Аннотация: скучное повествование о грустных событиях
ПОД НАРКОЗОМ
(мечта об ушедшем лете)
В те далёкие советские годы, когда я ещё работал главным инженером ВЦ Колвинской геофизической экспедиции, судьба свела меня с главным же инженером, но домостроительного комбината Валерой Курбатовым. Вернее, он сам (вышеозначенный Валера) подпихнул эту капризное создание (судьбу), чтобы она без лишних проволочек позволила нам ощутить некоторое общечеловеческое родство в задушевных беседах под сенью Курбатовского кабинета. Валера начал создавать новое современное лицо комбината посредством улыбчивых мониторов от фирмы "Шнейдер" с оранжевым по тёмно-синему на матово-чёрной трубке "Hercules".
Впрочем, в списках его технической добычи значился и один умопомрачительный монитор BEAM с трубой EGA с почти натуральными цветами (как тогда казалось, вершиной прогрессивной мысли). Курбатов не только овладел кучкой компьютеров класса AT286, но и также парой программ (разработка КИВЦ треста "Комилеспром") для того, чтобы двигать в светлое будущее вместе с членами Политбюро своё строительное производство. Не хватало одного - человека хотя бы немного разбирающегося в установке и настройке софта. Вот тут-то ему и посоветовали обратиться на вычислительный центр Колвинской экспедиции.
Первый мой диалог с Валерой происходил в интимной атмосфере начала ночной смены в разгар июля. Операторы, аки пчёлы работящие, летали от одного комплекса ПС-2000 к другому в героических попытках запустить геофизические задания, оставленные им группой геофизиков-интерпретаторов в перфокарточном изложении и в файловом виде на странном, но стильном ЯГЗ (языке геофизических заданий) системы СОС ПС (сейсмическая обрабатывающая система переменной структуры). Сменный инженер мирно дремал на надувном матрасе в клубах махорочного дыма под чудом Бакинской техники - кондиционером БК-2500.
Самокрутка, типа "козья ножка", изящным кренделем висела у него на усатой верхней губе и дисциплинировала почище любой начальственной накачки. Такой курительный прибор при падении мог запросто привести к возгоранию объекта, начиная с синего инженерного халата поверх семейных трусов с картинками из счастливого детства и заканчивая синьковальной машиной, которая аппетитно булькала аммиаком на первом этаже. Там подвижник по характеру и, по совместительству, оператор копировально-множительной техники, Серёга Рыбалко плодил геологические карты структур в 12-ти экземплярах с калек в тушевом исполнении, любезно предоставленных камеральными группами. Работа сверхурочная, нудячая. Но Серёга не унывал. Да и что тут поделаешь, когда защита структур на носу.
Середина лета. Жара. Поэтому весь наш замечательный трудовой коллектив, исполненный трудового энтузиазма, выкладывался по полной. Для удобства исполнителей форма одежды была слегка упрощённой. Девчонки-операторы ходили в купальниках, которые кокетливо выглядывали из-под коротеньких белых халатов. Их босые ноги нежно шуршали по фальшполу машинного зала и коридору. Но Серёгу и сменного этим не проймёшь. Один находился в состоянии полной боевой готовности, чтобы в случае необходимости принудить рассыпающееся по законам энтропии железо производить обработку информации в соответствии с требованиями, провозглашёнными на XIX-ой партийной конференции. А второй, одурманенный парами аммиака, ваял будущую славу экспедиции - структурный геологический отчёт.
Про форму одежды сменного инженера я уже заметил выше. У читателей может сложиться впечатление, что на ВЦ царило полное разложение. Ещё бы! Махорочный дым так и вьётся в машинных залах, сказочные одалиски бегают по ним с колодами перфокарт, пакетами дисков и магнитными лентами, будто бы приглашая извилистыми формами своих нижних конечностей посетить неведомые чудесные края виртуального мира. Инженер всем своим видом изображает пожарника на посту. А куда же смотрит руководство?
