|
|
||
Очередная поэма Кольриджа. | ||
ТРИ МОГИЛЫ
ФРАГМЕНТ ПОВЕСТИ СТАРОГО МОГИЛЬЩИКА.
[Автор опубликовал следующий скромный отрывок, вдохновленный решительными рекомендациями более чем одного из наших самых знаменитых ныне живущих поэтов. Язык предполагался быть драматичным; это подходит для рассказчика; а размер соответствует простому изложению. Поэтому он представлен как отрывок не стихотворения, а обычной баллады-повести. Достаточно ли этого, чтобы оправдать принятие такого стиля в любой метрической композиции, которая не является явно нелепой, сам автор в некотором сомнении. В любом случае, это не представлено как поэзия, и это никоим образом не связано с суждением автора о поэтической дикции. Ее Достоинства, если таковые имеются, исключительно психологические. Предполагаемая история, которая должна была быть рассказана в первой и второй частях, заключается в следующем:
Эдвард, молодой фермер, встречает в доме Элин ее задушевную подругу Мэри и завязывает знакомство, которое заканчивается взаимной привязанностью. С ее согласия и по совету их общей подруги Элин он объявляет о своих надеждах и намерениях матери Мэри, вдове на рубеже своего сорокалетия, и обладавшей крепким здоровьем, владевшей солидной собственностью и у неё не было иных детей, кроме Мэри и еще одной дочери (отец умер в их младенчестве), сохранившей по большей части свою личную привлекательность и миловидную внешность; Ответ, который она сразу же дала на обращение Эдварда, был замечательным: "Ну, Эдвард! ты красивый молодой человек, и у тебя будет моя дочь". С этого времени все ухаживания проходили под присмотром матери; и, в конце концов, она сама влюбилась в своего будущего зятя и использовала все способы, как ласковые, так и клеветнические, чтобы перенести его привязанность со своей дочери на себя. (В общих чертах эта повесть представляет собой достоверные факты и не очень отдаленные по времени, хотя автор намеренно изменил имена и место действия, а также придумал персонажей и детали событий). Однако Эдвард, хотя и был озадачен ее странным принижением хороших качеств своей дочери, из-за своего простодушия все еще ошибочно принимал ее растущую нежность за материнскую привязанность; она, наконец, охваченная своей низменной страстью, смачно бранила дурной нрав Мэри, воскликнула с сильным чувством - О, Эдвард! в самом деле, в самом деле, она не подходит тебе - у нее нет сердца, чтобы любить тебя так, как ты этого заслуживаешь. Это я люблю тебя! Женись на мне, Эдвард! и я в тот самый день переведу все свое имущество на тебя. -Глаза влюбленного теперь открылись: и, таким образом, он был ошеломлен, то ли из-за ужаса, который он испытывал, действующего как бы истерически на его нервную систему, то ли из-за того, что в первый момент он не осознал греховности этого предложения, чувствуя его странность и абсурдность; он отшвырнул ее от себя и разразился приступом смеха. Раздраженная этим почти до безумия, женщина упала на колени и громким голосом, который приближался к крику, она источала проклятия как на него, так и на свою собственную дочь. Мэри случайно оказалась в комнате прямо над ними, услышала смех Эдварда и богохульные проклятия своей матери и упала в обморок. Он, услышав звук падения, взбежал по лестнице и, взяв ее на руки, отнес в дом Элин; и после нескольких бесплодных попыток с ее стороны примириться со своей матерью, она вышла за него замуж. - И здесь начинается третья часть повести. Я выбрал эту историю не из пристрастия к трагическим, а тем более к чудовищным событиям (хотя в то время, когда я сочинял стихи, чуть более двенадцати лет назад, я испытывал меньшее отвращение к подобным темам, чем сейчас), но из-за того, что нашел в ней поразительное доказательство возможного воздействия на воображение Идеи, сильно и внезапно запечатленной в нем. Я читал отчет Брайана Эдвардса о воздействии Оби колдовства "Колдовство негров в Вест-Индии" и очень интересные истории Хирна. Предполагается, что повесть была рассказана старым могильщиком на сельском церковном погосте путешественнику, чье любопытство было разбужено видом трех могил, расположенных рядом друг с другом, только на двух из которых были надгробные камни. На первом из них было имя и даты, как обычно; на втором имени не было, а только дата, и слова: "Милосердие Господа бесконечно".]
