землей, там должна быть яма. Неизвестный Воронцову ополченец растаял в земле. Вышел травой, в дубки вот эти ушел. Да, да. И в перегной, и в червяки, и в трупные мухи. Круговорот питательных веществ в природе. И это норма, а не какое-то извращение. Умереть и дать жизнь другому - закон Вселенной. Ничего особенного и страшного в этом нет.
А раз он растаял в земле и плоть ушла, то земля провалилась. И осталась характерная впадина. Вот по этим ямкам, если они тут есть, он и будет искать.
Он ходил по перелеску змейкой, а щупом больше водил перед собой, словно слепой. Шел осторожно, кто знает, какие черти тут до него ходили и не понаставили ли они растяжек. Это касалось, конечно, не только этой войны. И там, в мирной жизни находились шутники. В его экспедиции был отряд, которым командовал священник, отец Владимир. У него было пять своих детей и шесть приемных. А еще отряд из пары десятков детдомовцев. Поисковый отряд. Выезжал отец Владимир уже лет десять на одно и тоже место - в Рамушевский коридор Демянского котла. Там сотнями и слоями лежали вперемешку красноармейцы с солдатами вермахта. Лежали так, что порой разобрать было невозможно - кто где. Перемешивались друг с другом. И стоял лагерем отец Владимир на одном и том же месте. И раз на пятый, шестой, а может и седьмой, поленились они перекопать старое костровое место. А какой-то шутник именно в этот год взял и заложил в костровище немецкую 'теллер-мину'. То ли пошутить решил, то ли отвадить от 'рыбного' места. Повезло. Взорвалась, когда у костра только трое было. Дежурных. Все легкие 'трехсотые'.
А здесь могли поставить что укропы, что наши - 'серая зона', по старому нейтральная полоса.
Стоп!
А вот и надо тут проверить...
Полтора часа поиска - это мало. В рамках нормы. А вот звук характерный. Звук металла о кость.
Воронцов опустился на колени, потом лег на бок. Вытащил щуп из земли. Ага, сантиметров пятнадцать залегание. Немного. Странно, что лисицы или собаки не растащили. Он стал работать ножом и руками - земля рыхлая, почти без камней. Ближе, ближе, ближе. Наконец, рука скользнула по чему-то твердому и продолговатому. Да, здесь надо кистью и совком работать. И Воронцов сделал то, что делать военному археологу нельзя. Он поддел кость ножом, потащил ее, она зацепилась за то-то. Надо же, веревка. Не сгнила? А, ну да. Пластик же. Или как он там? Полиэстирол? Да хрен с ним.
Веревочная петля потащила за собой еще кости - обе малые берцовые, обе большие берцовые. Где-то в глубине могилы остались ступни.
Воронцов выругался. Он совсем забыл, что эксгумацию могилы надо делать сейчас под фото-видеофиксацию. А еще сразу тащить сюда судмедиков. Пусть обследуют, пока он копает.
Хорошо, что полностью не вытащил. Он запихал кости обратно, присыпал их землей, оставив на виду только одну, потом уже достал из разгрузки рацию.
- Двадцать четвертый, 'Одесса', прием.
Рация пошипела, через секунду ответила.
- Здесь двадцать четыре.
- Есть.
- Принял. Где?
- Сейчас выйду.
- Плюс.
До вавилонского столпотворения сепаров, укропов и ОБСЕруш было всего шестьдесят шагов. Их вполне себе слышно было от могилы.