Ивакин Алексей Геннадьевич : другие произведения.

Мы погибнем вчера

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 5.92*69  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    КНИГА ВЫШЛА И В ПРОДАЖЕ. Здесь только три главы.

  Ивакин Алексей
  'МЕНЯ НАШЛИ В ВОРОНКЕ'
  
  
  
  Из дневника ("Да, война не такая, какой мы писали ее...")
  
   Июнь. Интендантство.
  
   Шинель с непривычки длинна.
   Мать застыла в дверях.
   Что это значит?
   Нет, она не заплачет.
   Что же делать - война!
   "А во сколько твой поезд?"
   И все же заплачет.
   Синий свет на платформах.
   Белорусский вокзал.
   Кто-то долго целует.
   - Как ты сказал?
   Милый, потише... -
   И мельканье подножек.
   И ответа уже не услышать.
   Из объятий, из слез, из недоговоренных слов
   Сразу в пекло, на землю.
   В заиканье пулеметных стволов.
   Только пыль на зубах.
   И с убитого каска: бери!
   И его же винтовка: бери!
   И бомбежка - весь день,
   И всю ночь, до рассвета.
   Неподвижные, круглые, желтые, как фонари,
   Над твоей головою - ракеты...
   Да, война не такая, какой мы писали ее, -
   Это горькая штука...
  
  К. Симонов
  
  
  
  
  
  Пролог
  
  Меня нашли в воронке. Большой такой воронке - полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил.
  Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 подряд лет. Скучно мне не было, тут много наших, да и гансов по ту сторону дороги тоже хватает. В гости мы, конечно, не ходили друг к другу. Но и стрелять уже не стреляли. Смысла нет. Но и война для нас не закончилась. Все ждем приказа, а он никак не приходит...
  А нашли меня осенью. Листва была еще зеленая, но уже готовилась к тому, чтобы укрыть нас очередным одеялом. Хотя мертвые не только сраму не имут, но и холода не боятся. Чего нам бояться то? Только одного...
  Нашли меня случайно - молодой парнишка, чуть старше меня, лет двадцати, наверно. Сел на краю воронки, закурил незнакомым ароматным табаком, и с ленцой ткнул длинным щупом в дно. И надо ж, прямо в ногу мне попал.
  Он прислушался к стуку металла о кость, ткнул еще несколько раз, и, отплюнув в сторону недокуренную папиросу с желтым мундштуком, спрыгнул вниз. Расточительные у нас потомки. Мы самокрутку на четверых порой делили.
  В несколько взмахов саперной лопатки, он снял верхний слой почвы надо мной.
  'Есть!' - воскликнул он, когда металл отвратительным звуком ширкнул мне по черепу. Больно мне не было. Было радостно и удивительно - неужели?
  Пацан отложил инструмент в сторону и достал немецкий штык-нож. Интересно, где он его взял? На той стороне подобрал? Не похоже, вроде... Блестит, как новенький. Не то, что мой, от трехлинейки. Тот, после последней моей атаки, так и заржавел, нечищеный.
  По косточке он начал поднимать меня, а я пытался подсказать ему, где, что лежит. Конечно, мне все равно - подумаешь, зуб тут останется, или там палец, но как-то не хотелось часть себя оставлять.
  Ну не хотелось...
  Жалко медальон осколком разбило. Хоть бы весточку моим передали, где я да что я. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату, сейчас наверно уже лет 70... Где он сейчас? Жив ли? Или ждет меня уже там? Ну а Ленка точно не дождалась. И правильно сделала.
  Эй, эй! Парень! Куда глину кидаешь? Это ж сердце мое, пусть и бывшее! Не услышал.
  Хотя сердце тогда в лохмотья разорвало.
  Когда мы бежали по полю, к дороге, земля в крови, кровь на сапогах, тогда и шмальнуло. Я сразу и не понял, пробежал еще метров сто, траншея с фрицами приближалась, хочу прыгнуть уже, смотрю, а винтовки нет, и граната из руки будто выпала...
  Оглянулся, а тело мое лежит, голова вдрызг, грудь разворочена и только ноги в ботинках еще дергаются.
  Сейчас даже смешно. А тогда страшно было. И чего делать - не знаю. Упал, пополз обратно, пытаюсь винтовку схватить, а не могу. И мычу, мычу...
  Мне б, дураку, 'Отче наш' вспомнить... А как его вспомнить, если я его и не знал никогда? Комсомольцам религиозный опиум ни к чему. Это мне еще отец объяснил, когда колокола с церкви сбрасывали и крест роняли.
  А наши немцев из траншеи тогда все-таки выбили. Покрошили не мало, но и нас полегло - почти весь батальон.
  Потом половину оставшихся собрали, и они ушли над лесом на восход.
  Как были - с пробитыми касками, в бинтах, оторванными ногами - они шагали над землей. Красиво шли. Молча. Не оглядываясь.
  А мы остались.
  А парень нашел осколки медальона и матюгнулся так, что с рябинки над ним листочки посыпались. От расстройства снова закурил, разглядывая находку.
  И тут подошел второй. Первый молча протянул ему остатки медальона.
  Второй только вздохнул: 'Эх, блин, еще один неопознанный'
  Первый молча кивнул, докурил и снова спустился ко мне.
  Да ладно вам, ребята, хотелось мне сказать, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких, как я, много. Только подо мной в воронке еще 10 наших. Из нашего взвода. И все неопознанные рядовые. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь - убьет. А войне по хрену на суеверия. Она убивает, не взирая на документы, ордена, звания и возраст.
  Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненного уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю.
  Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться.
  Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине.
  Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах - по одному на троих.
  Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается.
  Так думаю я и сейчас, уже после того, как мы ушли над лесом на восток.
  И оглядываясь назад, я прошу - мужики! Найдите тех, кто еще остался!
  
  
  
  
  Глава 1. Снаряд.
  По краю воронок - березок столбы.
  По краю воронок - грибы, да грибы.
  Автобус провоет за чахлым леском,
  Туман над Невою, как в сердце ком.
  
  А кто здесь с войны сыроежкой пророс?
  Так это ж пехота, никак не матрос.
   Матрос от снаряда имел поцелуй
   И вырос в отдельно стоящий валуй.
  Ю. Визбор 'По краю воронок'
  