ЧАСТЬ I. Когда я молод был и юн, Я помню, надо мной всё также цвёл вот этот тёрн В полдневный летний зной. Здесь странник находил приют, И дева с женихом. "Скажи, могильщик, что же тут Лишь жабы подо мхом?" "Тёрн не засох и не увял, Его ростки цветут, Так почему вокруг корней Щавель с красивой тут?" "И почему болеголов... " "И почему у трёх могил Так зелена трава? И почему же возле них Не торена тропа?" Вон там безжалостную мать Цветущий тёрн хранит, Там безутешную жену, Там деву без родни. И были двое тех девчат Подругами всерьёз, От материнских злобных чар Пролили много слёз. У милой Элин строгий вид, И короткий нрав у ней. А Мэри в небесах парит И ёлочки стройней. Заверил Эдвард Мэри в том, Что он её жених. Она зарделась вся лицом От слов его таких. "Богата мать моя как Крёз, Ты гол, как тот сокол. Коль не получишь ты отказ, Готовь для свадьбы стол." Он тут же к матери пошёл, Услышав наконец: "Ты очень славнвй паренёк, Дочь сводишь под венец". Элеонора, весть храня, Радела за сестру, Хотя по крови не родня, Но сестры по нутру. Тому не нужно и словца, Кто чувствовал хоть раз, Как бьются трепетно сердца, Коль близок счастья час. Мать всюду рядышком была, Не допуская шанс Скрыть "ухажорские дела" От материнских глаз. Их осенял цветущий тёрн, И радость и беду Они испили до конца, Но... ЧАСТЬ II. Уже назначен свадьбы срок И куплено кольцо, Мамаша свадебный пирог Готовит на крыльцо. "Лишь солнце озарит туман И Мэри быть моей", - Так Эдвард сообщил маман, Бок о бок сидя с ней. У матери от этих слов Мороз прошел по коже. Стелила Мэри наверху Цветы на брачном ложе. Заслышав дочери шаги, Чтоб встретить у дверей, Мамаша ринулись наверх. Покинув зал скорей. И, подперев спиною дверь, Чтоб дочку не впустить, "Уйди! Уйди!" - кричала ей, "Не смей сюда входить!" "Девица подлая, прийдешь И уведешь дружка". Проклятья страшные и ложь Бурлили, как река. Бедняжка к полу приросла, Нелвижима она, Как дух ночной она была Бесплотна и бледна. Не вырвался ни крик, ни стон, Ни горькая слеза: "Скажи, о, мама, почему Сюда входить нельзя?" Дочь резко обратилась вспять В припадке без границ, Дрожа, на брачную кровать Без сил упала ниц. Мать к Эдварду вернулась вновь: "Вот мой тебе совет. Причин искать твою любовь У этой дамы нет." Она мне дочь и каждый раз Мне боль не превозмочь, Я проклинаю день и час, Когда родилась дочь. Она настырный и горда, Заднее всех на свете, И лицемерная всегда, Порывиста как ветер. Коль в церковь поведешь её, Тебя лишь горе ждёт, ложе брака осквернит И сердце разобьёт. "Господь, какого же рожна Смертельный грех скрывать? Она мне дочь и я должна Язык попридержать. Он мне дочь, ждала я в ней Души моей оплот, Но слов в молитве нет моей, Так непосилен гнёт. Все деньги спустит вмиг она, Оставив голый зад, Коль страсть её тебе нужна, Ты будешь ей не рад. Затем, взяв за руку его, И нежно снизив тон: "За поцелуй один всего Твои - земля и дом". Коль в церковь поведешь меня Невестою своей, Всё, что имею, подпишу Тебе до мелочей". Покинул Эдвард тут диван, Смеялся ей в укор: "И впрямь свихнулись вы, маман, Иль крепок был ликёр? " Ни слова не сказала мать, Но на колени пала, Три раза колокол звонил, Она же не дышала. "Там, надо мною, дочь, кого