На блюдце лежал апельсин и апельсиновая косточка...
За окном желто-розовый закат посеребрил низы кучевых облаков, оставив их верхушки привычно лазурно-голубыми, как его глаза. Он снова достал сигарету и затянувшись сморщился, отчего родные черты стали далекими, жесткими и властными.
--
Давай по порядку...Эта косточка пусть будет началом наших отношений, малыш.
--
Пусть. А скажи, почему у меня во рту сухость, может от твоих сигарет?
--
Подожди. Вот мы с тобой посадили семечку, да?
--
Да...А можно я открою форточку? Ты меня обкурил.
--
Ты всегда будешь перебивать меня? Пойми, это наш последний разговор. Больше не будет!
--
Ну тем более, мне надо думать о себе. Со мной наш ребенок.
--
С тобой твое бестолковое упрямство. Ты мне дашь договорить? Я согласен только с тем, что мы вместе начинали. Но тебе зачем-то понадобилась семья...Зачем?! Кому ты решила доказать, что умеешь рожать, что печешь вкусные пироги и имеешь рядом мужика. Это что, суть, важно?!
--
Наверное...вспомни наших родителей.
--
Да что ты уперлась в этих стариков? Им досталась убогая жизнь! Только поэтому они держались друг за друга, как вошь за кожух.
--
Они просто любили друг друга.
--
!!!!!!.......................
Стул опрокинулся. Он засмеялся как ребенок громко и звонко. Красивый мужчина, знаток японской культуры и французских вин. Когда мы начинали встречаться, он еще неловко чувствовал себя в новеньком костюме от Диора. А когда закуривал в кожаном салоне папиного шевроле, то ужасно боялся оставить пепел на полированной панели или на коврике под сидением. Это была первая машина, которую ему подарил отец. Это был дорогой подарок и без сомнения, это была фора единственному сыну. Легкая и красивая фора, как экспромты его отца, как римский профиль доставшийся ему в наследство от отца, как легкий прононс, позволяющий говорить почти без акцента на европейских языках тоже доставшийся от отца, как глубокая душевная пропасть снова от отца, позволившая ему вместить гигантское количество информации, которой он владел как бог. Владел единолично, виртуозно и уникально.
--
Ты помнишь, что ты подарила мне на день рождения?
--
Я делала тебе много подарков...
--
Глупая женщина.
--
Наверное...
--
Точно, говорю! Я думаю, ты мечтала самоутвердиться за мой счет. Дуры вы двуногие. Все что тебе надо было уметь, это просто держать меня в своих руках. За живое! И все...и больше ни-че-го! Понимаешь? Просто взять меня как тогда, той случайно-неслучайной ночью и держать крепко-накрепко, не выпуская!
--
Ты и сейчас в моем сердце!
--
Ладно, оставь свои проповеди и нравоучения для подруг. Давай говорить просто и ясно. Смотри малыш, мы вырастили с тобой из семечки во-от такой апельсин, верно?
--
Ну...
--
Так, так. Не сомневайся. У меня не худший бизнес. Это сытые люди, это хорошие налоги, это наш с тобой дом и наши разбитые надежды. За все надо платить. Ты мужественная женщина, только поэтому я прожил с тобой столько, сколько прожил, и я знаю наверняка, что ты сможешь прожить и без меня. Смотри, я ведь поступаю честно. Я подарил тебе все твои причуды. Ты родила, расцвела и теперь неплохо готовишь. Мне надо двигаться, ты ограничиваешь меня. Достанься другому и подыми его, а мне надо расти. Я вырос из тебя, понимаешь? Из твоего куцого взгляда, из твоего нежного тела, из твоего сытого дома. Этого всего много, это уже через чур. Все. Наша косточка выросла и стала деревом, и дерево дало плоды. И созрел апельсин и сила тяготения тянет его к земле. Все - это конец.
Нет, халат не причем. И форточка неплохо проветривает. Может просто душный день? Такой прекрасный день, но немного душный. Почему хочется отвернуться? Не смотреть в эти васильковые узоры! Хочется громко что-то сказать или спеть, или убаюкать, как тогда, когда умерла его мать, и он неделями на пролет засыпал на моей груди. Почему не учат расставаться с любимыми? Почему?! Ладно, он прав. Я смогу, это верно. Не знаю о каком росте речь, но раз он говорит, то это правда. Он всегда чудовищно справедлив. Мое тело истосковалось по ласке, которую он вкладывает в дело. Он не может по-другому. Он контролирует все!
--
Я отпускаю тебя. Да в общем, по-другому и не может быть. Раз ты завел разговор первым, значит ты уже продумал детали. Я не могу и не хочу сопротивляться. Если тебе нужно мое согласие, ты знаешь где его взять.
--
Что собираешься сейчас делать?
--
Пойду спать.
--
А что делать мне?
--
Если не против, я поделюсь половинкой.
--
Перестань свои детские игры! Я лягу в своем кабинете.
--
Пожалуйста, у тебя есть выбор.
--
Какой?
--
Лежать на мне или подо мной.
--
О, боже...Это невыносимо!
--
Разумеется, поэтому я и предлагаю выбор.
--
Хорошо, постели мне в кабинете.
--
Ты не против, если я пойду купаться, а постелишь ты себе сам.
--
Ну конечно. Иди. Я рад, что мы прояснили все вопросы, как цивилизованные люди. Для меня это было важным.
--
О, да! Мне нравится эта идея с апельсином. Сила тяготения...в этом что-то есть. Плагиат! Именно, все новое, как хорошо забытое старое. Спокойной ночи, дорогой.
--
Спокойной ночи, дорогая.
--
Только я придумала другую концовку...
--
Это неважно, главное, что мы определились по ключевым вопросам.
--
Главное, что я придумала другую концовку.
--
Скажи, всегда последнее слово за тобой?
--
Просто хорошо смеется, помнишь кто?
--
Пусть твое слово последнее. Смотри, мы ведь договорились. Я не хотел бы снова все повторять.