Новые кроссовки издавали при быстрой ходьбе по гравию странные звуки, будто кто-то торопливо бросал гравий в строительные носилки, лопату за лопатой. Наталья удивлялась - обычная китайская подошва отживших свое старых кроссовок была бесшумной и шелестящей настолько, что можно было незаметно подкрасться сзади к человеку и громко хлопнуть в ладоши слева над ухом. "Ну, уж теперь с таким-то шорохом точно за километр будет известно о моем приближении" - огорчилась Наташа и продолжила свой полуночный кросс по старой дороге. Ни у кого над ухом она никогда не хлопала, но сама идея ей всегда нравилась своей полной бессмыслицей и возможными последствиями.
В этом сезоне Наталья бегала по вечерам одна - в прошлом году умерла ее любимая перламутровая горлица по имени Сокол. Редкую птицу она так назвала за повадки, объяснить которые не мог ни один орнитолог. Сокол был во всех отношениях свободной птицей, жил дома без всякой клетки, никогда не улетал без разрешения хозяйки в окно и, склонив голову на бок, всегда подчеркнуто внимательно слушал, как Наталья изредка играет на старенькой арфе. Игрой ее перебирание струн и назвать было сложно, но горлице почему-то очень нравились чем-то расстроенные дребезжащие звуки. Умер Сокол неожиданно и скоропостижно - однажды после возвращения с прогулки у птицы оказалась сломана грудная клетка и почти полностью ободрано правое крыло. Сокол испустил дух прямо на руках у хозяйки в течение часа после прогулки, и не было предела Наташиному горю. Верная птица частенько одалживала ей свои крылья - полетать, попарить в небесах, пока никто не мог видеть, терпеливо ожидая ее на ветвях старой березы. Теперь Наталья навсегда потеряла возможность смотреть на этот мир с высоты птичьего полета.
Наташа любила джоггинг, как теперь модно было называть вечернюю пробежку. Можно было убежать от домашних забот, от надоевшего компьютера, с которым она не расставалась сутками напролет. Вся ее жизнь в последние годы состояла из мучительных попыток равномерно распределить время между бухгалтерской отчетностью, кухней, детским садиком сына и автомастерской мужа. В результате она все успевала не очень хорошо, в жизни постоянно присутствовал элемент цейтнота и спешки, а со стороны домашних возникали претензии. Иногда по вечерам Наташа убегала прочь от быта и семьи, выбирая самые труднопроезжаемые дороги. На асфальте она проигрывала в скорости ночным роллерам и автомобилям, зато по гравию совсем не ездили машины и ролики - дорого всегда была свободна.
***
Кирилл скучал и, как обычно, кидался вниз крошечными ледяными кубиками. Ему очень нравилось, когда ничего не подозревающие люди поднимали головы вверх, выискивая источник странного града или снега. Когда случайным прохожим становилось ясно, что кроме легких облаков на вечернем небе ничего нет, кубики льда успевали растаять и люди, недоуменно поеживаясь, спешили дальше по своим делам. Кирилл не любил летать, он был крайне ленив и на облака поднимался только для того, чтобы поскучать и потосковать, как следует. Внизу на земле ему всегда кто-нибудь мешал это делать - то жена требовала пустить ее к компьютеру, то необходимо было идти на работу и совершать целый ряд последовательных, малоприятных и по его мнению бессмысленных действий. Он терпеливо изо дня в день раздавал буклеты, собирал отчеты и разговаривал с клиентами по телефону, ожидая наступления позднего вечера. После полуночи его обычно никто не дергал и не требовал к себе повышенного внимания. В это позднее время он мог надеть свои модные черные крылья и полетать вдосталь. Но сегодня Кирилл даже летать не хотел, ему одному в небе было как-то особенно скучно и одиноко. Развалившись на толстой ветке березы, он опять бросал в прохожих кубики льда.
