Доктор техно-филологических наук Сенечкин сегодня был в жутком раздражении. Мало того, что он не выспался ночью, так ещё и утром соседка по лестничной клетке, Полина Львовна Сидорук, принялась учить своего блудливого кота этикету.
- Кто это нассял? - кричала она на самой заре. - Будешь ещё у меня по бабам шляться, негодник! Вот я тебе! Вот! Вот-вот-во-о-о-т!!!
Учёба и местечковая дрессура закончились звуками, напоминающими хлопок подкидной доски в цирке, выбрасывающей акробата под купол шапито.
- Это она его тапком приласкала, - догадался проницательный сосед-профессор и с гневом налил себе чашку отвратительного овсяного эрзац-пойла. Настоящий имперский элит-кофе, полученный по полугодовому талону на деликатесы, закончился неделей раньше.
Унылый таракан прусачьей боевой выучки грустно отбежал в сторонку, чтобы не угодить хозяину под горячую руку. Таракан был настолько голоден и от этого неуклюж, что по пути порвал паутину, третий день тщательно сплетаемую заезжим любителем кружев и мушиного ливера.
Внутренности холодильника уныло отсвечивали голубым полумесяцем масла, уже потерявшего всякую надежду попасть кому-то в рот. Вот что значит отдаваться работе. Порой некогда даже перекусить.
Сенечкин тщательно поскрёб по краям некогда жирный кусочек элитной пищи столовым ножом и бросил на раскалённую сковородку. Следом полетели три перепелиных пластик-яйца и кусочек хлеба на основе искусственной морской капусты и муки корня дикого пастушника обыкновенного, заполонившего собой сельхозугодия в годы Реконструкции.
Вынужденная диета, чёрт возьми! С тех пор, как цены на жидкое топливо взлетели до запредельных высот из-за глубинных внутрипластовых перетрубаций в литосфере, а все солнечные батареи планеты взорвались в одночасье после неожиданно длительной солнечной активности, натуральные пищевые продукты стали доступны только очень обеспеченным людям.
Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт... Жрать нечего, а тараканы не дохнут... Чем питаются-то? Непонятно. Ну, ладно там крысы. Они же грызуны. Изоляцией кормятся, теми же насекомыми, то... сё, а эти же вроде стариков беззубых из богадельни... Каши нет, а они окаменевшее дерьмо ухитряются разжевать... Нет, нужно всё-таки данного усатого клиента раздавить, пока он не скрылся в свою коммунальную щель... И можно, кстати, без особых проблем: никакой прыти у прусака.
У-пу-стил... Жаль...
Профессор погрузил себе в пищевод ненавистную пластиковую глазунью, дёрнул две последних затяжки из заначенного дохловатого, но натурального, "бычка" от сигареты "Прима secondo" и, спешно бросив грязную посуду во взятую коррозией раковину из, якобы, нержавейки (так утверждал хитроватый продавец скобяной лавки), спустился во двор.
Там, на поломанной скинхедами скамейке, примостился персональный водитель Филипп, который не упустил возможности понежиться на пока ещё не очень активном утреннем солнце.
- В институт, шеф? - голос парня не выражал никаких эмоций. И это понятно, поскольку Филипп сидел на антидепрессантах, а те, как известно, плющат мозг и расслабляют волю. Ещё немного, и пора будет увольнять водителя: слишком у него рассеивается внимание на дороге. Хоть и движение нынче не такое, какое было до момента Первого Овеществления, но засыпающему за рулём шофёру хватит и выбоины, чтобы влететь в аварию.
Чёрная "Нива-пескаро" с защитным антибликовым и антинейтринным покрытием стремительно вылетела на пустынную улицу, вдоль которой паслись две неучтённые двухголовые козы, сбежавшие из лаборатории разделения биологических тел, да шнырял по мусорным контейнерам на обочине какой-то подозрительный мужичок в допотопной косоворотке и валяных опорках грязно-серого цвета.
Далее по пути попалась только три автомобиля, один мотоциклист и две изголодавшихся кошки, сверкающие лысыми рёбрами на ртутном мареве разогревшегося светила. Профессор, собственно говоря, не смотрел по сторонам. Его больше интересовал факт предстоящего эксперимента с горючими энергетическими медузами из системы Тау-Лебедя. Их совсем недавно привезли с места крушения тамошнего звездолёта в окрестностях третьего транспортного кольца.