Вероятно, я смог бы согласиться с вами. Но не соглашусь. Ибо, работа от такого нетрадиционного и домашнего подхода, как ни странно, выигрывала. Правда, начальник экспедиции в компании с главным геофизиком, однажды посетив наше хозяйство в разгар трудового дня, был просто шокирован. Он потребовали объяснений по следующим пунктам:
- почему смены ходят почти неглиже?;
- почему кто-то периодически плещется в градирне от кондиционера KS-4?;
- почему в помещениях стойкий запах махорки?;
На все поставленные вопросы я дал разумный и чёткий ответ:
- ходить в костюмах и накрахмаленных передниках в жуткую жару, когда кондиционеры не справляются со своими обязанностями перед лицом почти 90-а стоек, каждая вторая из которых работает в режиме обогревателя, просто глупо;
- ездить купаться на водохранилище - только рабочее время терять, лучше уж в градирне;
- талонов на табачные изделия хватает только на половину месяца, а махорки дают в магазинах сколько душе угодно;
Начальник экспедиции утёр потное лицо галстуком от Армани, закурил "Camel" и, получив чистое полотенце в архиве, отправился принимать душ в градирню. Главный геофизик попытался возражать, но, получив краткую инструкцию, в которой было едва ли два цензурных слова, от начальника, как-то сразу сник. Но всё же он попытался вернуться к теме о закрашивании нашего панно в стиле Сикейроса. Однако его очередная претензия прозвучала весьма вяло и неубедительно.
Речь шла об огромной плите из ДСП, украшавшей стену главного машинного зала. Её в своё время, при строительстве второго этажа над зданием бывшего пожарного депо, по неизвестной причине воткнули строители. То ли у них не хватило звукоизоляционных плит, то ли время поджимало. Они закрасили её белой краской в тон остальных стен и после этого, произнеся древнее ненецкое заклинание "Шабаш!", растворились на бескрайних просторах Приполярного Севера.
Целый год ВЦ жил с этой идеально белой плитой, как с бельмом на глазу. А потом молодая операторша Света Чурякова принялась изливать на неё свой невостребованный талант начинающего художника. Она изображала на панно дружеские шаржи на всех сотрудников центра. Каждый индивид был представлен в виде своего знака по японскому гороскопу. Получалось довольно похоже и весело. Например, автор этих строк предстал в образе того самого старого кобеля, о котором так часто слышал малютка-Стас во времена Крымского стройотряда. Единственное, что отличало данную собаку от её сородичей, была неухоженная растрёпанная борода, которая волочилась по земле.
По мере возмужания и разрастания коллектива ВЦ "наш Сикейрос" пополнял своё творение новыми фрагментами. Работать в помещении вместе со всем виртуальным коллективом было очень приятно. Один только взгляд на это панно приводил в чудесное расположение духа. У меня где-то была фотография Светкиного творения, но, к сожалению, никак не могу её найти.
Так вот, руководство экспедиции периодически ставило вопрос о закрашивании несанкционированных художеств, но это ни к чему не приводило. Пообещав, что к очередному понедельнику стена воссияет первозданной белизной, начальник нашего ВЦ, заказывал белую краску в ОМТС, после чего её благополучно забывали получить, и дело Сикейроса продолжало жить и побеждать. Но однажды всё-таки пришлось пойти на компромисс. Панно покрыли лаком, чтобы никакой неизвестный науке бука даже и не пытался смыть граффити (тогда такого слова ещё и в помине не было) мокрой тряпкой в пылу уборочной кампании ленинского субботника.
Теперь пополнение картины новыми героями стало невозможным, но зато она просуществовала до самой куражливой и мерзкой передачи машинного зала "под топор" в пору торжества буржуазных принципов научно-технической революции. Слава создателю, я уже этого не видел, поскольку находился в творческом поиске по применению своих незатейливых талантов в новых рыночных условиях.
