Аннотация: Судить устал седой Сократ Платона... и в лоб ему кувалдой... угодил...
СЛАВЯНСКИЙ СКАЗ НЕБАЖОВА О НЕМЕЦКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
Вот память стала, ёмптыть... Сказка про Фрейда, говорите? Попробую вспомнить... Давным-давно, когда слово "виртуальный" слышали только на лекциях в технических ВУЗах, да, и то не на всех факультетах, да, и то применительно исключительно к памяти компьютеров (в те далёкие времена - ЭВМ), жил-был один Фрейд. И был у данного нам в наших ощущениях Фрейда один Гегель и один Кант.
И повадился к этому Фрейду некто Юнг; тот, что из швейцарских психиатров, в гости захаживать. Бывало, с утра захаживает в понедельник, а Фрейд заперся внутри, с Кантом про разные психофизические штуки рассуждает. И не нужно им в собеседники никакого Юнга приставучего. Другой бы понял давно, что не пришёлся к научной беседе в понедельник, да, и домой удалился. Но Юнг, царствие ему небесное, не таков. Всё захаживает и захаживает в Зигмундовы апартаменты, позвонит в звоночек стильный кёльнского чугунного литья, посучит немного ногами половичок у дверей, покряхтит, скушает мятную конфекту и прогуляться отлучится.
Прогуливался герр Юнг прямо неподалёку от дома Фрейда. Прогуляется минут пять, конфектами мятными запас свой пищевой, но жутко малокалорийный, пополнит и снова в звонок чугунный звонить принимается. А то ещё и стучит, будто пьяный слесарь по имени Порно Фриц из городской ратуши. Постучит, бывало, Юнг, утомится. А как утомится, сразу про осуществление индивидуализации личности что-то в замочную скважину кричать удумает. Зигмунд всё это кощунство слышит, конечно, но виду не подаёт. Дверь не отпирает, разве что, собачкой иногда тявкнет, отвяжись, дескать, Юнг, креста на тебе нету.
Так вот незаметно и годы проходят и, главным образом, стороной от Зигмунда и его верного Канта. От двери не отлучиться, сами понимаете, иначе хитроумный Юнг воспользуется и внутрь квартиры проникнет. Так и стоят друзья, косяки подпирают. И ладно бы только в понедельник, а то ведь и в другие дни приспособился Юнг к Фрейду шастать. Вытащит, бывало, из почтового ящика газету, подправит дату на понедельник и назад её всунет. Дескать, смотри, герр Фрейд, а назавтра опять по прогнозам начало недели. В таких обстоятельствах поневоле философом станешь, даже если родился полным кретином.
А Фрейду-то с Кантом ума не занимать, потому их и помнят сегодня, как родных и памятники воздвигнуть норовят, и книжные, так сказать, откровения великих в программу ВУЗов включить. Вернёмся теперь к Гегелю. Он-то, зачем был Фрейду нужен, спросите вы, если и одного Канта вполне достаточно, чтобы кого угодно до смерти заговорить?
Так вот, Гегель нужен был нашей философствующей парочке по многим причинам. Если вы помните, от двери Фрейду с Кантом никак не отойти, а как же тогда нужды естественные справить? К примеру, побриться или в зеркало на себя взглянуть. Вот тут-то Гегель незаменимым оказался. Он и побреет, и в магазин за шнапсом сбегает, и накормит, и бельишко простирнёт, ну, и всё остальное-прочее, за исключением специальных услуг, за которыми приходилось к фрау Манифюндер посылать. Гегель сам туда, как водится, зайдёт, чтобы дамочек для друзей подобрать, но так увлечётся (ужасный романтик этот Гегель!), что пока лично не попробует, к Фрейду не отправляет.
Да, кстати, вы спросите, а как же Гегель и эти милые создания от фрау Манифюндер в квартиру к Зигмунду проникали, да, и кухарка тоже, о которой я упомянуть забыл по своей рассеянности? Они через чёрный ход туда попадали, а Юнг про него, о ходе тайном не знал ничегошеньки. А представьте себе на минуточку, что вдруг бы да знал. Тогда б пришёл конец Фрейду с Кантом как философам. И это - как минимум!
Наверное, вас заинтересует и такой вопрос, почему Зигмунда с Иммануилом никогда не тянуло поменяться местами с Гегелем хотя бы на время, чтобы тот сменил их на дверях, а самим погулять пойти? Они, видите ли, хотели, чтобы всё по-честному было, чтобы по самому крайнему варианту... Раз Юнг бессменно в гости ломится, значит и им не пристало замену себе требовать. Философы! У них всегда так: если упрутся, то будут стоять на своём. Никаким ломом не сковырнёшь.
