Чваков Димыч : другие произведения.

Из детства родом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Рассказ "Станция Боровая", адаптированный под условия конкурса Прозы


ИЗ ДЕТСТВА РОДОМ

  
   Поезд уносил Макара Трубецкого в упругую командировочную ночь. Не спалось. Молодой человек вышел в пустой коридор купейного вагона и чуть приоткрыл окно. Ароматный воздух из самой сердцевины лета, смешанный с маслянисто-техническими запахами железной дороги ворвался внутрь, задурманил сознание. Бессонница не походила на случайность - поезд проезжал неподалёку от мест, связанных с детством Трубецкого. Наверное, от этого.
   В одну воду войти... та-там, та-там... нельзя-нельзя. Колёсные пары на стыках словно издевались, мешали сосредоточиться, вновь ощутить аромат перегревшихся на солнце стрекоз. Умозрительно? Пусть так.
   Трубецкой чувствовал, как воспоминания кружат голову, уносят в безмятежное время, которое, если подумать, было самым счастливым в его жизни за все двадцать три года. Он помнил. Он снова был там...
  
   А там...
   ...если бы Макар не знал, что в этом месте есть станция, то, наверное, даже б её не заметил. Не увидел бы, не обратил внимания на покосившийся фонарный столб и короткую, на три вагона пригородного поезда, платформу, мимо которой железнодорожные составы дальнего следования проносились, не притормаживая, будто и нет ничего в этом месте в помине: ни станции, ни перрона, ни стрелки, заворачивающей рельсы в заросший высокой травой тупик. Один только лес и неизвестно зачем упирающаяся в железнодорожное полотно просёлочная дорога. Пустое, никчёмное место, в общем-то.
   Если не знать...
  
   Станция унеслась мимо. Всё растворилось без следа, должно было пройти... давным-давно.
   Но ничего не прошло. Просто притаилось где-то в глубине души, и вот теперь вылетело наружу, защемив под ложечкой то, что называется душой.
   Взять, скажем, вот эту небольшую станцию со сказочным названием Боровая...
   А там...
   Тогда это "там" было "здесь". Каждое лето.
  
   Дача дедушки и бабушки находилась за высоким забором садово-огородного товарищества "Автомобилист" и представляла собой двухэтажный дом из бруса, обшитый досками, и отдельно стоящей летней кухней. Дедушка очень гордился домом, поскольку построил его сам и по собственному проекту. Дедушка Макару достался очень умный и рукастый. Не было на свете вещи, которой бы не умел дедушка.
   Рядом с домом раскинулся небольшой земельный участок. Ещё один находился за забором, неподалёку от леса, полного грибов и ягод. А вдоль угодий косматого лешего проходила высоковольтная линия электрических передач, загадочно потрескивая на большой высоте. Макар считал, что именно в гроздьях белых изоляторов, так похожих снизу на "фарфоровые" чашки из детского чайного сервиза живут молнии от грозы до грозы. Он немного опасался электрических разрядов и поэтому предпочитал подолгу не торчать возле линии высоковольтных опор без дела.
  
   Здесь под непрерывное гудение блудливых электронов, перемещающихся от одной опоры к другой, бабушка и дедушка выращивали картошку, капусту, морковь и тыквы сказочных размеров золушкиной поспелости. Возле дома же поражали воображение своим необыкновенным майским цветением яблони, вишни, одно сливовое дерево, ягодные кусты смородины, крыжовника. А какие бывали потом урожаи до самой поздней осени! Просто - голова кругом. Среди всего этого садового великолепия обосновались две теплицы-труженицы с вызревающими всё лето помидорами, огурцами, болгарским перцем.
  
   Макар помнил, как дедушка с бабушкой, выходили встречать их с мамой к самой станции, а потом вместе шагали они полем и лесом километра три по просёлку, а дед рассказывал встречным знакомцам, что, мол, питерщики приехали. Питерщиками в этих местах было принято называть всех городских жителей, независимо от того, приехали они из Санкт-Петербурга (раньше - Ленинграда) либо из какого-то другого "мегаполиса" Среднерусской возвышенности.
   Бабушка с дедушкой жили в маленьком городке, как сказали бы раньше, уездного значения, пыльном и каком-то неказистом, поражающим фантазию кривобокостью улиц и закопчённостью невысоких кирпичных домов, которые дед презрительно называл "хрущобами". Они с бабушкой переехали сюда с далёкого Севера, где проработали всю свою жизнь, а потому никак не могли привыкнуть к размеренным порядкам городка с пенсионным укладом. В зимней сказочной полудрёме резных палисадов ещё как-то можно было жить, но никак не осенью, а тем более, весной и летом. Ску-ко-та.
  
   Именно поэтому дедушка и решил построить дачу в живописном местечке вдали от автомобильных магистралей - "подальше от цивилизации, поближе к трудовым свершениям".
   - Опять же - и ребёнку будет, где летом порезвиться. Ну не в загазованности и дыму парню мужиком становиться, в самом деле, - сказал он многозначительно и погладил Макара по голове.
   "Парень" только-только научился ходить к этому моменту и ничего не понял, но одобрительно гукнул и шмякнулся на упругую попу, наделав небольшой переполох в женской половине семейства. Как рассказывает бабушка, дед только усмехнулся, заметив:
   - Вот видите, пацану даже упасть толком негде. Решено, строимся!
   И дело закипело.