Кажется, я немного отвлёкся. Сказочка-то вовсе не про это. Итак, солнечный летний вечер. Курбатов нагрянул на своей личной "шестёрке" в наше заведение. Я провёл его в кабинет начальника, услышав по дороге несколько комплиментов по организации нашего героического труда во славу погибающего, но пока ещё непобеждённого, нерушимого союза, и мы приступили к разговору. Когда коньяк кончился, пришлось пригласить в компанию небольшую порцию спирта, которую экономили сменные инженеры для натурального обмена на дефицитные микросхемы от фирмы Intel для ремонта дисковых накопителей СМ5400.
К концу беседы Валеру нельзя было отличить от работников нашего славного коллектива. Пиджак и рубашка висели на спинке стула, брюки аккуратно располагались на плечиках в шкафу. Белый халат на голое тело выдавал в нём специалиста, если не 1-ой, то хотя бы 2-ой категории. В общем, парень хоть куда. Можно сей секунд отправляй его на надувной матрас. Жаль только, что по технологии работ, матрас предусмотрен только один. К общему удовлетворению, высокие договаривающиеся стороны быстро достигли консенсуса, который мы и закрепили употреблением остатка известного продукта (тогда ещё он полностью соответствовал высокой планке ГОСТа 18300-72) под консервированную морскую капусту, в избытке водившуюся в местных лавках (без талонов!). Наши мысли слились в едином творческом порыве, а домостроительный комбинат приобрёл в моём лице верного друга, не гнушавшегося, правда, дополнительным заработком за свои скромные, в меру крайнего разумения, труды.
С тех пор наши встречи с Валерой приобрели систематический характер. Причём я настолько стал пользоваться его благосклонностью и расположением, что частенько засиживался у Курбатова дома в плену у незабываемого "Pink Floyd-а". Однажды Валера, приехав с рыбалки (надо сказать, что он был, да, и, по-видимому, остаётся заядлым рыбаком), пригласил меня на жареных язей. В тот день мне было назначена встреча со стоматологом недавно открывшегося кооператива, где под внутривенным наркозом трусливых пациентов за довольно скромную сумму лишали зубов, пришедших в негодность в результате длительной эксплуатации в Северных условиях.
Я попытался отказаться от приглашения, сославшись на встречу с дантистом и анестезиологом нынче же ввечеру, но настойчивый Валера пообещал чуть ли не разжёвывать свежезажаренных язей в случае необходимости. Пришлось согласиться. Не так уж часто меня приглашали на "свежачок".
В конце рабочего дня я выдвинулся к рубежам железнодорожной больницы, где застолбил место для зубных ристалищ любезный в меру своей компетенции зуборвачебный кооператив. Когда я уютно откинулся в кресле, молоденькая медсестра вкатила мне дозу селумена в вену. После чего бодрая тётя-врач попросила послушно дрожащего пациента разинуть рот. Сзади надо мной склонился чернявый врач-анестезиолог и приступил к бесцеремонному изучению моих зрачков, приподнимая пальцем закрытые веки. "Кажись, готов...", - сообщил он тёте. Я хотел возразить, но не счёл нужным этого делать, поскольку состояние было лёгким и воздушным. Зачем понапрасну силы тратить?
Врачиха сунула мне в рот какой-то инструмент с ваткой, источающей спиртовой флёр и принялась там шерудить вальяжно и неспешно. Потом я почувствовал, что рот мой освободился. Прошло буквально несколько секунд. Наркоз всё не действовал. Врачиха встала и принялась плескаться в раковине за моей спиной. Я открыл глаза и с возмущением заявил:
- Ну, и когда же ваш селумен подействует, уважаемые? За что деньги плачены?
В ответ на это анестезиолог буквально впялился в мои глаза, словно пытаясь проникнуть в глубины размягчённого, расслабленного мозга.
Возмущению моему не было предела. И этим людям дали лицензию на производство медицинской практики! А они даже не могут усыпить человека, чтобы потихоньку понавыдёргивать лишних зубов! Об этом я и заявил с нескрываемым гневом. Только тут вдруг почувствовал, что язык шевелиться как-то неохотно, периодически натыкаясь на какую-то преграду.