Во времени я несла, Чтоб кровь из сердца твоего Век проклята была. "Пусть будет проклят первый миг, Твой крик из темноты, Могила проклята твоя, В которой скинешь ты". На брачном ложе, среди роз, Всё, что сказала мать, Слыхала Мэри, и от слёз Тряслась её кровать. Во гневе Эдвард слышал вздор, И глянул на ступенях: Ее, обращая к небу взор, Стояла на коленях. Тут Эдвард к Мэри подошёл, Подняв её с трудом: "Моя любовь, давай уйдём! Проклятый это дом! Она, от страха вся бледна, Покинула кровать, И он сказал: "Какой шакал Здесь будет обитать? " Он вёл по лестнице её, Вниз - за шажком шажок, Будь у неё не словам ум, Бежала б со всех ног. А на коленях там была С суровым сердцем мать, Она заклятия плела, Которые не снять. Когда они спустились вниз, Где их никто не ждал, Забыт был ею Бог Небес, Они вступили в зал. Внезапно мать вскочила вдруг, Служанка говорила, Что был такой у ней видок, Аж в жилах кровь застыла. Невесту Эдвард уводил, Стремясь скорей уйти, И тут безжалостная мать Вдруг встала на пути. В чём смысл её безумных слов, Обрушенных на них: "Вам без напутствие не уйти, Невеста и жених!" "Ждут пчёл весенние цветы, Ждет агнецов апрель, Бог, упаси мои мечты Про брачную постель". "Пусть ночь для счастья создана, А радости для дня. Я маломильна, я стараюсь, Какой же спрос с меня?" "Что сделает старуха-мать? Какой в проклятьях прок? Над брачный лодки вьется рок, Как легкий ветерок". Когда они уже ушли, И скрылись с глаз долой, Она следующий прядь рвала, Как пёс в июньский зной. Бухи спросишь, почему жену И девушки без родни, И почему же злую мать Цветущий терн хранит? Я трижды посещал подвал Под колокольней ветхой, Я трижды заступ доставал, Пугая духов предков. Когда душа мамаши в сделать Летела словно дым, Мой заступ ей могилу рыл Под тёрном молодым. Когда забытой деве в дверь Скучала смерть упорно, Мой заступ рыл могилу ей Под тем цветущие тёрном. Ужасен, страшен этот терн, Резвятся духи тут, А по ночам грызут кору, Но всё же он в цвету. ЧАСТЬ III. А над викария стеной Поспел уж виноград, И листья жёлтой пеленой Спадают плавно в сад. Темнеют вязы чередой, Аллея уж стара, Венчался Эдвард молодой Как будто бы вчера. От церкви, там, где поворот, По лесу прямиком Вела до Эдварда ворот Тропа с зелёным мхом. По этой тропке шёл жених С невестою своей, А Мери, хоть чуть-чуть грустна, Казалась веселей. Когда к погосту подошли И солнышко взошло, Я слышал, Мери из рекла, Что сердце замерло. Викарий руки их сомкнул, Мороз сказал движенья, И призрак матери мелькнул, Стоящей на коленях. Когда они из церкви шли, Я видел Мэри спинку, Она направила стопы На мшистую тропинку. Жар окатил её волной, Затем озноб душил, Веселый звон колоколов Дыхания лишил. Проклятья матери страшны, В них трепет для детей, Мать всё же - мать, Как ни крути, И всех живых святей. Пять месяцев минуло уж: Мать всё раждражена, Но Эдвард был любимый муж, А Мэри всё жена. "Сестра не может к нам ходить, Ей запрещает мать. О, Эдвард! Ты мой господин И можешь только ты один Мне радость поднимать". "Печаль и грусть меня томят! Грустить мне не резон! Возможно в этом виноват Сей пасмурный сезон". Погода мерзкая была, А редко в благодать Она боялась выходить, Чтоб мать не повстречать. Но