Аннотация: Предлагаемая полная версия может считаться продолжением повести "Когда уехал цирк". По крайней мере, автор не без оснований, полагает, что оба текста неразрывно между собой связаны...
ЗЕЛЁНЫЙ
"На самом деле цель всех устремлений живых существ - достигнуть состояния покоя. Высшее состояние покоя - нирвана. Это логично. Однако... Высшее состояние логики - полный алогизм. Заключаем: нирвана алогична по своей сути. Хотя такой Закон в сфере буддийского понимания сущностей ещё не создан..."
Расшифровка записи древнего индийского манускрипта, написано предположительно в IV-ом веке до н. э.
Не забыть. Только бы не забыть... Он открыл глаза, вылез из-под верблюжьего пледа с огромной дыркой от сигареты в форме бабочки прямо посередине и огляделся. На журнальном столике мирно цвиркал спрятанным внутри ленивым сверчком старинный пузатый будильник из разряда тех, которые поднимают и мёртвого, если роскошный корпус часов накрыть пустой и гулкой кастрюлей.
Опять тот же дурацкий сон. Который год...
Сначала чувство одуряющего озноба, немотивированного страха. Потом бесформенное зелёное пятно и выматывающий душу странный слоган: не забыть, только бы не забыть... Причём слова брались в голове сами по себе. Что - "не забыть"? Когда это началось?
Началось, кажется, ещё в раннем детстве. Роберт Самолётов даже предположил, что навязчивая фраза мучила его даже в том нежном возрасте, когда человек ничего толком не осознаёт, не умеет самостоятельно передвигаться и говорить. Мама рассказывала, что с грудного возраста он спал очень немного. Но вот что странно - практически не плакал, а только широко открывал свои наивные детские глаза, пускал пузыри, будто хотел попросить взрослых о помощи.
Самолётов взглянул на часы. Хорошо, что уже утро, и можно подниматься, а то размышление о значении увиденных во сне слов не оставило бы его и дальше. А так - утренняя суета, сборы на работу, потом обычная служебная рутина. Можно будет немного расслабиться и не думать, о чём нужно ОБЯЗАТЕЛЬНО не забыть. Только вряд ли это получится сегодня. Что-то подсказывало - вряд ли.
Самолётов работал в музее редких насекомых, что расположен в двух кварталах от Городского центра. Как Роберт попал сюда на службу, он сейчас уже не помнит, да и раньше толком не осознал. Вероятно, получилось само собой: элементарно не захотелось выгребать против течения, бороться за денежное местечко, рассылая несчётные резюме и посещая бесконечные собеседования. Скорее всего, именно так: престижной работы по специальности после окончания университета Самолётову не подвернулось, а тут - вакансия, свободный компьютер и деньги, выплачиваемые регулярно. Хоть небольшие, но жить можно. А много ли требуется двадцативосьмилетнему парню, не обременённому семьёй? Главное, чтобы не мешали увлечению любимым занятием, которое переросло вскоре в дело всей жизни. И оно, надобно заметить, имело мало общего со специальностью героя.
Сколько себя помнил Роберт, столько пытался понять, откуда и как возник человек. Верить Дарвину на слово ему совсем не хотелось, потому-то Самолётов и принялся проводить своё собственное расследование по данному вопросу, изучая мировые религии, кажущиеся ему фундаментальной основой мироздания. В то самое время, когда другие его однокурсники с усердием конспектировали речи больших и малых революционных вождей, Роберт впал в эзотерику Востока.
Поначалу он посчитал, будто пары месяцев для изучения ему хватит за глаза. Но минуло уже три года, а Роберт открывал всё новое и новое для себя в архивах областной библиотеки, сети Интернет и редких изданиях, которые удавалось приобретать у букинистов, оставляя акулам литературной пыли львиную долю своего вспомоществования, которое премилая держава упорно называла заработной платой.
Чем больше узнавал Роберт Самолётов, тем удивительней становилось ему, что никто раньше не дошёл до одной простой мысли: все мировые религии - незначительные части одного большого, можно сказать, глобального учения. Глубина и значимость этой системы пугала молодого человека, одновременно приводя в восторг, заманивая всё дальше и дальше в таинственный мир вечно живой мысли. И здесь вот что главное: информация, которую Роберт черпал отовсюду, была доступна абсолютно любому желающему. Но то ли никто не загорелся особыми устремлениями, то ли никому не пришло в голову сопоставить данные и понять... Понять нечто удивительное.
Впечатление складывалось такое, что кто-то сознательно разорвал целостное знание на кусочки с тем, чтобы человечество не догадалось о чём-то главном. О чём? Только бы не забыть... Боже, неужели, он, Роберт Самолётов когда-то раньше (возможно, в другой жизни) знал ответ на данный вопрос? Хорошо, пусть себе. Но что же тогда означает зелёное свечение, которое неизменно сопровождает его странные сны? Зелёный цвет - цвет мудрости, может, в этом разгадка?
Так думал наш герой, подходя к музею. Мысли настолько его захватили, что он даже проскочил мимо места работы, благодаря чему опоздал. Антипод Самолётова в части получения новых знаний и враг по жизни, директор музея Быдловатенков Василиск Анонимович, встретил подчинённого на пороге кабинета и сообщил голосом кастрированного вурдалака:
- Вам, милейший Роберт Иванович, давно бы пора усвоить, что вы работаете в учреждении, а не в какой-то там богадельне для социально нездорового контингента. Это уже десятое нарушение дисциплины за текущий квартал. Я не стану возражать, если вы напишете заявление...
- Какое заявление?
- По собственному желанию, сударь. По собственному! Пока я добр.
Самолётов подумал про себя: "Вот ведь крышелёт перепончатоухий! Никакой от него жизни в последнее время!" Потом, не снимая верхней одежды, плюхнулся в кресло начальника - за компьютер - и быстро набрал текст заявления. Глаза Быдловатенкова округлились, он буквально посерел от непонятно каких чувств и попытался сдать назад:
- Роберт Иванович, вы это... того. Нельзя же столь буквально. Скоро годовой отчёт, международная выставка чешуйчатокрылых. Как же так? Нехорошо настолько эгоистично и легкомысленно относится к служебному долгу. Сами понимаете, с кадрами у нас просто беда. А я же всегда навстречу иду, не правда ли? Просто не ожидал от вас, просто не ожидал.