Вот так раз - а рот полон ватных тампонов, как двор частного дома сугробами зимой... с подветренной стороны. Всё ещё негодуя, я повыплёвывал размокшие сугробы в специально подставленную ёмкость и только тут обратил внимание, что количество моих зубов уменьшилось ровно на три. И когда это только успели наши местные шаманы? Взглянул на часы. Прошло минут 8-10 с момента, когда игла проникла в моё естество. Хотелось крикнуть: "Как это вам удалось?!" Но не крикнул, боясь спугнуть нахлынувшую эйфорию.
Анестезиолог улыбнулся и заметил скромно:
- Уже всё закончилось. Но пока ещё наркоз сильно действует, вам лучше полежать на кушетке в коридоре. С вами есть кто-нибудь, кто бы проводил вас домой? Часа через два вы почувствуете боль, можете приглушить её анальгином перед сном. А утром покажитесь к нам для осмотра...
Я вскочил и со словами благодарности на окровавленных устах стремительно вылетел из кабинета. Лежать на кушетке? Ещё чего! Когда Курбатов рыбы нажарил и ждёт меня в просторной кухне, полной домашнего самогона и других мелких радостей. Я ворвался в автобус и всё ещё в приподнятом настроении стал стремительно сокращать расстояние между пунктами А и Б.
Валера достал меня из душного железного ящика на колёсах на третьем витке маршрута и с трудом привёл в чувство. Просыпаться совершенно не хотелось. Перед глазами кружились разноцветные воздушные шарики, создавая иллюзию праздника. Кондукторша с презрением изучала мою помятую физиономию. И не было в ней ни капли сочувствия. "И как тебя муж-то любит?" - подумалось мне.
Позднее немногочисленные прохожие могли наблюдать в свете вечернего ласкового солнца поры "белых ночей", как маленький жилистый Курбатов почти на руках транспортировал моё немаленькое тело в сторону своего дома. На кухне аппетитно шкворчала сковорода. Язи в сметане пыхтели и покрывались нежной корочкой. Валеркина жена вовсю сервировала стол. А автор этих строк продолжал спать совершенно бесстыдным образом. Периодически я приходил в себя, глупо улыбался и перекатывал во рту ватные шарики, которыми перед уходом из клиники меня таки одарила тётя-стоматолог.
Разговаривать с таким мало одушевлённым объектом, каковым я являлся в тот момент, судя по всему, удовольствие ниже среднего. Но Валера и его жена стоически переносили такое стечение обстоятельств. Они очищали язя от костей и подкладывали на мою тарелку, а я заглатывал ароматные куски свежей рыбы, не жуя, посылая их вслед чистейшему самогону, настоянному на полыни и золотом корне. В последний раз я очнулся уже дома, куда заботливый Валера приволок меня из последних сил.
Хорошо, что жена была в курсе моей лечебной процедуры с отягощающими последствиями. Поэтому она не стала напрягать моё слабое сознание разговорами о состоянии дел на Ближнем Востоке и вестями с полей, положила под голову подушку с двойной наволочкой (на всякий случай) и отправила в царство Морфея. Вторая наволочка явно пригодилась, поскольку утром я проснулся весь в кровавых разводах (давление-то приподнял я накануне знатно!).
Горланили за окном дуры-чайки, изучающие местные баки с мусором. Им, крикливым, было недосуг самим промышлять на реке. Совсем обленились, заразы. Я пошёл умываться вместе с присохшей подушкой. За этим милым занятием и застукала меня верная супруга.
- Ну, что? Как отходит наркоз? - спросила она.
- Какой наркоз? - удивился я. Ведь я этого медицинского состояния так и не почувствовал. Хороший был у Валерки самогон! Никакому анальгину такого эффекта и не снилось.
Спустя некоторое время Валера Курбатов уехал к себе на родину в Бурятию, где вскоре стал директором большого леспромхоза. А новые зубы, взамен утраченных, у меня не отросли до сих пор. Вероятно, в этом нет ничего удивительного, но всё же обидно.