_ _ _

  
   - Ты краску-то чередом намазывай, чередом. Слой за слоем, - учил Макара дедушка.
   Красили вместе забор. Желтоватая охра обильно орошала вечерний свежий воздух каким-то неестественным дурманом, совсем не характерным для здешних дачных мест. Трубецкой водил маленькой кистью по штакетинам ограды и ощущал свою бесспорную необходимость этому миру. Разве без него кто-нибудь ещё поможет дедушке?
   Где-то в пруду надрывались лягушки, одна из которых при ближайшем рассмотрении может оказаться чьей-то сказочной невестой. Цикады пели недружно, перебивая друг друга и сбиваясь на какофонию. Это состояние своей общности с природой и прогрессом Макар запомнил надолго.
  
   И ещё пришло в голову, вспомнилось. Поздний вечер. Бабушка выводит Макара на крыльцо совершить невинные детские процедуры перед сном. Неподалёку брешет соседская псина, выбежав на середину дачной улицы. Темнота скрадывает её идеальные для собаки формы, обозначив лишь рыхлый абрис на фоне туманных кустов смородины. Мальчик делает своё дело и наблюдет за животным, после чего констатирует:
   - Один глаз горит, а другой светичя.
   Он имеет в виду эту самую собаку. Бабушка поднимает голову, оглядывается на дорожку и понимает, о чём говорит внук. Она умиляется и целует Макара в маковку.
   - Ой, ты моё чудо! - говорит она и ведёт его укладываться. Парное молоко выпито, обязательная сказка рассказана, теперь можно смежить веки и притвориться спящим, чтобы потом, когда бабушка уйдёт, наблюдать в окно за собакой. А, может быть, и ещё кто-нибудь сказочный заберётся на крыльцо и споёт без слов песню лесных жителей. Дофантазировать Макар не успевает. Он уже летает в обнимку с Морфеем, сладко почмокивая во сне губами.
  
   И ещё...
   - Как думаешь, Макар, мама скучает без тебя? - спрашивает бабушка. Макар вздыхает и говорит печально:
   - Скучает, скучает! Оба окна уже проплакала, теперь в кухню перебралась. Стоит, горюет, в чисто поле смотрит - не идёт ли Макарушка с разбитыми коленками.

_ _ _

  
   Трубецкой отчётливо почувствовал мохнатую, щекочущую запашистость мокрой травы после дождя. Воспоминания не оставляли его. Дачное детство, полное счастья и любви. Разве такое забывается?

_ _ _

  
   В глубине участка находилась летняя кухня с примыкающими хозяйственными постройками для хранения инвентаря. Кухня была с невысоким крылечком, и под ним кто-то кряхтел под вечер. Днём же - иногда доносились другие звуки, напоминающие храп простывшего младенца. Макар представил себе, что там обитает домовой, и поделился своими предположениями с дедом. Дедушка усмехнулся в седые развесистые усы, в которых, как казалось мальчику, обязательно должны были жить добрые сказочные жучки, и рассказал внуку, что действительно под крыльцом обитает живое существо. Только не домовой, а самый настоящий пожилой ёж пенсионного возраста. И он не просто квартирует на летней кухне, питаясь хозяйскими объедками, а несёт нелёгкую службу.
   Если быть точнее, ёж, кроме того, что снимал угол под крыльцом, ещё и работал на благо бабушки и дедушки. Днём он спал, а вечером, позавтракав тем, что оставляли ему в блюдце, принимался ловить огородных и садовых вредителей. Полевых мышей душил и складывал возле крыльца, как бы демонстрируя доказательства своей ежовой доблести. Дескать, ещё рано ветерана со счетов списывать. А кротов просто гонял по огороду, не давая им поживиться корнеплодами. Макару стало любопытно, он захотел познакомиться с ночным сторожем. Но днём никак не выходило. Колючий сосед дрых, как готовящий себя к огневым работам пожарный, не выражая никакого желания вылезти из-под крыльца.
   Мальчик пытался разглядеть ежа, ложась на живот и заглядывая под ступеньки, подсвечивая себе фонариком. Но щели в дощатом крыльце были узкие, и ничего, кроме паутины, оставшейся от бежавших в панике от обаятельного соседства с млекопитающим прапраправнуков Арахны, видно не было.
   Бабушка перед сном наливала в блюдце молока, накладывала в него хлебных мякишей, а рядом ставила жестянку с остатками ужина. К утру, вся посуда была чистой. Особенно ёжик любил лакомиться рыбными консервами в масле. Если бы ему только дали волю, он бы, пожалуй, за один присест мог слопать целую банку.
  
   Частенько вечером Макар, отправляясь к себе в детскую комнату спать, долго выглядывал в окно, чтобы наконец-то увидеть ежа. А то получалось несправедливо: дедушке с бабушкой кухонный квартирант показывался, а ему нет.
   Только однажды Макару удалось разглядеть ЧТО-ТО. Через забор метнулась белая тень и начала двигаться к крыльцу. "Соседская кошка", - догадался Макар. Вороватой походкой завзятого рецидивиста она подкралась к тому месту, где стояло блюдечко с молоком. Кошка принялась угощаться и тут же отпрянула с диким мявом. Это ёж вышел на защиту своего добра. Собственно, саму схватку Макар не видел толком. Он лишь слышал кошачьи крики о помощи: "Караул, мяу! Погибаю во цвете лет! Мяулоко не даёт попробовать колючий мяучитель!" На кошачьи визги поднялся дедушка, поскрипел половицами на втором этаже, вышел к летней кухне и зажёг электричество. А ёжика уже и след простыл.
  