  
  - Есть!
  Невысокого роста, слегка рыжеватый парень в камуфляже тыкал щупом в кочку.
  - Чего у тебя, Захар, там есть? Кость? - отозвался копающийся рядом второй.
  - Не... Металл. Хрень какая-то. Большая. Лех, глянь-ка. - Не убирая щупа с большой кочки, Захар приглашающе махнул.
  Тот взял лопатку, воткнул в землю нож, встал с четверенек и подошел к Валерке. Двумя взмахами смахнул слой листвы вокруг и взялся за щуп. Потыкав им вокруг кочки, сказал:
  - Минак у кого?
  - Леонидыч! - заорал Захар. Крик по безмолвному, еще голому апрельскому лесу прокатился несколько раз. - Леонидыч!
  - Да не ори ты, - поморщился Лешка. - Если он в пищалке, хрен чего услышит. Кстати, вон он! - и показал лопаткой на другую сторону оврага. - В кустах шарится.
  Леонидыч, командир поискового отряда "Возвращение", крепкий, плотно сбитый мужик 52 лет, майор запаса, действительно был в наушниках. Индукционный металлоискатель и впрямь порой оглушал так, что после шести часов работы с ним свист в ушах продолжался до следующего утра. Поэтому опытные поисковики обычно с ним не работали, полагаясь на опыт, нюх и интуицию.
  Однако сегодня все были загружены своей работой. Захар и Лешка шли по краю оврага по траншее, девчонки, Рита с Маринкой, подымали верхового лейтенантика, которого еще вчера нашел Толик, совсем недалеко от лагеря. Остальные мужики - Виталик, Вини и Юра пошли в дальнюю разведку к озеру, искать захоронку десантников. Ёж сидел в лагере дежурным, замученный медвежьей болезнью, случившейся с ним ни с того ни с сего.
  - Леонидыч! - Рявкнул снова Захар. Тот продолжал игнорировать, стоя к ним спиной.
  - Может кинуть в него чем? - флегматично предложил Лешка, наблюдая, как афганка исчезает в кустах.
  - Лопаткой? - предположил Захар.
  - Или щупом?
  - В задницу, по самые гланды! - хором закончили оба любимой присказкой командира. Которую он, впрочем, при девчонках не высказывал.
  Лезть в овраг никак не хотелось. Глина была мокрая, снег сошел совсем недавно, карабкаться по грязи было лень. Лешка уже собрался прыгать, но именно в этот момент Леонидыч оглянулся.
  Ребята замахали ему, тот снял, наконец, наушники.
  - Леонидыч, иди сюда! Хрень нашли какую-то!
  Тот молча кивнул в ответ и скрылся в лесу.
  - Куда это он? - Оторопело спросил Захар.
  - В обход, наверное. - Пожал плечами Лешка. - Покурим?
  Они уселись около березы и вкусно задымили. "Примой". Почему-то другие сигареты в лесу не курились.
  Огонек уже обжигал пальцы, когда командир, наконец, вышел из кустов по эту сторону оврага.
  - Чего звали? Чего хотели? - бодро сказал он, скидывая минак и рюкзак на землю.
  Захар встал на колени около кочки.
  - Леонидыч, посмотри, чего за ерунда тут? - Он потыкал щупом в кочку и вокруг нее. Везде был явственно слышен металлический звук.
  - Сейчас... - Тот вытащил свою финку и начал квадратами снимать дерн. Земля была явного рыжего цвета. Леонидыч долго возился, но постепенно стал вырисовываться контур огромной остроугольной болванки.
  - Снаряд. Гаубица. Похоже наш. - Выпрямившись, он вытер нож о штанину.
  - Вот это дура... - почему-то шепотом сказал Лешка.
  Снаряд длиной около полутора метров, словно древний крокодил выглядывал из земли.
  - Похоже наш. Триста пять миллиметров. - Охлопал ладони Леонидыч.
  - Через ствол прошел? - спросил Алексей?
  - А кто его знает. - Меланхолично ответил командир. - Не смотрел. Но, скорее всего, прошел. Здесь позиции немцев были, значит, гаубицы такого типа стояли километрах в тридцати отсюда. За Михайловкой как раз. Немцы ее так и не взяли. Лупили по Ивантеевке, скорее всего. Там, в сорок втором, штаб второго армейского корпуса был у гансов.
  - А здесь то почему снаряд? - спросил Захар, с уважением разглядывая ржавого поросенка. - Тут с километр же еще до Ивантеевского урочища.
  - Недолет... - ответил командир. - Ладно. Воткните тут пару веток с бинтами. Вечером вернемся, бахать будем.
  - Как ее бахнешь-то? - удивился Захар. - Тут такой кострище надо разводить.
  - А мы с берега оврага подкопаем, внизу нодью разведем, снаряд туда съедет оползнем, сверху еще пару бревен быстро бросим. Полчаса как минимум прогреваться будет. Уйдем за тот пригорок, - он показал в сторону бывшей Ивантеевки. - В мертвой зоне осколки не достанут. Да и вряд ли разброс большой пойдет.
  - А может, ну его на хрен, эту балерину? - засомневался Алексей. - Оставим как есть. Вызовем саперов из Демянска, они приедут и взорвут на месте. По медали, заодно заработают.
  - Нет в Демянске саперов. Если и поедут, то из Новгорода. Но поедут вряд ли. Места тут глухие, людей нет. А если и приедут, то взрывать не будут. На рыбалку пустят. Тут же на озере и отдохнут. Да и когда они сообразят? А тут, смотри, "черные" тоже, смотри, бродят. В этой дуре центнер живого веса. А тротила не помню сколько. Минимум половина. Так что сегодня вечером взорвем. Нодью умеете делать?
  - Ну... Как бы тебе, Леонидыч, сказать... Не пробовал. Может и умею.
  - Понятно... А ты, Захарыч?
  Тот пожал в ответ плечами.
  - Значит так... Срубите шесть сухостоин потолще. На дальней стенке оврага одну разведем, на этой другую. Тут и там, ага, - показал он щупом места. - Положите два бревна на том берегу и повбивайте колышки вдоль бревен. Чтобы не разъезжались. Сверху на два третье бросьте. Чтобы как бы пирамидка получилась. Только прежде чем бревна туда складывать, сделайте из хвороста заготовки для маленьких костров внутри. А бревна понадрубайте с надотколом щепы.
  - Понятно?
  Парни переглянулись:
  - Ну, как тебе сказать, командир? А зачем эта... Байда?
  - Нодья. Сильный жар она во все стороны дает, особенно если поджечь бревна одновременно по всей длине. Как раз это и требуется.
  - Леонидыч! У нас и топора то нет! - развел руками Лешка.
  - Студенты... - матерно вздохнул тот. - Пошли.
  Они отошли чуть в сторону и командир, уперевшись прочно в землю, тут же руками свалил древнюю сухую сосенку-недоростка. Корнями та выворотила кусок колючей проволоки и шумно рухнула на землю.
  - Учитесь, бойцы, пока я жив! Валите еще. Потом подтаскивайте к оврагу. Я сам уж там сделаю, все что надо...
  ...Уже через полчаса все было готово. Бревна были свалены и уложены, костры готовы, оставалось только подкопать берег оврага и можно взрывать.
  - Ну, пошли! - Командир критически осмотрел дело своих рук, Лешка и Валерка были только "подай-принеси" - Поужинаем, все соберутся и вернемся.
  И они, собрав инструменты, отправились через пригорок в сторону бывшей деревни Ивантеевки, где стояли лагерем около позаброшенного немецкого кладбища.
  - Слышь, Леонидыч! - спросил Захар, когда они вышли на просеку. - Я вот понять не могу, а чего их не хоронили-то? Немцы своих хоронили, а наши нет... Ну ладно, понимаю, когда отступали. Некогда было. А когда наступали - тоже некогда? А тут вообще - позиционная была. Могли бы и по человечески...
  - Не знаю я, Захарыч. - Вздохнул в ответ командир. - Знаю вот только то, что после войны некому было. Города разрушены, деревни сожжены. Ты сюда в кузове "Урала" ехал? Я в кабине двенадцать бывших деревень насчитал только вдоль дороги. А в прошлом году мы под Чудово работали, на Лезнинском плацдарме. Там, где батальон капитана Ерастова полег. Слышал?
  - Ага, Юра рассказывал. - Кивнул Захар.
  - Это где двое в живых осталось? - спросил Лешка.
  - Да, лейтенант, переплывший Волхов с ранением в челюсть и боец, которого через сутки на берегу подобрали. Так вот, когда Чудово освободили в сорок четвертом, во всем поселке осталось в живых около пятисот человек. А до войны было десять тысяч. Ну и кому убирать, если одни бабы, старики да дети, которым даже жить то негде было. Подвалы. А на улицах немцы, наши... Тысячами. В школе просто из окон выбрасывали и тут же в асфальт закатывали всех подряд. Дети так в баскетбол на костях и играют. Единственное здание, которое там уцелело - дом-музей Некрасова. Тетка-экскурсовод с такой гордостью сказала, как будто лично гансов на порог не пускала. Дура. Потом повела нас, после осмотра его спальни, во двор. К могилке его любимой собачки. Жену он на охоту взял в первый раз, она сослепу ли, с хитрости ли ее и пристрелила. Чтобы не шатался там по лесам, пока она дома сидит. Впрочем, это его не остановило. Ушел в депрессию, написал пару стихов трогательных, собачку похоронил, и камушек ей поставил. Гранитный. Пока горевал, жена ему рога ставила с его же другом. Но не суть, в общем, привели нас к этой могилке и тетка напыщенно так, глаза в небо вперла и говорит с придыханием: "Постоим же молча у могилы лучшего друга великого поэта Николая... Алексеевича... Некрасова..." А у нас это уже третья минута молчания за день. Но от неожиданности все заткнулись...
  - И чем дело кончилось?
  - А ничем особенным. Виталик воздух испортил громко, и у всех просто истерика ржачная случилась. У бабы тоже. Только не смеялась она. Пятнами пошла. И как давай орать! Что именно орала не помню, но, типа, впервые видит таких бескультурных ублюдков, которым недорога память о России.
  - Так и сказала? - засмеялся Захар.
  - Насчет ублюдков не уверен. Возможно, уродами. - Улыбнулся Леонидыч. - Однако пришли!
  У костра стоял, с поварешкой наперевес, Ёж. С лица его уже сошла зелена, но он зачем-то стал прихрамывать, когда пошел навстречу мужикам.
  - Ёж, ну чего опять случилось? - с тяжело скрываемым смехом спросил Захар.
  - Толик, блин, мне кипятка в болотник налил, ссссс... нехороший человек! - погрозил Ёж Толику поварешкой. - Без супа останешься! Понял?
  Большой, склонный к полноте, добродушный Толя Бессонов быстро покраснел и развел руками:
  - Да я, блин, дрова ему помогал колоть, когда вернулся. А то этот... по кустам бегает все время, не успевает. Ну, рубанул, от чурки щепа откололась и прямиком в костер по дуге. И главное, кувыркается. А я еще подумал, лишь бы Ежу не в живот. И так болеет.
  - Не пи... ври! Ты, вот точно так и подумал! - подпрыгнул на одной ноге возмущенный Ёж, больше похожий на всклокоченного молодого петуха, прыгающего издалека на большого добродушного сенбернара.
  "Сенбернар" Толик продолжил:
  - А щепа раз - и по ведру попала. А Ёж как раз на кой-то черт наклонился около ведра...
  - Я костер поправлял, чтоб горел лучше! - заорал тот в ответ.
  - ...Кипяток плеснул - не обращал на него внимания Толик - И прямо в болотник ему. А беда то в чем... Сапоги расправлены были. Он орет, валяется, а я понять еще не успел в чем дело. Ну, бегу, снимаю с него сапог...
  - Толик, Можно я продолжу? - из палатки выбралась Маринка, - Подходим мы с Ритой, мужика в мешке несем, и тут смотрим - картина. Валяется, значит, Ёж на спине, орёт благим матом, а Толик с него в скоростном режиме штаны снимает...
  Минут пять над поляной висел истеричный смех. При этом Толик пытался чего-то сказать, но все его попытки вызывали еще более дикий хохот. Ёж в ответ все махал поварешкой на длинной деревянной ручке, пока не попал сам себе по затылку.
  - Блин, - отсмеявшись, сказал командир - Чем дело то кончилось?
  - Да нормально все! - Воскликнул Ёж. - Пятку чуть обжег и все.
  - Да, Ежина, вот и пойми, везучий ты или нет... - утирая слезы, сказал Леха. - Если тебе гранату в руки дать, то она наверняка взорвется минут через пять. Но ты сам цел останешься, только палец ушибешь.
  - Типун тебе на язык! - отбрехнулся тот. - Давайте уже жрать, я суп сварил и макароны с тушенкой. Только мне сначала обезболивающее надо, противовоспалительное и общеукрепляющее.
  - Поедим сейчас, а общеукрепляющее, когда мужики с озера вернутся. Кстати, Рита где?
  - Умываться до воронки пошла.
  Ближайшую воронку от тонной бомбы они проверили в первый же день. Не было там ни останков, ни железа, поэтому оттуда и брали воду на еду, там и умывались.
  - Тут я, командир. - Вышла из сумерек Рита. - Ежу не наливай. Я ему уже налила после утех с Толиком.
  - Чего ты мне налила? Там было-то двадцать грамм всего. - Возмутился Ёж.
