- Предлагаю фразу "несолоно хлебавши" заменить более актуальной "несолоно захлебнувшись"... это к вопросу о неуклонном росте продаж медных тазиков и цемента марки М-400 в среднем течение Волги. Там, где Волга разольётся... там и Чикаго местного налива, - рассуждал Хуго Гегель, собираясь отбыть на рыбалку.
Витольд Лазаревич лишь слегка кивал, не открывая рта, не разевая варежку, не предлагая и не принимая советы. После вчерашних споров о морской капусте, латимерии и ундинах в рассрочку - не м у д р е н о!
Поначалу-то накануне же было так красиво и достойно, что взгляд крахмально хрустел от рафинированного лубка благолепости. Под басовитые наигрыши болгарского баяниста Веселина Запоева Гегелевские пристебаи активно отдавались в липкие лапы порока и, как сказал бы сам Гегель, хмели-сумели. Употребляли настоящий пиратский ром из Гаити эксклюзивной марки "Чистые пруды", экспортная версия. Теребили полуодетых мулаток детородного возраста. Одну звали Патрисия, а вторую - никто толком и не помнит. Суховей обращался к ней не иначе как "деточка", а остальные просто вожделенно хрюкали, когда в поле их зрения попадали очаровательные выпуклости и впуклости.
Это поначалу.
Но позднее пошло-поехало. И закончилось вскрытием кегового спирта-сырца, предназначенного для разбодяживания бочкового пива. Но и такой отчаянный шаг оказался не самым фатальным. Добило Витольда Лазаревича известие "к нам едут цыганы!", принесённое гонцом-скороходом, которого потом долго не могли найти среди живых, поскольку он уже через четверть часа оказался мертвецки пьяным и тихонько поскуливал в будке любимого Гегелевского бультерьера Пятака.
"Эх, голова моя непутёвая..." - мысленно подлаживался в унисон собственной мигрени Байда-Суховей. Но, как говорится, хочу-не хочу, а на рыбалку изволь собираться.
Похмелье Гегель называл изотопным состоянием души. И относился к оному состоянию крайне нерукопожатно со всей своей разнузданной растолерантностью. А Витольда Лазаревича к тому же угораздило раскрыть рот неуместно, когда его взору предстал ламбадический процесс разматывания сетей, которым развлекались дворовые люди во внутреннем дворике Хагельштадского замка Хагель. Это было хорошо видно в свете факелов и газовых фонарей.
- Бабка за дедку, поп за попадью, Христос за Воскресе! - комментировал Суховей.
- Не богохульствуй, злыдень, сын Гугла! - Крепко осерчал Хуго, но сдержался и переодеваться в рыбацкое не бросил.
Гегель, натянул на себя прорезиненные ползунки от общевойскового защитного костюма, защёлкнулся на все крючочки-запонки, оглядел себя в зеркале и, оставшись довольным увиденным, изрёк:
- Гарде марин - если следовать логике, это угроза морской твари? Так? Так. Стало быть, рыбная ловля сродни шахматной игре. И даже не смейте мне противоречить - велю выпороть на конюшне. Шутка, хе-хе, не бойтесь.
- На живца ловить станем? - поинтересовался Суховей осторожно, стараясь не спугнуть игривого настроения Гегеля.
- На него, разумеется, - зевнул, разгоняя залежавшийся сон, Хуго.
- А может, на мертвеца попробовать?
- На мертвецов одни похоронные агентства клюют.
Выехали ещё затемно, прибыли, как водится, уже засветло. Пока псари да конюшие разбивали палатки, склеивая швы слюной выхухоля неполнозубого, Гегель удалился вместе со своим спиннингом, секретарём и прикормщиком рыбы в неизвестном направлении - вниз по течению. Охрана не дремала. Будучи посаженной в тайники-схроны намедни в полдень, она прижилась, притерпелась к неудобствам, организовала коллективные удобства. Теперь же активно бдила, чтобы ни один волосок не смог пошелохнуться от ненормативного дыхания кого-нибудь из представителей выбегальной оппозиции.
