Аннотация: Четвертая история про Вику. Тема Скупщика
Сон всмятку
--
Мам-Оль, ты спишь? - прошептала Вика в приоткрытую дверь. Прошептала громко, чтоб быть услышанной наверняка. Она была не на шутку напугана, но свет не зажгла - ни в своей комнате, ни в прихожей - вот что значит вырасти в глухой деревне, где с электричеством плохо, а без него - совсем беда.
--
Не сплю, Витенька. Случилось что? Иди ко мне, - взволнованно ответила Ольга, мгновенно просыпаясь, и включила ночник. Сердце сразу заметалось в груди, как рыбка на крючке. Вика стояла в дверях Олиной комнаты в своей желтой пижамке. Девочку, издали видать было, бил озноб, пот выступал на лбу не переставая, хоть и смахивала она капли тыльной стороной ладошки. На дрожащих ногах девочка подошла к Олиной кровати и села на край, обхватив себя руками.
Больше года уже осиротевшая троюродная племянница жила в Москве, в Олиной квартире, но ни разу еще не случалось, чтоб девочка среди ночи вскочила или испугалась каких-то шумов, кои в панельном доме в избытке присутствуют. По обыкновению спавшие по ночам двойняшки сразу же крутанулись внутри и затихли - так бывало всякий раз, когда Вика близко подходила к Оле или же просто смотрела на ее раздувшийся живот. "Прислушиваются, сестрички", - думала в такие моменты Ольга. "Тс-с, не волнуйся, все спокойно, - следом пришел сигнал изнутри Олиного сознания, - нельзя волноваться, помнишь?" Да уж, конечно, Ольга помнила, что беременной, да еще дважды, причем уже весьма тяжело - последний месяц пошел - волноваться совсем ни к чему! Но одно дело - помнить, а совсем другое - сохранять спокойствие. Пока срок был невелик, нервы были - ни к черту, Оля даже в весе стала терять. Благо, по комплекции она была не тощей коровой, а скорей упитанной газелью, так что не обессилела в тот период. А как двойняшки зашевелились, то стали Оле всякие успокаивающие сигналы приходить. Иногда - в виде здравых мыслей, но чаще она интуитивно что-то чувствовала и одергивала себя перед опрометчивым поступком, как оказывалось потом - не зря. Когда приперся к ней домой этот жуткий Скупщик, была мысль - "Впусти, все равно войдет". Не послушалась сигнала Оля - пришлось потом ремонтировать дверь и чинить звонок. После того случая стала она доверять внутренним сигналам, ведь помогали они, что ни говори. Вот и сейчас, почувствовав, что Вика рядом, и ничто ей не угрожает, Оля быстро обрела состояние внимательной рассудительности и приготовилась слушать. Для этого ей понадобилось перейти в полу сидячее положение, подложив еще одну подушку под спину.
--
Иди, сядь поближе, Витенька, - сказала Ольга. Наверное, следовало приобнять девочку, но в Олином состоянии это оказалось совсем трудно. Ну, а о том, чтобы Вика, как это порой бывает с испуганными детьми, залезла Ольге под одеяло, речи быть не могло - восьмилетняя ведьма считала себя абсолютно самостоятельной и по-детски прятаться и искать защиты ни в каком случае не стала б. "Ведьма-то ведьма, - подумала Оля, - а вон как трясет ребенка! Не грипп ли у нее?"
--
Грибы - в лесу, мам-Оль, и не лето, поди, еще! - Вика нахмурила брови и досадливо скривила губы. - Сон опять дрянной приходил, вот что.
Сон этот приходил к Вике уже несколько раз в течение месяца, только всерьез Ольга Викины рассказы не принимала - мало ли что человеку присниться может! И то, что неизменно снилась баба-Остя, покойница, беспокойства не добавляло, ведь выросла девочка у бабки, считай, сызмала - мать Викина Оксана пропала, когда дочери и двух-то лет не было. И потом вот что думалось. Хотя Вика ожила и повеселела с прошлого августа, да не верилось как-то, что так вот вдруг, в одночасье прошла вся ее замкнутость и нелюдимость - какие-то следы могли и остаться. Видно в снах и остались.
А во сне, как говорила Вика, являлась ей баба-Остя "ну как живая", в своем до пола длинном черном платье и таком же глухо повязанном платке, смотрела все в глаза, да твердила каждый раз, чтоб не забывала девочка все, что бабка ей прежде рассказывала тайного. Что из всего Остей рассказанного было "тайное", а что просто разговоры - Вика выделить не могла. Потому ни во сне она, как ей помнилось, ничего бабке не отвечала, боясь расстроить старушку своей бестолковостью, ни наяву Ольге ничего путного не поведала. Вот и забывала Оля быстро про Викины сны, тем более, что было и без них о чем побеспокоиться. "Что ж такое приснилось страшное на этот раз", - подумала Ольга (а, значит, и спросила - ведь слышала Вика и без слов многие мысли, особенно громкие - тревожные либо злые) и взяла племянницу за руку.
