Раскат грома озарил тёмный город. Редкие капли дождя стучали по крышам и подоконникам домов. На востоке, над лесом, тонкой полосой надвигался рассвет.
Он проснулся на полу кухни, под головой осколки хрустального кувшина, отголоска его прежней жизни. Ноги сводила адская судорога, встать не было сил, лишь первые, далёкие лучи солнца, игра в каплях на оконном стекле радовали его. В коридоре тихо хрипел репродуктор, он никогда его не слушал, но почему то боялся его отключить, ему казалось, что мир остановится вместе с этим хрипом.
Наконец он встал, пошёл по скрипучему полу в холодную гостиную, он вышел на покосившийся балкон, дождь жадно осыпал маленький городок.
4:30 утра. В некоторых окнах загорается свет - просыпаются дворники. Видимо из-за дождя, вскоре эти окна гаснут.
Он очень любил утро - никакой суеты, каждый рассвет дарит новые надежды, желание жить, пусть он никогда не высыпался, но он не мог не встретить рассвет. Как маленький ребёнок он здоровался с солнцем, он понимал весь абсурд этих приветствий, но не мог без этого. Он смахнул капли дождя с деревянных резных перил, не закрыв дверь, он пошёл в коридор, вкрутил электрические пробки, он всегда отключал электричество на ночь, боялся за своё место жительство, он никогда не называл эту "квартиру" своим домом, он тут не жил, а проживал. Дом для него, это та квартира, где он рос со своей сестрой, где его воспитывали родители. Он включил свет в кухне, на цыпочках направился в коридор, обулся в истёртые остроносые туфли, прислонил ухо к двери, сердце билось в страхе, он боялся быть замеченным, тихонько закрыв дверь, он направился блуждать по улицам города.
Дом в котором он жил, как ему говорили, был одноэтажным, его строил какой то зажиточный человек, его все зовут купцом. Поговаривают, что он был очень скуп, не захотел ставить крепкую крышу, со временем она рухнула и изрядно покалечила дочь этого Купца. Вместо крыши, надстроили мансарду, с лестницей прямо во двор.
Вот уже прошло несколько десятков лет. Тут ещё живут родственники этого Купца, точнее его правнучка с двумя сыновьями. Она так же жадна до денег как и прадед, вот и сдаёт в наём второй этаж, а сама с детьми живёт на первом.
Все её называли - Пеллони, в честь одной итальянской певицы. Дело в том что, Пеллони своей внешностью и нравом напоминала итальянку. Полная женщина, с чёрными, взъерошенными кудрями и усами лет пятидесяти. Дом её выглядел аляповато, первый этаж из белого камня, окна со ставнями, а второй этаж, регулярно сдаваемый в наём, представлял собой покосившийся сарайчик с разными окнами и щелями между досок. Когда то он был цвета вишни, но уже давно доски гниют и оттого этот сарайчик, ужасающего багряного цвета внушал какой то внутренний страх.
Гостиницы в городе не было, поэтому таксисты везли немногочисленных гостей города к дому Пеллони, но узрев те апартаменты, гости города быстро возвращались в такси.
Пожалуй, в городе никто и не знал, как по-настоящему зовут хозяйку этого дома, она - Пеллони и с этим ничего не поделать, она сама привыкла к этому имени. В городе обсуждали лишь то, что двое её сыновей белокурые. Стоит в городе появиться светловолосому мужчине, сразу же бегут слухи о том, что к Пеллони вернулся "Блудный папаша".
Даже во дворе этого дома веяло Италией. Всюду развешано стираное бельё, Пеллони, когда её постояльцы отсутствовали, открывала мансарду своим ключом и развешивала свои простыни, наволочки, трусы и огромные бюстгальтеры на баллоне своих постояльцев. Хоть она и была сварливой и несколько злой, часто созывала всех обедать во двор по воскресениям. Чаще всего она подавала молочный суп и гороховое пюре, хоть на вид это было отвратительно, но очень вкусно.