И всё бы ничего было, да, вот у Юнга товарища верного не оказалось, который бы за ним ходил, как Гегель за Фрейдом и Кантом. Пообносился Юнг, зарос до самых глаз подозрительной рыжей щетиной, питался нерегулярно, христарадничая во время своих кратковременных прогулок. А, уж, как ему справлять и отправлять естественные нужды получалось, о том вообще разговор особый. Юнга три раза хотели даже в полицейский участок увести за нарушение общественных норм морали, но ему удавалось убедить жандармов, что "ЕСЛИ НЕ ОН, ТО КТО ЖЕ!"
И так бы, пожалуй, вся эта история с философией и закончилась буднично и ординарно, но тут Юнга посетила одна замечательная идея, познакомиться с кем-нибудь из прохожих с философским уклоном. Нет, правда, он ещё раньше пытался с почтальоном, который Фрейду разные "Пентхаузы" да "Малые философские сборники рассуждений о дамах" по подписке приносил, поговорить и завлечь в свои экзистенциональные сети, но не тут-то было. Почтальон на одно ухо глухим оказался, а на второе по-немецки ни бум-бум. Так и заявил Юнгу: "Нихт шиссен, пане Юнг. Их бин итальяно почтальоно, с толстой, как говорится, сумкой на ремне".
Задумано относительно напарника хорошо, можно даже сказать, вполне нарядно, только как же в толпе философа приметить? Да очень же просто, решил Юнг. Тот, кто ворон всё время считает, тот и философ. Как на грех февраль приключился, и все вороны отлучились на зимние квартиры. Пришлось Юнгу весны ждать. Сначала, как водится у Саврасовых, грачи прилетели. А за ними уже и вороны припёрлись журавлиным клином. "Клин клинским вышибают!" - решил Юнг и отправился вдоль Зигмундова дома искать себе напарника.
На свою беду Артура Шопенгауэра нелёгкая в том месте носила. Ничего он про Фрейда не слышал. И про Гегеля с Кантом. А вот про Юнга читал заметку во вчерашней газете "Дер немецкий цайтунг". Так, де, мол, и так, на одной тихой улочке один тихий гражданин субтильной наружности облика справил две нужды принародно и одну отправил... похоже, в декретный отпуск.
Завидел Шопенгауэр Юнга в опасной для себя близости, но значения не придал. Мало того, ассоциативно этого встреченного господина с героем газетной статьи в соответствие не поставил. А надо бы. Попал Артурка в Юнговы лапы, даже вскрикнуть толком не успел, мол, помогите, граждане и фрау, гибну во цвете лет. Вот так и стал Шопенгауэр философским пациентом доктора Юнга. У последнего радость непередаваемая. Сами подумайте, и пациент и собеседник в одном, можно сказать, барашковом полупальтовом флаконе. Как же не радоваться?!
А Фрейду с Кантом, тем, напротив, неуютно стало. Раньше-то они с полным превосходством в щель под дверью обросшего и грязного Юнга лицезрели, всё дразнили его тихонько (чтоб, не дай Бог, не услышал): "Доктор кислых щей, хоть завязочки пришей". А теперь-то как же? Чистый стоит Юнг, побритый и наутюженный... в некоторых местах своего аккуратно залатанного и свежевыстиранного костюма. Усы топорщатся от изобилия крахмала в воротничке, брови вразлёт, на голове ирокез а'ля "Шалаш в Разливе", в руке котелок, в котелке полба, в полбе вобла, а во лбу герб Женевского унитарного госпиталя для продвинутых не в ту сторону пациентов. Такого разве ж подразнишь?
А рядом развесёлым франтом Шопенгауэр подкованными ботинками по мостовой цокает, чековой книжкой поигрывает: теперь, дескать, господа за дверью, не уйти вам от приятной философской дискуссии, не на вас теперь время работает. И верно, со средствами стало не очень-то хорошо у Фрейда с Кантом. А тут ещё Гегель капризничать начал. Хочу, говорит, написать "Лекции по истории и философии, без картинок, в трёх томах". А с вами, философами, разве ж напишешь. У вас, мол, столько потребностей и нужд каждый раз возникает, что мне уже и жить не хочется. Пойду, де, в Рейне топиться, пусть потом обо мне сказители баллад наслагают, а Гейне мне поэму посвятит из жизни привидений в плену у Фрейда.
