Чваков Димыч. Фреш-судьба

ФРЕШ-СУДЬБА

Фреш-судьба

Судьба - как плен мятущейся души,

попавшей в необузданное тело...

Я для себя давно уже решил,

судьба - догмат, подвижный символ веры...

Судьба - фрактал гламурных ипотек,

размытых в стеариновом сиропе...

...обмылки свеч мерцают в темноте -

того гляди, тебя в себе утопят...

Судьба идей - лишь для отвода глаз,

лишь мерзкий путь надменного порока...

...его типун - тюрьма для языка с

медовым светом в первопутке окон...

Судьба парит как над рекой скопа,

преследуя подводные мельканья,

я ж, неподвижен, будто бы рапан,

отжат был фрешем в тайну подсознанья...

распни козлов!

безумство душ стартует обретеньем

разверстого над ангелом крыла...

стою один - как перст - на авансцене,

а в глубине журчит водой Пилат -

он руки мылит и поёт из Пресли

затейливый, как персик, рон-н-ролл...

на сердце пусто, ну а мыслям тесно -

опять с Христом тот что-то напорол...

в который раз на памяти Вселенной

~~пилот~~ Пилат-проект пришёл не ко двору -

синедрион пылает, как полено,

а люди "эй, распни козлов!" орут...

Пожарище

в лесу скорбят апострофы ворон

над братскими могилами пожаров

на грудь упало рабское тавро -

небесных молний прописная кара;

а кладбища лесные - зов пустынь,

повторное смещение сюжета...

простые безымянные кресты

и - чуть сложнее - стелы минаретов...

случайный дятел за стеной молчит,

его удары - метроном событий...

а треск пространства крайне нарочит,

и мне Арахна довязала свитер!

я видел солнце

Я видел солнце тридцать тысяч раз,

Оно зимой скрывалось ненадолго,

А осенью его унылый глаз

Закрыт бывал не только тучей волглой...

Ну и, конечно, гало - как фингал,

Да и, наверно, нежности затменья.

Я солнце к солнцу ветром ревновал

И наводил на запад заплетени.

Я видел солнце, милая моя,

Моя судьба в подвздошье не ударит.

Её в ночи потушенный маяк

Горит огнём в соседнем полушарье.

Сияет жарко, будто бы камин,

Готовый от накала расколоться...

Я сотни раз кричал судьбе: - Come in!

И вот теперь мне снова с ней неймётся.

Раскрыв глаза на тоненький прищур,

Сорвавши пломбу дождевых вакаций,

Сгораю я, как племенной гламур,

В негроидных застенках популяций...

Умница

Не кидайся с кадилом на плуг -

ни черта он скрижать не поможет!

Не найдёте у нищего слуг -

потому-то он и неухожен.

Но заветы писать - только дай -

сразу примется с важным усердьем.

Заискрятся "козой"* провода

под "Аиду" великого Верди!

И раззявятся хляби небес,

угрожая всемирным потопом...

Нищий духом похуже, чем бес -

на плечах его умница лопа!

* - "коза", КЗ - короткое замыкание;

Куплю коня

Я всем на свете этом задолжал,

да и на том мне предъявляют счёт.

Под хвост попала чёртова вожжа,

и вот кобыла под откос несёт.

Её ничем сейчас не удержать,

и не помогут - где там! - шенкеля.

А вместо мыслей - сгустки куража

не в голове, в предсердии шалят!

Летит кобыла, комья-чернозём

из-под копыт - да на киот небес.

Мой ангел, он нимало обозлён,

крылами чертит православный крест,

а я опять ему не помогу:

за дерево хватаюсь - вот он я!

Кобыла в пропасть мчится, на бегу...

Нет, в этот раз куплю себе коня!

Я слышу звуки

я раздавал себя по девять грамм,

как киллер раздаёт перед разлукой,

играл в алькове несравненный Брамс...

и гад какой-то - словно дятел - тюкал,

мешая волшебству большой игры,

смешав назло бекары и бемоли...

опять приход меня волной накрыл

и тихой сапой утащил в неволю...

Звуки слышат меня

В старом еже колючем

с ночи и до утра

что-то стучит, как ключик

старого аппарата...

Морзе вползает мерзко

в мозг под каннабис-дым,

словно бы занавеска -

азбукою беды...

Он механичен в меру -

наш биоандроид-ёж...

лупит ключом по нервам,

ничем ежа не проймёшь...

Лучше - куплю лебёдку,

стану на ней скрипеть...

нежно, наивно, кротко...

если не вышло - спеть.