Всех соловьев, которые ужасно верещали у него над ухом по ночам, он давно переловил. Умные вороны за версту облетали березу, чувствуя опасность, - эти мрачные пернатые не зря отличаются завидным долголетием. В прошлом году Кириллу попалась в руки какая-то странная птица, которая так и норовила сесть ему на плечо. Он почти поймал ее, схватив за правое крыло, и хотел было отправить вслед за соловьями, но птица увернулась и исчезла, оставив в руках у Кирилла толстый ворох странных перламутровых перьев необычайной красоты. Перья были поистине волшебные - мало того, что они светились в темноте, они исключительно выигрышно смотрелись на фоне его черных крыльев. Он без раздумий украсил свои крылья перламутровыми перышками и теперь выглядел как настоящий летучий денди в предзакатном летнем небе.
Кирилл очень ценил тишину и свою светлую высокую грусть, наслаждаясь привычными размышлениями о бренности существования. Раньше он летал к крайнему окну на третьем этаже сталинского дома, стоявшего последним в их квартале - послушать арфу. Занавески были плотно закрыты и увидеть того, кто так странно и непрофессионально бренчал на арфе, было невозможно. Однако, он был уверен, что это женщина и наверняка блондинка без музыкального слуха - инструмент был расстроен и маэстро нещадно фальшивил. В последние полгода арфы не было слышно - из всех привычных Кириллу звуковых раздражителей остался лишь шорох гравия, возникавший каждый вечер в одно и то же время. Со вчерашнего дня относительная тишина была вновь нарушена, гравий не просто зашуршал, а начал неприлично громко грохотать. Он глянул вниз - его старая знакомая опять вышла на вечернюю пробежку.
Дама, которая постоянно бегала по старой дорожке в парк, его сильно напрягала - это был единственный человек, никак не реагировавший на его кубики льда. Сколько ни бросал Кирилл в нее ледяными осколками, женщина никак не реагировала - было непонятно, попал он в нее или нет. Это действовало на нервы, поэтому он перестал в нее целиться и с удовольствием закидывал льдом других людей, радостно заглядывая в их изумленные лица с верхушки дерева. Они его не видели - ночью он полностью сливался с окружающей средой, а иногда даже становился прозрачным для полной конспирации.
Близко раздался грохот камней: "Ну вот, рыжая обратно побежала", - скривившись от резкого звука, подумал Кирилл. Он решил достать ее в этот раз, бросая лед полными горстями, пока она пробегала под березой. Видимо ему все-таки удалость попасть, потому что бегунья остановилась прямо под ним, подняла голову, улыбнулась и спросила: "Вы что-то хотели сказать?".
Кирилл был в растерянности, он никогда не разговаривал с людьми в своем ночном летающем состоянии, потому что его никто и никогда не видел, просто не мог видеть. А эта рыжая вот стоит и смотрит на него, как ни в чем не бывало. Он ляпнул первое, что пришло в голову: "Почему ты все время бегаешь туда-сюда и так сильно шумишь? Что тебе там нужно? Странно, что ты меня видишь и слышишь". Рыжая усмехнулась и ответила: "Хочу и бегаю. Шумлю, потому что у новых кроссовок жесткая подошва. Вижу тебя отлично - тебе очень идут крылья". Потом она помахала ему ручкой и побежала к дому. Кирилл настолько удивился, что чуть не упал с дерева, забыв, что умеет летать не хуже крикливых и надоедливых соловьев. "Завтра же нужно с ней серьезно поговорить, - подумал он. - Здесь что-то не так".
Прошла неделя, но Кирилл так и не дождался грохота гравия под березой. Он ловил себя на мысли, что, может быть, он был тогда пьян и ему померещился разговор со странной рыжей бегуньей. Однако, не пил он уже давно - летать в нетрезвом виде Кирилл опасался, с ужасом вспоминая давний эпизод. Однажды, поругавшись с супругой и влив в себя немыслимое количество пива, он в сердцах натянул свои черные крылья и в страшную грозу ринулся в небо. В результате чуть не расшибся насмерть о сосну в парке, которую напополам расколола молния прямо у него перед носом. С тех пор он зарекся взлетать к небу пьяным, а на земле пить часто не получалось да и особого настроения не было.