Элин, несмотря на грязь, На слякоть с темнотой, К ним пробиралась каждый раз, Сидят добротой. О, Элин преданной была! Родной сестры родней. Как птичка веселая она, И оставалась до темна, Скучали все по ней. День Пепельный Среды пришёл, И в храме нет ни звука, Едва ли кто пойдет в костёл, Узнать об адских муках. Покойный друг, викарий наш, Сказал мне по секрету: Из литургии и исключить Пора бы службу эту. Мать этот день явилась в храм И к Элин подошла, Ведь в дни поста обычно там Она всегда была. И Элин встретила её С почтеньем, чуть дыша, Подумала: "А вдруг у ней Оттаяла душа?" Тот день не был похож на день, Все тучи тьмы полны, Я видел ночи потемней, Когда был серп Луны. И ветер выл, и дождь стучал По окнам и по крыше, И колокольню шквал качал, Едва викарий слышен. Свои колени преклонив, Мать перешла на войне: "Пусть кара смертная сразить Сидящую со мной. "Услышь меня, Господь благой, Ту женщину клянусь, В чьём доме Эдвард молодой Нашёл себе жену". "И днём, и ночью, и везде Хочу её прокляты!" И так, проклятия создавать, С колен поднялась мать, Из храма вышла навсегда, Чтоб впредь там не бывать. Я видел Элин на коленях, Бедняжка так бледная. Когда поднялась, то была Печаль в глазах видна. Лишь месса подошла к концу, Мы все метнулись к ней. У ней кружилась голова, Печаль в глазах видней. Она у храмовых дверей С улыбкой изрекла: "То злобной женщины хула, Какие с ней дела?" С улыбкой по пути домой Никак не совладать, Но согласятся все со мной: Уж лучше б ей рыдать. Она покой не обрела, Кричала как во сне: "То злобной женщины хула, Какое дело мне?" У ней во взгляде суета, Сомненье одолело: "То злобной женщины хула, А мне какое дело? " О, Элин! Нянчил я её, Как в сказке это было! Красотка! Утаила всё, И Мэри не открыла. Но Мэри слышала молву, Подругу обнимала: "О, Элин, вот беда моя Теперь уже нашей стала". Я видел, Эдвард молодой, Шагая вдоль забора, Он доски вышибают ногой, Рвал ветки без разбора. Крушит рукой, коленом их, Они летели прочь! Как будто буйство рук своих Не мог он превозмочь. Взгляните, сэр, на этот холм, Где Эдвард обитал, Он там, узнав про все дела, Зубами скрежетал. И нынче Элин быть должна Заботою его. И Элин с Мэри имена Звучали как одна струна В молитвах у него. В момент молитв он мог всегда Любовью их согреться, И оба имени тогда В её стучали сердце. Когда вернулся он домой, В глазах борьба видна, И обе обняли его, И Элин, и жена. Слёз Мэри не смогла сдержать, Склонов к нему головку, Безумство перешло в печаль, И он рыдал неловко. Но Элин не поняла слёз, Была как смерть бледна, Как будто что-то жуткое Увидела она. ЧАСТЬ IV. Бродить среди чужих могил, Скажу вам - знак дурной: Грешно под солнцем и луной, Смертельно в час ночной. Могила вот. Господь даёт, И он же заберет. О, сэр! Вот тут ровесник мой Почтовый который год. Могила эта лишь одна, Не вскопанная мной, Однако, кроме этих трёх, С плясал бы на иной. "Могильщик, ну, задвинул, брат!" - Вы, сэр, не знали бед. Мне в мае стукнет аккурат Уж семь десятков лет. Красотка Элин сказал вела Мне битых три часа, Но повесть Эдварда была Как зайца хвост куда. Да, всё прошло. Красотка Элин Безумно Мэри обожала, Всё чаще заходила к ней, У Мэри чувства всё нижней, И ферму