ДЕЛЬФИНЫ В "ЛЕБЕДИНОМ ОЗЕРЕ"ИЛИ БЕСПОКОЙСТВО ОБ ЭКОЛОГИИ ЧЕРНОМОРСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ ТУРЦИИ
Вероятно, многие уже подзабыли, что происходило в августе присно памятного 1991-го года. Возьму на себя труд напомнить эти замечательные деньки, ознаменованные созданием очень актуальной для того конкретного времени чрезвычайной комиссии с гордой аббревиатурой на красном знамени всё ещё непобеждённого социализма - "ГКЧП", созданной растерянными деятелями партии с лицом, ужасно напоминающим человеческое.
Наверняка, после этой вступительной фразы, сразу придёт на ум забавный каламбур на мотив Михаила Юрьевича Лермонтова: "забил заряд я в тушку Пуго". Помните такого?
Август 1991-го - это время нечеловеческих страстей и судьбоносных разочарований, время надежд и неслыханного оптимизма. Но все эти события для большинства нормальных людей оставались по ту сторону рампы, за которой на столичной сцене старушка-история строила "козу" вечно живому Ильичу и незабвенному отцу-учителю, затаившему свой едкий прах в Кремлёвской стене. Народ продолжал ходить на работу, ездить в отпуска, заниматься финансовыми махинациями, возделывать вырванные на месткоме шесть соток, растить детей, строить свои планы, разрушать чужие. Продолжал метаться в поисках места, где можно будет отоварить сбережения в виде обесцененных бумажек с водяными знаками и лучшей в мире системой защиты, иногда с тревогой прислушиваясь к "лебединому" творению великого Чайковского, которое, как никогда ранее, было востребовано всеми телевизионными и радио каналами.
Люди отоваривали талоны на мыло, моющие средства, на табачные изделия, давились в очередях за куриным яйцом, молоком и мясом. Создавалось такое впечатление, что одновременно по всей стране капризные пернатые твари наотрез отказывались нестись, а коровы делиться с пищевой промышленностью нагулянным в бескрайних лугах товаром народного потребления. Мудрые правители решили, что допроситься у кур, свиней и крупного рогатого скота продовольствия им никак не удастся. Поэтому поставленный вопрос о целесообразности таких методов руководства, когда деньги впору вместо обоев (которых тоже, кстати, достать не представлялось возможным, если, конечно, вы притащились на базу не от Семёна Аркадьевича, приходящегося внучатым дядей Маргарите Петровне - сестре супруги двоюродного брата САМОГО Николая Петровича) использовать, необходимо было снимать с повестки дня силовыми методами.
Излюбленная забава большевиков - устроить танковый карнавал, чтобы за праздничными мероприятиями желание получить "хлеба" утратило свою актуальность. Ещё бы - столько вкусных зрелищ на дизельной тяге! Кому придёт в голову просить чего-то ещё? Ну, а если придёт, так - нате вам! Смотрите, как маленькие лебеди на озере резвятся в упоительном танце под классическую музыку.
Меня тоже, как и большинство нормальных граждан, эти государственные события коснулись бы лишь слегка, не задевая подводных камней сознания, если бы мы семьёй не надумали в отпуск поехать. Впервые с супругой Верой решили вывезти Илью на море и сразу попали под раздачу. Сыну тогда вот-вот должно было 4 года брякнуть. Почти взрослый мужичок со своими представлениями о жизни, а совсем не какой-то вечно плачущий пацанёнок. Значит - пора.
Взял я семейную путёвку от объединения "ПолярноУралгеология", что в Воркуте. Эта контора с ПО "Печорагефизика" делились всегда. Путёвка была в посёлок Новомихайловский (или попросту - Михайловка), который неподалёку от Туапсе расположен. Проживание в частном секторе (с правом выбора хозяев), а питание (трёхразовое) в местном кафе. На своём пути к морю заехали мы в Кострому к родителям. Там и мои, и Верины в одном доме жили. Погостили недели две и уже готовы были на Черноморское побережье отчаливать. Только вот день рождения Веры отпразднуем, и сразу - в столицу. А там ночью из аэропорта Внуково самолёт унесёт нас в Краснодар, откуда автобусом уже и доберёмся до заветного курортного посёлка.
День рождения отметили 18-го августа. А наутро следующего дня в телевизоре обосновался неказистый дядечка в очках, с дрожащим голосом и руками завзятого алкоголика. Он вещал о наступлении суровой годины, когда западным спецслужбам удался план всемирного заговора против страны Советов, о нечаянном аресте Первого Лица в Крыму и наступлении танкового карнавала на улицах и площадях Москвы. После таких жутких слов на сцене появился Пётр Ильич с лебединым выводком в холёных чувствительных пальцах вечно музицирующего аристократа.