Но Самолётов уже не слушал. Он, повинуясь, скорее, интуиции, чем голосу разума, подмахнул напечатанное заявление, потом вышел в коридор, бросив на ходу:
- За трудовой зайду на следующей неделе. Так что, будьте добры!
Роберт вышел на улицу и направился в никуда. Хотелось подняться в весеннее небо, уже расчищенное к прибытию первых перелётных птиц. И наверное, именно поэтому его совсем не интересовало, что будет с ним дальше, и где он найдёт новую работу. А с такой редкой специальностью энтомолога, попробуй-ка, поищи - набегаешься, без толку ноги стаптывая. Ну да - теперь уже не важно.
Впрочем, радостное возбуждение, дарованное относительной свободой, быстро улетучилось Роберт понял - теперь, именно теперь, не откладывая в долгий ящик, необходимо во что бы то ни стало вспомнить нечто судьбоносное, что какая-то посторонняя сила так настойчиво пыталась заставить его забыть, инициируя трудности в реальной жизни, выстраивая череду препятствий, пытаясь увести от главного. И только во сне какой-то тайный импульс мешает Самолётову забросить всё и начать среднестатистическую жизнь пост-имперского обывателя. Сегодня стремление заняться разгадкой мучительного вопроса оказалось особенно острым. Отдыха душе не было, как представлялось ещё часа полтора назад, когда Роберт пил на кухне горький кофе, как казалось ещё и десять минут перед отметкой "сию секунду".
Самолётов шёл по улицам Города, совершенно не замечая, что туфли давным-давно набрались весенней влаги с лица асфальтовых зеркал, по которому часть небес, пробегая под ногами с весёлым журчаньем, уносится тугим водоворотом прямиком в разинутые щербатые рты решёток ливневой канализации.
Он шёл. Потом стоял некоторое время, пытаясь понять, что же делать дальше, - возвращаться домой совершенно не хотелось, - потом снова шёл. Потом остановился и присел за столик в кафе, хозяева которого одними из первых осмелились вынести места для клиентов на открытый воздух. Сверху над Самолётовым прорезиненный тент с рекламой какого-то пива с консервантами гудел на молодом ветру, как самый настоящий парус, призывая немедленно отправиться в путь в поисках новых, ещё не открытых земель. Нет, нет - не сейчас. Пока не решено, как извлечь из глубин подсознания НЕЧТО (теперь Роберт был абсолютно уверен: именно там, в собственном сером веществе и нужно искать ответ, на тревоживший его вопрос), двигаться дальше не имеет смысла. Да-да, в его голове хранится зашифрованная информация, которую нужно каким-то образом извлечь и понять. Но где же взять криптографа, способного на это?
Субтильный официант с независимым видом молодого баловня судьбы (вовсе неуместная самооценка для вполне популярной ныне профессии) снисходительно положил перед Робертом меню с таким выражением лица, будто Самолётов задолжал ему, по крайней мере, долларов десять, а то и все двадцать. Роберт открыл зелёную папку и увидел в ней какой-то странный листок. Обычный листок в клеточку, с затемнением на сгибах. Самолётов обернулся к официанту:
- Не понял, вы заказываете или уходите? Здесь вам не парк культуры и отдыха, чтобы место занимать.
- Сейчас, секундочку. Знаете что (мгновенная умозрительная оценка содержимого бумажника), принесите мне кофе и маленькую бутылку минеральной, пожалуйста.
- А даме?
Самолётов поразился. О какой даме может идти речь, если он точно знает - тремя минутами ранее садился за свободный столик? И вообще говоря, кафе только открылось и ещё пустовало, когда он сюда подходил. По крайней мере, на уличной половине заведения было совершенно пусто. Да и мебель только-только выносить начали, и сидел молодой человек на единственном на всё кафе стуле. Роберт хотел возмутиться глупой шутке официанта, но его что-то остановило. Он оглянулся и обомлел. За его спиной стояла милая девушка с совершенно наивным нездешним взглядом и еле обозначенной улыбкой на тонких губах. Официант хмыкнул, принёс второй стул, чем не замедлило воспользоваться небесное создание женского пола, и снова спросил:
- Что желает дама?
- Мне, пожалуй, тоже кофе и маленькое пирожное, если можно.
Роберт изучал девушку со странным ощущением, что они уже когда-то встречались. В этом месте автор стыдливо потупил глаза и отодвинулся в сторонку. Во-первых, чтобы его не обвинили в использовании "штампованной фразы", а, во-вторых, не желая помешать намечающемуся знакомству. Давайте, отойдём все вместе. Негоже мешать чему-то неизбежному, не так ли?
Пытливый читатель обязательно спросит меня, что же было написано на бумажке, оказавшейся в зелёной папке с меню. Я отвечу - там не оказалось ничего судьбоносного. Ни строки из библии или эзотерических учений Востока, ни таинственных фраз, что-нибудь вроде "Свет - это единственная субстанция, из которой при правильном инвертировании получается чистая, ничем не замутнённая Тьма". Ничего похожего. На тетрадном листке в клеточку кто-то написал обычные слова: "75-56-29, не забыть, позвонить Светке". Вот и всё.
Только бы не забыть! Ключевая фраза, тревожащая воображение. Не иначе.
_ _ _
- Сейчас ведь как, - заявил Пашка Губанов, - куда не плюнь - кругом одни программисты. А элементарный запрос в базу данных, не говоря уже о приемлемом её, базы, структурировании при создании оной, сделать не могут. Нам бы поменьше программистов (по штатному расписанию), да побольше бы приличных юзеров. А то у нынешних-то господ головка выше Эйфелевой башни, а знания и опыт положительный запросто в шляпу для подаяний привокзального нищего поместится.
- Я слышал, - ответствовал Роберт Самолётов, - что какой-то американский программист, из числа маститых, ведущий свой род от Винера и его домочадцев, сказал одну интересную вещицу: если бы нас учили писать программы с пелёнок, то к совершеннолетию мы бы научились их читать, а при достижении пенсии - поняли, какая это всё ерунда по сравнению с естественной природой.
