Теория и практика воздвижения нерукотворного памятника
(история о том, как Евгений Меркулов и Димыч Чваков воздвигали памятник себе, гениальным, и что из этого вышло)
Началось всё с того, что Димычу взгрустнулось, и он изложил своё настроение на виртуальной четвертушке тетрадного листа, назвав этот опус очень странно "pozument". Кого из Ментов конкретно имел в виду автор, нам осталось неизвестным. Впрочем, с этого началось строительство монумента. Посмотрим, как всё происходило? За мной...
Евгений Меркулов начал без чертежей и сметы:
Нерукотворный памятник хотели?
Ногами глину в тазике месил,
Ногами после сам себя слепил.
А фиг ли? Чем я хуже Церетели?
Димыч подхватывает киянку из рук мастера:
Возвигнуть памятник несложно,
Я сам себя воздвиг вчерась.
И постамент гранитный всласть
Всё шлифовал и пел истошно
Про то, что гений я отменный,
Про то, что нет меня милей,
Что впереди планеты всей...
Сам бронзовея постепенно...
Евгений тоже бронзовеет не по дням, а по частям:
Когда же я закончил постамент,
И сам забронзовел до пятой точки,
Надел на лоб венец, на пах листочки,
Залез наверх... И вот вам монумент!
Димыч любуется, одновременно пытаясь понять, отчего памятник оказался где-то в тундре. Ах, это чтобы его было видно издалека... Ещё Пушкин завещал...
На монумент глядеть - сплошной изюм,
Сплошной рахат, возьми его с лукумом!
Вот это глыба! Офигенный ум!
А где стоит? Как раз напротив чума.
Евгений осознаёт величественность полученного артефакта от монументалистики:
И ахают в восторге миллионы,
Склоняется в почтении страна.
Лишь голуби, да сволочи вороны
В искусстве, блин, не смыслят ни хрена.
Димыч наблюдает за поклонниками из заоблачной выси:
Седой тунгус поёт с калмыком,
Тропу народную протаптывая вновь.
И эту беззаветную любовь
Они несут... хотя не вяжут лыка
Евгений уже не потрясён, ему нравится широта и долгота... а также высота:
Александрийский столп намного ниже,
Останкинская башня - мой размер!
И с высоты я очень ясно вижу
Любовь ко мне всего СССР.
Димыч опасается разноцветных карнавалов меньшинств из Амстердама:
Любовь сегодня... в общем, без Платона...
И неуютно с листиком стоять.
Эх, кабы кто придумал привязать
На место лавра манускрипт трёхтомный...
Он же напоминает о своей (памятника) доступности:
И не страшны мне, в общем, холода.
Я весь блещу, как чей-то дядя Оскар.
Поговорить со мною можно просто:
Секретарю заявочку подав.
Евгений подтверждает величественность полученного памятника в веках:
Ведь всяк язык (блин, сущий или сучий?)
Готов трындеть с утра и дотемна
О том, какой я мудрый и могучий,
И как гордится мною вся страна.
Димыч озирается по сторонам, на высоте поддувает:
Гореть гордяся гордому в горнило -
Такое, понимаешь ли, бывает...
Порой под облаками так штормило,
Что гениальность боком вылезает
Евгений жизнеутверждающе:
Пускай грохочет ветер! Так и надо!
Лишь гордо улыбнусь ему в ответ.
Мне эта непогода до лампады,
Я ж в бронзу (как вы помните) одет.
Димыч исторически:
Вдоль моих ног идут на взлёт "Прогрессы",
И дирижабли надо мной кружатся.
Мне бронзоветь сегодня очень лестно,
И в оптике приятно отражаться.
Евгений глобально-космически:
Мне рукоплещут Лондон и Майами,
Пекин, Париж, Нью-Дели и Пномпень.
Лишь сволочи вороны с голубями
На голову мне гадят каждый день.
В этом месте Димыч начинает соображать, каким это образом вороны и голуби поднялись на дирижаблью высоту. Потом догадывается, что это благодарные читатели провезли их с собой и теперь выбрасывают перекормленных птиц из пассажирской гондолы прямо на голову ПАМЯТНИКУ, пользуясь ускоренным пищеварительным процессом птиц...