Пеллони не нравился новый постоялец, странный, отчуждённый, он думал, что никто не замечает, как он уходит по утрам. А самое главное, он никогда вовремя не оплачивал своё проживание.
Он резво спустился по лестнице, как можно скорее прошёл через арку во дворе и скрылся за углом соседнего дома. Сегодня он шёл на самую окраину города. Дождь шёл всё сильнее, он поднял ворот старого пиджака изрядно погрызаного молью. Шаг его становился всё быстрее, он словно хотел опередить рассвет, в городе уже становилось светло, вот-вот солнце осветит стены домов, а ему ещё надо успеть пройти через мост и рынок.
Практически бегом он достиг улицы Чкалова, он никогда не мог понять, почему улица названная именем великого советского лётчика расположена в самом конце города. Тут всего четыре обветшалых барака, а за ними луг и глухой лес. Он шёл по раскисшей от постоянных дождей колее, путь его был в лес, он, пожалуй, и сам не знал, зачем ему туда нужно, замёрзшие руки пробивала дрожь.
Первые лучи солнца он встретил у сваленной ветром старой осины, сидя на ней он выжимал то ли мокрые, то ли потные носки. Дождь прекратился.
Он шёл по сырому лесу, ориентируясь лишь на солнце, а так же на мох. Он никогда не мог понять, с какой стороны растет мох, для него он рос на всём дереве, повсюду.
Вдалеке слышались гудки поездов, к которым прибавлялось сильное эхо. Он шел, ориентируясь на этот звук, вдоль путей железной дороги он боялся идти - там и топи, и бурелом, и машинисты поездов могут сообщить куда-нибудь.
Внезапно, небо в его глазах стало, будто темнеть, он начал чувствовать, как кровь течёт и пульсирует в его артериях, он начал бежать, стараясь как можно быстрее покинуть этот лес. Долго бежать не получилось, ноги просто отнялись, он упал лицом в грязь, его знобило, с ручьём лился пот. Стало сильно резать в животе, он не знал, куда деется от этой боли, он начал бить землю руками, кричать. Его крик пронизал весь лес, птицы взлетели со своих деревьев. Он перевернулся на спину, посмотрел на свои пульсирующие вены. В его глазах мир то чернел, то становился радужным, встать не было сил.
Он лежал, глядя в небо минут двадцать. Уже ни было криков, ни боли, ни пульсирующей в венах крови, ни сил. Когда его взбешённое сердце успокоилось, он попытался подняться с сырой, промозглой земли, это получилось не сразу - голова сильно кружилась, а в висках, как будто работал повышающий трансформатор.
Он шёл через лес, пошатываясь, старался ухватиться за каждую ветку, даже за самую тонкую. Всё казалось одинаковым, каждое дерево, кустарник словно были ему уже давно знакомы, казалось, что ходит по кругу.
Наконец, когда головокружение остановилось, а гул в висках затих, он продолжил своё целенаправленное движение через лес, хотя сам, пожалуй, и не знал, куда и зачем идёт. Вдалеке слышались гудки поездов, стук колёс и отчаянное блеянье, однако из за сильного эхо, он не мог понять, откуда доносятся эти звуки.
После долгих странствий по лесу, он увидел возвышающеюся на насыпи железную дорогу, но путь к ней преграждал густой бурелом. Он не хотел быть кем либо замеченным, поэтому пробирался сквозь бурелом вдоль железнодорожных путей.
Шёл он долго, наблюдая за движением солнца, понимая, что полдень давно прошёл и скоро уже начнёт смеркаться. За время его "прогулки" вдоль путей, прошло два тепловоза с парой пассажирских вагонов, он боялся, что машинисты, проводники, либо пассажиры его заметят и сообщат в милицию, что какой то парень бродит в глухом лесу, поэтому он прятался среди поваленных деревьев.