Собеседник Самолётова одобрительно хмыкнул и полез в холодильник за пивом.
Пашка Губанов был лучшим и, пожалуй, единственным другом Роберта. Да, именно Павел Губанов, а не известный в Городе Петр Губанов, о котором вторую неделю шумели газеты. Говорили, что последний выиграл просто невероятную сумму на игровых автоматах, потом нанял всех своих друзей, и они опустошили чрева "одноруких бандитов" не только в Городе, но и даже во всей области. Напуганные таким странным везением (а иначе как всё объяснить, не наличием же бесконечного числа жетонов), хозяева игорных заведений решительно сворачивали свою деятельность, чем дали повод левой прессе лишний раз порассуждать о неправедно нажитом капитале, социальной справедливости и русском пытливом уме, которому даже волчий оскал капитализма не страшен. В то же время счастливчик Пётр Губанов открыл свою телестудию, где сам и работал ведущим одной юмористической программы, успешно конкурирующей с каналом "Кривая на вывоз" и серией скетч-проектов под общим названием "Комодский клоп". Ходят слухи, что с момента выхода в эфир первой передачи "Хохочем вместе с Губановым" памперсы для взрослых стали дефицитом во всех без исключения торговых точках, и даже аптечных базах, не говоря уже о самих аптеках. Но, похоже, что это только слухи. Автор не советовал бы верить непроверенной информации. Поостерегитесь и вы.
Что ещё сказать о Павле Губанове, кроме того, что он друг Роберта? Самолётов точно не знал возраста Пашки, но подозревал, что их разделяет не меньше десяти лет. Десять лет - как же много с точки зрения съеденного и выпитого. И в то же время, как всё-таки мало для проведения линии водораздела между понятиями - дружбы и симпатии, с одной стороны, и разобщённостью поколений, с другой.
Познакомились наши герои в компании общих знакомых, которые отмечали какой-то "некруглый юбилей" своей совместной жизни. Дело происходило в кафе "Гуси у бабуси", которое позднее по настоятельной просьбе местных властей переименовали в закусочную "Колобок" в свете грядущих эпидемий нечеловеческого гриппа. Власть предержащие плотно фиксировали руку на пульсе и потому не оставляли предпринимателям мелкого пошиба возможности ощутить себя свободными до самых потных подмышек.
Пашка с Робертом поначалу держались немного особняком ото всех и ещё более отстранённо друг от друга. Каждый поближе к собеседникам своей возрастной категории. А потом что-то случилось в высших слоях атмосферы, и всё переменилось. Самолётов с Губановым уже не могли спокойно пройти мимо друг друга, обязательно цеплялись языками. Но их это не раздражало, наоборот, приводило в радостное возбуждение. Так, собственно, и родилась эта дружба. Будь я поэт, то не преминул бы заметить в рифмованном виде, что на небесах свершаются не только браки, но поскольку лавры Александра Сергеевича мне явно не по плечу (про голову, вообще, не упоминаю), то ничего не стану добавлять к уже сказанному.
О себе Губанов говорил так: "Изнанкой Слова, грешно обернувшись, он на Голгофу шёл не торопясь". Нет, Павел, Пашка, Павел Андреевич не считал себя символистом... Он просто мыслил совершенно нетривиальным манером. Ему были не чужды разные нынешние течения в литературе, но классику Пашка ценил превыше всего. Ценил, но сам, однако, писал в странном стиле, которому ещё не придумали названия современные литературоведы. Они Губанова и его произведений попросту не знали. Такое случается сплошь и рядом, если у литературоведов голова трещит от среднестатистических историй из жизни одиноких, но очень самодостаточных женщин с собственным делом, приносящим прибыль, сравнимую с прибылью княжества Лихтенштейн, а у безвестных литературных криэйтеров (причём тут писатели, я Вас спрашиваю?) не хватает совести и связей, чтоб взломать стереотипы массового сознания.
Во времена дефолта, грянувшего в конце прошлого века, разложил Пашка "все яйца" по разным корзинам, как советовали аналитики от коммерческой экономики, но ума (в смысле, стащить-умыкнуть) не приобрёл. В результате телодвижений финансового танца, поставленного "киндер-сюрпризом" от большой политики, Губанов кое-как сумел преодолеть кризис и не впасть в меланхолию. We shall over come! А ещё он понял, что написанием текстов заработать не удастся, если не отплясывать под издательскую дудку. И что дальше? А ничего особенного: пришлось Пашке вспомнить свою первую профессию и принять новые условия жизни как данность. Системный специалист по изучению жизни компьютеров даже в самый крутой дефолт - системотехник с прибором. Ему всё по большому тридцатидвухмегабайтовому КЭШу! Мания к написанию текстов отошла на второй план, а Губанов успокаивал себя такого рода сентенциями:
- Лучше уж быть широко известным в невыносимо узких кругах, чем литературным символом нашего продажного времени.
Но мы, кажется, заговорили не о том.
Самолётов сидел у Пашки Губанова в тесной однокомнатной "хрущобе" и разговаривал с ним обо всём на свете. Думаю, вам тоже знакомо великолепное чувство общения с друзьями, когда говоришь всё, что думаешь, не опасаясь быть неправильно понятым.
В настоящее время друг Роберта Самолётова трудился где-то в системе связи; на почте, как говаривали в старину, служил. Только не ямщиком, а системным администратором. Губанов порою казался прямолинейным и грубым, не привык скрывать своего отношения к окружающему миру лотерейного благополучия. Не терпел фарисеев и пальцегнутых менеджеров, разведённых и разводящих в обилии на просторах Родины. Да, это именно младореформаторов, которых Паша вполне резонно окрестил МЛАДОДЕФОРМАТОРАМИ или чупа-байсами, мы и обозначим здесь в качестве его оппонентов. Губанов презирал и высмеивал их нелепые попытки всюду всунуть свой нос и руководить разливом абсолютно всех денежных потоков. У Павла Губанова на сей счёт было совершенно особое - своё мнение. Он выражал его так, без намёков и попытки пригладить резкость формулировок:
- Всякая централизация власти влечёт за собой централизацию глупости. Причём эволюция последней всегда проистекает, не в пример, быстрее и развесистее, чем рост устремлённой в облака демократической централи как таковой. Исключений не бывает, бывают вариации. Сам же знаешь, парадокс нашего времени: специалистов и менеджеров всё больше и больше, а настоящих профессионалов практически не осталось. До абсурда доходит. Возьми хоть нашу кампанию. Теперь покупку любой запчасти для компа нужно визировать аж в столице. Там начитанный и обученный на комиксах от Карнеги чиновник завсегда лучше знает, что там делается у нас в Городе. Ему это совершенно отчётливо представляется. У нас, заскорузлых и малообразованных (даже макроэкономическую теорию перед сном не читали), разве может приключиться правильное мнение?