***
У Наташи заболел сын, и она ночами напролет сидела у его кроватки, беспрерывно проверяя губами температуру и слушая прерывистое дыхание мальчика. У ребенка была обычная простуда, но женщина, которая ни разу в своей жизни даже не чихнула, воспринимала болезни близких людей как вселенскую катастрофу. Болячки и недомогания домашних выбивали ее из равновесия надолго, она переживала за них так, как будто именно от этого зависит их скорейшее выздоровление. Наконец все наладилось, мальчик с радостью вырвался в детский сад из цепких объятий мамы, а Наташа вернулась к обычному ритму жизни. Поздно вечером, уложив всех спать, она натянула свои кроссовки и двинулась к парку.
Кирилл издалека услышал быстрые шаги женщины и решил сделать сюрприз. Спустившись вниз, он спрятался за березой. Когда Наташа подбежала к дереву, остановилась и посмотрела вверх, Кирилл подкрался сзади и хлопнул у нее над левым ухом в ладоши. Наташа расхохоталась - она никогда не могла подумать, что кто-то станет шутить с ней так, как всегда это мечтала сделать с кем-то она. Потом они с Кириллом долго гуляли по ночному парку, вели бесконечные разговоры обо всем и ни о чем. Они спорили, жаловались и слушали другу друга, как старые друзья, которые не виделись много-много лет. Пожалуй, они были очень похожи, может быть, поэтому им вместе было так легко и просто. Только вот у Наташи не было сейчас крыльев, а так бы они непременно вместе полетали и побросались бы льдинками в случайных прохожих.
Крылья Кирилл закинул на плечо так, что они стали похожи на мятый черный плащ. Уже под утро, когда они уставшие и заговорившие друг друга до смерти решили таки разойтись по домам, Кирилл спохватился. Он спросил свою рыжую собеседницу, не желает ли она вспомнить былое и полетать немного перед сном. Кирилл все равно собирался домой - сил на посиделки в ветвях березы у него уже не оставалось. Он решил на время отдать или может быть даже подарить этой женщине свои крылья, что вызвало у нее бурю восторга. Договорились, что сегодня все будет честно - Наташа заберет крылья домой, а полетает завтра вечером со свежими силами и ясной головой.
К дому женщина шла, улыбаясь своим странным воздушным мыслям. Она была так счастлива, что встретила такого же, как она, умеющего летать и делать всякие глупости, вроде хлопка в ладоши над ухом. Завтра они встретятся снова, и она обязательно будет парить в высоте, так, как могла летать только с перламутровыми крыльями своего любимого Сокола. Дома она аккуратно расправила крылья на столе в кухне, провела по нежной шелковистой поверхности рукой и замерла. Крылья были не совсем черные. На поверхности отчетливо просматривался красивый орнамент из серебристых перламутровых прожилок, как будто ранняя седина в блестящих смолью волосах.
Наташа протянула руку к светлому перышку и потянула его на себя. Перо ее Сокола, такое знакомое и узнаваемое осталось в руке, прожигая ладонь насквозь. Наташа еще немного постояла, поглаживая черный блеск перьев. Она не стала выдергивать серебристые прожилки, а просто сложила крылья поперек, отчего они где-то хрустнули, и запихала в мусорный пакет. Потом Наташа туда же отправила свои кроссовки, думая, что завтра по пути в детский сад выбросит этот пакет в мусорный бак. Затем она пойдет в магазин и купит себе отличный беговой тренажер - для него как раз было достаточно места в просторной прихожей. Она знала, что больше ей не придется летать в ночном небе и бегать одной в темном парке, но не испытывала по этому поводу ни радости, ни особого огорчения.