Бусы

По антрациту призрачных причуд

струятся слёзы, обтекая тушки.

Жить у Планиды ветреной на мушке,

пока я за усладу не плачу...

А заплачу - загонит в свой удел

коварная подруга - неудача;

она порой хромает, будто кляча,

и норовит из жести беспредел

впаять в судьбину с барского плеча

стократ поболе - чем мы заслужили? -

не пожалев кармических усилий

и дат тревожных времени-врача.

Но не унять ни слов, ни слёз, ни чувств;

они струятся в небо фимиамом,

где ангел грешный в качестве рекламы

рассыплет по углам осколки бус.

Скважина

наша жизнь - ты меня хоть убей,

хоть порви с кондачка на кусочки -

водевиль незатейных идей,

бледный скетч наплывающей ночи...

наша жизнь - ослепительный сон,

дрёмы скучной вуаль полутени...

наша жизнь - заказной моветон,

и к чистилищу скромные сени...

а игра нашей жизни на кон

правит впрок узловатые струны

жил натянутых жалобный стон,

наползающий кровью на руны,

что из Книги вселенских Судеб

вырвал ангел и носит на сердце...

эта жизнь - как подарок тебе,

словно скважина в сказочной дверце...

С боем!

в продолжение темы стихотворения Алана Эббота Возвращение домой

Корпоратив, засос, терзанья,

и где-то истина в боку

проводит треннинг мирозданью...

Томаты в собственном соку

тревожно отрыгнули спиртом,

как будто всё идёт ништяк...

Плюётся в туалете Chirton*,

и, вихри снежные крутя,

в трубе пурга натужно воет,

скребётся оскоплённый кот,

и Дед Мороз, что взят был с боем,

спит - пьяный в сиську - идиот!

* - известная марка освежителей воздуха;

Вдвоём с поруганной Эрато

В Тоскане таскался я с "Тоской" в пюпитре,

смешил население, песнею влёк...

Эрато играла порою на ситре,

впустив конопляный запретный дымок

в расщелину наших растерзанных мыслей,

когда мы вдвоём... да ещё натощак...

друг друга неистово музыкой тискали;

и спелою гроздью вздымалась душа,

как круп жеребца после бешенной скачки -

"мы ехали шагом" совсем не про нас!

Эрато - богиня... но всё же мерзлячка:

пока не согреется - только в отказ!

В Тоскане влачился холмами влеченный,

Эрато кряхтела: "Проклятый плейбой!";

а где-то гудели Маруси и Лены

в гламурные выси взлетая гурьбой...

И не было мне никакого покоя,

он даже не снился, как классик сулил.

И только винтовка галантного боя

вздымалась штыком из тосканской пыли.

порой на бильярде...

время топает по плацу...

рубит головы сплеча;

и затвор зубами клацать

моду взял, не замечать?

или бросить сомневаться

да пойти с друзьями в полк,

а потом в театр податься -

любит пиески слабый пол?

мысли пестует поручик,

режет в угол... без ножа:

на бильярде девок учит -

после станет угрожать...

ну-у... когда под утро пьяный

не продолжит разговор...

тесный зал кафешантана

пот довлеет, воздух спёрт...

на поручике каскетка...

если хочешь, отжимай!

друга бросила кокетка

но сперва свела с ума...

чертит дождь потёки кружев

на линяющем жабо

никому ты здесь не нужен,

если Бог уже с тобой...

только нет иконы рядом,

нет ни ладанки, ни свеч...

револьвер губной помадой

гасит порох пылких встреч

Охота на бабочек

ассоциация на стихотворение Ариэлы "Просто слово"

не ведая ни счастья, ни любви,

ты выходил на бабочек с охотой...

ночных стихов пустое "C'est la vie"-

унылая, о, дон Гуан, работа!

ты на Тверской в печали зимовал,

не находя тепла в дежурных ласках...

твоя душа - избитые слова,

а на лице услужливая маска...

ты отворяешь двери в суету

и зыбкую кудель посконной пряжи;

ты ловишь мысли девы на лету,

а что она? так это и не важно,

когда собой умеешь окружить

и личность подавить своею волей!

а прочее - всего лишь миражи,

и в пище перманентно нету соли...

Холодна

Мы встречались который век,

но не стали с тобой близки.

Что-то щёлкнуло в голове,

и забились о боль виски.

Ты была для меня - зимой:

холодна, как глубины рек,

всё рвалась убежать домой;

занавески в нём - чистый снег.

Я не понял игры твоей,

заскользил без сомнений вдаль...

Вьюжный ветер, как соловей,

песни пел и пургу метал.