   Но Макару всё-таки повезло. Как-то раз бабушка занималась чем-то по хозяйству и поручила внуку поухаживать за ночным сторожем самостоятельно. Макар налил молоко в блюдце, отошёл на несколько шагов в сторону и замер в надежде на чудо. И чудо случилось. Мальчику показалось, что кто-то деликатно кашлянул, и после этого возле нижней ступеньки появился ОН. Это был очень большой ёж, размером и статью напоминавший упитанного щенка сенбернара, только ещё и в седоватых колючках.
   - Ух, ты! - только и мог вымолвить Макар. - Ёжик-дедушко пожаловал!
   Дедушко просеменил на коротких ножках к блюдцу и начал хлюпать молоком, погрузив в него длинную мордочку.
   Мальчик забыл всё на свете. Ему не терпелось потрогать колючее чудо природы. Он совершенно забыл, что может напугать животное, и присел рядом с ежом. Тот на мгновение оторвался от еды, сердито фыркнул: "Уфф! Не дают спокойно поесть", но не убежал. Ёж смотрел на Макара с любопытством маленькими хитрющими глазками. Вероятно, ему тоже было интересно наблюдать за человеческим внуком, обитателем владений, которые ему назначено охранять. Свои-то внуки давно от ежа разбежались, вот теперь хоть с человеческим пообщаться..
  
   Капельки молока, повисшие на волосатой мордуленции, ничуть не портили ежовый анфас. Он был чертовски симпатичным. Макар осторожно дотронулся до иголок и тихонько погладил ночного сторожа. Тот не стал сворачиваться в клубок, и милостиво позволил почесать себя за ушком, которое напоминало малюсенькое завитое печенье, какие мама обычно пекла к Новому году.
   - Дедушко, милый. Какой же ты хороший, - приговаривал Макар, поражаясь тому, что с ним происходит что-то необычное.
   Детская душа ликовала. У него появился самый настоящий друг, который преданно сопел, вылизывая блюдце еле различимым шершавым языком, извлекая из него звуки гуляющего по стеклу наждака.
   С того вечера встречи Макара с Тем, Кто Живёт Под Крыльцом, стали регулярными. Мальчик приучился кормить своего Дедушко перед сном. Он терпеливо ждал, пока ёж поужинает, а потом они еще некоторое время наблюдали за луной. Вдвоём. Если небо было чистым.
  
   Иногда Дедушко разрешал пощекотать свой круглый тугой живот. Но недолго. Ему было нельзя расслабляться. Ночная охота не терпела этого. Уши ежа ловили неразличимые Макаром звуки, он съезжал с колен - будто с горки - и семенил по каким-то неотложным делам. А мальчик вполне счастливый и одухотворённый шёл в свою комнату, повинуясь бабулиному ласковому: "Макарушка, спать пора".
   Следующим летом ежа под крыльцом не оказалось. Он или облюбовал себе другое место жительства, либо окончательно удалился на пенсию. Для Макара это стало трагедией. Но горевал он недолго. Детское мировосприятие не такое, как у взрослых. Новые впечатления заслонили собой, казалось бы, вселенскую беду, и жизнь продолжилась, радуя Макара новыми впечатлениями.

_ _ _

  
   Со стороны всё выглядело так, будто грибы сами искали дедушку. Макару даже представлялось, что когда дед отходит от внука в сторонку, лесные сидельцы вдруг начинают спорить между собой, в каком порядке им организованно выходить на тропинку, чтобы показаться пред дедовы вежды, обрамлённые чуть ироничным дальнозорким прищуром. Прищур наличествовал, если Трубецкой старший забывал водрузить на нос очки в старинной роговой оправе. В лесу такое происходило часто, поскольку дедушке там его дальнозоркость только помогала.
  
   Макар не один раз хотел рассмотреть процесс грибной капитуляции со сдачей в плен в дедушкину трёхведёрную корзину, но ему это никак не удавалось. И тогда он просто представлял себе... Крепыши - белые грибы, иначе - коровки или боровики, а по латыни Boletus edulis (это название Трубецкой узнал уже в институте) стройными рядами взбираются деду на колени и прыгают оттуда на дно знаменитой плетёнки необъятных размеров. Красномордые толстопятые подосиновики вытягивают тренированные ножки, готовые отдать честь опытному грибнику, подберёзовики (по другим данным - обабки), страшно гордящиеся своей иностранной фамилией Leccinum scabrum, еле поспевают за ними.
   Светло-оранжевая россыпь лисичек, размерами от горошины до габаритов небольшого хомячка, будто норовит выстелить перед дедом замечательный ковёр в тиши лесных тропинок, освещённых ласковым летним солнцем. Еловые леса одаривают деда деликатесными рыжиками с подтянутой фигурой и безупречным внутренним миром, без намёков на червоточину.
   Чёрные грузди приподнимаются из перепрелых листьев, высовывая замаскированные головы, стоит им только заслышать дедушкины шаги где-то рядом. А уж про роты летних и осенних опят, выстроившихся на плацу пеньков и поваленных деревьев, и говорить не приходится. Они всегда становятся по стойке смирно и чеканным шагом отправляются в дедову корзину, будто солдаты-первогодки, в казарму, уже полную старослужащими из семейства трубчатых и пластинчатых.
   Макар прекрасно помнит, как потом замечательно пахли эти кругляши опятовых шляпок, которые бабушка высушивала на специальных лотках, поставленных под лучи солнца. Грибы без тонких ножек походили на аккуратно нарезанные яблоки, слегка подвяленные в русской печи. А запах! Невероятный запах сводил с ума и вызывал обильную слюну. Ещё и ароматы вечернего сада. Боже, как же не любить эти летние дачные денёчки, вечера с колдовскими закатами и кромешную бархатную прохладу, опускающуюся неведомо откуда перед сном! Уханье филина лунной ночью, шуршание ёжика под крыльцом, вечерние концерты лягушек под аккомпанемент цикад. Невероятно, чудесно, незабываемо!