  - Не двадцать, а пятьдесят! - строго посмотрела на него Рита, высокая статная шатенка, бывшая штатным медиком и фотографом отряда.
  - Тридцать грамм туда, тридцать грамм сюда... - забурчал "раненый".
  - Верещал тут как недорезанный, право слово! - не обращая внимания на Ежа, продолжала она.
  - Недоваренный, скорее! - хихикнул Лешка, с наслаждением снимая сапоги.
  Вставать, куда-то идти не хотелось. Ноги его гудели, ровно два телефонных столба в сильный ветер.
  Густо и быстро темнело. Все молча хлебали гороховый суп с незаметными в крапинками мяса, время от времени передавая друг другу, то кусочек хлеба, то горчицу.
  Когда дежурный стал накладывать склизкие макароны с тушенкой, из черноты вышли трое оставшихся членов отряда.
  С грохотом свалив лопаты и щупы, но, аккуратно поставив миноискатель под тент, они плюхнулись на бревна, лежащие скамейками вокруг тента.
  - Ну что, командир - не нашли там ни хе... Ой, простите девочки! - Ничего! - устало, дыша, сказал Виталик Комлев, здоровый битюг под два метра ростом.
  Лешка Винокуров, доходящий ему ростом до подмышки, но не уступающий, пожалуй, в массе, солидно кивнул:
  - Лошадь только. Но в сбруе. Так что, может, есть кто рядом.
  - Там вроде как красноармейский кавкорпус отходил вдоль озера в сорок первом. Они, наверное. - Задумчиво Леонидыч. - Павлов говорил.
  - Какой Павлов? - вскинул голову от тарелки Ёж.
  - Командир демянского отряда. Собака которого у тебя сало сожрала.
  - Аааа... У нас замдекана Павлов. Вот чего-то попутал. А этого кобеля я еще пристрелю. Из "Вальтера". Найду пистолет и пристрелю обязательно.
  - Ёж, у замдекана Петров фамилия, к концу первого курса пора и запомнить! - поправил его невидимый за темнотой Захар.
  - С-скорее всего, д-да, кавалеристы. - Чуть заикаясь, ответил Юра Семенов. - Железа - море. Гранаты, винтовки, патроны, к-каски. Останков нет.
  - Но там есть пара ямочек приметных, похоже на захоронки. Завтра проверить надо. Глубинный щуп возьмем и потыкаем. Ага, спасибо, Марин! - поблагодарил Саша девчонку, передавшую ему тарелку с супом.
  - Понятно. У вас девочки как? Бойца добрали?
  - Добрали. Медальона, к сожалению, нет. Личных вещей тоже. Ремень, подсумок с патронами, лопатка. Да, в обмотках. Один кубарь, который вчера Толик нашел и все.
  - Да, жалко... Толик у тебя?
  - Голяк, командир. Железа много, а зацепиться не получилось.
  - У нас тоже пусто. Значит, пять дней, пять бойцов, ни одного медальона. Не густо. Правда, мужики отличились под вечер. Похоже гаубичный снаряд триста пять миллиметров.
  - Фига себе? Где? - Встрепенулся Юрка, неравнодушный ко всяким железякам и прочим экспонатам.
  - За пригорком, на той стороне оврага.
  - Слушай, погоди, а как она оказалась то здесь? Это же такая дура! Сорок пять тонн! На гусеничном ходу! Снаряд только три центнера.
  - Сколько? - удивился, обычно бесстрастный, командир. - Чего-то мне показалось центнер.
  - Может ста пятидесяти двух миллиметровая гаубица? Она все-таки при прорывах применялась из Резерва Главного Командования. Триста пять-то откуда?
  - Юр, там свинья метра полтора длиной. - Захар наглядно показал длину снаряда.
  - Ну, так что? Надо бахнуть! - важно сказал Вини. - Когда еще такое бахнуть придется?
  - Ага, только надо еще перед дорогой бахнуть другого чего-нибудь. - Вставил Виталик.
  - Эх, в музей бы поисковый такую... - глаза Юры Семенова горели огнем филателиста, узревшего редкостную марку в чужих руках.
  Рита испуганно оглядела лица мужиков, багрово светящихся отблеском костра.
  - Да вы чего, обалдели? Оно же тут на воздух подымет все, вместе с нами и Демянском в придачу?
  - Рита! Без паники! Лежать ей тут нельзя. Летом пожары бывают, да и мало ли кто вскрывать полезет.
  - Какие нафиг пожары? - вскипятилась она. - Сколько лет лежала не взорвалась, а тут они мир решили спасти, видите ли!
  - Рита! Все нормально, все под контролем! - Попытался ее успокоить Андрейка Ежов. - Там же командир был. Все посмотрел, все видел, все рассчитал!
  - Ёж! Ты бы молчал бы... - Резко развернулась она к парню. - Ты же блин вместе с этим снарядом на сосну взлетишь без штанов!
  - Как влезу, так и слезу. - Не удержался он, но все же буркнул под нос себе. - Подумаешь, штаны...
  - В общем так. Идут желающие. Там дел немного. - Не обращая внимания на Риту и тихие смешки поисковиков, сказал Леонидыч. - Быстро разжигаем костер, быстро валим снаряд в овраг и бегом обратно. Тут два километра. По темноте пробежим минут за десять-пятнадцать. Пока он прогреется, пока высохнет - уже вернемся, и спать ляжем. Кто идет?
  - Так чего, все, наверное... - приподнялся Лешка Винокуров. - Я вот посмотреть хочу.
  Рита обессилено села на бревно.
  Мужики засобирались все.
  Но Леонидыч остановил их.
  - Погодите, девочки тут останутся. Кто-то с ними еще. Еж, как везунчик и больной... И?
  - Ну чего... Чуть что - сразу Ёж! - Плюнул Андрейка с досады и попал себе в кружку с чаем.
  - Можно я еще останусь? - поднял руку Лешка. - Не хочется бегать туда-сюда.
  - Ага... И Иванцов остается. Через пять минут выходим.
  - Пять минууут, пять минууут... Это много или мало? - запел Еж.
  - А я вот все думаю... - внезапно сказал Толик, ворочая угли палкой. - Интересно, а как бы мы себя повели, если бы там оказались?
  Риту передернуло:
  - Я бы забилась куда-нибудь за печку и до конца войны не вылазила.
  - Нет, а если серьезно посмотреть?
  - Я б в разведку пошел!
  - Т-тебя б-бы, Еж, не взяли.
  - Это еще почему, Тимофеич.
  - Шумный слишком, - засмеялся Виталик.
  - Толика бы в артиллерию взяли! - сказал Вини. - Он здоровый, как раз ему снаряды ворочать.
  - А тебя? Ты ж лейтенантом запаса будешь после военной кафедры? - спросила Маринка.
  - Ну, вот лейтенантом бы и сунули в пехоту. А Виталика в десантуру и сюда - в Демянск.
  - Это ты хочешь меня тут голодом заморить что ли? Хренушки!
  - А ты ешь мало и без мяса, тебе как раз.
  Виталик действительно мясо не ел. Вообще. Ни в каком виде. И яйца не ел. Зато майонез мог ведрами жрать. Странно...
  - Леонидыч, а ты куда бы?
  Особо не разговорчивый, тот только пожал плечами.
  - В авиацию, куда еще-то... - сказал Захар.
  - Был бы я помоложе - да. А так-то максимум в БАО.
  - БАО? Что это? - переспросила Маринка.
  - Батальон аэродромного обслуживания. Дерьмо бочками возить. Извините за мой джентльменский!
  - Не, хеер майор. Это вряд ли, - сказал Еж. - Уж очень ты ценный кадр, чтобы такого терять.
  - Т-точно. В н-ночной п-полк. На 'уточке' немцев г-гонять
  Леонидыч улыбнулся и промолчал.
  - А девчонок в медсанбат. Пусть нас, раненых героев, вытаскивают и лечат.
  - Я тебя, Еж, вытаскивать не буду, - сказала Рита. - Пусть тебя немцы в плен заберут, ты им мозги так высушишь, что они бросят свои 'шмайсеры' и, злобно бормоча проклятия, разойдутся по домам.
   Еж засмеялся довольный:
  - Договорились. А Маринку в школу радисток, чтобы потом в тыл врагам забросить. Пусть диверсии делает.
  - Не, не, не! Не хочу я в тыл к немцам!
  - А тебя никто и не спросит. Так, кто следующий?
  - Я, - сказал Захар. - Меня, значит, в пехоту заберут. Я первым делом захвачу цистерну с германским антифризом. Нажрусь в хлам и какому-нибудь политруку морду разобью. Ну, меня сразу в штрафбат и все такое.
  - Тоже судьба. Тимофеич, а тебя оружейных дел мастером. Пулеметы-минометы чинить.
  - С-согласен. - улыбнулся довольный Юра. Чего-чего, а железяки он очень любил, таща из болот всякую редкую вещь. В этот раз нашел ампуломет. Правда, пробитый осколками в нескольких местах, но это только повышало ценность уникального экспоната. Улюлюкал на все болото, когда тащил его в лагерь.
  - А мне вот что интересно... - задумчиво сказал Вини. - Смогли бы мы с нашими знаниями сегодняшними, историю повернуть?
  - Это как? Чтобы немцы выиграли что ли?
  - Нет. Чтобы победу ускорить? Чтобы война закончилась не в сорок пятом, а, хотя бы в, сорок четвертом?
  - Ну, ты хватанул... - протянул Леонидыч, качая головой.
  - А чего я такого сказал? Вот есть же ключевые точки войны? Хорошо, про двадцать второе июня говорить не будем... Нам бы все равно не поверили. Таких предупреждений было - с первого мая и почти каждый день. А во время самой войны? Поворот Гудериана на юг и Киевский котел? Если бы информация попала к нашим вовремя? Как бы все повернулось?
  - Это, Леш, тебе надо до товарища Сталина добраться было бы. А как?
  - Можно над этим подумать...
  Виталя почесал щетинистый подбородок:
  - Шлепнули бы тебя особисты на первом допросе. Или в дурку отправили бы. Сразу после заявления - я, мол, из будущего, здрасте...
  - Вот если бы у тебя ноут был бы, мобила, часы электронные, еще чего-нибудь - можно было бы доказать, - сказала Маринка.
  - С ноутом и дурак сможет. Ну ладно, не дурак. А мне интересно, вот если бы своими силами без всяких девайсов. А? - идея захватила Винокурова.
  - Вини... Ты же историк... П-помнишь, как операция 'Б-блау' начиналась?
  - Удар Клейста во фланг группе Тимошенко? Вот тоже вариант...
  - Там за несколько д-дней самолет немецкий ориентировку п-потерял и сел на наш аэродром. А в самолете - полковник и у него п-портфель с документами. По операции. Д-дезинформация. Так решили. Ждали удара на Москву.
  - Хорошо. Моя информация подтвердилась бы. А значит дальше стали бы мне доверять.
  - Не ф-факт...
  И мужики заспорили - можно или нельзя изменить историю?
  - Лех, - обратился ко мне замолчавший Еж. - А ты чего молчишь?
  - М?
  - А ты бы кем стал?
  Иванцов пожал плечами:
  - Не знаю. Может Героем Советского Союза. А может быть в плен бы попал и в каком-нибудь лагере сгнил бы. А может быть в полицаи бы пошел. Одно точно знаю. Вряд ли бы кто-то из нас в живых остался.
  И только треск костра в ответ...
  - Так... Все мужики, выходим, - прервал молчание Леонидыч. - Фантазии фантазиями, а время не ждет. Завтра опять в бой.
  Лагерь засуетился, забегал... Кто-то, чертыхаясь, надевал потные, не высохшие носки, кто-то доедал макароны, кто-то, не торопясь, покуривал табачок.
  И через пять минут лагерь опустел.
  Повисла какая-то тяжелая, но в то же время опустошающая и облегчающая тишина. Тишина, от которой звенит в ушах.
  Первым, естественно, не выдержал Ёж.
  - Лех, сыграй чего-нибудь?
  - Не могу. - Соврал тот в ответ. - Палец чего-то выбил, когда корни рубил.
  - Рит, тогда ты?
  Рита молча развернулась и ушла в палатку, ровно в какое-то убежище.
  - Ну, блин, - ругнулся Ёж. - Марин, может ты?
  - Андрюша, - ласково улыбаясь ответила ему Маринка, - я уже сто тысяч лет на гитаре не играла.
  Ёж скорчил недовольную физиономию:
  - Ну, тогда я буду болеть! - воскликнул он и надуто отвернулся вполоборота к костру.
  И в этот момент, южный небосвод озарила вспышка, а через секунду ударил мощный гром. Лешка подпрыгнул на бревне вместе с землей.
  - Мля... - только и успел он сказать, как по стволам деревьев, с непередаваемо противным звуком, гулко ударили осколки. Несколько железяк, брошенных тротилом, взбили прошлогоднюю листву совсем-совсем рядом от костра.
  Из палатки выскочила Рита:
  - Слушайте, прошло-то минут пятнадцать, после того как они ушли.
  Ребята стояли и неотрывно вглядывались в темноту, будто что-то могли разглядеть там.
  - Чего стоим? Побежали! - Она вытащила за собой медицинскую сумку со всем набором поисковой зеленки да бинтов, дрожащими руками натянула сапоги и бросилась в ночь.
  На секунду позже за ней побежали и остальные.
  Отбежав несколько метров от костра, Алексей вдруг обнаружил, что побежал босиком. Пока вернулся, пока натягивал сырки и сапоги, ребята уже умчались в темноту.
  - Эй! - заорал он вслед. - Вы где?
  Но ответом была тишина, тогда он снова помчался в сторону взрыва.
  Бежать было тяжело, непросохшая апрельская земля разъезжалась под ногами. Да и кочки то и дело цепляли ноги. Несколько раз он спотыкался, но удерживался, пока не зацепился обо что-то податливо мягкое. И плашмя врезался в глину.
  "Твою кочерыжку..." - подумал он, но не успел подняться, как получил сильнейший удар по голове. И потерял сознание.
  