Металлический звон судьбы

доносился мне долго вслед.

Я тебя навсегда забыл!

Только ворон кричит, что нет...

Пыль

Чужая пыль вживляется легко

в роскошное пространство чемодана.

Но в нас живёт другой ментальный код,

которому чужда Копакабана,

которому лазанья не родня,

и Альпы далеки от бездорожий...

Просёлки всякий раз хранят меня

и все мои мечтания, быть может...

Чужая пыль античных городов

и нынешних курортных тротуаров...

Росою отмывается ладонь,

и струны акустической гитары

вибрируют, как нервы мотыльков,

проворно атакующих лампаду...

Лечу и я над лугом высоко....

И этот сон - высокая награда

в каком-нибудь прекрасном далеке,

где океан прозрачен, как алмазы.

Я целый век взлетаю налегке,

влекомый вверх "Поэмою экстаза"*.

* - вероятно, автор имеет в виду симфоническую поэму Александра Скрябина, написанную в 1907 году и включённую им в ор. 54. За неё Скрябину в 1908 году в 11-й раз была присуждена Глинкинская премия. "Поэма экстаза" относится к шедеврам композитора.

В дорогу

Карсы Беку с почтением

Тойота - старая корова -

жуёт сенаж за сеновалом.

Часы пробили полвторого

на главном здании вокзала.

Пора в дорогу брать тетради

и файлов электронных блики.

Поэт не смотрится на party,

хотя он, в принципе, великий!

Пегас без крыльев увядает,

а у поэта денег нету...

И Муза пьяная рыдает,

как суфражистка в стиле ретро...

эксгумация чувственных центров

ассоциация на "операцию" Алекса Трудлера

опираюсь на операцию

эротических полумножеств...

после святости - эксгумация;

вдоль ланцета мороз по коже

извивается буквой наглою,

иероглифом от успения,

тонким зеркальцем на краю

петухов горлового пения...

от сомнений до констатации

есть всего лишь один параграф:

в сердце змейкой цветут акации

и виагра культурой агро!

но терпение будет выбрано:

как ни пой, не в своей тарелке;

и гниёт, как банан, "данон" -

безобразный, зелёный, мелкий

Миндалевидное

попытка попасть в унисон стихотворению Агаты Бариста

От цианида пенится миндаль,

и всяк сверчок шесток усердно ищет -

уму сей знак послужит лучшей пищей,

чем комбатанту славная медаль...

Миндаль и Мендель - это ли не сон,

не дрёма ли конкретики мудрёной?

Встаю Пизанской башней удивлённо,

чтобы придумать с ядом колесо...

Но стих порыв безудержных стихов,

остыл глашатай гендерных аллюзий,

он помнил - в этом клубе "all inclusive";

и не найти ни тёлок, ни лохов.

Однако не пришёл ещё черёд -

в святой воде купаться без разбору.

Не вынося из вестибюля сора,

спешу в чужой забраться огород.

А там растёт назойливый миндаль,

и дамы ходят босиком и в ситце;

их широки улыбчивые лица,

и тесен им гранитный пьедестал.

Рассвет приходит всякий раз...

Не помогай любить врагам,

не поднимай чужие флаги.

Струят мерзавцы-облака

сургуч по гербовой бумаге

и отливают не свинец,

а медь да бронзу в томность ночи,

как диски рубленых монет

или созвездий искры точек.

Смеркалось несколько часов

по заповедной глади неба.

Крутило солнце "колесо"

за шторкою кареты Феба.

Рабы мечтали, чтоб рассвет

пришёл, отважен и внезапен,

и, от метаний окривев,

упал бесшумным духом на пол.

По храму духи флёр д'оранж

носились будто бы флюиды,

и эманацию тиран

сменял с утра на три либидо.

Издалека и чуточку вблизи

по мотивам стихотворения Любови Бурель

"Ложь неизречённая"

Смердит полковник Скалозуб,

поклонник Марьи Алексевны,

идёт, как Гранин, на грозу

и как Жофрей Робер Оссейна

хромает, словно заводной,

да поминает Анжелику.

В России так заведено:

красив душой - ужасен ликом!

Молчалин гадостно молчит

и портит этим атмосферу.

Он стал началом тех обид,

что воскрешают Агасфера;

а Чацкий чахнет между тем

и Софье в уши дует басни.

И на московской широте

свечей оркестр в окне не гаснет.

За ним лишь Фамусов коптит -

здесь дым Отечества не сладок...

Приятен bono аппетит,

но в тираже не хватит мата,

чтобы в него облечь слова -

мол, горе нам, ума не нужно...