--
А напугалась я, мам-Оль, как баба Остя сейчас глядела на меня - прям сверлила глазами. И странные слова сказывала - вроде понятно все, а к чему говорит - не ясно. "Когда придет Он, - говорила, - дай яйцо ему, не сырое, не вареное. С ладони дай, да не показывай. Денег посулит - не бери. А как уходить станет - дуй ему в спину, пока совсем не уйдет. Коли все сделаешь, как говорю, Он больше не воротится ни в жисть". И заставила меня повторять, пока я слово в слово не запомнила. Я спрашивала бабушку, кто Он такой, как узнать его. До-олго она отмалчивалась, а потом сдалася. "Увидишь его, когда Он с тремя пройдет", - сказала. Тута я и проснулась, вся в поту, как из бани вышла - течет, не высыхает. А кто такой Он и кто эти "три" - не поняла, вот и страшно мне - вдруг что не так сделаю? Как узнать, кому яйцо-то давать? Вдруг дам хорошему мужчине - вот сраму то будет! - Под "хорошим мужчиной", знала Ольга, Вика понимала участкового милиционера и холостяка Панасюка, оказывавшего Ольге недвусмысленные знаки внимания. Да уж, тут яичко бы не к христову дню пришлось!
--
Успокойся, детка, - Ольга погладила Вику по руке, - сон и есть сон, разгадать его мы не сумеем. А если придет пора - вспомним, авось.
Вроде Ольге надо бы и Вику успокоить, и самой успокоиться, да что-то свербело в сознании, смутное такое, щекотало и карябало - и, наконец, явилась, пронзая мозг, изнутри подсказка: "Кто же это как ни Скупщик? Он и придет!"
--
Эт-то что за Скупщик такой, мам-Оль? Ты мне ничего не рассказывала. - Вика вся напряглась, застыла, вглядываясь в Олины глаза, как в замочную скважину, и, видно, увидала что-то - кивнула понимающе.
--
Значит, Он и есть Скупщик - деньги будет давать, а мы не возьмем! А если не возьмем, то и покупка не выйдет, правда? - Вика даже повеселела от такой мысли. - А яйцо надо дать взамен того, что он просить станет - вроде как дали тебе, вот и иди себе с миром! Знать бы только, что Он попросит...
--
А "не сырое, не вареное" - с этим как? - Ольга ощутила ужас от понимания, чего именно Скупщик станет просить, и постаралась не думать об этом, перевести разговор куда-нибудь в другую плоскость, а то Вика сразу почует и напугается.
--
А так. Из сырого может и курица вырасти, либо петух, если умеючи да постараться. А вареное, сразу видать - мертвое, из него и бройлер не вылупится. Он обман почует и не уйдет, а то и пакость какую сделает. Надо всмятку яйцо, чтоб болталось в скорлупе, да не живое уже было.
Так они все и обсудили. Забыли только про то, как дуть станут - так это совсем пустяки! Малец соседки Зины - Николаич - и тот понимает, как пузыри выдувать надо...
***
Наутро, как не бывало той ночи, Вика была весела, с двойняшками общалась. Ей это доставляло огромное удовольствие, поэтому занятия обычно шли с вдохновением и подолгу.
Сначала - зарядка. Пока Ольга сидела в кресле, Вика медленно, на цыпочках и босиком, подкрадывалась на расстояние двух шагов, а потом, интуитивно чувствуя расстояние, вытягивала руку в сторону и к креслу. Двойняшки, почуяв Викино присутствие, дружно переворачивались внутри, и Олин живот выпячивался к Викиной руке. Потом рука медленно убиралась, а другая вытягивалась - сестрички двигались за ней. "Хватит, Вика", - обычно говорила Ольга, когда ей становилось больно или она считала, что упражнений достаточно, - "а то морская болезнь начнется у девочек". Вот и сейчас махнула рукой, мол, заканчивай, чай я тебе не стиральная машина.
Тогда пошла ритмика. Вика хлопала в ладоши, а девочки ей вторили, толкая в живот ножками. Хлоп - хлопнет Вика, бум - вылезет бугор слева, бум - потом справа то ж. Снова - "хлоп", а следом - "Бум-бум".
--
Эй, не отлынивать! - скомандовала Вика, заметив, что справа "бум" не последовал.
--
Что, Онежка опять ленится? - усмехнулась Ольга.
--
Ага, ленится... А Овсея - трудяжка! - улыбнулась Вика. И нахмурилась тут же. - Эй, мам-Оль! Почем знаешь, как я их зову, а?
--
А я тоже кое-что могу! - с вызовом ответила Ольга, многозначительно задрав подбородок вверх и закрыв глаза - чтоб юная ведьма ничего по ним прочесть не смогла. Вика удивленно уставилась на нее, соображая.
--
Не-а, - засмеялась тут же ведьмачка, - эт теть-Зина тебе сболтнула! Вот ведь соседка у нас, мам-Оль - горох и в голове гремит, и с языка сыплется!