- Вот так! Ни на минуту нельзя руку с пульса убирать, - заметила Вера. - Стоит только по настоящему день рождения отпраздновать, как в стране уже полный бардак!
Поезд в Москву отходил из Костромы ближе к полудню. Бабушки запереживали и никак не хотели нас отпускать в дорогу. В крайнем случае, требовали оставить Илью у себя. Но вмешательство дедов разрешило вопрос в пользу нашего семейного отдыха. Война войной, а отпуск обязан пройти, как задумано. Прорвёмся. Поезд "Владивосток - Москва", на котором мы ехали, опоздал часа на два, хотя из Костромы отправился вовремя. То и дело на полустанках состав останавливался, и в окно нашего купе становилось видно прохождение бесконечных эшелонов с наспех зачехлёнными танковыми орудиями и другими милитаристическими штуками. Илья глазел на них, раскрыв рот. Когда ещё столько военной техники ребёнок увидит? Нужно ли объяснять, что все эти платформы с тяжёлыми гусеничными творениями КБ имени Кошкина, двигались в одну с нами сторону, в сторону занявшей глухую оборону чрезвычайной комиссии. Для поддержки партийного принципа "От каждого по способностям, всем по талону!" Мне и Вере стало немного не по себе, но мы решили не паниковать, из вагона на ходу не прыгать. А вот Илье, наоборот, все железки в камуфляже казались весёлыми и удивительными. Ребёнок, что ж в том удивительного.
Москва встретила нас прохладой позднего вечера и оцеплением оцепеневшего Ярославского вокзала. Милиция проверяла документы и пускала только в метро. Но нам дальше и не нужно. Доехали до "Юго-Западной" и во Внуково рванули. А там такое творится, что сразу картинки эвакуации вспомнились из фильмов о войне. Оказалось, что распоряжением ГКЧП в столице действовал комендантский час. Никакой транспорт не ходил с 8-ми вечера до 8-ми утра. Поэтому все, кто улетал вечерними, ночными и утренними рейсами приехали заранее. Столько пассажиров одновременно аэропорт вместить попросту не мог.
Внутри здания даже стоять было проблематично, а с улицы милиция выгоняла. Можете себе представить, каково в этом столпотворении себя дети чувствовали. Я посадил Илью на плечи, и мы принялись искать местечко, чтобы присесть. Нам ведь предстояло ещё часов 5 самолёта ждать. Место нашлось случайно и в совершенно неожиданном месте. Зашли мы в буфет, в котором тоже всё было утрамбовано под самый потолок. Кое-как уголок от одного стола заняли, чтобы перекусить домашней снедью ещё из Костромы. Илью покормили в режиме бара. Исключительно стоя. И тут соседи по столу побежали на посадку. Так до самого рейса Вера с Ильёй продремали в буфете на одном стуле вдвоём. Хорошо, что парню в туалет не приспичило до того самого момента, когда самолёт высоту эшелона набрал.
Утро 20 августа в Краснодаре выдалось солнечным и ядрёным. Возле трапа рядом с диспетчером СОП высилась приятная и до боли знакомая фигура в синей аэрофлотовской рубахе. Конечно, Кузнечика нельзя было не узнать по его застенчивой милой улыбке. Он проводил нас к себе домой, где мы наскоро позавтракали и двинулись на автовокзал. А телевизор во время завтрака всё ещё продолжал ругаться ГКЧПовиной и запугивать каким-то ЕБэЭном.
В тот же день, после двух часов тряски в душном автобусе, мы поселились в квартире милых пенсионеров Надежды Никифоровны и Петра Фёдоровича. Они всю свою трудовую жизнь служили на благо Туапсинского курортторга. Пётр Фёдорович так и вообще был его директором. Это замечательное обстоятельство нам довольно здорово помогало во время нашего отдыха. Тем же вечером Илья впервые увидел море. Он ничуть не удивился такому большому количеству воды, но купаться не стал, поскольку к огромной ванне без стенок и с солёным содержимым ему ещё предстояло привыкнуть. Воспоминания о Московских событиях растаяли наподобие утреннего тумана в этот августовский день.