А ещё пожарные инспектора с предписаниями и штрафами. В новый век со старыми портками! У самих-то в здании бардак, окна в чугунную клеточку, и облицовка горючими материалами уделана, а других учат и денежки вымогают за всякую ерунду.
Пашка отхлебнул пива и сменил тему.
- Я тут вот что решил, Робертино, жениться мне пора. Только где ж такую бабу взять, чтоб приняла меня со всеми моими прибамбасами? Пошеломундить по иховому Интер-НЕТУ не штука... Главное - добиться от девицы местной ответа "Интер-ДА", а не "Интер-НЕТ"... Хотя, с другой стороны, пойми меня правильно... в этой самой Сети навалом девиц, которые раздеваются при первом мигании WEB-камеры, как дрессированные мыши при виде кусочка сыра. Мыши мне даже ближе по состоянию души, честное слово. От людей разве ж дождёшься настолько постоянной любви? Ни-ко-гда! Особенно это остро почувствовал, когда Ленка меня бросила. Помнишь, Роберт? Сначала поселила во мне надежду на всё хорошее, а потом её же и выселила вместе с тапочками, спиннингом и сувенирной ракушкой с Красного моря. Да, и ещё на прощанье поменяла SIMM-карты на наших мобильниках. Я как раз накануне две сотни "баксов" на счёт положил... А у неё, как водится, по нулям всё. Почти сразу же заметил, поскольку SMS-ка пришла от какой-то Нинки, подруга не иначе. Так вот, эта Нинка спрашивала мою бывшую, не собирается ли та в декрет? Я не поленился, ответил: "Никогда не забеременею! Чесс слово! Из принципа! Твой не стельной Пашка".
Губанов пригубил ещё немного пива и продолжил разговор:
- С этими SMS-ками такое порой бывает - живот надорвать можно. Вот вчера, например, приходит мне сообщение: "Down the river drifts an axe from the town Byron. Let it float by itself - fucking piece of iron". Дружок один прислал Интернетовский. Знакомо тебе выражение?
- И что он, сам придумал - дружок твой? - осведомился Роберт, немного утеряв нить разговора.
- Нет, просто литературный перевод одной пословицы. Может, сам и сделал, а, может, помог кто-то... Он с Данькой Шеповаловым знакомство водит, может, у того нахватался. Ну, ты узнал фразу, понял, о чём речь идёт?
- Ах, да... что-то вспоминается. Ну, и пусть себе плывёт... железяка... ржавая. Оно?
- Точно. А мне электронный толмач "Стократ" подарил совершенно миленькую редакцию перевода. Примерно такую: "Вниз речной дрейф топор из города Byron. Позвольте, чтобы это плавает самостоятельно - fucking часть железа". Вот ведь отзывчивый и вполне легальный "Стократ"! Ни намёка на качественную составляющую ржавого железа... Вполне по-американски. С улыбкой заявить тебе, что всё, типа, "окейно", а потом поддать коленом поперёк прорезиненного зада социалистической закалки.
Роберт и раньше слышал от Губанова подобные примеры нетрадиционного перевода с одного языка на другой. Например, весьма вольную трактовку совершенно безобидного диалога:
- How do you do?
- All right...
В переводе на русский данный фрагмент может звучать и так:
- Как вы это делаете?
- Всегда правой.
Слышал Самолётов и раньше приколы, связанные с переводом фольклора. И теперь бы непременно улыбнулся в ответ на попытку Пашки расшевелить друга, но мысли были о другом. Роберт поспешил сменить тему.
- Ты, наверное, станешь смеяться. Можешь понять неправильно. Видишь ли, сегодня я познакомился с интересной девушкой. Она, вроде, не совсем нормальная. Нет, не так: нормальная, но не такая, как все. Особенная. Мы с ней едва ли парой слов обменялись, но чувствую, она под меня заточена, что ли. В общем, моя... Обещала мне раскрепостить подсознание. Вот, - выдохнул Самолётов, как подсудимый, потревоживший атмосферу предоставленным ему последним словом.
Помолчали. Роберт внутренне напрягся, будто сказал лишнее, и замер с пустой пивной бутылкой в руке. Губанов снова залез в холодильник и нарушил возникшую вдруг тишину.
- Расскажешь потом, если захочешь. А я тут, брат, замыслил в конкурсе одном поучаствовать. Литературный, нужно заметить, конкурс - что-то там из области фэнтези и прочее...
- А, знаю! Гномы-шномы, эльфы-шмельффы, драконы с красными, как у гиббонов, задницами.
- Стоп! А при чём здесь гиббоны? Это такие уроды, как в "Пятом элементе"?
- Я и говорю, нечего тебе соваться в данную авантюру, если не в силах гиббона от гоблина отличить. Видел, как там, на конкурсах подобных антиглобалистов мочат? Будто Будённый босиком по камушкам... Вот я и говорю, не сможешь ты всем угодить-то? Обязательно начнёшь гнуть свою прямую линию, я тебя хорошо знаю. Вижу, не способен ты подстроиться под нужный стиль, который бы и нашим, и вашим. Не можешь, тогда и не лезь, Пашка.
- Смогу, вот те крест самородный, смогу! Я же соображаю малёха, что у членов коллегии редакторской тоже понятия о жанре не совсем у всех одинаковое, однозначное. А какой, собственно, гений тебе, как на духу объяснить способен, кто гном, кто эльф, а кто и вовсе Гарри этот ихний... Что, Поттер? Точно, потный. Тут редколлегию задурманить - милое удовольствие. Сам же знаешь.