Затем включили музыку. Сначала бодрую - Моцарта, Фреди Мёркьюри с Монсерат Кабалье. Потом пошла музыка поспокойнее - Бичевская, Никольский, Капуро. Закончили урок плавными мелодиями, во время которых двойняшки совсем успокоились - заснули. А тут и Зина привела Николаича в гости - топал малыш уже ножками, держась за Зинин палец, и гулькал на ходу на своем персональном языке о чем-то, ему одному понятном. "Ы-гха!", - обрадовался он Вике и залез матери на колени - чай пить со всеми вместе.
--
Что я говорю-то, Оль, - будто продолжила старый разговор Зина, - надо нам о финансах подумать. На пособие не проживем, и накопления мои кончаются. Ты-то получила свои родовые?
--
Да, получила, - опечалилась Ольга, - а толку? На молоко нам пока хватит, а дальше - не знаю...
--
Вот я и говорю, продать что-нибудь надо. Коляску, например. Ковер у меня новый в кладовке. Да честно! Всего два года на стене и провисел - сняла намедни. Дадим объявление куда-нибудь! У тебя компьютер-то в Интернет ходит? Вот и давай напишем.
--
Ага, - усмехнулась горько Оля, - напишем: "Отдадим в добрые, заботливые руки коляску самоходную с музыкальным скрипом и ковер-самолет с отборной домашней молью".
--
Чевой-то с молью-то? - обиделась Зина, - Он в нафталине у меня лежит. А что ты наплела тут про "самоходную - самолетную"? Или Вика их заколдует, а? - пошутила она в ответ. - Запишем так: "Свежезаколдованные предметы домашнего обихода из первых рук!" Ну как, пойдет?
--
Удивляюсь я вам, женщины, - глубокомысленно встряла в разговор восьмилетняя Вика. - Ведь за что мы продадим, то и проедим. Нам постоянный доход нужен. Тем более, коляска твоя, теть-Зин, не из первых рук - Николаич уж четвертый, кто в ней откатался.
--
Ошиба-аешься, девонька, - опровергла ее Зина с вызовом, - не все тебе видно-то. Мой свояк ее в универмаге купил для своего сынка. Так что у нас вторые руки всего! - И, понизив голос, будто с собой разговаривая, добавила. - Можно и за первые выдать, она как новая...
--
Ошиба-аешься, тетенька, - передразнила ее Вика, - видать, в комиссионке свояк твой коляску брал - двое еще до того в ней лежало, - призадумалась она и добавила, - девочка и... еще один... не пойму кто, но был, зуб даю! - Потешно сделала она при этом воровское движение ногтем по передним, коренным уже зубам - похоже, где-то подсмотрела: либо в кино, либо мальчишки во дворе научили.
--
Вот оно, тлетворное влияние улицы! - Вскинулась Зина. - Свояк мой врать не станет, западло это... тьфу ты, вот ведь заразилась! Стыдно, одним словом.
--
Ну-ну, - покачала головой Ольга, - а ты позвони ему! Вон - телефон на столе. Спроси, к примеру, откуда под подкладкой розовая ленточка взялась? Коли два только мальчика и отъездили в ней, розовой быть не должно!
--
Ах так? Давай телефон. - Пошла Зина на принцип и набрала номер.
--
Але, Сергунчик? - Сказала она в трубку таким елейным голосом, будто денег просить опять хочет. - Ты прости меня, запамятовала я что-то, коляску ты новую покупал или как? Я вот продавать собралась ее - ты ж назад брать не захотел, да? Так вот, чтоб не облажаться мне с ценой, сколько уж лет колясочке, скажи мне! - Зина снисходительно заулыбалась Ольге, слушая бодрый ответ Сергунчика. - Я не сомневаюсь. Я чего спрашиваю-то? Тут мыть ее стала - за подкладкой розовая ленточка нашлась, по длине - в аккурат перевязать ребенка и бантик сделать. Наши-то с тобой - мальчики, им голубая положена. Вот и подумала я... - Судя по вытягивающемуся лицу Зины и продолжительности паузы, свояк начал путаться в показаниях и, наконец, признался. - Так бы и говорил, мерин сивый. - Зина перешла на привычный нахрапистый язык. - А то - "в универма-аге брал"! Подставил меня перед серьезными людьми! Короче, ты мне должен - когда отдашь? - И в трубке, понятно, послышались гудки отбоя.
--
Да, подруга, - вздохнула Ольга, - и тут тебе не повезло! А Вика... права, как всегда. Так что ты, Витенька про постоянный доход говорила?
***
После чая решили все вместе сходить за продуктами. Ольга тоже собралась, пусть идти ей было тяжело уже. Николаича Зина повела за руку, поэтому шли они медленно, неспешно мечтая о светлом материальном изобилии. По пути вспомнили, что нынче предпасхальная суббота - о чудеса календаря! - Пасха в этом году выползла аж за Первомай, и надо бы испечь кулич.
В душном и людном универмаге Зина усадила Николаича в коляску для покупок и возила по торговому залу как выставочный экспонат - так широко мальчишка улыбался и мило "гулькал", что некоторые покупатели на него засматривались, а одна пенсионерка даже спросила Зину: "Где Вы такую прелесть взяли - в "Подарках"?" "На балконе вывелся, - отвечала та с долей таинственности в голосе, словно по секрету. - Самосевом!"
