Полусонный привратник лениво отворил зеркальные двери отеля "Les Trois Couronnes"º, выпуская наружу, в ранний воздух Парижа новое облачко запахов свежих круассанов и горького кофе, да ещё - парочку нежно обнявшихся человеческих тел, насквозь пропитанных волнующим ароматом их грешных ночных безумств... Мимо, по умытому ночным дождём тротуару, пронёсся на быстрых роликах молодой полицейский, приветливо расплылся в улыбке и помахал им вслед рукой.
- Á la Tour Eiffel?¹ - понимающе усмехнувшись в свои роскошные усы переспросил водитель подьехавшего по вызову такси.
- Oui, bien sûr, - мужчина открыл заднюю дверь автомобиля, помог своей даме усесться и удобно устроился рядом с нею сам. - Dépêchez-vouz, monsieur, s'il vous plaît...²
Объезжая Триумфальную Арку, такси сделало широкий круг и, вырулилив на просторную Les Champs-Elysées³, стремительно помчалось по направлению к Тюильрийскому Саду. За слегка тонироваными стёклами автомобильных окон, как в волшебной сказке проносились нарядные витрины шикарных бутиков и роскошные фасады ухоженных зданий. Нескончаемый поток машин и людей хаотически двигался только им известными маршрутами и траекториями. Город оживал на глазах, расцветал, обещал...
Такси повернуло направо к реке, проехало через мост Александра Третьего и, вновь, свернуло направо - вдоль по только начавшей просыпаться набережной Сены... Великолепная в своей гениальной бессмысленности стальная громада Эйфелевой башни приближалась к ним с неуклонной алгебраической точностью, как мистический знак факториала, как одна из незыблемых аксиом величайшей теоремы жизни. Четыре могучих ноги, намертво увязшие в массивных гранитных валунах, ажурное переплетение металлического каркаса, вздымающееся вверх на головокружительную высоту. Этакий - Железный Фаллос. Монстр, трахнувший в одночасье весь цивилизованный Мир...
- Merci beaucoup! Je vous dois combien?º* - мужчина щедро расплатился с водителем-турком и помог подруге выбраться из автомобиля. Парочка пристроилась в хвост бесконечно длинной очереди, узкой змейкой вьющейся между невысокими оградительными барьерчиками, - за входными билетами. В волнах многоязычной толпы то тут, то там проплывали симпатичные мальчишки-военные в защитного цвета униформах, чёрных беретках и с карабинами в руках - защищали покой от происков вездесущего Бен-Ладена. В тихом, ухоженном пруду, обнесённом зелёной заборной сеткой, резвились беззаботные карпы, а на обширных газонах Марсова поля вовсю расслаблялась праздная разноцветная публика. Словом, обычное субботнее утро, самое, что ни на есть, обычное Парижское утро...
С высоты около шестидесяти метров интересно было следить за комичными фигурками людей, оставшихся далеко внизу. Зрелище чем-то напоминало собой цирк насекомых в праздничном заезжем балагане. Потешные букашки-муравьишки сновали кто куда и из стороны в сторону, будто в калейдоскопе, постоянно сменяя цветные картинки в поле зрения своих благодарных наблюдателей. По безмятежной водной глади Сены курсировали миниатюрные прогулочные кораблики, высоко в бирюзовом небе летали крошечные голуби, по игрушечным цветущим авеню и бульварам колесили игрушечные же машинки. Огромный окружающий мир наслаждался своей бесконечной кукольной постановкой, в то время когда настоящая жизнь и жизнь будущая рука об руку поднимались на скоростном лифте вверх. Поближе к вожделенному раю, на вторую смотровую площадку железной махины...
***
Мягкое кожанное кресло в самом дальнем углу уютного зала. Окно глядит в сторону далёкого холма Монмартр, ещё полускрытого за лёгкой туманной дымкой. Девушка немного взволнована, её белоснежная юбка расправлена и невесомым облачком полностью покрывает Его колени.
Тихий, почти беззвучный стон... две пары напряжённых рук сминают в ком льняную скатерть... Озорные амурчики побросали свои луки и стрелы, прижались маленькими носиками к стеклу, начали строить рожицы и показывать публике розовые язычки...
- Дзинь..., - фарфоровые чашечки стыдливо опрокидываются друг на друга, сталкиваются в падении своими гладкими, блестящими боками. Два тёплых ручейка душистого эспрессо сливаются в один... горячий поток...
Случайные посетители ресторана "Le Jules Vern"¹* шокированы столь необычной ситуацией и чувстсвуют себя явно неуверенно. Французы галантно отводят свои взгляды в сторону, а любопытные туристы-иностранцы исподтишка наблюдают за нахальной парочкой и тихо перешёптываются между собой: "Ох, уж эти неисправимые французы!"....
- Я обещал тебе... ты помнишь...?
***
Лифт поглощает их в своё ненасытное чрево и уносит ещё выше, ещё на один этаж, на третий - последний уровень, на самый верх Башни. Наглейший из микроскопических пловцов проникает, тем временем, сквозь тоненькую оболочку клетки, вовнутрь цитоплазмы их будущей дочурки и остаётся там навсегда, как хозяин. Остальные миллионы жалких неудачников, поблёскивая скорбными мордочками, стекают недовольно по Её ногам. Вниз. Медленно капают прямо на холодный металл, оплодотворяя собою мёртвую людскую пыль... не повезло...
Нарушители порядка чинно прогуливаются, под ручку, по округлому застеклённому помещению, кольцом опоясывающем шпиль Башни на высоте почти трёхсот метров от земли. Над смотровыми окошками надписи-указатели - названия крупных городов и мировых столиц. Разноцветные стрелки показывают направления и расстояния до них. Вот девушка находит на одном из панно свой родной город:
- Ну, надо же! Две тысячи двадцать пять километров! Обалдеть!
- А до меня - тысяча семьсот пятнадцать, совсем рукой подать... Два локтя по карте, - мужчина нежно и покровительственно улыбается милой даме. - Четыреста лье, без малого... Vous allez me manquer... ²*
- Что ты сказал, вредина? Я же совсем не бум-бум по французски...
***
Ночь. Под крылом самолёта огромный, уже засыпающий до нового утра, усталый и пыльный город. Город любви, мегаполис невыполненных обещаний... Грустные лица, одиноко бледнеющие в тёмных проёмах окон, считают упавшие с неба звёзды. Звезда угасла - чья-то любовь ушла... Одна, две... сто... Мириады их падает вниз, навсегда исчезая во прахе, а ведь сколь нечасто над нашими головами загораются новые...
***
Я всегда это знал.
Знай же теперь и ты.
САМОЕ ЛУЧШЕЕ ОБЕЩАНИЕ - НЕИСПОЛНЕННОЕ, ведь только о нём можно помнить всю жизнь... помнить и ждать... без надежды...
Ну, разве что, может быть, когда-то... на высоте трёхсот метров над Парижем тебе представится шанс забыть о нём... навсегда...