Его аж некуда девать,

а глупость - лучшее оружие!

сопрель

сопрел в апреле,

будто помидор,

давно лежащий в валенке на печке...

пришло похмелье

в стиле айкидо,

и застучало под пальто сердечко;

и май пришед,

как блудный караван,

которого - как будто - и не ждали...

дрожит в душе

помятая трава,

но это всё - манерные детали...

а главное - конечно же, весна,

стремительна, решительна, коварна;

несёт меня по паводку волна,

и голову мне кружит газ угарный...

в который раз играет мной она -

весна любви и ветхого завета -

во мне самом расстриженный монах

апологетом духа в стиле ретро

сличает по картинкам ад и рай,

архангелом суровым фэйсконтроля...

дрожит не кровь на кончике пера,

а выгнанные капли алкоголя...

Хомут в награду

контроль души - минорный абырвалг

натянутой струны рояльных кружев...

душа волны - крутой девятый вал,

возникший неожиданно из лужи...

соль амплуа невидимых сетей

переплетёт кристаллами пространство...

ах, ипостаси - что-то вы не те!

не разорвать мне цепи хулиганства,

не отмолить у света полутьму,

не настоять в графине мутном яду,

не сбросить прочь осиновый хомут,

доставшийся апостолу в награду.

Без света луны...

Без света луны выгорает фонарь,

упьётся резоном поэт-мейстерзингер.

Ты светом зарю, милый друг, не мытарь,

поскольку рождён ты у смысла на ринге;

хотя и боксируешь в дальнем краю,

но правила наши не знаешь порою:

часы в этом мире давно отстают,

и бурою мглою сознание кроют;

ваганты прошли мимо нас стороной,

оскалились скальды, забывшие сытость,

трувер отказался отведать вино

а принялся пить из свиного корыта.

Здесь нету луны, фонари не поют,

на струнах торнадо удавлено небо.

Ты зря здесь увидел покой и уют:

такие, как ты, здесь поют на потребу

толпы, представляющей люмпенов суть,

презревши свою доминанту поэта.

Нельзя в этом мире грубить подлецу,

здесь тьму производят из грязи и света.

Здесь плачу не верят, а сила - всегда

превыше и разума, и откровений;

как в колбу песка утекает вода,

так здесь растворяются люди и тени...

Прошлого тенью...

Не зима, не весна... и лету

Не пришло ещё время цвесть.

Уходили в распыл поэты,

Позабывши, что значит честь.

Поднимались - дарили пэри

И осанну, и страсти звук.

Ты мне веришь, а я не верю,

Но украшу огнём разлук,

Да уйду без тебя в нирвану...

Ты моя наливная грусть.

Отражает Копакабана

Океан позабытых чувств.

Не зима, далеко до лета...

Остывает приют любви.

Тлеет прошлого тенью ветошь:

Михоэлс, январь, грузовик.

Gloria по имени Слава

Слава словами скрывает позорное,

слава порой хуже в попе поп-корна... И

славно размажет и жизнь, и стремления

слава вульгарного без году гения...

Слава, случается, с ленью случается;

в щёлочку смотрим глазами китайца:

вот как она там продажная мается,

вы отойдите - вас не касается!

Глория - слава уже иноземная,

ей подошла б лучше роба тюремная:

нету понятий, двойные стандарты,

если финансы поставить на карту.

Слава с успехом гуляют, не венчаны;

утром гуляют, гуляют и вечером

нету ни мысли о вечном, и в вечности

gloria mundi - транзитом беспечности -

всё растворяет в своём суесловье

с плахой надёжной на месте любови...

Амбре Брема

От Мураками

разит мужиками,

от Пушкина пахнет онучами,

свежими, не вонючими!

Тянет амброзией в небе морозном -

воздух испортил Public Morozoff!

Зафиксировано:

воняет пелёнками

нестиранными

и продлёнкой

от Кобылина Сухово,

плох в имении водопровод;

а кроме того -

Герцен в лондонский "Колокол" бьёт,

супостат семибатюшный,

семилагерный, семирадужный...

От Достоевский веет

свеч огрызками,

бакалеей,

рулеткой,

нищетой,

крысами,

баретками,

немытой плитой,

ризами...

Гоголь обдаёт жаром углей...

он не пахнет - серою брызжет

и маслом лампадным,

чтоб Вию, вишь, неповадно...

От Мураками

разит мужиками,

а от Амаду Жоржи

тянет заМКАДьем тоже...

Амбре от Брема - вообще поэма!