  
  Глава 2. Первый пошел!
  Предательство, предательство,
  Предательство, предательство, -
  Души не заживающий ожог
  Рыдать устал, рыдать устал,
  Рыдать устал, рыдать устал,
  Рыдать устал над мертвыми рожок
  Зовет за тридевять земель
  Трубы серебряная трель
  И лошади несутся по стерне
  На что тебе святая цель,
  Когда пробитая шинель
  От выстрела дымится на спине?
  А. Городницкий. 'Предательство'
  
  Очнулся он уже днем. Лицо нещадно кололо трухлявое серое сено. Голова болела? Нет, голова раскалывалась как спелый арбуз. С трудом Лешка перевернулся на спину. Очки, как ни странно, были на месте, только оправа вся изогнулась. Постепенно размытое серое небо сфокусировалось и превратилось в крышу сарая. С трудом он перевернулся еще раз и встал на четвереньки. И его тут же вырвало остатками вчерашних макарон.
  Пересилив себя, он подполз к стенке и, цепляясь за доски, встал. Несколько минут постоял так, а потом выглянул в щель между досок.
  И едва опять не потерял сознание.
  По двору ходили немцы.
  Самые настоящие. В серых мундирах и касках, которые архетипами остались в подсознании, вколоченные советскими фильмами. Сломав забор, засунул задницу во двор полугусеничный бронетранспортер - Шютценпанцерваген. Кажется, так Юрка говорил.
  И говорили фашисты на немецком. Чего-то реготали, над чем-то ржали. Двое курили на завалинке около дома.
  Леха сполз по стенке, судорожно хлопая себя по карманам в поисках "Примы".
  А хренанас! Сигарет не было. И зажигалки тоже. Стырили, суки арийские.
  "Вот я приложился башкой-то" - подумал Лешка. - "Зрительно-слуховые галлюцинации в полном объеме. Впрочем, и тактильные тоже"
  В этот момент во двор въехал мотоцикл, судя по звуку. Чихнул и развонялся бензиновым угаром. "И обонятельные еще..." - меланхолично добавил он сам себе.
  Во дворе завопили чего-то, забегали туда-сюда.
  Лешка привстал до щели. И точно, приехал какой-то сухопарый чувак. С витыми погонами, в фуражке с загнутой вверх тульей. Быстро пробежал в дом, махнув лениво открытой ладонью солдатам. Через минуту оттуда выскочил боец и вприпрыжку побежал к сараю.
  "А вот и большой белый писец пришел..." - подумал Алексей.
  Дверь, невыносимо скрипя, открылась.
  - Raus hier, beweg dich! - немец уточнил свои слова, показав направление стволом карабина.
  Лешка на всякий случай поднял руки за голову и вышел из сарая. С каждым шагом его колотило все больше и больше. На ступеньках крыльца вообще едва не упал. В сторону повело как пьяного.
  Конвоир жестко, но аккуратно схватил его за шкирку, не дав свалиться. Странно, но гансы не обращали никакого внимания на пленного. Хотя в фильмах обычно показывали, что они должны непременно издеваться над пленным и ржать как дебилы последние.
  А эти вели себя совершенно не так. Один чистил шомполом ствол карабина, другой чего-то писал, наверно письмо своей фройляйн, третий вообще дрых под телегой. Никто не играл на гармошке и не гонялся за курицами. Впрочем, может быть, они их уже давно сожрали?
  При входе в комнату Лешка едва не хряпнулся о притолоку многострадальной головой.
  - Nehmen Sie Platz! - вполне дружелюбно показал ему на табурет в центре комнаты упитанный офицер в расстегнутом кителе. Сам он сидел за большим круглым столом, а тот тощий, что приехал - стоял в углу, слегка справа за спиной.
  - Данке шён! - кивнул осторожно Алексей и сел на табурет.
  - Sprechen Sie Deutsch? - приподнял бровь сидящий.
  - Я. Абер зер шлехт... Ин дер шуле Лере.
  - Klar... - И тут в голосе офицера появился металл - Name, Dienstgrad, Truppengattung, Einheit?
  - Эээ... Вас?
  - Имья, звание, род фойск, фоенная част? - подал голос стоящий.
  - Что? Кто? Я? Я не военнослужащий. Я гражданский, не солдат. - Лешка усердно замотал головой.
  - Antworte auf die Frage!
  - Отвечайт на фопрос!
   - Алексей Иванцов. Только я же говорю, я не военнослужащий.
  - Warum hast du dann Uniform an?? - уставился на него сидящий офицер.
  - Тогда почьему ит. есть ф фоенный форма?
  Тут Алексей замялся не зная, что и сказать. Как тут объяснить то, если сам ничего не понимаешь?
  - Господин... эээ...
  - Herr Hauptman!
  - Хер гауптман... - Лешка внутренне ухмыльнулся - Я форму снял с убитого, потому что своя одежда вся уже изорвалась, а ходить-то надо в чем-то?
  Стоящий офицер быстро переводил гауптману. Тот кивал, записывал и, почему-то, морщился.
  - Was für ein Toter? Dieses Muster gibts weder bei uns noch bei den Russen?
  - С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
  - Wie bist du hierher gelangt? Woher kommst du und wo willst du hin? Mit welchem Ziel?
  - Как здьесь оказался? Куда и откуда шел? С какой целью?
  - Живу я тут, герр гауптман, вернее не тут... Домой иду, в Демянск.
  Немцы переглянулись.
  - В Демянск? - переспросил длинный.
  - Ну да, я там родился, потом родителей посадили и мы переехали в Вятку, потом меня призвали, но я сбежал, потому что не хотел воевать. Я этот... Свидетель Иеговы. Вот.
  "Что я несу-то..." - с ужасом подумал Лешка.
  - Von welchem Ermordetem? Es gibt keine solche Militärform weder bei uns noch bei den Russen.
  - Послушай, Ифанцов, хватьит валять ваньку-встаньку. Нам не надо фрать. Это глюпо и бессмысльенно. С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
  "Млять... Чего сказать-то ему?" - пронеслось в голове. И неожиданно выдал единственную фразу на немецком, которую произносил без ошибок.
  - Geben sie mir bitte eine Zigaretten!
  Немцы переглянулись.
  Тощий достал из кармана... Лешкину "Приму" и пластиковую китайскую зажигалку. Не спеша вставил в мундштук, не спеша прикурил и, также не спеша, подошел к пленнику. Затем наклонился вплотную и выпустил в лицо струю дыма.
  - У тьебя ньет документов, ти в чужой формье, also... если вьерить тьебе. В карманах нет ничьего кромье этого - он показал "Приму" и зажигалку. - Ты ильи мародьер ильи дивьерсант. В любом случае тебя ждет расстрьел. Verstehst du?
  - Ф-ф-ферштеен. - кивнул Лешка.
  Немец кивнул в ответ и отошел, так и не дав покурить. Но и сигаретой не ткнул.
  - Имья, звание, род войск, военная част? - повторил он свой вопрос. Гауптман громко зевнул.
  - Я... Я не помню... Контузия у меня. Не помню ничего. Честное слово.
  - Schteit auf! - неожиданно рявкнул в ответ тощий.
  Лешка привстал с табурета. Тощий снова подошел к нему и без замаха, коротким тычком пробил в солнечное сплетение. Дыхание мгновенно остановилось, в глазах потемнело от боли и Лешка согнулся буквой "Г". И тут же колено офицера въехало ему в нос.
  Пленник упал назад, брызнув кровавым веером из разбитого носа и опрокинув табурет. Очки разломились по дужке, но, слава Богу, не разлетелись на осколки. А то бы остался без глаз, военнопленный студент...
  - Der Schweinerne Dussel! - пробормотал немец, с явным огорчением разглядывая кровавое пятно на брюках. - Der regt mich auf......
  Гауптман опять зевнул и подошел к окну.
  Пока они чего-то там балакали, Лешка кое-как пытался восстановить дыхание. В конце концов, получилось, хотя явно сломанный нос этому не способствовал. Зажав нос рукавом куртки, он встал, сглатывая кровь.
  - Жиф? Ничьего... скоро мы тьебя расстрьльяем, польшевистский фанатик.
  - Г-г-господин...
  - Feldpolizeikomissar.
  "И у них комиссары есть?!" - мелькнула удивленная мысль, но тут же уступила место боли и страху.
  - Г-господин ф-фелдьп-полицайкомиссар... Я с-скажу в-в-все... - гундосо заикаясь, произнес Лешка.
  - Sietzen! - рявкнул тот в ответ.
  Лешка, повинуясь приказу, поднял одной рукой табуретку и присел на нее с краюшка:
  - Я и в-вправду не з-знаю как здесь оч-чутился. С-скажите, сегодня к-какое ч-число?
  - Тридцатое апрьеля тысяча девятьсот сорок второго года.
  - А я из т-тридцатого ап-преля д-две тысячи п-первого. Я из-з-з б-будущего...
  Фельдполицай поморщился и вмазал Лешке еще раз. По уху. Этого хватило, чтобы тот вновь свалился на пол.
  Потом фриц высунулся в окно и чего-то гавкнул. В избу влетели два дюжих солдата, схватили Лешку под мышки и потащили в сарай. По пути пересчитали им все ступеньки и пороги.
  Только в сарае уже Лешка несколько оклемался. Хотелось пить, но вот есть почему-то не хотелось. А еще хотелось умыться. Кровавые сопли - вот только теперь он понял, что такое "кровавые сопли" - подсыхали и стягивали кожу. Стреляло в ухе, саднило в носу...
  Но больше всего хотелось жить...
  Как-нибудь, но жить.
  Лешка свернулся калачиком на охапке сена, ровно в детстве и попытался задремать...
  