Когда отоварились и встали в очередь в кассу, Зина затянула свою извечную песню про спонсора, который бы за все платил и жилплощадь не занимал бы.
--
Ну что ты все "бы" да "кабы", - не выдержала Ольга, - вон, смотри, сколько мужиков хозяйственных ходит вхолостую! Бери любого.
--
Да откуда здесь богатенькие возьмутся? И холостых тут тоже нет - на уикенде, вестимо, все. Глянь, каждый второй по списку покупает - жены им понаписали, чтоб сдуру не перепутали чего. Мужик-то, он в хозяйстве - лох лохом! Коли денег нет, сэкономит и дрянь всякую купит, а коли есть - покупает все подряд, да помногу - пусть, типа, портится, лишь бы завтра в магазин не идти! Видела сейчас одного - десять коробок яиц брал - это ж сто штук! Неужто у него столько родни - замучаешься красить! Хорошо, что я последний десяток успела схватить. А то бы -прощай кулич!
--
Так то, наверно, предприниматель был - яичницу в забегаловке жарит да выпивохам скармливает. Не пойму я тебя, Зин, какого мужика тебе надо? Чтоб богатый и здоровый был? Так то - мечты! А реально, чтоб нравился хотя б - про любовь уже не говорим - какого?
--
Какого? - Зина оглянулась по сторонам, выискивая подходящего "кандидата". - Да вон, хотя бы этого, - небрежно показала она глазами на видного мужчину, который уже расплатился и, стоя спиной к женщинам, укладывал покупки.
--
Лу-уня, - сказал Николаич, улыбаясь во весь рот и показывая пальцем на мужчину. Мальчик хотел сказать, конечно, имя своего мифического папани - "Колюня", по несколько раз в день слышанное дома от своей матери и, как ему показалось, нашедшее свое конкретное воплощение.
--
Ой, нет, нет, не-ет!!! - Вдруг едва не прокричала Вика внезапно осипшим голосом. - Только не этого!! Он с тремя яйцами! - Закончила она уже почти совсем шепотом. Ольга тоже напряглась и пригляделась к покупателю, но, не видя его лица, не могла даже предположить, что заставило девочку так разволноваться.
--
Ну и что? - Не вникая в состояние девочки, Зина с интересом рассматривала мужчину. - Пусть с тремя. Зато... Стоп! ЧТО ТЫ СКАЗАЛА, деточка?! Ты ЭТО УВИДЕЛА?!! - Зина, конечно, была не в курсе Викиных снов и не могла понять ее паники, поэтому решила, что юная ведьма видит чудеса природы сквозь брюки. И, желая сгладить девочкин испуг, она привела, пожалуй, самое оригинальное объяснение, какое только может прийти в голову бывшей детсадовской воспитательницы. - Понимаешь, Витенька, - проникновенно заговорила она, присев к трясущейся от ужаса Вике и заглядывая ей в глаза, - такое иногда встречается. Когда в старших классах ты будешь изучать анатомию... А что такого?! - Возмутилась она, увидев, что Ольга недвусмысленно крутит пальцем у виска. - Ребенку надо объяснить, как устроен орга... Ну что опять не так?! - Вскипела она, и, проследив за взглядом Ольги, обнаружила, что красавец-мужчина укладывает в свой портфель полиэтиленовый пакет, в котором виднелось три белых куриных яйца.
Для Зины, как дипломированного воспитателя, это была катастрофа!
--
Психолог ты наш доморощенный! - Съязвила Ольга, прижав к себе девочку и поглаживая ее по светловолосой головке. - Педагог! - Она всерьез испугалась за Вику и наверняка отчитала бы Зинку в менее изысканной форме, если б не боязнь усугубить девочке стресс, возникший внезапно и по непонятной пока причине.
--
Ой, прости, Оленька, прости-прости меня, - зачастила Зина шепотом Оле на ухо, - дуру недоделанную. Я дура, да? Ду-ура! Конечно, я идиотка. Так лопухнуться! Я просто разволновалась сильно! Понимаешь, - продолжала она нашептывать свой пулеметный монолог, - я подумала, что... вдруг, если б было можно... Ну, видеть - ты меня понимаешь? - насквозь вот так видеть. Скольких проблем не стало б! А если и с деньгами... Ну, опять что-то не так? - Удивленно посмотрела она на Ольгу, указывавшую глазами теперь на Вику. Наконец до Зины дошло, что Вика прекрасно слышит и ее шепот, и все остальные мысли - тоже, и прикрыла рот ладонью, замотав головой, закрыв глаза, будто отгоняя всю-всю чушь, которую только что несла.
Мужчина меж тем упаковал покупки в портфель и неприятной, не вяжущейся с его статной внешностью шаркающей походкой отправился на выход.
--
Хотя... Ничего особенного в нем нет! - Зинка попыталась как-то выправить ситуацию. - Тоже из этих, из "бедненьких"! Всего на три яйца денег-то, - высокомерно скривила она губы.