_ _ _

  
   Как правило, жили на даче втроём, дедушка с бабушкой и внук, с конца, а то и середины мая - практически всё лето безвыездно, ещё и кусочек осени прихватывали. До той поры, естественно, пока Макару не приспичило идти в школу. Собственно, приспичило вовсе не ему, а министру образования, который, умело пересчитав подотчётных детей старше семи лет, спросил у своей нелепо покрашенной в цвета португальского флага секретарши:
   - Почему это Макар Трубецкой у нас до сих пор на даче прохлаждается, если ему в школу за знаниями пора?
   Секретарша, нимало не смутившись, ответствовала:
   - Бу сде, шеф!
   Сказала и отправила Макаровой маме строжайшее предписание: доставить сына к 1 сентября в одну из средних школ города Н.
  
   В тот же день, только получив педагогическое директиву, мама приехала на дачу и забрала Макара в город. Счастливое детство, настоянное на козьем молоке, ежовом помёте под крыльцом и запахе высыхающих яблок, нарезанных дольками, который, впрочем, ещё смешивался с удивительным ароматом лимонника (по научному - мелиссы), подошло к логическому завершению.
  
   Но пока Трубецкому младшему только пять лет, а, может, и того меньше. Он полной грудью вдыхает ароматы свободы, ведёт вольный образ жизни. Наслаждается, одним словом.

_ _ _

  
   Неподалёку от дачного кооператива стояла деревенька, пустившая здесь корни с незапамятных времён не только дофермерской, но и доколхозной эры. Сюда Макар с дедом ходил через день за молоком. Молоко брали козье. Оно полезнее. Так считала мама и бабушка. Макар с дедом не возражали. Трубецкому младшему нравилось выпивать стакан парного нектара от козы Маньки сразу же, на месте. Потом второй стакан - вечером, и ещё почти литр на следующий день оставался. Хорошо Манька доилась, нужно признать. Принадлежала шаловливая игрунья коза одинокой старушке, которую все взрослые величали Матрёной Матвеевной, или же просто Матвеевной. А Макар присвоил ей внеочередное воинское звание - баба Мотя.
  
   Первым делом, оказавшись в деревне, Макар бежал к знакомому дому, распахивал никогда не закрывавшуюся калитку и пытался нелегально проникнуть на козью территорию. Но дед перехватывал его и объяснял, что сегодня все козочки, в том числе и Манька, ушли на выгон с вечно босоногим чуточку ненормальным парнем, служившим в деревне пастухом.
   - Хочу посмотреть, как козочек нет, - капризничал маленький Макарка.
   Дед вёл его в хлев и, подсадив на руках, давал возможность внимательно изучить жилище за загородкой. Оно было пустынным, но оттуда очень приятно веяло парным молоком и немного кислой подстилкой, а ещё прошлогодним сеном....
   Впрочем, про парное молоко Макару только представлялось. Бабушка Матвеевна доила коз накануне вечером, крестясь мысленно в вырубленный оконный проём на разразившуюся грозу со словами:
   - Вона как освечает! Свят, свят, свят!
   Запах к утру просто обязан был выветриться.

_ _ _

  
   А ещё в деревне жил неприкаянный мужичок с вечно пьяными озорными глазами, растрёпанной, как сорочье гнездо, пегой шевелюрой и безобразным шрамом через всё лицо. Ходил бесшабашный дядька в одной и той же рубахе, которая вечно топорщилась поверх синих милицейских галифе послевоенных времён.
   Как раз в это время бабушка прочитала Макару о приключениях деревянного парнишки по имени Буратино, и внук не замедлил назвать незнакомца со шрамом Бармалеем. Почему так? Какие ассоциации пришли на ум мальчику, Макар позднее совершенно не мог вспомнить. Действительно, странно. Бармалей же в Африке бесчинствовал и доктору Айболиту мешал вылечить заболевших мартышек. Причём здесь Буратино? Может, Макар Бармалея с Карабасом Барабасом спутал? Это мне представляется достаточно достоверным объяснением.
   Правда, бороды у страшного мужика не было вовсе. Разве что - двухнедельная небритость. Да, и кукольного театра этот человек не содержал. Скорей всего, страх продиктовал Макару свои особые причины, не доступные ни одному из взрослых.
  