Все, последовавшие за трагическим выступлением на телевизионных экранах верного ленинца с похмельным синдромом, события в жизни страны я узнавал только из разговоров озабоченных политикой граждан на пляже и рынке. Телевизор в отпуске - последнее дело! Об освобождении узника Форосского замка Иф мне поведал Володя. Тот самый, который без устали "окучивал" сено на острове напротив Приуральска. Мы с ним столкнулись на мини-базарчике возле пляжа, где дегустировали разные сорта сухих вин. Володя тоже отдыхал по путёвке. Только у него срок её действия уже подходил к концу. Примерно с неделю ещё мы встречались с ним перед обедом и отправлялись на новую дегустацию, пока он не уехал.
Михайловская бухта очень красива и славилась в те времена чистейшей водой. Не зря же практически каждый день туда заплывала стая дельфинов. Они подходили почти к самому берегу и играли с пловцами, которые удалялись метров на 20-30 от суши. Или ещё - стая черноморских афалин любила сопровождать водные велосипеды.
Илья полез в море на второй день, и потом, как водится, его оттуда нужно было извлекать силой. По вечерам мы гуляли с ним по колено в воде до турбазы, которая ютилась в узком ущелье в километре к востоку, и обратно. Поначалу такая оздоровительная процедура проходила довольно утомительно для ног, но потом мы к этому привыкли. Вера в это время играла в волейбол на площадке в тени кипарисов с ленинградскими студентами. Мы заходили за ней и отправлялись во внезапно опускавшихся сумерках к своим пенсионерам. Частенько нам дорогу преграждала чебуречная, запахи из которой заставляли задуматься о смысле жизни и рецептуре блюд, давших название заведению. Мы набирали с собой этих горяченных даров юга или загриленного цыплёнка и спешили донести своё богатство до кухни гостеприимных хозяев в неостывшем виде, чтобы возрадоваться на сон грядущий.
Заедание пищи насущной арбузом быстро сделалось привычкой, поэтому Илье приходилось просыпаться ночью в тягостных раздумьях, бежать в туалет или... как-нибудь так. Обычно он выбирал правильное решение. Но тогда приходилось совершать аварийную доставку его юного организма, озабоченного избытком так и прущих из него чувств, прямо к месту, где он мог поделиться этим с мировой общественностью посредством канализации.
Иногда вечерний моцион от моря к дому заканчивался посещением тира. Тир работал допоздна и служил VIP-клубом для местного населения. Там постоянно щёлкали костяшки от шашек под ловкими руками любителей сыграть в нарды. Илья всё время целил в обезьяну и бывал несказанно рад, когда с моей помощью попадал этому нахальному зверю прямо в глаз. Нелюбовь к обезьянам возникла у него от дневных впечатлений. Весь световой отрезок суток пляж оглашался выкриками: "Шлёпанки, шлёпанки, кому шлёпанки?!", "Чурчхелла виноградная, домашняя!", "Кукуруза горячая, копчёные мидии!" В ряду прочих продавцов товаров и услуг не терялся местный фотограф, который сновал между раскалённых тел отдыхающих с рекламными выкриками: "А вот, кто желает запечатлеться с животным?!" Он водил на ремне забавную макаку и периодически пытался посадить её на плечи любопытствующим детям. Однажды и мой сын попался на этот трюк. Обезьяна взгромоздилась на Илью, фотограф готов был произвести выпуск "птички" из недр своей камеры. Но тут макака задурила. Она схватила Илью за ухо и принялась теребить нежный мальчишеский "пельменчик". За что и поплатилась. Долго её потом фотограф выманивал из-под топчана надкушенным бананом, но предъявить нам неустойку не осмелился. А вот с осликом и удавом Илья сразу подружился и сфотографировался с ними на память.
Я думаю, что с обезьянами, это у нас семейное. Когда в моём далёком нежном возрасте родители привезли меня в обезьяний питомник в Сухуми, со мной тоже случился жуткий случай. Я жевал козинак, который из моих детских ручонок вырвал огромный орангутанг, рыжей молнией сиганувший через загородку и скрывшийся с добычей среди вечнозелёных деревьев Абхазии. Тогда я сильно плакал и не хотел больше козинака. Не ем я их и теперь.
Однажды, когда я прогуливался по рынку возле пляжа в поисках такого вина, которого ещё не пробовал, обнаружил, что над прилавками развешана свежая чехонь холодного копчения. Рыбцы запотевали прозрачным ароматным жиром и требовали внимательного к себе отношения. Они буквально просвечивались насквозь. Как же тут избежать соблазна? Взял я три пары, и почти сразу же мы все вместе пошли на обед. Вера всё порывалась понять, что же так вкусно пахнет из моего пляжного пакета. Разве мог я устоять перед настойчивыми просьбами женщины? С чехонью было покончено в тихом уютном скверике возле школы на полпути до кафе. Пришлось вернуться и взять ещё. Илья в тот день отказался обедать, хотя обычно рыбу не ест.