Выходивший из универмага мужчина тут вдруг остановился меж стеклянных дверей, впервые повернувшись к женщинам лицом. "Вы так думаете?!" - Глядя на женскую компанию, произнес он одними губами, скривив их точь-в-точь, как только что это сделала Зина, и... вышел.
Хватаясь руками за стенд со смешными поздравительными открытками, белая как мел Ольга сползала на пол, хватая ртом воздух. Остекленевшие глаза ее отражали светильники на потолке и мечущуюся средь них в панике Зинку. Остолбеневшая Вика сейчас была не помощница - черными омутками глаз провожала она спину удалявшегося мужчины и ни на что более не реагировала.
--
Оля! Оленька! Ну не падай, пожалуйста, - орала Зина на весь торговый зал, пытаясь удержать подругу. - Вызовите, кто-нибудь скорую! Эй, охранник, не стой столбом, в рацию вызывай помощь, кретин! - Зина то обмахивала сидящую на каменном полу Олю схваченным с прилавка мужским журналом, то похлопывала ей по щекам. Наконец Ольга мотнула головой и уже осознанно посмотрела на подругу.
--
Ты, это, Зин, не шуми. Сейчас встану. Отпустило, кажись, - проговорила она с трудом шевеля губами. - Что там с Викой, посмотри, а?
--
Да что ей будет! Вон, колдует - стоит. Скажи лучше, кто это был? Знакомый какой-то? - И самой себе под нос добавила, - уж не отец ли близняшек это?
Скорая не понадобилась. Ольга "подзарядилась" от очередной внутренней подсказки и довольно быстро взяла себя в руки. Хуже было с Викой - она шла домой, не глядя под ноги, и раза два споткнулась, но не упала, слава богу. Всю дорогу девочка словно прислушивалась к чему-то, временами склоняя голову на бок и останавливаясь. К счастью, сумки были не тяжелые, и Вика донесла обе без труда.
Зина хлопотала около Оли, поддерживая ее под руку, а на другой руке у нее висел Николаич, непрерывно улыбавшийся и говоривший "Иссё Лу-уня" про каждого встреченного мужчину. Остальным же в каждом из одиночных прохожих мерещился тот странный тип из универмага. Так и не получив вразумительной информации о не-понятно-каком-Скупщике, Зина тактично ограничилась ежеминутными расспросами об Олином самочувствии. В общем, обратный путь дался не легко...
Женщины облегченно вздохнули, лишь выйдя из лифта на своем этаже.
***
Сумерки наползали неспешно: в безветренную душную погоду перед первой майской, не летней еще грозой все меняется мучительно медленно. Как бы неохотно, из-за горизонта появляется грозовой фронт и ползет, ползет на город, чтобы уже в темноте, после заката накрыть его глухим покрывалом, сквозь которое не то что луну не видно, а и стороннему наблюдателю, ненароком залетевшему выше облаков, не возможно сверху рассмотреть уличных огней. Внизу же, на улицах и в парках, из-за отражаемого облачностью света городских огней в такую пору всем, напротив, все очень неплохо видно: и кошке, выслеживающей в кустах мелкую живность, и человеку, охотящемуся в городских джунглях на более крупную дичь.
Пока солнце еще не село, Зина, накормив и уложив Николаича, присматривала за Ольгой - мало ли что понадобится? Включила и направила на болезную подругу позаимствованный в квартире ниже этажом напольный вентилятор, чтоб обморок, не приведи господи, не повторился. Выписала на календаре в Олиной комнате номер неотложной гинекологической помощи, как сказала - просто так, на будущее. Чаем напоила обеих соседок - есть никому не хотелось после пережитого в универмаге. А как стало смеркаться, Зина ушла к себе домой, где Николаичу пора было просыпаться для последнего перед ночью периода бдения, гуления и кормления.
Успокоившись тем, что с Викой все в относительном порядке, и наболтавшись с Зиной на ее излюбленные темы, Оля стала клевать носом и вскоре совсем заснула под пледом, не раздеваясь. Вика, отрешенно насмотревшись в телевизоре правдивых взрослых передач, почувствовала себя, наконец, голодной. Убедившись, что мама-Оля спокойно посапывает во сне, она выключила ненужный более вентилятор и решилась-таки отойти на кухню - что-нибудь съесть. Не надо быть интуитом, чтобы догадаться, что именно в этот момент расслабленности и пониженной бдительности раздался ничего хорошего не предвещавший звонок в дверь.
--
Вика, я сама открою! Слышишь, отойди от двери! - Драматическим шепотом в сопровождении категоричной жестикуляции отогнала Ольга девочку в комнату. На деле же она была внутренне собрана и готова к неожиданностям. Вика нехотя послушалась, но встала недалеко, прямо сзади Ольги, засунув руки в карманы домашнего платьица и намереваясь быть в центре событий, если что.