Солнце уже скрылось за ветвями деревьев и слепило его своими лучами, лес уже становился мрачным, хотелось скорее его покинуть. Впереди показалась осветительная вышка, видимо он подходил к какой то железнодорожной станции, но из за проклятого бурелома, ничего кроме этой вышки видно не было. Он прислушался, хотел узнать, не приближается ли поезд, удостоверившись, что всё спокойно, он поднялся на насыпь и увидел впереди входные светофоры станции, горевшие зелёным огнём, сзади послышался звук дизеля. Он шустро спустился с насыпи, пробрался через бурелом и пошёл в сторону от железной дороги. Ему казалось, что если он придёт на станцию параллельно путям, это вызовет некоторые подозрения относительно его персоны.
Он поднимался на опушку, дыхание участилось. Он увидел маленький городок, а может и посёлок, на его улицах были частные дома и почерневшие бараки. На деревянных столбах уже зажигались лампы фонарей, у кого то кукарекали петухи, будто они упорно старались доказать, что сейчас утро.
Надо было попасть на площадь. В каждом, даже самом маленьком городе есть площадь. В небольших городах, площадь находится перед вокзалом, на ней автобусные остановки и некое подобие рынка, а от площади, словно от солнца, идут улицы-лучики. Иногда рядом находится почтовое отделение, стоянка
тонированных Жигулей-такси, Кафе-Пирожковая (Пельменная) в которой разливают алкоголь, а в городах побогаче, на площади обитают цыгане и бомжи.
Он шёл по улице, вдоль заборов домов, на участках хозяйки снимали с верёвок бельё, детвора бегала и играла с дворнягами. В этом городе ему было не уютно, видимо жители знали друг друга в лицо, поэтому незнакомец был для них подобен НЛО.
Петляя меж участков, блуждая по улицам, он выбрел на привокзальную площадь. Первым делом направился на перрон, давно уже хотел узнать название города, но спрашивать прохожих было недопустимо. Представляете, подошёл бы к вам незнакомец в грязной одежде и спросил бы у вас своё местоположение. В лучшем бы случае вы подумали, что он шпион.
На здании вокзала он прочёл название города, это было, какое то трудновыговаримое слово. Питкря-нет! Пиктрян-нет! Это был очень трудновыговариваемый город, коих множество в Карелии.
В зале ожидания были лишь два помятых алкоголика, от которых пахло мочой и перегаром. Было видно, что расписание поездов висит, возможно, ещё с советских времён, сразу же пробежала мысль "Оттуда ещё никто не возвращался"... Посмотрев на часы, он убедился, что сегодня домой вернуться никак не получится, а на ночлег его вряд ли кто-то пустит. Провести ночь с этими "ароматными" парнями тоже не очень хотелось. Он вышел на перрон, смял в кармане 20 рублей, оглянулся по сторонам, с другой стороны от железной дороги в тайгу уходил путь, что то прям, потянуло его пойти по шпалам в лес.
Солнце уже скрылось за горизонт, за спиной слышались странные шорохи. За деревьями был виден металлический забор, за которым скрывались огромные, ужасные механизмы. В голову сразу пришли мысли о секретной военной базе или о месте высадки НЛО. Всё оказалось прозаичнее, на заборе висела выцветшая табличка "Министерство путей и сообщения СССР. Северная железная дорога. База запаса Питкр..", а те механизмы были старыми паровозами. Не составило никакого труда найти дыру в заборе и пробраться на территорию. Бродя меж тепловозов, будто слышались вздохи и стоны этих махин. Пусть это и называется базой запаса, но, по сути, это кладбище, а как вы знаете по ночам ходить по кладбищу удовольствие не из приятных.
Он забрался в кабину одного из тепловозов, на борту, которого было написано "Сев.Жд. Ис..." дальше просто уже прочесть нельзя было. Сквозь дыры в потолке можно было любоваться звёздами, но было не до этого, он буквально валился с ног, поэтому швырнул куртку на пол и лёг спать.
Крупные капли падали с неба, разбиваясь о железо паровозов со страшным грохотом. Воздух наполнялся свежестью с каждой каплей. Дождь, вновь.