Держава была поглощена стремительно возносящейся демократией, которая с башни танка переезжала в Белый дом. Первое Лицо пыталось это своё лицо восстановить, но выпускник Свердловского ВУЗа уже намертво приклеил трон к своей крепкой заднице, выдержавшей знатную порку на XIX партийной конференции. Места для двоих на троне не хватало. А тут ещё под шумок появились новые любители поуправлять. Беловежская пуща уже ждала своих героев, зубры трубно ревели, как в период гона, приветствуя новых народных героев, жаждущих поделить общий пирог на всех... родственников и знакомых.
Но меня заботило только одно, завезут ли сегодня разливное пиво в единственный на весь посёлок ларёк. Что поделать, если я уродился настолько аполитичным и снисходительно ироничным к действиям харизматически нетрезвого гаранта.
Как правило, в среду и субботу такое чудо происходило. Завоз пива я имею в виду. Тогда я устраивал свои демократические дни, наблюдая за коллизиями волейбольной игры с кружкой в руке. Илья же упивался соком и подносил мячи, улетавшие за ограду. Иногда мы втроём посещали маленький местный кинотеатрик. Ходили на последний сеанс. Оставлять Илью одного мы опасались, поэтому брали с собой. Сначала Вера беспокоилась, что ребёнок начнёт бузить прямо в зале, когда ему надоест следить за нелепыми Голливудскими "звёздами", которые по-русски без переводчика и сказать-то ничего не могут. Но страхи оказались напрасными. Илья почти мгновенно засыпал ещё на стадии титров, и я относил его домой после сеанса на руках. А то, что мы ни разу не рискнули оставить сына одного, было правильным. В дальнейшем нам пришлось в этом убедиться.
Однажды на волейбольную площадку пришли новые люди. Два парня, две девушки и мальчишка лет десяти. Вот уж воистину - земля имеет покатую форму. Знакомые то и дело норовят съехать в объятия друг друга по этому земному наклону. Одной из пришедших женщин оказалась Верина знакомая, Света. Они подружились в Адлере за несколько лет до этого. Также за игрой в волейбол. Потом ещё раз пересекались в отпуске и даже переписывались. Паренёк оказался сыном Светланы, Костиком. А сама она на летний период устроилась медсестрой в пионерский лагерь республиканского значения "Орлёнок". До него от Михайловки можно было минут за тридцать дойти, не спеша, через старинный парк.
Светлана работала в Ставрополе в областной больнице, и каждый год ездила на лето в командировки по пионерским лагерям. Побывала в "Артеке" и в "Океане" (возле Находки). В тот год она должна была также ехать на Дальний Восток, но в последний момент что-то переигралось, и Света оказалась в "Орлёнке". Всё случилось настолько быстро, что она даже написать Вере ничего не успела. Светлана знала, что мы поедем отдыхать куда-то в район Туапсе, но встретиться с нами никак не рассчитывала. Наступила новая фаза отдыха. Теперь мы через день стали посещать пляж Всероссийского лагеря. Там, в отличие от Михайловки, где полно гальки, берег был насыпной из мелкого белого песка. И глубина на пионерском пляже небольшая. Как раз для Ильи. Да и, кроме этого, есть, чем парню побаловаться. Илья облазил все самолёты, которые стояли на аллее лагеря, образуя авиационный музей под открытым небом. Проинспектировал яхту в дружине "Штормовая" и страшно напугал старшеклассниц, несанкционированно проникнув в палатки дружины "Морской", следуя за вездесущим Костяней. А на якоре, который установлен возле выхода на пляж, Илья нацарапал своё имя гвоздём.
В один прекрасный день подоспело 1 сентября - день рождения Ильи. Отметить его решили прямо на пляже в Михайловке. Приглашены были Светлана с Костей и мы с Верой. Взрослые пили голландское баночное пиво, дети - сок. Заранее договорились с армянами, которые творили неподалёку шашлык (поскольку тогда спрос значительно опережал предложение, и возможны были варианты с нехваткой превосходной свинины), о поставках к нашему импровизированному столу. Ещё на банкете изобиловали персики, груши, виноград и, конечно, великан-арбуз. Праздник удался на славу. Илья получил в подарок роликовые коньки на 5 размеров больше, чем мог себе представить и что-то ещё. Возможно, милитаристическую игрушку, похожую на ту, которую он мог наблюдать в окно поезда по дороге в Москву.