--
А вы заметно поумнели, Ольга, за этот месяц! Конечно, лучше сразу открыть, чем потом ремонтировать дверь. - Он вошел в прихожую и неприятно ухмыльнулся, взглянув мельком на новый замок на входной двери. - А я уж подумал в магазине, что Вы решили прямо на людях устроить... как это теперь говорят, разборку? Не отпирайтесь, не надо, мы очень хорошо чувствуем внимание к себе. Можно сказать, опыт тысячелетий, овеществленный в генной структуре - я понятно выражаюсь? Ну и славно. Так сверлили взглядом мне спину! Дырку, ха-ха, прожечь хотели, что ли? Ну, это вряд ли! По крайней мере, не с Вашими способностями, ха-ха. А это кто там за Вами прячется? - Внимательно посмотрел он на Вику, которая тут же потупила взгляд и отступила на шаг назад. - Никак дочка?
--
Приемная, да. Так... что Вы хотите?
--
Конечно, скажу. За тем и пришел. Может, пригласите в комнату, а то, знаете, неудобно вести серьезный разговор в таком месте? И девочку, прошу Вас, удалите куда-нибудь - не для ее ушей все это.
--
Проходите. Сесть не предлагаю, естественно. А Вика останется со мной - мне спокойней будет. - Оля с достоинством отошла вглубь комнаты, прикрывая собой девочку.
--
Вы совершенно напрасно переживаете, а ни к чему это в Вашем... нет, пожалуй, в нашем положении. Я, как-никак, тоже в некотором роде на сносях. - И он вытащил из портфеля давешний пакет с тремя яичками. - Должен, понимаете, снести урожай в закрома нашей общины. Так принято не первое тысячелетие, и в этом, собственно, моя миссия и состоит. - Он грустно улыбнулся, и тут Ольга поняла, что показалось ей несуразным и во время прошлого визита Скупщика, и в магазине - невообразимая старость во взгляде, какой не может быть вовсе! - Так что Вы решили - отдаете алмаз или ... - он кивнул на Олин живот.
--
Алмаза нет! Пропал он, еще в августе.
--
Ну-у, - наигранно возмутился он, - так не бывает. Алмазы пропадают только в мае, если опоздать со сбором. То есть, когда ребенок уже родился, алмаз мутнеет и вскоре рассыпается, если его не переправить в нашу общину и... - Он оборвал себя, вероятно, сболтнул лишнего. - Потому я и пришел сейчас, чтоб до пропажи его забрать. Я все понимаю: у Вас первая сдача, волнение. Жадность? Бывают, не поверите, и жадные доноры! Думают, алмаз можно спрятать, глупцы. А мы все-все чувствуем! Честное слово, когда отдадите, самой же легче станет - все доноры потом говорят, что полегчало, и, даже, бывает, просят приходить еще.
--
Доноры? Вы о ком это? В каком смысле?
--
В прямом. О Вас, голубушка. Разве есть здесь еще кто-то детородный - девочка не в счет. Кстати, полное имя ее как? Не Оживика ли? Пропала, знаете, девчушка одна на севере... А, впрочем, это так, к слову - найдется беглянка. Куда ж ей деться с этой маленькой Земли? Да и рано ее еще использовать...
--
Виктория она. Так все же, - постаралась Ольга увести разговор от Вики подальше в надежде, что хотя б ее не тронет Скупщик, - что насчет меня Вы думаете?
--
А что там думать? Алмаз на стол - и на год свободны. Нет-нет, конечно, мы выплачиваем положенный процент - кто ж режет золотоносную несушку! - Вот здесь три таких, как ваш упакованы, - показал он еще раз пакет, - камуфляж соответствует наступающему празднику, ха-ха? И Ваш - также упакуем, будьте уверены. Вам же нужен постоянный доход, не так ли?
--
И много это - "положенный процент"? - Ольга тянула не только время, но и всю возможную информацию, понимая, как важно это и для нее, и для Вики, и для будущих дочерей.
--
Это весьма много. Целый рубль. Не смейтесь, - он упредил Олин вопрос, - рубль на Руси - десятая часть червонца, то есть целого золотого слитка. То же и здесь, только в бриллиантах. Ну, естественно, - он понизил голос, - за вычетом стоимости распилки и огранки, но все равно это весьма много. По крайней мере, этого хватит, чтобы вырастить Вашу дочь. - Он кивнул на Олин живот. - Да-да, дочь, ведь ребенок другого пола у вашей сестры и не может появиться.
--
Моей сестры? Вы о чем?
--
Обиходное выражение, означающее женскую общность. Вы и впрямь ничего не знаете о вашей ветви? О, дремучие москвичи! Я понимаю, в городах ваше присутствие - огромная редкость. В Москве вас всего-то... - он приподнял пакет и посмотрел на него с удовлетворением, - впрочем, это Вам знать ни к чему. Но все же, обычно вы кучкуетесь как-то: не семьями, так клубами, или, там, не знаю, командами, бригадами - в зависимости от интереса. В первый раз встречаю одиночку, да еще такую темную, простите за прямоту.
--
Не извиняйтесь. Более неприятную вещь, чем Ваше присутствие, представить себе невозможно.
--
Еще как возможно! Если мы не договоримся. Кстати, уговаривать Вас - не в наших интересах. Нам больше нужны хорошие воины, которые - да-да, Вы правильно подумали - получаются из ваших детей.