Если эксперимент с образованием устойчивого пространственно-временного коридора с началом 19-го века удастся, связь продержится хотя бы полчаса, то...
Многие считали опыты профессора Сенечкина пустой тратой времени. Ну, кому, скажите на милость, нужно это исправление литературно-исторических параллелей? Или нет, не так. Сенечкин предположил, что Гоголь в своё время написал чистую правду относительно украденной у Башмачкина шинели. Только имел писатель в виду себя и самое дорогое, что у него имелось на тот момент - рукописи, которые оказались утраченными вместе с шинелью. А что ещё дороже жизни богоизбранному беллетристу, как не его труды?
И, следовательно, гипотеза, что выражение Эжена Вогюэ "все мы вышли из Гоголевской шинели", не простая метафора. И, возможно, вторая часть "Мёртвых душ" вовсе не сгорела в камине...
Так думал Сенечкин, вспоминая утро.
Со стены кабинета на профессора взирал лукавый портрет философа Лао-Цзы, в стиле народного китайского лубка, как бы цитирующего из собственного сборника:
"Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное - это прекрасное, тогда и возникает безобразное. Когда все узнают, что добро - это добро, тогда и возникает зло".
Вот и узнали... Вот и случилось вытеснение духовного материальным. Желающих работать физически, да и умственно, практически не осталось. Причём в планетарном масштабе. Пресловутое общество потребления стало пожирать самоё себя. Мировая экономика пришла в упадок. Но больше всего сфера духовная. Её-то и пытался возродить идеалист Сенечкин посредством своих сношений с гениальными авторами прошлого. Начали с Николая Васильевича, поскольку профессор хотел доказать просвещённому миру, что и красивая метафора имеет под собой реальную основу.
Ещё полдня мучительных ожиданий, и Сенечкину доложили, что из Петербурга начала 19-го века прибыли исследователи. Профессор вступил на территорию святая святых, туда, где "изгибали время", как выражались его сотрудники.
В передней висело нечто огромное, балахонистое, из прекрасного английского сукна, с золотыми двуглавыми пуговицами и богатым литературным мехом тёмно-коричневого колера. Из этого нечто росли, прорастали и начинали цвести всяческие проявления ботаническо-литературных излишеств. Во всяком случае, так показалось профессору.
- Что это? - спросил Сенечкин, нимало не сомневаясь в том, что задал именно риторический вопрос, и никак иначе. - Это ОНО?
- Это... Это... Не обращайте внимания, просто шинель Гоголя. Мы все из неё выросли. Помните?
- Слышал... как-то раз, - профессор не сколько лукавил, сколько играл с ассистентом в им же придуманную игру, которую назвал "а что это у нас за козырь в рукаве?" Кому, как не Сенечкину лучше всех было известно, ЧТО можно было снять с жалкого чиновника, ой, миль пардон, великого беллетриста на ТОМ КОНЦЕ пространственно-временного континуума.
- Знатный раритет выцепили. Прямо в галерее Гостиного двора. Ни один будочник не шелохнулся.
- А я не такой её себе представлял. Эта роскошнее... как-то выглядит.
- Не знаю, не знаю, профессор. Всё, как вы... по описанию в книге... как заказывали. Парень даже испугаться не успел. Мы его очень ловко раздели...
- А взамен что-нибудь тёплое оставили? Там же зима... не то, что у нас... в парнике...
- А как же. Не сомневайтесь даже. Не должен был объект замёрзнуть...
- Длинноносый?
- Объект-то? Вполне...
- А отчего шинель камер-юнкерская?
- А мне-то откуда известно? Главное, профессор, ваша версия целиком и полностью подтвердилась: Гоголь написал "Шинель", основываясь на собственном опыте.
- Похоже...
- Вне всякого!
- А в карманах?.. - голос Сенечкина невольно дрогнул.
- Есть!!!
Ассистент вытащил из сейфа и с гордостью бросил на стол толстую папку с мятыми черновиками и набросками САМОГО ГОГОЛЯ! Не подвели, стервецы! Справились...