   На самом же деле - Бармалея звали вполне обыденно Матвеем, так же, как и отца бабы Моти. Матвей служил механиком на МТС. Но чаще всего не служил. Был просто пьян до такого состояния, что инструменты из рук валились, будто перезревшие в позднюю осень яблоки. Зато гармонь наяривала в его потемневших от машинной смазки лапах, как оглашенная. Без устали вне зависимости от дня недели и времени суток. Жила, как говорят, своей собственной жизнью, от которой сама приходила в свинячий восторг в районе визгливого ля второй октавы.
   Таких людей, как Матвей, в деревне называли дурноплясами. Бабульки обсуждали его на вечерних сессиях заседаний деревенского завалиничного парламента, мужики материли за необязательность, имея в виду манкирование Матвеем служебными обязанностями в МТС. Но всё же непутёвого дурнопляса любили, как позднее догадался Макар, когда стал повзрослее. Интересно, за что? Потом и этот вопрос раскрылся сам собою, наподобие распустившейся по весне берёзовой почки. Распустился в голове молодого горожанина в виде вполне очевидного ответа - Матвей был безотказным. Не в том смысле, что всё делал немедленно. И не в том, что выполнял наряд-задание начальства в точности и с нужным качеством. Напротив, обязательная работа на МТС ввергала Матвея в скуку, и он принимался за эксперименты, пытаясь воспарить над... гранёным стаканом. Но это не мешало ему в работе творческой, приносящей немедленные дивиденды в виде натуральных, хорошо очищенных продуктов сильной текучести и славы местного Левши.
  
   Он мог выкопать огород в десять соток в одиночку за световой день, запаять старинный угольный самовар тульской работы, починить электропроводку и много чего ещё. Причём совершенно бесплатно (дивиденды выдавались благодарным населением исключительно по доброй воле). У механика работа спорилась в проворных руках, за что бы он ни брался. Просто нужно было уловить момент, когда он своим видом ещё не напоминал падшего ангела, злоупотребившего безоткатной деревенской сивухой. Матвей был открыт для людей, старался нести им доброту свою и отзывчивость. Только портила всё неуёмная алкогольная жажда; спиртное его организм перерабатывал стремительно и с жадностью.
   Это для взрослых Матвей числился кем-то вроде мастера Самоделкина. А вот Макару он казался записным злодеем, и не было ничего страшнее и жутче шрама на лице Бармалея. Мальчик боялся Матвея-механизатора до ломоты в коленях и першения в горле. И когда перед сном бабушка в очередной раз перечитывала Макару одну из глав о Буратино, он прижимался к ней, вешался на шею и говорил трагическим шёпотом: "У Карабаша штрашный баш и штрашная гримаша", имея в виду деревенского Бармалея.

_ _ _

  
   Любимой игрушкой, которую Макар неизменно привозил на дачу из города, был огромный клоун по имени Вася с музыкальным механизмом внутри. Фантазия авторского коллектива фабрики детских игрушек одела клоуна в разноцветный весёлый костюм и смешной колпак. При каждом движении Вася издавал звуки, которые отдалённо напоминали заливистый хохот.
   И вроде бы, ничего особенного в клоуне не было. Но для Макара эта игрушка означала память об отце. Его облик почти растворился в детских снах. Мама говорила, что папа уехал в длительную командировку на Южный Полюс. Но командировка эта так затянулась, что Макар давным-давно забыл, как выглядит отец. Один только Вася и напоминал мальчику о его родителе, сгинувшем на южной макушке земного шара.
   От частого использования клоун сделался разборным. И сразу стало ясно, что внутри он не просто полый, но и пустой. И голова пустая, и руки с ногами. Только внутри клоунского торса безотказно работал музыкальный механизм. Макару пришла в голову замечательная идея - приспособить это свободное пространство под импровизированную копилку. И не копилку даже, а склад для даров лещины. И случай ему представился - принёс дед любимому внуку почти полкорзины лесных орехов. Целый день, до самого ужина Макар колол их маленьким молотком на крыльце. Наелся досыта. Но орехов оставалось ещё очень много, и Макар решил набить ими внутренности Васи.
   После того, как клоун был полностью снаряжён, вес его значительно увеличился. Всё-таки приятно осознавать, что мальчишеское богатство упаковано в лучшем виде. Орехи с трудом перекатывались внутри игрушечного организма, создавая аккомпанемент для задорного клоунского смеха. Макар встал на стул и водрузил клоуна на шкаф. Пускай посидит, пока он с пацанами на рыбалку сгоняет к карасиному пруду.
  
   Прошло дня четыре. Макар закрутился со своими мальчишескими делами: ходил с ребятами за душистой земляникой в лес, помогал бабушке собирать малину: две ягоды в рот, одну в литровую банку. За этими нехитрыми заботами клоун оказался на время забыт. Но не навсегда. Как-то утром Макар потянулся за игрушкой, которая обычно находилась на прикроватной тумбочке, и не обнаружил своего весёлого клоуна. Недоумение было недолгим. Мальчишка вспомнил, где отбывает почётную ссылку его импровизированный склад с орехами, и помчался к шкафу. Когда уже принялся снимать клоуна с верхотуры, дверь в дом отворилась, и зашла бабушка. Макар, повернув голову, и не смог удержать в руках своё сокровище.
   То обстоятельство, что клоун значительно потяжелел, сыграло свою подлую роль. Игрушка рухнула со шкафа, как неудачливый парашютист плашмя, и развалилась на части. Орехи высыпали на пол со страшным грохотом и раскатились бабушке под ноги. Она даже чуть не упала. Макар спрыгнул со стула, поднял одну Васину ногу, заглянул внутрь и спросил строго:
   - Ну, что, ещё есть желающие?
   Бабушка, готовая было повысить на внука голос, рассмеялась. А желающих вывалиться из клоунских конечностей больше не нашлось.
   Макар с трудом сдерживал слёзы, когда понял, что теперь клоуна заново собрать не удастся. Падение с высоты явно не пошло тому на пользу. Пластмассовые руки и ноги покололись, а голова, вообще, развалилась на три части. Но мужественный мальчик помог бабушке собрать орехи, изо всех сил стараясь не показывать своего огорчения. Вероятно, именно тогда Макар и начал взрослеть, как знать?
  