Впрочем, вряд ли бы кто-то отважился выбегать с челобитной или пасквилишкой, напоминающим невразумительно-пресный кисель беззубой сатиры, но порядок - это порядок прежде всего. Он должен стоять даже не благодаря, а вопреки, ибо так говорит Гегель. И кто бы с ним стал спорить, особенно в жару, которой пропотевало утро к полудню?
- Ледяного виски мне, гарсон! - воскликнул Хуго, вытащив на живца огромного пучеглазого судака, по виду которого напрашивалось предположение, что с пытками в державе всё не так благополучно, как поют ихтиандры-ихтиологи. - Сегодня я пью Bell's и закусывю пимиканом, оставшимся с экспедиции Нобиле к Северному Полюсу... Мальмгрен хорошо сохранился! Ха-ха.
- Жара! Даже пиво не лезет... - посетовал Суховей, приканчивая третий литр "праздроя".
- Ага, пиво не лезет в двух случаях: когда его нет, и - когда оно закипает... Вторая причина наиболее объективна в прилагаемых обстоятельствах.
В словах Гегеля не было обидного превосходства. Он явно расслабился и уже не держал зла (за утренние художества секретаря), себя в руках, слово и не держался на ногах, но державу из рук не выпускал.
И тут Витольда Лазаревича сподобило начать разговор о работе. Типичный мужик, что с него взять-то?
- Какие в мире творятся гадости, милый Хуго, - начал Байда-Суховей с пьяной слезой в голосе, - человечество обчиповывают, выражаясь языком электората, пидарасят почём зря... в преддверие назревающего хаоса так будет проще удерживать власть... осталось узаконить педофилию, к чему уже близок свободный мир, и суд Линча назвать самым справедливым и демократичным на планете... дьяволу можно уходить на пенсию - именем божьим он растлил людей.
- Ты рыбалку хочешь испортить, холоп? - поинтересовался Гоголь язвительно. - Хорошо - займусь, пожалуй, этим вопросом на днях. Но не как пожар.
Так сказать, так сказать мог Заратустра. Так говорит Гегель.
- Воровствол - кража военного склада, - разоткровенничался Хуго под вечер за кружкой доброй архиерейской ухи. - Я сам когда-то этим развлекал себя и окружающую самобытность.
Рыбаки, что-то болтающие о результатах дня, немедленно примолкли. Байда-Суховей почти засыпал, но знаковая сентенция сюзерена заставила его расшаперить зенки на уровень плеч и потянуться за планшетом.
- Исправить чиновника невозможно - никакого взяточного фонда не хватит, - продолжил говорить Хуго. - Да и гуманные prison-меры ни к чему не приведут хорошему. Лучше поэтому не сажать, а сразу отстреливать, будто зайцев.
Опять Гегель сделал паузу, окинул орлиным взором подельников по рыбалке и вдруг спросил:
- А имеет ли кто-то из вас, господа хорошие, сказать нам нечто интересное да значительное, чтоб душа развернулась, да потом не сворачивалась шкурой шагреневой, будто бы зажаренный на зажигалке плавательный пузырь?
Суховей очнулся окончательно и потянул руку, будто отличник с первой парты:
- Можно сказать? У меня есть старинная история из жизни Кошкингтона, Хагельштадта и Мракобесии.
- Валяй, суховей помалу.
Витольд Лазаревич потянулся и начал свой рассказ, будто бы Чигачгук перед брачным обрядом с красавицей Уата-Уа.
- Приехали фольклористы в Кошкингтонскую глубинку с целью сбора частушек, преданий, былин. Спрашивают у стариков:
- А отчего ваша деревня Астафьево называется?
Один древний дедок отвечает:
- Когда-то давно ехал царь Питер Примо через нашу деревню. Остановился на ночлег со свитой, а солдат в караул выставил. Сам среди ночи проснулся и пошёл посты проверять. Обнаружил - задремал один солдатик. Схватил его за грудки и ну трясти. А полковник, что при царе был, спрашивает, мол, может наказать его, Ваше императорское величество, прикажете - батогами бить? А царь-то и отвечает: " Оставь его". Вот с тех пор наша деревня и называется Астафьево.