  - Обычный сумасшедший, герр фельдсполицайкомиссар. Попал на фронт, первый раз под обстрел и тронулся умом.
  - Не сомневаюсь, гауптман. Я был под Оршей, когда русские первый раз применили свои "органы". Тех кто, выжил в том аду, списали поголовно. Одного мне даже пришлось пристрелить. Он лежал в траншее, палил в небо из пулемета и орал "огненные черти, огненные черти!". Меня волнует другое... - фельдсполицайкомиссар не заметил, как передернуло толстячка гауптмана. - Меня волнует другое. Его форма. Эти сигареты и эта зажигалка. Видите наклейку на зажигалке? "Сделано в Китайской Народной Республике". Китайской??? Но Китай воюет с Японией... Им не до мелочей. Японский протекторат? Манчжурия? Или Шаньси? Или Синьцзянь? Там черт не только ногу сломает, в этих китайских государствах.... Похоже это японцы. Они, хотя и наши союзники, могут приторговывать с Советами по мелочам. Второго фронта на русском Дальнем Востоке, к сожалению, мы до сих пор не имеем. Далее... Сигареты 'Прима. СССР' производства компании "ДЖ. Р. Рейнольдс Тобакко Компани. г. Санкт-Петербург" Американцы штампуют эти сигареты в забытой Богом Флориде и ленд-лизом поставляют русским. В эксклюзивном, экспортном исполнении.
  - Почему во Флориде, герр...
  - Давайте без чинов. Дитер Майер, к вашим услугам. - Щелкнул каблуками комиссар тайной полевой полиции.
  - Хорошо, герр Майер. Рудольф Бреннер. Так причем же тут Флорида? - переспросил гауптман.
  - Там у янки есть город. Санкт-Петербург. Один из центров табачной промышленности Юга, между прочим. Дразнят американцы Усатого. - Ухмыльнулся Майер. - Дразнят... Это как раз в духе янки. И только им в голову приходят эти идиотские слова - прима, экстра, королевский размер... И что в итоге мы имеем?
  - Что? - не понял Бреннер.
  - Японская зажигалка, американский табак, новая форма. Без знаков различия, к тому же... Русские перебрасывают сюда элитные свежие части с Дальнего Востока. Вот что это значит. Парень просто не умеет врать. Можно выбить из него все, что требуется. Но мы же, немцы, интеллигентные люди... Не так ли, Бреннер?
  - Так точно, господин фельдсполицайкомиссар! - щелкнул каблуками гауптман и раздраженно подумал: 'Ты-то конечно, интеллигент! Не-то что мы мясо окопное...'
  - Да перестаньте, Бреннер, мы же договорились с вами...
  Майер высунулся в окно:
  - Эй, рядовой! Ко мне!
  Рыжий немец, сидевший около бронетранспортера, подскочил и бросился к окну:
  - Рядовой первого класса Эрих Грубер по вашему приказанию прибыл!
  - Рядовой, бегом до местного старосты. Отряду вспомогательной полиции прибыть сюда через полчаса. Приказ понятен? Выполнять!
  - Так точно, господин фельдсполицайкомиссар! - рявкнул рядовой, развернулся кругом и побежал за ворота.
  - Как мне, Рудольф, надоели эти чинопочитания... - вздохнул Майер. - Хочется чего-то простого, домашнего, человеческого. А вам?
  "Конечно" - мрачно подумал гауптман - "С тобой пообщайся по-родственному. Мигом дело заведут и в штрафбат загремишь, павлин расфуфыренный" Но вслух сказал совершенно другое:
  - Может быть, отобедаем, герр Майер?
  - С удовольствием. Только дайте приказ своим солдатам сопли этого большевика вытереть с пола.
  
  Лешка очнулся от скрипа дверей. Он вздрогнул от предчувствия, но на этот раз пришли не за ним. В сарай влетел от могучего пинка долговязый красноармеец в натянутой до бровей пилотке и ржавой от грязи шинели.
  - Вот, суки! - ругнулся он, когда дверь закрылась. - Чего пинаются? Гады...
  Потом он перелез по сену к Лешке, улегся рядом и протянул руку.
  - Здорово! Ты чьих будешь?
  - Наших. - Буркнул Леха в ответ.
  - Да вижу, что наших! - Засмеялся красноармеец в ответ. - Тебя как звать-то?
  - А ты чего такой жизнерадостный? - Покосился на него Алексей.
  - Вадик Зелянин! - вместо ответа протянул руку тот.
  - Иванцов. Алексей!
  - Слышь, Лех... - Вадик подвинулся поближе. - А ты как сюда-то попал?
  - На летающей тарелке прилетел...
  - Чего? На какой тарелке?
  - Ничего. Сам не помню. Помню, что по полю шел. Ночью. Темно было, как у негра в заднице. Споткнулся. Упал в яму какую-то, а там чем-то по голове накрыли. Днем тут очнулся.
  Вадик засмеялся.
  - Ты что как кобыла? - разозлился Лешка. - Все ржешь и ржешь...
  - Да так, выражение забавное, как у негра в заднице... Не слышал раньше. Агась!
  - Дарю, - угрюмо ответил Алексей и осторожно потрогал нос. Кровь уже давно подсохла, но дышать было носом тяжело. - Слышь, Вадик, а у тебя покурить есть чего?
  - Откуда... Фрицы все отобрали... - Печально вздохнул "сосарайник". - А меня оглушило. Очнулся - немцы кругом. От полка щепки. Триста двенадцатый стрелковый, двадцать шестая Сталинская дивизия, Первая ударная армия. Слышал?
  - Северо-Западный?
  - Агась. Под Рамушево бились. То наши надавят, то немцы... Траншеи из рук в руки переходили за день раза по два. А дна в траншеях нет. Кровь да трупы. Да... - Вадик на минуту замолчал, а потом продолжил. - Ну, меня и уволокли. А я сбежал. Агась. Деру на пересылке дал. Лопухнулись фрицы. До вологодских им далече...
  Он покрутил головой и хекнул.
  - А я то родом из Старой Руссы. Вот туда и пошел.
  - Фига себе. А сюда-то как попал?
  - Так я это... Неделю у солдатки отлеживался. Вроде затихло, ну я и отправился в путь-дорогу. Нарвался, блин масленичный, на полицаев... Вечером отправят по этапу - в деда, в душу, в мать...
  - А меня расстрелять собираются...
  - Да ты чего? За что?
  - Рожей не вышел.
  Вадик хихикнул:
  - То-то они тебе нос поправили. А чего за форма такая у тебя? Не видал ни разу.
  - Опытные образцы ввели. - Покосился на него Лешка. - А я ночью до ветра пошел. Ну и блуданул малость. Вляпался к фрицам в дозор.
  - А ты не из десантуры? Тут, говорят, немцам в котел две бригады закидывали комиссары...
  - Да какая десантура... Их же вроде в феврале закинули. А к апрелю вроде как кончили уже. - Сказал Лешка, а сам подумал, что под свитером-то тельняшка...
  - Да не... Шарахаются еще где-то, - равнодушно сказал Вадик. - Остатки. Фанатики, блин. Ни еды, ни оружия. А все по болотам бегают. Главное толку от них никакого. Сдохли только без дела...
  - Странно ты как-то говоришь... - Лешка искоса посмотрел на Вадика.
  - А что тут странного? Уж не знаю, что лучше. По болотам без оружия голодным и раздетым бегать или немцам в плен сдаться. Из плена и бежать можно. А тут куда? Или свои или немцы шлепнут. Немцы дюже десантников не любят. Агась.
  - А свои-то за что?
  - Знамо дело... - пожал Вадик плечами. - За невыполнение приказа и дезертирство. Они тут должны были двумя бригадами весь котел немецкий в плен взять. А немцев тута тысяч семьдесят. Во как.
  - Делааа...
  - Лех, слышь чего скажу... У меня папироса есть немецкая. Одна. Заныкал от вертухаев фрицевских. И спички в ботинке. Давай-ка курнем!
  - Давай! - обрадовался Лешка. - А ну немцы унюхают?
  - А... - Махнул собеседник рукой. - Фингалом больше, фингалом меньше. Подумаешь.
  - А давай!
  Соблазн, втянуть хотя бы каплю никотина, был больше, чем очередной удар прикладом.
  Они устроились в углу сарая и, накрывшись шинелью Вадика, стали по очереди тягать цигарку.
  В голове поплыло, по рукам и ногам побежали приятные мурашки...
  - Где, говоришь, служил то?
  Не задумываясь, Лешка ответил первое, что пришло в голову.
  - Триста двадцать вторая стрелковая. Восемьдесят шестой полк. Рядовой.
  - Вроде не было тут триста двенадцатой?
  - А перекинули недавно. Я вообще первый день на фронте.
  - Понятен. Ну, сиди пока.
  Тут Вадик откинул шинель, подошел к двери и пнул несколько раз.
  - Открывайте, песьи дети! Расколол я его.
  Дверь открылась. На пороге стояло три бойца в красноармейских ватниках, с трехлинейками, но без петлиц и белыми повязками на правых руках.
  'Полицаи!' - понял Лешка.
  - Ну, чего, тезка? Будем знакомы сызнова? - ухмыляясь, сказал 'Вадик'. - Олексий Глушков, начальник Ивантеевского волостного отряда шютцполицай.
  Леха молчал. А что тут скажешь? Он встал, заложив руки за спину.
  - Выходи, тезка. Сейчас тебе шиссен делать будем.
  Делать нечего. Леха вышел под небо, висящее такой же свинцовой тяжестью над бестолковым миром.
  Двое полицаев оттащили его к стенке, а начальник Глушков что-то пояснял фельдсполицкомиссару. Тот уже успел сменить штаны, и стоял безукоризненно чистый в этой грязище.
  Потом они подошли к Иванцову.
  Немец долго разглядывал опухшее лицо Алексея, а потом сказал:
  - У тьебя есть два варианта. Льибо ти умираешь сейтчас, льибо ти жьивешь сейтчас. Что ты виберешь?
  Леха молчал. На дурацкий вопрос можно дать только дурацкий ответ. Но такого ответа не было в пустой звенящей голове.
  - Молчьишь?
  Потом он развернулся и резко бросил, ровно выстрелил:
  - Erschiessen.
  Рядовые немцы наблюдали молча за происходящим.
  Глушков взял винтовку, передернул затвор и спросил:
  - Тезка, а ты родом-то откуда?
  - Вятка, - Приглушенно сказал Иванцов.
  - Молись, коли верующий! И глаза-то закрой. Легче будет.
  Леха закрыл глаза. До сих пор ему все это казалось бредом каким-то, сном, фантастикой. А тут вот она правда-то... Несколько секунд - и тебя нет. А смерть вот она. Из глаз полицая смотрит. Пулей дотянется сейчас и все...
  Конец...
  - НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
  Леха свалился на колени:
  - Ж-жизнь. Жить х-хочу.
  А потом зарыдал и упал окровавленной мордой в коричневую жижу.
  - Gut! - остановились рядом с ним начищенные сапоги фельдсполицкомиссара Дитера Майера. - Жизнь есть карашо. Но ее надо заслужить. Да? Ты себя плёхо показал на допросе. Сейчас ты докажешь свою преданность жизни, когда съездишь со своими новыми друзьями в деревню Опалево. Говорьят там есть раненый партизан, а можьет твой товарищ. Соратник. Найди и привези его сюда. Поднимите его.
  Майер отошел на пару шагов, не желая больше пачкаться.
  Двое полицаев подхватили Иванцова под руки и попытались поднять на ноги. Но Лешка был в полуобморочном состоянии, еле стоя даже с помощью.
  Полицаи потащили его к телеге и закинули туда как зарезанного поросенка.
  'Russische scwiene...Welche sie die Schweine aller...' - потом он, поморщившись посмотрел на небо: 'der Arsch der Welt...'
  По дороге в Опалево Лешка успокоился, хотя его и потрясывало время от времени. Ему дали какую-то тряпку, он, сколько смог, отчистил форму. Потом нацепил такую же белую повязку, как и у других. Ему что-то говорили, но он не реагировал, не понимая смысла обращенных к нему слов. Точно через туман доносились звуки разговоров, смешки. Кто-то совал в рот сигарету, он механически курил. Потом снова пошла носом кровь. Он сел сзади телеги - время от времени сморкая и харкая красным на дорогу.
  Из оцепенения его вывел только сильный толчок в спину.
  - Приехали! - больше догадался, нежели услышал Иванцов Алексей. Бывший студент первого курса, бывший поисковик, а ныне предатель и полицай.
  Двое полицаев пошли по одной стороне деревни, Глушков потащил его за собой по другой. Еще один остался в телеге.
  Они зашли в первый дом, заглянули в подвал, под кровать, залезли на чердак, посмотрели в хлеву. Потом начальник волостной полиции сунул под нос старухи кулак, и они пошли в другой дом.
  Потом во второй, в третий...
  А в четвертом Глушков увидал то ли дочь, то ли внучку хозяйки. Молоденькую девчонку лет четырнадцати-пятнадцати.
  Выпнув тетку на улицу, он рявкнул на Лешку, чтобы тот постоял в сенцах.
  Тот повернулся было, но краем глаза успел увидеть, как полицай влепил пару оплеух девчонке и навалил ее на стол.
  Винтовку, чтобы не мешалась, тот поставил в угол и теперь, одной рукой задирая ей юбку, судорожно стаскивал с себя штаны. Девка орала благим матом, но отбиваться даже не пыталась от страшной вонючей скотины за спиной.
  Впрочем, Алексей этого всего не слышал и не видел.
  Он целился из винтовки в спину полицая.
  Грохот выстрела снял все. И вату из ушей, и оцепенение в душе, и вялость в теле.
  Тело бывшего полицая сползло на пол, а девчонка билась в истерике, залитая его кровью.
  Иванцов вышел во двор.
  На выстрел уже неслись по улице двое.
  Он перезарядил трехлинейку и почти в упор разнес голову одной сволочи.
  Второй остановился, задергался и побежал обратно за забор.
  Иванцов пошел за ним. Но дойти не успел.
  Пуля из немецкого карабина оставшегося в телеге часового пробила ему живот.
  А потом двое полицаев добивали его прикладами... А он улыбался: 'Два - один, наши ведут...'
  