Это была победа научной мысли!
А тем временем один из "шинеленавтов" делился своими впечатлениями от увиденного в прошлом:
- Тогда и котята были вкусней, чем нынешние белковые гамбургеры имени фаст-фуда. Это я про пирожки с ливером речь веду. На Сенном рынке на просроченный пропуск с фамилией Ноздрёва выменял. Это ещё до встречи с Гоголем, во время тестового заезда.
* * *
По галерее Гостиного двора шёл гениальный писатель и размышлял о том, что неспокойно стало даже в центре столицы. Ишь ты, налетели черти в этих странных кожаных кацавейках, будто кнехты древней тевтонской поры. Чудные какие-то. Шинель сняли, а взамен полукафтан из непонятного материала под ноги бросили. Тёплый оказался. Даже на таком промозглом ветру холод не берёт.
Надобно бы описать этот случай... Так-так... Один бедный чиновник всю жизнь собирал средства на новое пальто... из жалованья откладывал... во всём себе отказывая... А потом грабители... Да, вполне может неплохо получиться. И... да-да, именно так. Можно продолжить сей анекдот целой серией. Ой, что-то нос подмерзать начал... Нос... нос... а если отморозить нос, он отвалится? Хм, НОС покинул хозяина и пошёл по своим делам...
А что это на карте прозрачной с невеликим портретом написано, которую на Сенном подобрал из сугроба? Ноздрёв. Презабавная фамилия. Надобно и её куда-нибудь приспособить. Впрочем, пустое. Немедленно к своему малоросскому покровителю.
Тот как раз намедни получил аванс от издателя Свиньина* для написания "Майской ночи". Продам-ка ему и сюжетец с шинелью. Правда, литератор сей со мной ещё за "Лже-инспектора" не вполне рассчитался. Вероятно, испугался, что начнут шантажировать за плагиат. Надо же, какая-то скотина в салоне у Фикельмонши принародно нашу историю и выложила... Но ничего, Васильич человек верный. Слово держит. С этаким работать премилое удовольствие... Правда, всё одно, полностью с долгами не рассчитаться. Даже если княгиню и Германна тому же Мишелю Лермону спихнуть. Нет, будет с него и историй о Печорине. Толку-то, однако ж, немного: на шее у бабушки сидит, хоть и офицер.
А самому-то никак не справиться со всеми фантазиями. В Болдино не наездишься особо, да и после одной такой творческой осени наступает неминуемый невроз со всеми вытекающими... Это не в Греции на апельсинах сидеть. Нет, я не Байрон, я другой... Миленько вышло. Так и быть - подарю Мишелю на день ангела...
Жаль, столько сюжетов осталось в карманах украденной шинели, но ничего. Эти не воспользуются, ибо слишком глаз у них неживой, да говор на русский непохож. Всё какие-то "типа" да "прикинь" вместо "вылитый" и "вообразите себе, сударь".
Мысли, мысли... Подумать было о чём, ибо камер-юнкерские долги давно превысили пределы разумного. Даже государь Николай Павлович попридержал Александра Христофоровича (Бенкендорфа, разумеется), с его инициативой затеять интригу с "белым человеком", согласно предсказанию агента третьего отделения - А.Ф.Кирхгоф** (в секретных архивах охранки - агент Зарема). Почему, почему? А долги-то гениального литератора всё равно из государственной казны гасить придётся. Так хотелось бы сначала их немного уменьшить...
НАШЕ ВСЁ шёл по зимней галерее Гостиного двора в нелепой "аляске" на синтепоне с надписью "Gold, как сокол! Дубровский и сын, пивные традиции Нижней Саксонии", прикидывая, кому можно будет пристроить сюжеты об одном сентиментальном дворнике, боготворящем собак больше барыни, горбатом звонаре, полюбившем красавицу-цыганку и суфражистке Вере Павловне, которой снились цветные сны о счастливом будущем, где с упоением раздирали на лоскуты знаменитую Гоголевскую шинель.
* П.П.Свиньин - известный издатель начала 19-го века, альманах "Отечественные записки";
** А.Ф.Кирхгоф - немецкая гадалка, предсказавшая А.С.Пушкину смерть от "белой головы";