--
Из девочек - воины?
--
О, святая простота! Вы хоть свою фамилию, надеюсь, не забыли? - Ольга, надо сказать, всегда стеснялась своей фамилии, еще со школы. Поэтому напоминание о ней воспринимала если и не как оскорбление, то как грязный намек - уж точно. В фамилии "Мазонина", ей слышалось что-то гинекологическое, а, следовательно, постыдное. А когда недалекий учитель физкультуры в десятом классе назвал ее по рассеянности Мазковой, то дико ржала вся девичья половина класса и, впоследствии, молоденькая математичка, ревновавшая к красавице Ольге всех мужчин-учителей и коллекционировавшая все сплетни в школе. Ох, как стеснялась Ольга своей фамилии, стараясь не произносить ее вслух, а только писала на бумаге, если потребуется! И когда мечтала она с девчонками-сверстницами выйти замуж, то представляла себе отнюдь не принца и не звездного актера, а достаточно абстрактного мужчину с непримечательной фамилией - Попов или Лившиц - все равно, лишь бы сменить свою! Пожалуй, она слишком сильно этого хотела, потому как романы завязывала только при наличии подходящей фамилии у своего избранника, а оставшиеся невостребованными Поповы и Лившицы встречались ей не часто, а когда встречались-таки, ни за что не собирались идти с ней под венец. Может потому она так и не забеременела ни от одного из Поповых и Лившицев, что они ее внутренне боялись и были предельно бдительны. Так не любить свою фамилию и вдруг обнаружить, что в ней кроется какой-то смысл или, больше того, тайна - вот так новость!
--
И что фамилия? Она что-нибудь означает?
--
Все фамилии что-нибудь означают. А Ваша - особенно. Хорошо, вот подсказка. Вы как расписываетесь - первая буква имени и следом фамилия?
--
Да... Не совсем... В смысле не полностью... И что?
--
И все! Больше нет времени исцелять слепую! Давайте ближе к делу: жизнь или кошелек? - Он мгновенно придал себе устрашающий "царапающий" взгляд, черты лица заострились, и Оле как никогда захотелось жить.
--
К-кошелек! - выдавила она из себя с трудом, но тут же спохватилась. - В смысле мне жизнь, а кошелек - Вам, да? Или наоборот... Постойте, не сбивайте меня. Алмаза нет, так? Тогда какой у меня выбор?
--
Алмаз есть! Я его чувствую, еще раз говорю. Вот давайте, я его Вам сейчас найду. - Он закрыл глаза, выставил перед собой руку и стал водить открытой ладонью по сторонам, но быстро остановился и открыл глаза. Ладонь указывала на Ольгу! - Алмаз при Вас. Думаю - в кармане халата. В левом. - Показал он теперь пальцем вполне конкретное направление на левую сторону живота Оли, из-за спины которой теперь выглядывала Вика, до этого стоявшая справа и сзади, но переместившаяся по левую сторону, пока Скупщик "искал алмаз". Надо было что-то срочно делать, а Ольга была в растерянности - не предлагать же ему обыскать ее, чтобы он убедился, что камня у нее нет? А если и убедится он, то что тогда - отдать дочерей? Или даже одну из двух - все равно она на это не согласится ни за что! - Ну так что Вы решили? Деньги берете?
--
Денег нам не надо, сами не бедные, - пробубнила глядя в пол Вика, - она у меня, эта стекляшечка. Я отдам.
--
Вот так так! Все-таки девчонка? А Вы, Ольга, выходит, пустышка?
--
Я бы попросила в моем доме...
--
Да полно, полно! Не до церемоний! Ну-ка, ну-ка, иди сюда, - поманил он Вику пальцем, и она пошла к нему, испуганно, не поднимая глаз, - что ты мне хочешь отдать?
--
Не смейте трогать ребенка!
--
А ну, молчать, пустышка! - Скупщик щелкнул пальцами перед Олиным лицом, и она вдруг почувствовала, что в горле ее образовалась перегородка, и как бы не пыталась она выдавить хоть какой-то звук из себя, перегородка не пропускала ничего! - Не пугайся, а то родишь прямо тут. Отпустит, как уйду, не раньше. А ты, малявочка, - приподнял он Викино лицо за подбородок, - сейчас отдашь мне алмаз.
--
А ты его - возьмешь! - Выпалила ему в лицо Вика, поднимая на него распахнувшиеся во всю ширь омуты черных глаз - ни чуточки не осталось радужки, одни зрачки. - И попробуй только отказаться - не будет тебе пути тогда!
--
Крепко завернула, малявочка! Крепко. Ну давай, посмотрю твою "стекляшечку", - он протянул руку ладонью вверх, глядя Вике глаза в глаза, - покажи-ка, что у тебя!
--
Посмотри сам, если сумеешь, - ответила Вика, доставая руку из кармана так, чтоб тыльная сторона ладони загораживала от Скупщика предмет в кулачке, и положила ему на ладонь...
--
Клади к тем трем, да перемешай их, - Вика твердо держала взгляд, и Скупщик, как не старался, не смог оторвать взгляд от ее глаз, чтобы увидеть, что же у него в руке.