  Глава 3. Десантура.
  
  Автоматы выли,
  Как суки в мороз;
  Пистолеты били в упор.
  И мертвое солнце
  На стропах берез
  Мешало вести разговор.
  
  И сказал Господь:
  - Эй, ключари,
  Отворите ворота в Сад!
  Даю команду
  От зари до зари
  В рай пропускать десант.
  
  М.Анчаров.
  
  - Смотри! Леха!
  - Да ну на хрен...
  - Точно, Леха. Кровью сморкается...
  - Да не может быть, у них повязки белые. Видишь? Это же полицаи!
  Захар с Виталиком лежали в кустах, наблюдая - как по проселочной дороге ковыляла телега с пятью мужиками.
  Четверо были одеты как обычные красноармейцы, только один сзади на телеге был в пятнистом камуфляже. И с белыми повязками на рукавах.
  Время от времени 'камуфляжный' утирал сочившийся кровью нос и сморкался красным на дорожную хлюпающую жижу... ИЗВИНИТЕ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Книга в продаже, мдя)))))
  Глава 15. Возвращение.
  
  Я солдат - недоношенный ребёнок войны
  Я солдат. Мама залечи мои раны!
  Я солдат. Солдат забытой богом страны
  Я герой... Скажите мне какого романа?
  'Пятница'
  