И как его Кант с Зигмундом ни уговаривали, не поддался Гегель, и ушёл в тёмную ночь горе мыкать по притонам. Рейн в ту пору ещё подо льдом стоял, помнится. Вот и ждал Гегель осуществления своей мечты за тарелочкой грога огневого, да, и с песней про "...голова обвязана, кровь на рукаве..." на селёдочных устах. Это так Гегель себя представлял после утопления, однако далеко ему было до Щорса.
А меж тем, оставшись вдвоём, Фрейд с Кантом беседы метафизические прервали, кухарку вызвали и просят её слёзно, чтоб бежала та за Фридрихом Ницше в соседнюю землицу, что Северной Рейн-Вестфалией в то время называли. Только он и сможет им Гегеля заменить своим участием. Так вот и получилось, что не долго Юнг с Шопенгауэром радовались. Не открыли им двери в понедельник, да, ещё и язык в окно показали. Прибывший вечерним дилижансом Ницше вообще хотел даже и не язык через стекло выставить, на обозрение Юнга, а нечто более существенное продемонстрировать из собственного запаса философского (изрядный шалун оказался!), но друзья его отговорили. Мол, что фрау Манифюндер подумает о здешних нравах, и девиц присылать перестанет, а кухарка уже старенькая, что, де, станем делать, мы хоть и с самим Фрейдом дружим, но на Ницше у нас рука не поднимется, вот!
А под окном Юнг с Шопенгауэром прогуливаются и думают, как им отомстить философам в полном субъективном пространстве прихожей запертым. Думали они, думали, и вскричал вдруг Шопенгауэр неистово, немыслимо и неприхотливо. Что-то не так слова в сказку складываться принялись... Но не время сейчас! Артур думу думает! Да, не простую, а метафизическую, с философским уклоном, стало быть. Так вот, вскричал Шопенгауэр молодецким прикусом, стоматологическим посвистом, типа, эврика, брателла Юнг, сейчас впарим этим уродам за дверью. Не в точности так, конечно, кричал, не теми словами, а, всё больше, мировоззренческими, да, возвышенными. Это просто Юнг в похожей редакции всё услышал, поскольку устал справедливости философской который подряд понедельник круглый год десятилетиями дожидаться. Давай, говорит, Артур-душа, выкладывай всё, как на духу, а то так мне неймётся, брат, что не только кушать перестану вскоре, но и к мадам Манифюндеровой тебя посылать.
Тут Юнг ничуть душой не покривил. Не нравились ему Манифюндеровы девицы, поскольку ни по-итальянски, ни по-французски не разумели. Такой эстет, чтоб ему... Кстати, а фрау Манифюндер и мадам Манифюндер - одно и то же немецкое лицо, бендерской родословной, просто французская составляющая так и пёрла из Юнга в швейцарском исполнении, будто озимые по тёплой весне Женевского кантона, и заставляла мерсикать вместо употребления традиционного "данкешёна". Да, не Бандеровской, а бендерской, я сказал. Вы что, никогда, что ли, к фрау-мадам не наведывались в салон? Так и зря, я вас уверяю. Есть на что посмотреть, есть что ощутить... потрогать... и не только руками. Одна на весь город немецкий эта славная содержательница девичьих курсов благородного поведения. И кто к ней не приходит, всем найдёт покой и усладу, будь ты хоть Фрейд с сексуальной перверсией, хоть Юнг со стетоскопом.
Но вернёмся к нашим философам. Не стал Артур, Шопенгауэров сын, тянуть резину, волынить волыну и кашу по тарелке размазывать, подобно вашему сказочнику. План Шопенгауэра был таков: узнать, каким таким волшебным образом можно проникнуть в дом Фрейда. Ведь ходит к нему как-то кухарка, и это сразу видно по дыму, который частенько щекотал ноздри Юнга и Шопенгауэра, вылетая из трубы на крыше. Юнг назвал Артура гением философии, и они стали следить за кухаркой. Как найти кухарку среди тысяч жителей? Очень просто. От кухарки пахнет едой, дымом и в обязательном порядке - баварским пивом. Вы встречали когда-нибудь немецкую кухарку, от которой не пахло баварским пивом? Вот видите, как был прав Шопенгауэр!