давленный раб

жил бабочкой, покуда не сгорел

в пылу камина на заре шершавой,

а был момент, успеху оду пел

не попадая в нужную октаву;

а было время, сам себя любил,

и сам себе писал под утро оды,

а после взял и не взлетел "на бис",

лишивши мир морального урода...

но не спешил в камине погибать,

хоть так уже судьба предначертала...

коль не умеешь выдавить раба,

то погоришь и рухнешь с пьедестала...

дурная молва

а желчь откровений - дурная молва;

её относило по лицам и числам...

кричали торговцы, мол, сахар-халва,

и щурился в щёлочку призрачный Бисмарк,

и пели под стон ненасытной пурги

распятые холодом грёз павианы,

а вдоль по дороженьке пьяненький гид

от гнид опростал накладные карманы...

и тройка летела разлукой судьбы,

в ней вера с любовью убили надежду;

наелись свобод неофиты-рабы

и вдоль-поперёк, и сильнее, чем прежде,

теперь ненавидят себя и других...

какая надежда?!. теперь не до жиру -

дожить бы без бед до степенных могил,

как прочие здесь дураки-пассажиры;

доехать бы как-то в какую-то глушь,

где скажут - куда, ещё лучше - откуда...

подсадят небрежно на жизни иглу,

как будто в игре "подвисает" компьютер...

как будто сегодня вериги оков

для нас - это только сплетение маний...

рабы процветают в стране дураков

ютящейся где-то на грани сознаний!

лабиринт

Карсы Беку с низким поклоном

отличали шагистику ритмом,

отлучая от радости встреч...

уходили в себя лабиринтом

и других постарались увлечь;

только вышло ужасно нелепо -

заблудились в себе слегонца...

тучу сморщило томное небо,

занавесивши Солнце-отца;

и пропал за романтикой строя

гамм дежурных языческий смог,

и забыли внезапно героя,

как рабы забывают ярмо,

оказавшись на воле случайно,

отлучаясь от радости встреч...

лабиринт - это вечная тайна,

ну а ритмика - тайная речь!

Любовь на кону

Я пил с утра седой "Агдам"

в туманной дымке голубой

и вспоминал давнишних дам -

они толпятся здесь гурьбой.

И все красотки, как одна,

и все готовы в драку лезть...

Налью ещё бокал вина

и прослежу, чтоб слово "месть"

красоток остужало пыл,

как остужает снег пожар.

Когда-то с милой я уплыл,

один вернулся... очень жаль.

Других не нужно мне невест,

я слишком крепок... как вино.

Таким нельзя на Эверест,

таких расставят в сети нот

и пропоют со сцены дней,

звук партитурою прошив...

Я помню - истина в вине!

Лишь в нём душа моя дрожит

и откликается на звон

протяжной песней хрусталя.

Любовь поставлена на кон -

как мат для свиты короля.

Толстовец

Я вредить никому не могу,

я толстовец до мозга костей.

Из жар-птицы крутое рагу,

консоме из её запчастей -

вот и всё, что готов предложить

из своих непутёвых причуд.

Без воды погибают моржи...

...или водку бессмысленно пьют.

Ну, а если не пьют, так грустят,

в переходах валяясь, как шлак,

это всё ж неплохой результат,

если вспомнить отсутствие зла

от деяний моих или слов,

я же - помните? - бел и пушист.

И по Чехову слово взросло

над бурьянами выспренней лжи.

На музыкальной волне

Мейнстримом мейстерзингеров влечёт

в клоаку эпохального порока...

Мы знаем всех с тобой наперечёт,

кто был в начале истинного рока.

А что теперь? Нам дела вовсе нет

до всяческих течений унисекса,

когда блондинкой кажется брюнет,

и одалиской ряженный профессор -

поёт дискантом - слава докторам,

уверенно Орфея оскопившим!

А евро-песни - только мишура

с кончитой эпилированных нищих.

кончается срок...

в эту власть не лезу смело -

и без власти хорошо...

чтобы что-то в ухе пело,

мне не нужен порошок,

мне не нужен стильный плеер

и наушники blue touth...

вам на юг, а мне - на север,

за Полярную версту...

тиной скалятся болота

власть шаманов - блеск огней,

да оленей две-три роты

бьют копытом рыхлый снег,

да линялые обои,

да корчага с чефирём...

очарованный тобою

сразу чувствую царём

я себя... тебя царицей...

не Тамара, ну и пусть...

как же ты могла прельститься

на мою пустую грусть?

я ж во власть не лезу нынче

мне пока не вышел срок...