- Эк, размечтался! Твою писанину влёт по ступенечкам размажут. Понимаешь это, гиббона мать?
- А если приз дадут?
- Как дадут, так и отымут. Не надейся! Помнишь, Пашка, вчерашний день?
- Помню, а что конкретно?
- Ну, как мы с тобой место для отдыха искали?
- Помню, как же не помнить. Почти как в сказке. В сказках лишь незначительная часть сказки, а о с т а л ь н о г о нет и выше... Хе-хе.
_ _ _
Искали наши герои накануне приличное заведение, чтобы отметить день пресвятой колумбийской девы, Шакира её разберёт, какой именно. Отчего подобный пиетет к малознакомым святым? Заветы ордена... Ордена Дикой пластилиновой Мангусты предписывали находить уместный повод для всякого рода возлияний. А другого подходящего предлога в тот день просто не нашлось, хотя практически все календари и численники друзья перерывали с неслыханным усердием. Орден Дикой пластилиновой Мангусты Пашка Губанов создал ещё во время учёбы в старших классах со своим другом Димычем, и неизменно следовал его Уставу. Игра игрой, а затянуло надолго. Теперь ему удалось вовлечь в свою затейливую сеть витиеватой мысли и нового друга Роберта Самолётова. Ну, да ладно. Тот сам захотел - вот пусть и мается теперь.
Хорошо, повод найден. Так вперёд, на минные склады! Или что-то другое звучало струнами контрабаса в том замечательном лозунге от "единственно верного" учения? Сейчас разве вспомнишь? Или упомнишь?
И вот в процессе поисков и мучительных раздумий о судьбах современной интеллигенции, магистры ордена Дикой пластилиновой Мангусты натолкнулись на плакат, рекламирующий молодёжный центр "Горький"... "Горький! DJ Vasya! Горький! Пятница!.."* Дальше плакат читать не было необходимости. Горький пьяница с замашками провинциального ди-джея отвратил юных поборников далай-ламы от сокровенного источника неправильного буддизма. Точнее сказать, буддизма, который проповедовали полевые гоблины, сторонники драконов-антиглобалистов и виртуальных свингеров всех мастей.
В дальнейшем друзья не стали особо мудрствовать и приземлились на одной презентации, где кто-то из друзей уже упомянутого Петра Губанова представлял новый супермаркет по торговле экзотическими фруктами. Начало праздника было преотменным. Самолётов даже выиграл в викторине ценный приз, овеществлённый в виде цифровой фотокамеры. Но потом-то всё и случилось - пошло наперекосяк.
Возле фуршетного стола Пашка Губанов первым делом надурачил два бутерброда с чёрной икрой, один себе, другой Роберту. Потом немедленно запечатлел этот момент единения духовного с материальным новёхонькой фотокамерой друга. Далее - продекламировал экспромт в японском стиле - экспромт, который тут же находчиво назвал "грузинской хоккой":
- бэлий бэлий булька
сыдэл на стале наша свадба -
вай мэ, генацвале, гмадлобт!
Важные гости ещё вежливо воротили носы от столь вольного поведения, когда чуть спустя Пашка принялся доставать весёлую круглолицую продавщицу, рекламирующую чудеса селекционных работ, диковатыми вопросами:
- Девушка, а не ваше ли здесь помело лежит?
- Какое помело?
- Вот, на витрине.
- Это не помело, а фрукт такой. Памело называется.
- Я понимаю, что памело. Но на ценнике же русским языком написано "ПОМЕЛО".
- Ой, не знаю... Нам не объясняли.
- Позовите тогда менеджера.
Из запасников нарисовался менеджер, молодой "фруктовый ботаник", с невероятным чувством превосходства на мажорном лице.
- Объясните, уважаемый, отчего вы тут торгуете колдовской атрибутикой? - это уже Пашка начал свою партию вокала без сопровождения.
Менеджер долго мялся, но ничего внятного не смог сказать.
Слово за слово, "ботаник" потерял самоконтроль и вызвал охрану. Закончилось всё тем, что друзей выдворили с фуршета и вдобавок фотоаппарат забрали со словами: "К ним, типа, со всей душой, а они в самое святое норовят пальцем ткнуть..." Вернее, даже не так. Фотоаппарат вряд ли б кто забрал, всё бы обошлось только парой пинков под зад, если бы не одно обстоятельство. Когда Роберта с Пашкой волокли к выходу, по пути попался экзотический натюрморт, изображающий фруктовое изобилие в огромной рыбацкой (странное дело: отчего рыбацкой?) корзине. Снизу висела табличка: "Картина Рубенса - Урожай. Руками не трогать, охраняется сигнализацией". Губанов возмутился:
- Ни финты ж себе, копчёны ласты! Так это же не Рубенс... Вернее, Рубенс, но другой... который Барикелло**...
Сказал и нагло засмеялся.
- И верно, полная барикелла!
Последние слова Самолётова и послужили формальным поводом к конфискации подарка.
Потом, уже на улице Пашку продолжало нести. Он орал так, что все окрестные бомжи попрятались от его голоса, как от звука милицейской сирены:
- Вот придурки притырочные! Подождите ужо! Скоро наши из-за Урала подойдут! Скорая братская помощь имени двухсот почтений нуля! Чапаев со своей Простатой и легион муддистских будахов во главе с Тиктором Велевиным!
Самолётов с трудом успокоил Губанова, осадив нелицеприятным окриком:
- Ну, ты, прозектор человеческих душ и дифференциатор тайных намерений! Нельзя ли потише, маэстро?! А то ведь загремим за милую душу... суток на несколько. Тебе оно нужно?
Вечером Губанов написал необычное стихотворение, которое никому впоследствии не осмелился показать. Откуда оно взялось? Кому было посвящено? И почему поселилось именно в его нетрезвом сознании? Об этом никто и никогда не узнает. Да, и стоит ли непременно понимать, какие именно силы теребят струны твоей души?
Кожа влажнеет прохладой рук,
днём провоцируя спать.