Запах баварского пива сначала привёл Артура в портовой кабачок, когда он следил за одной из кухарок. Юнг же в это самое время прохаживался мимо дома Фрейда и строго постукивал палочкой по брусчатке, давая понять осаждённым, что про них помнят. Шопенгауэр в одном из завсегдатаев гештета с удивлением узнал философа Гегеля. Здравствуй, брат Гегель. Привет тебе, брат Шоппи. Ах, да, извини, Шопенгауэр, конечно. Кому-чему сидим в этой дыре? Жду времени своего самоутопления, брат Шоппи. А к чему тебе себя топить, пошли со мной... Юнга брить. А-а-а, сколько платить будут? Да сущую ерунду: две марки в неделю. Хорошо, согласен! До весны, может, подкоплю чуток на тёплую одежду, чтобы топиться комфортнее было. Не век же здесь тоске себя предавать...
Вот и случилось то, о чём родители детям в голову долбят с утра до позднего, так сказать, вечера. Другом может стать даже бывший враг, а кухарка оказаться мужиком. Что, я вам про эту самую кухарку, за которой Шопенгауэр следить подвизался, ничего так и не сказал? Тогда слушайте, если вам сердца своего не жаль. Ведь от одного только сострадания надорвать его можно. Хорошо, вы сами напросились. Та женщина, которую Шопенгауэр принял за кухарку Фрейда, оказалась угольщиком и трубочистом (на четверть ставки). Эта фрау была незаконнорожденным гермафродитом в семье одного Саарбрюкенского графа по имени Генрих Анна-Мария-Анна-и-Ещё-одна-Мария Эстель-Забакинский. И полюбила юная Эстель-Забакинская графиня одного трубочиста до того, что стала себя сажей по утрам мазать вместо гимнастики и гигиенических мероприятий, сообразных немецкому образу жизни. Потом в кухарки подалась, чтобы быть поближе к народу. Заматерела, окрепла, отрастила мозолистые руки и отдалась возлюбленному прямо в трубе старинного бюргерского дома. А там, сами понимаете, какие условия. Дышать же нечем! Вот так и был потерян возлюбленный молодого графина. Да, причём тут графиня? Я же сказал уже о внезапной возмужалости Эстель-Забакинской персоны. А потерян-то как? Просто в камин провалился возлюбленный и из поля зрения исчез.
С тех пор Эстель-Забакинское создание пошло по рукам в поисках своей половинки, на что только не пускалось, и в муравейнике спало, и на крыше магистратуры три недели караулило в режиме передового мониторинга, и женщиной некоторое время притворялось, ничего не помогло, впрочем, вот так и живёт оно в полном неосознанном заблуждении о счастливой любви, что, однако, совсем к философии не относится, вот таким образом. Не имеет, так сказать, никакого касательства. А вы не плачьте, господа, у нас задача посерьёзней будет. Вопрос весь в том, как немецкую классическую философию в порядок привести.
В общем, так и пошли Шопенгауэр с Гегелем в обнимку. Песняка давят на всю Йохановскую. О! Йохан Палыч! Что-то вроде того. Хорошо им и весело, нашла, так сказать, коса на грабли. А тут им из кустов Юнг показался. На скрытность попенял, и давай Гегеля об разных хитрых философических штуках выведывать. К примеру, как к З.Фрейдову в дом проникнуть незаметно. Гегель-то наш на радостях таиться не стал, всё, как на духу-то и выложил. Такая вот, понимаете, братцы заковыристость образовалась сама собой неожиданно.
Не стал Юнг тёмного времени суток дожидаться для своего дела укромного, дела злодейского. Попёря сразу на задний Фрейдовый двор и, ну, давай стучать в пожарный выход. Вышел пожарник и осведомился, кто стучит, по какому-такому философскому обыкновению, и не вы ли кухарка, случаем, а то жрать хочется, как из брандспойта. Юнг подтвердил всё это многословие своим обычным "Я-я" и в дом попёрся.
Вот тут он в первый, можно сказать, раз своей психофизической жизни увидал герра Фрейда и герра Канта в полном философском объёме. Только со стороны закрытых дверей изнутри. "Вай мэ, генацвале, гмадлобт!" - вскричал доктор Юнг странное заклинание (полиглотом его не зря называли в отдельных Швейцарских кантонах, выходит!), а те присели от неожиданности. То был переломный момент в немецкой классической философии.
Ещё минута, и вся последующая история как наука полетела бы коту под хвост. Но на наше счастье, друзья, мимо Зигмундового дома шли себе к цирюльнику два бородатых мужика, а вернее будет сказать - герра. Никто бы, собственно, и не вспомнил их имён немецких, если бы не приключилось одно интересное обстоятельство. Кстати, мужики откликались на прозвища Карл Марс и Фридрих Сникерс. Ой, что это я? Ошибся. Карл Маркс и Фридрих Сикейрос Старший.