   Макар, поплакав положенное время, решил, что такая игрушка больше ни к чему. Рук нет, ног нет. Голова, и та отвалилась. Хорошо, ему не нужен такой клоун, а вдруг кому-то и пригодится. Может быть, следует продать? И вовсе не потому решил Макар продать испорченную игрушку, что жаждал наживы, а по причине своей хозяйственности. Раз ему клоун в виде деталей не нужен, то можно, конечно, его и выбросить на свалку, представляющей собой огромную яму, выкопанную дачниками на опушке леса.
   Но, вероятно, имеются люди, которым просто необходим музыкальный организм рассыпавшейся на запчасти игрушки. И тогда самый прямой смысл не просто отдать столь нужную кому-то деталь, а продать её по сходной цене или выменять, на худой конец. Несмотря на разрушительное падение, звуковой механизм клоуна всё ещё работал, хотя, нужно признать, некогда весёлый смех стал напоминать скрип расстроенной шарманки. Но для кого-то и эта музыка могла показаться звоном хрусталя в небесных сферах. Не все же граждане наделены идеальным музыкальным слухом, не так ли?
  
   Вскоре Макар выводил на многочисленных листках из своего альбома по рисованию фразу: "прадаеца музыкално туловищо спрасит миня улиця 1 дом 9". Половину дня он посвятил тому, что развешивал объявления на заборы дачных участков на своей и соседних улицах. Ближе к обеду альбомные листы с рекламой кончились. Макар плотно покушал вместе с дедом и принялся ждать прихода покупателей. Он расхаживал по двору, многозначительно держа руки скрещенными на груди. Товар был спрятан под крыльцом. Макар же не лопух какой-то, чтобы сразу демонстрировать всё клиентам. Сначала пусть покажут свою заинтересованность в покупке и предъявят имеющиеся финансовые возможности.
   Но никто не шёл к дому N9, чтобы приобрести замечательный и такой необходимый в быту предмет обихода, как "музыкално туловищо". Макар начал разочаровываться в людях, загрустил и даже не съел предложенный бабушкой абрикосовый компот.
  
   Хандра уже почти доедала младшего Трубецкого, когда к дому подошёл дедушка. Он ходил окучивать картошку на дальнем участке - том, что под высоковольтной лшинией. Дедушкино лицо сияло, он с трудом сдерживал смех. Ничего не сказав Макару, дед позвал бабушку на кухню и сказал там что-то такое, отчего бабуля залилась хохотом. Это с ней происходило не часто.
   Макару сделалось интересно, о чём идёт речь, и он нагрянул с ревизией на летнюю кухню. Дедушка даже не успел спрятать за спину альбомный лист, так неожиданно начинающий предприниматель оказался на крыльце, и тут уж Макару стала понятна причина веселого бабушкиного настроения.
   Смеялись над ним, над его объявлением о продаже. "Ну, и ладно! Ну, и пусть! - думал Макар, пулей вылетая с кухни. - Нет, чтобы помочь правильно написать... Так они ещё и смеются!" Обида была настолько огромной, что, казалось, в душе Трубецкого не хватит для неё места, и она разлетится немедленно на мелкие осколки. А тут ещё из глаз Макара побежали слёзы, хотя он давно уже дал себе слово не разводить сырость, словно какая-нибудь девчонка. Но тут дедушка подхватил Макара на руки и внёс в дом.
  
   Чувство несправедливости и жалости к себе, будто растворилась в большом дедушкином теле. Макар перестал плакать и с удовольствием отведал молодого гороха, предложенного Трубецким самым старшим. Через полчаса Макар рассказал бабушке о своих намерениях пристроить останки клоуна в хорошие руки, а та ласково гладила его по голове и приговаривала:
   - Что ж ты, дурашка, разозлился? Что ты, милый. Мы совсем не хотели тебя обидеть. Мы с дедом смеялись оттого, что никто из соседей никак не хочет понять, какую замечательную вещь ты им предлагаешь. Знаешь, может быть, в деревне, кто-то захочет получить такой замечательный предмет, как музыкальный автомат в футляре из клоунского тела? Ты об этом не думал, Макарушка? И, кстати, совсем не обязательно продавать своё богатство. Можно просто подарить, а?
   Макар никак не хотел соглашаться с бабушкой. Как это так, дарить свою собственность незнакомым людям! Если бы, скажем, друзьям в день рождения, тогда куда ни шло. А так - нет!
   Бабушка настаивать на своём не стала. Она даже помогла Макару следующим утром написать целую стопку новых объявлений, прежде чем внук отправился в качестве коробейника в деревню. Макар шёл сегодня без сопровождения. Дедушки с ним не было, поскольку козье молоко ожидалось только назавтра. Внука же он напутствовал:
   - Иди, Макарушка, один. Это твоё дело. Не бойся ничего. Волков в лесу нет, они разбежались все давно. А дорогу ты знаешь, не заблудишься.