вот откинусь, братцы, с кичи,

сам себе и царь и бог,

отстою неделю в церкви,

отмолю свои грехи,

вкус свободы выпью терпкий

от удачи, от сохи...

да отправлюсь в мир фантазий -

ох, немного проку в нём -

в криминальном я отказе,

не шутили б вы с огнём...

слов на ветер не бросаю,

ухожу в тугой туман...

след инверсный тихо тает,

как в политике обман...

Отравите поэтов тихонько

Поэтов не травите равнодушьем,

душа их обнажённая чиста,

и лишь забвенье будущее душит

от носа и до кончика хвоста.

Поэтов экзальтированней нету,

им что ни Пушкин - непременно Сартр.

Могу предположить в порядке бреда,

что для поэтов "Мухи"* - как нектар.

Поэтов не клеймите за пассивность,

в поэте спит бесстрашный гражданин.

А поэтессы часто так наивны,

как мужики, листая карту вин.

Поэтов полюбите за банальность

и за метафор бедных простоту.

Поэт давно "ботан" универсальный,

наперсник геморроев и простуд.

Поэтам монумент воздвигнут вскоре,

когда их в тихом месте соберут,

где все они могли бы громко спорить,

кто есть мессия, а кто просто крут.

* - "Мухи" (фр. Les Mouches) - пьеса Жана-Поля Сартра, написанная в 1943 году.

*дух изгнанья*

"Печальный демон, дух изгнанья,

Летал над грешною землёй..."

М.Ю.Лермонтов

Пространство простором прорезав,

Летел он исчадьем больным.

И руки, как крылья протезов,

Висели проклятьем над ним.

Он - Демон блаженной разлуки,

Стремящийся душу вернуть...

...но в вечном загробном испуге

Теряющий истинный путь.

Он - Демон! Само искушенье,

Которому лучше не верь...

Вот-вот... обмирает мгновенье...

Утраты и горьких потерь...

Его нетерпенью нисколько

Нельзя потакать... и любить...

С Татьяною Ларина Ольга

Не могут героя простить...

У Демона мало ли дела.

Он просто старатель дорог,

Ему мастер света Кандела

Свечу на пороге зажёг,

Чтоб было куда возвращаться

И руку кому целовать...

Здесь жили от Пушкина грации:

Красотки - нельзя отрицать!

У Демона много свободы,

А также довольно врагов...

Он в дальних крестовых походах

Не верит всесилью богов.

И сядет сегодня, наверно,

Мой демон, лаская подруг,

В одной придорожной таверне,

Где Данте попробовал круг

Над сумрачным лесом приладить,

Где жизнь с половины ушла.

И нежностью град виноградин

Украл ложный пафос тепла...

И градусник спелого града

Не станет звенеть в унисон

Жаровнями Дантова ада,

Где Демон летал... без кальсон...

блюз евангелиста

старинный блюз

для царственных особ

куда вкуснее чуда менуэта...

клонирую

для рикши колесо

гекзаметром пресыщенной планеты...

ты ж насвистишь мелодию любви

к трём апельсинам,

а быть может - грушам...

читал устав - божественный Левит

искал осину,

скоро обнаружил

апостола висящего плодом,

он перезрел и выглядел отвратно;

верёвка выводила ноту до:

довлеющее, докучливо, досадно...

отступник

язык Эзопа, печень Прометея

и от акулы жареный пупок!

была порочной эта вся затея -

империи по имени "Epoch";

ни Бог, ни ангел, ни один апостол

меня на понт не взяли - чёрт возьми! -

мой силуэт - немаленького роста -

вулканом недоношенным дымит...

простой монах, от церкви отлученный,

расстригою небесного царя...

и лжи слова, что были изрече'ны,

огнём пироксилиновым горят;

и я решил - пора уйти в нирвану,

стряхнув к ногам постылую печаль;

печать любви мятежного вулкана

его гетеры сладкие влачат...

а мой язык достался от Эзопа,

и печень Прометей отдал свою;

не знаю я гнуснее мизантропа,

чем мизантроп по имени уют!

От Адама...

Лежит на сердце Каина печать,

и окаянный роется прозектор

в моей душе - не только по ночам,

но ранним утром да и днём нередко.

А согрешить мне мой позволил бог,

язвительный отчасти старикашка.

Чтоб ускользнуть от каторжных работ

я написал подмётную бумажку,

в которой брата ловко оболгал

и заложил под чувство дружбы мину;

зато отлично выросли рога -

теперь я чёрт, а вовсе не скотина.