Небо сгустило желе разлук -
впору - хоть ложкой хлебать.
Гладким ребром растворяет тьму,
склерозом - кирпич к ногам!
Сон мне вплетает в ухо тесьму:
в ней метроном, и гаммы.
Смерть уничтожит, потом спасёт
и следом - рассеет страх...
С ветром снимаюсь в ночной полёт,
словно буддийский монах.
Мне, хоть убей, не понятна стынь
бродячих тибетских лам.
А на руинах былых святынь -
вампиры спят по углам.
_ _ _
Пашка Губанов заново пережил вчерашний позор, но и бровью не повёл. Научился держать удар. Циничный обормот с нежной душой поэта. Возможно ли такое? А вот, поди ж ты, возможно! Выслушав Роберта, он сказал:
- Всё равно я обязательно напишу на конкурс. Ничто меня не остановит. Главное, не перепутать бренды с грандами.
Губанов заразительно засмеялся, нимало не смущаясь бессмысленности последней фразы. И тут Роберта разобрало. Он даже завибрировал весь.
- Хорошо. Тогда слушай. Дарю тему...
И он поведал другу всё то, что мучило его каждую ночь, сжигало изнутри и не давало успокоиться. Губанов слушал друга внимательно, не перебивая.
Знакомство Роберта Самолётова с Ксенией и знакомством-то назвать нельзя. Они просто заговорили, будто сошлись после случайной и нелепой разлуки. Словно ждали своей первой встречи всю жизнь, не зная, впрочем, когда она - эта встреча - может произойти. Распрощались уже вечером, не обменявшись ни адресами, ни телефонами. Они просто знали, что встретятся снова, когда это будет в а ж н о для них обоих.
Так, собственно, и случилось. Назавтра Роберт как только спустился на улицу, сразу почувствовал, что там его ждут. Пришёл в парк, уселся на скамейку, куда Самолётова повлекло какой-то неведомой силой. Ксения возникла у него за спиной, почти так же неожиданно, как и вчера. Она приветливо кивнула и спросила:
- Ты, наверное, хочешь знать, что таится в твоей голове? Не спорь, это видно сразу. Я тебе помогу, хочешь? Тогда расслабься и не смотри на меня.
Самолётов прикрыл веки и кивнул.
И ему открылось...
Когда-то, миллиарды лет назад в одной звёздной системе, назовём её Солнечной, жили многочисленные расы разумных существ. Жёлтая раса -населяла планету ВЕНЕРА, красная раса -облюбовала МАРС, белая раса -жила на планете ФАЭТОН, черная раса -на планете ЗЕМЛЯ, голубая, самая воинственная, раса обосновалась на планете НЕПТУН. Всю свою сознательно-бессознательную жизнь расы солнечников воевали друг с другом, кто за идеи, кто за лучшую жизнь, кто из других малопонятных побуждений. В результате светило (СОЛНЦЕ) оказалось почти уничтоженным, и 13 планет тихо умирали.
Самолётов отчётливо видел, как планета ФАЭТОН в результате невероятной силы высвобожденной энергии неизвестной природы была буквально расколота на миллиарды частей, образовавших пояс астероидов. Но ещё до этого, специально созданное коалиционное правительство солнечников, называемое Совет МЕРТВЫХ, решило, ради избавления всех уцелевших в войнах, эвакуировать спасшиеся живые сущности на единственную не затронутую в ВОЙНЕ планету, до которой в ближайшие тысячелетия не доберется холод Космоса. Совет решил также уничтожить опасных животных, мешающих развитию новой расы, настроить саму планету на максимальное теплосбережение, наклонив ее ось для равномерного отопления.Потом встал вопрос о стабилизации основного светила в наиболее удобной температурной зависимости на апогее и перигее.Вскоре удалось установить климатические воздействия на отдельных участках ДАННОЙ ПЛАНЕТЫ в соответствии с наиболее подходящими по психологическим факторам условиями (сглаживание остроты чувства "памяти предков" - тоска по настоящей родине). С данной целью планету ЗЕМЛЯ (заповедник с аборигенами) переделали в "живое существо" (суперкомпьютер на жидком кремнии и его сплавах для наблюдения и воспитания групп новой расы). Вслед за этим удалось модифицировать весь ГЕНЕТИЧЕСКИЙ код вновь созданных сущностей под атмосферу планеты и дляабсолютной совместимости с АБОРИГЕНАМИ.Конечная цель - полная выживаемость нового SAPIENS вида под названием ЛЮДИ -оказалась достигнутой.
А для наблюдения за всемипроцессами и для координации условий жизни в НОВОМ МИРЕ, на всякий случай, во избежание эксцессивной реакции конкретных индивидуумов был задействован старый банк данных, и переделан в интеллектуальную систему с целью их, этих индивидуумов,полного обучения и установки контроля над ними.Для защиты же от непосвященных код доступа передали каждому ЧЕЛОВЕКУ, но механизм включения имелся только в руках у Совета МЕРТВЫХ.
Энергетическая субстанция, хранящая всю информацию, каковую когда-либо генерировал ум разумного индивидуума, была защищена от случайного рода разрушений. Она находилась и находится в специальном защитном поле, и при рождении нового человека,последний сразу же становился обладателем какой-то части этой информации, хранимой подсознанием до момента востребования.
_ _ _
Той ночью Роберт заснул мгновенно, немыслимо устав от осмысления полученных сведений. Разбудило его чьё-то присутствие в квартире. Самолётов вскочил, прошёл на кухню, допил холодный чай и включил радио. Оно не работало. Только неестественно модулировало какие-то скрежещущие звуки. Странно. Вроде бы не понедельник, не начало месяца. Профилактики на радиоцентре не должно быть. Самолётов вернулся в комнату и - увидел его. Огромная зелёная плямба, напоминающая консистенцией прихваченную морозом смазку, вибрировала прямо перед ним, шагах в двух. Кошмары из снов Роберта материализовывались, причудливым образом трансформируя свою неестественную вязкую сущность. Пятно постоянно видоизменяло форму, то вытягиваясь, то сжимаясь и, наконец, приняло конфигурацию, имеющую отдалённое сходство с человеческой персоной. Только без лица. Ага, этот Зелёный просто стоит (стоит ли, вопрос? или висит?) к нему, Самолётову, спиной. Лёгкое колыхание вонючей (что-то сродни креозоту) массы, и вот уже перед Робертом обозначился его бывший начальник, Быдловатенков Василиск Анонимович. Он ехидно подмигивал растекающимися по изумрудному блину фасада глазами и нагло телепал внутричерепным методом:
- Ну, и дурак же ты, Роберт! Кто тебя просил? Работал бы себе, как обычный смертный, и всё бы обошлось. А сейчас, даже не знаю. Думаю, Совет Мёртвых не простит!