_ _ _

  
   Волков в лесу действительно не было. По крайней мере, они ни разу не высовывали своих серых наглых морд, когда Макар ходил в деревню со взрослыми. Чаще - с дедом. Ну, конечно, дедушка большой и сильный. Волки его боятся. А теперь, когда Макар один, ничто не сможет помешать серым зверюгам выскочить на тропинку и напасть на мальчика. От таких мыслей становилось жутко, впору возвращаться на дачу. Но Макар шагал и шагал без устали, стараясь глядеть только вперёд, куда вела его лесная тропа. Обошлось. Никто даже не зарычал. Или эти волки испугались соседской собаки, увязавшейся за мальчиком?
  
   Вскоре Макар вышел на окраину деревни, вздохнул с облегчением и приступил к своему купеческо-рекламному занятию. Объявления о "музыкалном туловище" легко развешивались рядом с почтовыми ящиками. Дело двигалось споро. Только один раз мальчика остановила тихая старушка.
   - Ой, сынок, война ли чо ли? - протянула она с тревогой в голосе.
   - Нет, бабушка. Это я продаю своего клоуна, - отвечал Макар с гордостью.
   Старушка перекрестила его со словами "Бог помочь" и засеменила к своему дому. "Поди ж ты, такой махонький, а уже продаёт чего-то", - думала она незлобиво. Старушка понимала, что звериные законы капитализма ступают на нашу землю, и даже не думала сопротивляться этому.
  
   Когда у Макара осталось в руках последнее объявление, перед ним совершенно неожиданно возникла фигура Бармалея. Матвей был в изрядном подпитии. Он подмигнул мальчику, клацнул ядрёными, как подсушенная фасоль, зубами и спросил:
   - Ну, чё, пацан, хочешь с дядей на лодке покататься?
   Макар задрожал и попытался сбежать, но тяжёлая рука Матвея-Бармалея опустилась ему на плечо, придавила к земле и не позволила произвести ретираду. Макар, не осознавая, что делает, задал, казалось бы, странный вопрос:
   - Дяденька, а вы, вправду, Бармалей?
   - Точно! - расхохотался механизатор, и шрам на его на лице из нежно-розового сделался ярко пунцовым, оттого что кровь прилила к голове.
   - Настоящий? Из сказки? - с трудом сдерживаясь, чтоб не описаться, говорил Макар.
   - А то! Таких, как я, Бармалеев, по всей земле больше не сыскать! - почти кричал Матвей в лицо мальчишки, наслаждаясь своей дурашливостью.
   Несомненно, Матвей шутил, ощущая какой-то пьяный кураж, но на Макара эта шутка произвела удручающее впечатление. Он рванулся со всех своих мальчишеских сил и понёсся, куда глаза глядят. А глядели они совсем даже не в сторону дачного кооператива, в другом направлении. Таким образом, очень скоро Макар оказался за деревенской околицей, где ему ещё бывать не доводилось. Возвращаться обратно он не мог - там его ждал Бармалей, а пройти незнакомым лесом тоже представлялось совершенно невозможным. Там непременно ждал его какой-нибудь дикий зверь с недвусмысленными пищевыми намерениями. Тут ещё и соседская собака где-то отстала по дороге, когда Макар летел, не чуя под собой ног. Совсем неважнецкие дела.
  
   От печальных мыслей мальчика отвлёк посторонний звук, неумолимо усиливающийся, будто к нему двигалось что-то огромное и неуправляемое. Макар посмотрел в сторону лесной дороги и увидел пыльный столб, который стремительно приближался. Оттуда, из столба, доносились матерные слова и нечеловеческое мычание низкой тональности. Мальчик замер парализованный страхом. На него неотвратимо летел здоровенный бык с серьгой в ноздре.
   У Макара, будто увеличительные стёкла в глазах образовались от испуга. Он явственно видел налитые кровью зенки коровьего ухажёра, хотя тот находился ещё на изрядном отдалении, изо рта быка капала на пыльную землю взбитая масса, напоминающая пену для бритья, которую разводил дедушка раз в три дня, когда собирался привести себя в порядок. Периодически бык яростно мычал, наслаждаясь нежданно обретённой свободой. Два мужика, нёсшихся за внезапно одичавшим животным, постоянно поливали беглеца трёхэтажными матерными конструкциями первой категории сложности, но в поимке производителя это им не помогало. Наоборот, сбивало дыхание.
  