Подвластны мне отчаянье и боль,

и, управляя горем и несчастьем,

могу легко я овладеть тобой -

ты весь в моей волюнтаристской власти.

Но всякий раз, едва хочу начать -

найти для оправдания причину,

падёт на сердце Каина печать

и пропоёт под окнами осина

мелодию Иудиных торгов,

менял - бесстыжих коммерсантов храма.

В стране моей навалом дураков

до наших дней от самого Адама.

Поэт в кустах

Поэт в кустах назойливей рояля,

ему ты палец не засунешь в рот.

А на груди роскошныя медали,

хоть с тыла и совсем наоборот:

глубоких ссадин синее безмолвье -

его лупили по спине кнутом.

Поэт молчит, а если слово молвит,

то водочки потребует потом.

Его метафор колосится нива,

и рифм покатых тучные стада

гуляют в поле, томные, лениво,

не нанося особого вреда

мыслительным амбициям плебеев,

аристократам портя аппетит.

Поэта рифмы без любви слабеют,

а сам он, будто резаный, вопит -

мол, кризис жанра наступает снова,

и подступая к кадыку слезой.

Дрожит непрезентабельное слово

азами примитивнейших азов.

Поэт в тебе настойчивей агента,

недвижимость сдающего в наём:

не отыграешь у него ни цента...

"Что в имени, мон шер, тебе моём?"

Не святой

Закат свалился птицею к ногам

и замер в тёмном логове алькова...

Щёлк! - зарядил вслепую свой наган -

теперь я для прогулки упакован!

Пойду пройтись по улицам седым,

по серым леденелым тротуарам,

не замечая окликов беды,

закрыв себя в хитиновую тару.

Как скорпион, кусающий свой мозг,

отторгну в пустоту десяток мыслей...

Я - гражданин, а не блохастый пёс!

В моём лице не лица - только числа

сегодня отражаются с утра,

и пистолет созвездьями заряжен...

Я выхожу в тираж, как на парад:

всегда блестящ, неистов и наглажен.

В моей тоске себя не разглядеть

я не такой, как ты, пойми, дружище!

Мне веселей по вспоротой воде

водить стилом, чем шевелить умищем.

Я - царь горы, ушедший в никуда,

из ниоткуда двигаясь неспешно.

Твоих желаний я не оправдал,

поскольку не святой, а ангел грешный.

Зима в Каперне

Немного Грей, немного - просто фраер...

И толку в том полфунта, чёрт возьми!

Он не герой, а больше бедный гаер,

Превысивший доверия лимит.

Он только франт, ударившийся в князи,

Он просто грязь... лечебная вполне.

Ассоль сопит и свечи в доме гасит,

И говорит кокетливое "нет"...

А за окном рыбацкая деревня,

И парусник разбитый на куски,

И кипарисы песне моря внемлют

И кренятся под ветром от тоски...

Тиски висков сдавили сказку бытом,

Рояль молчит - настройщик не пришёл;

И волки страсти третью зиму сыты -

Тулуп овчинный греет хорошо!

Давно тому назад

Торжественно приспущенные флаги,

и торжество натравленной толпы.

Как хорошо ложились на бумаге

моей судьбой сожжённые мосты.

К теплу стремилась грусть обетованна,

а вот гордыня - в пику - не ждала.

И пролетали города и страны

под странной тенью моего крыла.

Движенье масс пирожных без изюма

знакомо мне который год подряд -

я сам себе свою судьбу придумал,

и так живу, срывая якоря,

торжественно приспущенные флаги

и вой толпы нечеловечьих стад.

А трепет мой остался на бумаге

и там истлел давно тому назад!

Финальный акт

Явление третье, на сцене ружьё.

Ага, не стреляет покуда... и ладно.

Судьба прокурором мне зиму сошьёт

и, может быть, выведет солнце на пятнах...

Предвижу антракта хмельные черты:

по скользким ступеням спускаюсь к буфету.

Желание выпить и страх высоты...

Спасибо актёрам народным за это.

Финал уже близок, заснул режиссёр,

упавший в салат за кулисами жизни.

А прима потупила дьявольский взор,

застыла столпом мировой укоризны.

Над ложею VIP опустились дымы,

как будто тяжёлая жесть километров,

где ветер, где дождь, где поля... А где мы -

Земли недоспелой вульгарная цедра?

Там любовь пьяных сот...

(секрет ремесла)

по мотивам стихотворения Владимира Бродского "Он был футурист..."

там любовь пьяных сот,

здесь гоненья пустые

занавесило рот

покрывалом седым

убиенный сексот

знойным ветром пустыни

подобрал нужный код,

но оставил следы...