- Не понял, что я такого сделал?
- Оставь свою затею, изгой, пока ещё не поздно! Зачем тебе знать ВСЁ? И так из-за твоих действий пострадало много живых САПИЕНСОВ... И не только в нашей системе. Оставь! Не лезь, возвращайся в свой Форт-Нокс! Но для тебя это название станет более понятно... чуть позже... Или нет, тогда уже не будет понятно! Всё... Иди, и не занимайся противоправным! У нас для тебя и Другой Город найдётся!
Самолётов встряхнул головой. Видение исчезло. Только еле уловимый запах креозота. И ещё - немного зелёного вещества на зеркале. Впрочем, и эти - столь незначительные - свидетельства появления ночного гостя скоро улетучились. Будто и не было его вовсе.
Что он хотел сказать, самодовольный сгусток зелёной дряни? Что мне нельзя узнать, по какой причине разгорелся сыр-бор тогда, миллиарды лет назад? И что за Форт-Нокс он имел в виду? Наверняка же не хранилище золотого запаса США. Хотя, стой - в Форт-Ноксе, вроде бы, тюрьма раньше находилась. Получается, он намекает, что я нахожусь в застенках. Интересное кино получается. Наломал я, де, немало дров... Песня была такая. Кажется, у группы "Верасы". Нет уж, господин Зелёный, теперь точно узнаю, за что меня сослали. Почему я не согласился с решением вашего задрипанного Совета Мёртвых... Узнаю! Никто и ничто меня не сможет остановить. Так-то, Зелёный!
Через день они встретились снова - Ксения и Роберт. Ксения спросила:
- Хочешь понять ещё больше?
- Да, хочу! Конечно же. Хочу знать всё о себе!
- Бунтарь, который пошёл против СИСТЕМЫ, достоин постигнуть то, что посчитает нужным постичь. Ты можешь спросить обо всём у НЕГО (многозначительный жест указательным пальцем вверх). Он ответит на любые возникшие вопросы... Кстати, к тебе уже являлся Зелёный? Ты его не испугался? Это не человек, и, вообще, даже не существо, наделённое высшим разумом. Он просто Тюремщик. Хорошо, что ты понял сам. Вот тебе адрес, приходи вечером. Там найдёшь небольшую инструкцию для тебя. Следуй ей строго, чтобы не вышло беды.
Ксения собралась уходить, но Роберт придержал её за руку:
- Послушай, объясни мне, кто ты такая?
- Спросишь у НЕГО, он знает ответы на все вопросы. А мне говорить нельзя. Зелёный может догадаться, что я снова с тобой встретилась и рассказала о себе.
- А то, что ты учишь меня? Как насчёт этого? Ему безразлично?
- Здесь - другое. Каждый может делать то, что может. Тебе же позволено больше. Ты сильный. А я только проводник к ГЛАВНОМУ ПРОВОДНИКУ.
- ГЛАВНЫЙ ПРОВОДНИК - это ОН, Светоч?
- Вечером. Всё вечером...
_ _ _
Приятели - Пашка и Роберт - сидели в Интернет-кафе, пили кофе за барной стойкой, беседовали. Со стороны могло показаться, что разговор проходит в обстановке "сердечности и взаимопонимания", как пишут в передовицах центральных газет. Но на самом деле всё обстояло далеко не настолько просто, уверяю вас. Накал страстей порою готов был перерасти в видимую для немногочисленных посетителей часть информационного спектра. Да вот всё никак не перерастал. Двум старым друзьям, склонным к самокопанию и относящимся к себе достаточно иронично, никогда не приходилось жалеть о своих словах и, тем более, поступках после личного общения. Их единение и взаимопонимание было даже более тесным, чем у иных супругов после "золотой" свадьбы. Впрочем, об этом я уже упоминал и раньше.
Роберт смотрел Пашке прямо в глаза и говорил:
- Ну ты и написал! Целую мутотень развёл. Короче говоря, старый колхозный матрас. И про меня столько неправды. Сейчас же перепиши всё заново, если не хочешь лишиться друга по причине его вселенской скорби.
- Но здесь же не совсем про тебя. Знаешь, что такое художественный вымысел? Ну, а чего же тогда орёшь белугой на своего, можно сказать, благодетеля, отца родного и, практически, учителя жизни?
- Нет, я требую, чтобы всё было, как я захочу. В конце-то концов, я же главный герой, а не какой-то там Ваня Тугоуховский! Понятно?
- Если ты станешь капризничать и дальше, то я обязательно сделаю Ваше Вредное Величество героем и следующего произведения. И убью уже на второй странице!
- А почему не на первой?
- На первой я ещё успею тебя заставить съесть собственные калоши и закусить носками на десерт!
- Садист ты, а не писатель. Подкараулить бы тебя за углом. Да, тогда больше никто не напишет обо мне ничего достойного. Не сможет никто, как ты умеешь.
- Лесть сладка. Понимаю, что лесть, но считаю её заслуженной. Чертовски приятно, хочу отметить! Хорошо, проживёшь у меня до пятой страницы за такое доброе отношение. Устраивает?
- Да, ладно тебе... Это я так. Пиши, как считаешь нужным. А кстати - что же ты, мил друг, опоздал на встречу? Сам же "стрелу забил", сам же и ждать меня заставил...
- По пути заглянул кой-куда. В общем, захожу в книжный магазин и понимаю - видно, страна докатилась до крайней степени эстетизма, раз Тиктора Велевина стали издавать в черном классическом переплёте с многотомным золотым тиснением. Я бы даже сказал, не докатилась, а оскотинилась...