Увидели небритые мужчины, что в доме Фрейда творится непорядок, и сразу решили наварить себе на издание "Манифеста коммуникакойто партии" немного марок или хотя бы пфеннигов. Залезли бородачи в окно и принялись ценности искать. А у Зигмунда в доме, кроме него самого, да Канта, частично, разве какие-то ценности водились? Замерли Карл и Фридрих в полной нерешительности, даже готовы были манифест переписать набело...
Но тут увидел их Юнг и Гегель перерождённый. Заревели страшными голосами: "А вас-то откель, господа герры, принесло?" "Ни камильфо ж себе! - вскричал замученный дверью Кант. - Мы здесь корячимся, в беседах философских не просыхая, а какой-то крендель из Карл-Маркс-штадта со своим лондонским дружком присквозил проёмом оконным вдругорядь, и никакого тебе глубокомысленного рассуждения не остаётся.
Тут они все и подружились, все, так сказать, мудрые головы с немецким "варум?" внутри. Подружились и книжки на день рождения друг дружке дарить приладились. Ну, чисто, дети малые. Шопенгауэр написал "Мир как воля и представление. Дополнения" и "Афоризмы житейской мудрости". Кому подарил? Конечно же фрау Манифюндер. А вы как думали?
Озорник Ницше "По ту сторону добра и зла" сочинил, имея в виду застенки Фрейдовы. Но дарить никому не стал, а просто сам от них в восторг приходить придумал. С утра до вечера. И с вечера до утра. Сам же Зигмунд Иванович "Толкование сновидений" в пору бессонницы накрапал при свечах и посвятил Канту, который "Метафизикой свободы" ему попытался ответить, но быстро скис, а потом ушёл вслед за Гегелем поближе к Рейну.
Юнг же оказался самым последовательным из немецкой диаспоры, хотя и был швейцарцем. Он так и назвал свою историю: "Дух в человеке, искусство в литературе". Дескать, какого хрена вам ещё надобно? Что же касаемо до остальных немецких граждан, то достоверно мне известно следующее: Маркс написал "Капитал", а Энгельс тоже что-то написал о военном искусстве, но этого никто не помнит. Зато все прекрасно помнят город, который основал герр Фридрих на берегу Волги и назвал своей фамилией. В общем, отличился почище других. А сначала казалось, что толку с него не будет. Всё у папеньки на фабрике секретарствовал. А вот, подишь ты, такой оказался расторопный, что сейчас столь смышлёных господ ещё поискать по германским землям. Не зря в Лондоне долгое время жил. Там и теперь шустрил с заграничными паспортами хватает. Кто футбольную команду в пригороде держит, кто брокерскую контору, а кто и всё ихнее консервативное правительство с лейбористами в придачу.
Такой вот расклад философский, как говаривал разлюбезный Фридрих Ницше. А Маркс с Энгельсом в разгар сказки к цирюльнику спешили, помните? Но не дошли. Оттого их всегда бородатыми и изображают поныне. Такой вот докс на пару немецких персон, понимаете ли. Теперь, собственно, и сказке конец. А кто не слушался - того в Бутырку! Что, не ждали? Стало быть, вы не философ вовсе, а, так себе, отсталый немецкий классик постылого ленинизма. Кто не спрятался... сделав меня виноватым? Думаю, многие, наконец, поймут, что произвели этот мало гуманный акт совершенно напрасно...
Да, чуть не забыл. Меня тут упрекают, что про судьбу Фейербаха после всех описанных выше событий упомянуть забыл. Вот напасть. Упомяну, конечно. Только это между нами, согласны? Дело, так сказать, конфиденциальное... Помните фрау Манифюндер? Так это и был Фейербах, только тщательно выбритый и напудренный, по имени вовсе не фрау Ядвига Петровна, а герр Людвиг Иоаннович. Он тогда в полиции нравов служил. Исключительно по убеждению. Боролся с женской распущенностью. Стало быть, изучение предмета борьбы лучше всего вести изнутри. Так что, получается, вы правы оказались, когда к фрау Манифюндер ходить не захотели. А то бы вам Фейербах, Людвиг Андреевич, таких сентенций натолкал... Даже и представить страшно.
11 мая 2006 г., 2 сентября 2007 г., 26 января 2017 г.