Тут из толпы вышел ещё один древний, словно мамонтово guano, старец и добавил:
- В добром был расположении царь, не велел солдата трогать. А обратно ехал злой, остановился в соседнем селе. И снова на посту часовой заснул... Так вот - то село с этих пор Ипатьево называется.
После третьей кружки ушицы разговор повернул в сторону фемин. Все усердно молчали. Милиции в державе хватало, поэтому Хуго решил разорвать тишину веской сентенцией.
- Составить счастье женщины просто: нужно признать себя всегда неправым и посвятить ей всю жизнь!
Так говорит Гегель. А нам остаётся последовать примеру молчаливых рыбаков. Против лома, как и против Хуго, незачем переть буром. Не зря же в подконтрольных Хуго землях приём лома ведётся повсеместно - как чёрного, так, собственно, и цветного.
Не я сказал. Так говорит Гоголь. Гоголь? Позвольте, какой это Гоголь? Да любой, собственно.
- Гоголь Гегелю не пара... - так, возможно, заявит кто-то из осмелевших клевретов.
- Он никому не пара... Он слишком одинок. В общем, Маленький принц, в дальнейшем - МПЦ, - подхватит другой.
- В этом есть что-то православное.
- Несомненно!
И тут в играющих тенях на песке внезапно возникает термин "политика", не к ночи она, тварь коварная, буде помянута!
- Политика? А как о ней, заразе, не думать, когда вскрытие... дорог от снега показало - у нас не только с дураками всё в полном порядке.
- Увы, смята тема женщин - жуть! Же неманш па... А дальше - Тишинка... Не Москва ль за нами? - Хуго в смятении, а язык сам собой выводит странное предложение со вселенской грустью. - Никто умереть не желает?
- Под ней?
- Ну, не на ней же...
- ...дави водевиль...
- ...води леди в ил...
- Переводи водило. Веди нас!
И повёл.
Совершенство Гегеля - это то, часть чего, есть мечта. Есть? Хавает? Пфа! Дюжину грефов ему по дворковичам*!
Толедо чадит, коптит позапрошлыми ведьмами уже который век. И копоть от копыт бесовских всё никак не рассасывается. Но мысль жива. И это значительно больше, чем несказанно меньше.
Ночёвка на природе - дело праведное, полезное, но иногда слишком однообразное. Чтобы не заскучать, требуется внешнее вмешательство. Потому-то по заявке Байды-Суховея на FM-канале придворного радио "Гля-минор" надрывались молодые солисты мюзикла о Второй Великой Декабрьской революции "Временные музыканты".
- Что за меть?! - Возмутился Гегель, едва включили транслятор. - Не наши парни гадят нашим в скворечники, а мы должны слушать?! Гроша выеденного не стоит такая "трёхгрошовая опера"!
По шву шейных позвонков Витольда Лазаревича пробежали хладные мурашки. Он засуетился, засучил ногами, засучил рукава и принялся загребать ими в режиме "от себя". И так продолжалось до тех пор, покуда кто-то из псарей не догадался рубануть сетевой шнур усилителя подвернувшейся под руку катаной.
- Доставить мне этих сладкоголосых мальцов-удальцов! - перевёл стрелки монаршего гнева Гегель с обомлевшего Байды-Суховея, подливая раскалённой стали в державную интонацию.
Через полтора часа "виновники торжества" уже вылезали из ресивера нуль-транспортировочного модуля, которым пользовались в самых крайних случаях из-за непредсказуемого рассогласования мыслеобразов по первой и седьмой гармоникам.
- Из каких краёв будете? - не мешкая, поинтересовался Хуго.
- А ты сам краёв не видишь?
- Драть хамов плетьми на конюшне! - рассвирепел Гегель.