  Из воронки выползла голубая лягушка. Черт его знает почему, но в новгородских болотах много лягушек голубого цвета.
  Она вспрыгнула на снарядный ящик, квакнула, перепрыгнула в лежащую на боку пробитую каску. Посидела там, разглядывая что-то свое.
  Подпрыгала к штыку, воткнутому в землю. Потом обнаружила сапог и залезла туда, замерев в ожидании...
  - Рота, подъем!
  Палатки зашевелились.
  Я потянулся в спальнике. Сегодня домой. Надоели эти болота, эта сырость вечная. Даже если солнце светит - все равно все отсыревшее. Такое ощущение, что спишь в невидимой луже. А солнца так и не было все три недели.
  - Твою мать! - раздался крик на улице, - как меня эти лягуши достали! Чего они в мои сапоги-то все время лезут!
  - Это потому, Еж, что родственную душу чувствуют, - ответил Толик Бессонов. - Ты вчера тоже как лягуша по воронкам скакал.
  - Все по воронкам скачут. А лезут ко мне.
  - Т-ты же ж-животное. Еж. Вот и лезут.
  - Плечо правое болит. Отлежал, что ли?
  Я выбрался из палатки и проверил свои сапоги. У меня лягушек не оказалось. Пошел к воронке умываться. Из нее мы брали воду на приготовление еды, гигиену и все такое прочее.
  Воронка была чистая. Мы ее еще в прошлом году проверили. Железки звенят, но косточек нет.
  Еж все порывался ее проверить еще раз. Не щупом, и не минаком - а отчерпать и покопать. Однако это занятие ему рекомендовали оставить на последний день.
  Смешно, болото - а воды нет. Торфяная жижа. А ближайшая большая воронка - в полукилометре. Таскаться туда за водой никому неохота. Поэтому Леонидыч и попросил Ежа оставить эту в покое.
  Юрка и Вини сегодня дежурили - готовили завтрак на костре - манка на сухом молоке. Зато с изюмом. И чаек-кофеек.
  Настроение у всех подавленное. Оно и понятно. Устали как собаки, а лагерь десантников так и не нашли. Где-то они здесь, на болотах. Тех, кого вывезти не успели, когда подмерзшая почва в апреле превратилась в эту чачу и самолеты уже не могли сесть. А выйти уже не могли - раненые, голодные, обессиленные.
  Я попробовал представить себя на их месте. Не получилось. Невозможно это представить.
  - Так мужики... Быстро собираемся. Где-то к обеду Степаныч должен подъехать. С ним и Герман Василич подъедет.
  - Якшин? - спросил Захар.
  - Да.
  - Он же, вроде как, под Старой Руссой копал? - удивился Виталя.
  - Интересно - сколько он накопал?
  Герман Васильевич - личность уникальная. Фронтовик. Связистом был. Закончил где-то под Кёнигсбергом войну. А вот до сих пор в отличной форме. Выезжает на вахту в средине апреля. Возвращается - в конце октября. Он один поднял и похоронил тысячу бойцов. Это не преувеличение. Тысяча. Полк.
  Я как-то поработал с ним в паре. Чуть не сдох. Бегает по лесу как лось, практически не останавливается. А если остановился - точно бойца нашел. Потыкаешь щупом - где он показал. Есть. Косточки. Пока подымаешь - он еще одного, а то и двух нашел.
  Железный мужик. Сейчас таких не делают. Мы уже не такие.
  Перекусили. Оставили девчонкам вымыть наши 'КЛМН' - кружка, ложка, миска, нож. Только у Ежа другой набор - 'ЁКЛМН'.
  Стали собирать рюкзаки и палатки. Собрались быстро - за полчаса, не больше. Рюкзаки оттащили к 'дороге' - колее от ГТТ - гусеничного тягача-транспортера, на котором Степаныч, командир местного поискового отряда привез нас сюда. Туда же оттащили мешки с останками бойцов. Четыре мешка. Десять бойцов. Опознать не удалось никого. Ни одного медальона. На одной ложке только выцарапано - 'Андрей'. Ну что ж... Так и похороним. Степаныч добавит на памятнике еще одно имя - 'боец РККА - Андрей' и поправит число 'И - 682 неизвестных бойца'.
  Одна из тысяч братских могил.
  Потом сели у костра. Перекурить.
  - Командир! Может остограмимся? - предложил Захар.
  Леонидыч секунду подумал и кивнул. Потом снял с пояса фляжку. Открутил крышку:
  - За победу! - глотнул и передал по кругу.
  Глотнули и Рита с Маринкой. Юрка только подержал фляжку. Он не пьет. Никогда не пил. Даже шампанского. Еж над ним ржет - 'Тимофеич, помрешь здоровым!'. Юра приводит ему в ответ пример Германа Васильевича. Еж затыкается.
  Семененко только понюхал водку:
  - За победу!
  - Зря, все-таки гитару на базе оставили... Вини, ты зачем гитару не взял?
  - Еж, она в этой сырости разложилась бы быстрее, чем твои носки.
  - Леха! - это он ко мне обратился - Ну что вы такие скучные?
  - Тебе сплясать?
  - Пойдем воронку качнем?
  Я согласился. Хотя больше хотелось просто сидеть и бездумно смотреть на пляшущий огонь костра.
  Но сначала пустили фляжку по второму кругу.
  - За поиск! Чтоб удачный был.
  - Пойдем?
  - Еж, чего ты все кипешишь? - сказал Захар. - Третью сначала примем.
  - Третья, мужики!
  Мы встали. Молча сделали еще по глотку. Остатки Леонидыч плеснул на землю.
  Я закурил и пошел к воронке.
  Еж взял ведро. Я каску. Натянули болотники. Встали с краю на колени. И начали черпать воду.
  Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону. Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону. Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону...
  Как автомат.
  Наконец, уровень воды понизился так, что можно спускаться вниз. Воды по колено. Продолжаем.
  Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону...
  - Вини! - крикнул Еж. - Ты поближе. Дай щуп!
  - Давай кину, - отозвался тот.
  - Иди в пень...
  - Глубинный или такой?
  - Обычный...
  - Два давай. Я с этой стороны пощупаю.
  Вини принес нам щупы. Сам распаковал миноискатель.
  - Давай-ка посвищу...
  Он сунул вниз 'кочергу' минака, одел наушники, щелкнул тумблером:
  - Еж, сунь щупом...
  Андрей приблизил металлический прут к 'кочерге':
  - Сигнал есть.
  Мы подняли щупы вверх. Вини аккуратно прошелся по стенкам воронки:
  - Тишина...
  - Внизу?
  - Сейчас...
  Он сунул минак в грязь:
  - Вот тут что-то вроде есть... Сигнал усиливается.
  Еж потыкал щупом в коричневую грязь.
  - Ага... Что-то мягкое... Пружинит. Противогаз что ли?
  Я зачерпнул с этого места полведра грязи и вылил ее на краю воронки.
  - Бесполезно. Снова натекает.
  Я закатал рукав телогрейки и сунул руку в жижу сантиметров на сорок вглубь.
  - Перчатку бы надел, дурила.
  - Не люблю в перчатках. Плохо чувствую... Ага... Противогаз. Трубка в глубь уходит.
  - Давай грязюку черпать.
  Снова как на качелях. Черпаешь грязь, выливаешь ее по краям воронки. Вини сидит и копается в этой жиже, пропуская ее сквозь пальцы. Со стороны смотрится, будто бы взрослый мужик куличики лепит.
  Еще через полчаса вокруг воронки вырос внушительный вал. На дне грязи стало чуть поменьше по щиколотку.
  Еж взял лопатку и копнул под противогаз. Выкинул его на верх. Снова взяли щупы, стали протыкивать дно.
  - Оп-па... - Сказал Вини. - Позвонок.
  - А я чего говорил? Копали они ее в прошлом году, ага... - заворчал Еж.
  - Фигня-война, главное - маневры. Я помню, в позапрошлом году, копали на высотке. И не фига. День ходили - хоть бы что. Железо только на камнях. Наши траншеи там камнем выложили, где только взяли столько... непонятно. Юра тогда сапоги о колючку изорвал. На следующий год приехали - Степаныч нас снова туда повез. И кому-то в голову пришло - камни поднять. В итоге семь человек. Три медальона. Как потом выяснилось - первый коммунистический батальон из добровольцев - студентов и преподавателей московских ВУЗов.
  - Есть. Еще один позвонок. Еж, ты откуда черпал, когда сюда выливал? Еж показал щупом:
  - Отсюда примерно...
  - Покопайся там еще.
  - Ага. Давай минак.
  - Сейчас. - Вини вытер руки о штаны. - Есть что-то крупное. Копай.
  Еж заработал лопаткой с одной стороны. Я с другой. И почти тут же скребнул по металлу.
  - Подсумок, похоже... Ага. С гранатами, - я вытащил две 'лимонки'. С заглушками, слава Богу. Взрыватели отдельно, значит.
  Еж чего-то запыхтел за моей спиной, а потом матюгнулся:
  - Чего там?
  - Череп. Я ему лопаткой заехал. Нехорошо-то как.
  - Ему не больно уже.
  Еж откинулся и навалился на стенку воронки:
  - Вини, у тебя руки сухие?
  - Относительно твоих - да.
  - Будь другом, сунь мне сигарету в рот. В нагрудном кармане. Слева. Спички там же.
  - Лех, мне тоже... - попросил я.
  Попыхтели как паровозы. Еж 'Балканкой', я - 'Примой'. Не могу в лесу с фильтром курить.
  Тяжка, другая, третья... выплюнул. Сигарета зашипела в коричневой гуще.
  - Поехали дальше.
  Еж запыхтел, вытаскивая череп. Я наткнулся на россыпь винтовочных патронов. Ржавые до невозможности - переламывались в руках как веточки.
  - Есть! - воскликнул я.
  - Чего?
  - Бедро. И второе.
  - Отлично...Эй! У костра! - заорал Еж. - Пакет тащите!
  Мирно болтавшие о чем-то своем поисковики подбежали к воронке
  - Что у вас?
  - Боец... Два позвонка, череп в каске и два бедра.
  - Железо есть?
  - Противогаз, каска, две лимонки с заглушками и патроны. Я их под кустик сложил кучкой.
  - Ну что, мальчики-девочки... Работаем! - сказал Леонидыч. В глазах его появился азарт.
  Отряд рассредоточился по периметру воронки, снова и снова прощупывая грязь.
  Толик сел ломать патроны. Бывали случаи, когда бойцы вкладывали смертные записки в патроны. Бывало, находили такие, да...
  Кстати, вы знаете, что найденным боец считается, если найдена, по крайней мере, одна бедренная кость? Ну и остальные в наборе...
  Мелкие кости быстро растворяются в болотах. Череп тоже. А бедренные сохраняются долго.
  Хотя раз на раз не приходится.
  Возле ампуломета нашли бойца, от которого косточек осталось на пригоршню. Не понятно каких. Обгорели и крошились в руках. И треугольничек один. И больше ничего. Младший сержант, как минимум. Остальное сгорело.
  А тут полноценный боец, можно сказать.
  Когда работаешь - время летит незаметно. Ничего не замечаешь. Ни боли в пояснице и коленях, ни то, что руки окоченели. Курить и то забываешь.
  Подняли одну берцовую. Кусочки таза. Еж поднял левые лопатку и плечо. Правых не было. Как не было и остального. Даже ребер не было. Не было и медальона. Каждый сантиметр в районе груди и таза прощупали. Нету. Я разогнулся и со злости вогнал лопатку в дно воронки. Там что-то хлопнуло и грязь фонтанчиком плеснула мне в харю.
  Я машинально отдернулся.
  - Лех! Цел?
  - Скотство какое... - отплевался я, утерев лицо рукавом. - Цел.
  Угораздило же попасть во взрыватель для гранаты. Еще и не гнилой.
  Я нагнулся, пошарил в грязи. Точно. А рядом еще один. Значит еще один подсумок. Но медальона все равно нет.
  Послышалось тарахтение где-то вдалеке, с каждой минутой превращающееся, сначала в рокот, а потом в грохот.
  - Степаныч... Ну что, мужики, закругляемся?
  Я выбрался из воронки. Сел. Закурил. Жаль... Еще один неопознанный. Выбрался и Еж.
  - Дай-ка я еще посмотрю, - задумчиво сказал Вини. И прыгнул вниз.
  А мы пошли на вторую воронку. Умываться.
  Леонидыч пошел встречать Степаныча.
  Плескались не долго. Руки вымыли, да лицо. От остального грязь так отпадет. Когда постираем на базе.
  А Вини, - молодчина! - все-таки нашел медальон!
  Везунчик, черт побери...
  Правда, медальон был разбит. Может быть осколком. А может быть пулей.
  Вини собрал черные осколочки и бросил их в мешок, куда сложили косточки бойца.
  Из тягача вышел улыбающийся Герман Василич:
  - Ну, как поработали!
  - Одиннадцать бойцов. Медальон один, но разбитый.
  - Ай-яй-яй... Жалко как...
  - Здравствуйте, Герман Васильевич! - поздоровались девчонки.
  - Добрый день, родненькие! Намаялись?
  - Не очень! - улыбнулась Марина.
  - Молодцы. Ну, грузитесь... Сейчас сразу на кладбище поедем. Ребята там могилу уже подготовили. Гробы тоже ждут.
  - Батюшка будет?
  - Я ему позвоню, когда подъезжать будем, - сказал Степаныч.
  Девчонок посадили к Степанычу в кабину. Сами закинули вначале рюкзаки, лопаты и щупы. Потом мешки с косточками. После уже сами. Закрыли полог. Иначе вся грязь с гусениц жирными шматками полетит внутрь.
  И тронулись.
  В тряске и грохоте разговаривать очень сложно. Остается только думать.
  Вот я и думаю.
  А зачем мы это делаем?
  Кому это надо?
  Бойцам? Они уже мертвы и им все равно. Или нет? Или они вот прямо так сидят и ждут, когда их найдут? Вряд ли... Они своими смертями искупили все свои грехи. А, может быть, и не только свои. По крайней мере, благодаря им, мы и живем. Пусть нет уже той страны, за которую они воевали. Но это уже не их вина. А исключительно наша. И надо в рожу плевать, как минимум, тем, кто утверждает, что их смерти были бессмысленны. Даже если кто-то из них не успел даже выстрелить. В любой смерти есть смысл. Даже в такой. А то, что мы его не понимаем - это опять же, только наша глупость.
  Они уже все отпеты - мусульмане, баптисты, староверы, православные и, даже атеисты. Перед Богом все равны. И перед смертью тоже.
  А, может быть, это надо стране? Типа, народная память, и все такое. Сейчас приедем, народ соберется. Какой-нибудь чиновник произнесет пафосную речь, о том, что никто не забыт и ничто не забыто. Потом сядет и уедет по своим чиновничьим делам. Нет, ошибся. Не кто-то. Все так скажут. ВСЕ!
  Если бы не такие как Степаныч - памятники уже давно обветшали бы и рухнули. Сгнили бы. Как это происходит у нас, в тылу. Стелу у Вечного огня красят каждый год.
  А сколько кладбищ зарастает крапивой по бывшим деревням? Бывшим - потому, что мужики туда не вернулись. Да что там деревни... На кладбище построили дом культуры. Дискотеки проводят.... Пляски на костях... 'Давайте поаплодируем нашим ветеранам!' Давай, скотина аплодируй. А назавтра ты подпишешь документ, по которому эти ветераны лишаются последних крох. И появляются боевые награды на черных рынках. Это мы - их дети и внуки - ими торгуем. Продаем свою память...
  Может быть, это надо только нам, поисковикам? Типа, экстремальный вид отдыха и не более? Приехали, так сказать... Покопали. А знаете, как мы копаем? Мат-перемат через слово. Косточки достаешь - поссать захотел. Отошел в сторону - ноги замерзли, в воронке-то лед пополам с водой - и на сапоги себе струей. Тепла чуть-чуть.
  Не место бабам в поиске. Не место. Не удобно им ноги греть...
  И ржешь постоянно. Над ними и ржешь - 'А давай ему пачку сигарет положим, сфоткаем, прикольно, гы-гы'.
  Зато приедем и будем хвастать - мы такие святые-пресвятые. Защитников Родины хороним. Можем речь сказать, песню спеть, статью написать, слезу пустить. Это мы умеем.
  Гы-гы, млять...
  Мы - поисковики, что ты! Красивые, молодые, в камуфляже все в парадном. В медальках жестяных. Сами себе рисуем медальки...
  Вернули долг своей совести. Заодно патрончиков в костер покидали, да мины повзрывали. Ну и песни у костра попеть, тоже святое дело, как же...
  Ненавижу песни у костра.
  Да, да... Хвалите нас, что мы великое дело делаем. Можете еще одну грамоту подписать. Хотя лучше деньгами. Что? Нет денег? Как обычно... Епметь... Мы не святые. И в работе нашей ничего гордого нет. Она позорная, эта работа. Потому что страна, которая не хоронит своих мертвых...
  Это моя страна. Я в ней живу. Я часть этой страны. А значит и мне гордиться тут нечем.
  Вам понятно?
  Мне нет.
  Нельзя этим гордиться. Надо забить медальки в дупло себе - и молчать. Молчать о том, что ты поисковик. А не получается...
  Так все-таки, зачем мы сюда ездим?
  ГТТ дернулся, взрычал и остановился:
  - Приехали, - спокойно сказал Степаныч. Он, вообще-то, всегда с виду спокойный. И злой, на первый взгляд. А на самом деле - очень душевный человек.
  Мы повыпрыгивали на землю. Оказывается, приехали не в Демянск. А в какую-то деревушку. Остановились возле кладбища. Здесь же и стоял 'Урал' демянских поисковиков. Они курили и громко хохотали у вырытой могилы. Рядом стояли небольшой кучкой местные старушки.
  Мы же оттащили мешки в сарайчик.
  Аккуратно разложили черные кости по сосновым гробам. Места хватило всем.
  Потом вынесли их к могиле. Рядом с ней уже стоял высокий, седой батюшка с косматой бородой. В каждый гроб он положил по иконке.
  И начал отпевание:
  - Благословен Бог наш всегда, ныне, и присно, и во веки веков!
  - Аминь! - запели дребезжащими голосами старушки
  - Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится...
  Бабушки затеплили свечки, которые раздал священник. А то стал кадить ладаном над гробами.
  Герман Васильевич, как истый коммунист и атеист отошел в сторону, о чем-то разговаривая со Степанычем.
  Отошли и Виталик с Захаром. За ними Еж. Ну и я тоже.
  - Смешно это все... - сказал Захар.
  - Что?
  - Да религия ваша.
  - Точно-точно, - сказал Виталик. - Тут почти все атеисты лежат. Комсомольцы. А, может быть, и мусульмане есть.
  Я не стал спорить. Не люблю спорить о таких вещах. Да еще в такой момент.
  Я просто закурил. А Еж пошел смотреть могилы.
  - Будешь? - протянул мне Захар фляжку.
  Я глотнул, почти не чувствуя горечи водки. Какая-то другая горечь из сердца забивала все остальные чувства.
  Я подошел к ограде кладбища. Совсем рядом столя черный, покосившийся дом. Но жилой. Дым шел из трубы. А на столбы, державшие забор, были надеты каски...
  - Сынок, закурить, ёксель, есть? - тронул меня кто-то за плечо.
  Я оглянулся. Передо мной стоял старичок в смешной кепке, делавшей его похожим на гриб. Он улыбался стальными зубами. Двух, кстати, не было.
  - Держи, - протянул я ему пачку.
  - Две можно, ёксель?
  Я кивнул.
  Он аккуратно спрятал одну за ухо. Вторую прикурил от моей. Потом протянул руку:
  - Иван.
  - А по батюшке?
  - Иваныч. Хотя батюшки-то, ёксель, не знаю... Найденыш я. И фамилию дали - Найденов.
  - Почему найденыш?
  - Ак это, ёксель, меня во время войны нашли тут. Поди думаю местный же, раз тут нашли...
  - Да кто нашел-то?
  - Ак наши, ёксель и нашли... Тута рядом село было. Бои там были.... Жуть. Мелкой я был. Мамку-папку не помню. Помню, немцы ходили. Подкармливали, да... Потом наши пришли. Немцев побили. А потом их всех там в селе и положили.
  Иван Иваныч всплакнул:
  - Молодые все были, сильные, красивые... Полегли там ни за понюшку...
  - А вы-то как живы остались, Иван Иваныч?
  - Ак это... Ёксель... Девка меня молоденькая из-под огня вытащила. Санитарка, видать, была. Красивая, да. Тадысь меня в ногу и обранило. Вон, глянь...
  Иван Иваныч стал стаскивать штаны. Обнажив сатиновые трусы, не первой свежести, он показал кривой шрам на бедре:
  - Вишь как, ёксель? Опосля их немец там и побил всех. А я, вишь жив, благодаря девке-то...
  Я согласно промычал.
  - А я, вишь, все думаю с тех пор, ёксель. Зачем я жив-то остался? Лучше б та девка жива осталася.
  - А что, убили ее?
  - Агась... Убило ее...
  Я помялся и сказал ему:
  - Может так надо, чтоб именно Вы, Иван Иванович в живых остались?
  - На кой? Вот я трех детей родил. Старшой у меня тута и работал, пьяный напился и под комбайн угодил, средний - в Чечню эту проклятую поехал за деньгами да таки и невернулси, а последыш в Москве бизнесом деньги крутит. Переводы нам с мамкой шлет по праздникам. Тыщу пришлет - мы и рады, все ж помощь. А его ругаем, пусть себе оставляет - жизнь-то дорогая, сам, поди знаешь, и мы ему помочь стараемся. То картошечки пошлем с оказией. То огурчиков... На него вся надёжа.
  - Внуки-то есть, Иваныч?
  - Поди будут... Сынок, а выпить есть чего, за помин души? Я тебе картошечки отсыплю, а?
  - Сейчас...
  Я подошел к Захару, молча взял у него фляжку, наплескал крышку от котелка. Отнес деду.
  Тот чуть поклонился, принимая водку:
  - Благодарствую! Ну, ёксель... За помин души...
  Выпил, не отрываясь. Втянул воздух носом. И на выдохе:
  - Вкусно... Старуха разорется, ну да ладно. Не в первой. Спасибо, тебе солдатик.
  Я провел по камуфляжу грязной рукой:
  - Иван Иваныч, я поисковик.
  - Знаю я... Все одно - солдатик. Похоронная команда. Ты мне вот, что скажи, солдатик, простит она меня, ёксель, али как?
  - Кто? - удивился я.
  - Санитарка-та, что меня вытащила? А? Я, вишь как... Жил, ёксель, работал, хлеб растил, а всё бестолочью вышло. На последыша надёжа, на последыша.
  Я смешался, не зная, что сказать.
  - Солдатик, а плесни водочки еще, а?
  Я кивнул и снова пошел к Захару с Виталиком.
  От толпы старушек вдруг отошла бабулька. Молча подошла к Иван Иванычу, дала ему подзатыльник и погнала его с кладбища. Напоследок он мне улыбнулся щербато-железным ртом. Виновато так улыбнулся. Мол, не судьба...
  - Придите, последнее целование дадим, братие, умершему!
  Я вернулся к могиле.
  - Вземше мощи отходим ко гробу...
  Батюшка положил в гробы бумажный листок с молитвой.
  А потом мужики гробы заколотили и молча стали опускать на веревках в яму.
  Один... Второй... Третий... Четвертый...
  Мы кинули по горсточке сырой земли.
  Потом взяли лопаты. Минут через пятнадцать могила была готова. Мы охлопали ее лопатами, подровняли бока. Через год Степаныч поставит здесь крест.
  А памятник стоит в центре.
  Подошел Еж:
  - Интересную могилу видел. Старик на фотке. Боевой такой. Два 'Георгия', две 'Отваги', 'Слава', 'Звезда' и 'За боевые заслуги'. Жалко, что надпись стерлась. Разобрал только '1953'. Интересно...
  - Что?
  - Да лицо, почему-то, знакомо.
  - Покажи, где?
  - Да где-то там, в зарослях на том конце. Или в ту сторону? Забыл...
  - Вечная память! - запел священник. - Вечная память.
  Дождик усилился. Словно кто-то там заплакал. Нет, не по бойцам.
  По мне. По нам.
  Вечная память!
  Прощайте, мужики.
  Нет. До встречи.
  Вечная вам память.
  А мы домой.
  Смотреть чужие сны о чужой войне. И менять ту реальность, в которой мы находимся.
  
