Глаз объектива. TMP. Лес.
Восставшее облако космоса.
Псевдочеловек, в кожухе мира.
Псевдочеловек, в кожухе мира.


Голос за кадром: идет Валя Карпова,
Ее симптоматичность, всплески зевоты,
Обмотки 0.5, якорь, промежность....
-Играть, - прокричит гомеостазис.


-Я активирую новую плоть,-
Говорит система, говорят синие блики,-
Целостность важнее гигантов,
Целостность важнее личности.

Отслеживая клетки,
Отслеживая опасность,
Гомеостазис растит поколенья,
И в каждом сегменте - спецчеловек.

Чаще всего он - дежурный,
И у него нет задачи.
TMP. Много мусора и говна,
Много движений по смытию кала.


Валя Карпова также дежурит.
Но сигнал не пришел. Может - и не придет.
Потому - активаций не ждите,
И вот - стихи из дежурства,

И - проза дежурства,
Гегель дежурства,
Кант дежурства, и Ленин дежурства,
Возможно - и пару томов дежурства.

....И потянутся пути....
Окольные и бесконечные....
Но это - нюансы,
И вот - Валя Карпова приходит к Вечеровскому.

-Здравствуй, - говорит она, - здравствуй, Вечеровский,
Ты есть пыль, пыль!
Кто ты по сравнению с моими симптоматическими стихами,
Откажись, Вечеровский!

В промежности Вали кричит генератор,
Нет равных страсти ее на земле,
Нет равных по силе желаний, по жару матки,
По сигналам, по мегагерцам, отданным вне.



-Я везде, - говорит она Вечеровскому,-
Не важно, чем занят ты, Вечеровский,-
Я - Валя, я - гомеостазис,
Я - навсегда, ты - никогда.




Вечеровский берет пистолет,
Он уходит в синюю, вечную, полночь.
И  - тотчас - отдача сигнала,
И выключен спецчеловек.


Валя не помнит, что был Вечеровский,
И, возвращаясь к своим тараканам,
Все также ждет нового чуда,
Нового входа в горящее лоно.











Песня под новый год.

Под новый год мечтают люди о душе,
А лес стоит, он черный, в ниглеже,
А на окошке кактусы бухают,
Они в прогрессы гаджетов втыкают.

А полосатый и ебливый кот,
Он как всегда, лишен забот,
Он томно яйцами играет,
Он снег лизаньем нагнетает.

По телевизору - пурга,
Словес тупейших кочерга,
Но вот - Медведев, друг людей,
Пиздит о многом, чародей.

Он говорит, что будет классно,
Что мы рецессию взъебем,
И год девятый  не напрасно
Трудом и бдением  зальем.

А у кого не будет денег,
Кто будет видеть лишь отсос,
Тот пусть представит, что он - гений,
А может - вовсе он Христос.

Пускай он выйдет на мороз,
Пускай подрочит на мента,
И крикнет: ебанный же стос,
Я получил опять болта!

Но мы опустим это дело,
Ведь все в душе мы - господа,
Нальем мы водкой свое тело,
Олимпиаде скажем: да,

Салат из крабовых поленцев,
И дочь достатка - колбаса,
На оптимизм настроят сердце,
А также - прочие сердца.











Возвращение.

Интуитивный звездный свет грибов.
Зеленый плеер, амстердамский свет.
Баллада спорыньи на утреннем собраньи,
Веселый гон бобров, играющих в очко.


Меня уж нет, давно уж нет.
Эритроциты севера продажны.
Слова во тьме кричат: не будет олигархов,
И прочей xyetы, завернутой в рулон.

Дешевый способ заторчать
Давно заставил жизнь кричать,
Играя думами минутных истязаний,
О том, как весело в седых полях.






Винтаж.




Человека умножить на ноль,
Полуруки отставить на завтра,
В кармане останется соль
Недокуренного марта.

Закричать - есть ли в облаке разум,
Когда слышится грохот мозгов?
Это череп разбился вазой
Разлетелся в теснины углов.

Тихо Карлос в лампочке стонет,
Замечаемый только собой,
Он внутри, и никто не уронит
Его на пол осенней порой.

Я курю одинокие зори,
И табак - это северный стиль,
Когда воздух зимою напоен,
Ты себя за спасибо прости.

Пусть навеки уйдут обезьяны,
Может - в клетки, а может - в туман,
Где сиренево-синим изъяном
В Маяковского влит океан.






Улицы Изогнуты.



Улицы изогнуты.
Мыло вставлено в паз.
Земля Иваном содрогнута,
Но и Америке не до нас.


Она ж прошлифована
Членораздельем, бортами,
И тело ее согнуто,
И сзади воткнуто знамя.










Таблетки.


Змея. Одиночество. Шорох таблеток -
Словно скрип траходромной софы.
Человек появляется в сетке из клеток,
И мысли его - шурфы.








Смерть.


Смерть хороша, будто влагалище юной зимы,
Когда солнечный рот затаскался, умчавшись, зашкалив.
И молод лишь тот, кто может запарить.
Кто может поэтить перпендикулярно сумы.










Иваны.


Иваны запаяны в банки, пробирки.
Иваны друг друга едят,
А тот из Иванов, что правит бутыркой,
Знает, как сделать салат из ребят.










Поездка в Красный Конь.


Высоты стиля.
Стиль постиран.
И дырка в пачке - это крылья,
И брак - отрыжка из складов.
Продай, подай стограммы снов.

Когда менты меня заметят,
Я накладную заприветю.
За просто так - не человек,
За бабки - дрянь, за веком - век,

За годом - банки от варенья
И мощь от силы тяготенья,
И в институте - мина вновь,
И та, одна, что влита в кровь.

Один идет, другой - постиран,
Один - сосед, а третий - Ирод,
А все другое - маета,
Средь жарких августов среда.



















Парклайф.



В субботнюю ночь
Западло усилило ГОЧС.

Я шел переулками, в сумке  - паркалайф,
И ты своим ртом намечтала мне кайф.


Можно жить, а можно - вязать,
Можно кошек в угол зажать,
По ходу дела, и  то - поясняя,
Что жизнь - это жисть, как ручка от рая.

Звезды - намордник.
Сергей опечален.
На лоне у родины.
Север отчаян.


Брежнев навеки в раю отдыхает,
Брежнев мечты в томных девах сверяет.
На встрече у водки наш коллектив,
И месяц сияет, сомнения слив.


А там, в черной сумке, играет парклайф,
И рот твой готов наиграть новый кайф.











О дураках.


Прекрасно говорить себе, взрастив в себе себя,
Не думая о прочих, игнорируя иванов.
Прекрасно мыслить, вдыхая чистый горизонт,
Как каплю - чистую в космичности своей.


Не видеть дураков. Быть механизмом в схеме мирозданья,
На том участке, где лишь блажь и свет,
И вырвать провода, разбить все мониторы,
И слышать голос утра в синей глубине.



Но утро настает, и полон голосами мир,
И непричесанных умов приходит строй кричать, бороться,
Торчать от собственной хуйни, завязанной в слова,
Завязанной в романы по мотивам фильмов о ванн дамме.












*   *   *


В ванной, в синей бутылке,
Завелся гомункулус.