   Мужики отставали. Трубецкой видел всю картину, будто в замедленном кино. Время для Макара почти остановилось. Бег быка сделался размеренным и плавным, как при повторе голевых моментов в телевизионной трансляции футбольного матча. Мысли сбивались и путались в голове мальчика. Он приготовился к самому худшему, почувствовав, что отвратительная тёплая влага потекла по ногам. Макар закрыл глаза, не в силах пошевелиться, чтоб хотя бы уступить дорогу яростному быку. Тогда бы животное наверняка пробежало мимо. Но даже подумать о таком манёвре Макар не мог. Он слышал, как мужики орали ему:
   - Пацан, отойди, чтоб тебя, быстрее! Твою мать! Затопчет же скотина!
   Слышал, но не понимал смысла их слов. И вдруг всё прекратилось. Вернее, не всё. Орущие глотки пастухов продолжали изрыгать слова, большей частью относящихся к наследию Золотой Орды, но топота больше не было слышно.
   К голосам мужиков добавился ещё один, будто бы знакомый. Он не матерился, а издавал нечленораздельный вой. Что-то типа: "А-а-ы-ыхх!" Макар открыл глаза и увидел следующее: в двух шагах от него крутился разъярённый бык, на рогах которого, как на гимнастических кольцах висел Бармалей. Это именно его голос показался знакомым. Бык ничего не видел и зверел от своей беспомощности. Как же, конечно, ему не дали прогуляться там, где возжелалось медалисту-производителю! Он тряс головой из стороны в сторону в тщетных попытках сбросить пьяного механика. Но хватка у Матвея была мёртвой. Бармалей цеплял ногами землю и не давал быку двинуть передними конечностями, попинывая их, наподобие грубого футбольного защитника, только не бутсами, а тяжёлыми кирзачами. И, если бы на месте животного оказался форвард соперника, то он давно бы уже был унесён с поля на носилках.
   Однако для быка такой экзекуции было мало. Он мычал и ярился, и вот-вот готов был сбросить в дорожную пыль, растоптать незадачливого тореро. Но тут подоспели мужики. Они ловко спеленали быку ноги верёвкой, а потом, когда обессиленный Бармалей соскользнул вниз, накинули на голову животному сдавливающий ошейник. Макар не слушал орущих на него пастухов. Они таким образом, как бы, пытались переложить свою вину на пятилетнего мальчишку. Будто это он позволил вырваться быку производителю из-за собственного разгильдяйства, а вовсе не они. Такое зачастую происходит в жизни, и не только в деревенской.
  
   Макар подошёл к лежавшему в пыли Матвею и присел перед ним на колени.
   - Дяденька Бармалей, не умирай, пожалуйста, - взмолился он, - я очень тебя прошу. Не умирай. Я не буду тебя больше бояться. Честное слово...
   Матвей открыл один нетрезвый глаз и прохрипел:
   - Теперь веришь, что нет больше на земле таких Бармалеев, как я? Ничё, пацан! Ничё! Не помру. Рано мне ещё. Я ещё траву не всю скосить успел... Васильевне ещё с утра обещался ж...
   После этого из груди Матвея донеслись булькающие звуки, отдалённо напоминающие смех. Через лохмотья его порванной мазутной рубахи сочилась кровь - задел всё-таки бычок рогами, хоть и не сильно.
   Тем временем пастухи привязали производителя в стреноженном состоянии к ближайшей берёзе, а затем один из них побежал в деревню за подмогой. Матвея увезли на колхозном УАЗике в ближайшую больницу, располагавшуюся в доме-интернате для одиноких стариков. А Макар кое-как доковылял на дачу, перебирая непослушными дрожащими ногами, скорее, по инерции, чем осознанно.
  
   Спал он в ту ночь ужасно. То и дело просыпался с криком, убегая то от быка с волчьей мордой, то от Бармалея с рогатой головой. Назавтра Макар уговорил деда навестить отважного укротителя крупного рогатого скота мужского пола, и там, в больничной палате, подарил Бармалею "музыкално туловищо", оставшееся от любимого клоуна.
   Более простодушного и бескорыстного подарка Матвею не приходилось получать за всю свою жизнь. Я бы сказал, что и более дорогого, но мне мало кто поверит.

_ _ _

  
   Макар вытер внезапно заслезившиеся глаза - видно, из окна надуло - закрыл выдвижную форточку и зашёл в своё купе. Сон пришёл внезапно.
  
   Этой ночью...
   ...ему приснился Матвей-Бармалей с модной причёской ирокез вместо привычного сорочьего гнезда. Он сидел за столом, забавляясь простенькой мелодией "музыкалного туловища", а красавец ёж отплясывал на задних лапах танец пожарных (два прихлопа, три притопа). По другую сторону стола сидели дедушка с бабушкой, пили чай из огромного пузатого самовара с блестящими медными боками и сапогом на трубе для раздувания углей. Они улыбались и стучали по столу деревянными ложками в такт движениям ежа. И лились стихи, такие незнакомые, и такие близкие.
  

Осенний ёж

  
  
   Грусть поры очарованья
   промелькнёт коньками крыш...
   Ёж танцует на поляне -
   что ж ты празднуешь, малыш?
   То, что можно скоро в спячку,
   устаканившись в норе?..
   ...будет снится бриг и мачта
   и морской в лазури брег,
   ёж морской - братан далёкий,
   расфуфыренный, как франт...
   Поднимайся, лежебока,
   сухопутный капитан!
   Не зима ещё покуда,
   есть и у ежей дела...
   А туман с утра укутал
   все лощины - для тепла...
  
  
   Проводница еле разбудила Макара в пяти минутах от станции назначения. "Молодой парень, сон отменный, отчего бы, не поспать?" - добродушно позавидовала она про себя.
   Макар сошёл на перрон, поезд же двинулся дальше по большой ЭмПэЭсовской надобности. А станция со сказочным названием Боровая осталась во вчерашней ночи. И туда следовало непременно вернуться. Вот только сначала необходимо закончить дела по командировке...
   Дайте только время, дайте только срок - будет вам и белка, будет и свисток. Так говорил дедушка, когда у него бывало весёлое настроение. Макар улыбнулся - представил себе, как удивятся старики, когда он в своём дорогом городском костюме подойдёт к их дому по просёлку и скажет: "Принимайте питерщика, хозяева! К вам внук в гости пожаловал!"
  
   Твори добро без лени и устали, и когда-нибудь Господь сделает тебя творцом. Так тоже говорил дедушка...
  
  
  


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"