отметалось икрой

по вкраплениям донным

извлекая на свет

отблеск ржавой луны...

неудачный покрой

бледно-звёздного лона

вот уже много лет -

комплекс чьей-то вины

комплекс пьяных страстей

колокольного звона

и наивных понятий формального зла

дремлет грозный кастет

за провалом иконы

как рекламный фетишing "секрет ремесла"...

...в лапы Азора, век спустя...

(символизму с поклоном)

кривил лицо малиновый упырь

крапивного колючего разлива...

на зеркалах давно осела пыль

и рисовалась облаком красиво...

блистал гламур по канделябрам роз

искусственно, как водится, надменных...

и инженю с субреткою всерьёз

вздымала над землёю призрак пены...

стекал хрусталь в стеклянной полутьме

в ладони одичавшего Азора,

и петли роз осыпались, что медь,

и возгорелись, как бездымный порох...

порок крепчал, ступая за порог

заброшенного замка инвестиций,

тащился вслед тяжёлый, будто рок,

металл непротивлением амбиций...

нувориши счищали призрак сфер,

традиционно выпавших в осадок...

и обращались к гному "dear sir",

и целовали руки до упаду...

простыл февраль под снежной простынёй,

зевал визирь от шаха и до мата...

поэзия промчалась стороной,

в горнило государева разврата,

пускаясь во все тяжкие - вперёд! -

здесь вам не тут, а там уж вам покажут!

Азор в разор с позором ускользнёт

и будет выть сто лет до третей стражи...

Мэтр

Литературный мэтр не спит,

ему всегда почти не спится -

в тираж вдруг жахнет неофит

или соратник круглолицый.

И жаба примется душить -

увы, неведома ей жалость! -

и ревность вдруг вонзает жало

как в стынь снегов карандаши:

вдоль по мелованной бумаге

летит-бежит стальная нить.

И в темень пялятся огни,

и в душу щерятся овраги!

У мэтра мало ли врагов:

тому грозить,

а этих строить,

иных совсем не удостоить

зловычитанием слогов!

флажок

живым сложнее, нежели убитым

достоинство и честь свои нести...

в дежурном ритме чахнет композитор

над опусом "давно простывший стыд"...

в посконном стиле страсти накаляя,

державится подлунная строка...

мы наших сил ничуть не умаляем

до такта, где безделица-бекар

свою крутую сущность проявляет

и по сусекам продналогом жжёт...

а я уеду первым же трамваем,

пока не рухнул на часах флажок*...

* - скорее всего, автор имеет в виду шахматные часы;

Идите вы... лесом!

Поэтом можешь ты не быть

и не скользить по ритму линий...

Но рифмы дерзкой мы рабы

давным-давно, а не отныне.

Поэтом быть - наверняка

совсем не добрая Планида:

легко по клавишам рука

бежит в объятия Главлита,

а там её усердно бьют

линейкой умные матроны...

Ох, литератор нынче лют -

ему нельзя давать патроны!

Ему нельзя вручать гранат

или же просто монтировку.

Литературная война,

засада, светомаскировка...

Налёт, осада, артобстрел -

да, без удачи здесь не выжить.

- Как ты глаголом жечь посмел?!.

Ты графоман обычный, ты же

попал в канкан глагольных рифм,

а всё туда же - мол, талантлив...

Смени петитом свой курсив

и погибай, иди... в десанте!

Читай знакомым пылкий бред,

а к нам не смей ходить... повеса!

Тебе сто раз сказали - НЕТ!

... и ты идёшь по жизни... лесом...

фараон

я полагал, что можно мир изведать

в приметности клишированных дней...

и вел с Исидой нежные беседы,

она ж была вменяемой вполне:

меня на бой легко благословляла,

или в альков к наложницам вела,

и надо мной махала опахалом,

но после закусила удила...

ушла к жрецам продажная богиня,

а мне отраву вылила в вино...

я фараон, но "vici, vidi, veni"*

мне не познать - увы, не суждено...

* - vici, vidi, veni (лат.) от известного выражения Veni, vidi, vici - "Пpишёл, yвидел, победил" (слова Юлия Цезаpя из его донесения сенатy о победе над понтийским цаpем Фаpнаком);

Леший

Чеховский "Леший"

водку

по рюмкам плещет,

зал ему рукоплещет...

Крепкий орешек,

ха-ха...

чайка в занавес воткана -

здесь МХАТ...

Что-то ещё о Москве купеческой

добавить

вам по Остров-скому?

Дымно в нашем отечестве,

бес правит,

да и натёр хомут!