- Друзья, а чего это вы так Велевина поливаете? Он вам что, мальчик для битья? Современный классик и - вообще... - это в разговор вмешался бармен, до того момента делающий вид, что просто протирает коктейльные стаканы. Умный бармен - находка для писателя. А для графомана - и подавно!
- Точно! Классик! Классически в задницу лезет с фонариком, а потом критики называют это действо крайней степенью эстетизма, - возмутился Пашка, прямолинейный, будто аппроксимированная функция между двумя узлами.
- Хорошо, хоть не крайней плотью, - пожалел классика сердобольный Самолётов. Потом заказал ещё два кофе и продолжил:
- И чего ты, Паш, действительно, на Велевина наехал? У нас и без него в этого рода анальной плоти тоже крайних полно. Есть, конечно, и центровые. Те, как правило, из дам со склонностью к криминальным сюжетам. Так что тебе, брат, ничего, кроме места пажа на подпевках не светит. И то нужно массу беспринципных юмористов и доморощенных гениев из "Comedy Clubs"-ов локотком подвинуть. У тебя же сальные намёки завёрнуты в бархатную портяночку, а у них - в вафельный стаканчик засунуты со "шпанской мушкой" и просроченным шоколадом, вывалянным в крысином дерьме и блевотине. Кто тебя понимает, в общем-то? Один только я. Ну, может быть, ещё кто-то, кого я не знаю. В количестве - три экземпляра. Негусто! И на предмет конкурса своего планов не строй особых. Гораздо приятней сказочку про добрых Поттеров почитать, чем твои умствования, ву компране?
В кафе ненавязчиво играла музыка, льющаяся рекой с крикливой плазменной панели. Там, на экране, изгалялась молодая певичка Джулия Хова, которую раньше называли Юлией Махоньковой. Она энергично демонстрировала свои натуральные (не силиконовые, не подумайте!) прелести в ритме цыганского степа и при этом красиво открывала полные губы, доверху набитые английским текстом. Каждый куплет песни начинался с ключевого слова "crush". "О феодальной раздробленности она поёт, что ли?" - невпопад подумалось Самолётову.
- Всё, хватит, Робертино. Всё равно меня не переубедишь. Слушай, что ты делаешь? Не клади перчатки на стойку! И на стол никогда не клади.
- Почему?
- Денег не будет.
- Народная примета?
- Нет, просто спионерят, придётся новые покупать!
Бармен завозился за барьером, обиделся жутко, ослепил бездонной чернотой кастильского взгляда со славянским акцентом и ушёл в подсобку. Благо - никто ничего заказывать не собирался.
Умный бармен - находка для писателя. А для графомана - так и подавно!
Когда друзья остались одни, Роберт решился:
- Раз ты уже записываешь мою историю, то знай, что сегодня я отправлюсь на встречу со Светочем. Помнишь, мне про него Ксения открыла.
- Парень, а ты не гонишь, случаем? Похоже, девица твоя немного не в себе. И это я ещё смягчаю формулировки.
- Да, она состоит на учёте в психоневрологическом диспансере. Но это же не меняет сути и значения происходящего. Я всё видел и чувствовал на самом деле. И Зелёный ко мне приходил совершенно точно. Он исполняет волю Совета Мёртвых. Следит, чтобы не случилось утечки информации. Я, как ты понял, участвовал в создании подобной системы безопасности. Вернее, не я, а тот, кем я был тогда - миллиарды лет назад. Не знаю, по каким причинам, но несколько создателей, в том числе, и ваш покорный слуга, взбунтовались. Им не нравилось что-то в системе. Тогда они (ну, или мы, скажем так), запустили механизм уничтожения структуры материального мира, но не всё сработало в полной мере - так, как было задумано. И кроме того, нам не дали уйти в Хаос, а именно - достигнуть состояния, когда нет желаний, то есть - нирваны, и наказали бесконечным циклом реинкарнации, каждый раз, при рождении закрывая подсознание, чтобы не вздумали начинать всё заново. И для того чтобы мы постоянно были под контролем, всю нашу группу (в новых ипостасях), селили в один и тот же город. Наш Город. Здесь своего рода Твин-Пикс. Как мне удалось выведать у Зелёного, есть ещё и Другой Город, похожий на наш. Тоже тюрьма, но какая-то особенная. Мы - это раса, высшая раса строителей Солнечной системы. Или часть этой расы, точно не скажу. А кто такой Зелёный? Нет, нет... Не Высший Разум. Всего лишь обычный Надзиратель, простой Тюремщик, отслеживающий поведение и настроение мятежных духом.
- Что-то с трудом верится. Чушь полная. Кладбище зелёных негров какое-то.
- Почти как чай "Grennfield"*** - выпил и в койку, - саркастически усмехнулся Роберт. - Ну, а для конкурса-то сюжетец сгодится?
- Вряд ли понравится только. Сейчас всё больше волшебниками народ интересуется. И всё же, скажи, ты ничего не выдумал?
- Конечно - нет, ты что! Сам подумай, возможности человеческого мозга используются едва на пару процентов. А за каким - всё остальное? Не догадываешься? А я тебе скажу - оставшаяся доля всех ресурсов памяти нужна для записи данных обо всех предыдущих жизнях индивида. Частично вскрыть запароленную информацию могут только биологические хакеры, которых мы привыкли называть экстрасенсами. Ну, а полный доступ к мозгу имеют лишь некие могущественные силы, которые, собственно говоря, и давали толчок всем предыдущим жизням. Можно назвать их, эти силы, разработчиками концепции разумных людей. И вся сия канитель нужна для того, чтобы душа, попав в новое тело при реинкарнации, прошла предварительную подготовку способом, известным только посвящённым из Совета Мёртвых.
Пашка переваривал информацию с видом гурмана, который напоролся на великолепное обилие деликатесов и не смог противостоять обжорству. Через пару минут Губанова отпустило, он заговорил:
- Офигеть! Эзотерика и фантастика в одном флаконе - это нечто. Спасибо, брат за сюжет. Только я всё равно не доверяю твоей девице. Очень уж она странная.