И драли хамов со всем человеческим удовольствием. Так драли, что ни малейшего живого места на парнях потом ни один таксидермист не обнаружил, хотя старались все шкурники преизрядно. Не таков уж и демократ Хуго Гегель. А всё чаще - таков не уж!
В подобной манере обычно и случается конфликт между властью и художником, художником и толпой. И если в первой части означенного выше противостояния можно видеть разного рода вариации, как говорят, на тему, то толпа... Впрочем, вполне понятно - душа полна всяческой дребеденью... а публика предпочитает бульварщину аналитическому прочтению авторской идеи. Прочтению с некоторым шевелением аксонов спинно-мозгового зигзага мысли... Подобное случается сплошь и рядом в наше либеральное время профуканных в небо реформ.
Но скинхедерство криэйтерское - дело дюже серьёзное, это не по академиям да лабораториям ум морщить, не в подтанцовке на майдане прыгать. Здесь требуется обязательное среднее отвёрточное образование или по возможности высшее образование - оригами стайл.
Помните, надеюсь, как солист группы "Могучий имплант" исполнял международный хит фестивалей "зелёных" композицию "The roost to Heaven", посвящённую подвигу неизвестного лётчика Матиаса Руста, севшего в тюрьму с первой же тинэйджерской попытки?
Ага-ага, десять негритят пошли купаться... sorry... никто, в общем-то, не пошёл, раз неожиданно приключился урок по раскупориванию и раскуриванию бамбука мира.
Однако вернёмся на берег водоёма, где Хуго Гегель коротает уик-энд за чаркой доброго рыбного супа, сдобренного оливковым маслом и водкой. Кое-кто уже впал в эйфорию предначертаний равноденствия, кто-то просто старался говорить без умолку, чтоб окружение пресветлого Хуго не забывало голоса вещающего. Особенно доставал всех своею непосредственностью боярин Щегловитов-старший, завидущий менеджер... Как только своё щегло раззявит, сразу начинает оттуда поливать нецензурной бранью и цензурированными стихами-тегами с какого-то левого порно-сайта. Притомил всех своей навязчивой активностью.
Гегель даже зубом цыкнул со значением и бровью в сторону говоруна повёл. Боярина тут же напоили зубровкой и в гамак закинули. Но и здесь Щегловитов отличился: он настолько роскошно храпел, что Иерихонские трубы стыдливо сворачивались в бараний рог, заслышав его несвязную, но такую органику живых звуков из-под крова сна, из-под покрова впавшей в немилость костра ночи.
И тут уж пришлось унести негодяя в дальнюю палатку и поставить у её входа глушилку, которой раньше пользовались, чтобы получше расслышать радиостанции "Голос Альмении" и "Радио-семядоля". В стародавние времена активных несвобод.
Рыбалка подходила к своему логическому завершению: снасти поломаны, прикорм прикормлен, похмелье превратилось в перманентное состояние духа. Пора и честь знать, а о бесчестье - не располагать информацией.
Располовинив флягу с чистейшим ректификованным спиртом, Хуго разбавил его добрым аллюзивным словом, какие обыкновенно имеют место быть в любом объятом восторгом уголке всецело необъятной родины.
- В наших владениях - Кошкингтоне, Хагельштадте и Мракобесии - в отличие от Войшийнгтона, Бундасштадта и Содобесии нравы суровы, но не расходятся с природой вещей, похабство названо похабством, хамство хамством, а враги друзьями не станут, даже при интенсивном вылизывании. На том стоим. Как говорится, есть фрау в баварских гештетах. Там, где подпирает шишаком переменчивую линию облаков знаменитый памятник Юрию Долгопрудному пера великого минималиста передвижника Валюты Скуратова-Новослободского-Бельского.
- Мишура - это бриллианты для бедных, - сказал некогда Хуго Гегель. - Нельзя вечно томить население в подобных "драгоценностях". Пора что-то предпринимать.
И мы все помним, что количество цемента марки М-400 в стране сильно поубавилось. Хуго не привык бросаться словами.
* - непереводимая игра слов, имеющая хождение в присутственных местах Мракобесии.