также содержала. Ходила Элин на базар, В костёл воскресным днём, Казалось, было всё как встать, Жизнь шла иным путем. Забыла Элин радость? Нет! Но редко весела. Заметил Эдвард, радость Эли Пугающей была. Бывало, песенку с утра Муроыкала она, Теперь молчала день-деньской, Безмолвна и мрачна. Подругу станет утешать, То фраза или две, Своя нестихнувшая боль Свербила в голове. "Я не худа!" - твердили часто Она, схватив своё запястье. Однажды Элин в трудный час Ободрила подругу, И, глядя пристально в глаза, Ей нежно сдала руку. Затем сильнее, и тогда, Схватив со всеми силой: "Без доброй воли никогда, Поверь, не будешь милой!" Подруги шею обвала Однажды вдруг она, И подкатили к языку Нежданно слов волна. Слов приближенье ощутив, Не в силах их унять, Она кричала, заводить: "О, боже, ты как мать!" Для Элин сей угрюмый дом Не стал вишнёвым садом, А Мэри мученический вид Назвал бы Эдвард адом. По вечерам он шёл домой, Открываю засовывать устало, Его жилище для него Быть домом перестало. Он как-то книгу в руки взял, И ничего не понял. Её отбросив, он сказал: "О, Небо! Чтоб я помер!" Взглянула Мэри на него, Ни слова не сказав, Вздохнула траурно она, К плечу его припав. И Эдвард, разрыдавшись, Пал в молитве на колени: "Разбито сердце у неё, И нет мне избавленья!" Да, сэр, в такой промозглый день Могильники, как мне, Не грех чуток передохнуть, Пора бы быть весне! Но вот нагрянул жаркий день, Никто не ведал как, И каждый жаждал скрыться в тень В безлиственных кустах. Беседку возле родника Навряд ли вы видали, Нельзя сказать наверняка, Но, думаю, едва ли. Тут нет ни тропок, ни жилья, Нет пастбищ вовсе тут, А у журчащего ручья Тут палубы растут. У этих палубой, скажу, Как у беседки вид, Одна такая у ручья Лишь в трёх шагах стоит. В беседке этой под горою, Где алых ягод фон, Воскресным утром были трое, Заслушал первый звон. Приятно слышать плеск ручья И колокольный звон, Приятно слышать вместе их Под сенью вечных крон. Там Эдвард руки распростёр, Лёг головой на мох, И впал в об'ятья забыть У говорливого ручья, Что усыпить бы мог. Он вечером заснул не вдруг, И в мыслях был раздор, А рядышком у двух подруг Шёл тайный разговор. Светил сквозь листья солнца луч. "Глянь, Элин, только раз! Вон солнышко среди листвы, Не больше, чем твой глаз". "Вон крошка-солнце, нимб его Сияет белизной, И тысячи его лучей Струятся ярче, горячей Из сферы голубой". Возник тут спор про цвет лучей, До визга, как и встарь: "Зелёный", - спорила одна, Другая - "как янтарь". Они болтали, вдруг кошмар Сон Эдварда прервал. Но вскоре был протяжный хрип, Он тяжело дышал. Какие-то слова про мать Будни он сам не свой, Был ужас на его лице И бешеная боль. Подруги орнули тотчас, Ход думаю известен им, Когда очнулся, он глядел, Как будто стал слепым. Он прямо сел и тяжкий сон Развелся быстрей. "О, Бог, прости!" - воскликнул он, "Я вырвал сердце ей". Тут Элин огласила лес Совсем не добрым смехом, А голос Мэри вмиг исчез Дрожащим, слабым эхом. ***** THE END. 19 мая 2023. 18.30
- Комментарии: 6, последний от 08/09/2023.
- © Copyright Анисимов Иван Владимирович (wait-for-me@yandex.ru)
- Размещен: 24/03/2023, изменен: 08/09/2023. 18k. Статистика.
- Поэма: Поэзия
Связаться с программистом сайта.