--
Древний заговор? Сначала от денег отказалась - я и не подумал. Теперь алмаз в скорлупе дала, да не показала. И сама его в скорлупу упрятала, что ни трещинки не появилось? Лихо! Нет, не Виктория ты, малявочка, а Оживика самая, что ни на есть! Когда ж тебе Остя-Болотница передала формулу, как успела? А если не возьму вот я у тебя камушек? - Он потряс полученное яйцо, внутри которого болталось, вроде как всегда. - А ну как ты обманула, да простое яйцо мне даешь? Знаешь, что за обман бывает, мелюзга ты сопливая?
--
Может и сопливая, да живая! А тебе и правила соблюсти требуется, если хочешь жив быть, да до места добраться еще - выйдет ли?
--
И это знаешь? Правда твоя... - он, не глядя, опустил яйцо в пакет и перемешал все четыре яйца в нем на ощупь, - только не все ты знаешь, малявочка. Защита у нас имеется! Если кто мне в спину сейчас подует, - он сложил пальцы свободной руки в замысловатый кукиш и обвел им Ольгу с Викой, - тот сгорит изнутри! Ну как, рискнешь, Оживика? - Затем он, пятясь, двинулся вон из комнаты - чуть сгорбясь и медленно - видимо, опасаясь повернуться спиной. Затем гордыня все-таки пересилила страх - он распрямился, надменно усмехнулся, нарочито медленно повернулся к ним спиной и двинулся к двери. Вика тут же глубоко вдохнула воздух и сложила губы, намереваясь до конца исполнить наказ бабы-Ости, но не успела...
Стоявшая до этого столбом, Ольга бросилась к приемной дочери и зажала ей рот ладонью. Вика изо всех сил пыталась оторвать руку от лица, но Оля держала ее крепко, пока Скупщик не вышел совсем и не щелкнул замок закрывшейся двери.
--
Доченька! Родная моя, нельзя так рисковать. - Ольга, действительно снова могла говорить после ухода Скупщика. - Я не переживу, если он правду сказал и с тобой что-то случится. А нам еще с тобой сестренок растить!
--
Ф-фу, - наконец выдохнула Вика воздух, - правду, не правду ли сказал - какая теперь разница. Воротится Он снова, и в другой раз его не обмануть. Дуть надо было, вот что! - Она повернулась к Ольге и мягко прильнула к ее животу, в котором осторожно, будто с опаской заворочались двойняшки, все время разговора с гостем не подававшие признаков своего присутствия. Вика смотрела в окно на потемневшую Москву, умытую первым грозовым ливнем этого года - как прошла гроза, она даже не заметила. Из глаз ее скатились две скупые слезинки и... стали высыхать в потоке свежего воздуха - вентилятор у окна был включен!
--
Мам-Оль, ну-ка быстро отходи, - она потащила приемную мать подальше от работающего вентилятора, - как это ты успела его включить, что я не заметила?
--
А сразу, как говорить он мне запретил. Он уже на меня и не смотрел - "пустышка" ведь... А ты думаешь, что он сейчас...? - Тут раздался хлопок, и из вентилятора вслед за вспышкой повалил сизый дымок. Ольга вытащила шнур дымящегося прибора из розетки и пошире открыла окно, чтобы дым выходил.
--
Ага. Стало быть, правду сказал, - Вика призадумалась. - Глядишь, и не воротится Скупщик...
--
Жаль только алмаз отдали, - не без тени разочарования сказала Ольга, ведь доход мог бы быть весьма серьезный, - где ж ты его прятала все время?
--
Я? Прятала? Ты что, мам-Оль, я ему куриное яйцо сунула. Перед тем, как он пришел, я яичницу себе хотела пожарить, да не успела. Пока он с тобой беседы вел, я яйцо в кармане со всех сил грела, чтоб не совсем сырое было! Вот, смотри. - Она показала ладошку, на которой сплошь были свежие волдыри, как при ожоге. - Вроде получилось. А алмаз? Вот он, алмаз, - она приложила руку к левой стороне Олиного живота, - Овсеюшка наша! Я это поняла, когда он рукой искать начал, да и перебежала на другую сторону, чтоб от Овсеи подозрение отвесть.
--
Да? - Оля совсем опешила, - значит Овсея... А Онежка? Она - разве не то же? - Удивилась она, глядя, как Вика замотала головой в отрицании. - Тогда кто она?
--
Не знаю я, мам-Оль. Честно. Считай - она звезда твоя, что ли.
--
Значит, твой сон в руку вышел, - заключила Ольга.
--
Ага, в руку, - кивнула Вика, дуя на обожженную ладонь. Потом прислушалась к чему-то, глядя в распахнутое окно, и добавила, - я бы даже сказала - всмятку, мам-Оль.
Сторонний наблюдатель, ненароком пролетавший в то же время над той же частью мегаполиса, заметил бы черную машину инородного производства, не снижая бешеной скорости врезавшуюся в заснувший, ни в чем не повинный асфальтовый каток у обочины магистрали. Если он, конечно, был, этот наблюдатель.