  Эпилог
  
  Мне снился сон - меня нашли в воронке.
  По косточкам подняли из земли.
  Мне снился сон - приходит похоронка
  К той девочке, с которой мы росли.
  
  И я подымаюсь с винтовкой в руке.
  Со ржавою кровью на ржавом штыке.
  Последний окопчик, последний покой.
  Дойти до могилы - Последний мой бой.
  
  Мне снился сон - меня не опознали,
  Мой медальон был пулею разбит.
  Мне снился сон - осколки доставали.
  Из сердца моего - куска земли.
  
  Кровавое солнце над лесом встает.
  И рота за ротой на небо идет.
  Пробитые каски, на ребрах бинты.
  Истлевшие письма - живые мечты.
  
  Мне снился сон, где мы дойти сумели -
  Землей в крови. И кровь на сапогах.
  Мне снился сон, что, умирая телом.
  Мы пробуем душой атаковать.
  
  Мне снился сон - наш взвод встает из праха.
  И где-то слышен погребальный стон.
  Мне снился сон - не знающие страха,
  Мы знаем ужас безымянных похорон.
  
  И черные кости в замерзших руках...
  Лежим мы повзводно в сосновых гробах...
  Патроны в подсумках, в глазницах вода.
  Я без вести павший обычный солдат...
  
  Мне снился сон...
  
Оценка: 5.92*69  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"