Взрослым захотелось продолжения банкета. Света пригласила к себе в "Орлёнок". Там как раз у детей должен был состояться прощальный костёр и ночные купания. Предупредив своих хозяев, мы быстренько проникли на территорию главного корпуса лагеря. Пока распили бутылочку сухого болгарского вина при свечах под гитару, Илья наладился спать. Мы уложили его на кровать в Светиной комнате, и пошли на пляж. Ключи от комнаты Светлана оставила своей подружке, наказав ей, чтобы не обижала мальчика. Илья спал крепко, набегавшись за день, и мы подумали, что он спокойно будет дрыхнуть до самого утра.
На пляже уже горел огромный пионерский костёр. Такой высокий я видел впервые. После церемонии прощания пионеров с лагерем мы ещё немного попели песни с вожатыми, искупались. Уже собирались возвращаться, когда со стороны главного корпуса услышали встревоженные возгласы Светиной подруги. Помчались туда и увидели, что в главном корпусе лагеря наш отпрыск поднял на ноги целый этаж своими дикими криками. Как же, поспит он до утра, когда столько сока выпито и арбуза съедено! Не помогла и предварительная профилактика перед сном. Мы застали Илью над унитазом. Он избавлялся от остатков арбуза и при этом горько-горько плакал. И ещё неизвестно, откуда вытекало больше. Милый мальчик, как мы могли оставить тебя одного в незнакомом месте? До сих пор у меня щемит сердце, когда я вспоминаю этот случай.
Великая держава, между тем, готова была рассыпаться на массу несказанно независимых великих государств. Только пограничники на Черноморском побережье об этом пока ничего не знали и продолжали бдительно охранять морские рубежи Советского Союза. Одна пограничная застава располагалась чуть западнее Михайловки (на взгляд демократов) или чуть восточнее "Орлёнка" (по определению пока ещё не запрещённой КПСС). По берегу до неё было идти долго и утомительно, сбивая ноги о крутые, обросшие ракушками валуны. Туда никто и не ходил. А вот морем можно было подкрасться к заставе на водном велосипеде, изображая из себя обычного советского отдыхающего. Это мы с Ильёй не раз и проделывали.
Впервые мы посетили угрюмый заросший колючим кустарником берег с почти вертикальной лестницей и перилами из полуторадюймовой трубы буквально на третий день отдыха. Илья был капитаном (капитан Люк - так я его называл с почтением) и поэтому повелел мне величественной дланью крутить педали на отдалённый мысок. Вблизи заставы вода была почти стоячая, заросла водорослями и дурно пахла. Но нас это не остановило. Мы причалили к берегу и ступили на необжитую отдыхающими землю. Вдруг капитан обратился ко мне со странной просьбой: "Папа, я хочу какать". Что ж и капитанам свойственны минуты слабости. Я подошёл с пониманием к этому вопросу и вытоптал приличную поляну среди колючих кустарников для личных нужд предводителя. Операция прошла успешно, если не считать отблески на солнце дальномерной морской оптики, которая отсвечивала с вершины мыса. "И пограничники тоже люди", - решил я принялся искать лопушок. Хотя зачем он мне, когда кругом полно морской лечебной воды?
Мы посещали с капитаном Люком этот таинственный уголок Черноморья ещё несколько раз. И в каждое из этих посещений на моего любимого предводителя нападала медвежья болезнь. Может, это от таинственности атмосферы или просто сила привычки? Я начал догадываться, что Илье доставляет наслаждение портить пограничникам скромный быт, когда они по ночам бегают купаться втайне от начальника заставы. Мне ничего не оставалось, как пресечь сей порочный принцип на корню. После дня рождения капитана я решил поговорить с Ильёй вполне серьёзно. Я намекнул Люку, что в его, уже довольно зрелом возрасте, пора вести себя подобающе и научиться сдерживать свои естественные инстинкты. А иначе, что про нас подумают доблестные пограничники? Илья недовольно сопел, но не возражал. С тех пор мы катались с ним на водном велосипеде только в акватории пляжа, а все свои нужды он научился справлять заранее, ещё перед выходом в море. А я про себя подумал, что, может быть, из меня бы получился хороший наставник для школы юнг. Или я слишком много на себя беру?
С той поры утекло немало времени в реке с названием Лета. Воспоминания о ГКЧП окаменели, как и те горки фекалий, оставленных капитаном Люком возле одинокой заставы. А, скорее всего, и то и другое унесло набежавшей волной в сторону Турции. И зачем только тамошние курорты пользуются таким спросом? Люди же не мухи...